Июль 2011г.
Вообще, в животном мире есть такой термин - «брачные игры». Он мне не очень нравится: несколько настораживает первая часть этого словосочетания. Но если уж ученым зоологам пришло в головы назвать этот процесс именно так, то мне остается только смириться.
В данный момент я являюсь непосредственным участником этого процесса. Я очень умело, очень ловко, с очень мужественным выражением лица расставляю свою зелененькую палатку на давно облюбованной мною поляне. Для палатки отводится специальный квадрат примятой ею же на прошлой неделе травы. Да и трава-то там толком уже не растет, так часто он используется.
Моя партнерша прекрасно знает правила этой игры. Сидя на одеяле, она мило улыбается моим остротам и, нарезая на пластиковую тарелку огурцы с помидорами, исподтишка оглядывает меня с головы до ног. Оценивает, насколько моя персона соответствует образу, нарисованному ее подругами. Она делает вид, что не знает, что здесь перебывали все ее подруги. Я делаю вид, что не знаю, что она знает, что здесь перебывали все ее подруги. Нам очень весело.
Палатка расставлена, огурцы порезаны. Расположившись на одеялке, мы попиваем не дешевое вино. Я уже рассказал свои истории №1 и №2 и вполуха слушаю ее историю №3. Она, улыбаясь отрепетированной перед зеркалом улыбкой, рекламирует мне свои «недостатки»: женскую слабость, застенчивость и рассеянность. Я сочувственно киваю ей. Мы оба знаем, что она сожрет любого, потерявшего бдительность, мужика. Без хлеба. Нам очень весело.
Все истории рассказаны, вторая бутылка вина убита, я как бы по-дружески, кладу голову ей на колени. Она восхищенно рассказывает мне, какие у меня замечательные волосы и даже пытается к ним притронуться… Но ее рука застывает в воздухе.
От одного конца неба до другого прокатывается громовой раскат. Да такой серьезный, что мы оба застываем истуканами.
Когда все стихает, мы едва успеваем перевести дыхание, а через минуту уже стоим на ногах посреди снова свалившегося на лес грохота и ошарашено оглядываемся по сторонам, пытаясь найти источник звука.
Я даже на несколько секунд напрочь забыл дышать. И сердце, казалось, последний раз громко бухнув, замерло навсегда. И только когда грохот ворча укатился за горизонт, я вдруг осознал, что я - это все-таки я, и не умер, и не сплю, а стою вот здесь весь оторопевший и обалдело пялюсь на свою спутницу.
Она нервно сглотнула.
Я тоже двинул кадыком и попробовал голос:
- Не фига се…
Она покосилась вверх. И на небе-то ни облачка…
- Что это было?
Но я не успел ответить, потому что нас буквально придавило к земле третьим раскатом. Сказать, что я ощутил приступ паники – не сказать ничего. И я, честное слово, разнюнился бы как девчонка, если бы случайно не взглянул на свою подругу. Она, затравлено озираясь по сторонам, тихонько пятилась назад. Прямо в костер.
Перед моими глазами так и встал светлый образ ее папы – полковника милиции в отставке.
- Лера!!! – заорал я не своим голосом, подскочил к ней и оттолкнул в сторону.
И она побежала.
Я не слышал из-за отчаянного грохота, но по ее лицу было видно, что она истошно вопит. Спотыкаясь сначала об мешок с углем, потом об одеяло, сметая в кучу тарелки с едой, я ринулся за ней. Мы забежали в лес, но Лера и не думала останавливаться. Перепрыгивая через ямки, кочки и кустики она неслась как ветер. Мне многого стоило догнать ее. Кое-как умудрившись схватиться за ее ярко-желтую куртку, я дернул Лерку на себя и повалил в траву и прошлогодние листья.
Потом мы еще долго лежали рядом. Пока разволновавшийся лес не погрузился в мертвую тишину.
Звуки уже давно стихли, но ее плечи не переставали нервно подрагивать, а я смотрел на них и судорожно соображал: не гроза… взрыв… машина?.. слишком уж тяжело… завод? Нет вблизи заводов… да и вдали нет… бомба?... ага… откуда бы ей здесь взяться?.. в голове проносилось что-то о проблемах с внешней политикой, но как-то смутно… потому что не было им места в нашем выходном… их место исключительно в новостях…
Я машинально положил руку на Леркино дрожащее плечо.
Тогда что это?
Лерка уже почти успокоилась, когда звук вернулся. Она закричала. Я придавил ее к земле всем своим весом. Так будет лучше, по крайней мере не придется носиться за ней по всему лесу. Она сначала попыталась вырваться, но быстро поняла, что из этого ничего не выйдет, и просто лежала подо мной и громко всхлипывала.
А когда снова воцарилась тишина, она воистину показалась мертвой. Лес затих. Ни треска, ни шороха. Я так и представил птичек, падающих с веток мертвыми комками.
Черт!!! Что же это?!!
И вдруг появился новый звук. Не такой страшный. Хотя бы, потому что его можно было хоть как-то идентифицировать. Вертолеты. Вертолеты? Сколько?! Сколько вертолетов может так шуметь? Я видел несколько раз вертолеты над нашим городом. Но за всю сознательную жизнь это было не больше десятка раз. Так что ж такое приключилось?!
Вот, черт!
- Лера! – затряс я за плечо свою подругу, - Лера, нам нужно вернуться на поляну. Срочно! Слышишь?
Но она только нервно всхлипывала, уткнувшись лицом в листву.
- Лера, ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь сейчас пришел?!
Ноль эмоций.
- Ну, давай, давай, пойдем…
Я поднялся на ноги и потянул ее за руку.
Лерка уже почти встала, но тут ее ноги подогнулись, и она снова осела на землю.
- Милая… Сделаем так, - я попятился к поляне, - я сейчас уйду, а ровно через десять минут вернусь обратно. Понятно? – я немного подождал ответа, так и не дождавшись, повторил, - Ровно через десять минут! Лера! Будь здесь!
И чего я теряю время? Она же меня не слышит.
Я рванул к поляне. Я очень сомневался в том, что делаю все правильно, но скорее всего в этот момент меня вели не мозги, а исключительно чувство самосохранения. Растяжки палатки я просто срезал ножом, сдернул полог, зашвырнул его в кусты. Через минуту и внутренняя палатка оказалась там же. Садясь в машину, я бросил в нее ярко-желтое покрывало. На машине я въехал прямо в молодую поросль, за которой начинался лес. Остальное время ушло на разбрасывание костра. Жужжание вертолетов почти стихло. Сильно тревожила мысль, что нашу стоянку уже заметили, и теперь по лесу пробираются люди с автоматами, которые только и думают о том, как бы нас с Леркой зверски уничтожить.
Тьфу, блинство!!!
Какие люди?!! Какие автоматы?!! Сегодня 9 июля, суббота! Вечер!
Ну грохнуло пару раз! Мало ли, что это может быть?!
Мысленно проклиная себя, я в последний раз покосился в сторону торчащих из земли колышков с обрывками красной веревки. Это ж надо так перетрусить. Э-эх… Такую вещь испортил… Ладно, хоть машину не запалил. И отправился за Леркой.
Лерка пребывала на том же самом месте. Только теперь она не лежала, а стояла, прислонившись к дереву. Она даже додумалась снять с себя яркую желтую олимпийку!
- Лера, я…
- Чш-ш-ш… - проговорила она неожиданно спокойно, - слушай…
И я прислушался. Жужжание вертолетов почти стихло, но на смену им пришел гул другой техники.
- Там… - она ткнула пальцем в направлении звука, - Что же это?..
- Может, комбайны и тракторы? – нелепо предположил я, цепляясь за надежду.
- В лесу? - Лерка горько усмехнулась.
Мы продолжали стоять на месте, наши лица были обращены в направлении звука. Мы ждали. Ждали, когда что-нибудь изменится. Звук мог либо прекратиться, либо стать более понятным. Но прошло довольно много времени, а суть вещей не менялась.
- Поехали домой?.. – тихонько предложила Лера и поежилась, - соберем сосиски с поляны и поедем домой…
Домой… Воспоминание о родных четырех стенах очень согревало… Но рокочущий вдали шум здорово интриговал.
- Дорогая, давай мы с тобой сейчас тихонько прогуляемся в направлении звука, посмотрим, что это такое, а потом поедем домой, хорошо?
- Зачем? – она посмотрела на меня испуганными глазами.
- Есть у меня предположение, что это на трассе… А в этом случае мы рискуем попасть в большу-ую пробку…
- Но, трасса же в четырех километрах!.. – попыталась она оспорить.
Но я крепко сжал ее руку:
- Мы должны узнать…
Она не отпускала мой взгляд.
- Я не хочу знать… - прошептала она бледными губами.
Черт… Ну что ж ты такая тяжелая-то?
Вертолеты возвращались.
- Лера… нам нужно спешить…
Я тихонько потянул ее за руку, и она на подкашивающихся ногах послушно поковыляла за мной. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Очередной взрыв заставил меня еще прибавить шагу, а Лерка только сжала пальцы вокруг моей руки мертвой хваткой.
Мы пробирались по лесу в направлении звука. Можно, конечно, было бы добраться до трассы и на машине по хорошо наезженной дороге, вместо того, чтобы ломать ноги, перебираясь через овражки, да упавшие стволы. Но мне подозревалось, что когда я говорил про пробки, я был недалек от истины.
Лерка вдруг остановилась:
- Тим…
- Что?
- А вдруг мы находимся сейчас в какой-нибудь опасной зоне? Ну, типа, радиация, биологическое заражение?.. все такое?.. А вдруг вертолеты всех эвакуировали? Может, нам тоже?
- Лера, какая радиация, ты что? Какое заражение? Мы живем в светлом будущем, забыла? И вообще, сейчас доберемся до трассы и все узнаем.
Мы зашагали дальше.
Придумает тоже. Сейчас еще и войну нафантазирует. Солдат с автоматами… Так, стоп! Начнем сначала! Взрывы. Откуда? Из города, наверное.... Ну просто нечему ближе взрываться. И я, конечно, не спец по пиротехнике, но сдается мне, что эти несколько взрывов могли разнести полгорода как минимум. Или? Учения! Ну конечно, как же я раньше не догадался?! Вот, болван! От неожиданности этой мысли, я аж остановился. Лерка влетела в меня с разгона:
- Что случилось?
- Я нас поздравляю! Это учения!
Она с опаской заглянула за мое плечо в сторону трассы:
- Ты уверен?
- Ну конечно! А что же это еще может быть?! Взрывы, вертолеты! Солдатики просто играют в войнушку!
- Эй, ребят! Прикурить не найдется? – раздавшийся вдруг недалеко голос поразил меня ничуть не меньше, чем звук первого взрыва, - а то спички где-то выронил…
От небольшой группы деревьев к нам приближался дед с корзиной, накрытой синей тряпкой. Я так напугался, что даже не сразу понял, что ему от меня нужно. Переведя дух, я принялся ощупывать свои карманы. А дед тем временем спросил:
- Вы не знаете, что это так шумит?
Я покачал головой, он продолжал:
- Сколько живу, никогда такого грохота не слышал, - он прикурил, - гуляете? Неспокойные времена настали… Спасибо, дай вам Бог…
И, дымя сигареткой, он зашагал в сторону трассы.
Я вдруг ощутил практически жизненную необходимость затянуться табачным дымом. Пока нашел сигареты, пока прикурил, спина деда уже практически скрылась между стволами деревьев.
- Итак, - проговорила Лерка, присаживаясь на корточки, - раз это учения, мы возвращаемся к машине?
Она выглядела почти совсем успокоившейся, только бледность ее лица выдавала недавние переживания.
В мою голову пришла шальная мысль:
- Лер, ты когда-нибудь видела настоящий парад победы? Осталось совсем немного, не зря же мы столько топали до трассы. А потом развернемся и пойдем к машине.
- Тим, давай, я тебя здесь подожду? Ты сходишь посмотришь, а я посижу, немного отдохну перед обратной дорогой.
- Если сильно устала, я могу сам вернуться к машине, потом доеду до трассы и заберу тебя отсюда, хочешь?
Она кивнула головой:
- Было бы неплохо… Иди.
С не очень чистой совестью я зашагал вслед за дедом. Оставалось чуть меньше километра. Рев двигателей и скрежет гусениц становился все громче и громче. Мне почему-то показалось, что трасса обязательно развалится под тяжестью всего этого железа. Напоминая новогоднюю ночь с ее нескончаемыми хлопушками, откуда-то донесся стрекот пулемета. И возвращались вертолеты. Интересно, сколько денег из бюджета страны ушло для того, чтобы оплатить эту феерию?
Дед нерешительно стоял между стволами последних деревьев. Между ними и трассой – открытое пространство протяженностью метров двести.
- Что там, отец?.. – спросил я из-за его плеча.
Он аж подпрыгнул от неожиданности и обернулся.
- Что ж ты так пугаешь?!
«Квиты», - подумалось мне, и это была последняя здравая мысль, потому что в поле моего зрения попала трасса.
По ней как раз передвигалась вереница… Даже не знаю, как это называется.
Какие-то ракетные установки на гусеничном ходу оснащенные спутниковыми тарелками… Каждая длиной не меньше 20 метров… Ракетоносители…
У меня аж челюсть отвалилась…
А вот эта штука похожа на ту, что я недавно видел по телевизору. Тогда она казалась просто игрушкой… Но теперь, когда я лицезрел ее перед своим носом… Колонну сопровождали камуфлированные вертолеты, а еще выше фигурами высшего пилотажа небо разрезали и несколько самолетов.
Как в кинотеатре…. Только это не кино, и даже не сон…
- Там машина моя стоит… - произнес дед.
Я только теперь разглядел на фоне передвигающихся громадин старый бордовый «жигулек», припаркованный на обочине. А рядом с ним тентованный ГАЗик.
Опираясь спиной об видавшую виды «шестерку», стоял вояцек, курил и оглядывал окрестные кусты. Явно поджидал деда.
Ракетные комплексы разбавились радиолокационными установками и грузовиками, наверняка набитыми под завязку электроникой.
- Что он там делает? – спрашивает дед, имея в виду солдатика, хотя прекрасно знает ответ.
Я делаю слабую попытку захлопнуть рот, но тут же чувствую, как на голове зашевелились волосы: в просвете между гигантами, в посадках за трассой вдруг обнаруживается рабочий локатор, зенитка, упершая стволы в небо, и еще один ГАЗик.
- Это учения… - проговариваю я медленно и с расстановкой.
«Или сон», - добавляю мысленно, потому что как-то слишком все мрачно и пугающе, чтобы оказаться реальностью.
Но асфальт действительно раздавлен в серое крошево. А на востоке, над городом, небо накалилось до красна от бушующих в нем пожаров.
Клянусь, я не успел его остановить! Да я никогда и не подумал бы, что у деда хватит ума вылезти из леса.
Он направился прямо к своей машине. Я окликнул его, но вряд ли в таком шуме он меня услышал. Солдатик у машины пошевелился. Дед приближался к нему довольно быстро.
Я видел, как солдат жестами велел деду забираться в кузов ГАЗика, и когда тот, покачав головой, шагнул к своей «шестерке», вояцек без лишних слов просто влепил ему по спине прикладом. Дед с удивленным выражением лица рухнул на землю.. Тут из кабины ГАЗика вышел еще один солдат. Они подхватили деда подмышки и затолкали в машину.
Я развернулся и со всех ног бросился в лес. Я не помнил, как преодолел участок в восемьсот метров. Перед глазами медленно двигались ракеты и зенитки, в ушах стоял звук пулеметной очереди. А я все бежал и бежал. И лишь когда пропахал мордой лесной грунт, споткнувшись об ветку упавшего дерева, только тогда ко мне вернулась способность соображать. Вдыхая запах старых листьев, плесени и травы, я лежал на земле и пытался представить себе масштабы того, что произошло: началась война, город горит, многие, наверняка, погибли… родители, друзья… да и просто знакомые и незнакомые люди… и может быть уже нет моих четырех стен… и нет моего офиса… и нет школы, в которой я учился, и универа… и ничего нет…
Лерка! Я аж вздрогнул. Где-то в лесу, прислонившись спиной к дереву, сидит и ждет меня моя девушка… И наверное, уже волнуется от того, что меня долго нет… Я представил, как она тихонько ежится от холода в лесной тени и… одевает ярко-желтую олимпийку… И внутри все похолодело… Взметнув вокруг облако мусора, я вскочил на ноги и рванул к тому месту, где оставил ее. Перепрыгивая через препятствия со сноровкой цирковой лошади, я судорожно осматривал лес в поисках рыжего пятна, но нигде его не находил и постепенно впадал в отчаяние.
- Тимур! – вдруг услышал я сзади ее голос и остановился.
Она сидела под тем же деревом в серенькой футболке, точно так, как тогда, когда я уходил. Увидев мое лицо, она напряглась и подалась вперед:
- Что там?
Глаза защекотали слезы облегчения. На подкашивающихся ногах я подошел к ней, рухнул рядом на колени и вцепился пальцами в ее холодные руки.
- Кажется, это не учения, - буркнул я сквозь ком в горле.
Она дала мне время проглотить этот ком, а потом спросила:
- Тима, что ты видел?..
И избегая ее взгляда, я начал сбивчиво рассказывать о колонне, ее сопровождающих, зенитке… О клубах дыма над городом… Закончил свое повествование я рассказом про деда. И посмотрел на нее. Странно, но от той истерички, несущейся по лесу, спасаясь от незнакомых звуков не осталось и следа. Она некоторое время молча переваривала услышанное. А потом подняла голову:
- Что дальше?
Что дальше?.. Что дальше?..
- Нам нужно вернуться в город. Немедленно. Пойдем к машине, - я стремительно поднялся на ноги и потянул ее за руку.
- Тимур, - она выдернула запястье из моих пальцев, - как же мы поедем, если трасса…
- У нас есть карта, попробуем добраться проселками.
- А где гарантии, что рядом с машиной сейчас не торчит какой-нибудь служивый?
- Ну это ты преувеличиваешь… Пойдем, нужно убираться отсюда…
Мы быстро зашагали в сторону машины. Всю дорогу молчали. Время от времени я с удивлением ловил себя на том, что все время прислушиваюсь и жутко боюсь обнаружить рядом с нами чье-то присутствие. Лес понемногу начал оживать. То тут, то там раздавалось несмелое чирикание какой-нибудь мелкой птички, хруст ветки, шорох ветра, и эти звуки доводили до белого каления. Время от времени в голову приходили Лерины слова о служивом возле машины. А ведь могло оказаться, что она права…
И к тому времени, как мы оказались в полукилометре от нашей полянки, мне начало казаться, что я седею.
Мы остановились и сели перевести дух. Пить хотелось страшно. Однако тему воды не поднимали.
Может лучше действительно дождаться вечера и попробовать пробраться к машине в темноте?
А еще в машине есть радио… Наверняка, по нему теперь передают сводку новостей.
- Ты права… - сказал я, прерывая молчание, - я пойду в темноте.
Она посмотрела на меня очень растерянно:
- А я?
- Найдем тебе какое-нибудь укрытие, подождешь меня там. Если пострадаю, то только я. Если я не вернусь, считай меня комсомольцем и дуй в город пешком. Если постараешься, то к завтрашнему вечеру будешь там.
Я, конечно, был очень напуган, но это не помешало мне почувствовать себя героем под ее помутневшим взглядом.
Итак, последние полкилометра мне предстояло преодолеть в одиночестве. Но не сейчас. Солнце уже скрылось за кронами деревьев. Однако на поляне должно быть сейчас светло как в операционной.
- Лер…
- Да…
Мы сидели рядом друг с другом, прислонившись спинами к одной и той же березе.
Я повернул к ней голову:
- Лер, нужно придумать, где тебе спрятаться и поспать.
- Думаешь, я смогу сейчас уснуть?
- А ты представь, что это – единственная возможность выспаться.
Она немного помолчала, а потом с улыбкой проговорила:
- Знаешь, если это все-таки учения…
Я усмехнулся.
Мне очень захотелось дотронуться до ее руки… Но я неожиданно для самого себя не решился.
Недалеко мы нашли неглубокий карстовый провал. Раньше на его склоне стояло дерево, но со временем оно выдернуло из земли свое корневище и легло поперек круглой ямы почти у самого дна. Под этим стволом у самого корня, я и постелил Лерке ее олимпийку.
- А ведь в машине валяются пенки и спальные мешки, - я улыбался, глядя, как она укладывается.
Испереживавшаяся Лерка скоро уснула. А я задумался. И все мне не давала покоя мысль: зачем им дед? Да сдалась бы эта старая рухлядь сто лет… Со своей бордовой «шестеркой» в придачу.
Так и не придя ни к какому выводу, я мысленно переключился на предстоящую вылазку. Не для того, чтобы Лерка выспалась, я хотел найти ей укрытие… А будь я на месте гипотетического постового, гипотетически сторожащего нашу машину, я бы сразу смекнул, что Тимур здесь не единственный. Хотя бы по количеству пива на заднем сиденье. И естественно, был бы крайне обижен, если бы из леса вместо парочки вышел только один человек. И естественно, после расправы с одним, отправился бы на поиски его попутчика. Так вот, ствол, под которым схоронилась Лера, защитил бы ее и от прибора ночного видения, и от всего остального, лишь бы только она не проснулась и не вылезла.
В воздухе потянуло дымом. Над головой, охотясь за комарами, начали шнырять летучие мыши. Безобидные, конечно, зверьки, но все же становилось немного жутковато, когда они пролетали надо мной так близко, что чуть ли не касались волос.
Скоро лес потерял все краски, и деревья стали сливаться с пожухшей прошлогодней листвой, кустами, да и, практически, с воздухом тоже. Я долго не решался, а потом поднялся на ноги и стряхнул с себя мусор. Нельзя же сидеть здесь вечно, в конце концов…. Тем более, что где-то совсем недалеко в кустах валяется несколько баллонов с водой.
Осторожно ступая, я начал тихонько перебираться от дерева к дереву. Я понимал, что это крайне глупо, и в прибор ночного видения выглядит, наверняка, очень смешно, да и времени терялось прилично, но ничего не мог с собой поделать. Так шел я, шел, и уже прошагал метров триста, как мой взгляд споткнулся и замер на том, что находилось прямо на моем пути.
Сердце в груди сначала замерло, а потом отчаянно затрепыхалось...
Метрах в десяти стоял человек с винтовкой в руках и, склонив голову к прикладу, целился прямо в меня. Я судорожно шарахнулся за ближайшее дерево и прижался к нему спиной… Шершавая кора врезалась в кожу вместе с футболкой.
Тук… тук… тук..
Осознание факта, что я еще жив, пришло только через некоторое время. Я попытался прислушаться, но в висках стучало так, что я не услышал бы и приближение танка. Господи, как жить-то хочется!.. Что будет, если я попаду к ним в руки?
Зачем им дед?..
Зачем им дед?!
Прошло еще несколько минут. Дрожь в коленях несколько поутихла. Даже когда я поднес к своим глазам руку, она с готовностью повиновалась. Тогда я набрался смелости и высунул ее из-за ствола. И зажмурился, ожидая выстрела. Никогда бы не подумал, что в ночном лесу столько звуков. Отовсюду доносились какие-то шорохи, потрескивания, да еще этот несмолкаемый уже несколько часов комариный зуд. Выстрел так и не прогремел.
Следующая мысль - как обухом по голове: я прослушал приближение солдата, и он стоит теперь прямо за моим деревом! Стоит и ждет, пока я высунусь наружу… Или в этот момент как раз обходит дерево, вот он видит меня... и… Я почти физически почувствовал, как в мой висок упирается холодное дуло.
И рванул! Выплескивая ужас диким воем, рванул, куда глаза глядят! Однако, колени мои предательски подогнулись, и я, закончив свой вопль отменным хрюканьем, рухнул наземь. Это конец… Я зажмурился.
…Прошла минута... Две… Вечность… А я все жил и жил… И не хотелось ничего менять… Жить бы да жить… Пусть так, лежа в куче вонючего лесного мусора, уже в почти полной темноте… Но жить…
… Наверное, своими воплями я разбудил Лерку…
Еще через какое-то время я нашел в себе силы приподнять голову. Надо мной никто не стоял, никто не тыкал в меня оружием, и не кричал «Хенде хох!» или что-нибудь в этом роде. Я обернулся к тому месту, где стоял напугавший меня человек и замер…
Он был на ТАМ…
Стоял в той же самой позе и точно так же целил в меня винтовку.
И еще несколько мгновений мне потребовалось, чтобы рассмотреть, что из винтовки пучками растут листья. Да и сам человек, откровенно говоря, несколько высоковат и сучковат, для того, чтобы его можно было принять за человека.
Я рухнул мордой в землю и расплакался, как последняя девчонка… А когда поднялся на ноги, то почувствовал себя гораздо лучше… Страх притупился…
Все еще хлюпая носом, я пошел дальше. Еще несколько раз во все более сгущающейся тьме я принимал деревья за солдат, но относился к ним более спокойно. Они на самом деле могли оказаться людьми, но было уже почти не страшно.
Однако прежде, чем лезть в машину, я тщательно осмотрел поляну. Ни души, вроде бы… Машина чернела в кустах расплывчатым пятном. Несколько шагов, и я уже стою рядом с ней и нерешительно сжимаю в руках электронный ключ-брелок… Замок откроется, издав два громогласных пика. И приветливо моргнут габариты. Я взглянул на небо. Погода портилась. Звезды редко светились в прогалах между облаками. На востоке облака окрашены всполохами пламени горящего города... Если начнутся сильные дожди, огонь потухнет в несколько часов. Если нет…
Ладно… Надо что-то делать… В конце концов, после моих воплей, разнесенных эхом по всей округе, глупо бояться двух коротких сигналов. Однако палец только гладил поверхность кнопки, но никак не решался на нее надавить. Если Лерка проснулась, то она торчит там сейчас в полной темноте.
Это здесь более или менее можно разглядеть, что происходит вокруг, а в лесу – хоть глаз выколи.
Я зажмурился и нажал на кнопку. Громогласное «пик-пик», моргание габаритов и чуть слышный щелчок открывшихся замков. Я прислушался к лесу. Комары, летучие мыши, ничего нового.
Дверь гостеприимно открылась. В машине очень уютно пахло «морским» ароматизатором и воском для обработки поверхностей… Как раньше… Как будто ничего не случилось… Я ласково провел рукой по приборке…
Местные радиостанции молчали. Из столичных – едва улавливалась парочка. На обеих гоняли музыку. Ну да, успокоил я себя. Какие новости если разрушены вышки? В бардачке лежали наши телефоны. Связи, естественно, нет. На дисплее заманчиво горит: «Вызов 112». Ну конечно! Экстренные службы! Я дрожащими пальцами надавил на кнопки.
После нескольких минут бесполезного прослушивания длинных гудков, я отключил оба телефона. Пригодятся как часы, может быть…
И вдруг по радио заговорил испуганный диктор:
- Внимание, внимание! Воздушная тревога! Всем срочно укрыться в бомбоубежищах, подвалах или погребах с запасами воды и пищи! Возможная биологическая опасность! В целях исключения заражения, НЕ ПОКИДАЙТЕ укрытий в течение минимум трех суток! А по возможности и более длительного времени. Если по прошествии этого времени вам не удастся выбраться из своего убежища, НЕ ПОДДАВАЙТЕСЬ ПАНИКЕ! Ждите прибытия спасательных бригад со спецтехникой! Если вы находитесь в пути, не приближайтесь на расстояние ближе, чем в десять километров к следующим пунктам…
Далее последовал длинный список географических названий, включающий в себя названия не только городов и деревень, но и целых областей. Я с ужасом слушал этот перечень, и когда в нем вдруг промелькнуло название нашей местности, я начал задыхаться.
Господи… Мы все умрем… Мы все уже умерли…
Я прослушал это сообщение еще два раза, а затем снова заиграла музыка. «Ветер перемен» она называлась.
Я выключил радио. Некоторое время в полной тишине, я сидел в своем любимом водительском кресле как прикованный и пытался переварить услышанное, а к желудку подступала дурнота. Я закурил, но от этого стало только хуже. Перед глазами нарисовались баллоны с водой, которые мы по приезду на эту поляну предусмотрительно засунули в кусты, подальше от солнечных лучей. На ватных ногах, я вышел из машины.
И тут же услышал оглушительный «шмяк», отдавшийся острой болью в затылке, увидел вспышку света перед глазами, и травка из-под ног начала стремительно приближаться к моему лицу. И Леркин голос за спиной:
- На те, сука!!!
Ни хрена се…
…Глаза открылись не сразу. Башка трещала так, что я даже успел подумать о том, что зря вообще остался жив. Нос адски саднил. В следующий раз вместо того, чтобы перед потерей сознания тратить время на удивление, лучше постараться выбрать траекторию полета. Да и почки ноют… Давно лежу?
Где-то совсем близко кто-то тихо стонал и громко хлюпал носом. Ну конечно… Душа моя… Вооружена и опасна. Я со скрипом повернул голову. А лучше бы я этого не делал. Лерка заметила мое движение и с ревом бросилась ко мне на грудь:
- Прости! Прости меня!!! Я думала, ты умер!!!
Я и сам на это надеялся. Дорогая, убери, пожалуйста, локоть с моей шеи…
- Тимочка!!! Тимур!!! Прости, я думала, тебя убили!!! Ты так кричал! А потом думала, что и я тебя убила!!!
Не далеко от правды!.. Локоть…
- Мне было так страшно!..Я думала, это кто-то другой!
Шея… лок…
- А я смотрю, сидит кто-то в машине, ничего не делает… - она, наконец, оторвалась от меня, - Думаю, дай, возьму покрепче палку, да…
Я, наверное, даже немного посинел. А теперь лежал и судорожно глотал ртом воздух. Лерка все причитала сидя надо мной.
Чтобы избежать повторной попытки удушения, я решил сесть.
- Сколько времени я был без сознания? – спросил я, поднимаясь со стоном.
- Минут пять… - ответила она, с тревогой вглядываясь в мое лицо.
- Что-то поясницу ломит…
- Да ты что?!! – как-то слишком наигранно воскликнула она, - ты не простудился?!
Я повернулся к ней и почти увидел в темноте, как глупо улыбаясь, она невинно хлопает глазами.
- Лера…
- Да, милый, - произносит она медовым голоском.
- Нос, - я указываю на него пальцем, - Мой нос – тоже твоя работа?!
Она лишь горько вздыхает.
Ну и ну… Я трогаю затылок пальцами и чувствую под ними теплую влагу. Ссадина.
- Что мне для тебя сделать? – как будто искренне предлагает она свою помощь.
- Принеси воды.
Минут через десять, когда улеглись все страсти, я, наконец, поднялся на ноги и подошел к багажнику. Где-то здесь должна валяться автомобильная аптечка, голова болит невыносимо. Я без труда нашел ее, очень легко прочитал слово «анальгин» и даже рассмотрел срок годности. Не фига себе, светает, что ли? Я поднял глаза к небу и обомлел: облака, принесенные с востока, нежно-зелено светились. На всякий случай я втянул голову в плечи, когда понял, что свечение постепенно становится ярче.
- Что это? – услышал я сбоку Леркин голос.
Я мельком бросил взгляд на ее профиль уже четко выделяющийся на фоне уже яркого неба.
В ее открытый рот поместится КамАЗ с песком.
Еще несколько секунд, и стало светло как днем… Я мог различить каждый листик на деревьях, замерших в тревожном ожидании, каждую травинку под ногами… Я даже разглядел жаренную сосиску, валяющуюся метрах в пяти от нас.
И вдруг, далеко на западе, едва различимо между стволами деревьев из земли в небо белой вспышкой уперся гигантский столб света. Всего на несколько мгновений. А затем погас.
Облака на западе светились белым с зеленоватым оттенком. У нас на поляне стало светло.
Пришедшее понимание буквально оглушило.
- Лера! В лес!!! – заорал я нечеловеческим голосом и дернул ее за руку.
Мы неслись как ошпаренные. Благо, видимость была отменная. Полкилометра преодолели со спринтерской скоростью, сломя голову, прыгнули в уже знакомый карстовый провал, залезли под корень и плотно прижались друг к другу. И тут же на нас свалилась очередная порция громыханий.
Казалось, что земля разваливается на части. Я почувствовал, как Лерка шевельнулась под боком. Я не слышал ее в адской какофонии звуков, но видел, как она зажала уши руками и истошно завопила. Завопила от ужаса, по-детски наивно пытаясь заглушить рев собственным голосом. Я прижал ее к себе еще крепче. Грохот не прекращался. Пять секунд, десять, двадцать…
Я почувствовал, как Лерка пытается вырваться из моих рук и заорал ей в ухо:
- Не убежишь от него, не убежишь, Лера!!!
Но она и не слушала. И откуда столько сил в маленьком женском теле? Не к месту вспомнилась история, как женщина в состоянии аффекта приподняла грузовик, под колеса которого попал ее ребенок, и я на всякий случай повалил Лерку на спину и придавил ее сверху своим телом.
Постепенно грохот стих, и лишь редкие и более тихие удары эхом доносились до нашей поляны. Лерка молча лежала подо мной и тихонько дрожала. Ее наполненные слезами и ужасом глаза не отрываясь смотрели в мои глаза. Они отражали алый цвет облаков… Она тихонько шевельнулась.
- Нельзя, милая… Пока нельзя…
И в ответ на мои слова на нас обрушился ураганный шквал ветра. Мимо летела пыль, листья, сучья… Видимость стала почти нулевой. Сквозь завывание ветра я слышал, как где-то трещат деревья и ломаются ветки.
По склону кубарем скатился серый комок. Он остановился в полуметре от моего лица. Я не сразу понял, что это еж. Протянув руку, я нашарил сучок и закатил им несчастное животное в наше укрытие.
Небольшое землетрясение стало апогеем этого мини (или не мини?) апокалипсиса. И я с удивлением заметил, что шепчу молитву, которой научила меня моя бабка лет двадцать назад. Она говорила, что память человека находится в заднице, поэтому каждое слово из этой молитвы она в свое время вбила в меня мухобойкой. До сегодняшнего дня я ни разу не воспользовался ею.
Постепенно звуки стихли. Воцарилась такая тишина, что казалось, будто мы напрочь лишились слуха. И лишь когда поблизости раздалось шуршание иголок разворачивающегося ежа, я решился, наконец, открыть глаза. Земля вокруг была усыпана зелеными листьями и обломанными ветвями.
Господи! Да что же это такое!!! Когда это кончится?!! Мне вдруг живо вспомнилась моя комната с десятком уютно разложенных по углам грязных носков, мой диван, впитавший в себя столько литров пива, что его теперь можно было замачивать, выжимать и пить. И так страстно захотелось вернуться на пару дней назад, что на глаза навернулись слезы.
Лерка напомнила о своем существовании прерывистым вздохом. Наверное, мои восемьдесят килограммов все-таки кажутся для нее неслабым прессом.
Я выбрался из-под дерева и огляделся по сторонам. Небо - белое с красным, но, возможно, белесость ему придает туман, окутавший лес мутной дымкой. Земля усеяна обломанными ветками. И все это накрывает мертвая тишина. Ни ветерка. Ни птички. Ни шороха.
Я вылез из ямы и остановился на ее краю. Ощущение нереальности всего происходящего охватило меня настолько сильно, что я даже недоверчиво рассмеялся. Как в кинотеатре, когда смотришь какой-нибудь страшный фильм, находишься под впечатлением, а под конец режиссер вдруг начинает пренебрегать всеми существующими законами и городит такую чушь, что даже становится за него немного стыдно. Но как-то глупо сейчас прозвучал этот смех.
Неверие постепенно отступало перед чувством безысходности.
Так что же?
Неужели город разрушен? В самом деле заражен какой-то дрянью? Да нет же! Не может быть…
Я вдруг представил, как было бы на самом деле страшно, потеряй я все, что у меня есть: родных, друзей, работу, дом… Кем же я буду без всего этого?
Ну, нет… Чушь все это… Ерунда…
Внезапно разозлившись я поднял с пинка вверх облако лесного мусора.
Жизнь не может со мной так поступить! Все, что у меня есть, оно осталось там! В городе под почерневшим от гари небом! Мама! Отец! Друзья! И вот стою я один на краю ямы, и за душой у меня нет ничего! Абсолютно!
Сзади зашелестела листвой Лерка.
- Тимур, что происходит?.. – жалобно простонала она.
Я промолчал… Рушится жизнь, вот что происходит…
- Как же мы теперь будем?.. – она села на землю в нескольких шагах от меня и тихонько завыла.
- Перестань, пожалуйста…
Но мои слова только усугубили ситуацию: неужели я не понимаю, неужели я такой эгоист и сухарь бесчувственный? Да, я такой и есть, и не ровен час, брошу ее одну-одинешеньку в этом ужасном лесу…
Я долго слушал ее причитания, а потом вдруг прорвало и меня.
Я стоял и орал на весь лес о том, что не одной ей сейчас приходится не сладко, и не одна она испуганна и растеряна, и ненужно наседать на меня с дурацкими расспросами, потому что я вижу и слышу то же, что и она. Я обильно сдабривал свой монолог трехэтажным русским народным и садистично наслаждался, глядя, как ее голова медленно втягивается в плечи, в глазах появляется вселенская грусть и не меньшая укоризна. Так тебе! Не тебе одной плохо! До кучи я проорался на тему ее безответственности, трусости и беспомощности и как-то опустил из вида, что ее лицо сменило выражение обиженности сначала на раздраженность, а потом и на буйную ярость. Она от души врезала мне по разбитому носу и, минуя меня, рванула к поляне.
Я слегка оторопел. Злость как рукой сняло. И пытаясь на ходу унять струящуюся из носа кровь, я бросился за ней следом.
- Ты куда?!! – крикнул я шагающей семимильными шагами женской фигуре впереди себя.
- Не твое собачье дело! – рявкнула она в ответ.
- Лер, прости!
Она остановилась, развернулась ко мне лицом и завопила:
- Ты же сам захотел, чтобы я отвалила! Радуйся! – она снова ринулась к машине.
- Так нельзя! Остановись! Нам нужно держаться вместе!
Она не отвечала.
Да что ж это такое?!! Не мог я, что ли, в эти выходные выехать за город с кем-нибудь другим?! Сколько мне еще бегать за ней по лесу?!
- Стой! Я слышал объявление по радио!!!
Она замерла как соляной столб. Я кое-как дошел до нее и, задыхаясь, остановился рядом. Она в ожидании молчала. Переведя дух, я начал рассказывать:
- Осталась только одна радиостанция. На ней была запись, мол, воздушная тревога, биологическая опасность… Всем велели попрятаться по подвалам, да торчать там минимум трое суток. А если завалит вход, то тихо молча ждать спасателей и не рыпаться… И здесь заражено все от города, до притока! Короче, сбросили на нас какую-то бомбу… Или несколько…
Пару минут мы оба молчали. У меня не было времени подумать об этом сообщении. И сейчас мне, да и Лерке наверняка тоже, думалось о том, что возможно нам осталось жить всего несколько часов. Интересно, в чем проявляется заражение? Язвы на коже? Отек легких? Чего нам ждать? А стоит ли ждать? Возможно, в больницах есть лекарство от всего этого? Нужно просто добраться до населенного пункта.
- Лер, помоги мне, - я бухнулся задом на землю и потянул Лерку за собой, - пример: сбросили на нас несколько мусорных бомб, так?
- Ну…
- Города нет точно, да и всех населенных пунктов на западе на расстоянии минимум 100 км. А есть подозрение, что и значительно больше… На севере и востоке все заражено. Мы можем передвигаться только на юг. Давай вернемся к машине, там карта, найдем какой-нибудь населенный пункт и двинемся к нему.
Капли дождя уныло стучали по крыше машины, по лобовому стеклу, по капоту. Безразлично падали на торчащий из него сук и по шершавой коре стекали внутрь. В воздухе отвратительно воняло сгоревшей проводкой.
Я уже перестал громко материться и подсчитывать убытки, перестал даже, придумывать способы адских пыток для виновника настоящих событий. А Лерка все сидела в салоне и тупо пялилась в карту, на бесчисленные гектары лесов, простирающиеся на 60 километров южнее нас…
А за ними – горы… горы…
Тут мне в голову пришла новая мысль, и я взвыл:
- Черт, да меня ж все знакомые засмеют!!! Корячился как вол, чтоб первый взнос оплатить, месяц не прокатался!!! Скажут, довыпендривался!!!
Мой вопль даже помог Лерке прийти в чувство. Она несколько раз безрезультатно ткнула пальцем в кнопку стеклоподъемника, вздохнув, отодвинулась поглубже в сухой салон и проговорила:
- Пока у тебя здесь только один знакомый человек. Это я. А если подтвердятся мои худшие опасения, то других знакомых ты вряд ли найдешь. И вообще, сядь в машину, простудишься.
- Естественно, что тебе безразлично. Это не ты ж… А я ж…
- Да ладно тебе. Поменяешь провода, заделаешь дыру, и все нормально. Никто и не заметит. Будет твоя машина как новенькая. Не переживай, я никому не скажу, если это для тебя так важно. Иди сюда, у меня есть к тебе разговор.
- «Поменяешь провода»?!! «Заделаешь дыру»?!! Да здесь капот менять придется!!! А если тебе чужую руку пришить?!! Понравится тебе?!! А знаешь ты, сколько стоит капот на мою машину?!! А знаешь ты, сколько стоит покраска?!! А знаешь ты, сколько я каждый месяц плачу по кредиту?!! Это тебе не «Лада»! Это ж «лексус»!!!
Она терпеливо ждала, пока я проорусь и пропрыгаюсь по чавкающей под ногами траве, а потом продолжила:
- В город нам нельзя…
Но я ее тут же перебил:
- Мы выйдем на трассу, остановим машину… Нет. Я выйду на трассу, доеду до телефона и вызову эвакуатор. А ты подождешь меня здесь.
- Что?!! – два больших глаза гневно сверкнули в темноте.
Нервно вытряхивая из кармана наличность, я повторил.
- Да иди ты лесом, Тима!!! И только попробуй оставить меня здесь одну!!! Я подожгу твое долбанное корыто, а потом доберусь и до тебя!!!
Я замер. Да как у нее язык повернулся? Я уже даже открыл рот, чтобы сказать ей все, что о ней думаю, как вдруг где-то вдалеке снова загрохотало. Перед внутренним взором нагромоздилась стена дыма на востоке. Я нервно сглотнул.
- Так что ты там говорила про город?..
- Погоди… Давай еще раз!
Она взбешенно взмахнула руками:
- Да мы уже 15 раз перепроверяли.
- Да помолчи ты! Итак. Мы вот здесь. – Я ткнул пальцем в карту.
- Да, мы здесь, там юг, там север, там восток, а там северо-восток! Масштаб 1 к 200000! Это значит, что в одном сантиметре карты – двести тысяч сантиметров леса! Или 2 километра. – Она раздраженно приложила к карте договор купли-продажи, вытащенный из бардачка – Вот тебе 30 сантиметров. Итого – 60! Горы посчитать?!
- Ненадо… - я почесал репу, - так как же быть? Переться 60 километров лесом? Лишь для того, чтобы попасть в эту… Еремеевку, где, наверное, и электричество-то только год назад узнали? Смысл?
- Можно не переться в Еремеевку, можно ее обойти и рвануть сразу в горы, если тебе так будет спокойнее… Вот что… Мы с тобой все равно сегодня уже никуда не пойдем и не поедем… Нужно хотя бы поспать. Утро вечера мудренее. Завтра все будет казаться проще, - она еще немного помедлила, а потом открыла дверцу и выпрыгнула под прохладные капли ночного дождя, - спокойной ночи.
- Ты куда?
- Я посплю в спальном мешке, - она начала продираться сквозь мокрые кусты.
- Почему?! – я высунулся из машины со своей стороны и закричал ей через крышу, - Не бойся, я не буду приставать!
Она очень обидно расхохоталась, но шага не убавила:
- Тим, я опасаюсь не за свою… честь… А за свою жизнь. Не хочется сдохнуть внутри твоей «красотки» от снаряда пущенного первым заметившим ее вертолетом.
- Так там же мокро!
- А я накину палатку на ветки.
- Ну и как хочешь!
Меня буквально колотило от злости, когда я снова вернулся внутрь машины. Хочет мокнуть, да ради бога!!! И никто, никогда не заставит меня расстаться с моей машиной! Я закурил. Ладно… Забыли пока… Шестьдесят километров леса мы пройдем дня за три. Но для чего? Для того, чтобы податься в горы? А что там? Ну пройдем мы горы… Недельки за две. А потом? Что потом?!! Да и чем нам питаться эти две недельки?
Тут перед глазами предстал светлый образ сосиски, отдающей зеленью облаков. И в животе заурчало так, что стало даже немного больно. Я выбрался из укрытия и пошел по поляне. Вот она, на своем месте. А рядом еще одна. Я схватил их, взял из машины буханку хлеба, майонез и двинулся в лес на шорох веток. Там Лерка как раз пыталась устроиться на пенке. Разглядев мою ношу, она жадно сглотнула, но сделала вид, что из всего происходящего вокруг ее интересует только усиливающийся дождь.
- Светает, - деловито произнес я, как бы не замечая ее голодного взгляда.
Она промолчала.
Я сел рядом, демонстративно отломал мясистый кусок белого хлеба и обильно полил его майонезом.
- Знаешь, Лерочка, - я впился в ломоть зубами, - нам нет фмыфла продиратфа лефом.
- Ну ты и скотина! – прошипела она с плохо скрытой ненавистью.
Я откусил солидный кусок сосиски:
- Жа лефом – горы! Жа горами – фнова лефа!
И вдруг мои челюсти замерли, и полупережеванная масса плюхнулась мне под ноги. Я недоуменно осмотрел сначала хлеб, потом – сосиску и не увидел ничего подозрительного. Постепенно в организм закрадывалась обида на мир за неожиданное прерывание такого священного для меня ритуала наполнения желудка. Я осторожно лизнул майонез – нормально. Лизнул – сосиску и рот наполнило новой порцией вкуса канцелярского клея. Вы лизали в детстве клей? А я лизал! И сейчас та же самая сладковатая горечь сводила мой рот отвратительным вкусом силикатного клея! Я лизнул вторую сосиску. Лерка издала возмущенный вой. Она-таки ждала, что вторая сосиска достанется ей. Да ради бога! На, пожалуйста!
Я с удовлетворением смотрел, как Лерино лицо перекашивается от отвращения.
- Она испортилась, - разочарованно протянула она.
- На хлеб, он нормальный, - я протянул ей кусок, и она с жадностью вцепилась в него зубами.
Я отломал еще и продолжил:
- Даже если мы доберемся до какого-нибудь населенного пункта, где гарантии, что его население уцелело, а в нем есть противоядие от заразы?
- И что ты предлагаешь? Жить здесь?
- Знаешь, что самое плохое? Я не знаю, чего нам опасаться. Людей с оружием? Наших? Чужих? Инфекции? Радиации?
- На, - она бросила мне спальный мешок, - ложись, очень тепло.
Я еще некоторое время вслушивался в шуршание дождя по тенту палатки. Было и вправду очень тепло и уютно. Ладно… В конце концов, вернуться к машине никогда не поздно. И потом, может мы действительно заразились какой-нибудь жуткой инфекцией, и жить нам осталось всего пару дней. Так зачем мне машина? Хотя… Умереть гораздо приятнее было бы в ней, чем на мокрой холодной траве. Ладно, завтра собираемся и чешем на юг. Приняв это решение, я тут же погрузился в тихий теплый сон, не имеющий ничего общего с реальностью.
Зато, когда проснулся, я не сразу понял, что сон уже покинул меня. У меня затекло все тело, я решил повернуться на другой бок, случайно открыл глаза, да так и не смог их закрыть. Наступил день. Лес напоминал царство Снежной королевы, только не белого, а светлого серо-голубого цвета. Все вокруг: деревья, кусты, земля – были покрыты непонятной светлой массой. Я расстегнул спальный мешок, впуская в него влажную прохладу, приподнялся на локтях и осмотрелся по сторонам. От моих движений проснулась и Лерка. Она с трудом открыла глаза и вздрогнула. Мы с ней лежали на черном квадрате, только слегка тронутом серо-голубой пакостью. И Лерка была почти чистой, и я, соответственно, тоже. А там, где заканчивался тент, накинутый Леркой на ветки, начинался ад. Дождь прекратился, но с Леркиной стороны от небольших сугробиков, ограничивающих нашу «спальню», в квадрат затекали светлые щупальца растворившейся в воде пакости.
- Так вот, что это был за туман… - проговорил я вслух, - наверняка, это и есть та самая биологическая опасность… И ночью ее прибило дождем к земле.
Я добрался до границы, тронул сугробик пальцем и коснулся светлой массы языком.
- Ты сдурел, что ли?!!
Честно говоря, внутренний голос был с Леркой солидарен, но я уже обо всем забыл.
- Это не сосиска вчера испортилась, - проговорил я, - это мы ели вместе с сосиской вот это.
Мы еще некоторое время оторопело осматривались, а потом Лерка ехидно спросила:
- Ты все еще хочешь остаться здесь?
- Валим… - лишь проговорил я и решительно встал.
Был у меня с собой очень любимый мной свитер. Его, конечно, не оденешь уже на люди, но вот на природу – самое то. Да и сейчас пригодился. Мы очень плотно связали веревкой его подол и рукава вместе. Теперь если в горловину натолкать барахла, то получится своеобразный, но все-таки рюкзак. У Лерки была вместительная дорожная сумка. Очень неудобная, но все лучше, чем таскать вещи с собой по лесу в продуктовых пакетах. Мы уложили всю одежду, которая была у нас с собой. Не очень много, учитывая погоду, при которой выбирались из города. Но взяли даже грязную плотную рубаху, которую я возил на случай ремонта машины. Собрали всю еду и воду, автомобильную аптечку, топорик, нож, карту, спички, фонарик. Я незаметно сунул в карман упаковку презервативов. Отыскали все колышки от палатки, все еще торчащие из земли, сложили спальники, пенки, палатку… С внешнего тента, который мы сняли с веток, серо-голубую массу пришлось соскребать ножом. Под разъезжающимися ногами хлюпало и чавкало. Еще раз внимательно осмотрели машину в поисках того, что могло бы пригодиться нам в пути.
Пожевали мы хлеба с майонезом, запили банкой пива на двоих. После пива стало немного веселее.
Мы присели «на дорожку».
- Мне правда очень жаль, что тебе приходится оставлять машину…
- Не жалей… У меня теперь есть смысл жизни, - я невесело усмехнулся и закурил, - вернуться за ней, когда все кончится.
Она, улыбаясь, проговорила:
- И как меня угораздило вообще связаться с тобой?
- Да шучу я… Ты же не думаешь, что я могу бросить тебя сейчас ради машины?
Она с сомнением хмыкнула и укоризненно покачала головой, типа, «не хорошо, Тима, обманывать, не хорошо!». Но я миротворчески продолжил:
- И вообще… Мы с тобой наверняка спасли друг другу жизнь, если уж на то пошло, - я стряхнул пепел с сигареты, - вытащили друг друга в эту дыру, а останься мы в городе, нам с тобой обоим бы пришлось не сладко.
- Кто знает, - проговорила она после некоторой паузы с грустной улыбкой, - не проще ли было бы просто остаться там? И не мучиться?
- Эх, Лерка! – я дружески приобнял ее за плечи, - Вот увидишь, все, что не делается, все к лучшему! Прорвемся!
И уже через несколько минут, мы бодро зашагали на юг. Ну как бодро? Ровно настолько, насколько позволяло барахло, навьюченное нам на плечи, и хлюпающая под ногами масса. Не сказать, чтобы ее было очень много. Но пакость была такой скользкой, что все время приходилось думать о том, чтобы не поскользнуться и не рухнуть в нее же. Смотрели мы только себе под ноги, но и не очень-то страдали от этого. Окружающая картина совсем не радовала глаз.
Мы протопали совсем немного, как оба почувствовали зверскую усталость.
- Интересно, сколько мы уже прошли? – пыхтя сзади меня, спросила Лерка.
И правда. Мы должны посчитать примерную скорость нашего передвижения.
- Не знаю. После привала сделаем вот что. Засечем время, а я буду считать шаги. Потом помножим.
Больше не разговаривали. Каждый погрузился в свои мысли. Я все думал о бессмысленности нашего марш-броска. Перебраться через горы? Каким образом? Особенно, если они покрыты такой же дрянью. И в Еремеево, все же придется зайти. Нужно будет прикупить еды. Кто знает, может, оттуда даже ходят автобусы. Но туда еще нужно суметь добраться.
Где-то далеко протяжно громыхнуло. Мы с Леркой только мрачно переглянулись. Значит, еще не все закончилось… Но это уже не так пугало.
А ночлег? Нам точно придется ночевать в лесу. На этой дряни?!
Я покосился на Лерку. Угвазданная поганью олимпийка, прилипшие к ногам джинсы… Кретин я.
Остановились переложить вещи.
Часть закатали в пенки, часть оставили на растерзание непогодой, снова поели хлеба с майонезом, и в путь. На мне теперь были только шорты, носки и кроссовки. Я даже трусы спрятал подальше в пенку. На Лерке – моя футболка, сквозь которую по мере ее намокания стало просвечивать кружевное белье, да обувь. Она вообще, здорово держится, молодец. Перед отправкой мы включили мой телефон, посмотрели время и тут же выключили. Теперь Лерка сосредоточенно считала шаги. Пусть. По крайней мере, думать будет только о цифрах, да расстояниях. Вечером нам в любом случае придется развести костер. Хотя бы для того, чтобы высушить обувь. Хотя бы частично. А если при этом еще и удастся приготовить еду… На то, что эта пакость кончится - надежды мало. Хотя, если взрывной волной ее несло на восток, то есть вероятность, что завтра ее уже станет поменьше… Нелепо, конечно, на это надеяться, а вдруг...
- Пять! – выдохнула сзади Лерка.
- Что «пять»?
- Пять тысяч шагов. Твоя очередь.
По времени выходило, что мы передвигаемся со скоростью примерно 3 км в час. Не густо, но это максимум, на что мы способны.
Я выключил телефон и засунул его на свое место в свитер-рюкзак, в котелок под крышку.
Один, два, три… Шагам начался новый счет. Дождь усилился. Вода плохо впитывается через эту гадость. Приходится все время смотреть себе под ноги, чтобы не съехать по осклизлой ветке или не провалиться в ямку, по щиколотку наполненную голубой мерзостью. Не досчитав до тысячи, я в очередной раз поднимаю глаза и вижу менее чем в десяти метрах от себя… вертолет!!!
Едва опознав очертания, я отшатываюсь обратно в лес, сметаю по пути Лерку и мы кубарем летим в кусты. И там, в кустах, не замечая, как светло-серо-голубая пакость просачивается сквозь шорты, я постепенно понимаю, что вертолет этот стоит не в естественном положении. И нос вроде сильно накренен к земле, и лопасти винта, кажется, сломаны об деревья, и покрыт он толстым слоем пакости…
Я поднимаюсь на ноги и вглядываюсь в агрегат. За потрескавшимся стеклом между кляксами дряни угадывается силуэт пилота.
- Офигеть… - бормочет рядом Лерка, - вертолет…
Пилот не двигается. Не двигается, похоже, уже не один час… Соблазн броситься со всех ног куда подальше, очень велик. Но везде примерно одинаковый кошмар. Меня вдруг осеняет: там может быть еда! Оружие! Я сомневаюсь еще несколько секунд, но во рту появляется привкус майонеза вперемешку с канцелярским клеем, и это решает все.
Я стаскиваю со спины свитер-рюкзак.
- Лера, будь здесь…
- А ты куда? – она судорожно хватает меня за руку.
- Я сейчас вернусь.
Не сводя взгляда с неподвижного пилота, я стряхиваю ее с себя и начинаю медленно передвигаться к вертолету.
- Тима!.. – отчаянно шепчет она вслед.
Шаг, два, несколько… Сердцебиение заглушает все другие звуки…
Я останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки. Теперь я четко вижу застывшие кукольные глаза пилота, а между ними – коричневую полосу засохшей крови. Мои колени начинают подрагивать, и это здорово мешает.
Я отвожу взгляд от трупа и перебираюсь к входу в транспортный отсек. На полу, лицом вниз, лежит еще один человек, рядом с ним открытый зеленый металлический ящик, а в дальнем углу я вижу три армейских вещмешка.
Я осторожно ступаю на наклоненный к носу пол и, стараясь не задеть лежащего на полу солдата, шагаю к трем мешкам. Хватаю их в охапку и пячусь к выходу. По пути заглядываю в ящик и вижу в нем лишь обрывки синей материи. Кажется, кто-то побывал здесь до меня. Я с отвращением отгоняю от себя идею более основательно покопаться в вертолете, да обыскать карманы этих молодчиков.
До Лерки я летел буквально пулей. У меня абсолютно отсутствовало желание торчать в этом месте хоть секунду лишнего времени.
- Что там? – спрашивала Лерка, снова цепляясь за мою руку.
- Пойдем скорее отсюда, я тебя очень прошу!
И мы, обогнув вертолет на десятиметровой дистанции, зашагали прочь. Я пер на спине свой промокший насквозь свитер-рюкзак, в левой руке – завернутую в пенку часть одежды, в правой - два трофейных вещмешка. Сзади с сумкой и третьим мешком едва поспевала Лерка. Я не знал, что внутри. Да и теперь не испытывал особенного желания узнать. Аппетит отбило напрочь. Вещмешки жгут руки. Кто я? Мародер, вот я кто… Вор… Скотина…
Я уронил ношу на землю и присел рядом… Нужно было отдышаться… Рядом упала Леркина сумка и третий мешок.
- Тима, ты герой!
Не веря собственным ушам и с уверенностью увидеть издевку в ее глазах, я поднял на нее взгляд. Лерка аж вздрогнула.
- Ты, что, плачешь?.. – она медленно опустилась передо мной на корточки.
- Нет… В глаз что-то попало…
- Тима… - она обняла меня за шею, но я грубовато вырвался из ее объятий.
Начни она меня сейчас жалеть, я разрыдаюсь на ее груди на весь лес. Не до этого…
- Лер, посмотри, что там… - мой палец ткнул в сторону живописной зеленой кучи.
Из первого вещмешка вывалились две голубые картонные коробки, пластиковый зеленый контейнер, зеленая прорезиненная сумка, два красненьких цилиндра, пара пачек «Марльборо», какое-то тряпье, чашка, ложка, нож и полбуханки хлеба.
- Это пайки, аптечка, сухой спирт и белье… - прокомментировала Лерка.
- Белье выброси…
- А вдруг, пригодится?
- Выброси, я сказал…
- Ну как хочешь, - она схватилась за второй мешок, - снова сухие пайки «для экипажей вертолетов и самолетов», а зелененький – это «индивидуальный рацион питания - боевой». Снова сухой спирт. Чашка. Ложка. Нож. Аптечка. Термос!
- Нам не нужен термос…
- Да как же не нужен?! А вот мы идем с тобой, идем, попить захотелось…
- Есть вода…
Она с великим сожалением поставила термос рядом с бельем погибшего солдата.
- Фонарик, белье, спички, сигареты… - грустно закончила она.
Третий мешок содержал все то же самое, да еще нитки с иголкой. Я мрачно радовался. Едой мы теперь обеспечены как минимум на неделю. Я знал, что сейчас нужно переложить все имущество заново. Если боевые пайки были герметично упакованы, то пилотские – явно боялись дождя. Но делать это здесь не было никакого желания. Хотелось как можно скорее уйти подальше от разбитого вертолета. Да и ковыряться в чужих вещах не доставляло особенного удовольствия. Да и дождь временно прекратился. Потом, все потом. Я поднялся на ноги, подошел к куче и принялся беспорядочно засовывать барахло назад в мешки. Лерка не препятствовала. Похоже, на моем лице было написано, что со мной сейчас лучше даже не разговаривать. В мешки поместился еще и свитер со всем его содержимым. Мы пройдем еще немного и сделаем привал. Но только не здесь. Не рядом с вертолетом.
Мы топали уже час, когда Лерка, с головы до ног покрытая серой пакостью, проговорила:
- Попить бы…
Я остановился, сбросил на землю свою ношу, протянул ей баллон с водой и ободряюще улыбнулся.
Она ответила тем же. Побледнела, осунулась… Промокла до костей… Волосы выбились из резинки, мокрыми сосульками свисают на плечи и живописно оттеняют черные круги под глазами… Ноги, исхлестанные, исцарапанные сучьями и ветками, двумя худенькими палками торчат из-под подола моей футболки… Страшное зрелище, но необыкновенно привлекательное.
- Как же я рад тебя видеть, Лерка...
Она вздрогнула.
- Тим, ты…
- Да все в порядке со мной. Решай, давай, сама, когда тебе уже невмоготу совсем будет. Тогда и остановимся на привал.
- Я тоже пока в порядке…
Мы топали, а я думал о том, как бы уберечь все добро от влаги. В конце концов решил раскромсать на сумку дно внутренней палатки. А от дождя можно укрываться и под внешним тентом. Да и тент будет устанавливать гораздо проще. Осталось только придумать, как.
- Тимур, смотри!
Я поднял голову и остановился. В нескольких метрах впереди неожиданное препятствие. Ручей светлой зеленоватой массы. И бульканье… Конечно… Вот откуда доносится это густое бульканье, на уровне подсознания раздражающее мозг. По, карте здесь должен протекать ручей.
Мы подошли ближе.
- Оно как густой кефир… - проговорила моя спутница
С запада… Так что ж там, на западе творится-то?!!
Я присел на корточки и всмотрелся в жидкость. Все та же самая серо-голубая пакость, только с желтыми вкраплениями. От вида половинки тушки ондатры, свисающей с ветки прибрежного куста, к горлу подступила тошнота. Не знаю, когда погибло это несчастное животное, но ее мохнатое тельце заканчивалось после передних лап. Как раз там, где его почти касалась зеленоватая масса.
- Ты тоже это видишь? - едва дыша, спросил я.
- Угу, - откликнулась она.
Мы обшаривали берега взглядами в поисках еще чего-нибудь необычного. Но ничего не находили. Вообще, ничего. Совсем. На берегах не росло ни травинки, ни кустика. Может, это и было необычным…
- Не знаю, как у тебя, - проговорила Лера, - но у меня нет ни малейшего желания переходить… это… вброд…
Меня аж передернуло, когда я представил, как наступаю в этот нежно-зеленый кефир.
- Мы сделаем мостик, - я поднялся на ноги.
Пока я валил дерево, стоящее на берегу этого… ручья, Лерка извлекла из сумки карту и остатки хлеба и майонеза.
- Тим, мы отошли примерно на двадцать километров, - говорила она через пару минут.
- Еще два дня, - я вытер пот со лба, - еще два дня, и мы у гор.
- Сейчас бы ливень хороший, и, может, эту мерзость смоет. Тогда будем идти быстрее.
Дерево, с треском рухнув поперек ручья, соединило два берега. Теперь срубить пару крепких жердей для страховки и можно будет пожевать.
Вещи мы перекладывать не стали. Сегодня хочется подальше отойти от этого… водоема. Наверняка, эти желтые штуки и есть «биологическая опасность». Просто поели, облегчили нашу ношу на еще одну банку пива и отправились в путь. Три метра мостика преодолели без приключений. Меня так и подмывало посмотреть, на массу, бурлящую под ногами, но я не рискнул. Перейдя на другую сторону, мы снова углубились в лес.
Шли два часа. За это время совсем выбились из сил. Снова начинался дождь.
Но под ногами вдруг замелькали темные островки земли и зелени. И эти прекрасные гнилые прошлогодние листья, которые я уже готов целовать!
Я остановился и огляделся по сторонам. И правда, лес стал казаться гораздо темнее, да и ноги уже не разъезжаются.
- Неужели! – у меня даже, кажется, поднялось настроение.
Лерка, реагируя на мой возглас, устало подняла голову и тут же заулыбалась. Бедная, на ней совсем лица нет.
- Тим, оно кончается?.. – она не верила своим глазам.
- Да, милая!!!
Внезапно я ощутил такой восторг, что даже после тридцатикилометрового перехода по склизкому лесу, едва подавил желание пуститься в пляс! Но торжествующее «Ё-хо-хо!!! Едрит-кудрит, мать перемать!!!» все же звучно пронеслось по лесу! Господи, до чего ж было приятно снова услышать… эхо!!!
- Так, все, ищем место для стоянки! – я рванул вперед, - Мы с тобой все же заслужили костерок и суп с настоящим офигенно вкусным тушеным соевым мясом!
Мы выбрали наиболее чистый от белесой мерзости кусок земли и растянули над ним внешний тент. Только бы серо-голубая пакость не испортила его пропитку. Тогда его можно было бы просто выбросить. Получилось очень даже прилично. В укрытие тут же засунули все свое имущество. Только из армейского вещмешка извлекли спиртовую таблетку для розжига костра, да из свитера-рюкзака - банку тушенки, макароны, овощи и соль. Лерка тут же занялась едой, а я отправился за дровами.
Через полчаса недалеко от палатки ярко горел костер, освещая гигантскую кучу дров. Рядом на воткнутых в землю кольях сушилась наша одежда, а над костром в котелке весело булькала макаронно-картофельная похлебка. Варили специально побольше. Утром позавтракаем и возьмем с собой в дорогу. Мы с Леркой «загорали» рядом на расстеленных пенках. И я, честно говоря, был счастлив, что это ей приходится следить за варевом. А у меня не оставалось сил даже для того, чтобы ворочать языком. Было хорошо, но жутко клонило ко сну.
Немного позже, обжигая губы и языки, мы наворачивали варево ложками прямо из котелка. Невообразимо вкусно… И окружающий нас лес казался не таким уж страшным, и вся ситуация - не такой уж безнадежной, и действительно, мы живы, и, что самое замечательное – рады этому.
- Вот так выехали в выходные на природу, а? – улыбаясь, проговорила Лерка.
В свете костра она выглядит чрезвычайно привлекательно. Мне редко доводилось видеть дам без боевого раскраса. Почему все думают, что это очень страшно? Ничего подобного… Натур продукт, так сказать… И чего она не ходила на работу в грязной футболке, со слипшимися волосами, поломанными ногтями да с расцарапанными коленками?
Я и сам не заметил, что улыбаюсь.
- Ты чего? – спросила она после безуспешной попытки самостоятельно расшифровать мой взгляд.
- Ты очень красивая…
Она расхохоталась, подавилась супом и уже сквозь кашель прохрипела:
- Да иди ты, Тима!..
- Зря ты так… Дождь начинается.
Мы со скрипом поднялись на ноги и затащили в палатку уже успевшее подсохнуть барахло. К тому времени, как закончили, начался настоящий ливень.
- Как ты и заказывала, - говорил я, выставляя из-под тента ладонь под тяжелые капли воды.
- Знаешь, что?! – весело выкрикнула она и вдруг выпрыгнула наружу, - Будь другом, достань мыло, а?!
Я сомневался только секунду, а потом уже сам скакал под проливным дождем. Успевшая подсохнуть на теле и одежде пакость под дождем снова превращалась в жирную слизь и, напитавшись водой, шлепалась на землю густыми ошметками. Мы носились по лесу, орали, хохотали… Странно, но я чувствовал себя абсолютно счастливым. Куда-то делись сожаления о возможно погибших родных и друзьях, о разрушенных городах, предвкушение полуголодного перехода через горы, страх перед тем, что мы можем встретить за ними. Остались только «здесь» и «сейчас». А здесь и сейчас я чувствовал себя вполне счастливым.
Немного позже, Лерка переодетая в сухие джинсы и майку, сидела на пенке под тентом и расчесывала волосы. И вдруг она накренилась и тихо завалилась на бок. Я так испугался, что у меня в первый момент даже подкосились ноги. Я бросился к ней, начал трясти за плечо и кричать, чтобы она меня не пугала. В ответ она неожиданно всхрапнула. Я аж вздрогнул. Она так и не проснулась, пока я волок ее вместе с пенкой вглубь палатки и укутывал в спальный мешок. Когда я укладывался сам, снова пошел дождь.
- Тима, Тимур, просыпайся!.. – отчаянный шепот и миниземлетрясение, - Тимур!..
Я открыл глаза, на мне верхом сидела Лерка и нещадно тормошила меня за плечи.
- Тимур! – она влепила мне по печени, - Тимур, там космонавт!
Последние ее слова показались мне отголоском только что приснившегося сна.
- Что?.. – я потер глаза.
- Там космонавт! – она ткнула пальцем в сторону выхода из-под тента.
Я осмотрел ее в поисках тревожных признаков сумасшествия. Ни бешено сверкающего взгляда, ни горячечного румянца на щеках… Что там у них еще бывает?
Тяжело вздохнув, я начал выбираться наружу, да так, скрюченный в три рубля и застыл на месте. Мои глаза медленно полезли на лоб.
По лесу между стволами деревьев медленно передвигалось чудо в серебристом костюме. Видимо, оно пока не заметило нас, потому что угол обзора ограничивало стекло шлема. В защищенных огромными перчатками руках этого типа тихонько потрескивал какой-то прибор, на который он то и дело поглядывал.
- Ты видишь это?..
- Тихо…
Человек, осторожно ступая огромными ботинками по лесному грунту, перешагивая через лежачие стволы и ветки, медленно проходил мимо нас. Еще немного его серебристая спина маячила между стволами деревьев, а потом и вовсе скрылась из вида.
Я перевел дыхание. Ни хрена себе…
- Может, неподалеку валяется космический корабль?
- Это не космонавт, Лер… Это не скафандр. Эта штука защищает от радиации. А в руках у него – счетчик для измерения излучения…
- Это что? – проговорила Лерка, - у нас скоро начнут выпадать зубы и волосы?
Я промолчал. Для меня выпадение зубов и волос – это второстепенная проблема. С мужским организмом может случиться и кое-что похуже.
Позже неподалеку пролетел вертолет. Наверное, подобрал нашего «космонавта».
Ели и собирались молча. Баллоны с водой я перевязал веревками для более удобной переноски. Дно внутренней палатки отрезали и наскоро сшили из него два водонепроницаемых мешка. В первый затолкали всю нашу одежду, сотовые телефоны, фонарики, спички, карту. Во второй – высыпали содержимое голубых коробок, которое боялось воды. Спальные мешки завернули в пенки и прицепили свертки к мешкам. Все остальное уместилось в один армейский вещмешок.
С нормально разложенными вещами, идти оказалось гораздо проще. Конечно, после вчерашнего перехода ныло все тело, но шли мы примерно с той же скоростью. Белесой пакости становилось все меньше и меньше, а через пару часов ее вообще почти не осталось. Серо-голубые островки встречались нам теперь очень редко.
К этому времени решили немного отдохнуть, похлебали немного супа, и отправились дальше. Не разговаривали. Разговоры сбивают ритм дыхания. Радовала мысль, что полдороги мы уже прошли. Иногда начинался дождь. Все-таки вчера было гораздо теплее.
- Тима, постой.
Я остановился и подождал, пока она приблизится.
- Как ты смотришь на то, чтобы спать еще и днем. Так мы просто тратим время.
Я снял с плеч лямки и бросил барахло на землю.
- Что ты имеешь в виду?
- Я уже долго думаю. Смотри, темнеет поздно, светлеет рано. Мы могли бы, например, в шесть утра трогаться с места, часа в 2 дня ложиться спать, потом часов в пять вечера сниматься и до одиннадцати топать. Потому что не хватает нам с тобой обычного часа на отдых. И ноги волочатся кое-как.
- Согласен, хочешь отдохнуть?
- Пройдем еще немного.
Нас хватило еще на час.
Потом мы наспех набросили тент на ветви, расстелили пенки, выглушили банку пива и залезли в спальники. Уговаривать поспать себя не пришлось. Снился дед с корзиной, встретившийся нам позавчера рядом с трассой… (Позавчера?! Елки, да это было сто лет назад!) Его корзина, покрытая синей тряпкой… Снился зеленый короб, который я видел в вертолете… И тряпье из короба сильно походило на тряпье, покрывавшее дедову корзинку… И во сне же пришло осознание, что это именно дед поковырялся в «шкатулочке с драгоценностями»… Интересно, что он там нашел?
Я открыл глаза, спать больше не хотелось. Лерка тихо сопит справа от меня. Я переворачиваюсь на другой бок и неожиданно натыкаюсь взглядом на острый взгляд огромных зеленых глаз, устремленных на меня исподлобья. Несколько мгновений мы тупо пялимся друг на друга, потом девица словно стряхивает с себя оцепенение, хватает один из мешков, пару баллонов воды и галопом несется вон.
Оторопь оставляет и меня.
- Стой, сука!!! – ору я, пытаясь высвободиться из пут спального мешка.
Когда мне удается с ним справиться, дама уже почти скрывается в лесу. Но я тешу себя мыслью, что ей все-таки тяжело тащить на себе это добро. На пару минут я даже потерял ее из виду и бежал исключительно на звук ломающихся веток под ее ногами. Чего мне стоило добыть для нас содержимое этого мешка! Ну, она получит!
- Стой, мразь!!!
Ее спина снова показалась впереди, она старается изо всех сил, но ноша, все же, слишком тяжела. Она спотыкается и падает, поднимается снова, подхватывает с земли мешок, воду и бежит. Я без труда догоню ее. Вот уже нас разделяют какие-то пять метров… Три… два… Я хватаюсь за мешок и как следует дергаю его на себя, другая рука запутывается в ее волосах и вот уже через секунду она лежит на земле. Я падаю сверху, как следует замахиваюсь кулаком над ее лицом и со всей дури влепляю его в лесной грунт рядом с ее головой. Она молчит.
- Черт! Черт!!! – ору я злой как собака на нее, за то, что она – баба, и на себя, за то, что не могу врезать ей как следует промеж глаз, - откуда ты взялась-то, а?!! Ты кто такая?!!
В глазах – слезы отчаяния. Но ни страха, ни злости… Как будто она сейчас не здесь.
Я поднимаюсь на ноги и в досаде пинаю ближайшее дерево.
- Тимур, ты где?!! – раздается напуганный Леркин голос.
Я поворачиваюсь к девице:
- Черт!!! Ты знаешь, что в этих мешках?!! Да если б я тебя не поймал, мы бы сдохли от голода, а ты бы лопала и не думала об этом!!! Сука!!!
- Она искала воду и лекарства… - раздается откуда-то мужской голос.
Я оборачиваюсь и вижу в нескольких метрах от себя человека. По виду – мой ровесник. Может, немного постарше.
- Ее брат в очень тяжелом состоянии, - он повернулся к девице, - Саш, если ты еще раз уйдешь без предупреждения, я начну привязывать тебя к деревьям.
Девица молча поднимается с земли и убирается в лес.
- Прости ее, брат… - он положил руку мне на плечо,- Она очень переживает. Ну ладно, бывай, - он хлопнул меня по спине и пошел следом за «Сашей».
Я хотел что-нибудь сказать ему в след, типа, «да, фигли, я же для вашего брата старался» или «пойдем, накормим брата, а моя девчонка пусть подыхает от голода», но не успел, ко мне подскочила Лерка:
- Тима, кто эти люди, почему они уходят?! Останови их!!! Останови немедленно, слышишь?! Пойдем вместе!
- Лера, у них ничего нет! Если мы возьмем их с собой, нам не хватит ни еды, ни воды!
- Но мы хотя бы будем знать, что не одни на целом свете… Тима… - она неожиданно заплакала, - останови их, Тима…
Эти слезы произвели на меня такое впечатление, что я засомневался: а не совершаю ли я действительно что-то непоправимое. Что-то такое, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь? А вдруг, это и в самом деле страшно, не встретить больше ни одной живой души?.. Я не думал об этом…
- А что случилось с ее братом?!! – заорал я вслед уходящему человеку, одновременно нежно обнимая Лерку и укладывая ее голову к себе на плечо.
- И не спрашивайте, все равно не поверите! – ответил он, не оборачиваясь и не сбавляя шаг.
Эта фраза решила все. Проклятое любопытство…
- Мы можем попробовать помочь!
Саша замерла на месте.
Я тихо блевал в кустах и проклинал все на свете. И Лерку, и себя за то, что поддался ее уговорам, и этот чертов мир. Отвратительнее зрелища я не видел. Брату оставалось от силы несколько часов. Так сказал парень, а я был уверен, что он не проживет и десяти минут. Он наступил в кефирный ручей.
Чуть ниже левого колена нога заканчивалась. И не просто так. Его друг сказал, что «кефир» достигал лишь до лодыжки. И еще сегодня утром верхняя половина голени была на месте. А вот эта темненькая водичка, пропитавшая рубаху, на которой он сидел – и есть та самая голень. Наверное, ближе к вечеру, к ней присоединится и колено.
Лерке я строго настрого запретил смотреть на этот ужас.
- Нужно резать, - сказал я, выбираясь из растительности, - это последний шанс для него. Хотя если эта хрень попала в кровь, то не известно, как она себя поведет.
Мы вскрыли одну из военных аптечек, отыскали какой-то наркотик и вкололи парню. Теперь он спал.
- Не надо резать… - раздался голос «Саши», - не мучьте его… Скоро все кончится.
- Глеб, - проговорил мужчина, протягивая мне руку.
- Тимур… - ответил я на его рукопожатие, - это – Лера.
- Очень приятно, это – Александра. Куда идете?
- На юг, - я безразлично пожал плечами.
- Мы вот тоже… Все ждем, пока закончится лес. Может хоть деревня какая-нибудь…
Я нервно расхохотался, и на вопросительный Глебов взгляд ответил:
- Леса еще километров 20. За ним есть деревня. А за ней горы. Километров сто… А вот за ними, может, и найдется какой-нибудь городишка. Лера, дождь начинается. Нам нужно собрать вещи.
Половину пути до нашей поляны Лера задумчиво молчала. Потом спросила:
- Ты ведь не хочешь возвращаться к ним?
- Нет.
- А если мы никого никогда больше не встретим?
Я резко остановился, грубо дернул ее за руку и повернул лицом к себе.
- Лера! Что-то я недопонимаю! Мы с тобой совсем недавно решили, что тебе не хочется торчать на одном месте, а страстно хочется уже куда-нибудь прийти. Ты видела, в каком состоянии ее брат?! Видела? Какие могут быть походы? Даже если он сегодня-завтра умрет, нам придется целый день хоронить его и запоминать место, где находится его могила! А эти сестринские слезы? Тебе очень хочется их видеть?! Нет, Лера! Я НЕ ХОЧУ возвращаться к ним!
Я зашагал дальше. Она, наверняка, обиделась. Да и наплевать. Я тоже не железный. Если идем, значит идем!
Мы как раз заворачивали спальники в пенки, когда между деревьями возник Глеб.
- Здрасти еще раз, можно с вами посидеть? Меня прогнали, - его взгляд упал на наш котел с супом, и на поляне явственно послышалось желудочное урчание.
- Ну, посиди… - я раздраженно затянул лямку чехла спальника.
- Мы тут выбрались отдохнуть ненадолго… Эдик купил ружье без лицензии, думали опробуем в лесу, постреляем… И тут вдруг это… Это твоя девушка? – он показал в сторону Лерки, сопроводив жест новым желудочным рыком.
- Нет, - отрезал я раздраженно.
Краем глаза я заметил, как Лерка вздрогнула. Но вдруг мои мысли зацепились за его слова, и я тут же забыл про нее.
- А где сейчас это ружье?
- На поляне.
- А зачем тебя прогнали?
- Сашка хочет побыть немного наедине с братом.
Если у них есть ружье, да еще и с патронами… Можно, наверное, попробовать застрелить оленя. Хотя вокруг комаров-то не осталось, какие уж тут олени?
- На, ешь… - протянул я ему котел с остатками супа.
Он нерешительно заглянул внутрь:
- Можно мне и Сашу угостить?.. Может, и Эдик поест, когда проснется.
- Конечно, правда, там немного.
- Спасибо…
Униженная благодарность бродячей собаки. Был бы у него хвост, он дрожал бы сейчас у него между ног. Меня передернуло от отвращения.
- Итак, что вы теперь будете делать?
- Не знаю, нужно поговорить с Сашей. Как это ни тяжело, все же приходится признавать, что Эдику осталось недолго.
- Вы в курсе, событий-то? Что вообще произошло?
Наш диалог оборвал внезапно прогремевший выстрел. Его эхо еще разносилось по округе, а мы уже неслись туда, где оставались Саша и Эдик. Эдик сидел уткнувшись лицом в грудь Саши. Она гладила его слипшиеся от крови и пота волосы и шептала:
- Теперь не больно, дорогой мой, теперь не больно… Все кончилось…
От увиденного я просто остолбенел. Да эта девица совсем сдурела!!! Его наверняка еще можно было вылечить!!!
Глеб облек мои мысли в словесную форму:
- Саша!!! – чуть ли не с визгом принялся он орать, - Что ты наделала?!! Мы могли дождаться вертолета!!! За нами мог прилететь вертолет!!! Его бы вылечили!!! Как ты могла?!! Ведь он твой брат!!!
Ее взгляд постепенно начал яснеть. И она, наконец, увидела нас. Не совсем понимая, чего от нее хочет Глеб, она медленно проговорила:
- Я ведь просила тебя не приходить, пока я не позову.
Лерка, не отрывая взгляда от картинки, опустилась на корточки. Наверное, чтобы не упасть.
- Что с нами будет?.. – донесся до моего слуха ее стон, - боже, что с нами будет?..
- Ты убила его!!!
Она прислонилась щекой к голове брата и нежно зарылась пальцами в его мокрые волосы.
- Так лучше…
- Его можно было бы еще спасти!!! Дай-ка я посмотрю!.. – Глеб было двинулся к ним, но тут же застыл, глядя в черное дуло ружья, взметнувшегося в его направлении.
- Не подходи…
- Не-ет, - протянул он через некоторое время, улыбаясь как плохой шутке, - ты не сможешь…
- Я только что застрелила своего брата.
- Глеб… - проговорил я, - оставь ее, вернешься позже. Лера, нам пора.
Она подняла на меня глаза, и я испугался их выражения. Точно так же на меня смотрел пилот сквозь стекло кабины вертолета.
- Что с нами будет? – спросила она одними губами.
- Все будет хорошо, прорвемся… - как можно мягче произнес я.
Но она никак не отреагировала. Она просто сидела и, всхлипывая, смотрела на меня невидящим взглядом.
- Ну ладно, милая, идем-ка… - я с кряхтением оторвал ее от земли и понес к нашим вещам.
Наш новый знакомый засеменил следом.
- Глеб, - обернулся я на звук его шагов, - будет лучше, если здесь наши пути и разойдутся.
Он, казалось, сначала не поверил собственным ушам. А потом проникся буйным страхом:
- Пожалуйста, не бросайте нас. Мы погибнем…
- Мы умрем… Мы все умрем… - эхом откликнулась Лерка.
- У вас есть дробовик, мы оставим вам немного еды.
- А куда нам идти?!!
- На юг.
Я зашагал к нам в лагерь. Нужно все-таки собраться и уже валить отсюда. И постараться избегать в дальнейшем каких-либо встреч с людьми. Ничем хорошим это не кончится.
Глеб, канюча, продолжал топать за мной. Стоп! Мы пойдем на юг, они пойдут на юг. А что если наши дороги снова пересекутся? Сначала эта ненормальная попыталась нас обворовать, потом уколбасила своего братца, а где гарантии, что она при следующей встрече не пристрелит меня за коробку сухого пайка?! Ну, спасибо тебе, Валерия Викторовна!..
- Вот что, Глеб… - говорил я, усаживая Лерку на рулон из спальника, завернутого в пенку, - мы пойдем дальше вместе, но с условием, что ружье будет при мне. И вы оба будете беспрекословно мне подчиняться, понятно?
- На меня можете положиться.
Пока я собирал остатки вещей, а Лерка приходила в себя, Глеб несвязно рассказывал, как они очутились в лесу. Оказывается, брат его невесты, этой ненормальной, то есть, с которой у них через две недели свадьба, купил ружье. Ну, игрушка такая. И им захотелось его испытать. Постреляли, и уже возвращались обратно, как вдруг раздался страшный грохот, а сразу после этого зазвонил Сашкин телефон. Звонила их мать. Она сказала, что по радио передавали сигнал воздушной тревоги. Но она, мать, никак не отреагировала, потому что не поверила. А потом, с неба прямо на город упал огромный камень…
- Камень?!! – воскликнули мы с Леркой в один голос и переглянулись.
Камень… И стекла все выбиты, и электричества нет, и на улице все мечутся и кричат. И вообще, ей очень страшно, что же делать? Сашка велела ей убираться из дома и топать к погребу. Но не успела договорить, как та закричала, что летит еще один камень, а через какое-то время связь оборвалась.
Брат с сестрой рванули к машине, оставленной на обочине трассы, но та, видимо, мешала передвижению тяжелой военной техники и ее просто спустили под откос. Немного позже, когда Сашка, наконец, бросила попытки прорваться к матери сквозь цепь из брата и Глеба, она поймала по радио на мобильнике сообщение, про которое говорила ее мать. Решили подождать, пока мимо пройдет колона. Через некоторое время появилось уже знакомое мне сообщение и о биологической опасности, а так же список разрушенных населенных пунктов, к которым запрещалось даже приближаться на расстояние пары десятков километров.
Таким образом, их троица и решила двинуться на юг. И он, Глеб, гадом будет, если та дрянь в ручейке текла не из города.
- Камень, значит, - я задумчиво почесал подбородок.
- И как она могла так поступить со мной?.. Как? В голове просто не укладывается…
И, под вконец расстроенное бормотание Глеба, я принялся соображать. Мысли давались с трудом. Значит, «огромный камень»… Но почему его не засекли в телескопы, радарами или как там еще?.. Почему дали упасть? И почему под удары камней двигалась целая армия? Все как-то глупо и не логично… И до такой степени раздражает эта неопределенность, что хочется орать от бешенства на весь лес.
Мы еще какое-то время просидели на полянке. Саша все не приходила. А двигаться нужно было дальше. Начинало мерзко сосать под ложечкой от голода.
Я посмотрел на Глеба. Длинный, тощий, а в глазах столько доброты и сострадания, что тошно становится. Еще и стихи, наверное, пишет. Откуда ж ты такой откопался-то на мою голову?! Лерка и то надежнее выглядит… И чего бы тебе вместе с братом твоей невесты-то не наступить в эту пакость?! Ну и ну…
Я поднялся на ноги, отвязал от вещмешка лопатку и топорик и двинулся к Саше.
Прошло около часа, а она сидела точь-в-точь так, как мы ее оставили. Я остановился в нескольких шагах от нее.
- Ты пойдешь с нами?
Она подняла голову на звук голоса и посмотрела на меня невидящими глазами.
- Что?..
Интересно, сколько у них с собой патронов? Крайне глупо было тратить их на человека. Можно было бы вколоть ему побольше какого-нибудь лекарства из военной аптечки. Да и Эдикова голова выглядела бы намного эстетичнее. Я, превозмогая отвращение, подошел и присел рядом с ними на корточки.
- Нам нужно его похоронить.
- Похоронить?..
Я тихонько разжал ее пальцы и забрал ствол. Свалить, что ли, пока не поздно? Но, черт, я же, блин, благородный…
- Я хочу тебе помочь.
- Помочь?..
Черт! Тяжело вздохнув, я отвесил ей звонкий шлепок по щеке.
- Извини.
Но помогло только со второго раза. Она ненавидяще смотрела на меня, рыдала, и уж конечно, думала, что будь сейчас ее братишка жив-здоров, он непременно вздернул бы меня на ближайшем дереве. А теперь ее, бедную-несчастную, могут бить и обижать все, кому не лень. Минут через пять у нее открылась способность говорить. Причем, не просто так, а говорить всякие гадости и мерзости и исключительно в мой адрес. Я сидел, курил и ждал, пока иссякнет этот поток слов и живописных оборотов, из которых я даже не все слышал. Кое-что попытался запомнить на будущее, авось пригодится. Еще немного времени, и она начала думать, правда, не прекращая при этом поливать меня дерьмом.
Все это закончилось просьбой:
- Помоги мне …
Ну, наконец-то!
- Где? – спросил я, выбрасывая очередной окурок.
Она огляделась по сторонам, а затем ткнула пальцем под дерево:
- Там.
- Отлично.
Копали вместе. Я – лопаткой, она – моим ножом и ногтями. Немного позже пришли на помощь и Лерка с Глебом. Копали основательно и глубоко. Мы не сможем забрать его отсюда, когда все образуется: кефирная гадость отъела уже и колено. Через несколько часов Эдик пропитает собой дно своей могилы. А завтра от него и мокрого места не останется. Так что нужно проводить его в последний путь по возможности достойно. Когда выкопали могилу, я вручил Сане и Лерке топорик и отправил их срубить жердь для креста. Эдика мы переносили сами. Я никогда раньше не прикасался к мертвому телу. Не смотря на то, что я даже ни разу не взглянул в сторону тающей культи, все же едва мы опустили бедолагу в яму, я снова бросился в близстоящие кусты. Глеб сочувственно проводил меня взглядом. Оказалось, парень – медик. Ну, собственно, как и его чокнутая невеста.
Эдика закопали, водрузили над холмиком крест, немного постояли и отправились на нашу поляну.
Шагать дальше сегодня уже не имело смысла: на лес опустился глубокий вечер. Мы снова разожгли костер, установили тент, и я принялся думать, как нам четверым разместиться на двух пенках. В итоге, пенки отдали девчонкам, а для себя нарубили каких-то веток.
- Подумать только. А еще вчера мы пытались уснуть на голой земле под проливным дождем, - выкладывая для нас настил, довольно бурчал Глеб.
Я покосился в его сторону. Подумать только! Еще вчера я дрых на теплой пенке, а теперь из-за тебя мне придется колоть бока торчащими сучьями…
Суп варили два раза, теперь не хватало котелка. Поесть сегодня, завтра утром и еще в пути.
Саша равнодушно отнеслась к идее передачи ружья мне. Она совершенно спокойно достала из кармана коробочку с патронами. Одиннадцать штук. Маловато. И не менее спокойным голосом сказала, что еще штук шесть патронов мы похоронили вместе с Эдиком. Елки!!! Хоть иди и выкапывай!.. И вообще, весь вечер она просидела в сторонке. Хмурая, тихая… На ее отказ от еды, я отреагировал бурным скандалом. Дескать, мало они повисли на нашей шее, так еще и завтра все будут чувствовать себя нормально, а из-за ее голодовки нам придется сбавлять темп движения. Она все-таки поела.
- Итак, что мы делаем завтра. Просыпаемся в пять утра, завтракаем и быстро собираемся. И шагаем, шагаем аж до самого обеда. После обеда досыпаем, а потом снова в путь.
- Так что ж? В Еремеево? – спросила Лерка разглядывая карту.
- А что?.. Жратвы купить, воды набрать, узнать, что вообще происходит-то? А то может, снаружи уже все закончилось, а мы по лесам прячемся. И как получается, до обеда топаем почти до самой деревни, не доходя, ставим лагерь, отдыхаем, потом топаем в деревню? А ведь в деревне может быть что-нибудь вроде гостиницы.
- Ты взял с собой деньги?
- Разумеется, мы же идем в населенный пункт.
- А мы совсем без денег, - уныло развел руками Глеб.
- Значит, будете спать во дворе! – не выдержал я.
Что еще они у меня попросят?!!
- Извини, - буркнул я, - и вообще, мы сейчас не это решаем. Итак. Или мы все же отдыхаем в лесу, а потом со свежими силами и бодрой соображалкой отправляемся на встречу с братьями по разуму?
Спать было тепло и приятно. До тех пор, пока я сквозь сон не понял, что нахожусь в объятиях своего новоприобретенного приятеля. Я тут же разлепил глаза, скинул с себя его руку, ногу и отодвинулся на самый край настила.
Но только уснул, как мне начала сниться лошадь. Она тихонько фыркала мне в ухо, щекотала его влажными губами, а потом вдруг превратилась в Гагарина.
Интересно. С какой бы радости Гагарину фыркать мне в ухо?
Я снова открыл глаза и тут же ощутил запах тушеного мяса. Его источник нежно обнял меня за плечи и прижался ко мне всем телом.
Я раздраженно влепил ему локтем в грудь, но тут же пожалел об этом, потому что парень сел и, огласив окрестные леса безумным воем «На нас напали!!! Спасайтесь!!!», принялся молотить кулаками направо и налево.
Когда инцидент разрешился, я, сверкая в темноте пластырем на разбитой губе, разделил настил на две части. Улегся на одну из них и долго не мог уснуть: внутри меня все клокотало от отвращения и ненависти.
Еремеево напоминало павильон для съемок фильма. Пустой, необыкновенно тихий, покинутый актерами, статистами и съемочной группой. Мы медленно шагали посередине центральной улицы и настороженно оглядывались по сторонам. Ни одного человека, ни кота, ни собаки… Дождя пока не было. Просто серое небо над головой. Серые дома, серый асфальт. Шорох наших подошв о плохое покрытие эхом разносился по округе. Этот шорох и редкий шепот, которым мы обменивались впечатлениями, были единственными звуками, тревожащими гробовое молчание замершей деревни.
- Хоть бы ворона где каркнула, что ли… - проговорила Лерка.
Ага, щас! Каркни ворона, и от ужаса вы рванете во все лопатки кто куда!
- Наверное, все попрятались по погребам и ждут спасательные бригады, - предположила Саша.
- Может, поищем кого-нибудь?
Мы свернули к ближайшему дому. Пока Глеб вежливо звал хозяев из-за калитки, ведущей в небольшой дворик, я сквозь забор пытался оглядеть небольшое хозяйство. Аккуратный домик, небольшая банька, сарайчик, а это, наверняка, курятник или помещение для какого-то другого скота, судя по примыкающему к нему пространству, огороженному сеткой рабицей. Честно говоря, я потихоньку начинал надеяться на то, что мы так и не найдем хозяев этого дома. Зато, найдем в нем много чего другого… Более интересного…
- Кажется, там никого нет…
- Да что ты говоришь… – не сводя глаз с кружевных занавесок на окнах, я стащил с себя вещмешок и снял с плеча ружье.
В этот момент я слабо сознавал, что моя рука не поднимется застрелить из него даже ту же самую курицу. Но зато смелости много прибавилось. Да и со стороны я, наверное, выгляжу очень круто.
Калитка с внутренней стороны закрывается на массивный засов, до которого я очень просто могу дотянуться рукой.
- И для чего, спрашивается? – бубню я себе под нос и отодвигаю засов.
Калитка медленно открывается внутрь. Мы еще некоторое время пытаемся что-нибудь разглядеть сквозь тюль на окнах, а потом ступаем на тропинку, выложенную небольшими бетонными плитками. Плитки местами потрескались, и из трещин начала прорастать трава. Сюда бы кур, они бы мигом навели порядок.
- Сразу к дому? – спрашивает Лера.
Я медленно киваю и шагаю по плиткам. Невысокое крылечко с четырьмя ступеньками, дверь, выкрашенная в рыжий цвет. Миролюбиво покачивая стволом, я стучусь. Без результатов. Под нажимом дверь легко открывается.
- Эй!.. – зову я, заходя внутрь.
В ответ тишина. Большие сени. Напротив еще одна дверь. Очень основательная, обитая дерматином, а из прорех выглядывает серенький войлок. Я бегло оглядываю сени: несколько пар обуви, детской, в том числе; у дальней стены стоит огромный самодельный шкаф, в котором, наверняка скрываются груды бесполезного барахла; рядом – диван; возле окна – стол, несколько стульев. Видимо, что-то вроде летней столовой.
По крыше начинают стучать дождевые капли… Черт, а ведь все так хорошо начиналось. Снова сегодня мокнуть.
Теплая дверь тоже оказалась не запертой. Мы оказались в темном коридоре.
- Эй… - снова позвал я.
Никого…
Слышу, как Саша командирским голосом велит Глебу остаться вместе с Леркой в сенях. Лерка не сопротивляется, меня это немного удивляет, но времени думать об этом нет, и я шагаю дальше по коридору. Слева – большая кухня. Наверняка, в солнечный день здесь очень светло и уютно, но сегодня казалось, что это помещение пропиталось уличной серостью и сыростью. Справа – за дверью жилая комната. Господи, до чего же уютная! С кроватью, с занавесками на окнах, с игрушками, разбросанными на ковре.
Когда открылась дверь в ванную, у меня зашевелились волосы на голове. От неожиданности я шарахаюсь назад и давлю на курок. Сквозь грохот выстрела я слышу звон разбитого стекла и вижу, как темный силуэт напротив двери осколками осыпается на пол.
Черт!!! Зеркало!
За плечом хмыкает Саша:
- Ты, конечно, не красавец, но мог бы уже смириться.
Я не отвечаю. Очень жалко истраченный впустую патрон.
Коридор упирается в просторную гостиную. И все так же ни одной живой души.
- Нам нужно найти погреб, подпол или еще что-нибудь в этом роде. Наверняка, хозяева спрятались там. Если нет, то нужно осмотреть соседний дом. Или отыскать какое-нибудь бомбоубежище. Должен же кто-то остаться в этой поганой деревне.
Сашка хмуро кивнула головой:
- Только давай сначала решим, что делать с твоей подругой.
Я уставился на нее в недоумении.
- А что с ней решать-то?
- Она не сможет двигаться дальше.
- В смысле?!
- В смысле, что она на ладан дышит. Даже если сейчас сбить ей температуру, то еще минимум дня два ей нужно будет отлежаться. Мы не можем терять столько времени. Побудет здесь немного, очухается, пойдет следом, может и догонит.
Я несколько мгновений тупо смотрел на нее, пытаясь понять, что она имеет в виду. А потом перед внутренним взором возникла растворяющаяся культя Эдика, и я, спотыкаясь, сшибая дверные косяки бросился в сени. Лерка бледная как смерть, лежала на диване под толстым одеялом, которое где-то раздобыл Глеб, и сотрясалась крупной дрожью. Я склонился над ней, она открыла глаза.
- Что с тобой? – я откинул одеяло и бегло оглядел ее нижние конечности в поисках язв.
Чисто.
Она даже попыталась улыбнуться:
- Что-то мне сегодня…
Я развернулся к Саше:
- И ты мне только сейчас об этом говоришь?!!
Она облокотилась о косяк двери:
- Только не говори мне, что ты сам не видел! Ее вообще-то с утра так колбасит! А если она действительно тебе так дорога, то мог бы и почаще обращать на нее внимание. И не смей обвинять меня!
- Эй… Я только немного полежу и…
- Что с ней?!
- Гнойная ангина, - откликнулся Глеб.
Когда я понял, что он имеет ввиду, с моих плеч как гора свалилась. Я почувствовал себя так легко, что едва не пустился в пляс.
- И всего-то?! – я снова обернулся к Сашке, - Ангина?! Каким образом обычная ангина может задержать нас на несколько дней?!! Давайте, говорите, каких таблеток найти, я принесу, и пойдем дальше.
- Ей нужно будет дня три побыть в постели.
- Нет, я смогу идти… - проговорила Лерка сквозь зубовную дробь.
- Героиня, - фыркнул я, разглядывая ее бледное лицо.
- Это заразно… - Сашин голос.
- И?!!
- Да так…
Через час Лерка уснула все на том же диване после некоторых процедур. Глеб отыскал какой-то древний медицинский справочник и, похохатывая над содержимым, мотался рядом в кресле качалке. А я, оставив безрезультатные попытки поймать что-нибудь по радио, вышел на крылечко и остановился. Огород полускрытый мерзкой серой моросью, навевал чувство такой безнадеги, что хотелось выть волком.
- Я так понимаю, мы останемся здесь? – спросила Саша, появляясь следом.
- Правильно понимаешь… - я шагнул на лесенку и спустился на дорожку, ведущую к воротам.
- А что если вернутся хозяева?
- Вот когда вернутся, тогда и посмотрим.
Она двинулась за мной следом:
- Послушай… Тебя не удивляет полное отсутствие ВСЕХ тварей? Хоть бы курица, какая осталась. Так ведь вообще ж никого.
Я усмехнулся:
- Так что тебя больше тревожит? То, что здесь никого нет, или то, что в любой момент может кто-то вернуться? И вообще, хочется поговорить, поговори со своим женихом.
Я слышал, как она остановилась.
Однако, засунув свою гордость куда подальше, она почти выкрикнула:
- Ты же собираешься поискать их? Только не говори, что тебе хватит дурости делать это в одиночку!
- О! С тобой мне будет гораздо спокойнее! – я обернулся.
Она стояла на дорожке, ожидая ответа.
- Ладно, пойдем. Только молчи, ради бога…
Первый погреб мы нашли на этом же участке в полуразвалившемся сарайчике. Перед крышкой я немного задержался, рисуя себе живописную картину собственной смерти от выстрела, свихнувшегося от страха и ожидания группы спасения, фермера. Но сзади нетерпеливо переступила с ноги на ногу моя не совсем адекватная спутница, и пришлось взять себя в руки.
Открыв люк, я глотнул из темноты сырой картофельный дух и, переведя дыхание, крикнул:
- Эй! Тут есть кто-нибудь?
Чернота молчала.
- Эй! Это мы! Спасательная бригада!
- Нужно найти свечи, - пробормотала рядом Сашка.
Я поднялся с колен и отряхнул руки и брюки.
- Здесь никого нет, пойдем дальше.
Честно говоря, меня не прельщала идея спускаться вниз. Даже со свечой.
Бегло осмотрели курятник, нашли несколько яиц, прихватили их с собой. Я еще с надеждой осмотрел грядки, пытаясь найти там торчащий зад огородника, занятого прополкой, но, естественно, безрезультатно.
Тихонько скрипнув калиткой, мы вышли на улицу. Та же самая безжизненность, серость и пустота. Именно такими рисуют миры для страшненьких компьютерных игрушек. Сейчас непременно откуда-нибудь вылезет мертвяк с окровавленной мордой и примется клацать зубами. Я зябко поежился. Сашу тоже слегка передернуло.
- Ну что? К соседям? – спросила она.
Я кивнул.
Перед калиткой, мы для порядка даже постучали по забору, трусливо поозирались по сторонам, и только потом вошли. И дом, и хлев, и коровник населенностью от соседских не отличались.
Мы оба знали, что наши изыскания проходили бы в два раза быстрее, если бы мы разделились. Но ни один из нас не предложил этого сделать. Итак, было достаточно одиноко и жутко.
- Либо все собрались в одном месте. Скажем, есть здесь просторное бомбоубежище. Либо все просто свалили, - говорил я вслух, покидая владения.
Саша не перебивала.
Я продолжал:
- Но!.. И свалить, и собраться в одном бомбоубежище вместе со скотиной достаточно сложно. И потом… - мы снова вышли на дорогу, - и потом… сваливать со скотиной, но без документов и бабла… крайне не разумно… Итак… Если они не спрятались и не ушли… То куда они все делись?
Я замолчал. В голове поселилась нудящая боль.
- Пойдем дальше?
Мы перешли через дорогу и оказались рядом с большим крепко слаженным двухэтажным домом. Наверное, здесь живет мэр… Председатель… Или как там его?.. Ворота оказались заперты. Мы некоторое время постояли перед ними, постучали, покричали, но только нагнали на себя страха: в тишине этой мертвой деревни наши голоса и удары кулаков по дереву ворот казались неестественно громкими. Мы просто перелезли через забор.
- Только ты там не тяни, - с улыбкой проговорила Саша, когда я ее подсаживал, - а то как-то неуютно будет мне одной по ту сторону.
До парадного крыльца путь лежал мимо ворот. Здесь мы остановились и недоуменно переглянулись. Они были закрыты изнутри на гигантское подобие шпингалета.
- Все же здесь кто-то есть?
- Увидим…
Мы несколько неуверенно пошли к дому. Может, кого-нибудь найдем в подвале этого дома. Да-да… У дома даже был подвал.
Входная дверь, как и во всех остальных домах, оказалась открытой. Мы прошли в… гостиную… Надо же… В какой-то задрипанной Еремеевке есть дом с гостиной, если не сказать, с холлом. Уж не найдем ли мы здесь бильярдную и библиотеку с камином? Будь у меня деньги на постройку такого дома…
- Эй! Есть тут кто-нибудь?!!
Я аж подпрыгнул от неожиданности.
И зашипел:
- Еще раз так сделаешь, и…
Но кроме меня никто на ее зов так и не откликнулся. Мы медленно зашагали к сумрачному коридорчику. С одной стороны ванная и туалет, напротив чуланчик, дальше кухня. Здесь делать нечего.
И уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, мы услышали размеренное «кап… кап…».
- На втором этаже ванная? Вот буржуи…
- Тихо…
Капанье раздавалось из-за самой дальней от лестницы двери. Это могло обернуться простым не закрытым краном, но почему-то от этих звуков волосы шевелились на голове, а по спине побежал мерзкий холодок.
- По очереди… - прошептал я и, не сводя взгляда с двери, схватился за ближайшую ручку.
Мы, конечно, осмотрели соседние комнаты, но в процессе этой процедуры не прекращали мысленно считать капли воды, редко стучащие по неизвестной поверхности. Кровать, письменный стол, КАП, книги… Лампа… КАП… И здесь никого…
Перед закрытой дверью мы нерешительно остановились… КАП…
Уличный ветер ударил по окну на лестнице бисером мелких капель дождя. Я поежился… КАП…
- Ладно, давай зайдем…
Ручка поддалась нажатию моей ладони, замок тихонько щелкнул и дверь бесшумно открылась.
От увиденного меня бросило сначала в холод, потом в жар, на какое-то мгновение потемнело в глазах. И голос завопившей от ужаса Сашки я услышал уже как в тумане:
- Эдик!!! – истошно визжала она, - Эдик!!!
Она попыталась убежать, но ноги просто подкосились, и бедолага рухнула на паркетный пол. Я же, ничего не соображая, продолжал тупо пялиться на темно-коричневый человеческий силуэт, отпечатавшийся на белых простынях кровати. Он растекся и был немного больше человеческих размеров. А из-под кровати раздавалось мерное капанье стекающего с матраса на дорогой паркет того, что от него осталось. Можно было разглядеть пропитанную… этим… пижаму, выглядывающую из-под одеяла.
Мои руки-ноги похолодели, в голове загудело…
Я был близок к Сашкиному состоянию… Но меня привела в чувство мелькнувшая где-то на задворках сознания мысль подобная нашатырю: «кефирная» речка осталась в сорока километрах отсюда. Откуда здесь это?!
И только ли здесь?
Я стер холодный пот со лба.
Перед глазами возникло белое как мел, мокрое от пота, сведенное болью в жуткую гримасу, лицо Эдика.
Неужели меня ждет та же участь?
Наверное, в итоге я попрошу, чтобы меня тоже пристрелили…
Больше здесь делать было нечего. Я прикрыл дверь, подхватил Сашку на руки и потащил к выходу. Наверное, Глеб знает, как привести ее в чувство. Но как только мы вышли под холодный дождь, она сама вернулась в сознание. Я посадил ее на крылечко, и, взяв ее руки в свои, попытался согреть. Глупая, конечно, затея, если учесть, что мои конечности были ничуть не теплее.
Но, судя по всему, ей стало легче:
- Это ведь не он, да?
- Конечно… Твоему брату повезло больше…
Она чуть помолчала, а потом, явно задавив снова подкатывающую истерику, проговорила:
- Помнишь кучу мокрого тряпья в сарайке того дома? – она указала на соседний участок.
- Помню…
Мы снова замолчали. Не было желания обрекать свои мысли в слова. Слишком уж страшно звучали бы они, произнесенные вслух.
Через какое-то время Сашка снова шевельнулась:
- Как думаешь, есть смысл кого-нибудь искать?
- Не знаю… Как ты? Идти можешь?
- Да, наверное…
Она попробовала подняться и даже сделала несколько шагов, но тут же осела на ступеньки.
- Сделаем вот как. Ты посиди здесь, а я осмотрю еще подвал и подсобки.
Я страстно желал, чтобы она отказалась, но Саша после некоторой паузы вымучила неуверенный кивок. Да уж… После истории с ее братом, это будут самые долгие минуты в ее жизни.
В подвале я обнаружил четыре лужицы, с валяющимся в них тряпьем. В подсобках не было ничего.
…На соседнем доме болталась облезлая вывеска «Универсам».
- Знаешь, когда я была маленькой, я мечтала, чтобы мне подарили целый магазин игрушек и всяких вкусностей, - Сашка явно старалась казаться бодрее, чем ощущала себя на деле.
Я усмехнулся:
- Твоя мечта сбылась... Бери! Не супермаркет, конечно, но… Хочешь осмотреть владения?
Она улыбнулась:
- Давай попробуем! Я даже не против, если в магазине вместо игрушек будет полным-полно водки.
Дверь оказалась закрытой. Но мы, не особо церемонясь, просто разбили окно и залезли внутрь.
От вида полок, ломящихся от яств, настроение несколько улучшилось. Я почти был готов танцевать в такт голодному желудочному урчанию.
Думаю, перед дорогой мы заглянем сюда и наберем крупы и консервов.
- А вот и шоколад. Возьму-ка Лерке пару штук. Пусть порадуется. О, лимончики…
- Она больше порадуется молоку, меду и маслу. Прихвати. Вон холодильник.
Около холодильника я радостно огласил магазин непристойными воплями:
- Ух ты, етить разъетить! Пельмешки!
Весело покрывая пельмешки матом, я хапнул пару пачек и повернулся к Сашке.
И остолбенел.
Сашка, видно, еще сама не успела ничего сообразить. Она исключительно рефлекторно выронила из рук погрызенный «Сникерс» и подняла их к верху. И на меня она смотрела скорее вопросительно, чем испугано. В ее висок упирался ствол огромной древней трехлинейки.
- Руки!.. – рявкнул дед.
Пельмени я все же не выпустил. Так и стоял, задрав обе пачки вверх. Дед тоже некоторое время размышлял, что с нами делать. Потом, судя по всему, пришел к какому-то выводу и махнул стволом в сторону двери.
- А ну марш на улицу.
Мы послушно вышли под морось.
- Сейчас я вам покажу кузькину мать… - дед, тыча стволом в Сашкину спину, выбрался следом из разбитого окна, - раньше таким как вы руки рубили… Шагом марш!!!
Я топал по пустой улице и судорожно размышлял: такую хрень, которую он держал в руках, сняли с вооружения сразу после второй мировой. И даже, если у него в руках – самый последний экземпляр, то ему никак не меньше шестидесяти лет. У деда больше шансов пораниться самому, чем убить нас. Но тем не менее, пока есть вероятность, что он сможет причинить Сашке вред…
- А куда ты нас ведешь, отец?
- Какой я тебе отец?!! Какой отец?!! Да ты моему сыну в подметки не годишься! Да ты сейчас сам с ним встретишься в участке-то! Он заставит тебя покаяться! «Отец»! Нашел «отца»!.. Где это весь народ-то?.. А ну, стоять!
Мы остановились. Дед, не отводя от Сашки винтовки, начал оглядываться по сторонам.
- Батюшки, перемерли, что ли?
Знал бы ты, дед, насколько близок к истине…
Он попятился к ближнему забору и позвал:
- Марья!
Марья не отвечала.
- Вот глухая тетеря… По погребам, наверное, все сидят.
- Нету их по погребам.
- А тебе никто не велел рта открывать. Потом разберемся. А ну, вперед давай оба!
Так мы дошагали до участка милиции. Задранные вверх руки затекли, да и пельмени начинали таять, поэтому я швырнул их в густые кусты, за что чуть не получил пулю промеж лопаток.
- Ты что, мать твою, чужим добром разбрасываешься, а?!!
- Дед, у тебя тут деревня вымерла, а ты из-за каких-то пельменей ведешься! Стыдно должно быть!
У деда от такой наглости аж глаза округлились:
- Чего? Это ты мне говоришь о совести?!! Ну и нахал!!! Каков нахал!!! А ну, руки!!! Шагай на лестницу!
Я поднялся по трем ступенькам на широкое крыльцо. Вооруженный дед с моей спутницей на прицеле зашагал следом.
- Открывай дверь!
Та естественно не поддалась.
- Стучи!
Я добросовестно выразил двери всю досаду скопившуюся во мне за последние четверть часа. Удары разнеслись по округе раскатистым эхом. Но дверь не открылась.
Дед погонял нас по пустой деревне еще минут сорок. Мы зашли в несколько домов, слазили в несколько погребов, попутно рассказав деду нашу историю и показав несколько темных луж. Дед знал многих односельчан. Сначала он не верил нам, а потом начал узнавать своих соседей по оставшейся одежде, украшениям, да протезам.
Он уже забыл направлять ствол на Сашку, а позже и вообще выбросил его в сточную канаву.
- Ты че, дед? Не жалко?
- А это на таких неучей как ты и рассчитано. Этой винтовке семьдесят лет в обед. Она уже давно и не стреляет вовсе. От отца досталась… А раньше мы нашу военную мощь наизусть знали… А вы-то теперь и от армии отказываетесь.
Кое-где горел свет, отсвечивали рябью телевизоры. Выходя, мы выкручивали пробки, оставляя притихшие дома сторожить покой их погибших хозяев.
Видели мы и несколько пожарищ, оставшихся на месте деревянных домов. Некоторые из них были потушены дождями, а кое-где еще веяло на нас сухим жаром раскаленных углей. Одна улица выгорела начисто. И если бы не кирпичный дом, вставший на пути огня, то к этому часу от Еремеево осталось бы лишь пепелище.
На противоположном краю деревни расположился военный пост. Дед говорит, что раньше его здесь не было, он появился в последние два дня. И спутниковая тарелка, увенчавшая чердак, – вместе с ними. Мы увидели несколько почти новых УАЗов, один тентованный ГАЗик, трешку КрАЗов, один из которых – грузовой, а два других – для перевозки солдат.
- Это дом Захара Андреева, - дед сплюнул под ноги, - Захар – какой-то там видный военный. Майор ли, подполковник ли… Что-то в это роде… У него здесь все его родичи жили: дети с мужьями, женами и внуками, братья и сестры со своими семьями… Такое маленькое государство… У них тут даже генератор есть.
Мы прислушались, но, сколько не напрягали слух, так и не смогли уловить ни звука. Сквозь забор был виден просторный двор, из-за дома выглядывали хозяйственные постройки. Дорожка перед домом и трава вокруг были покрыты таким количеством мусора, что им позавидовала бы любая городская свалка. Бумага, тряпье, объедки…
- Смотри, - Саша показала пальцем на одно из окон первого этажа.
Моя голова сама по себе втянулась в плечи.
Стекло было разбито, и через эту дыру оконного проема виднелся кусок белой стены внутреннего помещения. По всему видимому промежутку пробегала цепочка темных дырок. Кто-то вдарил по стене из автомата.
В окнах второго этажа тоже не хватало некоторых стекол. Через них мы могли видеть только потолки. В одной из комнат потолок был обильно забрызган черной жидкостью.
- Наверное, паника была… - почти шепотом проговорила Саша.
- Их там должно быть человек семьдесят было… Судя по машинам… - пробормотал дед.
Семьдесят вооруженных до зубов, обвешанных смертоносной электроникой, наёмных молодцов в панике мечутся по дому. Странно, что строение уцелело…
- Пойдем внутрь? – я оглядел своих попутчиков, искренне надеясь, что они откажутся.
Сашка поежилась:
- Знаешь, пока нет гарантий, что кого-нибудь из нас не пристрелит спятивший солдатик…
Мы чуть не сломали глаза, пытаясь рассмотреть обстановку в хозяйстве Андреева, но дед подал умную идею:
- А мы придем в сумерках, посмотрим, загорится ли свет.
- Так и сделаем…
Вскоре мы остановились рядом с домом его сына.
- Вот что, ребята, я не пойду внутрь, а вы сходите, посмотрите, что там. Выйдете, расскажете. Там сын с женой, мать ее больная, да четверо детишек.
Мы нашли всех семерых в погребе. То есть то, что от них осталось. На сердце скоблили кошки, когда мы выходили из сарая. Дед понял все по нашим лицам и не стал расспрашивать.
Только тихо произнес:
- Почему не я?..
А действительно… Почему? Что же в нем, в деде, было такого особенного, что позволило ему остаться в живых?
Мы шли к его магазину. Оказывается, дед жил на втором этаже того же дома. Его средний сын предложил ему на старости лет развлечение, открыть свой магазин. Прислал ему денег, проектировщика и двух помощников. Дед отказывался, но сын сказал, что дает ему эти деньги в долг. А вот продаст он старую избу, откроет дело, так сразу и вернет все. Нечего, мол, торчать на огороде. Так хоть остатки дней доживать интереснее будет. И действительно, как только появилось занятие, так сразу, словно, годков поубавилось, помолодел немного… А товары сам возил из города, а иногда сыновья помогали.
Он услышал сообщение по радио в магазине. Испугался очень, потому что еще очень живы были рассказы матери о налетах немецких бомбардировщиков. Позвонил сыну, закрыл магазин и тут же залез в свой подпол. Склад у него там был. Вообще красота, все под рукой. И еда, и вода, и свечи! Сидел там, слушал радио. Все больше играла музыка, но время от времени снова появлялись сообщения о воздушной тревоге. Позже добавилось сообщение о биологической опасности. Последний раз в реку комбинат какую-то химию сбросил, так полгорода потравилось. Кто-то поносом отделался, а кого-то через неделю закопали на кладбище.
Меня как обухом по голове приложили!
Я схватил деда за рукав:
- Вода в водопроводе из реки?!
- Так откуда ж еще? У нас тут и очистные свои.
- А ты что пил?
- Так ясно что, у меня минералки целый склад.
Лерка!!!
Я со всех ног рванул к дому, где мы оставили Леру и Глеба. Какой же я идиот!!! Идиот!!! Черт!!! И мне вдруг подумалось, что Лерка за эти дни стала мне самым близким человеком на всем белом свете! И если я сейчас лишусь еще и ее… Это будет мне наказанием за мою беспросветную глупость! Перед глазами как кадры кино мелькали голые исцарапанные ветками ноги, торчащие из моей футболки, сосульки волос, синяки под глазами, но живая и добрая улыбка на усталом бледном лице. О, черт!!!
Я взбегаю на крыльцо и столбом застываю в дверном проеме. Лерка увидела меня, машет мне рукой, улыбается… Бледная, изможденная… А другая рука протягивает Глебу пустой стакан.
Ноги не держат меня, я роняю голову на откос двери и сползаю на пол.
Я сам не помню, но потом мне рассказывали, как я с ружьем гонял Глеба по дому и крестил его убийцей, чуть не пристрелил Сашу за то, что она, якобы, все знала, но никому ничего не сказала, а потом на вопли пришел дед и вломил мне по черепу пустой пивной бутылкой.
Когда я пришел в сознание и обнаружил себя в сенях чужого дома, я пожалел, что не умер. За окнами было темно, только редкая цепочка фонарей пыталась осветить дорогу центральной улицы. Снова шел дождь. Рядом в одном из кресел, припертых из дома, с книжкой в руках дремала Сашка. Глеб и дед, нежно прижавшись друг к другу, спали на кровати, тоже появившейся здесь совсем недавно. Я же сам лежал на уже знакомом разложенном диване рядом с, посапывающей во сне, Леркой.
Башка трещала неимоверно! Я попытался отлепить ее от подушки, но тут же крупно пожалел об этом. Хотелось таблетку и попить. Причем, и то и другое желалось в равной степени. А каждая попытка позвать Сашку отзывалась такой болью, что я почти забыл, как меня зовут. Наконец, я исхитрился и ткнул ее пальцем в коленку. Сашка вздрогнула и открыла глаза. И улыбнулась:
- Здорово, агрессор.
- К… Кы…
Она, все еще улыбаясь, склонилась надо мной:
- Чего ты там бормочешь?
- Кык… Ле…
- Нормально Лера твоя. Пока, вроде бы все так же… Пить хочешь?
- Ды…
Она приподняла мою голову и поднесла губам стакан, я же перед тем, как сделать глоток призадумался. Но потом решил, что зачерпни она сейчас пакости из «кефирного» ручья, я и тогда бы не отказался от питья.
- Головка бо-бо? – она достала из аптечки шприц, спирт, ампулу и вату, - давай руку, герой…
Слева пошевелилась Лерка. Я протянул руку и со скрипом повернул голову на шум. Как же я рад тебя видеть… Да, кстати…
- А что… со мной?..
Вот тут и последовал длительный рассказ о том, как я плохо себя вел, и какой я не хороший мальчик. Вообще, честно говоря, я жалел, что не помнил, как чуть не наподдавал Глебу. Исполнение мечты, лелеемой целых два дня, было так близко, а я… А вот то, что я до безумия напугал Лерку, это было очень плохо… Ей насилу вкололи какое-то серьезное успокоительное, и с тех пор она спала.
- Так что, тебе, дорогой мой, самому придется рассказывать ей историю, в которую она влипла.
Постепенно боль ушла. Я даже почувствовал себя способным разговаривать. Правда, язык ворочался кое-как.
- А ты чего не спишь…
- А мы с Глебом договорились дежурить по очереди. Кстати, его время уже пришло.
- Ты так со мной не поступишь…
Она очень гадко ухмыльнулась:
- Думаешь?
- Когда Лера проснется?
- Не знаю… Часа через два, может утром… Дед в сумерках поторчал перед постом. Там темно как в заднице… А еще он видел собаку, которая пила воду из реки… Спи давай! Чтобы утром огурцом был!
- Никто не приходил?..
- А ты кого-то ждешь? Вынуждена тебя огорчить.
Я взглянул на черный провал окна, потом перевел взгляд на дверь и содрогнулся, представив, как сейчас кто-то с той стороны, стоящий в полной темноте под ледяным дождем начинает с силой ударять кулаком в дверь. Н-да… Не нужен нам никто…
Меня избавили от необходимости объясняться с Лерой. К тому времени как я проснулся, она уже сидела в кресле, укутанная пледом, и уныло рассматривала пейзаж за окном. Я поднялся с постели, оделся и остановился в нескольких шагах от нее. Лера либо не заметила, либо сделала вид, что не заметила… В любом случае стало ясно, что ей сейчас никто не нужен. Она просто ждет…
Я потряс головой, пытаясь разогнать туман, и тут же крупно пожалел об этом. Моя активность отдалась мне острой болью.
- Таблетка на столе, - отозвалась на мой тяжкий стон Саша, не отрываясь от того самого справочника, который с таким сарказмом просматривал Глеб.
- Спасибо… - прохрипел я в ответ и отправился в указанном направлении.
Через некоторое время Глеб поставил перед нами таз пельменей, сваренных на минералке. Я попытался привлечь к завтраку Леру, но она, кажется, меня даже не услышала.
За завтраком и прошло совещание. Чтобы хоть немного отделаться от мысли, что нас скоро станет на одного меньше, я начал строить планы на будущее:
- Сейчас позавтракаем и отправимся в военный штаб. Там должна быть более подробная карта местности. Глеб, у тебя права есть?
- Какие? – опешил тот от неожиданности.
- Водительские!
- У меня есть… - вместо него откликнулась Саша, - Глеб только собирался учиться.
- У деда Семена тоже есть. То есть, мы можем уехать отсюда на трех машинах.
- Куда уехать?
- Не важно… На юг… Не оставаться же здесь. Мы не единственные выжившие, нам нужно найти других. Мы просто оказались в эпицентре катастрофы. И где-нибудь в Москве сейчас в «Новостях» рассказывают о страшной экологической катастрофе, случившейся в нашей области.
- Ты слышал, о чем сейчас рассказывают в Москве… - мрачно вставила Саша.
- Хорошо, пусть не в Москве. Но суть-то не в том. Двигаться куда-то все равно надо. И рано или поздно мы все равно попадем туда, куда эта дрянь не добралась
Значительно постаревший за сегодняшнюю ночь, Дед Семен крякнул в усы.
- Что?
- Откуда ж ты такой наивный взялся? – он засунул в рот зубочистку, - Тебя послушать, так все только и думают о воссоединении с тобой как о чудесном благе. А ты представь, что по стране сейчас разбросаны тонны бесхозного оружия. Такого, как у нас на соседней улице. И собралась компания выживших, человек в десять, и никто им больше не нужен, а жратва кончилась. Угадай, что тогда со всеми нами будет? Как двигались вы пешком, не отсвечивая на дорогах, так и нужно двигаться дальше. В горы.
- Я – городской мальчик, дед… И я не знаю, что такое – добывать себе пищу в естественных условиях. Черт! Я привык покупать ее в магазине!
- А чем ты занимался-то?
- Компьютеры…
- А, это такие телевизоры, где много кнопок, да?
- Именно, - я хмуро уставился в свою тарелку.
Есть уже не хотелось, дед напрочь отбил весь аппетит.
- Вода заражена во всех реках, которые берут свое начало на востоке или на западе… Вдоль них ни людей, ни животных. Есть шанс найти чистые источники в горах. Но если эта пакость отравила грунт…
- Ты неплохо соображаешь для городского мальчика…
Я раздраженно вскинул голову:
- Дед, ты не мог бы говорить со мной не как со школьником?
Он поднял руки вверх:
- Извини, извини, продолжай.
- Все реки куда-то впадают… - мрачно проговорила Сашка.
- Да…
В помещении воцарилась мертвая тишина.
- Но есть же озера… - нарушил ее через некоторое время Глеб.
- Которые тоже питаются грунтовыми водами. А если эта дрянь начнет еще и выпадать с дождями?..
- Ну это ты через край, по-моему…
- Через край?.. Ты знаешь, что это такое? Ты - медик, ты можешь мне сказать, что это?! Химия, типа кислоты?! Вирус?! Живой организм, питающийся плотью?!
- Скорее, последнее… - Сашка не отводила взгляда от окна.
- Почему?!
- Потому что кислоты так себя не ведут.
Глеб чуть не подпрыгнул:
- У них должна быть своя среда обитания! Вырви их из этой среды, и они все передохнут, к чертовой матери. Например, если выглянет солнце и высушит все вокруг, тогда они смогут жить только в реках!
- «Только в реках»… И всего-то?.. А может быть и другой вариант, - я по-доброму осклабился, - при высыхании они смутируют в каких-нибудь паучков и расползутся по суше.
- Вероятно, зимой они погибнут… - Сашка забарабанила пальцами по столу, нам нужно просто прожить до морозов. Итак, планы на сегодня?
Я взглянул на Лерку, сердце надрывно защемило… Это я во всем виноват… Это я не углядел…
- Сегодня мы снова останемся здесь на ночь… - ответил я, - а завтра с утра поедем дальше. Нужно будет взять побольше одеял для Леры…
- Не уверена, что мои планы не разойдутся с вашими… - вдруг ответила она, не отводя взгляда от окна.
- Брось эти глупости, детка… Все будет хорошо…
Она промолчала.
Все разговоры прекратились. Мы старались даже не греметь посудой…
После завтрака я сидел рядом с Лерой, гладил ее по руке и рассказывал, как мы с друзьями несколько лет назад ездили на море автостопом. Она вроде бы отвлеклась и даже заулыбалась, но тут подошла Саша.
- Тимур, мне нужно с тобой поговорить.
- Саш…
- Очень нужно…
- Что случилось? – мы вышли на крыльцо и закурили.
- Это насчет Леры… Мне кажется, что она совершенно здорова… Ну, я имею ввиду, от этих… блох…
- Ты уверена?
- Блин, я ж тебе только что сказала: «Мне кажется, что она совершенно здорова»!
- Ладно, ладно, почему?
- Потому что, с того момента, как она прополоскала горло, прошло уже 12 часов. И никаких следов. Кожа с ноги… Эдика… исчезла уже через пятнадцать минут после…
Сердце в груди бешено подскочило. Я уже успел мысленно попрощаться с Лерой… А тут выясняется…
Я быстро открыл дверь, заглянул в комнату, отметил, что Лерка действительно выглядит даже немного лучше, чем вчера и закрыл дверь снова.
- Ан… Антибиотики?!!
- Может быть… А может и не быть… Видишь ли, тут может быть много факторов… Она полоскала горло кипяченой водой с солью и йодом. И температура, и соль, и йод, и антибиотики могли убить это дело… А может, это у ее организма такая особенность… А может быть в воде уже ничего и нет…
- Нет?.. Подожди, я должен немного подумать… То есть, ты хочешь сказать, что тебе кажется, что Лера совершенно здорова?
Она раздраженно зарычала:
- Не тупи ты, ради Бога!
- И не умрет?! И мы при большом желании можем от этого защититься? Подожди, а почему ты говоришь об этом только мне?
- Потому что нам нужно все проверить и испытать.
- Как?
Она оценивающе оглядела меня и медленно проговорила:
- Опытным путем…
Я даже не сразу понял, что она имеет ввиду…А потом…
- Озверела, что ли?! На ком?! На Лерке?! Не дам, поняла?! Посмей только пальцем ее!..
- Да не ори ты, балбес!.. Она мне не подходит. В ней антибиотиков столько, что не только ангина, но и все остальное должно было давно передохнуть. Глеба я тоже не дам. В конце концов, он мне дорог ничуть не меньше, чем тебе твоя Лера.
- Дед?
- Дед…
Я разулыбался. Пытается развести как мальчика. Ну, конечно, фигли, сегодня ж первое апреля.
- Не место и не время для шуток.
- А это не шутка.
Перед глазами мелькнула простреленная голова Эдика. Улыбка медленно сползла с моего лица.
Я достал следующую сигарету и прикурил ее от оставшегося бычка. Внутри закипала злость. Мне очень захотелось задеть Сашку, да побольнее.
- Если хорошо подумать, то от деда нам гораздо больше пользы, чем от твоего санитара.
- Он не санитар, а хирург, между прочим. И очень неплохой…
- Это тебя его квалификация зацепила? – я, злобно улыбаясь, смотрел на нее сквозь сигаретный дым.
- А если и так, то что?! Я сказала, Глеба не отдам, и точка! Все, вопрос закрыт. Лучше давай подумаем как нам лучше поступить с дедом.
- Нет уж. Не втягивай меня в свои кровавые делишки… - я облокотился на перилки и стряхнул пепел на клумбу.
- Кровавые делишки?! – она швырнула сигарету, - Я думала, что хоть ты-то понимаешь, что творится вокруг и можешь здраво мыслить!
- Ну-ка, детка... Объясни-ка мне, что творится вокруг…
Она в досаде промолчала.
- И вообще, ты так спокойно об этом говоришь, как будто речь идет не о чьей-то жизни, а о чашке чая.
- Я врач, Тимур…
- А рассуждаешь как мясник. И я теперь не удивлюсь, если проснусь однажды утром разделанным на органы в научных целях. Нельзя просто так принести в жертву невинного человека.
- Ну-ну… Смотри, чтобы кто-нибудь из нас не сгнил заживо.
- Меня волнует только собственная персона. А ты за кого, собственно, больше переживаешь? За себя или за своего клоуна? Ладно, не дуйся. Давай-ка лучше, сходим с тобой к солдатикам. Посмотрим, изменилось ли что-нибудь?
Мы отправились вдвоем. Дед, конечно, рвался с нами, но мы решили его с собой не брать, на что он, кажется, сильно обиделся. Когда подходили к штабу, небо на минуту прояснилось. Вокруг стало так светло и радостно, что мы даже остановились, чтобы полностью насладиться моментом. На душе стало легко-легко… Ушли все тревоги и тяжелые думы. Даже голова перестала болеть. Но когда солнце вновь закрылось тучей, деревня стала казаться вдвойне мрачнее…
Машины стояли точно так же, как и вчера.
Мы просто не можем уйти отсюда пешком. Не «икс-эрики», конечно, но все же глупо было бы не воспользоваться колесами.
Во дворе тоже ничего не изменилось. Все так же валялся мусор, чернели пятна на белом потолке верхней комнаты, и пробегала пулеметная строчка по стене нижней. И точно так же не хотелось заходить внутрь.
Начинался дождь.
Звенящая тишина, изредка прерываемая лишь порывами ветра, вдруг отступила. Но все же странно было слышать только стук капель воды по дороге и машинам и больше ничего.
Сашка переступила с ноги на ногу и бросила в мою сторону нерешительный взгляд. Потом резко вздохнула и со словами «ну надо, так надо» толкнула от себя ворота. Но когда они распахнулись, от ее энтузиазма не осталось и следа. Так мы и стояли в воротах, глядя на закрытую дверь дома. Долго стояли…
- Знаешь, что? – после тяжелого вздоха проговорил я, - а давай-ка мы сегодня вечером с тобой еще раз отправим сюда деда, пусть посмотрит, понаблюдает, а у нас есть же еще завтра, так ведь?!
Она горячо закивала головой:
- Конечно! Куда нам торопиться?!
- Осторожность ведь не помешает?
- Не-ет!
- Не-ет!
Мы развернулись и, изо всех сил стараясь не перейти на панический дёр, очень бодро зашагали к дому.
Но на полпути Саша вдруг остановилась как вкопанная.
- Что случилось? – я перехватил ее настороженный взгляд.
- Ты слышал?..- прошептала она побелевшими губами.
Я прислушался.
Мы стояли напротив двухэтажного здания не самого свежего вида. Оно выглядело так, будто сначала построили его, а потом лет через восемьдесят – остальное Еремеево. Разбитый кирпич, покосившиеся рамы, грязные занавески. Да я вообще сказал бы, что это строение давно заброшено.
Но по темным окнам именного этого дома шарил испуганный Сашкин взгляд.
Надпись над обветшалым крыльцом гласила: сельская больница.
Я всегда говорил, что в кинематографе самые ужасные ужасники – это ужасники с покинутыми больницами, школами и детскими садами. Но это не кино и то, что Сашка обратила внимание именно на это здание…
Тут и я услышал… Сухой кашель едва слышно пробился сквозь шорох капель дождя. Я явственно почувствовал, как на моей голове зашевелились волосы.
- Там кто-то есть… - Сашка сделала шаг к крыльцу.
Я придержал ее за рукав:
- Стой, ты куда? Ведь не собираешься же ты, в самом деле…
- А вдруг кому-то нужна помощь?..
Я еще секунду подумал, а потом стянул с плеча ружье и снял его с предохранителя.
- Хорошо, только я пойду вперед…
Хорошо смазанная дверь отворилась легко и бесшумно.
В «приемной» я остановился и осмотрелся. Древний стол, наверняка очень тяжелый из-за огромного количества слоев краски, лежащей на его поверхности, небольшая полка с личными карточками пациентов. Справа мрачный коридорчик с тремя дверями. Судя по табличкам, за ними некогда скрывались терапевт, ветеринар и туалет. Справа – «аптека» и лестница наверх.
Мы прислушались. Только шорох ветра в листьях, влетающий в приемную через открытую форточку.
- Эй, здесь есть кто-нибудь?!
В ответ на втором этаже прямо над нашими головами что-то гулко бухнуло, заскрипело, и снова раздался кашель.
Мы с Сашкой переглянулись и уставились на потолок.
- Эй! Кто здесь?
- Вам нужна помощь?!
Тишина.
Стараясь как можно меньше шуметь, мы медленно начали продвигаться к лестнице.
Видно, что больница была вполне рабочая. Только ремонт здесь последний раз делался… а делался ли вообще? Я так и представил дряхлого терапевта-гуманиста в очках на минус семь, покупающего аспирин и пробирки на свою пенсию.
Ступени предательски скрипели под нашими шагами. На втором этаже лестница заканчивалась небольшой площадкой, за которой сразу следовал коридор с пронумерованными дверями по обе его стороны.
Я примерно прикинул, из какой палаты раздавался шум, и двинулся сразу к ней. Сашка следом.
Дверь немного приоткрыта. Мы прислушиваемся и отчетливо слышим неритмичное дыхание, сопровождающееся болезненным грудным свистом.
Тянуть нечего. Под моим толчком дверь распахивается, я тут же обвожу комнату дулом ружья в поисках мишени и останавливаю его, прицелившись в огромную темную тушу, развалившуюся на полу.
- Да это ж собака!!! – с радостным облегчением из-за плеча восклицает Сашка.
Как гора с плеч!..
Такую старую псину я вижу первый раз в жизни: голова немощно покоится на передних лапах, глаза смотрят на нас из-под обвисших бровей вяло и безразлично, шерсть висит седыми клочьями на тощих ребрах, которые с заметным усилием поднимаются и опускаются. Это и есть загадочный источник охов, вздохов и сипения.
Да и кашля тоже…
- Такую собаку куда гуманнее пристрелить, - произношу я, опуская дуло.
И тут же тенью на меня бросается человек, стараясь тяжестью своего тела сбить с ног.
Гремит выстрел, отдача сильно бьет по рукам.
Человек падает и, пуская изо рта кровавые пузыри, корчится на полу. В ужасе глядя на меня, старик пытается зажать ладонью дыру в животе, из которой хлещет кровища…
Старик… Тот самый терапевт-гуманист…
Я начинаю пятиться, наступаю Сашке на ногу, она тихо охает.
Хотел защитить собаку…
Ствол как-то сам вываливается из моих рук, я отворачиваюсь, чтобы не видеть агонии, и медленно отхожу вглубь коридора.
- Закончи…
Сашкин шепот вихрем врывается в мое сознание, и в этот момент я ненавижу ее больше всех на свете.
Никогда!.. Ни за что…
Я опускаюсь на корточки и стираю заляпанным кровью рукавом слезы, застилающие глаза.
- Закончи! – уже приказывает Сашка, но я не хочу ее слышать...
Дед, булькая кровью, начинает протяжно выть. К нему присоединяется и его собака.
- Ты!!! Скотина!!! Тряпка!!! Закончи!!!
Мне на колени больно приземляется ружье…
Дальше я помню только фрагменты.
Когда я стрелял в него во второй раз, время для меня настолько замедлилось, что я видел, как из дула вылетает пуля. Я даже отследил траекторию ее полета от ствола до цели.
Дед притих.
Потом я никак не мог переступить через лужицу крови, накапавшей с потолка в приемной.
А потом уже я вдруг пришел в сознание и увидел себя лежащим на берегу прозрачной речки.
Недалеко, спиной ко мне, сидела Сашка и задумчиво швыряла камешки в быструю воду.
Снова шел дождь, я промок и продрог как скотина.
Выстрел, кровь… Собака…
Черт…
Старик…
Я плакал… Потом рыдал… Потом орал… В промежутках меня рвало в кустах. А Сашка все сидела и швыряла в речку гальки.
Я был благодарен ей за то, что она не оборачивается…
Наконец, я заметил, что по уши перемазался в крови. И стало мне так хреново, что я, в чем был, в том и сиганул в реку. И больше всего мне было сейчас наплевать на всякие там вирусы, да микроорганизмы.
Вода уже перестала отдавать краснотой, а я все никак не мог решиться выйти на берег.
На обратном пути мы не проронили ни слова.
Дома нас встретили удивленными взглядами. На Леркин вопрос о том, почему у меня в ботинках хлюпает вода, Сашка ответила, что я упал в реку. А вопрос, как я оказался у реки, если мы собирались к дому Андреева, она просто проигнорировала.
Я продрых шесть часов. Помню, все никак не мог согреться. А потом все никак не хотел просыпаться…
Уже почти стемнело, когда я открыл глаза и огляделся.
Все молча ужинали. И Сашка задумчиво ковыряла вилкой в своей чашке.
Сейчас возникнет туча вопросов. Что, как, да почему… Интересно, что она им рассказала?
Я сел в постели. На шорох одеял все обернулись. Лишь Сашка продолжала колупать замерзший пельмень.
- Ну что, проснулся Тимур! – первым подал голос Глеб, как ни странно обращаясь в Сашке, - Может, теперь нарушишь обет молчания?
Следующей высказалась Лерка, ее голос дрожал от возмущения:
- Тимур, прежде чем ты начнешь врать, я скажу тебе, что дед Семен ходил к штабу, и вас там не было…
Я хмуро взглянул на нее исподлобья. Очень захотелось свалить отсюда куда подальше…
Я и ушел бы… Просто встал бы, оделся и ушел. Если бы не Сашка, хмуро глядящая в свой ужин.
Вот уж кому, наверняка, досталось.
- Мы были в больнице.
Сашка первый раз подняла глаза от тарелки и с интересом посмотрела на меня.
- И что там? – Лерка была похожа на раздраженную фурию.
- Ничего. Долго нас не было?
- Четыре часа. И вы все это время были в больнице?
- Нет. Еще я упал в реку.
От ужина я отказался. Моя компания меня тяготила. И больше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня оставили в покое.
В доме я нашел сухую одежду, оделся и вышел на улицу.
Дождь прекратился. Лишь с листьев холодные капли тяжело падали на промокшую землю.
С запада подул ветерок. Я поежился и застегнул на себе молнию чужой куртки.
Надо же… А я ведь до этого был уверен, что живу насыщенной приключениями жизнью. Наверное, когда все вернется на свои места, мне будет немного скучновато… Я хмуро улыбнулся в темноту.
А потом – все… В голове воцарился полный вакуум… Я стоял прижавшись лбом к мокрому столбику, и не думал ни о чем… Мое сознание словно отключилось… Даже когда вдруг погасла цепочка далеких фонарей, неравномерно натыканных по всей деревне, и моя тень растворилась в кромешной темноте, мне лишь подумалось, мол, вот и все… Спокойной ночи, Еремеево… Сладких снов…
В доме зашебуршились, забегали, грохнули пару тарелок, а потом, видимо, нашли фонарь и угомонились.
Много позже на крыльцо вышла Сашка.
- Прости меня… - буркнула она прикуривая.
- Простить? За что?
- Это я затащила тебя туда.
Я немного помолчал, собираясь с мыслями, а потом ответил:
- Так ты меня, судя по всему, оттуда и вытащила. Ни хрена не помню…
Она промолчала.
Я до боли заломил себе палец и выдавил:
- Ты меня теперь…
Но Сашка не дала продолжить:
- Да брось ты. Дед сам виноват.
Я удивленно покосился на нее.
Она хмуро добавила:
- Здесь не было вариантов. Дед просто покончил жизнь самоубийством. Это же очевидно.
- Как?.. – прошептал я.
- Так. Завтра похороним его. Ему так лучше. Представь, что было бы, не зайди мы туда. Он долго и нудно умирал бы от старости, а потом его труп лежал бы на одной из больничных кроватей и разлагался. А так…
Я тщетно всматривался в ее лицо, пытаясь разглядеть выражение.
- Ты так говоришь, потому что хочешь меня успокоить…
- Так и есть…
- Черт… Сейчас бы бахнуть… Хочешь водки?
- А то нет?! Там дед из магазина притаранил пару бутылок. Думаю, он не очень расстроится, если…
Саша рассказала, что вся наша компания уже давным-давно видит по десятому сну, ну или делает такой вид. Когда выключилось электричество, нашелся только фонарик. А при его свете не очень уютно проводить досуг.
Как-то быстро закончилась первая бутылка и началась вторая.
Языки наши развязались. И, закусывая холодными пельменями, мы выкладывали друг другу всю нашу подноготную. Я думал, так бывает только тогда, когда пьешь и попадаешь в одну струю с человеком, которого видишь первый и последний раз в жизни. Мы делились друг с другом такими вещами, о которых никогда не узнают ни Лера, ни Глеб, и многое из того, что говорилось, к утру позабылось, но осталось непонятное чувство родства с ней.
- Вставай! – шепот врезался ножом в мою больную голову, и я на силу открыл глаза и огляделся.
Я лежал на том же диване, на котором проснулся вчера утром, рядом сопела Лерка, а надо мной возвышалась Сашка, протягивая мне очередную таблетку и стакан воды.
- Сколько время?
- Время – утро. Подъем. Нас ждут великие дела.
На газоне рядом с больницей мы выкопали глубокую яму. Конечности не шевелились, голова не работала, но внутренне я понимал, что это к лучшему. Сашка завернула тело в несколько больничных простыней, и мы вынесли его на улицу. Закопали его молча, не говоря ни слова и стараясь шуметь как можно меньше. На могилу водрузили крест, сооруженный из заборных досок. К нему прибили табличку с именем и фамилией, найденную в кабинете терапевта.
«Прости, дед…»
Мертвую собаку трогать не стали.
Потом… Если будет время…
Мы снова стояли в воротах дома Захара Андреева.
Здесь все было по старому: мусор валялся на своих местах, открытые окна оставались открытыми, закрытые – закрытыми. Изменился я. Сейчас мне было далеко не так страшно, как вчера.
Однако, оставался один момент:
- Саша… - проговорил я, не отрывая взгляда от входной двери, - Саша, я хочу, чтобы ты осталась здесь… А еще лучше, проваливай-ка ты к своему Глебу…
Ветер прогнал по двору измятую газету. И все… Снова ни движения…
- Нет.
- Я тебя не спрашиваю…
Ее голос звучал очень твердо:
- Мы вместе идем либо туда, либо, возвращаемся к моему Глебу. Это мое последнее слово.
- Саша, я по-человечески тебя…
- Нет!
Я повернулся к ней:
- Ты самая упертая, самая упрямая из всех, кого я знаю! Проваливай, я сказал!
- Нет… Стоп! Не кричи… Дай мне сказать… - она нервно потерла переносицу, - Как бы тебе объяснить?.. Всю жизнь за себя, за всех решала я сама… А сейчас ты… И я теперь… Тьфу ты!.. Короче! Я пойду с тобой…
- Да ради чего?!! Помереть среди гор дерьма?!! Я боюсь за тебя, понимаешь?!! Я за тебя БОЮСЬ!!!
Она горько усмехнулась и почти шепотом проговорила:
- А и наплевать бы… - а потом отвернулась и решительно шагнула внутрь ограждения.
Слова застряли поперек глотки. Все, что я мог, это просто проводить ее взглядом. Это все нервы… И похмелье… Наверное, когда-нибудь моя бедная голова лопнет.
- Ч-черт… - пробормотал я ей вслед, - Надо было вместо тебя взять с собой твоего засранца… Его не так жалко… Ладно… Пойдем…
И мы потопали к двери.
Я точно знаю, что за этой дверью скрывается масса полезных для нас вещей. Начиная от сухих пайков, заканчивая возможно ответами на очень животрепещущие вопросы. Но все же мне приходится втолковывать себе это раз за разом, чтобы уяснить целесообразность похода в это строение. Тут я вдруг с удивлением понимаю, что беспокоюсь не столько за свою шкуру, сколько за Сашкину.
Я мельком бросаю взгляд в ее сторону и замечаю, что страх уступает место другим мыслям: например, о том, что неплохо было бы найти Сашке армейские ботинки, а то топает по осколкам в своих сандалях, еще поранится…
Страхам пришлось потесниться. И разглядывая военную форму, калачиком свернувшуюся под розовыми кустами, я думал вовсе не о том, когда из нее успел вытечь солдат. Мысли были навеяны вчерашним днем. А существует ли вообще дружба между мужчиной и женщиной, а имеются ли у нее пределы, рамки… А вот и еще один… Наверное, у них тут и арсенал есть…
Вот, например, с Витькой, однокурсником, мы могли и нажраться, и подраться, а потом в одной комнате любиться с его соседками по общаге. А она? Странная, конечно, дама, но этим и интересная… Хотелось бы мне с ней подружиться?.. Странные мысли… Для чего бы мне с ней дружиться? Для того, чтобы трястись от страха каждый раз, когда у нее в руках оказывается кухонный нож?
В доме царил полный бедлам: поломанная мебель, побитая посуда, распотрошенные подушки. И по стенам, по потолку – дыры от пуль. А по углам и на постелях лежали одежда, оружие, личные вещи… Жалко солдатиков…
С разгадками нам повезло меньше. Несколько разбитых вдребезги компьютеров да куча бумажного пепла в одной из комнат, вот и все что нам удалось отыскать.
Хотя, с другой стороны, на данном этапе я ни за что не согласился бы променять Сашку на Витьку. При первых же моих словах о том, что он может валить отсюда на все четыре стороны, его бы и след простыл… Я взглянул на Сашку, осторожно ступающую по хрустящему мусору. Слегка напугана, но держится. Эх, жалко, не бывает армейских ботинок тридцать седьмого размера. А вот на мой сорок первый – пруд пруди. Но от мысли, что придется совать свои ноги туда, откуда совсем недавно вытекли чьи-то чужие… Ну нет…
Мы нашли останки пятидесяти шести человек… Очень много оружия, аппаратуры, сухих пайков, спальных мешков… С такими запасами мы не пропадем…
Наш выбор пал на самый ближний к воротам УАЗик. Когда я заглянул в салон, на глаза навернулись слезы… А ведь моя ластонька, красавица стоит сейчас где-то в кустах под дождем и преданно ждет, когда я за ней вернусь… И вернусь… Отремонтирую, будет как новенькая…
Через сорок минут машина была загружена оружием, ящиком патронов к нему, сигнальными ракетами, десятком раций. Нашли так же несколько совершенно новых бронежилетов. Долго думали, нужны они нам или нет, потом решили прихватить на всякий случай. Выбросить вещь никогда не поздно. Из тех же соображений прихватили-таки с собой четыре ящика сухих пайков. А потом Сашка закопалась в комнате, которую переделали под военный лазарет. Я предложил свою помощь, но она прогнала меня и велела не путать. Пока она возилась с банками-склянками, мне не оставалось ничего другого, как бродить по дому, да изучать обстановку.
И откопал я все-таки рабочий ноутбук. И ничего, что на нем нет ничего кроме операционнки. Был так счастлив, что чуть не начал ползать перед ним на коленях. До какой же степени было приятно коснуться пальцами чего-то очень-очень знакомого, родного! Того, что было рядом с тобой почти всю твою сознательную жизнь! Может, попытаться влезть в интернет? И вообще, не зря же здесь на крыше торчит тарелка. Кстати, что к ней подключено? Не телевизор же… Я нашел лесенку на чердак. Дверь была прикрыта. И я почти уже толкнул ее, как вдруг в полоске света под дверью мне почудилось какое-то движение. Я немного постоял ожидая продолжения, но чтобы там не находилось, оно предпочло затаиться.
Ни звука. Только Сашка этажом ниже копошится в своих адских зельях.
Очень тихо, стараясь не дышать, я спускаюсь обратно, дохожу до первого попавшегося автомата, с дрожью в руках поднимаю его и возвращаюсь обратно.
Я уже постепенно начинаю думать, что мне просто привиделось. Но, тем не менее, я тихонько толкаю дверь, держа оружие наизготовку. Она открывается.
- Эй… - зову я.
В ответ – тишина.
Я делаю несколько шагов, и тут с тихим шмяканьем мне на плечи сзади падает человеческое тело. Его вес тянет меня вниз, и уже падая и вопя, как белуга, я выпускаю из автомата длинную очередь в потолок. В поле зрения оказывается кисть руки. То есть то, что должно было ею быть. А больше похоже на обвисшую хирургическую перчатку, наполненную небольшим количеством воды и свободно плавающих в ней мелких косточек. Я немею от этого зрелища. Но человек слишком долго пытается перевернуть меня на живот. За это время я немного прихожу в себя и скидываю с себя бессильное тело, оно падает рядом почти бесформенным комом. Тут же его голова разлетается тучей брызг под выстрелами автомата подоспевшей Сашки. Еще пару секунд я смотрю, как из кожаного мешка, вспоротого пулями, хлещет темная жидкость, а потом отворачиваюсь и отмечаю место своего пребывания остатками утреннего завтрака.
«Здесь был Тима», называется… Это ведь превращается в систему…
Сашка с интересом осматривает останки:
- Хрящей в кистях и стопах как не бывало… Н-да… Никому бы я не пожелала такой участи…
- Неужели, убивая человека, ты не испытываешь совсем никакого сожаления?.. – прохрипел я, пытаясь подняться.
- Я смотрю, ты очень благодарен. Ладно, сойдет за «спасибо». Как ты?
Тут она посмотрела на меня и выпучила глаза:
- Боже мой… да ты весь в этой дряни…
- Да… На меня накапало с его… лица… - я с отвращением обтер физиономию ладонью.
Она стала бледной как смерть:
- Так! Вставай!!! Пойдем скорее!!! Иди за мной, быстро!!!
Последние слова она выкрикивала, уже сбегая по лестнице.
- Да что случилось-то?!! – я поднимаюсь на ноги и, хватаясь то за стену, то за перилки, ковыляю следом за ней.
- Представь, что это блохи.
- Блохи… - на автомате повторяю я, - мама говорила: «Тима, сынок, не трогай котов, на тебя перепрыгнут их блохи»… Глупости, - я нервно захихикал, - блохи не живут на людях… А кто сказал, что Тимур – человек?.. Мама, я умираю…
Со мной что-то творится. Лестница прыгает вверх-вниз, шатается налево и направо…
В какой-то момент я даже не могу сообразить, спускаюсь я вниз или поднимаюсь обратно на чердак. Стенка, на которую я опираюсь, все время проваливается под моей рукой…
В желудке ледяным комом набухает свинцовый шар.
- Блохи… Всё блохи…
Во рту становится липко.
Язык ничего не чувствует и кажется огромным куском мяса. Я прикусываю его.
Должно быть, и правда, мясо.
В горло начинает течь теплый пресный сок… Бифштекс с кровью?.. Не вкусно… Не хочу… не буду…
Как же мне надоело блевать…
К тому моменту, как я выпрямляюсь, женская спина теряется из вида:
- Ле… ра… - зову я ее.
Нет, не Лера… Витек?..
Кто-то другой…
Но вспомнить уже не хватает сил…
Утро. Я стою перед большим зеркалом и мрачно пялюсь на свое отражение. Глазища красные как у алкоголика. На все еще опухшей переносице - желтеющий фингал, оставленный Леркой еще в первую ночь всей этой котовасии. На башке – грязная повязка с темным кровяным пятном слева. Морду покрывает черная пятидневная щетина. И побриться не могу. Потому что кожа на лице воспалена, шелушится и каждое прикосновение к ней отдается серьезной болью. Собственно говоря, и грудь, и руки попали в ту же историю…
Я высунул изо рта часть языка… Н-да… Более печального зрелища я не видел… прикушенный и отекший он кое-как помещается во рту.
Я не помнил, что со мной произошло.
Дед, Лера и Глеб рассказывали, что через несколько часов после того, как мы ушли, к дому подъехал УАЗ, а через секунду Сашка с воплями о помощи вбежала в дом. Они все дружно перенесли меня, всего перемазанного какой-то дрянью, на крыльцо, Сашка велела деду быстро ехать в магазин за питьевой водой. В ней меня и вымыли. Как положено. С мочалкой, с мылом. Потом Лерке было наказано одеть меня, после чего я оказался на старом добром диване.
Ничего никому не рассказывая, Сашка проторчала возле моей постели пятнадцать часов. Сейчас она спит.
На протяжении всего рассказа Лерка просидела красная как вареный рак. Значит, раздевали меня качественно… Не могли, что ли девок прогнать?.. Хотя, чего мне стыдиться? Я даже икнул, так старался задавить смешок, рвущийся наружу.
У меня никто ничего не спрашивает. Только Глеб сверлит меня ненавидящим взглядом исподлобья. Плевать… Не до него…
Ладно, не будем терять время.
Собственно, в дом я пошел для того, чтобы найти бумагу и карандаш. Должен же я как-то с ними общаться. Найдя и то, и другое, я вернулся к компании.
Сашка все еще спала, Лерка убирает со стола остатки еды, Глеб смотрит на меня страшным взглядом. Я жестом позвал деда за стол, сел сам и написал на листке:
«нужна еда из твоего магазина»
- Ты мог и не говорить об этом. Бери все, что хочешь. Я даже помогу собраться.
Я изумленно поднял брови. Дескать, не понял.
Дед пояснил:
- Понимаешь, сынок… Во-первых, меня никто не приглашал, а во-вторых, я просто не хочу болтаться балластом на ваших шеях.
Ну, ёлки-палки!!! Этого еще не хватало!!!
Обиделся, что его оставили здесь и не взяли с собой на блок-пост, видите ли!
Я всадил кулак в стол и попытался сказать все, что о нем думаю, но вся моя речь превратилась в безрадостное мычание. После этого я несколько секунд пережидал, пока утихнет боль в языке.
Дед, казалось, не ожидал такой вспышки.
Положение спасла Лера:
- Дед Семен, ну что ты как дитя малое? Конечно, мы без тебя никуда не поедем. И потом, чем больше мужчин, тем безопаснее нам в дороге.
Подтверждая ее слова, я яростно закивал головой.
Дед молча переводил взгляд с нее на меня и обратно.
- Ну пожалуйста! Мы не звали тебя, потому что то, что ты едешь с нами подразумевалось с самого начала!
Для проформы он еще минутку поломался, а потом сменил гнев на милость:
- Что еще нужно?
«помоги собраться с мыслями.»
- Еда, вода, одежда.
Я замахал рукой, притормаживая его, и написал: «какая еда?»
После этого мы долго составляли список всего необходимого нам в дороге.
Лерка с дедом драли глотки, пытаясь переспорить друг друга в вопросе, нужно ли нам тащить с собой жратвы на месяц вперед, если до ближайщего города мы доедем через пару часов после отъезда из Еремеево, или можно обойтись парой бутербродов. Я с интересом слушал обоих.
Не переставая орать они выудили из кучи барахла мой вещмешок с пристегнутым к нему боевым сухим пайком. Разодрали упаковку, бесконечно умилились разогревателю на спиртовых таблетках, поплевались сублимированным горохом и чуть не подрались из-за шоколадки.
Я ставил последнюю точку в списке, как перед глазами мелькнула непонятная картинка. Наверное, кадр из вчерашних похождений.
И я снова взялся за карандаш:
«Что говорила Саша про спутниковую тарелку?»
- Да ничего она не говорила, - как-то злобно ответила Лерка, - села рядом с тобой как собака, велела всем отвалить от тебя и не трогать. А когда мы приближались ближе, чем на два метра, начинала гавкать. Всех облаяла. Ночью уже разбудила меня, велела глаз не смыкать, а сама завалилась спать.
Я покосился в сторону Саши. Она с утра даже не пошевелилась.
«что с пайками?»
- Знаешь… - дед засунул в рот зубочистку, - я не стал бы на твоем месте выбрасывать это добро… В магазине мы конечно покопаемся и заберем оттуда все нужное, но… пайки…
«бензин»
Он задумался. Какое-то время молча грыз спичку, а потом проговорил:
- У военных должен быть бензин… Ну у меня немного есть… В конце концов, что за проблема-то? Возьмем помпу, откачаем из машин.
«где взять спирт в таблетках»
Дед гордо осклабился:
- У меня в магазине.
«съездим?»
- Конечно… Когда? Сейчас?
Я кивнул.
- Я с вами, - Лерка вскочила со стула и принялась натягивать на себя свитер.
Я отрицательно повертел головой.
И тут же разгорелся маленький скандал. Лерка рвала и метала. Я знал, в принципе, что это у ее организма такая защитная реакция. Нужно же снять стресс. Но все же было несколько обидно слышать от нее такие слова, типа «да кто ты такой, чтобы командовать, куда хочу, туда иду, возомнил себя великим начальством» и т.д. А потом вдруг претензии перетекли в другое русло:
- Поперлись, зато, вчера!!! Тимур – герой любовник, и эта – невеста комнатная!!! Чем же вы там занимались-то?!! Ты чего улыбаешься?!! Я что-то смешное говорю, что ли?!!
- Ты чего разоралась? – раздалось вдруг с кровати.
- Не твое дело!
- Доброго утра, – Сашка обреченно вздохнула, села, сунула ноги в кроссовки и принялась их зашнуровывать.
Положение надо было как-то спасать. Я склонился над бумагой и застрочил:
«Ты - самый дорогой, самый близкий мне человек. Я не хочу тебя потерять. Пожалуйста, останься.»
Лерка еще несколько секунд смотрела на карандаш, дрожащий в моих пальцах, словно ждала новых букв. А потом принялась стягивать с себя свитер.
- Как у тебя дела? – услышал я над ухом Сашкин голос.
Я обернулся, улыбнулся и оптимистично поднял вверх большой палец.
- Молчишь? Ну-ну…
Лерка тихонько вытащила бумажку из-под моего карандаша и спрятала ее в карман джинсов. Встанут мне еще эти слова колом. Но отказываться от них я не собирался.
- Ел?
Я помотал головой. И показал пальцем на язык.
- Ну-ка, покажи.
Я высунул язык наружу.
- Ну и ну. Правильно, что не ел. Придется терпеть до завтра. Я вчера со страху чуть с катушек не слетела, когда обернулась. Идешь такой на меня, - она развела руки и закачалась из стороны в стороны, - а изо рта кровища хлещет. И страшным таким голосом: «Лера… Ле-е-ера…» Честное слово, зрелище – «Кошмар на улице Вязов»!
Я несколько секунд осоловело пялился на нее, пытаясь понять, шутит она или нет, а потом карандаш снова забегал по бумаге:
«Что было?»
Она удивленно посмотрела на меня и улыбнулась:
- Тимур, твои ежедневные беспамятства становятся стабильностью. С какого места не помнишь?
«я нашел ноутбук»
Она наморщила лоб:
- А, ну я об этом ничего не знаю. Короче, сижу я в той комнатухе, ты по дому слоняешься. Потом зачем-то поперся на чердак. Пошебуршился-пошебуршился на лестнице, потом слышу, твой вопль и выстрелы. Ну, все, думаю, прощай, Тимур! Хватаю автомат, несусь к тебе, а ты в объятиях этого чуда.
Перед глазами мелькает обвисшая «перчатка»…
- Какого чуда? – спрашивает дед.
- Да выживший там был один. Точнее, полувыживший… Набросился, похоже, на Тимура, а тот со страху-то давай из автомата фигарить.
«От неожиданности!!!»
«!!!»
Сашка усмехнулась:
- Да ладно, брось ты… Я сама чуть в штаны не наложила, когда увидела это, представляю, каково было тебе. Потом Тима его отбросил, и я его… того…
- Убила, - жестко уточнила Лера.
Я вздрогнул.
- Да, убила! Имеешь что-то против спасения жизни твоего?..
- А что дальше?! – перебил дед.
- А дальше оказалось, что он весь в этой гадости, которая стекала с полувыжившего. Я подумала, что если мы имеем дело с микроорганизмами, то они как блохи сейчас переместились на Тимку.
- «На Тимку»… - с досадой глядя на меня медленно повторила Лера.
Уж она-то такие фамильярности по отношению ко мне никогда не могла себе позволить.
Сашка, не обращая на нее внимания, продолжала:
- А этот как понял, что жить ему остались считанные часы, так давай с ума сходить. Тебя все искал, - она махнула рукой в сторону Лерки, - язык, вон, себе чуть не откусил, меня чуть не пришиб. Ладно, хоть потом вырубился. Кое-как нашла соль, влила в нее немного воды и обмазала Тиму этим делом, засунула в машину, привезла сюда. А дальше вы и сами поучаствовали.
Я пододвинул к ней новый листок:
«Я твой должник»
- Я учту! – она улыбнулась.
«Хочу вернуться к тарелке»
- А тарелку ты зверски расстрелял. Вы куда? – обратилась она к деду.
- В магазин сходим. Спирт посмотрим.
- Можете и в аптеку сходить. За тем же самым. Только медицинским.
Мы с дедом переглянулись.
- Это – дело, - за нас двоих сказал дед.
- Да, и в том доме было что-то вроде походной лаборатории. Там, вроде остались кое-какие записи. Мне нужно побывать там еще раз.
Нас не было полтора часа. Нашли и спирт, и спирт. «Дома» меня ожидал стакан с воняющим духами ромашковым чаем для полоскания рта. После бурных возражений, выраженных трехэтажным мычанием, пришлось подчиниться и побулькать этой гадостью во рту.
Собрание проводил дед. После каждой фразы он смотрел в мою сторону, ожидая одобрения или возражения. Я же сидел как писарь волостной, обложенный карандашами и бумагой.
- Первое. Раз все смерти откладываются, нужно выдвигаться вперед завтра с утра. (Кивок) Передвигаться будем на трех машинах. В головной едут Тимур и Лера, за ними – Саша и Глеб, я – замыкающий. (Кивок) Связь держим с помощью рации. В случае подозрения опасности, бросаем машины и передвигаемся пешком.
«Если придется бросать машины, нужно собрать всем по вещмешку. Если соль спасает, то мы можем найти людей у моря.»
Дед зачитывает мое сообщение вслух. Все несколько озадачены.
Тут же посмотрели карту. До ближайшего моря – 1000 километров. Это Арал… Немного больше до Каспия.
- Тимур, это совсем уж крайности!
«Все собрались ехать. А куда?!! Куда ехать?!!»
Решение этой проблемы отложили на вечер.
Короче, языками трепали долго: решали, что и в каком количестве грузить в машины, как собрать индивидуальные вещмешки, куда Глебу засунуть свои претензии к тому, что мы с его невестой слишком много времени проводим вместе, распределили обязанности, составили список того, что нужно прихватить во время следующей вылазки в штаб, а потом пошла дедова отсебятина.
Хотя и так все молчали, он торжественно побренчал вилкой по стакану, прокашлялся и предложил выбрать нам лидера. Это ему навеяло утренним скандалом. Он сказал, что пять человек - это уже группа, а для того, чтобы в группе поддерживался порядок, да еще в такие тяжелые времена, ей нужна голова.
- Предлагаю Тимура. Кто «за»?
Прямо-таки лес рук.
Нашли крайнего…
- Итак, если мы его сейчас выбрали, значит, нам его нужно слушаться.
«Зачем этот балаган?»
После прочтения вслух дедом этой записки, в кресле пошевелилась Сашка:
- Затем, чтобы не было такого: вот я хочу щи, а я хочу лапшу, тогда на, лови, котлом по голове. А чтобы Тимур сказал «Жрем сублимированный горох», значит жрем сублимированный горох! И никаких тебе черепно-мозговых травм.
- Если «жрем сублимированный горох» будет повторяться чаще, чем раз в сутки, тогда, боюсь, такой травмы не избежать, - заулыбался дед Семен.
Вот так вот я стал признанным командиром нашего маленького отряда.
Под вечер голова снова разболелась. От перенапряжения, слабости и голода. Жрать хотелось неимоверно.
- Хочешь, я в тебя глюкозку капну? – Сашка с тревогой вглядывалась в мои слипающиеся глаза.
Я отрицательно покачал головой. Это – время. Времени нет. Я собираюсь в тот дом. Очень хочется пойти только с Сашей. Очень… Но нельзя провоцировать конфликт. Я зову с нами деда.
Ему было страшно ступать на уже знакомое нам крыльцо, а я до такой степени устал, что мне было уже плевать, остался там кто-нибудь еще или нет. Набрали еще оружия, патронов, фонарей. Прихватили бинокли и приборы ночного видения. Я, конечно, сомневался, что мы будем передвигаться ночью, ну а вдруг придется? Взяли несколько пустых вещмешков. А я нашел зарядное устройство для своего телефона. Вздохнул и выбросил его. Зато подобрал коробочку с подарочными совершенно новыми офицерскими часами и… армейские ботинки тридцать седьмого размера! Наверное, какой-нибудь офицер-Золушка выписал под заказ. Деду попалась карта, усеянная непонятными отметками. Мы взяли ее с собой, на досуге разберемся. И я все-таки прихватил тот ноутбук с собой. Завершающими в списке трофеев стали канистры с бензином.
Сашка так и просидела в своей лаборатории. Оттуда не доносилось ни звука. Я время от времени заглядывал туда проверить, все ли у нее в порядке, и то и дело видел ее силуэт, склонившийся то над потрепанной папкой, то над микроскопом или кучей склянок.
Машины были нагружены под завязку, придется с чем-то распрощаться. Я с сожалением бросил последний взгляд на тарелку, и мы поехали к нашему домику.
Сашка всем дала понять, чтобы мы пока не приставали к ней с вопросами. Придет время, все расскажет сама. А пока ей нужно подумать, сказала она.
К вечеру все три машины были готовы к путешествию. Хоть сейчас садись и езжай. Лерка раскладывала по мешкам последние вещи, Глеб с дедом скрупулезно изучали автомат, Сашка где-то на огородном участке пыталась целиком вымыться в тазике, а я, делая вид, что изучаю карту, с тоской вспоминал, во сколько часов, минут и секунд вчера мною был проглочен последний пельмень.
Лерка поставила передо мной банку пива. Я благодарно кивнул головой.
Постепенно, все подтянулись к столу, и Саша начала рассказывать.
Из записей, которые частично удалось проверить с помощью микроскопа, она узнала следующее: серо-голубая пакость - это масса состоящая из погибших организмов и их среды обитания. Мертвые организмы – серого цвета, а среда – белого и голубого. Желтые – живые. Отсутствие воды для них – большая проблема. И обычная поваренная соль может запросто использоваться против них как оружие. А еще они гибнут при температуре ниже 10 и выше 50 градусов. Так что еще не все потеряно.
- Это – если коротко, - сказала она, - а, подробности заинтересуют только Глеба.
А потом снова разгорелись дебаты. Решали куда ехать. Несколько подавленный банкой пива, я молча слушал.
Дед орал, что ему скоро семьдесят, ему вовсе не хочется на старости лет колесить по свету. Ему бы найти избу на краю леса да тихо, спокойно дожить отведенное ему время. Глеб пытался убедить всех остаться здесь, дождаться, пока все образуется, и ехать обратно, домой. Лерку больше всех тянуло к Аральскому морю. До тех пор, пока Глеб не сказал, что вокруг Аральского моря только пески, солончаки, да бедуины с верблюдами. После этого ее потянуло на Каспий. Сашка сразу заявила, что ей плевать, куда ехать, лишь бы побыстрее свалить из этой чертовой мертвой деревни. Она говорила, что двигать придется все равно на юг. Мы на машинах, поэтому, не исключено, что доберемся до какого-нибудь из морей уже через пару-тройку дней.
Молодец она, эта Сашка. Отважная, решительная… До безбашенности… Короче, прилагательных много. А Глеб – полная ее противоположность. Где ж она нашла-то такого? Это ж еще поискать такое чудо. Я тут же подумал о своих поступках, совершенных в последние два дня. Тоже чудо… Очень уж защищает она своего жениха. Наверное, и правда, любит. И как ему не страшно жениться на такой непредсказуемой даме? Наверное, он тоже ненормальный…
Сашка случайно перехватывает мой взгляд через стол и вздрагивает. Я отвожу глаза.
Ор все продолжается.
Дед доказывает, что никому мы не нужны, кроме нас самих. Поэтому нужно где-то осесть и просто продолжать жить. Глеб – что скоро все вернется на свои места, нужно только подождать. Лерка – что Тимур всегда прав, и если Тимур говорит, что нужно ехать на море, значит, нужно ехать на море. Ну еще бы… Выглянешь в окно, и сразу на море тянет. Тем более, что Тимур так удачно поднял эту тему.
Я поднялся с места, сходил за пивом и вернулся. Принес всем. Во рту болело адски. Но даже если бы это была серная кислота со вкусом пива, я и тогда бы от него не отказался. Кроме того, алкоголь несколько притуплял боль.
А Лерка, все-таки, красавица. Даже не смотря на полное отсутствие косметики и всяких там женщинских прибамбасов.
Она пойдет со мной до конца. Наверное… Главное, не давать ей повода для ревности. И вообще, как так получилось, что я начал подкатывать к ней две недели назад, а интима у нас до сих пор так и не вышло? Теряю сноровку? Я вспомнил свое отражение в зеркале и подавился пивом.
Все молча ждали, пока я прокашляюсь, потом Лерка обратилась ко мне:
- Ты-то что молчишь? Скажи свое веское.
Ёлы… Обратил на себя внимание.
«Едем на юг» - написал я на листке и отправился спать.
Наутро язык несколько уменьшился в размерах. В рот кроме него смогла поместиться еще и жиденькая манная кашка, сваренная специально для меня. Язык болел жутко, но я все хлебал и хлебал, пока эта каша не встала в пищеводе колом.
Эти гады, не стесняясь, пороли пельмени.
Часов в восемь утра мы расселись по машинам и двинулись в путь.
Ехать придется по горной дороге. Дорога простая, в том плане, что довольно продолжительное время на ней не будет ни одной развилки. И крайне сложная, в плане того, что жутко петляет. А еще мне не давали покоя разнообразные значки, растыканные военными на карте почти по всей продолжительности нашего пути.
Рядом со мной сидела Лерка и тупо пялилась в карту. Задание у нее такое было: научиться пользоваться. Может, сгодится вместо штурмана.
А я рулил и чуть не плакал. Ёлки-палки!!! Это ж надо было!!! С «эр-икса» пересесть на это ведро с гвоздями! Мне вдруг очень отчетливо вспомнился сук, точащий из новехонького капота. И аж слезы на глаза навернулись…
Черт… Чего только мне стоило приобретение этой машины… О… Это была самая недоступная дама из всех, с которыми я встречался… мечта… И едва оказавшись у меня в руках, она снова…
Черт!.. Ну и корыто!
Я в раздражении рванул ручку переключения скоростей. Эх… Непруха, так непруха…
Ладно хоть, до моей красавицы у меня была древняя «восьмерка». Отвык, конечно, от ручной коробки, но, все же, хоть какой-то опыт.
Зато красота-то какая вокруг! Я же с равнин. Поэтому горы для меня всегда были чем-то чужим. А когда эти нагромождения оказываются так близко, поневоле начинаешь их уважать. Время от времени сквозь облака проглядывало солнце. Вообще, похоже было, будто погода скоро наладится. Скорее бы… А то все плесенью покроемся.
Часа через полтора мы остановились, чтобы передохнуть. Проехали не очень много, а незнакомые машины уже успели нас порядком утомить.
Вышли, посидели на обочине, попили водички, друзья мои пожевали немного крекера, я поглотал слюну…
Красиво здесь очень, да бежать можно только в двух направлениях… Вперед и назад…
Я тихонько наблюдал, как Сашка осматривается по сторонам. Я странно рад был видеть ее теперь, почему-то казалось, что с момента нашей последней встречи прошло дня два. Захотелось что-то ей сказать. Но язык дал понять, что это непозволительная роскошь.
- Здесь можно неплохо спрятаться паре сотен снайперов, - проговорила она сама, - сколько мы уже проехали?
- Семьдесят километров, - откликнулась Лерка, - Еще сто двадцать, и возможно в Волкуне нас ожидает цивилизация, горячие ванны, работающие телевизоры, и много-много людей! Живых и здоровых!!! Эх, ребята! И все, что случилось, мы будем вспоминать как страшный сон! Ах, эта прекрасная вечная нехватка денег!!! Признайтесь, вы ведь тоже по ней соскучились?!
Я обнял ее за плечи и весело замычал в унисон с ревом голодного желудка.
Хы… Оптимистка…
- Что Тим, хочешь изречь очередную мудрость? Принести бумажку?
- Неси побольше! Тим, кустов нет, придется изрекать прямо на дороге!
Эхо разнесло наш дружный хохот далеко по округе и до самого неба. Мы уже весело рассаживались по машинам, а до нас все еще долетали его отголоски. И если действительно существует небесная канцелярия, то теперь она в курсе, как мы относимся ко всем ее сюрпризам.
Мы хотели ехать без остановок до самого города, однако, примерно в пятнадцати километрах от него, я почувствовал, что ноги отекли до такой степени, что уже не чувствуют педалей, и прижался к обочине. Кортеж выстроился следом.
- Это тебе не легкая прогулка на «Лексусе», - говорила Сашка, когда я, кряхтя и скрипя почище деда, выпал из машины и попытался немного размяться.
Да уж… Я подтверждающе улыбнулся.
- Смотрите, снег! – Лерка задрала руку в направлении одной из горных вершин, - все-таки горы – это так красиво!
Я отследил ее жест взглядом и замер… Вершину горы действительно усыпали светлые пятна… Голова моя как-то сама по себе втянулась в плечи… Снег этот какой-то неестественно темный… А может, в горах так принято?..
Но дед подтвердил мои догадки:
- Странный снег… Первый раз вижу, чтобы с севера снега не было, а с юга – был…
Мы некоторое время в оцепенении смотрели на пятна, потом друг на друга… Нас постепенно охватывал необъятный ужас.
- Так это не снег? – спросил дед, наслышанный, конечно, но еще не видевший эту дрянь.
Я помотал головой и жестом велел Лерке достать новый баллон воды. Та на подкашивающихся ногах побежала к багажнику.
Я тем временем, то и дело сверяясь с компасом на офицерских часах, выяснил, что эта гадость прилетела не совсем с юга. А с зюйд-зюйд-веста. То есть, мы все же сможем ее объехать. А есть ли смысл? В районе желудка снова мерзко зашевелился ледяной комок страха.
От моих мыслей меня отвлек грохот: Сашка остервенело лупила кулаками по капоту машины, напоследок отвесила корыту мощный пендель и, запустив пятерню в волосы, уставилась на меня полуотчаянно, полувопросительно.
Я бросился к машине за картой, по дороге лихорадочно пытаясь сообразить. Если «большой камень», с которого все началось, упал в моем городе, значит, гадость распространилась на расстояние примерно семидесяти километров от эпицентра. Но! Но… Зависнув над картой я забарабанил карандашом по бумаге. Но! Нужно учесть, что эта дрянь разлетелась пылью, а потом осела под дождем. И, в конце концов, прошла уже целая неделя! Должна же она как-то смываться? Или, может, впитываться в землю? Предположим, что расстояние сокращается вдвое. Тридцать пять километров…Можно ли сократить в два раза и распространение желтой пакости? Я нервно облизал губы. Город в 15 километрах. Все же есть шансы, что кто-то выжил…
- Там никого нет, - оборвал мои мысли Глеб.
Я с досадой повернул к нему голову.
Он продолжил:
- Город довольно крупный, мы всего в нескольких километрах от него… Должно же быть здесь хоть какое-то автомобильное движение?
И то верно…
- А если там никого нет, то нам незачем туда и ехать. У нас же все есть, - дед вопросительно посмотрел на меня.
Я хмуро молчал. Я не знал, что делать.
- Принести тебе листочек? – тихо спросила Лерка.
Я кивнул. Через пару минут Лерка раздавала всем куски ржаного хлеба с сыром. Хлеб серьезно отдавал плесенью, но никто кроме меня не отказался. Возможно, в следующий раз мы попробуем хлеб только через много-много дней. Я достал молоко длительного хранения и, давясь, принялся глушить его прямо из пакета. Жрать хотелось немыслимо…
«Могли выжить, - я пытался писать как можно короче, - можем узнать, что случилось, стоит ли искать людей. Может, захотят ехать с нами. Или, мы останемся там.»
И очень грустно добавил:
« У нас теперь времени – вагон и маленькая тележка»
Я боялся, что придется отвернуть от города, потому что он будет загажен этими желтыми микроорганизмами. Однако даже первое серо-голубое пятно на дороге нам встретилось только тогда, когда мы миновали дачные участки и въехали на настоящую городскую улицу.
- Все не так уж плохо… - пробормотала сидящая рядом Лерка, провожая его взглядом.
Напряженная, напуганная, тревожно огладывает серые силуэты панельных домов, черные глаза их окон… Я ее прекрасно понимаю… Нет более унылого и страшного зрелища, чем тихий, обездвиженный, обесточенный, будто вымерший город.
Я сбавляю ход и бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Мой кортеж послушно двигается следом.
Светофоры не работают. Электричества нет. По крайней мере, в этом районе – точно…
Теперь можно было не сомневаться: Волкун в неделю превратился в город-призрак.
Проехав еще несколько домов, я останавливаюсь, глушу двигатель, открываю дверцу и прислушиваюсь.
- Что случилось?.. – слышу я тут же встревоженный Сашкин голос по рации.
Я выползаю наружу, оборачиваюсь к ней и жестами прошу заглушиться. Немного посомневавшись, она все же тянет руку к ключу зажигания.
И тишина…
Ни звука…
Только ветер слабо шебуршится в листве ближнего ясеня. Да где-то шумит вода.
Лерка начинает нервно ерзать в кресле:
- Тимур, может…
Я прикладываю палец к губам, она замолкает.
Я оглядываю темные окна домов, и ощущение нереальности обстановки до такой степени охватывает меня, что я вдруг начинаю искренне сомневаться, а здесь ли я сейчас, а я ли или не я вообще это, а может я уже давно умер? И тело мое вдруг становится таким легким, будто находится в салоне падающего самолета.
- Вернись в машину! Немедленно вернись в машину! – рация на «приборке» вдруг расходится испуганным Сашкиным голосом.
Я непонимающе оборачиваюсь к ее УАЗу и тут же слышу, как над моим ухом свистит пуля и врезается в дверь чуть повыше окна. Вижу, как из открытой Сашкиной двери высовывается дуло автомата и истерично выпускает строчку по окнам второго этажа соседнего дома. К нему дуэтом присоединяется и дедова машинка.
Я пригибаюсь, забираюсь в машину, завожусь и даю по газам. В зеркало вижу, как Сашка и дед срываются следом.
Не фига себе, радостная встреча! Что за скотина?! Мы к ним с распростертыми, а они?!!
- Здесь нельзя останавливаться! – заговорила рация дедовым голосом, - нужно выезжать из города!
- Мы должны узнать, что случилось! – ответила Сашка.
- Что тут узнавать? И так уже все знаем!!! Этого идиота чуть свинцом не нашпиговали, и за любым из окон сейчас может прятаться еще один такой же козел с винтовкой!
- Дед Семен прав! – раздался голос Глеба (о, боже, кто-нибудь заберите у этого мудака рацию), - мы не можем так рисковать!
Конечно, когда ж ты рисковал?..
И все же я остановился еще раз. Мой случайный взгляд выхватил ее из окружающей картинки и заставил резко вдавить педаль тормоза в пол. Кажется, Лерка немного ушиблась, но мне было не до нее. Я медленно открыл дверь, спрыгнул с подножки на асфальт и на подкашивающихся ногах побрел к стеклянной стене автосалона. На меня смотрела прекрасная незабываемая морда моей любимой… Сзади активно выражали праведный гнев попутчики, но их голоса пролетали мимо моих ушей… Я остановился прямо напротив нее и с трепетом прижал к стеклу горячую ладонь. И вздрогнув, тут же ее отдернул. Сквозь лобовое стекло «эр-икса» на меня смотрели два напуганных глаза. Я не сразу разглядел их сквозь отражение начинающего проясняться неба на окне. Я толком не успел ничего понять, а глаза уже скрылись под приборной доской.
- Ты сдурел, что ли?!! – раздался над ухом Глебов голос, - хочешь, чтобы нас всех перестреляли?!!
Я все еще несколько оглушено посмотрел на него и попытался объяснить:
- Ыбёок.
Глеб сперва опешил, но потом до него вроде бы дошло:
- Какой, к чертям, ребенок?!! Давай, поехали уже!!!
Наплевав на его истерику, я рванул было вдоль здания в поисках входа, но Глеб, поняв мое намерение, выпустил длинную очередь по стеклу. На стекле лишь осталась цепочка темных дыр от попавших в него пуль. И сквозь эти дырки я услышал истошный визг напуганного ребенка.
Я от души влепил этой скотине под дых!
Ты что творишь, мать твою?!!
Но в эту минуту в стекло салона ревя въехал Сашкин УАЗ. Я вломился в образовавшуюся дыру, подбежал к «эр-иксу» и заглянул в водительское окно.
Совсем мелкий пацаненок лет семи от роду забился под баранку и, дрожа всем телом, прижался к педалям.
Я дернул за ручку, закрыто. Пацан тихо застонал от ужаса. Не было смысла пытаться просить его вылезти оттуда. Слишком уж он напуган. И не удивительно, меня самого последнее время пугало мое отражение в зеркале. Я просто забрал у стоящего рядом Глеба «калаш» и влепил им по стеклу.
- Мама!!! – рыдая, завопил ребенок.
Дальше все было просто: я открыл дверь. Но мне страшно было прикасаться к свернувшемуся калачиком тельцу. Казалось, напугай его еще немного, и мальчишка отдаст концы.
Помогла подоспевшая Лерка:
- Давай я, - проговорила она и присела на подножку машины, - мальчик, как тебя зовут?
Он продолжал кричать.
- Как ты здесь очутился?.. Тебе нравится эта машина? Как тебя зовут?.. Сколько тебе лет?.. В школу, наверное, ходишь?.. Наверное, в первый класс?.. Или не пошел еще?.. Хорошо читаешь?..
Вопрос за вопросом… Она и не ждала, что он ответит на них. Лерке нужно было, чтобы он ее просто услышал. Тихий спокойный голос… Вопрос за вопросом:
- А считать умеешь? Ты нас не бойся… Какие книжки читал?.. Про Буратино сказку знаешь? А про Королевство кривых зеркал? Мы тебе не навредим… А у меня двоюродная сестренка… есть… она… умеет рисовать собаку…
Я облокотился на машину. Жалко парнишку… Что с ним делать-то теперь? Где его родители? Хм… К чему этот вопрос… А Лерка молодец… Рыдания постепенно стихали, но мальчишка не думал вылезать из-под приборки. Ему было страшно даже поднять голову и взглянуть на Леру.
Сашка, обнявшись с автоматом, сидела рядом. Глеб, насупившись, вытирал задом соседний «эл-икс», дед стоял на «стреме». Еще бы себе на грудь мишень прилепил. Я подошел к нему и жестами попытался объяснить, что не надо стоять снаружи.
Лерка тем временем бормотала:
- А стихотворение знаешь какое-нибудь? А я знаешь, какое знаю? Слушай, меня папа научил:
Дайте мне
Кусок щекотки,
Дайте смеха -
Две щепотки,
Три столовых ложки
Ветра
И грозы -
Четыре метра!
Писку-визгу -
Двести граммов
Плюс пол-литра
Шумов-гамов,
Да еще
Глоток веревки
И моточек газировки! -
- Дам я все,
Что вы хотите,
Если вы
В обмен дадите
Тюк
Мальчишек,
Пук
Девчонок
Да бочонок
Собачонок!
- Где моя мама?.. – вдруг раздался его голос прерывающийся нервными всхлипываниями.
- Ну, малыш, мы ее обязательно найдем, - Лерка тихонько дотронулась до его спины.
С ее носа свисает огромная соленая капля жалости. А голос абсолютно спокоен. Как же ей так удается?..
- Скажи мне, милый, когда ты ел последний раз?..
- Не знаю… Мама… пошла… в кафе за едой и водой… а я залез сюда… и ходили дяди с пистолетами и стреляли… а я ждал и ждал… а мама все не приходила… Я хотел поискать ее, но… там ноги… Я испугался…
Я не стал дослушивать сбивчивый детский рассказ. Взяв у Сашки ствол, я отправился на поиски. Несколько рядов новеньких «лексусов», за ними три столика демонстраторов. И только сейчас я явственно ощутил вонь гниющего мяса.
Коридор уходил влево. И из-за поворота торчали две ноги, обутые в черные мужские ботинки. Я так и представил как на них натыкается бедный мальчишка.
Я поворачиваю налево и обхожу покрытый зелеными пятнами разложения труп. Здесь и не пахнет микроорганизмами… Здесь пахнет свинцом.
Женщину, лежащую в высохшей луже апельсинового сока перемешанного с кровью, я нахожу чуть дальше. Пуля пробила ей живот. Она умерла не сразу. Может даже, слышала голос сына, зовущего ее. Господи, как жаль…
Я едва не задохнулся от подступивших слез… Черт… Как же все это не правильно…
Скоты…
За спиной раздался удивленный Сашкин возглас:
- Ого!!! Да им дня три-четыре! Это ж сколько пацан без воды и еды проторчал?!! Нам придется взять его с собой…
Вздрогнув, я обернулся. Как взять с собой?! Куда взять с собой?!!
Не верю собственным ушам!
Я протестующее замычал.
Она удивилась:
- А что, ты хочешь оставить его подыхать, как котенка?!
Я жестами и мимикой дал ей понять, что конечно желаю ребенку только добра. Но мы не можем обременять себя детьми. Да и с нами у него очень много шансов погибнуть.
В несколько секунд она превратилась в разъяренную ведьму.
Нужно было видеть выражение ее лица, когда она взбешенно махала пальцем перед моим носом и шипела:
- Есть только два варианта, Тимур, если ты еще не понял: пацан едет с нами и с нами едет пацан! И я ни минуты не сомневаюсь в твоем решении! А иначе я самолично пристрелю тебя вот из этой хрени, и мы все равно едем дальше с пацаном!
Вот, не фига себе, разложила.
Ладно, действительно, не оставлять же его здесь.
Когда мы вернулись, парнишка с помощью Лерки осторожно выбирался из машины. Но увидев меня, он вздрогнул и замер на месте.
- Не бойся, Гриша, это дядя Тимур. Это он тебя нашел.
- Ты б хоть побрился, что ли? Честное слово, страшнее тебя только Мойдодыр, - пошипела в ухо Сашка.
Знает, что не могу ответить, вот и пользуется.
- А где Глеб?
- Ушел в супермаркет через дорогу. За детским питанием. Сказал, что Гришке теперь нужно привыкать к еде.
А Гришка, конечно, вылез из машины, но все еще стоял, пошатываясь от слабости, и глядел на меня круглыми от страха глазами.
- Где моя мама? – задал он вопрос лично мне.
Я беспомощно взглянул на Сашу, но она лишь пожала плечами. Предательница.
Соврать или сказать правду? Соврать? Тогда он останется здесь или, что хуже, бросится ее искать. Или сказать правду? Тогда снова не избежать детских слез и страхов. Да и меня еще больше станет бояться. Да ну и фиг с ним... Не мой ребенок. Будет бояться – будет уважать.
Но пока я размышлял, он мне помог:
- Она умерла.
Эта фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение.
Мне оставалось просто кивнуть головой.
- Дядя Тима сказал, что ты можешь ехать с нами, - тут же заговорила Сашка, - он даст тебе настоящий боевой нож. Дядя Тима забрал его у солдата.
Мальчишка принял подарок без особого интереса. В эту минуту из магазина вернулся Глеб в обнимку с гигантской игрушечной машиной:
- Там воняет как… Даже сравнить не с чем… Холодильники не работают, все протухло. Еще и трупаки валяются. Человека четыре, наверное. На тебе, Григорий! Пользуйся. А это тебе! – в меня полетела коробка детской каши, - пользуйся!
Ну, капец! Приятного аппетита тебе, Тима. Никакого уважения!
На спиртовых таблетках погрели молоко, развели в нем кашу для меня и Гришки. В глазах пацана, наблюдающего, как я уписываю эту гадость, стоял немой вопрос. Ем я, ем, испытывая адские муки, а пацан сидит передо мной и огромными глазами пялится мне в рот. Не отрываясь. Тогда я показал ему свой язык. Бедолага аж вздрогнул, зато потом смотрел только в свою миску. После мне даже перепала банка детского мяска. Телятинка. Вкусно, только соли маловато!
После обеда ко мне подошла Лерка:
- Что, Тимур… Забираем машину?
Я с нежностью провел рукой по капоту и отрицательно покрутил головой. Не ее, не сейчас… Не известно, что нас ждет… Все-таки УАЗ хоть и корыто, зато чуть ли не на гусеничном ходу… Да и не жалко его… Да и бордовый цвет «эр-икса» привлек бы к себе гораздо больше внимания, чем дерьмовый темно-зеленый УАЗа… Да и конструкция моего ведра гораздо проще, чем этой ласточки… Меньше деталей -меньше возни… Грустно… Но нам придется расстаться снова…
Пацан наотрез отказался ехать со мной в одной машине. Наверное, его так впечатлил мой язык. Гришу посадили к деду и первый раз в жизни разрешили поехать на переднем сиденье. Путь должен был длиться всего час. Потом снова покормить мальчишку. Я был рад этому: в Сашкиной машине ехало несколько упаковок телятинки.
Чем дальше мы продвигались по улицам, тем больше серой пакости встречалось нам на дороге, домах и деревьях. А на выезде из города на асфальте вообще почти не оставалось живого места. Приходилось передвигаться очень медленно, машину то и дело заносило на скользкой жиже.
В городе оставались выжившие, но искать их не было никакого желания. Слишком уж много стреляных покойничков попалось сегодня на глаза. А на окраине по нам снова прошлись из автоматов. Что-то не сильно похоже, что кому-то здесь нужна наша помощь. А раз так, то их помощь нам – подавно.
Мы осторожно передвигались по трассе, занесенной серо-голубыми ошметками. Все вокруг приобрело этот цвет. И лишь на дороге, мягко стелющейся под колеса, четко темнели следы протекторов нескольких машин. Кто-то все же покинул город… И есть вероятность, что мы их встретим. От этой мысли стало тяжело на душе. И я зарекся от следующих заездов в мертвые города. Нет смысла подвергать себя опасности.
Я напряженно всматривался в медленно ползущий пейзаж за окном, панически боясь, что серо-голубая каша вдруг начнет окрашиваться в зеленый цвет. Никто из нас не был готов к такому концу. Но цветовая гамма не менялась. Поверхность земли от горизонта до горизонта была покрыта однотонным склизким покрывалом. В сером цвете терялось ощущение расстояний и времени. Иногда мне казалось, что если бы не колея впереди, то я непременно сбился бы с дороги и давно бы уже колесил по полю.
Надо же… Пацана вот нашли… Как это Сашка сказала? Пристрелит меня? Я ухмыльнулся. От нее всего можно ожидать. Вот уж действительно, самая непредсказуемая стерва из всех, которые мне встречались. Бедолага Глеб! Если такое чудо свершится, и они когда-нибудь все-таки заживут как семейная пара, я пришлю ему сочувственную открытку.
- Тимур!!! – Леркин вопль прерывает нитку моих размышлений, и я рефлекторно вдавливаю педаль тормоза в пол.
И очень вовремя.
- Где твои глаза, мать твою?!! Угробить нас решил, что ли?
- Что случилось? Что случилось? – тут же затрещала рация.
Я офонарело рассматривал трещину в асфальте. Шириной метра в полтора. И длиной на сколько глаз хватает. И если бы не Лерка, то мы наверняка бы в нее рухнули. Я осмотрелся по сторонам, в жиже все так же отсутствует зеленый оттенок, но ее как будто стало больше. Открыв дверь, я спрыгнул в адское варево и подошел к краю. Трещину вообще-то можно было и не заметить - по цвету она сливалась с окружающим нас беспределом. Зато следы от наложенных здесь предыдущими проезжими мостков видны очень даже хорошо. Скоты, могли бы и оставить…
Что же делать? Ведь не бросать же машины?
Изготовление новых мостков займет много времени. Даже не смотря на то, что мы только что выехали из рощицы. Да и мостки нужны такие, чтобы выдержали машины, груженые под завязку. А повторять опыт ночевки, купаясь в этом дерьме, что-то не очень хочется. Я вообще не думаю, что ближайшая ванна с горячей водой ждет нас за следующим поворотом.
Я вернулся к машине, взял сигареты и закурил. Лерка тем временем докладывала по рации обстановку.
Когда ко мне, хлюпая ботинками, подошел дед, я уже понял, что иного выхода нет. Черт, опять все перемажемся.
- Ну и ну… - прокряхтел дед, дымя сигаретой.
Я знаком показал ему на рощицу.
- Неужто, мост?
Я пожал плечами, мол, деваться некуда.
Стволы перетаскивали машиной деда. Не машина, а конь, скажу я вам… Извозом занималась Саша. Я, раздевшись до трусов, валил деревья, а дед, в таком же неприглядном виде, более или менее зачищал их от веток. Уже возле ямы не более нас одетый Глеб распиливал их на две части и подрубал с одной стороны для устойчивости. Лерка в Сашиной машине кормила Гришку. Уже на последнем издыхании я перепрыгнул через яму и за веревку поволок к себе бревно, в другой конец которого со всей дури упирались дед с Глебом.
Одно, два, три, четыре… Еще парочка и мост будет готов… Только бы веревка не лопнула… Может немного облегчить груз?
Немного позже я сидел задницей в серо-голубой параше, прижавшись спиной к колесу машины, и трясущимися руками пытался прикурить сигарету. Все тело колбасило от перенапряжения. Кровь из носа течь перестала, но во рту все еще оставался ее металлический привкус. Его постепенно перебивал вкус канцелярского клея. И я, и дед с Глебом были покрыты толстым слоем этого дерьма. Сашка тоже рвалась помочь, но ей не разрешили. Зато она перегоняла все машины. Нужно было ехать дальше, но я устал и перепсиховал до такой степени, что на глаза наворачивались слезы, а в горле стоял огромный ком. Да и все равно мне было. Я мог уснуть хоть сидя здесь.
Подошла Сашка и протянула мне прикуренную сигарету и открытую банку пива. Проливая половину на себя, я принялся жадно хлебать содержимое. Я не сразу додумался, что стоило бы сказать ей спасибо, а потом она уже отошла от меня: прислонила Глеба к машине и принялась смывать с него липкую массу.
В следующую минуту меня с тряпкой в руках атаковала Лера. Я попытался от нее отбиться, но она была крайне настойчива. Я продрог до такой степени, что попросил ее достать для меня из багажника теплый свитер.
Позже, когда я сухой, одетый, обогретый сидел с закрытыми глазами в машине и наслаждался тем, что хоть какое-то время могу не смотреть на окружающую серость, ко мне подошла Сашка:
- Тим, нам нельзя здесь оставаться. Нам нужно хотя бы съехать с дороги.
Я открыл один глаз и согласно кивнул головой.
- Сможешь?
Я улыбнулся.
Для тебя все, что угодно…
Очередной кивок.
Нужно будет обучить Лерку и Глеба вождению. Хоть немного…
Мимо проковылял дед. Ему тоже помогли вымыться и одеться. Я взглянул на часы: половина шестого. Нам нужно сейчас отъехать на как можно большее расстояние и найти место для ночлега. Потому что, если сейчас мы хоть немного расслабимся, то до завтрашнего обеда не сможем поднять и руки. А ночевать в нескольких километрах от города полного трупов… Об этом и была моя следующая записка.
Сашка ехала впереди, мы держались следом. Вскоре переехали через еще одну трещину поуже. Через нее были перекинуты мостки. Видно, их приволокли сюда от первой дыры в асфальте.
Сашка время от времени справлялась о нашем с дедом состоянии. Один раз дед в ответ поинтересовался состоянием Глеба. Сашка ответила, что он жив-здоров и спит. Эфир наполнился таким отборным матом, что даже у меня покраснели уши. Я представил, как в этот момент Сашка рулит и улыбается. У меня даже поднялось настроение.
Лерка старалась быть как можно меньше заметной. Только время от времени, когда видела, что мои глаза закрываются, втыкала мне между ребер палец и начинала громко рассказывать несмешные анекдоты.
А однажды она сказала:
- Смотри, Тим, там землю видно.
А ведь и правда.
И чем дальше, тем больше темных пятаков появлялось вокруг.
В пути я выжрал еще одну банку пива. Стало еще лучше.
А потом еще какой-то час езды, и Сашка смилостивилась:
- Сворачиваем на проселок. Заедем в какой-нибудь лес, там встанем на ночевку.
Быть не может!!!
Мы не принимали участия в расстановке лагеря.
Я сидел под деревом, греясь в лучах вечернего солнца и жрал тушенку. Чуть ли не с хрустом, вгрызался в холодный говяжий жир, даже не заботясь о том, чтобы каждый кусок зажевывать заплесневевшим хлебом. Боль в языке немного притупилась. Я знал, что злоупотребляю, но ничего не мог с собой поделать.
Кажется, я там же и заснул. Видел во сне свою бабулю. Я был совсем маленький, а она кормила меня моим любимым печеньем. И нам было очень весело вместе, а потом она куда-то ушла и долго-долго не возвращалась. Сначала я ждал ее, потом начал звать, но она не отвечала. Я начал бояться, а потом вдруг увидел, что из коридора торчат мужские ноги в черных ботинках.
Я орал. Меня кто-то лупил по щекам, поливал водой, а я долго и протяжно орал, пока, наконец, не понял, что нахожусь вовсе не у бабушки дома, а сижу в лесу у костра. Лерка и Сашка с тревогой вглядывались в мои глаза, а я, все еще не до конца понимая, что происходит, пялился на них как баран на новые ворота. Где-то напугано хныкал ребенок, его нудно успокаивал Глеб. Дед, кое-как, подняв голову, пытался рассмотреть меня сквозь костер.
Я почему-то не очень ясно видел окружающую картинку, но уже хотя бы мог нормально дышать.
- Тимур, пойдем, я провожу тебя в палатку… - Лерка тихонько потянула меня за рукав.
Но я не мог не то что сделать шаг, но и просто повернуть голову для меня оказалось огромной проблемой.
Мы долго думали, стоит ли сегодня отправляться в путь. Из нас ведь с дедом водители сегодня никакие. Однако, потом решили, что это не самое безопасное место, и оставаться здесь больше одной ночи было бы глупо. Тем более, что еще какие-то 450 километров, и привет, Казахстан!
До меня так и не дошло, что изменится от того, что мы окажемся в Казахстане? Но мои попутчики своим энтузиазмом дали мне понять, что Казахстан – это прекрасно! Ну раз так, значит, поедем.
Внутри меня в такт движениям машины приятно бултыхался вчерашний суп. Наконец-то я мог нормально есть. Конечно, язык все еще причинял некоторые неудобства, но сговориться с ним становилось все легче и легче. Однако за три дня я так привык молчать, что за сегодняшнее утро так и ни сказал никому ни слова. Да и не зачем было. Меня все понимали, я всех понимал.
Лерка сказала, что нам нужно заехать в какой-нибудь населенный пункт за водой. Очень уж много ее вчера ушло на нашу помывку. Поэтому следующая встреча с цивилизацией должна была произойти через шестьдесят километров в деревне Кукушки. Были, конечно, города и поселки и поближе, однако, не хотелось повторять печальный опыт Волкуна.
Я все всматривался в пейзаж за окном, но гадость больше пока не встречалась.
Погода наладилась. С чистого высокого неба вовсю светило летнее солнце. Все не так уж и плохо. Дождь не льет, язык заживает, а за спиной еще две машины полные живых людей и продовольствия.
Сначала я решил, что мне это привиделось. Но блестящая на солнце точка быстро приближалась, и вскоре действительно оказалась лобовым стеклом едущего навстречу автомобиля.
Не было печали…
События последних дней заставили меня начать беречь свою шкуру. Никогда бы не подумал, что буду так опасаться людей.
Я взял рацию и передал ее Лерке.
Та тут же заполнила эфир предостережениями:
- Машина… Впереди машина. Пригнуть головы.
Странно, но никто ничего не ответил. Остается только надеяться, что все послушаются.
- И ты, - я строго посмотрел на Леру.
Она послушно пригнулась.
Машина быстро шла на сближение. Через несколько секунд уже стало можно разглядеть, что этот УАЗик был точной копией наших драндулетов.
Я не собирался сбавлять хода. Втянув голову в плечи, я давил на газ и все ждал, что из окна встречной машины высунется ствол и проделает пару симпатичных дырок в моем лбу.
Вскоре стали видны глаза парня, сидящего за рулем. Мы встретились взглядами только на пару секунд, а потом машины разъехались. И как же выражения наших лиц должно быть были похожими в этот момент. Ждать друг от друга подвоха, но в то же время не иметь возможности свернуть с дороги. И ему должно быть хуже. Нас-то целая вереница.
В зеркало заднего вида я проследил, как УАЗ миновал Сашкину машину, а после - и дедову. А потом выкинул финт: развернулся, и пристроился за дедом. Ни хрена себе!
- Вы видели, вы видели? – тут же раздался встревоженный дедов голос.
- Видели… Пока едем. Посмотрим, что будет дальше.
Время тянулось медленно. Я все больше смотрел в зеркало заднего вида, чем на дорогу, но ничего не менялось. Голова адски болела, тело не слушалось, глаза слипались, а тут еще приходится беспокоиться и об этом типе, севшим нам на хвосты. А кто его знает, что у него на уме? Перестреляет всех на хрен и имени не спросит…Тип ехал за нами еще полчаса, а потом у меня сдали нервы. В тысячный раз взглянув в зеркало на приблудшую машину, я дал по тормозам. Следом за мной остановилась Сашка, дед… И этот тип! На всякий случай, прихватив автомат, я вышел из машины и отправился в хвост нашего поезда.
- Всыпь ему! – пожелала Сашка, когда я проходил мимо ее окна.
Я даже не взглянул на нее.
Я остановился в паре метров от его капота, вспоминая добрый город Волкун, направил ствол ему в лоб и кивком головы велел выметаться из машины. Парень послушался.
- Прошу тебя… там дети… - тихо проговорил он, поднимая руки над головой.
Я заглянул в салон.
На заднем сиденье сидела напуганная женщина, прижимая к себе двух маленьких девочек-близняшек.
Автомат опустился сам собою. Но только на мгновенье. И, уже твердо зная, что не смогу выстрелить, я тут же снова чуть ли не упер его в голову счастливого папаши:
- Что надо? – спросил я, жутко шепелявя.
- Что случилось?.. Просто, если знаешь, скажи, что случилось со всеми?
- Откуда едете?
- Из Голубина…
- Где это?
- Четыреста километров к югу отсюда. Но города уже нет. Все вымерли…
Я опустил ствол и уставился на парня как баран на новые ворота.
Ну и ну…
И куда ж теперь?..
Оставалось только сесть посреди дороги и сдохнуть.
Мне не хотелось, чтобы этот тип понял, как мне на самом деле вдруг сделалось страшно. На силу сглотнув ком в горле, я развернулся, закинул автомат на плечо и поплелся к своей машине.
- На север ехать бесполезно, - буркнул я на ходу, - Все тоже самое на 500 километров по крайней мере.
- У жены в Чекринске родственники.
- Нету Чекринска…
Бог, ты свихнулся!.. Просто взять и смять все на хрен в одно мгновение!!!
- Стой! – донеслось сзади.
Но я даже не сбавил ходу.
- Возьмите нас с собой! - он побежал за мной, - Стой, черт тебя!!!
- Проваливай, - огрызнулся я не оборачиваясь.
Он остановился, но продолжал выкрикивать:
- Куда вы едете?! Зачем вы туда едете?! Вас там ждут?! Там живые люди?!! Почему вы не берете нас с собой?!! Ты козел!!! Стой, скотина!!! Мразь!!!
Но в ответ на его начинающуюся истерику, я лишь хлопнул дверью машины. Знаешь, я так же близок к панике, как и ты…
- Что им нужно? - спросила Лерка.
- Хотят составить нам компанию…
- Так в чем проблема?
Епрст!!! Еще одна!
- В том, что у него в машине баба и двое детей! И я не хочу сажать их себе на шею! Все! Тема закрыта, - я повернул ключ и тронулся с места.
- Они едут за нами, - через минуту известил дед.
Ч-ч-ч-черт!!!
Мой УАЗ визжа остановился.
Все напряжение последних дней вылилось в едином порыве. Все страхи, тревоги, переживания, боль, и физическая и моральная, усталость выбросили меня из машины, и уже через секунду я, яростно рыча, бежал в хвост кортежа.
- Мы все равно поедем… - начал он.
Но договорить не успел, я вытащил его наружу и со всей дури влепил по морде. Женщина и дети в машине закричали. Этот хор, наверное, и придал сил этому уроду. Потому что в следующее мгновенье мы уже валялись на дороге, а потом он и вовсе забрался на меня верхом и принялся долбить моей башкой об асфальт. Правда, ситуация тут же снова в корне изменилась. Рядом с нами стоит дед и, пожевывая спичку, целит дуло автомата ему в голову.
Парень медленно отпускает мои волосы, слазит с меня, опасливо глядя на деда, выпрямляется и поднимает вверх обе руки.
Пытаясь отогнать пелену, появившуюся перед глазами, я тряхнул башкой и тут же пожалел об этом. От виска до виска словно протянули раскаленную проволоку. Все еще сидя на трассе, я мутно огляделся по сторонам и случайно поймал испуганные взгляды трех пар глаз с заднего сиденья незваного УАЗа. Внутри меня шевельнулось что-то похожее на совесть.
Парень ведь ни в чем не виноват. Просто, я до такой степени напуган… Черт, да я в ужасе… Я так устал…
Хрен с вами, делайте, что хотите…
- Значит так, - говорил я, поднимаясь и стряхивая с себя пыль, - мы дадим вам рацию, будешь все время на связи. Будете ехать за нами следом. Зря эфир не занимать, лишние вопросы не задавать. Детям на стоянках не отсвечивать! Еда есть?
- Есть.
- Все, двигаем к Каспию. По машинам!
Проходя мимо Сашкиной машины, я услышал сдавленный смешок и остановился:
- А ты вообще!!!
Я грозно ткнул пальцем в ее окно, но этим и ограничился. Отвернулся и поплелся к машине.
Настроение было испорчено до конца дня. Может, и до конца недели. Я ехал, мрачно всматриваясь в дорогу и считая километры. В деревушке мы предпочли долго не задерживаться. В общем, она тоже была вымершей, но все же кто-то там остался. Потому что из магазина вынесли всю еду и воду. Мы не стали разыскивать уцелевших, а, вспоминая городской опыт, предпочли побыстрее оттуда убраться.
Во время стоянки ко мне никто не приставал. Все молча и угрюмо ели и слушали новоявленного оратора. Он в красках рассказывал, что в Казахстан и соваться нечего. По крайней мере, в северный. На его левом глазу светился прекрасный черный фонарь. Сказка, а не фонарь. Когда я его увидел, у меня даже немного поднялось настроение.
Жена его тайком разглядывала мою физиономию. Зато девчонки пялились на меня так нагло, что у них от любопытства даже пооткрывались рты. Парня звали Андреем, жену – Светланой, детей – Оленькой и Настенькой. Причем Оленька совершенно не отличалась от Настеньки. И обе абсолютно одинаково отвратительно доставали из носов козы именно в те моменты, когда я отправлял в рот ложку с разогретой кашей.
На ночь остановились в роскошной даче на берегу небольшого озера.
Я смутно помню, что мы сначала даже осмотрели ее. Судя по всему, во время катастрофы ее хозяин был далеко отсюда, да с тех пор и не появлялся. Ну и вряд ли теперь появится. Зато недалеко стоял домик, который был покинут совсем недавно. Может, обслуга? Охрана? Не похоже было, что они собирались сюда вернуться. Личные вещи полностью отсутствовали. Видно было, что их собирали впопыхах.
Следующее мое воспоминание – огромная, гигантских просто размеров, кровать. При виде этой картины из моей груди вырвался отчаянный стон, а вот сам я до нее дошел, или кто помог, уже не помню.
Когда проснулся, я сразу решил, что умер и попал на небеса. Я даже и мечтать не мог, о том, что однажды открою глаза и увижу вокруг себя такую роскошь. Бархатные портьеры на окнах, резной ночной столик рядом с кроватью, огромный телевизор, занимающий чуть ли не пол стены, атласное белье на постели, на котором я варварски развалился прямо в кроссовках. Я невольно протянул руку и стряхнул на пол ошметки грязи, перемешанной с остатками серой дряни. И тут же пожалел об этом потому что мусор тут же утонул в светлом ворсе напольного ковра.
Оказывается, спал я шестнадцать часов. На улице уже вовсю светило солнце, а откуда-то через открытое окно доносился аромат жареного мяса, лука и чего-то еще. Желудок буквально взревел. Я поднялся с постели и рванул к двери, но пробегая мимо огромных зеркальных дверей шкафа, нерешительно замер. Оттуда на меня смотрело худое осунувшееся чудо и мрачно шмыгало простуженным носом. На грязной шелушащейся от соли морде, покрытой густой черной щетиной, выражение зверского страха и отчаяния. Под глазами черные круги, один из них слегка отдает желтизной. Подросшие волосы слиплись от крови, пота и грязи в застывшие сосульки. Засаленные, густо покрытые пятнами джинсы, продравшаяся футболка, нестерпимо воняющие сквозь кроссовки носки… Эх, Тима, Тима… Как ты дошел до такой жизни?..
Я нерешительно оглянулся на роскошную постель. Как будто свинья в дом забралась…
Втянув голову в плечи, я открыл дверцу шкафа. Мне не повезло. Хозяин оказался раза в три шире меня по габаритам.
- Ну как? Оклемался? – раздался сзади Леркин голос.
Я вздрогнул, как будто меня поймали на чем-то зазорном и обернулся. Она стояла на пороге вся такая чистенькая, причесанная, посвежевшая и улыбалась.
- Оклемался… - прохрипел я в ответ.
- Там дед баньку истопил. Я как будто заново родилась, - она прошла в комнату и положила на стол стопку тряпья, - мы тут в одежде покопались… я подобрала для тебя кое-что, думаю, тебе будет в самый раз.
Вдруг застеснявшись своего вида, я уткнул взгляд в пол и неловко кивнул головой:
- Спасибо… А где все?..
- Ну где? – она пожала плечами, - дед караулит для тебя баню, ловит рыбу… Андрей ковыряется в машине. Его жена с детьми сидят в комнате… Глеб с Сашкой на кухне, готовят обед…
Она замолчала, возникла неловкая тишина. Чтобы чем-то ее заполнить, я неуклюже поинтересовался:
- А… ты?..
- Я? – она смотрела на меня непонимающе.
- Да… Что делала ты?..
- Ну… Я приготовила всем чистую одежду, помогла Светке с завтраком, перерыла кладовку и погреб с продуктами. Мы сегодня будем пить французское вино 98 года, еще есть «Хеннеси» и «Блек Джек» - она немного помолчала, потом опустила голову и проговорила, - знаешь, Тим, все удивились тому, что мы спали с тобой в разных комнатах.
В баню я пробрался тайком ото всех. Я издалека видел вымытых деда и пацана, сидящих на берегу пруда. Честно говоря, с трудом узнал обоих. Стыдно было показываться им на глаза в таком виде.
Здесь я даже отыскал бритвенный станок. Размазывая по щекам пену, я тоскливо глядел на свое отражение в зеркале и соображал, как так случилось, что моя физиономия не встречалась с бритвой аж… Десять дней!!! Слава богу, хоть фингал почти исчез. Да и кожа после Сашкиной соли пришла в более или менее нормальное состояние. Только вот щеки впали… Да глаза почернели, что ли? Ну и ну… А ведь было время, когда телки сами на шею вешались… Брови себе щипал… Я грустно улыбнулся… Кретин…
Я сидел в парной до седьмого пота. Потом сдирал с себя кожу жесткой мочалкой. Потом снова потел, потом снова терся… А потом нашел маленькую дверку, через которую вышел к мосткам на пруду. Со всего размаха я шмякнулся в воду и, поднимая вокруг тучу брызг, поплыл к середине пруда. Как же хорошо! Только подумать! Не случись всей этой котовасии, я бы никогда не узнал, что такое на самом деле отмыться! Все познается в сравнении…
Одежда была немного великовата, но так приятно пахла кондиционером для белья, что я не просто одел ее на себя, а сначала обнюхал с таким остервенением, что от избытка кислорода даже закружилась голова.
И вот, к тому моменту, когда я выполз из бани, вся моя компания уже собралась на террасе. Едва волоча напаренные ноги, я кое-как добрался до лесенки на крыльцо, и, уже поднимаясь по ней, возопил:
- Ни одна скотина не заставит меня сегодня сесть за руль и…
И тут я первый раз увидел причесанную Сашку.
Я сначала вообще не узнал ее, а когда узнал, то едва поверил собственным глазам.
Это ж надо ж как обстоятельства и баня меняют людей.
- И что? – слегка раздраженно поинтересовался Глеб.
Я нехотя перевел на него взгляд и неуклюже отшутился:
- А я думал, ты гомосек! А Сашка оказывается – девчонка!
- Да и ты… - начал Глеб, но его тут же перебил дед.
- Ты куда нашего шахида дел, скотина?!! – покатился он со смеху, - ты б с такой физиономией у меня в магазине нарисовался, глядишь, я не стал бы и ружье доставать!
- Много чести! – буркнул я, - Бриться перед походом по разным там лавкам.
- Да ладно те, не смущайся. Идем-ка! У нас тут «Хеннеси» с рыбой!
Ну, ваще…
- А че не с борщом? – я поднялся по лестнице.
- Да ты попробуй! – и он опрокинул стопарь коньяка.
Меня аж перекосило… Жрать «Хеннеси» так?.. Эх, чернь… Я залпом замахнул рюмаху, протянутую мне дедом, и зажевал огромным куском карпа.
Солнце постепенно клонилось к западу. Мы сидели на веранде и болтали друг с другом ни о чем. Непрекращающееся напряжение последних дней вдруг отпустило, и его сменило сонливое умиротворение. Мы смотрели на солнечные блики, пляшущие на воде, на усталые ветви яблонь, клонящиеся к земле под тяжестью сочных плодов, на цветы, играющие с ветром. Кажется, я мог бы остаться здесь навсегда…
Когда начало темнеть, Лерка принесла из дома свечи и расставила их по всей террасе. Все вокруг залилось теплым светом. Наверное, только пережив все треволнения, которые выпали на нашу долю, начинаешь ценить такие мгновения.
Активные обращения к хозяйскому винному погребку возымели свое действие на нашу компанию.
-Лер… Как же так вышло, что ты вроде уже длительное время моя девушка, а мы с тобой даже ни разу по человечески не поговорили?
Ее образ слегка расплывался перед моими глазами. Она молча смотрела на меня поверх колеблющихся огоньков свечей печальными глазами и, кажется, все понимала. Догадывалась, что мне сейчас нужен вовсе не собеседник, но не протестовала. Наоборот, поддерживала мою игру. Грустно, но поддерживала.
Я взглянул в сторону лестницы. Там Сашка выводила из кустов весело проблевавшегося черной икрой Глеба.
- О чем ты хочешь со мной поговорить?
- Ну… Может, о нас с тобой?
- Тимур… Не пудри мне мозги… Просто скажи, что придешь сегодня ночью и все. А там посмотрим.
- Приду.
Мне захотелось придать нашему ночному свиданию некий налет романтики, поэтому, когда стемнело, и дом затих, я при свете луны осторожно спустился в сад и надрал там букет цветов. Нужно было срезать корни, а на столе на веранде оставался лежать нож. Я поднялся за ним, и уже было принялся резать стебли, как почуял в углу едва уловимое движение. Я вздрогнул и всмотрелся в стоящее в темном углу кресло. На фоне ночного неба четко просматривался Сашкин профиль.
- Ты чего не спишь? – спросил я, вздыхая с облегчением.
- Наблюдаю, как ты с обнаженным торсом разгуливаешь по саду. О! Цветочки… Готовишься к опылению?
- Черт, тебя вообще кто-нибудь воспитывал, нет?
- Виски хочешь, ботаник?
Я нашарил в кармане спички и зажег несколько свечей. Веранду залил неяркий свет. Сашка, облокотившись на стол, сверлила взглядом дно своего стакана.
- Хлыщешь «Блэк Джек»? – я брякнулся в соседнее кресло, бросил цветы на стол и протянул ей чайную чашку китайского фарфора.
- Он самый…
Вдруг она на миг подняла глаза, и у меня перехватило дыхание:
- Ты плакала, что ли? - я подался вперед - Что случилось?
Она несколько мгновений непонимающее смотрела на меня, а потом истерично расхохоталась:
- Ничего за рамки выходящего, Тимур! Ни-че-го!!! Так только… Конец света немного на прошлой неделе, а так больше ничего. Все зашибись! – она откинулась в кресле.
Я тоже попытался расслабиться.
- Хорошо тебе, ты мужик. А я вот должна была завтра замуж выходить... – она вытерла слезы, капающие с носа, и снова уставилась на стакан, - у меня даже платье было куплено… красивое такое… дорогущее… гостей пригласили… мать программу выкупа аж на целый альбом для рисования расписала… Волновалась очень… Все рецепты караваев да блинов получше выискивала… Мы с Эдиком пробных «тещиных» блинов так нажрались, что я даже в свадебное платье влезать перестала, - она подняла на меня взгляд, и я с удивлением заметил улыбку на ее мокром лице.
- Пришлось даже поголодать немного, - продолжила она, снова опуская глаза, - а Глеба она любила почти как Эдика… А теперь... Видишь, как получилось… Кажется, все это было лет сто назад… Да ты пей, Тим…
Я взял кружку в руки, но тем и ограничился. Ее слезы произвели на меня такое впечатление, что стало не до вискаря.
И я неуклюже попытался ее успокоить:
- Не переживай ты так. Хочешь свадьбу, будет тебе свадьба… Даже если перемерли все нотариусы в мире, мы все равно что-нибудь придумаем.
Я машинально поставил чашку на стол, взял ложку и принялся методично перемешивать содержимое.
- Да разве ж дело в свадьбе? – она достала из пачки сигарету, - у тебя разве нет такого чувства, будто ты жил-жил привычной тебе жизнью, а потом бах… и обрубили ее как топором… и у тебя теперь другая жизнь, другие мысли, другие ценности, и ты сам тоже другой…
- Так и есть… но я же не плачу…
- Нет, конечно! – Сашка раздраженно взмахнула в воздухе зажигалкой - Тебя только тошнит всю дорогу! Тим, положи уже ложку!
Нисколько не обидевшись, я улыбнулся и развел руками:
- Обстоятельства!
- «Обстоятельства»… - с вызовом передразнила она, - Глеб, вон, сидит на месте, никуда не рыпается, приключений на свою пятую точку не ищет, поэтому у него и физиономия цела, и руки-ноги на месте, и брюхо вовремя наполняется и вовремя опорожняется…
Она с досадой швырнула зажигалку на стол.
Я, наконец, замахнул стакан, стукнул им об стол и, заговорщицки улыбаясь, подался к ней поближе:
- Саша… спорим, ты не очень расстроилась, что свадьба не состоялась? Даже ценой конца света, а?
Она снова наполнила мою чашку. Немного помолчала, а потом, злобно улыбаясь сквозь сигаретный дым, проговорила:
- Он сказал, что он меня боится… и не понимает, кто в нашей паре мужчина, а кто женщина…
Я пару секунд обдумывал ее слова, а потом вдруг расхохотался:
- Так бедолага тебя бросил!!! Ну и ну!!! Во дает!!!
Она схватила со стола букет и прописала им мне по макушке:
- Хватит ржать!!! Никто меня не бросал!!!
Но семя упало в благодатную почву, и я уже не мог остановиться.
- Это притом, что в радиусе нескольких сотен километров есть только три женщины!!!
- Ты дурак, что ли?! Я тебе не об этом говорю!!!
- Или две?! Может, ты, правда, не женщина?!!
На мою несчастную голову, осыпая все вокруг лепестками, снова обрушился букет. Я зажмурился и уже хотел было открыть глаза, но в ту же секунду произошло что-то невероятное. Раздался скрип отодвигаемого кресла и моих губ жарким ароматом тропиков коснулся знойный ветер. И остался на них долгим, пронизывающим огнем, поцелуем. Он длился бесконечное количество мгновений, убивая во мне остатки сожалений о мирном прошлом. Но едва я попробовал дотронуться до Сашиных волос, он вдруг прекратился, и я почувствовал себя безумно одиноко.
Она стояла рядом, ехидно смотрела на меня и улыбалась.
Мне же было уже не до смеха.
- И это все, на что ты способна?.. – пытаясь отшутиться, прохрипел я, прибитый к креслу.
- Тебе недостаточно?
Я вдруг явственно ощутил покалывание в кончиках пальцев.
- Н-н…
Она села на подлокотник моего кресла, положила горячую руку мне на плечо и снова поцеловала. Сказать, что со мной случился шок – не сказать ничего. Я вдруг почувствовал себя зеленым школьником, знакомым со взрослыми человеческими отношениями лишь понаслышке. Слышать, где-то слышал, но сам еще как бы нахожусь на уровне «Вася взял Олю за руку, тили-тили-тесто!!!».
- Может быть, я и тебя пугаю?
Я с трудом оторвал взгляд от ее губ и посмотрел в глаза:
- Скорее, сбиваешь с…
Но договорить не успел. Меня грубо оборвали:
- Что я вижу?!!
На звук Глебова голоса Сашка испуганно отпрыгнула от меня сразу метра на два. Я же пришел в такой ступор, что меня хватило лишь на то, чтобы просто повернуть голову к этому несостоявшемуся молодожену, так не вовремя возникшему в дверном проеме, и брякнуть первое, что пришло в голову:
- Ты вообще-то нас напугал.
Бедолага на несколько мгновений аж онемел от такой наглости, а потом потянулся к рукоятке пистолета, торчащего у него из-за пояса.
- Ах, я тебя напугал, козлина!!!
Щелчок предохранителя я услышал, уже будучи в полете, траектория которого должна была закончиться за спинкой кресла. Вот я дуб... Это надо ж было такое ляпнуть. Тут бы у любого мужика психика не выдержала. Долей секунды позже прогремел выстрел, и пуля обожгла мое правое предплечье.
- Глеб!!! – истошно заорала Сашка, - что ты делаешь, мать твою?!!
Но его внимание было всецело поглощено мной.
- Я убью тебя, сука!!!
Следующая пуля вылетела из обивки кресла прямо у моего правого уха.
- Да перестань же ты!
Я услышал звук борьбы и высунулся из укрытия. Глеб вцепился в ворот Сашкиной футболки, возмущенно тряс ее и орал прямо в лицо:
- Ну что, любимая?! Как мне тебя теперь называть? Неужели я настолько тебе отвратителен, что ты предпочла мне этого вонючего говнюка?!! - он сошел на визг.
- Прекрати сейчас же!!!
- Ты должна была быть со мной!!! Ты должна была быть моей!!!
- Я и так с тобой!!! Я и так твоя!!!
На автомате зажимая дыру в руке, я поднялся на ноги и шагнул к нему:
- Отпусти ее!!!
Пистолет тут же взметнулся в мою сторону, но, так и не выстрелив, опустился.
Глеб расхохотался:
- Ёлки-палки!!! Даже сейчас у тебя получается корчить из себя героя! Как ты так умудряешься, а? Насколько проще жилось бы мне, не встреть я тебя в том лесу!!!
- Эй, кто стрелял? – раздался голос Андрея, - Глеб, ты, что ли? Вы чего это среди ночи? Детей перепугали!
- Это Глеб, что ли, палит? – на веранду спустился дед с автоматом наперевес, - А я думал, тебе и комара прихлопнуть жалко.
Дед окинул взглядом всю картину, поднимающуюся на ноги Сашку, и весело присвистнул:
- А! Молодежь резвится! Опусти пистолет, Глебушка, не время сейчас. Ну и скотина же ты, Тимур. Ай-ай-ай… - покачивая головой, он развернулся и поковылял в свою комнату.
Я остановился перед дверью в Леркину спальню. Изнутри доносился задавленные подушкой рыдания. И она, конечно, все слышала… Н-да… Вот так налет романтики…
У себя в комнате я кое-как перевязал руку, чтобы остановить кровь, и, не раздеваясь, упал на кровать.
Я долгое время не мог прийти в себя. Сердце бешено долбилось в грудную клетку и заглушало мысли, редкий раз появляющиеся в голове. Я так до конца и не понял, что произошло. Сколько-то тревожно покрутившись с боку на бок, я понял, что мне сегодня не уснуть, вскочил на ноги и, чтобы хоть как-то выпустить пар принялся бегать взад-вперед по комнате.
Да что случилось-то? Да ничего ж не случилось…
Ничего не случилось…
Только меня сейчас чуть не пристрелили… Козел…
И за что?! Да ни за что!!!
Да ведь ничего ж не было!!!
Она просто пошутила!
Вспомнив ее шутку, я столбом замер посреди комнаты. Даже дышать перестал.
Ну, конечно пошутила!
Я снова рванул к окну. Никто никому и не думал изменять! И это любой бы понял!
Я вдруг представил себя на его месте. Вот будто выхожу я ночью на веранду, а там моя Лера целует этого неудачника. Да еще как!
Да еще как!!!
Да еще как…
Я снова замер. В комнате отчетливо повеяло тропическим бризом.
На лбу проступила испарина.
Черт, да я чуть не забыл, как меня зовут!!!
Она еще и целоваться умеет! Я думал, она может только более или менее здраво рассуждать…
Я улыбнулся.
Маленькая обезьянка… вздумала поиграть?
Я тебе покажу, где раки зимуют!
Я даже азартно потер ладони в предвкушении игры, на что тут же болью отдалось простреленное предплечье.
Позже, я настырно считал овец и всеми правдами и не правдами пытался уснуть, но удавалось забыться только на пару минут. Да и в эти минуты я видел обрывки эротических снов, а просыпаясь, долго не мог понять, что было на самом деле, а что я сам себе нафантазировал во сне.
Я почти заснул, когда в дверь постучали. Сон как рукой сняло. Мое сердце тревожно забилось, и я сел в постели.
Неужели?!!
Уже у двери я нервно сглотнул и пригладил волосы. Но зря старался.
На пороге стоял Глеб с медицинской сумкой в руках.
- Покажи плечо… - буркнул он.
Я удивленно протянул ему руку, кое-как перевязанную куском простыни.
Глеб посмотрел на меня как на идиота:
- Может, я все же зайду, и мы зажжем свечи?
Я жестом пригласил его в комнату и здоровой рукой бросил Глебу коробок спичек.
Он усадил меня на стул, молча размотал повязку, несколько садистично влепил укол какой-то обезболивающей наркоты и принялся зашивать мне рану.
Рана, честно говоря, ерундовая. Может, даже баранку крутить не помешает.
Глеб не говорил ни слова, только сосредоточенно посапывал над моей рукой.
Не такой уж он и плохой парень… Только трус и зануда…
- Глеб…
- Заткнись.
Так же молча он перевязал мне руку, сложил инструменты в сумку и ушел.
Уснул только под утро. Сидя у окна, я одну за другой курил хозяйские сигареты. Я знал, что сейчас не спят еще три человека. Слышно было, как Глеб гремит рюмками на веранде, там же сидела и Сашка. Я то и дело слышал ее тихий голос.
Я раз за разом прогонял в памяти вечерние события, и вся моя сущность наполнялась бурным ликованием.
Но тут же в ночи раздавалось Леркино всхлипывание и моя безумная радость сменялась жуткими угрызениями совести и попытками самооправдаться.
А утро пришло ко мне вместе с Сашкой. Она разбудила меня стуком в дверь и вошла, сверля глазами носы собственных ботинок.
- Здравствуй, хулиганка, - сказал я, донельзя осчастливленный ее приходом.
Но она тут же словно окатила меня ледяной водой.
- Тимур… Я надеюсь, ты понимаешь, что я вчера была… пьяна?..
Ах, вот откуда ветер дует?!
Все настроение навеянное снами тут же улетучилось.
- Ну, конечно… - процедил я сквозь зубы.
- И если бы не… Я бы никогда…
Ну и ну…
Если бы не, значит!!! Никогда, значит?!!
Я уперся рукой об косяк и раздраженно спросил:
- Зачем ты пришла, Саш?
- Убедиться, что ты понял…
- Я понял!
Она коротко взглянула на меня.
- Если хочешь, я поговорю с Лерой… И все ей объясню…
- Ну что ты! Не беспокойся, мы как-нибудь сами!
- Прости…
- Да ничего!
Она развернулась и пошла к лестнице, а я в сердцах так двинул дверью, что с потолка отвалился кусок лепнины.
Все утреннее благодушие как рукой сняло.
«Никогда»…
Я почувствовал жестокое разочарование. Это как словно пообещали бы ребенку дисней-лэнд, а повезли на троллейбусе в парк им. Ленина.
Черт… Могла бы и не приходить… Просто сделала бы вид, что не помнит. Было бы не так обидно!
«Я бы никогда…»
Черт…
- Лер, ты-то хоть понимаешь, что то, что случилось вчера – ничего не значит?..
Мы ехали уже почти час. Это были первые слова, произнесенные между нами со вчерашнего дня.
- А что было вчера? Я что-то пропустила? Да и если бы что-то и было, ты мне никто, и я тебе никто. Никто никому ничего не должен. Расслабься.
Все еще дуется…
Мы как раз объезжали крупный город. Вдали виднелись панельные многоэтажки, заводские трубы, а над всем этим стояло гигантское облако дыма. Наверняка, на каком-то из заводов произошла авария. Надеюсь, воздух не отравлен…
Сегодня мы взяли много западнее. И теперь справа снова виднелся хвост Уральских гор.
Сзади ехала Сашина машина. В зеркало заднего вида я пытался разглядеть ее глаза и встретиться с ней взглядом. Но такого удовольствия она мне не доставила.
Под вечер нам встретилась еще одна компания. Их было шестеро, и они путешествовали на двух машинах. Самой главной была бабка, гремящая костями при каждом шаге, ее дочь с мужем и сын с женой и ребенком. Они просто раскинулись цепью у нас на дороге, и мне не оставалось иного выхода как остановиться. Двое молодцов подошли поговорить. Узнать, куда и откуда едем, если что напроситься в попутчики. Рассказали и свою историю. Две недели назад бабка начала словно с ума сходить. На стены кидалась: поехали за город, да поехали за город. Да так невмоготу стало, что собрались все и рванули на лоно природы. Там мамаша несколько поуспокоилась. Как начали обратно собираться, так она такой скандал устроила, что решили уж ее связывать и везти в лечебницу, да тут началось.
Оказывается, у их мамаши-тещи двоюродный брат – отставной генерал ВВС. Он-то и рассказал ей по большому секрету, что из космоса на Землю двигается огромная каменная глыба. И, они, герои, попробуют, конечно, эту глыбу разнести на куски, но не факт, что получится. Может и случиться, что она, развалившись на более мелкие куски, свалится на землю по частям.
- А зачем за город-то?
- А он ей сказал, что народ в панике побросает все на свете. А за нашими заводами глаз да глаз нужен. Так и вышло. Видели, как наш химпром нагадил? Весь город перетравил.
- Да уж. Так получается, что ваша бабка вам жизнь спасла. Что еще генерал говорил?
- Молчит мать. Только теперь все в Антарктиду просится.
Вся моя компания, к этому времени собравшаяся возле нас, разразилась дружным хохотом.
- А на дороге чего торчите?
- Ждем кого-нибудь, кто знает, что делать дальше. Собирает же кто-нибудь выживших, в конце концов… Думаем вот, может, к вам примкнуть на время… Вы куда?
- На Каспий…
Пришлось и им на каждую машину вручить по рации.
Для ночевки заняли теперь два дома. Однако, перед тем, как отправиться спать, все дружно обосновались у нас в гостиной на совещание.
- Знаете что, друзья мои, - заговорил дед, задумчиво дымя сигареткой, - скоро осень. А я боюсь, что на Каспийском море нас ждет та же самая история, что и везде. А если мы проторчим остатки лета в дороге, то зимой мы просто замерзнем, и все. Конец всем нашим поползновениям.
- Ты предлагаешь остановиться? – перевел я взгляд с Сашки на него.
- Более того, я предлагаю вернуться.
- Куда?! – раздалось сразу несколько удивленных возгласов.
- В горы…
- Дед, я, конечно, понимаю, что тебя тянет на родину, но есть ли в этом смысл?
- Дед прав, - вдруг подала голос мрачная Лерка, - подумайте сами: зимовать как-то надо. И если даже мы найдем уцелевшие города, то их продовольственная система настолько нарушена, что народ в них наверняка одичал. Никто не выделит тебе лишний кусок хлеба, а уж чтобы под кров пустить, то подавно.
- Меня беспокоит другое, - проговорил Глеб, - если Еленский химпром остался без работников, то у нас есть еще и несколько атомных электростанций. С которыми-то ясно, что станет, лишись они обслуживающего персонала.
В комнате воцарилась тишина. Выдержав эффектную паузу, он не спеша продолжил:
- Я одно время интересовался Чернобыльской катастрофой. Заодно и узнал, что у нас в России всего десять таких станций. Девять из них в европейской части, одна – на Камчатке. Самая ближняя к нам находится в Свердловской области. Вспомнить Чернобыль, то там радиацией накрыло пол Украины, Белоруссию и значительный кусок России. Если бежать, то бежать нужно на восток. Да там и оседать. Хотя бы временно.
Все молчали. Даже дети прониклись общей тревожной обстановкой и замерев в углу тихонько возились каждый со своей игрушкой.
Я закурил и, выдохнув клуб дыма, проговорил:
- Если мы сейчас двинем на восток, то чтобы не возвращаться, нам придется переться по северному Казахстану, а что там творится, нам известно точно. Мы только 2 дня назад вылезли из этой дряни. Возвращаться в нее снова не очень хочется.
- Что за дрянь?
- А, вы ж не знаете… Потом Андрей расскажет.
- Так что же делать? – спросил дед.
- Глеб говорит дело… Мы не можем не принимать во внимание радиационный фон.
Перед глазами снова медленно зашагал Леркин «космонавт», которого мы встретили в лесу пару жизней назад.
- Тем более, если АЭСки побросали сразу, то боюсь, мы уже должны светиться в темноте. Глеб, ты уверен, что на востоке только одна станция?
- Конечно, может, какие-нибудь секретные есть… Но из общеизвестных точно только одна. На Камчатке.
Что ж, нужно решаться…
- Голосуем. Кто за то, чтобы двигать на восток? – я поднял руку и обвел глазами окуржающих.
Шестнадцать человек. Из них четверо – дети. Семь человек – «за». Это моя семерка.
- Кто против?
А, ну конечно… Кто намылился в Антарктиду?.. Один – «против».
- Кто воздерживается?
Четверо новоприбывших.
- Вам время подумать до утра. За это время кто-нибудь вам расскажет про то, что мы встречали в дороге. Если едете с нами, значит, с нами. А если нет, то прошу с завтрашнего дня не путаться под ногами. Еще вопросы есть?
Мы выехали с утра пораньше. Выехали полным составом. Не знаю как, но бабку удалось убедить, что мы едем к южному полюсу, и она самой первой, кряхтя, забралась в машину. А потом еще сидела и всех поторапливала.
Вообще, я был против того, чтобы осаживаться на одном месте. Но это было моим личным делом. Нельзя же таскать с собой повсюду стариков и детей.
Южное солнце давало о себе знать и уже с утра палило так, что с меня сошло семь потов. Лерка казалась пооживленнее, чем вчера, но все равно смотреть на ее кислое лицо было безрадостно.
Первые серо-голубые острова начали попадаться примерно через час после пересечения границы. Вообще странно было видеть совершенно пустую границу. Ни одной машины, ни одного солдатика… Да я бы бесконечно обрадовался, если бы сейчас перед моим носом махнул полосатой палкой друг-ГИБДДшник.
Так вот первые признаки пакости появились примерно через час. На них не разъезжались колеса машин, это были ошметки высохшей на жаре каши, которая крошилась под протекторами и поднималась за нами облаком пыли.
- Всем одеть респираторы, - проговорил я в рацию, - разойтись по четырем полосам дороги и ехать одним рядом.
Километр за километром наши машины плелись по пустой трассе. Ехали и ехали, и никто не испытывал желания остановиться, боясь услышать тишину, окружающую нас со всех сторон.
Вскоре степь окрасилась в серый цвет. Серая земля, серое небо, серые машины и серый туман, стеной встающий за нашими спинами.
Безрадостная картинка. Но меня сейчас занимала не столько она, сколько мысли о том, что рядом с моей машиной едет Сашкин УАЗ, и стоит мне повернуть голову… Каких мук мне стоило удержать себя от этого!
Мы передвигались со скоростью тридцать километров в час. Невозможно было двигаться быстрее по этой заснеженной пустоши, на которой глазу не за что было зацепиться, кроме черных стеблей травы, проглядывающих по обе стороны дороги. Все время казалось, что машину ведет к обочине. И преодолевать соблазн крутануть баранку в противоположную сторону становилось все труднее и труднее.
Немного позже мы оказались в районе, где дождем и не пахло, наверное, с месяц. Пакость осела на землю пылью и вздымалась в воздух от малейшего движения ветерка. Солнца видно не было, нас окружал легкий туман характерного серо-голубого цвета…
Иногда нам встречались искореженные, скомканные куски металла, бывшие некогда машинами, а иногда и автобусами. Я даже предположить боялся, что могло привести их в такое состояние.
А потом линия горизонта вдруг исчезла из поля зрения, и все видимое пространство за лобовым стеклом окрасились в серое… Я видел, как что-то изменилось, но не мог понять, что.
- Остановка, - буркнул я в рацию и почти услышал вздохи облегчения водителей шести машин.
- Витек, по балде получишь!!! – раздалось тут же в эфире.
По милости Витька пришлось проехать еще немного, чтобы вылезти из поднявшейся тучи серой мерзости. Парень резко дал по тормозам.
- На землю не писать! Особенно девочкам, - раздавал я инструкции, стянув на бороду респиратор, - хотите справиться, справьтесь в банку. Или в мешочек.
Респиратор снова занял свое место, я открыл дверцу и потихоньку ступил на землю. Вокруг моих армейских ботинок поднялось облачко серо-голубой пыли. Я сделал несколько шагов вперед и обернулся. Мои попутчики неуверенно жались к машинам, кто-то даже не попытался вылезти наружу. Я снова посмотрел себе под ноги. Ботинки сантиметров на пять уходили в эту дрянь. Только бы ее не стало больше. И какого черта мы вообще сюда поперлись?
Поднимая в воздух пылевые облачка, ко мне подошел дед.
- Ну и ну… Надо было взять южнее…
Непривычное полное отсутствие эха. Как будто в комнате, обитой ватой.
И тут дед посмотрел вперед на дорогу и внезапно разразился потоком отборной брани.
Я проследил за его взглядом и остолбенел.
Примерно в пяти метрах от нас дорога упиралась в отвесную стену. Рваный край разломанного асфальта был виден примерно в паре человеческих ростов высоты. А за ним громоздились горы из мусора, грунта и искореженных машин, обильно присыпанные серо-голубым порошком.
- Эй, что вы там застряли? – к нам подошел Глеб, - ни хрена себе… Это что это? Эпицентр, что ли?
- Похоже на то, - откликнулся дед, почесывая в затылке.
- Интересно, какой глубины воронка?
- Какая разница? Все равно не проехать.
К нам постепенно подтянулись и остальные. Пришлось устроить небольшое совещание.
- Тимур, блин, вот ты везунчик. Я эту хрень ни за что не увидел бы. Как узнал, что надо было остановиться?
- Задница затекла, - мрачно буркнул я в ответ.
- Нам нужно попытаться объехать это место, - проговорила Сашка, вглядываясь в степь.
Я задумчиво проследил за ее взглядом:
- Не известно, что скрывается под этой дрянью. Мы и эту дыру заметили только когда подошли к ней чуть ли не в плотную. Нельзя рисковать машинами.
- Тогда нужно кого-то пустить вперед.
- Кто согласится?
Она повернула ко мне голову:
- Я.
Черт, да она издевается надо мной…
- Исключено.
- Он прав, - ввязался Глеб, - ты должна вести машину. Пойду я.
- Почему ты?
- Потому что больше некому. Все мужчины заняты в машинах. И потом, нужно же и мне побыть героем…
- Кому нужно?! – раздраженно выкрикнула она.
- Мне нужно. Все, Саш, без разговоров.
- Это все из-за тебя!!! – она разгневанной фурией подскочила ко мне, толкнула обеими руками в грудь и помчалась в машину.
Вот те здрасти… Значит так?..
Я сплюнул себе под ноги и обвел замерших попутчиков мрачным взглядом:
- Пойдет Глеб. Возьми рацию и запасные респираторы.
И раздраженно пошел к своей машине.
ЦУ раздавал уже оттуда по рации:
- Всех детей и Свету к Саше в машину. Она поедет первой. Дед, возьми всех женщин. Леру тоже! – я бросил на нее строгий взгляд, - Поедете за Сашей. Потом Антон. Андрюха, Витек, я – замыкаю. Респираторы не снимать. Если хотите, можете поменять на новые. Держим дистанцию, но не выпускаем друг друга из вида. Всем включить ближний свет. Впередиидущие по возможности наблюдают за ведомыми. Вопросы есть?.. Все, перекур и в путь.
Я судорожно всматривался в еле заметные в пыли габаритные огни машины Витька. Было нестерпимо жарко. Пот градом стекал по моей голой спине и превращал налипший на нее туман в серо-голубую слизь. До чего ж мерзко… Несмотря на респиратор, во рту снова стоял сладковато-горький вкус силикатного клея, на моих бровях и ресницах выросло по сугробу, а в машине стояла такая пылища, что в этом аду не то что, габариты Витька, но и приборка различалась с трудом.
Где-то впереди, тщательно изучая каждый дюйм пути, вздымая облачка пыли, медленно шагал Глеб. Мы двигались со скоростью примерно три километра в час. Я мечтал только о том, чтобы на нашем пути не встретилась какая-нибудь трещина как за Волкуном. Это означало бы только дорогу назад. Я взглянул на компас. Стрелка показывала, что мы теперь движемся не на юг, а на юго-восток. Значит, у этого ада все-таки есть края…
- Черт, я закипел! – раздался голос Андрея.
- Остановка… - прохрипел я, снимая респиратор и сплевывая, - Глеб, отдыхай…
Этого нам еще не хватало…
Я вышел из машины и, кашляя и отплевываясь, зашагал вдоль колонны.
- Как дела? – спросил я, проходя мимо Витька.
Он с трудом разжал побелевшие от напряжения пальцы, выпустил из рук баранку и, весело побрякивая челюстью, помахал мне в ответ. Бедолаге, конечно, рассказали немного о пакости, но он явно не ожидал увидеть… такое!
Андрюха уже открыл капот и ждал, пока движок немного поостынет.
- Что ж ты машину нормальную не взял-то, а?
- Так это ж своя… Родная… Жалко…
- Вот свой родной «Лексус» в лесу оставлять, это да, было жалко. А УАЗов на улицах как конь налюбил, мог бы и выбрать! Черт… Нельзя дальше передвигаться таким образом. Убьем машины.
- Андрей, ты цел? Жена беспокоится. – раздался Сашкин голос.
- Цел, - ответил он, - Как Глеб?
- Нормально.
Я взял у него рацию:
- Глеб, как дорога?
- В целом, нормально. Встречаются, конечно, небольшие рытвины, но для УАЗов это не проблема.
- Сейчас Андрей остынет, я подъеду к тебе. Поедем впереди, Саша - на дистанции 5 метров за нами, остальные - в той же последовательности.
…Мы с Глебом сидели в головной машине и уже минут сорок, ломая глаза, всматривались в серо-голубую муку и рябой склон горы, постоянно тянущийся слева от нас. Ехали со скоростью 20 километров в час. Тоже не ахти, но все же лучше.
Направление с юго-восточного уже поменялось на северное, и я уже раздумывал над тем, как мы найдем трассу, если все вокруг одного цвета, запаха и вкуса, когда вдруг рефлекторно вдавил в пол педаль тормоза. Я осмотрел степь, стелящуюся впереди нас неизменным серо-голубым одеялом, и заметил, что в паре десятков метров от нас этот покров как будто немного темнее.
Мы вышли из машины и подошли ближе.
Так и есть…
- Капец… - вынес вердикт Глеб и затих, глядя в раскинувшуюся перед ним пропасть.
Я почесал затылок. Не уж-то объезжать?..
- Что случилось, почему остановились?.. – встревожено заговорила радиостанция дедовым голосом.
Я не стал заставлять их ждать ответа. Они и так все на взводе.
- Впереди трещина… Шириной метра в четыре. Дорога где-то по ту сторону, но, в принципе, нам по пути… Пять минут отдыха и по коням.
…Теперь по левую руку зияла пропасть. Наши глаза от напряжения и пыли отчаянно слезились и, чем дальше мы двигались, тем хуже различалась дорога. Глеб был прав. Никаких непреодолимых для УАЗа препятствий не встречалось. Ну, разумеется, кроме дыры слева. Вся забота заключалась лишь в том, чтобы выдержать направление и не ухнуть в эту щель.
Пару раз лязгнув зубами на колдобинах, которые мы благополучно зацепили исключительно по недосмотру, я решил, что пора бы уже и передохнуть. И только собрался остановить поезд, как вдруг раздался испуганный голос Витька:
- Андрей, ты где, я тебя не вижу.
- Да только что твои фары отсвечивали. Дай немного газа.
- Нет!!! – заорал я в рацию, - Глуши, стой на месте!!! Стой!!!
Наш поезд остановился. Я уже выскакивал из машины, когда из рации донеслось надтреснутое «помогите…».
К тому времени, как я добежал до Витька, вокруг его машины в густом тумане собралась почти вся команда. Бедный УАЗ балансировал на краю воронки, свесив задний мост в пустоту. На его переднем бампере, болтались дед, Антон, Света и Надя, а Андрей вязал трос к фаркопу.
- Стойте!!! Кусок отваливается!!! – истошно завопила прибежавшая чуть раньше меня Сашка.
И действительно, под ногами у «спасателей» понемногу расползалась темная трещина.
- Убирай трос!!!
- Я вытащу его!!!
Я, не особенно стесняясь в выражениях, проорал ему, что он своей инициативой угробит и себя, и Витька, и машины, но Андрей и не думал слушаться. Не обращая внимания на мои вопли, он садится в свою машину и заводит движок.
Чертов ублюдок!!!
- Вытащи его оттуда!!! – завопила Витькина жена, из последних сил пытаясь прижать передок к земле.
Эта ж скотина еще и их всех передавит к чертям!!!
- Остановите его! – велел я Сашке с Глебом и огляделся вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого, но вокруг только серо-голубая пыль.
Я сорвал нож, болтающийся у меня на поясе, и кое-как забрался на мотающийся вверх-вниз капот машины. Первый и второй удары рукояткой ножа ничего не дали, с третьего – по стеклу побежали трещины.
Я видел за ними напуганные глаза Витька, не сводящие с меня взгляда, и нервно трясущиеся губы. Витек молчал, и я ничего не говорил. Просто тупо долбил по стеклу и время от времени поглядывал на Витька.
Наконец, потрескавшееся стекло начало продавливаться внутрь, и тут же я ощутил рывок. Машина опустилась на передние колеса и двинулась вперед. Но следом за этим послышался шорох грунта, утекающего из-под днища. Дед тихо охнул.
- Черт, да остановите этого мудака!!! – крикнул я через плечо.
Я расковырял стекло и велел Витьку выбираться на капот.
Новый рывок машины расшвырял в стороны всех, кто висел на бампере. Машина на секунду снова обрела под передними колесами твердую почву, но почти уже спустившись с капота, я вижу, как она вместе с солидным куском земли начинает уходить вниз.
- Держись!!! – ору я Витьку, и сам покрепче хватаюсь за капот, благо, отечественный автопром не обращает внимание на дыры, остающиеся после подгонки деталей.
Мы вместе с машиной обрушаемся вниз и повисаем на полуметре троса, соединяющем край воронки и машину.
- Тима!!! – истошно вопит Лерка и бросается краю.
Я смотрю, как длина троса быстро увеличивается. Андрея тянет за нами следом. Вот, скотина!!!
- Витек, быстро!!!
Я отталкиваюсь ногой от баранки, забираюсь на радиаторную решетку и протягиваю Витьку руку. Когда он оказывается рядом, расстояние между машиной и краем пропасти увеличивается до полутора метров.
Я подсаживаю еле живого от страха Витька, сверху ему помогают выбраться.
Я следующий. Но до верха уже два метра. Ровно столько же и от края воронки до натужно ревущей машины Андрея.
Ко мне тянут руки дед Семен и Глеб. Андрей напылил так, что я с трудом их различаю, хватаюсь, они рывком выдергивают меня наверх. Тут же кто-то мощным пенделем отпихивает меня метра на два влево.
В ту же секунду движок Андреевой машины глохнет, цепочка набирает темпы, и УАЗ Андрея, на секунду застыв на днище на краю обрыва, начинает свой стремительный полет ко дну воронки.
Сам Андрей в последнюю секунду вываливается в открытую дверь и остается лежать в серо-голубой пыли на самом краю провала.
Мне на шею вся в слезах бросается Лерка:
- Ты! Как ты мог так поступить! Не смей больше так рисковать собой!
Но я отлепляю ее от себя и подхожу к Андрею.
Меня просто трясет от ярости, да так, что из башки просто вылетает все, что я ему только что хотел сказать. Я лишь мрачно сплевываю себе под ноги, разворачиваюсь и топаю к своей машине.
С каждым шагом из тумана все четче и четче проступает Сашкин «козел». Я вижу рядом с его задним колесом женскую фигуру, сидящую на корточках. Это бледная Сашка. Ее трясет. Из огромных зеленых глаз струятся слезы, а нижняя губа прикушена так, что, наверное, останется синяк.
- Саш, ты чего? – спрашиваю я, забывая весь свой гнев.
Тяжело всхлипнув, она машет головой из стороны в сторону.
Я еще некоторое время в нерешительности стою рядом с ней. На душе скребут кошки. Мне очень жаль ее. Очень. И мне очень хочется ей помочь. Но в свете недавних событий…
Как жаль, друг, что ты показала мне в себе женщину…
Сквозь горечь клея на языке вдруг начинает ощущаться привкус манго…
Черт!..
Я трясу головой, пытаясь отогнать наваждение, отворачиваюсь и чуть ли не бегу к своей машине. С воплем заряжаю по крылу кованным ботинком, раз, другой, третий. Мне становится немного легче. Я забираюсь в салон. Там пыль почти улеглась, и я даже смог найти сигареты.
Через пару десятков километров трещина закончилась. Пакости стало гораздо меньше и мы с легкостью нашли дорогу. Здесь мы снова разъехались по четырем полосам и отправились дальше на восток.
Мы снова ехали на четырех машинах. Я вернул на переднее сиденье Лерку, сзади ехал донельзя благодарный Витек с женой. Часть еды пришлось бросить возле воронки. Нужно же было как-то разместить в, и без того перегруженных, машинах пассажиров сгинувших УАЗов.
Андрею никто ничего не сказал. Он и сам все понял. Я же лишь укрепил свой авторитет. Лерка мне все простила, и теперь сверлила меня с правого сиденья влюбленным взглядом.
Я же был мрачнее тучи.
Нам обязательно нужно найти еще две машины. Нам нужно пополнить запасы воды и еды. Нам нужно… Нам нужно все…
Через пару часов серая погань с дороги почти исчезла. Дышать стало намного легче.
Пересекли несколько серо-голубых речек. Не таких густых, как тот лесной ручей, но все же их цвет отбивал всю охоту искупнуться. Желтизна так и не проявилась.
К вечеру попали в какой-то очень крупный город. Страшно было въезжать в него, потому что округа, наверняка тоже была заполнена промышленными предприятиями.
На ночевку мы определились в одной из квартир дома, находившегося на центральной улице города. Электричества не было, к ночи нужно было найти несколько свечей. Газ тоже отсутствовал, но зато из крана текла холодная вода. Очень нужная, учитывая нашу общую гидрофобию, развившуюся у нас еще в Еремеево.
Как только прошла онемелость в заднице, мы с дедом и Андреем отправились на разведку. Есть хотелось жутко, но времени до темноты было мало. Нужно было привезти как можно больше воды для помывки, свечей, а если бы удалось раздобыть еще и карту, было бы вообще великолепно. А то доедем до самого Китая, а и не поймем.
Пока женщины мыли детей, Антон с Витьком караулили окна и подъезд. Нам не встретилось ни признака жизни в этом городе, но все же это нам не помешало застраховаться от нападений.
- Понимаешь, Тимур, чем больше с нами народа, тем проще будет пережить зиму… - в полголоса говорил дед, пока мы через прицелы автомата оглядывали ряды продуктов в вонючем супермаркете.
- Народ нужно кормить, - оборвал я его излияния, - Вон вода. Андрей, стой на стреме, мы потащили.
И началось: упаковка за упаковкой, упаковка за упаковкой. До тех пор, пока дедов УАЗ не переполнился так, что не смог бы в себя вместить еще и коробок спичек. Мы отправили его «домой», а сами урча животами взяли несколько банок консервированного борща, ведерко майонеза и отправились пешком.
Ночью к нашей компании примкнуло еще трое мужчин. Отец и два сына. На вопрос, что случилось с их городом, они так и не смогли дать вразумительного ответа. Сказали, что просто спрятались в подвале одного из домов, просидели там дня четыре, а когда вышли, уже никого не было.
С их помощью утром мы нашли и нагрузили всем необходимым еще три военных УАЗа. После этого наспех перекусили и двинулись дальше…
Если бы мы ехали на двух-трех машинах, то к вечеру мы вполне могли бы достичь окрестностей Зарецка. Но движение замедлялось остановками то по одной, то по другой нужде. Например, в одиннадцать часов утра захотелось пописать Олечке (или Настеньке), а через полчаса – ее сестре. Несмотря на то, что они близнецы, они никак не могли сесть одновременно под один и тот же куст. А еще через полчаса у Софьи Архиповны онемела задница. Нужно было непременно ее размять. А потом кого-то укачало. А по-моему так, этот кто-то просто пережрал тушенки на завтрак.
Наверное, где-нибудь мы найдем уже поселок с нормальными людьми, на который можно будет скинуть всю эту компанию…
К вечеру мы все-таки выехали из Казахстана на свою драгоценную родину. Остановились в леске, замаскировали машины, определили график дежурств. Времени оставалось достаточно. Мы решили не торопиться, чтобы не ночевать в окрестностях Зарецка. И, сидя у вечернего костра, мы не спеша обсуждали идею проехать мимо крупного города, но одну из машин, все же, пустить туда на разведку. Я предложил свою кандидатуру, но ее единогласно отклонили. Оказывается, я слишком ценная фигура. Я попытался было доказать, что, я скорее сдохну от скуки среди их детей и стариков, но они даже и слушать на стали. Решили отправить казахов. Тут же на картах наметили место встречи за городом.
А потом дед сказал:
- А может, мы завтра поищем место для стойбища?
На миг воцарилась тишина. А потом Антошка:
- Какого стойбища?
- Ну вы же не собираетесь все время колесить на машинах? Мы же разговаривали на эту тему. Зима, товарищи, зима!
Я с интересом наблюдал, во что превратится этот разговор. У меня не осталось никого, у деда, у Лерки… А эти люди – семейные. Наверняка, они еще две недели назад выбирали садик или школу, куда отдать детей, мечтали, какими умными станут их чада, и как их все будут хвалить, а впоследствии и уважать… А как же внуки – радость на старости лет? Вчера и позавчера все прекрасно слышали, о чем говорил дед, но в то же время, были уверены, что в дороге возьмет да и найдется какой-нибудь уголок, в котором уцелела жизнь.
- На дворе конец июля! Нам нужно построить убежище от холодов, запастись едой, водой!
- Мы найдем людей с водой и едой…
- Балбес ты, Антошка! Если мы кого-то и найдем, то он выживает сам для себя и для семьи, и вовсе не намерен делить свою жратву с незнакомыми прощелыгами. Дефицит, понимаешь ли…
- Но мы же не можем…
- Можем! – я выбросил окурок в костер, - мы находим хорошее место для стойбища, зимуем там, а весной, кто хочет, тот пусть проваливает. И знает, что на Алтае у него есть дача с горной рекой и со свежим воздухом. Нуржан, возьми с собой рации. Если случится такое чудо и в городе будет электричество, то их можно будет подзарядить, хоть немного.
- Ненужно, я попробую сделать так, чтобы они питались от аккумулятора.
- Отлично! – я потряс в воздухе картой, - и потом. Всем поездом таскаться очень неудобно. Как только найдем место, нужно будет из окрестностей собрать все, что нам пригодится. Я сам берусь за то, чтобы обшарить здесь каждый угол. Не беспокойтесь, от меня не укроется ни одна живая душа! И зиму мы проживем с комфортом. А если в следующем году никого не найдем, то хотя бы будем знать, что у нас есть убежище. Его уже не нужно будет строить…
Народ еще долго думал над моими словами, но выбора у них не было. Лишь только баба Соня поинтересовалась, далеко ли еще до Антарктиды. Мы немного повисели над картой, но решили, что это бесполезно. Нужно определяться на местности.
Это был один из самых спокойных вечеров. Дети, занимаясь друг другом, весело ворковали рядом с костром, женщины вдруг с энтузиазмом занялись составлением списка провизии, необходимой для того, чтобы пережить зиму, во что позже вовлеклись и мы. За ночь все отдохнули, и в путь отправились ранним утром.
Ближе к полудню Нуржан с сыновьями свернул на дорогу к Зарецку, мы же двинулись дальше. По правую руку громоздились горы. Я видел Урал. Алтайские горы совершенно другие. Где-то среди них нам придется найти себе убежище. Я все думал о том, как этот процесс будет происходить. Нам нужно место, куда было бы сложно добраться на колесах, но с другой стороны, не можем же мы сейчас вылезти из машин и отправиться карабкаться по горам? Это ведь займет несколько недель!
Мы остановились на обочине совершенно пустой дороги. Здесь мы должны встретиться с разведчиками. Я вышел из машины и ко мне тут же подскочил дед. С тех пор, как он увидел горы, он как взбеленился. Родные пенаты, что ли, узнал? И сейчас он был похож на ребенка вечером тридцать первого декабря, который сейчас ляжет спать, а утром проснется, и, о, чудо, под елкой его ждут подарки деда Мороза.
- Тимур! Нужно, чтобы там была речка!!!
- Дед! Если ты сейчас же не успокоишься, то не доживешь ты не до речки, не до леса.
До времени встречи было еще несколько минут. Детей выпустили из машин немного размяться. Светка даже смилостивилась и достала для них из заначки перезревшие бананы. Возможно, последние…
Нуржан с сыновьями приехали с небольшим опозданием. Они оправдывались тем, что все выезды из города запружены мертвыми машинами, пришлось ехать полем. Город вымер так же как и остальные. Мало того, севернее города, наверняка находится еще одна воронка. Улицы покрыты серо-голубой пылью, а на тротуарах и на проезжей части время от времени встречаются комки полуистлевшей одежды. Они проехали по площади перед правительственным зданием, сплошь покрытой почерневшим тряпьем. В магазин заехали только в один. В «Радиолюбитель». Набрали запчастей и инструментов для того, чтобы перестроить рации. Электричества в городе не было, похоже, уже давно. По вони испортившихся продуктов можно было определить месторасположение продуктовых магазинов.
Еще какое-то время мы пытались построить план дальнейших действий. Ясно было только, что нам сейчас нужно отъехать подальше от города, а потом по проселкам двигаться в сторону гор. Так и шарахались по району до самого вечера.
Перепсиховали все. Да и из рабочих раций осталось только две.
Дед, брызгая слюной, громко доказывал, что так, как он лучше всех нас вместе взятых знает горы, то одна из раций должна быть непременно у него, но на попытку загнать его вместе с рацией в хвост поезда, чтобы все машины были под контролем, он отреагировал такой истерикой, что его в этот момент можно было бы показывать за деньги. Дед немного успокоился, когда я велел ему отдать машину одному из Нуржановских сыновей, а самому забираться ко мне на переднее сиденье.
И что тут началось! Я неправильно веду, я не туда сворачиваю, не под тем углом, и вообще, у меня руки из задницы растут.
Я терпел. Терпел до тех пор, пока мы, двигаясь по очередной просеке, всем поездом не уперлись в вырубку. И тут меня прорвало. Из моей пятиминутной речи с трудом, но можно было вычленить претензию: «Дед, у тебя в руках карта, куда ты смотришь?»
- Я вообще-то здесь в первый раз!
Я разозлился как собака. С воплями разогнал всех обратно по машинам, велел разворачиваться и ехать обратно. Теперь мы с дедом замыкали поезд, а впереди тащился Антоха со своим разновозрастным семейством.
Прошло полчаса, час, а просека все не кончалась и не кончалась.
- Черт, куда мы едем-то?!! – заорал я в рацию головной машине.
- Тим… Тут вот недавно колея была… И делась куда-то…
Ну, капец…
- А ты куда едешь?!!
- Да тут вот между деревьями пространство где есть, туда и еду… Ух ты… Тупик, кажется…
Рыча, я выскочил из машины и полетел вдоль поезда к его «козлу»:
- Что ж ты, мать твою, молчал-то?!!
- Да я был уверен, что трасса в той стороне, - он махнул рукой в сторону горы, неожиданно выросшей на его пути.
Я посмотрел на отвесную каменную стену, видимую из-за кустов и крон деревьев только на три метра, и в досаде сплюнул себе под ноги. Но тут же отвлекся, потому что мое внимание привлек какой-то звук.
- А ну глушитесь!!!
Гул двигателей стих, и я в лесной тишине отчетливо услышал комариный писк. Все еще не веря своим ушам, я огляделся по сторонам и выследил взглядом крохотное тельце, усаживающееся мне на руку.
- Етить твою за ногу!!! Братцы, да это ж кукушка!!! – перемежая признания в любви к кукушке с трехэтажным матом, Витек по пояс высунулся из окна машины и принялся всматриваться в листву деревьев, - Родненькая моя, тудыть тебя растудыть!!! Голубушка!!! Живая!!!
Я бы на месте кукушки от такого набора слов давно бы упал замертво. Она и вправду затихла, но Витек, не обращая на это внимания, продолжал орать на весь лес.
Я со слезами счастья на глазах размазал насекомое по руке, стряхнул с кожи оторвавшиеся от него ноги, велел Витьку заткнуться и подошел к стене.
От подножия горы был виден гораздо больший ее участок. Налево и направо она простиралась на десятки метров (а то и больше), зато тремя метрами выше каменистый слом заканчивался и начинался относительно пологий подъем, поросший травой и деревьями. Если сильно постараться, то можно и забраться наверх. Наверное…
- Сколько времени?
- Полвосьмого! – кто-то ответил мне.
Решили сегодня больше никуда не ездить. И время позднее, и все очень устали… Сегодня подумаем, как лучше поступить, а завтра продолжим путь. Может быть, придется разделиться. Жаль, нет рабочих раций… А хотя, если бы они и были, то в горах от них все равно мало толку.
Мои попутчики принялись разбивать лагерь. Кто-то ставил палатки, кто-то собирал дрова для костра, а я все чаще и чаще поглядывал в сторону отвесной стены. Черт… Темнеет только через четыре часа. У меня времени за глаза и за уши для того, чтобы посмотреть, что творится на той стороне. Я нерешительно покосился в сторону разрастающегося лагеря.
- Если полезешь, я с тобой…
Я оглянулся. Ризат – старший сын Нуржана.
Эта фраза решила все.
Народ смотрел на нас как на лодырей, отлынивавших от расстановки бивуака. Может, они были правы. Но дело было скорее во многих часах проведенных за рулем машины. Телу нужна была разминка.
Я подсадил Ризата, он вскарабкался наверх, зацепился за ближайший ствол и подтянул меня к себе. Дальше все должно пройти гораздо легче. Но когда снизу смотришь на горный склон, он совсем не кажется таким крутым, какой он есть на самом деле. Короче говоря, пока мы добрались до вершины, мы так выдохлись, что пришлось ждать, пока перед глазами не прекратят мелькать черные точки. А когда точки мелькать перестали, нашим взорам открылась следующая гора. Я уже готов был повернуть назад, как Ризат сказал:
- Смотри вон туда. Там, кажется горная тропа. Я по телевизору такие видел. Они именно так и выглядят. Раз мы сюда приперлись, давай уж и дотуда дойдем. Время-то еще есть. Вернемся как раз к ужину.
Уговорил. А когда мы добрались до цели, у меня перехватило дыхание. «Горная тропа» заканчивалась каменистым обрывом, сваливающимся на пару сотен метров вниз.
Но дело было не в этом.
Сначала я увидел оленя с олененком, потом понял, что они пришли на водопой. К реке. К неширокой спокойной реке, которая разрезала на две почти равные части обширную долину, раскинувшуюся метров на двести-триста ниже нас. На реке – перекат и две песчаные косы на излучинах, а в некоторых местах к самой воде подступает лесок. Лес покрывает и солидную часть долины, и горы, окружающие ее со всех сторон… Да такие горы, что не сломав шею, в долину не спустишься…
- Скажи, что ты это видишь… - прошептал я, словно боясь вспугнуть животных.
- А там, смотри, ты видел?.. Старица…
- Так не бывает…
- Бывает… Хороша Маша, да, жаль, не наша… Мы не сможем туда спуститься. Здесь даже опытный альпинист рискует сломать себе шею…
- Да уж… - я задумался, но тут же отвлекся, - Смотри, смотри, цапля!!! Мы просто обязаны!!!
- Н-да? – съехидничал Ризат, - представь себе бабу Соню с близняшками, карабкающимися в гору.
Я достал из кармана сигареты и предложил парню:
- Вот что мы сделаем. Сегодня возвращаемся в лагерь, а завтра с утра пораньше я беру с собой кого-нибудь, кто хотя бы издали видел горные реки и мы попробуем спуститься в долину по реке!
- Но там же порог! Вон, в самом начале видишь?
- Так это ж замечательно! Значит, еще меньше шансов, что сюда кто-то сунется.
- От старости, Тимур, ты точно не умрешь…
В ответ я только усмехнулся.
Ризат точно сказал. По возвращению нас ждал горячий ужин, уже разбитый лагерь и по паре банок теплого пива.
Я решил не откладывать в долгий ящик и, едва усевшись перед костром, заявил:
- Мы нашли место для стойбища.
Все замолкли.
Да-да, ребятки… Не миновать зимовки…
Первым голос подал дед. Он расхохотался самым обидным образом:
- Вы?!
Я слегка опешил:
- Мы… А что в этом такого?
- Тимур… Ты когда последний раз горы видел? Оставь это дело специалистам.
Так вот где собака зарыта!
- Че-то я не понял, это тебе, дед, что ли?
- Да хоть бы и мне! Я родился в горах, вырос в горах, жил в горах и даже охотился в горах. А ты из конторы вылез только две недели назад. Что за бабья работа! За компьютером сидеть, на кнопки давить!
- А ты за прилавком, возмужал много, я смотрю!
- Ты, сопляк, даже не знаешь, что такое своим горбом!..
- Да хватит вам! Один хрен туда не пробраться, - оборвал его Ризат.
- Пробраться! - рявкнул я, - Завтра я туда пойду. Вы можете валить дальше вместе с дедом. Может, я вас потом и догоню. Он найдет вам хорошее место, будет там для вас охотиться. К моей машине не прикасаться. Руки вырву. Спокойной ночи, - я швырнул ложку в нетронутую тарелку и отправился к палатке.
- Посмотрите на него, обиделся… - дед все никак не мог угомониться.
- Тимур… - вдруг услышал я Сашкин голос и, вздрогнув, остановился.
А мне уже казалось, что ты со мной больше никогда не заговоришь.
Я обернулся.
- Тимур, что это за место?
- Там река, лес, олени, рыба, птицы, леса, луга, а все это отгорожено от внешнего мира охренительными горами и не менее охренительными порогами на реке.
- Как же ты собираешься туда попасть?
- По реке.
- И вещи?
- Посмотрим…
- Но ты же не пойдешь один?
Я забыл дышать.
Боже, что это? Она хочет предложить свою кандидатуру?
Глеб тоже почуял неладное:
- Я пойду завтра с тобой… - злобно гавкнул он и, поднявшись с земли, поплелся в ближайшие кусты.
Я проследил взглядом за его исчезающей в сочной зелени спиной. Вот клещ…
- Я тоже, - подала голос Лерка.
- Нет. Ты будешь только мешать, - я повысил голос, чтобы меня было слышно метрах в пятнадцати от костра, - А вот если какая-нибудь скотина захлебнется в потоке, это будет мне только на руку.
- Не дождешься, - донесся Глебов голос из кустов.
Я повернулся к Лерке:
- А ты можешь остаться здесь и проконтролировать, чтобы уходящие оставили нам еды.
- Можно подумать, ты меня прогоняешь! – снова подал голос дед.
- Нет, дед. Просто я не хочу идти дальше, пока не попытаюсь проникнуть в эту долину. Спокойной ночи.
Я долго не мог заснуть. Все ворочался с боку на бок и думал, уйдет ли дед утром или нет. Я, конечно, дал маху, но это была чистой воды провокация. А Глеб? Вот прицепился-то, а? Это все из-за Сашки. Ладно, так даже интереснее…
«Я бы никогда».
Черт!..
Едва рассвело, я выбрался из палатки. Глеб, потягивая горячий кофе, ждал меня у костра. Какая исполнительность…
- Ты и спать не ложился? – я сочувственно поцокал языком.
- Ложился… - он отхлебнул из кружки, - меня Сашка разбудила. Ох, и горячая девка, я тебе скажу!
Открыто усмехаясь, он пялился на меня во все глаза.
Я ограничился лишь хмурой фразой:
- Оставь подробности для потомства, - и поплелся к машине.
Я через силу из-под горы барахла откопал два вещмешка. В один набросал сухарей, воды, тушенки да рыбных консервов, в другой побольше веревки, бинокль, топорик, да пару ножей.
- На… - услышал я сбоку Глебов голос.
Он протягивал мне кружку с кофе.
- Что там? Цианид?
Глеб осклабился:
- Ага… Два кусочка, как ты любишь.
- Спасибо, милый.
Я чуть ли не залпом заглотил свою порцию, швырнул пластиковую кружку к костру, захлопнул багажник и швырнул Глебу мешок с едой:
- Неси.
Пока мы топали, я пытался вспомнить картинку, виденную вчера в горах, более или менее детально. От того места, где мы были, до верхнего порога примерно километра полтора. Значит, пилить около пятнадцати минут, если не встретится никаких серьезных препятствий. Я поежился от утренней прохлады и посмотрел на Глеба. Шагает метровыми шагами, даже не глянет в мою сторону. Герой… Ну-ну…
- Значит, ты видел там оленей? – вдруг подал он голос.
Я промолчал.
Он продолжил:
- Это в долине-то отгороженной со всех сторон горами и порогами? - Глеб язвительно хрюкнул, - а случаем аэродрома оленьего не приметил, куда их вертолетами привозят?
- Да иди ты… Хочешь сказать, я наплел?
- Ты слишком мягко выражаешься.
- Закрой рот, дебил, и смотри туда, - я ткнул пальцем выше его головы, - мы поднимемся здесь.
Этот подъем был гораздо проще, чем вчерашний, однако, бабе Соне не влезть и сюда. Да я и не был уверен, что мы уже дошли до порога, но осмотреться не мешало.
Однако, ни реки, ни долины мы так и не увидели, перед нашими глазами возникла новая горная вершина.
- Слушай, тебя, наверное, Ризат вчера казахским табачком угостил? – тут же снова открылся Глебов рот.
- Эту гору мы обойдем вон там.
Через час, чуть не подыхая от усталости, я, наконец, уселся на вершине «перевала». Моим глазам снова открылось потрясающее зрелище: уединенная долина, змеящаяся лента реки и птицы, птицы… Живые, орущие птицы… Вот мой новый дом… На глаза, наверное, от нехватки кислорода, навернулись слезы.
- Господи… - вдруг прохрипел рядом, наконец-то добравшийся до меня Глеб, - господи…
Но я даже не повернул в его сторону головы. Я жадно всматривался глазами в каждую деталь раскинувшегося перед нами пейзажа, а рассмотрев, пытался как можно глубже врезать картинки в свою память. Я слышал, как зовет меня эта долина током тетерева, журчанием воды, шелестом ветра в листьях деревьев.
- Господи!!! – уже орал задыхающийся от восторга Глеб.
Забыв про недавнюю усталость, он вскочил на ноги и скакал как ужаленный. А я просто тихо сидел и, улыбаясь, внимал зову моего нового дома.
Через несколько минут, когда Глеб немного успокоился и перестал лихорадочно твердить одну фразу: «Мы должны туда попасть, мы должны туда попасть», мне наконец-то удалось пробиться к его сознанию:
- Сейчас мы должны забраться на эту гору, - я показал на вершину, которую мы только что старательно обошли, - нам нужно осмотреться. Есть у меня предположение, что мы не сможем добраться до реки. Но есть смысл поискать ее притоки.
Глеб ответил мне влюбленным взглядом:
- Ты, конечно, большое дерьмо… но…
Я скромно молчал, ожидая продолжения.
- Но… ты, кажется, и правда, спасешь наши шкуры…
Вот уж не ожидал, что в лице этого типа найду себе единомышленника.
- Нужно придумать, как перетащить сюда все барахло, - так закончил он свои излияния.
- Ты имеешь в виду деда с бабой Соней?
Мы расхохотались. И хохотали так долго и искренне, что на глазах у обоих проступили слезы, а животы свело от напряжения.
Позже мы пытались отдышаться, сидя на покоренной вершине ближайшей горы. Вид открывался еще более великолепный, но мы уже к нему несколько попривыкли, поэтому могли мыслить более или менее разумно.
- Мы с тобой поступили очень неправильно, - говорил Глеб, - нам теперь нужно вернуться, собрать побольше еды, взять палатку и отправиться исследовать это место. К вечеру мы точно не управимся.
- Согласен.
- Как же мне хочется, чтобы Сашка поскорее это увидела…
Я промолчал.
- И еще… В долину есть вход. Здесь не может развиться собственной ТАКОЙ экосистемы. Слишком маленькое пространство. Животные должны были откуда-то прийти.
- Вот это мы с тобой и выясним. Ну что? Возвращаемся?
- Потерять сегодняшний день?
- Ну… Мы могли бы определить хотя бы свое местоположение на карте. Тебе не интересно, куда завез нас этот умник?
Для того, чтобы мало-мальски точно определить место нашего лагеря, пришлось довольно-таки прилично поколесить по округе. Зато, если верить карте, то ближайший населенный пункт остался в нескольких десятках километров от нас. Это хорошо. Но лучше всего было то, что мы нашли приток нашей речки. Горы в нашей местности образовывали перевернутую вниз короткой палочкой, букву «г». Вот в районе-то этой палочки и брал свое начало этот ручей.
Мы тут же поехали на разведку. Выяснилось, что ручей почти пересох и предположительно, до следующей весны. Но в этом не было ничего плохого. Потому что по оголившемуся берегу, наверняка очень просто добраться до нашей речки.
Вечером у костра мы рассказали всем о наших соображениях. Они были не очень довольны тем, что им придется оставаться здесь на несколько дней, но земля обетованная, замаячившая на горизонте, окупала все муки. Взять с собой на разведку Глеба – было очень удачной идеей. Только его словесным излияниям народ поверил так, как не поверил бы больше ничьим. Ведь все знали о нашей с ним взаимной «любви».
- Вы не можете идти просто так, - говорил Витька, - вам нужно какое-нибудь снаряжение.
- Мы доедем до ближайшей деревни, прихватим там лодку. А пока будем лазить по горам, вы уж помотайтесь по окрестным селам и свезите сюда все, что может понадобиться. Прихватите баллоны для катамаранов. Чем больше, тем лучше. Боюсь, что для нас они окажутся баллонами одноразового использования.
Позже я подошел к мрачному, как туча, деду:
- Дед… Когда мы переберемся в ту долину, я уеду. До зимы, – и ушел.
Мы распотрошили две запаски. Разрезали резину на несколько десятков кусков. Народ через три дня в светлое время суток должен начать сжигать по куску резины раз в два-три часа. Возвращаясь, мы найдем лагерь по черному дыму. Из еды взяли с собой несколько банок тушенки, крекер, перловку, несколько картофелин да соль. Воды - только полуторалитровый баллон.
Утром рано мы посадили Сашку за руль, а сами, расположившись в машине поудобнее, нагло засопели в четыре ноздри. Первой нашей остановкой должен стать какой-нибудь населенный пункт, однако, к тому моменту, когда мы проснулись, Сашка уже успела раздобыть лодку и привезти нас к притоку. Нам оставалось только разлепить глаза, сказать ей «пока» и отправиться в путь. Но процедура прощания несколько затянулась. Я искренне пытался не смотреть в сторону этой парочки, но, все же, не пропустил ни одного поцелуя, ни одного нежного слова, которыми они обменивались. Боже, как трогательно! Тьфу!.. Тут мне вспомнилось, как Лерка висела вчера у меня на шее, чуть ли не со слезами на глазах, умоляя меня беречь себя с как можно большим тщанием. Не думал, что это выглядит так отвратительно.
Очередной раз, случайно взглянув в их сторону, я вдруг заметил, что Сашка, выставив один глаз над Глебовым плечом, пристально сверлит меня взглядом. Я так растерялся, что мешок с провизией выпал из моих рук и, грохоча банками, покатился по склону. А она просто отстранилась от Глеба, сказала «ну, все, вам пора», сухо помахала мне рукой и потопала к машине.
Не сказать, чтобы приток дался нам легко. Мы топали по его сухому дну до тех пор, пока под ногами не начала хлюпать грязь. Пришлось выйти на неровный берег, а здесь нам пришлось гораздо сложнее.
Лодку на воду мы смогли спустить только далеко за полдень, но легче не стало. Чтобы не пропороть резину каким-нибудь суком, приходилось все время всматриваться в воду. Иногда мы выбирались на берег, вытаскивали лодку и обходили завалы из стволов упавших деревьев. К концу дня мы добрались до нашей речки.
Мы стояли на каменистой косе и смотрели, как мимо несется поток кристально чистой ледяной воды, и веяло от нее такой свежестью, что хотелось броситься в реку, загребать ладонями воду и пить, пить, пить…
Заночевать решили здесь же, а завтра поутру рвануть дальше.
Развели костер, разложили пенки, вскрыли по банке тушенки и под журчание реки жестоко размечтались. Точнее, размечтался Глеб, а я слушал его и удивлялся, до какой степени могут разниться человеческие стремления. Парень срубил огромную избу, заселил ее Сашкой с шестнадцатью разновозрастными детьми, засеял поле пшеницей, дал «свиням» и сел с собакой и кружкой кваса на завалинке.
- На хера тебе завалинка-то?
- Жена будет выращивать там цветы.
Я ухмыльнулся:
- Ну-ну… Хотел бы я на это посмотреть.
Вместо ответа он молча швырнул гальку в воду. Прошло несколько минут, прежде, чем он снова заговорил:
- Тем вечером… В доме…
Мое сердце взволнованно трепыхнулось.
- Когда я…
При свете костра на его лице я увидел такие муки, что мне даже стало его немного жаль. Но я не стал ему помогать.
- Ну, ты понимаешь…
Понимаю…
Я тяжело вздохнул.
- Я думал, вы между собой уже все выяснили.
- Она говорит, что это она виновата…
Я закусил удила:
- Виновата в чем?! Тем вечером не было абсолютно ничего. Ни-че-го! Понимаешь? А то, что ты видел – это всего лишь игра! И никогда твоя девушка не относилась ко мне иначе, чем как к другу. И я соответственно!!!
- Я видел, как ты смотрел на нее…
- Ч-черт… а как я мог на нее смотреть?! После трех недель без бабы?!! Учти, я был еще и в стельку!!! Еще чуть-чуть, я и на деда начну косо поглядывать! И вообще!!! Ты уже чуть не пристрелил меня в наказание, не заставляй меня теперь еще и оправдываться!!!
Он несколько секунд испытующе смотрел на меня, а потом вдруг легко рассмеялся:
- Ну, ты и скотина!!! «Ты нас напугал!» - он отвалился на спину и залился хохотом.
От сердца отлегло.
Я все еще ворчливо, но уже улыбаясь, пробормотал:
- Да я чуть в штаны не наложил, дебильный ты человек! А ты хотел, чтобы я тебе объяснительную записку тут же написал в трех экземплярах?..
- Слушай… Три недели без баб? А Лерка?
Пришлось ввести его в курс дела.
Сплав по реке до порога занял примерно полчаса. Перед тем, как спускаться по воде мимо огромных каменных глыб, частично перекрывающих вход в долину, мы провели разведку по берегу. Перебраться через валуны на ту сторону не было никакой возможности. Разве что, с нами был бы еще один человек.
Первый опыт рафтинга едва не стоил нам жизней. Ползком выбравшись из воды на берег земли обетованной, мы долго не могли прийти в себя, и лишь отдышавшись, я понял, что все еще судорожно сжимаю в руках веревку, на другом конце которой болтается наша серенькая лодка.
Немного выше меня на берегу сидел до нитки вымокший Глеб и мелко стучал зубами. А в промежутках между приступами этой дроби, отчетливо проговаривая каждое слово, громко матерился.
«Никогда и никто больше, - пытался донести он до окрестностей, - не сможет спровоцировать меня отправиться в путь с этим не совсем адекватным резинотехническим изделием номер 1. И даже если случится еще один апокалипсис, я, Глеб, лучше сгину в обломках мира, чем еще раз присоединюсь к этому животному».
Дальше шла масса прилагательных, характеризующих это животное далеко не с лучшей стороны.
- Т-ты от логоп-педа, что ли… - прохрипел я и попытался выплюнуть забивший рот песок.
- Ну ты не козел ли, а?! Где теперь весла искать?! На хера ты за ту ветку схватился?!!
Я не помнил, что за «та ветка», но по выражению его лица понял, что сейчас гораздо лучше промолчать.
Мы вытащили лодку на берег, разделись до трусов и расположились на солнышке. По мере того, как солнце сушило и согревало наши загривки, мы обретали способность смотреть по сторонам.
В полуметре от наших ног плескалась чистейшая вода, и недалеко от нас облюбовала себе местечко стайка пескарей. На другой стороне, метрах в двадцати на крутом берегу высился темный сосновый бор, а откуда-то из его недр раздавалось чистое «ку-ку». Позади нас, там, где заканчивался пляж, раскинулся заливной луг, покрытый такой сочной травой, что мне самому вдруг захотелось сорвать стебелек, засунуть его в рот и пожевать. За лугом начинался еле заметный подъем в горы, и чем выше становилось, тем гуще был лиственный лес, покрывающий их склоны.
Я уже знал, это - то место, в которое раз за разом я буду возвращаться с удовольствием.
- Ну что? – подал голос Глеб, - предлагаю обойти долину по периметру.
Наша экскурсия растянулась на три дня. Мы облазили все, но так и не смогли найти приличное место для переправы.
Зато нашелся ручей, впадающий в нашу речку. Пройдя по нему вверх, мы оказались у сквозной расселины в скале шириной метра в четыре.
Шагая через эту прореху, мы сильно рисковали получить упавшим камнем по черепу. Но любопытство в который раз победило все страхи. И не зря.
По ту сторону горной гряды простирались многие и многие гектары лесов. А за ними снова горы…
- Вот и дыра в экосистему! – ликующе возвестил Глеб.
На исследование соседнего леса ушли бы недели, и мы решили, что на это еще будет время. Сейчас важнее другое.
Мы продирались через кусты, усыпанные дикой малиной и ежевикой, пугали в лесу зайцев и белок, бродили по жаркому песку пляжей, ловили мух и выбрасывали в воду. А потом смотрели, как из воды показывается сверкающая на солнце рыбина и заглатывает барахтающееся насекомое. Мы ввергли в панику косулю, или как ее там? А, впрочем, не важно. Все равно - еда. Мы глотали ледяную воду из родников и даже не задумывались над тем, что это может быть опасно.
Нашлись и весла. Они зацепились за ствол дерева, севший на мель на нижнем пороге.
Возвращаться в лагерь не было никакого желания. Глеб очень правильно сказал, что мы можем позволить себе потратить пару-тройку дней на «почтиничегонеделанье».
- Подумай, Тимур… Стоит нам вернуться к нашим, и начнется: перевозка вещей, строительство дома, подготовка провизии… Да мало ли чего?!
Вот мы и не спешили.
Странно, но парень нравился мне все больше и больше. Глядя на него, я иногда вспоминал господина Паганеля из «Детей капитана Гранта». Может, конечно, сходство было просто навеяно дикостью окружающей обстановки, но тем не менее…
В один из вечеров, проведенных в долине, не смотря на безумную усталость, с нами случился приступ буйного веселья. Началось все с того, что Глеб, подняв в небо стаю уток, вдруг возопил:
- На берегу безымянной реки, на берегу очень дикой реки!!!
Мы как ненормальные скакали вдоль берега и орали. А потом очень долго сокрушались, что не можем вспомнить всех слов. Тогда я дал себе зарок, что отправлюсь в город хотя бы только за тем, чтобы отыскать их.
В последний день нас целое утро продержал в палатке медведь. Эта жирная скотина, привлеченная запахом тушенки, даже не подумала ретироваться, пока не вылизала обе банки, валяющиеся у кострища.
А через пару часов мы, испуганно оглядываясь на место стоянки, уже гребли по реке к нижнему порогу.
До нашей компании мы добрались только к полудню следующего дня.
Мы нарисовались среди деревьев, прошагали к костру, над которым кипел котелок, побросали рядом с ним пожитки и огляделись по сторонам. Первой меня заметила то ли Олечка, то ли Настенька, копающаяся в своих первых деревянных игрушках, и затянула могучий рев. К ней мгновенно присоединилась ее сестрица. Светка, конечно, тут же выскочила откуда-то из кустов, проверить, что случилось, увидела нас, сначала слегка остолбенела, а потом на весь лагерь провозгласила:
- Вернулись!!!
И со всех концов лагеря потянулись люди. Они, улыбаясь, смеясь и что-то радостно крича, обступили нас со всех сторон. Кто-то сразу стиснул меня в стальных объятиях, да так, что я чуть было дух не испустил. Не успел я отдышаться, мне на шею кинулась Лера, и радостно хохоча, принялась вопить мне прямо в ухо о том, как она счастлива. Вокруг царило такое ликование, что я невольно принюхался: не конопля ли обеспечила нам такой радушный прием? Я, конечно, мог ожидать, что Лерка по мне немного соскучится, но, чтобы так! И все сразу! Я украдкой огляделся по сторонам. Сашка, отгородив Глеба от толпы, ненавязчиво оттесняла его в сторону.
- Что случилось? – тихонько спросил я у Лерки, насилу пробившись сквозь ее радость.
Оказалось, что ничего из ряда вон.
Просто на второй день после того, как мы отбыли, у нашей компании развился массовый психоз: а что будет, если Тимур с Глебом не вернутся? Стоит ли нас ждать, если зима уже на носу, сколько времени нас ждать и для чего? Куда податься? В город, в горы или в леса? А может, стоит вообще остаться на месте? Зачем куда-то спешить, если везде все равно их ждет смерть?
На третий день все окончательно уверились, что мы сгинули со света белого, и в лагере воцарился хаос. Дед с капота УАЗа до хрипоты взывал к коллективной совести трудящихся и уговаривал их идти за ним в горы. Он потом скажет, в которые. Трудящиеся в панике раскладывали вещи по машинам. Часть из них собралась в Зарецк, занять одну из освободившихся квартир, часть – в леса. Лерка с Сашкой, обнявшись, рыдали у костра.
На четвертый день все вдруг успокоились. Сашка, забыв про радиацию, вспомнила про буржуйскую усадьбу на берегу пруда, в которой мы ночевали две ночи подряд. Не беда, что к ней придется возвращаться через загаженный дрянью Казахстан. Зато дорожка-то уже проторена. И им не нужно ничего строить, а нужно лишь набрать в городах запас еды на время и все. И дача-то находится в стороне от дороги. Мы-то туда попали исключительно из-за того, что Лерка все-таки еще фиговый штурман.
Ну, раз так, решили все, то нас можно здесь ждать хоть месяц.
- Офигеть… Вы, хоть, в деревню-то съездили?
В глазах народа было столько удивления, словно речь об этом заходит в первый раз.
Они собирались ехать только сегодня. За водой и провиантом.
- Сбор у костра через три часа. Достаньте все продукты, которые остались.
В некотором ступоре я развернулся и пошел к Леркиной палатке. Я не смог даже как следует разозлиться, потому что только сейчас оценил масштабы ответственности которая легла на мои несчастные плечи. Да как же так получилось? Как я могу отвечать за жизни и безопасность абсолютно чужих мне людей? Кто я им? Кто они мне? Они, их дети, бабки? Какое мне до них вообще дело?
Немного позже, сияющая как новенький пенс, Лерка принесла мне миску картошки с тушенкой.
Я попытался было внушить ей, что я вовсе не тот, на кого стоит всецело полагаться, но она не поняла ни слова из моей душещипательной речи. Настолько она была обрадована нашим появлением.
Лерка даже намекнула, что уже готова к переходу к следующей фазе наших отношений. Но я был так озадачен сложившимся положением, что просто отцепил ее от себя, посадил рядом и, сосредоточенно размышляя, принялся лопать картошку.
С кем-то нужно было поговорить, отчаянно захотелось увидеть Сашку. Сашку-друга…
Я вдруг подумал, что если сейчас пойду к Глебу, то это будет выглядеть вполне оправданным предлогом для встречи с ней.
Я схватил миску и под недовольным Леркиным взглядом рванул к Глебовой палатке.
Его восторженные вопли слышались на расстоянии пяти метров от нее. Он рассказывал невесте о том, как хорошо там, по ту сторону гор. Та молча слушала.
- Тук-тук! – крикнул я, остановившись рядом с палаткой.
- Че надо? – раздалось в ответ.
- Поговорить.
- Имей совесть, я пять дней любовался на твою небритую морду. Вечером поговорим.
- Скот, - буркнул я.
- Вали!
Вообще страх потерял…
И я, стараясь не попасться на глаза любопытных попутчиков, повалил к своей палатке.
Мы с Глебом уже расписали все прелести обнаруженного нами места, объяснили, что оно идеально не только для того, чтобы укрыться от всех напастей и переждать зиму, но и для того, чтобы наезжать туда как на курорт, когда все образуется. Недовольный дед подозрительно сопел, глядя на нас исподлобья, бабка Софья сидела непоколебимым истуканом, согласным сдвинуться с места лишь в сторону Антарктиды, Лерка ловила каждое мое слово и согласно кивала головой. Сашка с Глебом сидели рядом и всем своим видом давали понять, что они полностью меня поддерживают, все остальные были явно не готовы оседать на вольных просторах.
- Так нафига ж вы перлись за нами через все это дерьмо в такую даль?! Неужели только для того, чтобы составить компанию?
Первым откликнулся Андрей:
- Вы говорили, что мы сможем потом в любое время уехать… Ну… Весной…
- Естественно, кто ж вас держит-то?..
- Мы подумали, что у нас есть время до того, как девочки вырастут. Мы с вами.
Нуржан говорил, что ему и сыновьям все равно некуда ехать, жить как-то надо, а парни, после того, как мы построим жилье, могут помотаться по миру. Главное, у них будет дом. Будет место, куда они потом смогут вернуться.
Семейство бабки Софьи упорно молчало.
- Ну давайте, решайте… - подтолкнул я их, - вам тоже нужно где-то жить. И объясните матери, в конце концов, что сейчас отменены все рейсы до южного полюса…
Но тут с места поднялась сама Софья Архиповна. Эта маленькая бабулька твердо встала на свои коротенькие ножки и командирским голосом завещала:
- Я устала уже трястись в вашем корыте по колдобинам и ямам. Хватит. Мы переберемся на ту сторону, вы построите мне дом и будете приезжать ко мне на выходные.
- Мама, мы не можем вот так просто взять и…
- Можете. Постройте мне дом и езжайте, куда хотите! Сбивайте себе руки в кровь, хребты в мозоли. А как надоест, возвращайтесь сюда! Вы всю жизнь пытались встать на ноги. Пытались создать себе спокойное будущее. А тут, на тебе, и все в одну секунду перемешалось. Так вот, дети мои. В этом месте и время потечет по-другому. Постройте здесь дом. И когда бы вы сюда не вернулись, здесь все равно все будет по-прежнему. Здесь ваше спокойствие.
На поляне воцарилась тишина. Какова бабка-то…
И, казалось, она убедила всех.
Кроме снохи.
- Вы в своем уме?!! – орала Вероника, не обращая внимания на попытки мужа усадить ее на место – Какие горы?!! Какие реки?!! Никаких гор быть не может! Ромке первого сентября в школу! Он не может терять целый год!!! Антон, ты должен прекрасно понимать это!!!
Сидя на бревне, я молча ковырял веткой землю у себя под ногами.
Жаль, что у некоторых эмоции затмевают голос разума…
- У вас нет детей, которых нужно растить. У нас же сейчас каждый день на счету. Как он потом пойдет в школу? Как будет находить общий язык со сверстниками. И ты, - она ткнула пальцем в Антона, - если имеешь голову на плечах, должен это понимать, как никто другой!!! Увези нас в город и можешь валить со своей родней на все четыре стороны!!!
- В какой город?! – растерялся тот.
- Да хоть бы и в Зарецк!!!
- Я отвезу тебя и Рому в Зарецк, - подал я голос, - но позже… После того, как все желающие переправятся в долину. Потом, если захотите, можете вернуться вместе со мной. Но с одним условием. Это первая и последняя твоя истерика, при которой я присутствую.
- А если нет, то что? – с вызовом бросила она.
- А если нет, то останетесь в Зарецке насовсем.
Она открыла, было, рот, но я продолжил:
- Переправляться будем послезавтра утром. Тем же путем, который проделали мы с Глебом. Завтра мы отправимся в деревню за лодками и инструментами. Поедут все мужчины кроме Руслана. Ты останешься за старшего.
Парень засиял. На самом деле я просто не хотел лишний раз подвергать мальчишку опасности.
- Инструменты каждый собирает так, как собирал бы для себя любимого, желательно в двух экземплярах. Естественно, электроинструмент нам не подойдет. Не берите ничего лишнего. Не будем засорять природу. Веревку можете брать в неограниченном количестве. Каждый должен найти по лодке минимум.
С утра шел дождь.
Мы мокрой облезлой толпой топали по левому притоку безымянной речки и перли на себе все свое имущество. Сейчас у нас было только то, что мы могли унести в руках. Не так уж и много, если учитывать, что тяжелые металлические инструменты занимали большую часть нашей поклажи. Даже бабка Соня волокла на себе рюкзачок из которого зловеще торчала бензопила. Рядом со мной, сгибаясь под тяжестью лодки и вещмешка с гвоздями, тащилась моя верная Лерка. Я с любовью посмотрел на свою спутницу из-под связки весел. Моя спутница оформила мне сегодня такую ночку, что я едва-едва переставлял теперь ноги. За нами следом шагала Светка. Из-за ее спины выглядывали Оленька и Настенька, привязанные к матери широким куском материи. Их отец волок на себе примерно сорок килограммов провизии.
Чуть позже меня догнал Глеб.
- Послушай, - заговорил он, - ты что, хочешь пустить их в лодках через порог? Они же себе шеи посворачивают. Нужно попробовать пробраться через левый валун.
- Я думал над этим, но с этой стороны на него так просто не заберешься.
- Значит, кого-то нужно сплавить, чтобы он забрался с той стороны. Мы не можем посадить детей в лодки.
- Привал! – крикнул я, сбросил с плеч весла и вытер со лба дождевую воду, перемешанную с потом.
Она всю дорогу норовила попасть мне в глаза и не на шутку разъедала их.
- В смысле, ты предлагаешь свою кандидатуру?
- Почему бы и нет?
- Тогда возьми с собой Сашку для подстраховки.
- О’кей!
Я взглянул на Сашку. После вчерашней ночи с Леркой по отношению к Сашке у меня осталось только смутное чувство щемящего беспокойства. И жалость из-за потери друга. Она перевязывала узлы на веревках, соединяющих между собой несколько вещмешков. Мне и правда лучше пока не общаться с ней.
Передохнув несколько минут, мы отправились дальше. А еще примерно через час остановились снова. Мы должны были отдохнуть, перекусить и накачать лодки. Начиналась вода.
Все промокли и продрогли, но я запретил разводить костры и расслабляться. Можно было только переодеть детей в сухую одежду, усадить их в лодку и прикрыть от дождя полиэтиленом.
К вечеру добрались до устья. Дождь так и не прекратился.
Кое-как установили палатки. Некоторые из них были поставлены так отвратительно, что на спящих в них всю ночь капала вода. Развели костер, нагрели воды из реки для чая. Готовить еду не стали. Ограничились тем, что на спиртовых таблетках погрели гречку с тушенкой из солдатских пайков.
Утром все проснулись замерзшие, промокшие и злые. Не осталось ни одной сухой тряпки, все пропиталось влагой. Глеб с Сашкой раздали всем какие-то таблетки. Когда я спросил, для чего это, мне лишь пожелали приятного аппетита. Пришлось заглотить так, не выясняя подробностей.
Тут же столкнулись с новой проблемой. Внешние тенты палаток пропитаны составом, который делает их водостойкими. Но стоит провести по палатке, постоявшей под дождем, пальцем, и в том месте, где ты коснулся ее рукой, начинает протекать вода.
А нам предстояло их собрать, а сегодня же вечером снова расставить. Это означает, что следующая ночь пройдет практически без крыши над головой.
- Готовьтесь, - пробубнил Антоха, - пока дождь не прекратится, мы так и будем хлюпать водой в ботинках.
Он прав… Мне вдруг представилась перспектива строительства жилья под этим дождем. Да уж, приятного мало.
- Но мы ж в любой момент можем уехать в ту усадьбу!
- Ну конечно! Счетчик Гейгера не забудьте…
На том и порешили.
Глеб с Сашкой, оглашая окрестности душераздирающими воплями, скрылись за камнями, а через полчаса Сашкина голова замаячила над каменным валуном. Она вязала веревки.
Я в досаде стукнул себя по лбу. Ну, дурр-рак… Сашка естественно не могла подсадить Глеба. Интересно, как она теперь подтянет вверх мужика? Нужно было отправить с Глебом кого-то помощнее.
- Саша! – крикнул я, очень радуясь, что наконец-то появился повод обратиться к ней.
Ее голова тут же высунулась над краем:
- Что?
- Я пришлю к вам еще кого-нибудь!
- Зачем?
- Тебе будет тяжело.
- Нет, не теряйте время. Можешь первым отправить вверх Руслана. Он мне потом поможет.
Так и сделали. С помощью бурлака Витька, шагающего по берегу с веревкой, перевели лодку с Нуржаном и его сыновьями к камню. Ризат схватился за выступ, чтобы хоть как-то удержать виляющую лодку на одном месте. Его брат, тощий мелкий мальчишка, забрался к отцу на плечи, а я с соседней лодки раздавал ЦУ. Руслану предстояло с отцовских плеч переступить на небольшую уступку, а оттуда Сашка поможет ему подняться ему на самый верх.
- Не волнуйтесь, - кричала она, - тут еще Глеб подстраховывает.
На других лодках тоже кипела бурная деятельность. Их пассажиры привязывали к ним все, что могло свалиться в воду в случае, если лодки перевернутся.
- Только не вздумайте связать их между собой! Саша!!!
- Да!
- Как только закончите, нужно будет подстраховать сплавщиков! Сразу выходите на берег! Поднимешь, Руслана, потом отправлю к вам Андрея!
- Зачем?!
Вопрос прозвучал одновременно и со стороны Сашки и со стороны Андрея.
- Ты поможешь вытянуть Софью Архиповну.
- А почему я? – он с тревогой глянул в сторону жены.
- Потому что следом пойдут твои дети. И если они не испугаются…
- Понял!
- Отправим всех детей, потом сплавимся сами!
- Тимур! – крикнула Сашка, - тут Глеб говорит, чтобы на пороге вы держались правой стороны. Там миниводопад, но зато лодки не захлестывает!
- Хорошо!
Они подняли-таки Руслана. Теперь Сашка сидела на камне, обняв колени руками, и после усилий на грани возможного пыталась прийти в себя. Ее никто не торопил.
Тем временем лодки с багажом были готовы к отправке вниз. Я смотрел, как в них рассаживаются насквозь вымокшие люди и думал о том, как так получилось, что они, не зная, что ждет их за порогом со своим барахлом и детьми согласились идти за мной. Черт… Не дай бог, кто-нибудь погибнет… Я ведь виноватым останусь… Вот обоснуемся, и я немедленно организую выборы главы поселка. Я улыбнулся своим мыслям. Мэра города… Президента…
Софью Архиповну пришлось подсаживать вдвоем. Кряхтя как паровоз, она пыталась помочь нам изо всех сил, но своими телодвижениями причиняла только массу неудобств. В конце концов, я сказал, что свяжу ее, если она не перестанет ерзать. Помогло. Переправили ее, четверых детей, туда же попросилась Светка, чтобы не отбиваться от семейства. Подняли и ее, и Веронику в компанию к сыну. Лерка и Надежда – жена Витька – напрочь отказались покидать своих «мужей» (ну, то бишь, меня с Витьком) и остались в лодках. Честно говоря, мне было бы проще, если бы Лера поднялась по камням, но, все же, это очень приятно, когда кто-то готов рискнуть за тебя головой.
Пока мы ждали условного сигнала сверху, я старался не смотреть в сторону бурлящей пучины, но это не помогало. Все равно, нет да нет, по коже пробегал мерзкий холодок.
Через какое-то время Сашка крикнула сверху, что парни разошлись вдоль правого берега и готовы к труду и обороне. Тогда отправились и мы. Под мое бодрое: «Не волнуйтесь, Глеб у нас хирург, если что вернет отвалившиеся конечности на место», мы оттолкнулись от берега и пересекли реку.
Земля обетованная встретила нас довольно уныло. Вымокший народ сидел на берегу рядом с выловленными лодками и хмуро оглядывал тусклые, затянутые пеленой мороси, склоны окружающих гор, покрытую рябью поверхность реки, беспросветно серое небо.
- Это и есть то самое место? – спросил кто-то с невыносимой тоской в голосе.
Глядя в одну точку перед собой, я кивнул.
Я и сам уже был не рад, что приволок всех сюда. Ну и черт с ними… Это был их выбор.
- Ну что ж, надо греться… - Андрей, у которого сердце сжималось при виде продрогших дочерей, встал и отправился за дровами.
За ним следом увязался Витек.
- Что теперь? – раздался над ухом голос Лерки.
Откуда же я знаю, что теперь, милая.
Я поднял голову и, вдруг перехватив Сашкин взгляд, вздрогнул. Она некоторое время смотрела на меня в упор и, казалось, видела насквозь.
А потом заговорила:
- У нас есть одна сухая палатка, - сказала она, - Мы оставим ее для детей, так ведь?
Я кивнул головой.
- Наверное, - продолжала она, - ее сейчас уже можно поставить и заселить.
Я снова кивнул.
- Кто это сделает?
- Я, - поднялся с места Антон.
Я прокашлялся и проговорил:
- Только не ставьте близко к берегу. Если дождь не прекратится, вода поднимется. Света, может, ты возьмешь на себя всех детей?
- Ну конечно, о чем разговор.
Палатка была хорошая, большая. Из-за ее габаритов, ее и не расставляли. Жалко было терять время на то, сначала чтобы раскладывать ее, а потом еще и собирать. Дети и Света разместились там даже с долей комфорта. В просторный тамбур палатки уместили более или менее сухие спальные мешки и одежду.
Между ветвей деревьев растянули кусок клеенки, а под ним поставили одну из мокрых палаток, недалеко разложили жаркий костер. Нужно только один раз дать этой палатке высохнуть, и она больше не промокнет.
К вечеру дождь прекратился. Мы смогли даже развесить вокруг огня одежду и несколько спальников. Для того чтобы попытаться обсушить тенты палаток, развели отдельный костер. Благо, с топливом у нас все было в порядке.
За ужином, состоящим опять же из солдатской гречки и тушенки, собрались на совет.
Сначала говорил я:
- Итак, на следующую неделю план таков: вы выбираете место для постройки общего дома. Почему общего, потому что до зимы мы успеем построить только один дом. Зато для всех. Если кто-то захочет отделиться, может приступить к этому весной. Мужчины готовят стройматериал, женщины – территорию. Дети повисают на Свете. Кухня – на… На кого?
- Я могу… - подняла руку Софья Архиповна.
Ее зять и сын поддержали ее решение радостными воплями.
- Отлично! Это во-первых. Во-вторых, вам сейчас нужно выбрать себе лидера.
На поляне несколько мгновений царила тишина.
Потом дед медленно спросил:
- Зачем?
- За мясом! Вам нужен кто-то кто будет руководить вами.
- А ты что? Безнадежно болен?
- Не надейтесь. Просто, у меня в планах покинуть долину и пособирать по окрестностям всякие полезные вещи. Например, нам сейчас категорически не хватает армейской палатки, чтобы можно было разводить под ней костер и спокойно сушиться в дождь.
Антоха угрожающе поднялся с места:
- То есть, ты привез нас всех в эту дыру, мы, значит, будем строить дом, а сам ты свалишь теперь куда подальше?
Вот так благодарность!
- Что значит «ты привез нас в эту дыру»? Вы стадо баранов, что ли? Вас силой никто не волок.
- Кто баран?!! Что ты сказал?!!
Антоху перехватили на полдороге ко мне. Я молча ждал, пока его утихомирят и усадят на место. Потом продолжил:
- У вас еды ровно на неделю. Если за ней не съездить, нам придется охотиться и собирать корешки. Кто-нибудь из вас знает кроме морковки и свеклы какой-нибудь съедобный корешок? А кто-нибудь кроме деда охотничье ружье держал в руках? И нет у вас времени учиться питаться подножным кормом! – я несколько секунд помолчал, глядя на огонь, - Тебя, Веронику и Рому я возьму с собой. Вы сядете в свою машину и поедете хоть на все четыре стороны. Итак. Выбирайте председателя колхоза. Советую – деда. Он, наверняка, захочет остаться здесь насовсем. И дом строил не единожды. Он вам все расскажет и покажет.
Дед явно не ожидал. Он медленно выпрямил спину и не без важности огляделся по сторонам.
- Только у меня пара просьб. Не мусорьте здесь и не рубите лес без надобности… Итак, кто за деда?
Деда приняли единогласно. Я продолжил:
- А мне понадобится помощь. Тогда мы вернемся в два раза быстрее и привезем в два раза больше барахла. Не беспокойтесь, в залог того, что я вернусь, я оставляю вам Леру, - я с улыбкой обнял рукой ее за плечи.
- Что? Я думала, ты возьмешь меня с собой.
- Нет. Чтобы грузить барахлом машину, я возьму с собой кого-нибудь поздоровее
Сегодня же воспользовались отсутствием дождя и выбрали место под строительство. Тут же рассчитали величину дома. Получилось примерно 150 квадратов. Не густо на двадцать человек, но вполне достаточно для того, чтобы перезимовать.
- Сто пятьдесят метров!!! Вы озверели, что ли!? – взвыл дед, - да как же мы успеем?!
- Стройте выше, дед! Когда народ отселится, вся эта грандиозная общага достанется тебе! – я усмехнулся, - императорские покои тебе на старость лет.
- Да на хрена они мне?
- Ну как хочешь.
Ночью в соседней палатке дед не сомкнул глаз. А если и смыкал, то ему снились такие тревожные сны, что он своими стонами перепугал всех детей. Я был теперь уверен, что выпади завтра снег, и проснись неподалеку вулкан, он и тогда в охапку с бензопилой отправится валить деревья для сруба.
- Когда ты едешь? – спрашивала Лерка, прижимаясь ко мне под спальником.
- Завтра.
- Почему? Еще же есть время.
Я улыбнулся в темноте:
- Знаешь, не хочу принимать ни малейшего участия в строительстве. Что тебе привезти?
- Себя… - она немного подумала и продолжила, - Тимур, знаешь… Ты ведь единственный близкий человек, который остался у меня на всем белом свете… Ты просто не представляешь, до какой степени одиноко я чувствовала себя, когда вы с Глебом ходили на разведку. Знаешь, как будто меня вдруг взяли и подбросили в чужую семью. Здесь у всех есть кто-то. Даже у деда теперь есть Гришка. А у меня не было никого. И я не была нужна никому, понимаешь?
- Лер, ты преувеличиваешь… Саша ведь тоже была без Глеба.
- Ты только не сравнивай нас, пожалуйста. Она сможет жить, оставшись совершенно одна. СОВЕРШЕННО. И ей никто не будет нужен. Ей, наверное, так даже будет лучше! А я… Я погибну, понимаешь… Ты не представляешь, как много ты для меня значишь… Возвращайся поскорее.
- Я постараюсь… - я обнял ее покрепче.
Снова пошел дождь. Где-то в ногах в палатку начала капать вода. Я свернулся клубком. Лера говорила что-то еще, но я уже сладко спал.
Утром дождь не прекратился. Глеб снова обошел всех с горстью таблеток и баллоном воды.
- Кто с тобой едет? – поинтересовался он, заглянув к нам в палатку.
Я вытащил голову из горловины отсыревшего свитера:
- Хочешь составить компанию?
- А почему бы и нет?
Осторожно, чтобы не вспугнуть такое счастье, я поинтересовался:
- Бескорыстно, али как?
- Упал, что ли? Естественно, али как!
Вдруг в окружающую тишину неожиданно ворвался громкий треск бензопилы.
А аж вздрогнул:
- Что это?
- Дед лес валит? Лихо ты его палатами-то зацепил.
Антон прилюдно извинился. Сказал, что все осознал и до следующей весны ни он, ни его семья нас не покинут. Попросил по возможности привезти несколько книжек для сына. Я пообещал, но тут же со всех сторон посыпалось столько просьб, что я выложил перед ними Леркин блокнот и велел записывать. Сказал, что постараюсь исполнить их обещания, но в первую очередь привезу то, что посчитаю нужным. Например, покрытие для крыши. Или бензин для бензопил.
Мы решили отправиться после обеда. Я возился у реки с лодкой. Подкачивал ее, укреплял на ней кое-какие вещи и ждал, когда Лерка принесет мой нож, за которым отправил ее уже минут пять назад. Глеб в роще принимал у деда заказы на всякие там пропитки для дерева, да прочую хрень. Интересно, как мы попрем все это на своих горбах по притоку? Нужно осмотреть нижний порог. Может быть, поднимать груз будет гораздо проще, чем сплавлять. Я уже готов был свистать всех наверх и вставлял в уключины весла, когда в поле моего зрения случайно попали до боли знакомые армейские ботинки. Сердце замерло. Это были те самые ботинки тридцать седьмого размера с блок-поста в Еремеево. Я поднял голову. Саша.
- Привет, - произнесла она, глядя на меня сверху вниз и вяло улыбнулась.
Я поднялся и отряхнул руки.
- Привет...
Мы некоторое время молча смотрели друг на друга.
- Когда вы вернетесь?..
Последний раз так близко я видел ее в той усадьбе.
Мне пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы сконцентрироваться на ее вопросе.
- Дня через три…
И снова молчание. Более неловко я чувствовал себя только в третьем классе, когда на 23 февраля всем мальчикам подарила машинки и открытки, а мне Оля подарила еще и значок.
Чтобы хоть чем-то заполнить молчание, я сказал:
- А… Глеб в лесу с дедом…
Она кивнула головой:
- Я знаю…
«Что же у тебя в мыслях, милая?..» - думал я, тщетно пытаясь расшифровать ее взгляд.
Вдруг я ощутил до такой степени нелепый прилив нежности к ней, что даже, кажется, покраснел. Я кое-как удержался, от того, чтобы взять ее за руку. Мне вдруг ужасно захотелось совершить для нее какой-нибудь героический поступок.
- Что тебе привезти?.. – это первое и единственное, что пришло мне тогда в голову.
- Себя… - прошептала она, отвела взгляд, развернулась и пошла к палаткам.
Я оторопело смотрел на ее удаляющуюся фигуру и пытался сообразить, что вообще здесь такое происходит.
- Саша, - окликнул я ее, и даже сделал вслед несколько шагов, но тут ей навстречу из леска вышел Глеб.
Не знаю, видел ли он, что произошло? Да и на моей физиономии, наверняка, все было написано прописными буквами.
- Тут дед рулон туалетной бумаги исписал. Кто вообще их грамоте обучает? Дедов этих? Ты чего? Привидение увидал?
Я отвел от него ошалевший взгляд и помотал головой:
- Не привидение. Дежа вю…
Провожать нас вышла вся наша компания.
С каким-то обреченным видом стояли эти люди на сером берегу под холодным дождем. Ни один из них не шевельнулся до тех пор, пока мы не скрылись за поворотом. Еще ни разу в жизни я не чувствовал себя таким нужным.
Лерка смотрела на меня во все глаза. Неужели, правда, волнуется? Мы же вернемся очень скоро. Правда, в это время ей, напахавшейся за день, придется забираться в холодную мокрую палатку и засыпать там в темноте и одиночестве.
В сторону Сашки я позволил себе только один взгляд. Она стояла, засунув руки в карманы промокшей кофтенки и опустив голову. Что означало это ее «себя»? Может, просто беспокоится за меня по-дружески?
Если бы всем нужно было привезти только меня, то можно было бы далеко не ездить…
Я так задумался, что не заметил, как пролетело время, и мы оказались у нижнего порога.
- Глеб, смотри внимательно. Может, мы сможем переправлять груз отсюда? Если попытаться прорубиться, скажем, до поляны через заросли, то не пришлось бы переться через приток.
Мы во второй раз выбрались из долины и причалили к берегу. Горы оставались слева. Здесь от трассы нас отделял только солидный лесной массив.
- Если только на мопедах… - буркнул Глеб.
Перед тем, как отправиться в долину, мы перегнали три наших машины как можно ближе к выходу. Теперь каких-то полтора километра, и мы на колесах.
- На чем ты хочешь перевозить барахло?
- На фуре.
- Жадоба. Мы же животы понатягаем.
- Ты же врач…Вылечишь.
Мы продирались сквозь кусты к нашим машинам. Он прав… Тащить все здесь – бессмысленно...
Глеб, немного запыхавшись от быстрого движения, продолжил свою мысль:
- Нам нужно ниже по течению поискать дорогу к реке. Ты когда-нибудь катался на катере?
- Мама говорила, что да.
- А вот бы наши охренели, если бы мы к порогу приехали на пароходе.
- Наши и так охренелые за последний месяц до мозга костей. Твой пароход никого не удивит! Кстати, а что у тебя за интерес?
Глеб некоторое время молчал, только тяжело дышал, шагая по валежнику. А потом остановился и проговорил:
- Кольцо… Я хочу привезти ей кольцо.
Я несколько оторопел:
- Зачем?
- Затем, что она должна стать моей женой.
Я на всякий случай поскорее отвернулся и зашагал дальше.
А уже через плечо буркнул:
- Дубина. Ты бы лучше ей торт привез. Это да, это был бы подарок…
Сзади под Глебовыми ботинками захрустели ветки.
- Где ж я его тебе возьму-то?..
Вскоре мы добрались до машин. Я сел за руль, достал из бардачка ключ и вставил его в зажигание. Машина завелась с полпинка. Итак, нам предстояло попасть в светлой памяти город Зарецк и немного пошарить по его магазинам. Прошло немного-немало 24 дня с момента вселенской катастрофы. Нуржан сказал, что многие магазины разгромлены. Но сомневаюсь, что кому-то в тот момент понадобились инструменты. Еда - может быть, драгоценные украшения - может быть. Но строительные рынки должны уцелеть.
- Глеб, будь другом, посмотри, что они там нацарапали в блокноте. Надо как-то упорядочиться, что ли?
- А ты еще не читал?
- Нет…
- От майонеза до детских трусов.
- Капец…
Мы уже добрались до трассы, когда Глеб, наконец-то разделивший список на несколько колонок, подал голос:
- Все писали каждый для себя. Думали, небось, что Тимур за них все придумает и обеспечит самым необходимым.
- В смысле?
- Ну, например, ни слова о еде. Ну, кроме майонеза, конечно. Правда, дед нацарапал целый список для своего дома, но это ж он теперь исключительно для себя старается… Как же все таки ты его. Приедем с тобой через три дня, а там уже дом стоит.
- Ага, а на пороге дед с винтарем: «Кто такие? Вас не знаю, идите на фиг!»
- Зная нашего деда… Не знаешь, зачем он «калаш» везде с собой таскает? Неужто от медведей? А то я уже начал его немного…
Вдруг он замолчал.
Я уже давно не слушал, что он говорит, я во все глаза разглядывал открывшуюся от поворота картинку.
Прозвучавшее после минутной паузы «что за хрень?» стало логическим завершением его речи.
Недолго думая я свернул в жиденькую рощицу, тянувшуюся по левой стороне, и дал по тормозам. Машина остановилась, я отпустил руль и повернулся к Глебу. Вид у парня был, мягко сказать, обалдевший. Точь-в-точь, как у меня…
Собственно, «хрень» была вполне определенной формы. Примерно в трехстах метрах от нас просматривался тот самый перекресток, где несколько дней назад мы ждали возвращения Нуржана с его сыновьями. Теперь там стоял дотла выгоревший маршрутный автобус.
Ну, дела!.. Выходит, мы должны быть счастливы, что добрались до долины полным составом…
- Послушай-ка, Глеб… А в какой из машин у нас осталось все оружие? – я постепенно начинал осознавать, какой я идиот, и почему Лерка так не хотела отпускать меня в эту поездку.
- Предлагаешь вернуться?
- Я ничего не предлагаю…
Минут через пять, выйдя из машины, мы засели в кустах и принялись оглядывать обстановку.
Бинокли, естественно, тоже остались у реки. Приходилось полагаться только на свои глаза.
Казалось, что автобус не поврежден ни чем, кроме огня. Ну, естественно, от стекол не осталось и следа, резина прогорела, но зато мы не увидели ни покореженного взрывом металла, ни разбросанного вокруг мусора. И ни движения вокруг.
- Слушай, он вообще здесь горел или его уже таким сюда приволокли.
Похоже, конечно, что кто-то хотел загородить въезд на трассу, но, учитывая, что его можно было спокойно объехать по полю, эта попытка выглядела бы крайне смешно. А вот в нескольких десятках метрах дальше по трассе начиналась рощица и тянулась с правой стороны от дороги на пару сотен метров.
- Смотри. Лесок видишь? Там спокойно мог кто-то спрятаться.
- Да зачем?!
- Может, психи, какие-нибудь… Мама – анархия, там, все дела.
- Тимур, ты бредишь, что ли? Давай уже будем думать, что нам делать, а не пороть чушь! Итак, в леске либо кто-то есть, либо никого нет. Но нам по барабану. Мы просто пронесемся мимо на полной скорости.
- Полная скорость у этого корыта?.. Ну-ну… Скажи мне, ты видишь дорогу сквозь деревья?
- Нет.
- А кто мешал этим психам поставить там противотанковые ежи? Мы доедем до автобуса, выглянем оттуда и…
- А мы доедем до автобуса?
Вдруг набежавший ветерок донес до нас запах горелых помоев.
- Черт, - поморщился Глеб, - ты тоже это чувствуешь?
- Угу… Я пошел…
- Куда?!!
Но я его уже не слушал.
Мне совесть не позволяла отправлять его вперед, а идти кто-то должен был. Сотню метров я пробирался по леску, а потом вышел на трассу. Я сомневался, что в автобусе есть кто-то живой: чем ближе я подходил, тем отвратительнее становилась вонь. Единственное, я старался топать так, чтобы автобус всегда находился между мной и таинственной рощицей.
Остановился я примерно в пятидесяти метрах. Отсюда уже можно было рассмотреть обгоревшие трупы, выглядывающие в пустые окна автобуса. Автобус битком набит трупами. Кое-как удерживая желудок на месте, я развернулся и рванул к Глебу.
- Ну что?
- Ежей нет… - меня буквально трясло, - там полно покойников… в автобусе... Дай-ка попить…
Я приложился губами к протянутой мне бутылке и долго и жадно пил.
- Понимаешь, их туда напихивали уже мертвыми… - говорил я, едва отдышавшись, - А автобус подожгли здесь.
- Да зачем?!
Я пожал плечами:
- Может, чтобы отпугнуть проезжих…
- И что? Мы отпугнемся?
- Глеб, - проговорил я сквозь стук зубов, - а как же детские трусы?..
Проезжая мимо автобуса, а старался не дышать, а уж о том, чтобы еще раз посмотреть в его сторону, не могло быть и речи. За автобусом я вжал педаль газа в пол, и мимо рощицы мы пронеслись на всех парах. Глеб говорил, что там никого не было. Но он мог просто и не заметить.
Рощица закончилась. Теперь слева от нас высилась какая-то сопка, а справа волновалось пшеничное поле.
- Если сильно захотеть, то нас можно пристрелить и спрятавшись в пшенице, - Глеб нервно чесал лоб, - я тебя умоляю, просто не останавливайся…
Мелькнул знак станции техобслуживания.
- Оба-на… - проговорил Глеб в полголоса.
- Нам сюда надо?
- Да, в принципе, нет… А то, может, по пивку? Да шучу я… - тут же добавил он в ответ на мой убийственный взгляд.
Тут же сразу вспомнилось, что я недавно невольно бросил курить. Во рту даже появился привкус любимых сигарет. Вот бы… черт… бросать все равно придется… еще раз проходить через ломку? Насильно отогнав мысли о дозе никотина, я сказал:
- Есть такие кружки автомобильные, разогревающиеся. У них питание от прикуривателя. Как насчет кофе?
Я явственно услышал, как Глеб сглотнул слюну.
Вопрос был решен, и через пару минут мы въехали на территорию станции и припарковались у входа в продовольственный магазин. Я заглушил двигатель.
Мы уже привыкли к тишине на дорогах, к тишине в лесу. Но тишина, царившая там, где совсем недавно не умолкал рев двигателей, гул людских голосов, действовала на психику очень угнетающе.
Некоторое время мы осматривали станцию сквозь лобовое стекло, а потом все же решились выйти наружу. Я сделал несколько шагов по асфальту и испуганно обернулся посмотреть, кто это топает за мной следом. Я не сразу понял, что это звучит эхо моих собственных шагов.
- Смотри, замок выдрали…
Я перевел взгляд на дверь магазина и подумал, что действовали, наверняка, гвоздодером. Чтобы дотронуться до нее пришлось фактически переступить через себя.
И в ту же секунду прогремел выстрел.
Мы задрали руки над головами и судорожно огляделись по сторонам.
Стоянка с несколькими фурами, гостиница, туалеты, кафе, дальше заправка.
Несколько припаркованных грузовиков.
Нигде ни движения.
Откуда ж ты палишь?
Мы довольно долго ждали продолжения, но станция как вымерла.
Я медленно опустил руки вниз и ради эксперимента еще раз коснулся двери. В нее тут же вонзилась пуля.
Намек понял!
- В машину! Быстро!!!
Н-да… Будет не легко…
Как только станция скрылась из виду, я остановил машину. Пожалуй, есть над чем подумать… Сейчас мы въедем в город, остановимся перед супермаркетом и тут же получим по пуле во лбы? Это если сразу не прилетит по машине из гранатомета.
Я взглянул на Глеба. Тот тоже наморщив лоб пялился в окно.
- Что думаешь? – спросил я его.
- Думаю, что живыми мы отсюда не выберемся.
- Согласен.
- Но, кто не рискует, тот не пьет…
- Согласен.
- Когда вернемся, расскажем нашим, что за нами охотились на танке.
- Согласен.
- С подробностями.
- А то!..
И мы поехали в город.
КПП действительно был запружен затихшими машинами.
Не знаю, зачем нужно было удерживать народ в зараженном городе… То тут, то там на дороге валялось полуистлевшее тряпье, украшения, иногда протезы. Пришлось объезжать пункт полем, а потом еще долго ехать вдоль трассы, не имея возможности протиснуться между машинами.
Справа мелькнул указатель. Я не обратил на него внимания, погруженный в свои тяжкие размышления, но Глеб взвыл белугой. Он пришел в такое неистовое возбуждение, что я все понял только тогда, когда сдал назад и сам прочитал: «продовольственная оптовая база».
Мы исполнили все, что гласил указатель, проехали двести метров и повернули направо. И через пять минут уперлись в кованые ворота с маленькой калиткой. И на воротах и на калитке висело по массивному замку.
- Ну?.. – протянул я, любуясь стройными рядам грузовиков, с которых в лучшие дни наверняка торговали мукой, картошкой, сахаром и т.д.
И не менее стройными рядами длинных павильонов, наверняка скрывающих в себе изобилие разнотипных тушенок, макарон и круп.
Да здесь полстраны накормить можно!!!
- Слушай, тебя ничего не удивляет? – проговорил Глеб.
Я заставил себя оторвать взгляд от складов и оглядеться вокруг. Перед нами чугунные ворота, слева от них пропускной пункт, дальше шлагбаум. От ворот тянется ограда, возможно, по периметру базы. Наша машина остановилась на небольшой площадке. И не была здесь единственной. Еще несколько машин, в основном, внедорожники, было припарковано с нашей стороны ворот. Но ни звука, ни шороха не раздавалось вокруг.
- Что тебя смущает?
- Ну, во-первых, указатель на дороге: «оптовая база 200м». Дескать, заходите, гости дорогие, берите, что ходите, будем рады видеть всех.
- Ну…
- А мы же с тобой знаем, что мы, как бы, не единственные, кто оправился от шока?..
- Ну…
- Да что ты тупишь-то, Тимур?!! – Глеб, наконец, разозлился, - Здесь три машины, а базу как закрыли на ночь двадцать пять дней назад, так она и не открывалась! В целости и сохранности!
- Ты о воротах? Может, есть другой въезд?
- Нет, не только о воротах. Ты видишь, какой порядок царит вокруг? Представь, перед тобой в голодный год поставили холодильник, сказали «бери, что хочешь, а не то другим отдадим!». Неужели ты его не откроешь хотя бы для того, чтобы посмотреть, что там внутри?
Я потянулся за баллоном с водой, валяющимся на заднем сиденье.
Он прав, конечно, но мне так понравилась увиденная картинка, что я готов был плевать на всякую осторожность и начинать прямо сейчас присваивать себе простаивающие тонны бесхозного продовольствия.
- И что ты предлагаешь?
- Разведку.
Мы немного поспорили, за то, кто отправится через изгородь. Глеб настоял, чтобы это был непременно он. Дескать, его очередь. Я не сильно сопротивлялся, не мне же одному за всех отдуваться. Так что мне оставалось только подсадить его и стоять рядом с машиной и смотреть, как он неуклюже перелезает через ворота над калиткой и спрыгивает на той стороне.
С неба закапали редкие капли дождя. Я взглянул на небо. Как же надоела эта сырость.
Я вижу, как Глеб на мгновение оборачивается, ловит мой взгляд и делает несколько шагов к вожделенному питалову. Интересно, думаю я, а может так оказаться, что на той стороне гораздо безопаснее, чем здесь?
Глеб все продвигается вперед. Он внимательно оглядывает окрестности и ломает себе уши и мозг, пытаясь расслышать какой-нибудь другой звук, кроме шорохов ветра и дождя. Наверное, если я сейчас пошучу и громко крикну, парень в штаны наложит.
Ползет как черепаха.
Я смотрю на часы и с удивлением замечаю, что сейчас уже поздний вечер. Вот так загулялись. Наверное, придется ночевать в машине. Еще бы перекусить неплохо. А ведь нечего… Грузиться будем только завтра. Вот я придурок, нет, чтобы взять с собой человека, водящего машину. Вернулись бы на двух фурах. Так нет же.
Глеб останавливается, разворачивается вправо и всматривается во что-то, что мне не видно из-за фуры. Через некоторое время он и сам скрывается в том же направлении.
Что увидел-то, интересно.
Да и ничего, что он не водит. Мы завтра с утра одну машину нагрузим, я увезу, а Глеб останется нагружать следующую. Не хотел вовремя учится, пусть теперь пашет.
Вдруг из-за машины, раздается топот бегущих ног, потом из-за нее появляется и сам Глеб. Его лицо искаженно такой гримасой ужаса, что у меня у самого волосы по всему телу становятся дыбом. Я не сразу пониманию, что вместе с топотом его ног слышно еще и непонятное царапанье, и металлический звон. Эти звуки я замечаю только тогда, когда вслед за Глебом из-за машины показывается их источник. Черной тенью за ним несется гигантская псина, а за ней еще две.
Когда проходит первое оцепенение, я, на все еще подкашивающихся ногах, подаюсь ему навстречу. Забраться на решетку у меня получается только с третьего раза. Я сажусь на нее верхом и тяну Глебу руку.
Глеб не кричит. Он бежит так, как не бегал никогда в жизни. Его взгляд прикован к моим глазам. Мне подумалось, что он готов сейчас потерять сознание
Собаки не лают. Они издают низкие гортанные рыки. Они несутся, пригнув головы к земле и не отрывают от Глеба ненавидящих взглядов. На горле первой из них болтается оборванная цепь. Она стучит и бренчит, каждый раз, как касается асфальта свободным концом.
Я вижу по лицу Глеба, что он понимает, что у него всего одна попытка, для того, чтобы забраться наверх. Это, конечно, если он успеет добежать до ворот.
Последние три метра он преодолевает гигантскими скачками. Готов поспорить, что он чувствует на себе дыхание собак. В последнем невероятном прыжке он хватается за мою руку и через пару секунд уже сидит рядом со мной и с ужасом смотрит вниз.
Собаки не успевают остановиться и по очереди с коротким визгом вписываются в чугунные прутья решетки. Морда псины с цепью тут же заливается кровью, но она и не думает успокаиваться. Она совершает фантастический прыжок, и ее челюсти смыкаются на Глебовом ботинке. Я еле-еле удерживаю его от падения обратно. Подошва отрывается, и псина падает к своим товаркам. Мы же, не удержав равновесие, валимся по другую сторону решетки. Не обращая внимания на адскую боль в ноге, я поднимаю голову и смотрю на собак. Две из них бешено рыча, время от времени переходя на яростный лай, смотрят на нас хищными глазами и прыгают вдоль решетки. А их вожак пятится назад, затем срывается с места и, бренча цепью, со всей дури врезается плечом в ворота. Не обращая внимания на клочки шерсти, оставшиеся на металле, ворча от ярости и боли, собака поднимается и снова отходит для разбега.
Раз за разом озверевшая от голода окровавленная тварь бьется телом о прутья, пытаясь сломать их, чтобы добраться до куска ускользающего мяса. Умом я понимаю, что ей это не удастся, но на всякий случай отползаю дальше.
Вдруг, две другие собаки умолкают. Они уже не обращают на нас внимания, их взгляды теперь прикованы к взбесившемуся вожаку. Кажется, даже я ощущаю запах теплой собачьей крови. Они не долго размышляют.
- Черт!!! – Глеба передергивает от отвращения, - валим отсюда.
Я отвел взгляд от дерущегося клубка, кое-как поднялся и поковылял к машине.
Начинало темнеть.
Через лобовое стекло машины, я увидел, как из-за угла одного из складов появилось еще несколько теней.
Я не хотел ехать со светом, но, едва не лишившись зубов на очередной выбоине, пришлось включить фары. Глеб, белый как полотно, сидел рядом и молчал.
- Вот тебе и ответ… - пробормотал я, заезжая через какое-то время в ближайший лесок.
Глеб лишь молча взглянул на меня.
Его зубы выбивали дробь.
- Придется нам с тобой сегодня лечь спать голодными. Еще пару дней без еды и я этих тварей сам съем.
В ответ опять только зубовный стук.
Я протянул ему баллон с водой.
- Приятного аппетита…
Проснулся я на рассвете. Голодный, уставший, продрогший, затекший и злой как собака. Только об этом подумал, как вспомнил события вчерашнего дня, повернул голову и вздрогнул, напоровшись на Глебов взгляд.
- Мы их отравим! – провозгласил он с торжественной миной.
- Ага, щас, канистру с кураре из багажника достану…
- Да нет же! Мы возьмем несколько банок тушенки и заглянем в аптеку.
- Осталось только найти тушенку и аптеку… Ты спал?
- Ну, конечно, поехали скорее!
И мы поехали.
Город встретил нас безмолвием.
Мы заехали в маленький обувной магазинчик, прихватили там для Глеба новую пару ботинок. При этом Глеб сказал, что неплохо было бы собрать отсюда всю обувь, ведь очень скоро вся наша компания в долине останется босой.
На всякий случай крадучись, мы пробрались в первый попавшийся в магазин. Собственно, можно было и не красться. Я еще за сотню метров от него мог точно сказать, что там никого нет. А вблизи от вони так вообще глаза резало. Закрывши носы рукавами, мы быстро вбежали внутрь и огляделись по сторонам. Тушенка обнаружилась в изобилии. Как могли быстро, мы распихали банки по карманам, набрали их полные охапки и выбежали на улицу. Еще некоторое время нам понадобилось, чтобы отдышаться.
Следующей по плану была аптека. Здесь мы пробыли несколько часов.
Пока Глеб ковырялся со своими склянками, я, пережевывая на ходу тушенку, таскал в машину коробки с медикаментами. Под его чутким руководством, я проигнорировал холодильник, электроприборы, детское питание и косметику. В найденные в подсобке коробки, я сметал с полок все, что на них было, и не особенно разбирался в названиях. Я забил лекарствами всю машину от потолка до пола, оставив свободными только наши кресла.
- Знаешь, как мы с тобой называемся? – весело спрашивал Глеб, одним глазом глядя в ведро с тушенкой.
- Ну?
- Мародеры!
- Пусть лучше все сгниет, да? Тут вот паста зубная… черт… надо было на фуре ехать…
- Поездом…
Можно, конечно, было присвоить любой из грузовиков, стоявших на улице, но мне подумалось, что неплохо было бы вернуться за медикаментами отдельно и прошвырнуться по всем аптекам города.
- Долго ты еще?
- Готово… - Глеб жевал тушенку, - кусочек бы хлеба…
- А вон у тебя над головой хлебцы диетические.
Около полудня мы были у ворот продовольственной базы.
Все было точно так же как и вчера, разве что с ясного неба светило солнце. Правда, было прохладно из-за северного ветра, гулявшего по пустым дорогам, но зато дождя уже не было. В нескольких метрах от ворот валялся обрывок той самой цепи. Наверное, я еще не раз увижу его в своих кошмарах.
- Черт, они сожрали даже шкуру…
- Может, просто утащили? – предположил я, но в душе был уверен, что Глеб прав.
Собак нигде видно не было.
Мы выплеснули содержимое ведра сквозь решетку и вернулись обратно в машину.
- И сколько ждать?
- Пару часов. После того, как они это сожрут.
- И подействует?
- Это подействует и на стадо слонов…
- Ладно, поехали за твоим интересом.
Оставив груженый лекарствами УАЗ недалеко от поворота на базу, мы пересели на грузовую газель. Нужно было проехаться по списку.
В городе, недалеко от одной из троллейбусных остановок, мы вскрыли ларек «Алтай-печати» и добыли для себя подробную карту Зарецка и дорожную карту Алтайского края. Там же я собрал почти все детские книжки. Выходя, оттуда я вдруг явственно почувствовал, что за нами следят.
Странное чувство, я никогда ничего подобного не испытывал…
Я никогда не смог бы объяснить, откуда, почему и как я узнал, что рядом есть кто-то еще, но был твердо уверен в одном: я не ошибаюсь. Наверное, во мне возрождаются способности пещерного прошлого.
Оглядываться по сторонам я не стал. Просто махнул Глебу рукой, мол, пора нам, и мы двинулись дальше.
- Как думаешь, если мы привезем с собой еще народ, - спрашивал я у Глеба, - наши не будут возражать?
- Если привезешь ты, то естественно, никто не возразит. Может, им это не понравится, но возражать никто не будет.
- Почему это?
- Потому что ты – наш вождь мирового пролетариата краснознаменный имени Ленина.
- Приехали…
- Народ понимает, что тебе самому эта долина и нахрен не нужна была. Ты мог бы жить и в машине. И народ благодарен тебе за…
- Да иди ты!..
- Стой-ка! Смотри, туртовары.
- Ух, ты! Вот это дело!
Мы бросали в котлы коробки с крючками, лесками и наживками. Огромные рюкзаки заполняли катушками, дробью, ножами, обвешивали их гроздями спальных мешков и ковриков. Вытащили несколько лодок, палаток и тентов. Собрали всю термо- и спортивную одежду, штормовки, кроссовки и куртки. А когда закончили, то с ужасом заметили, что машина нагружена почти под завязку…
- Давай так, - сказал я, - разглядывая карту города, - Мы прямо сейчас доедем до ювелирного, а потом – к базе. Договорились?
Еще бы…
Мы проехали мимо двух разграбленных ювелирных. Народ подчищал их в надежде на лучшие дни. Но дни все так и не наступали. А если и наступят, то буханка хлеба среди выживших будет цениться в несколько бриллиантов.
Третья лавка уцелела.
Мы запросто вскрыли дверь гвоздодером и вошли в полумрак магазина.
Окна были плотно задернуты шторами, наверняка здесь очень выгодно использовалось искусственное освещение.
Глеб сразу направился к витрине с кольцами, а я остался стоять у порога. Я со смешанными чувствами наблюдал, как он открывает витрину и достает подставку с драгоценностями. Алмазы так и сверкают в свете карманного фонарика. Я бы помог ему… Если бы он выбирал кольцо не для Сашки.
Через некоторое время, я вдруг заметил, что Глеб чем-то озадачен.
На мой вопрос он пояснил:
- Знаешь, такое ощущение, будто я копаюсь в бижутерии… Драгоценности, они ведь хороши, когда на них пашешь в поте лица, лишаешь себя удовольствий, а потом собираешь накопленные деньги, идешь в магазин и покупаешь для любимой девушки далеко не самое дешевое кольцо. А так…
Я тебя понимаю, друг…
- А давай скажем, что ты выбирал кольцо, отстреливаясь от танка? Тогда у этого кольца будет ого-го какая ценность. Не переживай, оно ей будет дорого. Ведь ты не слабо рискнул задом для того, чтобы заполучить его… И потом, это ж символ.
- Черт… - сокрушенно пробормотал он, не отводя взгляда от сверкающих побрякушек.
- У, блин… Дай-ка я!
Я подошел к нему и уставился в лоток.
- Что это ты достал?
- Кольца.
- Убери это. Это для Лерки моей в самый раз. И чем массивнее и дороже бриллиант, тем лучше. А для Сашки нужно другое…
Я повел фонарем по витрине.
Только подумать. Я выбираю Сашке обручальное кольцо.
- Вот, - я вынул лоток и достал из него маленькое золотое колечко, отделанное белым золотом.
Кольцо шириной миллиметров пять, и по всей его поверхности как по полю шагают белые слоники, держа друг друга хоботами за хвосты.
- Думаешь? – с сомнением покачал головой Глеб.
- Сам посуди, сейчас всем попахать придется как следует. А кольцом с камнем она повредит себе все руки.
- Уговорил. А Лерке ты ничего подобрать не хочешь?
- Кольцо? Кольцо слишком многое символизирует… А остальное? Зачем?
- Тим, где взять торт?..
Недалеко от ворот валялась тощая собачья тушка. Такая тощая, что можно пересчитать ее ребра, выпирающие через сбившуюся колтунами шерсть.
- Ну вот и все… Дело сделано… - со вздохом, пахнущим кофе, произнес Глеб.
И мы полезли через ограду.
К мясным павильонам, которые мы запросто идентифицировали по запаху, решили не приближаться. Зато бакалея была вся в нашем распоряжении.
Мы вскрывали машину за машиной. Мука, сахар, крупы, в голове не укладывалось, что это все можно было взять просто так. Бесплатно.
Мы пахали как ишаки.
Один из грузовиков был на две трети заполнен мешками с мукой. Мы дополнили его сахаром и отогнали к воротам. Следующая машина была набита крупами и макаронами. В третью навалили ящики с тушенкой, сгущенкой, чаем, кофе. Прихватили несколько коробок шоколада. Томатная паста, растительное масло, бульонные кубики, всевозможные супы в банках, пакетах и коробках…
С каждой новой коробкой, загруженной в машину, я чувствовал себя немного богаче и спокойнее.
- Теперь мы можем сделать так, - говорил я, засовывая в рот горсть кукурузных палочек, - ты остаешься здесь и перекладываешь туристические шмотки и медикаменты в одну машину, а я тем временем пытаюсь отогнать то, что мы уже набрали к реке. А можем двигаться вместе.
- А может, ты мне быстренько покажешь, как это делается, и?..
- Смеешься, что ли? Народ на это дело месяцами учится.
- Народ учит правила дорожного движения. А сейчас у нас одно правило: езжай по дороге. И все!
- Нет.
Немного поразмыслив, мы решили, что сегодня ничего никуда не повезем. Мы просто отогнали «наши» машины в сторонку, прикрыли за собой ворота и отправились на стоянку. Там взяли еще одну «газель», и снова двинулись в город. В городе нам предстояло найти как минимум магазин со стройматериалами.
Было далеко за полночь, когда мы, наконец, остановились в рощице по соседству с базой. Я лежал в траве на спальном мешке и не без едких комментариев наблюдал за действиями Глеба. Тот при свете фонарика «репетировал торт».
Перед ним на капоте машины были разложены готовые коржи, несколько баллончиков с разноцветными взбитыми сливками, в чашках вымачивались курага с черносливом, а сам он натирал на терочке шоколад.
- И все же я не стал бы посыпать торт разноцветным пшеном. А то осталось бы написать на нем «Христос воскрес». Хотя тогда у вас состоялся бы как минимум диалог. Ты ей торт, а она тебе: «воистину!».
Кажется, на этом я уснул, потому что когда проснулся, уже стемнело, а в воздухе обалденно пахло кофе. На капоте машины на полметра высилась сладкая пирамида. Вокруг все было усеяно упаковками от коржей, шоколада и всевозможных кокосовых стружек, цукатов и т.д.
Чтобы рассмотреть это чудо я даже поднялся на ноги, не смотря на боль во всем своем вымотанном теле. Торту можно было смело присвоить название «куча». Во взбито-сливочную массу было замешано все: и коржи, и сухофрукты, и стружка, и пшено; и вся эта горка была мило украшена разноцветными фруктовыми конфетками. Хороший торт. Сразу видно, что парень постарался. Стоило только посмотреть на обрезки коржей, валяющихся повсюду.
Самого Глеба я нашел в машине. Парень с чувством выполненного долга ждал, пока закипит кофе и спал. Я выдернул сгоревшую кружку, насмерть облепленную кофейными ошметками, из прикуривателя и укрыл парня спальником.
Утром меня растолкал Глеб. Пора было возвращаться в долину. Я чувствовал себя настолько уставшим, что очень радовался, что сегодня нам не придется ничего таскать и перекладывать. Сегодня был уже третий день, как мы отсутствовали «дома». Завтра нас ждут.
Позавтракали Глебовым творением, запили его растворимым кофе, разведенным в холодной воде. Вряд ли я раньше пробовал что-то более отвратительное, но нужно было чем-то открывать глаза.
- Я привезу тебя к реке, и там оставлю. Ты пройдешь вниз по течению, посмотришь, нельзя ли к ней подъехать. Встретимся на том же самом месте. Давай перегрузим медикаменты и снаряжение в одну машину.
- Договорились. Как тебе торт?
- Сногсшибательно… Все же, я не стал бы засовывать туда пасхальное пшено.
От того, чтобы заснуть по дороге, меня всякий раз удерживал выгоревший автобус. Каждый раз проезжая мимо него, я внутренне содрогался так, что мне хватало адреналина до следующего раза.
А если бы Глеб водил, то все перемещения закончились бы в два раза быстрее.
Для того, чтобы я смог забрать из города последний грузовик, Глебу пришлось разгрузить одну из машин. Мне нужно было на чем-то вернуться на базу, а УАЗы уже закончились.
И вот теперь я, вывалившись из-за руля этой самой газели, лежал на траве и разглядывал голубое небо. Все тело ныло от усталости и недосыпания. Сейчас бы немного вздремнуть.
Рядом лежал Глеб и вяло рассказывал, что в километре от нижнего порога, он нашел место, где можно было бы прорубиться через небольшую растительность и получить вполне сносный доступ до реки. Но трудно было бы все-таки выгребать против течения в лодках, нагруженных под завязку.
- Можно вытягивать лодки канатами по берегу.
- Километр?
- Километр – это всего лишь десять раз по сто метров…
- Ну-ну…
- А что ну-ну? Мы с тобой возьмем по рюкзаку, поднимемся в долину, возьмем народ, и вперед! Пусть работают!
Глеб молча сорвал травинку и зажал ее зубами.
Я продолжал:
- Если бы я подумал об этом раньше, мы прихватили бы с собой роликовый блок для веревки.
- Может, катушку рыболовную получится приспособить?
- Может, и получится.
Остаток дня Глеб «пек» генеральный торт. Пока он возился с коржами, я обходил новоприобретенное имущество. Достав два рюкзака, я сложил в них кое-что из того, что значилось в списке и подарок для Лерки - маленькую серебряную бонбоньерку с перламутровой лошадкой на крышке, разумеется, с конфетками внутри.
С утра пораньше Глеб взял в охапку готовую «кучу», мы вскинули на себя рюкзаки, и отправились к порогу. Я несколько раз порывался выбросить это кулинарное творение, иной раз вместе с творцом, но Глеб был непреклонен. Пару раз он даже чуть не свернул себе шею, ради спасения своего изделия, но упрямо пер его все дальше и дальше. Порог дался нам с трудом, но, все же, дался. И я был не прав, когда потащил всех по притоку. Даже перебираться здесь было гораздо проще.
Едва отойдя от переката, мы услышали визг бензопилы и стук нескольких топоров по дереву. Работа кипит во всю! И вот к обеду мы – я, Глеб и сливочное безумие – достигли нашего лагеря.
Здесь мы застали только Софью Архиповну. Она кашеварила у костра. По запаху, исходящему оттуда, я понял, что мы появились очень вовремя. Увидев нас, она радостно всплеснула руками, тут же велела садиться на свежеспиленные пеньки и побежала за чаем.
- Ты видел? – поинтересовался ошарашенный Глеб, все еще прижимающий блюдо с изделием к себе.
Я кивнул. Действительно, метаморфозы произошедшие с бабой Соней поражали. Нас встретила не выживающая из ума бабка, а женщина в расцвете сил, пышущая таким оптимизмом, что не захочешь, а улыбнешься, глядя на нее. И после трех дней постоянного напряжения и ожидания опасности, было очень радостно смотреть на ее румяное добродушное лицо.
Софья Архиповна вернулась с двумя металлическими кружками в руках:
- Давайте, голуби мои, пейте. Скоро все соберутся на обед. А это что у тебя? - она кивнула головой в сторону Глебова изделия.
- Торт...
- О… Замечательно!.. – с некоторым сомнением она потянулась к блюду, - Давай его сюда…
Я решил спасти насупившегося друга:
- Понимаете ли, Глеб готовил его для Саши. Пусть он подарит его ей, а уж Саша сама со всеми поделится.
- Прекрасно, мальчики! – и она снова куда-то убежала.
Я смотрел ей в след во все глаза. И с каждым ее словом, жестом и движением я все отчетливее и отчетливее узнавал в ней маму. И вокруг повеяло каким-то таким уютным домашним теплом, что сейчас же захотелось бежать за ней, залезть в какой-нибудь укромный угол ее «кухни» и сидеть там, наслаждаясь безопасностью и покоем, и слушать как она мурлычет себе под нос какую-нибудь песенку.
Как же я забыл тебя, мама?..
- Ты чего? – спросил Глеб, удивленно глядя на меня.
А я и сам не заметил, что плачу.
- На мать мою похожа…
Глеб немного помолчал, а потом проговорил:
- Тимур, я тебя, наверное, удивлю, но что-то в ней есть и от моей матери…
Ровно без десяти два все строительные шумы затихли, и из леса повалил народ. Сначала выбежали дети, за ними показалась Светлана, потом шагали дед и Лерка с Сашкой, а за ними уж и все остальные.
Вдруг Сашка замерла на месте. Она несколько секунд всматривалась в нас, а потом побежала так, что догнать ее могли только черти. За ней следом рванула Лерка, а там уже шаг прибавили и все остальные.
Даже не взглянув на меня, Сашка бросилась в объятия к Глебу.
Тут же ко мне подскочила Лерка и жадно прижалась головой к моей груди:
- Я так за тебя волновалась…
- Ну что ты…
- Ну как ты? Цел? Все нормально?
- Все нормально. Я потом тебе все расскажу, ладно?
Народ обступил нас со всех сторон. Кого-то больше волновало, видели ли мы выживших людей, а кто-то без толку шарил глазами по поляне в поисках несметных сокровищ, которые мы должны были непременно привезти с собой. Мы, было, начали отвечать на вопросы, но тут вдруг раздался властный голос тетки Софьи, призывающий всех к порядку.
На поляне мгновенно воцарилась тишина. Народ едва ли не выстроился как по команде «смирно».
Мы с Глебом переглянулись.
- Все марш мыть руки! Сейчас сядете, поедите, потом поговорите!
Нас оставили в покое. Даже Лерка с огромным сожалением отпустила мою рубаху и отправилась к импровизированному умывальнику. Мы пошли следом за ней. У умывальника стояла сама Софья Архиповна и караулила, чтобы мыло использовалось как можно экономнее.
- А что здесь происходит? – спросил я тихонько у деда, вытирающего руки полотенцем.
- Да, етить твою бога душу коромыслом!.. – в досаде сплюнул он, опасливо покосился на Софью Архиповну и, ни слова больше не говоря, отошел к столу.
Мы сидели за столом, который был грубо сколочен из криво распиленного на доски ствола и уписывали вермишелевый суп, сваренный на тушенке. Я и не знал, что он может быть таким вкусным.
Народ сверлил нас любопытными взглядами, но все молча лопали. Я на всякий случай дождался, пока Софья Архиповна скроется из вида, и тихонько толкнул локтем Лерку, сидящую рядом.
- Что случилось?
- Потом…
Ну, потом, так потом, я пожал плечами.
После супа нас ждал чай, приготовленный с минимальным количеством заварки, зато с малиновыми листьями. Всем перепало даже понемногу сахара.
И тут, немного смущаясь, взял слово Глеб. Он рассказал, что в эти три дня ему на пути встретилось много опасностей, и он все их преодолел только потому, что все время думал о своей невесте. И для нее, для невесты, он привез кольцо и вот это («торт») и теперь просит у нее, у невесты, разрешения называть ее, невесту, своей женой.
Сашка, которая на протяжении его речи все время грустно смотрела перед собой, подняла взгляд и внимательно взглянула через стол на меня.
Я ждал.
Не сказать, что у меня были какие-то причины быть против всей этой церемонии, но все же мне было немного не по себе.
Она повернула голову к Глебу, стоявшему с открытой бархатной коробкой в руках, и встала с пенька.
- Для чего это, Глебушка, ты и так прекрасно знаешь…
- Знаю. Просто разреши мне быть твоим мужем.
Она еще несколько секунд задумчиво смотрела на кольцо, блестевшее в солнечных лучах, а потом протянула Глебу руку.
Я сокрушенно выдохнул.
Это, конечно, показная игра, но даже сопливым Оленьке с Настенькой ясно, что она имеет значение не меньшее, чем настоящая свадьба.
Глеб под всеобщие аплодисменты надел Сашке на безымянный палец кольцо (мое кольцо!), а потом поставил на стол блюдо с «тортом». Как ни странно, он был встречен ликующими воплями, и народ так налег на «кучу», что через десять минут от нее не осталось ни крошки.
Потом настала моя очередь говорить.
Я поднялся на ноги и сказал, что мне хотелось бы, чтобы после обеда все отдохнули, а потом спустились вниз по течению и перетащили нашу добычу в долину. А потом сел.
На поляне воцарилась тишина.
- Что, и все? – возмущенно спросил Гришка после нескольких секунд бесплодного ожидания.
- А что тебе еще надо?
- А ты, дядя Тимур, не будешь рассказывать, как вы съездили? Сколько вы видели мертвецов?
Так вот оно что…
Перед глазами как наяву возник почерневший от копоти автобус.
Я некоторое время, сощурившись, смотрел на мальчишку, но ведь не при детях же…
- Я тебе много книжек всяких привез. Там интересные истории почитаешь, а потом мне расскажешь. В школу, небось, должен был идти?
- Да.
- Скоро привезу тебе букварь.
Я поймал возмущенный Леркин взгляд.
- Как «скоро»? Ты снова уедешь?!
- Ну, конечно, дорогая, еще так много нужно привезти…
- Обойдемся!
- Мы с тобой потом поговорим…
- Там выжившие есть? – спросила Вероника.
- Есть…- я несколько секунд помолчал, - один из них обстрелял нас на техстанции.
- А в городе?
- В городе тоже, наверняка, есть. Только они предпочитают не показываться.
Потом мы вскрыли рюкзаки.
Больше всего благодарности получили, как ни странно, за детские трусы, привезенные для Оленьки и Настеньки. Ну, конечно, для Оленьки и для Настеньки нехватка трусов ничуть не меньшая забота, чем для нас – пропитать сваи под сруб.
Я не подумал тогда об этом, а сейчас не жалел, что не поленился остановиться возле магазина детской одежды.
- Там в машине еще колготки, кофты… - смущенно бормотал я, - не знаю, попал ли в размер…
У Светки аж слезы на глаза навернулись.
На краю поляны, под деревьями, куда мало попадает солнечный свет, были установлены две гигантские восьмиместные палатки. В одну из них под чутким руководством Софьи Архиповны переложили мешки с мукой сахаром, в другую – крупы и все барахло, которое повредилось бы от воды. Увидев удочки, дед сразу сказал, что он возьмет на себя обеспечение лагеря рыбой, и уже, было, с ответственным видом намылился на реку, как его осадила тетка Софья. Мол, еды теперь и так достаточно, нужно сначала построить дом.
Теперь насмерть вымотавшийся народ, расположившись у костра, попивал кофе и заедал его горячими лепешками, макая их в сгущенку.
Это был первый хлеб со времени катастрофы.
Мы с Глебом ходили, точнее, обессилено сидели, героями. Лерка не отступала от меня ни на шаг. Светка вышла из палатки, где укладывала детей спать, и подсела к костру.
Здесь уж от нас потребовали подробнейшего отчета. Мы рассказали про автобус, про урода у магазина на станции, про собак. В принципе, им не обязательно это было знать, если они не собираются выходить отсюда до следующей весны. Но нам нужно было доказать, что не зря мы отлынивали от стройки, не зря я бросил Лерку одну, и что Глеб вовсе не такой тюфяк, каким его рисует себе большая часть наших друзей. Да и наши друзья жадно вслушивались в каждое слово, надеясь услышать хоть одну утешительную новость. Новостей не было.
Потом пришла их очередь вводить нас в курс дела. Выяснилось, что как только мы уехали, дед собрал всех, включая детей, и отвел на лесоповал. Нужна каждая пара рук, сказал он. Он и Софью Архиповну хотел бы подключить к работе, но та вцепилась в свои котелки и ни в какую. Так бы и продолжалось, если бы у кашеварки не закончились дрова. Вытерев руки о передник, мамаша отправилась к деду. Объяснила ему ситуацию и попросила выделить ей в помощь внучка Ромку.
- Нет! – сказал дед как отрезал!
Ну нет, так нет. Дом до зимы построить надо, дело нужное, баба Соня понимает.
Спустившись к лагерю, баба Соня решает сама набрать дров. Работа не такая уж трудная, только времени жалко, и тут же натыкается на пару пахучих «мин», разложенных под деревьями. Тогда она во второй раз идет к деду и говорит, что сегодня же нужно организовать отхожее место. На что дед отвечает:
- Не мешай, бабка, видишь мы делом заняты!
- А я что по твоему, дурью маюсь?!
- Ну, если есть время шляться туда-сюда, значит, тебе делать нечего! Бери-ка вон топорик и срубай ветви!
Баба Соня насупилась, но промолчала. Она развернулась и пошла к лагерю.
К тому времени, когда дед проголодался, все уже готовы были повеситься за ложку супа. Но, придя в лагерь, строители испытали искреннее разочарование: костер потух, баба Соня исчезла. Ее долго звали и искали, но она показалась из-за кустов, когда уже вечерело.
- Сортир там! – рявкнула она, ткнув пальцем в лесок у себя за спиной, и бросила наземь лопату и вязанку хвороста.
- Ты что ж это делаешь?!! – взбеленился дед, - Люди пришли со строительства голодные, холодные, а им здесь ни костра, ни еды?!! Ты что ж, бабка, сама вызвалась нас кормить, а сама ходишь незнамо где!!!
- А ты, старый перечник, думаешь, я тебе в дерьме твоем возиться буду?! Если тебе так комфортно, можешь гадить у себя в палатке, только перенеси ее подальше, чтобы здесь не воняло!
Зрители, забыв про голод и холод, рассаживались поудобнее. Постановка обещала уметь успех. Дети Софьи Архиповны понимали, что дед зря связался с бабкой, они предвкушали потасовку, но и не собирались становиться перед набирающим скорость паровозом, носящим их фамилию.
Сцена завершилась тем, что бабка схватила валяющуюся неподалеку сковородку и в сердцах вломила ею деду по тыкве.
С тех пор, в лагере тишь, да благодать. Подъем по расписанию, работа и питание – тоже. В лагере появились пеньки и стол. Отхожее место тоже облагородили. Ребята сколотили для него деревянную платформу с дырой посередине. На сучке там теперь висит случайно уцелевшая газета. Исключительно для культурного просвещения. А рядом лежит всегда свежий букет лопухов. Исключительно для гигиенических целей.
Мы с Глебом ржали до коликов в животах. Дед смотрел на нас обиженно насупившись. Мы не хотели расстраивать бедолагу, но каждый раз, как бросали взгляды на его расстроенную физиономию, с нами снова случались приступы хохота.
- То есть теперь в лагере безраздельно правит Софья Архиповна, а на стройке – дед?
- Так и есть. Дед не суется в лагерные дела, мама не лезет в лес.
- Превосходно!..
Как-то незаметно за болтовней пролетело три часа.
Кто-то очень мило предложил освободить нас на пару дней от работ. Все поддержали, а мы с Глебом уж тем более не стали возражать.
После этого, мы выдули еще по чашке кофе и разошлись по палаткам.
Баба Соня исправно выполняла свои обязанности, и едва рассвело, все были уже на ногах. Кто-то с недовольными физиономиями ковылял к реке, чтобы умыться, кто-то занимал очередь у умывальника и в «отхожее место», а мы с Глебом решили, что после завтрака неплохо было бы еще поспать. Слопав по тарелке гречневой каши с тушенкой, мы помахали вслед нашей компании, забрались в одну палатку и под уютное позвякивание убирающейся посуды вырубились так, что проспали аж до обеда.
После обеда дед повел нас смотреть, что у них за эти дни получилось. Масштабы, честно говоря, впечатляли. Кроме того, что для строительства была подготовлена площадка, так рядом с ней еще высилась горка очищенных бревен. Нам оставалось только, открыв рты, хлопать глазами. Остаток дня мы проболтались «на кухне», то ли помогая, то ли мешая тетке Софье. Потом Глеб снова дал храпака, а мне в голову пришла шальная мысль. Я побрел на стройку.
Сашка лихо рубила ветки с только что поваленного ствола. Я сразу же подошел к ней. А что, я разве не могу просто так поговорить с ней?
- Саша, - сказал я.
Она вздрогнула, остановилась и подняла голову.
- Саша, - продолжал я в ответ на ее вопросительный взгляд, - я выполнил твою просьбу.
Она непонимающе нахмурилась:
- Какую просьбу?
- Я привез тебе то, что ты просила. Теперь хочу спросить, что ты с этим будешь делать? - я улыбнулся во все тридцать два зуба.
- А что я?..
Она тут же вспомнила и самым обидным образом расхохоталась:
- Тимур, солнышко, ты меня не правильно понял! Я имела в виду вас обоих! Спасибо тебе, конечно!
Я даже обиделся:
- В следующий раз конкретизируй!
- Хорошо!
Я почувствовал себя уязвленным до такой степени, что поспешил ретироваться от ее дерева и подошел к Лерке. Все время разговора она бросала на нас убийственные взгляды, но считала ниже своего достоинства подойти и узнать, что мне могло понадобиться от Сашки.
- Как дела? – постарался я как можно беззаботнее улыбнуться.
- У тебя что ли зуб болит?
- Нет, не болит, с чего ты взяла?
- Улыбка у тебя какая-то странная… У меня все нормально. Ты пришел помочь?
- Конечно, надоело уже без дела болтаться.
- Тогда возьми у Ромки топорик.
Снимая с дерева кору, я выместил на нем всю свою обиду.
Это ж надо! Целых четыре дня думать о том, что в долине меня ждет Сашка, и теперь получить такой от ворот поворот! Ну и ладно, не сошелся на тебе свет клином. У меня вот Лерка есть.
За ужином кто-то между делом спросил, когда я планирую снова отправиться в город. Я прислушался к своим ощущениям. Мне вовсе не хотелось работать под дедовым началом на стройплощадке. Я мог бы помогать Софье Архиповне, но мне никто не позволит это делать. Слишком дорога была здесь каждая пара рук, чтобы здоровый мужик занимался мытьем посуды. Я мог бы заняться охотой, но сам же и сделал так, чтобы народ не нуждался в добыче пищи еще многие недели. Да и после такого пенделя по самолюбию, полученного от Сашки, хотелось видеть ее как можно меньше. Какое счастье, что больше никто не присутствовал при наших разговорах. Иначе мне в пору было бы только провалиться сквозь землю.
- Дня через три…
Я краем глаза заметил движение со стороны Сашки. Хотя, это мог быть и Глеб.
Лерка горячо сжала мою руку.
- Почему ж так скоро? – удивилась Софья Архиповна.
- Не могу торчать на одном месте.
- Я с тобой, - вдруг твердо сказала Лерка.
- Нет.
- Почему?
- Я не могу подвергать тебя опасности.
- Тима!..
Но я ее тут же оборвал:
- Потом поговорим.
- Зачем ты собираешься ехать в этот раз? – спросил Андрей.
В этот раз, небось, ему нужны детские шапочки. Или еще что-нибудь в этом роде.
- Я хочу поискать выживших. Наверняка, остались уцелевшие города. Привезу что-нибудь еще. Так что пишите список. Только теперь не каждый для себя, а записывайте все, что придет в голову. Мыло, например. Спички, зажигалки. Бензин для пил. Зимнюю одежду. И так далее.
Тогда заговорила Саша:
- А если не Лера, то кто поедет с тобой?
Я несколько секунд смотрел на нее. Боится, что я снова уволоку с собой ее обожаемого хирурга?
А, идите оба лесом!..
Тимур и без вас обойдется.
- Почему кто-то должен ехать со мной?
- В смысле?!! – Сашка аж приподнялась на месте.
- В том смысле, что здесь рук и так не хватает. А я – вполне самостоятельный мальчик!
Тут уже не выдержала Лерка:
- Но ты же сказал, что будешь искать уцелевшие города?!
- Да, и что?
- Где?!!
- Я еще не думал.
- Черт, я поеду с тобой, - вдруг сказала она очень тихо, но очень твердо.
- Ты останешься здесь.
- Сколько тебя не будет?! Месяц? Два?!
- Дней десять максимум. Лера, я все сказал.
- Ти…
- Не заставляй меня орать на тебя, милая!!!
- Да ты уже орешь!..
- Я поеду, - поднял руку Глеб.
Доброволец хренов!
- Да иди ты в пень! – я вскочил на ноги, - Сиди дома со своей женой, один хрен водить не умеешь!
Я развернулся и помчался в лес.
Немного успокоившись и придя в себя, я стоял в темноте между деревьев на опушке леса и смотрел, как на фоне костра мелькают тени поселенцев, постепенно укладывающихся спать. Время от времени в поле видимости появлялся силуэт Лерки, она выходила из круга света и всматривалась в растительность.
Прости меня…
Я уеду завтра же…
Я тут же начал перебирать в голове список необходимых мне вещей, но ничего не приходило в голову. Да и есть ли смысл брать что-то с собой, если только выйди из долины, и все лежит на дороге, бери – не хочу.
Немного покружив по поляне, Лерка села у костра.
Будет ждать…
На хрена я ей такой нужен? Нужно поговорить с ней…
И Глеб…
Парень даже согласился оставить свою новоиспеченную жену для того, чтобы поддержать меня в дороге. А я его так…
И вообще, кто виноват в том, что моя башка варит только в одном направлении? Придурок… Даже ведь не подумал, что Сашка могла таким образом просить, чтобы я привез ей ее хирурга целым и невредимым.
Мне вдруг вспомнился торт на капоте УАЗа, и я невольно улыбнулся.
Свинья я…
Лерка так и не ушла спать.
Я подошел к костру и сел рядом.
Она молчала.
- Лера... – я подбросил в огонь несколько щепок, - Лера, ты очень дорога мне… но…
- Но?..
- Но… я не могу принять от тебя… такие жертвы…
- Какие еще жертвы?
- Постарайся понять, меня… Ты отдаешь мне слишком большую часть себя…
- Хочешь сказать, что меня в твоей жизни слишком много? – она бросила на меня раздраженный взгляд.
- Я хотел сказать, что никогда не смогу ответить тебе тем же.
- А тебя никто и не просит. Спокойной ночи. – она поднялась на ноги и пошла к палатке.
Я проводил ее хмурым взглядом.
- Глеб! – воззвал я в темноту.
Тишина.
- Глеб, прости меня! Я свинья!
- Иди к черту… - раздалось в ответ со стороны их палатки.
- Глеб! Я хочу, чтобы ты ехал со мной! Я научу тебя водить!
Глеб молчал.
Я взял с собой только фляжку с водой. Еще только рассвело, а я уже топал от нижнего порога к машинам.
Сегодня я намеревался как следует поработать. Нужно подчистить оптовую базу и перегнать несколько машин к реке. Скажем, если у муки срок годности – что-нибудь около года, то всякие там тушенки, наверняка, могут храниться пару лет. Нужно снабдить поляну едой, пока у них нет времени добывать свою. Ух ты, не забыть бы про семена! Пусть знают, что я вовсе не такое дерьмо, как они наверное себе надумали! Я вовсе не дерьмо!
Я остановил машину на заправке техстанции, вышел из нее и, подняв руки вверх, потопал к магазину. У его двери я остановился и заорал:
- Эй!!!
Странно, но я уже не боялся. Теперь со мной не было Глеба, которого могли бы пристрелить из-за того, что я сделал неправильное движение. У меня нет детей, которых нужно было бы воспитывать и больных родителей, за которыми нужно было бы ухаживать. Лерка? Лерка – вполне самодостаточная женщина и о себе вполне может позаботиться. У меня нет ни дома, ни работы, и терять мне нечего.
- Эй!!! Я знаю, что ты меня видишь!!!
- Что тебе нужно? – после некоторого молчания раздался мужской голос.
Я обернулся. На пороге отеля стоял довольно крепенький мужичок лет пятидесяти и смотрел на меня через мушку охотничьего ружья.
- Поговорить! Смотри, у меня нет оружия! – я покрутился, чтобы дать ему рассмотреть себя со всех сторон.
- Подними футболку!
Я сделал то, что он просил.
Ружье немного опустилось.
- О чем?
- Ты один здесь?
Ружье снова вскинулось и уставилось на меня черной дырой ствола.
Не один…
- Успокойся! У тебя, наверняка, здесь семья! Но вы не протянете в этом месте и месяца! А нам нужны рабочие руки!
- Кому это «вам»?
- У нас поселок в горах. Нужно подготовиться к зиме… Если у вас мужчин больше, чем женщин и детей, я предлагаю поехать со мной.
- А не дуришь ли ты меня? К вечеру приведешь свой «поселок» сюда, вы выставите нас на улицу и будем мы!..
Я его оборвал:
- Нахрена нам твой сарай?! Если уж на то пошло, мы могли бы занять любой дом в городе. Или поселиться в любом магазине. Но что будешь делать ты, когда придет зима? Жечь костры? Топить снег для умывания? Тогда совет тебе. Здесь в нескольких километрах продуктовая база. Запасись впрок, потому что когда вас завалит снегом, ты сможешь добраться максимум до заправки. Сколько у тебя мужчин и сколько женщин?
Он несколько секунд помолчал, потом нерешительно проговорил:
- У нас тут двое мужчин, женщина и ребенок.
- Сколько лет ребенку?
- Четыре года.
Ходить может и ладно. Будет дополнением к Светкиному детскому саду.
- Инвалидов нет?
- Нет.
- Отлично. Я через час буду возвращаться, к тому времени скажешь, согласны вы или нет.
Я развернулся и пошел к машине.
Меня ждали коробки консервов, майонеза и… Я сглотнул слюну. Может, молоко длительного хранения еще не совсем потеряно для нас?
Я кое-как загрузил один из грузовиков разноцветными упаковками, выдохся напрочь. А потом сидел у машины в ее тени и глохтал из коробки теплое молоко. Не натуральное, конечно, но его вкус, цвет и запах были достаточно похожи на настоящие. Вот бы сейчас ребят сюда с поляны, мы в день обернулись бы и обеспечили себя едой на целый год.
Мужик встретил меня, аж стоя с поднятыми руками посреди дороги. Вот как жить хочется! Мне пришла в голову идея подключить их к погрузке следующей партии провизии. Я отправил их на базу, велел загрузить провизией три машины и клятвенно пообещал, что вернусь за ними через три-четыре часа, пусть сидят там и ждут.
Ближе к вечеру, мы стояли у нижнего порога. Я строчил следующее письмо:
«Уважаемая Софья Архиповна. Отправляю к вам этих людей на поселение. Работать они готовы. Прошу поселить их в лагере и обеспечить всем, что нужно. Тимур.»
- Вот, - говорил я Ивану, отдавая письмо, - Не смотрите так, здесь совсем не сложно перебраться. Пойдете вверх по реке до палаточного лагеря. Там заведует милая такая женщина. Софья Архиповна. Передадите ей это письмо и скажете, что на старом месте стоит четыре машины. Возможно, подвезу еще.
Я вернулся на «старое место» к машинам, сел в пустой грузовичок, достал карту и задумался. Для того, чтобы поселок нормально перезимовал, нужно сделать еще очень многое. Например, я могу привезти для них генератор и хоть тонну керосина. Хоть авиационного!
Но сначала мне хочется сделать что-нибудь исключительно для себя. И я завел двигатель.
Самой первой точкой назначения стал гигантский вонючий супермаркет. Нацепив респиратор, я шагнул в торговый зал и тут же услышал низкий гул над головой.
Мухи…
Тысячи мух образовали под потолком темную тучу и кружились, вились и метались в воздухе. Я мысленно представил, сколько должно быть червей в том, что месяц назад было мясом, и меня чуть не вывернуло. Я решил обходить холодильники стороной.
Мухи вернулись…
Когда же вернутся люди?..
Я нашел несколько банок черной икры и бросил их в тележку. Туда же упало несколько пачек крекера. Нужно будет побаловать моих соплеменников. Откровенно говоря, меня несколько мучила совесть за мои выходки вчерашним вечером. Так мог истерить шестнадцатилетний Руслан или семилетние Ромка с Гришкой. Но уж ни в коем случае не я. Нужно прихватить Лерке с Глебом по подарочку. Да и Софье Архиповне… Да и всем остальным тоже…
Я взял с полок несколько баллонов газированной минералки и задумчиво остановился перед стеллажами со всевозможными спиртными напитками. Коньяк. Три тысячи рублей за бутылку. Неужели у меня хватит смелости оставить его здесь?.. Ага… Никогда не любил коньяк… Я снял с полки несколько банок своего любимого пива по тридцать пять рублей за штуку.
У задней стены плотность мушиной тучи увеличивалась. Там и есть холодильники с рыбой и мясом. Я повернул назад и пошел по другому ряду. Еще три-четыре банки консервированной рыбы, морской салат из осьминогов. Ни разу не пробовал, но очень понравились цифры на ценнике. К нему же пару банок морской капусты. Нашлось и небольшое отделение, где продавались всевозможные семена. Здесь я задержался надолго.
Дальше потянулись ряды упаковок с плесенью. То тут, то там по форме пакетов можно было узнать то буханку хлеба, то какой-нибудь батон, но аппетит этот товар отшибал напрочь.
Полки с овощами я тоже предпочел обойти стороной. Эх, жаренной картошечки бы… Да с лучком… Мне вдруг подумалось, что возможно я больше никогда не попробую картошки. Как бы не так! Будет картошка! Стопка тетрадей и несколько ручек. Позже нужно будет прихватить еще. А пока и этого довольно.
Стойка с дисками. Я выбрал диск Бутусова. Должны же мы с Глебом вспомнить, чем заканчивается та песня. Нужно найти или плеер или машину с приличной магнитолой.
Можно было бы вытащить всех ребят в город. Тогда каждый из них мог бы набрать для себя и для своей семьи то, что им нужно. Но тогда мне пришлось бы вкалывать вместе со всеми на стройке. Да и занятие, которое я для себя выбрал, стало бы цениться гораздо ниже. А как приятно получать со всех сторон спасибо. Вот вернусь и обязательно расскажу сказку о подстерегающих на каждом шагу опасностях.
Я задержался у кассы. Перегнувшись через стол, я снял с держателя пачку полиэтиленовых пакетов, потом немного подумал и вынул из подставки пачку своих сигарет и зажигалку.
До темноты нужно выбраться хотя бы в пригород. Не хочется ночевать посреди мертвого города полного призраков прошлого. Эти призраки жили в моей голове воспоминаниями, и на каждом шагу так и норовили выбраться наружу. То запахом жареных пирожков, то гулом голосов в магазине, то шумом оживленных дорог.
Я лежал посреди поля в нескольких метрах от машины и пускал дым в звездное небо. Душу приятно согревали три выпитые банки пива, заеденные крекером с черной икрой. Все не так уж и плохо, думал я. Я сыт, согрет, здоров. Да что там, просто жив. Только вопрос: ради чего?
Ранним утром я съехал с трассы и углубился в лабиринт садовых участков. Ехал по центральной «улице» и всматривался в окружающие меня огороды.
Через пару километров я, наконец, увидел вполне подходящие мне несколько соток, где сквозь траву проглядывали картофельные листья.
Я глотнул из баллона воды, бросил его на сиденье и вышел из машины. Ну что ж, приступим.
Я пахал как проклятый, выбирая из посадки сорную траву, и думал о том, как позволю себе осенью несколько вареных картофелин. Или жаренных. Возможно, с грибами.
Мой желудок свело болезненным спазмом.
Несколько, штуки три или четыре. Заслужил. А остальное - на посадку в следующем году.
К обеду я выдохся и упрел под знойным солнцем настолько, что едва разогнулся. Нужно сделать перерыв.
Я прилег тут же под яблоней.
Проснулся, когда уже вечерело. Банка тушенки с горьким огурцом, найденным на грядке, несколько глотков теплой воды с крекером, и снова за работу.
Когда закончил, уже смеркалось.
Я устал как собака, зато от взгляда на проделанную работу, на душе становилось теплее и радостнее. В воздухе даже повеяло дранниками на свином сале.
Завтра окучивать…
Окучивание затянулось на два дня. На третий, я с рассветом выехал на трассу и вот уже часа четыре ехал в северном направлении.
За спиной осталось несколько сотен километров и четыре сгоревшие деревни. Следуя по карте, я свернул, было, на восток. Там должен располагаться город. Но едва впереди замаячили какие-то строения, мой нос ощутил запах аммиака. Я думал, мне показалось, но чем дальше я ехал, тем острее он становился. До КП я не доехал, нет смысла.
Там никого нет.
Еще один город-призрак.
Пришлось вернуться на трассу и продолжить движение на север.
Серо-голубая дрянь иногда встречалась еле заметными потемневшими пятнами. Похоже было, что она, все-таки, впитывалась в грунт и смывалась дождями. Однажды я проехал мимо небольшой воронки, оставшейся после падения… метеорита… или чего там, черт возьми?.. На пару сотен метров вокруг погибшая растительность и грунт, окрашенный в серо-голубое.
Дальше небольшое ответвление на запад к еще одной деревне. Настолько незаметное среди придорожной растительности, что если бы я не знал, что оно вот-вот должно появиться, я непременно бы проехал мимо.
Я свернул и двинулся дальше по грунтовой дороге.
Вдруг возникло неожиданное препятствие. Прямо посреди дороги сидел жирный кролик. Прижав уши к голове, он во все глаза смотрел на приближающийся УАЗ и обреченно ждал своей участи. Я едва не свернул себе шею, пытаясь сначала на полном ходу затормозить, а потом просто объехать его. Машина остановилась, а этот торчал в трех метрах от бампера, и до такой степени перетрусил, что не мог даже шелохнуться. Я вылетел из машины и вскинул ружье, но выстрелить не смог. Он так испуганно смотрел на меня, что у меня просто не поднялась рука. Вот если бы он сейчас дал деру, тогда – да, другое дело… А так… Я засунул руку в окно и надавил на сигнал. Кролик от ужаса готов был просочиться сквозь грунт и, казалось, искренне сожалел, что не может этого сделать. А я ведь ни разу не пробовал крольчатинки… Я снова прицелился, вдохнул… И выдохнул. Черт… И сегодня не удастся попробовать! Я просто подошел к нему и в досаде отвесил душевный такой пендель ему под жирный зад. Кролик с коротким хрюканьем улетел в траву и тут его отпустило. Бедолага сиганул так, что, небось, в ушах засвистело. Я поставил ружье на предохранитель, бросил его на заднее сиденье и поехал дальше.
Все строения в деревне уцелели, но она была пуста. Так же, как Еремеево.
Я походил по главной улице между старыми домами, но не долго, потому что вдруг явственно почувствовал запах разложения. Точно. На одном из дворов благоухают несколько тушек какой-то домашней птицы. Погибли от голода?
Я колесил по Алтайскому краю шесть дней, и везде меня поджидала одна и та же картина: пустые или вытравленные города, кое-где еще и затопленные, разграбленные магазины, трупы, с тучами мух над ними, сожженные дома и склады, реки с тухлой рыбой по берегам… А однажды я даже едва не погиб в лесном пожаре. В общем – ситуация угнетающая. Время от времени я включал радио в машине, но эфир молчал. Я уже совсем потерял надежду на то, что мне удастся услышать человеческий голос за пределами нашей долины.
Конечно, иногда мне попадались следы человеческого присутствия. Да и не только следы, я сам иногда чувствовал на своей спине чей-то взгляд. Но где гарантии, что этот выживший сейчас не целится в меня из винтовки на медведя? Я так и представлял себя на месте уцелевших. Вот живу я, уже почти смирился с фактом вселенской катастрофы, уже кое-как обустроил свой быт, уже попривык, а тут появляется чудо на УАЗе и начинает разнюхивать своим длинным носом.
Следующим должен был стать город Липовец, а потом… Возвращение в долину.
Город как город. Точно такой же, как другие, в которых я уже успел побывать.
В воздухе пахло знойным летом с окрестных полей. Городские запахи уже успели выветриться, небо очиститься, а листья на деревьях, омытых дождем, были необыкновенно яркого зеленого цвета.
Попить бы водички…Перед ларьком на автобусной остановке я заглушил двигатель и вдруг вздрогнул.
Откуда-то едва слышно доносились звуки знакомой музыки. Я немного посидел, борясь с онемением в конечностях от долгой езды и неожиданности.
- Ну и ну… - пробормотал я себе под нос, - что за меломаны?..
Прихватив ружье, я выскочил из машины и перебежками отправился в направлении источника звука. Сам я предпочитал не привлекать к себе внимание громкими звуками. Я, конечно, мог бы позаимствовать любые наушники, но тогда я лишил бы себя слуха и мог бы пропустить приближающуюся опасность.
- Должно быть, там несколько людей...
Подумав об этом, я нерешительно остановился.
Но я очень давно не слышал музыки.
- Черт!.. Черт… - прошептал я, - я могу просто посмотреть… Выглянуть из-за угла…
Приняв это решение, я двинулся дальше. Музыка становилась все громче, уже можно было даже разобрать слова. Источник наверняка за следующим домом.
Я прошел вдоль кирпичной стены, на которой красовалась табличка «осторожно сосульки», и выглянул на улицу.
Прямо посреди проспекта сиял красным цветом новехонький…
Lamborghini…
Не «ламборджини», и даже не «Lamborghini» а…
LAMBORGHINI…
Кабриолет…
- Ни хрена себе, конфетка…
Я влюбился в него с первого взгляда, и сначала даже забыл, что я вообще здесь делаю, и что вокруг происходит. Я тупо, открыв рот, стоял за углом и любовался сверкающим на солнце чудом.
Откинув пассажирское кресло назад, в автомобиле развалился парень, хлестал прямо из горла бутылки какое-то пойло и во всю глотку подпевал орущей на всю ивановскую магнитоле.
Вдруг музыка оборвалась. Стало так тихо, что я даже услышал воркование голубей где-то над моей головой. И в этой тишине раздался голос, отчетливо проговаривающий каждое слово:
- Только подойди, и я разнесу тебе черепушку вот из этой фигни.
Над его головой взметнулся дробовик. Парень даже не обернулся, но я знал, что он обращается ко мне.
За эти дни я настолько привык слышать только свой голос, что его слова прогремели для меня как гром среди ясного неба.
Я не уходил.
Парень повернулся:
- Чего тебе?
Мой ровесник, практически, может чуть помладше.
Я молча вышел из-за угла, остановился и бросил перед собой винтовку.
Он расхохотался:
- То есть у тебя мирные намерения, да? Круто! Что тебе надо?
- Ты не боишься?
- Чего?
Я с привычной опаской окинул взглядом черные глазницы окон:
- Тебя могут убить.
Он на всякий случай тоже огляделся:
- Кто?
- Кто-нибудь из выживших.
- Я тебя умоляю! Здесь из выживших только пять семей! И все они так трясутся за свои шкуры, что каждый раз, когда встречают меня или друг друга, удирают поджав хвосты. Я их всех знаю. А вот ты откуда взялся?
- Я не местный.
- Да я понял уже. Что тебе здесь нужно?
- Я проездом. Ищу уцелевшие города
- Н-да?.. – он всем своим видом изобразил безразличие, - и как успехи?
- Везде одно и то же… Где ты это взял? – я указал на машину, - Никогда не поверю, что здесь есть хоть один путный автосалон.
- Нравится?.. – парень любовно погладил дверцу.
Я кивнул.
- Слушай! – он выпрыгнул из машины и, перекинув ремень дробовика через плечо, направился ко мне, - как ты относишься к стрит-рейсингу.
- Что?
- Да к уличным гонкам, болван! Я Костян, - он протянул мне руку.
- Тимур… - я нерешительно пожал ее.
- Поехали Тимур, я покажу тебе такие машины, которые ты видел только по телевизору, - он пошел назад, даже не сомневаясь в том, что я двигаюсь за ним следом, - если хочешь, можешь сесть за руль.
Я хотел… Я очень хотел… Но его напор настолько обескуражил меня, что я нехотя помотал головой. Когда я садился в машину, мой взгляд случайно упал на бутылку, валяющуюся тут же.
- Ты пьешь портвейн?!! – удивился я.
- Я пью все. Вчера, например, был коньяк.
Не прекращая болтать, он привез меня в ангар, в котором собрались самые прекрасные автомобили из всех, которые я видел.
- У нас тут выставка была, но в свете последних событий… Так как насчет погонять? Ставлю полбуханки хлеба на то, что оставлю тебя задыхаться в своей пыли.
- Хлеба?..
Мой желудок истошно завопил.
- Хлеба, хлеба!
- Откуда?!
- Рядом с моей норой живет одна семья. Я случайно спас их ребенка. Теперь они каждый день приносят мне горячий хлеб. Полбуханки. Положат на пороге и быстро убегут на всякий случай от греха подальше, - он горько усмехнулся, - а мне может тепла и ласки хочется! Эх, Тимур! Ты бы только знал, как вкусно у них по утрам пахнет свежим хлебом!
Ради хлеба я был готов рискнуть хоть жизнью.
- А мне что поставить?
- А мы что-нибудь придумаем.
- Я сегодня уже шесть часов за рулем отмотал…
Она на миг задумался, но почти сразу беззаботно повел плечом и выпалил.
- Ну тогда завтра! А сегодня ты – мой гость!
Я немного растерялся, но… Костян… ничего не хотел слушать. Я и сам не понял, как я оказался у него «дома».
Парень жил в небольшом магазинчике. Это было относительно утепленное помещение чуть больше гаража, с генератором и несколькими холодильниками. В одном углу стояла просторная кровать, в другом – стол с настольной лампой и компьютером, а над ним полки с книгами и множеством дисков.
- Эти книги я всегда хотел прочитать, - сказал Костян, проследив мой взгляд, - я берегу их на зиму.
Полки со всякой снедью занимали всю противоположную от входа стену. Недалеко – табуретка с газовой плиткой, а под ней красный баллон с пропаном.
- Мы сначала поселились в супермаркете, но там воняет тухлятиной.
- «Мы»?
- Да… Я и моя девушка.
- А где она?
- Погибла.
- Извини…
- Да не переживай ты так. Там, - он поднял глаза к потолку, - ей гораздо лучше, чем здесь. Она все время очень боялась. Так боялась, что даже почти сошла с ума. Садись.
Я сел на кровать, а он забрался в один из холодильников и извлек из него пару банок пива. Мне подумалось, что если он продолжит напиваться в том же духе, то к вечеру нажрется в стельку.
- Пива хочешь?
Я кивнул.
- Держи. Когда все случилось, мы спрятались в одном из подвалов. А когда выбрались, то вокруг уже никого не было. Остались только эти… - он махнул рукой в сторону выхода, потом снял с табуретки плитку и сел, - И одиночка один был. Мы все его жутко боялись. Он и убил Оксанку, когда мы ходили в магазин за продуктами. Я потом нашел его и проделал у него в брюхе во-от такую дыру! – он сложил пальцы кольцом и улыбнулся, - и после этого все страхи как рукой сняло. Надоело бояться. Да и всех оставшихся я знаю наперечет. И они меня знают. Слушай, раз уж ты пришел, я, пожалуй, пожарю для тебя курицу.
Через полчаса я расслабился. Костян безумолку трепал языком, жаловался, мечтал, хохмил, а я слушал и не мог нарадоваться, что наконец-то со мной рядом находится живой человек.
- Ну а ты? – вдруг спросил он, - кто ты такой вообще?
Я рассказал ему про долину и позвал с собой, на что он вдруг ответил:
- Не могу я, Тимур.
- У тебя важные дела?
- Нет, просто мне так комфортно.
- Одному?
- Ну, на самом деле, я не один. Ну сам подумай! У меня тут так уютно, все под рукой, к зиме скоро приготовлюсь. А может, подумаю-подумаю, да и соберу весь народ в кучу. Будем с тобой друг к другу в гости ездить. Как говориться, от кучи к куче. А еще как представлю, что нужно будет дом строить, да дрова на зиму заготавливать. Извините, но у меня есть где жить! Притащу запасной генератор, побольше топлива, еды и буду зимовать с книжками.
- Взбесишься.
- Хуже не будет. Главное, кроме меня самого меня никто не сможет достать.
Мы сидели на скамейке рядом с его «домом». К тому времени как стемнело, я нажрался как чушка. Костян от меня не отставал. Я рассказал ему свою историю, рассказал про тех, кто поселился в долине, про то, как по ним по всем уже соскучился и даже уже первый раз заикнулся про Сашу, когда Костян вдруг положил руку мне на плечо и кивнул головой в сторону ближайшей девятиэтажки:
- Смотри.
Я повернулся туда и на первом этаже увидел квадрат освещенного окна. Там на фоне желтых штор виднелся силуэт девушки, расчесывающей волосы.
- Она совершенство, да?
Я покосился на, в раз изменившуюся, физиономию своего нового знакомого и ехидно заметил:
- Костян, ты кривил душой, когда говорил, что собираешься провести зиму в гордом одиночестве.
- Нет, не кривил. Даже если небо упадет на землю, она ни за что не взглянет в мою сторону.
- Дурр-рак ты, Костян! – я со смеху чуть не сверзнулся со спинки скамьи, - да и небо уже упало!
- Хорош ржать! Я с ним как с человеком, а он!
Я, как бы извиняясь, положил ему руку на плечо:
- Прости, Костян, но ты и в самом деле ведешь себя как придурок. Сколько их там человек?
- Шестеро…
- А почему в остальных окнах свет не горит?!
- Они поставили щиты…
- Везде поставили, а здесь не поставили?!
- Нет, ну здесь тоже щит сначала был… а потом… - а потом его лицо недоверчиво перекосилось, - Ага! Конечно! Для того, чтобы я любовался тем, как она расчесывается!
Я от души хлопнул его по плечу:
- Я знаю, что поставлю в гонках! Если проиграю, я вас сведу!
Он усмехнулся:
- Так прямо и сведешь? Ее отец видел, как я выпускал кишки тому парню.
- Так это ж тебе только в плюс.
- А если…
- Тогда ты отдашь мне полбуханки хлеба!
Я, разумеется, проиграл. Но оно того стоило. Я просто без памяти влюбился в ярко-желтый Porsche, на котором пытался обойти красный Lamborghini… Когда мы добрались до финиша, я еще долго сидел в машине держась за руль. Я только что понял, что такое на самом деле скорость. Костян не торопил. Он меня понимал. Сбылось одно из моих самых сокровенных желаний.
- Забирай ее себе, если хочешь…
- Нет… Она мне ни к чему…
А потом пришло время выплачивать долги.
Самый простой способ это сделать был просто пойти к совершенству и сказать, так, мол, и так, парень сохнет, жить не может. Прими меры. Но, это в мирное время. А сейчас я и мой приятель имели серьезные шансы получить по заряду дроби в зады от ее вездесущего папаши.
Второй способ – надавить на жалость. Парень, мол, серьезно болен, умирает. Только искренняя любовь и нежность, а еще по 0,2 мг пенициллина в каждую ягодицу ежесуточно помогут спасти его жизнь. Я посмотрел на больного, жрущего подпорченный ананас так, что аж за ушами трещит, и вздохнул. Не пройдет. Слишком уж цветущий вид у засранца.
А можно пойти благородным путем.
- Собирайся на охоту.
- Куда?! Рехнулся, что ли?!
- Кстати, где ты взял курицу?
- В пригороде. Катался просто, а эта дурында прогуливалась недалеко от дороги. Полдня ловил.
- Вот хоть сдохнем, а мяса добыть нам с тобой надо.
При слове «мясо», мой желудок нервно скрючился. Меня, конечно, угостили вчера куриным крылышком, но разве может оно сравниться с целым шампуром обалденского шашлыка?
- Зачем?
- Это будет твое приданное.
- Э! Погоди! Если у меня будет мясо, то нафига мне?.. – расшутился Костян.
- Раньше надо было думать!
Мы отыскали мой УАЗ.
Костян при его виде аж рот открыл.
- Погоди, я не понял, ты приехал на этом корыте?!
- Если бы ты поездил с мое, то понял бы, что это самое лучшее корыто из вех существующих корыт.
Ровно через три дня грязный, вонючий и ободранный Костян стоял перед металлической дверью, за которой скрывалось совершенство. На его пропыленном дорогами загривке гордо возлежала туша олененка. Он так разволновался, что даже перестал жалостливо поглаживать мохнатую ляжку животного. Ладно, хоть больше не плачет… В конце концов, если любимая требует жертвоприношений, значит, без них не обойтись. Правда, был еще заяц. Но в виду того, что Костян влепил в него ровно шесть раз из дробовика, и после этого он показался нам ненормально тяжелым, мы решили оставить его у себя. На суп.
С оленем тоже было не все в порядке. Его голова поворачивалась почти на триста шестьдесят градусов, правая передняя голень торчала под не естественным углом, ребра с правой стороны безобразно впали, во рту не хватало нескольких зубов, а глаза смотрели с невероятным ужасом и болью. Бедолага бросился к нам под колеса, когда мы колесили окрестности в поисках «живых» лесов. Как раз после слов Костика «Нет, Тимур, это не мы хреновые охотники, это просто зверье все вымерло».
Итак, заплаканное воплощение брутальности стояло у двери и мысленно еще раз прогоняло все, что оно должно было сказать. А сказать оно должно был так:
«Здрасте, у меня тут олень. (Бросает покойничка на пол.) Разделывать я его не умею. Да и одному мне его не съесть. Если вы его разделаете, то мне отдадите задние ноги. (Это очень важно.) Остальное вам. (Скромно, как истинный супермен, принимает благодарности.)»
А получилось как всегда.
Стоя этажом выше, я видел, как парень постучал в дверь.
Никто не ответил. Костян, было, развернулся и отправился восвояси, но я гусиным шипением заставил его постучать еще раз.
- Кто там? – раздался мужской голос.
«Зятек», - подумалось мне в ответ.
- Это… Костя…
Вот, черт, он все испортит!..
- Скажи, что ты не вооружен… - снова зашипел я.
Он бросил на меня растерянный взгляд.
- Я не вооружен…
- Что тебе?
- Откройте, пожалуйста!..
- Проваливай, Костя!..
Костя бросил на меня очень беспомощный взгляд.
- У нас олень! – крикнул я, спускаясь по лестнице, - помогите нам его разделать, и мы заберем себе только задние ноги. Ну и печень еще. И язык. Остальное останется вам.
За дверью раздался шепот, шорохи, а потом щелчки замка. Дверь открылась ровно на ширину цепочки, и в просвете появился чей-то глаз, оглядевший сначала меня, а потом и Костика. На олене взгляд задержался отдельно.
Дверь открылась. На пороге стоял вооруженный до зубов мужчина лет сорока. Вполне подходящий по возрасту, чтобы быть отцом чесаной красавицы.
Я услышал, как рядом шмякнулась на пол оленья тушка. У Костика от волнения на глаза снова навернулись слезы.
Хорошо, что я уже все сказал, иначе, готов биться об заклад, что тесть в первую очередь решил бы, что от него требуют вылечить несчастного Бэмби.
- А может, ты останешься? – спрашивал Костян, укладывая в УАЗ пластиковую коробку с шашлыком из оленины и солидным куском теплого хлеба, - вдвоем мы с тобой ого-го!
- Тогда тебе придется поделиться со мной и своим совершенством.
- Проваливай!.. – он захлопнул дверцу и повернулся ко мне, - но ты хоть в гости-то приедешь? Приезжай, я буду рад тебе как брату…
Я на всякий случай оставил ему часть карты, где подробно объяснил, как добраться до нашей долины, и клятвенно пообещал, что, может быть в этом году, а если нет, то следующей весной приеду точно. Может быть, даже со своей девушкой.
Я не стал затягивать церемонию прощания. Просто дружески хлопнул его по плечу, бросил напутственное «бывай» и сел в машину. Он смотрел мне в след до тех пор, пока я не скрылся за поворотом.
Мне хотелось обнять его, облобызать и немного поскулить – так я за эти дни прикипел к парню. Тем более, что не известно, что с нами обоими станется к следующей весне. Но не мог позволить себе разводить эти сопли.
Итак, мне предстояло долгое возвращение в долину. Если сильно постараться, я бы был там уже сегодня ночью, но мне нужно было проверить свою картошку и загрузить чем-нибудь грузовичок. Не с пустыми же руками возвращаться.
В гонках на шикарных машинах я уже поучаствовал, теперь пришло время исполнять следующую мечту.
Я стоял перед закрытыми дверями внушительного здания АлтайЦентрБанка. Интересно, что помешало взбесившемуся населению в первую очередь разграбить это место? Может, представительное строение, внушающее невольное уважение?
Я снова ощущал на себе взгляд невидимых глаз, но это не помешало мне, воспользовавшись гвоздодером, войти внутрь. Я прошел мимо спецовки охранника, мирно тлеющей недалеко от входа в светлый холл с несколькими темными кабинками касс. Двери всех были открыты нараспашку, и сквозь дверные проемы виднелись черные дыры окошек. За ними в старые добрые времена сидели девушки с ласковыми глазами и, мило улыбаясь, шуршали денежными купюрами. Мне так отчетливо вспомнилась эта картинка, что воздухе даже послышался едва уловимый треск счетной машинки.
Я прошел мимо касс, мимо стойки с окошками, за которыми стояло несколько компьютеров, и оправился прямиком к двери, за которой скрывалась внутренняя «кухня». В полной тишине дверь тихонько скрипнула и открылась в кромешную темноту. Здесь наверняка коридор с дверями по бокам, но сейчас было так темно, что хоть глаз выколи.
Гулко щелкнула кнопка карманного фонаря, и я шагнул внутрь. И действительно, по обе стороны двери. Открывая одну за другой, я шагал по коридору до тех пор, пока не уткнулся в бронированную дверь с кодовым замком. Наверняка здесь хранятся не швабры с ведрами. Магнитный замок не работал, между дверью и косяком зияла черная щель. Я вошел.
Луч фонарика шарил по полкам, с разложенными по ним аккуратными стопками пачками банкнот. Я начал сгребать все это добро на пол. Рубли, доллары, евро, йены и валюта многих и многих других стран. Вскоре посреди комнаты образовалась приличная такая бумажная куча.
Я немного постоял рядом с ней, а потом со всего размаха рухнул прямо в середину. Я перевернулся на спину и закопался в банкноты почти полностью. Кто сказал, что деньги не пахнут? Деньги пахнут, да еще как! Я жадно вдыхал этот запах и вспоминал свое недалекое прошлое. Не самая высокая зарплата не совсем гениального сисадмина, мечта о машине, отравляющая все мое существование, кредит под убийственные проценты, полуголодное существование, время от времени освещающееся приездом матери с горячими пирожками… нет, главное, на телок денег хватало! Я улыбнулся и поднес к глазам пачку пятитысячных банкнот.
Полмиллиона рублей…
Это ж полмиллиона рублей…
И я помчался на белой яхте с ослепительными парусами по Средиземному морю. Шампанское по полпачки денег за бутылку, загорелые девушки с блестящей кожей, танцующие на палубе под оглушающую музыку, и я ленивый и пресытившийся, не знающий, что бы еще такого придумать, чтобы разогнать скуку. Морская рыбалка?.. Я повернул голову и увидел грязного деда, сидящего за столом с белоснежной развевающейся на ветру скатертью, жрущего «Хеннеси» с карпом. Из кают-компании вышел Глеб. На морде – респиратор, сам весь покрыт серой пылью.
«Что ж ты, сука, делаешь?!! – гудит он через респиратор, - Ты же всю рыбу распугаешь!»
Из-за его спины выглядывает Сашка и, глядя мне прямо в глаза, шепчет:
«Себя…»
И ее шепот слышен громче, чем визги девок, прыгающих в голубую воду бассейна, громче, чем музыка, громче, чем бой моего сердца.
Я вздрагиваю и открываю глаза.
Фонарь еле дышит.
Н-да… Постепенно схожу с ума…
Я кряхтя поднимаюсь на ноги, бросаю последний взгляд на кучу денег и горько усмехаюсь.
Мечта number two.
До картошки я добрался только к вечеру. Она была в целости и сохранности. Я выдернул несколько травинок и решил для себя, что в следующий раз вернусь сюда со средством от колорадских жуков. Сколько смог, натаскал воды из колодца, вырытого неподалеку, и полил ее. А потом, окончательно вымотавшись, доел шашлык и завалился спать.
На ночь устроился в спальнике под яблоней, не хотелось заходить внутрь домика. Так приятно вокруг пахло наливающимися яблоками и цветущими полевыми ромашками.
Проснулся неожиданно от резкой боли во всем теле и с трудом разлепил глаза. Как раз к тому времени, чтобы успеть увидеть, как надо мной, тенью скрывая звезды на небе, пролетает мой УАЗ. Тут же я сам, исхлестанный потоками ветра, начинаю медленно сползать по стене дачного домика. Пугаться и размышлять нет времени: в меня с соседнего участка, сметая все на своем пути, летят бревна приготовленные под сруб. Кажется, я куда-то рванулся, то ли влево, то ли вправо, но это слабо помогло, потому что, когда я пришел в себя, вокруг было уже светло.
Вспомнив события ночи, я вздумал резко сесть, но тут же взвыл от острой боли, пронзившей все тело.
Тогда я ощупал себя сантиметр за сантиметром. Кажется ребра сломаны… На бедре нехилая ссадина… И башка болит так, что в глазах то и дело темнеет.
Ничего страшного, утешал я себя… Сейчас немного посплю, и все пройдет.
Ураган, что ли?..
Рука нашаривает в пространстве что-то круглое и гладкое. Я прихожу в сознание. Яблоко, сука… Где моя машина?.. Голова болеть не перестала, но мыслей в ней несравненно больше, чем несколько часов назад. Или минут? Или дней?
Я, кряхтя, перевернулся на живот и встал на корячки. Изо рта потекла кровавая слюна… Только б не язык… Или наоборот? Лучше б это был язык?..
Я поднял голову и кое-как огляделся по сторонам. Вокруг туман. Точнее, стена пыли. Торчу в куче опавших яблок. Но не под яблоней. Ближайшая яблоня в семи метрах от меня… Хотя нет, это уцелевшая в семи… Есть еще одна снесенная бревнами. В пяти…
Дальняя яблоня – самое крайнее, что я могу различить в пылище.
От дома остался только сруб в четыре венца. Куда улетела его крыша, я даже не стал задумываться. Впрочем, на восток. Все улетело на восток. И дом, и машина моя, и, сука, все остальное.
Я зашелся кашлем.
Черт… Я подыхаю…
В машине была аптечка…
И все… Больше ничего… Только одна мысль: найти машину…
Я, еле-еле переставляя конечности, время от времени поднимая голову, медленно пополз на восток.
Машину я нашел, только когда стукнулся об нее башкой. Она валялась на боку примерно в трехстах метрах от того места, где я ее оставил. Я выбил заднее окно монтировкой, которая очень удачно обнаружилась неподалеку, и со скрипом вполз в багажник. Заглотив три таблетки анальгина, я снова вырубился.
Под таблетками жилось гораздо веселее. Я на двух ногах (!) дотопал до трассы. Мое лицо от пыли наполовину скрывал цветастый бабий платок. Но я уже успел хорошо наглотаться пыли и, то и дело, срывался на кашель. Тогда было больно. Даже не смотря на энное количество таблеток, бултыхающихся у меня внутри. Если я ничего не перепутал, то это было через два дня после урагана. Два дня прошло, но видимость улучшилась совсем не на много.
Я не торопясь поковылял к Зарецку. По дороге из тумана время от времени выныривали перевернувшиеся машины. Благо, трасса вела в восточном направлении, поэтому машины раскидало не по окрестным полям, а только вдоль нее. Одна из машин была сильно покалечена, но, все же, стояла на четырех колесах. Я забрался в нее, стянул с носа платок, завелся и с облегчением вздохнул. В путь.
Я не проехал даже десятка километров: дорогу пересекла внушительная трещина. Землетрясение? В голове гудело, в глазах рябило, и я особенно не заморачивался вопросом: а что будет, если я не перепрыгну? Что будет, то будет.
Перепрыгнул.
А потом еще машина.
Город представлял собой плачевное зрелище.
То и дело уворачиваясь от выныривающего из тумана мусора, я крутил руль и всматривался в окрестные дома. Точнее, то, что от них осталось.
Не уцелело ничего, что было выше пятиэтажек. Да и большинству пятиэтажек тоже не повезло. Дома обрушились, развалились, а одна двадцатиэтажка просто сломалась пополам. Нижняя ее часть куце торчала в небо, обломанные края терялись в пыльном тумане, а другая – все еще цепляясь за останки, перевернулась вверх тормашками, и повисла с восточной стороны.
Я с ужасом разглядывал вскрывшиеся ячейки квартир. Мебель, сантехнику, тряпье…
А центр города смяло, скрутило и задрало к небу уродливым холмом. Я так старательно пытался разглядеть в пыли все подробности, что чуть не одел машину лобовым стеклом на голову накренившегося светофора.
Передвигаться по городу стало почти невозможно. Дороги завалило всевозможным хламом.
Вот, черт… Я ведь сам до последнего верил, что все еще можно вернуть.
Супермаркет…
Почесывая затылок, я расстроено разглядываю бесформенную кучу бывших товаров, громоздящуюся у стены магазина. Но на тот момент меня беспокоит только то, что испорчено много полезных вещей. Банки со всевозможными маринадами, соками, соусами поколотились и залили своим содержимым крупы, муку, сахар… Одежду, в конце концов можно и постирать… А вот со всем остальным…
А потом начинается пахота.
До дурноты нажравшись каких-то таблеток и напялив респиратор, я таскаю из супермаркета в грузовик какие-то тазики, ведра, свечи и мыло… Иголки, нитки, полиэтиленовые пакеты, упаковки тетрадей, ручек и карандашей... Уцелевший ящик водки… Банки с черной и красной икрой…
Тут с мыслями о зиме, перед внутренним взором возникает картинка с книжными полками Костяна. Да уж, без развлечения народ взбесится. Нужно заехать в книжный магазин. По дороге останавливаюсь перед магазином с детской одеждой и собираю в пакеты ворохи попадавшего с полок тряпья.
Магазин спорттоваров. Одежда, лыжи, несколько наборов для настольного тенниса…
Книжный. Детские книги, прописи, настольные игры, географические карты и атласы…
И многое, многое другое…
…Я сидел в городском парке у местного озера. Я видел только часть водоема. Другая его половина и противоположный берег терялись в тумане. Недалеко от берега из-под воды выглядывала черная голова гигантской женщины. Чуть дальше – ее рука, тянущаяся к небу. Я несколько раз раньше видел эту скульптуру, когда проезжал по городу. Она стояла на площади у центральных ворот парка. Но теперь здесь ей было самое место. Но не женщина со своим безмятежным спокойным лицом сейчас больше привлекала мое внимание. А мелкая рябь на озере. Вода заметно дрожала.
Я поставил перед собой бутылку с газировкой. Так и есть…
Наверное, я должен был в ужасе сорваться с места и с истеричными воплями нестись искать себе укрытие. Но в голове гудело так, что все эмоции просто растворились в этом гуле…
…До реки я добрался только поздним вечером. Пришлось заночевать здесь же…
…Я так соскучился по Лерке, что, приняв очередную порцию болеутоляющих, от порога отправился прямо на стройку. По звукам, раздающимся из тумана, я понял, что работа не стоит на месте. Через полчаса моим глазами открылась вырубка посреди которой стоял… дом… Дом, со стенами, с крышей, с дырами для окон и двери…
Я настолько обалдел, что так и остался стоять на месте, открыв рот. Вот так дед…
Прошло какое-то время, прежде, чем я опомнился от удивления и смог оглядеться по сторонам.
Тут из-за угла вышла Сашка, уткнувшись носом в какой-то блокнот.
Радостно улыбаясь, я шагнул ей на встречу:
- Привет!
Она вздрогнула и подняла голову.
В ее широко раскрытых от удивления глазах отразились облака, лес… Черт, да в них отразился весь мир…
Я по тебе скучал…
С зубовным скрежетом подавив желание схватить ее и сжать в объятиях, я весело бросил:
- Как дела?..
- Тимур?..
Еще несколько мгновений она смотрит на меня с каким-то отчаянием и… Болью?.. Уж не ненависть ли это?..
- Ты как будто не рада видеть меня? – спрашиваю я с надеждой, что мне почудилось.
Облака, лес и весь мир в зеленых глазах вдруг тонут в слезах. Сашка разворачивается, сломя голову мчится в лес и исчезает среди деревьев.
Ничего себе…
Я прислушиваюсь, хромаю на звук сдавленных всхлипываний и нахожу ее, сидящую на земле у старого орешника. Прикусив палец, она пытается задушить плач.
Этой картинкой меня как громом поразило… Женские слезы всегда производили на меня неизгладимое впечатление… Особенно слезы тех женщин, от которых слез-то совсем никак и не ожидаешь…
Судорожно соображая, как бы ее успокоить, я присел рядом.
- Что случилось? – спросил я единственное, что пришло мне в голову.
И тут же пожалел.
- Лучше бы ты и правда умер!!! – выкрикнула он в ответ, уткнулась лицом в поджатые колени и зарыдала еще сильнее.
Я оглушенно замер.
Как будто врезали под дых…
Дышать стало тяжело и больно.
Я поднялся на ноги.
- Извини, не угодил… - прошептал я, отвернулся и зашагал к дому.
Вот, черт…
Вот так встреча…
Кто бы мог подумать…
- Тимур!
Я обернулся.
Сашка, быстро шагала за мной следом.
Она приблизилась ко мне вплотную и, глядя на меня в упор широко раскрытыми, наполненными слезами глазами тихо произнесла:
- Только не вздумай на меня обидеться, сукин ты сын… Я не для того…
Она осеклась и попыталась проглотить мешающий говорить ком...
А я стоял, завороженный ее взглядом, ни жив, ни мертв, и не смел даже пошевелиться, чтобы не спугнуть эти мгновения…
«Лучше бы ты и правда умер…»
И вдруг я все понял.
И едва не задохнулся…
Одной рукой я крепко обнял Сашку, другую запустил в ее волосы и сжал.
Даже если бы мир сейчас рухнул, я все равно бы этого не заметил. Я не видел ничего, кроме ее дурманящих губ, приоткрывшихся мне навстречу. И не слышал ничего кроме шелеста ее дыхания.
- Что ты делаешь?.. – прошептала она.
- Не знаю… Мой мозг захватили инопланетяне…
Сашка едва заметно улыбнулась:
- Я всегда это зна…
Но договорить не успела…
Сквозь солоноватый вкус ее слез на моих губах, сквозь буханье сердца и звон в ушах, в идущую кругом голову прокрадывается только одна мысль: «неужели?..».
Ч-черт…
И время остановилось…
Я едва ли вспомню потом, как нетерпеливо обрывал пуговицы на ее рубашке, как она сдирала с меня футболку… Но запах ее тела, преследующий меня уже больше месяца, останется со мной навсегда…
Вдруг сумасшествие обрывается голосом, донесшимся до нас откуда-то издалека:
- Саша! Ты где?!
Я встряхиваю головой и кое-как прихожу в себя. Я стою перед Сашкой в одних джинсах. Нервно дыша, она смотрит на меня и тоже постепенно возвращается к окружающей реальности. Ее рубашка расстегнута, видно неритмично вздымающуюся белую грудь. Мой рассудок снова медленно погружается в туман. Я хватаю ее за руку и пытаюсь увлечь за собой дальше в лес, но она неожиданно сопротивляется. Я оборачиваюсь и бросаю не нее недоуменный взгляд.
- Саша!!! – слышим мы снова Глебов голос со стороны дома.
Я выпускаю ее руку из своих ладоней и, глядя ей прямо в глаза, до боли прикусываю губу.
Выбирай, родная…
И она выбирает. Поспешно застегивая оставшиеся на рубахе пуговицы, она ни слова не говоря, разворачивается и уходит в пыльный туман.
Вот черт…
Ч-ч-черт!!!
Я кое-как нашел в лесу свою футболку и рубашку. Одевшись, я достал сигареты, закурил и сел на землю.
Блин… А мне ведь даже было подумалось, что раз все было, то и помирать не страшно.
Сглазил… Я дотронулся пальцем до укушенной губы и улыбнулся.
Кровь постепенно успокаивалась, мозги остывали, я более или менее начинал соображать.
Значит, все-таки, не просто так…
Значит, все-таки…
Эх, Саша, Саша… Я выжил в апокалипсисе только для того, чтобы сдохнуть от таких твоих выходок…
Сблагородничав, я вернулся лесом к реке и теперь топал по берегу к лагерю. А все для того, чтобы Глеб не догадался, что мы с Сашей встречались.
Софья Архиповна встретила меня с распростертыми объятиями и со слезами на глазах.
- Что ж ты, милый, так долго не приезжал? Мы ж тут решили, что ты погиб. Пойдем, обед еще не готов, а от завтрака оладушки остались.
Боже! Оладушки!
Я по-собачьи затрусил за ней следом:
- Софья Архиповна, я подрасту и обязательно на вас женюсь!
Она звонко расхохоталась:
- Боюсь, сынок, я не доживу до того времени.
И от ее «сынок» стало невероятно тепло и уютно.
- Эй! – крикнула она, подходящим к лагерю Глебу и Сашке, - смотрите, кто объявился!
- Тима!!! – Глеб, забыв про Сашку, бросился ко мне на встречу и сжал меня в своих объятиях так, что я едва дух не испустил, - как же я рад тебя видеть!!!
А я-то как рад.
Зареванная Сашка смотрела на меня, склонив голову на бок, и едва заметно улыбалась. Я понял эту улыбку гораздо позже. Позже, каждый раз, когда я возвращался в долину, она смотрела на меня именно таким взглядом. И взгляд этот не выражал ничего больше, кроме счастья видеть меня, скотину, живым и здоровым.
С некоторым трудом я отделил от себя причитающего Глеба и, облизнув все еще соленые губы, обратился к Сашке:
- Привет, дорогая! Ты плакала? Этот крокодил тебя обидел?
Вместо нее ответил Глеб:
- Да она перенервничала. У нас тут ЧП произошло. Сашка сутки не спала, - он вернулся к ней и с нежностью обнял ее за плечи, - на Ромку напал медведь. Светлана умудрилась вырвать мальчишку буквально из его лап. Ну и поплатилась рукой.
- В смысле?!!
- В смысле, нет у Светланы теперь левой руки. Было бы все как раньше, то может быть и удалось бы ее спасти. Руку, имеется ввиду. А так… Зато Ромкины родители теперь со Светки пылинки сдувают. А мне оладушек?
- А ты, Глебушка, ел уже.
Мы сели за «стол».
- Когда это произошло?
- Вчера утром. Сашка всю ночь с ней просидела.
- Как она?
- Как-как?.. В сознание недавно только пришла. С ней сейчас Андрюха. Он ей и расскажет.
- Черт… - я буквально на автомате перемешивал в кружке горячий чай, - еще что?
- Еще у нас было землетрясение, - Глеб немного помолчал, - с ураганом… Видишь, пылюка… С тех пор все никак не уляжется. Никто серьезно не пострадал, так только, ушибы, да шишки. Но это потому, что все спали на берегу. Всех к чертям собачьим вместе с палатками унесло в воду. Чуть не потонули все. Ладно, хоть на перекат вытащило. Пришлось палатки резать, чтобы народ вытаскивать. Видишь, перештопанные все? Это Софья Архиповна два дня их зашивала. Кое-какие продукты попортились… Сруб развалило… Несколько деревьев положило. Если бы народ на работе был, покалечило бы всех до одного.
Он несколько секунд смотрел на выражение моего лица, а потом не выдержал:
- Тимур, а где большие глаза, типа, «ни хрена себе, ветерок!!!» или «вот вам фигово пришлось!!!»?
- На перекат, говоришь? – я обернулся и прикинул примерное расстояние от лагеря до брода, - Я тоже попал в ураган. Только какой-то это был ураган непонятный…
- Да ладно, чего только за последнее время не произошло. Астероиды, микроорганизмы, странные ураганы. Руслан, вон, вообще, что надумал, - Глеб ухмыльнулся, - Его повернуло похоже, на фоне переживаний. Не ест, не спит, к ядерной зиме готовится.
Я усмехнулся.
- Ну и перепугались все, конечно… А так… Вроде ничего больше… Что еще?.. А, ну, новенькие твои прижились. Пашут так, что искры вокруг летят. Все трое.
Я оторвал взгляд от чашки:
- А с кем дети?
- С Натальей.
- Вы предупредили ее, что это временно?
- Почему временно?
- Потому что как только Светлана более или менее оклемается, дети снова вернутся под ее ответственность. Ладно, я сам разберусь.
Над столом воцарилась тишина. И прошло довольно прилично времени, прежде чем Глеб ее нарушил.
- Я бы не советовал, - осторожно произнес он.
- В смысле?
- Ты не можешь наезжать сюда раз в три недели, распоряжаться людьми так, как тебе захочется, а потом снова уезжать. Ты либо живешь здесь с нами, находишься в курсе всех событий и всем управляешь или болтаешься, где тебе заблагорассудится, и даешь деду с тетей Соней закрепить, наконец, свой авторитет. А то бардак в лагере, понимаешь?
Я слушал его и не верил своим ушам. С одной стороны, он говорил правильные вещи, и, если хорошо подумать… А с другой стороны, неужели я теперь поступаю в полное распоряжение амбициозного деда?! Не бывать этому!
- Ты только не думай, что мы тут все против тебя ополчились. Мы с Сашей, например, пойдем за тобой хоть на край света. Но только если ты убедишь нас, что на полдороге не передумаешь и не свалишь куда-нибудь в гордом одиночестве. Даже дед, наверное, будет счастлив, если ты снова возьмешь все на себя. Но только ВСЕ! А не кусками.
- И ты тоже так думаешь? – я исподлобья взглянул на Сашку.
Она кивнула.
- Кстати, тебе еще не рассказывали, что я неделю прожил у порога, карауля тебя.
Я задумчиво помотал головой.
- Пришли эти новенькие, рассказали, что ты выкинул перед их укрытием. Сказали, что если ты и дальше будешь вести себя так же не осторожно, то от тебя останутся только рожки да ножки. Потом все вместе прочитали твою записку, решили, что ты очень обиделся и теперь с нами так своеобразно прощаешься, и отправили меня к машинам, караулить тебя со следующей партией груза. Под страхом смертной казни я должен был вымолить у тебя прощение и притащить в долину. Жду-жду. Тебя нет и нет. Потом вспомнили, что ты Лерке говорил, что тебя не будет максимум дней десять. Честно прождали две недели, а потом решили… все… Да и где можно столько шляться? Весь регион можно изъездить вдоль и поперек за сутки! Лерка, вон, извелась вся! В твоей смерти себя винит, – кивком головы он указал куда-то за мою спину, и я обернулся.
Я не сразу узнал ее. Осунувшаяся, отощавшая, больше похожая на мальчишку из блокадного Ленинграда, чем на девушку… Она стояла метрах в пятидесяти от нас и не решалась выйти из леска на поляну.
Я испуганно взглянул на Глеба, тот в ответ лишь развел руками. Типа, «ну, а я что?».
- Привет! – я встал из-за стола и улыбнулся Лерке.
А она молча развернулась и побрела обратно в лес.
- Лера! Вы что с ней сделали?!
Не дожидаясь ответа, я, спотыкаясь об стулья-пеньки, рванул следом за удаляющимся силуэтом.
Я быстро догнал ее, схватил за руку и прижал к себе так, что у нее едва не захрустели косточки.
Мелкие тощие косточки…
Во, я дур-рак…
Она, молча, не сопротивляясь, терпела мои объятия.
А ведь мы когда-то очень-очень давно вроде даже поссорились!
- Только не говори, пожалуйста, что ты до сих пор на меня обижаешься!.. – я оторвал ее от себя и заглянул в глаза, - ну прости меня, слышишь?... Прости!.. Как же я по тебе соскучился!.. – я снова привлек к себе ее почти прозрачное тело.
Мы просидели в лесу часа два. Я болтал о какой-то ерунде, то и дело пытался рассмешить ее, но Лерка немного расшевелилась только тогда, когда я уже почти полностью отчаялся. К тому времени все, кроме Светы и Андрея, уже собрались к обеду. Они уже знали, что я объявился целый и невредимый и, молча перемалывая пищу, то и дело косились в направлении леса. А когда мы покинули свое укрытие, наши соплеменники, побросав ложки и тарелки, с ревом устремились нам навстречу. Тетя Соня не стала призывать к дисциплине: бесполезно, да и она сама бы с радостью составила им компанию.
Меня обнимали, лобызали, кто-то очень разгоряченный даже больно ущипнул за ягодицу. Я не понимал, к чему столько радости.
И лишь много позже Лерка объяснила:
- У народа один день похож на другой, и все события – это пахота, еда, сон, а потом снова пахота. Знаешь, как народ развлекался? Вечерами собирались у костра и болтали на разные темы. Ты просто не представляешь, насколько маразматичные мысли и идеи появлялись во время таких посиделок. Для тебя прошло лишь три недели, а для нас прошла пара сотен спиленных, обструганных деревьев. А тут ты! Мы же тебя последний раз видели целый дом назад!
На стройку сегодня никто больше не пошел. Власти решили устроить для народа импровизированный праздник. Опять же Лерка потом сказала, что давно нужно было организовать что-то в этом роде. И тут же решили, что нужно начать отмечать все старые праздничные даты, и свалили на Надьку ведение календаря, дневника и проведение праздников. Заворгкома, так сказать, сделали.
Софья Архиповна извлекла из закромов несколько бутылок водки и торжественно водрузила их на стол. Сашка вызвалась помогать, и уже минут через сорок к водке добавилась и кое-какая закуска.
За это время я успел побывать на экскурсии у дома, и даже в доме. Там мне показали угол, в котором будет располагаться наша с Леркой комнатуха. Вообще дом разделялся на две части массивной бревенчатой стеной, в каждой из которых должно было быть по печи (так сказал дед). Внутри было прохладно и сумрачно. В стенах было прорублено несколько квадратных дырок под окна.
Я тряхнул головой, пытаясь разогнать туман, и спросил:
- А почему такие маленькие?
Дед странно посмотрел на меня и медленно проговорил:
- Мы думали, что ты уже не вернешься. Так откуда же нам взять стекло? – и тут же начал оправдываться, - Нет, ты не думай! Мы тебя не заставляем вовсе снова ехать в город. Просто, я думал, что если бы ты снова собрался, то почему бы не попросить тебя…
Я жестом остановил его:
- Спокойно. Будет тебе стекло. – Я взглянул на вновь готовую расплакаться Лерку, - Только дай мне передохнуть.
Я хотел зайти к Андрею со Светой, но Глеб сказал, что их сейчас нельзя тревожить, и я решил повременить с этим визитом.
Люди жаждали новостей из внешнего мира. Я коротко рассказал им все, что видел. И, я раньше не подумал об этом, но когда они узнали, что во внешнем мире есть еще люди, они, вдруг, стали чувствовать себя менее одинокими.
- А что? – провозгласил изрядно завеселевший Витек, - Вот отстроимся и рванем в гости! Наберем гостинцев по дороге и рванем.
А мне вдруг вспомнился растерянный Костян, жалистно склонившийся над тушкой сбитого оленя. И на душе стало так тепло, что я прикрыл губы рукой, чтобы скрыть невольную улыбку. Мы еще с тобой увидимся, брат!..
Через пару часов, уже серьезно вдавший, а потому не совсем соображающий, я сидел и молча разглядывал свою веселящуюся компанию.
Чувствовал я себя, прямо-таки, не очень комфортно.
Во-первых, снова появилась головная боль; во-вторых, меня постепенно начинала утомлять компания. Я так привык к одиночеству, что каждая попытка обращения ко мне начинала вызывать раздражение. А еще мне не давало покоя, обострившееся донельзя за последние дни, мое чувство самосохранения. Ему нужна была разрядка. Оно сильно смахивало на мышцу, сведенную судорогой. Я просто тупо не мог расслабиться.
Сказав Лерке, что скоро вернусь, я встал из-за стола и отправился к реке. Отошел подальше от лагеря, сел на берегу и прикрыл глаза. И было до того приятно, что сам я растворился, а осталось только пять моих чувств. Теплый ветер с запахом луговой травы, перемешивался со струями прохладного воздуха от реки, и мое лицо по очереди обдавало то душистым зноем, то почти призрачной свежестью. А звуки… Пение птиц, жужжание насекомых, журчание воды, шорох ветра… Должен был случиться конец света для того, чтобы я понял, что есть самое прекрасное на свете…
- Так и что? – вдруг раздался над ухом мрачный голос.
Я рухнул с небес на землю и испуганно захлопал глазами.
Надо мной стояла Вероника.
- Теперь так всегда и будет?
- Как? – спросил я слегка оглушено.
- Так… - она обвела долину рукой, - Комарье, медведи, рыси… Грязь по колено… Шампунь по праздникам… Еда с пеплом от костра… Одни ножницы на двадцать четыре человека…
Сначала я разозлился, а потом мне стало ее невероятно жаль, и я даже улыбнулся.
- Нет, - ответил я, немного подумав, - к зиме комарье, медведи и грязь по колено исчезнут.
Она усмехнулась:
- Ты умеешь приободоить… - и уселась рядом.
Я снова закрыл глаза и попытался настроиться на прежний лад. Не получилось.
Я продолжил:
- Будет снег, холода, а самое главное – дорожка от крыльца до поленницы и промерзшего насквозь нужника. И все одни и те же рожи на 150 квадратах. И ни тебе ни леса, ни поляны, ни реки, ни спасения, ни проблеска, - я снова замолчал и втянул в себя пряный воздух.
Вероника ждала.
- Зато потом… Весна… Тепло… Полевые ромашки и васильки в вазе... Хочешь вазу?.. Я привезу тебе вазу… Варенье из лесных ягод… Твой сын, загоревший и окрепший… Тащит к ужину щуку… Муж… Муж втихаря готовит тебе подарок – тумбочку… Или шкаф... Или детскую кроватку… Для нового ребенка…
- Ты больной.
- Только вот вопрос… - я несколько секунд помолчал, - Скоро осень… Улетят птицы… А вернутся ли они весной?..
Когда я проснулся, солнце уже почти скрылось за горами. Тело затекло от долгого лежания на августовской земле. В мозгах неприятно гудело. Чтобы разогнать туман в голове, я разделся, с разбега бултыхнулся в прохладную воду и едва не захлебнулся от приступа боли. Кое-как нащупал ногами дно и выпрямился. Пожалуй, я просто постою… А когда вышел на берег, сидя у кучки моего тряпья, меня уже поджидал Андрей. И под глазами сине, и руки трясутся, и волосы как будто несколько посветлели. Может, просто выгорели на солнце?..
Я вытерся футболкой и протянул ему руку. Тот устало ее пожал.
Не говоря ни слова, я надел джинсы и уселся рядом с ним. Андрюха, хмуро глядя в одну точку, ковырял палочкой песок у себя под ногами, а я сначала судорожно пытался сообразить, какими словами бы его поддержать, но так ничего и не придумав, успокоился. Он пришел не за словами.
- Знаешь, - прошла примерно четверть часа прежде, чем он заговорил сам, - Светка обрадуется, когда узнает, что ты вернулся…
- Я зайду…
- Спасибо…
Он поднялся с песка и устало потопал в направлении Натальи с детьми.
Лерка обнаружилась у ручья. Хмуро о чем-то размышляя, она сидела спиной ко мне и смотрела в прозрачную воду. Я подошел, сел рядом и обнял ее.
- Я обещал Костику, что мы приедем к нему следующей весной вдвоем.
- Если тебя не прибьют или ты сам не убьешься до этого времени… - сердито проворчала она в ответ.
- Не переживай, ничего с моей шкурой не сделается. Я привезу ее тебе целую и невредимую!
- Куда ты опять собрался?
Я с щелчка бросил в воду камушек:
- Хочу все-таки добраться до моря. Не может быть, чтобы не осталось вокруг ни одного выжившего города. Хочу найти счетчик Гейгера и поездить с ним по округе. Хочу подчистить несколько аптек. Отпусти меня в последний раз. Я вернусь и больше никуда от тебя не денусь.
Я с тоской подумал о Сашке. Н-да… История. А ведь относился же я к ней когда-то как ненормальной идиотке. Стоило бы постепенно к этому вернуться.
- Когда ты вернешься?
- Давай считать. Скажем, неделя туда, неделя там, неделя обратно. Это я беру по максимуму! – поспешил я добавить в ответ на ее вытягивающееся лицо, - на самом деле все получится гораздо быстрее!
- Дальше.
- Ну, в городе неделя. Короче, месяц на все про все. Отпустишь?
- Перестань задавать этот дурацкий вопрос! Как будто, если я скажу «нет», это удержит тебя в долине! С кем ты едешь?..
- Один, надо полагать!
- Когда?
- Не знаю пока. Но несколько дней я здесь точно пробуду.
- А потом вернешься насовсем?
- А потом, если куда-то соберусь, то только с тобой.
- Ты врун, и я не верю ни единому твоему слову… Но это ничего не меняет.
- Вот увидишь, - я прижался щекой к ее волосам, - все будет так, как я сказал. Чем бы ты хотела заняться зимой?
- Тимур!.. – пробормотала Светка синими губами и вытянула их в улыбке.
- Салют защитникам отечества! Только с медалью придется подождать до следующего моего приезда! – я, стараясь не смотреть на замотанный в бинты обрубок, сел на пенек рядом с ее ложем, - Или соглашайся на деревянную медальку! Дадим деду задание, он ее тот час же выпилит.
Улыбка на ее бледном лице стала еще шире.
В палатке кроме нас были еще Глеб с Андреем
- Ну, давай, рассказывай, что там у вас с медведем за конфликт вышел?
- Ромка… - ее голос дрогнул, она запнулась и замолчала.
Светкины глазища стали похожи на два проточных озера.
- Ромка жив и здоров. Целый день собирал для тебя цветы, потом застеснялся и подарил бабке, дурачок, - она снова заулыбалась, - Я тут скоро снова собираюсь ехать, так Антоха с Вероникой отказались от заказов в твою пользу. Так что, думай, что тебе привезти.
- Тимур… У меня… Правда… Нет больше руки?..
Я взглянул на Андрея, тот быстро ответил:
- Я сказал ей, но она не верит. Говорит, что может шевелить пальцами и трогать одеяло.
Я перевел взгляд на Глеба.
- Это нормально, так почти всегда бывает.
Ответ вышел с легкой запинкой:
- Нет, Свет, нету…
- Это что ж?.. Я теперь… Инвалид?.. Мусор?..
- И не надейся! Давай, скорее приходи в себя, и снова возьмешься за детей..
- Но как же…
- Ничего страшного, подзатыльников можно и одной рукой навешать. Времени до зимы осталось всего ничего! А народа нет! И потом! Ты уже доказала, что лучше тебя за детьми никто не присмотрит. Кому еще их доверить, как не тебе? И вообще! Первое сентября на носу!
На следующий день с раннего утра почти весь лагерь отправился за нижний порог, перетащить барахло, которое я привез. Ближе к полудню я помог Андрею устроить под деревом импровизированное кресло и перевести в него Светку, Наталья с детьми расположились рядышком и принялись за чтение книжки. Я же, привлеченный запахом пекущихся блинов, отправился капать на нервы Софье Архиповне. Но вредная тетка тут же сунула мне в руки кружку и отправила за тридевять земель к ежевичным кустам.
- Возьми ружье, - сказала она, ласково глядя мне в глаза, - медведи тоже едят ежевику.
Вот, елки-палки!
Когда я возвращался с добычей, с другой стороны как раз из тумана нарисовалась донельзя довольная компания носильщиков, навьюченных всевозможным барахлом. Софья Архиповна тут же перетерла с сахаром ягоды, скудненько обмазала ими блины и налила всем чаю. А пока все лопали, я, наконец, заметил, как изменилась наша группа. Они вдруг напомнили мне поджарых немецких овчарок. Не тех ухоженных, лоснящихся жиром овчарок с выставок, а тех, которые сноровкой и смекалкой заменяют трех человек в боевых операциях. Загорели, похудели, окрепли… Стали казаться моложе лет на пять каждый… Они начали по-другому двигаться, по-другому разговаривать, а самое главное, по-другому смотреть. И не смотря на то, что они все это время пахали как кони, выглядели они значительно посвежевшими.
Над поляной вдруг грянул взрыв хохота, и я отвлекся от своих мыслей. Оказывается, речь шла о моей персоне.
- Тим, я, конечно, понимаю, что на нас без слез не взглянешь, - с улыбкой хлопнул меня по плечу Глеб, - но, будь же ты мужчиной! Обещаем к следующему твоему прибытию умыться и причесаться!
Я только сейчас заметил, что мои глаза щиплет от слез. Я, наверное, жутко покраснел, и попытался свалить все на горячий чай, но на меня уже никто не обращал внимания. Народ живо обсуждал свою стройку.
- Что за таблетки ты жрешь всю дорогу? – Глеб, кряхтя, натягивал новый тент над «столовой».
Я стоял рядом, делал вид, что помогаю, а на самом деле все мои усилия были сконцентрированы на то, чтобы не рухнуть на землю.
- Витамины.
Глеб язвительно усмехнулся.
- Так это ты из-за авитаминоза глаза в кучу собрать не можешь? Говори, где башкой приложился.
- А у меня во время урагана вместо переката стена поблизости оказалась. Сяду я.
Глеб затянул узел на растяжке, спустился с чурбака, уселся рядом со мной и задушевно так проговорил:
- А чего молчишь-то ты, дубина? Ну-ка, смотри на меня.
Я поднял голову.
- Болит?
Я кивнул.
- Смотри на палец.
Он еще долго пытал меня вопросами, типа, сколько я был без сознания, что я последнее помню, а потом вынес вердикт:
- Сотрясение.
- И что теперь?
- А теперь сядь рядом со Светкой и развлекайте друг друга. Пройдет скоро. Увижу, что какую-нибудь работу выполняешь, усыплю, понял?!
- Понял… Ребра еще у меня…
Светка оказалась чрезвычайно интересной особой. Каждый день она собирала вокруг себя всех детей и начинала рассказывать им сказки или истории. Слушали ее все, от мала до велика. Что там, даже я иногда ждал продолжения ее повествований, затаив дыхание. И что самое странное, когда заканчивался очередной рассказ, я понимал, что узнал что-то новое. Например, что помидор – это ягода, а банан – злак. Или вдруг незаметно для себя начинал разбираться в породах собак. И не так, чтобы услышал – и забыл, а так, что буду помнить это еще долгие-долгие годы. А когда разбегались дети, она начинала рассказывать мне всякие смешные истории. Оказывается, Светка сначала работала в школе, а потом, когда родились и подросли Оленька с Настенькой, она устроилась нянечкой в детский сад.
Проводя с ней время, пока все были заняты на стройке, я очень боялся, что Андрюха вдруг возревнует, и наши посиделки прекратятся, но парень, похоже, только радовался тому, что за его женой теперь есть, кому поухаживать.
А однажды Светка сказала:
- Знаешь, мне не дает покоя тот… ураган… Странный он какой-то…
Перед глазами возник строгий профиль каменной дамы, задумчиво устремившей взгляд в желтое от пыли небо.
Кажется, я даже вздрогнул:
- Почему, странный?
- Понимаешь… Я не спала тогда. И готова поклясться, что… Был только один порыв ветра. Такой затяжной поток. Как…
Она задумчиво замолчала.
- Как?..
Она оторвала взгляд от реки и повернула голову ко мне:
- Тимур… Поговорил бы ты с Русланом. Он два курса отучился на физику. И говорил всякие странные вещи.
- Типа, ядерной зимы? Чушь…
- Вот его тоже никто не захотел слушать. Мол, городит мальчишка ерунду всякую… Но он говорил, что может все объяснить…
-Ладно, - кряхтя, я поднялся с коврика, - давай, я за ним схожу.
Через двадцать минут мы сидели под тем же деревом уже втроем. И Руслан, не обращая внимания на выражение наших лиц, говорил:
- Много миллионов лет назад на землю упал астероид. Большо-о-ой! Аж 10 километров в диаметре. Не хилый булыжничек, да?
- Короче.
Но парень, похоже, бессонными ночами репетировал это выступление, потому как, нетерпеливо вздохнув, продолжил:
- Ребята… Знакомы ли вы с термином «ядерная зима»?
Начинается…
- Так вот, ядерная зима – теоретически это такое состояние планеты, которое по определению обязательно должно наступить после ядерной войны. Почему? Потому что во время такой войны из-за применения ядерного оружия в воздух поднимутся бесчисленные тонны песка и почвы. Пыль, то есть, понятно вам? Я еще не закончил! – предупредил он мое намерение тут же отправить его обратно на стройку, - Пыль и вода. Сквозь эту пыль солнечный свет не сможет проникать на поверхность планеты, и она замерзнет. Понятно вам? И все мы замерзнем, если перед этим не утонем в дождевой воде или нас не засыплет снегом. Эта пыль, - он обвел рукой окрестности, - похоже, на нас рухнул новый метеорит.
- Похоже… - кивнул я головой.
- Ты сам позвал меня, а теперь издеваешься…
- Извини… Продолжай.
- С другой стороны… Парниковый эффект. Ребята, знакомы ли вы с термином «парнико»…
- Короче!
- Парниковый эффект – теоретически это состояние планеты, которое должно обязательно наступить вследствие загрязнения атмосферы промышленными газами, понятно вам? То есть, в нашем случае, той же самой пылью и водой. Разница лишь в том, что по этой теории через слой пыли Земля не сможет отдавать свое внутреннее тепло космосу. И оно будет копиться на планете, пока она не выгорит дотла. Понятно вам?
Руслан грозно сдвинул брови к переносице, но тут же сжалился:
- Хотя возможно, одно явление компенсирует другое. Но есть еще другое: последствия падения метеорита. Я уверен, что тот ветер, который унес нас в реку – взрывная волна. Если я прав, то метеорит – огромен. Вся земная кора находится в постоянном движении. Материки наступают друг на друга, сталкиваются и отступают, ломаются, крошатся и т.д. Ну вспомните географию в школе. Сейчас по всей планете происходят землетрясения, просыпаются вулканы, растут новые горы, уходят под воду старые… Это чудо, что мы сейчас находимся здесь, а ни в какой-нибудь Японии, понятно вам? Хотя и Японии-то наверняка уже нет… А теперь принюхайтесь.
Мы со Светкой послушно задрали носы вверх.
- Чувствуете? Так пахнет сера… Это скорее всего значит, где-то недалеко проснулся вулкан, понятно вам? Ребята, знакомы ли вы с термином «кислотный дождь»?..
- Теоретически это… - начал я, чтобы поторопить его.
Но уже не улыбался.
- Не теоретически. Практически. Это раствор серной кислоты, льющийся с неба. Понятно вам? Оксид серы соединяется с водой, ну школьная химия, вспомните… Если вдруг в долине пройдет кислотный дождь, то здесь погибнет все живое, понятно вам?!! Если случится землетрясение в верховьях реки, то она изменит русло, если попросту не исчезнет, понятно вам?! И если метеорит действительно большой, то он отколол от земли куски, которые крутятся сейчас вокруг и будут падать нам на головы еще долгое-долгое время, понятно вам?!!
Последнее «понятно вам» пронеслось по долине истеричным испуганным воплем, отразилось от ближних скал и улетело в пыльное небо.
Мы со Светкой, ничего не говоря, тупо пялились на Руслана.
А этот недоученный ученый-теоретик, обнял колени руками и, уткнувшись в них носом, пробурчал:
- И все мы пожалеем, что не оказались однажды в какой-нибудь Японии…
Вечером собрали консилиум. Я поведал народу о нашем разговоре с Русланом. Меня подняли на смех, сказали, я сам еще из школьного возраста не вышел. Но как-то не натурально они надо мной смеялись. Не от чистого сердца ехидничали о последствиях моего сотрясения.
Расходились по палаткам в полной тишине… С опаской поглядывая на свободное от звезд темное небо.
Прошло полторы недели, с тех пор, как я вернулся в долину. Ребра и голова все еще ныли, но эта боль не шла ни в какое сравнение с зудом в заднице от долгого сидения на одном месте. Я потихоньку начал перемешаться по лагерю. Мотался туда-сюда по поселку и не знал, чем себя занять. На стройку не хотелось, ягоды собирать – подавно. Очень хотелось сходить вверх по ручью и добраться до его истока, но когда я представил, как буду говорить об этом Лерке, все желание тут же испарилось. Я путался под ногами у Софьи Архиповны, совался с советами к деду, один раз даже случайно получил обухом топора по ноге. Весь рабочий процесс у них был четко отлажен. Каждый знал, что он должен делать, когда и для чего. И мне приходилось выбирать: либо погрузиться в этот процесс с головой, либо отвалить и не мешать. Я, естественно, выбрал второе.
Лерке разрешили некоторое время не приходить на стройку. Но в первый же день мы поссорились, и она вернулась к работе. К вечеру, правда, все забылось, но так много времени в моей компании она больше не проводила. Поссорились из-за того, что я сказал ей, что мне не нравится смотреть на то, как она все время хмурится. Ну, на самом деле! Солнце хоть и не видно, но светит, земля под ногами вибрирует, птички поют, всем более или менее радостно, настроение почти хорошее, а как взглянешь на ее постную физиономию, так все благостное расположение духа сразу улетучивается.
Воробьевы на самом деле пахали так, что аж искрило. На второй день ко мне подошел Воробьев-старший и даже поблагодарил. За что, спрашивается? За то, что снабдил работой?
Софья Архиповна и дед помирились. Их теперь водой не разольешь. Как сядут молодые годы вспоминать, так хоть вешайся. Деда уже даже попросили, чтобы он не подходил к тетке Софье во время приготовления пищи, а то народу опротивела подгоревшая гречка и разваренные макароны.
Глеб превратился в настоящего мачо. И мышцой разжился, и осанка выровнялась, и волосы отросли, а челка улеглась романтичной завитушкой на лбу. Не удивлюсь, если он украдкой ее нарочно подкручивает. И мне даже пару раз показалось, что Витькина Надежда поглядывает на него с интересом. И с особенным интересом, когда мачо, обнажив торс, елозит туда-сюда рубанком по стволу.
Сашка…
Мы с Сашкой друг друга полностью игнорируем. И если я изредка позволяю себе украдкой взглянуть в ее сторону, то только тогда, когда твердо уверен, что она стоит ко мне спиной. Мы друг к другу не обращаемся, друг о друге ни с кем не разговариваем, делаем друг для друга вид, что нас не существует.
Но.
Но я каждый час, каждую минуту, каждую секунду помню, что она есть. Знаю, чем она занимается, знаю, что говорит, о чем думает. Меня чрезвычайно это тяготит, но я ничего не могу с собой поделать. И на каком бы мы расстоянии друг от друга не находились, меня словно канатом к ней привязывает наше лесное полуприключение.
В полночь ролики на моих офицерских часах пришли в движение и показали первый день осени. И тут же подул прохладный ветер, а к утру и вовсе пошел дождь.
Я выбрался из палатки и не узнал наш лагерь. Все покрыто толстым слоем серо-бурой грязи. Тенты, палатки, трава, деревья… Пыль, столько дней закрывавшая от нас солнце, прибивалась влагой к земле. Я поймал на ладонь несколько капель дождя и принялся рассматривать песчинки, плавающие в мутной воде. А ведь вполне возможно, что еще совсем недавно эти песчинки лежали в огороде какого-нибудь мексиканского фермера.
Люди сделались хмурыми и раздражительными. Достали штормовки, привезенные нами еще в первую совместную с Глебом поездку. Но к обеду все равно все вымокли до нитки.
Светлана весь день просидела в палатке. Я время от времени заглядывал к ней, чтобы немного развеять, рассказывал какие-то истории, предлагал книжки, но все было без толку. Она впала в состояние какой-то непробиваемой апатии.
Я то и дело поглядывал на серые облака, в надежде найти хоть кусочек голубого неба, но тут и ребенку было ясно, что эта беда может продлиться хоть месяц.
И я вдруг представил себе, как еду на старом добром «козле» по мокрой дороге, во всю работают дворники и печка, а рядом на сиденье валяется баллон с кока-колой и коробка крекера. И меня беспросветно потянуло в дорогу.
И сегодня же за ужином я объявил, что завтра утром уезжаю.
- Один? – спросил Глеб после некоторого молчания.
- Один. Через пару дней постараюсь привезти вам стекло. Придется вам придумать, как транспортировать его в долину. Машину оставлю на старом месте и поеду дальше.
По пленке развернутой над «столовой» лениво стучали капли дождя. Больше никто ничего не говорил. И лишь Софья Архиповна спустя некоторое время проговорила:
- Сынок, тебе вовсе не обязательно уезжать. Мы обойдемся и без стекла.
- Я еду к морю.
- Когда ты вернешься?
Вместо меня ответила Лерка:
- Через месяц… - и устало потерла виски.
…
Прошло пять недель с тех пор, как я покинул долину. За это время, сопровождаемы треском счетчика Гейгера, я успел переправить четыре грузовика с барахлом к реке и смотаться до Аральского моря. Да уж, его побережье – самое последнее место, которое можно было бы выбрать для выживания. Мертвая пустыня с тоскливо возвышающимися над просоленным грунтом редкими постройками да остовами лодок и кораблей. Тоскливая картина. Хотя, теперь, когда не стало людей, Арал, наверное, снова станет полноводным. Некому же вычерпывать его притоки. Я поковырял носком ботинка соляной пласт, тянущийся от моих ног до самого горизонта, и отправился восвояси.
Я попытался сунуться к Каспию, но в паре сотен километров от его берегов мой счетчик Гейгера зашелся истеричным треском. Все же Глеб был прав. Некому стало присматривать за АЭСками.
На карте, в месте своего пребывания, я поставил точку.
Через неделю точка превратилась в жирную красную линию, тянущуюся на север вдоль Уральских гор.
Я добрался чуть ли не до самой тундры, а счетчик Гейгера так и не сжалился. Более того. Однажды утром я проснулся, проверил показания и ужаснулся. Допустимый уровень превышался в четыре раза! А ведь, когда засыпал, все было почти чисто.
Сказать, что я испугался – не сказать ничего. Я улепетывал оттуда в такой панике, что утренний туалет был совершен мною только спустя один час и сто десять километров на восток.
Радиоактивность вообще-то была повышена везде. Наверное, за это стоило бы сказать спасибо «урагану», разнесшему по планете столько всякой дряни, что даже страшно представить. А на что стали похожи города! Асфальт, покрытый десятисантиметровым слоем радиоактивной каши из принесенного грунта и дождевой воды. Я давно уже перемещался по дорогам с цепями на колесах.
Вообще, я старался избегать городов. А если не удавалось их объехать, то старался проезжать через них как можно быстрее.
Так было не всегда.
В самом начале пути, я заехал в один довольно крупный полуразрушенный «поселок городского типа» (так было указано на моей карте) и тут же наткнулся на уцелевшее семейство, состоявшее из мужчины-инвалида в коляске, двух женщин и троих детей. Я мог бы указать им путь в нашу долину, но это стало бы предательством по отношению к моим строителям. Места для каждого человека в доме было выделено столько, сколько едва-едва хватало, чтобы не ходить друг у друга по головам. Что я мог сделать для этих людей? Посоветовать выметаться на зиму из города в деревню и искать там дом с дровяной печью? Но кто заготовит для них дров? Запасы еды?
Они стояли под грязным дождем посреди дороги и провожали мой УАЗ растерянными взглядами. Грязные, оборванные, вымокшие, продрогшие… Простите…
В другом городе меня просто обстреляли. Пришлось оставить машину с пробитыми колесами и прятаться в одном из домов. Улепетывал среди ночи пешком. На выезде из города взял новую машину. Все же, чем мне нравится военный транспорт, это тем, что ключи зажигания у них всегда хранятся или в бардачках или в кармашках за козырьками. В этот раз мне пришлось закоротить провода.
Но самая страшная опасность, которая поджидала меня в городах – это не люди.
Собаки.
Их грязные облезлые истощавшие шайки заполонили города и настырно рыскали по улицам в поисках еды. Они драли на куски все, попадающееся на пути, что хоть немного могло бы заполнить пустоту в их желудках. Включая друг друга.
В первый раз я встретился с собаками, когда забивал барахлом последнюю машину для моих поселенцев. Сначала я просто испытал уже понятное мне чувство постороннего присутствия и почти физически ощутил на себе пристальный взгляд. Я даже впервые смог прикинуть расстояние до сверлящих мою спину глаз. Выходило не очень-то много.
Медленно поставив ящик в грузовик, я на всякий случай поднял руки вверх и медленно обернулся. На меня смотрело несколько пар собачьих глаз.
Я никогда раньше не видел у собак таких глаз. Я даже предположить не мог, что они могут быть такими страшными. Мне вдруг представилось, как в мое тело врезаются клыки, как по коже начинает струиться теплая кровь тут же мешаясь с собачьей слюной, я даже почти физически ощутил жар вонючего собачьего дыхания на моем горле. Как же не хочется подыхать вот так.
Поймал я себя на том, что уже прощаюсь с жизнью. Насилу прогнав онемелость в конечностях, я схватил ружье и выстрелил, как мне показалось, в вожака. Тварь взвизгнув рухнула на асфальт. Остальные даже не шелохнулись. Вряд ли у меня есть время, чтобы перезарядить ружье.
Добежать до кабины тоже не получится.
Помедлив еще секунду, я гигантским скачком бросился в открытую дверь магазина. По дороге спотыкнулся об ножку стула, который должен был держать дверь, чтобы она не закрывалась, с воем пролетел над ступеньками и проехал на пузе несколько метров по торговому залу. Кажется, при этом я здорово приложился лбом об пол, потому что когда пелена перед глазами развеялась, я не сразу понял где нахожусь.
А лучше бы не понял. Стул отлетел в сторону, дверь захлопнулась, но в проеме уже торчали две звериные морды и глухо рыча скалили белые зубы. Еще мгновение и дверь распахнулась. Но мгновения мне было достаточно, чтобы подняться на ноги и рвануть к ближайшим стеллажам. Ноги не слушались, колени подгибались, в голове то и дело появлялся туман, но я кое-как все же забрался на верхнюю полку и встал на ноги.
Собачья масса с оглушительным лаем бурлила у моего стеллажа, а самые ретивые животины подпрыгивали и глухо ворча клацали зубами прямо у моих лодыжек. Воспользовавшись передышкой, я зарядил ружье и тут же выстрелил в морду цапнувшей меня за ботинок псины. Мозги вперемешку с кровью разлетелись во все стороны. Снова перезарядил, снова выстрелил. Какая-то из них получила ботинком по хлебалу и отлетела на добрых два метра. Снова перезарядился, снова выстрелил. Все бессмысленно… Их слишком много. К тому же в двери хлынула новая стая, наверняка привлеченная шумом.
Я огляделся по сторонам, и в груди от счастья аж потеплело. Вот оно спасение. Соседний стеллаж был завален банками с тушеным мясом. Я совершил скачок, сделавший честь любому легкоатлету и приземлился на верхнюю полку стеллажа. Отсюда я мог дотянуться рукой до лежащих ниже стеклянных банок. Я принялся бросать их в собачью толпу. Они разбивались, падая на плитку пола. Собаки жрали тушенку вместе с осколками и мухами, спустившимися от потолка на свежую кровь. Я постепенно переместился к концу стеллажа дальнему от входа, там швырнул на пол еще два-три десятка банок, подождал, пока собачья масса переместится в ту сторону, и во все лопатки рванул на выход.
Я понял, что забыл снять респиратор, только когда уже был у реки.
Собаки были во всех городах, которые встречались на моем пути. Иногда они бросались под мои колеса, иногда преследовали меня, сопровождая погоню оглушительным лаем и неизменно следили за моей машиной, проезжающей мимо их невидимых укрытий.
Я серьезно беспокоился за судьбу Костика и его совершенства.
Черт… Надо было их силком забрать в долину…
И все же встретился мне один выживший в катастрофе город. Что я там увидел? Сотни разложившихся трупов на улицах, валяющихся в грязи, в кучах мусора, разграбленные магазины, пожженные машины, разрушенные дома, сожранная трава, собачьи тела аккуратно разделанные на филейку. Несло гнилью и дымом. Откровенно говоря, все это я имел удовольствие созерцать из окна машина. Я ни на секунду не решился бы остановиться в этом проклятом месте. Кто-то прицельно стрелял в меня из окна попутного дома. Очень аккуратно, стараясь не повредить машину. А кто-то, чавкая босыми ногами в грязи, бежал сзади и умолял забрать его с собой. Я отключил все чувства, и больше не глядя по сторонам, просто тупо крутил баранку и жал на педали, направляя машину к выезду из города. И только отъехав от него на несколько километров, остановился, вышел из машины и сел на обочине.
На западе небо было окрашено в алый цвет. Где-то там за тоннами песка и пыли алело заходящее солнце. Глядя на красное зарево, я остервенело грыз нижнюю губу и пытался вызвать слезы. Не получилось. Я еще долго сидел там, не замечая ни холода, ни голода. Когда я более или менее начал соображать, на землю уже опустились сумерки. С зажженными фарами здесь путешествовать опасно. А без света – невозможно. Нужно было позаботься о ночлеге.
А потом выпал первый снег. Не белый, а какой-то кремовый. Вобравший в себя тонны грязи. В мире стало светло и тихо. Было немного грустно смотреть, как он скрывает под собой следы человеческого присутствия.
Мне подумалось, что в долину нужно обязательно вернуться до того, как установится постоянный покров. Иначе это путешествие грозит стать невозможным.
В этот день я проехал очень мало.
Как-то раз я остановил машину и вышел, чтобы размять затекшие конечности. Побродил по ближайшему леску, попинал поганки, а когда возвращался к дороге, вдруг услышал, что мой счетчик, валяющийся в машине, зашелся буйным треском. Сказать, что мне стало страшно – не сказать ничего. Я рефлекторно огляделся по сторонам и замер: недалеко от меня, над полем, в тридцати метрах от земли с запада на восток перемещался белесый шар. Он двигался медленно, если бы захотел, я мог бы его догнать. Но делать этого не было ни малейшего желания. Мало того за несколько секунд меня обуял приступ такой безумной паники, что я не рванул в противоположном направлении только потому, что мои ноги, казалось, вросли в землю. Шар выглядел вполне материально и, вообще, сильно напоминал по цвету и фактуре гигантский рыбий плавательный пузырь. Диаметр? Метров пять. Может, семь. Но самое страшное было то, что сквозь его матовые стены просвечивало какое-то темное шевеление!
Через несколько минут шар скрылся за кронами деревьев, а еще немногим позже, затих и счетчик.
- «Друзья»… - пробормотал я себе под нос, когда ко мне вернулась способность говорить, - «Знаете, я повстречал гигантский радиоактивный рыбий пузырь.» «Да иди ты, Тима!» «Да-да… Внутри него кто-то сидел!»
Я, напряженно вглядываясь в дорогу, стелющуюся под колеса машины, истерично захихикал.
Гигантский радиоактивный рыбий пузырь.
«Тимур, я неправильно поставил тебе диагноз. Это не сотрясение.»
- Гигантский радиоактивный рыбий пузырь…
Хихиканье постепенно перешло в хохот, который тут же оборвался надтреснутым кашлем.
Однажды, объезжая один из крупных городов по проселку, я вдруг увидел между деревьями посадки кусок свежей кирпичной кладки. И не поверил собственным глазам. Через минуту на свой страх и риск я уже стоял у массивных гаражных ворот, встроенных в трехметровую кирпичную стену. Я не очень вежливо постучал в них прикладом.
И тут же с той стороны раздалось металлическое лязганье, очень похожее на стук половника о сковороду, какие-то шорохи, голоса, грохот, а потом воцарилась тишина. И в этой тишине очень напугано прозвучал женский голос:
- Кто там?
Я опешил. В смысле, «кто там»?.. Ну, это я, Тимур…
А вслух выкрикнул:
- Путешественник!
- Что нужно?
После этого я терпеливо в течение сорока минут доказывал, что мне от них ничего не нужно кроме общения с живыми людьми. За это время хоть слова вспомнил. А то ведь неделями вокруг только собаки да покойники. Им я сказал о том же.
- Что делается вокруг? – тут же последовал вопрос из-за ворот.
- А может, я зайду и расскажу?
Похоже с той стороны прошло экстренное совещание, после чего раздалось лязганье металлического засова, и меленькая дверца приоткрылась. Из проема меня осмотрели два острых глаза, после чего мне торжественно позволили войти, велев при этом оставить оружие в машине.
Я вошел и обомлел. Кружком диаметром метров восемь вокруг меня выстроились женщины и дети. Было даже две старушки. Одна - очень аккуратная, чистенькая с необычайно добрыми глазами. А вторая – лохматая, грязная с гнилыми зубами и всю дорогу злобно шипящая:
- Пустили козла в огород, вот будет вам!
Дамы с огромным любопытством пожирали глазами меня, а я – их. Живую женщину последний раз я видел месяц назад.
- Откуда ты? – наконец спросила меня какая-то из них.
Я обернулся на голос и увидел милую даму лет сорока. Надо полагать, она – первая леди.
- Из-под Зарецка… А козел это?..
- Это ты… - улыбнулась она очень приветливо, - так что тебе нужно?
- Я искал выживших… - тут я наткнулся на слишком уж пристальный взгляд девчонки лет семнадцати и окончательно смешался.
- Так что же вокруг?
Я почесал затылок, еще раз осмотрел компанию и наконец задал беспокоящий меня вопрос:
- А где мужчины?
- Уехали. На промысел. Что вокруг?
Я тряхнул головой, пытаясь прогнать посторонние мысли и ответил:
- Все погибли.
- Прямо так и все?
- Ну не совсем все, конечно. Есть выжившие. Но скоро их станет гораздо меньше. Они просто поубивают друг друга.
- Это в окрестностях?
- Это на половине материка как минимум.
Я снова спотыкнулся об девчоночий взгляд.
- А сам ты?
- Что?
- Будешь зимовать в машине?
- Нет, у нас поселок в горах. Двадцать четыре человека. А сколько вас? – я с уважением бросил взгляд на стену, опоясывающую участок деревни с четырьмя домами на них.
- Пятьдесят четыре.
Мне предложили остаться на пару дней.
Машину мою загнали внутрь и поставили на парковке (да-да, это была самая настоящая парковка, рассчитанная на несколько машин). Мне выделили целую комнатуху с кроватью, тумбочкой и цветком в горшке на окошке с видом на живописную речушку. Накормили, напоили, в баньке помыли и на веранде усадили. Словом, я как в сказке очутился. До вечера со мной носились как с писаной торбой. Все улыбались, в глаза заглядывали, на свое безмужицкое (уже неделю) житье-бытье жаловались, и только ведьма старая ходила и бухтела: «Пустили козла в огород, будет вам!»
Спал я как убитый. Проснулся и не сразу понял, что это у меня поясница и шея не ноют от холода, и тело не приняло форму УАЗовского кресла, и в пузе не урчит от голода? А цветка в горшке вообще испугался. Счетчик Гейгера не трещит, осеннее солнце заглядывает в окошко, откуда-то обалденно пахнет жареным луком и кофе.
Я сожрал глазунью из шести яиц и выпил три чашки кофе. Дамы обступили меня со всех сторон, смотрели на процесс поглощения пищи с жалистной нежностью и между собой говорили: «Бедненький, худенький, бледненький…». Я даже сам проникся к себе жалостью и состраданием. А после завтрака дамы сунули в мои ослабевшие от обжорства ручки молоток и гвозди и поставили перед сломавшимся генератором. Я, кое-как задавив приступ тошноты, попытался понять, что случилось с этой хренью.
Минут через сорок совершенно случайно хрень удалось отремонтировать. Под бурные аплодисменты я важно покинул гараж и тут же очутился в курятнике, где очень нужно было сделать новые насесты. А перед этим – отремонтировать топор и срубить жердей. Потом я выравнивал гаражные ворота, в которые случайно въехала телега, и строил теплицы. А потом, валясь с ног от усталости, я уселся за обеденный стол.
- А что, Тимур, - говорила Галина, ставя передо мной целое корыто отменного борща с домашней сметаной, - а что, Тимур, оставайся с нами жить. Зима скоро. У нас тут тепло, хорошо, девки на выданье.
Она игриво улыбнулась и подмигнула.
Я, гипнотизируя взглядом гигантский холм говядины, возвышающийся в тарелке борща, пожал плечами. На самом деле я вряд ли ее слышал. Я думал о том, что есть ли сейчас смысл попробовать отыскать какую-нибудь скотину и переправить ее в долину. А если есть, то как это сделать?
Как же мы раньше об этом не подумали? Боюсь, теперь поздно.
После обеда мне дали час отдохнуть, а потом снова указали в сторону недостроенных теплиц. Там я проторчал до ужина.
А ночью я проснулся от того, что услышал слабое царапанье в дверь. Оказалось, ко мне в гости пришла та востроглазая девица, да не просто так, а с определенной целью. Но я так вымотался за день, что, не особенно разбираясь, отправил ее восвояси, и снова завалился спать.
С утра Галина околотными путями попыталась выведать у меня причину такого поведения. Оказывается, она была в курсе ночных событий. Я сказал, что не конь сначала пахать как проклятый, а потом любить девиц легкого поведения. Она немножко зло ответила, что в поселке на 31 женщину и 15 детей приходится лишь 14 мужчин. И у «девицы легкого поведения» есть все шансы проходить в девицах до самой смерти.
- Ты б хоть показал ей, что такое – мужик.
- После того, как я целый день корчил из себя вола, мужик из меня, извините, уже не получается.
Ответ прозвучал несколько злорадно:
- А может быть… Дело в радиации?.. Сегодня утром за тобой прикрепилось прозвище Облученный.
Я несколько секунд смотрел на нее открыв рот. Я как наяву увидел перед собой счетчик Гейгера с показаниями в четыре раза превышающими норму. А через пятнадцать минут за баней я уже доказывал себе и «девице легкого поведения», что радиация тут вовсе не причем, и никакой я не «облученный». Девица, правда, ничего толком не поняла, но сам я значительно воспрял духом. А девице велел за более подробными объяснениями приходить сегодня ночью.
Я до обеда продрых у себя в комнатухе, за это время меня не побеспокоили ни разу. А во время обеда мамаша девицы со слезами на глазах назвала меня «сынком».
И я понял, что пора делать ноги.
- Ну что ж, - сказал я, - спасибо за гостеприимство, но что-то я у вас загостился. Надеюсь, вы не против, если я переночую у вас еще разок, а завтра со свежими силами отправлюсь дальше.
Над столом воцарилась тишина, все взгляды устремились на Галину. И только откуда-то из-за угла донеслось мерзенькое такое «пустили козла в огород».
После некоторых раздумий, Галина, наконец, произнесла:
- Как тебе будет угодно. Ведь не держать же тебя здесь силком, честное слово.
Утром следующего дня я обнаружил у себя на тумбочке завтрак и немного удивился. А потом удивился еще больше, когда понял, что меня заперли комнате.
Я попытался вызвать дам на серьезный разговор, но мне было сказано лишь одно: останешься здесь, живой или мертвый. При большом желании я мог бы выбить дверь или выбраться через окно. Но куда потом? Во дворе с десяток человек, увидят меня, воем поднимут остальных. Да и эти десять здоровых женщин справятся со мной как с маленьким. И потом, с трех сторон кирпичная стена в три кирпича толщиной, а с четвертой – пятиметровый обрыв в реку. А река, между прочим, по утрам у берегов уже покрывается льдом.
Днем, ко всему в придачу, вернулись еще и пропавшие добытчики. А среди них и папаша моей девицы. Ближе к вечеру он заглянул ко мне на огонек узнать о моих дальнейших планах. Я сказал, что осаживаться в их поселке в мои намерения не входило. А дочь его явилась ко мне сама по наущению местных баб. Папаша согласно покивал головой и сказал, что бабы оно на то и бабы, чтобы сесть нам на шею в один прекрасный день и сидеть на ней до свершения веков, и гадить, и гадить нам, мужикам, не прекращая. Сочувственно похлопал по плечу, но отпускать не стал. А дал в ухо и велел подумать до утра.
Когда стемнело, ко мне явилась девица – причина всех моих несчастий. Зареванная и с распухшим ухом. Долго взывала к моему разуму, клялась быть верной женой (еще бы, хочешь, не хочешь, а изменять все равно не с кем), даже поплакала немного, а потом окончательно обиделась и убежала.
Я с тоской поглядел в темноту за окном. С той стороны кто-то сидел. Наверное – охрана. Да и из-за двери время от времени раздавались шорохи. Я высунул голову в окно и тут же услышал щелчок предохранителя. Я, пожалуй, влип.
Утром теперь светлеет поздно. Когда снова явился папаша, было еще темно.
- Ну что, - он придвинул стул к кровати, на которой я валялся прямо в одежде и ботинках, и сел на него верхом - подумал?
Я повернул к нему голову:
- Какой смысл вам держать меня? Вам же все время придется караулить, чтобы я не удрал.
Он громко расхохотался. А когда приступ закончился, папаша проговорил:
- Куда? Куда удрать? Посмотри вокруг. Скоро зима. Посмотрим, как далеко ты удерешь по сугробам. На снегоступах? Ну-ну. Против наших «Буранов».
- До сугробов не меньше месяца.
- Нам не трудно приставить к тебе до того времени конвой. Да и потом. Зачем убегать? Так и будешь мотаться в своем «козле» по стране, пока не пристрелят? А так, Настюха (так вот, как ее зовут) – девка видная, на нрав – не злобливая. Сколотите семью, будете жить. Пообвыкнешься, внуков мне нарожаете.
Я перевел взгляд с носов своих ботинок на него:
- А если нет.
- А если нет, за амбар тебя и к стенке, чтоб под ногами не путался и ненароком сюда больше никого не привел.
Я внимательно посмотрел на него. А ведь так и будет. Ладно. Была – не была. Я решил согласиться остаться. Но с твердым намерением бежать при первом подвернувшемся случае.
Потенциальный тесть тем временем продолжал:
- А что, будешь мне сыном. Будем с тобой на рыбалку ходить, на охоту. Дом вам с Настюхой отдельный отстроим. Жить будете, в гости будем друг к другу ходить. Будешь первым парнем на деревне. У нас тут из молодежи четверо всего. Одному – 14, так и быть, приняли за мужика, время такое. Другой – весь в прыщах и ноет как баба всю дорогу. Третий себе прошлой зимой хозяйство отморозил, у него теперь даже титьки растут. А четвертый – наркоман он бывший. Уж четыре месяца прошло как не потребляет, а до сих пор на морде написано «убью за дозу». Так что будешь у нас тут один такой.
Я молчал.
- Ну давай, решайся, - он встал со стула и подошел к окну, - Коля, ты здесь?
- Здесь.
- Околел, небось?
- Околел.
- Ну иди сюда, погреешься.
Из-за окна раздался шорох. Папаша вернулся на стул.
Вот оно.
Это не я, это мой организм, не желающий мириться со сложившейся ситуацией. Мозг полностью отключился, я словно стал сторонним наблюдателем. Я сначала опустил ноги на пол и сел, потом со словами «Ну, хорошо, мне действительно некуда деваться», встал с кровати и медленно прошелся до окна.
- Я остаюсь, - сказал я и с прыжка нырнул в оконный проем.
Ноги донесли меня до обрыва, а когда за спиной жахнул выстрел, я, молясь о том, чтобы не воткнуться головой в ил, бросился вниз. Голова в иле не застряла, и даже корку льда у берега я пробил лбом почти безболезненно. Но стоило мне оказаться в ледяной воде, как в тело словно впилось несметное количество иголок. Вода была настолько холодной, что я едва не задохнулся. И даже сознание мое, наконец, соизволило проснуться и тут же начало со мной прощаться.
Я никогда не подумал бы, что это так больно. Я тут же попытался выбраться на берег, но руки-ноги объявили забастовку. Меня подхватило течение. И я, прощаясь с жизнью, мог лишь смотреть, как мимо меня медленно проплывают черные тела деревьев и прутья кустов на фоне бледнеющего неба. Недалеко со свистом рассекло воздух несколько пуль. Я их не боялся. Сейчас я вообще ничего не боялся. Даже самой смерти.
Позже боль отступила. Стало даже немного тепло. Я с удивлением повел глазами вокруг. Но вокруг все та же вода.
Это конец.
Наверное, меня все-таки вынесло на берег. Потому что я сижу на песчаной косе и пытаюсь унять дрожь в теле. Не дрожь… Судороги… Я смотрю на реку, она бликует солнечным светом… Как же больно глазам…
Я не умер… Я жив… Пока… Я передвигаюсь… Куда? Зачем? Спать…
Я проснулся среди ночи. Ни с того, ни с сего, просто проснулся и все. Мне было удивительно хорошо и спокойно. Единственной дискомфорт – слишком уж тяжело стучащий в груди молоточек. Я лежу, смотрю в потолок и с наслаждением прислушиваюсь к своему организму. Но с каждым мгновением стук становится все сильнее, начинает отдаваться болью в голове и во всем теле. Я перестаю различать границу между потолком и стеной и снова проваливаюсь в яму, из которой едва-едва выбрался.
Очень холодно… Лежу на полу… На животе… Под щекой - немного подсохшее пятно крови… Нос не дышит. В двух метрах от меня – труп. Смотрит сквозь меня замерзшим взглядом.
Тишина.
Я пытаюсь подняться, но меня хватает только на то, чтобы встать на корячки. Так, то на четырех мослах, то на пузе доползаю до ближайшей стены и кое-как усаживаюсь. Проходит время, картинка перед глазами снова проясняется, и я пытаюсь оглядеться по сторонам.
Я в комнате. В разгромленной комнате. Перевернутая кровать, на которой я, должно быть, провел несколько последних дней, разломанная тумбочка, валяющиеся вокруг медикаменты. Труп принадлежит молодой женщине. Со следами насилия. Со множественными. Я отвернулся, пытаясь удержаться в сознании.
После нескольких минут немощного царапанья, мне все же удалось открыть дверь, и я выполз в сумрачный коридор.
Так, передвигаясь со скоростью улитки, я осмотрел все три комнаты небольшого дома. Вся мебель перевернута, вещи разбросаны. Однако, не похоже, что тот, кто это сделал, здесь что-то искал. На кухне, высунув изо рта синий язык, меня приветствовал еще один труп. Он висел на бельевой веревке, а его выпученные глаза смотрели поверх моей головы с таким ужасом, что я невольно обернулся.
Мне нужно было отдохнуть. Я сел у стены и прижался к ней головой. Собачий холод. Пар изо рта. Нужно одеться. Я обвел взглядом комнату и вдруг заметил в углу ворох своей одежды. Следующий «марш-бросок» был совершен мною в ее направлении. Вещи были непривычно чистыми и даже пахли стиральным порошком. Я тут же попытался одеться. Мимоходом заметил, что мои руки чуть ли не от подмышек и до самых запястий – одна сплошная гематома. Кто-то очень не опытный ставил мне капельницы и делал уколы. Кто-то спас мне жизнь… И этот кто-то погиб…
Застегивая пуговицы на рубашке, я уснул.
Когда проснулся, в комнате уже царила кромешная тьма.
На ощупь я отыскал на полу что-то вроде одеяла, завернулся в него, немного согрелся и снова уснул.
Аппетита не было, но жить хотелось… На кухне я нашел коробку просроченного детского питания, залил порошок холодной водой и с отвращением поморщился. А ведь придется…
Полчаса спустя, я сидел на полу, завернувшись в одеяло, слушал, как отвыкший от еды желудок кряхтит, переваривая детскую кашу, и с тоской смотрел на крупные желтые хлопья снега, кружащие за окном. Сколько же я был в отключке?..
Я попытался было подняться на ноги, чтобы выглянуть наружу, но в висках так застучало, что я испуганно вернулся на место.
Я провел на полу три дня. Спал, ел, пил, в меру сил размышлял…
В доме становилось все холоднее и холоднее. Похоже, мне повезло прийти в сознание через несколько часов, после того, как хозяева последний раз затопили печь. Поэтому я не околел сразу. Сейчас я устроил себе что-то наподобие гнезда: кое-как сволок в кучу несколько одеял и подушек и закопался в них по самые уши. И в то недолгое время, которое мне оставалось между провалами в забытье, я разглядывал беленый потолок и вспоминал то лето прошлого года, то нынешнее лето, и какими-то далекими казались события из той, старой жизни. Как будто я видел их в кино, в фантастике. Зато последние несколько месяцев стали для меня самыми что ни на есть реальными. Словно, я жил так всегда. А потом все перемешивалось, и я засыпал.
«Так и будешь мотаться в своем «козле» по стране, пока не пристрелят?» - я проснулся в холодном поту. Мне почудилось во сне, что я больше никогда не попаду в долину. Что я больше никогда не обрету дом. Что я так и буду бесцельно болтаться по свету, а потом сдохну, а по мне никто даже слезинки не прольет. Был я, и нет меня, а все как было на белом свете, так и осталось. И стало мне до такой степени страшно, что я твердо решил, что как только выберусь из этой передряги, полечу к Лерке, кинусь перед ней на колени и буду умолять о прощении. Потому что Лерка – единственный в мире человек, которому хоть сколько-нибудь интересна моя судьба. Которому я хоть немного нужен. Сколько же меня не было? До того памятного дня, когда я очутился в «крепости», со времени моего отбытия из долины, прошло шесть недель. Я уже на тот момент отставал от графика. А сколько же я провел времени здесь?
С неба сыпал сухой снег. С пола я мог видеть только край неба и несколько голых веток садового дерева. На улице, похоже, было очень холодно. Да и мое убежище меня давно не грело. Изо рта летели плотные клубы пара, а остатки воды давно замерзли, и мне, чтобы хоть немного утолить жажду, приходилось сосать лед.
Через три дня я первый раз поднялся на ноги, и наконец, дотянулся до консервированной горбуши, которая туманила мне мозг со вчерашнего дня. Бросил взгляд в окно и остолбенел. Мир был укрыт плотным желтым одеялом. У меня тут же закружилась голова, и я снова рухнул в ворох одеял. Меня так потрясло это зрелище, что до конца дня я так и просидел в своем гнезде, бережно вылизывая жестянку из-под рыбы.
Снова подняться я решился лишь на следующий день. Держась за стены, я еще раз обследовал дом. Теперь я мог составить себе хоть какую-то картину об окружающем. Теперь мир состоял не только из одеял на полу и куска неба в окне. Если бы не царивший здесь разгром, то дом можно было бы назвать очень чистеньким и аккуратненьким. Похоже, после катастрофы выжившие хозяева не захотели бросать свое жилье, и остались здесь. Они как следует подготовились к зиме. Кладовая ломилась от припасенной еды, дровяной сарай, видный из окна, был заполнен до отказа, в прихожке выстроилась целая батарея газовых баллонов. Я даже нашел кое-какое оружие
Оглядываясь вокруг, я все больше и больше приходил к мнению, что на дом напали не для грабежа. Может скотов привлекла женщина? Я с нежностью в последний раз взглянул на свою спасительницу и укрыл ее окоченевшее тело одеялом. Ближе к вечеру мне удалось стащить на пол и тело ее мужа.
На следующий день снег все так и не прекращался, ближе к полудню я выглянул в окно и увидел свежую лыжню недалеко от дома. И тут же идея затопить в доме печь показалась мне бредовой. Дым может привлечь гостей.
…Прошла неделя с тех пор, как я обнаружил себя лежащим на полу рядом с перевернутой кроватью. Я уже свободно перемещаюсь по квартире, но все еще быстро устаю. Я все время мерзну и согреваюсь только когда зарываюсь в кучу тряпья на деревянном полу. Я даже добрался до зеркала и увидел, наконец, на кого я похож. Опухший нос (наверное, сломанный), под ним потрескавшиеся, кровоточащие губы, тонущие в черной бороде. Глубоко запавшие глаза, окруженные двумя черными кругами, отросшие, сбившиеся волосы. Та еще картинка…
Я кое-как побрился хозяйским станком.
Вообще, мне за последние несколько месяцев приходилось много раз останавливаться в чужих домах. Никогда бы не подумал, что скажу это, но у каждого дома действительно есть своя душа. Климат, может быть. Есть дома, из которых хочется бежать и не возвращаться, а есть такие как этот. Отчего так, не знаю. Может, правда, дома похожи на людей, которые в них живут? Чтобы хоть как-то размять вялые мышцы, я слонялся по дому и постепенно приводил его в порядок: сметал осколки и мусор в кучи, складывал их в ведра, расставлял по полкам забавные сувенирчики, книги, фотографии с изображениями улыбающихся людей… За неделю я прикипел к дому, и мне стало казаться, что я всю жизнь знал его хозяев. Как жаль, что я даже не смогу похоронить их…
…Потом я выбрался из дома во двор. Все вокруг было желтым. Даже облака на небе и те отдавали в желтизну.
Я добрался до гаража, открыл небольшую калитку и обнаружил в нем… снегоход! Радости моей не было предела. Были б силы, и я сплясал бы польку прямо здесь, не отходя от места. Я смогу добраться до долины. Только бы найти карту и выяснить, где я нахожусь.
Мне вдруг представилось, как несется мой снегоход посреди желтого поля. Ни одного ориентира, ладно бы ориентира, ни одного темного пятна. И где-то в радиусе трех километров должна пролегать трасса. Ну и черт бы с ним! Я все равно доберусь до долины. Нужно только набраться сил.
Я выходил из гаража, когда вдруг почувствовал на себе взгляд и поднял голову. Из-за забора на меня оторопев смотрел человек.
- Твою мать… - произнес он и потянулся к ружью, висевшему через плечо.
Не долго думая, я упал в проем гаражных ворот и, кряхтя от боли в ушибленном плече, отполз к стене. Но продолжения не последовало. Тип из-за забора бесшумно ретировался, лишь на снегу остались две полосы лыжни.
Вернется, мелькнуло в голове, и я помчался, что было сил, в дом. Где-то там, рядом с ворохом одеял, на полу, лежало старенькое ружьишко и сверкающий чернотой новехонький Калашников. Вернется, и не один… Нет сомнений, что он один из тех, кто учинил здесь разгром. Было бы лето, я бы просто бежал. А сейчас, мышь пробежит по свежему снегу, и то не скроется. Я мельком бросил взгляд в сторону двух тел, прикрытых одеялами. Спасибо вам, дорогие мои… Если и сдохну сегодня, то не один, а прихвачу с собой для вас парочку этих говнюков.
Я не думал, что это выйдет так легко.
Они вернулись. Кто на лыжах, кто на снегоступах. Всего шесть человек. Они остановились в десятке метров от порога и принялись звать меня на улицу. Я, стоял рядом с открытой дверью, прижавшись спиной к стене, поглаживал пальцем спусковой крючок «калаша» и думал, когда же они, наконец, догадаются запалить дом.
Через несколько минут отборной ругани и угроз петушки раззадорили себя так, что начали палить по окнам. А со мной вдруг случилась странная вещь. Мне причудилось, будто я нахожусь сейчас в комнате с трупами. Раздается выстрел, и стекло осыпается на пол с праздничным звоном. И от резкого звука обезображенное тело женщины конвульсивно вздрагивает. Я отшатываюсь, стукаюсь головой о стену и прихожу в себя.
- А не выйдешь, мы тебя все равно оттуда достанем, и тогда ты станешь похож на эту беременную суку!
Еще секунду я переваривал его слова, а потом просто вскинул автомат, сделал шаг в дверной проем и выпустил по ним длинную очередь. Странно тихо звучала автоматная очередь в мире, укутанном снегом.
Магазин скоро опустел, но я еще долго не отпускал курок.
А потом просто стоял на крыльце и смотрел на шесть тел, валяющихся в лужах собственной крови. Одно из них издавало жалобные стоны. Я подошел к нему и с пинка перевернул на спину. На меня с мольбой уставились два покрасневших от слез глаза.
«Добей…» - вдруг вспомнилась мне Сашка.
Я улыбнулся.
Ну уж нет… Сдохнешь, как собака…
Я бросил рядом опустошенный «калаш», развернулся и пошел в дом. Пора было собираться в дорогу.
По документам хозяев выходило, что нахожусь я не очень далеко от наших гор. Ну как не далеко? Километров четыреста. Четыреста километров на снегоходе – не слабо, конечно. Особенно, если учесть, что сам я на ногах еле-еле держусь. Но меня так тянуло домой, что я готов был хоть бежать на своих двух.
Зарулить бы в город. Есть там у меня одно дело.
Я быстро освоил снегоход. Даже вошел во вкус.
Я несся пулей по тракту на восток, держась ровно посередине между двумя рядами фонарей. Где-то слева и справа – обочины, может, за ними овраги. Я не мог различить неровности на такой скорости да еще и в снегопад. Мне казалось, что передо мной голое, абсолютно ровное желтое поле. Снежинки с размаху ударялись о стекло шлема и тут же соскальзывали с него, ветер рвался мне под куртку, но я ничего не замечал. Я думал о доме.
О своем доме…
Как же приятно ВОЗВРАЩАТЬСЯ домой.
И как же приятно знать, что тебя кто-то ждет… Лерка…
Все, хватит. Нужно же уже, в конце концов, определиться с тем, что я жду от жизни? А что могу от нее реально получить?
Что жду? Что мир вернется на круги своя, и мир станет как прежде? А вдруг мир и в правду станет как прежде? Тогда куда из этого мира деваться изменившемуся мне?
А что могу получить? Очередь приключений на пятую точку, обрывающуюся весьма неожиданно и естественно неестественно. Или любящую жену, друзей… Да что там, друзей?! Это же теперь семья моя. А там смотришь, может и дети… Я тряхнул головой и приказал себе следить за «дорогой». А то сейчас замечтаюсь, чего доброго, и улечу с «обочины».
Через день, после ночи, проведенной в полярной палатке, я промчался по верхнему притоку нашей речки до порогов и остановился.
Снегопад прекратился, на небе ярко светило солнце, и все вокруг сверкало и искрилось.
Почему я отправился по верхнему притоку? Потому что здесь от порогов до лагеря гораздо ближе. Я, конечно, прихватил на всякий случай лыжи, но все же. И теперь я смотрел вниз и думал, что если попробовать переправить снегоход в долину, то народ сможет очень весело коротать время. А как переправить его в долину? В голову закралась шальная идея. Я на глазок прикинул расстояние от начала порога до его конца. Если наехать вот на этот камень, он сработает как трамплин… А если не наехать? Тогда снегоход развалится, к чертовой матери. Ну и я вместе с ним.
Я еще раз оглядел со всех сторон «трамплин» и даже коротко хохотнул. Должно получиться. Это будет мой свадебный подарок.
Я развернул снегоход и для разгона отъехал на пару сотен метров назад по реке. Постоял, еще раз подумал, стоит ли? Но, похоже, мозг давно уже выветрился, и посему мысленно перекрестившись и пожелав себе долгих лет жизни, я нажал на кнопку стартера.
Снегоход, окруженный снежным вихрем, поднятым с земли, с ревом ворвался в долину, совершил невероятный полет по умопомрачительной траектории, гусеницей мазнул по камням, торчащим из порога, и приземлился на лед, прикрытый тонким слоем снега. Я перестал орать, только когда как следует приложился шлемом об руль. Перестал орать и замер, прислушиваясь к организму. Во рту тут же появился металлический привкус крови. Я любовно погладил языком прикушенную губу и поморщился от боли, но тут же и думать о себе перестал, потому что увидел Дом.
Примерно в трехстах метрах выше по берегу, среди леска, светлела проплешина. А через эту проплешину темными окнами на меня смотрел дом. Через две трубы на крыше к небу поднимался серый дым. Наверное, это тетка Софья жарит оладушки. Рядом с домиком стоят два человека (живых, своих, абсолютно не опасных) и напряженно смотрят в мою сторону. Один из них тянется к ружью. На шум, наделанный мною, из домика вышло еще несколько человек. Мои дорогие… Мои родные… Люди… Я поднялся на ноги, снял шлем и счастливо замахал им в воздухе:
- Не стреляйте, это я!!!
Но они уже и так меня узнали.
После чьего-то истошного вопля «Тимур» (когда я последний раз слышал свое имя?!), толпа кубарем покатилась вниз по берегу, и через некоторое время меня со всех сторон сжало и стиснуло так, что я едва мог дышать. Кто-то плакал, кто-то смеялся, дед счастливо покрывал меня трехэтажным. Мне и самому заволокло глаза мутной пеленой. Не ожидал я такой теплой встречи. Вскоре Софья Архиповна разжала свои железные объятия и побежала в дом, крича по дороге что-то о пельменях из Андрея. Которого застрелил медведь. Я сначала насторожился, но тут же увидел улыбающегося во все тридцать два Андрюху, и на сердце отлегло.
Тут передо мной мелькнули настороженные глаза Ризата:
- Тимур, нужно поговорить.
- Потом, потом…
Немного в стороне стояла Сашка и улыбалась сквозь слезы.
В груди защемило, но я тут же отвернулся и заорал:
- Лера!!! Лера!!! Я вернулся к тебе!
Она нерешительно стояла на полпути от дома ко мне.
Народ нехотя отпустил меня, и я семимильными шагами потопал к ней:
- Лера! Я больше никуда от тебя не денусь!
- Тимур, надо поговорить, - тут же снова в поле зрения возник Ризат, но я его просто обошел и двинулся дальше.
Дотопав до нее, я извлек из кармана коробку с кольцом, открыл ее и бухнулся перед Леркой на колени. В долине воцарилась торжественная, как мне тогда показалось, тишина.
- Андрейченко Валерия Викторовна! – я выдержал эффектную паузу, - Согласна ли ты в болезни и здравии…
- Прекрати паясничать… - оборвала она меня очень сердито.
Я недоуменно уставился на нее. Что за глаза? Я первый раз вижу такое выражение на ее лице.
- Тимур, надо поговорить, - это снова Ризат.
Я решил не обращать на него внимания.
- Ты на меня сердишься? Ну, перестань, давай руку, - я достал из коробки кольцо.
Но она не шелохнулась. Обижается.
Я удивленно поднялся на ноги.
- Ты разве меня не ждала? – я заискивающе улыбнулся.
- Ждала, Тимур. Тебя не было три месяца, - по ее щекам покатились огромные слезы, но ее глаза смотрели очень холодно.
Я бы сказал, через чур холодно и пусто.
- Тимур! – снова окликнул меня Ризат.
Я раздраженно обернулся:
- Приятель, я по тебе тоже соскучился, но отвали на время, хорошо?!
- Послушай…
- Ты не видишь? Я разговариваю со своей девушкой…
- С моей девушкой!!! – выкрикнул он.
Я на минуту остолбенел. Потом решил, что я просто чего-то недопонял и переспросил:
- То есть, как это?..
- Так. Лера теперь со мной.
Я посмотрел на бледную Леру. Все тот же взгляд.
Остальные поселенцы не шевелились.
Внутри похолодело.
Я попробовал еще раз:
- Лер… Да ну ты брось… Я же вернулся…
- Я очень рада, что ты жив-здоров.
- И все?.. Это все, что ты хотела бы сказать мне?
- Вернись ты на пару месяцев раньше… Да что там, хотя бы на месяц, и все могло бы быть по другому.
Я потянулся к ее руке, но Лерка тут же спрятала ее за спину
Мне стало по-настоящему страшно….
- Что изменилось за месяц?.. Месяц – это всего тридцать дней… Даже если ты изменила мне, ничего, переживу. Только будь со мной… Знаешь, я ведь чуть не умер. Я не умер, потому что мне очень нужно было попасть к тебе… Лера! – возопил я, видя, что мои слова не производят на нее никакого впечатления, - Да я приехал как только встал на ноги!!!
- Оставь ее.
Я отшвырнул кольцо и коробку, сдернул с плеча ружье, нацелил дуло Ризату в лоб и прошипел:
- Беги, сука… Что есть мочи беги…
Ризат даже не пошевелился.
Со стороны поселенцев кто-то попробовал воззвать к моему разуму, но все слова оборвались звонким Леркиным криком:
- Тимур, я беременна!
Ее слова повисли в воздухе.
К нам едет ревизор. Немая сцена, блин…
Я медленно повернул голову в ее сторону:
- Что ты сказала?.. Бе… - слово так и не далось.
Неужели… Черт…
«Так и будешь мотаться в своем «козле» по стране, пока не пристрелят?»
Я как во сне, ни на кого не глядя, отвел винтовку в сторону, щелкнул предохранителем, повесил ее на плечо и пошагал к снегоходу.
- Куда ты? – Глебов голос.
Но я вряд ли понял его вопрос. Мой шаг ускорялся.
- Остановите его! – это испуганная Сашка.
- Тимур, стой!
Добраться до снегохода мне не дали. Кто-то догнал меня, поставил подножку, и я рухнул мордой в желтый снег. На зубах тут же заскрипел песок. Потом меня под руки вели по тропе к дому.
Я все пытался найти взглядом Лерку, но она словно провалилась сквозь землю.
Как же так?
Как же так?..
Лерка – самое ценное из всего, что у меня было…
Это что же?... Я теперь один?..
Кто-то мне что-то сказал, я не ответил.
Потом другой голос проговорил:
- Отстаньте от него, он же не соображает.
Больше всего мне сейчас хотелось оказаться где подальше. Но в меня влили стакан водки и отправили спать на бывшую Ризатову кровать.
Я проснулся среди ночи и сел в постели. Горела свеча, освещая маленькую комнатуху, с трех сторон отгороженную тряпичными шторками. На соседней кровати в позе лотоса сидела Сашка и гипнотизировала меня взглядом.
«Один» - отдалось в голове болью, но сейчас я испытал от этого даже мазохистскую радость.
- Привет… - проговорил я, поняв, все-таки, что Сашка мне не мерещится.
В ответ он прижала палец к губам, встала и пересела на мою кровать.
- Здесь стены тряпичные, не шуми, всех разбудишь…
От нее пахло какими-то цветами.
Я устало, потер лоб, пытаясь прогнать боль, и прошептал:
- Какое сегодня число?
- Десятое… Если мы ничего не перепутали.
- Десятое чего? Ноября?
Она немного странно посмотрела на меня:
- Декабря, Тим… Новый год на носу…Что с тобой было?
Я отвел глаза и пожал плечами:
- Долгая история. Потом как-нибудь… Если тебе и правда интересно…
- Интересно… - она вдруг коснулась пальцами моих вен, - это ведь капельницы, да?..
Я на несколько секунд онемел. От ее руки по коже расходилось будоражащее тепло.
Я тряхнул головой.
- Капельницы…
- Кто делал тебе капельницы?
- Они погибли… - я отвел взгляд от ее руки.
- Они спасли тебя, дорогой мой…
Я отпрянул от нее как ошпаренный. Ее «дорогой мой» ножом вонзилось в мозг и отдалось болью во всем теле. Я то ли взвыл, то ли зарычал:
- Если ты…
Но она тут же снова приблизилась ко мне и накрыла мой рот ладонью:
-Тише… Тише…
Я схватил ее руку и крепко сжал:
- Что тебе нужно?.. Зачем ты пришла?
- Меня оставили здесь на тот случай, если тебе что-то понадобится, когда ты проснешься…
- Мне ничего не нужно, - процедил я.
- Ты знаешь, что у тебя седеют волосы?..
Нет, я этого не знал…
- Я хотела тебе сказать, что ты по-прежнему можешь на меня рассчитывать, - она отпустила мою руку, и заговорила совсем тихо, - только скажи, что тебе нужна помощь, и я отправлюсь за тобой хоть на край света… Хоть сейчас…
Произнося последние слова, она почти вплотную приблизилась губами к моему уху. Ромашка… От нее пахнет ромашкой… По уху словно провели полевым цветком. Из моей головы тут же вылетел весь смысл ее последней фразы. По коже побежали мурашки. Я собрал всю волю, чтобы не наброситься на нее. Я напрягся так, что даже руки мои сами собой сжались в кулаки.
- Ты не один…
Ее щека коснулась моей щеки, волосы защекотали мои губы.
Я до боли сжал зубы.
Она осторожно обняла меня за плечи и быстро-быстро зашептала на ухо:
- Когда ты не вернулся через месяц, как обещал, никто даже не подумал беспокоиться, все помнили прошлую историю. Ну мало ли что тебя могло задержать?.. И я очень скучала по тебе… Все думала, что я могла постараться уговорить тебя остаться в долине. И что ты, может быть, даже меня послушал бы. А потом выпал снег, и мне стало очень страшно… А вдруг я тебя больше никогда не увижу? А вдруг ты погиб?
Я сплю… Я сплю…
Сашка продолжала. Каждое ее слово почти с физической болью врезалось мне в душу, чтобы остаться там навсегда.
- И тогда я решила, что если ты вернешься, то сама порву тебя на британский флаг, за то, что ты так поступаешь с теми, кому ты очень дорог.
Я зажмурился.
- А потом прошло еще две недели, и мы разговаривали о тебе с Глебом. Он сказал, что тебя уже наверняка нет в живых. И обмолвился, что кольцо, которое я ношу пальце, выбирал ты. Это все бабьи сантименты, но в тот момент я готова была бежать и искать тебя по всему свету. Живого или мертвого… Я каждый день просыпалась с мечтой, что сегодня ты обязательно вернешься. И ложилась спать, сжимая в руках кольцо, представляла себе, что это ты мне его подарил. Смешно, да?.. Потом лег снег… Это было концом всего…
На мое плечо капнула слеза.
- И вот сегодня… - она улыбнулась, - и вот сегодня ты вернулся… Не важно, на сколько, не важно, каким… Главное, что ты все еще есть…
Она прижалась ко мне и зарылась носом в мои волосы.
- Я тебе не верю, - проговорил я сквозь зубы.
- И ненужно… Просто разреши мне быть рядом с тобой…
Я вдруг почувствовал, что нахожусь на грани.
Я до крови впил ногти в ладони и процедил:
- Уйди, Саша.
Она покачала головой:
- Нет.
- Уйди!.. А то я за себя не отвечаю…
Тише, но тверже:
- Нет.
Я схватил ее за волосы и потянул. Сашкино лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моих глаз:
- Теперь скажу я. Я бредил тобой несколько месяцев, а ты водила меня за нос как мальчишку. Я уехал, чтобы не быть рядом с тобой, я забыл тебя, а ты снова бередишь мне душу! Для чего? Чтобы завтра снова прикидываться, будто ничего не было? Для чего? Я не понимаю! Я тебя последний раз прошу, уходи.
- Нет.
Я вдруг почувствовал, что из последних сил удерживаюсь, чтобы не начать сдирать с нее одежду.
- Ч-черт…
Я рывком отшвырнул ее в угол, пулей выскочил из дома и понесся к реке, где на снегу темнел мой снегоход.
В одной рубахе и в джинсах я уселся на него и рванул к нижнему порогу. Тело тут же обожгло морозом, но я не замечал холода до тех пор, пока не достиг выхода из долины. Здесь я остановился и призадумался. Что ж я за бестолковый человек-то такой?.. Что я не так в этом мире сделал, что мир теперь мне активно мстит? Вот еще теперь и Сашку ударил… Сама виновата… Не вчера родилась… Должна была видеть, что со мной творилось. Это ж была все чистой воды провокация.
Подумал так и заплакал.
Прости меня, Саша…
Я ведь даже и мечтать о таких словах боялся. А теперь, когда они прозвучали, мне привиделась в них насмешка.
Я еще долго торчал посреди светлой ленты замерзшей реки. А вскоре выше по руслу показался человек, шагающий на лыжах по следам снегохода. Человек подъехал поближе, и сердце екнуло.
Глеб.
Он остановился рядом со мной, снял с плеч рюкзак и достал из него мою куртяху.
- Глеб, - начал я и тут же повалился в снег от мощного удара в челюсть.
- Только ничего не говори, скотина. Вы мне показали отличный театр теней на занавесках.
Я поднялся на ноги, молча выплюнул обломок зуба и напялил на себя куртку. Глеб тем временем привязал лыжи к снегоходу и ждал, пока я застегну молнию.
- Садись, поехали.
Поселок уже не спал. Все собрались в «гостиной» и, поеживаясь, тихонько между собой переговаривались. При моем появлении разговоры стихли.
Пока я шел от двери до Глебового помещения, все оглядывали меня настороженными мрачными взглядами. Ну а как же! Тимур теперь, наверняка, опасен для общества.
Саши негде не было.
Зато здесь была Лерка. Проходя мимо, нее я весело проговорил:
- Вот такая я скотина.
Она отвернулась и шагнула за шторку.
Глеб довел меня до кровати и караулил до тех пор, пока я не разделся и не улегся.
Он уже уходил, когда я сказал, что хочу поговорить с Сашей.
- Поговорил уже… - буркнул он.
- Я хочу хотя бы извиниться…
- Я передам.
И ушел.
А ближе к полудню следующего дня я несся на своем снегоходе вверх по ручью, впадающему в нашу речку.
Я просто сбежал. Сбежал от объяснений, сбежал от косых взглядов, сбежал от тревог и проблем в спокойствие зимнего леса. Бежал и раз за разом прогонял перед мысленным взором наш с Сашей вчерашний разговор. Я вспоминал каждое ее слово, каждое прикосновение и преисполнялся таким бурным восторгом, что несколько раз ловил себя на том, что еду и тихонько смеюсь. А потом вспоминал свое поведение и начинал себя тихо ненавидеть.
За пару часов я до такой степени измусолил воспоминания о ночи, что мне стало казаться, будто половину из того, что произошло между нами, я нафантазировал себе сам.
А еще позже я понял, что мой скоропостижный побег – самая большая ошибка в моей жизни. Я мог вернуться прямо сейчас. Повернуть снегоход и рвануть обратно. Но я испугался. Испугался, что мне дадут понять, что я в долине теперь нежелательный гость.
Черт, черт, черт!!! Я несколько раз с силой всадил кулаками по рулю, он вильнул, и я чуть не улетел в сугроб. Кретин… Это ж надо было так… Я сокрушенно помотал головой.
И даже стоя над следами ботинок на снегу, обнаруженных там, где их в принципе не могло быть, я думал не о том, что возможно сейчас получу пулю в спину, а о том, как же мне теперь быть.
Я кое-как собрался и взял себя в руки. Итак, откуда же здесь это? След свежий. Снег прекратился только вчера ночью. Если верить карте, то дорог здесь поблизости нет. Да и место это окружено непроходимыми горами. Значит, здесь недалеко есть жилье?
След мужского ботинка. Примерно сорок первого размера. Я поставил ногу в снег рядом со следом и убрал. Очень напоминает мой собственный. Не иначе тот, кто здесь шагал, тоже побывал на оборонных складах.
И наверняка, этот кто-то уже знает о моем присутствии.
Я вернулся к снегоходу. Интересно, как далеко я забрался. Нет, чтобы обнулить счетчик.
Нужно проехать вдоль следов и узнать, кому они принадлежат. На всякий случай я снял ружье с предохранителя и повесил его через плечо. Мало ли что ждет меня на том конце этой цепочки на снегу.
Через пару сотен метров, к следам этого человека присоединились следы еще одного. Оба ждали меня у порога небольшого домика.
Оказывается, все это время мы жили по соседству с еще одной выжившей компанией, и даже не подозревали об ее существовании. Собственно говоря, как и наши соседи - о нашем. Я проторчал у них 2 дня, слушал историю об их чудесном спасении, воссоединении и оседании на этом месте. Они отстроили себе небольшую халупку и парочку хозяйственных пристроек и жили себе здесь, никого не трогали.
Их было всего восемь человек, в их числе двое детей. А еще мне показали маленькое кладбище на двенадцать могил. Они потеряли людей во время пришествия какой-то непонятной болезни. Она очень напоминала грипп, но лекарств не было, и больные в итоге начинали харкать кровью.
Поселенцы сначала намеревались «конфисковать» мой снегоход.
- Сам пойми, мы пол лета и осени занимались постройкой и уходом за больными, - говорил под прицелом моего винтаря Василий, - и, конечно, не успели приготовить провизию на зиму. Мы бы с голоду подохли, а тут ты на снегоходе.
Я сплюнул и убрал винтарь. Васька опустил руки.
- Вот что, Василий. Через недельку мои друзья бросятся меня искать. Так что, если они найдут у вас мой снегоход и не найдут меня, ваша хибара сравняется с землей. А что касается провизии… Не будете делать резких движений, попробую вам помочь.
Они подробно рассказали и показали на карте, как я могу выбраться отсюда прямо на проселок. А оттуда – на трассу. Я поблагодарил, оставил детям плитку шоколада, которую Софья Архиповна тайком засунула в мой рюкзак и отчалил в указанном направлении.
Собственно говоря, проселка я так и не нашел. Я ехал по бежевому снежному полю, а где-то далеко-далеко, почти у самого горизонта в ряд торчали покосившиеся столбы ЛЭП. Через некоторое время, я выехал на трассу и остановился.
Трасса выделялась из общей картины небольшим бугром насыпи и двумя рядами фонарных столбов вдоль нее.
Куда теперь?
Вот уж, перепутье…
Я потер перчаткой визор шлема и очень удивился, когда картинка перед глазами не стала яснее. Плачу я, что ли?
Ну и зря… Нет повода.
И вообще, если захочу, я могу поехать в кирпичную крепость. Там есть Настюха с папой, они мне обрадуются. Если сначала сгоряча не пристрелят.
К вечеру сильно похолодало. Я замерз так, как не замерзал никогда в жизни. Борясь с онемением в конечностях, я установил оранжевую полярную палатку прямо посреди площади изуродованного Зарецка. Наверное, это рыжее пятно на фоне светлого снега было видно даже из космоса. Но мне уже было все равно.
Я кое-как дождался утра, а когда немного рассвело, выбрался из своего временного укрытия и минут десять скакал вокруг, пытаясь хоть как-то согреться. Я вдруг подумал, что для того, чтобы уехать отсюда, мне придется снова садиться на снегоход, представил ледяные иглы встречного ветра, пронзающие до костей, и нервно сглотнул.
Но делать было нечего. Я прогрел свечи зажигания на костре из мебели, вытащенной из ближайшей девятиэтажки, обмотался всем тряпьем, которое у меня было, чтобы хоть немного спастись от ветра, и отправился в пригород. Поселок был довольно цивилизованным, поэтому для того, чтобы отыскать дом с дровяной печью мне пришлось прилично постараться. Тесная хибарка стояла на самой окраине и летом ее худая крыша вряд ли спасала от дождя. Но сейчас была зима, и лучшего укрытия от мороза я не мог бы даже и пожелать.
На окошке висел термометр. Красный столбик упал до –30. Я улыбнулся. Да уж… В -30 на снегоходе – сомнительное удовольствие. Температура снаружи и внутри дома была совершенно одинаковой, поэтому я поспешил растопить печь. По мере того, как из комнаты пропадала деревянная мебель, в доме становилось все теплее. И через некоторое время я отогрелся так, что нашел в себе силы выйти во двор и натаскать дров из поленницы.
Я провел здесь несколько дней. На второй день нашел в подполе почти полный ящик древней водки. Той, что когда-то выпускалась еще с язычками на крышках. Выдержка - аж тридцать лет. Я так приналег на находку, что чуть не помер с перепою. Оклемался только когда выпивка закончилась. Да и то через силу. А сколько дум я передумал за эти дни. Ни одну не помню. Только очнулся я совершенно другим человеком. И стало как-то легче на душе, и вроде бы снова интерес к жизни проснулся.
А ведь новый год скоро…
Семейный праздник…
И никакой я не спаситель, и от страшной смерти не избавитель. И не начальник никакой вовсе. И кто мне дал право думать, что все они мне по гроб жизни обязаны? Да, я много для них сделал, но и они, все вместе и каждый в отдельности, оказали мне не меньшее одолжение. Хотя бы тем, что все еще существуют.
…Я забился в самый темный угол избы. Сидел, старясь не отсвечивать, и наблюдал, как дети под Светкиным предводительством наряжают елку. Не отсвечивать слабо получалось. Как только дети поняли, что я нахожусь рядом с ними, они поутихли и насторожились. И все Светкины попытки растормошить их сводились на нет. Мной уже и детей пугают. Я осклабился… Настенька тут же нервно заикала.
Все шторки, разделяющие помещение на комнаты были убраны, и дом теперь казался очень просторным. Из «кухни» обалденно пахло домашней «селедкой» и яйцами, в смысле, яичным порошком. Там над своими кастрюльками и сковородками колдовала Софья Архиповна. Там же находилась и Лерка, помогала готовить праздничный ужин.
Мы уже успели с ней поговорить. Беседа получилась короткой. Нет, не обижаюсь, да, понимаю, нет, ничего не нужно, да, все хорошо, совет вам, да любовь. Я отошел от нее немного удивленный. А ведь все, что я сказал – святая правда. Отпустило.
Ризат предусмотрительно не попадался мне на глаза.
Сашку с Глебом я тоже еще не видел. Я не спрашивал о них, но крем уха слышал, что они ушли вверх по ручью. Света рассказала, что два дня назад кто-то из наших соседей дошел до нас, сказал, что видел меня и попросил гуманитарной помощи. Им, мало того, что нечего стало есть, так еще самый главный их охотник обморозил ногу, и «теперь от нее воняет так, что в доме дышать невозможно».
В другом крыле дома в одной из зашторенных каморок сделали склад подарков. Их привез я. Для каждого. И костюм. Вечером дед оформит дедушку Мороза.
Елка получалась знатная. Стройненькая, пушистая… Не чета тем, которые продавались перед Новым Годом на наших рынках. Ну еще бы. Эту елку Андрей сам выбирал в лесу. И украшения на елке были славные. Вырезанные из картона, фольги и цветной бумаги детскими ручонками.
Чуть позже ко мне подсела тетка Софья с двумя стаканами чая. Для меня и для себя.
- Ну что, сынок, как ты? – спросила она.
Я переместил взгляд на стакан. Ни с того, ни с сего захотелось плакать.
- Нормально… - буркнул я в ответ.
- Лере нужно отдохнуть, а сама я с праздничным ужином не управлюсь, ты не мог бы мне помочь?
Я хмуро кивнул.
- Ну что ж, пей чай, и я жду тебя на кухне.
Я ворочал котлы и ведра с талой водой, обливаясь слезами, резал лук, месил тесто, а тетка Софья не прекращая что-то жизнерадостно рассказывала. Я слушал ее приветливую болтовню и постепенно избавлялся от ощущения, что я здесь гость. А потом мне даже дали вылизать банку из-под ежевичного варенья. Вкуснее я ничего в жизни не ел.
Мне вдруг страстно захотелось поведать тетке о своих приключениях, а потом подумалось, ну о чем я могу рассказать? О том, как меня чуть не разодрали на куски собаки, или о том, как подыхал на загаженном полу рядом с обезображенным трупом? А может о том, как собственноручно нашпиговал пулями шестерых здоровых мужиков? Или о радиоактивном шаре, который, наверное, мне просто примерещился? Да уж, это не темы для досужей болтовни.
Вскоре стукнула входная дверь, и я услышал Глебов голос. Какая-то из женщин сказала ему, что я вернулся и сейчас помогаю на кухне. Но я и сам уже выходил ему навстречу. Мы сколько-то молча смотрели друг на друга. В один момент я даже подумал, что он сейчас пропишет мне по первое число. Но он протянул руку для пожатия, а через секунду я уже задыхался в его крепких дружеских объятиях.
- Сашка на улице болтает с Витьком, - сказал он, отпуская меня, - Кстати, мы уже не вместе.
На меня как будто вылили ведро кипятка.
- А тебе разве еще не сказали? – спросил он в ответ на мое обескураженное выражение лица.
Я растерянно помотал головой.
Глеб хохотнул:
- Значит, эта новость - мой новогодний презент. Ну, в общем, мы поговорили и поняли друг друга.
Тут в дом вошла и сама Саша.
Увидела меня и как-то очень устало улыбнулась:
- Здравствуй Тимур.
Я заворожено смотрел на нее и не мог произнести ни слова. Она подошла, крепко сжала мою руку и проговорила:
- С наступающим.
И отошла.
После праздничного ужина перед десертом пришла пора дарить подарки. Дед Семен в костюме деда Мороза под дружный ликующий вой обошел всех аж с двумя огромными красными мешками, из которых для каждого достал коробку или сверток с подарком. Я тихо сидел в темном углу и улыбался, глядя на довольные лица своей компании. Для многих из них дарение подарков сегодня стало настоящим сюрпризом.
А каково же было мое удивление, когда дед вдруг остановился передо мной и прогундосил:
- Ну и последний мой подарочек – для Тимура.
И тут же из мешка появилась огромная тяжелая коробка.
А я еще думал, что это дед волочится еле-еле, как-будто камни тащит. Оказывается, вот в чем дело.
Картонная коробка (похоже, из-под тушенки) была сплошь вся разрисована акварельными красками. «С новам годам дядя Темур», гласила надпись на ее цветастом боку. Я сглотнул ком в горле и только сейчас понял, что вокруг наступила подозрительная тишина. Все жадно ждали, когда я загляну внутрь.
Я открыл коробку и от неожиданности вздрогнул. Из ее недр на меня тяжело смотрела пара мутных глаз. Народ ждал. Прошло некоторое время, прежде чем я смог понять, что на самом деле мне подарили. На бурой шкуре, сложенной в несколько раз лежала огромная медвежья голова, со вставленными в глазницы черными гематитовыми камнями. Я шумно сглотнул и снова взглянул на деда.
- Так ты ее достань! – выкрикнул Витек.
Я вынул подарок из коробки, разложил на столе, зарылся пальцами в жесткую медвежью шерсть и тихо проговорил:
- Вот это подарок… Ну спасибо…
Я даже, кажется, прослезился.
Оказалось, что кроме шкуры в коробке есть еще и крохотная баночка с темным диким медом. Я тут же открыл ее и замер. По комнате разлился густой аромат горячего лета. Как только перед глазами перестали кружить букеты из полевых цветов, я отломал ложкой кусочек соты и засунул в рот. Терпкий горьковатый вукс. Да я же никогда раньше, оказывается, не пробовал мед. А то, что я ел не идет с этим ни в какое сравнение.
Я с сожалением закрыл банку и отдал ее тетке Софье с просьбой испечь для всех медовый торт.
А после десерта дед громогласно возвестил:
- До наступления Нового Года осталось пятнадцать минут.
Кто-то предложил выйти на улицу и запустить фейерверк. Тут же все засуетились, забегали, загремели бутылками с шампанским, застучали пластмассовыми кружки… Я, наконец-то, нашел в себе силы на время расстаться со своим подарком, отыскал свою куртейку и вышел вслед за всеми на улицу. Там как раз только что зажгли фонарь и из-за дома приволокли строительные леса. На них под вопли и хохот взгромоздили деда.
- Обращение давай! Обращение!
Пока дед промывал горло сорокоградусной, рядом наизготовку с сигнальными ракетницами встали «пиротехники». Хохотнув, я потянулся за бутылкой шампанского, торчащей из сугроба, и снял с горлышка фольгу.
- Друзья! – начал дед, - В уходящем году мы с вами оказались в непростой ситуации…
И дальше понеслась ахинея о том, как было трудно и какие мы молодцы, а вот в следующем году непременно…
А я вдруг увидел все наше сборище словно с высоты птичьего полета. Мертвая грязная планета… Черная ночь… Мутные звезды… И где-то там, внизу, слегка помаргивая, горит желтый фонарь… А в свете этого фонаря на грязном радиоактивном снегу - остатки человечества, неизвестно как умудрившиеся уцелеть в этом сумасшествии. Встречают новую эру. Кричат, смеются… Но не могут и никогда больше не смогут разбавить звуками густую звенящую тишину царящую там… Над облаками… Под ледяными звездами… Я поежился от холода и поглубже втянул голову в воротник. Как же одиноко… И как же грустно присутствовать при свершении конца времен…
- Так шагнем же с высоко поднятыми головами…
- Дед, ты на часы не забывай поглядывать!
- О! Твою мать! С Новым Годом, товарищи, с новым счастьем!
Толпа расхохоталась.
В небо, ненадолго разрывая черноту ночи, взлетели разноцветные сигнальные ракеты. Задрав голову вверх, я смотрел, как их огни гаснут один за другим, оставляя в воздухе полосу порохового дыма.
Кто-то легонько тронул меня за локоть, я повернулся и увидел Сашку.
- С Новым годом… - проговорила она.
Ее глаза, счастливо смеясь, смотрели на меня снизу вверх, и в них отражались сигнальные огоньки. Печальные морщинки на лбу и у глаз разгладились, а губы озорно улыбались. Совсем по-девчоночьи… Я бросил в сугроб так и не открытую бутылку с шампанским, взял Сашину руку и сжал в ладонях:
- С Новым годом…
Вот мое человечество, вот моя вселенная, вот моя жизнь…
А впереди - целая вечность…
ЭПИЛОГ
Я захлопнул дверь, прошел к горячей печи и бросил на пол скулящий и тявкающий мешок. Холодно… Замерз я…
- Ну как охота? – любимый голос из-за спины.
Улыбаясь, я стянул с рук задубевшие варежки и обернулся:
- У меня для тебя подарок, - и кивнул на брыкающийся мешок.
Сашка с интересом развязала его, заглянула внутрь, и тут же изнутри раздался злобный рык.
Она звонко рассмеялась:
- Волчонок! Где ты взял его?!!
- Ему на травле здорово досталось от лося. У него лапа повреждена, сможешь вылечить?
- Ну конечно, только как его достать оттуда? – она с минуту размышляла, разглядывая серый клубок шерсти, ощерившийся белыми зубами, - нужно попробовать его усыпить.
Она ушла в нашу «комнатуху», по совместительству, склад лекарств, а я остался греться у печки. Вдруг мое внимание привлекла книжка, торчащая из небольшой стопки дров, приготовленной на вечер. Книжки, что ли жгут? Ну и скоты. Я вытащил ее и прочитал: «Г.А.Тиняков. Пилотирование вертолетов».
Обалдеть… Это здесь откуда?..
- Софья Архиповна!
Маленький добродушный колобок тот час выкатился из левого крыла.
- О, Тимур, здравствуй, что случилось?
Я молча протянул ей книжку.
- А, это попалось мне, когда я перебирала книги. Наверное, ты случайно прихватил ее из магазина. Я подумала, что вертолетов нам все равно теперь больше не увидеть, а бумагой растапливать печь гораздо удобнее.
Она говорила что-то еще, но я уже не слушал.
А ведь верно…
Вертолет…
Я вдруг почувствовал себя очень легко. Казалось, еще чуть-чуть, мои ноги оторвутся от земли, и я взлечу.
И что творится там... на другой стороне планеты?..
После н. э
© Copyright: Елизавета Рахманова, 2011
Свидетельство о публикации №211012400750
Свидетельство о публикации №211012400750
Рецензии
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.