Я вернулся

Я сидел на сырой земле, прислонившись спиной к Стене. Шел дождь, ветер дул довольно сильно, но мне было жарко. Я повернулся и снова неуверенно дотронулся рукой до шершавой поверхности кошмара, преследовавшего меня все двадцать лет моей свободы. Мне все не верилось, что я вернулся. Сам. Как же так получилось, как же я смог?
За этой Стеной находилась моя Родина, моя земля, место, где я родился и провел юность. Гражданская война произошла в моей стране, когда я был еще совсем маленьким, и о ней самой я ничего не помню. Они победили в ней, они победили нас, своих же сограждан. И не просто победили, но и заставили нас этому радоваться. Они указали нам, как жить дальше, и заставили считать, что именно так жить правильно. Они указали нам, что нам нужно, и заставили этого хотеть. Они указали, что нам нужно думать, и заставили нас так говорить. Но мы все равно знали, что это не свобода, но свобода существует, и она за быстро растущей стеной. И многие бежали, и я бежал, и нам стреляли в спину.
И вот я оказался в другой, свободной стране. Сначала все думали, что я могу быть шпионом, и задавали много вопросов. Я отвечал правду и вспомнил все, я ругал свою страну, я поносил ее. За это мне дали гражданство.
Я был молод и в отличие от многих других беглецов смог привыкнуть жить свободно. Я смог устроиться, завел семью. Дела шли хорошо. Но недавно врачи сказали – я серьезно болен, и жить мне осталось не больше месяца. Что ж, я много работал и обеспечил свою семью, но не успел сделать в жизни главного.
В школе, где учились мои дети, я рассказывал про то место, откуда сбежал. Про цензуру и голод, про всеобъемлющий контроль и постоянный страх, про доносы, тюрьмы и лагеря, про расстрелы и пытки. Дети слушали внимательно, они ужасались и жалели нас, они называли меня героем. Но они так и не поняли, что я хотел им сказать. Даже своим детям, я не смог объяснить. Пусть им теперь скажут, что я вернулся назад.
Я встал и посмотрел на Стену. То ли с тех пор она стала выше, то ли я ниже стал. Все же мне удалось преодолеть ее и коснуться ногами родной земли. Увы, уйти от патруля я не смог.
Меня почти не били, не издевались и не угрожали. В любом случае, мне уже было ничего не страшно. Прошло не так много времени, как я оказался в кабинете какого-то начальника. Он тоже задавал много вопросов и тоже считал, что я шпион. Он улыбался и смотрел на меня безразлично.
Я отвечал правду. Что я сбежал и захотел вернуться. Он не поверил и перестал улыбаться. В его глазах промелькнула боль. Я попытался объяснить, снова, хотя за двадцать лет меня так никто и не понял. Но он то должен понять – с этой стороны от Стены.
- Они называли меня героем, за то, что я сбежал, - сказал ему я.
Он долго смотрел в окно, не знаю, что он там видел, но, кажется, то же, что и я.
- Вам нужна другая одежда, - ответил он, наконец. И сам принес мне ее: серая рубашка, серый пиджак, серые брюки. Все это плохо сидело на мне, впрочем, она плохо сидела на всех.

В поезде ехало слишком много народу. Сидеть приходилось по очереди. На одной из станций зашли люди в черных уродливых куртках и начали проверять документы у тех, кто вызывал у них подозрение, проходя от концов вагона к середине. Весь ужас, который я испытал, слишком явно отразился у меня на лице, и люди вокруг начали смотреть на меня с понимающим страхом. Когда проверяющие проходили мимо меня, грузный мужчина, сидевший рядом со мною, неуклюже поднялся поправить чемодан на верхней полке, полностью заслонив меня. Остальные промолчали.

Наша бывшая квартира пустовала и была в ужасном состоянии. Я пытался расспросить соседей о родителях, но они ничего не знали. Просто, иногда за людьми приезжают, - объяснили они, - за что, куда увозят, никому не дают отчет. Приехать однажды могут за каждым.
Я сижу у окна, сижу тихо, не включаю свет. Я знаю, сейчас соседи должны позвонить, чтобы пришли и за мной. Вместо этого соседка принесла мне чай, и я пью его с удовольствием. Мне кажется, что вода, текущая по трубам моего дома может исцелить меня. Но соседка называет этот чай отравой. Впрочем, ничего другого нет.
Я смотрю на серое пасмурное небо, на серую улицу, на серые дома и серых прохожих. Вот из-за угла выползает длинная серая шеренга. Конвоиры с автоматами куда-то ведут людей, подгоняют их криками. Те смотрят под ноги и подчиняются, хотя их больше, намного больше, чем их вооруженных надсмотрщиков. Прохожие уступают дорогу, но стараются не смотреть.
 И вдруг кто-то из шеренги не выдерживает, он бросается на автоматчика, а тот не стреляет. С улицы доносятся крики, но по-прежнему не слышно стрельбы.
Люди выбегают из домов. Всем страшно, но никто не хочет оставаться в стороне. Поднимается шум. Толпа растет. Я спускаюсь на улицу и присоединяюсь к ней.

Наверное, врачи ошиблись, прошло больше двух лет, а я все еще жив. А, может, я просто не захотел умереть. Стена все еще стоит, ее не разрушили – слишком многие захотели перелезть ее снова, обратно. В нашем городе есть прекрасный парк, я сижу на лавочке у куста шиповника и смотрю, как дочь играет с нашей собакой. Она счастливо смеется, и ее серое платье ей очень к лицу.