Дорога жизни... часть первая

Пролог.
Что за странная и непредсказуемая штука – жизнь. Вот родился ребёнок. Он такой маленький и беззащитный, он оглашает всю округу испуганным одиноким плачем, а кто-то, невидимый вершитель судеб, о нём уже позаботился, зажёг на небе звезду, отмерил этому малышу путь земной. И каким он будет, прямым или извилистым, тернистым или усыпанным розами – всё уже предрешено. Человек – неподвластное себе существо, каждый его шаг заложен свыше, и что это, судьба ли, или какой-то генетический код – не нам судить. Просто всё в мире имеет свою закономерность; сменяют друг друга времена года, зимой идёт снег, весной всё оживает, и только так, не иначе, таков порядок, сложенный из века в век, и мы, люди, не имеем власти над ним.
В мире есть два противоположных, взаимоисключающих, но в тоже время невозможных друг без друга понятия – жизнь и смерть. И само-то слово жизнь радостное и светлое, смерть же издревна вызывает в людях животный, утробный страх. Вернее, страх слишком малая величина – ужас, необъятный, куда больше нашего мышления. Смерть невозможна без жизни, жизнь же неизменно, как ни крути, всегда подходит к своему логическому завершению.
…И вот, человек родился. И земной путь у каждого разный. Кто-то доживает до глубокой старости и, устав от жизни и земных трудов, сам зовёт к себе смерть, ждёт её с ужасом, ведь всё неизвестное вызывает ужас, но всё-таки ждёт. Кто-то умирает от тяжёлой болезни, кто-то совершенно неожиданно, от глупого и нелепого стечения обстоятельств. И частенько жертвой случая оказываются совсем молодые люди, ещё толком и не познавшие всей прелести жизни. И, к сожалению, очень часто виновниками этих роковых случайностей являются не они.
Ну, например… Водитель. Он едет из командировки, не спал двое суток, стараясь быстрее вернуться домой. Он уже много часов в дороге. Спать хочется невыносимо, даже кофе не помогает, внимание, естественно, притупляется, а впереди резкий поворот, почти на девяносто градусов, и сразу же подъём в гору. Опасное место… И ещё… Из-за домов и деревьев совершенно не видно, что скрывает за собой этот поворот.
Местные жители знают – это гиблое место. Бьются здесь постоянно. Мелкие аварии происходят едва ли не каждую неделю, крупные много реже, но тоже бывают. Жителям деревни тоже нелегко, особенно хозяевам двух дворов, что на беду раскинулись прямо под горой, на самом повороте. Сколько раз автомобили влетали к ним в огород, разнося в щепы забор, сколько раз врезались в стену дома, благо, построенного на совесть из толстенных брёвен. И вынуждены жильцы были врыть в землю перед забором бетонные блоки. Им жить стало несравненно легче, а вот водителям, не вписавшимся в поворот, теперь заказана была «мягкая посадка» среди грядок и цветочных клумб…
Подобный пример был приведён не случайно, поскольку именно он станет первым звеном в дальнейшем повествовании…
*   *   *
Первая часть.
Вечер стоял солнечный и жаркий, настолько жаркий, что казалось, будто ещё чуть и расплавится всё вокруг: и изнемогающие от зноя деревья, которым и листьями шевелить было лень; и пёстрая, убегающая вдаль, бесконечная лента магистрали. Казалось, что асфальт стал вязким и липким, что колёса автомобиля, стоит только сбросить скорость, завязнут в нём как в зыбучих песках, и застрянет автомобиль посреди дороги на веки вечные, памятником самому себе и советскому автомобильному производству, в частности городу Тольятти. А солнце, раскалённое до бела, палило, стреляло снопами обжигающих лучей, от жары не спасали даже распахнутые настежь два окна в машине. Жарко… Жара не желает спадать, хоть и пора бы ей, скоро солнцу уходить на покой, а оно всё так же высоко стоит, словно издеваясь и дразнясь…
В автомобиле трое – муж, жена и маленький сын, неполных пяти лет от роду. Только он, пожалуй, не страдает от невыносимой жары, у детского организма совсем другой теплообмен, и погодные изменения малышня воспринимает иначе, гораздо легче. Мальчик расставил солдатиков над задним сиденьем и увлечённо разбивает ровные ряды маленьким слоником без хвоста. Снова расставляет, и снова разбивает, и так до бесконечности… Войнушка! Что ещё так привлекает мальчишек…
На заднем сиденье места много, малыш сидит там один, мама с папой сидят впереди. Они тихо переговариваются о чём-то своём, женщина, которой вот-вот уже придёт срок рожать, то и дело прикладывается к бутылке с тёплой, противной водой. Ей невыносимо жарко, кажется, ещё чуть-чуть, и она просто потеряет сознание от изнуряющего зноя, вот взяла газету, свернула, принялась обмахиваться… Нечем  дышать, воздух обжигает гортань… Муж положил ей на колено ладонь:
- Потерпи, любимая, скоро уже приедем, - попытался подбодрить он, прибавляя скорость.
- Не гони, - умоляюще, посмотрела на мужа женщина, - Куда нам торопиться?
- Брось, дорога пустая…                               
Вот так они изредка переговаривались. Их сынишка заигрался и не обращал никакого внимания на разговор родителей, ничто, кроме солдатиков, не занимало его внимания, но вдруг раздался крик матери, визг тормозов, машину тряхнуло так, что мальчишка ударился лбом о сиденье, а потом и вовсе скатился с него. Удар, ещё удар… Машину занесло, она ехала задом уже не по своей воле, уже не подчиняясь управлению. Посыпались стёкла. Мальчишка отчаянно закричал, ручонки судорожно сжали игрушку. Крик потонул в лязге ломающегося, сминающегося, будто фольга, железа, машина перевернулась, сползла в кювет и застыла, беспомощно вскинув вверх четыре колеса. Всё стихло…
И произошло-то всё в какие-то доли секунды. Глупо и нелепо, как и случается большинство аварий. Был подъём в гору и опасный поворот, и заснувший водитель, летевший навстречу, с горы из-за поворота… Он зацепил встречную машину по касательной, вылетая на полном ходу с дороги, но маленькой легковушке хватило и такого столкновения с гружёным монстром. Какие-то доли секунды, и разъехались, вернее легковушка успела бы проскочить…, но…
Авария в несколько минут собрала всю деревню. Жители, от мала до велика, собрались полукругом, гадали наперебой, остался кто живой в машине или нет. С тем, другим автомобилем всё было ясно, там водителю не удалось миновать злой судьбы, но здесь… Люди рассуждали, тронуться с места и помочь не решался никто, хотя, кто-то догадался вызвать «скорую». А вдруг рванёт, страшно же.… И только один мужчина, припозднившийся, подошедший к месту аварии позже всех, растолкал толпу и, ворча, ругая односельчан за их нерешительность, пробрался к машине, заглянул внутрь. Для этого ему пришлось едва ли не лечь на землю.
- Там ребёнок, - оглянувшись, сообщил он. – Ну? Кто смелый? Кто мне поможет вытащить его?
Желающие нашлись сразу же, будто ждали сигнала, и, услышав, поспешили откликнуться, досадуя на себя, что не догадались помочь сами. Подошли, в четыре пары рук сумели приподнять автомобиль и вытащить безвольное детское тельце, мальчонку лет пяти…, благо, он не оказался ничем прижат. Кто-то постелил на землю покрывало, возникшее как по волшебству, мальчика положили, кто-то догадался наклониться над ним, прослушать пульс. Пульс, хоть и слабый, но всё же был, в толпе раздался вздох облегчения…

Приходил в себя мальчик долго и трудно. Он, то блуждал в лабиринте снов и видений, то погружался в вязкую, как топлёное молоко, небыль. То его втягивало в чёрную воронку, то выталкивало наружу, в ослепительно-яркий свет.
Ему снились сны. Цветные, красочные сны, в детстве всегда видишь такие. Только во снах этих далеко не всё было радужно и благополучно. Каждый сон почему-то оканчивался одинаково. Мальчик терял маму. Мама или уходила, или пропадала куда-то, и он оставался один. Жалкий и одинокий. Ему было страшно и холодно. Безумно страшно, а холод прожигал изнутри, леденил детский разум. И мальчик кричал, звал маму, пытался искать её во сне, но знал наверняка – не найдёт. Даже во сне мама была недосягаема. Она улыбалась ему и, то манила следом, и мальчишка пытался бежать, удивляясь на ходу, почему это вдруг не двигаются ноги; то отталкивала от себя, и тогда его неудержимо влекло куда-то, прочь от мамы, прочь от её тёплых и ласковых рук…
Он никак не мог догнать её во сне, но в тоже время незримо ощущал рядом, казалось, протяни руку – дотронешься. Вот сейчас подойдёт, обнимет, и всё будет как прежде, всё как всегда.
Однажды мальчик так испугался сна, что вздрогнул и неожиданно проснулся, распахнул глазёнки и… тут же зажмурился, непривычно-яркий свет ослепил его. Осторожно-осторожно, будто впервые, мальчик снова приоткрыл глаза, огляделся с обычным детским любопытством, не отыскал взглядом мамы и заплакал. Горько и отчаянно, как бывает только в детстве, когда слишком страшно. Он вдруг отчётливо понял, что никогда больше не увидит ни мать, ни отца. Казалось бы, откуда у пятилетнего ребёнка могла быть такая уверенность, но так чаще всего и бывает, поскольку дети воспринимают мир совсем не так как мы, взрослые. Они живут ощущениями, эмоциями, у них гораздо сильнее развита интуиция, и где не хватает разума, выручает так называемое шестое чувство, подчас оно и бывает самым точным и правильным.
И мальчик знал, что мама потеряна для него навсегда, ему стоило только проснуться и не увидеть её рядом, чтобы понять – этого не изменить, а принять…, ну, пожалуй, дети приспосабливаются к жизни куда быстрее, чем взрослые. Пересади молоденькое растеньице – и забудет вскоре о прежнем месте жительства, а взрослое того и гляди зачахнет…
 
Мальчика звали Смирнов Рома, ему было, как уже было сказано выше, почти пять лет, а везли его на лето к бабушке в деревню. Вот так отдых получился… Это был черноволосый мальчуган с серыми глазами, очень развитый для своих лет и умственно и физически. Он уже умел читать, знал наизусть кучу стихов, неплохо рисовал. Он, пусть ещё и не совсем уверенно, умел плавать и кататься на двухколёсном велосипеде, словом, мальчишка из благополучной семьи, отрада родителей, они нарадоваться не могли на смышлёного сынишку.
А он знать не знал, что на свете существует какая-то иная жизнь. Он жил в любви и ласке, и вся эта жизнь оборвалась в единый миг. Он был птенцом, выпавшим из родительского гнезда, ему было больно и страшно, так страшно, что даже ночами он не мог спать, сидел на кровати и вглядывался в темноту.
Поначалу, первые дни в больнице он вовсе не разговаривал, не реагировал на слова врачей, так, будто они обращены были вовсе не к нему, а ночами метался по кровати, весь в слезах, просыпался с криком: «мама!».
А судьба этого ребёнка уже была предрешена, приговор был суров: «детдом». Нет, это вовсе не значит, что у малыша не было родственников, были, но бабушка была слишком старенькая, кто же отдаст ей на воспитание пятилетнюю кроху, а остальным он был попросту не нужен. К сожалению, такое случается…, и стоит немного рассказать о семье мальчика.
Мама его родилась, когда родители были уже не молоды. Её матери на тот момент было сорок четыре года, и старшие её три дочери-погодки уже были замужем, двое из них обзавелись детишками, третья была «на сносях». Ну как они могли отреагировать на беременность матери, да на рождение сестры? Её интересное положение было принято ими в штыки. Они полагали, что матери пора внуков нянчить, а не собственное дитя воспитывать, и злобу свою они, понятное дело, сосредоточили на  маленькой сестрёнке.
Девочка росла на удивление доброй и весёлой, летела к сёстрам, радуясь каждому их приезду. Она будто и не замечала пренебрежения, которым оделяли её сестрицы, но, подрастая, разобралась, стала сдержанной в эмоциях, но по-прежнему, относилась к сёстрам почтительно и с огромной любовью.
Они же, в свою очередь, не переносили сестрёнку, так и не простив ей «внепланового» появления на свет, но считали себя вправе воспитывать её, бесцеремонно вмешиваясь в её жизнь.
Девочке было двенадцать, когда погиб отец. Вот когда им с матерью пришлось тяжело, а сёстры будто забыли о них. Свои проблемы, до чужих ли им было? Зато вспомнили, когда семнадцатилетняя сестрёнка привела в дом жениха. И всем-то он был не хорош. И квартира-то у него малюсенькая на окраине города, и машина-то старая, почти доисторическая, и родни-то у него нет, помочь некому. Да ещё военный! Ну и зачем это надо? Помотаться по свету захотелось? По общежитиям и служебным квартирам? Дура!
Сёстры были против её предполагаемого замужества, твердили об этом при каждой встрече. Девочка слушала молча, да только делала всё по-своему. С любимым расставаться не желала, напротив – собралась замуж, дату назначили. Сёстры узнали, объявили приговор: «Выйдешь за него замуж, считай, что у тебя нет сестёр. О родстве забудь».
Поплакала, поплакала сестрёнка, да любовь оказалась сильнее и, заручившись маминым благословением, она, наперекор воли сестёр, вышла замуж. Свадьба была более чем скромная, и сестёр на ней не было…
Они сдержали слово – отреклись от сестрёнки. И не приехали на рождение ребёнка, хотя и были приглашены, не появились на крестинах, не соизволили приехать на первый день рождения мальчика…
Прошло пять лет, на протяжении которых сёстры не общались. Они никогда не видели племянника, да собственно, и не горели желанием увидеть. Зашли в больницу, посмотрели на него издалека, поддавшись на уговоры матери, да и отправились восвояси. Своих проблем хватает, кому нужен чужой ребёнок?
Он не вызвал у них ни жалости, ни сочувствия. Им просто не было до него дела. Даже теперь, когда мальчик остался совсем один на всём белом свете, ничто не шевельнулось в ожесточённых душах. Взять его к себе не захотела ни одна, у всех нашлись уважительные причины для отказа от племянника. В итоге они разругались в больнице, спихивая друг на друга доставшееся «наследство», потом помирились, сойдясь на том, что о сиротах должно заботиться государство. Мать просила, умоляла, но не разжалобить каменные сердца, отступилась…

В больнице лежал мальчик из детдома. Он лежал один в палате, и ему запрещено было общаться с остальными детьми. Вернее, общаться было можно, но только в коридоре, да с ним никто и не общался.
Однажды ночью Рома проснулся от тихого шороха, и тут же чья-то ладонь зажала ему рот.
- Не кричи, - раздался шепот, - перебудишь всех…
- Ты кто? – спросил мальчонка, когда ладонь отодвинулась от его рта.
- Меня зовут Вова Артемьев, - снова прошептал голос.
- Я тебя не знаю.
- А я слышал о тебе. Хочешь поговорить?
- Нет.
Парнишка был намного старше Ромы, ему уже исполнилось двенадцать лет, но не мог он, услышав, что Рому оформят в детдом, оставаться в стороне. Хотелось поддержать, успокоить, рассказать что-то, жалость так и рвалась через край…
- Я детдомовский, - прошептал он, - Ты ведь тоже будешь жить в детдоме. Там можно жить, там, в общем-то, даже совсем неплохо. Мне папа письма пишет, знаешь, как он говорит?
- Нет, - подумав, ответил Рома.
- Он говорит, главное, всегда оставаться человеком. Мой папа хороший…, он сейчас в тюрьме сидит. Только ты не подумай, - спохватился Вовка, - Что он преступление совершил, он ничего плохого не делал. Просто оказался там, где не должен был быть, на него всё и повесили, - мальчишка плюнул на пол, - Волки позорные!
Рома не совсем понял, о чём шла речь, но на всякий случай кивнул.
Так вот, - продолжал Вовка, - Он пишет, что в любых условиях надо жить не по законам волчьей стаи, а по человеческим, а самое главное, научиться смотреть в глаза и опасности, и судьбе, и людям. Не прогибаться ни перед кем. Понимаешь? И ещё…, - мальчишка коснулся шнурочка на шее Ромки, на этом шнурке всегда висел крестильный крестик, - Никогда не снимай свой крестик, он защитит тебя…
Рома кивнул, соглашаясь. Мама то же самое говорила ему. Он помнил…
Пятилетнему малышу непонятны были ни слова взрослого человека, отца Вовки,  ни рассуждения самого Вовки, но почему-то он слушал их предельно внимательно, стараясь не пропустить ни звука, и запомнить каждое слово. Зачем ему это было нужно, он и сам не смог бы ответить, да и не задавался вопросом: «зачем?». Цепкая детская память впитывала слова, как губка, ни одно не потеряется…
- Я уже три года в детдоме, - рассказывал Вовка, - Осталось ещё два. Потом папу выпустят, и мы заживём…
- А где твоя мама? – последовал вопрос.
- Она умерла. Давно, я её почти не помню… Но я часто говорю с ней.
- Как?! – изумлённо распахнул глазёнки малыш.
- Идём в коридор, увидишь, - улыбнулся Вовка. – Вот увидишь, станет легче, стоит поговорить с мамой…
В коридоре за окном, как огромный воздушный шар,  висела яркая полная луна. На фоне чёрного двора она выделялась ярко-жёлтым пятном и завораживала, притягивала взгляд так, что отвести глаза было невозможно.
- Забирайся на подоконник, - чуть громче, чем в палате, прошептал Вовка, и сам подсадил малыша на высокий подоконник. Сам он сел на другую сторону, оба подтянули к подбородку колени. Сначала Вовка, а Рома в точности повторил его позу, – А теперь закрой глаза, - заговорщицки потребовал парнишка, и, заметив, что малыш повиновался, улыбнулся. – Смотри, не открывая глаз…
- Как это? – глазёнки  Ромы широко распахнулись. Глаза же закрыты, как можно смотреть?! Он никак не мог понять, чего добивается от него взрослый мальчишка. Ненормальный какой-то…
- Закрой, закрой.… И представляй. Думай о чём-нибудь хорошем…
- О маме?
- Конечно.
- Хорошо…
Он старательно нахмурился, пытаясь представить себе маму, и у него, как ни странно, это получилось. Не сразу конечно, но всё-таки… Мама была здесь, рядом, вот только протяни руку…, он и сам не заметил, что разговаривает с ней мысленно, жалуется на одиночество, на страх и…сам додумывает её ответ.
Вова наблюдал за ним, чему-то улыбаясь в темноте. Может быть тому, что почувствовал, как затеплился в душе маленького мальчика огонёк надежды… Маленький-маленький, искорка всего лишь, но и это было неплохо. Малыш должен понять и принять жизнь вот такой, как она есть, жестокой и несправедливой, а разобравшись, лепить из неё что-то своё, открыть для себя свою дорогу, строить свою судьбу. Вовка не знал, зачем он вообще нянчится с мальчишкой, не смог бы даже себе объяснить этого, просто хотелось поговорить, в отчаянной попытке, сделать лучше чью-то жизнь…

Вовку выписали через пару дней, прошедшие в долгих разговорах с малышом. Его маленький друг немного расстроился, но слишком сильно не переживал, какое расставание могло сравниться с потерей родителей?! Пройдёт несколько лет, и Рома поймёт, насколько важна для его дальнейшей жизни была та встреча и странные рассуждения мальчика, совсем непонятные для пятилетнего ребёнка…

Выписали Рому из больницы только в сентябре. Врачи жалели мальчонку, надеялись, что родственники всё-таки передумают, заберут его к себе, но чуда не произошло, ребёнку предстояло жить в детском доме.
В путь отправились хорошим, ясным деньком, во всей красе стояло бабье лето. Только мальчика не радовало ни солнышко, заливающее последними тёплыми лучами убогий больничный дворик, ни шуршание разноцветных листьев под ногами, ни яркое небо над головой. Ему было страшно. Очень страшно. Человека всегда пугают глобальные перемены в жизни, а как быть пятилетнему человечку, одинокому и беспомощному, как ему противостоять жестокости мира, как воспринимать перемены вокруг себя? Мир менялся, мир преображался, мир раскололся надвое и сросся, не так… Всё привычное и знакомое с раннего детства ушло в прошлое, а будущее настораживало. Рома поплакал бы, но мама не раз говорила, что мужчины не плачут, значит и ему, мальчику, плакать нельзя. И он мрачно смотрел в окно автобуса, и его раздражало всё, что видел вокруг.
Везла Рому в детдом медсестра из больницы, она всю дорогу пыталась поговорить с мальчиком, но он не желал разговаривать и упорно отмалчивался, будто бы и не слышал. А если он не хотел говорить, слова из него и клещами не вытянешь. Упрямый…
Двор детдома встретил их гомоном множества детей разного возраста. Малыши верещали на весь двор, играя в салки, старшие – кто играл в карты, причём игра сопровождалась руганью, кто играл на гитаре, словом, во дворе стоял такой гвалт, что мальчик испугался, непроизвольно спрятался за спину медсестры.
На их появление никто не отреагировал, похоже было, что оно осталось вовсе незамеченным. Они миновали двор, зашли в дом, поднялись на третий этаж. Рома, любопытный, как и все дети, приотстал от медсестры, заглянул в замочную скважину одной из многочисленных дверей. Дверь вдруг резко распахнулась, мальчик отлетел в сторону, получив дверью по лбу.
Девчонка, вышедшая из комнаты, хотела поднять его, но Рома, оттолкнув её руки, вскочил сам и побежал догонять медсестру.
За столом в кабинете, куда они вошли, сидела суровая на вид женщина. Она посмотрела поверх очков на мальчика, потом на медсестру, сказала сухо:
- Я слушаю…
- Вам звонили по поводу этого мальчика. Из больницы…
- А… ну присаживайтесь. Минуточку подождите, я освобожусь только, потом вами займусь.
Тут в коридоре послышался оглушительный рёв ребёнка, ещё пару секунд, и дверь бухнула, распахнувшись без предварительного вежливого стука, в проёме показалась вульгарно накрашенная женщина. Она тащила за руку упирающегося и ревущего белобрысого пацанёнка лет пяти. С душераздирающими криками мальчишка цеплялся за одежду женщины, она грубо отцепляла его руки, потом и вовсе, оттолкнула в сторону, мальчишка остался стоять, ревя во весь голос и размазывая грязными кулаками по щекам слёзы.
Женщина за столом тяжело вздохнула, укоризненно покачала головой, кивнула Роме:
- Выведи его в коридор, постойте там…
Рома послушно взял мальчишку за руку и вывел в коридор, тот не сопротивлялся и даже затих, но в коридоре снова начал всхлипывать.
- Не реви, - как взрослый сказал ему Рома. – Я же не реву.
- А меня мамка тут оставит…, - всхлипнул мальчишка и со всей силы пнул ногой стену, будто бы она была во всём виновата.
Рома не нашёл слов, чтобы ответить ему. Так они и стояли, один – серьёзный и хмурый, не по-детски, второй напуганный и растерянный. То и дело мальчишка всхлипывал, хлюпал носом, но плакать вроде перестал.
- Тебя как зовут? – спросил Рома у мальчишки.
- Юра… Журавлёв, - всё ещё размазывая слёзы, пробурчал мальчик и уселся на пол. Рома сел рядом.
Прошло довольно много времени, наконец, из кабинета вышла медсестра. Она подошла к Роме, потрепала его по чернявой голове, сунула в руку игрушку, ту самую, что в момент аварии сжимал в руках мальчуган.
- Возьми, и да хранит тебя Бог…
Голос её сорвался и, не прибавив больше ни слова, она поспешно направилась к выходу, а Рома с тоской смотрел ей вслед ещё долго после того, как она скрылась из виду.
Он никому не смог бы объяснить захватившие его чувства. Так рано познал он горечь разлуки, так рано потерял он мир, которым жил, превратившийся в сон, прекрасный, но недолгий, так рано осознал он, что значит быть покинутым и никому ненужным.  Рома не мог знать, что его ждёт в будущем, и сейчас задумчиво вертел в руках многострадальную игрушку, не обращая внимания на притихшего мальчишку, внимательно наблюдавшего за ним.

Спальни дошколят здесь находились отдельно, на первом этаже, и старшим ребятам туда заходить было запрещено, но кто бы слушался запретов! В первый же день двое старшеклассников пришли смотреть на новичков. Они попытались поговорить с ними, внушить, что все здесь живут по их законам, но Рома угрюмо молчал, Юра, глядя на него, тоже молчал, с любопытством разглядывал ребят, слушал, но не отвечал. Старшие, обескураженные странной позицией малышей, недоумённо переглянулись и ушли. Как расценивать молчание они не знали. Может, эти двое умом повредились? Или говорить не умеют, кто их разберёт…
С первого же дня Рома с Юрой подружились, хотя со стороны это казалось странным. Общительный, весёлый Юрка, казалось, не мог иметь ничего общего с Ромой, не по-детски серьёзным. Он, Рома, всегда был таким, слишком взрослым для своего возраста, а теперь, то ли сказалась травма головы, то ли пережитая трагедия, а может просто родился таким, но он резко отличался от прочих детей. Он редко улыбался, всё больше отмалчивался, напоминал настоящего чертёнка, и был практически неуправляем. Он ни с кем не мог найти общий язык, да и не хотел, что скорее всего, и только с Юркой общался на равных.
Юра же чувствовал в своём странном товарище силу и власть и неосознанно тянулся к нему. Он не отходил от Ромы ни на шаг, а Роме было приятно его общество, да и нужно же было общаться хоть с кем-то.
Скоро чудной мальчишка стал центром внимания, и старшие решили укротить его.
Дело было уже зимой. Всё те же двое вошли в палату к малышам, схватили Ромку за шиворот и невозмутимо вышли, оставив малышей в немом изумлении.
Мальчика поставили посреди класса. Он стоял и затравленно озирался, но вокруг себя видел только равнодушные лица ребят из выпускного класса. Он молчал, молчали и ребята, окружавшие его. Они ждали слёз, испуга, всего чего угодно, но не молчания. А он молчал и совсем не казался испуганным, смотрел с яростью загнанного зверька, готовый броситься. Какая ему разница, что пацаны на десяток лет старше, своего страха он не покажет никому.
- Крепкий орешек…, - пробормотал один из парней, и что-то очень похожее на уважение прозвучало в его голосе. – Посмотрим, как ты заговоришь чуть позже…
Он подошёл к Роме, положил руку ему на плечо. Вроде бы дружелюбный жест, но чувствовалась в нём угроза…
- Малыш, тебе никто не объяснял, как надо вести себя здесь? – вкрадчиво спросил он.
И плевать ему было на то, что перед ним стоит всего лишь пятилетний ребёнок. Здесь были разные люди. Были и такие: злобные и жестокие, нагоняющие страху на весь детдом, и не было на них управы, творили, что хотели, устанавливая в своей обители свои порядки. А тут кто-то отважился идти против. И кто?! Мелочь пятилетняя!
Рома молчал. Но молчал не потому, что от страха растерял все слова, просто говорить с ними было не о чем. О чём говорить? Что объяснять им? Что доказывать? Нет уж, лучше он помолчит, так ему привычнее. Но и страшно конечно было, страшно до ужаса, ведь он маленький, а вокруг взрослые парни…, как тут не забояться?  Парень, ему было явно не впервой, слегка ударил его по лицу и злобно расхохотался, гордый собой, увидев, как малыш отлетел в сторону от такой пустяковой оплеухи.
Рома поднялся.
- Подойди сюда! – отдал приказ парень. Он был уверен, что его ладонь вышибла из мальчишки дурь.
Рома сверкнул глазами и упрямо качнул головой. Слёзы готовы были брызнуть в три ручья, но злость была сильнее. Может быть, стоит заплакать, и его отпустят? Не будут больше бить, не будут так оглушительно смеяться над ним…, он колебался, сложно быть смелым в пять лет, но злость и упрямство не позволили ему разразиться слезами, а в голове будто перемкнуло что-то, теперь отступить невозможно…
- Ах, не подойдёшь…, - недоумённо протянул парень, - Маловато показалось? Ну смотри…, тогда я подойду.
Рома не понял, как это  случилось, от пережитого ужаса он плохо контролировал себя, но стоило парню подойти, как какая-то сила подтолкнула его вперёд, и он изо всех сил впился зубами в руку пацана. После он так и не сможет объяснить себе собственную выходку, в мыслях ничего подобного не было, но случилось именно так, и оставалось лишь удивляться, как отважился-то?!
- Ах ты, волчонок! – крикнул парень, пытаясь освободиться от кусачего малыша.
Но мальчик лишь сильнее, по-звериному, сжимал челюсти, и не отцепился бы, не почувствуй во рту вкус крови. Его затошнило, отчего-то потемнело в глазах, и он тихо соскользнул на пол. Потом медленно-медленно поднялся с пола, открыл дверь и, на глазах ошарашенных парней, вышел, причём не просто так, а с достоинством, как выходит с ринга победитель. Его никто не остановил…
А он вышел и бросился бежать. Бежал, не ведая, куда и зачем, и остановился лишь тогда, когда бежать дальше было некуда. Перед ним находилась чердачная лестница. Рома сел на металлическую ступеньку и долго сидел, пытаясь избавиться от оцепенения и навалившегося безразличия. И как он осмелился укусить старшеклассника, ведь минуту назад подумывал расплакаться, извиниться, и тут вдруг… Вот переполошились все!
Наверное, эти события оказались переломными в жизни мальчишки, он понял и усвоил раз и навсегда, страх нельзя показывать. Пусть страшно, пусть от ужаса коленки дрожат, главное, чтобы никто не знал. И ещё он решил для себя никому и никогда не показывать слёзы. Как бы плохо ни было – не плакать.
Старшие постарались, чтобы эта история забылась, это получилось и осталось лишь прозвище «Волчонок».
Да, эта кличка как нельзя лучше подходила Роме. Он и в самом деле был похож на зверька, ярость которого частенько проявляла себя. Мальчик требовал лишь одного – чтобы его не трогали, не лезли к нему, сверстники быстро поняли это, перестали связываться с ним. В драке ровесникам его было не одолеть, природная сила и ловкость этого мальчика удивляла, и, сцепившись с ним, мальчишки-одногодки неизменно получали синяки. Он бил быстро, не думая, не рассчитывая, с той отчаянной яростью, что нередко стала проявляться в его повадках.
Бывает, хотя и редко в наше время, что люди живут по Божьим заповедям, Рома же свято помнил все мамины запреты и поощрения. И жил ими. Потому и не лез первым в драку, потому и не обижал девчонок, он их предпочитал просто не замечать, считая капризными и никчёмными, потому и, хотя и неохотно, подчинялся воспитателям. Мальчишка в свои пять лет совершенно точно знал, что хорошо, а что плохо, как можно поступать, а как нельзя, и каждый свой поступок интуитивно оценивал, думая: «а что сказала бы мама?».
Он был один, а Юрка стал его тенью. Как они подружились, известно только Богу. Может быть, повлияло то, что они попали сюда вместе, а может быть, связывало их именно то, что были они так несхожи. Они всегда были вместе. Только когда к Юрке приезжал отец, а к Роме бабушка, друзья расходились в разные стороны.
Бабушка часто забирала Рому к себе на выходные, часто возила на кладбище, чтобы мальчик навсегда запомнил путь на могилу родителей.
Но скоро не стало и бабушки. Сначала она перестала приезжать, и мальчик целыми днями ждал её, а потом ему сообщили, что бабушка умерла. Не знал он тогда, что не пережила она гибели любимой дочери и предательства остальных дочерей. И, спрятавшись ото всех, мальчишка долго плакал. Он очень тяжело переживал потерю всей родни.
С Юрой всё было куда проще, и в тоже время, куда сложнее. Его родители разошлись ещё до его рождения, мать, недолго думая, стала жить с другим мужчиной, собственно, из-за него и распалась семья, но ребёнка записали на его родного отца. Новый муж матери до последнего надеялся, что мальчишка от него, поскольку такая возможность была не исключена, но по мере того, как мальчик рос, стало ясно – с отцовством ошибки не было. Он был точной копией своего отца. Такой же светловолосый, с такими же удивительно ясными синими глазами. И чем больше он становился похожим на отца, тем сильнее раздражал отчима. Да и матери он не был особо нужен. Она думала только о себе, и мальчишка, ласковый, необычайно улыбчивый, так и не смог вызвать в ней чувство любви и привязанности. Он был обузой, и при первой же возможности мать сплавила его сперва на пятидневку в детский сад, а когда муж выставил ультиматум: или я, или он, и вовсе, отказалась от сына. Отца мальчика, который к тому времени успел жениться, в это время не было в городе, он уезжал в длительную командировку, и вопрос с мальчиком решился без него, зато не без участия его новой жены.
Когда отец ребёнка вернулся, он продолжал, как и раньше, платить жене алименты, но на просьбу увидеться с мальчиком всегда получал отказ. Потом он, конечно, узнал, где находится его сын, но забрать Юру из детдома не решился. Ну как приведёшь мальчика в новую семью, когда жена настроена категорически против… Но он не отказался от сына, навещал его постоянно, приезжал и в выходные, и иногда среди недели.

Как-то в детдом привели новенького мальчика – Серёжу Латышева, и он, неизвестным никому образом, прочно вклинился в эту странную компанию. У Серёжи тоже судьба была не из лёгких. Его мама, совсем молоденькая девушка, испугавшись беременности, убежала из дома. Уехала в какую-то глухую деревеньку к дальней родственнице, жила у неё на всём готовом до рождения ребёнка, чуть подождала, а потом укатила куда-то с дальнобойщиком, прихватив с собой пятимесячного сына. Он мешал ей, но умишка не хватило отнести малыша в детское учреждение, и при первой же возможности она подкинула младенца в цыганский табор. При нём была только записка с именем, фамилией и датой рождения, да выцветшая погремушка.
Мальчик рос в цыганской семье, где и без него было четверо детей, но и ему там хватало и места, и любви, но случилось несчастье, мать посадили, отец попал под электричку. Цыганских детей благополучно разобрали по родственникам, а русский мальчик оказался никому не нужным. Цыгане отвели его к отделению милиции, да там и оставили. Оттуда мальчик попал в приёмник-распределитель, а потом и в детский дом.
Он очень отставал в развитии от сверстников, считать умел только деньги, разговаривал кое-как, со страшной помесью русского и цыганского, зато умел воровать и попрошайничать. Впрочем, здесь воровали очень многие. Но маленький цыганёнок воровал просто виртуозно. Однажды, старшие поймали его во дворе, загнали в круг, и развлекались тем, что тычками, довольно болезненными, толкали мальчишку друг к другу.  Это называлось – играть в «кулачки». Как потом выяснилось, он времени даром не терял, даже в такой ситуации умудрился вытащить у кого-то из кармана деньги.
Но ему суждено было попасть в компанию к Роме и Юре, а Рома с младенчества знал, что брать чужое – плохо. Серёжа быстро забыл о своём умении. Он вообще был легко обучаем, схватывал всё на лету. Скоро перестал путаться язык, а однажды мальчишке попали в руки карандаши. Он стал как помешанный на рисовании, рисовал всё, что видел. Воспитатели смотрели и удивлялись, не узнавая в мальчике чумазого цыганёнка. От прежнего Серёжки остались только глаза, чёрные, как у ворона, бездонные, да светло-русые растрёпанные волосы…
Шли дни…
Троица так и жила обособленно ото всех. Вроде под одной крышей, вроде бы детей их возраста в детдоме было много, но были они, и были все остальные. Они были сами по себе. Никого к себе не пускали, да и не пытались ровесники подружиться с ними.
Зато старшим эти трое мальчишек не давали покоя. Слишком сильно отличались они от всех остальных малышей. Их ровесники безропотно отдавали старшим еду, покорно убирались в их классах и палатах, но эти… не подчинялись никому. Они довольно быстро адаптировались, приспособились к жизни, научились довольно ловко избегать ненужных встреч со старшими, избегать стычек с ними. Иногда казалось, что они просто растворяются в пространстве.
А старшие так и норовили обидеть их, подстроить пакость, посмеяться над ними, а главное, конечно, подчинить себе, сломать, заставить играть по общим правилам.
Однажды они столкнули Рому с моста в реку. Откуда им было знать, что мальчишка умеет плавать. Был май, вода ещё не прогрелась, и Роме не так уж сладко пришлось. Но сообразил же, что нельзя выныривать сразу, ещё камнями закидают, он и подплыл под мост. Вынырнул из воды и услышал, как смеются на мосту мальчишки. Кто-то ещё напутствовал:
- Тони, тони, одним щенком меньше станет!
Мальчик сидел в холодной воде до тех пор, пока парни не ушли.
Каким же было удивление старших, когда они увидели Ромку, спокойно разгуливающим по двору.
- А ты живучий, падла, - сквозь зубы роняя слова, прошипел один из них.
Ромка зло сверкнул глазами в ответ. Мальчишка упорно не желал разговаривать.
Ещё не раз и не два мальчишек лупили старшие, а им, непокорным, всё было будто нипочём. Они упорно не хотели подчиняться. Больно, страшно, но чувствовать себя бунтарями мальчишкам нравилось, они учились жить по-своему, не так, как все остальные, и, скорее неосознанно, создавали в этой игре свои правила.

Как-то летом ребята играли у реки, прямо за интернатом. Кидались друг в друга песком, смеялись, дети есть дети. Но Роме надоело играть, он сел на песок и стал смотреть на реку. Потому и увидел, как на мост зашёл мужик с мешком в руках. Мальчику вдруг показалось, что в мешке что-то шевелится. Он хотел окликнуть друзей, но тут мужик бросил свою ношу в воду.
Рома не колебался. Сорвался с места, бросился в воду, несмотря на строжайший запрет воспитателей, благо, плыть было недалеко. Он успел подхватить мешок, вытащил его из воды…
Друзья с недоумением смотрели на него, ведь только что он лениво лежал на песке, и вдруг, как бешеный кинулся в воду.
В мешке явно что-то шевелилось.
- Что это? – переглянулись ребята.
 Рома распутывал узел, когда из мешка послышался то ли всхлип, то ли поскуливание. И, наконец, из мешка вывалился крупный щенок. Большие неуклюжие лапы после подобного купания не держали собачку, но кроха живо оскалил зубы и грозно зарычал.
- Во шайтан! – пробормотал Ромка.
Страшный рык почти тут же сменился жалобным поскуливанием, но имя уже прилипло. Решено было назвать щенка Шайтаном.
Тайком ребята привели его во двор, спрятали под лестницей, но вот о том, разрешат ли им держать во дворе собаку, не подумали. Однако разрешили, после долгих дебатов. Постарался старший воспитатель.
Пёс быстро привязался к ребятам. С ними он был ласков и игрив, но не зря говорят, что собаки похожи на своих хозяев, с каждым днём в щенке всё больше проявлялся Ромкин характер. Никто не слышал, как этот щенок лаял, он молчал, даже играя.

Тем же летом у Ромки появился первый враг. День был жарким, и с самого утра у колонки не расходилась очередь. Все шумели, смеялись, торопили тех, кто стоял впереди, брызгались водой, и всем было весело. Честно отстояв свою очередь, Ромка нагнулся над колонкой, но не успел сделать и двух глотков, как его бесцеремонно оттолкнули в сторону.
- Посторонись, мелюзга! – услышал над собой Рома.
В нём закипела ярость и злость. Он посмотрел на обидчика.
Этот парень был грозой малышей, хотя сам был всего на два года старше Ромки. Все, кроме Ромы, боялись его, а он просто не замечал, как не замечал никого, кроме друзей. Он едва ли знал его по имени, ну так, видел, конечно, но не знал. Самому сталкиваться не доводилось.
Он подошёл к парню, хлопнул его по плечу, привлекая к себе внимание. Они были почти одного роста.
- А, это ты опять…, - обернулся парень. – Какого чёрта?! Мало получил?
Он снова толкнул Ромку. Не особо сильно, так, походя…
Вдруг ребята, с интересом наблюдавшие за этой сценой, заметили странную перемену в Ромке. В считанные секунды он изменился. Он подобрался, как животное, готовящееся к атаке, его глаза сверкали стальным блеском, почти безумным. Он будто превратился в зверя. Неукротимая ярость, толкнувшая его когда-то против парня втрое старше себя, проявилась снова, затмила сознание…
Ребята, толпившиеся возле колонки, в испуге расступились. Они никогда ещё не видели Ромку таким. Он в своём новом обличье действительно напоминал взъерошенного волчонка, маленького хищника, готового показать зубы, пусть только тронут, и биться, отстаивая свою жизнь…  Кто не знал, быстро смекнул, за что пацанчик получил звериную кличку.
 Стало необыкновенно тихо. Даже малышня смолкла, перестала галдеть. Все гадали, что же сейчас будет…
А Рома одним прыжком приблизился к противнику, готовый принять бой. Он не думал о том, что драться во дворе, на всеобщем обозрении, наверное, всё же не стоит, можно получить нагоняй, подумаешь, накажут, будто бы в первый раз!  Сейчас им управляла ярость, а ей нет дела до наказаний.
Парень, толкнувший Ромку, увидев его сейчас, начал беспокойно озираться по сторонам в поисках защиты, но видел вокруг только искажённые ненавистью и презрением лица малышей. Ну как же, кто-то сумел-таки заставить испугаться их главного мучителя, мало кому не доставалось от него на орехи. И малыши тесным кольцом окружили противников, предвкушая великое удовольствие и, отрезав парню путь к отступлению. Все молчали, ожидая захватывающего зрелища, глазёнки так и сверкали в предвкушении развлечения.
Стремительно, что неожиданно для семилетнего крохи, Рома прыгнул  к противнику, ударил кулаком в лицо. Удар вышел неожиданно сильным, парень не устоял на ногах и рухнул на землю. Но тут же снова вскочил на ноги и, вспомнив о том, что лучшее средство защиты – это нападение, бросился на Волчонка. Рома пригнулся, уходя от удара, подался вперёд. Оба упали на землю, в дикой ярости, сцепившись, катались по траве. Один умудрялся бить, второй лишь пытался защищаться.
В немом изумлении ребята наблюдали за дракой. Серёжка неожиданно пришёл в себя.
- Ребята, их же разнять надо! – крикнул он и бросился оттаскивать друга от напуганного и плачущего пацана.
Юрка бросился к нему на помощь.
Как только Ромку оттащили, парень кинулся бежать. Он бежал, не замечая перед собой дороги, попадись навстречу река, и он побежал бы по воде. Перед  ним всё ещё мелькали кулаки Ромки – мальчишки, на целых два года младше его! И не утихала боль, боль обиды и оскорблённого достоинства. Драка это ерунда, не стоило даже обращать внимания, но то что мальчишка, оказавший сопротивление двумя годами младше, то что он заставил его испугаться, заплакать…, вот что унизительно, хоть сбегай из дома туда, где твоего позора никто не знает. Он приобрёл врага. Настоящего, заклятого врага, мальчишка чувствовал это, и он поклялся себе, что теперь будет мстить. Будет мстить жестоко и любой ценой, чего бы ему это не стоило.
Рома после драки упал на траву и долго лежал лицом вниз. Он снова не понимал, что с ним происходит, почему он не отдаёт себе отчёта в своих действиях; и ему было безумно стыдно за то, что на глазах столь многочисленной толпы он потерял контроль над собой. Это как в бреду, в беспамятстве, как будто он не он, а кто-то другой, а он всего лишь сторонний наблюдатель… или всё же он? Размышляя, Рома лежал на траве ничком и не мог встать. Его будто пригвоздило к земле, всё возрастающее и становящееся невыносимым, чувство стыда. Он не мог поднять головы  и посмотреть на друзей, ему казалось, что они отвернутся, смерив его полными презрения и разочарования взглядами.
Ребята же стояли и зачарованно смотрели на Волчонка, они ещё не совсем пришли в себя от увиденного.

А из дома вышли два воспитателя и направились к ним. Нет сомнения, они тоже были свидетелями драки, хотя и видели её из окна.
Малыши с визгом и писком кинулись врассыпную, с места не двинулись только Ромкины верные друзья – Юрка и Серёжа, да ещё один мальчишка, который в последнее время, как бы невзначай, оказывался рядом с троицей. Ромка уже не лежал, а сидел на земле, равнодушно смотрел, как подходят к нему воспитатели с явной целью – наказать. Плевать, хотя, если по-честному, наказывать стоило не его, будто не знают, кем обычно затеваются драки…
Один из воспитателей шикнул на ребят, нагнулся, схватил Ромку за шиворот и рывком поднял на ноги.
- Пошли.
Рома был настолько потрясён тем, что случилось, что не шёл, плёлся еле-еле. Второй воспитатель решил поторопить, схватил его за волосы:
- Ну, ты идёшь или нет? – рявкнул он.
Мальчик и не подумал прибавить шагу. Юрка проявил смелость, бросился воспитателям наперерез:
- Куда вы его? – крикнул он, - Ромка ни в чём не виноват! Это всё Дегтярёв начал.
- Прочь с дороги! – прошипел воспитатель и оттолкнул Юрку.
Рому заперли в карцере. Комната, называемая карцером, существовала здесь вот уже несколько лет. Раньше наказания были намного легче, но со временем всё меняется, весь мир с каждым годом становится всё ожесточённее, и это не может не  отразиться на детях. Дети, обделённые любовью и заботой, обиженные на саму жизнь, становятся всё более злыми и жестокими. Именно для усмирения непокорных и был изобретён карцер – крошечная комнатка на пятом этаже и малюсенький санузел. Здесь, в интернате царили свои законы. Они более суровы и строги, и поэтому особо отличившихся считали необходимым упрятать на пару дней вот в этот карцер. Принято было считать, что это наказание имеет действие, но ребят запугать карцером было нереально, озорничали как и раньше, снова попадали в карцер, и так по кругу…
Рома попал сюда впервые, и сразу стал думать о том, как бы выбраться. Ломиться в дверь бесполезно, раз на замок заперли, значит, выпустят нескоро, но так как же выбраться? Выбраться - было делом принципиальным, сидеть в карцере за то, что сумел защититься – глупо, а доказывать свою невиновность бесполезно.
Мальчик подошёл к окну, повернул щеколду, потянул раму. Окно не поддавалось. Рома влез на подоконник, повернул вторую щеколду. На этот раз рама легко распахнулась. Мальчик выглянул. Вдоль стены шёл довольно-таки широкий карниз, заканчивающийся на углу дома водосточной трубой. Рома снова посмотрел вниз, присвистнул, оценивая свои возможности. Высоко…, но у детей всегда растут за спиной крылья, позволяющие совершать самые безумные поступки. Эти крылья не что иное, как вера в бессмертие. Дети не боятся смерти так, как взрослые, они не воспринимают опасность так, как должны воспринимать, дети верят, что смерть может случиться с каждым, но только не с ними…
И, дождавшись вечера, мальчик взобрался на подоконник. Он снова посмотрел вниз, на секунду отступил, заколебался, всё-таки пятый этаж это не шутка.
Колебался и раздумывал он недолго. Пути назад не было, решил, значит надо идти. Преодолев ужас, сковавший на несколько секунд всё его тело, Рома смело ступил на карниз.
Карниз слегка просел под его весом, покачнулся, и мальчику вдруг в жаркий летний вечер стало холодно. Ужас ледяной рукой сковал сердце, на миг парализовал разум, Рома уже хотел отступить, вернуться назад, но сделать шаг назад было ещё страшнее. Он вспомнил, что заперли его здесь, в сущности, не за его вину, и снова решился. «Взявшись за что-нибудь, иди до конца», - всегда говорила ему мама, и он пошёл. Превозмогая страх, цепляясь руками за выбоины в щербатых кирпичах, цепляясь так, что ломались ногти, цепляясь за жизнь…
- Отступать поздно, - убеждает сам себя мальчик и делает шаг. – Я не упаду, - твердит он себе, - Назло всем не упаду…
Третий шаг.
Мальчик посмотрел вниз и покачнулся. Изо всех сил вцепился в выступ стены
- Нет, не сейчас…, - успокаивает себя Рома и медленно переставляет ногу дальше.
Вдруг раздаётся оглушительный треск, и та часть карниза, где он только что стоял, летит вниз. Рома испугался, подумав, что сейчас сюда придут и, замер, на несколько мгновений прилипнув к стене и зажмурившись, но, пересилив свой страх, сделал последний шаг. Вот, наконец, водосточная труба. Это уже не страшно. Легко, будто он делал это всегда, Рома сполз вниз и бросился в заросли шиповника. Он-то знал, что они скрывают.
Обняв примчавшегося откуда-то, и обезумевшего от радости Шайтана, мальчик осторожно отвёл в сторону одну из досок забора, протиснулся в образовавшийся проём. Вот он и свободен, вот только что ему делать с этой свободой?
Щенок прыгал у Ромкиных ног, облизывался, всем своим видом давая понять, что голоден. Мальчик присел на корточки, обнял Шайтана. Что делать дальше? Вернуться? Тогда зачем нужно было рисковать, спускаясь с пятого этажа по водосточной трубе? Ведь не для того же, чтобы снова оказаться запертым с надбавкой срока наказания… Ничего другого ему не оставалось, как подняться и отправиться в путь. Куда? Зачем? Кто знает… Просто назад пути не было, значит только вперёд.

Так и шли. Маленький мальчик с собакой. Уже давно стемнело, и весь мир погрузился во мрак, а они всё шли и шли, огибая деревню за деревней, то и дело спотыкаясь от непривычно долгого пути. Тьма была кромешная, как поздней осенью, и видны были только огоньки в домах, пока проходили мимо деревни, но стоило деревне остаться чуть позади, снова темнота обступала путников со всех сторон.
Голод всё сильнее донимал обоих, но если собака хоть что-то умудрилась ухватить, поймав полевую мышь, и слопав её, то мальчик терзался голодом по-настоящему, и тщётно ломал голову, думая, где бы добыть поесть.
Вот показалась очередная деревня. Мальчик не свернул с дороги, пошёл прямо по главной улице. Он не прятался, ему было всё равно... Он шёл и вглядывался в жёлтые окошки домов. Кушать хотелось всё сильнее. Все мысли мальчика крутились только вокруг еды, и тут, на веранде одного из домов, прямо под фонарём, на верёвке, он увидел связку сушёной рыбы.
Голод был настолько силён, что Рома не стал раздумывать, тихо открыл калитку, проскользнул к дому. Неожиданно в одной из комнат зажгли лампу, и мальчик попал в полоску  света. Он быстро пригнулся, но с пути не свернул, добрался до крыльца, преодолел ступеньки и, сдёрнув с верёвки всю связку, бросился наутёк. По дороге он споткнулся обо что-то, упал, пошарил рукой вокруг себя, сообразил, что находится на грядке с редиской, обрадовался. Он начал дёргать редиску без разбора и прямо с листвой складывать её за пазуху.
Дверь в доме скрипнула. Не разбирая дороги, мальчик кинулся бежать и остановился только на опушке леса, возле мелкой речонки.
Здесь он помыл редиску и принялся за еду. Только не в радость ему была эта еда. Он давился слезами, и такой тоской заходилось сердце! Было холодно, со всех сторон Рому обступал страх, а тут, в довершение всех неприятностей, ещё и дождь начался.
Мальчик с собакой поднялись с земли, и снова побрели по дороге, пока не дошли до реки. Тут, забившись под мост, они заснули, тесно прижавшись, друг к дружке, и Роме всю ночь снилась мама, укоряющая его за воровство. Ему было так стыдно во сне, что он проснулся на рассвете и, растолкав собаку, снова побрёл куда-то.
Весь следующий день Ромка шёл вперёд, не останавливаясь ни на минуту. Хорошо, что дождя больше не было. Одежда высохла на мальчике, но была такая грязная после ночного дождя, что застыла, сделавшись едва не деревянной…
Вот он и на свободе, только где радость и счастье? Их не было и в помине. За два года, проведённых в детском доме, Рома привык к шумному обществу, к своим друзьям, к воспитателям, и сейчас, когда он был совсем один, ему не хватало привычной жизни. Одиночество угнетало его всё сильнее. Тоска рвала душу на части, становилась всё навязчивей и невыносимей. Рома уже не раз пожалел, что сбежал из детдома, уже не раз думал о том, чтобы вернуться, но разве найдёшь дорогу домой, когда уже столько протопал? Знать бы, куда идти, точно вернулся бы, да где теперь…
Время от времени мальчик бежал, когда мысли атаковали уж слишком сильно, но скоро падал в изнеможении, понимая, насколько безнадёжны его попытки убежать от себя. Нет, не по нраву ему оказалась бродячая жизнь, но возвращение домой казалось невозможным, и только потому, что Рома понятия не имел, где находится.
Весь день он шёл, прячась ото всех, минуя стороной деревни, но и не углубляясь в лес, а вечером мальчишка совсем выбился из сил. Увидев впереди высокие дома города, Рома недоумённо огляделся. Место показалось ему знакомым, но когда он здесь был, мальчик вспомнить не мог.
Он не мог идти дальше и, сидя на траве, всматривался вдаль, пытаясь не уснуть. Но усталость взяла своё, и маленький Ромка почувствовал, что уже не в силах бороться со сном. Глаза слипались, голова была тяжёлой, будто сделанной из свинца. Мальчик плюнул на всё, что его терзало, и уже через пять минут спал безмятежным детским сном.
Там-то его и нашли утром воспитатели.
 Мальчик и представить себе не мог, что всё это время крутился на одном месте и вышел почти к детскому дому. Вот и показалась ему знакомой эта местность, вот почему он так неспокойно чувствовал себя.
Рому снова посадили в карцер, разрушив предварительно остатки карниза. Но теперь мальчик и не пытался бежать. Он лёг на кровать и почти четыре дня пролежал, глядя в потолок, поднимаясь только изредка. Каким-то звериным чутьём Рома ощущал начало новой жизни, ведь ещё пару дней назад он был просто ребёнком, пусть непослушным, но всё же ребёнком, теперь же, после боевого крещения у колонки и побега, его не оставят в покое старшие. Будущее рисовалось ему каким-то кошмаром.
Мальчик и представить себе не мог, что сейчас все его считали настоящим героем. Старших бесило это, ведь не каждый, далеко не каждый из них, решился бы на то, на что пошёл этот семилетний мальчик. Его наказали, в сущности, просто так, ведь разобраться, виноват в ссоре был вовсе не он. Но смириться с несправедливым наказанием он не пожелал, сбежал, и не остановила его запертая дверь и высота. Да, ему было страшно, это совершенно очевидно, но разве кто-нибудь видел его страх?
Сейчас все говорили о нём. Малыши с восхищением, старшие со злобой, воспитатели с деланным или натуральным равнодушием.

Рому выпустили из карцера вечером четвёртого дня. Зайдя в палату, мальчик увидел нескольких старших ребят.
- А вот и Волчонок! – обрадовался один из них.
- Что надо? – сердито буркнул Ромка.
- Нам нужен ты и твои друзья. С кем ты дружишь?
- Зачем вам мои друзья?
- Тебе задан вопрос! Отвечай! С кем ты дружишь?
- Ни с кем! – огрызнулся Рома.
- Ладно врать! Мы же знаем, что вас четверо…
- Четверо? – Рома искренне удивился.
- Да. И сейчас ты нам скажешь, кто твои друзья.
- Я вам ничего не скажу.
- Скажешь…
К ним подошёл Юра.
- Ну, я его друг…
- Отлично, один нашёлся. Дальше…
- Я и, - приподнялся с кровати Серж.
- Ещё один… Ну этих-то мы знаем. Кто третий?
После того, как парень во второй раз повторил свой вопрос, вышел вперёд Костя Фокин, тихий, застенчивый мальчик, прибившийся к компании всего несколько дней назад, да и то, очень непрочно.
- Я, - прошептал он.
- Ну и хорошо. Все в сборе, можно идти.
- Куда? – поинтересовался Серёжа.
- Узнаешь.
- Я никуда не пойду! – глядя парню прямо в глаза, отрезал Рома.
- Даже так?
Один из парней схватил Ромку за плечо, рванул, принуждая следовать за собой. Мальчишка вывернулся, злобно сверкнул серыми глазами, отскочил в сторону. Тогда уже двое парней схватили его за руки и потащили по коридору. Ромины друзья пошли сами. Каждый в душе готовился к чему угодно.
Старшие привели мальчишек в пустой спортзал. Мальчики по причине жаркого дня были лишь в коротких шортах, кто-то из старших схохмил по этому поводу, мол, для занятий физкультурой в самый раз. Остановились у шведской стенки. Старшие, ухмыляясь, вооружились гибкими ивовыми прутьями, припасёнными не иначе для того, чтобы учить строптивую малышню. Надо показать, кто в доме хозяин.
- Так, - обратился к взъерошенной гвардии один из старшаков, - Выстроились в рядочек, боком к стенке, руку на ступеньку. Сейчас отбор в балетную студию производить будем, - веселился он. – Кому не ясно? Стоим на одной ноге, вторая подогнута.
Мальчишки не пошевелились, смотрели зверьками, лишь один, поколебавшись, неуверенно положил руку на ступеньку. Видно было, как ломал пацанёнка страх.
Остальным тоже, конечно, было страшно, но они боролись, не подавали вида, лишь яростно сверкали три пары глаз…
- Я неясно выражаюсь? – взяв прут наизготовку, с угрозой прошипел старшак. – Делать, как я сказал!
Мальчишка, успевший прославиться непокорным нравом и получить звериную кличку, презрительно фыркнул, лениво положил руку на перекладину шведской стенки, подогнул ногу.
Что им двигало? Почему подчинился? Решил, испугавшись, признать власть старших? Ой, вряд ли. Его вид говорил совсем об ином. Мол, ну и что? Чего вы этим добьетесь? Маленький, а ему что танк на пути, попрёт против танка. С таким упрямством старшим сталкиваться не приходилось.
На самом деле Рома просто смалодушничал, трудно быть смелым, когда ты маленький, когда тебе всего семь лет, а тебя собираются бить взрослые парни. А ещё промелькнула мысль о друзьях. Им-то за что, если он не умеет жить как все здесь, не может справиться с отчаянным упрямством, и всё делает наперекор здешним традициям. Казалось, что может быть проще, покориться, признать власть старших, и их оставят в покое, позволят жить спокойно, так нет, волчонок и есть, не признающий над собой вожаков. Покориться, означало начать прислуживать, уподобляясь остальным, он успел насмотреться, и такая перспектива не прельщала его. Были, конечно, сомнения, особенно в моменты вроде сегодняшнего, ведь не боятся только дураки, но непоколебимая гордость, видимо привитая родителями в несознательном возрасте, впитанная с материнским молоком, не оставляла шансов трусости и сомнениям, лучше быть битым, чем чужие носки стирать…
Вот только друзья: Юрка с Серёжкой, страдают из-за него, и это неправильно. Да ещё и Костя Фокин прибился…
И видеть не видел Рома, что верные дружки тянут за ним радостно, в охотку. Что им синяки, сойдут и не вспомнятся, а идти против всех, что может быть интереснее! Они и рады стараться, подражали Роме во всём, перенимали его манеры, учились жить по тем правилам, что жил он. Они бы не поняли, вздумай он вдруг поступиться принципами, покориться…
И даже они, друзья, не заметили сомнений и неуверенности в действиях Ромы, куда уж старшим увидеть! А друзья верили Роме безоговорочно, замерли, ухватившись за ступеньку, так же, на одной ноге, отстав от вожака лишь на секунду.
Старшие зубоскалили поодаль, наблюдая за пацанятами, издевались, прикидывая, с чего начать обучение балету. Остановились на варианте пресловутых лебедей, собственно, этим и ограничивались их познания великого искусства. Осталось дождаться первых «па», чтоб посмотреть, как «гуси-лебеди» прыгать начнут…
Костя Фокин очень хотел прибиться к компании, но и представить себе не мог, как трудно быть рядом с этой троицей, теперь он очень хорошо прочувствовал, балансируя на одной ноге, что за независимость, так привлекавшую его, надо платить. И плата ему совсем не понравилась… И естественно, Костя сдался первым, опустил поджатую ногу и…тут же получил прутом по ногам. Боль полыхнула вспышкой, Костя взвыл от неожиданности, схватился за ноги руками, и снова получил прутом.
- Встать к стене! – приказал старшак, - На ту же ногу!
Обиженно вздохнув, Костя снова замер возле шведской стенки. Ноги дрожали – и от усталости, и от неожиданной обиды, и от боли. Он скосил глаза на подогнутую ногу. На голени вздувалась красная полоса, напоминавшая след от ожога.
Сколько времени можно стоять на одной ноге, пусть даже имея под рукой опору? Весьма недолго. А поджатую ногу держать на весу? Вероятно и того меньше.
Мальчишки продержались гораздо дольше, чем полагалось бы, но их силы были небезграничны. Это лошади спят стоя, а человеку и на двух ногах сложно долго оставаться без движения, он то и дело переступает, меняет положение тела. А на одной? Нога затекает, тело становится тяжёлым и давит неподъёмным грузом, двойным весом против привычного, на дрожащую, подгибающуюся ногу. А вторая нога, та, что держишь на весу, не имея опоры, затекает и того быстрее, натруженные непривычной работой мышцы отказываются держать её…
Вот Юрка подхватил рукой подогнутую ногу, хоть на миг облегчить страдания, устроить себе передышку. Куда там! Свистнул прут, удар пришёлся большей частью по руке. Юра зашипел сквозь зубы, выпустил ногу и не смог удержать её на весу. За что и поплатился, получив ещё и по ногам.
И началось. Старшие веселились вовсю, хлестая беспомощных мальчишек по ногам, стоило кому-нибудь поменять заданную позицию.
Костя сдался первым, отцепил руку, повалился на бок, не в силах удержаться на ногах. С ним возиться не стали, его не приняли всерьёз, просто отодвинули в сторонку, чтоб не мешался. Он, тихонько поскуливая от пережитой боли и ужаса, отполз в угол, сжался в комочек, уткнулся лицом в колени, худенькие плечи вздрагивали. Он не плакал, его трясло. Так отступал глубокий шок.
Упал Юрка. Старший легонько пнул его в бок.
- Подъём! Команды «лежать» не было.
Юра повернул голову, глянул на него с нескрываемой яростью, окрысился:
- Да пошёл ты!
- Что?!
Длинный прут со свистом рассёк воздух, с хлёстким звуком обрушился на спину дерзкого мальчишки. Юра дёрнулся, врезался лицом в пол, непроизвольно вскрикнул.
Парень снова занёс прут, но под удар, загораживая друга собой, кинулся Рома. Он успел припасть на колено и принять удар, огнём обжёгший плечо и спину, на себя.
Этот сумасшедший рывок был импульсом, поступком, обдумать который мальчишка просто не успел. Да не то что обдумать, сообразить, что делает, не успел, короткая, будто замыкание, вспышка в мозгу и… слепящая, затмевающая сознание боль… Он задохнулся от неожиданной боли, но подавил крик, медленно поднял голову, встретившись взглядом с обидчиком.
И тут произошло невероятное. Старшие отчего-то смутились, побросали прутья и тихо, не проронив ни слова, ретировались из зала. Кто из них, пусть несознательно, как вышло у Ромы, загородил бы друга собой?
- Живой?  - поинтересовался Рома, тряхнув Юрку за плечо.
- А то! – гнусаво ответил Юра и сел, зажимая пальцами разбитый нос. Сквозь пальцы сочилась кровь. – Вот, блин, пол кровью замазал, отмывать теперь…
- Ничего, - поднялся Рома, - Это уже ерунда.
- Синяки останутся, - проворчал Костя, пристально разглядывая свои ноги.
Юрка глянул на него и весело фыркнул:
- Синяки… Девчонка! – и кивнул на Рому. У того по плечу и спине до лопатки тянулся длинный, багровый, набрякший кровью рубец. На плече кожа была рассечена, проступила кровь…
Что там Костины синяки, он даже содрогнулся, представив, вот если бы его так… Но он, надо думать, добровольно под удар подставляться бы не стал.
- Пошли что ли? – буркнул Рома, - Одеться надо, а то будут все с вопросами приставать…
Они никого не встретили по дороге, если не считать девчонки-ровесницы, что, заметив их, вскочила со скамейки, распахнула в изумлении синие глазищи…
- Кто это вас так?
- Тебе какое дело? – ощетинился Серёжка. Остальные даже внимания не обратили, знали, эта девочка не побежит докладывать воспитателям, не ябеда… Она вообще какая-то странная. Ни с кем не общается, по большей части молчит, либо огрызается, если обижает кто, а дружить с кем-то, секретничать, да и просто разговаривать…, она не считает нужным. Не то чтобы с ней никто не дружит, она сама никого не подпускает к себе. Зато девочка постоянно крутится где-то поблизости от мальчишек, имеет обыкновение появляться на их пути, будто из ниоткуда, вот как сейчас. Вроде бы и не было никого в холле, и на тебе, как из-под земли возникла.
Да не отвязалась, следом за ними прошла в палату, взялась распоряжаться.
- Сидите пока здесь, я скоро…, - и скрылась за дверью.
Вернулась она минут через пять, притащила тазик с ледяной водой и зелёнку.
- Вот…, - взяла с тумбочки полотенце, намочила в тазике, отжала, повернулась к Роме, - Сядь! – и приложила полотенце на раненое плечо мальчишки.
- Спасибо, - хмуро поблагодарил Рома, глянул на неё, усмехнулся, - Где зелёнку стырила?
- В изоляторе, - нехотя ответила девочка, - Давно уже…


Скоро началась учёба, и эти мальчишки и девчонки склонили свои непослушные головы над тетрадями, старательно вырисовывая в них палочки и крючки. Первое время учиться нравилось, но прошла осень, и наступила зима, манящая ребят белизной снега и своими бесконечными белыми просторами.
На уроках ребята скучали, то и дело, поглядывая в окно. Никому не интересно было, сколько яблок осталось у Коли из учебника по арифметике, и сколько пирогов съела Маша. У них-то этого не было, и вместо того, чтобы решать, они злились на неизвестных обжор – Колю и Машу, умявших такое количество яблок и не меньшее пирогов.
Скука была невыносимой, но иногда ребята изобретали новые игры. Как-то они залезли на крышу деревянной постройки, расположенной в глубине двора. Был морозный солнечный день. Снег так и блестел под игривыми, но холодными лучами солнца. Вот он жёлтый, чуть подальше – розовый, а возле забора – переливающийся всеми цветами радуги.
Вдруг внизу раздались крики. Осторожно подойдя к краю крыши, Рома посмотрел вниз.
Внизу парень, знакомый ребятам по случаю у колонки, заставлял выворачивать карманы какого-то малыша. Тот шмыгал носом, готовый разреветься, но отчаянно зажимал карманы ладонями, видно есть что терять. И он отступал, отступал, шаг за шагом, пока не упёрся спиной в стену, но сдаваться не собирался.  Тогда в ход пошла сила.
Ну разве можно оставлять такое без внимания? Может быть, кому-то и всё равно, но вот Рома считал действия Олега неправильными, и не вмешаться не мог. Он оглянулся. Снег большим сугробом нависал над двором как раз в том месте, где стоял Олег Дегтярёв и его маленькая жертва.
Ромка свистнул и одновременно сбросил снег вниз. Как только Олег поднял голову, на него обрушилась снежная лавина. И тут же, не дав ему отплеваться, перед ним появился Ромка, спрыгнувший с крыши постройки.
- Привет, - хмуро поздоровался он с врагом. – Что делаем?
Отплевавшись, Олег посмотрел на Рому.
- Что привязался? Что я тебе сделал?
- Мне? Ничего. Малышам от тебя постоянно достаётся.
- А тебе-то что? Под защиту их взять решил?
- Как получится.
- Да кто ты такой вообще?! – разозлился Олег.
- Волчонок, - улыбнувшись, ответил Рома.
Против этого Олегу было нечего возразить. Он попытался сбежать, оттолкнув Ромку с дороги, но Рома не остался в долгу, тоже толкнул, отправляя в сугроб.
- Ладно, Волчонок, - зло прошипел Олег, - Два раза ты оскорбил меня, но я не умею прощать, я не дам тебе жить спокойно. Тебя оставили в покое старшие, но от меня ты этого не добьёшься.
Рома рассмеялся в ответ.
Кто-то раззвонил об этой истории по всему интернату, и какой-то неизвестный, не особо умный товарищ, однажды неудачно пошутил, скинув сугроб на голову одного из самых суровых воспитателей, по прозвищу Спайк. Это прозвище воспитатель получил достаточно давно, во всяком случае, уже никто не помнил, откуда оно взялось. Но он был единственным, кто держал в страхе весь детдом. Его слушались беспрекословно и боялись как огня.
И вот кто-то скинул снег ему на голову. Неслыханная дерзость! Он взбесился и орал так, что в окнах звенели стёкла, а потом, успокоившись, наказал тех, кто помладше, ибо был уверен, что старшие не осмелились бы на такую шутку.
Наказание распространялось на младшие пять классов и заключалось оно в том, что в течение месяца ни один из наказанных не выйдет на улицу. Гулять наказанным можно было только во дворе.
Рому это взбесило. Прогулки по двору его не устраивали. Посовещавшись, друзья решили бороться за свободу.
С той минуты началась гражданская война. Мальчишки не учили уроков, ничего не делали, хватали двойки одну за другой, но это было только начало и так продолжалось до лета. Летом всё было тихо спокойно, но с началом нового учебного года, ребята совсем от рук отбились.
В классе было шумно, как никогда, учителя не могли найти мел, а потом он вдруг находился либо в журнале, либо в цветочном горшке, а бывало, что учитель вставал со стула и обнаруживал мел на сиденье. Кто-то предложил намылить доску, после чего на ней невозможно стало писать. Иногда на страницы журнала выливались чернила, иногда Серёжа, отлично рисовавший, изображал на доске учителя. Выходило, очень даже, похоже.
Учителя боялись входить во второй класс, но вести уроки надо было, и всё большее количество двоек вырастало в журнале. Впервые второй класс продемонстрировал свои способности в военном искусстве. Учителя посылали в класс как на поле боя, ибо никто не знал, что придумают изобретательные второклашки на этот раз. А они чудили вовсю. Подкладывали канцелярские кнопки учителю на сиденье, выливали клей на тряпку, которой мыли доску, прислоняли к двери швабру. И ни наказания, ни уговоры не могли заставить ребят прекратить бессмысленную войну. Даже Спайк, а это был именно его класс, опустил руки. Ну что делать с ними, когда не помогают даже наказания?
Определив зачинщиков, а вычислить их было совсем несложно, воспитатели принялись рассуждать, как приструнить разбушевавшуюся малышню. Кто-то предложил увезти куда-нибудь их собаку. Странно, но предложение поддержали, только Спайк, старший воспитатель, был против, ему, как потакающему, и поручили отвезти пса куда подальше. Пришлось подчиниться. Шайтана не было два дня, потом пёс появился снова, и на этот раз Спайк отстоял собаку, сумел доказать, что пропажа собаки ничего не решит.

*   *   *
Вот и закончилась очередная зима. Ребята с трудом верили в это. Забыв про войну, они целыми днями пропадали на улице, отогреваясь за зиму. С какой-то затаённой радостью наблюдали они за городом, сбрасывающим с себя тяжёлое покрывало снега. Но вот наступил май, всё вокруг ожило, и город преобразился. Распустились листья на деревьях, появились цветы, и так ласково сияло солнце, даря каждому новому дню всё больше тепла.
Ребята радовались солнцу и теплу. Часами сидели они на крыше пристройки, подставляя солнечным лучам довольные мордашки и мечтали о походах и приключениях. Хотелось разнообразия, хотелось свободы, хотелось брести куда-то среди деревьев, вслед за солнцем, валяться на юной траве, шлёпать босыми ногами по чёрной, не просохшей от весенних дождей земле…
И вдруг появилась идея: а что если…
В один солнечный день четверо друзей вышли со двора. И как всегда вокруг них крутился Шайтан – красивый и сильный пёс, злой и неукротимый зверь. Всё как всегда, ушли гулять ребята, ничего подозрительного…
Ребята вошли в лес. Настроение у всех было приподнятым. Весь день они либо шли, либо бежали по мягкой траве. Им нравилась свобода, нравилась независимость. Мальчишки не замечали времени и не думали о завтрашнем дне. Сегодня им весело и хорошо, а это главное. Завтра они что-нибудь придумают, и всё будет так же хорошо, как и сегодня. Им даже есть не хотелось, голод притуплялся эйфорией свободы и собственной смелости. Неужели всё получилось? Вот здорово! Ни отбоя, ни подъёма, ни колхозных огородов…, благодать.
Вот и стемнело. Когда темнота совсем окутала лес, Рома остановился.
- Хватит идти, уже ничего не видно.
Друзья с радостью согласились. Как бы ни храбрились они, а ноги переставлять уже сил не было, весь день в пути, как иначе…
Заснули они практически моментально на мягком ковре из травы и хвои.

А следующие два дня превратились в сущий кошмар. На рассвете мальчишек разбудил по-осеннему моросящий дождь. Стало совсем не весело. Куда идти? Где прятаться от дождя? И вообще…, как это так, отправиться в путешествие и не запастись едой, тёплой одеждой, спичками? Им в начале пути даже в голову не пришло продумать всё. Теперь хуже. Теперь даже домой не вернуться, дорогу в лесу никто не додумался проложить. Да и не обсуждали они пути отступления, только Костя Фокин, из-за фамилии прозванный Фоксом, без конца ныл. Видите ли, холодно ему, промок, и есть хочется. Мальчишки привычно отмахивались от него, но нытьё порядком доставало. Отвечать ему не хотелось, да и сил не было, хотелось забиться куда-нибудь в тепло, желательно под одеяло, выпить горячий чай и что-нибудь съесть. А лес всё не кончался. Рома подозревал, что крутятся они на одном и том же месте, но мысли свои не озвучивал, он вообще старался отмалчиваться, чувствуя свою ответственность за создавшееся положение. Ведь идея о путешествии принадлежала именно ему. И как он мог забыть, о своём побеге? Ему ли не знать, как страшно спать в сыром лесу прямо на земле, не он ли, мучаясь невыносимым голодом, пошёл на воровство? До сих пор совесть не даёт покоя… Это было два года назад, неужели всё забылось…
Целые сутки, почти не прекращаясь, шёл дождь. Холодный и очень неприятный. Мальчишки совсем измучались. Насквозь промокшие, замёрзшие, они стучали зубами от холода, молчали, хмуро поглядывая друг на друга, и всё шли, шли… Остановиться было невозможно, остановиться, значит сдаться, сядешь под дерево, и встать уже не получится, сил не хватит. Ни сил, ни духа. Только движение способно поддерживать человека на плаву, только движение означает жизнь, и мальчишки, интуитивно чувствуя это, продолжали двигаться даже ночью. Усталые, голодные, в мокрой одежде – казалось, никогда не будет конца этому лесу…, так и будут бродить они, пока остаются силы, а потом… Страшно подумать, что будет потом.
Вечером второго дня лес неожиданно расступился, перед мальчишками раскинулась деревня. Не будь они так замучены, давно углядели бы признаки близкого жилья. Лес поредел, появились тропинки, отчётливо запахло дымом, где-то вдалеке мычала корова…

До деревни было ещё метров триста. Это расстояние казалось непреодолимым. Мальчишки шли, еле переставляя ноги, сзади так же медленно тащился пёс. Голодные, грязные, измученные – ребята уже много раз пожалели о том, что ушли из дома. Но всё это в мыслях. Вслух высказывался только Костя, он вообще порядочно достал всех своим нытьём.
Дойдя до деревни, ребята вообще выбились из сил, никто уже не в состоянии был пройти и двух шагов. У первого же забора мальчишки попадали на землю, все молчали. Есть хотелось до дурноты. Серёжка кашлял, шмыгал носом, наверное, простудился, остальные пока держались…
Костя сидел-сидел, не выдержал, заплакал. Горько, в голос. Он уже не мог сдерживать слёз. И расходился всё сильнее, не в силах успокоиться.
Потом вдруг он вскочил на ноги, с неожиданной резвостью после такого-то голодания, и бросился к калитке одного из дворов.
- Дяденька, дайте нам поесть, - умолял кого-то Костя, - Пожалуйста!
Чтобы не упасть, мальчишка вцепился в калитку.
- Убирайся отсюда, попрошайка! – донёсся со двора резкий голос.
Костю это не убедило. Он продолжал плакать и просить о помощи. Вскоре мальчик выбился из сил и повис на калитке, беззвучно плача. Тогда калитка с шумом распахнулась, и Костя упал в пыль.
Со двора вышел толстый мужик со злыми крысиными глазками.
- А ну, убирайся прочь! – взревел он и схватил Костю за ухо.
Мальчишка взвыл, только этого ему и не хватало!
- Отпустите меня! – пролепетал он.
Мужик отшвырнул его так, что Костя кубарем покатился по дороге. На секунду он скрылся за калиткой, но появился снова. В его руке был зажат кнут, которым пользуются пастухи. Вот уж нет, порки им только и не хватало, ребята кое-как поднялись, помогли подняться Костику, но он с неожиданной силой принялся вырываться.
- Убирайтесь отсюда! – потребовал мужик, угрожая ребятам кнутом. Как будто бы они сами не понимали, что лучше уйти, не провоцировать!
Костя плакал, уже не стараясь сдерживать слёзы. Ребята притёрли его к забору, будто оберегая, отпусти, снова начнёт попрошайничать, уговаривать…
- Вы что оглохли?!
- Посидим немножко и уйдём, - нехотя отозвался Рома, - Что мы вам помешаем?
- Да! – рявкнул мужик. – Нечего возле моего дома всякой шпане ошиваться!
- Шпана это ты и твой дед, который в кедах воевал! – обиделся Юрка, и тут же, за неумение держать язык за зубами, получил кнутом по ногам.
Сорвался с места пёс – защитить, удар кнутовищем пришёлся ему по морде, визжа от негодования, пёс покатился в пыль.
Мужик снова занёс кнут, но тут что-то переменилось. Помощь пришла в виде случайного прохожего – парня лет двадцати трёх. Он вырвал кнут из рук мужика, а самого его грубо оттолкнул в сторону.
- Что ж ты делаешь-то, гад? Это же дети! – негодовал он.
Костя всхлипнул, дождавшись, когда на них обратит внимание неожиданный спаситель:
- Я есть хочу.
- Сейчас, сейчас… Пойдёмте, - позвал их парень, - Идём ко мне, я вас накормлю.
Мысль о еде придала мальчишкам сил, и они поплелись по дороге вслед за своим спасителем. Хотелось кому-то верить, и они поверили, не сомневаясь пошли, не задавая вопросов.
Шли достаточно долго, через всю деревню.
- Вот мы и пришли, - сказал, наконец-то, парень, распахивая калитку.
Костю снова покинули силы, он повалился на землю, по инерции увлекая за собой Юрку и Серёжку. Парень растерянно посмотрел на мальчишек, позвал:
- Алёна!
Тут же из дома выбежала девушка на вид лет двадцати.
- Что случилось, Паша?
Увидев мальчишек, она на секунду остановилась, потом подбежала к ним.
- Что с ними?
- Потом объясню, - последовал ответ. – Помоги мне завести их в дом.
В доме ребят усадили за стол. Алёна принесла молоко, хлеб и колбасу.
- Кушайте.
Дважды повторять не пришлось, мальчишки накинулись на еду так, будто пережили блокаду. Алёна с Пашей, глядя на ребят, тихо переговаривались.
- Давно не ели? – спросил Паша.
- Три дня.
- Тогда хватит пока. Плохо будет… Устали, наверное? Идите в комнату, выспитесь, а потом поговорим.
Как только ребята остались одни, Костя заявил:
- А я ему не верю. Мы только заснём, он тут же ментов назовёт.
- А тебе, не всё ли равно? – вытягиваясь на кровати, лениво поинтересовался Юра, - Не ты ли жалел, что мы смылись из интерната?
- Спи спокойно, Фокин, - подхватил Серёжка, - Ментов, так ментов, домой так домой… подумаешь…
Рома не лёг спать, он вышел в кухню.
- А ты чего не ложишься? – спросил Паша.
- Что-то не хочется…
- Боишься, что я в милицию сообщу?
- Не боюсь.
- Откуда вы?
- Из города. Мы детдомовские. Пошли в лес погулять, заблудились…, и вот…
- Это я уже понял… И что делать думаете? Бродяжничать? Или домой отправитесь?
- Не знаю. Мы не думали…
- Не думали… Это понятно, что вы не думали, иначе бы в лес не понесло. И как же мне с вами быть…? Сдавать я вас, конечно, не буду, но и чтобы бродяжничать дальше отправились, я допустить не могу. Так как быть?
- Не знаю.
- Ну хорошо. Отдохните пока, подкормитесь, а там решим, что с вами делать. Договорились?
- Да, - устало кивнул паренёк.
- А ты, малой, иди всё-таки спать…
- Меня Рома зовут…
- Хорошее имя.
- Почему этот человек такой злой? – спросил Ромка.
- Кто знает… Он живёт один, никого не любит, только зло копит. А вот о нём-то я и забыл…, - с досадой проворчал Паша, -  Как бы проблем у нас не было.
- А у тебя из-за нас проблем не будет?
- Не думаю… А у вас могут быть проблемы. Он, скорее всего,  в отделение побежит. Докладывать, что у нас на посёлке беспризорные дети появились. Ну и приведёт милицию прямо ко мне. Так что, мальчики, вы не успеете дойти до следующей деревни, как вас поймают. Оставайтесь пока. Здесь всё безопаснее, чем на дорогах или в лесу.
И ребята остались. Отправились спать и почему-то больше не думали о том, что их найдут. Домой так домой. Ну в самом деле, куда им ещё деваться?
Остаток дня прошёл спокойно. Никто не появлялся, ни мужик, что так неласково обошёлся с ними, ни милиция, и ребята мало-помалу успокоились. Вечером, когда уже совсем стемнело, Рома вышел во двор. Сел на поленницу, задумчиво глядя на круглый диск луны.
- Ты чего загрустил? – раздался рядом голос Паши.
- Не знаю. Так что-то…
Паша сел рядом. Он вытащил из кармана сигареты. Рома не курил ещё, но на сигареты посмотрел с жадностью заядлого курильщика. Паша заметил его взгляд, спросил удивлённо:
- Ты что, куришь?
- Да, - соврал Ромка.
Паша не стал читать ему лекцию о вреде курения, молча протянул сигареты.  Рома взял пачку достал одну сигарету, хотел вернуть, но Паша только отмахнулся.
- Бери всю, пацаны, наверное, тоже курят…
Мальчик не ответил. Молча прикурил и, как того и следовало ожидать, закашлялся.
- О, дружок, - усмехнулся Пашка, - Так это твоя первая сигарета?
Рома сильно смутился, но кивнул.
Паша ничего ему не сказал.
Тут подошли ребята. Увидев Ромку с сигаретой, Юрка даже присвистнул.
- Куришь…, - протянул он. – И  без нас…
Рома достал пачку, протянул ребятам сигареты.  Дело сразу пошло на лад только у Юрки.
- А я уже пробовал курить! – гордо заявил он.
- Когда это? – удивился Рома.
- Было дело…, - загадочно улыбнулся паренёк. Он не стал рассказывать, как тиснул у отца  сигарету, как выкурил её тайком, кашляя, задыхаясь  и зарекаясь никогда в жизни больше не курить. Это было давно и неправда, тот случай не в счёт, как не похвалиться перед друзьями…
Скоро ушёл Пашка, разошлись ребята, остались сидеть на брёвнах только Рома и Юра. Оба молчали.
- Юр, - нарушил, наконец, молчание Рома. – А ведь лето скоро закончится…
- Ну и что?
- Что мы будем делать дальше?
- Не знаю, я не думал об этом.
- Я раньше тоже. Какие же мы дураки…
Юра усмехнулся.
- Это точно…, дураки. Не нужно было убегать.
- Поздно, Юра, думать об этом.
- Вот если бы мы были взрослыми, можно было хоть работу найти, а сейчас…
- А сейчас у нас нет ничего… Вот погуляли по лесу, и что? Супер, да? Жрать нечего, холодно, даже от дождя спрятаться негде…
- Вот-вот.
- Юр, а может вернуться, а?
- Как же мы теперь вернёмся? Нас там сожрут живьём. Один Спайк чего стоит.
- Это верно, – согласился Рома, -  Жили себе, жили спокойно, так нет, надо было наш класс Спайку отдать.
Говорили  мальчишки ещё долго, потом снова молчали, глядя на звёзды.
- Отец, наверное, с ума сходит…, - предположил Юра. – А я о нём даже не подумал.
- А о чём мы вообще думали?
- Ладно, Ромка, всё равно ничего уже не изменить. Пошли спать что ли?

Утром ребят разбудил лай собак во дворе. Надрывались в две пасти Шайтан и хозяйский пёс. Переполошили весь дом. Ребята оделись в считанные секунды, и тут зашёл Паша:
- Ребята, всё. Догулялись вы.
- Что такое?
- Он сюда милицию приволок. С милицией не поспоришь. Уж извините меня, но тут я бессилен что-то изменить…
Через двор так просто пройти нельзя было, привязанный на длинную верёвку, в полуметре от троих милиционеров бесновался Шайтан. Он рвался с привязи, хрипел, слегка придушенный ошейником, но незваных гостей не собирался пропускать к дому. Пришлось одному из милиционеров достать дубинку, и оглушить назойливого пса.
Мальчишки, затаив дыхание, стояли у окна. Как сейчас всё обернётся?
С милицией, конечно, ругаться никто не стал, с ними спорить, всё равно, что биться головой о бетонную стену. И ребята покорно пошли вслед за представителями власти.

На милицейском козлике их привезли в какое-то захолустье, привели в обшарпанное здание и заперли в комнате с решётками на окнах.
- Ух, ты! Это что, уже тюрьма? – высказался Костя.
- Неудачная шутка, - отозвался Рома.
- Дурак ты, Фокин, - с видом знатока принялся объяснять Юрка, - Тюрьма обычно выглядит по-другому. Стены там каменные, а окошки маленькие-маленькие, с решётками.
- А ты откуда знаешь? – поинтересовался Костя.
- Да бывал он там, - засмеялся Серёжка.
- Что теперь будет? – захныкал Костя.
- Не скули! – оборвал его Рома. – Не девчонка.
В комнате воцарилась тишина, но ненадолго. Повернулся ключ в замке, к ним пришёл милиционер.
- Ну что, ребятки, выкладывайте.
Против его ожидания, мальчишки промолчали.
- Ладно вам обижаться, - проговорил он, - Собачке вашей ничего не сделалось, бегает уж, поди… Поиграли в прятки, и будет, рассказывайте, откуда вы…
Мальчишки хмуро молчали.
- Так…, - благодушная улыбка потихоньку сползала с лица милиционера, а в голосе его прозвучало что-то жуткое, наводящее страх. – Значит, не хотите говорить, молчать изволите… Хорошо.
Он вышел.
- Ну, всё теперь, - снова заныл Костик, - Теперь точно бить будут…
- Хватит! – резко повернулся к Косте Ромка. – Достал ты уже своим нытьём!
- Сказали бы сразу им всё…, - не унимался мальчишка.
 - Ну и сказал бы – пожал плечами Ромка, - Что ж промолчал-то?
- Вы-то промолчали.
- И что?! – Рома посмотрел на него уничтожающим взглядом.
- Ничего. Ну конечно, - проворчал Костя снова, - Как Рома решил, так и…
Он не договорил. Рома резко повернулся к нему.
- Так и будет? – спросил он ледяным тоном.
- Да! – огрызнулся Костя, - Всё время…, - он махнул рукой, отчаявшись что-то доказать.
- Нет уж, договаривай, раз начал.
- Да ну тебя…
- Что ты к нему привязался, Ром? – вмешался в назревающую ссору Серёжа, - Ну сказал он лишнее, что ж с того?
- Заткнись, Серж!
- Да что ты такой бешеный сегодня? Как с цепи сорвался!
Рома не ответил, отошёл в сторону.
- Что это с ним? – поинтересовался у друзей Костя.
- Не надо, Костя, - хлопнув его по плечу, покачал головой Юрка, - Успокойся. Не заводи его.
- А чего он? – хорохорился Костя.
- Молчи.
Под Юркиным взглядом Костик осёкся на полуслове. Он никогда ещё не видел Юрку таким. Куда девались его постоянная бесшабашная весёлость и добродушие? Его синие глаза потемнели и казались почти чёрными, а во взгляде было столько свирепости, что Костя попятился к стене.
- Эй, ты чего? – пролепетал он.
- Заткнись!
Мальчишки разбрелись по разным углам и замолчали. Рома сидел у окна и с грустью разглядывал решётку.
- Теперь нас точно домой отправят, вот узнают только, откуда мы…
- Ну и пусть, - отозвался из своего угла Костя, - Лишь бы пожрать дали.
- Ага, дадут, насмешливо проговорил Юрка, - Догонят, и ещё дадут. И вообще, не скули, Фокин, сколько можно?
- Отвяжись, - пробормотал Костя.
- Как, интересно, они узнают, откуда мы? – размышлял вслух Серёжка.
- Узнают как-нибудь, - заверил Рома.
- Брось…
- Узнают, конечно, - стоял на своём Ромка, - Откуда ещё могут взяться беспризорные дети?
- Ну, мало ли…
- Ага, явление в порядке вещей. И потом, нас, наверное, всё-таки ищут…
Разговор сам собой оборвался.
Прошло совсем немного времени, и ребята услышали, как в замке повернулся ключ. Все, как по команде, обернулись к двери.
Вошел милиционер, улыбаясь, сел рядом с Ромой на скамейку.
- Ну что, не надумали говорить? – добродушно поинтересовался он.
Рома упрямо качнул головой.
- А остальные что скажут?
Остальные с равнодушным видом отвернулись.
- В молчанку решили поиграть? – Милиционер поднялся. Он ещё раз оглядел мальчишек, кивнул на Рому, - Идём со мной.
Рома молча поднялся.
- Раз у вас стадное чувство и совершенно дикая солидарность, будем как на допросе. По одному, - объяснил мент.
Он привёл Рому в кабинет, сел за стол, мальчику указал на кособокий стул, стоявший у стола.
- Садись.
Презрительно взглянув на представителя власти, Рома остался стоять.
- Садись же, мальчик.
- Не хочу.
Он всем своим видом так напоминал зверька, что милиционер слегка опешил, удивился и подумал о том, что этот мальчик вряд ли расскажет ему, кто он и откуда. Ох, и тяжело с такими вот детьми… Ничего-то у них не поймёшь, эмоций никаких и глаза ничего не выражают.
- Ну, не хочешь садиться, твоё право. Давай, рассказывай, кто вы такие, и как оказались здесь.
- Нет.
- Да почему?! Что это за упрямство такое? Ты пойми, ведь не могут дети жить в лесу и у совершенно незнакомых людей. На свете очень много злых людей. Слышишь мальчик?
- Слышу.
- Ну, так говори. Мы вас домой отправим.
- Ничего я вам не скажу.
Видно было, что от мальчишки по-хорошему ничего не добиться, слишком упрям, и перехитрить его тоже вряд ли получится, слишком умён, не по годам…
- Ну хорошо…, - милиционер начинал злиться. Он слишком много своего времени потратил на пустячное, в сущности, дело, а ему так хотелось быстрее уйти домой. – Не хочешь по-хорошему, заговоришь по-плохому, - процедил он сквозь зубы.
Он надеялся, что мальчишка испугается угрозы, постарался напустить на себя гневный вид, но упрямый паренёк даже глаз не отвёл. Он как будто вообще ничего не боялся.
- Странно, - подойдя к нему, проговорил мент, - ведь малолетка совсем… Сколько тебе лет?
- Девять.
- Всего только девять лет… Откуда же ты такой взялся?
Он схватил пацанчика за волосы, швырнул к стене. Мальчик не сумел удержаться на ногах, но вскочил с пола по-звериному, стремительно, прыжком. Откуда у девятилетнего мальчишки могли быть такие повадки? Мент призадумался. В его сознание закралась одна мысль…
- Ну так что, может, по хорошему договоримся? – снова задал он вопрос мальчику.
- Нет.
Рома смотрел на него вызывающе, с видом бойца, у которого за плечами Родина. Он и сам не знал, почему упрямится, ведь мальчишки не раз пожалели о том, что подались в бега, не раз подумывали о том, чтобы вернуться, но тут в него, как чёрт вселился, он угрюмо молчал, сам не понимая причин своего молчания.
Тяжёлая ладонь опустилась на смуглую мордашку, не удар, а так, толкнули слегка, но мальчишке много ли надо, он отскочил назад, налетев на угол стола локтем. Он чуть не взвыл от неожиданной боли, но стерпел, не проронил ни звука.
- Я из тебя дух вышибу! – взревел мент, пытаясь напугать.
- Пожалуйста, а я по ночам буду ходить, и пугать тебя, - невозмутимо ответил Рома. И только он один знал, чего стоила ему эта невозмутимость. Ведь он всего-навсего маленький мальчик, напуганный, что лукавить, ещё как напуганный подобным обращением. Нет, конечно, ему не в первый раз достаётся от взрослого человека, воспитатели в детдоме частенько наказывают детей физически, но вот с милицией он столкнулся впервые. И это было страшно… Куда проще было сказать, откуда они сбежали, в этом случае удалось бы избежать незаслуженных побоев. Может быть, друзья осудят Ромино упрямство, но это только его дело, пусть отвечают, если не лень, а он, хоть убей, не станет ничего говорить.
Мент не стал больше разговаривать с Ромой, понял, что этот мальчик не проронит ни звука, он оттащил его за шиворот обратно к ребятам, швырнул в комнату, как нашкодившего щенка.
Рому окружили друзья.
- Он что, бил тебя? – поинтересовался Костя.
- Не…, толкнул только, - вытирая рукавом капающую из носа кровь, проворчал Рома. Ему не повезло, когда мент швырнул его в комнату, он очень неудачно упал, разбил нос об лавку. – Ну ничего, - успокоил он друзей, - У Спайка рука потяжелее.
- Ты ничего ему не сказал? – спросил Юрка.
- Нет.
- Правильно.
- Кто так не считает, может прямо сейчас рассказать ему всё, - недоверчиво взглянув на Костика, пожал плечами Рома. – Я не сказал, но это моё дело.
Дверь снова открылась. Всё тот же мент показал пальцем на Юру.
- Пошли.
Юра вышел молча, в комнате воцарилась тишина.
Медленно потекли минуты. Мальчишки молчали, разговаривать не хотелось, хотелось одного, чтобы вся эта история поскорее закончилась. Неважно как, хотя и так понятно, что закончится она поездкой домой. Плевать. За время побега мальчишки сто раз пожалели, что не могут вернуться, и что зачем-то сорвались с места…
И вот на пороге комнаты появился милиционер, державший за шкирку брыкавшегося Юрку. Мальчик как-то вывернулся, укусил милиционера за руку.
- Ах ты паразит! – отвешивая мальчишке пощёчину, заорал мент.
Юра кубарем вкатился в комнату.
Теперь пришла очередь Серёжи. И снова потекли минуты ожидания. И всего-то прошло минут десять, а ребятам показалось, что Серёжки не было целую вечность. Втроём ходили мальчишки из угла в угол, переживая за товарища.
Еле дождались. Когда Серёжку втолкнули в комнату, друзья окружили его.
- Ну что, Серёга? – спросил Ромка.
- Они знают, откуда мы, - ответил мальчишка. – Только я им ничего не говорил.
- Тогда откуда они всё знают? – удивился Юрка.
- Они успели проверить, нет ли где ориентировки на пропажу детей. Оказалось, нас ищут… Вот и вся арифметика.
- Это было очевидно, - пожал плечами Рома, а Костя вздохнул с облегчением, сообразив, что сегодня на его долю тумаков не достанется.
- Он меня так и спросил, - продолжал Серёжа, - Вы, мол, из детдома?
- А ты ему что? – нетерпеливо перебил Костя.
- Спросил, с чего он взял…
- А он что?
- Костик, заткнись, дай ему рассказать, - вмешался Рома.
- Мне, говорит, показалось, - не обращая внимания на то, что его постоянно перебивает Костя, оживлённо продолжал рассказывать Серёжка. – А ему говорю: «когда кажется – креститься надо», но он и так всё понял. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.

Вечером ребят посадили в машину и куда-то повезли.
- Вот и всё, - вздохнул Юрка, - Домой едем.
Остальные молчали, зная, что Юрка прав. Увидев знакомый забор и знакомые стены, мальчишки и приуныли, и обрадовались одновременно. С одной стороны им до того надоело и опротивело здесь, что, увидев во дворе ребят и воспитателей, все чуть не взвыли от досады, к тому же, каждый знал, что карцера не избежать. Но с другой стороны, это лучше, чем скитаться по лесу без еды, воды, да крыши над головой. Всё-таки хоть какая, но стабильность. И накормят вовремя, и спать под открытым небом не приходится, и думать не нужно о завтрашнем дне.
Как и предполагали мальчишки, после долгой беседы с директором и Спайком их отправили в карцер, никто не поверил, что они просто заблудились в лесу. Проведя там три дня, ребята чуть не свихнулись от жары. Каким зато счастьем было освобождение из карцера! Бегом мальчишки примчались в свою палату, но хорошее настроение быстро улетучилось, поскольку следом за ними в палату явился Дегтярёв. Он, естественно, был не один – с друзьями.
- Что нужно? – подойдя к Дегтярёву вплотную, спросил Рома. Он тоже был не один, тут же за спиной выстроились друзья.
- Поболтать с тобой хотел. По-дружески…, - самодовольно заявил Олег.
- Ты ещё не вошёл, можешь уйти, - предложил Рома, - Мы по тебе вовсе не соскучились.
- Да куда уж вам…
- Шёл бы ты отсюда, Дегтярёв.
- Ты мне не рад? – изобразил удивление Олег. Друзья за его спиной засмеялись.
- Тебя выставить что ли?
- Силёнок не хватит, малыш…
- Может, проверим?
Проверять Олег почему-то не захотел, обещался ещё как-нибудь зайти в гости и удалился, так и не объяснив цель своего визита.

Ночью Рома всё никак не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как снова и снова снился Шайтан. И каждый раз мальчик просыпался, ворочался с боку на бок, пытался отогнать от себя грустные мысли, старался снова заснуть. Но сон не шёл. И, промучившись полночи, Рома забрался на подоконник и стал смотреть в тёмный пустой двор.
Шёл дождь. Ливень, сопровождаемый сильным ветром и градом. Рома поёжился. Не хотел бы он в такую погоду оказаться где-нибудь в лесу. Как всё же здорово, что их вернули домой. Мальчик точно знал, что в такую авантюру его больше никто не сможет втянуть, а уж о том, чтобы самому затеять побег, не могло идти и речи.
Проснулся и подсел к другу на подоконник Серёжа.
- Ты почему не спишь? – спросил он.
- Думаю.
- О чём?
- О Шайтане.
- Он вернётся.
- А если дорогу не найдёт?
- Это же собака. К тому же Шайти вечно бегает где-то…
- Плохо без него.
- Конечно. Это ведь наша собака.
- Будем надеяться, что он вернётся.
- Да уж.
Друзья долго ещё разговаривали, сидя на подоконнике. Говорили обо всём. О своём побеге, о том, что не нужно было даже затеваться с ним, говорили о собаке, говорили о Пашке. Все эти темы были переговорены уже не раз, но спать не хотелось, вот и говорили, о чём наболело.
Только под утро, уже было совсем светло, мальчишки разошлись по своим кроватям и заснули.


Утром после завтрака мальчишки сидели в своей палате. Было жарко. Уже и следа не осталось от ночного дождя, та же пыль на дорогах, как и вчера вечером, тот же раскалённый асфальт, и всё так же нечем дышать.
Хотелось пить. Но как же было лень идти до колонки! Можно было, конечно, дойти до душевой, попить из-под крана, но на колонке вода лучше, ей сразу напиваешься, только вот идти…
Ребята решили кинуть жребий. Достали спички, одну сломали, Рома зажал все спички в кулаке, стали тянуть. Короткую вытянул Юра.
- Идти тебе, - саркастически заметил Серёжка.
- Ну ладно, ладно, - недовольно нахмурился паренёк.
Юрка взял бутылку и бегом кинулся к лестнице. Вылетев из-за угла прямо на ступеньки, мальчик тут же столкнулся с какой-то женщиной, чуть не сбив её с ног. Он хотел извиниться и помчаться дальше, но слова извинения так и не прозвучали, язык прирос к нёбу, а ноги вросли в пол. И всё потому, что Юра узнал эту женщину.
Когда-то, это было так давно, что уже кажется неправдой, он называл её мамой. Когда-то он очень любил её, несмотря на то, что дома бывал только по выходным дням, всё остальное время проводил на пятидневке в саду. Когда-то она привела его сюда беззащитным мальчонкой, и оставила, как оставляют надоевшую игрушку… А он очень её любил, ждал, всё время ждал. Даже здесь. Год, а может быть два…, он ждал, что придёт мама и заберёт его домой, оправдывал её поступок, спорил с друзьями, доказывая, что она хорошая, просто не может пока его воспитывать, даже подрался как-то с Костиком из-за нелестного высказывания о ней. Он мечтал о том, что когда-нибудь настанет день, когда он, отец и мать будут жить вместе, дружной семьёй.
Сколько их, брошенных детишек, у которых вот так же рушатся все мечты… Он ждал её, и первое время боялся отойти от окна, опасаясь пропустить, не заметить, как мама придёт за ним. Сколько раз ему снилась их встреча. Сколько раз он рисовал себе в воображении эту картину, сколько раз проигрывал разговор… И вот теперь застыл, как каменное изваяние, и все чувства, которые он так давно похоронил в душе, неожиданно обрушились водопадом. И прибывал Юра в таком смятении, что дальше просто некуда. В нём боролись настолько противоречивые чувства – любовь и ненависть, обида и разочарование, надежда и отчаяние. Он не понимал, что ему делать – убежать или с достоинством пройти мимо, в итоге так и стоял, сжимая в руке бутылку…
Женщина сначала не поняла, что так смутило и испугало паренька, но, присмотревшись к нему внимательнее, вдруг узнала знакомые черты и, в тот момент, когда парнишка очнулся от столбняка, и хотел было пулей пролететь мимо, схватила его за руку.
- Мальчик, тебя Юра Журавлёв зовут?
- Да, а что? – смущённо пролепетал Юрка, делая осторожные попытки высвободить руку.
- Ты меня не помнишь?
- Нет. – Поспешно ответил мальчик. Слишком поспешно, чтобы принять его слова на веру… Узнал, конечно узнал. Быть такого не может, чтобы он её забыл…
- Я твоя мама, Юра.
- У меня нет мамы! – яростно замотал головой парнишка.
- Я пришла, чтобы забрать тебя, сынок.
- У меня нет мамы! - упрямо выкрикнул мальчишка, вырвал руку и бросился бежать вниз по лестнице.
Набрав воды, Юра бегом кинулся обратно, вбежав в палату, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
- Что с тобой? – насторожился Рома.
- Я… я…
Юра не смог ответить, его переполняли чувства. С таким хаосом в душе сталкиваться ему ещё не приходилось. Как объяснить друзьям то, чего и сам ещё не понял? Как разобраться в себе? Нужны ли ему сейчас советы и сочувствие?  Всхлипнув, он распахнул дверь и бросился бежать по коридору. Он ничего не видел вокруг себя и остановился только на чердаке. Не в силах сдерживать рыдания, мальчик упал на пыльный пол и заплакал.
Он не видел, как от стены отделилась тень и бесшумно заскользила к нему. Луч света из маленького оконца упал на эту тень, и она приняла облик человека. Это была невысокая худенькая девочка с растрёпанными светлыми волосами. Одноклассница, сидевшая с Юрой за одной партой.
Она подошла к мальчишке, опустилась рядом с ним на колени, коснулась рукой его плеча.
- Юра…, - позвала она.
Мальчишка вздрогнул от неожиданности и поднял голову.
- Лера? Ты что здесь делаешь?
- Ничего, - отмахнулась девочка, -  А ты почему плачешь?
Сам не зная, как это вышло, Юра рассказал девочке то, чего не смог поведать друзьям. В ответ она улыбнулась, ласково обняла за плечи. И встреча с матерью неожиданно перестала казаться катастрофой. Действительно, чего это он разнервничался? Жил же без неё четыре года, и ничего, а тут… накатило что-то. Предательство не прощается, ему ли не знать. Или этой девочке, от которой мама отказалась, едва произведя на свет…
- Не плачь. Она же так давно отказалась от тебя, - внимательно глядя ему в глаза, убеждала девчонка, - Всё забылось.
- Но всё равно больно…
- Я знаю.
- Откуда ты можешь знать? – недовольно буркнул мальчишка. Ещё бы! Что она может знать о его чувствах! А ведь туда же, судит…, о чём понятия не имеет, - У тебя же никогда никого не было!
- Потому и знаю. А у тебя есть отец, это разве не здорово?
- Здорово, но мама… Маму отец не заменит.
- Мне сложно судить об этом, у меня нет ни мамы, ни отца. Но всё же… Неужели ты покажешь ей свои слёзы? Неужели она стоит того?
- Нет.
Слова девочки, как ни странно, подействовали, мальчишка перестал плакать, стиснул зубы и отрицательно покачал головой.
- Не увидит она моих слёз. Никогда!

В это время мать Юры добилась приёма у директора. Она вошла в кабинет.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. Вы по какому вопросу?
- Я хотела бы…
- Простите, где я могла вас раньше видеть?
- Четыре года назад я оставила здесь сына…
- Ах, вот оно что… И что же вы хотите теперь?
- Забрать его.
- Забрать? – директриса удивлённо посмотрела на женщину, - Да-да, я вас, кажется, вспоминаю. Вам тогда сказали, что не так-то просто всё сделать, и что решаются такие вопросы не в один день, а в итоге, вы просто убежали, оставив мальчика здесь, верно?
- Да, всё правильно.
- Вас потом долго искали, и лишение родительских прав оформляли уже много позже. Верно?
- Да. Всё это так.
- Вот как… А мальчик жил в детском доме. Интересно… - директриса помедлила, - За четыре года вы, насколько мне известно, так ни разу и не появились?
- Да. Но теперь всё иначе. Я … я не могу жить без сына.
- Простите, а о чём вы думали тогда?
- Понимаете…, у меня была сложная жизнь. Я пережила разрыв с мужем, когда была беременна, но так уж случилось, тут же снова стала жить с мужчиной. Тогда…, - она хотела соврать, но передумала, -  Ещё была вероятность, что ребёнок от него. Он согласен был с ребёнком, но при одном условии – это должен быть мальчик. Получилось так, что у меня родилась двойня…
- Это уже интересно. Продолжайте.
- Девочка и мальчик. От девочки мне пришлось отказаться сразу. Я тогда не думала, что это навсегда, хотела уговорить мужа и забрать ребёнка в течение года, потому попросила дать дочери мою девичью фамилию, дала ей имя. А мальчик… он жил с нами, но становился всё больше похож на отца. Муж категорически настроился против ребёнка, да и я, нет смысла лукавить, не питала к мальчику материнской привязанности, вот и пришлось мне оставить его здесь… Муж условие поставил, мол, либо я, либо он.
- Это вас не оправдывает, напротив, очерняет. Ради мужчины отказаться от собственного ребёнка…, но Бог вам судья.
- Я всё знаю. И хотела бы исправить свои ошибки.
- Если я не ошибаюсь, ваш сын Юра Журавлёв?
- Да, он. Я только что столкнулась с ним на лестнице.
- Надеюсь, вы не сказали ему, кто вы такая?
- Сказала, - растерялась женщина. Она не понимала, у неё просто в голове не укладывалось, почему мальчишке не нужно было говорить этого.
- А что он? – усмехнулась директриса.
- Сначала мне показалось, что он узнал меня, но когда я ему сказала, он не поверил, не захотел со мной разговаривать.
- Не поверил, или не захотел поверить? Заметьте, это большая разница.
- Вероятно…, не захотел.
- И вы думаете, он захочет жить с вами?
- Не знаю.
- Подождите.
Директриса подошла к двери, выглянула, подозвала какого-то мальчишку.
- Послушай, найди Юру Журавлёва, пусть зайдёт ко мне. Он, вероятно, прячется где-то, но ты же сможешь найти, правда?
Мальчик, кивнув, убежал. Директор снова вернулась за стол.
- Скажите, а как зовут вашу дочь?
- Я попросила назвать её Лерой. Лера Малахова её зовут. Если ещё точнее, Малахова Валерия Николаевна.
Директриса вздрогнула, нервно схватила карандаш, стукнула грифелем по столу, сломала, задумчиво отложила в сторону, её замешательство длилось всего несколько секунд, и собеседница ничего не заметила. Не слишком наблюдательна она была…
- Расскажите мне о сыне, - попросила она, с мольбой глядя на директора.
- А что рассказывать? Мальчик как мальчик. Дерётся, хулиганит…, ну в общем, как и все мальчишки его возраста. Несколько дней назад его и ещё троих мальчишек вернули из побега.
- Значит, ему плохо здесь?
- Да уж не очень хорошо. Как может быть хорошей казенная жизнь?
Вдруг приоткрылась дверь.
- Можно? – раздался тихий голос.
- Да, Юра, входи.
Юрка вошёл, но у двери остановился, недоумённо уставившись на мать. Настороженный маленький зверёк, столкнувшийся с чем-то новым, ещё неизведанным, а посему, пугающим. Что там прячется? Уже не опасность ли?..
- Юра, кто эта женщина?
- Не знаю, - сглотнув подступивший к горлу комок, ответил мальчишка.
- Она же сказала тебе.
- Ну сказала…, - насупившись, пробормотал паренёк. – Она мне не мать! У меня нет мамы, она умерла.
- Нет, мальчик, она жива и здорова. Ну, посмотри внимательно, неужели ты её не помнишь?
- Нет. И не хочу помнить!
- Почему же?
- Она меня бросила и забыла. Вот и я забыл. Она для меня умерла. – Видно было, как он борется со слезами и отчаянием, видно было, что мальчишка на грани срыва, но непостижимым образом, он умудрялся держаться, отвечал дерзко, уверенно.
- Но ты же видишься с отцом.
- Отец мне помогает. Он не отказывался от меня. Он меня любит, просто… не может взять к себе.
- Ну хорошо. Не буду больше мучить тебя. Скажи только, твоя мама хочет забрать тебя к себе… Пойдёшь?
- Нипочём не пойду! Не отдавайте меня ей. Я с ней не буду жить, всё равно сбегу и сюда вернусь, - не на шутку перепугался паренёк.
- Хорошо, Юра. Не беспокойся, без твоего согласия тебя никто ей не отдаст. Можешь идти.
Юра вышел поспешно, чуть ли не бегом.
- Ну что? – продолжился разговор в кабинете, - Вы слышали, что сказал ваш сын?
- Да.
- Знаете, хотите начистоту? Вам никто бы не отдал мальчика назад.
- Но зачем тогда вы спрашивали обо мне мальчика?
- Хотелось показать, как дети встречают подобных вам матерей.
- Но я же не совершила преступления!
- Это больше, чем преступление.
- Почему?
- Всё очень просто. Вы-то не видите и не знаете, что такое жизнь в детдоме. Вы не знаете, как тут ребятам достаётся.
- Извините меня. Не нужно было мне приходить…
- Ничего. И мой вам совет, не появляйтесь здесь больше. Ваше появление травмирует ребёнка.
- Да, конечно, я не приду…
- А ведь вам совсем не нужен сын, - внимательно изучая собеседницу, сделала вывод директриса, -  Зачем вы пришли?
- Нужен, мне очень нужен сын!
- Вы хоть понимаете, что Юра никогда не простит вам предательства? Это не сиюминутно, время вам не поможет. Он никогда не простит вас.
- Понимаю.
- Тогда не появляйтесь больше в его жизни. Хоть это для него сделайте.
Женщина вышла, даже не попрощавшись, а директор глубоко задумалась.

После разговора с так называемой мамой, Юра вернулся на чердак, где ждала его Лера.
- Ну что? – спросила девочка.
- Меня хотели забрать отсюда.
- А ты?
- А я отказался.
- Не пожалеешь потом?
- Нет. Она один раз меня предала, предаст и во второй. Уйди я с ней сейчас, через год снова сюда попаду. Так лучше здесь остаться…
- Наверное, ты прав, - кивнула девочка. – Я бы тоже не пошла, вздумай мамаша меня найти. Только этого, - Лера горестно вздохнула, - не случится никогда…
- Лерка, мне сейчас так больно…
- Ещё бы…
На чердаке, прервав беседу Юры и Леры, появился Ромка.
- Юр, что случилось? Ты вылетел, будто тебя ошпарили.
- Да ничего не случилось.
- Врёшь…
Только сейчас Рома заметил Леру. Девочка, услышав шаги, снова отошла в тень.
- Да ты не один здесь, а с невестой! – засмеялся Рома.
- Не во время ты шутить взялся. Я сейчас видел мать, и мне не до смеха.
- Ты серьёзно? – насторожился Рома. Он тоже хорошо помнил красивую женщину, что привела сюда Юрку…
- Да.
- Интересно…
- А мне нет! Я ненавижу её! Мне не нужна мать.
- Я знаю, Юра, ты злишься на неё…
- Нет, я не злюсь. Я просто взбешён! Ромка, ведь это же не честно! Почему через четыре года она явилась сюда? Зачем?! Что я плохого ей сделал?
- Ничего ты ей не сделал.
- Так чего же она?! Зачем?!
- Я не знаю, Юрка, может, она раскаялась?
- Смеёшься?! Издеваешься?
- Нет. В самом деле.
- В любом случае, мне нет до этого дела. И что-то я не верю в её раскаяние. Хватит! Всё. Давай о другом поговорим, мне до неё нет дела.
- А где Лера? – перевёл разговор в другое русло Рома.
- Ушла.

Проходили дни. Постепенно Юрка забыл обо всей этой истории, и жизнь вошла в привычную колею. Всё было как прежде. Друзья гуляли по городу, купались, бесились, получали нагоняи от воспитателей, дрались, словом, всё было, как всегда.
Вот только у Юрки появился новый друг. Вернее подруга.
Лера всегда улыбалась ему при встрече, часто они подолгу разговаривали, что вызывало шуточки и насмешки друзей. Особенно, как ни странно, старался подколоть друга Ромка, но всё было бесполезно.
На шутки Юра отвечал шутками, и всё так же продолжал общаться с Лерой. Никто из мальчишек не мог понять их дружбы. Нет, конечно, здесь не было чёткого разделения, дружили все вместе, но раньше Юра общался только с мальчишками. Как они сколотили компанию, так и общались только вместе, никого к себе не подпуская. А тут вдруг Юра подружился с девчонкой. Слыханное ли дело? От него никто ничего подобного не ожидал.
Ребята злились, а Юрка только улыбался на все их подколы и шутки.
- И не пытайся, - посоветовал как-то Юра Ромке, - Я с ней дружить не перестану. Она такая классная девчонка, с ней в разведку можно. Я не шучу… Слушай, а может…, может, примем её к себе в компанию?
- Ты что с ума сошёл? Девчонка в нашей компании?!
- Ну и что? Ведь тебе же она тоже нравится.
На секунду Рома смутился.
- Вот ещё! – возразил он. – И ничего мне она не нравится. Эти девчонки только… ноют.
- Только не Лера! – заступился за подружку Юра.
- Да ладно… Иди ты со своей Лерой!
Юрка рассмеялся. Ромка обиделся и промолчал.
- Ромка, ты же меня всегда понимал, - снова заговорил Юра, - Так почему теперь понять не хочешь?
- А что понять нужно? – хмурился Рома.
- Как тебе объяснить… Да, у меня есть друзья, но я не всё могу рассказать даже тебе, не говоря уж про остальных, а Лера… Она мне как родной человек. Ну как сестра что ли…, не знаю, как сказать.
- Ладно, - сдался Рома, - Не нужно ничего объяснять. Если ты дружишь с ней, так дружи. И правильно делаешь, что нас не слушаешь. Я больше не буду дразнить тебя.
- Спасибо, Ромка.
С этого дня шутки по поводу дружбы Юры с девчонкой прекратились, и всё чаще он начал общаться с Лерой. Ребят это бесило. Они не могли пережить подобного предательства и всё чаще обижались на Юрку.
Однажды мальчишки сидели на скамейке во дворе и болтали. Они говорили о Юре, обсуждали всё тот же вопрос, его дружбу с Лерой. А ещё говорили о том, что он совсем забросил их. Рома молчал, он обещал Юрке, что не будет больше шутить над ним, и держал своё слово.
Вдруг где-то наверху скрипнула ветка. Рома поднял голову. На ветвях сидела Лера.
- Ты чего подслушиваешь? – прикрикнул на неё мальчишка.
- Я не подслушиваю! – возразила девочка.
- А ну слезай!
- Не слезу.
- Не слезешь? – разозлился Ромка, - Ну тогда я сам тебя сниму оттуда!
Он полез на дерево, но девочка, словно обезьянка, скользнула вверх. В один момент она оказалась на самой макушке. Ромка добрался до неё.
- Слезай!
- Вот ещё!
- Слезай, кому говорят?!
- И не подумаю.
- Ты почему подслушиваешь?
- Я не подслушиваю. Я же не виновата, что вы пришли и расселись тут, под деревом. Я вас не ждала!
- Тогда слезай.
- Даже и не жди! Знаешь, вообще-то я с тобой поговорить хотела, по-моему, место самое подходящее.
- С Юрой поговори! – огрызнулся Ромка.
- Нет. С тобой, – отрезала девочка, -  Я хотела сказать…, если вам не нравится, что мы с Юрой дружим, я могу и поссориться с ним. Не хочется, чтобы из-за меня он потерял друзей.
Роме стало стыдно. Эта девочка не дружила ни с кем, даже подружек у неё не было, и она хочет пожертвовать единственным другом, лишь бы у него не было неприятностей.
- Заступница какая, - недовольно проворчал Ромка.
- Да вот.
- Смелая ты, - с одобрением отметил мальчишка.
- Наверное.
Мальчик молчал, молчала и девочка.
- Я тут подумал…, - снова заговорил Ромка, - Если ты поссоришься с Юркой, наверное, снова будешь одна.
- Ну и пусть! Я привыкла!
- Нет уж. Пусть всё будет, как всегда. Полезли вниз. И из-за Юрки не переживай. Друзей он не потеряет. Меня-то уж точно.
Девочка полезла первой, но Рома вдруг схватил её за руку:
- Подожди!
- Чего? – подняла на него удивлённые синие глаза девочка.
- Мы сейчас гулять собираемся. Идём с нами, - решился Рома.
- Ты всерьёз? – не поверила она.
- Ну да.
- Хорошо, я согласна.
Вскоре небольшая компания шагала по улицам города. Вот только хорошее настроение было далеко не у всех. Костя хмурился, подозревая, что теперь ему вечно будут ставить в пример Леру, а Серёжка злился на Рому за то, что он проявил слабость характера и согласился на присутствие Леры в компании.
- Уж не знаю, что это кошка сказала ему, - шепнул Костя Серёжке, - Но Ромка готов…
- Замолчи, не до тебя! – откликнулся Серёжа, - И Ромкино решение обсуждать не стоит. Он у нас вожак!
Костя обиженно промолчал. Никто-то его не поддерживал, каждое его слово воспринималось в штыки, хоть и вовсе не говори ничего…

А Лера шла рядом с Ромой и Юрой и выглядела очень довольной. Рома молчал, думая о чём-то. Разговор не клеился и, немного погуляв, ребята пошли домой.
У ворот они увидели Дегтярёва.
- Как же он мне надоел! – сквозь зубы пробормотал Ромка.
- Может, ещё погуляем? – робко предложил Костик.
- Иди, - огрызнулся Ромка, - Гуляй один.
Юра с тревогой смотрел на Ромку.
- Ром, а как же Лера? – спросил он. – Нам же не избежать драки…
- Пускай с Костей погуляет, - огрызнулся Рома.
- Нет, - возразила девочка, - Я с вами.
- А если побьют?
- Ну и что? – фыркнула она, - Думаешь ты один смелый такой?!
- Ну смотри…
Рома остановился в двух шагах от Дегтярёва. Верная гвардия замерла чуть позади. Тут не нужны были слова, не надо было распалять друг друга перед дракой, она в любом случае состоится, когда сходятся на одной дороге двое заклятых врагов. Короткое приветствие, пара реплик в адрес друг друга, и понеслось…
Дегтярёв ударил первым, но Рома успел уклониться от удара, ударил сам. Тут уже Олег проявил чудеса ловкости, сумел отпрыгнуть в сторону, кивнул своим. Началась свалка. Пыль стояла такая, будто колонна грузовиков промчалась. Ребята катались в пыли, размахивая кулаками, настоящая свалка…  Драка вышла нечестная. У Дегтярёва союзников оказалось вдвое больше, чем у Ромы. Несладко им приходилось. Вдохновлённые отчаянием и яростью, мальчишки лупили друг друга с упоением, им, казалось, нравится драться, со стороны казалось, что их невозможно разнять, так и будут, будто свора псов, рычать, катаясь в пыли, размахивая кулаками…
И всё же разняли. На шум выбежал Спайк. Увидев, что происходит, он просто взял поливочный шланг и включил воду, направив струю на сцепившихся мальчишек.
Ребята разлетелись в разные стороны, разбились на две группки, одна явно превосходила  численностью другую.
- Так…, - процедил Спайк, оглядывая грязных и потрёпанных ребят, - Всё те же. Смирнов, Журавлёв, Латышев и Фокин. Да ещё и девочка… Малахова, тебя каким чудом сюда занесло?
Лера отвернулась и не ответила.
- Хорошо, молчи, - не дождался ответа Спайк, - Все, кто принимал участие в драке, сегодня без обеда. Дегтярёв, ты понял? – обернулся он к противоположной группировке, - Тебе персонально говорю. Ты сегодня без обеда. И без ужина, кстати…
- За что? – возмутился Олег.
- За численный перевес.

Во дворе старшие ребята играли на гитаре. Рома застыл, как вкопанный, слушая. Он так и смотрел, как перебирают струны пальцы паренька.
- Ты чего? – толкнул друга Юрка.
- Обожаю, когда на гитаре играют. Сам бы научился с удовольствием.
Гитарист заметил его.
- Эй, Волчонок, поди сюда.
Рома подошёл.
- Нравится, как я играю? Ты уже не в первый раз останавливаешься, слушаешь…
- Нравится, - честно ответил Ромка.
- А сам хочешь научиться?
- Спрашиваешь! Конечно.
- Я могу взять тебя в ученики, - предложил парень.
Рома от неожиданного предложения слегка опешил, шагнул вперёд, но остановился, потому, что Костя схватил его за руку.
- Чего тебе? – недовольно проворчал Рома.
- Ромка, не ходи. Он всё равно обманет, - посоветовал Костя.
Рома лишь усмехнулся. Откинул руку Костика и невозмутимо подошёл к парню.
- Ты, правда, можешь научить меня? – спросил он.
- Могу, если тебе медведь на ухо не наступил, - дружелюбно улыбнулся парень.
- Не наступил…
Друзья старшеклассника переглянулись.
- Князь, ты с ума сошёл? – сочувственно поинтересовался один из них. – С чего это ты надумал?
Князь - или Никита Князев – пользовался у одноклассников безграничным авторитетом, был вожаком, и его поступки обычно не обсуждались. Но теперь ребята удивлённо смотрели на него, им совершенно непонятно было, с чего это вдруг Никита решил обучить мальчишку игре на гитаре.
- Это моё дело, - сухо бросил друзьям Никита, - Волчонок, держи гитару.
- Если ты в нашем обществе не нуждаешься, мы, пожалуй, пойдём, - решил один из парней.
Рома с опаской посмотрел на Никиту. Вот сейчас он прогонит его, и хорошо, если не посмеётся, не скажет, на что, мол, ты понадеялся, малявка… Только поманила его мечта, так нет же, снова оказалась миражом, таким близким и таким недоступным…
- Валите! – ответил друзьям Князь, и Рома не поверил своим ушам, думал – ослышался.
Но нет, друзья Никиты и в самом деле пошли прочь со двора. Неужели он всё-таки не обманул? Неужели научит играть?
- Сначала у тебя, конечно, ничего не получится, - между тем говорил Никита, - Но ничего, и я не сразу научился. Да и…учитель я строгий, так что сразу думай, испугаешься подзатыльников или нет.
- Не испугаюсь, - сорвавшимся от неслыханного везения голосом ответил Рома.
- Отлично. Тогда поехали…
Целый час Ромкины друзья сидели на траве поодаль и наблюдали, как Рома мучается с гитарой, и как щедро награждает его подзатыльниками Князь.
- Ну, и долго они бедную гитару мучить будут? – недовольно протянул Серёжа, - Мы же поджаримся тут на солнышке, ожидая Ромку.
- А мне интересно, не звенит ли ещё у Ромы в голове от такого количества подзатыльников? – лениво высказал свою мысль Юрка. – Не надоело ему это? Я бы не согласился на такую науку…
Наконец, Князь отпустил Рому. Похвалил, у других, мол, ещё хуже получается, сказал, чтоб завтра Рома снова выходил во двор.
Рома, довольный таким оборотом событий, подошёл к друзьям.
- Ну что, научился? – съехидничал Серёжка, вытирая пальцами лезвие ножа, который, скуки ради, мальчишки бросали в дерево.
- Пока нет, - не обратив внимания на ехидный тон друга, ответил Рома. - Он взял у Серёжки нож, кинул его. Нож воткнулся в дерево. – Но скоро буду играть намного лучше, чем Князь. А Лера где?
- Ей наскучило ждать тебя, и она ушла в палату, - отрапортовал Юрка. От Ромы не укрылось, что в глазах друга при этом мелькнули задорные искорки. Юра явно хотел отвесить какую-нибудь шутку, но почему-то передумал, промолчал.

Лера всю свою сознательную жизнь провела в детдоме. Мать отказалась от дочери ещё в роддоме.
У девочки не было ни друзей, ни подруг, и она часто в одиночестве бродила по городу. Её никто не замечал, она ни с кем не хотела знаться, хотя её можно было видеть везде: и в палате у мальчишек, и у малышей, и во дворе.
Правда, когда Лера начала учиться, она несколько изменилась. Начались вечные споры с учителями, вечные двойки и проказы. Многого она одна, конечно, не могла, но заставить учителей переживать по поводу пропавшего журнала или потерянных очков было ей по силам.
Её никто никогда не обижал, кроме, пожалуй, одной из одноклассниц, вредной и завистливой девчонки.  А так её просто не замечали, и ей было достаточно этого. Единственной мечтой этой девочки было попасть в компанию, которая, так же, как она, казалась отрезанной от всего мира. То есть в компанию Ромки. Что именно влекло её в компанию мальчишек, она не знала, да и не задумывалась над этим вопросом, ей просто хотелось быть рядом с ними, жить их жизнью, быть одной из них.
К сожалению, несмотря на то, что девочка всегда оказывалась рядом, её по привычке не замечали.
Но потом вышло так, что Лере удалось подружиться с Юрой, и её мечта, такая недосягаемая ещё недавно, приняла вполне реальные очертания. Сегодня же девочка добилась того, к чему так стремилась: её приняли в компанию, а это уже было немало.

Лера зашла в палату. Девчонки, оживлённо обсуждавшие мальчишек, тут же замолчали.
- Опять эта чокнутая пришла! – проворчала одна из них.
К её огорчению Лера это услышала.
- Это кто чокнутая? – прошипела она.
- Ты! – нисколько не смутившись, ответила девочка.
- Я-то нормальная, - возразила Лера, - А вот вы… Только и знаете, как мальчишек обсуждать!
- Мы про них только болтаем, а ты гуляешь с ними.
- Тебя-то это точно не касается!
- Девчонки, вы слышали? – обернулась к подругам девочка, - Эта дурилка ненормальная напрашивается.
С этими словами девочка подскочила к Лере, намереваясь ударить, но, к своему удивлению, получила достойный отпор. Девчонки сцепились. И всё бы так и осталось, невыясненным, но на беду девчонок, в палату вошёл Спайк. Он легко разнял девочек.
- Малахова, это уже второй раз за последние два часа. Я тебя не узнаю…
Лера, насупившись, молчала.
- Громова, что ты с ней не поделила?
Вторая девочка тоже промолчала.
- Ясно. Обе отправляйтесь в карцер. Там у вас будет достаточно времени для выяснения отношений.
Он обоих закрыл в карцере, и девчонки как-то сразу притихли. Драться уже не хотелось. Они сели в разные углы комнаты, демонстративно отвернувшись друг от друга.
Час они провели, не проронив ни слова, но после одна из девочек не выдержала. Конечно, это была не Лера. Ей, привыкшей быть в стороне от всех, чувство одиночества было неведомо. А девчонка посмотрела на неё и  тут же отвернулась.
Лера заметила это, фыркнула, но ничего не сказала. Даже не удостоила её ответным взглядом. Прошла пара минут. Девчонка снова оглянулась, Лера, почувствовав её взгляд, обернулась тоже. Девочка поспешно отвела глаза. Лера усмехнулась.
Теперь правила изменились. Девчонки смотрели друг на друга, не отводя взгляда. Так продолжалось довольно долго.
Таня не выдержала, улыбнулась, Лера улыбнулась в ответ. Так и сидели они по разным углам, сверлили друг дружку взглядом и улыбались.  Вдруг Лера засмеялась. Таня, не в силах больше сдерживаться, засмеялась в ответ.

Вечером девочек выпустили из карцера. Вернулись в палату они уже подругами.
С этого дня Лера стала общаться не только с ребятами, но и со своей новой подругой, которой, кстати сказать, памятуя о прошлой вражде, ещё не совсем доверяла.
Рома каждый день ходил к Князю, прилежно осваивал науку игры на гитаре, и получалось у него совсем неплохо. Никита был доволен своим учеником. Считал себя гениальным преподавателем, а Рома втихаря посмеивался, не всё зависит от учителя.
Как-то Князь ждал Рому во дворе. Ромины друзья вышли, а его самого ещё не было. Никита заждался.
- Эй, белый! – крикнул он.
Мальчишки переглянулись.
- Тебе, тебе я говорю, - уточнил Князь, обращаясь к Юрке.
- Что?
- Где Волчонок?
- Сейчас выйдет.
С этого дня Юра получил кличку. Теперь все стали называть его Белым. Прозвище прочно прилипло к нему, а Юра был совсем не против. Действительно, как ещё можно прозвать мальчишку, когда у него очень светлые, почти белые волосы.
А Рома в тот день задержался в палате, увидев у новенького пацана гитару.
- Умеешь играть? – спросил он.
- Неа…, - нехотя отозвался мальчик.
- А гитара тебе зачем?
- Поменяюсь с кем-нибудь…
- На что?  - затаив дыхание, осторожно поинтересовался Рома.
- А что предложишь?
Рома предложил нож. Хороший нож. Складной, с широким лезвием. Рома нашёл его на пляже и очень берёг. Мальчишка только фыркнул в ответ.
Рома ушёл, расстроенный, ходил грустный весь день, никак у него из головы не шла мысль о собственной гитаре. Он не сказал причину своего плохого настроения друзьям, предпочёл отмолчаться, и мальчишки не стали спрашивать его, зато расспросили новенького паренька, вспомнив, что у Ромы испортилось настроение после разговора с ним.
Им не составило труда выяснить, что причиной Роминой депрессии была гитара.
- Надо помочь Ромке, - задумался Юра, - Но как?
- Как, как…, - проворчал Серёжка, - Надо придумать, что можно предложить на обмен…
- А что мы можем предложить? У нас и нет ничего, - усмехнулся Костя.
Юра задумался. Он очень хотел помочь другу, но ничего толкового на ум не приходило. И тут он вспомнил про подаренные отцом накануне джинсы. Они были коротковаты Юрке, и он намеревался отдать их Лере. Теперь его решение изменилось.
Парня такой обмен вполне устроил, вечером он сам передал Роме гитару.
- Решил взять нож? – удивился Рома.
- Нет. Бери и не спрашивай ни о чём, мне она всё равно не нужна, - ответил пацан. Ребята строго-настрого запретили ему говорить, что он получил за гитару.
Но Рома, неглупый, увидел на нём новенькие джинсы и смекнул в чём дело. И досталось же от него Юрке!
Только дело было сделано, обмен состоялся, а Юра вовсе не обиделся, он как никто понимал друга. Так получил Рома свою собственную гитару.
- Я теперь должен тебе, - заявил он Юрке.
- О чём ты? – удивлённо захлопал глазами Юра, - Друзья мы или нет?
- Друзья. Но ты не должен был…
- А ты бы по-другому поступил? – перебил Юрка.
- Не знаю.
- Зато я знаю. Знаешь что. Ты отдашь мне долг, только тем, что научишь меня играть на гитаре.
- Ты серьёзно?
- Конечно.
- Ладно. Вот только сам сперва научусь…

А однажды в выходной день в класс, где прятались от жары ребята, влетел запыхавшийся малыш.
- Волчонок, тебя там внизу спрашивают! – выпалил он, очень гордый тем, что именно ему выпала честь сообщить Роме о посетителе.
- Кто спрашивает? – удивился Рома.
- Какой-то дядя.
- Дядя?
Рома посмотрел на друзей.
- Интересно, кто это может быть?
- Мы с тобой, - заявил Серёжка, - Посмотрим, кто к тебе пожаловал.
Рома вышел во двор и увидел Пашу.
- Пашка! – обрадовались ребята, - Ты как здесь оказался?!
- Очень просто. Приехал, - улыбнулся он в ответ.
- А зачем?
- Вернуть вам друга.
- Какого друга?! – Рома недоумённо оглянулся на друзей.
- Сейчас, - улыбнулся Паша и скрылся за воротами.
И тут во двор влетел обезумевший от радости Шайтан. Собака кинулась к Ромке, опрокинула его на землю, принялась лизать лицо. Радость Шайтана была настолько безгранична, что всем ребятам досталось от него. Он всех вывалял в пыли, скулил, визжал, крутился волчком, словом, не сдерживал себя в эмоциях.
Остаток дня пролетел неимоверно быстро. Паша был у ребят почти до вечера. Они ушли к реке, на берегу которой и был расположен детский дом, сели на песок и проболтали почти до сумерек. Паша принёс своим маленьким друзьям гостинцы: еду, сладости, сигареты. Мальчишки были на седьмом небе от счастья.
Но настал вечер, уехал домой Пашка, и всё стало как прежде. Ночью, когда все спали, Рома стоял у окна и вглядывался в темноту.
Далёкие звёзды мерцали холодным белым светом. Некоторые из них мигали, то погасая, то зажигаясь снова.
Роме нравилось смотреть на звёзды, он любил ночь, а за что и сам не знал. Смотрел на звёзды, на луну, так же, как когда-то давно, в больнице, и мысленно разговаривал с мамой. Его детское воображение так ярко рисовало её, будто она и сейчас была с ним. Он задавал ей вопросы, и ему казалось, что мама отвечает, он рассказывал ей о своей жизни, и казалось, что мама, когда поддерживает его, а когда не одобряет; и мальчик мог всю ночь просидеть на подоконнике и всё смотреть, не отрываясь смотреть на луну.
 И так Рома благодарен был тому мальчишке, что однажды в больнице надоумил его общаться так с мамой. Он понимал, конечно, что всё это игра воображения, но ему становилось легче, стоило только вызвать в памяти мамин образ, стоило только поговорить с ней… И пусть всё это глупости, пусть не разговор это, а односторонний монолог всего лишь, но пусть посмеётся тот, кто никогда не обращался в мыслях к своему подсознанию.
Всю ночь Рома просидел на подоконнике, и так ему было тоскливо, что на глаза то и дело наворачивались слёзы. Мальчик не давал им воли, он уже очень давно не плакал, но сдерживать слёзы становилось всё труднее, а в горле смёрзся противный горький комок. Заговори с Ромой сейчас, и неизвестно, сумел бы он ответить, но все вокруг спали, и мальчишка в который раз прислушивался к мирному дыханию друзей. Как же он завидовал им! Они спят, их ничто не тревожит, а он так часто мучается бессонницей…
Не спит всю ночь, а днём ходит, как привидение, ничего не соображая. И ещё, каждый раз после бессонницы у мальчишки раскалывалась голова…
Он так и не заснул в эту ночь. Вот уже почти рассвело и, несмотря на ранний час, было очень жарко. Воздух неподвижен и горяч, дышится тяжело. Рома удивился, но приписал это бессонной ночи и распахнул окно. А на улице было ещё хуже.
Тяжёлый воздух давил на землю, заглушая все привычные звуки. Было необыкновенно тихо. Не было слышно ни птиц, ни звонков трамвая, ни шума машин, который обычно так мешает спать. Солнце ещё не взошло, но пекло стояло как в самый жаркий июльский полдень. И царила вокруг зловещая тишина.
Сквозь пыль, словно в дымке, мальчик увидел окраину города. Казалось, что она где-то далеко-далеко, почти за горизонтом. Роме сделалось жутко. Тишина напрягала до такой степени, что хотелось крикнуть что-нибудь, неважно что, лишь бы нарушить эту тишину.
Из-за  домов медленно поднималось солнце. И оно не было таким, как обычно. Это был огромный огненный шар с резко обозначенными краями.
Поистине страшное зрелище. Будто сюжет из фильма ужасов, и Рома с паническим страхом наблюдал за таинственным явлением, которого раньше ему наблюдать не приходилось. Красивое, завораживающее и в тоже время жуткое зрелище привело мальчишку чуть ли не в панику.
Над землёй вились клубы пыли. Пыль была везде: в воздухе, на дорогах, на стёклах далёких домов, и даже, как казалось Роме, на самом солнце. А шар солнца, поднимаясь выше, светлел, и, в конце концов, застыл над крышами жёлтым, неподвижным пятном.
Ветра не было, и как молчаливые каменные изваяния стояли деревья. Они не перешёптывались, как обычно, а застыли, торжественные и мрачные, словно в почётном карауле…
День вступал в права, но на улицах почему-то было пустынно и безлюдно. Город как будто вымер под немилосердно палящими лучами солнца.

Проснулся Юра.
- Ромка, ты почему не спишь? – спросил он, лениво потянулся в кровати и добавил, - Ну и жарища! Что же днём-то будет?
Рома, не отвечая, подозвал друга к себе.
- Смотри.
Юра уставился на улицу.
- Что это? Конец света?
Рома молчал. Он и сам видел такое впервые.
Пожав плечами, Юра сел на подоконник, свесив ноги за окно.
- Курить охота, - зевая, протянул он.
- Обойдёшься, - откликнулся Рома.
В палату вошёл Спайк.
- Это что за посиделки? – осведомился он и, не дождавшись ответа, с криком «подъём», принялся стучать ногой по кроватям. Это чтобы лучше до ребят доходило. Как уж спать, после такого подъёма? Все с ворчанием поднялись из кроватей, оделись и бегом отправились умываться.

Днём мальчишки зашли за Лерой, и все вместе отправились на пляж. Подумав, они решили не ходить на своё излюбленное место, туда пока дойдёшь по такому-то солнцепёку…, решили искупаться прямо за домом. Их наверняка было видно из окон, что сейчас беспокоило меньше всего.
Прямо за домом был пляж, но ребята отошли чуть в сторону, где бережок у реки был довольно крутой, хоть и невысокий, метра два всего.  Отошли они сюда из предосторожности, посчитав, что деревья наверняка скроют их от посторонних наблюдателей.
Здесь обычно купались самые отчаянные, место считалось нехорошим. Дно резко уходило вниз прямо от берега, и сколько ни пытались лихие ныряльщики достать его, так ничего и не вышло. Ходили слухи, что обитает здесь водяной, никто его не видел, но в непогоду река здесь бесновалась, вздымалась огромными волнами, а на самой середине волны образовывали воронку водоворота.
Ребята не боялись здесь купаться, детству свойственно лихачество, и всё потому, что ребёнок никогда до конца не верит в возможность несчастного случая и смерти. Вот он какой – сильный и ловкий, и всё ему по плечу! Ему всё представляется игрой, он и к жизни относится как к игре, не ценит её до поры, до времени. Вот вырастут, обзаведутся семьями, и вряд ли кто-нибудь из них полезет купаться в этом месте, а пока, как не показать друзьям свою удаль. Как не ликовать от сознания собственной смелости, как не восторгаться своей отвагой, когда, загоняя страх глубоко в душу, выплываешь на самую середину опасной реки. Аж дух захватывает, когда ныряешь туда, где по слухам вовсе нет дна, плывёшь вниз почти вертикально, а сердечко так и заходится, так и стучит от сознания своего бесстрашия. И будто крылья за спиной вырастают, и ты плывёшь, плывёшь, когда уже не хватает воздуха, и душа наполняется чувством эйфории, и диким, необузданным восторгом.
Накупались ребята от души. Так заплавались, так заигрались, что и не заметили, как, буквально за какие-то минуты, почернело небо. Солнца уже не было, резко похолодало, поднялся сильный ветер, который, словно играя, гонял по берегу вихри пыли и песка. Только сейчас ребята заметили, что происходит вокруг.
- Поплыли к берегу, - сказал Рома.
- Ты что, Волчонок, - возразил Серёжка, - В грозу самый кайф купаться.
- А если молния в воду попадёт? – вмешалась в разговор Лера.
- Хоронить не надо будет! – рассмеялся Юрка, - И так одни угольки останутся.
- Ну, это ты, конечно, загнул, - не согласился Рома, - Но всплывёшь потом через три дня с помощью водолазов.
- Или сам, - добавила Лера, - Но уже немного позднее…
В то время как ребята перебрасывались шутками, Костя уже изо всех сил грёб к берегу. Вот вылез.
- Вы как хотите, а я умирать не собираюсь, - попытался он прокричаться сквозь ветер.
Ребята не услышали, но и они уже плыли к берегу. Правда, не так быстро, как Костя, они умудрялись ещё и в салки играть. Словом, пока доплыли, совсем стемнело, как будто ночь среди дня наступила. И ветер окреп настолько, что  говорить было сложно и с расстояния метра. Приходилось кричать.
А ветер со страшной силой гонял по берегу песок. Вот упали в пыль первые крупные капли дождя, и началось… Ветер с невиданной силой бросал в ребят потоки воды, дождь лил стеной, кругом всё выло, свистело, гудело, и всё это в кромешной темноте. Ветер вместе с потоками дождя чуть не сбивал с ног, идти было невозможно, пыль под ногами мгновенно превратилась в грязевой поток, ноги по щиколотку утопали в грязи…
Ребята, опасаясь, что кто-нибудь упадёт в реку, держались друг за дружку, падали, вставали, снова кто-то падал, тянул за собой остальных.
- Падай на четвереньки! – прокричал Ромка Юрке в ухо, - Так будет легче передвигаться!
Скоро вся компания уже ползла по берегу. Вот, наконец, ребята достигли деревьев. Юрка с Серёжкой первыми дотянулись, уцепились за стволы, помогли добраться остальным.
И тут приключилась неожиданность. Рома только на миг отпустил ошейник собаки, и, как нарочно,  налетел такой порыв ветра, что собаку мигом сдуло назад.
Ребята закричали.
Бушующий ветер с корнем вырывал кусты и мелкую поросль, ежесекундно мелькали молнии, гром грохотал так, что казалось, небо раскалывается на части.
Рома не смог спокойно наблюдать, как гибнет любимый пёс. Неужели у собаки судьба такая, из воды её спасли, вода её и заберёт?!
Отцепившись от дерева, мальчик упал на четвереньки, снова пополз, теперь уже назад, к реке. Глаза открыть было невозможно, он полз на ощупь, лишь иногда наклонялся к самой земле, приоткрывал глаза, посмотреть направление, и снова полз. Метр за метром, цепляясь руками за кусты, холмики травы, или просто за землю. Дальше хуже, там, ближе к берегу, надо было преодолеть бурлящий поток. Цепляться было не за что, и мальчишка что есть силы, цеплялся за землю, сбивая ногти в кровь.. Ветер, дождь и град безжалостно хлестали его, но он не обращал внимания, ему надо было спасти собаку. Страх побеждает только тогда, когда поддаёшься ему. Мальчик знал, и не желал сдаваться. Чудно было видеть, как маленький мальчишка пытается бороться со стихией.
Он добрался. Наткнулся на пса случайно, схватил за ошейник, попытался развернуться. Неосторожное движение, и его вместе с собакой сбрасывает ещё ближе к реке. 
А у деревьев тоже неспокойно. Лера, испугавшись за Ромку, тоже отцепилась от дерева, хотела уже ползти следом, но Юра повалил её на землю, снова подтащил к дереву.
- Дура! Стой здесь! – стараясь перекричать ветер, крикнул он. – Я сам пойду!
Он и попытался пойти, но вдруг кто-то, оттолкнув  его в сторону, буквально прилепив к стволу, бросился на выручку Роме. Юре не оставалось ничего другого, как удивлённо озираться по сторонам. Кто же это мог быть? Друзья все здесь, да и нет у друзей такой силы, чтобы вот так припечатать его к дереву.
- Спайк! – крикнул Юрке Серёжка, - Это был Спайк.
Это действительно был Спайк. Он видел в окно, как ребята шли на пляж, но чтобы возвращались они, не заметил. Когда началась буря, Спайка вдруг как током ударило, он почему-то подумал, что ребята отправились купаться именно сюда. Он, недолго думая, помчался проверять.
И как раз вовремя. Он успел отшвырнуть Юрку обратно к дереву, и теперь спешил спасать Ромку. Мальчишка держался из последних сил и всё ещё прижимал к себе пса, стиснув ошейник до такой степени, что ногти впились в ладонь.
Спайк схватил в охапку обоих, приподнял мальчишку, закричал:
- Ты можешь идти?
Рома был так потрясён и напуган, что даже не расслышал вопроса. Вернее расслышал, но суть сказанного не дошла до него. Он был парализован страхом, для него самостоятельно подняться на ноги было невозможно.
Спайк быстро оценил ситуацию, рывком поднял мальчишку на ноги, встряхнул, пытаясь привести в чувство, потащил, чуть ли не волоком, а тот продолжал судорожно  сжимать ошейник. Вот уж ни за что не выпустит!
Так и добрели они до деревьев. Спайк не остановился, полагая, что здесь всё ещё слишком опасно.
Он оттащил мальчишку как можно дальше от реки, устроил на земле возле огромного дуба. Рядом пристроился полузадушенный, кашляющий  пёс. Спайк за ошейник подтянул пса к Роме.
- Стереги! – приказал он Шайтану, повернулся к реке. Ему предстояло вывести с опасного места остальных…
Шли вереницей, держа друг друга за руки. Все были так напуганы, что плохо соображали.
К тому времени, как Спайк привёл ребят, Рома уже оправился от шока. Он с тревогой смотрел на Спайка и на друзей. На него страшно было смотреть. Весь перемазанный, в ссадинах, царапинах, но страха в глазах уже, как ни бывало.
- Я не могу двигать левой рукой, - сообщил Рома. – Ударился, наверное.
- Пошли до дома, - прокричал Спайк, - После разберёмся.
Только они пришли, Спайк обернулся к ребятам.
- У вас десять минут на душ, и ещё пять на переодевание. Ровно через пятнадцать минут я вас жду в своём кабинете. Потом отправимся в спортзал. Ясно?
- Да, - как всегда за всех ответил Рома.
Приготовившись к подкачке, что в качестве наказания обещала быть грандиозной, ровно через пятнадцать минут друзья собрались у воспитательского кабинета.
- Заходите! – раздался из-за двери голос Спайка.
Пройдя в кабинет, ребята остановились на пороге.
Спайк тоже успел отмыться и сидел за столом в спортивном костюме.
- Кто мне расскажет, какого чёрта вас туда занесло?! – рявкнул воспитатель.
- Купаться мы пошли, - ответил Рома.
- Вы разве не знаете, где можно купаться?
- Знаем.
- Тогда какого чёрта вы делали на омуте?!
- Купались, -  невозмутимо повторил Рома.
- Хорошо. Тогда следующий вопрос. Вы что, не видели, что погода портится?
- Нет. Сначала не видели, а когда увидели…, поздно уже было.
- Ну и что мне теперь с вами делать?
- В карцер отправить, - уныло предложил Костя.
- Хорошо, Фокин, раз ты так желаешь, можешь отправляться в карцер, а остальные… двигайте потихонечку в физкультурный зал.
Спайк помимо того, что был воспитателем, преподавал ещё  и физкультуру. Более строгого учителя физкультуры, наверное, было не найти. Он гонял ребят до такой степени, что те просто падали от усталости. И отмазаться от его уроков было нереально. Вот где была самая высокая посещаемость. А свой класс он гонял ещё и помимо уроков, что бы ребята ни совершили, наказание было одно – подкачка.
Раньше, ещё лет семь назад, здесь всё было по-другому. Здесь ребята только жили, а учиться ходили в обычные школы. Проблем с этим было такое количество, что ни дня не проходило спокойно.
Дело в том, что здание детдома располагалось на самой окраине города, дальше за рекой, начинались поля и перелески. Школа рядышком была только одна, но она никак не могла вместить всех детдомовских ребят, поскольку здание детдома было большое, и детей, соответственно, везли сюда изо всей области. Вот и приходилось школьникам тратить на дорогу до школы очень много времени. И не переставали приходить директору детдома жалобы на воспитанников, и не успевали сходить синяки с тел ребят. Все беды в школе были от них, и только не думал никто, что именно они были изгоями в классе. Благополучные дети подчас гораздо более жестокие, чем обделённые, вот и отложился в их мозгах стереотип, внедрённый отчасти родителями, отчасти учителями, и давай всех под одну гребёнку мерить. Раз детдомовский, значит никто.
Вот и получалось так, что проблем со школой было больше чем своих. Вот почему детдом и перепрофилировали частично в школу-интернат, но, как и прежде, сюда продолжали стекаться все дети с возраста от четырёх-пяти лет. Они занимали первый этаж и считались закрытым отделением. У них были свои воспитатели, и к жизни школы-интерната малыши не имели отношения.
Сотрудников в школе-интернате не хватало катастрофически, и многие учителя брали на себя вторую должность, должность воспитателя. Спайк же наоборот, устроился сюда воспитателем, но впоследствии стал вести в интернате физкультуру. Он был единственным преподавателем, чьи уроки не прогуливали воспитанники, попробуй, прогуляй, выловит – заставит после уроков заниматься, и нагрузочку даст не слабую - вдвойне, а то и втройне.
И когда группа, где воспитывался Рома и его друзья, достигла ученического возраста, к ней прикрепили другого воспитателя, не того, что был раньше. Им оказался Спайк. Свой класс он гонял так, будто готовил из них олимпийских чемпионов. И доставалось от него ребятам не так, как другим. К ним был особый спрос, и особые требования.

Ребята не смели перечить его воле, и когда он приказал собраться в спортзале, все покорно отправились туда, зная, что суровый воспитатель загоняет их физической нагрузкой до полусмерти.
Рома не мог заниматься. У него так и не двигалась левая рука, к тому же она распухла и сильно болела. Придя в зал, мальчик сказал об этом Спайку.
Воспитатель осмотрел его руку, покачал головой, подозревая перелом, и сам повёз мальчишку в травмпункт, наказав остальным не расходиться, дожидаться его возвращения в зале.
Вернулись они с Ромой достаточно быстро. У мальчика действительно оказался перелом, ему наложили гипс. Друзья, увидев это, стали шутить, отмазался, мол.
Спайк, рявкнул на них, прекращая разговоры. Он действительно загонял ребят так, что они не смогли даже пойти на ужин, попадали в свои кровати задолго до отбоя.
Рому же, то ли из опасений за его здоровье, то ли по другим соображениям отправили в изолятор. Он попытался отказаться, сказал, что превосходно себя чувствует, но со Спайком разве поспоришь. Пришлось идти.
Рома остался один. Он уселся на кровати и принялся разглядывать грозовые тучи за окном. Он смотрел и слушал, как стучат, подобно барабанной дроби, капли дождя по стеклу, смотрел до тех пор, пока темнота не скрыла от него город. Потом улёгся в постель, но долго не мог заснуть, всё думал о чём-то.
Утром медсестра принесла Роме завтрак. Мигом расправившись с ним, мальчишка снова залез под одеяло. На него вдруг накатило ощущение полного и безграничного счастья. С чего бы это? Удивляясь сам себе, Рома мысленно искал ответ, но тщётно. Может ли быть счастливым человек, лишенный детства? И в чём может заключаться это счастье? Уж явно не в том, что он валяется в постели изолятора со сломанной рукой и в полном одиночестве. Тогда в чём же? В чём?
Ответа не было.
На звук открывшейся двери Рома отреагировал не сразу. Задумавшись, он не понял, что к нему кто-то пришёл, и лишь услышав голоса возле своей постели, мальчишка вернулся к реальности.
- Он что, ещё спит? – раздался шёпот.
- Не думаю, - ответил знакомый голос.
Рома откинул одеяло и увидел Пашку, из-за его спины выглядывали хитрые мордочки друзей.
- Привет, - улыбнулся Рома.
- Ну, здравствуй, герой. Как дела?
- Ничего.
- Мне тут про тебя такого нарассказывали…
- Да? Надеюсь, ничего плохого?
- Конечно. Что ж плохого могут рассказать о тебе твои друзья, а в особенности вот эта мышка, - и, рассмеявшись, Паша подтолкнул к Ромкиной кровати Леру.
Общество друзей отвлекло Рому от размышлений, но пришла медсестра, всех ребят выгнала, зато на Пашу посмотрела таким обворожительным взглядом, что Паша покраснел.
Она не стала мешать их общению и вышла, оставив Ромку и Пашу наедине.
- Ну что, атаман, долго здесь проваляешься? – улыбнулся Паша.
- Неа…, сегодня, наверное, отпустят.
- Так рано?
- Ну да. У нас в изоляторе долго не держат.
- Послушай, Рома, а я ведь к тебе по делу.
Паша сел на Ромкину кровать, взял мальчишку за руку.
- У тебя ведь родители погибли, да?
- Да, - насторожился мальчик.
- Так понимаешь, в чём тут дело…, - Паша замолчал, задумался, подбирая нужные слова, - Ну, в общем…, мы с Алёной не можем иметь своих детей, у неё серьёзные проблемы со здоровьем.
- Почему ты мне это рассказываешь? – удивлённо спросил мальчишка.
- Ладно, наверное, к этому не подготовишь… В общем, мы с Алёной хотели бы усыновить тебя.
Мир зашатался, рассыпался на части, преображаясь, как в калейдоскопе в другую картинку. Мигом пронеслось перед Ромкиным взглядом всё его безрадостное детство, мигом вспомнились все побои и издевательства старших, накатила и накрыла сознание волна тоски и отчаяния. Как быть? Предложение Паши, настолько заманчивое и настолько неожиданное, ведь теперь, если подумать, у мальчишки могло появиться всё, о чём он только мог мечтать. Он ошалело смотрел на Пашу, и мысли, отрывочные и сумбурные проносились в его голове. Дать согласие, значит навсегда забыть о друзьях, Рома понимал это. Дать согласие, это навсегда отречься от всего, с чем он связан, и всё же, всё же… Искушение слишком велико, настолько велико, что справиться с ним, побороть его в себе очень сложно. Ему невыносимо хотелось иметь семью, свой дом, свой кусок хлеба за столом, и родителей. Конечно, родителей… Вот в чём дело, вот в чём причина непонятной тоски. Мама… Ох, где ты, мама? Почему ты не рядом? Почему?! Нет, нельзя принимать предложение Паши. Как ни крути, а родители только одни, других не будет… Рома расценил согласие, как предательство, и сразу созрело решение, и будто камень с души упал. Разом пропало смятение, стали чёткими мысли, и, виновато посмотрев на Пашу, мальчик отрицательно покачал головой.
- Ты прости меня, - сказал он, - Но я не могу.
- Почему?! – искренне удивился Паша. – У тебя же будет всё. Тебе не придётся больше жить в детдоме.
- Я всё понимаю, но не могу согласиться.
- Да почему же? – никак не мог понять Паша. В голове не укладывалось, неужели мальчишка может отказаться от такого предложения?! Почему?!
- Мой дом здесь, - смущённо улыбнувшись, пожал плечами мальчик.
- Но что за жизнь здесь?
- Нормальная, - улыбнулся мальчик. – Я уже привык.
- Но привычка это дело времени! Раз ты привык к таким условиям, то к нам привыкнешь ещё быстрее.
- Не могу, - снова качнул головой Ромка. – Тут мои друзья. Я не могу бросить их.
- Но и враги тоже имеются, да?
- Имеются, но что бояться врагов, когда у меня такие друзья?
- Господи! Ему бы о себе думать, а он о друзьях рассуждает!
- Что делать, мне совесть не даст спокойно жить, если я соглашусь…
- Да, ты прав, - сдавшись, вздохнул Паша, он понял, дальнейшие уговоры не имеют смысла, мальчишка принял, пожалуй, самое важное решение в своей жизни, - Дружба это страшная сила. Что ж, на «нет» и суда нет, ты принял решение, и я его уважаю.
- Ты прости меня, Паша, я отказался не из-за вас с Алёной, не думай, просто не могу предать друзей. Да и… родителей тоже…, - поколебавшись, признался он.
- Это ты меня прости. Я сам должен был догадаться…
- Никакой обиды нет, я очень благодарен тебе, но… не могу согласиться.
- Понимаю.
- Знаешь что, ты приезжай к нам, будь нам другом, если конечно захочешь, и мы будем рады этому.
- Конечно, буду приходить.
Повисла долгая, в несколько минут пауза. Оба молчали. Оба чувствовали себя виноватыми, наконец, Паша заговорил, перевёл разговор на другую тему.
- Рома, ты можешь объяснить мне, почему Юра и эта девочка так похожи? Они не родственники?
- Нет. Я, если честно, даже не замечал, что они похожи. Они попали сюда в разное время. Юру мать привела, ему тогда пять лет было, а Лера отказная. От неё мать ещё в роддоме отказалась.
- Странно, а так похожи.
Вскоре Паша ушёл, оставив мальчику сумку с продуктами.
Рома снова лёг в постель и задумался. Правильно ли он поступил? Ведь, что отрицать, у Паши ему в любом случае было бы лучше. Он знал почти наверняка, что сегодня ночью ему приснится мама, знал, что она не одобрит его решения. Очень может быть, что она права, и Рома должен был поступить по-другому, но о принятом решении он не будет жалеть, да и в разладе со своей совестью жить ему не придётся.
Ещё день провёл Рома в изоляторе. А утром следующего дня находиться здесь стало невыносимо.
- Долго мне здесь ещё торчать? – спросил Рома у медсестры.
- Отдыхай, что тебе неймётся?
- Скучно. И воздуха нет.
- Можно открыть окно.
- А толку от него? Я на улицу хочу. На свободу…
- Чувствуешь себя хорошо?
- Да.
- Ну, тогда можешь идти.
- Ура! – улыбнувшись, прошептал мальчишка и поспешил убраться отсюда поскорее, пока не передумала медсестра.

В конце лета совершенно испортилась погода. Постоянно шёл дождь, а если его и не было, то всё равно на улице было очень сыро и неуютно. Кругом грязь, лужи, на небе нет даже малейшего просвета. Холодно и сыро, как глубокой осенью, когда природа замирает в ожидании зимнего сна…
Но однажды днём после затяжного дождя, моросящего почти сутки, небо неожиданно прояснилось, сделалось из серого ярко-голубым, умытым, радостным.
Ребята, насидевшиеся за последнюю неделю в четырёх стенах, не раздумывая долго, отправились гулять. Но только вышли из дома, только отошли от порога, как Юрка выругался, повернувшись к двухэтажной пристройке – обители персонала.
- Ты чего? – удивились ребята.
Юра не ответил. Он наклонился к земле, поднял из грязи маленький, но тяжёлый камешек. И, как по команде, откуда-то сверху на ребят посыпался дождь из таких же камней.
Рома схватил за руку Леру, хотел, как на буксире, потащить её к зданию пристройки, но девочка яростно выдернула из его руки свою ладошку, побежала сама.
- Так, ребята к пожарной лестнице, - распорядился Рома, - Лера, ты остаёшься здесь.
Лера схватила его за рубашку, заставив повернуться.
- И я с вами! – решительно заявила она.
- Нет! – отрезал Рома.
- Я всё равно пойду!
- Не пойдёшь. Нечего тебе делать на крыше.
- А вам? – с вызовом воскликнула Лера.
Рома уже собирался лезть наверх, но резко повернулся к девчонке.
- Я сказал никуда ты не пойдёшь!
В его голосе слышалась нескрываемая ярость. Лера отшатнулась.
- Не убедил! – решительно возразила она
- Хватит, Лера, разговор окончен.
- Да кто ты такой?! – вышла из себя девочка.
- Может и никто, но ты не пойдёшь туда. Ясно?
- Нет.
- Ну, тогда уходи. Все наши подчиняются мне, а кто не хочет, пусть уходит. Я никого не держу.
Лера не ответила, но тряхнула белобрысой головой так решительно, что Рома понял – наверняка полезет.
- Фокин, - повернулся он к Косте, - Не пускай её.
- Уж я постараюсь, - обрадовался, что ему не нужно принимать участие в драке, Костя.
Мальчишки вмиг преодолели пожарную лестницу и скрылись на крыше. Лера решила обойти Костю, но он, разгадав её намерения, повис на нижней ступеньке.
- Всё равно тебе не пройти! – важно заявил он.
- Как бы ни так! – девчонка решительно подошла к Косте, наклонилась, якобы завязать шнурок, но тут же выпрямилась, ударив Костю головой в живот.
Мальчишка охнул от неожиданности, отцепил руки, а упрямой девчонке того и надо было, она подпрыгнула, уцепилась руками за нижнюю перекладину, легко перебралась дальше.
Но на самой последней ступеньке, когда девочка собиралась перелезать на крышу, вот незадача, нога неожиданно поскользнулась на мокрых ступенях, да ещё и руки как-то отцепились… Лера потеряла равновесие и непременно упала бы, но Рома ожидал чего-то подобного и поглядывал за лестницей. Его участия в драке не потребовалось, кидались камнями с крыши двое друзей Дегтярёва. С ними должны управиться Юрка с Серёжкой. Рома успел подхватить подружку, втащил её на крышу. Следом влез сконфуженный Костя.
- Костик, ну ничего тебе поручить нельзя…, с девчонкой не справился, - с досадой проворчал Ромка.
- А я что виноват? Если она бешеная! Караулил бы сам…
- Ладно, в следующий раз тебе не доверю, - недовольно отозвался Рома, спустился с крыши при помощи всё той же пожарной лестницы, и ушёл куда-то.
Лера заметила это, и что-то больно кольнуло сердце. Девочки раньше взрослеют, и чувства у них сильнее, Лера не была исключением. К Роме у неё  сложилось определённое чувство, и она-то была совершенно точно уверена, что к дружбе оно отношения не имеет. Не любовь, конечно же, хоть и говорят, что любви все возрасты покорны, но нечто очень похожее, этакая детская симпатия.  Это как бутон, смотришь на него, и уже догадываешься, что за цветок из него получится, так и чувства девочки были бутоном, не распустившимся, а только-только проклюнувшимся.
- Куда ушёл Рома? – спросила она у ребят.
- Кто ж знает-то…, - улыбаясь, ответил Серёжа. – Поссорилась ты с ним, вот он и ушёл.
- И что с того, что поссорилась?
- Он не может быть рядом с тем, с кем в ссоре.
- Я с ним поссорилась, а вы тут при чём?
- За компанию, - ответил ей Юра. – Глупая, что ж ты рвёшься так за нами следом? Ты же девчонка…
- И что с того? – огрызнулась Лера.
- Ничего. Неужели ты не понимаешь, что Рома оставил тебя внизу не просто так. Он за тебя боялся.
- Да что я значу для него? – горячилась Лера. – Не больше, чем деревья под окном! – она обвела широким жестом двор. Вечно так…, все вместе, а меня в сторону отодвигает…
И вспомнила она в этот момент ледяной, полный ярости взгляд, которым одарил её Рома, и сразу же сжалось от тоски сердце. «Ну и пусть!», - подумала она, «Пусть! Я тоже гордая. Он ушёл, мы в ссоре, а значит, сам пусть подходит мириться, я и не подумаю!».

Юра нашёл Рому на чердаке. Он курил, стоя у маленького оконца и, казалось, даже не заметил друга.
- Ром, - окликнул его Юра.
- Чего?
- Дай сигаретку. – И дождавшись протянутой сигареты, спросил, - Поговорить не хочешь?
- О чём?
- О Лере.
- Нет.
- Сходил бы к ней, - попросил Юра.
- Нет, не пойду.
- Ты же её обидел.
- Не знаю. По-моему, я не дал ей упасть с лестницы. В этом есть что-то обидное?
- Ну сходи. Она переживает.
- Сказал, не пойду!
- Ну и зря.
Какое-то время оба молчали.
- Где она? – вдруг спросил Рома.
- Сказала, что гулять пойдёт.
- А куда?
- Не знаю. Хотя… Есть у неё излюбленное местечко. У реки. Там, где мостик.
- Знаю…
Лера сидела на мостике и старательно обрезала ножом волосы. Нож был тупой, Рома сразу заметил это.
Он подошёл к девочке, протянул ей свой нож.
- Возьми, мой поострее будет.
Лера вскочила на ноги, да не рассчитала, а может быть, ноги затекли. В итоге мостик закачался, девочка неуклюже взмахнула руками, стараясь поймать равновесие, но не удержалась и плюхнулась в воду.
Рома протянул ей руку, но девчонка будто и не заметила этого, подплыла к берегу, вышла из воды, стуча зубами от холода.
- Что ты здесь делаешь? – хмуро спросила она. – Уходи.
- Почему?
- Уходи! – снова потребовала она.
Рома снял с себя куртку, протянул Лере.
- Возьми. Заболеешь ещё…
- Ещё чего! – огрызнулась девочка, - Нужна мне твоя куртка.
Она пошла с пляжа, Рома последовал за ней. Он всё-таки накинул куртку ей на плечи. Лера отказалась бы, бросила её, но после купания в холодной воде её трясло так, будто она вышла на улицу в тридцатиградусный мороз.
- Зачем ты волосы обрезаешь? – выждав, поинтересовался Рома.
- Тебе какое дело? – ответила она, но, подумав, всё же ответила, - Ну не заплетать же мне косички…
- Почему?
- Не хочу быть как все.
Рому вполне устроило это объяснение. Пока дошли до дома, мир восстановился. Забыты были пустячные ссоры и пустые обиды. Лера торжествовала. Он пришёл сам, заговорил с ней, сделал первый шаг к примирению, выходит, она что-то значит для него.

Как-то в одну из суббот к Юре пришёл отец.
Денёк был солнечный, ясный, и все ребята, понятное дело, толпились во дворе. Ко многим приезжали родственники, настоящих сирот, у которых вообще никого не было, здесь было немного, в основном у детей хоть дальний родственник, но был. У некоторых были и родители. Как, например, у Юры.
Его отец приезжал каждую неделю, когда в субботу, когда в воскресенье, но к себе на выходные мальчишку не забирал. Новая семья – тут уж ничего не попишешь.
Ребята отошли в сторону – не мешать. Но со двора не ушли, стали играть в «ножички». Игра никак не ладилась. Ребята всё поглядывали на Юру. Они завидовали ему, ведь у него, единственного в их компании, был отец.
А Юра что-то оживлённо рассказывал отцу, показывал на друзей, и не замечал, как изменился отец, взглянув на их компанию. Мальчишек он, конечно же, видел раньше, но девочка привлекла его внимание не на шутку.
- Пап, ты что там увидел? – заметив что-то, принялся тормошить отца Юра.
Стараясь скрыть волнение, мужчина весело улыбнулся.
- Юра, что это за девочка?
- Это Лера. Мы с ней дружим, - гордо ответил Юрка.
- Лера?
- Да. Она хорошая. Мы в одном классе учимся. Она такая… настоящая!
- А как её фамилия?
- Малахова.
- Малахова?! Да не может такого быть!
Мальчишка изумлённо смотрел на отца. Он не понимал, почему вдруг у Леры не может быть этой фамилии, почему девчонка так заинтересовала его отца, почему он, только увидев её, словно на стену налетел…
- Что с тобой, пап? – недоумевая, спросил мальчик.
- Ничего, сынок. Позови-ка сюда своих друзей.
Юра подозвал ребят. Его отец подошёл к Лере, погладил её по голове.
- Тебя Лера зовут? – спросил он.
Девчонка удивлённо подняла глаза.
- Да.
- А… родители у тебя есть?
- Нет, - удивляясь всё больше и больше, пролепетала девочка. – Я отказная.
- Юра, ну-ка подойди сюда. Встань рядом с Лерой.
Мальчик и девочка недоумённо переглянулись, но всё же послушно встали рядом.
- Рома, они похожи, или мне только кажется? – спросил мужчина у Ромки.
- Похожи, и вы не первый, кто это заметил, - спокойно ответил Рома, - А что случилось?
- Так и есть…, так и есть…, - прошептал отец Юры.
- Пап, что случилось? – снова спросил Юрка. Было видно, что мальчик сгорал от любопытства.
- Ничего, мальчик мой. Подождите меня здесь. Я сейчас…
Он пошёл к директору интерната.
- Здравствуйте, - улыбнувшись, поздоровалась она, - Я знала, что вы придёте.
- Откуда?
- Видела в окно очень интересную картину.
- Какую же?
- Видела, как вы сравнивали Юру и Леру, - улыбнулась директриса.
Он вдруг смутился. Отвернулся, пожал плечами.
- Мне показалось, что они похожи… Так странно всё…
- Конечно, они похожи, поскольку дети одних родителей.
- Как?! Я не могу поверить! Неужели она всё-таки сказала правду?! – не в силах совладать с ситуацией, бормотал он.
- Они двойняшки, Николай Юрьевич. Вот смотрите…, - она протянула Николаю довольно тощую папочку, - Это документы Леры Малаховой. Смотрите. Дата рождения совпадает, другая информация – тоже. Тут написано, что роженица произвела на свет двоих детей: мальчика и девочку. Мальчика забрала…, девочку намеревалась забрать позже из дома малютки, да так и не соизволила…
- А вы, Екатерина Алексеевна, откуда знаете? Неужели сходство детей так бросалось в глаза, что решили просмотреть документы?
- Нет, никто и не додумался бы сравнить записи. Ведь девочка прибыла сюда из дома малютки, а мальчика… привела за руку мамаша. Она приходила сюда этим летом, разоткровенничалась, поведала мне эту историю. В надежде разжалобить, наверное…
- Вы ей сказали про Леру? – испугался Николай. – Сообщили, что девочка здесь живёт?
- Ни слова.
- Хорошо.
- Простите за бестактность, но можно спросить?
- Да.
- Вы что, ничего о дочери не знали? Я поняла это из вашей реплики…
- Ничего я не знал! Жена скрыла от меня рождение двойни, потому что мы с ней на момент рождения детей уже не жили вместе. Я и не знал ничего до недавнего времени.
- А сейчас? Откуда у вас информация?
- Недавно я случайно встретился с ней, у нас конфликт разгорелся, ну в запале она и проболталась мне о дочери. Только обмолвилась, потом… денег требовать начала за дополнительную информацию. Я заплатил, и немало, а получил лишь минимум информации. Узнал только, как дочь зовут. Имя. Остального она не знала…, якобы. А сейчас я посмотрел на девчонку, и бросилось в глаза сходство. Случайным такое сходство быть не могло, слишком незаурядная внешность у обоих, а когда Юрка сказал фамилию девочки, меня осенило, это ведь девичья фамилия бывшей жены…
- А отчество у девочки настоящее. Она Николаевна…
- Хитра жучка…, ведь знала как дочь зовут, не могла забыть… И ничего не сказала… Я хотел найти девочку, да что я мог, зная только имя и дату рождения?
- Видите, как замечательно всё получилось. Вам не пришлось искать дочь.
- Да. Я так рад, что нашёл её, и нашёл именно здесь, рядом с Юрой. Знаете, Екатерина Алексеевна, я бы всё сделал, чтобы изменить прошлое. Чтобы мои дети не попали сюда…
- Что вспоминать прошлое? Вы и сейчас можете облегчить детям жизнь. Я знаю,  что у вас нет возможности забрать детей к себе, но помочь им, думаю, вам по силам.
- Да. Мне можно будет сказать девочке, что я отец ей? – с надеждой в голосе спросил Николай.
- Конечно. Даже нужно, - улыбнулась директриса.
- А если вы знали, почему не обрадовали детей?
- Были бы они сиротами, я непременно сказала бы им, но у Юры есть вы, и я не знала, как вы воспримите известие о дочери. Я хотела прежде всего переговорить с вами. И потом… Я думаю, именно вы должны сообщить девочке радостную новость.
- Да. Пойду, обрадую. Если только она мне поверит…
- Если нет, внизу в холле есть зеркало, отведите детей туда…
- Я так и сделаю.
Он вышел из дома, подошёл к компании удручённых его странным поведением ребят.
- Папа, куда ты уходил? – спросил Юра.
Он не ответил. Взгляд мужчины остановился на Лере, которая, отвернувшись от них, о чём-то болтала с Ромой.
- Лера, - позвал мужчина.
- Что? – девчонка весело обернулась.
- Девочка, у меня есть для тебя потрясающая новость.
- Для меня? – удивлённо вскинула ресницы Лера.
- Да, для тебя. Послушай меня…, - он сел на скамейку, долго не решался заговорить, а ребята стояли рядом и в немом изумлении смотрели на него. Какая новость у него может быть для Леры? Какое отношение он имеет к девчонке?  – Лера, от тебя ведь мама отказалась ещё в роддоме, так?
- Да, так! – нетерпеливо воскликнула девочка. Она не понимала, зачем ему нужно было затрагивать эту тему.
- И ты считаешь, что у тебя никого нет?
- Конечно, нет…
- Дело в том…, - казалось, нельзя было смутиться ещё больше, но мужчина умудрился, - Дело в том…, что ты моя дочь! – решившись, быстро закончил он.
- Этого не может быть! – не поверила Лера. Она даже рассмеялась. – Да разве можно так шутить?
- Это не шутка. Я твой папа.
- А Юркин кто?
- Тоже я.
- Как это? Я ничего не понимаю!
- Ну! И я тоже! – поддакнул Юра, - Пап, может, тебе домой поехать? Отдохнуть? У тебя температуры, случайно, нет?
- Да нет же! Вы ничего не понимаете. Вы и в самом деле родные брат и сестра, - отчаялся объяснить им что-то Николай.
- Такого не может быть, - не поверил Юра, - Мы с Лерой одногодки. Как же вы успели?
- Лера, ты знаешь, когда твой день рождения?
- Знаю. Я видела в личном деле. Тринадцатого сентября.
- Ну, что скажешь, сынок?
- Мой тоже тринадцатого сентября, - удручённо пробормотал парнишка. – Но ведь это не факт. Мало ли у кого дни рождения совпадают.
- Хорошо. А если знать, что тринадцатого сентября одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года моя, уже бывшая на тот момент, жена родила не одного ребёнка, а двоих, мальчика и девочку, если знать, что девичья фамилия моей жены – Малахова, а имя её нынешнего мужа – Валера, как вы думаете, на таких фактах можно основываться?! Да, добавить к этому то, что от девочки она отказалась в роддоме, намереваясь забрать в течение года; и приплюсовать сюда же ваше внешнее сходство? Весомое доказательство?
Ребята изумлённо молчали. Они были так потрясены новостью, что просто не было слов. Юра опомнился первым. Хлопнул Леру по спине:
- Не зря мы с тобой братались, Малахова Валера!
- Юра, подожди, это, наверное, какая-то ошибка… Я не могу поверить! – сомневалась девочка. Ну ещё бы, новость была настолько ошеломляющей, что отказывалась укладываться в голове…
- О какой ошибке ты говоришь?! Посмотри на меня, посмотри на отца, посмотри на себя в зеркало. Очнись, Лерка! Ну кто мы, как не брат и сестра?!
Лера настолько не ожидала подобного заявления от Юркиного отца, что никак не могла опомниться. Она боялась поверить в своё счастье, ей казалось, что всё неправильно, что всё не так, что окажется её отчаянная надежда чудовищной ошибкой.
Тогда уже отец обнял её, привлёк к себе.
- Лера, дочка, поверь мне, здесь нет ошибки, всё правда, ваша мать, объявившись однажды здесь, сама всё рассказала директору о тебе.
- Папа…, - тихонько всхлипнула девочка и заплакала.
- Ну вот, такая радость, а она ревёт…, - засмеялся Рома.
- От радости и реву, - ответила Лера.
- Зато Белый сияет, как начищенный самовар, - заметил Костя.
- Так ведь не каждый день сестру находишь! – весело отозвался Юрка. – А вы всё «жених и невеста…». Вот вам, - он показал фигу, - Видали? Сестра!

Вот так порой случается в жизни. Целых четыре года Юра с Лерой находились рядом, гуляли вместе, болтали о всяких пустяках, удивляясь тому, что понимают друг друга с полуслова, и знать не знали, что они брат и сестра. Лера завидовала Юрке в том, что у него есть отец, но и представить себе не могла, что отец у них один на двоих. Нет, ошибка была исключена, сходилось всё. И день рождения, имя, фамилия, данные девочке матерью при рождении, и внешнее сходство брата и сестры бросалось в глаза, только почему-то никто не замечал его раньше. Да и как заметить, разве можно было предположить, что Юра и Лера брат и сестра. Мало того – двойняшки!
Как же это здорово, когда у тебя есть родственники! Лера ещё не до конца осознала это, и всё боялась проснуться. Проснуться и с горечью посмеяться над глупым, но таким замечательным сном…

Конец первой части.