О зиме

 Раньше я думала, что во мне умерли только певица, лепщик, писатель и портной.

А тут на днях обнаружила, что еще и художник. Потому что весь день смотрела и плакала. Сначала смотрела, как темнота за окном электрички превращается в синеву. Потом и синева становится светлой, прозрачной, превращаясь в голубизну. Потом и голубизна превращается, и к концу пути становится ослепительной белизной.

И белым-белым стелятся лужские луга. И белым-белые лужские леса. И белым-белая дорога. И это так хотелось сохранить и запомнить. До слез. Это как бы графика, только не черным по белому, а темно-белым по светло-белому. Это как гипсы, которые рисуют художники и лепят лепщики. И это такая магия чистоты. Неприкосновенности. Безупречности, короче.

И это настолько красиво, что даже не ново.

 И еще там была деталь, я хочу подарить ее Александру Славнову. Просто я подумала, о нем как раз в тот момент – да, совершенно удивительная деталь.

Вот. Там, за всей этой такой немножко кичеватой и ошеломляющей красотой (одно ведь другому не мешает) был момент: как если бы все это великолепие написали по уже готовой картине, ну, по шишкинскому лесу, например. Написали, дали высохнуть, а потом начали бы соскабливать эту белизну с елок, именно с елок, как раз вдоль лап, и как бы это соскабливалось немножко как бы ломко, немножко растрескиваясь, короче, это было ощущение двуслойности. И… и, что та зеленая реальность прорывает эту белую и…

Да, так и было: тут три дня оттепель после снегопада. И елки прорвались, березки-осинки – те мраморные, а эти вот - оттаяли. И это было как чудо, потому что техника – живописная, но реализованная в жизни, а не наоборот.

 «Жаль, что я совсем не рисую…»

Александр – это вам. Типа букет.