Легендарион Легенда третья Файфоилида

III. Файфоилида


Как меркнет слава и гаснет мудрость, как, дряхлея, рассыпаются в прах летописи, так увядала с веками молва, что на то... была воля Ангилиона – последняя из всех, изъявленных им в кругах земного мира, – прежде чем он вступил в схватку; с Демоном; и низверг противника; ценой собственного земного существования.

Ануриэль – один­единственный из двенадцати Пилар, не скрестивший, рассыпая искры, своего меча с пламенным Армагидеумом, не освободивший гнева, но избежавший гибели, – когда завершилась великая битва, и не стало Короля Королей, поднял с земли Книгу Судеб, созданную Демоном и ему принадлежащую. И снес ее на Вершину Мира, заморский север, и схоронил в пещере, позже известной как Пещера Отшельника, ибо в неизменном одиночестве еще долго жил он под ее сводами, смиренно выжидая, когда вечный владыка наполнит его сердце дальнейшими устремлениями, – жил и дожидался, прежде чем вернулся в обетованный мир.



Даже мудрейшим из мудрых не ведомо, каким загадочным образом дикие племена Востока прознали о том, что за судьба постигла величайшее из легентари, одно из двух творений Темного Начала, и где она, Книга Судеб, обрела пристанище. Даже эльфы тогда не знали, где ее тайный приют. Но предполагают мудрые, что угадывается здесь воля Темного Начала, как угадывается она в падении Аводана. Хотя и лишился Демон земного облика – в том слое сущего, подчиненного Порядку, где рождаются и умирают замыслы, он продолжал существовать, и в его власти было проникать в разум тех, чей дух слаб, и мог он или смущать рассудок, или открывать знания. Но среди мудрых некоторые были не согласны с этим.



Из всех диких племен Востока лишь оркам хватило отваги для дальнего плавания, ибо превыше прочих они жаждали видеть Запад в дымящихся руинах, ибо лишь их вождю было ведомо, где сыскать силу, чтобы грезы их стали явью. Но не строили они кораблей, ненавидя море, чувствуя в нем нечто эльфическое. Поэтому они наслали ужас на людей – тех, что приходились им соседями на юге, и принудили помочь. И вот, при помощи знания и умения людей с юго­востока, у льдистых побережий северо­востока закачались на холодных волнах многие корабли с черными парусами, с объемистыми, как драконье брюхо, трюмами.

Рати самых свирепых орков заполнили те трюмы. Ветер наполнил силой черные паруса, и грозная армада отправилась далеко на север, гонимая ненавистью к Западу.

Но – как и предполагали умудренные годами вожаки орков, почему и отправились в путь не скрытным походом, а войском – заметили их зоркие эльфы со своих дивных кораблей, бороздивших тогда все моря мира.



И когда весть о черном флоте, держащим курс на заморский север, достигла слуха Тиноэль – дочери Арие, прекраснейшей из дев Эвалона и восседающей на королевском троне в Аустелладе, – высшие эльфы начали готовиться к войне и собираться в морской путь, ибо королеве их, унаследовавшей от отца дар предвиденья, открылась тайна местонахождения Файфолиэрунты, Книги Судеб, считавшейся утерянной навсегда, и зловещие открылись цели орков. Говорят, лишь высшие эльфы участвовали в этом роковом походе, хотя и взывали они к доблести и мудрости своих сородичей. И, быть может, поэтому, опасаясь потерпеть крах в грядущей битве и, буде случись так, оставить Запад беззащитным перед гибельной войной, какая пламенным вихрем настигнет его, если не затушить сейчас искру, королева, не посоветовавшись ни с кем из тех, кого также посвятил в великую тайну ее отец, отворила секретную сокровищницу и вынула и взяла с собой Ринзарил.

Так, из любви к избранному клочку избранного ее народом мира, переступив закон, установленный ее отцом, дерзкая до мудрости – за что прозвали ее Тиноэль Ясная, – но и до отваги и славы – за что долгое время потом ее сородичи не решались произнести ее имя, дабы не омрачить свои сердца, – она свершила свое первое безрассудство.



И на стремительных своих кораблях войско Аустеллада оказалось у льдисто сверкающих берегов Вершины Мира одновременно с теми, над чьими грузными суднами, словно тучи, реяли черные паруса. Ведумые своими вождями и роковым знанием – тайной о пристанище Файфолиэрунты, – армии вечных противников, эльфов и орков, встретились в снежной пустыне под мерзлыми утесами вздымающейся невдалеке горы. На ее вершине, на высоте многотысячных ступеней, в Пещере Отшельника хранилось творение Темного Начала, несущее погибель, даже когда погибшим считался он сам.

Не дрогнул морозный воздух от чьего­либо голоса. Молчание. Еще студенее, чем северное небо. Холодное разумное осознание: зачем все они здесь.

Не прогремело боевого клича. Воины с одной стороны сделали шаг. Воины с другой – тоже. Два войска, как морские волны в теснине, приближались друг к другу, сначала медленно, но ускоряясь, пока не стали мчаться – мчаться навстречу своей гибели.



В тот ясный день страсть, боль, кровь разрывали девственные земли Вершины Мира, дремавшие под хрупкой защитой морских просторов и неистребимых холодов и не знавшие еще никакого гостя, кроме Ануриэля, священного духа.

Ловкая, как кошка, ускользая от ударов или рассекая Ринзарилом препятствия на своем пути, Тиноэль скоро достигла стези, взбегающей к вершине горы. И, спеша положить конец, но еще не зная чему, стремилась она ввысь. И не добралась она еще до вершины, когда у основания горы ногу в железном сапоге поставил на первую ступень верховный вождь орков – Ониглихур.

Не скрылось от эльфийского слуха королевы приближение жесточайшего среди повелителей Востока, несущего на своем плече черную секиру, Фуриэнир, – единственное легентари, созданное выводками Темного Начала.

И было ее второе безрассудство, ибо не скрылась она, а осталась недвижна, ибо была ослеплена верой в свою кровь, превосходящую во всем поддельное племя орков, и в силу, какая была в ее руках – Ринзарил.

И вот, когда поднялся Вождь на плато между зевом пещеры и головокружительной пропастью, то увидел перед собой сверкающую в холодных лучах северного солнца королеву Тиноэль, прекрасную и горделивую. Гнев, как клинок в руке, сверкал в ее очах.

Ветер подхватывал внизу лязг стали и уносил его далеко­далеко, и эхо ревело вдали, как раскаты грома, пробуждая где­то ревущие лавины. Владыки, возвышаясь над войсками и перекрывая своими голосами неистовый шум битвы, обменялись речами:

– Здесь ты и все, с чем связывает тебя Судьба, найдет лишь одно – конец, – возвысился голос Тиноэль, холодный и прекрасный, как блеск ее доспехов.

– Нет, он уготовлен здесь лишь тебе одной. Для всего остального – начало, – бесстрастно изрек орк, и его пророческие слова возбудили неистовую ярость в груди королевы, и, словно ястреб, она низринулась на врага.



В поднебесной вышине, словно бы надвигалась гроза, мерцали всполохи – это Ринзарил, точно молния, рассекал воздух. Закаленный неисчислимыми битвами вождь орков умело увертывался от серебряной вспышки – смертоносного лезвия. Успел он трижды броситься в атаку, но попал лишь единожды – и вопль боли огласил просторы Вершины Мира, ибо, хотя и не пробил Фуриэнир эльфийского доспеха, но содрогнулась под ним нежная плоть.

Но вот ловкая Тиноэль притеснила своего противника к обрыву, и гибель разверзлась за его спиной. Вознеслось лезвие, льдисто сверкнула холодная сталь в лучах северного солнца, наполняя сердце королевы предвкушением победы. Свистнул рассеченный воздух, но... хитростью Ониглихур обернул поражение в победу, а гибель – в жизнь! В последний момент он ушел в сторону, позволив удару, в который Тиноэль вложила всю силу своих рук, утянуть ее за собой. Видели его глаза, как скрылась за чертой обрыва сияющая фигура королевы, и сердце его ликовало. И, думая, что одолел ее, развернулся и направился к заветной пещере.

Но удержалась она за выступ и, когда враг скрылся во мраке под сводами пещеры, вскарабкалась наверх.

И тогда совершила она третье свое безрассудство. Ибо даже изведав силу и мощь вождя орков и вдохнув леденящий аромат собственной гибели, она, подобная скорее не отцам, а людям, не отступилась от того, что считала доблестью. Она не затаилась у входа в пещеру, чтобы нанести своему врагу неотвратимый удар, а осталась открыто дожидаться его.



И вот во мраке под каменной аркой вырос силуэт темнее, чем глубокие тени пещеры. Вспыхнули, разгораясь, как уголья, багряные очи. На мгновение показалось Тиноэль, что возвернулся в мир тот, о ком знала она лишь из рассказов, – Темное Начало. Силуэт сделал шаг и выступил на свет. И вновь истовый враг Запада, Ониглихур, верховный вождь орков, предстал перед гневным взором Тиноэль. В одной руке он держал Фуриэнир, верную свою секиру, в другой – Файфолиэрунту, Книгу Судеб, могущественное творение своего неизменного хозяина.

И вновь гроза без туч разразилась в поднебесной вышине – это секира в руках Ониглихура, хитрого и меткого, как змея, обрушивалась, высекая искры, на эльфийскую сталь. Но не прорубить было Фуриэниру королевский доспех, сотворенный мастерами Эвалона. Ринзарил же, настигнув недруга, с легкостью отсек ему руку. Неистовый рев прогремел раскатом грома! Второй рукой, крепко удерживая секиру, вождь орков сильным ударом выбил из рук королевы меч. Нежноголосый стон пронесся в морозном воздухе. Тиноэль, свирепая и быстрая, как дикая кошка, кинулась на изувеченного врага и ловкими, верными движениями завладела его оружием и тут же, взвеяв снежную пыль, совершила молниеносный взмах. Ониглихур увернулся от стремительной атаки и подобрал Ринзарил и, хотя нестерпимо жег он ему руку, нанес удар. И Тиноэль нанесла удар. Ринзарил прорезал доспех – глубоко вонзилось лезвие в грудь королевы. Но и черная секира ранила плоть Вождя, а было в обычае у орков смазывать свое оружие смертоносным ядом.

Сокрушительным ударом кованого сапога Ониглихур столкнул королеву с утеса, и тело ее билось об уступы, пока не рухнуло в гущу битвы.



За дерзость и безрассудство, принесшие великую утрату, род Тиноэль был изгнан за переделы священных берегов Эвалона. И участь эта пала лишь на ее единственное дитя – сына по имени Гилдас, больше схожего с высшими эльфами, чем с лунными, к каким он принадлежал по своему кровосмесительному происхождению. Отец его, Исхон, избежал суровой судьбы, ибо хотя и был супругом Тиноэль, но не принадлежал к роду Арие, а был сыном Кельбриана, неизменного государя лесных эльфов. И нарекли Гилдасу, что вернуться он сможет, лишь когда по праву наследства из безвестности вернется к нему Ринзарил, – нарекли, но не надеялись на исполнение своих слов, ибо настораживал их оказавшийся двусмысленным зарок Арие (уступившему в искусстве провидения лишь Ануриэлю, последнему из Пилар), что из тьмы забвения вернется Ринзарил, когда на краю той тьмы окажется мир.



Ониглихур развернулся и, прихрамывая, с Файфолиэрунтой в руках, побрел вниз по ступеням. Но не опустилась его нога на последнюю – сжигаемое ядом тело Вождя обмякло, и, бездыханный, он скатился вниз.

Хватка его когтистых перстов ослабла, и Книга Судеб вновь обрела свободу, покоясь подле бездыханного тела своего мимолетного владетеля. Но лишь на мгновение. Тень чья­то накрыла почившего Вождя. И другая рука, тоже чешуйчатая, когтистая, подняла с земли Файфолиэрунту...



И хотя большинство орков тогда было уничтожено – остальные же из них бежали, а эльфов пало ничтожное количество, они не выиграли битву, ибо королева их была мертва, а Ринзарил, величайшее их сокровище, – утерян. Орки, первыми оказавшиеся рядом с телом королевы, пытались уничтожить меч, но, не сумев сделать этого, взяли блестящее эльфическое оружие с собой.



Так – каплями крови на снег, словно бы каплями чернил на лист – заступает история Книги Судеб. Говорят, она заправляла Младшим Порядком в той же мере, что и служила ему, так же, как заправляли и служили ей все неистинные ее владетели, – и говорят, во всем случившемся в тот день на Вершине Мира было проведение Ангилиона, было все это в согласии с Его великим замыслом, лишь стремящимся вперед, но не ведающим конца. Лучшие из менестрелей, вперяя свой мысленный взор в глубину веков, на тот день, когда покой Книги Судеб был нарушен, сравнивали ее с чадом, что утратило пуповину давно, с низвержением своего создателя, но собственный путь прияло... прияла лишь тогда, в тот день, когда совершила свой первый шаг, свое первое взыскание за то могущество, какое щедро дарила всякому, прикоснувшемуся к ней, – взыскание кровью, и в многоликой череде своих неистинных владетелей впервые сменила руку, ложно управлявшую ей. Мудрецы во все времена рассказывали, что обнажая перед читателем Порядок, Книга Судеб ярче, чем что­либо в кругах мира, обнажала его неотъемлемую составляющую – сделку. Многие же, кто не был мудр, предписывали саму суть сделки проискам Демона, ибо это он, воплощая свой замысел, положил ее в основу Книги Судеб, принесшей миру множество бедствий и изменившей его навсегда; но не задумывались они, что и Ангилион свершил сделку, когда отказался от земного воплощения до скончания времен, дабы уберечь мир, свое творение, от чрезмерного искажения. Книга Судеб преумножала незримую мощь своего владетеля, его внутреннюю силу, ибо преумножена в ней была суть сделки, суть выбора, суть свободы. И за обладание ею проливали кровь друг друга вожди орков, покуда не пришла она в руки мудрейшего среди всех в истории мира властителей Востока: того, в чьем черном сердце, говорят, ненависть к западному миру пылала так же знойно, как когда­то свет в очах Ангилиона.