Не надо про Париж 17 глава

Каждый день она ждала перемен. Но всё было по-прежнему. И, как обычно бывает, в момент, когда  ничего хорошего  не ждёшь, в детдоме появилась комиссия райкома партии с комплексной проверкой учреждения.

Засуетился и отдел народного образования. Рано утром, с первым автобусом, по первому снежку в огромном лисьем треухе, мех которого  изрядно поистёрся, старой облезлой волчьей шубе, стоящей колом, в подшитых валенках, оглядываясь по сторонам, стараясь быть незаметным, прошмыгнул в котельную инспектор районо Гринцевич. Консерватор во всём, Степан Кузьмич и в одежде был консервативен: подумаешь, одежда поизносилась, главное, чтобы тепло было. Почему инспектирование он начал с котельной, вполне объяснимо: может, тепловой режим решил проверить? Но, как выяснилось потом, причина была совсем другая.  До начала занятий  полчаса, а он выскочит из котельной со звонком – и в учительскую: «Пожалуйста, товарищи учителя, предъявите  планы!» Вот тут-то и начнётся переполох. И он всех   на чистую воду выведет.

Но коварный план Гринцевича сорвался. Кто-то на крыльце школы разлил воду, и она в  сорокаградусный мороз мгновенно превратилась в лёд. В предвкушении огромного удовольствия от предстоящих разоблачений он  потерял осторожность, лихо прокатился по льду, потеряв  знаменитую шапку, затем, нелепо размахивая руками, сделал неуверенный шаг назад, и  немного побалансировав, хватаясь за воздух, рухнул на спину, подмяв под себя несгибаемую шубу, смягчившую удар. Всё-таки падая, инспектор ушибся, так ушибся, что некоторое время лежал неподвижно:  каждое движение доставляло  ни с чем не сравнимую боль.

Опаздывающий на работу Добродей и стал спасителем Степана Кузьмича. Первая мысль, пришедшая  в голову: «Что здесь, лёжа на крыльце вверенной ему школы, делает гроза учителей района, страшный буквоед Гринцевич?» Вторая мысль: «С этим нужно что-то делать!» Приказав ни на шутку напуганной немой техничке Ольге Николаеве бежать за фельдшерицей, он попытался  немного облегчить  страдания Гринцевича, создав минимум комфорта: положил под голову потерпевшего  треух и зачем-то расстегнул пуговицы шубы. При этом Добродей спросил у своего начальника, стараясь делать это, как можно деликатнее: «Степан Кузьмич, дорогой, какими судьбами?» И в ту же минуту понял, что слова были сказаны не к месту – уж слишком нестандартной была ситуация. Тот с ответом не спешил, разговаривать с Добродеем или не хотел, или не мог.

Напуганная курьером, не сумевшим, как следует, объяснить причину вызова,  Женька-фельдшерица бежала, не разбирая дороги,  - только шуба заворачивалась. Бросив  неопытный взгляд на распластанное тело мужчины, она сразу же решила: «В район повезём,  в район. Дело тут, по всему видно, серьёзное», а про себя подумала: «Ну его к чёрту, подальше от греха. – Андрей Владимирович… Велите Проньку запрягать».

Проверка детдома шла по всем правилам. И, казалось, не будет ей конца. Нарушения были во всём. Неожиданно председателю комиссии пришла телефонограмма о том, что на днях ожидается ещё одна проверка – министерская. «В святом семействе» начался переполох. Было решено: детдом расформировать ещё до приезда комиссии. Крысы бежали с тонущего корабля. Первым покинул палубу находившийся под прикрытием родственника-директора  завуч Илья. Всех детей моментально переодели в новые суконные пальто с искусственными, сделанными под цигейку, воротниками, тёплые зимние шапки, совершенно бесформенные, одинаковые для девочек и мальчиков, дали новую школьную форму, валенки. Приодели и стали отправлять по другим детским домам.

Напуганные такой спешкой Нинины пятиклассники  в слезах прибежали попрощаться с учительницей. К сожалению, Нины дома не оказалось. Дверь  открыла Света.

- По какому поводу слёзы льём? – спросила она, ни о чём не подозревая.

- Мы уезжаем, - размазывая слёзы по щекам, заплакали ребятишки.

- Мы пришли с Ниной Петровной попрощаться, а её дома нет, - громко всхлипнула Валя Ситникова. – Мы ей подарки на память сделали. Вот. Ничего другого у нас нет.

Коля Сологуб протянул Светлане пучок  лучины:

- Печку будете растапливать и меня вспоминать. Хорошо гореть будет.

- А это ей на память деревянное ружьё. Я его сделал своими руками, Передайте, пожалуйста,  Нине Петровне, -  сказал Валерка Ильин, протягивая учительнице ружьё. – Вот только не знаю, понравится ли оно ей?

- Что ты, Валера, конечно, понравится: она такие ружья любит, - поддержала мальчишку Света.

Потом она взяла гвоздь, забила его молотком в стену над кроватью и повесила Валеркино ружьё. Мальчишка  повеселел.

 С Ниной дети так и не встретились. Придя домой, она увидела трогательные детские подарки и разрыдалась. С тех пор прошло много лет,  но где бы она не жила, над её кроватью появлялось Валеркино  деревянное ружьё, как напоминание о настоящих человеческих чувствах, объединивших ребёнка и взрослого. На душе было тяжело: она чувствовала себя виноватой в отъезде детей.  Успокаивало только то, что в других местах им будет лучше. И напрасно…

Через несколько дней пришло письмо от Валерки, где он сообщал, что шарф, который Нина Петровна  подарила, украли, значки тоже «стырили». Коля Сологуб писал, что ребят опять одели во всё  старое. У Вали пропала её любимая книжка -  подарок школы за хорошую учёбу. Бедные дети,  нигде им нет счастья…

Несколько дней Нина ходила как потерянная. В классе несколько пустующих парт..  Уменьшилась стопка тетрадей и дневников. А вон на стене рисунок Василька – дом, из трубы которого вьётся дымок, а у крыльца – совсем не злая собака. Дом должен быть у каждого.

А был ли дом у Нины? Конечно, был, был в прежней жизни. Это родительский дом. Его тепло Нина ощущала по-прежнему. Сейчас же было нечто его заменяющее: временное, неуютное,  чужое жилище.


Время от времени появлялся в их доме Игорь Ферц, подходил к Нине, заглядывал  в глаза, шептал: «О, Лорелея», - и исчезал, засвидетельствовав таким образом своё почтение. Нина  не боялась появления Игоря, потому что знала: ничего плохого сын завуча ей не сделает. Он тяжело болен и время от времени проходит курс лечения в психиатрической больнице. В данный момент болезнь в стадии ремиссии, и он не опасен. Несмотря на это, каждый приход Игоря выбивал Нину из привычной колеи. Но, сочувствуя его родителям, она никому о посещениях Игоря не говорила. Ей было бесконечно жаль  паренька: через мутную  пелену болезни, видимо, пробивались иногда естественные для молодого человека здоровые  чувства,  хотелось любви, внимания, ласки. Нина ему нравилась. Она заметила, что к общению с ней стремятся  убогие, ущербные, несчастные люди, бездомные кошки и собаки. Чем это можно объяснить, Нина не знала, но  каждого старалась не обделить вниманием, согреть, выслушать, накормить, успокоить. «Жить для других, чувствовать боль других и принимать её, как  собственную, -  вот, пожалуй, то, чему нужно следовать. В этом и заключается жизненный смысл. Ничего плохого в том, что Игорь приходит сюда, нет. Но что люди скажут?» - уже в который раз подумала Нина.

На каждый роток не накинешь платок. Да, иногда заходят к ним «на огонёк» парни посидеть, поговорить, магнитофон послушать. А тут ещё Филиппок, кочегар школьной котельной, повадился деньги занимать. За три рубля он готов  обещать золотые горы. Не уйдёт до тех пор, пока своё не получит. Как-то проворковав очередную просьбу, он с мольбой смотрел Светке в глаза, надеясь на понимание – «трубы горят». Окинув взглядом его небольшую, метр с шапкой, фигуру, она сказала, указав на оцинкованную ванну, наполненную холодной, только что с улицы, водой: «Сядешь в ванну – деньги получишь!» Сказала просто так, шутя. Но Филиппок, долго не раздумывая,  в валенках, фуфайке и стёганых брюках плюхнулся в ванну, выплеснув на пол половину воды. Вода ручьями стекала с  одежды, а он уже тянул руку за «трёшкой». Попробуй, не дай, лиши человека  голубой мечты. Схватив деньги, Филиппок мгновенно исчез.

-  Нельзя же так, Света! – возмутилась Нина. – Он же человек!


- Это человек? Ну да! «Это великолепно, это звучит гордо!» Ты, как всегда, идеализируешь! Человек – это тот, кто прежде всего себя уважать научился. А этот -  пародия на человека.

- Так зачем  его делать ещё хуже, Свет? И как после этого ты можешь себя уважать? А ты после этого человек?

Достичь взаимопонимания   не удалось. Преодолеть подобные конфликты помогали книги. Как только книга оказывалась в руках Нины, она чувствовала себя абсолютно защищённой от бытовых неурядиц, злого слова или умысла. Несколько страниц текста – и окружающий мир  переставал существовать. Богатое воображение позволяло примерять  наряды другой эпохи, поступки литературных героев… На этот раз в её руках роман «Война и мир». Вот уже в который раз вместе с Толстым она  пытается разобраться, чем нужно руководствоваться в любви: сердцем или разумом? Если сердцем, то оно будет учащённо биться каждый раз при виде очередного привлекательного парня: «Только он, только он, только он…» Разумом? Это такая скука – всё взвешивать, рассчитывать каждый шаг. Многие читатели без ума от Наташи Ростовой, особенно парни: « Вот бы такую девушку, как она,  в жёны». «Плохо роман читали, мальчики», - говорила  им Нина. – С такой, как Наташа, наплачетесь!»

 Это теория любви. Одно дело о ней рассуждать, другое – прижаться к надёжному плечу, зная, что друг не предаст ни при каких обстоятельствах. В обозримом пространстве таких друзей не было. Душа ждала кого-нибудь,  сердце готово любить, и  в ожидании чуда было раскрыто настежь.