Легендарион Легенда первая Демиада

I. Демиада


Говорят, мир, каким мы его знаем, был рожден в войне.

Однако прежде, чем впервые по воле гнева пролилась кровь, было время, когда все обстояло так, как, по мнению людей и их наставников, и было задумано изначально, каким, по их мнению, и предвидел Ангилион мир, прежде чем сотворить его. В ту пору, довольный своим творением, прогуливаясь по его юной поверхности, Он еще являлся на глаза людям – когда духом, а когда и в плоти всякой – и, наблюдая за тем, как люди постигают все, чем делятся с ними наставники, и преукрашают прекрасное, созданное им, Он радовался. Люди же, застигнутые Его взором, чувствовали легкий, как облака, но могучий, как потоп, прилив сил и неудержимое, превыше всех прочих желаний, стремление созидать. Но недолгим было Его пребывание в царстве земном. Вскоре, довольный своими трудами, Он покинул пределы земного мира и возвратился в исконное свое царство, Духовное, – туда, откуда все пришло и куда неизбежно вернется.

Люди думали, что Он покинул их, но Ангилион продолжал за ними наблюдать и вмешивался не меньше, чем раньше, но теперь они не замечали этого и не знали о том.

Вскоре, наполнив людям всю чашу знаний, что была им отмерена, наставники последовали Его примеру и покинули людей, уединившись далеко на Западе и на Севере – в королевствах, изначально созданных Им для них.

Так люди, достаточно мудрые и мужественные, чтобы не погибнуть в просторах мира, остались одни; во всяком случае, так они считали.



Как Ангилион неисчислимое множество лет пребывал в покое, так и людям было даровано повторить этот путь и познать себя, поэтому они приходили в мир, не зная, зачем пришли.

Однако в начале понимание скоро настигало их, ибо многое им подсказывали наставники, и они творили вокруг, преображая прекрасное, и радовали Ангилиона.

Когда же не стало никого рядом и сменились поколения, немногие из новых людей внимали словам старших, ибо не были они так убедительны, как слова могущественных наставников, и ни разу их взор не слепил облик Ангилиона. Но не вернулись наставники, ибо считали свою миссию исполненной, передав множество знаний, и пока еще не приспела пора новых. И Ангилион не открыл себя, ибо случись это – новые люди встали бы на изначальный путь не по свободной воле. Так в новом поколении людей зародилась тень, смущающая и извращающая.

Возроптав против Ангилиона и той жизни, что указал Он им издревле, они не желали творить, сжигая себя, – не желали выносить из себя красоту и порядок, а созерцанием и всяким удовольствием желали лишь вносить в себя красоту из мира, что их окружал, и тем самым хранить Духовное Пламя в себе нетронутым, в итоге придавая его увяданию, как увядает со временем слетевшее с ветки яблоко. И видели они в мире, полном благ, лишь подарок им, а не простор, чтобы, преображая прекрасное, создавать, как для Ангилиона была простором замкнутая пустота. И гневно восклицали они:

– Мы не знаем, что такое «Ангилион» и где его искать!

И отвечали им старшие:

– Ни в огне, ни в тверди, ни в воде, ни в воздухе не отыщете вы Его, ибо все это лишь творения Его. Вы найдете Его в красоте – пятой стихии, стоящей выше прочих.

Но в новых людях уже было семя тени, и было извращено им все, чему вняли они от старших и мудрых. Так решили они, что раз впитывают в себя красоту мира и все блага его, значит, познают Ангилиона и живут правильно. Но Чертоги Замыслов были для них заперты, и вся сила в новых людях, предназначенная для созидания, сгнивала, как сгнивает в одиночестве полный соков плод. Так, по тропе увядания, от мудрости они пришли к убежденности, от созерцания – к пресыщению.



И род людской разделился надвое. Одни жили на Западе и продолжали служить замыслу Ангилиона. Другие, отрекшись, пребывали в праздности на Востоке.

Их обиталища стали пышными, но в них было много лишнего – и хотя видели они в том красоту, она не задерживала на себе взгляд, как задерживает море или закат. Их жизнь казалась им наполненной, но была лишь суетливой и пустой, как фруктовое дерево, что уже не плодоносит.

И не заметили люди Востока, как в погоне за удовольствиями опустошили себя еще больше, нежели созиданием, какого избегали, и что­то, не выдержав, угасло в них, и стали они рабами друг друга и самих себя.

И вот люди Запада, взирая на своих сородичей, каких покинуло благородство, взирая на их жизнь, низвергнувшуюся с высот, смиловались и, сострадая, отправили посольство.

– Ведь вы знаете, что не стремясь к свету – свету Ангилиона, вы тонете во мраке? – вопросили послы.

Люди Востока молчали.

– Да, этот мир – сад. И мы в нем – чтобы вдыхать его ароматы и срывать плоды. Но ведь вы знаете, вы еще не забыли, что величайшее удовольствие можно получить, лишь поделившись теплом, скрытым глубоко внутри каждого из нас? И если вы сперва отдаете, то затем получаете много больше. А те удовольствия, какими вы питаете себя, не отдавая перед этим ничего, – они все равно взыскивают свою цену, и много больше, чем вы получаете, ибо вы сперва получаете, а потом отдаете. Ведь вы знаете?

Люди Востока молчали.

– В угодном сердцу труде вы возвыситесь и очиститесь, и Пламень, изначально вложенный в каждого из нас Ангилионом, разгорится ярче. Если вы – ваши тело и разум – пребываете в неизменном покое, неизменным пребывает и Пламень. Если вы угнетаете себя усилиями, какие не милы вашему сердцу, и израсходуете Пламень, как если бросите семена не в землю, а в песок, или переполняете себя удовольствиями, как сосуд водой, что, не выдерживав, раскалывается, – Тайный Пламень в вас угасает. Если Пламень в вас иссякнет или будет слишком слаб, тогда жизнь, дарованная вам, окажется для вас истинно единственной. Ибо когда усопнет ваша плоть, отрепья вашего Пламени не в силах будут оторваться от могучего притяжения Пламени, заключенного внутри земли, и сольются с ним, и вы уже никогда не переродитесь – не вернетесь к удовольствиям и ко всему, что любили. Ведь вы знаете?

И тогда ответили те из отрекшихся, что когда­то сомневались, но не прошли этого испытания, ниспосланного им во их же благо:

– Мы знали... но не хотели... а теперь – не можем.



Сдвинулась чаша весов. Выбор уже был сделан. Ненасытная пустота в сердцах людей на Востоке была больше и сильней, чем все они – люди Востока и Запада – вместе. Камушек катится по склону, даже когда желает остановиться – все равно катится вниз, в пропасть. Так и случилось. И восстал из предвечной пустоты, из мрака, тот единственный из всего сущего, что был чужд Духовному Царству, и единственный, кто оспорил право Ангилиона на обладание своим творением – миром. Имя ему, данное жителями мира, – Тень, Демон, или... Темное Начало.

Он явился, ибо к нему воззвали – невольно, в тот миг, когда отреклись от Ангилиона. Была дана ему власть порабощать и искажать, но сотворить что­то новое он не мог.

Люди бежали на Запад, где жили верные свету Белой Звезды – Ангилиону – и куда еще не дотянулась когтистая черная лапа хозяина ужасов, ибо во всех иных землях сеяли разор и смерть кошмарные твари, коих вывел Демон, извращая все на своем пути – все изначальное, каким измыслил и сотворил то Ангилион.



Мудрые говорят, Ангилион был удивлен, увидев это сильнейшее в земном мире существо, ибо не задумывал его. Безгранично могущество Владыки Духовного Царства, и он в одночасье мог уничтожить Демона, но не сделал этого, ибо тогда не стало бы Порядка, а за ним рухнуло бы все, что созидалось долго и кропотливо. И как люди в момент, когда отреклись от Ангилиона, невольно воззвали к Демону, так и Ангилион в момент, когда явился Демон, уже знал, как поступить.

В обличье доблестном Король Королей возвратился в царство земное. В последний раз. Он призвал наставников людей, и они явились, и стяги с белым крылом и тремя звездами взвились над твердынями Запада. Но ведал Он – этих сил недостаточно. И из темных глубин Вселенной призвал тех, кого позже нарекли высшими эльфами. Войско короля Арие было многочисленным, а каждый воин – могуществен, и один облик его воодушевлял сердца воителей Лиги. Также пришли с Ангилионом последние из его творений – Пилары, могущественные духи, которым предстояло избавить мир от порчи Темного Начала.



Порядком установлено – зло сильнее добра, ибо лишь в преодолении чего­то большего и сильнейшего, чем ты сам, есть качество светлой стороны. Поэтому Темное Начало, казалось бы, нечто вторичное (ибо первым всегда пребудет Ангилион), в силе и власти своей был почти уравнен с самим Ангилионом.



Множество песен сложено о Первой Войне. Первая ее битва была и последней. Сам Демон ступил на поле брани. Пилары, обладая свободной волей, без повеления Ангилиона сразились с ним и погибли – все, кроме одного, которого остановил Ангилион и выступил сам...

Войска Запада теснили своих врагов, уничтожая их, как пламя сухие листья. И в страхе бежали те прочь. Но Ангилион все сражался с Демоном, и никто из них не мог взять верх над другим.

– Кто ты? Откуда? – спросил тогда Ангилион у Демона.

– Я – единственное творение Порядка, созданного тобой, верующий–в–то–чего–нет, верующий в людей, – был ответ.

– Зачем ты пришел?

– Чтобы дать слабым силу. И назовете вы эту силу – зло...

И когда увидел Ангилион, что армии врагов разбиты и рассеяны – он, пришедший во плоти, вонзил меч себе в сердце, навсегда отказавшись от земного воплощения. И Темное Начало, порожденный Порядком, им же и был уничтожен, ибо в неразрывной связи с Ангилионом он утратил право земного воплощения.



Первая Война этого мира была выиграна Западом. Темное Начало был повержен. Но как Ангилион в творениях своих детей, так же и Демон жил в своих собственных творениях, угрожая миру возвращением.

Достоверно известно, что Пиларов, пришедших вместе с Ангилионом, было двенадцать. Одиннадцать из них сгинули в Первой Войне вместе с Ангилионом. Но иные из мудрых поговаривают, что был и тринадцатый Пилар – сильнейший из себе подобных. Но лишь затем Ангилион даровал ему такую мощь – зная, чем это обернется: когда власть шире, чем право на нее, тогда она стремится к еще большей власти, как разлитая и ни чем не приостановленная вода стремится затопить все больше пространства, и обладатель ее думает, что стремится ввысь, но истинно низвергается вниз – к предательству, – чтобы ему хватило могущества не поддаться оружию, сотворенному Демоном и ему принадлежащему, но сохранить его как ключ к дальнейшим переменам.