Коммуналка

Под орган душа тоскует,

Плачет и поет.

Торжествует, негодует

Горестно зовет:

О благий и скорбный! Буди

Милостив к земле!

Скудны, нищи, жалки люди

И в добре, и в зле!

О Исусе, в крестной муке

Преклонивший лик!

Есть святые в сердце звуки, —

Дай для них язык!

ИВАН БУНИН



Моя бабушка жила в коммуналке.
Я пропадала у нее целыми днями, поэтому знала, что это такое не понаслышке.
Старый деревянный барак довоенной постройки, шесть семей в одном коридоре.
Шаркающие тапочки днем и ночью.Замирающие шаги под дверью. Прислушивание. Прослушивание.

Слева,в дальнем углу, жила одинокая женщина по имени Зина с сыном - неудачником.
Здоровый восемнадцатилетний "лоб" ждал повестку в армию. Техникум бросил и смотрел на всех мутным взором.
Напротив – супружеская пара - он вечно строгал что-то и пилил, она работала парикмахером на углу Дзержинского и Лермонтова (больше всего меня шокировало странное соседство имен двух столь разных личностей. Не иначе, проделки сатаны!)
Затем - комната моей бабушки, вернувшейся из Штатов умирать на Родину в семьдесят восьмом году. Все стремились туда, а она – оттуда. Было ей в ту пору восемьдесят два года.

Она была совершенно другая.Не советская какая-то женщина.
Моей маме она приходилась тётей. Своих детей у нее не было, и она подолгу рассказывала мне вечерами свою непростую жизнь.

Я приходила с занятий усталая, бабушка пододвигала мне кукурузную кашу: "ешь, богатая витаминами, полезная". Затем мы пили чай с мёдом, мне хотелось сладкого и я говорила ей:
-Давай я схожу за конфетами или бубликами.
На что она отвечала на ломаном русском:
- От сладкого женщина толстеет и мужчины тебя любить не будут.Это здесь у вас такие традиции.А ты ведь еще и танцуешь. А у тебя есть бой-френд?- спрашивала она меня внезапно.
-?- (В школе я учила немецкий и знала, что френд-это друг, но понятия "бой-френд" я не знала и отрицательно мотала головой.
- Вай нот?-спрашивала она у меня. -Тебе уже 14 лет, детка. Пора иметь воздыхателей! В Америке у твоих  ровесниц уже есть приятели, которые провожают их в школу.
Бедная бабуля! Если бы она знала, что в СССР тогда даже секса не было.И дети получались совершенно случайно.

-Я вышла замуж в пятнадцать лет, -начинала она свой рассказ ,- у меня не было выбора.
Я была главной в семье. Родители умерли рано и я осталась в доме за старшую.
Рядом с нами жил очень пожилой обеспеченный человек. Было ему лет шестьдесят. Я пошла к нему работать: стирать, готовить, убирать.
О постигшем нас несчастье он слышал и потому взял меня горничной.

Однажды вечером попросил остаться и...предложил замуж.
Я была совсем ребенком и ни о чем таком не думала.
Поэтому попросила время на раздумье.

Всю ночь проплакала от страха и стыда, а наутро пришла и согласилась.(Кроме меня было еще четверо братьев и сестер).
Так я стала хозяйкой большого дома.
Муж меня жалел и любил, холил и лелеял. Заботился и о моей семье. Мне повезло.
Стала ездить с ним на ярмарки и выставки в Москву и Санкт-Петербург.(Он был коммерсантом и у него были ценные акции какого – то предприятия). Купили недвижимость на юге.
Потом грянула революция, имущество экспроприировали большевики .

Муж предлагал бежать на запад. Но здесь жила моя семья и оставить их я не могла.Изо всего, что удалось нажить, осталась швейная машинка «зингер» да квартира из двух комнат. Зато выросли мои младшие.
Братья мои к тому времени выучились.
Один уже работал военкомом (расстреляли в тридцать седьмом по ложному доносу, впрочем, как и мужа (его осудили по пятьдесят восьмой), второй брат, твой дед, в тридцать девятом получил диплом ветеринарного врача, погиб позже, на войне).
Меня саму, - говорила она,- немцы угнали в Германию. Детей мы с мужем не нажили, (он был не молод) я осталась одинокой. Вот и отправили на работу.

Родилась я в станице" Платовской" Донской области, в семье казака.
А вот бабушка твоя родом из станицы "Денисовской"  той же области Войска Донского.Она была избалованной, из очень известной семьи(её старший брат был награждён дважды Георгиевскими крестами и медалью св. Георгия).К ним  мой брат и засылал сватов. Так они и поженились. И появилась твоя мама.

Бабушка рассказывала, и оглядывалась по сторонам, не услышал бы кто...

Дело в том, что прямо напротив нас с бабушкой жила семья милиционера патрульно-постовой службы. Володя был постоянно пьян, почти никогда « не просыхал» .С женой они вечно вступали в споры, драки - ссоры, перемежавшиеся битьем посуды и столь горячими же перемириями.Бабуля называла его уважительным именем «полИс».
В его присутствии нельзя было ни громко смеяться, ни тем более, отпускать шуточки в адрес представителя органа власти.
- Ну почему?- возмущалась я.-Уже не те времена, сейчас всё иначе. Он - алкоголик, баба...
- Времена всегда одинаковые - отвечала бабушка.-Опасные...

После четырех лет плена и работ на Германию, освобожденная Беата, как и многие другие, на Родину не вернулась. Жила во Франции, попросила убежища в США, где и прожила до старости.

-Подай мой крем,-говорила она.- Женщина должна наносить на лицо только хорошие крема.
Потому, что результат будет виден гораздо позже.
Она ловко вбивала крем в лицо, одновременно массируя его, затем надевала чепчик на голову и, обложившись подушками, засыпала быстро и глубоко.

Я доучивала уроки и выключала светильник.
Комната погружалась в темноту, а я смотрела на спящую бабушку Беату и думала, что судьба – вещь сложная. Никто, ровным счетом никто, не может предсказать того, что будет с ним завтра...
Ведь этой счастливой женщине пришлось жить в стольких странах, столько всего увидеть и познать, чтобы однажды вернуться на Родину доживать свой век в этом бараке...
-Ничего, девочка,-говорила она мне.- На Родине и сухарь - пряник, а на чужбине и пирожное горше яда...
Когда папа перевез бабушку Беату, он привез ее к нам.
Мы, дети, любили ее как родную, так как к тому времени мамина мама уже умерла.

Смерть родной бабушки я пережила очень трудно.
Помню, как сидя на занятиях, просто почувствовала толчок в грудь. Болевой. Огнем обожгло. Стало плохо.
Я встала из-за парты и молча вышла в коридор. Там причесалась, пересчитала мелочь-хватало на автобус и коржик.
По пути купила коржик и поехала к бабушке в больницу.
Просто вошла в палату, увидела потемневшее бабушкино лицо и ...кинулась к ней . Но меня вывели из палаты и сказали: «детям там находиться нельзя , твоей бабушке очень плохо.»
Потом пришел врач, спросил, где мама. Я сказала, что мама в больнице - у нее были проблемы с венами, и что ходить она не может.
Врач ответил, что приехать надо как можно быстрее, «так и передай родителям» услышала я.
А я стояла , не двигаясь, как истукан, предчувствуя что-то.
Слушала и не слышала врача. Тупо смотрела на коржик, пока кто-то не сказал, что пора ехать домой.
На другой день бабушки не стало.


Беате я была рада, так как мне не хватало моей бабули, не хватало...
Но Беата приехав, поставила условие: пусть в коммуналке, но ей нужна своя комната. Так папа перевез ее в бабушкину комнату.
По утрам она варила нам два яйца на завтрак, потом мы пили кефир, и я убегала на занятия.
Именно от нее я узнавала многое из жизни за границей.

Она рассказывала, что в одном из пересыльных пунктов, будучи уже сорокапятилетней женщиной, она познакомилась со своим вторым и последним мужем. Что прожили они долго и счастливо вместе. Затем он умер, и ей пришлось уехать оттуда, из Америки, так как никого из близких больше не осталось рядом...
Вот так она и оказалась в этой коммуналке.
Где все и всё на виду.

В двух остальных комнатах жили: слева - пожилой массовик - затейник, справа- одинокая девушка, сирота.
Иногда мы сталкивались с ней в коридоре, меня всегда удивляли её растеряно-озлобленные глаза.
Она ни с кем не дружила и не общалась. Её боялись.


Самым любимым занятием у нас с бабушкой было рассматривать ее «драгоценности»:
Альбом с фотографиями, украшения, дорогие её сердцу, письма и всякую всячину - американские ручки, швейцарские карандаши, бельгийские марки, перья, блокноты с изображением американских президентов, бусы и пуговицы.

- А это кто тебе подарил?-спрашивала я, подавая ей очередную вещицу.
- Это подарок одной мексиканки...- и бабушка уходила мыслями вдаль.
- А эту брошь?
- Это мой муж, уже в пятьдесят третьем...
Я любила рассматривать фотографии, кто есть кто, кто как выглядит, кто как одет, что было неудивительно. Ведь страна была закрытой, выезжали единицы, и всё там, на Западе, было иначе...

Однажды нас пригласили с Беатой к себе соседи, живущие напротив, в особняке.
Их бабушка дружила с моей. Дело было под Новый Год.
Мы собрались, купили подарки и пошли.
Было много взрослых.Ёлка была высокой и нарядной.
Сначала они выпили шампанское, потом мы поужинали и старики сели играть в домино и карты.
Тут мне стало скучно - захотелось поехать домой.

Однако, через полчаса, пришли дети моего возраста – Клара и её брат Коля.
Кларе было лет пятнадцать, а Коле-семнадцать. Они пригласили меня к ним, в комнату.
Там у нас был свой праздник, отличный от взрослого.
Пришли ещё какие-то ребята. Мы стали смотреть журналы мод и автомобилей.Включили музыку и ...стали танцевать. Новый Год встретили отлично.Бегали по двору, лепили снежную бабу, в общем, все как у всех детей.
В два часа мы с Беатой пошли домой.
Подойдя к дому, я увидела, как черен и непригляден этот барак в темноте.

На кухне сидел уже пьяный массовик с гармошкой. Он наяривал «Амурские волны», милиционер Володя сидел, положив голову на стол, Зина и жена Володи курили на крыльце, громко матерясь и обсуждая кого-то...
Из комнаты одинокой девицы выскочил сын Зины, а потом выбежала и сама девушка и, с криком: «Сволочь!» Бросила тапочком в спину парня.

Мы замерли перед нашей дверью.
Беата шуршала в сумочке в поисках ключа, наконец, нашла его и открыла дверь в комнату.
Мы вошли и выдохнули: -Уф! Слава Богу, мы – дома!
Я взглянула в её лицо и всё поняла. По лицу моей мужественной бабушки текли слезы...

- Включить свет?- почему-то шепотом спросила ее я.
- Не надо, - так же шепотом ответила бабушка,- лучше свечи зажги. Там, на столе подсвечник...
Я зажгла две свечи и мы сели за стол вдвоем прямо в шубах, которые она называла красивым французским словом «манто». Я смотрела на нее, а она – на меня.

- Не дай Бог, тебе, девочка, вернуться домой чужестранкой.
Ведь такой их жизнью ты жить уже не можешь.
И там ты - чужая, и здесь - не своя... Ни Родины, ни флага.
Наутро я поехала к родителям с предложением «съехаться с Беатой». Не должны старики жить в одиночку. Никогда.

Прошло тридцать лет. Я приехала домой.
Смотрю в окно на морозную русскую зиму и думаю, что надо бы одеться потеплее.
Ну вот надену хотя бы бабушкино манто. Думаю, что оно – то меня должно спасти. Хотя бы от мороза...