Послушна ритмам Бытия

               

«Отринув пустоту забвенья,/ Послушна ритмам Бытия/ Частицей малою Творенья/ Сбылась на белом свете я./ Из ничего...../ Но ведь явилась.», – так начинается одно из программных стихотворений Лилии Абдрахмановой «Жизнь».  Здесь всё важно: и то, что жизнь, а тем более жизнь поэтессы, явившись из пустоты небытия, тем самым уже отрицает эту пустоту, и то, что эта жизнь – лишь часть великого целого, и то, что всё земное бытие пронизано незримыми космическими ритмами... Эти ритмы  направляют и определяют наше существование. В разных сферах по-разному. Но они составляют часть той незримой музыки, которая пронизывает вселенную.
Со всей очевидностью это ясно поэтам, поскольку поэзия – форма гармонизации мира, в  которой сливаются воедино пространства, времена,  воспоминания и видения. Тогда и рождается настоящая поэтическая реальность.
Корпускулы –
                из красных маков
Из вечных льдов и жарких злаков,
Из горной солнечной воды
И незатейливой еды –
Свела таинственная сила,
Плюс с минусом соединила,
Со светом – тьму,
С прохладой – зной,
Всё это как-то оживила,
Что в результате
стало мной. ( «Сила жизни»).
Такова метафорически изображённая история рождения поэта. Внешне разрозненные элементы вечно живущего мира единой волей объединяются, становясь духовной сущностью.  Это и есть воля к жизни. Космогонический эрос.
А внешне биография автора слагалась просто. Лилия Абдрахманова, по национальности казашка, родилась в столичной в то время Алма-Ате 24 февраля 1941 года. Там же закончила химический факультет университета. В 1966 году переехала в Ленинград, где живёт и сейчас. Но карьерой научного работника  исследовательского института не ограничивались её устремления: с детства  и в течение всей жизни она увлекалась хореографией, спортивной и художественной гимнастикой, музыкой и поэзией. В 80-х годах даже стала методистом  аэробики.
Находясь в своих увлечениях на стыке спорта и искусства, будущая поэтесса постоянно стремилась к их объединению и синтезу. Максимальное отражение это нашло  в её занятиях хореографией:
Танцы рождаются сами собой:
Перед глазами плывут чередой,
Будто являются из ничего
В бездне сознания моего.

Вдаль уплывающий вижу их свет,
Словно комета оставила след, (...) 

Как-то, когда мы беседовали с Лилией Абдрахмановой, я поинтересовался, как она  для себя понимает значение танца, не является ли это её увлечение своеобразным продолжением метода «босоножки» Айседоры.
– Нет, –  ответила она, – мне близка испанская школа с её народным танцем фламенко, которая, как мне кажется, перекликается с пластикой Востока.
«Если говорить о психологии танца, о необходимо отметить редкое сочетание в испанском танце темперамента и благородства», – говорила в своё время писательница серебряного века Тэффи. Фламенко – это танец горячей, но недоступной испанки. Настоящий танец, по её мнению, « ... как роман в ритмическом музыкальном движении, дала только Испания. И только она открывает нам красоту страстной и гордой души своего народа».
А как же упомянутый Восток с его своеобразными ритмами, поразительной пластикой и философской наполненностью? – может спросить читатель, а тем более зритель. Ответ звучит в стихах Лилии Абдрахмановой:
Сущность моя – змея,
Мудрая и красивая.
Жилище моё – Земля,
В ней черпаю силу я.

Меня называют красивой,
Не понимая вполне,
Что это и есть та сила,
Которая дремлет во мне.

Порой она просыпается
Под музыкальный звук
И вдруг во мне проявляется
Змеиной пластикой рук,

Танцем цветным, узорным,
Излечивая о печали...
И снова прячется в форму
Трёхвитковой спирали. («Кундалини»).    

Гармония танца плавно перетекает в область поэтической ритмики. Сама поэтесса признавалась, что увлечение стихами, хотя и началось для неё ещё в детские годы, но серьёзно она занялась поэтическим творчеством лишь с 1992 года. В 2004 году её приняли в Союз писателей России.
Поэзия в наши дни – занятие отнюдь не престижное, но, тем не менее, стихи пишут; пишут многие, заполняя своими «творениями» не только всемирную паутину, но и многочисленные журналы, сборники и альманахи. Суть дела в том, что поэзия – наиболее естественный способ самовыражения, и она чаще всего имеет особый оттенок исповедальности, а значит, ощущения души. Другое дело, что в многообразном потоке стихотворчества доля настоящей поэзии мизерна. В основном читатель сталкивается с затёртыми штампами, примитивной лексикой, прямо скажем, невысоким мастерством стихосложения и равнодушно проходит мимо.
Стихи  же Л. Абдрахмановой сразу привлекают внимание и свежестью восприятия, и глубиной чувства, и ярко выраженной оригинальностью творческой мысли. По форме они вполне традиционны, чувствуется, что опыт  новаторских поэтических экспериментов ХХ века не коснулся дарования поэтессы. Но кто сказал, что традиционные ямбы и хореи исчерпали свою творческую силу:
Сюжет лирический готов,
В уме так складно всё звучало,
Но вот беда: так много слов,
А самых нужных мне так мало.
В стихах поэтессы мы не найдём ни дольников, ни тактовиков, ни верлибров. Не заметно и следов концептуализма, метареализма, ни даже  модного ныне увлечения «твёрдыми формами»: ни сонетов, ни триолетов, ни газелей, ни ронделей. Даже опыт восточной поэтики, который не раз и удачно использовался в русской литературе, лишь изредка, как бы намёками, проскальзывает в её лирике. А ведь поэтесса свободно владеет несколькими восточными языками, переводя с них, но, по её словам, писать стихи может только по-русски.
И всё-таки приметы восточного мироощущения в её творчестве очевидны. Прежде всего, хотя и не прямо обозначенное, но бросающееся в глаза восприятие действительности как своеобразного «покрывала Майи». Сновидческая реальность и реальность материального мира постоянно переплетаются в поэзии Лилии Абдрахмановой.
Я поздно спать ложусь –
Режим обычных «сов».
Люблю ночную тишь –
Я устаю от слов.
Нет языка у памяти неясной:
Блуждает молча в лабиринтах снов
Таинственных,
   мучительных,
  прекрасных.
Но автора никак нельзя упрекнуть в наивности или, напротив, восхититься этой чертой стиля. Её стихи – это не крик души и не выплеск неистовой страсти. Это глубоко продуманные композиции, где внутренняя работа чувства соединяется с творческой энергией мысли: «Мне этот сон, как тяжкая работа,/ Где на вопрос не нахожу ответа..../ Экзамен,  что ли, мне устроил кто-то,/ Кого не вижу, только –  голос где-то?».
 Как ни странно, в сборниках Лилии Абдрахмановой очень мало стихов о любви. Они, конечно, есть, но любовь, как и другие впечатления от земного мира, проходят в её лирике как бы намёком – полуощущением, полувоспоминанием. Плотское, земное – с одной стороны, и вселенские космические ритмы – с другой. Второе побеждает. Это тоже одна из характерных черт облика лирической героини Л. Абдрахмановой.
Но, вообще говоря, ей не чужд даже юмор. Это, конечно, не ирония, не шутка, а тем более, не сатира, а скорее – горькая усмешка над осязаемым несовершенством мира. Вот пример:
Мои намеренья чисты –
Поймать за шкирку таракана,
Отмыть водою из-под крана
И разглядеть его черты.

Похож ли на бомжа-изгоя,
Обижен ли судьбой такою,
Или над нами втихаря
Смеётся, гадости творя?
Само собой разумеется, что это не тараканище К. Чуковского, не таракан капитана Лебядкина у Достоевского  и не «Таракан» Николая Олейникова:
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане.
И теперь он казни ждет. (...)

Таракан к стеклу прижался
И глядит едва дыша...
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.

Но наука доказала,
Что душа не существует,
Что печенка, кости, сало  –
Вот что душу образует. (...).

Поэт-обэриут сочувствует своему герою – метафорическому воплощению страдания человека в жёсткой действительности 1920-х – 30-х годов. Таракан поэтессы иной – то ли субъект для желанного знакомства, то ли объект для научного исследования, то ли... воплощение потусторонних демонических сил, а вовсе не жертва социальной несправедливости или просто пародийный образ. Но это к слову.
Часто говорят, что творчество писателя надо оценивать не по тому, чего в нём нет, а по тому, что в нём есть. Но это верно только отчасти. Сама природа творчества неизменно избирательна. Нельзя сказать сразу обо всём. А то, к чему не влечёт,  далеко не всегда нечто пустяковое и неинтересное. Просто человек так устроен, что не может не самоограничиваться. «Нельзя объять необъятное».
Вот и здесь мне хотелось проследить, что, отказываясь от тех или иных тем, вопросов, стилистических манер, Лилия Абдрахманова находит свой яркий и привлекательный образ и как лирическая героиня своих стихов, и как мастер хореографии, и как художник.
В этом году она отмечает серьёзный и важный юбилей. Достижений много, и они весьма значительны. Но об окончательном подведении итогов, естественно, говорить рано. Закончу словами  самой поэтессы:
Мне хочется верить, что память пространства
  В себе сохраняет движения танца.

Санкт-Петербург