Голуби

Кроме ворон, в детстве, я видел только двух птиц – голубей и воробьев. Нет, я не буду утверждать, как другие, что никаких других птиц в городе не было. Просто я их и не замечал, а если и видел, то не знал, как они называются. Ну, к примеру, соловей – тот же самый воробей, только стройный. Да и синица, тот же воробей, только с цветными крыльями – при соответствующем освещении и скорости полета – можно и не отличить. Как однажды, уже в начале 2000-х годов моя мать мне взахлеб рассказывала, что в Серебряном Бору она видела воробья-альбиноса! Обычный воробей, только белый! Он клевал крошки хлеба, вместе с остальными воробьями и она, всем сидящим на лавочке рассказывала о том, что он – альбинос и какое это редкое явление в животном мире. Я слушал-слушал и потом спросил – он был действительно снежно-белый или, может быть, желтоватый? Ну, да,- ответила она – немного желтоватый, как бы лимонный. Вот тебе и альбинос – Иволга – обычная иволга! Пугливая, гадина, но видимо привыкла уже к городу и запросто подходит к людям – жрать-то хочется. Так и мы – знали только тех животных, которых нам называли наши родители. А поскольку родители были, в основном, рабочие, а не крестьяне, то, кроме воробья и голубя (так хорошо отличимых друг от друга) никаких других не знали.

Воробьев мы всегда называли «жидами». Мне казалось, что так их прозвали потому, что они много и сильно кричат. Причем на разные голоса. Действительно, когда соберутся на базаре местечковые евреи, шум стоит точно такой же. Хотя взрослые, с кивком на Русскую Православную Церковь,уверяли нас, что, когда распинали Христа, голуби пытались клювиками вытащить гвозди, а воробьи, наоборот, эти гвозди и подносили. Откуда взялась такая сказка – не знаю. Как не старалась церковь уничтожить наше родное язычество, полностью ей это не удалось и очень многие языческие предания в виде суеверий или баек, влились в христианство.

А голубей в нашем квартале было видимо-невидимо. Такого обилия птиц я больше никогда и нигде (имеются в виду большие города) не видел. Обычно они рассаживались на жердочке, которая тянулась вдоль всей крыши и должна была изображать из себя перила или загородку. И представьте себе – их было так много, что они занимали половину этой жердочки. А дом наш, какой-никакой – девяносто метров длиной. В детстве мы его замерили. Поэтому, поднявшись в воздух, голуби нашего двора представляли собою внушительную стаю. Летом, в солнечную погоду, от них можно даже было увидеть движущуюся тень – ведь двор наш еще не был таким заросшим и даже травы в нем, как таковой, не было. Грязи от воробьев было – не в сказке сказать, ни пером описать. Край крыши целиком покрывался птичьим пометом. Мы жили на пятом этаже, над балконом не было козырька, поэтому я хорошо помню, как он быстро засерался птицами. Белье повесить было нельзя – его пришлось бы стирать повторно. Поэтому некоторые (кто мог) делали козыречки над балконами, иные – накрывали повешенное белье клеенкой или (потом, когда она появилась) полиэтиленовой пленкой. Третьи – старались повесить белье поздно вечером, а снять – рано утром, когда еще его не успели обгадить птицы. В общем,- каждый выворачивался по-своему от этого несчастья. Зимой, естественно, все было намного лучше. Голубь – птица теплолюбивая.

Самым, угаженным голубями местом, была помойка, расположенная прямо посредке нашего двора. Добросердечные старушки, не зная чем бы замолить грехи своей молодости, там кормили этих птиц, считая это богоугодным делом. Одна бабка, даже сказала нам слова, якобы из Библии, что они не жнут, не сеют, а бог, нашими руками, питает их. Ну, не знаю как Богу, а нам от этих голубей было тягостно. Иногда, когда бабки, не имея никакого стыда и совести, сыпали крошки хлеба прямо на асфальт, голуби обсерали его так, что можно было запросто поскользнуться. Нам, детям, это было в тягость, поскольку мимо помойки подходила прямая асфальтовая дорожка, на которой было очень удобно играть в банки. Узнав, что некоторые люди, вешали над балконом паленого голубя, чтобы те не пачкали их белье, мы решили поступить также. Поймали голубя, свернули ему шею, наложили бумаги и подожгли. Вонь пошла невероятная. Все мы провоняли этим паленым голубем. Но результата никакого не получили. Бросив дохлого голубя около помойки, мы вокруг него насыпали хлеба и что же – живые голуби не обращали никакого внимания на своего мертвого соплеменника. Они как-то осторожненько обходили его, но не более…

Живя на последнем этаже, летом, я просыпался и засыпал под голубиное курлыкание. Некоторые мои знакомые, позднее, говорили, что это очень романтично. Моя мать, наоборот, не могла нормально засыпать, под этот звук. Он ее раздражал и бесил до ужаса. Иной раз она вскакивала и бегала по комнате, причитая, что эти голуби ее с ума сведут. Ее можно понять – молодая еще, одинокая женщина, раздражается любой мелочью. Особенно романтичной! Если бы я не находил каждое утро на балконе слой птичьего помета у меня эти бы птицы не вызывали никакого отвращения. А какой шум от хлопающий крыльев стоял, когда голубиная стая, неожиданно, испугавшись чего-то, резко взмывала в воздух! Как будто бы хлопали в сотню хлопушек! Интересно! Весной же к голубиному курлыканью добавлялся писк голубиной молоди. Действительно – романтично, романтично…

Но мы, дети, были лишены романтики. Для нас голубь не был «божьей» птицей, а, наоборот, тупой, глупой курицей, носившей презрительное прозвище «сизарь», на которой очень удобно тренироваться в стрельбе. Сначала мы били голубей из рогаток, ловили тазом или ящиком, потом перешли на духовые трубки, затем, самые ловкие, стали ловить голубей руками. Иногда голубей ловили тазом или подъездом.

Последний способ лова – самый оригинальный. Двери нашего подъезда закрывались весьма тугими пружинами. К ручке двери мы привязывали длинную веревку, на которую голуби не обращали никакого внимания и открывали дверь, предварительно накрошив хлеба внутри подъезда. Голуби, в поиске еды, заходили внутрь, мы отпускали веревку, дверь захлопывалась, ну а дальше – дело техники – руками мы сбивали голубя, который обычно бился либо у двери, либо под потолком.

Ловя тазом или ящиком, мы подпирали ящик или таз палкой, в неустойчивое равновесие, предварительно привязав к ней веревку и насыпав под тазом хлебных крошек. Оставалось только дождаться хорошего голубя и дернуть веревку. Ящик или таз накрывали его.

Несмотря на то, что голуби были достаточно легкой добычей, никто их никогда не ел. Уж очень они были гадкие. Какие-то корявые, с больными исковерканными лапками, с растрепанными перьями – они были на самом деле неприятны на вид. И служили, в основном, только мишенью при обучения стрельбе. Ящиком и подъездом мы старались поймать только улетевших с чужих голубятен породистых голубей. Удивительно, как мы ничем не заразились. Но, видимо, наш иммунитет, еще не испорченный отечественной медициной был невероятно силен. Не скажу, что слабых детей не было – были, но они с нами не играли и вообще – умирали быстрее, чем сейчас, еще в младенчестве.

Мать говорила мне, что появление сизарей в Москве пошло с того, что в 1957 году во время Фестиваля молодежи выпустили много голубей, как символ мира. В центре выпускали белых, красивых, породистых, ну, а подальше от центра, выпускали обычных скальных сизых, которые весьма хорошо освоились на новом месте. Высокие дома со слуховыми окошками, обширными чердаками прекрасно заменили им привычные условия существования. Сизари активно размножались, пока не заполонили всю Москву. Скажем так: не заполонили, а загадили и не было от них никакого спасу, пока не запустили соколов, сумевших в несколько лет резко сократить их поголовье до разумного уровня. Помните - обосраный памятник Пушкину на Страстной площади, загаженная брусчатка около Исторического музея – сейчас это все стало чистым и только благодаря соколам.

Мать рассказывала, что по Красной площади, рано утром, ходит машина-пылесос, засасывающая голубей; что на улицах сыплют отравленный корм от которого у голубей не рождаются птенцы и еще какую-то блажь, в которую я совершенно не верю - слишком хитроумно все это для нашей примитивной страны. По крайней мере соколов я видел и как они бьют голубей прямо над улицей - тоже. А машину-пылесос никогда!

Вообще, мне кажется, что распространению голубей способствовала необыкновенная дешевизна хлеба в Брежневском СССР. Люди покупали целый (!) батон хлеба, чтобы скормить его голубям. И для их, довольно тощего, кошелька это не было большим ударом. Моя мать, хоть и не смыслила ничего в экономике, но была в ней, эдакая внутренняя мудрость. Поэтому она говорила: «Люди скармливают хлеб голубям не от того, что они богаты, а потому, что хлеб унизительно дешев». Ей, пережившую, и военный голод, и послевоенную разруху смотреть на это было противно. Интересно, что в те годы в каждой булочной висел плакатик «Умейте хлебом дорожить». Но, несмотря на это, выкидывание хлеба в помойное ведро было обычным делом. И, когда ребенок ронял кусок булки на землю, родители не отряхивали его, а вырывали из рук у ребенка и выбрасывали. Да, к сожалению, люди не умеют дорожить дешевым.