Всё как в жизни

Наташа, вздохнув, перевернула последнюю страничку:
- Блин, чего теперь делать-то вечерами? Дочитала. Такая книга была – вот прямо как в жизни всё.
  В кроватке за железными прутьями каким-то диким и безнадежным криком - на одной ноте - зашелся ребенок.
- Да тише ты! Ну, что тебе надо?! Замолчи!
  Крик оборвался так же резко.
- Понимаешь, книга уж очень хорошая, совсем как в жизни все, - снова обратилась Наташа к своей молчаливой соседке, сидевшей на краю кровати у противоположной стены и качавшей на руках годовалую дочку. Женщина покивала в ответ, но ничего не сказала.
- Там две сестры-близнеца… - продолжила Наташа.
  Снова закричал ребенок.
- Да что  за наказание такое?! Все орешь и орешь! Чего тебе надо-то? Ел недавно. Что тебе надо?!
 Наташа поднялась, вынула сына из кровати. Он судорожно выгнулся у нее в руках, затих, вытянувшись, на несколько секунд, а потом снова этот крик… Соседка наклонилась к дочке, которая никак не могла заснуть, и стала что-то шептать ей, покачиваясь из стороны в сторону.
  Наташа уложила сына на свою постель, накрыла одеялом, присела рядом. Он притих, как будто почувствовал мамино тепло.
- Он у меня уже и кушать начинал сам, и сидел, и все-все понимал, а потом эти судороги начались - сначала редко, потом чаще. Дочку я чуть раньше похоронила. Всё надеялись спасти, столько по больницам провалялись, но это не лечится. Врачи говорят – генетика. Говорят, мозг усыхает, или что там…
Она помолчала, а потом добавила, даже будто чем-то гордясь:
- Нас, может, в Германию отправят.  Говорят, там вроде лечат как-то. А здесь нет таких специалистов. Так что прокатимся за государственный счет.
 Посидела немножко, улыбаясь от  приятной мысли о возможной халяве. Потом потянулась к выключателю и погасила свет.
 - Я же сейчас третьего жду. Врач говорит: «Вы что, мамаша, одного похоронили, второй вон как мучается?» Но у меня же муж другой! Понимаешь, муж другой, так что с этим, может, все в порядке будет. Муж-то другой… А, как думаешь?
 Соседка пожала плечами, попыталась улыбнуться.
- А этот, папаша его, видишь, порезал меня, когда узнал, что у меня другой. Любил очень. Теперь вот шрам на щеке. Но Виталька говорит,  я все равно самая красивая. А того, дурака, посадят теперь. И правильно.
  Снова вытянулось под одеялом мучимое судорогой маленькое тельце. Снова крик. И - такая гулкая после него – тишина.
В коридоре тоже  погасили свет. В палате стало совсем темно. Женщина с дочкой на руках то ли шепотом напевала, то ли молилась, покачиваясь из стороны в сторону.
Наташа взяла в руки книжицу – мягкие корочки, карманное издание - и еще раз вздохнула.
- Слушай, а у тебя нечего почитать? Такая книжка хорошая. Там две сестры-близнеца, их в роддоме разлучили. Воооот… Одна в богатой семье росла, у нее даже остров свой был, прикинь, да? А вторая – простая парикмахерша. Прямо как я… И муж у нее алкаш. И там… В общем, это долго рассказывать, но все  как в жизни. Я читала и прямо плакала.
  Снова закричал ребенок, и, вторя этому безнадежному крику, захныкала дочка на руках у женщины. Она поднялась с кровати, поудобней перехватив дочку, завернула ей поплотней ножки в одеялко, поцеловала в лобик, и, что-то нашептывая, вышла из палаты. Пошла бродить по полутемному коридору.
  Из своего закутка выглянула медсестра. Поняв, что ее помощь не требуется, ушла и улеглась на диванчик, оставив дверь приоткрытой.
  «Две сестры-близнеца, у одной остров… Да, все как в жизни… Отличная, замечательная, просто прекрасная книжка…» - думала женщина.
   С каждым кругом по коридору легкое тельце дочурки казалось тяжелее. Когда руки совсем онемели, присела на скамейку возле стены. Из их палаты снова раздался приглушенный закрытой дверью крик ребенка. Женщина тихо расплакалась.