Прелюдия с секретом

«За этим чертовым интервью придется тащиться за сорок пять миль. Видите ли, для беседы он выбрал именно меня, но сам в Лондон ехать не желает», - выйдя из кабинета редактора, Эллисон задыхалась от гнева.

       Джейсон Хельвиг, автор трех весьма успешных романов, жил в Кембридже. Именно последнее обстоятельство выводило Эллисон из себя - она ненавидела этот город, ненавидела университет и до дрожи в коленках боялась туда возвращаться. Да и личность знаменитого писателя отнюдь не вдохновляла. Мистер Хельвиг славился своим пренебрежительным отношением к журналистам – отказываясь от личных встреч, просил прислать список вопросов на е-мейл. Отвечал скупыми строками, полными сарказма.

       Накануне Эллисон копалась в аннотациях его книг и туманных биографических справках, силясь выдавить из себя пару-тройку вопросов, на которые было бы сложно ответить «да-нет». Вконец измучившись, проклиная все и вся, она отправилась домой. По пути заскочила в книжный магазин и почти украдкой схватила с кубика свеженький бестселлер. «Как бы то ни было, но личность автора просачивается сквозь его персонажей, - решила она. - Я заставлю Вас раскрыться, Джейсон Хельвиг».

       Роман был прочитан за три часа. Понравился. Десять вопросов Эллисон набросала минут за двадцать, щелкнула «отправить» и пошла спать. А на утро редакция встретила ее возбужденными голосами и неуверенными поздравлениями. Выяснилось, что ответ от Хельвига пришел быстро. Он приглашал Эллисон для личной беседы. В Кембридж. Через два дня.



       Особняк в три этажа у набережной, по самую крышу увитый лозой с красными листьями. Эллисон остановилась у металлической лестницы, круто взбегающей вверх, и посмотрела на часы. До назначенного времени оставалось две минуты.

       У входа не было ни звонка, ни молоточка, но едва Эллисон коснулась двери, та тихонько отворилась, как будто приглашая войти. За стеклянной дверью холла раскинулся огромный кабинет с домашним роялем в центре. Кто-то тронул клавиши, и Эллисон узнала Прелюдию Шопена ми-минор: щемящая «си» переходит в печальную «до» и снова медленной каплей падает в «си». Исполнитель хорошо чувствовал этот момент, но аккордовая структура была жестковата.

- Левая рука – это мелкий дождь, а правая – одинокие, неспешно падающие листья, - сказала Эллисон, когда музыка смолкла. - Но листопад нужно подготовить: осенний дождь шелестит, он неявный, но обволакивающий. Именно так должны звучать начальные аккорды этой прелюдии.

- И как мне добиться такого звучания? – услышала она в ответ.

- Фиксированная кисть, упругие пальцы и демпфирующая педаль.

- Показать сможешь?

Расценив последнюю реплику как приглашение, Эллисон вошла в комнату. Перед инструментом сидел молодой парень. Даже не подняв взгляда, он пододвинулся на банкетке, освобождая девушке место.

- Вот смотри, - Эллисон положила руки на клавиши. - Каждая секунда внутри аккорда – это новая гармония. Нужно снять предыдущую – отпускаем педаль, а когда зазвучала новая – снова ее подхватываем. Тогда гармония не рвется, а перетекает, шелестит. Клавиши не отпускай до конца, каждая нота начинается еще до того, как отзвучала предыдущая. Раскрой ладонь и туше станет мягким, - не дойдя до кульминации, она остановилась.

- Понял, давай попробую.

Сама Эллисон несколько месяцев пыталась поймать этот шопеновский тембр, а парнишка ухватился за инструкции и моментально поймал нужное настроение. Конечно, не совсем идеально, еще есть над чем поработать. Но все равно – прелюдия уже звучала.

- Как давно ты играешь? – спросила Эллисон, когда парень обернулся, ища глазами ее оценки.

- Около двух лет.

- Твои успехи впечатляют. Я бы еще послушала. А может?...

Хлопнула входная дверь. В кабинете появился высокий мужчина и с плохо скрываемым раздражением бросил взгляд на девушку.

- Мистер Хельвиг? Я Эллисон Вудс, журналист из «Observer».

- Да-да, мисс Вудс, - глубокий голос оказался мягче, чем ожидалось.- Спасибо что приехали, но я вынужден отменить нашу встречу. Неотложные дела вынуждают меня уехать.

- Да, но?…

- Прошу прощения. Я вышлю ответы по электронной почте. Кайл, проводи, пожалуйста, гостью.



       Раскрасневшаяся от гнева Эллисон уже почти дошла до Хантингтон Роуд, когда Кайл окликнул ее.

- Откровенный разговор и не планировался, - сказал он, тяжело дыша. - Ты прочитала его книгу. Это было понятно по твоим вопросам. Обычно журналисты так не делают. Он просто хотел на тебя посмотреть.

- Мог бы попросить фотографию! В отличие от него, я не прячусь от объективов фотокамер.

-Ты же знала к кому едешь! Чего теперь злиться…– он улыбнулся. - А хочешь, я дам тебе интервью? В конце концов, я знаю этого человека лучше, чем кто-либо.

- Зачем тебе это?

- Честно? – Кайл на миг замялся. - Ну да, честно… Я хочу, чтобы ты помогла мне с Шопеном. Через час у меня первый в жизни концерт, - в ответ на удивленный взгляд Эллисон он замахал руками. - Да нет, ничего серьезного! Студенческая самодеятельность. Но я все равно волнуюсь. Ты сама слышала, мой «листопад» еще не совсем готов.

- Где ты будешь играть?

- В смысле?

- Нужно знать акустические параметры помещения.

- Капелла Королевского Колледжа.

- Ну конечно! - протянула Эллисон, - Шопен в Кингз Колледже! Разве сегодня могло быть иначе!

- А что не так?

- Какой идиот подбирал тебе репертуар?

- Я сам.

- Понятно. Есть из барокко что-нибудь прилично выученное? Бах, или Гендель?

Кайл помотал головой.

- Но я хочу сыграть именно это. В чем проблема-то?

- Может быть и нет никакой проблемы, - Эллисон пожала плечами. – Но я тебе настоятельно не рекомендую.



       Кайл ничего не спросил даже когда они подошли к неприметной боковой двери, а Эллисон, покопавшись в сумочке, достала старинный ключ. Она тысячу раз хотела его выложить, спрятать подальше, но каждый раз находила причины держать его при себе. Дверь тихонько скрипнула, и они вошли сумрак огромного собора. Не задерживаясь и не оглядываясь, Эллисон двинулась к стоявшему на возвышении роялю. Взяла «ля», прислушалась и озадаченно покачала головой. «Без шансов! - с горькой усмешкой подумала она, - Шопен здесь больше не живет».

- Точно ничего другого наизусть не знаешь?

Кайл сел за рояль и сыграл тяжелое вступлении Фантазии ре-минор.

- Отлично, Моцарт будет в самый раз, - сказала Эллисон и бросилась наружу.

- Приходи на концерт, - донеслось ей вслед.

       Выбежав на воздух, Эллисон думала, что прямо сейчас сядет в машину и поедет в Лондон. Но сделав несколько шагов, она легла на траву и стала смотреть на пробивающиеся сквозь тучи лучи солнца. Когда последние из них угасли, она закрыла глаза и стала тихонько напевать. Си… до - Си… До… Закончив на финальной «ми», она смахнула слезы и пошла обратно.

Когда объявили Прелюдию ми-минор в исполнении специального гостя, сидящий рядом с отцом Кайл вздохнул с облегчением и улыбнулся.

- Не слишком ли жестоко заставлять ее вновь переживать провал пятилетней давности? - спросил Джейсон Хельвиг.

- Это будет опыт триумфа! В Кембридж ее вернул я, но сюда она пришла сама. И явно не за тем, чтобы проиграть вновь.

       Зал вздрогнул, когда вместо ожидаемого рояля совсем тихо зазвучал орган. Музыка, вобравшая в себя все человеческие беды, лилась медленно – так, чтобы каждый ее поворот, каждый нюанс проник в сердце слушателя, заставив понимать и сопереживать. В ней не было шелеста дождя, в ней не было падающих листьев. Это был гимн полному поражению, ода безысходности, это были слезы бессилия перед свершившимся прошлым. Орган не оставлял места для трактовок.

       Финальный аккорд стих, наступившую тишину собора не потревожил даже шорох. Потом зал взорвался аплодисментами. Люди со взволнованными лицами вставали и еще громче приветствовали появившуюся на поклон Эллисон.

- И как? Годится она на роль центрального персонажа? – поинтересовался у сына Джейсон Хельвиг.

- Посмотрим… - Кайл пожал плечами. - Персональная трагедия музыкально одаренной девушки – хорошая завязка, сегодня мы посмотрели «развитие». Я бы хотел присутствовать и на «кульминации».

- А что у нее случилось с этим произведением? Почему она ушла из Кембриджа? Почему бросила музыку? Мне, как не специалисту, трудно понять. Сегодня же сыграла блестяще…

- Сегодня она сыграла не Шопена. Вернее, ноты были те же. Фактически. Но каждая в два раза длиннее. А орган дал нам возможность услышать все тонкости. И акустика помогла. А тогда… Тогда был рояль и в обычном темпе. Все смазалось.

- Ну и в чем трагедия?

- Это был отбор молодых талантов для цикла концертов с Лондонским филармоническим. Эллисон Вудс была фаворитом. Одно успешное выступление могло обеспечить ей карьеру на всю жизнь, но именно оно глобально не получилось. Сегодня она, наконец, смирилась с тем поражением. Я услышал это в ее музыке. И поверь, соврать здесь нельзя.

- Вопрос в том, что она будет делать теперь.

- Мне тоже интересно.



       Домой Эллисон вернулась далеко за полночь. Всю дорогу из Кембриджа она улыбалась, вспоминая прошедший день. После концерта они втроем пили чай. Джейсон Хельвиг оказался вовсе не язвительным снобом, а заботливым отцом, всячески ограждающим сына от излишней публичности, связанной с его профессией. Кайл учился на «Истории искусств», поэтому они говорили в основном о музыке, то и дело подскакивая к роялю, чтобы звуками подтвердить слова.

       Эллисон обернулась на писк входящего сообщения. Решив не дожидаться утра, она подошла к ноутбуку и открыла письмо. Подписано Кайлом Хельвигом:

«Мне не спится, и я все же решил дать тебе интервью. Я действительно опасаюсь публичности, но далеко не всегда прячусь от объективов. Имя и грозный вид отца дают возможность спокойно работать и учиться. Но иногда нужно выйти из тени. См. файлы во вложении. Что из них публиковать – решай сама. Это мое извинение за небольшую мистификацию и благодарность за Шопена».

На открывшейся фотографии, прислонившись к усыпанному листьями капоту ее Ровера, стоял Кайл.

18 декабря 2010 г.