Путешествие Пуси Югорской из Сибири в Мууга. 1

Иллюстрация Сирли Одер.
Начато 12.11.2009



Пуся пересекает границу.

Скорый поезд Москва-Таллинн  прибыл точно по графику. Рождественский Таллинн встретил путешественницу, как древняя королева своих подданных, в белоснежной мантии и невообразимо пышном парике. Дома в белых пушистых шапках казались сказочными и великолепными. В  городе царили стерильная чистота и порядок. Снег, как искусный художник заретушировал почерневшие зубы, припудрил   провалившиеся щёки, сей древней дамы, перевалившей почти за тысячу лет. Под  толстым слоем снежного грима и пудры прятались язвы и коросты старинного города. 

Пуся, как барыня  сидела в контейнере. Мимо её «кареты» беззаботно пронеслись маленькие сапожки,  озабоченно проскрипели добротные   ботинки «Саламандра», обречённо прошаркали стоптанные сапожища времён Певческой революции . Жизнь кипела.  В воздухе носились запахи моря, снежинок, чаек, богатой и сытной жизни. Карета вдруг остановилась, и прямо  перед пуськиным носом притормозили сапоги. «Вот и кучер подоспел!» — радостно подумала Пуся.  Контейнер  взмыл вверх, хлопнула дверь, и красная тойота помчала путешественницу навстречу новой жизни. 

Пуся, переступив порог большого дома, осмотрелась. Она настороженно  втянула воздух в себя, ощутив нутром, резкий запах самца. Первым делом иностранка неслышно взобралась по лестнице вверх, обнюхала там все углы и также стремительно спустилась вниз. Затем  подскочила к подносу, засунула свой любопытный нос в тарелки, ознакомилась с сегодняшним меню и понеслась восвояси.

Юстас издали напряжённо смотрел на незнакомку.   Несколько часов обнюхивал тощую, как балтийскую сельдь пришелицу, но не подходил к ней близко.   Внимательно оглядывал непрошеную гостью, которая  не отличалась  хорошими манерами. Серая кошка как угорелая носилась по дому и совала свой нос, куда попало. Несмотря на благородное происхождение и нордический характер, Юстас начинал терять контроль над собой. Зрачки  его круглых, как грецкие орехи глаз расширялись от недовольства, ноздри раздувались. Горячая  восточная кровь закипала  в нём, как вода в электрическом чайнике.

—Это мой дом!— зашипел, обнажив в хищном оскале все свои зубы, перс. — Кто посмел залезть на мою территорию!?
—Невежа! Плебей! Дикарь!— выпалила на одном дыхании Пуся и мигом отпрянула от рыжего кота.

Она подлетела к хозяйке и прижалась к её ногам. Хитрая бестия ласково тёрлась о ноги своей заступницы,  плутовато поглядывая на Юстаса.
—Не сметь, шипеть!— вступилась владелица дома, взяв демонстративно  кошку на руки.— Пуся  будет теперь жить здесь, с нами. Только тронь её, и тебе не поздоровится.

Для Юстаса это было дурным знаком. Он привык к всеобщему обожанию своей царственной особы. Никто не мог устоять перед Юстасом, двуногие склоняли колени перед  вальяжным котом  красно-рыжей масти.  Круглые, как чайные блюдечки глаза, вызывали у всех гладкокожих  немой восторг и непреодолимое желание прикоснуться к его высоко вельможной особе.  Перс снисходительно подставлял двуногим бока, выслушивая восторженные дифирамбы в свой адрес. 

Лиза держала Пусю, как маленькое дитё,  на руках. Подлая кошка нежно припала к груди  хозяйки, обняв её обеими лапами за шею, как это могут делать только человеческие детёныши. Пуся замурлыкала  ей в уши песню древних хантов, от которой хозяйка видно на время потеряла разум. 

Юстас ревниво следил за ходом буйного помешательства хозяйки, не понимая, как это дворовая девка из села Кукуево нашла путь к её сердцу. Лиза Симсон никогда не была страстной кошатницей. Она была рассудочной натурой и относилась к животным, как к вынужденной необходимости, которую надо терпеть.  Юстаса она  держала вместо таблетки от плохого настроения для мужа. Но Пуся каким-то образом сумела растопить её сердце и даже внушить к себе необъяснимую любовь всего за несколько дней. На хозяйку нашло наваждение, и она притащила безродную кошку за три моря  домой. Лиза не спускала её с рук, смотрела сквозь пальцы на её шалости и даже прощала острые коготки. Она даже прицепила Пусе на шею розовый атласный бантик в знак особого расположения.

Иностранка чувствовала себя привольно в новых хоромах. Она вальяжно развалилась на диване на любимой подушке Юстаса. Тот не спеша с достоинством, подошёл к Пусе и, молча, замер перед ней как древний сфинкс, гипнотизируя её глазами. Гостья  равнодушно глянула на перса, сладко зевнула и, свернувшись колечком, мирно задремала на новом месте.

—Сударыня, не соблаговолите ли освободить сие место! — зашипел Юстас со всей силой своего негодования, выгибая спину и вздыбливая шерсть.— Дело в том, что это моё спальное ложе!   
—Где хочу, там и лежу! — промурлыкала недовольно Пульхерия.— Настоящие джентльмены всегда уступают место дамам! Я не сомкнула глаз четверо суток.  А ты как с печки свалился, грубиян!
—Тоже мне барыня нашлась! — прорычал перс,  терпение которого окончательно лопнуло. — Из грязи да в князи!

Юстас затаил обиду на Пусю, но решил не пороть горячку, а дождаться лучших времен. Он засыпал в этот день  с обидой на хозяев,  и на безродную приживалку. Ему снилось, что Пуся становится огромной-преогромной кошкой  и заполняет собой всю комнату. Перс беспокойно вздрагивал во сне всем телом и тревожно мяукал от ужаса.

Пульхерия засыпала счастливая. Вот и сбылась её мечта, она в настоящей загранице. Кругом мяукают на иностранном языке. Все её обожают, кроме этого поганого рыжего кота. Но ничего  она поставит на колени этого манерного перса. Не таких выскочек она обламывала.

продолжение http://www.proza.ru/2011/01/24/1829