Встреча с писателем

"Десять минут. Двадцать минут. Автобус меня качает, я цепляюсь за ременную петлю, которая вроде как должна меня поддерживать, но только болтает болтанкой, и сейчас я заболею морской болезнью и немедленно наблюю на широкую спину впереди. Или долбанусь лбом о стекло. Я еду к знаменитому писателю. Мне стыдно. Мне жутко и стыдно. Но у меня пакет для писателя. И поэта. Да. Передам быстренько и поеду домой."

 Второй год Еве кажется, что настанет новый день. Каждый новый день мучает ее стыдом и сонливостью. Почему мне стыдно жить? – думает Ева.

 
Палец на звонок.
Раз. Два. Все, звоню в последний раз и ухожу – думает Ева.
Из-за двери раздается невнятное ворчание. От, блин, не удалось смыться – думает Ева. Встает пряменько и вперед выставляет ценный пакет.
Дверь открывается.
Ева видит плотную завесу дыма. Не висит ли в прихожей пара топоров? – воображает она.
Из-под завесы выглядывают желтоватые щиколотки и тапки - серые, лохматые от торчащих ниток.
Ева поднимает голову. Перед ней мужчина лет пятидесяти, здоровенный и черный, в триконах, в растянутой пожелтевшей майке, лохматый и злой. Он подцепляет Еву острым взглядом узких азиатских глаз. Ева забывает, как дышать. Надо бы поздороваться, но рот издает какой-то невразумительный писк.

- Оксанаааа!!! – дурниной орет мужик.
Из квартиры доносится женский голос, слов не разобрать.
- Оксанааа!!! Почему я должен сам открывать двери?!!!
Он поворачивается к Еве.
- Вы кто?!
- Я от Марианны – пищит Ева. Ей страшно.
- Какого черта?! Чего пришла?!
Ева протягивает ему пакет, надеясь, что на этом все кончится, и больше она ужасного человека не увидит, но знаменитый писатель на пакет не обращает внимания. Он отступает на шаг и говорит:
- Ну, ладно. Проходите!
В прихожей темно. Писатель куда-то скрылся. Ева разувается. Тапок не видно, Ева стаскивает куртку и шарф, вешает на подвернувшуюся вешалку, идет вперед по коридору.
Первая дверь открыта, за ней видна долговязая барышня в блузке и юбочке. Барышня оглядывается на Евино «Извините…» и машет рукой – проходите, мол, дальше.
Дальше еще одна открытая дверь. В проеме видна комната. Стены закрыты книжными стеллажами, у окна стол, на столе компьютер, коньяк, бардак и окурки. Рядом кресло, возле него стоит хозяин квартиры. Хозяин успел накинуть шерстяную рубашку желтого цвета. «Ему идет» - мельком думает Ева – «только азиатам такие вещи и идут». Ева останавливается на пороге комнаты, прикрываясь пакетом, как большим фиговым листом. «Да идите уже!» - бросает ей писатель.

 Оказывается, что он не огромный, а среднего роста. На голове воронье гнездо, ноги немного кривоваты, но зато никакого брюха. Писатель показывает Еве на кресло. Ева садится.
- Надо же. Разулась. А эти никто не разувается.
Ева прячет под стул ноги в колготках.
- Ну и что там у вас? – спрашивает он.
- Не знаю – честно отвечает Ева.
- Поди, стихи принесли – догадливо говорит он.
- Не знаю. Наверно, стихи.
- Вот ходите, ходите. Почитайте, да почитайте. Делать мне больше нечего – каракульки ваши читать. Давайте пакет! Старуха прислала?!
- Да-да.
- А что, трудно было сказать: «Марианна Федоровна, я очень занята, муж дома злой, дети плачут!» - что, не могла сказать, да?
- У меня мужа нет – зачем-то говорит Ева.
- Любовника заведи – советует ей знаменитый писатель Мирослав Звездин, садится на стул напротив, после чего все-таки забирает пакет и, не глядя, швыряет его под стол, для верности задвинув ногой поглубже.
- Ну, так, что читать будете? Свое, поди?
- Я вообще ничего не собираюсь вам читать! – отвечает Ева.
Чувство постоянного стыда, которое душило ее каждую минуту и наяву, и во сне, все последние пару лет – необъяснимо тает. Ей немножко смешно и очень-очень неловко. Но это нормальная неловкость, адекватная ситуации.
«Почему он на меня наезжает?!» - думает Ева. «Я ему что? Студентка?!»
- А чего пришла?
- Пакет передать.
- А что в пакете? Стихи?

Опять все сначала.

- Стихи.
- А чьи стихи?
- Ну, не мои точно. Я стихов не пишу – говорит Ева.

Мирослав Звездин пару секунд что-то соображает и снова истошно орет:
- Оксанааа!!!
В комнате возникает Оксана.
- Да, Мирослав Эльдарович?
- Что тебе «да?!» Кофе нам! Быстро!!! Не чешись!
Оксана кивает и отступает назад.
- Дверь закрой!!! – орет Мирослав Эльдарович.

 Дверь нежно всасывается в косяк.
– Четвертый курс – машет в ее сторону Мирослав Звездин. – Подсылают. Подсылают всяких баб. А потом в квартире серебряных ложек не доищешься. Что это за юбка, я тебя спрашиваю?!

Ева тревожно натягивает свою шелковую юбку на коленки.

- Да не твоя! Там что за юбка?! Чего они ее ко мне навязали? Значит, стихов не пишешь?
- Не пишу – кивает Ева.
- А почему тебя Марианна послала? Стихи, поди, хахаля?
- Хахаля у меня тоже нет – улыбается Ева.
- Да не может быть. Если ты сюда принесла стихи, значит, кого-то двигаешь. За кого стараешься? Кто – любовник, подруга, родня?
- Да нет, я вообще пойду.
- Сиди. Ты думаешь, Мирослав злой, съест? Мирослав добрый. Мирослав поможет. Только ты сама-то знаешь, куда ты лезешь?

 Оксана приносит кофе.

Писатель плещет коньяк себе и Еве, бормочет «могла бы и конфет положить, жмотина». Делает глоток  и надолго задумывается.
Ева пытается пить из чашки, но кофе обжигает губы и язык. Приходится просто сидеть и молча наблюдать.
- Можно, я чистого? – неожиданно спрашивает писатель и оглядывается на дверь. – Ты… будешь? Коньяк хороший, армянский.
- Давайте – отвечает Ева.
Покопавшись на полках среди сувениров и книг, писатель достает два не очень свежих коньячных бокала. Коньяк хотя бы точно не горячий – думает Ева.

- Старуха постоянно подсылает мне – брезгливо говорит Мирослав Эльдарович. – А вот это видела? Поди, ни разу ты такого не видела?
Еве на колени опускается плотный блестящий альманах. На цветной обложке написано: «Черное-Белое».
Ева вспоминает, что Василиса как-то показывала ей такой же. Она все хотела там публиковаться, но потом сказала, что обстоятельства помешали.
Теперь понятно, какие.

 Обстоятельства в лице знаменитого писателя теплеют взглядом и душой. Коньяк вкусный. За окном темно.
- Ну, почему – видела.
- А если видела – не читала – уверено говорит Мирослав. – Ты курица. Куда тебе, хухн-фрау.
- Сами вы татаро-монгольское иго! – смело отбрехивается Ева. – Все я читала. Извините, в блокнотик переписать забыла.
- Читала, говоришь. И как?
- Круто.
- А ведь это я делаю!
- Да я как бы знаю.
- Воот! И печатаю там писателей и поэтов. Мальчишек и девчонок. Которых больше никто не возьмет, потому, что вокруг зависть и ложки серебряные пропадают. А чтобы «Черное-Белое» не угробили, приходится всяких старух ублажать. Печатать ее дебилов. Загадили весь журнал. Я думал, она тебя подослала. А ты стихов не пишешь?
- Я только читаю, и то не всякие.
- А меня читала?
- Читала.
- И как?
- Хорошо. Бальмонт лучше. Есенин хуже.
- Ооооо! Критик! – смеется писатель. – Молодец!

 Ева тянется к остывшему кофе. Его не хочется. Но не пропадать же. Звездин забирает у нее чашку.
- Не пей эту дрянь. Хочешь еще коньяку – так и скажи.
- А курить можно?
Курить можно, это очевидно, но все-таки спросить полагается.
- Да хоть спать тут ложись – отвечает Звездин. – Я к Оксанке пойду, девка заикой станет от радости. – Он задумывается – Может, тогда она хоть перестанет конфеты воровать.
- Ты посиди – просит уже нормальным голосом Звездин – Если что, отошлю на машине. Оксана отвезет.
Еве и правда не хочется вставать и идти на мороз.
- А часто к вам Марианна… подсылает?
- По плану – отвечает Звездин. – Ее тоже можно понять. Бабка старая, на пенсию не разжиться. Она же лауреатка. Вот, использует связи, возможности всякие. Ей за ваш кружок зарплату платят. Если ее курятник перестанет на партийные заседания ходить, кто ей будет часы оплачивать? А курятник к ней ходит, потому, что она может устроить публикации. А крайний – Звездин. Вот тебе и стихи.

 … В полночь Ева выходит из машины у своего подъезда. Длинная Оксана, вполне веселая, как оказалось, девчонка, предлагает Еве – покурим? Курят у машины. Оксана зачем-то объясняет, что Мирославу сладкого нельзя. Что Мирослав рассеянный, а серебро сильно накаляется. Он жжет губы о серебряные ложки и потом долго не может успокоиться. Поэтому Оксана ложки спрятала и не говорит, куда. С ним договориться сложно, но можно.

 Откуда-то в ночи появляется Василиса.
- А я в магазин сбегала, сигареты кончились. Здравствуйте!
Евина собеседница, мимолетно кивнув, залезает в машину, и бросив – пока-пока! – уезжает.
- Это что, Оксана была? – спрашивает Василиса.
- Ага. Откуда ты ее знаешь?
- Все ее знают. Ты сидела у Звездина?

 Ева поднимается по лестнице в свою квартиру, а следом за ней спешит Василиса:
- Ну, так что вы делали? Что говорили?
- Коньяк хлестали.
- За что я тебя иногда ненавижу, Евка, это за то, что тебе все достается нахаляву. Звездин пил с ней коньяк. Офигеть.

Ева идет спиной и не видит ее лица.

- Евка! Если еще к нему поедешь, возьми мои стихи!
«Надо сказать нет» - думает Ева тревожно, но уже знает, что ответит. Потом можно сказать, что он стихи взял. А потом, как получится.
- Ладно.

Отпирает двери квартиры.
Василиса мягчеет, и снова прощает Еву.