Jacqueline

небольшой романчик в духе Шадерло де Лакло с легким десадовским "налетом"




Снова в замочной скважине послышался привычный уже звук защелкивания замка, ясно возвещавший обитателю комнаты о том, что выйти удастся теперь только на следующий день и никак не раньше.  Кроткий выдох всколыхнул пугливое пламя одной единственной свечи, грозя потушить его и погрузить комнату во тьму, из-за чего нежная хрупкая ручка инстинктивно потянулась к огоньку дабы защитить его. Рядом с горевшей свечей лежал еще запас свеч, но какой от них толк, если зажечь их все-равно нечем.
Комнатка достаточно тесная и донельзя скромная для того обитателя, которого в себе заключала, казалось не смущала его этими неуместными обстоятельствами. Напротив, они складывались так, что вызывали только кроткую благодарность и порождали некое чувство защищенности и уюта, когда в душе уже давно живет понимание того, что кроме этой комнаты в жизни более ничего не имеешь. Девочка, совсем юное еще создание, чуть было не испустив еще один непроизвольный вздох, встрепянулась и решила вообще отойти от свечи, дабы избежать риска остаться без света. С легкостью мотылька, незамечаемой ею самой изяществом и грацией, только начинавшими зарождаться в ней, она перепархнула от кресла в котором сидела, на постель. И сложив бархатные ручки на коленях, как мотылек складывает свои хрупкие крылышки, она таки позволила себе вздохнуть так, как того требовала душа.
 Она  сидела в своей комнате запертая на ключ, как и всегда до следующего утра, а может и дольше. Привыкшая к такому обращению и не смевшая и пикнуть, дабы выразить свое негодование, она привыкла жить одна и мириться со своей судьбой. Или даже не мириться, но покорно следовать ей, воспринимая ее как должное. Юный ум ее не содержал в своих недрах ни капли возмущения или злости или других негативных чувств, которые могли бы возникнуть при таком образе жизни, но лишь только немое, самоотверженное послушание и легкую грусть, настолько постоянную и неизменную, что юное создание уже и не знало откуда она взялась и какова ее природа. Проводя большую часть своей жизни таким образом, то есть под замком, она выходила лишь только для того, чтобы освежиться или выполнить иные необходимые надобности. А единственной отрадой ее стал небольшой садик во внутреннем дворе особняка, куда она время от времени спускалась. Густо заросший кустами шиповника, гортензии, огороженный со всех сторон живой изгородью и садовыми деревьями  сад не пропускал не то что любопытных взглядом, но и за толщей зелени скрывал любую речь. Гуляла она одна, не имея в своем сопровождении даже служанки. Весь круг  общения юной аристократки, в общем-то и ограничивался одною служанкой, приставленной к услугам девочки с ее детства.   Мать свою она видела очень редко, а звук ее голоса и вовсе успевала забывать. Родительница не баловала чадо вниманием, в общем-то, просто избегала каких бы то ни было контактов.  Девушку приучили с раннего детства жить в строгости, послушании и кротости и словно кроткий агнец взирать на своего пастыря с робким благоговением. Она жила предоставленная сама  себе, своим моралям и ценностям, однако ее действиями неизменно управляла чья-то железная воля, обрекшая ее на одиночество. Иногда, правда, к ней допускался аббат из соседнего монастыря, очень хороший и просвещенный человек, который взялся обучать ее всему, что знал сам. А так как никаких интересов более в жизни его воспитанницы не имелось, и занять себя, кроме уроков даваемых аббатом было  нечем,  ученица проявляла завидное усердие и смышленость.
 Вечерами, когда уже не возможно было ни читать, ни вышивать, так как не хватало света, девочка предавалась либо зыбким полупрозрачным мечтам, таким невинным и легким, что их нет смысла описывать, так как они едва ли  заинтересуют искушенные умы (вобравших в себя все плоды воображения и взрастивших новые гибриды оных), либо грустила, сама не ведая о чем.  Она не догадывалась, почему ее всегда так строго закрывают на ночь и никуда не выпускают до утра, но раз так делали, значит этому следовало покориться.
Фамильный особняк, где жила наша затворница,  носивший имя Ла-Кост, находился в окрестностях Парижа, располагаясь достаточно изолированно и уютно: окруженный богатыми садами, небольшим лесом под названием  Сэн-Симон де буа и отделенный от города небольшой долинной Волэтт. Особняков знати в окрестностях  не наблюдалось, да и леса не пестрели дичью и дикими животными, поэтому охотничьи забавы происходили в других, более удачных, местностях.  Таким образом жизнь затворницы протекала уединенно не только в замке, но и за его приделами.  Яркие краски светской жизни рисовались ей лишь в отдаленных представлениях из тех крупиц, которые она получала от редких выездов (за всю ее жизнь это случалось лишь дважды или трижды) или из обрывочных сплетен слуг.
Свеча горела тусклым светом, лениво освещая комнатку, готовую вот-вот погрузиться во мрак. Все вокруг выглядело сонным и тяжелым. Жаклина подумывала о том, чтобы лечь спать, но чем дольше она об этом думала, тем долее оттягивала этот момент. Она бесцельно осмотрела комнату и надула губки, в знак того, что ей как всегда нечем заняться. Было уже около полуночи, вокруг стелилась непроницаемая тишина. За окном мерцали звезды, а одинокий месяц серебрил верхушки старых вязов и горбы холмов долины Волэтт, разливая зыбкий магический свет, который рождал множество подобных эфиру теней. вот поистине картина заслуживающая называться идиллией природы, где все соразмерно, гармонично, искренне-наивно, и девственно-прекрасно! Жаклина засмотрелась  на эту спокойную картину природы и не заметила, как задремала.
Вдруг ей послышалось, что в замочной скважине что-то шелестит. Звук прорезался сквозь ее сознание как нечно инородное, чуждое уснувшему пейзажу за окном и одиночеству комнаты.  Она встрепенулась и настороженно взглянула в сторону двери. Шорох повторился и вдруг….щелчок. Девочка испуганно уставилась на дверь, не веря своим ушам. Кто мог в такое время навестить ее? Учитывая, что про нее забывали днем, а ночью и подавно запирали на замок, не выпуская ни под каким предлогом до утра. Ключ, создавая неприятный шум, провернулся в замке и остановился. Вновь все стихло. Жаклина все смотрела на дверь, боясь пошевельнуться и задержав воздух, прислушивалась к тому, что могло бы сейчас делаться за ней. Но, увы, более ничего не произошло. Она рискнула подойти к двери и осторожно толкнула ее. Дверь, к ее большому удивлению и страху, оказалась открытой, а с обратной стороны торчал ключ. Она поспешно осмотрелась по сторонам темного коридора. Никого. Ни души.
Ее комната располагалась в самом отдаленном уголке замка, так чтобы через нее не пролегали ничьи маршруты, и никто не смел наведываться сюда. Коридор не освещался, да в этом и не было необходимости. Утопая во тьме он, двумя своими рукавами, уходившими во мрак ночи, тянулся нескончаемо долго. Темные скелеты старых канделябров на стенах выныривали из темноты словно призраки. Сердце юной девушки, не привыкшей к такому повороту событий, учащенно забилось. Из головы вдруг убежали все мысли. Взволнованность и интерес, возникший вдруг непонятно откуда стали целым ее воображения. Жаклине  показалось, что она слышит странные звуки, но из-за того что они происходили очень далекие и были размыты, она не могла сказать послышалось ли ей или они действительно имели место. Ну что же, раз дверь открылась так неожиданно, о чем она, кстати, тут же забыла, значит, можно выйти. Жаклина побрела по коридору, борясь с росшим в ней чувством детской боязни темноты и замирая на каждом шагу, прислушивалась, нет ли кого-нибудь поблизости. Часы на башне начали бить двенадцать и она, вздрогнув всем телом, понеслась было от страха назад в комнату, но опомнившись, сдержалась и, дождавшись когда эти возмутители людского спокойствия угомоняться, вновь рискнула пойти. Пройдя пару коридоров, не представлявших никакого интереса девочка  решила отправиться ближе к главной зале или даже кухне, где можно стянуть что-нибудь вкусное, учитывая, что ее не особо баловали не то что сладостями, но даже обилием пищи как таковой. Вся в напряжении от страха и ожидания опасности она то и дело замирала, все чаще ловя себя на мысли, что действительно слышит шум. Решив узнать, откуда он исходит, да еще и в такое время Жаклина, прислушиваясь постепенно добрела до балкона, выходившего на гостиную. Балкон, небольшой по размерам, сверху  закрывал тяжелый портик, а по бокам и в середине в портик упирались колонны в ансамбле образуя нечто вроде арки и тем самым создавали прекрасный аванпост для наблюдения, что собственно и требовалось в данный момент. Жаклина с удивлением обнаружила, что в гостиной происходит какое-то веселье и к тому же в большой компании. Она слышала постоянный, непрекращающийся смех, вскрики и визги. Как будто кто-то играл в веселую задорную игру. Но настороженность еще более возросла в ней, когда она уловила, но очень смутно, природу этого веселья, как будто одурманенного чем-то, как будто бесы устроили пир и осмелились производить этот дикий шум, зная, что хозяева замка спят. Девочка раскрыла глаза шире, боясь подойти к краю балкона и выглянуть из-за колонны, стоя в нерешительности, которая росла все более и более. В зале приглушенно горели лампады, бросая на балкон тусклый столп света, на который заворожено и уставилось пугливое дите по началу. Она знала, что вмешивается в то, что ей совсем не надо знать и если ее закрывают по ночам, то может быть, это делается с целью ее собственной безопасности. Стыд загорелся в ней, но уйти так просто она уже не могла, любопытство влекло ее подойти  ближе к колоне. Итак, Жаклина решилась сделать шаг и, задержав дыхание, миллиметр за миллиметром потянулась к свету. Наконец можно было выглянуть так, чтобы взор смог охватить всю картину, и к  счастью Жаклины , остаться скрытой для тех, кто находился внизу. Но, как только она узрела истинную картину происходящего сердце ее пронзил жуткий ужас, ей хотелось закричать, но она встала как вкопанная. Не хотелось бы вдаваться в подробности происходящего и размалевывать детали, стоит лишь сказать, что внизу, в гостиной, окутанной запахом крепкого вина и других запахов более резких и неприятных, происходила самая настоящая оргия, где воплощались в жизнь все грехи двух погибших городов. Тела, мужские и женские производили всякие ужасающие юное воображение движения, они кривлялись извивались, смеялись, хрюкали и визжали, произносили всякие страшные слова, которые, как знала Жаклина, осуждались церковью.  Но юной девочке никто не объяснял что может происходить между мужчиной и женщиной, какие могут быть еще отношения помимо дружбы. Ни намека и ни повода не было ей дано никогда и никем, хотя она уже и достигла того возраста, когда девочки, выходя из монастырей, почти сразу же выдаются замуж. Она уже достигла того возраста когда тело, совсем юное и молочно- нежное тем не менее имеет пленительные, почти сформировавшиеся формы и будоражит умы искушенных повес своею чистотой. Однако, так как никто, как уже упоминалось, и не думал посвящать Жаклину в тонкости отношений мужчины и женщины, естественно, картина происходящего вызвала в ней жуткий ужас. Ей казалось, что происходит массовое убийство, что все жертвы помешанные и всеми овладел дьявол. Она видела ужасные, ни на что не похожие улыбки этих людей их страшные взгляды, полные какого-то адского бредового восторга , слышала звуки, вырывающиеся из их гортаней, которые не были похожи на человеческие голоса. Она чувствовала что и в нее вселился дьявол и не дает ей ни вздохнуть, ни позвать на помощь, ни сдвинуться с места. Запах терпкого вина, смешанный с ароматом парфюма стоял в воздухе тяжелой пеленой, раздражая нежные ноздри. Чад от многих свечей и ламп делал воздух почти зримым, искажая и без того дрожащие тени. Ехидный, противный сальный смех раздавался то тут то там, от него Жаклине делалось тошно. Она видела как глаза многих дам и кавалеров горели почти адским пламенем, воспламененные неизвестно какими эмоциями или чувствами.
Вдруг, неожиданно, словно удар грома, она почувствовала резкое движение за спиной и не прошло и полсекунды как она оказалась в тисках сплетенных рук, рот ей зажала крепкая мужская ладонь, слегка влажная и очень горячая. Она не успела вскрикнуть,  в итоге получился всхлип, который не мог нарушить  самозабвенного жара веселья внизу.
-«Тшшш,- просипел чей-то голос почти на самое ухо,- тшшшш, ну тихо…тихо. Успокойся, я не трону тебя и не обижу. Только ты не кричи.»
Голос звучал так, как обычно разговаривают с маленьким ребенком, которого взамен на конфету уговаривают не шалить больше.
-«хорошо? Я сейчас уберу руку с твоих чудесных губок и ты не будешь кричать. Ладно? Договорились?»
Незнакомец немного ослабил хватку, но все еще держал свою жертву, которая настолько перепугалась, что была ни жива ни мертва и податливо обмякла в стальных объятиях страшного человека.
-«Вооот, -певуче протянул он,- я не враг тебе, клянусь. Я твой друг и не причиню тебе вреда, не трону тебя пока ты сама этого не захочешь. Ну же, давай будем послушным ребенком.»
Он, проверяя эффект своих слов тихо отстранил руку, но не убрал ее совсем. Бедняжка чувствовала, что и он тоже напряжен, горячее его дыхание неприятно обжигало ей ухо и часть шеи. Она, почувствовав некоторую свободу, как могла, отстранилась от него и спешно повернулась к нему лицом, прижавшись к колоне, словно то было ее единственное спасение. Она смотрела на него во все глаза, пот выступил на ее висках и на лбу, холодом заструился в ложбинках груди, поднимавшейся прерывистым дыханием, а ладони похолодели и сделались неприятными и липкими. 
Однако внимательное созерцание незнакомца не помогло ей. Девочка была настолько напугана, что как ни старалась кроме пустых черных глазниц и красиво очерченного подбородка увидеть ничего не могла. Человек носил  маску, скрывающую часть его лица до носа, плюс ко всему тень полностью окутывала его, придавая  и без того жуткому образу  еще более зловещий вид. Маска слегка поблескивала от мягкого света, лившегося снизу из зала, украшенная, видимо, блестками и драгоценными камнями. Жаклина же стояла вся трепеща, приоткрыв небольшой ротик и походила таким образом на рыбу, выброшенную из воды и ожидавшую свою смерть.
-«ну вот и прекрасно,- вкрадчиво заговорил он,- какие мы оказывается послушные. Я не трону тебя, как и обещал…пока ты сама этого не захочешь. Последние пару слов он нарочно смакующее выделил, при этом искривив рот в коварной усмешке.
-«Кто вы? Что вам надо от меня? Как вас зовут?»- наконец нашлась бедняжка.
Он удивленно ухнул и произнес:
«Позволь мне, я не буду отвечать. Тебе должно быть достаточно того, что я твой друг. А друзьям не задают такие наглые вопросы, им обычно доверяют так, как есть. Но мы отвлеклись…Зачем же ты пришла сюда?Не любопытство ли явилось твоим провожающим?»
С этими словами он схватил ее за плечи и с силой развернул в сторону гостиной, где происходило разнузданное торжество.
-«Вот смотри,- торжествующе выпалил он,- Смотри! Смотри внимательно и впитывай каждую мелочь, происходящего здесь и пусть наконец снизойдет прозрение, пусть спадет пелена с твоих глаз! Вот как бывает в жизни, нашей жизни….это ее закон, ее правила, ее игры. Всеми порицаемые, но и всеми практикуемые, всеми замалчиваемые, но всеми обсуждаемые….Вот они, празднества Диониса во всей их плотской красе и его жрицы- Вакханки, и его слуги Вакхи. Тебе выпала большая честь, хочу заметить, здесь, - последнее слова он произнес так громко, что девочка вздрогнула….Здесь, ты видишь  самые разнузданные страсти, самую низкую природу человека, самый апофеоз его невежества и грязи! И это место, этот замок является сосредоточением всего названного мною. Это клоака всей мирской грязи, это киста вобравшая в себя весь гной похоти. Чувствуешь ли ты этот смрад?» -он демонстративно упиваясь потянул носом воздух, - эту вонь их грязных тел?  чувствуешь ли ты этот терпкий запах сладострастия, животной похоти, которая сочится из всех их пор? Им наполнено все вокруг тебя! он оседает на твоей коже, проходит в нежные ноздри, вдыхающие лишь аромат свежего воздуха и роз, добирается вглубь твоей милой головки...... Как ни странно подобные запахи незнакомы тебе, ты впервые чувствуешь их.  Ну да, конечно, куда тебе до них! Ты никогда не будешь такая как они. Если человеку не показать, как выглядит преступление, он никогда не узнает его и не признает его. Но что тебе за дело до тех, кто уже труп. Ты же не станешь возиться с трупами, так?»
Он шептал Жаклине на ухо горячо и неистово, словно пытался достучаться до самого ее мозга. Запах терпкого вина, видимо выпитого им, бил ей в ноздри, а напор его речи, лившейся девочке в ухо, увлажнил кожу и неприятно ее щекотал. При последних его словах она содрогнулась всем телом и высвободившись из его хватки повернулась к нему. -«Боже праведный, что вам нужно от меня? Кто вы такой, скажите ради бога? Не дьявол ли вы?»
Она с трудом понимала о предмете его речи, но точно знала, что все, что происходило было ужасно. Он смотрел на нее пустыми глазницами маски и молчал. Она же, вглядываясь в его лицо, готова была закричать. Эта минутная тишина действовала на нее, словно испанский сапожок на ногу жертвы, медленно дробя ее, тишина медленно дробила  душу бедняжки, подкашивала тело. Она уже было собралась умолять его не молчать как он сам заговорил:
-«Невинности нечего бояться, ведь так? На то она и невинность…..Ни преступлений тела, ни преступлений мысли. Это им, тем кто внизу надо бояться, им надо опасаться того, что они уже горят в аду при жизни, а ты посмотри как они беспечно развлекаются, как они упиваются друг другом. Так чего бояться тебе? За что тебя наказывать? Ты сотканная из чистейших нитей, из небесно материи.  Твоя скромность, настолько чарующая и притягательная, как аромат прозрачного нектара для пчел….в ней тебе нет равных. У тебя другой запах, аромат твоей души и твоего тела прекрасен.
С этими словами он протянул к ней руку и двумя пальцами собрал пару капель прозрачного пота,  дрожавшего в ложбинках груди и поднеся их к губам неспешна, словно смакуя, слизал их.  Девушка, все это время смотревшая на него широко раскрытыми глазами, боясь вздохнуть вдруг ахнула и пролепетала скорее машинально, нежели чем отдавая отчет сказанному:
-«Это вы открыли мою дверь? Так это были вы? Отвечайте!»
 Вместо ответа губы его искривились в злорадной усмешке, настолько страшной, что бедняжка не выдержав, отпихнула его и со всех ног бросилась наутек. Она не знала гонится ли он за ней или нет, но ужас, охвативший ее наконец прорвался наружу и теперь она совсем не соображала что происходит. Лишь только оказавшись у своей комнаты, она выдернула ключ из замка и закрывшись у себя, обессилив потеряла сознание.
_____________________________
Экипаж графини деАрже подъехал к богатому особняку  семьи графов Блуа, где жила ее неизменная подруга – мадам Жюстина  д’Баварди, графиня де Блуа. Графиня не уведомила о своем приезде подругу, решив в очередной раз устроить ей подлянку, если получиться и теперь с легкой улыбкой и горящими глазами направилась к парадному входу.
«Вас ожидают?»- осведомился дворецкий, поприветствовав графиню.
«Ну как вам сказать, -легко ответила графиня,- меня всегда ожидают, но никогда не ждут.» Она  взглянула на дворецкого и растянулась в улыбке, тот не поняв ее шутки продолжал смотреть на нее серьезным взглядом. «Что ты стоишь? Тебе что-то неясно»- вульгарно осведомилась она. Дворецкий молча поклонился и ушел.
«Боже мой!- воскликнула Жюстина, выпучив и без того выпуклые глаза, услышав новость дворецкого. С лица ее отлила вся краска и кожа как будто резко высохла и истончилась, обтянув тощие скулы и острый длинный нос. Глаза ее, водянистые и блеклые, при этом изображали такую  закоренелую глупость, что казалось, даже при таких вот неожиданных ситуациях она не уходила из них, или точнее прекрасно сожительствовала с ними. – Как она посмела явиться сюда?! Я же…Я же просила…здесь же муж…О боже мой, если у нее нет мужа, то это не значит, что ни у кого тоже нет мужей. Что же делать?- заметалась она в панике,- так… Себастьян, скажите что у меня болит голова и я умираю…Я не могу ее принять никак…»
Дворецкий стоял, молча созерцая свою мечущуюся по комнате госпожу, она же, взглянув на него вдруг остановилась и изрекла:
-«Нет, это не поможет, чего доброго она еще изъявит желание лечить меня…Я напишу ей!»
Мадам уселась за столик и принялась строчить письмо следующего содержания: «Моя дорогая и ненаглядная Луиза. Вы так неожиданно приехали ко мне и тем самым застали меня врасплох. Прошу вас не обижайтесь на меня, но я не могу вас принять сейчас из-за мужа. Он дома. Вы же прекрасно меня понимаете, я надеюсь на ваше понимание. Но, позже, позже моя любимая Луиза. Позже я полностью в вашем распоряжении. Целую. Жюстина»
Написав на скорую руку эти не совсем связные строки, она всучила письмо дворецкому  и отправила его из комнаты, испустив при этом шумный выдох.
Луиза, ожидавшая такой прием, ничуть не расстроилась, хотя и демонстративно высказала дворецкому свое негодование и отправилась восвояси, а в тот же вечер написала ответ
«Моя прекрасная подруга. Вы меня удивили своей недружелюбностью, но все же, так как вы мой близкий человек я прощаю вам этот недостаток. Да, вы абсолютно правы, вы понадобитесь мне полностью, ладно будь по вашему, позже, хотя, конечно вы надобитесь мне уже сейчас. Дело в том, что вам прекрасно известно, что я не могу одна организовывать такие крупные торжества, и мне нужна помощь моих друзей. Вот мы задумали вновь собрать салон близких друзей в моем petite maison, а вам вдруг сделалось некогда. Ну что же, я как вы видите, стараюсь понять вас. Кстати, дабы выказать вам всю мою любовь и заботу (не могу удержаться и то, что должна была бы написать в конце письма, пишу в начале) я разузнала о том испанском господине Д., о котором вы так меня умоляли. Даже с моими связями, моя милая, мне пришлось потрудиться. Этот испанчик либо излишне скромный, либо набивает себе цену….Ну что ж, это мы вскоре узнаем. Вы понимаете о чем я? Я надеюсь понимаете, не заставляйте меня все писать в письме…Видит бог, я не желаю составлять на вас компромат. Поэтому моя милая Жюстина, чем скорее вы освободитесь, так сказать, тем лучше для вас, для меня и для компании. А теперь о немногих деталях, о которых я так же не могу умолчать, ибо азарт и предвкушение все более распаляют меня, и я спешу поделиться ими с вами. «Восточные пряности»- как вам девиз вечера? Я все продумала! Это будет восхитительно. Вы же знаете, что я все чаще получаю жалобы от моих друзей, что вечера стали скучными и уже нечем заняться, все надоело. Как я могу такое допустить! Я, которую любят и почитают везде и вдруг у меня «скучно», никаких пятен «скуки» на моей репутации быть не может  Жюстина! Я вам это заявляю. И увеселительные вечера Монсеньера с его «висельниками» не должны ни на дюйм перекрыть мои. Клянусь, как только вы окажитесь у меня под крылышком и я вам расскажу все, что задумала, вы прийдете в неописуемый восторг. Ну а пока оставляю вас парить на крыльях  тайны и нетерпения, с вашей нерешительностью, пусть это будет вам небольшим наказанием за вашу смешную и пугливую добродетель.
П.С. К сожалению на завтрашний вечер мне необходимо будет совершить светский выезд…один из самых неприятных, подозреваю там будете и вы, хотя нам не стоит тесно общаться там, но я надеюсь ваши глаза откроют мне ваши истинные мысли, уж постарайтесь моя милая, это будет для меня приятной отдушиной.
Та, кто всегда свободна. Л.М, графиня Арже.



Приемная зала  дворца Тюильри сияла и переливалась от яркого света тысячи и тысячи свечей, смешанного с блеском драгоценных камней, украшавших наряды, волосы, всевозможные аксессуары знатных дам и господ. Вокруг витали запахи и ароматы вин, масел, парфюма, восточных благовоний. Такое обилие запахов  смешивалось друг с другом так, что в итоге составляло хаос резкости  и терпкости, от которой у изнеженных дам тут же начинала болеть голова. Все было приготовлено для официальной церемонии в честь женитьбы  герцога Луи Орлеанского, принца дома Бурбон на маркграфине Августе Марии Джоанне фон Баден-Баден. Собрался самый цвет парижской аристократии, которая старалась, как подобает при официальных церемониях такой важности, вести себя предельно галантно и скромно, однако  все же оставив за собой право на  подбор гардероба (несомненно как можно шикарней и изощренней, чем у остальных), и на таинственные шушуканья, которые, если к ним прислушаться сплошь и рядом сквозили цинизмом, фривольностью и эгоизмом, к чему бы они не относились.
Весь цвет парижской аристократии, такой шикарной и помпезной снаружи, тем не менее весь сгнил изнутри. Шикарные наряды, на стоимость которых можно было открыть множество приютов для бездомных, скрывали обрюзгшие чахлые тела, тонны различного рода косметики, на стоимость которой можно было обеспечить хлебом всю страну, не скрывала их извращенного морального уродства и так можно перечислять очень долго, но это утомит читателя, быстрее чем я довершу свой список. Взгляды, порождаемые мыслями, источали яд Горгоны. Они могли быть какими угодно, но никогда в них нельзя было увидеть и капли той искренности, которую в то время уже трудно было увидеть в ее первозданности.  Мысли отдавали таким зловонием, что оно чувствовалось за много лье  вокруг. Описать природу этих мыслей – легче собрать все слова, порицаемые церковью, и вот будет готовая картина. Действия, снаружи благородные и важные, производились лишь для собственной выгоды или собственного наслаждения. Нюх ощущал только лишь запах наживы, наслаждений, во всех их проявлениях и запах опасности, если таковая вдруг неожиданно  подступала. Слова здесь не стоили и одного медного су, всем это было прекрасно известно, но все-равно они активно пускались в оборот и достигали такого мастерства усовершенствования и изощренности, что сбивали с толку, путали, уничтожали, заставали врасплох даже самых пронырливых рифмоплетов. Что касается парижских аристократок, то они стали уже настолько избалованными и искушенными во всем, что окружало их, что слова признания в любви, даже сказанные с редкой тогда искренностью, звучали в их ушах как очередной прогноз погоды на завтра. И парижским щеголям вменялось теперь в обязанность придумывать целые дифирамбы и оды, обязательно претендующие на высшее мастерство поэтической мысли и изощренности высказываний, дабы не спугнуть капризное внимание и чрезмерную избирательность их якобы возлюбленных. Итак, цвет парижской аристократии прогнил, превратившись в язву Парижа. Но все равно, не смотря на смертельную болезнь, или может быть даже предчувствуя свою скорую кончину, общество продолжало предаваться безудержному веселью, расточительному шикарству, непозволительным фривольностям и губительному легкомыслию, прикрываясь теоретической моралью и извращенной философией, на фоне удручающей нищеты народа.
Кто был прав, кто виноват? Кто мог считаться образцовым, а кто нет? Дать ответы на эти вопросы не представлялось возможным, ибо все перепуталось, все стало с ног на голову, а что оказалось сверху открыло весь свой срам. Доверие приобрело в городе Наслаждений условный  характер и пускалось вход тогда, когда то было выгодно .
«Мадам Луиза-Мария дАвернье, графиня Арже, громко изрек церемонимейстер, - ее дочь, мадмуазель Жаклина дАвернье».
Пара женских фигур вплыла в залу и тут же по ним заскользили многозначительные взгляды, значение которых не трудно было угадать. Графиня, прекрасно зная, что  ее ждет и предвкушавшая нелестный прием, недовольно повела плечами и отодвинулась от своей дочери, как будто давая другим понять, что она бы предпочла прийти одна. Она нетерпеливо похлопала пышным веером по маленькой ладошке, обтянутой атласной перчаткой и как могла гордо, с легким оттенком чванливости осмотрелась по сторонам, раздавая скользкие улыбки.  Ей отвечали тем же, стараясь как можно скорее удалиться в противоположную сторону, дабы не заговаривать с ней, прекрываясь вдруг откуда не возьмись взявшейся добродетелью.  Те, кто по праву общих интересов могли бы зваться знакомыми, сейчас предпочли скрыть от остального общества то, что было заметно невооруженным глазом. Графиня дАвернье, не особо страдая чувством уязвленного самолюбия, прекрасно понимала природу такого поведения, более того не была ею удивлена и еще более того в душе злорадно смеялась над этой фальшью и даже торжествовала от осознания собственной власти, зная, что те же самые люди потом раболепно приползут к ней, желая из ее рук получить десертную косточку.
На вид ей было около сорока, однако из-за слишком насыщенной жизни, полной пустячной суеты, глупых удовольствий и отсутствием мыслей о будущем, внешность ее казалось увяла раньше времени. Она старалась скрыть этот недостаток обилием макияжа, молодыми любовниками (которых меняла как перчатки), глубоким декольте и яркими нарядами, которые она меняла еще чаще чем перчатки, к чему, впрочем, прибегали и остальные кокетки, не заботясь о том, что макияж был через чур яркий, декольте через чур глубокое, а наряды через чур вызывающие. Лицо ее ничем не отличалось от лиц всех остальных дам, неся в себе отпечаток легкомыслия, вульгарности и слепой глупости, хотя и прекрасно завуалированной хитростью и изворотливостью, кои всегда ценились при дворе и являлись высшей степенью проявления этого самого ума. Действия ее так же подчинялись правилам, господствующим в обществе и меняли оттенок тогда, когда то было необходимо. Следует заметить, что мадам де Авернье уже лет десять как звалась вдовой и не хотела менять этот статус на вновь замужнюю. Состояние ее теперешнее оказалось гораздо более приятным, в сравнении с состоянием десятилетней давности.  Доходы приносимые с владений мужа, являлись достаточными для той жизни, которую она вела, более ее ничего не интересовало. Иногда любовники или завсегдатаи ее вечеров делали щедрые подарки. Последние таким образом уравновешивали необходимость молчания графини о происходящем в стенах особняка. Находились и такие, кто выплачивал некоторый взнос, на на тот промежуток времени, что пользовался «услугами» вечеров графини.  Кроме того она могла свободно вести ту жизнь которую вела,  которая ей нравилась, не боясь быть осужденной кем-то. Ей нравилась ее свобода, ей нравилось наслаждаться ей, а зная цену этому состоянию, она настолько вошла в роль, что иногда, скажем так, забывалась. Она свысока смотрела на замужних дам и с удовольствием подшучивала над их изобретениями по усыплению бдительности мужей,  как того требовали общественные нормы, с целью сохранить благовидность.
Однако, ни одну даже самую малейшую характеристику графини нельзя было отнести и к дочери. Совершенный, идеальный контраст лиц, характеров, взглядов, мыслей и действий, всего того, что только может прийти в голову стороннему наблюдателю. Возможно, сравнение окажется банальным, но они как День и Ночь смотрели друг на друга с разных полюсов планеты и конечно, никогда бы не встретились.   
Девочка, совсем еще юная, свежая как цветок лилии по утренней заре, хрупкая и изящная –сама невинность, пусть даже это снова прозвучит банально. На фоне своей одиозной, лицемерной матери, она смотрелась еще более невинно и чисто. Те, кому посчастливилось знать ее ближе, допустим как-нибудь пару раз увидеть ее, могли бы сказать, что девочка была слишком молчалива и как будто угнетена тиранией ли своей матери или же природной, чрезмерной скромностью, тут уже  наблюдатель терялся в догадках. Тонкие черты ее лица, нежная полупрозрачная кожа, с видневшимися голубоватыми бархатными венками, уставшие глаза, из-за этого казавшиеся взрослыми и как будто неловкие движения могли бы намекнуть о том, что это прелестное дитя, может- быть не блистала здоровьем или просто была слаба от рождения. Однако и эти ее, как многие могли бы подумать, недостатки имели свою притягательную силу и придавали ее образу некоторую таинственность и плавность. Ей не нужно было изображать нездоровье, как то ежедневно и при любых прекрасных случаях практиковали дамы, дабы казаться еще более привлекательными и как полагалось по моде. Подобным образом, Жаклина, не замечая, вызывала немалую зависть. Если такой момент вызывал зависть у дам, то мужчины, глядя на чистый, не граненный образчик  добродетели и истинной чистоты - почти выродившихся уже, едва ли могли сдержаться, чтобы первыми не сорвать столь прекрасный цветок. Многие желали избавить юное создание от этих качеств, воспринимая свою победу как лавры неоспоримого торжества на голову хитрости, злорадства и лицедейства, как бы извиняя тем самым свою распущенность.
Дитя скромно примостилось возле матери, стараясь ничем не напоминать ей о себе, а та в свою очередь, готова была с удовольствием не замечать ее. Не трудно было заметить, что графиня не питала любви к своему отпрыску и не пыталась ее выказать на людях, пусть даже и наигранно, что несомненно вызывало жалость со стороны наблюдавших. Но сказать насколько сильной была эта нелюбовь не представлялось возможным, ибо глубины материнской души….или точнее материнской нелюбви, покрытые толстым слоем мрака,   невозможно было измерить. Графиня являла неизменную сухость, молчаливость и жесткость по отношению ко всему, что могло бы касаться вопроса о ее дочери. Она настолько редко показывалась с ней на людях, что они воспринимали маленькую Жаклину скорее как привидение, нежели как полноправную наследницу рода Арже. На лицах их часто выражалось нечто среднее между испугом и немым удивлением, естественно сопровождаемое замешательством и минутным молчанием. Графиня при этом, словно вдруг вспоминая, что рядом дочь делалась непроницаемой и холодной как камень и всячески старалась отстраниться от своего ребенка.
Мероприятие, побудившее графиню взять дочь с собой, имело официальный статус и заключало в себе такую важность, что должны были присутствовать все те, кто имел отношение к кругам аристократии, и не явиться на него было бы высшей степенью неуважения.  А так-как многие знали, что у графини имеется дочь, единственная законная наследница семьи, то ей вменялось в обязанность посещение подобных торжеств.
Мать важно проходила между группками беседующих, за ней шла ее дочь, сопровождаемая двумя служанками, призванными исполнять роль камеристок.
«НЕ смей теряться здесь, не доставляй мне лишнюю головную боль. Для тебя итак уже слишком много внимания»- стервозно прошипела графиня обращаясь к дочери спиной. Та покорно склонилась и побледнела, глаза ее при этом стали еще выразительней и шире, оголяя пугливую словно лань, душу. Жаклина глядела на всех этих важных людей снизу вверх, ловя на себе скользкие высокомерные взгляды женщин и мужчин, к последним можно было присовокупить еще и низкую страсть, которую неизменно в них вызывали все юные особы. Она не жалела о том, что ей  почти никто не знаком и не будет знаком в этой зале. Сказать, что ей были противны эти люди, скорее нет. Чувство страха и осознания их лицемерия настолько укоренились в ней, что она ощущала себя словно агнец, оставленный для клыков этих волков.  Законы их были ей непонятны, да и при всей своей душевной чистоте могла ли она вместить в себя все ту гниль и вонь, которая разъедала их умы? В ее сознании господствовала наивность и доброта, несвойственная уже даже девушкам ее возраста и  ведшая к погибели. За сохранение чистоты ума и сердца, пожалуй, все же стоит поблагодарить  мать, державшую девочку всегда под замком,  вспоминая о ней время от времени. 
Итак, графиня терпела возле себя дочь весь вечер, а когда появилась возможность покинуть дворец не навлекая на себя осуждений, она на всех парусах поспешила ретироваться в свой укромный замок Ла-Кост, находившейся в окрестностях Парижа и с удовольствием вспомнить о том, что она теперь снова одна.
С момента того страшного приключения Жаклины прошло около месяца. Она немного успокоилась, если можно дать такое обозначение тому состоянию в котором она прибывала постоянно, только лишь за исключением сна. А именно, состояние ее было таково, что не проходило минуты, чтобы она не вспоминала того незнакомца с содроганием и вместе с тем интересом. Манеры его по отношению к ней не оставили оскорбительных следов, но в то же время не являлись пристойными,  скорее балансируя на грани. Он открыл ей то, что она не должна была знать и о чем бы никогда не догадалась, но сделал он это так ловко и утончено, что Жаклина теперь терялась в догадках, кто он таков и что из себя представляет.  О том, чему она стала невольным свидетелем она старалась не думать, чистота  ума и неиспорченная добродетель легко позволяли достичь этой цели. Тем более, что такие животные игры не были известны ей и она не представляла как к ним относиться. Таким образом, наивно и легко, из ее памяти улетучивались грязные сцены (  Жаклина не желала смешивать с ними неоскверненный облик ее матери, какой бы ужасной та не казалась), но оставался пугающий образ незнакомца, так нагло и бесцеремонно вмешавшегося в ее жизнь и показавшего ей то, что она не имела права видеть.
Ключ, так и оставшийся у нее, она запрятала подальше и старалась не то что не прикасаться к нему, но даже не смотреть в его сторону. Кроме того, при мысли о владении им Жаклине становилось не по себе, так как его могли найти в любой момент, и тогда страшно было представить, что могло случиться. Ключ возник неизвестно откуда и более того отпирал ту дверь, за которую ей запрещалось выходить, а разве могла она пойти наперекор запретам?   
В один из монотонных дней девушка как всегда, освободившись от очередного занятия решила немного отдохнуть и погрузилась в неизменные мысли. День выдался пасмурный и ее клонило в сон, делать ничего не хотелось. Комнатушка ее, еле освещенная, являла собой грустное зрелище и навевала тоску. Вскоре Жаклина услышала стук в дверь и уже было обрадовалась компании, дабы можно было наконец поболтать. Не трудно было догадаться, что это служанка пришла навестить ее, так как кроме нее более наведываться в спальню девочки было некому. Однако вся радость ее спала, когда она заметила что служанка имела озадаченный, даже виноватый вид.
-«Я прошу прощения у вас, моя госпожа,- неуверенно произнесла та,- но я получила приказ от вашей матушки. Она требует чтобы вас до завтрашнего дня перевели в башню Монахини».
Жаклина вся похолодела и беспомощно уставилась на служанку. Башня Монахини носила такое название, потому что находилась в самом дальнем углу замка и как бы отстояла от основного здания. Башня всей высотой своей превалировала над крышами других строений, и включала  еще  балкон, к которому надо было подняться по ступенькам,  где находилось  только одно высокое окошко, через которое едва ли проникал свет. Убранство башни так же не вселяло особой радости, так как являло собой самый необходимые для существования предметы интерьера: твердую постель, стол и пара сундуков, забитых старым хламом. Жаклину очень редко но все же запирали в ней, неизвестно по каким причинам. Девочка безумно боялась оставаться там совершенно одна. Ее пугало одиночество этого места, голые каменные стены, завывание ветра, который сквозил через плохо залатанную крышу, создавая множество леденящих душу неприятных призвуков и звуков. Сама по себе мрачность башни отталкивала  впечатлительное сознание. Жаклина всегда плакала и умоляла не запирать ее в таком ужасном месте, но как и в этот раз, ее мольбы остались тщетными.
«Умоляю тебя, Розина, позволь мне поговорить с матушкой,- принялась она умолять служанку,- о, клянусь я не доставлю вам хлопот! Неужели она будет так бессердечна и запрет меня в таком месте да еще и в такую ужасную погоду! Ты же знаешь, что я сойду с ума там».
Из глаз ее полились слезы и ладони сами приникли к раскрасневшимся щекам.
«НО мадмуазель, - начала служанка испуганно,- вы только разозлите вашу матушку и накликаете беду на меня. Прошу вас, не надо так рисковать! Если вы хотите я принесу вам чего-нибудь вкусного туда дам вам запас масла для лампы…Но только прошу вас не стоить беспокоить госпожу…»
«О, Розина, прошу тебя! Она не может быть такой жестокой сейчас…Я обещаю тебе. Только лишь маленькое словечко, Я буду как агнец божий, обещаю…»- с этими словами девочка вылетела из комнаты, сопровождаемая предостерегающими возгласами служанки. Но страх Жаклины запечатал ее разум и закрыл глаза, она не заметила как оказалась у ног своей матери, глядя на нее словно жертва на своего могущественного палача.
«Прошу вас, мадам, не будьте так жестоки, не закрывайте меня там в такую погоду! Вы же видите какой ливень собирается, небо все почернело! Закройте меня в моей комнате, хоть на неделю, не давайте мне воды и еду…все что хотите. Но только не в эту башню!»- всхлипывая умоляло бедное дитя.
Графиня брезгливо отодвинулась от той, кто обвивала ее ноги своими нежными ручками и произнесла:
-«Держите себя в руках, бесстыдница и кто вас только учил таким манерам! Право вы не моя дочь. Мне стыдно за вас, но слава богу  я одна здесь. Прекратите устраивать спектакль из ничего, не то я мигом отправлю вас на театральные подмостки. Утрите слезы и не повторяйте больше вашей глупой оплошности».
Она сделала веером жест, будто отгоняя от себя надоедливую мошку и отвернулась. Девочка поднялась и с колотящимся сердцем и застывшим взглядом уставилась на прямую холодную спину матери, тут подоспела Розина и шепотом принялась причитать, умоляя девочку следовать за ней. Итак, Жаклину закрыли в башне, не просто на ночь, как обычно практиковалось, но на пол дня, следующую ночь и следующий день. Бедняжка не находила себе места, к тому же непогода усилилась и в башне стало настолько страшно и неуютно, насколько это возможно для воображения совсем юной девушки. Она проплакала весь вечер и даже не старалась успокоиться, надеясь, что после слез наступит дурманящий сон, но увы, как она не старалась уснуть у нее не получалась. Снаружи забарабанил дождь, капли его просачиваясь сквозь крышу, падали на каменный пол, отдаваясь гулким эхом по всему помещению, действуя на мозг не успокаивающе, но наоборот раздражали своей монотонностью. Все вкупе сделалось вскоре таким невыносимым для Жаклины, что она, набравшись храбрости, отперла маленькую дверку, ведущую на чердак, а затем и на балкон, решила сменить обстановку и может быть избавиться на свежем воздухе от своего страха. Она, в легком платьице, в каком была с утра, вышла навстречу разбушевавшейся непогоде и, дрожа всем телом бесцельно осмотрелась вокруг. Стояла непроглядная темень, стена дождя заволокла весь горизонт. Дождь хлестал в лицо и забирался под одежду, не спасал даже навес. В конце концов, обессилившая от страха и холода она опустилась на корточки и вскоре впала в забытье. Так, как ей казалось прошла ночь. Однако каково же было ее удивление, когда проснувшись на утро, она обнаружила себя завернутой в одеяло и заботливо уложенной на постель. Жаклина тут же проснулась и осмотрелась, однако почти сразу же вспомнила слова служанки, обещавшей  навестить ее. «Конечно,- с радостью в сердце подумала она, - это Розина зашла ко мне ночью и принесла меня сюда. Но…» Жаклина вспомнила еще к тому же, обещание служанки и в скромном предвкушении окинула взглядом комнату в поисках еды. Увы, к ее огорчению еды не оказалось, но зато на грубо сколоченном столе красовался новый атрибут, ранее которого здесь быть не могло. Жаклина подбежала  к столу и с удивлением заметила кружку с каким-то напитком, а рядом написанную наспех записку, которая гласила:
«ВЫ поступили  достаточно опрометчиво и рискованно,  проведя ночь в опасных для такой юной девушки погодных условиях. Выпейте содержимое этой кружки, не бойтесь. Это лекарство, дабы вам не схватить простуду, оно погрузит вас в сон, что тоже необходимо для здоровья и желанно для вас.»
Жаклина изумилась еще более, рассудив, что у Розины вдруг обнаружились странные повадки, однако прийдя к заключению, что таким образом служанка заботиться о ней, Жаклина преисполнилась благодарности и без колебаний выпила содержимое кружки. Вскоре, как и было обещано в записке, она уснула.
Ее разбудила Розина, пришедшая сообщить  радостную весть о желанной свободе. Жаклина, вспомнив про внимательность служанки, хотела было поблагодарить ее, но, когда она взглянула на стол, где оставила кружку, то заметила что последней и след простыл.
Девушка открыла рот, но почему- то осеклась.
-«Что случилась, мадмуазель, -спросила служанка, заметив что юная госпожа ее чем-то озадаченна.
-«Ты давно вошла сюда?»- спросила девочка. Служанка принялась извиняться, изрядно покраснев при этом и сообщила, что она пришла только что. Жаклина озадаченно нахмурила бровки, но ничего не ответила. Радость избавления от этого мрачного обиталища полностью заполнила ее сердце и мысли, и девочка, что свойственно всем юным и легкокрылым умам, предалась ей без остатка, забыв обо всех злоключениях.
Сколько бы еще времени она оставалась слепой ко всему происходящему вокруг нее? Сколько бы она так наивно забывала обо всем, что требует самого пристального внимания и имеет в действительности ужасающую природу? Сколько бы еще дней, месяцев или даже лет смотрела она на свою мать через призму  добродетели и доверчивости? Но, все же судьбе было угодно распорядиться так, что ход ее жизни резко изменился, из тихого течения превратившись в бушующий водоворот.
Как то в один из дней, время уже близилось к вечеру, в комнату затворницы вошла Розина и сообщила серьезным тоном следующее:
«Ваша матушка желает, чтобы вы немедленно привели себя в порядок и спустились вниз, там вас будет ждать экипаж. Она просила вас не затягивать с вашим туалетом.» 
 Жаклина удивленно вскинула брови и даже немного побледнела, так как каждый выезд с матерью, если таковой все же случался, был подобен ужасной пытке, и каждый раз наполнял сердце болью и обидой., которую она  заглушала в себе и с детской преданностью продолжала любить свою суровую родительницу. 
-«Но в чем же дело? К чему такая поспешность?»
-«О, мадмуазель, я прошу не спрашивайте меня ни о чем, я сама ничего не знаю, но прошу вас, поторопитесь. Я заметила, что ваша матушка чем-то взволнованна и думаю, что  одна минута вашего промедления, и она вновь выйдет из себя!»
 Служанка произнесла свою речь быстро, в голосе ее звучали умоляющие нотки. Жаклина не заставила себя более упрашивать и попросила Розину помочь ей.
Девочка довольно скоро собралась и не заметила даже как очутилась на против своей матери. Их взгляды встретились и Жаклина, разгоряченная спешкой и даже некоего рода азартом свойственного юности, забылась и посмотрела на мать взглядом живым и нежным. Щеки ее от быстроты сборов раскраснелись, в глазах появился приятный блеск, на нежной коже висков выступили еле заметные бисерины пота, пожалуй она была прекрасна в этот момент, что заметил бы каждый и, тем более что не укрылось от ее матери. Последняя обдала девочку таким холодным и мертвенным взглядом, что вся живость ее испарилась, а сердце вновь сжалось в маленький комок. Жаклина  чувствовала в глубине души, что ее мать никогда не любила в ней живость, радость и прочие подобные чувства, которые непреклонно отражаются и на внешности, но более предпочитала видеть свою дочь удрученную, в слезах и страданиях. Она чувствовала, что тогда мать ее, если так можно выразиться, расцветала и даже была способна на некоторые потуги жалости. Жаклина погрустнела и вспомнила, как именно должна она себя вести, испуганно опустив  взор она робко поприветствовала графиню и замолкла, не решаясь более взглянуть на нее. Графиня же, действительно выглядела взволнованной, о чем говорило не только выражение ее лица, но и вся внешность. Жалюзи плотно закрывали окна, в карету совсем не проникал и без того скудный свет. Графиня, в такой зловещей тени, походила на  привидение, которое пыталось придать себе вид живого человека посредством чрезмерного макияжа и не очень удачных попыток держать свои чувства в себе.
-«Я взяла тебя с собой не случайно,- через силу произнесла она, ненавидя то обстоятельство, что ей самой приходится разговаривать с дочерью, да к тому же по доброй воле,- к сожалению я не располагаю другим доверенным лицом. Будешь делать все, что я тебе прикажу и не смей ослушиваться меня, дело предстоит щепетильное».
-«Да, мадам. Вы знаете, что я никогда не пойду вам наперекор. Я сама и моя жизнь в ваших руках»- скромно начала  Жаклина.
 Графиня изобразила на лице циничную гримасу и отрезала:
-«Хватит, клятв верности я от тебя не просила.»
На этом разговор прервался и пока карета ехала по каменным мостовым, он более не начинался. А путь оказался не близкий, как  показалось Жаклине, тем более что жалюзи были закрыты и девушка заскучала. Наконец экипаж остановился и дамы вышли на свежий воздух. Графиня нервничала и вела себя крайне раздраженно, казалось что ее бесило все: Тряска кареты, неуклюжий лакей, длинное платье, которое немного зацепилось за дверцу при выходе, свежий воздух, шорох гальки под ногами и.т.п., в то время как ее дочь, наоборот распространяла нежность и внимательность на все и всех вокруг, хотя и испытывала волнение из-за матери. Особняк, куда они прибыли, выглядел очень богато, Жаклина предположила, что он принадлежит скорее герцогу, нежели чем графу, но мрачный дух здания, который окружил его создавая неприятный осадок в душе, портил все прекрасное впечатление. У парадной их встретил лакей и молча провел внутрь залы. Их ждали. Графиня, шедшая впереди, казалось спешила и, зайдя в зал, не поворачиваясь бегло  приказала:
-« НЕ ходи за мной. Жди здесь. Что бы не случилось, я приказываю тебе. Если меня долго не будет, уезжай и забудь это место».
Слова ее были такими бесчувственными и ледяными, что Жаклина перепугалась и сердце ее затрепетало. Она было хотела броситься за графиней, но та двигалась так решительно и гордо, и с таким видом, что в этот момент оказаться на ее пути было бы по меньшей мере рискованно, тем более Жаклине. Итак девочка, предоставленная сама себе, с подкашивающимися от переживаний коленками и беспорядочными мыслями в голове, осталась предоставленная сама себе. Она не знала что делать и чем себя занять. Слуг нигде не наблюдалось, чтобы оказать ей знаки внимания. Все словно вымерло. Зала плохо освещалась, как будто то был маневр с определенным умыслом, а в воздухе витал пряный аромат восточных благовоний, в конце концов начавший дурманить Жаклину. Она поняла, что ею скорее всего никто не займется и она может делать, что хочет, хотя как раз в данный момент ей этого хотелось меньше всего. Волнения ее не уменьшались, но лишь только с каждой минутой возрастали, учитывая, что их с момента прихода, прошло уже очень много и девочка даже теперь сбилась со счета. Жаклина нетерпеливо мерила шагами гостиную, осматривала предметы но без интереса и вскользь, прислушивалась к звукам, которые могли бы  возникнуть в какой-нибудь части особняка и по ним, может быть получилось бы сделать вывод что вообще происходит. Время бежало, графиня не появлялась. Девочка, помня ее слова «Если я не появлюсь – уезжай» проводила параллель с долгим отсутствием матери и нервы ее щекотал тогда колючий ужас. Вскоре, ей показалось, что она услышала не то стон, не то приглушенный вскрик, но  не могла точно сказать, действительно ли услышала его или то была иллюзия ее воспаленного от переживаний мозга. Звук проявился очень слабо, подобно легкому дуновению ветерка: он возник и тут же стих, и вновь мертвая тишина. Жаклина не выдержала и позволила себе подняться вверх по лестнице. Поступок пугал ее своей недопустимостью, поэтому она жутко разволновалась, тем более гневить свою матушку ей точно не хотелось, раз уж та впервые доверилась ей.  Она оказалась на развилке двух широких коридоров, так же плохо освещенных. Часы в 0гостиной отстучали десять вечера, на улице заметно потемнело, вечерние тени наполнили особняк, придавая всему, что было в нем мистический оттенок. Она, наобум, выбрала один из коридоров и решилась просто пройтись по нему для собственного успокоения, никуда не заглядывая. Жаклина шла, сама не зная куда, понимала, что зашла уже достаточно далеко, но не могла остановиться до тех пор, пока не услышала глухой хлопок двери в парадной зале. Она застыла. Нетрудно здесь представить какие чувства охватили ее. В конце концов, как умела, она заставила себя успокоиться и уговорилась с собой так, что если это посторонний, то лучше ей не нестись сломя голову туда, где ее оставили, но сделать вид, что она просто прогуливается по особняку. Но все же она решила «прогуливаться» в обратном направлении и поэтому побрела назад одновременно напряженно прислушиваясь к тому, что делается вокруг нее. Все было так же тихо и она вновь начала сомневаться, не послышался ли ей хлопок двери. Она почти дошла уже до парадной залы, находясь в одном из широких коридоров как вдруг за ее спиной послышались мягкие шаги и сразу же неприятный мужской дребезжащий голос: «Какие осторожные нимфетки здесь ходят! Ей богу вы дитя Венеры, и ступаете подобно  морской пене, что  еле слышно набегает на берег, и изящны и очень милы. Не удивлюсь, если после каждого вашего шага я буду наблюдать цветы» .
На неискушенное  юное воображение Жаклины слова мужчины не произвели того эффекта, какой он привык получать, но лишь только напугали ее.
«Простите, сударь»-вымолвила она,-Я не хотела напугать вас».
-«Бросьте, мадмуазель, вы меня не напугали, но наоборот обрадовали, учитывая, что здесь словно все вымерли….Но позвольте, кому имею честь представиться?».
 Жаклина растерялась, так как объяснить свое присутствие в особняке она не могла да и чувствовала, что это будет лишним. Девочка молчала. Мужчина же, внимательно изучавший ее, вел себя напыщенно и свободно. Глаза его без стеснения блуждали по ее фигуре, при этом в них загорелся многозначительный блеск, выправка его отражала нрав вольный и легкий, что подтверждали и его речи.
«Вы чья-то подруга, родственница?» -попытался подсказать он, удивляясь нерасторопности юной девицы.
«Нет, я временно исполняю обязанности служанки. Простите, господин, что растерялась, но я здесь всего день и не успела привыкнуть к обстановке.»
Господин удивленно приподнял брови и недоверчиво произнес:
-«Служанка? Хм, на служанку вы не очень походите, слишком милы и изящны. Этот старый проказник умеет выбирать себе слуг, хочу заметить. Ну раз вы служанка, то может быть скажете мне, кто сейчас у господина герцога? Мне необходимо говорить с ним, но меня не приняли.»   
-«Графиня д Арже сейчас у моего господина»- выпалила девочка и смутившись опустила голову. 
Господин кивнул головой и в очередной раз смерив юную прелестницу взглядом задумчиво затоптался на месте. Жаклина не поднимала головы, не зная, как ей следует поступить. Увы, девочку не обучали ни  тонкости манер аристократов, ни моментам поведения и прочим небесполезным вещам.
-«Вы что-то хотите сказать мне, прелестное дитя?»- не без умысла осведомился он, растянувшись в слащавой улыбке. Жаклина было замотала головой, сопроводив свой жест словами, которые тут же и оборвались:
-«Нет, нет….но…Я….» Девочка во все глаза смотрела на незнакомца, в голове мучительно тяжело стала подниматься мысль, которую она так боялась.
-«Что такое, не бойтесь, спрашивайте. Я весь к вашим услугам. ВЫ верно хотите узнать о чем-то…Не бойтесь, говорите. Или же я чем-то пугаю вас?»
-«О, нет! нет но, есть вопрос, который мучает меня  и важен мне…»
Слова давались ей трудно, она то и дело смущалась и краснела, не зная будет ли это уместно с ее стороны разговаривать с незнакомым человеком. Он приподнял брови и нетерпеливо поторопил ее:
-«Ну же, смелее…».
-«Вы знаете графиню…?»-начала она и запнулась. Господин приглушенно засмеялся или даже точнее выдавил из себя смех, который прозвучал достаточно вульгарно и ответил: -«ВЫ вздумали шутить со мной, маленькая проказница? Знаю ли я графиню? Да боже мой, ее знает весь Париж! Весь свет аристократии!»
Жаклина, набравшись храбрости, которая ускользала от нее как легкокрылая птичка, продолжала:
-«Мне хотелось бы знать, какая она…»
-«В смысле? Я не понимаю вас, дитя, выражайтесь яснее. И почему вас так интересует именно это эксцентричная персона? Неужто она так вас привлекает? Или вы заинтригованы слухами, которыми щедро сыплют в городе?»
«Нет, просто…»- запнулась вновь Жаклина и покраснела. Незнакомец расценил этот жест по своему и, сощурив глазки, пожурил ее:
«АААА, дитя, на вашем невинном личике не может укрыться ничего. Я бы  не советовал вам брать с нее пример, очень бы не советовал. Вы такая миленькая и такая нежная, ее ремесло вам совсем не к лицу…»
«Ремесло?»-перебила его Жаклина сама того не ожидая.
 «Ух, я вижу как загорелись ваши прелестные глаза. Какие же мысли прячутся в этой тысячу раз приятной юной головке, а? Я бы отдал многое, чтобы узнать о них. Готов спорить что они такие же сладкие и такие же приятные как и мед по весне. Но, я отвлекаюсь или точнее вы своими вопросами будоражите мне воображение, мадмуазель. Графиня д Арже….,- произнес он и остановился, продолжая уже более вдохновенно, Разве можно не знать эту светскую libertine, эту распутную львицу. Она соблазнила собой весь Париж, а кого не соблазнила, тех перепоручила своим товаркам в  своем интимном салоне.  Но, разве прилично мне говорить о таких вещах такой юной прелестнице? Хотя, может быть, вам приятно слушать их? Или, даже, осмелюсь предположить ваши нежные думы занимает образ какого-нибудь молодого человека и вы хотите свидится с ним через графиню?» -хитро осведомился он, сам не желая прерывать свою фривольную исповедь. Жаклина ошеломленная и оглушенная этим наглым открытием, словно ударом обуха, стояла ни жива, ни мертва. Господин так же замолчал, но лишь только из вежливости. -«Что значит для вас слово «соблазнила», господин, имеет ли оно для вас такой же смысл как и для меня или это что-то более страшное?»
«Ну как, вы действительно юная проказница, так еще и любопытная. Пусть об этом рассказывают вам ваши подружки в пансионе или в компании, ну уж никак не я. Соблазнила, мадмуазель, соблазнила, -подчеркнул он последнее слово. У нее в постели были все: от торгашей до герцогов. Вот только не знаю был ли там король, но даже если и не был, то это странно. Хотя, сдается мне, что это вопрос времени.» 
«Неужели все…Все…»- выдохнула бедняжка. «Неужели не осталось ни одного верного мужчины, ни одной незапятнанной репутации….что значит все? Как такое…»
Тут уж незнакомец разразился настоящим хохотом и с трудом успокоившись ответил: -«Черт меня забери, в какую милую комедию я окунулся! Как приятно иногда бывает посвящать таких прелестных созданий в тайны большой жизни, первому собрать плоды невинности и первому же разрушить глупое незнание. Ну что вам не понятно, дитя? Графиня д Арже само воплощение Мессалины, Горгоны и Пандоры  в одном лице! Но все это очень изящно и с умом, как и положено нашим прекрасным парижским кокоткам, которым нет равных во всем мире. ВЫ спрашиваете меня как такое возможно? О, вы еще просто не повзрослели. Потом вы будете смеяться над своей наивностью, но пока довертись мне как более опытному наставнику.  Она делила ложе со всеми известными вам и мне герцогами, графами, маркизами. В ее уютном  petit maison всегда собиралась такая душевная компания! Всегда можно было встретить приятных лиц. Графиня, хочу вам сказать умеет собирать прекрасные букеты: «цветок к цветку», тонко и изящно….» Жаклина, казалось, не слушала его или не желала слушать. В мыслях ее уже возник образ того незнакомца, к которому она начала чувствовать легкие оттенки доверия, но с каждым словом этого наглого господина в сердце ее все боле вырастала горечь, боль и неприязнь, но определить к кому именно относились эти нелестные чувства было пока невозможно. -«Но высший свет неисчислим…»-пробормотала она.
-«Ха, я говорю вам, НИ ОДНОГО, поверьте мне!»
-«Но, но, как я могу вам поверить?! Откуда вы все знаете? Какое положение вы занимаете…?»- с отчаянием воскликнула она, желая услышать от него, что он пошутил и его предположения ни на чем не основаны или основаны на слухах, которые всегда бывают преувеличенны. Увы, ожидания бедняжки рухнули как карточный домик, со следующими словами незнакомца ей показалось, что из  нее вытянули всю жизнь и растоптали ее, как ненужную мелочь.
-«Вы вызываете меня на откровенность. Но вы сами напросились, мадмуазель. Как мне не знать, если я сам являюсь завсегдатаем ее салонов, Ее вечеров и прочее и прочее. Я сам воочию наблюдал и продолжаю наблюдать, как ловка и умна эта женщина, что делает ей много чести. Пожалуй, гордой Нинон и красавице Депорм стоит поучиться у нее этим качествам! Как она искусно обходится со всеми мужчинами, к каждому умеет найти подход: и к прилежному семьянину и к ветреному повесе. А сколько счастливых пар она воссоединила! Чудесная сводня! Селестине стоило бы взять парочку уроков этого сложного мастерства у нее».
«О, прошу вас, хватит! взмолилась Жаклина, - замолчите! Не то я сойду с ума!» «Мадмуазель, вы непостоянны как морской ветер. Разве не вы только что вызывали меня на откровенность? И теперь просите  замолчать….поистине вы станете шикарной женщиной, ибо сейчас уже у вас есть все задатки для этого!».
Жаклина готова была заплакать, но удержалась и выпалив слова прощания она побежала к парадной двери, а оттуда на улицу. Следует сказать, что она провела в ожидании часа 2, а то и три, присовокупив еще к этому ужасную правду, которую она узнала, в общем ничего более не держало ее в особняке и она, без тени сомнения приказала кучеру отправляться.
Мысли ее путались, сознание воспалилось до такой степени, что бедняжка не понимала день сейчас или ночь, сколько времени она пролежала вот так, без сна, в горячке, по возращении домой Она вспоминала то ужасающую оргию, где образы менялись с человеческих на бесовские и вместо вина она видела лужи крови и из искусного фонтана на столе так же лилась кровь, вместо шампанского. Голоса их она воображала как звуки ада, как вопли тех, кто горит в его вечном пламени. Все ей было так противно, ей казалось, что к горлу подступила тошнота, сколько раз порывалась она облегчить желудок, но это были лишь фантазии больного воображения. Мать ее представлялась ей то  виде ужасной химеры, со змеями на голове, ядом вместо языка и прочими страстями, то вдруг слабой и беспомощной, но когда Жаклина в порыве жалости приближалась к ней, та становилась страшной дряхло старухой, пугавшей ее отвратительным визгливым смехом.  Она пыталась найти в своей душе или сердце хоть малейшую частичку жалости или понимания, но, увы все ее попытки оказались тщетны. Не находилось оправдания той, кто пал настолько низко, той, которой восхищались такие низкие люди и к тому же смаковали ее падение. «Боже мой, -думала она, - они живут этим! Они дышат этим! Они говорят об этом так  просто и легко, как я говорю о прелестях природы за окном, о чудесной книге…» однако, не стоит здесь приводить все е мысли, ибо они были большей частью спутаны, бессвязны  и скорее всего представляли собой некую форму горячки. Как, уже было замечено девочка не отдавала отчет времени, к тому же в комнату к ней никто не заходил. Она почти умирала, но ее это  не интересовало.
Наконец ей удалось забыться беспокойным сном. Молодой организм не выдержал напора страстей и решил сдаться. Как хорошо, все таки, что механизм его отличен и не взаимодействует с психическими процессами, благодаря чему тело, в критический момент получает нужный отдых, а если болеет тело, то мыслями его можно «направить» на выздоровление. Итак, сон ли это был или фикция, но все же когда Жаклина открыла глаза она почувствовала некую ясность в уме и могла теперь судить о происходящем более здраво. Тут же проснулся ранее усыпленный аффектным состоянием голод. Она испустила стон не то от боли в желудке, не то от боли всего тела и души, но тем не менее заставила себя приободриться на сколько это возможно. Она бросила взгляд на часы, которые показывали три утра, за окном  ночь расправила свои огромные крылья. К своей радости на столе она заметила поднос с едой, уже холодной. Видимо, Розина все таки заходила к ней тем вечером,  и не желая будить госпожу, оставила поднос и ушла.
Жаклина едва ли могла думать о чем-то. Все воспоминания отдавали неприятной горечью, все события говорили о том, что судьба решила посмеяться над ней, запутывая нить жизни  все более. В таком смятении духа провела она весь следующий после визита день, а  к вечеру пришла Розина и снова принесла ужин. Жаклина в это время лежала в постели, так как чувствовала себя уставшей и не способной ни к какой деятельности. Служанка, решительно избегавшая замечать нездоровье госпожи старалась не смотреть на нее. Такое ее поведение было привычно в  моменты нездоровья Жаклины, в чем несомненно ощущалось влияние графини. Жаклина и не пыталась обратить на себя внимание, ей в общем то, против обыкновения не хотелось разговаривать ни о чем. Служака нарочно замедляла свои действия, ожидая, что ее госпожа изъявит желание поболтать, но Жаклина молчала. Девочка, по идее, должна была бы поинтересоваться, возвратилась ли ее мать и все ли с ней в порядке. Но сердце гнало эту мысль против воли разума, а  рот отказывался произнести нужные слова. Жаклина лежала в своей пастели, страдая от противоречивости и мучительности ситуации, но мысль о матери была так противна ей, что она, не смотря на всю свою природную доброту и чувствительность не проронила ни слова. Розина, видя, что хозяйка ее молчит и немало этому удивившись произнесла:
-«Сегодня очень хорошо на улице, мадмуазель, вы бы вышли подышать воздухом свежим, если не хотите ничем заниматься у себя в комнате. Я попрошу у садовника собрать для вас  букет, если вы хотите….Кстати, я попросила  Риккардо не добавлять больше перца в еду, как вы меня и просили…,- служанка, вспомнила все, что могла, дабы начать разговор самой и самой же его поддерживать, но Жаклина лишь слабо кивала и более никак не реагировала. Розина растерялась и совершив несколько бесцельных движений, продолжила:
-«если вы захотите выйти, то вам нужно подняться побыстрее, вы же знаете почему. И выйти надолго конечно у вас не получиться, но какой чудесный воздух на улице, мадмуазель! Как чудесно пахнут цветы…Право, вам стоит выйти сейчас же. Тем более, что мадам чем-то занята в своей комнате, она не обратит на вас внимания. Вы знаете она уже целый день у себя….»
Жаклина, услышав, что ее мать все же вернулась с одной стороны обрадовалась этому, на сколько  было возможно при ее состоянии духа, с другой же все существо ее вновь пропитала горечь боли.
-«Нет, спасибо, Розина,- слабо ответствовала Жаклина,- я предпочитаю остаться здесь, мне нездоровится.»
Вскоре служанка ушла, а после е ухода уже, когда на улице забрезжили сумерки Жаклина услышала, как ее закрывают на ключ, оставляя в неизменном одиночестве до утра. Она почему-то вздохнула. В первый раз, может быть, она почувствовала облегчение, слыша щелчок ключа в скважине. Ей казалось, что вместе с такой неизбежно-насильственной  отгородкой от мира и общества уйдут и ее страхи и те образы, которые теперь не покидали ее, истощая   сердце и разрывая его на части. Она, можно сказать, немного успокоилась и даже задремала. «Два дня я уже нахожусь в постели» - подумала она сквозь дремоту придав этому утверждению небольшой оттенок не то грусти, не то удивления. Сон ее протекал в беспокойстве, в голове все время звучали какие-то голоса, но категорически не показывались те лица, кому они принадлежали. Голоса постоянно менялись: то мужские, то женские, то грубые, то игривые…в конце концов превращаясь в какофонию, изматывающую сознание и наполнявшие его смутной тревогой. Вскоре стали появляться и силуэты, но они появлялись и исчезали так быстро и были такими размытыми, что не давали ни минуты покоя. Голоса и силуэты наслаивались друг на друга, кружились в сумасбродном танце, выпивали всю энергию из тела очевидца. Жаклина чувствовала сильное напряжение, но никак не могла пробудиться от своего забытья. В конце концов вся эта картина стала настолько невыносимой, что девочка со стоном открыла глаза, чувствуя большую тяжесть во всем теле, словно ее придавил невыносимый груз. Она была вся в поту. В комнате стояла сильная духота, не давая пробудившемуся сознанию ни капли желанной свежести. Жаклина слышала лишь свое тяжелое дыхание  и пульс в висках, тяжелый и надоедливый. Она постепенно приходила в себя, слепо уставившись в потолок. Ей казалось, что нервы ее постепенно ослабляются и ужасные голоса и образы расплываются в ее сознании, словно зыбкие тени на рассвете. Она лежала в полупрострации, погруженная сама в себя, в такие моменты кажется, что не чувствуешь ничего, но на самом деле все чувства обостряются во много раз, и как раз в этот момент в сознании ее возник посторонний звук. Так как она еще не пришла в себя окончательно,  то подумала, что это может быть иллюзия из ее сна, а именно очередной голос, на этот раз женский, изображающий игривое хихиканье. Однако же она встрепенулась, и попыталась прислушаться, на этот раз уже не случайно, но осознанно. Через некоторое время вновь послышался шум суматохи. Вновь хихиканье. Как будто кто-то игриво боролся с кем-то. Все завершилось с глухим хлопком двери. Где-то снизу под комнатой девочки. Жаклина тут же проснулась. Моментально. Сама того не ожидая. К щекам прилил жар. Она чувствовала, что такая бурная реакция ее организма ненормальна. Ею двигало какое-то дьявольское фанатичное чувство, название которому она дать не могла и истоки его определить тоже. Жаклина встала полная решимости выйти. Неизвестно с какой целью. Но в любом случае выйти и узнать также неизвестно что…вот такой вот возник каламбур. Но не стоит винить в этом бедное дитя, так как ум ее повредился от мирской грубости и низости, а чувства ее были подло растоптаны.  Она без труда нашла ключ и выскользнула из комнаты не задумываясь ни о чем и не боясь ничего.  Безбоязненно же миновав свой коридор она решила спуститься вниз. Наткнувшись на закрытую дверь, ведшую аккурат в главный коридор другого крыла особняка она удивилась, так как его никогда не закрывали, просто потому что в этом не было необходимости. Она отперла дверь и остановилась. моргая глазами. Большая зала с множеством дверей и поворотов была вся заполнена дымом курений. Темнота и дымовая завеса мешали явно разглядеть что бы то ни было. Однако Жаклина рискнула войти. Ей до сих пор нездоровилось. Кружилась голова да к тому же еще резкий, слишком насыщенный запах неприятно будоражил нервы. Двигаться приходилось отчасти на ощупь отчасти по памяти расположения комнат и поворотов. Ей казалось, что она пребывает в чьем-то призрачном сне и не может выбраться из него, тщетно ища выход. вдруг из неоткуда вновь послышался звук возни и приглушенные голоса, кто-то явно проводил ночь в веселье. Жаклина насторожилась и в памяти ее вновь всплыла та роковая ночь, а вместе с воспоминанием и сопровождающие его теперь неизменные чувства. Однако не успела она погрузиться в них и вообще подумать о чем-либо еще как неожиданно оказалась во власти чего-то цепкого и страшного. Ее кто-то схватил, пыхтя и тяжело дыша, затащил в комнату и с треском захлопнул дверь. Жаклина вскрикнула, но увы не смогла оказать никакого сопротивления, так как все произошло совершенно неожиданно. Мучитель не отпускал ее, но лишь только тискал и сжимал в объятиях все сильнее. Она не могла повернуться и разглядеть его лицо, страх настолько завладел ей, что она сделалась подобной марионетке и оказывала сопротивление лишь инстинктивно. Наконец зазвучал голос, неприятный и издевательский:
-«Ух, ну и неугомонная же ты… Но сопротивление тем приятней, оно обещает еще более утонченные ласки!»
Незнакомец издал нечто среднее между смешками и хрюканьем, отпустив наконец свою жертву. Жаклина  повернулась в его сторону и отшатнулась. Мужчина, схвативший ее, быстро смерил ее взглядом и взвизгнул от удовольствия.
-«ВЫ только посмотрите как мне везет сегодня! Какая прелестница, какое нежное личико, какие прекрасные губки! Черт подери и несомненно все что находится под этой бренной одежкой тоже прекрасно и принадлежит мне сегодня. Пожалуй надо  положить подарочек Приапу на его жертвенный престол за такое чувственное дите самой Венеры»
Жаклина в ужасе смотрела на это животное и не могла взять в толк о чем он говорит, но по сложившейся ситуации она понимала, что ее жизни и добродетели угрожает большая опасность. Мужчина  строил похотливые гримасы, глаза его блестели приторным противным блеском, все тело его напряглось и весь вид  он имел крайне ужасный, для юного неискушенного воображения. Сам он был уже немолод и некрасив. Обвисший подбородок, глубокие морщины, маленькие хищные глазки, блестящий  детский лоб – все вызывало отвращение к нему. Жаклина готова была лишиться жизни, только наблюдая его, не говоря уже о том, чтобы позволить прикоснуться к себе.
-«Прошу вас, мсье, умоляю,- пролепетала она,- отпустите меня, я оказалась здесь по ошибке. Я немедленно вернусь к себе!»
-«Ишь какая хитрая!- ответил он, брызнув слюной,- Ты сама  пришла ко мне, моя лоретка, моя невинная нимфа и ты конечно же специально умоляешь меня отпустить тебя, дабы разжечь во мне еще больше огня. Это госпожа Арже научила тебя дитя? Ну хватит уже, я теряю власть над собой  просто наблюдая тебя, даже и без твоих слов. где же она тебя отыскала, такое сокровище? у мадам Бовэ или у сестрички Маргарет в доме «У трех подков»? А в прочем неважно, ну-ка иди же скорей ко мне и сделай меня самым счастливым мужчиной на сегодняшнюю ночь!»
ОН подлетел к ней и грубо схватив ее, повернул к себе спиной, одной рукой обвив ее талию, другую положив на грудь он попытался поцеловать ее в шею. Жаклина вскрикнула и разразилась рыданиями, перемежая их с мольбами. Эта искренняя горячность на мгновение сбила насильника с толку и он, отлипнув от девочки пробубнил:
-«Ты ведешь себя так будто ты девственница. Неужели ты девственница? Бог мой, сколько же мадам отдала за тебя? Черт бы побрал эту дьяволицу, она осчастливила меня на всю жизнь!»
он разразился громким смехом и резко успокоившись продолжил свою мысль:
-«Ну так, моя юная лань, не бойся ничего я буду нежен с тобой. Потерять со мной девственность, клянусь, моя кандидатура для этого важного события самая подходящая! О, я прекрасный любовник и знаю много тонкостей любви, ты будешь довольна мной, моя овечка. Давай же, стань покорной, и ты узнаешь всю сладость жизни, оценишь ее истинный вкус и аромат. Они поистине прекрасны!». 
Он с еще большей страстью принялся целовать ее нежную шею, сходя с ума от тонкого аромата ее кожи, от гибкости и грациозности ее тела., еще совсем юного. Жаклина, как ей казалось, уже почти теряла сознание и не могла ни умолять ни лить слезы, лишь только бессознательно всхлипывала и дрожала. Однако найстойчивые ласки совратителя вдруг резко прекратились и он застыл, как соляной столб. Сразу же девочка услышала позади себя другой голос, подсознание ее тут же объявило ей, что он был знаком ей.
 «Убери свои жадные лапы от этого ребенка, не то я мигом прострелю твою глупую башку» - тихо, но утверждающе прокомментировал голос
Жаклина почувствовала, что ее отпустили и, повалившись на пол, она отползла в сторону. Сзади происходила легкая борьба, ей казалось, что ее насильника оттащили и производят с ним какие-то действия. Она, найдя в себе силы, вскочила и обернулась в сторону, где слышала голос. Перед ней стояли двое мужчин. Один из них ее насильник, теперь уже с совершенно изменившимся лицом, полным страха  и трепета и другой, стоявший к ней спиной, держал его за горло, приставив револьвер к виску.
-«Попробуйте только позвать на помощь, маркиз, я выбью вам мозги, они совершенно не идут к вашему лицу, так что не беспокойтесь и не делайте такое плачевное лицо».
«Кто вы? Что за игры вы со мной ведете?- заскулил непутевый искуситель,- Сначала подсылаете мне девственницу, которая так  мило сопротивляется, потом вы еще…Прошу, хватит уже, скажите же, что это все шутки графини и я воздам должное ее изобретательности и восхвалю ее. Но, умоляю вас, хватит!»
- «Ты настолько низок, что я пожалуй не удостоюсь дать тебе ответ. Самое лучшее сейчас, что ты можешь делать, это помолчать немного».
После своих слов незнакомец, будучи в той же маске,  немного повернул голову к девушке и изрек, достаточно резко:
-«Кто просил тебя являться сюда? Кто позволил тебе выходить из комнаты?»
Жаклина, уже узнавшая своего давнего знакомого и немного воспарявшая духом ответила: -«Я не знала, простите…Я не знала, что здесь происходит…»- слова ее звучали однако так, будто она вот-вот упадет в обморок.
-«Вы целы?»
-«Да…»- лишь только выдохнула девочка.
-«Уходите отсюда немедленно…в свою комнату!»- приказал он.
Жаклина было замешкалась но повторный приказ, прозвучавший еще резче и грубее, заставил ее двинуться с места и вот она уже во весь опор несется к себе. 
«Вы знаете, что вам грозит, если вы меня убьете?- попытался запугать маркиз человека в маске, когда дверь за девочкой закрылась. «ВЫ знаете какие у меня связи, сударь?Поверьте, вы не останетесь безнаказанным.»
-«Вы глубоко ошибаетесь маркиз.- произнес хладнокровно незнакомец,- мне то как раз ничего не угрожает, а вот вам грозит в лучшем случае бесчестие, в худшем- смерть, даже хотя бы и от моей руки, чего я, поверьте, непремину совершить.».
Глаза маркиза округлились от испуга он произнес:
-«Да, как вы смеете запугивать меня, кто….»
Он осекся, когда незнакомец снял маску и произвел еще ряд действий, которые теперь позволяли узнать его. Маркиз ахнул от неожиданности и с лица его тут же спал весь страх: «Герцог Де..»-восклицание его было прервано, так как герцог зажал ему рот рукой, сопроводив свой жест словами:
-«Тише, сударь, тише. Не будем разбрасываться именами, здесь и у стен есть уши. Оставьте свои догадки при себе и, надеюсь, вы уже сделали соответствующие выводы». Маркиз принялся неуклюже извиняться, на что тот, перебив его спросил:
-«Полно вам, маркиз. Но вы знаете какой опасности вы только что избежали, если бы я не спас вас? Вы знаете, кто была эта девочка?»
Маркиз, как мог, изобразил на своем лице неподдельное удивление и интерес.
-«Это дочь графини Арже, господин маркиз».
-«Дочь?!- воскликнул ошарашенный маркиз,- Боже праведный, как она здесь оказалась?! Меня хотели уничтожить, таким ужасным поступком…»
-«Ну, если вы упомянули имя бога, сударь, то я спокоен за вас, ибо вижу, что вы понимаете всю щепетильность ситуации. Я покидаю вас, и надеюсь, что мне не нужно просить вас молчать о том, что произошло здесь.» 
Маркиз было открыл рот, но мужчина сделал знак рукой, призывая его молчать и поспешно покинул комнату.
Жаклина, оказавшись у себя, со слезами на глазах принялась возносить горячую молитву богу, благодаря его за свое чудесное спасение. Вволю наплакавшись и проведя у маленького молитвенного алтаря почти всю ночь, девочка истощив все свои силы так и уснула на полу возле кровати. 
Теперь у нее было предостаточно времени поразмыслить о произошедшем, так как более двух недель не происходило никаких событий, могущих нарушить ее спокойствия, если ее состояние можно было так назвать. Она вдруг осознала, что теперь никогда не сможет жить так же мирно и на свой манер счастливо, как ранее. То, что произошло, и так уже являлось достаточной встряской  для юной чистой души и теперь в сердце ее ежеминутно восставали то боль, то смятение, то переживание - в общем весь тот порок страстей, который не дает человеку ни спокойного существования, ни спокойного сна. Сказать, что жизнь ее круто поменялась и никогда более не войдет в спокойное русло- это не сказать ничего. Здесь следует оговориться о еще одной немаловажной вещи, которая сейчас уже и далее, будет безраздельно влиять на душу и мысли Жаклины. Девочка часто думала, но мысли ее были пугливы  и робки, о желанном замужестве. Однако она воспринимала это положение ни как его должно воспринимать, но как возможность наконец стать свободной и даже счастливой, более ей ничего не было нужно. Счастливой не в том плане, как обычно представляют себе счастье другие девицы на выданье: светская жизнь, подкрепляемая официальным статусом, возможность наконец завести себе любовников или наоборот, безраздельно принадлежать мужу и детям, возможность полностью явить себя во всех ракурсах и конечно же свобода и так далее и тому подобное. Она рассматривала свое счастье как нечто скромное и ненавязчивое, а именно возможность покинуть это страшное место, которое грозило сделаться ее могилой навсегда, чего она очень боялась.  Уже одно это обстоятельство, избегнув которое, могло бы сделать ее счастливой, а об остальном юное дитя даже и не помышляла. Но мысли такого рода возникали у нее лишь тогда, когда ей было особенно одиноко и грустно, во все остальное время она была полностью готова покориться воле матери и безропотно сносить все лишения.
Теперь же, после открытия таких ужасных вещей, а точнее разговора с незнакомым господином в особняке, вопрос о замужестве приобрел для нее совершенно другие краски.  В голове ее, как вырезанные на скрижалях истины, навсегда запечатлелись роковые слова этого господина, так нагло и подло заявившего Жаклине о распутстве всего высшего света.  Увы, юное сознание, не пожелав разобраться во всем осторожно и внимательно, впитало эти слова без остатка и всецело поверило им, более того обрамляя их в трагические тона. Мысль о замужестве теперь, после того через что ей пришлось пройти, казалась ужасной ей. Она не хотела связывать свою судьбу с развратным человеком, кем бы он ни был, и тем более, или даже главным образом (так как именно этот факт более не давал ей покоя) с тем человеком, который делил ложе с ее матерью. Мысль эта, настолько противная ей,  возбуждала в  душе все те тягостные чувства о которых говорилось ранее. В ее сознании, на свой лад, рисовались картины тех уловок и извращенных игр, к которым могли бы прибегнуть мужчины, дабы завладеть женщиной. Конечно, Жаклина отдавала себе отчет в том, что она еще слишком юна и наивна, это обстоятельство ужасно пугало ее и делало беззащитной перед притворством аристократии. Она предпочла бы даже навсегда оставаться взаперти, нежели чем губить свою душу и те добродетели, которыми она обладала, так как поддержки ей ждать не приходилось ни с чьей стороны. Ни поддержки, ни попечительства, ни мудрого слова, которые были необходимы ей как воздух в теперешнем ее положении. Не удивительно, что действия незнакомца приняли в ее мыслях самый отрицательный смысл. Если и имелось к нему доверие, пускай небольшое и надежды на то, что он ее защитник, пускай и надуманные ею, но все же они исчезли, рассыпались в прах, уступая место травящей душу подозрительности, страху и ненависти. Она допускала мысль о том, что его действия есть еще один способ ускорить ее падение, но способ тонкий и продуманный, дабы доставить этому исчадию ада еще больше удовольствия потом. Однако именно эти мысли не занимали все ее существо, как могло бы показаться, так как врожденная доброта и искренность, жившие в ней, все еще взывали к  сердцу, стараясь смягчить его. Ну что ж, стоит только злым силам найти лазейку в добрые мысли и действия, как они тут же спешат проникнуть в нее и завладеть сначала этими мыслями, а потом уже и душой жертвы. Стоит только одному зерну раздора запасть в почву благородства и добродетели, как оно тут же дает свои ростки, при условии, что его вовремя не заметят и не вырвут с корнем. Злые силы настолько коварны и истеричны, по низкой пламенной природе своей, что человек, к сожалению, имеет свойство чаще верить в плохое чем в хорошее, чаще предаваться низким делам, чем высоким.
У Жаклины был прекрасный духовник, к которому ей разрешалось наведываться лишь по святым праздникам, вышеупомянутые слова принадлежали именно ему, как и многие другие мудрые умозаключения. Он учил ее, как узнавать зло, какие оно может готовить ловушки и как юной девочке не попасть в них, но учиться изобличать их заранее. Он учил ее мыслям о боге  и о его доброте. Он часто говорил о том, что люди пали слишком низко, но говорил об этом в таких мягких и осторожных тонах, что Жаклина не придавала этим словам должного значения и не относилась к ним со всей ответственностью.  Именно его слова привели Жаклину к таким умозаключениям, к которым она сама бы, будучи неопытной в интрижках высшего света, не смогла прийти своим умом. Она наконец поняла, о чем он так аккуратно твердил ей и теперь возносила ему хвалу и в душе молила его поддержать и наставить ее. Увы, встречи их, как уже говорилось, были настолько редкими, что он едва ли мог помочь ей чем-то, поэтому речи о нем более не последует.  Таким образом в ее сознании шла борьба, между ненавистью к незнакомцу  и добрыми чувствами к нему, которые пока имели успех в равной степени, но чему вскоре, к несчастью, суждено было измениться в худшую сторону.
Приблизительно в это время мадам д Арже получила такое волнительное послание, что, как ей казалось, она не волновалась так никогда и не предвкушала так ничто, как предвкушала то событие, о котором говорилось в письме.
А в письме говорилось следующее:
«Уважаемая и милейшая госпожа графиня д Арже.
Наконец-то у меня появился повод написать Вам, что я делаю с большим удовольствием. Не пускаясь в ненужные разглагольствования и не выделывая никаких закорючек на письме, я сразу же хотел бы перейти к делу, к чему обязует меня нехватка времени и мой статус. Как вы относитесь к тому, что вас прелестный особняк, о котором наслышан весь Париж, вскоре посетят несколько очень важных лиц? Настолько важных, что любой бы почтил за великое счастье видеть их у себя своими гостями. Я искренне уповаю на то, что вы так же окажитесь в их числе и будете так любезны принять сих важных господ у себя. Право, данное мне, возлагает на меня всю ответственность устроить эту встречу и побеспокоится о том, чтобы она прошла как можно веселее и непринужденнее, посему я пишу вам это письмо, дабы уведомить вас заранее. С вашей же стороны, прекрасная графиня, мы ожидаем получить самое теплое гостеприимство и самые утонченные развлечения, какие только может предложить искушенным земными благами господам ваш дом. Прошу вас, не стесняйтесь важностью гостей, ибо нам бы хотелось лично лицезреть все то, чем так славятся ваши вечера. Гостей вам следует ожидать не раньше чем через неделю, гости прибудут  инкогнито, поэтому, во-первых, у вас будет время подготовиться к их встрече, во-вторых, вы позаботитесь о том, чтобы этот визит не получил никакой огласки и был известен как можно меньшему кругу людей.
Ваш преданный поклонник и неизменный почитатель вашей красоты,
                А. Н. де Комон, герцог де Лозен

Графине не составило труда определить, кто же эти важные гости, посему, прочтя письмо, она так разволновалась, что бледность покрыла все ее лицо и от сильного нервного возбуждения она почувствовала слабость. Однако внутри женская природа ее торжествовала и, действительно, как точно было подмечено в письме, этот визит обещал быть самым желанным и выгодным из всех.
Здесь  теперь следует немного пролить свет на то, кем являлись эти важные господа, желавшие нанести визит графине. Герцог де Лозен был известной личностью, как при дворе так и во всем Париже. Известный сплетник, развратник и покоритель женских сердец. Помимо этих лестных «титулов» он обладал еще одним весомым титулом, которым дорожил весьма сильно, а именно он являлся фаворитом  короля Солнца и теперь приобретал вес в глазах Регента.  Если дело касалось каких-нибудь сомнительных предприятий за пределами Сен-Клу и могло бы угрожать чести и авторитету регента, то герцог лично брал на себя всю ответственность и сам организовывал эти предприятия, да так осторожно, что пожалуй, ему следует отдать должное за это. Итак,  у графини не осталось сомнений, по поводу того, кто навестит ее через неделю. Будут ли это два гостя или великое множество, ее уже не интересовало, ведь самая главная птица была поймана.
Графиня тут же тщательнейшим образом начала готовиться к встрече. Не стоит говорить здесь о всех ее приготовлениях, но стоит заметить, что она долго ломала голову над тем, как бы развлечь таких важных персон, чтобы угодить им и ни в коем случае не ударить в грязь лицом. В конце концов она пришла к выводу, что удивит гостей одним древним способом гадания, участие в котором будет являться прекрасной прелюдией  к тому, что последует далее. Помимо текущих приготовлений, она позаботилась об обустройстве башни Монахини, так как рассчитывала надолго запереть там Жаклину, дабы не возникло никаких курьезов. Обустройство не заняло много времени, в башне отремонтировали крышу, постелили ковер на пол и принесли несколько необходимых предметов интерьера- все, что нужно для более или менее сносного существования.
Назначенный день неумолимо приближался, приготовления шли своим чередом. Девочке никто, естественно, ничего не сказал, поэтому она  прибывала в полнейшем неведении и о новом заточении ей собирались сообщить в последний день.  Этот день наступил и Жаклину, опустим здесь все ее слезы и мольбы, вновь сопроводили в ужасную башню. 
Графиня, тем временем, организовав все наилучшим образом, со вкусом и завидной тонкостью, ожидала гостей после того, как на окрестности опустятся сумерки.  С нею вместе находились несколько ее верных подруг, и друзей, на присутствие которых было дано добро высшей «инстанции».  Графине было сообщено, что прибудет три человека, без иного сопровождения.   Гости прибыли, произошли все обмены приветствиями и любезностями и теперь настала очередь дли иных бесед. Филипп Орлеанский, а это был никто иной, как сам регент Франции, почтивший своим присутствием столь сомнительное заведение, был одет достаточно просто, но со вкусом, что не отличало его от общества по одежде, но  колоритно выделяло среди остальных по статусу. Его сопровождали  два его компаньона: первый герцог де Лозен, второй же взятый нарочно для того, чтобы сбить прозорливые умы с толку,  имел ко двору лишь косвенное отношение – граф Арман Луи де Горто-Бирон, так же не отстававший от своего влиятельного спутника Лозена в умении плести интриги и совращать женщин.
Все бы, может быть, прошло так, как рассчитывала графиня, если бы не один вопрос, выбивший ее из колеи в самом начале вечера и испортивший ей все планы так сильно, как она себе не могла представить даже в самых худших опасениях.
Любопытный и жадный до удовольствий регент, разглядев всех гостей, и   отдав им должную часть уважения, казалось, был все же чем-то раздосадован, что не укрылось от взгляда его приближенных. Герцог Лозен, пользовавшийся наибольшим доверием, понял причину недовольства своего мессира, так как и сам уже обнаружил некоторые упущения в приготовлениях мадам Арже.
«Позвольте сударыня задать вам один волнующий меня вопрос,- начал тактично он, отведя графиню в сторону,- мы прибыли сюда надеясь, что вы окажите нам наибольшее гостеприимство и не утаите  ничего, что было бы приятно его светлости».
Графиня, разволновавшись, принялась извиняться за неудобства, которые, как она полагала, могли доставить хлопоты, однако герцог прервал ее и продолжил:
«О, поистине вы не понимаете меня, наипрелестнейшая из графинь, ваши приготовления заслуживают высших похвал…Но, как мне кажется, есть одно обстоятельство или точнее один приятный факт, который вы от нас скрыли, надеюсь неумышленно».
Графиня принялась снова выписывать догадки и оправдываться, но и тут герцог прервал ее, уже теряя терпение:
-« Простите меня за наглость, мадам, но ходят слухи о том, что у вас есть прелестная дочь, так почему же вы прячете от нас ее? Я ни в коем случае не хочу принуждать вас ни к чему, но разве она не полноправная наследница вашего рода, чтобы так несправедливо не допускать ее выразить свое почтение регенту Франции? помнится на балу мы имели честь видеть ее с вами, чем же отличается нынешний вечер от того вечера? Разве его можно  считать менее значительным и торжественным?» 
Графиня все побледнела, не трудно представить, что с ней творилось в этот момент. Сказать, что она бы сейчас с удовольствием задушила свое дитя а потом и всех остальных, это ничего не сказать. Итак, она попыталась изобразить на лице улыбку, которая на практике оказалась не более чем кислой вымученной гримасой, и ответила, как могла спокойно:
-« О, я ни в коем случае не собиралась прятать ее  ни от кого. Просто я так дорожу ее примерным воспитанием, вы знаете же. Я очень оберегаю ее от превратностей жизни высшего света и стараюсь никогда не допускать ее в столь многолюдное общество, тем более в вечернее время…»
«Рад обнаружить в вас, милая Луиза, не только прекрасную женщину, но и примерную мать. Но позвольте, сейчас ведь не так темно и любая мать пожелала бы за высшее счастье представить свое чадо лично регенту, а там, кто знает- кто знает.... Но вы, графиня, судя по слухам о вас, действительно уникальны и неповторимы, с лестной точки зрения. Поистине, вы интригуете всех нас и тем более возжигаете в нас желание поскорей познакомиться с вашей дочерью. Держу пари, она такая же неповторимая и прелестная как и вы! Но почему же вы так жестоки к нам и к своей девочке, что лишаете нас столь приятного знакомства.»
Графиня, вся кипя внутри, старалась придать себе спокойный вид.
« Вы весьма нетерпеливы, дорогой господин, если вы набрались бы терпения и разрешили мне предоставить к вашему избирательному вниманию все радости вечера и последующих ней, что я вам подготовила, вы бы и не вспомнили про мою, как вы только что выразились, прелестную дочь. Если бы вы только доверились мне и запаслись бы терпением, я уверяю вас, ваши чаяния и надежды не только восполнились бы слихвой вы бы потом принесли мне извинения за наш  с вами разговор сейчас»
Поверьте, я с удовольсвтием бы согласился с вами и ни в коем случае не желал бы подставить вашу отличную репутацию под удар своим нетерпением. Но, желание  его высочества....вы сами понимаете....оно мягко выражаясь стоит свеч.....
Здесь голос герцога сделался настолько тихим и елейным, прибавить сюда еще яркую красноречивость, которой просто невозможно было более противиться. Графиня прекрасно поняла это.
« Моя оплошность, герцог, я признаю. Разве я могла догадаться, что вы так жаждите познакомиться с моей дочерью. Но Жаклина уже легла в постель и наверняка спит, к тому же она немного нездорова. Ох, как бы не  хотелось портить ваше представление о ней тем, что она вот сейчас покажется на глаза таким важным гостям неубранная, с отсутствием той свежести, которая ей по праву принадлежит, и уставшая. Прошу вас, милорд, правильно понять мои материнские чувства и проникнуться сочувствием ко мне и к моей дочери, насколько это возможно.»
Итак графиня не желала уступать, на свой страх и риск, герцог не желал повиноваться (в чем можно будет убедиться позже), но сейчас, все же, он подумал, что лучше будет не быть таким напористым и оставить все до следующего дня, о чем он не преминул сообщить регенту.
К некоторому облегчению графини, почти сразу же, как только словесный бой с герцогом был объявлен «ничьей» к ней подошел лакей и доложил о прибытии девушек из аббатства Мадлен де Тренель. Немного воспряв духом графиня тут же устремила весь свой острый ум на подготовку к первому развлечению для вельмож. Гости уже были уведомлены, что их ожидает два сюрприза и первый вот-вот должен был раскрыться перед ними.
Дамы и господа, уже подвыпившие и теперь шумевшие, седели вокруг богато сервированного стола  заинтересованно поглядывая на пять пустых мест, предназначенных для неизвестных персон и пустовавших с начала ужина.
Графиня, уведомленная о приходе девушек, уселась на свое место и как ни в чем ни бывало завела оживленную беседу с соседом по столу, как бы не заметив, что в комнату вошли пять робких фигурок и темной массой застыли почти у самого входа. Зато все остальные гости тут же заметили прибавление и теперь с удивлением глядели на совсем еще юных воспитанниц монастыря Мадлен де Тренель. Теперь настала очередь графини повернуть к ним голову, что она и сделала с наигранным легкомыслием и легкостью, будто перед ней предстал какой-нибудь ее старинный друг.
Ах, а вот и наши малютки пожаловали. Что же вы стоите там у стены? Проходите, занимайте приготовленные для вас места. Окажите честь нам, нечестивым и развращенным, вкусить сладость от вашего святого, ангельского общества. Один ваш кроткий вид, мои милые ангелочки, заставляет задуматься о боге, так пусть же ваши уста, непорочные и чистые, на словах возвестят нам о нем.
Гости притихли. Дамы немного опешили, господа же оживились. Де Лозен прищелкнул языком, мало знакомый ему маркиз под боком, откинулся на спинку кресла, любуясь девушками словно прелестной картиной, в глазах его загорелся при этом маслянистый огонь похоти. Регент же не проявил никаких эмоций, скорее раздумывая над тем, что открылось его взору.
Ни для кого из общества не было теперь секретом, что  юные воспитанницы, в одеяниях бенедиктинских монашек, явились из монастыря Мадлен де Тренель. Только самый ленивый в Париже не знал о том, что этот монастырь, проповедуя всю суровость божественной жизни, являлся ни чем иным как вертепом развратниц и развратников. В его чертоги принимались девочки из бедных семей либо сироты, которые затем, по своему ли желанию или по принуждению, отдавались на волю тем, кто мог заплатить достаточную сумму за столь экстравагантное удовольствие, особенно сокрытое под монашеским платьем. Сама аббатиса, подавая пример своим воспитанницам, любила принимать у себя дам и господ, устраивая роскошные пиры и развлекаясь так, будто и не видела никогда монастыря и уж тем более, не преступала его порога. Не раз ей приходил приказ от высших лиц поумерить свои аппетиты и хоть немного обратить взор в ту сторону, куда ей,  данными когда-то обетами, уготованно было смотреть с утра до поздней ночи. 
Это явление кажется мне знакомым- нарушил всеобщую тишину регент
Графиня же, посчитав брошенную фразу оскорблением заметила вполголоса:
в стенах светских домов, ваше высочество? Неужели вы не оцените того, что эти агнцы христовы покинули свое крепкое убежище, ради того, чтобы предстать сегодня пред нами?  А что если  я вам скажу, что сегодня вы первый сорвете утреннюю розу, полную дурманящей неги, только-только проснувшуюся после ночного сна? 
Графиня сделала знак рукой девочкам подойти к столу. Та, что казалась старше других, не колеблясь первая сделала шаг вперед. Она будто бы казалась смелее всех остальных и даже успела бросить краткую скромную улыбку одному из вельмож. Юная гризетка эта, видимо уже кое-что понимавшая в подобных делах, имела некоторые представления о том, как себя следует вести и подавала пример остальным девочкам, которые в скромности своей, кажется, забыли о том, что наделены даром речи.
Как вы это объясните, прекрасная Цирцея....-шепотом осведомился де Лозен у графини
Очень просто,- с удовольствием ответила она, будто только и ожидая такого вопроса,- та что постарше Одетта, она показывает девочкам как следует себя вести и была приглашена сюда только для этого. Иначе бедные ангелочки совсем бы перепугались, если бы увидели сколько всего они еще не знают  в жизни. Кроме того, всегда хорошо, когда старшие подают примеры поведения, результаты которого потом не вызывают никаких вопросов, более того тщательно и с энтузиазмом поддерживаемые другими.
Не хотите ли вы сказать.....
 Самой младшей пятнадцать и она мила как новорожденный серп луны, самой старшей восемнадцать, посмотрите как алеют ее щечки, что может быть прекрасней этой краски герцог, вы наверно уже и забыли о столь чарующей естественности...Одетте девятнадцать, но она не в счет, смотрите, эта божья овечка, в монашеских одеяниях уже строит глазки Горто-Бирону, клянусь вам под платьем у нее скрыт уже разбуженный кем-то давно вулкан. И клянусь вам, горячее его извержение может запросто погубить.
Графиня щебетала как птичка, стараясь своей песенкой завлечь искушенное всеми возможными и невозможными любовными похождениями воображение герцога. Впрочем ее щебет слышал только он один, переводя глаза соответственно то на одну то на другую девушку. Мужчины, тем временем, достаточно осмелев, принялись веселить скромных монашек. Одетта первая ответила вниманием на их попытки своим звонким, заливистым смехом, заставляя тем самым своих подружек тоже не то что смеяться, но хотя бы премило улыбаться. Девочкам подливали вина, из-за чего они оживились гораздо быстрее, чем предполагала графиня. Ее довольный взгляд подметил, переходя с одного гостя к другому, что пожалуй вечер принимает свое русло и можно уже не опасаться призрачных трудностей, которые могли бы возникнуть в подобной ситуации. Она позволила себе расслабиться на тот остаток ночи, которым по праву располагала.
Итак, наступил следующий день, в который все общество поднялось довольно поздно, после ночных увеселений. День прошел в новых забавах, а к вечеру герцог решил начать новое наступление, а графиня новую оборону. Однако, она понимала, что эта ее игра может оказаться опасной и стоить ей немало страданий, так как перечить нынешнему королю в его желании, это самому вязать себе петлю. После решительного, но короткого напора графиня сдалась и обещала, дабы смыть с себя все подозрения, лично отправиться за дочерью.
Она шла по коридору, злая как мегера, слезы ярости застилали ей глаза, однако же, она знала какой эффект окажет ее настроение на Жаклину и заставила себя успокоиться, дабы избежать дальнейших проблем.
Графиня вошла в башню Монахини и обратила свой взор на дочь. Жаклина, бедное дитя, от неожиданности не смогла удержать вскрик и уронила книгу, которую держала.
-«вот как встречает меня моя любимая дочь, стервозно вымолвила графиня, храня свою гордую осанку,- неужто я так ужасно выгляжу, что мое появление производит такой эффект? Вы сделали мне очень нелестный комплимент.»
Жаклина принялась извиняться и бросилась было на колени перед матерью, но та остановила ее.
-« Уймись дитя! Знай, что мне неприятно разговаривать с тобой о том, что не касается дела, поэтому слушай меня. Сейчас за тобой придет Розина, пойдешь с ней. Она приведет тебя в порядок, а ты постарайся не выглядеть так затравленно и безжизненно, потому что сам Монсеньор хочет видеть тебя.»
Девочка вскрикнула и чуть было не упала в обморок. Она не была глупым ребенком и тут же уловила нотки звучавшие в голосе матери и мотивы, заставившие ее закрыть дочь в башне.
-«О, прошу вас мадам,- принялась умолять Жаклина, уже повернувшуюся, дабы уйти, графиню,- не будьте так жестоки ко мне! Оставьте меня здесь, умоляю вас. Я лучше умру, чем буду видеть что вы терпите из –за меня неудобство и стеснения. Умоляю, скажите этим господам, что у меня разболелась голова, что я умираю…все, что угодно. Я же в свою очередь не подведу вас, клянусь!»
Графиня остервенело отпихнула дочь. Страсти, которые она с таким трудом сдерживала, готовы были прорваться в любой момент, поэтому она так старалась сократить беседу и так спешила уйти.  Лицо ее от избытка ярости то и дело сводил нервный тик, а глаза метали такие молнии, что любой мужчина в ужасе бы убежал от нее как от прямой наследницы лемносских женщин, проклятых Афродитой. Жаклина вновь попыталась уговорить ее, не ведая, что творит, девочка надеялась любым способом отговорить мать от этой идеи.
-«Молчи, дрянь!- выкрикнула графиня, уже не в силах остановиться и не ведая, что извергает сейчас слова, подобные дыханию Горгоны.- Делай, что тебе приказывают и не смей перечить! Думаешь это моя идея? Да мне в жизни бы в голову не пришло представлять тебя кому бы то ни было. Регент пожелал видеть тебя, и я не могу не повиноваться, так как мне еще хочется немного пожить на свете в милости и почете. О будь проклят тот день, когда я произвела тебя на свет! Как я жалею о том, что не сдала тебя кормилице в деревню….»
Испуганная лань, в это время заливалась слезами и как никогда желала умереть сейчас у ног матери.
-«Неужели вы так сильно ненавидите меня?»-осмелилась спросить она. Графиня нервно засмеялась и ответила:
-«Ты, низкое отродье, неужели ты до сих пор тешишь себя глупыми надеждами о том, что я люблю тебя? Неужели ты рассчитываешь получить от меня даже крохи этого чувства?» -«Но, раз вы так ненавидите меня, то зачем  заставляете страдать нас обоих? Выдайте меня замуж и таким образом избавьтесь от меня….или отдайте в монастырь».
-«Выдать тебя замуж?! Не смеши меня! Позволить тебе тогда расцвести и собирать все лавры людского восхищения? Чтобы ты отняла их у меня и все забыли меня?! Позволить тебе наслаждаться жизнью замужней дамы, быть любимой многими…»
-«Мадам, что вы говорите? Как такие ужасные мысли могли только прийти вам в голову?- с ужасом вымолвила Жаклина, все еще не желая верить в столь ужасные слова, которые мать бросала в лицо собственному отпрыску.
«Да! Это так, увы. Ты та, кто забирает у меня мою молодость и отягощает мою душу. Каждый день я вижу что то, что принадлежало мне, постепенно переходит тебе. Ты забираешь у меня мою красоту, мою свежесть, у меня нет такой кожи уже, как у тебя, мои глаза не светятся так как твои, у меня не такой теперь ангельский голосок как у тебя. Я вижу в тебе свое повторение, своего мучителя и это ужасно и невыносимо.  И теперь ты мало того, что забираешь внимание посторонних мужчин, которые все никогда не будут принадлежать мне, так еще имеешь наглость забирать у меня внимание и тех немногих мужчин, чью благосклонность я еще могу удержать всякими ухищрениями, дорого обходящимися мне к тому же. Ты вот так просто не показываясь нигде уже успела произвести впечатление….Падшая девка, недостойная ни одного атрибута добродетели! Ты родилась из источника ненависти между твоим отцом и мной, запомни это. Я презирала его и все, что исходило от него претило мне»
Жаклина , убитая речью матери, молча проливала слезы.
-«Хватит на этом, я и так наговорила то, от чего всеми силами старалась воздержаться. Единственную услугу, которую ты мне можешь оказать сейчас, это привести себя в порядок и спуститься вниз в надлежащем настроении. Ты же не хочешь, чтобы я страдала из-за тебя?»
Итак, графиня ушла, а следом за ней вошла служанка и две девушки отправились в комнату Жаклины.
Немалых трудов стоило бедняжке успокоиться, но другого выбора у нее не оставалось и она спустя некоторое время как могла приободрилась, привела свой вид в порядок и предстала перед веселой публикой.  Все не переставали умиляться томной прелести девочки, ее нежности и притягательной бледности, глубины и красоты ее глаз, белизны и бархатистости ее кожи.  Она лишь скромно принимала слова восхищения, отвечая немногословно и очень просто, и тем еще более располагала к себе искушенное общество.
Главные виновники торжества не спускали с нее пристальных взоров, за которыми следила графиня и обстоятельство это уничтожало ее.   Очередной страстный взор, адресованный не ей, а ее дочери, наносил   очередной укол ее самолюбию. Весь вечер она провела как на иголках, стараясь повернуть внимание  мучителей в свою сторону. Однако, ей не пришлось долго терзаться и исходить завистью, словно желчью, вскоре спасение само нашло бедную графиню. Вельможи, удовлетворив свои интересы сполна, немного поговорив с девочкой, вкусив при этом все наслаждение от общения с юным созданием и успокоившись, наконец, разрешили ей удалиться к себе. После ухода дочери графиня поспешила переключить внимание гостей на главное развлечение этого вечера. И с гордостью сообщила им, что сейчас они займутся гаданием, но не очень обычным способом. То было гадание по внутренностям животных. Вся интрига заключалась в том, чтобы свежезабитую тушку разрезать пополам и представить ее на суд пытливых зрителей. Графиня выбрала для этой цели свинью в качестве жертвы, и призвала на помощь сведущую в таких делах гадалку, в качестве мэтрессы «игры». Некоторые дамы будучи щепитильными и чувствительными к такому экзотическому виду забавы, принялись бледнеть и почти падали в обморок, но графиня лишь посмеявшись над их слабостью сама, своим примером, показала им какое это увлекательное занятие. И вскоре все общество, кто голыми руками, кто в перчатках, утопая в луже крови и ужасного зрелища разрезанной туши с неповрежденными органами всецело отдалось распутыванию сложных техник гадания по этим самым внутренностям. В конце концов гадание превратилось в игру. Словно шаловливые дети они находили приятную забаву в том, чтобы вымазать друг друга  кровью и так упоительно смеялись над этим, что казалось, невиннее зрелища быть не могло. В конце концов, апофеозом такого развлечения послужила начавшаяся оргия, неизбежная и всеми ожидаемая, уготованная стать высшим проявлением наслаждений вечера. Визги, смех и болтовня разносились по замку почти всю ночь и стихли лишь на рассвете, когда уставшие и опьяненные ночными возлияниями тела без сил падали на мягкие постели с тем, чтобы проспать почти до полудня.
Однако, оставим вельмож с их забавами и вернемся к бедной красавице. Жаклина, направившись в свою комнату, успешно достигла ее и без сил опустилась на постель. Девочка была истощена и подавлена. Первые  моменты шока сгладились последующим визитом в гостиную и теперь от бедняжки не осталось ничего, кроме физической оболочки, если можно так выразиться. Она разделась, легла в постель и моментально заснула.
Однако, увы, злоключения дня на этом для нее не закончились. Девочка не слышала, как дверь ее комнаты открылась и без предварительных мер предосторожности в комнату вошел человек. Он некоторое время оставался недвижим, поглотившись созерцанием спящей, но потом подошел к кровати и присев на нее, принялся гладить Жаклину по шелковистым волосам. Воланы рукавов легонько дотрагиваясь до кожи, щекотали ее.  Девочка отреагировала не сразу, так как испытания дня слишком вымотали ее. Но когда она наконец открыла глаза, то глухо вскрикнув отшатнулась к другой стороне кровати. Она не знала сколько проспала, и не представляла сколько может быть времени, но на улице стояла непроглядная темень, а внизу полным ходом работали жернова празднеств и возлияний.
-«Кто вы? Не призрак ли вы, который пришел вновь мучать меня? И даже во сне мне не приобрести покоя».
Человек поднялся с кровати и немного отошел в сторону.
-«Какое нелестное описание вы мне даете, прелестнейшая из Граций»- начал он -«Я тот, кто пришел на помощь вам, наоборот. Я ваш благодетель».
-«Благодетель?»- переспросила девочка, стараясь всмотреться в лицо незнакомца, думая, что это тот самый человек в маске.
-«Да, мадмуазель, вы можете в этом не сомневаться ни секунды».
«но, кто вам разрешил входить в мою спальню сударь? Вы мужчина, на дворе ночь….Прошу вас, оставьте ваши изъявления благодетельности до утра, иначе мне придется позвать на помощь». –вымолвила девочка, стараясь не поддаваться растущему в ней страху.
«простите меня, мадмуазель, за мой неуместный визит в столь поздний час. Но другого выбора у меня не было. И ведь не все ли равно, когда проявит себя благодетельность, рано утром или поздно ночью. Но звуки этого слова так сладки для каждого, что любой с удовольствием раскрывает ему двери в любой час. А вы, неблагодарная, прочь гоните его от себя, но вас извиняет ваша прелестная юность, за это я прощаю вас. И вместо того, чтобы прямо и открыто разговаривать с вами, пользуясь правами благодетеля и покровителя, я вынужден просить у вас прощение, что  покорно делаю, за свое вторжение  и умолять вас, чтобы вы выслушали меня».
Жаклина смутилась и, чувствуя, что все же не должна оставлять у себя незваного гостя, решила  по возможности выпроводить его.
-«Скажите ваше имя, раз вы так неожиданно вламываетесь ко мне посреди ночи. Сделайте хотя бы так, чтобы я не боялась вас.»
-«Охотно, милое дитя. Я один из сопровождающих регента, граф де Горто-Бирон. Более того, я явился к вам с его позволения, поэтому знайте, что вы находитесь под протекцией регента, нынешнего правителя. Как справедливый монарх, он не допустит того, чтобы что-либо дурное произошло с вверенными его слову людьми. Итак, неужели вы все еще не доверяете мне?»
«Я могла бы проявить к вам большее доверие, сударь, если бы вы явились утром и не таким образом. Но, увы, положение мое такого, что я не могу ничего сделать, и мне остается покориться вам. Но, умоляю вас, говорите все, что вы хотели и покиньте мою комнату ради уважения к моей честности и невинности».
-«Как скоро я покину вашу комнату, Жаклина, зависит только от вас или точнее от вашей сговорчивости. Я надеюсь вы умная девушка и обстоятельно обдумаете то, что я вам предложу. Поверьте мне, любая другая девушка на вашем месте бросилась бы к моим ногам с благодарностью и вечно осыпала бы меня хвалой и воскуряла бы фимиамы в мою честь. Но, увы, неблагодарная, я вижу с каким нетерпением вы смотрите на меня, надеюсь мне воздастся потом  с вашей стороны   за это обидное со мной обхождение.»
-«прошу вас, что вы хотели мне сообщить»- торопила его Жаклина. Тени комнаты скрывали графа полностью, лишь месяц немного серебрил края его белой блузы и шелкового халата. Хорошо, что бедняжка не видела его лица в этот момент, ибо выражение его несомненно напугало бы ее еще больше. Если дать волю воображению, то не трудно догадаться какие оттенки и краски оно несло в себе.
 Граф недовольно поморщился, но затем продолжал в самых увещевательно-лестных тонах:
-« Я прибыл сюда, чтобы сообщить вам, что вы получили расположение регента и полностью пользуетесь его милостью. Это великая честь, мадмуазель, прошу вас, относитесь к ней с трепетом и оберегайте ее от всех нападков разума и ненужной девичьей стыдливости. Я не требую от вас скорейшей готовности к взаимным милостям, но даю вам время привыкнуть к этому величайшему счастью. Однако учтите, что только для вас делаются такие послабления. Власть регента такова, что он в праве не предлагать, а требовать, не ждать, а получать тот час же. Прошу учтите это Жаклина и, надеюсь, что все же  ожидание, к которому мы вынуждены прибегнуть, будет вскоре восполнено вами с лихвой и принесет плоды гораздо большие».
Жаклина слушала своего губителя и не понимала о чем тот толкует и что от нее требует.
-« Право, я не понимаю вас, господин граф,- ответила она, -вы задаете мне такие загадки, которые ум мой не в силах разгадать. Все, что я поняла, это то, что Его Высочество благоволит ко мне. Ну что же, видит бог, я принимаю в том искреннее участие и радости моей нет придела. Я постараюсь не разочаровать Его Высочество и приложу все усилия для того, чтобы надежды его, возложенные на меня, оправдались. Я пожертвую всем ради него, надеюсь, только от меня не потребуется жертвовать моей добродетелью и невинностью или благополучием матери, в таком случае вы можете сразу же забрать мою жизнь. Я соглашусь отдать ее охотнее, нежели чем расстаться с названными мной сокровищами».
-« Ваши взгляды, мадмуазель, безмерно устарели,- иронично отрезал граф,- право, не говорите так больше никому, над вами будут смеяться. Добродетель для вас приобрела те искаженные каноны, которым учат нас в церкви.  Это определенные рамки, которые мы, якобы, не должны нарушать. Но, где  сказано об этом? Какие критерии должны быть у этих рамок? Никто не знает, где заканчиваются границы добродетели и за какие пределы она не может распространяться. То, что для одних является добродетелью, для других же ею не является. То, что для одних грех, для других норма вещей. А вы, Жаклина, как неопытное дитя, сама ни в чем не разобравшись, слепо доверяетесь мнению тех, кто сам плохо понимает о чем говорит и частенько сам нарушает свои утверждения. Судите сами, разве можно полагаться в чем-либо на таких людей? Послушайте лучше тех, кто повидал жизнь во всем ее разнообразии и извлек из нее кое-какие уроки. Я уверяю вас, что ваши взгляды покажутся этим людям абсурдными, потому, что в жизни существует много других моментов и нюансов (главнее чем невинность и добродетель), которые действительно стоит сохранить, ради нашей безопасности и жизни спокойной, в достатке и уважении. Вот сейчас например, как раз тот случай, когда только от вас зависит ваше дальнейшее благополучие и. процветание. Поэтому не будьте так старомодны и не упускайте из рук счастье, которое само пришло к вам, словно прирученный зверек., обопритесь на руку того, кто более опытен и поможет вам пройти сложный путь без падений и горестей. те представления, которые вы имеете от жизни не более чем воздушные химеры, которые исчезают при дневном свете реальности. вы еще слишком юны, чтобы понимать это, но уверяю вас, как только вы вступите в большую жизнь, она непременно даст вам знать о себе и познакомит вас со своей истинной, не лучшей личностью».
Жаклина слушала графа молча, растерянность смешала ее мысли и она не знала как лучше возразить ему. Граф смолк. изящно поклонившись, он предпочел уйти, с той лишь целью чтобы снова вернуться позже, а пока желал запутать красавицу подобным поведением, спеша, к тому же, утвердить свои мысли и не вызвать ее негодования, оставив, таким образом, Жаклину обдумывать его речь.  Девочка долго не могла уснуть, занятая размышлениями о  умозаключениях графа, которые заронили зерно хаоса в ее упорядоченные представления о жизни. 
Утром же, она задалась неприятным вопросом: навестит ли он ее вновь или нет? Этот человек пугал ее, тем более, что он обладал властью так бесцеремонно являться к ней. Увы, ей некому было пожаловаться, к тому же она желала избежать возможный приступ гнева матери, что пугало ее еще больше. Жаклина просидела в комнате весь день, занятая мыслями о том, как бы защитить себя от этого человека и от его коварных слов, влияния которых она так страшилась. Однако, скоро ей на выручку пришла чья-то невидимая воля, выраженная словами служанки Розины, которая сообщила Жаклине, что с вечера за дверью ее комнаты будет вестись надзор и если вдруг Жаклина заметит, что-нибудь подозрительное, то пусть сообщит об этом тут же. Девочка обрадовалась, чувствуя, что кто-то наконец позаботился о ее безопасности и тотчас приободрилась, зная, что ночью ей теперь нечего страшиться.
Наступил вечер, а затем и ночь. Жаклина как всегда легла в постель и вскоре заснула, тем спокойным сном, который не подразумевает никаких внутренних переживаний. Невинная душа ее унеслась далеко в сладкий мир снов. Однако вскоре, сквозь зыбкие границы сна, слух ее различил сильный шорох, который заставил ее пробудиться  и насторожиться. Какого же было ее удивление а вместе с тем и страх, когда она увидела что дверь ее комнаты свободно открылась и в нее вошел человек, так же свободно как если бы он заходил в свои покои. К глазам бедняжки подступили слезы, она готова была тут же броситься ему  в ноги с мольбой покинуть ее, оставить  в покое. Она недоумевала как он, так бесстрашно мог запросто войти в ее комнату минуя охрану.
«О, нет, -выдохнула она, умоляю вас…зачем вы опять здесь? ВЫ хотите погубить меня? Как вы вошли сюда, вы знаете, что за вами наблюдают?»
-«Успокойтесь моя милая пугливая лань, вам нечего меня бояться я не причиню вам вреда. Это во-первых, во-вторых, я имею власть входить в любые двери и никакими силами меня не удержать. Любовь к деньгам –это еще одно достояние общества, которое позволяет управлять им и делает счастливыми и общество и тех, кто им управляет. Вот вам первый достойный урок знакомства с жизнью и он очевиден и ясен дае глупцу….»
-«Бог мой, вы подкупили слуг?»
-«Ну зачем же так грубо, дитя мое, я просто вежливо попросил их покинуть свой пост…» «И что, они ушли? Они оставили меня здесь одну?»- с горечью осведомилась Жаклина, чуть ли не плача.
-«Ну они, скажем так, пошли немного подышать свежим воздухом, ночное бдение, знаете ли, не на всех влияет благотворно». 
Жаклина чувствовала, что совершенно беззащитна перед графом, однако  решила применить еще одно усилие.
-«Я умоляю вас уйти, господин граф, - сказала она,- где ваша честь, если вы ей обладаете хоть немного? Где ваше уважение ко мне, если вы хотя бы немного уважаете женщин. Я безумно боюсь вас и вы знаете, что я никак не защищу себя перед вами. Зачем вы пользуетесь моей слабостью? Если вы не внемлите моим словам, то вынудите меня позвать на помощь, чего я очень не хочу делать».
Граф приглушенно засмеялся, что заставило Жаклину похолодеть от ужаса, и ответил: -«Все-таки вы неглупая девушка. Правильно, что не хотите прибегать к таким крайним мерам, ибо этим вы только ускорите свою гибель.»
Жаклина испуганно уставилась на него, а он продолжал как ни в чем не бывало:
-«Как вы думаете как отреагирует все здешнее общество найдя меня у вас в комнате? На мне это никак не отразиться, тем более мне всегда есть, что сказать, а вот вы,…. Невинность и честь девицы очень хрупкие вещи и разрушаются моментально даже одним только словом. Что я вошел к вам в спальню, это уже вызывает подозрение. Но, как я уже сказал, и не устаю повторять, я не собираюсь вредить вам, но ищу искреннего участия в вашем счастье., а вам следует уяснить столь приятный факт для себя. В подтверждении этих слов у меня для вас небольшой подарок, красоту которого вы, надеюсь, оцените справедливо».
Он приблизился к постели девочки и, развернув платок, преподнес ей изумительной красоты шкатулку, полностью инкрустированную драгоценными камнями немалой стоимости. Жаклина ахнула, но  скорее не от удивления, а от неожиданности подарка такой ценности.
-«И это только начало,- пробормотал граф, неправильно растолковав возглас девочки,- все сокровища будут у ваших ног, если вы только этого захотите, а вместе с ними и свобода, влиятельность, красота и очарование. Клянусь, вы будете самой прекрасной графиней…нет! Герцогиней при дворе! все мы будем у ваших ног и вы сами сможете выбирать себе благодетеля».
На Жаклину его слова не произвели никакого впечатления, испуг все еще владел ее сердцем и подарок этот был глубоко противен ей, что она поспешила выразить на словах: -«Прошу вас, сударь, уберите это немедленно с моих глаз. Я ни за что не приму подарок, преподнесенный таким образом и с неизвестными целями».
 На лице графа выразилось недовольство.
-«Как! Вы отказываетесь от подарка особы которая стоит гораздо выше вас? Вы знаете, что это пик невоспитанности, мадмуазель?»
-«Я не могу принять этот подарок, господин граф, прошу вас, не мучьте меня. Я не знаю, что говорят в таких случаях, потому что  неопытна и слишком юна. Прошу вас, пожалейте меня и уходите.»-взмолилась Жаклина, испугавшись тона своего мучителя. Граф, крайне раздосадованный таким ходом дел не стеснял себя в эмоциях:
-«Вы отказываетесь от подарка, который любезно преподносит вам сам король! Вы знаете, что этим жестом, вы наносите ему непоправимое оскорбление? Знаете ли, что никто не смеет отказываться от подарков короля, потому, что это знак его почтения к своему подданному. Другого такого подарка, повторного, более не будет, мадмуазель и из-за вашей же оплошности вы навлечете на себя беду».
-«Но я не знаю, с какими намерениями преподнес мне подарок Его Величество. Я не знаю, что мне далее надлежит делать….»
-«С самыми добрыми, мое дитя!- перебил ее  речь граф,- С самыми добрыми и чистыми! И вы, о, неблагодарная, так не цените этот жест. Это знак его внимания к вам, его расположения и уважения. От вас же требуется лишь только отвечать ему тем же. Разве это сложно? Разве сложно выказать уважение тому, кто вправе его получить, кто даже может требовать его и вы не смеете отказать ему в этом. Как вы бессердечны и несправедливы Жаклина, а еще радеете за свою невинность и чистоту, отвернув взор своего сердца от истинно необходимых черт – уважения и внимания к тому, кто нуждается в нем.  Это один из ключевых законов христианства, если говорить вашим же языком, будь по-вашему. Если бы у вас было хорошее воспитание, вы бы тотчас же упали на колени перед милостью короля. Вы бы объявили себя его покорной слугой. Более того, ваша жизнь, ваша честь и вы сами безраздельно принадлежите королю. Все мы его поданные и обязаны беспрекословно подчиняться ему. А вы еще изображаете из себя капризную девицу и вынуждаете меня уговаривать вас принять этот скромный дар. Что о вас подумает общество? Это неслыханно!».
Жаклина закрыла лицо руками, не выдержав напора слов графа. Жар воспламенил не только ее лицо, но и, казалось, занял все тело,  клокотал в голове. Она хотела бы разразиться слезами, но не могла.
-«О, умоляю вас, прекратите! Вы убиваете меня. Вы навещаете меня посреди ночи и неизвестно как я должна относиться к таким визитам. Вы путаете меня своей речью, вы пугаете меня…Нет слов, которые могли бы защитить меня от вас, нет тех, кто могли бы встать на защиту моей правоты, если вы пытаетесь сбить меня с толку. Я чувствую, что если подарки делаются с чистыми намерениями, то точно не посреди ночи, подобно вору, но днем при свете доброго солнца и с искренней улыбкой».
-«Мой прекрасный цветок,- спешно пробормотал граф, поняв, что немного переиграл свою роль и теперь спешил загладить свою вину вкрадчивой речью,- простите меня за напористость. Но, наблюдая вас, я так воспламенился, что едва ли отдавал отчет своим словам. Вы пагубно действуете на меня, но, поверьте, я не хотел напугать или обидеть вас! Прошу, успокойтесь, ваша печаль угнетает меня. Если вам кажется, что я рисую все слишком в мрачных красках  и требую от вас невыполнимое, то вы ошибаетесь. Я лишь пытаюсь доказать вам, видя всю вашу непреклонность, что ваши страхи выдуманы, ваши взгляды неуместны, вы идете по неправильному пути. И я здесь, я ваш благодетель, я пришел, чтобы открыть вам глаза, показать вам, что вы идете в пропасть. Разрешите мне стать вашим мудрым наставником Жаклина, ибо я вижу как неопытны и запутанны ваши представления о жизни.  Если вы не откликнитесь на прилагаемую мной помощь, то вы никогда не будете счастливы, никогда не будете пользоваться милостью и собирать причитающееся вам внимание, не познаете всех прелестей жизни и так можно долго перечислять…Отриньте вашу стеснительность, это оковы придуманные церковью, чтобы сделать всех монахами своей жизни и не брать от нее то, что она щедро предоставляет нам и говорит сама «Вот, возьмите, вот мои плоды. Ешьте их, пейте их. Наслаждайтесь их сладостью, делитесь ею с другими. Вот все мои прелести и богатства, вот я даю вам их без остатка!». Подумайте сами, Жаклина, вы же не собираетесь стать монахиней, их законы выдуманы для тех, кто хочет похоронить себя заживо при жизни. И что собственно такое грех? Это иллюзия выдуманная левитами. Они придумали это слово и нашли то, что можно подогнать под это определение. Но, кто сказал, что они руководствовались правильными предположениями?  Более того, они обнародовали это слово, стращали им, запугивали им глупые умы, обещали вечные муки ада от его имени! Но как они в итоге ошиблись, посудите сами. Живут хорошо и те, кто по определению церкви увязли в грехах и те, кто соблюдает церковный закон. Равно правда и то, что даже те, кто соблюдают церковный закон живут иногда хуже чем, те, кто его не соблюдает. Как противоречива наша жизнь, сколько всего в ней становится с ног на голову и все потому, что эти неугомонные папеньки, епископы и монахи каждый раз, вмешиваясь туда, куда не следует, запутывают жизнь все более и более. Возводя один тезис на другой, наслаивая большую кучу тезисов друг на друга, потом сами же отвергают то, что так усердно утверждали то, за что молились, при этом не переставая осуждать друг друга….Устраивают бесчисленные консилиумы, съезды, перипетии и прочее и прочее, от чего у простых смертных начинает жутко болеть голова. В результате чего никто не знает где правда, а где нет, как должно поступать, а как запрещено, что подразумевает под собой то или иное церковное определение. В общем, милая Жаклина, так можно продолжать до самого утра. Подумайте о том, что я сказал вам. И откажитесь от этих ветхих убеждений, что есть чистота и что есть невинность, это преходящие понятия. Спросите у любой женщины, она их лишается рано или поздно и нисколько не жалеет об этом, потому что взамен получает столько наслаждений и милостей, сколько вы и представить себе не можете, ими они с лихвой восполнят утерю своих «драгоценностей»,...заменяя их ощутимыми драгоценностями, а не теми, которые были лишь в их умах, в нашептываниях сердобольных монахов, и никак не влияли на их благосостояние. В нашей жизни есть воздаяние и равноценное восполнение. А вы добровольно отвергаете все это, сама не ведая что творите. Поэтому послушайте меня и поверьте мне, что вы будете счастливы, как никогда и еще прибежите ко мне, умоляя приласкать вас. И чем раньше вы доверитесь мне, тем скорее сделаете свою жизнь легкой и полной наслаждений».
Граф, воспользовавшись потоком своей гипнотической речи уже успел присесть на краешек кровати Жаклины и взять ее за руку. Он покрыл осторожными поцелуями ее руку и как бы не желая более усердствовать в этом осторожно вернул ее на мягкие простыни. Жаклина же растерявшись и запутавшись от его бурного монолога слишком сильно, все же не могла смириться с мыслью о том, что этот человек находится рядом с ней. Все ее тело было напряжено, спину покрывал холодный пот, ей казалось, что как только он проявит настойчивость в своих действиях она тут же позовет на помощь. И в таком противоречии духа и тела она прибывала до тех пор, пока он сам, по доброй воле не оставил ее, еще раз взяв ее хрупкую ладонь в свои руки и на прощание запечатлел на ней пару-тройку страстных поцелуев. Девочка хотела было вырвать руку, однако страх не позволил ей сделать этого, сковав все члены ее тела, позволив ей лишь беспомощно наблюдать за действиями графа.
Острая боль пронзила все ее существо, словно от укуса пчелы, и душа ее готова была разорваться от горя в этот момент. Жаклина промучилась без сна всю ночь. Речь графа не давала ей покоя. В какой-то степени утверждения графа были умны, но что-то восставало в хрупком сердце Жаклины, внутренний голос  твердил ей, что она погибнет, если  откликнется на его увещевания. Она с ужасом и болью соглашалась с тем, что не смотря на всю ее доброту, веру в бога, чистоту  души и тела она испытывает все муки жизни. А те же, кто погряз в грехе, который она наблюдала, ведут беспечную и легкую жизнь. Разум ее отказывался понимать такую парадоксальность и она признавала за словами графа всю правоту.  Жаклина чувствовала однако, что чем больше думает об этом, тем больше запутывается и тем сильнее нуждается в чьем-нибудь добром слове, могущем привести все утверждения в порядок и успокоить ее.
 Она сетовала на то, что никто не может защитить ее и слезы, лившиеся из  глаз, служили прямым подтверждением этим грустным мыслям. О, как желала она в этот момент смерти, зная, что ее власть- единственное средство избавления от мук, в котором ее никто не сможет упрекнуть. Единственное решение всех проблем и обретение вечного покоя. Однако, Всевышнему было угодно распорядиться иначе, лишив ее этой благодати, бросив  в водоворот жизненных страстей, оставив ее на произвол жестокости судьбы, перед которой беспомощен даже самый сильный.   
Наутро Жаклина почувствовала недомогание,  что вынудило ее оставаться в постели целый день, чему она совершенно не огорчилась или точнее здесь будет сказать, не обратила даже внимание на это обстоятельство.  В ее голове вновь всплыли противоречивые мысли, но они оказались не более чем порождением уставшего разума и тела, в связи с чем, имели расплывчатую бесформенную природу.  Она пролежала в кровати весь день, а ближе к вечеру в ней вновь начала просыпаться тревога. Так как ее мучитель каждый раз уходил без обещаний навестить ее вновь, то она в этот раз, как и в прошлый, подсознательно надеялась, что он решил оставить ее в покое. Наивные эти мысли порождали в ее душе слабый луч надежды, который заставлял Жаклину возносить мольбы к богу, прося его избавить ее от незваного гостя.  Эти мольбы, смешанные с тревогой с каждым новым ударом часов все возрастали и делались все неистовей. Жаклина решила одеться, так как находилась в одной пижаме и раздобыла нож, который выкрала с подноса с ужином, принесенного служанкой. Она решила, что лучше убьет себя, если граф вознамерится покуситься на нее. Мысль эта совершенно не страшила ее, как уже говорилось, она с радостью бы приняла смерть, коя являлась единственным избавлением от мук жизни. Итак часы тянулись мучительно долго для девочки. С колотящимся в ночной тиши сердцем и болью, ослабившей все тело, она ждала рокового свидания, одновременно умоляя бога, чтобы оно не произошло. Увы, молитвы ее не были услышаны и как и в прошлую ночь, в ее спальню вновь пожаловал граф, все так же свободно и даже теперь воспринимая этот факт, как само собой разумеющееся. Из груди Жаклины вырвался стон, когда она увидела его фигуру, на что граф незамедлительно отреагировал, со страстными словами бросившись к постели своей прелестницы.
-«Что с вами, моя прекрасная Пенелопа, самая честная и самая прекрасная из женщин? Вам нездоровится?»
-«Позавчера, вечера и вот теперь сегодня так же умоляю вас граф, оставьте меня, не мучьте. Ваши неуместные визиты убивают меня. Прошу вас, пожалейте меня. Я безумно боюсь вас, ваших слов и ваших действий».
Видимо в мольбах своих Жаклина была так искренна и  чиста, а слабость ее была так невинна, что делало ее еще более прекрасной и придавало томности ее словам и внешности, что граф не сумев сдержать себя поспешил к ней и, взяв ее ладони в свои принялся покрывать их жадными поцелуями, бормоча следующее:
-«О, Жаклина, вы мучаете меня! Я ваш слуга, ваш раб. Вы самая прелестнейшая из всех юных женщин. Вы так прекрасны в вашей кротости и чистоте….»
И действительно, образ Жаклины, против ее воли, щекотал все чувства сразу. Тем более что невинность и кротость всегда возбуждали самые животные страсти в искушенных умах, желавших поскорее испить сладчайший нектар этих редких качеств, насытиться им, осушить  чашу божественной амброзии и раствориться в оставшемся аромате. В общем то было самое неистовое желание, самое острое из наслаждений и самая дорогая награда для тех, кто уже развратился окончательно и теперь лишь желал проделать то же и с оставшейся частью божиих овечек, предавшись эйфории созерцания падения своих жертв и ликуя на обломках того, что когда то называлось добродетелью. 
--«Прошу вас,-испуганно пролепетала бедняжка, уймите ваш пыл. Я позову на помощь!» -«Ха-ха, я уже говорил вам, что тем самым вы ускорите вашу гибель и все будут считать вас падшей. Кричите, Жаклина, кричите, но знайте, что это бесполезно!»
Граф все не останавливался, то прижимая ее ладони к сердцу, то вновь покрывая их поцелуями и никакие мольбы и стенания своей жертвы он не слышал и не желал слышать. -«Жаклина, разве страшен грех, когда о нем никто не знает? Посмотрите на мои любовные порывы с другой стороны и вы увидете, что это высшее из наслаждений которое мужчина и женщина не стесняются дарить друг другу! Прошу вас успокойтесь и утихомирьте бунт вашего разума и вы увидите, что есть в жизни наслаждения, которые невозможно описать словами. Клянусь вам, я сделаю вас счастливой! Разве счастье это падение? Разве наслаждение это плохо? Эпикур и Аристипп воспевали ему хвалу, ставя его на первые ступени человеческих нужд, считая его двигателем   всего живого, прописывая его как лекарство от всех бед и проблем…действенного лекарства, Жаклина! О, разве для вас ничего не значат убеждения таких видных философов? Почитайте их труды и вы изумитесь правоте их слов, вы поймете как вы заблуждались и раскаетесь в этом. Вы так неопытны в этой жизни, я вижу всю вашу наивность, я вижу ваши ошибки…О, Жаклина вы губите себя и это ужасно! Пусть вам будет страшно от этой мысли, но позвольте мне спасти вас, вывести вас на свет осознанности, показать вам, что есть истинная жизнь, научить вас распоряжаться ею так, как вам угодно, но не так как хочет она. Отбросьте ту ненужную шелуху, что сдерживает вас, уже никто на свете не знает таких названий, все смеются над ними…все научились жить по другому и попробуйте напомнить кому-нибудь, что есть такие понятия как «нравственность», «чистота» и «добродетель», на вас будут смотреть как на умалишенную, вас не поймут, вас высмеют, Жаклина! Зачем вы скрываетесь за тем, что уже давно отмерло, что стало трухлявым и готово вот-вот развалится? Разве под такими понятиями ищут убежища? Разве ими защищаются?»
Слова графа превратились в бессвязный поток речи, тем более что он дошел до того, что посмел заключить бедняжку в объятия и покрывал теперь  поцелуями ее тонкую шею и все норовил спуститься ниже. Несчастная жертва плакала, мольбы ее сделались бессвязными и бессмысленными, она старалась, как могла высвободиться из его цепких объятий. Их борьба продолжалась довольно долго, граф весь вспотел, походя более на разъярившегося кабана, он пыхтел, причмокивал и в общем воспроизводил гортанью все те звуки, которые приводили бедняжку в неописуемый ужас. В конце концов Жаклина, почувствовав, что он забрался под ее халат и вцепился рукой в  голые бедра, вскрикнула и отпихнула его с т такой силой, что он повалился на спину. Вытерев рот, со сверкающими похотью и яростью глазами он прогремел:
-«Да что ж ты такая глупая! Неужто твоя мать никогда не давала тебе даже самых элементарных уроков любви, неужто твои старшие подружки не говорили, какое наслаждение доставляет женщине мужчина? У многих народов сексуальность возносится в культ, множество наций используют сексуальные игры в угоду богам, дабы излить на божественные алтари всю свою самую страстную энергию, свое плодородное семя, как залог продолжения жизни, и как потокание закону Природы. Она единственная правит балом жизни и надо с покорностью внимать ее желаниям, ибо только они истинно правильные! Это неизбежно Жаклина, смирись с этой мыслью и думай о том наслаждении, которое тебе предстоит узнать. Оно сладко как мед, от него сходят с ума, от него идут не любые безумства, оно господствует в умах всего человечества….Это закон природы, Жаклина! Зачем ты противишься ему, тебе не убежать от него…рано или поздно ты попадешь в его сети и будешь жалеть, что не сделала этого еще раньше. Благодаря ему, ты приобретешь любое богатство, у твоих ног будут все герцоги и короли, ты будешь сиять в свете, ты будешь как все: счастлива и значима! Разве не этого желает каждая женщина? Разве тебе, в твоих мечтах, даже самых скромных, никогда не хотелось получить то, что я только что упомянул? В конце концов если ты так радеешь за свою невинность, то Его Величество обязательно найдет тебе достойную пару: любого герцога или графа. Тебя удачно выдадут замуж, не смотря ни на какие огрехи в твоей добродетели, разве не это основная цель любой девицы?»
Он вновь бросился к ней, но Жаклина, вспомнив, что у нее под подушкой нож, спешно достала его и приставила к своему горлу со словами:
-«Не приближайтесь, сударь, или я мигом лишу себя жизни. Мне уже нечего терять. Я лучше умру, чем позволю вам трогать меня. Мне противны ваши объятия, ваши слова отравляют мне душу. Что в этом хорошего? Убирайтесь…Уходите. Оставьте меня в покое!» 
Безумство светилось в ее глазах, действия не содержали и доли шутки, что напугало графа. Волосы  спутались, лицо исказилось ужасной гримасой, смешавшей в себе отвращение, страх, ужас и прочие негативные чувства, которые лишь отталкивали от нее, но не воспаляли воображение сладкими образами. Граф, опешив на мгновение, вскоре совладел с собой и отступая в сторону просипел, брызгая злостью:
-«Вы сумасшедшая Жаклина! Ни одна из женщин не бросалась на такие безумства, каким поддаетесь вы. Я оставлю вас на сегодня, но лишь только потому, что я не хочу жертвовать жизнью такой прекрасной красавицы. Придете в себя и  поймете, что я не хотел причинить вам вред. Подумайте над моими словами и доверьтесь мне.  Клянусь, что я не обманул вас ни в чем, мои слова истинны для всех, спросите у кого угодно.»
Граф поклонился, резко и отрывисто и вышел из комнаты не потрудившись закрыть за собой дверь. Жаклина же, выбившись из сил, повалилась на кровать и разразилась такими рыданиями, что страшно было на нее взглянуть в этот момент. Она уснула утром, в то время, когда ей приносили завтрак и  проспала до самого вечера. Сон ее был тяжелый  и беспокойный, даже в нем не находила она покоя, словно все силы небесные и дьявольские объединившись, решили извести ее до  последнего вздоха. Вся мокрая от пота, со слипшимися, распухшими веками, слабая и убитая горем она с трудом открыла глаза и, поняв, что, к сожалению, еще жива и все так же находится в своей комнате, она испустила горький стон. Постепенно к ней возвращались ее мысли, ее страхи и боль. Неподвижно она пролежала до поздней ночи и, уже зная, что ее ожидает, она нехотя принялась искать нож. Ужасно было наблюдать ее в этот момент, так как сознание  от перенесенных мучений помутилось, тело  истощенное и безжизненное более походило на призрак, движения - неуверенные и слабые, дрожь время от времени пронзала  тело. Жаклина помнила, что нож остался на кровати, поэтому обыскала все, в ее пределах. Какого же было ее удивление, а затем и страх, когда она убедилась, что ножа на кровати нет. Его не оказалось так же ни рядом с кроватью и нигде в комнате, как она установила после тщательнейших поисков. Видимо, пока она спала, кто-то входил в комнату и заметив нож, забрал его. Однако девочка твердо помнила, что оставила единственное средство своего спасения на кровати и более того  припрятала его. Но, кому же пришло в голову обследовать  постель? Тем более, что она ничего не чувствовала. В общем, бедняжка, поняв, что все потерянно, упала на пол и, снедаемая страхом и безысходностью, истощенная как телесно,  так и духовно, потеряла сознание. На утро, когда еще все праздные люди видят крепкие сны, она очнулась и обнаружила себя в таком же состоянии в каком была, когда потеряла сознание, то есть на полу, в той же одежде. Она в замешательстве осмотрелась, попыталась затем, прислушаться к себе, может быть даже вспомнить что-то. Но, увы, сознание ее пребывало в слепом спокойствии, тело ее молчало, а  в голове царила хладнокровная чистота, словно кто-то стер из нее все воспоминания о минувшей ночи.  Итак, она поднялась и как могла привела себя в порядок. Вскоре с завтраком явилась Розина, Жаклина предпочла не разговаривать с ней, боясь своим видом и вопросами вызвать какие-либо подозрения.
Весь день она пыталась вспомнить как провела ночь и с трепетом в сердце  осознавала, что просто насильник ее не заявлялся. Она вновь воскресила в сознании надежду, что он наконец одумался и решил оставить ее в покое. Однако, на всякий случай, задалась целью вновь выкрасть нож, который непременно входил в сервировку при блюдах, приносимых ей служанкой. Жаклина дождалась вечера и как только поднос с едой был принесен, она окинула взглядом сервировку и в сердце ее тут же заклокотала неприятная тревога. Ножа в ней не оказалось, как будто кто-то умышленно решил не класть его. Жаклина было решила позвать служанку и пожаловаться ей на отсутствие ножа, но потом подумала, что это служанка, возможно, нашла нож на постели и теперь из-за предосторожности решила не включать его в сервировку. Жаклине  стало стыдно и ей пришлось отказаться от этой мысли.
Наступила ночь, принеся с собой новые тревоги. Жаклина вовсе не раздевалась, решив посмотреть, навестят ли ее этой ночью. Не стоит говорить здесь, в каких мучениях ожидания прошла она, но вот забрезжил спасительный рассвет и девочка, сморенная усталостью и успокоенная, уснула невинным и крепким сном.  Никто не пришел ни на следующую ночь, ни  потом и ни далее.  Жаклина одновременно и радовалась и удивлялась своему  успешному избавлению от мучителя. Она строила в голове множество догадок и в конце концов постепенно успокаивалась, однако сон ее все еще клокотал неспокойной пугливостью. Около двух недель просыпалась она то от страха, вся в поту, то от кошмара, то от малейшего шороха, иллюзорного, навеянного сном или же действительного, но безвредного. Может быть вскоре она бы и забыла этого злосчастного графа и перестала бы ломать голову, почему же он все-таки так неожиданно пропал, если бы в один из дней к ней не явилась Розина и не сообщила ей ужасную весть, которая воскресила в памяти бедняжки и те ужасные ночи и другие воспоминания, еще более ранние.
-«Представляете, моя госпожа, взволнованно начала служанка,- говорят, что в десяти лье от Парижа, в Шантильонских лесах появились разбойники. Да какие бессовестные и жестокие, что даже не считаются с тем дворянин человек или нет! Помните тех почтенных господ, которым вы были некогда представлены?»
Жаклина утвердительно кивнула и со смутным напряжением поторопила Розину с рассказом.
-«Так вот. От нас эти господа были приглашены герцогом Алонским в его владения, на охоту и прямиком из нашего особняка отправились к его Светлости. Уж не знаю, что там произошло, но господа все  порасстерялись в лесу и когда вновь собрались, то недосчитались графа де Горто-Бирона. Поиски ничего не дали. Он как сквозь землю провалился! А через неделю его нашли повешенным на дереве, и говорят на коже у него были вырезаны слова «Невинность требует отмщения» или «за невинность»…в общем, как-то так, я не помню точно…ужасные подробности. И вот прошла уже неделя с того дня, но дело почему-то не приняло такой огласки, какую все ожидали. Ей-богу, госпожа, какая-то здесь страшная тайна. Видимо кто-то отомстил и кому-то не выгодно было раздувать скандал….И Его  Высочество тоже, говорят, лишь плечами пожал и ничего не сделал, а что он сказал при этом, тут разное говорят, я здесь не берусь пересказывать. Уж не знаю, эта новость не дает никому покоя и теперь все дамы да господа через эти леса иначе как с сильным эскортом не ездят. Конечно, самим небось есть чего опасаться, а охрану себе видно набирают по степени своих грешков. Забавно получается, правда?». 
Жаклина вся похолодела от ужаса и с трудом удержалась, чтобы не потерять сознание. Она поспешно отвернулась и с нетерпением дождалась, когда служанка выполнит все свои дела и уйдет. Девочка упала на колени и принялась горячо молиться, боясь поверить в то, что лишь она одна виновата в этом. Или же произошедшая трагедия была просто  роковым совпадением? Однако в голове неотступно, стоял страшный силуэт незнакомца в серебряной маске, с пустыми, черными глазницами и той злорадной ухмылкой, которую она навсегда запомнила с первой их встречи. Она, все, же, была благодарна ему, в той степени, какую он по праву заслуживал. И к благодарности этой было ровно нечего как добавить, так и убавить. Мысли ее, тем не менее, не имели той четкой основы, какую она страстно желала выявить. Противоречивость образа незнакомца в ее мыслях, вынуждала  каждый раз склоняться то к одному мнению, то к другому. То он вызывал у нее неподдельный страх, в конце концов какие цели он преследовал? То, душа ее наполнялась теплом, озаряя эту таинственную фигуру. Случались моменты, и их было больше всего, когда она сомневалась в причастности незнакомца  к убийству графа, полагая его не таким жестоким и мстительным, исходя из его действий по отношению к ней. И может быть, действительно, как ей было приятнее думать,  убийство являлось чистым совпадением. Учитывая, что граф этот совершенно не имел никаких приличий и если он наведывался к ней, то наверняка практиковал подобное и в других домах, где его с доверием принимали. В любом случае, добродетель и невинность склонны более к хорошим устремлениям, чем к плохим, отодвигая последние на задний план и постепенно предавая их забвению.  Но, руководствуясь той же добродетелью и невинностью, являвшие собой неприступные горы из хрусталя, которые еще надо было покорить, но которые могли легко разбиться, посему требовалось здесь быть максимально внимательной и придирчивой охранительницей. Жаклина воплощала в себе два этих качества в полной мере, поэтому решение такой загадки для нее означало долгие мучения, занимая все  мысли, бывшие изо дня в день одними и теми же. 



Так она проводила дни, никто не нарушал ее пассивного бездействия. Единственное событие, которое немного удивило и обрадовало Жаклину это появление нового слуги. Он явился к ней и  представился как Антуан, сообщив, что, когда у Розины не будет времени посещать госпожу он сам будет прислуживать ей. Он принес Жаклине ужин и удалился без иных лишних слов. Это был мужчина  пересекший границы среднего возраста, что придавало ему ту  степенность и спокойствие, которых не хватало Розине, так как последняя являла собой молодую и прыткую особу.  Жаклина поначалу удивившись таким новшествам, достаточно быстро остыла к ним и перестала обращать на это событие внимание. В какой-то степени радость от появления нового лица, что, несомненно, разнообразило общение, грела ее душу.
В конце концов, утвердившись окончательно в своем намерении узнать все, что возможно о незнакомце она лишь выжидала момент, когда это желание можно будет претворить в жизнь. Судьба же поистине играла с ней в резвые игры, кидая ее то в пучину горестей, то вдруг одаряя сюрпризами, что вскоре и произошло.   Возможность  вновь услышать о незнакомце представилась ей достаточно скоро и таким необычным образом, что она по-началу сильно изумилась и встревожилась. В один из вечеров, когда слуга принес ей ужин Жаклина как и всегда подошла к подносу и кинула рассеянный взор на комод, где он стоял, внимание девочки тут же привлек листок бумаги, которого раньше на нем быть не могло, скорее всего слуга незаметно принес его. Жаклина взяла листок и развернула его. К ее большому удивлению листок оказался письмом, коротким, но тем более волнительным, так как то являлось неожиданностью для Жаклины.
«Наконец-то у меня появилась возможность написать вам и более того, увидеть вас, вне опасности для себя и для вас. Завтра вечером состоится бал в зале на  площади Вогезов. Бал будет иметь большие масштабы и соберет, думается, весь высший свет Парижа. Мадам д Арже так же планирует быть там. Когда, начнется маскарад, ближе к полуночи, за вами приедет карета. Внутри вас будет ждать служанка, (не бойтесь, она надежна) и костюм, который вам надо будет надеть. Я сам вас найду, только появитесь на маскараде, прошу вас, мне необходимо поговорить с вами».
Письмо не было подписано, что оставляло за собой недосказанность и немного  раздосадовало Жаклину. Однако  сам факт таинственности письма так волновал, что девочка не могла не внемлить просьбе, указанной в нем. До назначенного вечера она буквально не находила себе места, тысячу раз передумывая о том, как произойдет встреча и что ей надо будет обязательно спросить.  Наступил вечер следующего дня, спустились сумерки, все более приближая заветный час. Жаклина то садилась на кровать, то подходила к окну, не зная, увидит ли она там какие-нибудь знаки. В конце концов дверь ее комнаты открылась и вошел антуан. Он молча встал у двери, жестом приглашая юную девушку выйти. Она, не особо задумываясь об этом необычном факте, поспешила вон из комнаты и спустя несколько мгновений оказалась в карете. Увидев, что служанкой, упоминавшейся в письме, оказалась Розина беглянка вскрикнула и побледнела, подумав, что это ловушка и она так наивно попалась в нее.
-«Прошу вас, госпожа, не волнуйтесь,- поспешила оправдаться Розина, немного смутившись,- я не подведу вас и никому ничего не скажу. Вы можете довериться мне.» Этот факт запутал Жаклину, она терялась в догадках, как Розина могла оказаться в карете, каким образом она могла принимать участие в этой авантюре. В наивном ее разуме не было и малейшего предположения о том, что за деньги продается и покупается все, включая такие понятия как верность, преданность и даже благородство.   Жаклина облекла свои мысли в один единственный вопрос, который заставил служанку смолкнуть и смутиться. Ответом девочке явилось лишь молчание, после чего Жаклина поняла, что все ее попытки дознаться правды скорее всего потерпят крах. Она одела предоставленный ей костюм, состоявший из малинового плаща, искусно вышитого золотой нитью и нарядной маски. Вскоре экипаж ее прибыл на место гуляний. Незнакомец оказался прав. Торжество было организованно грандиозно и роскошью своей не уступало балам Версальского двора. Пестрая толпа во всю предавалась веселью. Вокруг калейдоскопом цветов менялись наряды, все как один необычные и поражавшие воображение своим богатством, маски носились перед лицом Жаклины, кругом разливался шум голосов, мешаясь со звоном стекла, шелестом платьев дам и другими разнообразными звуками. Все  вокруг заливал искрящийся  блеск, не смотря на уже опустившуюся ночь, который  и создавал тот свет, что озарял  толпу. Жаклина на миг оторопела от такого величия и великолепия, более того в сердце ее тут же появилось горькое сожаление о том, что ее всегда лишали разнообразных  празднеств и вообще всех радостей жизни. Бурная, искрящаяся всепоглощающей радостью атмосфера вечера полностью поглотила Жаклину, поставив ее перед фактом, что она всего лишь маленькая песчинка в неистовом вихре жизненных удовольствий.  Она побрела в сторону залы, не зная каким образом незнакомец собрался  отыскать ее среди такого множества народу. Зала вся переливалась и блестела, залитая светом, словно целиком отлитая из золота. В воздухе носились  терпкие ароматы парфюма и вин. Толпа, окружив Жаклину, предавалась безудержному веселью, вокруг гремела музыка, заглушаемая людскими возгласами. Девочка, не привыкшая к такому оживлению, запуталась и растерянно и даже пугливо озиралась по сторонам. Кто-то постоянно задевал ее, различные маски проносились мимо, останавливаясь прямо перед ней или же наоборот, не обращая на нее никакого внимания. Жаклина оказалась в гуще толпы и уже не понимала куда идет и как ей выбраться из этого столпотворения. Вдруг, на ее плечо легла рука, это не мог быть ошибочный жест, так как в нем чувствовалась вся твердость  и определенность намерения. Она обернулась и заметила перед собой маску смотревшую прямо на нее. Маска не была знакома ей, однако перед ней стоял мужчина и фигура его в общем целом показалась ей знакомой. Маска жестом поманила ее за собой и, протискиваясь сквозь толпу, они вскоре выбрались из нее. Жаклина, идя за незнакомцем, увлекавшим ее вглубь бесконечного множества коридоров, как ей показалось, от возбуждения даже не понимала, что происходит. Вскоре незнакомец остановился перед одной из дверей и так же, жестом, предложил ей войти. Девушка вошла и тут же сняла свою маску, дабы  избавиться от причиняемого ей неудобства, чего, однако не сделал незнакомец. Маска полностью закрывала его лицо, более того он нарядился в плащ, почти скрывавший  фигуру. В комнате слабым огоньком мерцал свет лампады, что и без того мешало разглядеть таинственную личность Незнакомец повернулся к ней лицом и застыл, глядя на нее черными впадинами глазниц маски. Увы, из-за такого украшения не представлялось возможным сказать, какие чувства сейчас преобладали в нем, тогда кК Жаклина вся трепетала от волнения и это ясно читалось на ее лице. Так, они некоторое время молча созерцали друг друга. Он, статно выпрямившись и не двигаясь, казалось, даже не дыша, и она широко раскрыв глаза и чувствуя, как горит ее лицо.
-«Кто вы? –первая не выдержала Жаклина- Что вам нужно от меня? Отвечайте сейчас же». -«Я не могу пока назвать вам своего имени, обстоятельства вынуждают меня сохранять инкогнито. Не беспокойтесь, вам нечего бояться меня,- ответила маска,- Я ваш друг». Речь его оборвалась так же неожиданно как и началась, но после непродолжительной паузы он вновь заговорил: «Я спасу вас…Верьте мне…»
Жаклина вздрогнула, слова его показались ей до боли знакомыми и увы, не возымели того действия, какое должны были бы оказать, но наоборот воскресили в душе девочки невольный страх. Она тут же вспомнила, что так ее увещевал несчастный граф и эта мысль откликнулась горечью в ее душе.
«Увы, эти слова потеряли для меня тот смысл, которым они должны бы были обладать. Они для меня словно маска, что сейчас на вас: блестящая и нарядная снаружи, но пустая и неизведанная изнутри. Эти коварные слова чуть не погубили меня однажды…Так же как вы, мне говорил их де Горто-Бирон».
 Незнакомец молчал, но молчание его  достаточно скоро прервал  посторонний шум, вдруг возникший издалека и быстро приближающийся. Девочка вздрогнула и обернулась в сторону двери. Шум исходил от двух голосов: женский, кокетливый и смеющийся и мужской, отставший на некоторое расстояние и явно догоняющий. Жаклина повернула испуганный взор к незнакомцу, который, как ей показалось, тоже пребывал в замешательстве.
-«Это вы забрали у меня нож? Отвечайте!»- спешно протараторила она, боясь, что не успеет спросить у него все, что хотела.
«Да я, -так же спешно ответил незнакомец,- вы могли совершить непоправимый поступок. Я не мог этого допустить».
Жаклина в ужасе уставилась на него, открыв рот она никак не могла произнести то, что намеревалась, но все приближающиеся шаги вынудили ее собраться с мыслями:
-«Так это вы убили графа? Вы сделали это?»
«Нет не я, но по моему приказу….Этот мерзавец поистине заслуживал смерти»
«Боже мой,- воскликнула девочка, отшатнувшись к двери, с ужасом глядя на незнакомца,- вы бесчеловечное животное! Как вы могли так поступить…»
«Но, вы разве забыли какой опасности подвергались?,- прервал ее незнакомец,- Если бы я вовремя не отвлек его от вас, то…Но зачем мы говорим сейчас об этом? Вы неправильно поймете меня, а я не успею вам объяснить все…Позже»
Жаклина завертела головой, страх завладел ее душой и она отпрянула к двери, в которую вот-вот грозили ворваться нежданные гости. Незнакомец подбежал к Жаклине, чувствуя, что девушка не владеет собой и спешно проговорил:
-«Прошу вас, не время сейчас разбираться. Нам надо спрятаться…Я объясню вам все позже.»
И так как шаги слышались уже совсем близко, ему ничего не оставалось как взять Жаклину и потащить ее к каморке. Лишь только он успел закрыть дверь в каморку, как другая дверь открылась и в комнату ворвалась разгоряченная весельем пара, принеся за собой шлейф терпкого аромата выпитого вина. Мужчина наконец-таки нагнал свою кокетку и теперь схватив ее в объятия принялся одаривать ее жадными поцелуями, девица же шутя отпиралась от него, что еще больше раззадоривало неугомонного кавалера. Так как дверь в каморку являлась ничем иным как полупрозрачной ширмой, и Жаклина оказалась лицом к комнате, прижавшись спиной к незнакомцу, то ей естественно все было видно. Девочка оторопела от страха и отвращения, к тому же каморка оказалась настолько узкой, что ей пришлось вплотную прижаться к мужчине, который держал ее, цепко обхватив двумя руками. Стоило ей пошевельнуться бы и присутствие их тут же обнаружилось, однако пара  была так занята друг другом и так шумела, что ничто бы не могло отвлечь их в этот момент. Жаклина двинулась, инстинктивно пытаясь освободиться, что еще более усилило хватку незнакомца. Он нагнулся к ее уху и прошептал:
-«Я умоляю вас не двигайтесь. Потерпите немного и мы сможем выйти».
-«Отпустите меня,- сказала девочка достаточно громко, взбудораженная сложившейся обстановкой,- я не желаю находится рядом с вами…Вы чудовище…Я не знаю, что вам нужно от меня. Вы пугаете меня.»
-«Угомонитесь, Жаклина, вы не ведаете, что творите! Позже вы поймете меня, но сейчас прошу вас, потерпите немного. Я не причиню вам зла… Никогда»
Жаклина на мгновение стихла, но разнузданные шумные страсти, разбушевавшиеся в комнате, заставили ее содрогнуться  и краска прилила к ее лицу. Она дернулась, попытавшись убрать его руки от себя, однако он лишь усилил хватку, вновь повторил свои мольбы. Она же снова повторила свои протесты.
-«Мне этого очень бы не хотелось,- произнес он,- но вы вынуждаете меня принять крайние меры. Жаклина застыла, в это время рот ей закрыла ладонь и тут же в кожу вонзился острый шип. Девочка вздрогнула от боли и неожиданности. В голове ее странно размыто прозвучали слова:
-«Верьте мне. Прошу вас, верьте.» Она не знала, были ли они сказаны только что или же воображение воссоздало иллюзию ранее сказанного, потому что сознание ее в это время приобрело расплывчатые формы, все вокруг потемнело и увязло в тумане. Она потеряла сознание почти сразу же после укола.
Жаклина проснулась на заре, раздетая и аккуратно уложенная в постель. Воспоминания о прошлом вечере были настолько призрачны и рассеяны, что она едва бы могла приурочить их к реальности. В конце концов эти события показались ей настолько необычными, что она, действительно, начала сомневаться в них. Когда же в комнату вошла Розина, принеся с собой завтрак, юная девушка, жадно глядя на служанку, пыталась разглядеть в ее лицо хоть малейший знак. Служанка, как и всегда, вела себя совершенно обыкновенно, будто дразня Жаклину, которая, в конце концов, не выдержав, спросила напрямую:
-«Скажи мне, Розина, не приснился ли мне вчерашний выезд? Если то был сон, то он своей реалистичностью так взволновал меня, что мне делается страшно».
-«Какой выезд, госпожа?- скромно осведомилась она.- Вы были у себя в комнате весь вечер».
Служанка смутилась и опустила глаза, принявшись за тарелки на подносе. Жаклина изумилась еще более, все же с трудом веря в то, что ей все приснилось и сознание ее сыграло с ней злую шутку, но от глаз ее не укрылось странное поведение Розины. 
-«Как, неужели сон? Но, все было будто наяву! Мне никогда не снились такие красочные сны, правда я плохо помню речь…Только в общих чертах». 
-«Увы, мадмуазель, вы же проснулись у себя в постели. Вы бы, наверно, запомнили, как вернулись, разделись и легли в нее. Может быть вам нездоровится или вы устали». Жаклина было собралась вновь предаться сетованиям, но взглянув на Розину, поняла, что  они бесполезны. Девочка погрузилась в свои мысли, а Розина поспешила уйти, шелестя фланелевым платьем
Жаклина, оставшись наедине со своими мыслями, принялась раздумывать над тем, что произошло. Воспоминания и образы в ее голове расплывались , но подчеркнуто явно, словно выжженные огнем, стояли слова незнакомца «Прошу верьте мне. Верьте.» Они имели настолько навязчивую природу, что каакие-бы думы в данный момент не имели место в голове, слова эти уже восседали в ней во всей своей непогрешимой действительности. Она отгоняла их, как бесплотное видение, она вопрошала себя, что они могли значить и почему так запомнились ей, она негодовала по поводу их настырности.
Минуло несколько дней, полных спокойствия и бездействия,  в какой-то степени обрадовавших тем самым Жаклину, учитывая, что  пищи для ее пытливого ума имелось предостаточно, обилие ее заменяло собой все иные желания. Таким образом, по своей воле и иногда даже не по своей мыслями возвращалась она к тому образу, который стал неотъемлемой частью ее судьбы. Более всего ее пугало то, что она до сих пор не знает, кто этот человек, почему он так ревностно сохраняет свое инкогнито и зачем она понадобилась ему. Девочка передумала все возможные варианты, но по природе своей они были так нелепы, что здесь их нет смысла описывать. Лишь один вариант, который она могла предположить,  казался ей наиболее правдоподобным и вместе с тем опасным для нее. «Неужели жизнь доставляет ему столько скуки, что он решил получить удовольствие таким медленным извращенным путем, желая постепенно погубить меня?»- вопрошала самое себя Жаклина. «Наблюдая как я сама, по доброй воле иду в его сети, так, чтобы потом не в чем было упрекнуть себя и возложить все грехи самовольства на меня, он решил довести свои зверства до самого предела торжества»- думала Жаклина, сама ужасаясь своим догадкам.
Но все же, несмотря на все ее опасения, душа ее, будучи по природе своей робкой и возвышенной уже впитала в себя первые порывы благородных деяний и дала плоды в виде легкой и более того приятной доверчивости, которая колыхалась в сердце Жаклины теплым уютным огоньком.  Девочка опасалась этого ощущения, сетуя на то, что вот он первый шаг к ее погибели, но все же не могла ничего поделать с собой. Хотя  ощущения эти и грели ей душу, восстанавливали из руин, то, что так варварски разрушалось другими, рождали в ней робкие ростки надежды и более того, позволяли мечтать, но тем мучительней оказался бы факт их фальсификации, а точнее мучительным было то, что они заводили далеко, но при этом ничего не обещали.  Как больно и жестоко мог расшибиться о землю зла и эгоизма тот, кто в своих иллюзорных надеждах, парящих на крыльях еще более иллюзорных устремлений, неожиданно лишался и того и другого, залетев при этом в заоблачные дали.
Жаклина с боязнью и отвращением спрашивала себя о том, может ли он принимать участие в тех вакханалиях, которые практикуются высшим классом? Воздает ли он должное учению гедонистов? И более того делил ли он ложе с ее матерью? Здесь, слова, когда-то услышанные ею, таким же циничным и развращенным человеком не давали ей покоя. Подобные адскому воинству, они восставали в ее памяти, сжигая все, что могло бы хоть немного считаться благородным и давать надежду на лучшее. Они стискивали сердце Жаклины раскаленными цепями и пыхали  кузнечными мехами, полными затхлого зловония безысходности. Если бы ответ на эти вопросы был утвердительным, тогда  саван глубокой  тайны спал бы с его намерений и они  сделались очевидными. У девочки сжималось сердце от таких догадок и она предпочитала не думать об этом или хотя бы стараться найти успокоение в других более отрадных догадках. В конце концов парад бесконечных дум настолько утомил и измотал Жаклину, что воспаленный мозг ее, грозил вот-вот наказать свою владелицу хронической головной болью или даже умопомешательством. Итак, дабы вырваться из такого заколдованного круга Жаклина решила, во что бы то ни стало, любым способом выведать тайну маски. Она уже готовила себя к тому, что ей вновь придется лицезреть ужасные зрелища оргий. Она силилась побороть страх взрощенный в ней постоянными запретами, смелость ей нужна была в данном случае гораздо больше: смелость выйти из комнаты, и сделать то, что потребуется для раскрытия тайны, смелость наблюдать за тем, что глубоко пугало ее и вызывало в ее душе сильное отвращение. В конце концов, она успокаивала себя тем доводом, что  итог ее мучительных предприятий полностью заполнит ту зияющую пустоту незнания, в котором она прибывает и позволит наконец узнать все, что ее волновало и таким образом оградить себя от поползновений чудовища. 
Собравшись с мыслями, подкрепив себя ожидаемыми трофейными результатами и призвав бога себе в свидетели она стала совершать свои вылазки. Увы, те силы, какие она затрачивала на столь рискованные путешествия, катастрофически не оправдывали ее надежд.  Пару раз выйдя из своей комнаты, она не застала вообще никаких компаний и торжеств. Вылазки эти стоили ей, однако, дрожи во всех суставах сразу, холодного пота, неприятно струившегося по ее спине, и в общем целом страха, который все же был неискореним и заманчиво обещал оставаться верным ее спутником в каждом таком путешествии.
Вскоре, выйдя очередной раз из комнаты, девочка услышала в гостиной шум веселья и, вся трепеща, с замирающим то и дело сердечком поспешила к месту всеобщего праздника. Она лицезрела то, о чем ее невинное сознание отказывалось думать, но все же отвести свой взор она не имела права. Итак, наблюдая за утонченными извращениями мужчин и женщин, этих детей роскоши и эгоизма, она все более проникалась отвращением к ним. Те действия, которые они совершали, их склизкие ласки, которые к удивлению Жаклины могли приносить радость, те сальные словечки, которыми они обменивались, могли оказывается услаждать слух. Против воли рассмотрев наконец всех участников веселья девочка поняла, что не видит среди них ни одного человека более или менее похожего на незнакомца. Она не стала утруждаться повторными исследованиями и с удовольствием открестила себя от этой обязанности. 
Как уже говорилось путешествия Жаклины давались ей с большим трудом, поэтому  уже уставшая от них она готова была выбрать иной способ исследований. Она провела несколько дней в тщетных раздумьях об этом и, дабы не терять времени, вновь решила совершить свою вылазку, моля бога защитить ее и открыть ей , если были против нее какие-то замыслы. Каждый ее шаг по темному коридору, ведшему к гнетущему душу апофеозу, все более возжигал в сердце молитву о помощи. Жаклина, обессилившая, шла туда, где вновь слышался шум. Преодолевая отвращение девушка вновь заняла свой аванпост. На этот раз веселье имело иную природу, что она тут же заметила. Дамы и господа были в карнавальных костюмах и частью в масках. Балагуры без масок, видимо избавившись от них в запале веселья, теперь полностью утопали в  своих удовольствиях и не старались сохранить предписанное праздником инкогнито или точнее интригу неизвестности. Залу заполнило большое количество народу, в связи с чем в  воздухе стояла вязкая поволока испарений разного рода. Жаклина протерла глаза, освобождая их от рябивших ярких фигур. Она вновь принялась за изучение. Взгляд ее, нехотя скользивший от компании к компании, от человека к человеку вдруг зацепился за нечто знакомое. Жаклина остановила свой взор на заинтересовавшей ее фигуре и начала всматриваться. Увы, фигура эта находилась в нише, закрывавшей ее своей густой тенью и более того фигуру мешали разглядеть мелькавшие в беспорядочном веселье люди. Жаклине показалось, что она видела знакомую маску, блеснувшую вдруг серебром на свету. Она не сводила с нее взгляда и как раз поймала такой момент, когда толпа неожиданно рассосалась, а маска будто бы посмотрела на нее, что заставило девочку отшатнуться в ужасе. Она с трудом подавила вскрик, на глазах ее бессознательно выступили слезы. Сомнений более не оставалось, это была та самая маска. Правда оказалась столь ужасна и всепоглощающа, что девочка не удостоилась или точнее совершенно забыла разглядеть повнимательней саму маску и фигуру того человека. То, что она походила на ранее  виденную маску, как показалось девочке, уже являлось достаточным основанием для соответствующих выводов.
Она в забытье добежала до комнаты и закрыв за собой дверь залилась слезами. Увы, хрупкие надежды ее были разбиты в одно мгновение, словно жестокие Мойры спутали нити ее судьбы. Она винила себя за то, что позволила ядовитой доверчивости пролезть в ее сердце, которое теперь, отравленное, болело так, что Жаклине хотелось вырвать его из груди. Она прониклась отвращением к тем забавам, которые так портят людей, не оставляя от них ничего человеческого, считая их главной причиной падения общества. Потакание своим и чужим животным страстям высасывает из человека все положительные качества, оставляя взамен лишь алчную, жалкую, эгоистичную оболочку его физического тела. И даже благородство деяний, которым Жаклина наивно поддалась, оказались в итоге не чем иным, как еще одной формой извращенного удовольствия. Эти деяния, притягивая к себе всех слепых и жаждущих, словно ларец Пандоры своим внешним богатством, на поверку приносят лишь горе или даже смерть. Думы Жаклины текли таким вот трагичным образом, все более и более усугубляя себя, а к утру девочка думала уже о том, что она одна осталась в этом жестоком мире, полном мелочных страстей и жаждой наживы. Мечты ее, о возможном счастье, разбились, оголяя отвратительное содержимое, о котором она даже не подозревала. Надеяться было не на что и не на кого. Итак, в бреду пролежала она до вечера, а когда наступила ночь, Жаклина вскочила с постели и, выбежав в коридор, понеслась вниз к парадной двери.
Едва ли она соображала, что делает, ибо рассудок ее помутился и единственное место спасения, о котором она думала, был монастырь, куда она теперь же желала направиться.
Спустя некоторое время она прибыла в монастырь Маркессак, находящийся недалеко от замка Ла-Кост. Девочка подбежала к дверям и принялась стучать в них так неистово, что монахини, находившиеся внутри залы все перепугались. Настоятельница приказала всем успокоиться и отперла дверь. Жаклина упала к ее ногам и тут же принялась умолять ее: «О, прошу вас мадам, спасите меня! Вы единственная моя надежда, вы мой последний оплот, мое утешение!»
Настоятельница в мгновение ока сделалась серьезной и поспешила привести в чувство бедного ребенка.
-«Прежде всего успокойтесь, мадмуазель и расскажите, что случилось с вами. Вашей жизни грозила опасность? Вы пострадали от кого-нибудь?что вас привело к нам в такую позднюю пору?»
Тон ее, не смотря на всю внешнюю серьезность, излучал все же необходимую в таких случаях мягкость. Настоятельница пыталась, одновременно, получше разглядеть беглянку и все более вглядываясь в ее лицо, понимала, что  среди ее прихожанок она ее никогда не видела, хотя внешность  была знакома настоятельнице. От глаз мудрой женщины не укрылось так же изысканность убранства девочки, судя по чему можно было предположить, что она родилась в богатой семье и уж точно не испытывала никаких лишений или нищеты. Сделав такие спешные выводы настоятельница решила обходится с ней как можно мягче.
-«Я жажду найти спасение в вашем монастыре, мадам. Умоляю вас, не отвергайте меня! Спасите  жалкие остатки моей души, соберите их в свою ладонь и приютите в своем сердце.  Жизнь мне опротивела, но бог не хочет даровать мне желанный саван смерти». Последние слова Жаклины исторгли множество возгласов и оханий из многочисленной группы монахинь, кои с интересом наблюдали за разыгравшейся драмой. Настоятельница же, поняв, что девочка находится в состоянии близком к умопомешательству, поняла, что спрашивать у нее что-либо еще было бесполезным делом. Она жестом подозвала одну из монахинь и произнесла:
-«Сестра Эмилия, проводите бедное дитя в одну из наших келий, устройте там для нее все получше. Ей необходим отдых…» и обращаясь теперь к Жаклине она произнесла как можно мягче:
«А вы, мадмуазель, не беспокойтесь ни о чем. Любая страждущая или заблудшая душа, взывающая к благодати божьей всегда найдет здесь счастливое пристанище. Господь бог наш не оставит вас, коли вы решили обратить к нему свое сердце. Ступайте, дитя мое, и попытайтесь уснуть, а мы во время вашего сна будем читать для вас Ave и пусть ваш сон будет так же крепок, как если бы сами небеса святые пели вам колыбельную.»  настоятельница подняла девочку с колен и жестом предложила ей следовать за монахиней. «Лоретта,- тут же обратилась она к другой сестре, как только две женских фигурки скрылись под темными нефами галереи,-  вы завтра разбудите эту девочку и первым делом узнаете ее имя. Мы не имеем права оставлять в неведении ее родных. Как только я узнаю кто она, то напишу письмо.»
-«Но матушка,- робко запротестовала монахиня,- ведь девушка просит убежища у нас. Видимо слишком тяжела ее доля, раз она с такой готовностью отдается в лоно церкви». «Дочь моя, вы по юности своей говорите такие глупости. Разве вы сами не видите, что она сбежала. Тут все знаки налицо. Тем более я не могу приютить ее у нас против воли родителей. Если они согласятся, то я не смею им воспрепятствовать. Тем более лишний доход нашей обители не помешает…Будет вам, Лоретта, присоединяйтесь к остальным сестрам творить молитву».
 Настоятельница поторопила юную монахиню и та поспешила к своим товаркам, кои уже на коленях вполголоса бубнили молитву.
На следующий день, лишь только взошло солнце, настоятельница поторопила лоретту и та, через некоторое время вернулась в ее келью и сообщила имя девочки. Еще через некоторое время было готово письмо, которое незамедлительно отослали.
Графиня не заставила долго себя ждать. Прошло ровно столько времени сколько бы потребовалось ей для того, чтобы прочесть письмо, привести себя в порядок и выехать в монастырь. Экипаж ее остановился возле парадной и она вышла из него, похожая на ледяное изваяние. Сдерживая гримасу отвращения, к этому святому месту, она старалась переделать ее в учтивую снисходительность. Движения ее были порывистые и нетерпеливые. Постукивая веером по ладони она осматривала монастырское здание, то и дело поднимая брови. Увидев настоятельницу, которая лично вышла встречать ее, графиня дАрже натянуто улыбнулась и обменялась с ней полагающимися приветствиями.
-«Где моя дочь?»- тут же перешла она к делу.
«Мадмуазель в спальне. Если вы желаете, вас туда проводит одна из сестер».
«Будьте так любезны, не стоит терять времени.»
Речь графини походила на колкий мороз: раздражающая, сухая и неприятная. Настоятельница вскинула на графиню свои ясные глаза и на лице ее отразился немой вопрос. Графиня поняла, что дар держать себя в руках и на этот раз подвел ее, посему она поспешно проговорила, стараясь выглядеть как можно более искренней:
-«Ох, матушка, вы не представляете сколько проблем доставил мне побег этого капризного ребенка. Я всю ночь не спала…»
Она оборвала свою фразу, вся сгорая от душивших ее эмоций и, отвернувшись от настоятельницы, на всех парусах поспешила туда, где ее ждала одна из сестер. Через пару мгновений графиня оказалась в келье Жаклины. Служанка сопровождавшая графиню и не отстававшая от нее ни на шаг так же вошла в келью. Бедняжка увидев, что перед ней ее мать, во плоти и крови, а не бесплотный призрак вскрикнула и побледнела, силы изменили ей и она, чуть не теряя сознания сползла на пол и съежилась.
-«Выйди, Розина, и оставайся за дверью, чтобы никто не подслушивал,- скомандовала графиня, не поворачиваясь к служанке,  стоявшей за ее спиной.
-«Итак, ты вынудила меня приехать сюда. Мало того что ты напрягаешь меня своим существованием, прибавить сюда еще твой несносный нрав, так еще ты заставляешь меня приезжать в это отвратное место»- прошипела графиня, бросая на  девочку взгляды полные молний. «что обо мне подумают в свете? Какой репутацией ты меня награждаешь мерзавка! Ты подумала об этом? Что скажут люди, что я плохая мать? Что я прячу свою дочь, как выясняется? Мне с таким трудом удается смывать то и дело появляющиеся пятна на моей репутации, которая должна быть такой же кристально чистой, как и репутация   девственницы, а ты ….ТЫ только что подложила мне такую жирную свинью…»
Графиня задыхалась в ярости, охватившей ее, в то время как Жаклина вся белая как полотно, молчаливо лила слезы.
-«Умоляю вас,- еле слышно пролепетала она,- оставьте меня здесь. Вы ведь так хотели избавиться от меня. Я клянусь, что буду примерной монахиней, вы никогда ничего не услышите обо мне. Я буду бесплотна и безмолвна…..только, умоляю вас, оставьте меня здесь».
-«Здесь! Ни за что! Как тогда будут воспринимать меня в обществе? Как мать отказавшуюся от своего единственного ребенка! Слухи эти – начало моего падения, вечное клеймо для меня. Тем более видеть как ты спокойно живешь здесь или хотя бы чувствовать это…ни за что! К тому же такие траты  слишком накладны для моего кошелька…»
Жаклина ошарашено уставилась на графиню, зная, что последнее препятствие, названное ею, уж точно выдумка. Она было хотела заметить это матери, но разумно передумала.
-«О, прошу вас,- взмолилась девочка,- я клянусь, что не составлю вам проблем более. Вы можете говорить, что я по доброй воле ушла в монастырь, посчитав для себя такой путь идеальным…Монашеская жизнь- это все, чего жаждет моя душа».
-«Монашеская жизнь!- взвизгнула графиня,- затворничество и одиночество- вот твой обет,  молчание- вот твоя молитва, Ла-Кост- вот твой вечный монастырь! Не раздражай меня более, собирайся сейчас же, я ни минуты  не желаю оставаться здесь. Здешний воздух ужасно действует на мои чувствительные нервы….- и подойдя ближе к девочке она прошипела,- и не заставляй меня повторять дважды, а не то я выволоку тебя отсюда за волосы, вот в этом я тебе клянусь.»
Жаклина, вся дрожа, поспешила за матерью, которая не оглядываясь прошла так до самого экипажа. Всю дорогу до особняка в карете царило молчание. Графиня, на радость бедной девочке, не проронила ни слова и даже не взглянула на нее, как если бы полностью забыв о ее присутствии. Девочка же, забившись в угол кареты, не решалась поднять голову и вообще боясь вздохнуть. Вскоре  карета остановилась и две женщины вышли. Графиня шла уверенной походкой, Жаклине помог выйти лакей, видя, что девочка едва ли держится на ногах. Она, опершись о его руку вошла в парадную залу  и остановилась, так как графиня тоже остановилась и, подойдя к Жаклине, отвесила ей такую оплеуху,  что девочка, отлетела от лакея на добрых два-три фута, повалившись затем на пол. 
«Твои обязанности выполнены, можешь уходить,- произнесла она, обращаясь к лакею, который поклонившись покинул залу,- Ты, мерзкое отродье! Как посмела ты так опозорить меня?!Отвечай! Неужто в твоей жалкой головке не осталось ни капли того вещества, которое принято называть мозгами?»
Графиня собрала вокруг себя, казалось, все громы и молнии мира, ярость душила ее, рот нервно подергивался, поистине ужасная картина. Жаклина же, не в силах подняться, устремила на мать умоляющий беззащитный взгляд и пролепетала:
«Простите, мадам, я не подумала…».
-«Ты не подумала?,- повысила тон графиня,- Ты никогда не думаешь, будь уж честна с собой! О, как я проклинаю тот день, когда ты появилась на свет, какое непростительное упущение в моей жизни. Ты источник всех моих проблем и бед, ты та кто терзает мои мысли еженощно и ежечасно, ты та, кто отравляет постоянно мою жизнь, ты…ты….!» Гремела графиня задыхаясь. Она подлетела к бедняжке, которая закрылась руками от буйства матери, схватив ее за что пришлось графиня с силой подняла трепещущее тело и с еще большей силой отшвырнула на пол, словно Жаклина была провинившимся котенком. Фурия эта, не удовлетворившись своими действиями, вновь подошла к дочери, схватила ее за шиворот и занесла над ней руку, при этом желая с ударом вытрясти из нее всю душу. Однако она почувствовала, что руку кто-то схватил уверенной жесткой хваткой. Она обернулась, разозлившись еще более, но увидев кто учинил ей препятствие  графиня тут же присмирела. Более того, ярость ее истаяла ровно до половины и взгляд ее смягчился. Жаклина же, вся трясясь от страха, ожидала удара и не сразу подняла голову, дабы посмотреть, что случилось. Палач отпустил свою жертву, которая отползла в сторону и во все глаза уставилась на незнакомого мужчину, поймавшего руку графини. «Остановись Луиза! Ты что делаешь?!Ты хуже Горгоны, ты хуже мегеры. Ярость убила в тебе все прекрасное, ты похожа на уродливого мертвеца, мне противно смотреть на тебя!»
Жаклина, взглянув на мать остолбенела от удивления, видя какие резкие изменения произошли в ней. Из пышущего огнем змея она превратилась в кроткую овечку и смотрела на мужчину, словно моля его о покровительстве.  От злости ее не осталось и следа, на лице заиграл свежий румянец, вызванный непонятно какими чувствами, глаза ее вдруг сделались широкими и пожирали теперь объект на которой были устремлены. Мужчина же обладал той спокойной и благородной наружностью, которая всегда является предметом восхищения у дам. Кроме того он имел  прекрасные черты лица: мужественно очерченный подбородок,  благородно выточенный нос с изящной горбинкой и глаза, подстать всему облику, горящие и волевые. На вид он смотрелся гораздо моложе графини, и в отличие от ее увядшего лица, его лицо дышало свежестью и лишь только глубокие морщины, расходящиеся от крыльев носа, говорили о том, что он уже достиг среднего возраста.
-«Ах, Этьен, так это вы. Но она так унизила меня, доставила мне столько проблем…Если бы вы знали, что она сделала!»
-«Вы беспокоитесь только о том, как бы еще упрочить свою репутацию, и дошли в этой крайности до того, что не видите перед собой уже никого: ни родных, ни близких, ни друзей. Очнитесь Луиза и посмотрите на кого вы подняли руку!»
Незнакомец указал на Жаклину, которая все еще смотрела на него.
-«Вы потеряли человеческий облик Луиза, а облик женщины вы потеряли уже очень давно и это самое страшное. Посмотрите на нее, она отдана на вашу волю, полностью зависит от ваших прихотей и настроений! Посмотрите, она беззащитна перед вами, а вы осознавая свое превосходство доводите его до унизительного поведения. Даже тигрица, и та нежнее относится к своим детенышам! Если вам не жаль ее как свою дочь, то хотя бы пожалейте ее как человека, как человека беспомощного перед вашей яростью! Удовлетворитесь тем фактом, что она принадлежит вам полностью и безраздельно и телом и душой и оставьте остальные изъявления жестокости, они уже ни к чему. Хватит Луиза, хватит. Она ни жива, ни мертва. Вам стоит лишь взглянуть на нее и вы  убедитесь в этом, так пусть же этого будет достаточно на сегодня».
От мужчины веяло грозностью и авторитетом, видимо, он абсолютно не боялся графини и более того, знал, что она в его власти. Графиня вся трепетала, лицо ее исказила страдальческая гримаса и лишь только оратор замолчал, как беспутная эта злодейка прильнула к нему, обвив руками его шею и затараторила:
-«О, любимый мой, прошу вас, не злитесь на меня. Ваши слова приносят мне столько боли! Посмотрите, я вся дрожу. Вы мой вечный судья, вы мой алтарь, вы мой Аполлон!,- она перемежала свои слова с поцелуями, в то время как он, оставался прям и недвижим, он взглянул на девочку и, заметив, что она смотрит на него, смущенно опустил глаза, что не укрылось от Жаклины и удивило ее. Это был второй его взгляд с одним и тем же итогом, Жаклине даже показалось, что он боится ее. Графиня же не унималась:
-«Ну что вы молчите, Этьен? Ну простите меня. О, вы сводите меня с ума! Давайте займемся любовью прямо здесь, вы так возбудили меня! Я еще никого не желала так, как вас. Умоляю вас, не отказывайте мне! Вы сами бессердечны ко мне и это обстоятельство убивает меня и приводит к таким вот выплескам ярости»
Мужчина оторопел, немного отшатнувшись от неистовств графини,  во взгляде его скользнуло напряжение, хотя внешне он старался быть спокойным. Она же не унималась, покрывая его лицо и шею жадными поцелуями.
-«Знаете что, я прощу ее, если вы отдадитесь мне! Клянусь я не притронусь к ней никогда более….а вы предали меня и так отчаянно заступаетесь за нее, нахал! Но я прощу вам этот грешок и  забуду за Жаклину навсегда. О, Этьен, умоляю вас не будьте так жестоки ко мне, овладейте мной прямо здесь, это будет высшим наслаждением!» .
Мужчина не выдержав, оттолкнул графиню и прошипел:
-«Ты сумасшедшая Луиза! Бог мой, ты тронулась умом! Слышишь ли ты свою речь? Отдаешь ли ты отчет своим словам? В своей похоти ты готова свернуть шею быку, ты готова растоптать всех и вся. Остынь, Луиза! Такие женщины только отталкивают меня, они вызывают во мне тошнотворные рефлексы. Все твои потуги бесполезны, ибо я вижу сейчас не женщину, со всеми идеальными качествами, которыми должна она обладать, но жалкое похотливое, брызжущее яростью существо! Это делает тебя настолько уродливой Луиза, что все твои старания быть утонченной и красивой тут же терпят крах и уже не возымеют той силы, какой могли бы обладать, если бы ты так опрометчиво не делала  свидетелей своих безумств никого».
 Графиня вновь разозлилась, но это уже была женская злоба, полная слез, мелочности и капризов. Мужчина, поняв, что хватит устраивать спектакль, ибо он итак перегнул палку, обхватил графиню за плечи и сказав пару-тройку успокоительных слов увел ее в комнаты. Жаклина  же осталась одна. 
Волнение завладело девочкой настолько, что она едва ли могла думать о чем-то. Возбуждение от разыгравшейся только что сцены, произвело на нее такое впечатление, что она не могла не то что прийти в себя, но даже сдвинуться с места. Слезы ее остановились сами собой и теперь сухая резь в глазах притупляла зрение, голова налилась свинцовой тяжестью, в ней клокотала глухая боль, время от времени, как остаточная реакция, ее била мелка дрожь. Жаклина не заметила, как к ней подошла Розина. Служанка помогла девочке подняться и вздыхая тихо и пугливо о судьбе бедняжки, препроводила ее в комнату. Жаклина легла на постель и тут же заснула.

Она пробудилась от крепкого сна только ближе к вечеру на следующий день. Все еще испытывая слабость и недомогание Жаклина решила выйти на свежий воздух, дабы избавиться от гнетущего состояния и заодно освежиться. Но ее попытка выйти из комнаты завершилась провалом, так как дверь оказалась заперта. Девочка удивленно выглянула в окно, думая, что может быть уже наступил вечер, однако на улице еще не стемнело, до первых сумерек оставался по меньшей мере  час. Жаклина тогда направилась к окну, чтобы иметь возможность впустить свежий воздух через него, но, как только она прикоснулась к ставням, то заметила сразу же, что и они заперты. Девочка недоумевала, что же могло произойти из-за чего ее заперли так рано и к тому же так основательно. Она решила дождаться Розину и спросить у нее причину такого с ней обращения. Однако Розина не пришла, ни вечером ни на следующее утро, лишив к тому же, бедняжку и еды. В конце концов затворница начала стучать в дверь, призывая кого-нибудь на помощь, но снаружи ответом ей являлась лишь тишина. К вечеру явился один из лакеев, которого Жаклина не любила больше всего, из-за его черствости, безразличия ко всем и холодности. Он, едва поприветствовав ее начал свою речь тем противным тоном, который частенько режет слух:
«Эта ваша еда, мадмуазель, на сегодня и на ближайшее время. Имейте ввиду, что ее вам будут приносить только по вечерам раз в день».
 Он демонстративно поставил на тумбочку кружку с водой и пресную лепешку, что заставило девочку содрогнуться от ужаса и вскинуть на лакея испуганный взор.
-«Так же вы будете находится взаперти, так приказала графиня. И окно вам открывать не разрешается. Кроме того я постоянно буду дежурить у вашей двери».
«Но,- произнесла она еле-еле,- но, что случилось? За что такие крайние меры? Если так хотят моей погибели, то пусть просто убьют меня».
-«простите, сударыня, но я сообщил вам то, что мне было велено и теперь мне пора уходить».
Он без тени жалости и без иных признаков теплых чувств вышел из комнаты и запер девочку. Жаклина опустилась на пол и заплакала. позже, успокоившись наконец,на съела весь свой скудный паек, так как голод прижал желудок к спине, но этой порции ей оказалось мало. Организм ее, привыкшей к хорошей, горячей пищи и так неожиданно лишенный ее, теперь громогласно изъявлял свои недовольства и требовал причитающуюся ему долю.
Усугублялась обстановка тем, что она не знала, как скоро ее освободят от такой немилости и как долго она будет питаться столь скудной едой, с которой долго не протянет. Дабы заглушить глухой страх и голод она принялась за молитву и провела так, коленопреклонная, часа два, а позже легла спать. Так продолжалось около недели, пока Жаклина, истощенная и убитая горем и неизвестностью, не начала умолять жестокого Аргуса за дверью смилостивиться над ней и позволить ей попросить прощение у графини. Мольбы ее, стенание, вздохи и слезы, не имели никакого успеха, ответом ей являлось каждый раз лишь молчание. Только вечером лакей, серьезный и бессердечный молча приносил ей еду и не позволяя заговаривать с собой быстро удалялся. Что могла Жаклина поделать с такой несправедливостью? К каким богам взывать, дабы быть услышанной? Кого умолять выслушать ее? Тот, кто всецело управлял ее судьбой, был далек и безразличен, решая совершенно другие дела, он забывал, умышленно или нет, про дела Жаклины. Была ли она нужна кому-нибудь? Если даже никто не знал о ее существовании. Друзей, могущих вступиться за ее свободу и честь, рядом не наблюдалось- ни одного человека во всем мире, которого хоть немного интересовала ее судьба.   А, она, сама не зная зачем, все еще продолжала бороться за свою жизнь, желать и верить и даже наслаждаться жизнью в какой-то мере, при всем этом понимая, что не нужна никому и в общем-то, даже если она умрет, никто не будет оплакивать ее смерть, будто она и не жила.
Жаклина лежала на постели, предаваясь таким вот грустным мыслям, от влияния которых каждый раз старалась оградить себя. «Ну что ж, -думала она,- видимо только я одна борюсь за свою жизнь, скорее всего не имея права на это, видимо мне суждено страдать и умереть в одиночестве, покориться тому, что меня ожидает- вот мой удел. Если я приму свой крест, то умереть будет легче и смерть быстрее примет меня в свои объятия.» Организм ее до того ослаб, что она уже с трудом вставала с кровати, к тому же чувствуя острую боль в желудке. Голова ее кружилась, и даже мысли, истощенные голодом и нехваткой свежего воздуха, отказывались приобретать форму, протекая скудно и вяло. Девушка, как-то раз, взглянувшая на свое отражение в зеркале вздрогнула и вскрикнула, настолько она перестала быть похожей на самое себя. Столь плачевный вид так напугал ее, что она закрыла ставни зеркала и успокоила себя тем, что более не будет в него смотреться.  Она проводила все дни в постели, не двигаясь и не предпринимая более никаких действий, в мыслях торопя свою смерть. Неизвестно сколько дней бы она провела во так, покорно ожидая пришествия «избавления», но однажды ночью, когда душивший ее голод не позволял погрузиться в сон, в спальню ее тихо вошли. Жаклина вяло приподнялась на локтях, не в силах удивляться чему-либо и не питая никаких надежд более, она различила силуэт мужчины. Им оказался Антуан. Он вел себя так тихо и осторожно, если бы Жаклина спала, то едва ли услышала  как он вошел. Он остановился и произнес шепотом:
«мадмуазель Жаклина, вы не спите? Не бойтесь меня, это ваш слуга».
«Я уже заметила вас, Антуан. Какое невиданное дело привело вас ко мне? Неужели вы пришли, дабы избавить меня от моего клейма – моей жизни? Я была бы рада услышать от вас утвердительный ответ и если это так…»
-«Прекратите, миледи,- прервал ее слуга,- не будем об этом, тем более что моя миссия здесь обратная. Я принес вам еды. Вам следует поесть».
 ОН подошел к бедняжке и протянул ей кружку с горячим бульоном, поддерживая ее, он помог Жаклине  сделать первые глотки.
-«пейте осторожнее, дитя, ваш желудок слишком слаб. Если почувствуете боли, то лучше остановитесь».
Ведя свою речь таким образом он, отдав кружку Жаклине,  уже успел подойти к окну и отпер его, а затем раскрыл настежь. Свежий воздух благодатными порывами ворвался в затхлость комнаты. Являясь прекрасным двигателем для ума и восстановителем увядающих тел, он вселял жизнь во все живое и вдохновлял вечно прожорливые умы и горячие сердца.
-«О, прошу закройте окно,- испугано взмолилась Жаклина, не обращая внимания на то, что так нуждалась в свежем воздухе,- мне не разрешено его открывать! Что будет, если увидят его распахнутым настежь?»
-«Не беспокойтесь об этом, никто ничего не увидит. По крайней мере в течении часа оно может оставаться открытым и вы будете наслаждаться прекрасной ночной прохладой . Она так необходима вам.»
Слуга в это время прошелся до стола и вынул из кормана небольшой сверток, сопроводив свой жест словами:
-«Это вяленная ветчина. Я посчитал, что вам должно хватить этой порции на три дня, если вы правильно разделите ее и будете сдерживать сильное искушение съесть ее всю в один присест. Я приду именно через столько времени и принесу вам еще еды.  Ваш желудок сейчас слишком слаб и могут произойти нежелательные реакции, учтите это Жаклина и ведите себя мудро. Я не могу приходить к вам часто, это слишком опасно, но пока у меня есть такая возможность.»
Затворница с замиранием сердца следила за речью слуги, и в сердце ее вновь зародилась надежда. Что уж поделаешь с молодостью, алчущей жизни, движения и процветания и любые устремления в эту сторону воспринимает она  с бурным ликованием, а все преграды, какими бы страшными и ощутимыми они не были, становятся вдруг мелочными и преодолимыми. Она даже не подумала возражать ему и не вспомнила, что пару минут назад желала смерти, как единственного исхода. Однако, после его ухода, Жаклина поспешно закрыла окно, боясь ужесточения наказания, не смотря на успокоительные речи Антуана по этому поводу.   
Жаклина с точностью выполнила предписания слуги, хотя ей стоило больших трудов сдержать свой голод и не съесть весь запас сразу. Антуан явился через три дня, как и обещал. Ее добрый ангел-хранитель, со спокойным лучистым взглядом и неторопливой, почти волшебной речью, несомненно был послан с небес, чтобы спасти несчастную душу. Жаклина позволила себе надеяться на его приход и целый день эта надежда жила в ее сердце, приятно согревая его. Приход Антуана обрадовал девочку, а глаза ее загорелись при виде еды, которой он и в этот раз принес ей. Таким образом, он приходил к ней раза три- четыре, через равный промежуток дней, неизменно принося что-нибудь вкусное. Жаклина вновь поправилась, и на лице ее появился здоровый румянец. Она решилась открыть зеркало и в первый раз осталась довольной своим отражением, оно более не пугало ее своей жуткой худобой, бледностью и страшными синяками вместо глаз. Ну что же, молодость быстро справляется со всеми недугами и не стоит удивляться такой приятной очевидности.
В один из дней, слуга, вновь навестивший ее, повел следующую речь:
«Разрешите спросить у вас кое-что. Но обещайте мне воспринять мой вопрос со всей серьезностью и не прибегать к помощи тех  мрачных чувств, которые уже успели поселиться в вашей голове».
Жаклина, заинтересовавшись просьбой согласилась выслушать его.
-«Желаете ли вы освободиться от оков гнета, пригвоздившего вас к этому месту? Желаете ли вы вновь стать свободной и даже обрести счастье? Как бы неправдоподобно это слово не звучало в ваших ушах…но это так. Обрести счастье, которое по праву заслуживаете, и которое у вас нагло отобрали»
Жаклина, действительно, удивленно взглянула на слугу, ей показалось, что он подшучивает над ней или же просто, сочувствуя ее судьбе, желает поговорить об этом. Однако Антуан имел вид совершенно серьезный, устремив свой обыкновенно спокойный и теплый взгляд на Жаклину, он более не сводил его, ожидая ответа. Девочка, все еще сомневаясь в реальности его слов, ответила следующее:
-«Ах, Антуан, зачем в таком месте и относительно меня строить такого рода иллюзии? Я уже давно оставила эти мечты и поняла, что они неосуществимы по отношению ко мне. Подтверждением тому является то жалкое положение, в каком я прибываю сейчас и едва ли мне позволено надеяться на милость моих мучителей.  Бог не предусмотрел для меня никаких радостей. Ну что же, не мне перечить его воле. Прошу вас, вы расстраиваете меня и сбиваете с толку…Если вы интересуетесь из искреннего участия ко мне, то я и так ценю вашу заботу, и слова здесь ни к чему. Мне нечего ответить вам, Антуан».
-«Но  госпожа, я не шучу и никогда бы не позволил себе ничего подобного по отношению к вам. Вы правы в том, что я принимаю искреннее участие в вашей судьбе, но отнюдь не желание просто посочувствовать вам на словах, побудило меня начать эту беседу. Я просил вас отнестись к моим словам со всей внимательностью, так будьте добры и ответьте мне на мои вопросы. Пусть же с моей стороны чистосердечное намерение помочь вам, послужит  устойчивой порукой. Не бойтесь, воскресите в своей душе желания, убитые жестокой рукой, доверьтесь мне».
Жаклина смотрела на слугу, стараясь прочесть в его душе мотивы, двигавшие им в данный момент, но не видела ничего, кроме абсолютно бесстрастного спокойного лица, и взгляда честного и открытого. Может быть эти качества его укрепили ее настрой и послужили побуждением к разговору.
-«Когда-то, совсем недавно у меня были такие хрупкие надежды: мечты о счастье, о том, что я буду нужна кому-то, о том, что я убегу из этого ужасного места навсегда. Но они разбиты, Антуан, как будто все силы земные и небесные, сгрудившись вокруг меня, активно потворствовали их крушению и моей скорой гибели. Я не была алчной и не раскрывала ларец Филлиды, он сам раскрылся у моих ног, погрузив меня во все несчастья сразу, нечистые  скифские сокровища сами рассыпались у моих ног, я не желала их, но они обрекли меня на смерть. О, Антуан, я пролила столько слез и так страдала, что уже должна была бы превратиться в источник, как Перена. Увы, я одна и некому вступиться за меня, некому спасти меня… Жизнь жестокая и распущенная открылась перед моим неопытным взором. В ней каждый за себя, каждый алчет наслаждений, упиваясь собственным эгоизмом. Некому вступиться за меня, по неопытности своей я непременно погибну». 
-Вы ошибаетесь, Жаклина, глубоко ошибаетесь,- прервал ее грустное повествование слуга,-  Я прошу вас довериться мне, и поверить в то, что вы не одна и я здесь так же не случайно. Если вы до сих пор оставались слепы к тем осторожным знакам внимания, которые время от времени оказывались вам, то теперь прошу вас, будьте внимательны к ним и воспринимайте их как желание спасти вас. И вот здесь, вы прочтете все остальное. Надеюсь, в вас я заложил крепкое основание для следующих действий и новой надежды, как неотъемлемой части нашего предприятия».
С этими словами он протянул ей письмо и откланялся, оставив девочку читать послание в одиночестве. Жаклина, оглушенная его волнительной речью, поспешно развернула письмо и принялась за чтение.
«вот я пишу вам вновь, но пишу теперь с тем, чтобы спасти вас, Жаклина! Как отрадно мне наконец-то произносить это слово, которое так долго жило в моем сердце, занимало все мои мысли, толкало меня на рискованные поступки, часто неприятные мне и претящие моей природе. И вот теперь награда моя близка, так разделите ее со мной,  умоляю вас! Не противьтесь тому, что было так желанно для вас, положитесь на мои силы и я не подведу вас. Я просил вас верить мне, Жаклина и я вновь прошу об этом, ибо ваша вера вдохновляет меня, без нее все мои старание теряют вес и цену….Но пусть же она вдохновляет и вас! Я не в силах более наблюдать те жестокости, которым вы подвергаетесь. Я не могу выносить такую несправедливость…. Вы погибнете в Ла-Косте, если не внемлите моему и своему желанию!  Я сомневаюсь, что графиня простит вас. Вы сами не раз могли слышать из ее уст ядовитую речь, которую она пускала в ваше хрупкое любящее сердце. Она жаждет вашей смерти, как ни чьей другой, подтверждением тому является ваше нынешнее состояние.  Все восстает во мне против такого ужасного исхода, поэтому я прилагаю теперь все усилия к вашему спасению, ибо жестокость вашей матери  перешла все приделы человеческого понимания. 
Не смотря ни на что, я умоляю вас, доверится мне, тем более помня ваши последние слова. Но все же, человечество не придумало еще иных слов для изъявления своей преданности, поэтому мне остается  прибегнуть к тому, что уже имеется и уповать лишь на ваше понимание и мудрость, а так же на помощь Господа. Итак,  я пишу, чтобы сообщить вам, что завтра вы сможете навсегда оставить Ла-Кост. Антуан будет вашим провожатым из замка, он сделает все, что должен будет сделать, вам не нужно беспокоиться ни о чем. Он проведет вас к лошадям, которые будут ожидать у стен замка, о дальнейших действиях  вы услышите при нашей встрече. Прошу вас не думать, что судьба играет с вами очередную шутку, прошу вас послушать меня и удостоверится позже в чистоте моих намерений
Призываю в помощь бога и умоляю вас еще раз отнестись со всей серьезностью к моему письму».
Подписи  не наблюдалось, что вызвало гримаску недоумения на личике девочки, хотя она и догадалась от кого оно исходило. Однако  мысли ее тут же переключились на содержимое письма. Естественно, в душе ее  взметнулся весь ураган чувств, которые только могли жить в благородной чистоте этого создания. Но потом, спустя лишь несколько часов, природа их сделалась настолько противоречивой, что Жаклина, уже не являясь хозяйкой им, совершенно запутавшись, безрезультатно пытаясь восстановить порядок и успокоиться. Порывы души ее смешались, ведя неравный бой, они тянули ее то в одну сторону, то в другую. Она то впадала в безотчетный страх, чувствуя, что имеет на него полное право, так как все вокруг дышало строгой тайной. Страх этот сопровождался тогда негативными воспоминаниями и сделанными на этой не благодатной почве выводами. Все вместе смешивалось и таким образом удваивало свою силу, подкашивая ее веру. То она вновь окрылялась надеждой, словно феникс, каждый раз заново возрождаясь из огня страха. Заманчивые обещания, кои каждому бы пришлись по вкусу, так как являлись из разряда тех слов, которые всегда были приятны человеческому уху, не обошли стороной и ее. Тогда она пускалась в самые приятные мечты, боясь поверить в то, что они вот-вот осуществятся. Мечты эти, словно пугливые лани, с опаской приближались к руке, обещавшей им вкусный корм и готовой приласкать их. Они не были приручены и уже успели сполна отведать от людской жестокости, они погибали в лесу людских страстей, иссыхали в клетке людских предрассудков. Могли ли они теперь довериться тому единственному, души которого не знали, не ведали его желаний и устремлений, но видели перед собой лишь протянутую руку и соблазнительный корм, и только по этим обманчивым и хрупким знакам могли они судить о своем благодетеле.
Жаклина всю ночь промаялась без сна, лишь под утро немного вздремнув, она вновь пробудилась от теснившихся в ее голове мыслей. Они, ожидая, когда мозг снова начнет  деятельность, и дождавшись, наконец атаковали его всей своей огромной массой и снова Жаклина оказывалась не властной сама над собой. Однако, увы, закоренелый страх перед образом графини, пропитавший каждую клеточку тела и души девочки, уже пустивший ядовитые метастазы в ее сердце и мысли возрастал в ней тем больше, чем ближе подступала роковая ночь.  Вечером уже Жаклина едва ли могла отдавать отчет своим действиям и ранние мечты, вдруг куда-то все подевались, словно их и не было. Метастазы эти обратили всю решимость Жаклины в одну огромную опухоль из парализующего душу и тело страха, убили все ее устремления, поработили душу и волю, делая из нее кукольную марионетку, играющую по желанию и воле своего невидимого хозяина. Девочка смотрела на письмо и холодный ужас восставал в ней, словно оно было чумное. В конце концов сознание ее деформировалось до того, что она с нездоровыми горящими глазами и буйным сердцем пришла к выводу, обещавшему ей спасение, если она вовремя передаст письмо матери. И тогда, графиня может быть простит провинившуюся, видя как та преданна ей и покорна ее воле. Жаклина настолько уверовала в такой исход, являвшийся плодом нездорового рассудка, что как загипнотизированная, не ведая, что делает затарабанила в дверь и принялась умолять открыть ее, на все лады твердив об измене, подстрекательстве и прочих подобных вещах.     Увы, тот, кто хотел спасти ее, при всей его находчивости и изобретательности, не учел вполне возможных последствий, и даже не допустил мысли о том, что его предприятие может обернуться полным крахом.
В отличие от ее просьб о милосердии, просьбы о готовящемся предательстве были услышаны почти сразу же. Дверь комнаты открылась и вошел лакей. Жаклина трясущейся рукой протянула ему письмо, которое он тут же взял, сообщив, что немедленно отнесет его графине.
-«Прошу вас,- взмолилась Жаклина,- передайте матушке, что я и не думала совершать то, о чем меня просят в письме. Вот, я заранее отдаю его ей, пусть она распорядится им по своей воле, а я и в мыслях не допускала предавать ее. Прошу вас, передайте ей мои признания. Пусть она будет милостива ко мне и простит меня».
Лакей поклонился и обещал передать графине все слово в слово, изобразив на лице странную неприятную гримасу, которую Жаклина заметила, но не смогла истолковать. Бессердечность и холодность этого человека заставила бедняжку засомневаться в удачном исходе дела, но выбора у нее не оставалось.
Жаклина так поверила в то, что ее мать сменит гнев на милость, дерзнув  даже со всей горячностью и предвкушением ждать сдвига событий: визита Розины, послабления наказания или прощения. Однако к ее глубокой досаде никто не явился ни в этот вечер, ни на следующий на через пару дней. В замке как будто вымерли все люди. Не приходил даже лакей….или точнее приходил, но подобно вору: ночью, тихо, пока она спит ставил ее скудную еду на стол и уходил. Ей не у кого было спросить, чего же ей теперь ожидать и на что надеяться. Жаклине казалось, что обитатели замка  считают ее изгоем, перейдя уже все мыслимые и немыслимые границы по урезанию общения с ней.
В конце концов горькое осознание неизбежности  гибели начало постепенно вливаться в ее сердце. Прошлое порывистое действие, наконец, показало свои истинные плоды.  С ужасом понимала она, что графиня никогда не простит ее и действительно, предостережения в письме имели роковой смысл. Увы, пелена слепого доверия к матери все никак не желала спадать с глаз бедного кроткого создания и наверно такое высокое чувство сохранилось бы в девочке вплоть до смерти.  Она пребывала теперь в состоянии затуманенной прострации, не понимая, что происходит, как ей теперь жить, стоит ли надеяться на что-то…мысли ее так же утопали в вязкости сознания, отказываясь выдавать четкую картину происходящего. Она не думала о том, упустила ли свое счастье или нет, не представляла могут ли быть какие-либо последствия для тех кто пытался спасти ее, она наивно недоумевала, куда вдруг пропал Антуан, подозревая, что он скорее всего решил забыть ее, расценив ее жест как отказ от его услуг. В общем, Жаклина жила в полном неведении относительно всего, что напрямую или косвенно касалось ее судьбы. И неизвестно, сколько бы продлилось ее такое состояние, пока в одну из ночей не произошло следующее событие. Жаклина, не имея сил спать из-за мучившего ее голода, сидела в кресле и ждала того момента, когда ее глаза сами закроются от усталости. Безотчетная грусть заняла все ее существо, нагнетая мрачные образы,  оставляя на сердце тяжелый осадок. Как и всегда в комнате царила полнейшая тишина, сквозь которую неожиданно вульгарным звуком прорезался шорох ключа в замочной скважине и затем щелчок. Жаклина, глубоко погрузившись в свои бесформенные думы, отреагировала не сразу. Она приподнялась с кресла и повернула голову в сторону двери только тогда, когда человек уже успел войти.
Увидев антуана Жаклина воскликнула от удивления:
- «О, это вы мой верный друг! Я думала меня все оставили…даже лакей избегает меня. Но почему вас так долго не было? куда вы исчезли? Я боялась, что разозлила вас своим необдуманным поступком и вы отвернулись от меня»
Антуан в первый раз, может быть, выразил своим лицом живейшую эмоцию не то удивления, не то негодования.
-«Исчез, госпожа? Вы удивляетесь почему я пропал? Неужели вы настолько наивны, что не догадываетесь о причине моей пропажи? К чему привел ваш неразумный поступок…» Жаклина озадаченно взглянув на слугу, не нашлась, что ответить. 
-«Знайте же, что своим ужасным поступком вы чуть было не пожертвовали жизнями многих людей, преданных вам всем сердцем. Зачем вы отдали письмо графине? В конце концов можно было просто не обращать на него внимания. Если бы вы так поступили, то не случилось бы тех горестей, каких мы отведали слихвой».
Жаклина все более бледнела в процессе речи слуги и, когда он сокрушенно смолк, она пролепетала:
-«Вы пугаете меня Антуан. Что могло произойти? Неужели из-за меня кто-то лишился жизни. О, поверьте, клянусь, я и не думала об этом! Я не думала, что могу повредить кому-то своим поступком. Я лишь хотела заслужить прощение…»
-«Заслужить прощение, Жаклина?!- прервал ее Антуан,- боже всевидящий, да неужели вы все еще питаете такие иллюзии? Вас оставили умирать здесь! Какими аргументами еще нужно мне воспользоваться, чтобы доказать вам это? Вы знаете, каких трудов мне стоило проникнуть к вам? Вы знаете, в каком положении сейчас пребывает тот, кто всем сердцем желал спасти вас? Но даже не смотря на это он думал о вас, Жаклина, думал в последние минуты! Он позаботился о вашей судьбе, сам в то время  почти прощаясь со своей. Неужели вы и сейчас останетесь слепой и глухой ко всему?»
-«О, Антуан, вы пугаете меня! Скажите немедленно, что случилось? И если я виновата, то можете расправиться со мной немедленно. Я не дорожу своей жизнью! Вершите надо мной справедливое правосудие, если я виновна! Все несчастья мира сгрудились вокруг меня, словно я их единственный источник. Я приношу только горе людям»
-«Успокойтесь, мадмуазель, я пришел сюда не для этого. Но, вы хотите знать, что случилось. Я говорю вам кратко и без предисловий, после вашего доноса на нас устроили облаву. Моего господина схватили и отправили в Бисетр, так же как и наших сообщников. Я еле унес ноги, выполняя поручение моего господина относительно вас. Я не перестаю молиться богам за такое чудесное спасение, ибо теперь, зная, что господин испытывает все муки этого скверного места, я спешу выполнить его волю. То, за что он боролся, но что упустил в последний момент. Он заклинал меня спасти вас Жаклина, предпринять для этого все, что угодно, любые средства. Я сделал, как он просил и вот я здесь. И теперь говорю вам: пойдемте со мной, иначе вас ждет смерть. Пожалейте хотя бы моего господина, если вам не безразлична его судьба. Позвольте ему спасти вас, он поистине благородный человек, он не предаст вас! Как только вы окажитесь на воле, то можете сами спокойно выбрать свой путь. Он обеспечет вам достойное существование и сделает для вас все, что захотите».
С этими словами Антуан протянул плащ ошарашенной и бледной как смерть бедняжке. Жаклина же не могла ни вздохнуть, ни двинуться. То, что открыл ей слуга, было выше ее представлений. Могла ли она предполагать, что дела приняли такой ужасный оборот. За ее спиной бушевали такие страсти, о которых она не подозревала, при этом являясь главной их зачинщицей.  Жаклина уже ненавидела себя за то, что наивность и глупость затмили ее сознание, затуманили взор. Тысячу раз, пока слуга держал речь, готова была она искупить свою вину, тысячу раз она называла себя бессовестной и жестокой. Антуан, видя, что девочка не двигается, произнес, дабы подстегнуть ее:
-«Возьмите плащ, госпожа. Если вы не уйдете со мной по доброй воле, мне придется уволочь вас силой из этого затхлого места. Я не смею не покориться воле хозяина и полностью разделяю его порывы и его горести».
Жаклина, вдруг опомнившись, спешно схватила плащ и надела его с такой решимостью, которая была совершенно чужда ей.
-«Пойдемте Антуан, я не смею перечить вам. Ваш хозяин пострадал из-за меня…я сама пойду за вами туда, куда вы поведете меня. Вы можете распоряжаться моей жизнью, я более не скажу ни слова».  Слуга, ждавший только такого исхода, тотчас же вышел из комнаты, увлекая за собой девушку. В считанные мгновения они оказались на кухне, а оттуда через черный вход и во двор, где у стен замка их ждала оседланная лошадь.
Сердце Жаклины бешено колотилось, в глубине души она понимала на что идет, но отступить не имела права. Полагая свою жизнь на волю господа Жаклина произносила про себя обрывки молитвы, какие только могла вспомнить, будучи в взбудораженном состоянии. Беглецы без приключений добрались до леса, где их ждали другие сопровождающие, которые молча присоединились к ним и так продолжили дорогу. ночь плотным саваном окутала все вокруг, не пропуская, казалось, через свою густоту ни звука ни шороха. Даже месяц исчез где-то, лишив путников своего серебристого приятного света. Вокруг царила кромешная тьма и тишина, нарушаемая лишь цокотом копыт.  Вскоре Жаклина, не привыкшая к верховой езде, почувствовала сильную усталость и обратилась к Антуану:
-«куда же мы держим путь? Долгая дорога ли предстоит нам? Вы не сказали мне еще ничего».
-«Простите, госпожа, я не сказал вам только лишь из-за того, что ответственность за нашу рискованную авантюру полностью заняла все мои мысли.  По оплошности своей я не сообщил вам дальнейшего плана действий. Итак, нам осталось совсем немного до одного дома, где вы сможете некоторое время пожить в безопасности. позже, если обстоятельства сложатся удачно для нас мы уедем настолько далеко, насколько то будет возможно, дабы обеспечить вашу полнейшую безопасность.  Пока же я со своими людьми буду заниматься судьбой моего господина. Работа нам предстоит довольно щепетильная и опасная, но необходимо спасти его, выдрать из жадных лап этих развратных негодяев».
Жаклина вновь почувствовала угрызения совести и с грустью опустила глаза, готовясь вынести любые трудности в наказание. Однако долго мучиться ей не пришлось. Час пути, и вот кавалькада подъехала к небольшому, но крепкому особняку. Слуга помог девочке спешиться и провел ее в дом. Убранство особняка было подобрано с завидным вкусом и, хотя  не сияло богатством, но обнажало те искусные детали, которые иногда заменяют собой весь блеск золота и серебра. Жилище имело вид очень уютный и приятный.
-«Здесь вы будете жить какое-то время,-ответил Антуан, -у вас будет несколько слуг, надеюсь вы удовлетворитесь этим. Умоляю вас, не выходить из особняка днем. Если вы захотите подышать свежим воздухом, то можете воспользоваться террасой, ведущей в сад на заднем дворе. В любом случае будьте предельно осторожны. Я исчезну на некоторое время, но не беспокойтесь, вы более не останетесь одна, так как вокруг вас друзья. Примите ваше положение так, как есть и прошу вас, не совершайте больше никаких глупостей. Увы, я не смогу контролировать ваши неожиданные порывы и предугадывать на расстоянии ваш необдуманный шаг. Знайте, что вы уже зашли слишком далеко и обратного пути нет. На тот случай если я не вернусь, есть еще люди, преданные моему господину, они знают, что делать и как уберечь вас от посягательств матери. Вы будете на их попечении до тех пор, пока мой господин не освободится. но мне бы не хотелось думать об этом, но напротив хотелось бы уповать на удачный исход дел».
Последняя фраза слуги заставила девочку вздрогнуть и она, вдруг обессилив, беспомощно опустилась на пол. Антуан нагнулся к Жаклине, дабы помочь подняться столь хрупкому и нежному созданию, изнемогающему от ужасных мучений, которые ей пришлось перенести, а весь груз  их отразился в глубине ее прекрасных рано повзрослевших глаз. Антуан произнес слова ободрения и попросил служанку дать Жаклине успокоительного снадобья и затем отвести ее в комнату для отдыха. 
-молитесь, госпожа, молитесь за нас. Только ваша молитва, произнесенная чистыми устами, с искренним вдохновением может спасти нас - изрек Антуан последнюю фразу, внимательно глядя в глубокие, изумрудного цвета глаза
Около недели прошло с тех пор, как Жаклина обосновалась в таинственном особняке и ровно столько же она не получала никаких новостей  от Антуана, и ничего не знала  о его судьбе. Слуги, приписанные к Жаклине, знали только то, что вменялось им в обязанности, а более в особняке никого не наблюдалось. Девочка не находила себе места, безопасность ее оставалось очень сомнительной, более того судьба ее не была определена и болталась словно маятник то в одну, то в другую сторону.  Множество переживаний теснились в  нежном уме, не отпуская ее днем и не давая спокойно спать ночью. То она размышляла о том, правильно ли поступила, начиная тотчас же  переживать за авторитет матери, который та так старалась поддержать, то она думала о своем спасителе, кляня себя в его несчастьях. Все эти думы сменяли беспрерывно одна другую, не имея никакого четкого порядка и часто путаясь между собой, возбуждали головную боль, как естественную реакцию организма. Пожалуй, можно заключить, что Жаклине было чем занять себя на эти долгие дни, так как большей их частью девочка проводила в пассивном бездействии или молитве, в которой она находила временную отдушину для исстрадавшейся души.
Вскоре тихий поток ее жизни  повернул свое русло в бурные воды, а произошло это в одну из ночей, таких же одинаковых как и предыдущие. Жаклину разбудил громкий шум, поднявшийся неожиданно где-то в доме. Не составило труда определить, что шум исходил от  большого количества мужских голосов и топота многих пар ног, что создавало беспорядочную  суматоху и нагнетало напряжение. Жаклина вскочила с кровати, не представляя кем может быть вызван такой шум, она набросила халат  и застыла в ожидании, не зная стоит ли ей выйти или лучше остаться на месте. Однако вопрос этот занял лишь одно мгновение, так как дверь ее комнаты резко распахнулась и в дверном проеме возник запыхавшийся Антуан. Слуга имел вид изрядно потрепанный и грязный, более того кое-где на одежде его виднелась кровь. В одной руке он держал мушкет, другую же прислонил к плечу. Жаклина, было обрадовавшись приходу своего преданного друга, тут же сменила радость на страх, заметив в каком состоянии был слуга.
-«Бог мой, Антуан, что произошло, что случилось?»
-«Случилось непоправимое мадмуазель. Собирайтесь сейчас же у нас мало времени…Наденьте какое-нибудь простое платье».
Жаклина принялась выполнять приказание Антуана, спрятавшись за ширму, а тот ожидая девочку произнес:
-«Увы, место вашего убежища раскрыто. Здесь с минуты на минуту окажется частная охрана, нанятая графиней. Они приедут за вами, Жаклина. Но, все предусмотрено, слава небесам, если вы не будете медлить и наберетесь всей возможной для вас смелостью, то…»
Слуга замолчал и Жаклине послышался не то хрип, не то стон, она в испуге выглянула из-за ширмы, позвав при этом Антуана и, увидев, что тот прислонился к стене девочка поспешила к нему на ходу застегивая платье.
-«Вы же ранены!,- в ужасе воскликнула она,- О, зачем такие жертвы из-за меня. Я несу лишь горе, а тем, кто пытается спасти меня это может стоить жизни!»
-«Успокойтесь, ваша горячность сейчас ни к чему, будьте разумной. В данной обстановке она приемлемей. Я лишь исполняю свой долг, так как обязан жизнью своему хозяину и мне не жаль расстаться с ней. Но, поспешим, если вы готовы!»
Жаклина попыталась помочь Антуану, но он вежливо отклонил ее попытки. В гостиной толпились незнакомые Жаклине мужчины, все как один с мушкетами и шпагами, все взбудораженные, а кто-то даже с ранениями.
-«Мы были вынуждены вступить с ними в схватку,- пояснил Антуан, видя что девочка в замешательстве разглядывала всех этих людей,- мы ненамного опередили их приезд, им хорошо платят за  расторопность, поэтому поспешим, Жаклина!»
Он вывел девочку во двор и на ходу продолжал свою речь:
-«Вы должны добраться до леса,  там ваше спасение, помните это! Я и мои люди останемся здесь, чтобы не дать этим слизнякам нагнать вас…»
-«Как?- воскликнула Жаклина в ужасе,-  неужели вы не будете сопровождать меня?!»
-«К сожалению нет. Псов графини очень много, нас же мало. Мы находимся в такой ситуации, когда каждый человек на счету Я обязан защитить вас, жаклина и  исполню это. Вы должны немедля выехать, у нас нет времени на объяснения!».
Слуга тем временем вывел одну из лошадей и посадил на нее девочку.
-«О, прошу вас, не оставляйте меня! Зачем столько крови? Отдайте меня им, я не хочу больше никаких жертв!»- взмолилась Жаклина сквозь слезы страха.
-«Никаких отступлений! Помогите нам завершить то, что у нас почти получилось. Будьте нашей единомышленницей. Ваша задача проста Жаклина, вам по этой дороге, прямо, надо добраться до леса, там вас встретят. Прошу вас, не сдавайтесь в самый последний момент, вспомните о моем хозяине, он на свободе! Столько дел уже сделано во имя справедливости!»
Жаклина заливаясь слезами, порывалась слезть с лошади, но Антуан остановил ее следующими возгласами ободрения:
-«Жаклина крепитесь! Несправедливость не имеет права вечно здравствовать в этой жизни и я докажу вам это! Мы покажем жестокосердным ничтожествам из какого теста слеплена свобода и благородство души. Будьте с нами заодно, а теперь скачите!»
С этими словами Антуан стегнул лошадь и та мигом рванулась галопом. Где-то неподалеку девочка слышала роковой топот конских копыт, то приближались наемники. Напряжение и шум позади нее возросли вдвое. Она же вцепилась в гриву лошади, прильнув к ее шее, за которой не видела ничего. Увы, бедняжку не учили  навыкам верховой езды и  теперешнее положение безумно пугало ее. Она, как могла старалась удержать лошадь на дороге, почти не понимая что происходит, так как сознанием ее овладела паника. Один лишь раз, случайны ее взгляд  устремился вперед и Жаклина с некоторой долей облегчения заметила перед собой темную стену леса. Она то и дело зажмуривала глаза, беспрестанно умоляя бога спасти ее и помочь ей. Неожиданно она ощутила резкий толчок, который вырвал из ее гортани непроизвольный крик и спустя мгновение Жаклина осознала, что она почти выпала из седла. Девочка судорожно схватилась за гриву и поводья, стараясь удержаться в седле  и остудить разбушевавшиеся чувства. Лошадь ее остановилась перед лесом, спровоцировав тот самый толчок и теперь вся извиваясь под наездницей подавалась назад. Жаклина, не понявшая сначала в чем дело, пришла в смятение, стараясь к тому же удержаться верхом. Лошадь фыркала и дергала головой, желая ослабить гнет поводьев, не переставала при этом пятиться назад. Девочка не выдержала такой борьбы и слезла, как могла с лошади, принявшись тащить ее вперед, подначивая ее мольбами и слезами. Жаклина поняла, что животное испугалось темноты леса и наверняка почувствовало волков, которые всегда изобилировали в местах такого рода. В конце концов выбившись из сил Жаклина оставила поводья и  побежала в лес. Ужас происходящего настолько затуманил ее разум, что в ней жили лишь инстинкты самосохранения, инстинкты действия, которые всегда сопровождают человека в минуты опасности. Сердце ее бешено колотилось, глаза, казалось, готовы были вывалиться из орбит от страха, ноги едва ли слушались ее. Ей казалось, что чем быстрее она бежит, тем медленнее продвигается вперед или же вообще стоит на месте. Жаклина не отдавала отчет ни времени, ни расстоянию, пройденному ей. Длинная юбка мешала бегу, постоянно путаясь в ногах. силы беглянки иссякали. Апофеоз ее возбужденным чувствам наступил тогда, когда она услышала за спиной своей конский топот, еле слышимый, но сам факт его заставил девочку содрогнуться от ужаса и безысходности. Слезы еще сильнее потекли из ее глаз, а молитвы из мыслей вырвались наружу, коверкаемые возбужденным сознанием Жаклины они являлись лишь обрывками слов. Девочка уже еле переставляла ноги, чувствуя, что силы вот-вот изменят ей, к горлу  давно подступило противное ощущение крови. Топот приближался неумолимым шумом, отдаваясь тяжелыми ударами в воспаленном мозгу бедняжки. Более того, почти сразу же, одновременно с топотом исходившим со спины Жаклины, возник такой же звук впереди ее, к тому же приближавшийся с молниеносной быстротой. Девочка же, в пылу горячки, посчитала что она окружена со всех сторон и ей более некуда бежать и все ее попытки спастись тщетны. Чувства ее, накалившиеся до предела, не выдержали и она, издав глубокий стон повалилась на землю, краем уха уловив, что к ней приблизилась кавалькада всадников и кто-то остановился прямо возле нее. Она почувствовала что более не лежит на земле и сознание ее на этом оборвалось.
Жаклина пришла в себя спустя некоторое время. Сознание еще отказывалось служить ей, голова болела и налилась свинцовой тяжестью. Вокруг нее сгустилась поначалу непроглядная темнота, мешавшая разглядеть местность. Жаклина, будучи еще в полуобморочном состоянии, почувствовала, что не может шевельнуться, осознание этого придало ей силу и она немного встрепенулась и тотчас же уяснила, что ее крепко держит человек. Сам он, как ей показалось, дремал, при этом заключив ее в свои крепкие объятия, как в оковы. С боязливой горячностью она осмотрелась вокруг, насколько ей позволяла сложившаяся обстановка, заметив, что находится в дремучей чаще в обществе незнакомых ей людей, которые тоже отдыхали. Вокруг царила удушающая гнетущая тишина, только лишь откуда-то слышалось леденящее душу завывание волков. Ситуация, в которой она оказалась, душила ее разум своею неизвестностью и опасностью. Ужас охватил Жаклину, она поняла, что именно сейчас ей необходимо сбежать, пока есть такая возможность, сбежать неважно куда, но сбежать. Это слово восстало в ее голове неожиданно, оприходовав под себя отличный плацдарм для наступления. Все ее прежние чувства вернулись к ней с новой силой, будто заснув лишь на мгновение. Жаклина как можно осторожней принялась шарить по одежде человека, державшего ее, лицо его  скрывала широкополая шляпа и непроглядная тьма. Вскоре она нащупала кинжал, это открытие вдохновило ее силы и она, резким движением выхватив его, вонзила в плоть незнакомца. Вместе со стоном он ослабил хватку и девочка выскользнула из его объятий словно шустрая серна. Она понеслась в гущу леса так быстро, как только могла. Не видя ничего перед собой и не чувствуя ничего кроме животного страха, который  двигал ее телом и управлял мозгами, Жаклина неслась вперед, спотыкаясь постоянно о то и дело попадавшиеся под ноги ветки, корни и кочки. Незнакомец же, которому она нанесла роковой удар, спохватился на удивление быстро. Нестерпимая боль в  плече, именно туда пришелся слепой удар, лишь ненамного замедлила его действия. Вполголоса бормоча проклятия, он поднялся на ноги. Окружавшие его напарники моментально повскакивали и направились к нему, гремя мушкетами и шпагами.
«Быстро, ловите ее!- скомандовал он, превознемогая боль, - она же заблудится здесь….черт подери это глупое создание….! Жаклина вернись!»
Он уже направился туда, куда по его представлению ускользнула Жаклина.
-«Ордэн, Франс берите себе людей и разделимся!»
Напарники его было замешкались, не желая оставлять хозяина одного, но он прикрикнул на них с таким остервенением, что они тут же бросились выполнять его поручение. Он побежал через лес, выкрикивая имя беглянки. Боль от плеча поползла по всему телу, мешая уму мыслить трезво, лицо его покрыла сильная испарина.
-«Жаклина вернись! Ты погибнешь в лесу одна!- кричал он,- Я не враг тебе, умоляю вернись!»
Жаклина, услышав вдруг вдалеке эхо слов незнакомца на мгновение замерла, тяжело дыша, но подумав, что таким обманным образом ее стараются вернуть, она  ускорила свой бег. Темные, еле различимые силуэты деревьев-великанов, то и дело вырастали перед ней. Она спотыкалась постоянно то о корни, то о пучки высохшей  травы, охая при этом. Задрав по возможности высоко длинную юбку она отчасти перегородила себе обзор, но продолжала нестись вперед, слепо глядя перед собой, совершенно не разбирая дороги. Незнакомец продолжал надрывно выкрикивать ее имя, боль грозила обернуться для него незавидным исходом и поэтому сейчас он прилагал все силы, чтобы найти беглянку до этого момента.
-«Я твой друг! Я тот, кто обещал спасти тебя, неужели ты забыла? Что нашло на тебя? Прошу вернись».
 Сердце Жаклины вздрогнуло, когда она расслышала эти слова, в сознании ее тут же, словно вторя ужасам происходящего всплыли мрачные вечера оргий,  разврат придворных, множество суетливых огоньков от свечей, запах терпкого вина, поволока из вязкого мускусного дыма благовоний. В сознании ее двумя столпами огня взвились слова покойного графа, так убедительно умолявшего ее довериться ему, и незнакомца в особняке, твердившего словно заклинание о том, что всем правит порок.  При этом уродливое морщинистое лицо его и мелкие сальные глазки находились будто прямо перед ней. Эта иллюзия оказалась столь ужасной и реалистичной, что девочка охнула и, замешкавшись, споткнулась о выступавший из земли корень и кубарем покатилась вниз с горки в небольшой овраг. Пока она очухалась, преследователь ее, как ей показалось по звукам его голоса, находился где-то  рядом. Жаклина же, сильно ушибившись и вновь выбившись из сил, посчитала свое неожиданное местонахождение достаточно приемлемым укрытием. Она никак не могла успокоить свою бешеную отдышку и стоны невольно вырывались из ее груди. Увы, бедняжка не отдавала отчет в том, что эти знаки могли выдать ее, кроме того состояние ее было поистине жалким. Незнакомец неустанно повторял свои мольбы, кои немного смутили Жаклину своей порывистой искренностью. Она на минуту засомневалось в том, что ей стоило убегать. Девочка немного приподнялась, дабы иметь возможность выглянуть, но зацепилась платьем за сук и не сумев сдержать возгласа, упала. Она услышала быстрое движение в ее сторону и вновь свое имя, названное уже наверно в тысячный раз.
-«Ты здесь?- с мольбой в голосе осведомился преследователь,- Ну же не бойся меня! Я не причиню тебе зла…» он сам споткнулся о тот же корень, но оказался гораздо устойчивей и почти сбежал в овраг, упав затем на колени возле перепуганной Жаклины. Девочка взглянула в его лицо и поняла, что он вновь в маске, закрывавшей  глаза и нос. Она отпрянула от него, в то время как он боролся с приступом неожиданной боли ,вызванной  неловким движением:
-« Что вам нужно от меня? Кто вы такой? Зачем вы так самоотверженно защищаете меня? Вы хотите причинить мне боль…»
-«Боже мой, нет!- воскликнул он,- Жаклина, уйми свою ненасытную глупость, забудь свой страх отныне. Я говорил тебе столько раз, что хочу спасти тебя, неужели ты думаешь, что все эти действия были сделаны с целью погубить тебя? Неужели ты считаешь меня  извращенным фанатиком, таким образом добивающегося экстаза? Я едва не погиб сам, Жаклина....»
Он потянул к ней руки, желая приблизить ее к себе, но она проворно отстранилась от него, не смотря на тесноту оврага.
-«О, тогда что еще? Вы убиваете меня своими тайнами, сударь. Я уже не знаю что мне думать. Зачем вы мучаете меня? Освободили затем, чтобы из одного рода мучений бросить  в другой. Уж лучше убейте меня сразу, я уже не выдержу больше…»
-«Нет же! Нет. Я никогда не придам вас, мое пугливое создание. Никогда не оставлю вас. Неужели вы не понимаете ничего?  Неужели мои искренние порывы кажутся вам двусмысленными или даже лицемерными? О, боже мой, откуда и в вас такой порок,  свойственный лишь парижским кокеткам?!»-с горечью в голосе ответствовал незнакомец. Ответом ему явилась тишина и неморгающий внимательный взгляд бедняжки. Незнакомец будто бы съежился и голос его резко осекся:
-«Вы вынуждаете меня говорить сейчас то, что лучше было бы сказать в более приемлемых условиях, но раз обстоятельства складываются так.... знайте же я люблю вас…Простите меня за эту дерзость, но я влюбился в вас еще давно. Я не могу жить без вас и все, что я делал было только для вас. Вот какова правда моих устремлений. Разве она ужасна? Сжальтесь надо мной, жестокая. Я и так сказал, то, что не следовало бы говорить!».
Жаклина застыла в оцепенении, даже сердце ее, казалось, прекратило биться. В этот момент незнакомец приблизился к ней и без сопротивления с ее стороны, заключил  в свои крепкие объятия. Из груди его вырвался такой тяжелый душераздирающий вздох, что Жаклина вздрогнула, сердце ее ослабело и из глаз хлынули слезы.
С минуту она слышала лишь только его тяжелое дыхание, трепет своего сердца и нестерпимый вой волков, на фоне такой идиллии кажущийся еще более угнетающим.  Вдруг Жаклина почувствовала, что незнакомец как-то странно потяжелел и почти навалился на нее своим весом. Девочка настороженно отстранилась и почувствовала на своей щеке что-то мокрое. Она провела по ней пальцами и, вытянув руку на слабый свет от звезд, вскрикнула. На ее руке была чужая кровь. Незнакомец как-то тихо приник к земле и теперь лежал там без сознания. Ужас охватил бедняжку, она поняла, в кого вонзила кинжал и теперь итог мог бы оказаться трагичным. Она попробовала привести его в чувство, но бесполезно. Вой волков стал еще сильнее, как будто они подступили  совсем близко, учуяв запах пролившейся крови.  Он сводил с ума девочку, рядом с которой лежал человек, истекавший кровью, привлекающей этих хищников, вместе с запахом страха, который они чуют на большом расстоянии. Кровь и страх- два сильнейших катализатора. Жаклина принялась истошно звать на помощь. Широко раскрыв глаза она выглядывала из-за оврага, боясь вдруг увидеть там волков. Но пока она видела лишь серые призраки деревьев, а за ними мрачную темноту леса. Природа вокруг хранила тяжелое бесстрастное молчание, окутав густой тишиной, словно саваном, и обезличив все, что окружало Жаклину. Она не переставала звать на помощь, и старания ее вскоре, к счастью,  увенчались успехом. С радостью услышала она далекие голоса мужчин и теперь с еще большим усердием подавала им знаки своего нахождения. Вот они уже спешат к оврагу, возбужденно переговариваясь между собой.
«Прошу вас, скорее!- поторопила их Жаклина,- ваш хозяин истекает кровью. Он без сознания»
Один из них отделился от остальной компании и бросился в овраг. Испуская ругательства и проклятия  он взвалил свою несчастную ношу на плечо и принялся подниматься вверх, тут же ему на помощь подоспели товарищи. Раненного положили на землю. ЖАклина, вся дрожа, поместилась поодаль. Один из мужчин раздавал в этот момент указания. Все происходило как в страшном сне
-«Мы пойдем за лошадями Франс, если их еще не сожрали эти серые твари. Ты останься здесь, поухаживай за патроном. И разведи костер…Надо бы отпугнуть их».
Трое удалились, а Франс тотчас же занялся  раненным. Он повернулся спиной к Жаклине, которая теперь наблюдала за ним. Ей показалось, что он снял маску с раненого, видимо желая облегчить положение несчастной жертвы. Жаклине вдруг стало стыдно из-за того, что она так страстно желала раскрыть личность незнакомца и вот теперь, видя его в таком положении, корила себя за свое глупо поведение. «Конечно же его слуга хочет скрыть от меня лицо хозяина…Я мешаю ему применить все меры по спасению и вот теперь он вынужден совершать все украдкой».- с грустью думала Жаклина.
«Не беспокойтесь, мсье, я не буду мешать вам. Делайте свое дело не боясь моего любопытства. Я итак виновата»- попросила Жаклина.
Человек повернулся к ней, увы, из-за темноты нельзя было разглядеть какие эмоции он послал ей в ответ, тем более, что никаких слов от него она не услышала. Он повернулся к ней и почти сразу же отвернулся. Жаклина, действительно честно старалась  не смотреть на того, кого пытались вернуть к жизни. Однако она мельком заметила, как мужчина достал флягу со спиртным и довольно быстро обеззаразил и перебинтовал рану. Потом он принялся растирать виски и грудь раненного.
-«О!» -лишь только услышала от него один единственный возглас Жаклина. Франс, казалось был обрадован чем-то и действия его стали более медлительными  Вскоре вернулась другая часть компании  с лошадьми. Жаклина молчала, поджав колени к себе, она не решалась взглянуть на этих людей. Они поначалу тоже не жаловали ее вниманием, совещаясь вполголоса об участи их патрона. Вскоре один из них подошел  к ней с кружкой и плащом.
-«Вот выпейте это, мадмуазель,- произнес он,- вы наверно продрогли и напуганы. Такой молодой девице лучше сидеть дома, а не пускаться в столь тяжелые приключения. Возьмите кружку…содержимое позволит вам хорошо выспаться и приободрит вас…Дорога наша не близкая».
Мужчина укутал ее в плащ и дал кружку, принял кроткую благодарность девочки и удалился.
Жаклину разбудили на рассвете. Солнце только начало всходить.  Приятная утренняя свежесть тут же коснулась ее лица, прозрачная холодность воздуха свободно наполняла легкие и проясняла сознание. Однако вся легкость состояния Жаклины, впитанного с первым вдыханием живящего воздуха, тут же опустилась неприятным осадком, когда она увидела, что все мужчины в сборе, все хранят серьезное и даже боевое молчание и явно не разделяют ее утренних чувств. Она поднялась и тут же вспомнила за незнакомца. На земле его не было, он оказался сидящим на лошади, чему Жаклина очень обрадовалась, однако вид его был такой отстраненный и чужой, что девочка немного оторопела. Она виновато опустила голову и залилась краской. Мгновение стояла тишина, но потом он заговорил, отрывисто  и сухо:
-«Вам придется ехать с Франсом. К сожалению я слишком слаб и не смогу поддерживать вас. Надеюсь, вы не будете против его компании. К вечеру мы остановимся где-нибудь». Он поддал лошадь и она медленно пошла через лес. Жаклина не смогла ничего вымолвить в ответ, сердце ее почему-то потяжелело. Франс помог ей взобраться в седло и вся компания двинулась в путь. Путешествие проходило в молчании, лишь иногда его нарушали тихие отрывистые фразы, которыми обменивались подчиненные незнакомца. Жаклина же готова была провалиться сквозь землю, растереться в порошок, только бы не тянуть эту угнетающую душу  струну, готовую вот-вот лопнуть.  Всю дорогу она не решалась поднять глаза не то что на незнакомца, который то отставал, то обгонял компанию, но даже на его наперсников. Ближе к вечеру, как показалось Жаклине, он приободрился и изъявил желание поехать быстрее. Она решилась поднять на него глаза и, к своему страху заметив, что он смотрит на нее, опустила их и покраснела. Около часа прошло, прежде чем она поборола в себе смятение чувств и вновь подняла глаза, быстро найдя его, он же, казалось либо решил сыграть с бедняжкой злую шутку либо же просто ждал ее взглядов, однако он и на этот раз посмотрел прямо на нее.  Взгляд его нанес такой ожог, что девочка невольно вздрогнула и зареклась более не смотреть в его сторону.   Ближе к вечеру кавалькада, уморенная безостановочной дорогой, единогласно высказалась за остановку, которая была вскоре совершена в одной комфортной придорожной гостинице. Жаклину сразу же отправили в комнату, куда ей принесли потом ужин. Компания вся осталась внизу окружив себя разговорами и кружками бодрящих напитков. Патрон их, будучи в ослабленном состоянии, счел для себя более полезным удалиться в комнату.
Жаклина никак не могла уснуть, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из главной залы гостиницы. Вскоре он постепенно стих, поддавшись влиянию бескомпромиссного красноречивого боя часов, неумолимо отбившего сначала двенадцать ударов, потом один, а потом и два. Девочка ворочалась в чужой постели, духота окружила ее со всех сторон. Мысли  сбились, чувства вдруг накалились, она буквально не находила себе места от душивших ее воспоминаний и образов, от без конца всплывающих предположений, догадок и опровержений. Столько всего произошло за считанные дни, сколько не происходило даже за всю ее не такую уж короткую жизнь! Сознание ее, привыкшее к лени и бездеятельности, отказывалось вмещать в себя всю эту орущую ватагу, требующую своего места в мозгу и повышенного внимания к себе, как неотъемлемого дополнения.
То, что было сказано ей почти в бессознательном состоянии и выслушано в не менее лучшем, теперь имело такие же далекие очертания, каких и следовало ожидать. Как ни старалась Жаклина серьезно задуматься над тем, что открыл ей незнакомец, у нее ничего не выходило. Слова его казались ей сном и она была почти готова поверить в это. В какой-то степени раздосадованная таким ходом вещей, она понимала что положение должно было бы быть в действительности щепетильным и ответственным, а в итоге  получались лишь бесплотные призраки, скомканные слова и тусклые цвета.  Однако сердце ее жило самостоятельной жизнью, как в прочем и всегда, когда природа чувств и эмоций занимает первые позиции,  а  холодные увещевания рассудка вежливо отстраняются. Сердце е Жаклины бушевало, вело неизвестную ей войну, стараясь победить невидимого врага, оно звало, оно говорило что-то, оно мучилось, оно так нагло требовало чего-то, что в конце концов Жаклина не выдержала и встала с кровати. Духота разморила ее, ей казалось, что не только тело вязнет в ней, но и мысли. Девочка накинула халат и вышла из комнаты. Она, прекрасно понимая, что делает, но не представляя плодов своего действия, пробралась в комнату незнакомца. Кровать его располагалась в небольшом алькове, из-за чего полфигуры мужчины были скрыты тенью. На столе тусклым светом мерцала  догорающая свеча, отбрасывая круги дрожащего света на ближайшие к ней предметы.  В этой комнате тоже стояла духота, что сразу же подметила Жаклина. Она уловила тонкий запах спиртного и какой-то горьковатой микстуры, однако запахи эссенций вкупе воспринимались очень мягко и приятно щекотали ноздри. Незнакомец лежал в постели, укрытый белыми сбившимися простынями, которые то и дело поднимались в такт его спокойному дыханию. Он спал, а не претворялся, как сначала было подумала Жаклина. Он действительно спал. Спал сном живого, полноценного, но уставшего, измотанного человека. Жаклина впервые осознав, что является свидетелем этому затрепетала. Имеет ли она право нарушать его инкогнито?- спрашивала она себя. Как низко, возможно, она поступит нагло оголив сокрытую душу перед собой, пользуясь его беспомощностью вот сейчас. Однако, обстановка была такова, что Жаклина уже не могла остановиться. Она приблизилась к нему, не сводя глаз с лица. Его лицо, отвернутое от нее, находилось в тени, чтобы его разглядеть надо было как минимум перегнуться через тело. Жаклина боялась, что разбудит мужчину, она хотела просто взглянуть в его лицо и уйти. Эта мысль укрепила ее и она, сделав резкое движение в его сторону, которое с одним взглядом бы открыло ей лицо незнакомца, невольно остановилась. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы к своему горю узнать его, но не убедиться в том, что он не знаком ей вовсе. Жаклина захлебнулась вздохом и инстинктивно отпрянув назад задела стол со свечой. Свеча, стоящая в тяжелом латунном канделябре, пошатнулась, издав повторяющийся глухой стук, что заставило незнакомца резко подняться. Жаклина увидев его лицо напротив своего простонала и закрыла рот ладонью, из глаз же ее сами собой полились слезы. Незнакомец был напуган, во взгляде его проскользнула жесткость.
-«Что вы делаете здесь? Как вы могли войти ко мне? – начал было он, но вдруг сник,- впрочем, я подозревал, что вы не устоите перед искушением раскрыть меня и моя вина, что я позволил вам сделать это».
-«Это вы, это вы»- повторяла словно в бреду бедняжка, качая головой, стараясь отогнать от себя его образ как если бы перед ней находилось приведение.
-«Послушайте, умоляю вас успокойтесь. Я не хотел раскрывать вам мою личность пока, так как к тому не было удобной ситуации. Но я клянусь, что  непременно сделал бы это как только мы бы наконец прекратили свой бег и почувствовали бы себя в безопасности». «О, нет!- воскликнула жаклина,- как вы могли так поступить со мной…Это же вы! О, бог поистине изворотлив в изобретении орудий пыток. Разве я могла подозревать…. Как искусно в своей  жестокости все, что касается меня, из красивых образов вдруг превращаясь в уродливых Силен…как непредсказуемо. Мое сердце, как оно выносит эти пытки!» -сокрушенно проговорила Жаклина и закрыла лицо руками. Она было рванулась к двери, но он настиг ее и оттеснил к стене, поставил свои руки так, что она не могла двинуться ни в одну из сторон. Горячее дыхание его касалось ее бледного лица, чувства бушевали в нем, в то время как она, казалось, умирала.
«Послушайте меня, я сейчас же объясню вам все! Если вы только согласитесь спокойно выслушать меня…и вы все поймете. Не делайте такие скоропалительные выводы, ваши Силены скорее как Химеры: выдуманы и преждевременны. Но наберитесь терпения и послушайте меня».
-«Нет! Зачем мне слушать вас, подлый искуситель! Вы обманом завладели моим доверием, я погибла, а вы смеетесь надо мной и торжествуете про себя! Так зачем же теперь устраивать комедию, когда я бессильна, вырвана из своего убежища, брошена на милость всем ветрам. О, что же вы ждете теперь? Вонзите свои когти в мое сердце,  выпейте всю мою кровь, и оставьте меня умирать. Что ж видимо не убежать мне от судьбы, обрекшей меня на такую кончину».
- «Жаклина, вы с ума сошли! Вы бредите! Клянусь ни одно ваше слово не имеет веса правды!»
 «Вы подлый предатель,- не выдержала девушка, устремив на него полный ярости взгляд, в то время как он трепетал перед ней, но увы, душившие ее чувства не позволяли увидеть ничего кроме черного порока,- Как у вас еще хватает наглости выгораживать ваши низкие поступки! О чем уж тут говорить….Ваши оргии в доме моей матери, ваши с ней отношения….вы совратили ее! Вы погрязли в плотской грязи больше чем она, и теперь желаете погубить меня! Ну что ж, похоже это самое утонченейшее из наслаждений уставших от повседневности распутников!»
Он опешил и встряхнул ее, пытаясь видимо вернуть ей остатки здравого ума,  заговорил с горячностью:
-«Это ложь! Меня оклеветали! Я никогда не предавал вас! Мне глубоко претят  «утонченные» развлечения графини…Более того я презираю эту женщину, которая и не женщина вовсе…Это существо…»
«Молчите,- остервенело прервала его Жаклина,- как вы теперь смеете отрекаться  от той, с которой имели наглость делить ложе! Это подтверждает то что вы еще более низкий человек, чем она. Порок всегда найдет себе оправдание, при любых обстоятельствах. Какой искусный яд исходит из ваших уст, о, клянусь, от его паров наступит смерть самая медленная и самая тяжелая. Более того, как вы можете отзываться так о той, которая любила вас! О, может быть в первый раз она полюбила кого-то, может быть она стала бы мягче. А вы, вы растоптали ее сердце, злорадно смеясь над ним, вы плюнули ей в душу! Она любила вас, даже я увидела это при одном лишь взгляде на нее…»- еле-еле выговаривала бедняжка сквозь душившие ее рыдания, которые, в итоге, прервали ее речь. -«Это не правда! Я не спал с ней….Если бы вы только выслушали меня…я бы доказал вам….»
«Не врите мне!- прошипела Жаклина,- и что так ясно не говорило об этом как ваши действия тогда, а ваши слова сейчас лишь наглая ложь! Вы…»
«Я говорю вам что не спал с ней, черт подери!- сорвался он,- Выслушайте же в конце концов меня! Она не любила меня, как то могло бы показаться вам по неопытности. Она не любила никого кроме себя и никогда бы не позволила себе изменить. Вы слишком плохо ее знаете, вы плохо знаете жизнь, вы превозносите вашу мать не смотря ни на что, только потому что она ваша мать. Но, будь прокляты такие создания, я не могу молчать о ней и я буду говорить о том, какое это подлое существо! Да, Жаклина я не могу молчать об этом, хоть она и ваша мать и даже зная то, что причиняю вам боль сейчас….Я хочу снять слепую глупую пелену, которая все годы закрывала ваши глаза, позволяя вам ютиться под крылом такой опасной жестокой твари!» 
Жаклина ахнула при столь резком слове и пролепетала:
-«Но она же любила вас…»
-« Она не любила меня! Я говорю вам это! Она любила меня по стольку поскольку я ничем не принадлежал ей. Я был недоступен для нее, Она не могла ни совратить меня ни погрузить в свои грязные развлечения. Ее бесило то, что все ее коварство, все ехидные уловки, все ее разнузданные кокетства лишь более отталкивали меня,  не приближали ее к заветной цели. Увы, ее методы были рассчитаны только на таких же как она: склонных к пороку и жестокости.  Она любила меня постольку, поскольку никак не могла покорить. Если бы я поддался ей, то она тут же потеряла бы ко мне интерес, как  в прочем и ко всем остальным своим любовникам, которые не смогли устоять перед ее играми.  Вы понимаете меня, Жаклина? Я клянусь вам, что если бы хоть один миг принадлежал ей, то этого мига хватило бы, чтобы утолить все ее страсти. И то, что, как вы говорите я предал ее, так капля этого зла, моментально теряется в океане той жестокости, к которой прибегает она, каждую минуту….Она пропитана ей как Горгона, она излучает ее всем своим существом, она не может жить без нее, так как дышит ею!»
-О, жестокий, молчите!- взмолилась Жаклина,- зачем столько злости, зачем столько яда вы льете в мою хрупкую душу? Я не понимаю ничего. Вы запутали меня…Зачем вы были с ней…может быть вы любили ее…может быть….О, зачем я вам? Еще одна жертва? В лесу вы сказали мне такие святые слова, они должны окрылять, они должны быть чисты и искренни, но увы, как оказывается черна наша жизнь, что даже эти слова нельзя поселить в чистоте и кротости. Во что же тогда верить, если даже самое святое осквернено? Зачем жить, если питающее жизнь чувство отдает трупной вонью? Как посмели вы произнести их своими грязными устами? Зачем вы осквернили их? Они – сокровенные вестники счастья в божественном храме господнем. Вы осквернили их алтарь, вы надсмеялись над их святостью, вы подлили языческую кровь в сокровенный нектар жертвенных подношений».
-«Простите меня, Жаклина, я не хотел, чтобы вы так восприняли мои слова. Клянусь вам, что они дороже всего на свете для меня. Поверьте мне, что они были сказаны осознанно и я тысячу раз подпишусь под ними! Я люблю вас и это правда. Может быть я не имею на это права, может быть вас пугает мой возраст, но я действительно люблю вас! Я готов повторять эти слова сколько угодно, пока их не примет ваше бессердечное пугливое сознание!/»
«Ваши слова так противоречат вашим действиям. Все во мне восстает против них….Они так просты, казалось бы, но из ваших уст они неизвестны мне, они пугают меня…»
 «Если бы вы с самого начала хранили спокойствие и позволили рассказать вам все, то вы бы поняли тогда, что двигало мной, и остались бы в ладу со своим рассудком. Так позвольте ж мне сделать это сейчас. Я расскажу вам все с самого начала, а там уж вы вольны судить меня со всей строгостью или же простить».
Жаклина присмирела,  молча глядя  на него. Трепещущая ее фигурка походила на осиновый ствол, стянутая тугим корсетом, мешавшим ей свободно дышать.  Русые волосы ее растрепались, блестящими волнами ниспадая на плечи, делали юную девушку похожую на прекрасную нимфу, раскрасневшуюся с блестящими глазами - итог захвативших ее эмоций. Однако мужчина едва ли замечал столь пленительный образ, поглощенный лишь одной проблемой. Он поднял ее и усадил на кровать.
-«Прежде всего сядьте, - произнес он при этом,- я не хочу, чтобы вы смотрели на меня взглядом затравленной жертвы. Это вы наоборот, мой судья, мой палач. Вашим приговором вы либо убьете меня, либо вернете к жизни. Но прошу, выслушайте мой рассказ, у любого подсудимого есть право защищать себя, так чем же хуже я?»
Жаклина опустила глаза, она не знала, что ответить, но  и не собиралась возражать.
«Прежде мне следует представиться вам. Имя мое Этьен, как вы уже догадались, когда я к своей неосторожности необдуманно открыл себя. Мне принадлежат, так же, два титула: графа де Брикассар и герцога Аленского  Прошу вас не обращать внимания на эти громкие слова, так как они совершено не соответствуют тому образу жизни, который я веду. Дворцовые интриги и богатства никогда не прельщали меня, я делал всегда ровно столько, сколько от меня требовалось, все остальное время проводя далеко от Парижа в своих владениях. Таким образом укромный образ жизни мой не принес мне славу при дворе….У меня мало влиятельных друзей, но обстоятельство это ничуть не печалит меня. Я предпочитаю скромность и спокойствие загородной жизни нежели чем бесконечные интриги, зло и излишества разного рода, которыми изобилирует парижская аристократия. Но все же, мне стоит отдать должное этому классу, так как благодаря тому, что мы с вами являемся выходцами из него, мы смогли встретиться…или точнее я смог увидеть вас. Прежде всего умоляю вас не считать меня романтичным повесой или тем, у кого воображение работает богаче, чем есть действительность. Я никогда не питал пустых надежд и всегда видел лишь то, что есть на самом деле. Я не впадал в смятение чувств никогда…и никогда не был слишком восприимчивым, но клянусь вам, когда я увидел вас, то не смог более уже отдавать отчет ни своим мыслям ни своим действиям. Это случилось на одном из балов, когда ваша мать взяла вас с собой. О, поистине, я увидел в вас то, что не мог увидеть ни в ком. Вы не были похожи ни на кого, вы будто сошли из другого мира и сами не понимали, где оказались. Я наблюдал за вами весь вечер,  пытался понять, почему моя душа вдруг так вздрогнула при виде вас. Но,  увы, мои размышления остались без решений. Я не мог сказать,  что  в вас было такого таинственно притягательного, я не мог дать отчет тому почему именно вы привлекли меня, учитывая ваш возраст. Мне было стыдно за свое внимание к вам, за недозволительное внимание, но я извинял этот факт тем, что еще тогда мог твердо поклясться что не влюбленность завлекла меня, но нечто иное. В ваших глазах я увидел такую глубокую грусть, такую искреннюю и всепоглощающую, что, клянусь, мне стало страшно. Может быть ваша грусть заинтриговала меня поначалу, но и помимо нее в вас было что-то такое, до сих пор не пойму что, но мне вдруг жутко захотелось узнать вас, поговорить с вами, открыть вашу жизнь для себя. Чем более я наблюдал вас, тем более эти желания росли во мне. Ваша душа, ваше естество, вы сами были настолько чисты и прозрачны, что через вас, словно через стекло, я наблюдал замаранные, наполненные до отказа всякими нечистотами души и тела других людей. Я готов был поклясться, что  вы являлись именно такой, какой я вас представил или почувствовал, ни в коем случае иной: лицемерной, использующей образ агнца как еще один ход преподать себя.  Ваша чистота настолько закабалила мое сознание, что оно с отвращением отбрасывало от себя  последние мои слова, только что сказанные мною. Меня поразила чрезмерная жесткость в обращении вашей матери с вами и ваше терпение, ваша покорность ей. Я почему то подумал, что она, словно паук, постепенно высасывает из вас, ее жертвы, жизненный сок, а вы, попавшись в ее паутину покорно и добровольно отдаете свою жизнь. Признаюсь, это обстоятельство испугало меня всерьез и именно тогда я решил узнать о вас как можно больше и более того в моем привыкшем к порядку и здравомыслию мозгу зародилось жгучее желание спасти вас. О, я понимал, что возможно сошел с ума, что все мои желания нелепы и мне могло показаться, но я  не мог ничего поделать с собой. Я тер глаза,  прочищал сознание, я охлаждал разбушевавшиеся во мне чувства, я отделял  зерна моих мыслей от невидимых плевел, но тщетно. Более того,  скажу вам, что негодовал и злился на себя за такую легкомысленность и поспешную горячность, совершенно мне не свойственную. Однако еще много дней ваш образ стоял в моем мозгу и как я не старался оттеснить его в сторону у меня ничего не выходило.  Признаюсь, с неудовольствием и стыдом вопрошал я себя каждый раз, не любовь ли это? Но сердце мое оставалось глухо, храня почтенное молчание, являвшееся для меня облегчением. Но тогда что? В общем я не мог сказать, что именно пленило меня в вас, может быть это рука всевышнего указала мне на страдание вашей души, дабы в моем лице вы обрели поддержку. Может быть бог выбрал меня  и вручил мне вашу судьбу, завещая беречь ее даже ценой своей жизни, чего я тогда совершенно не понимал.  В конце концов я решил узнать о вас кое-какие общие сведения и был сильно удивлен слыша от многих что они или не знают о вашем существовании или ничего не знают о вас. Открытые мною факты, очень странные, взволновали меня еще более и я понял, что уже не отступлю назад. Чем больше я старался, тем чаще мои старания терпели крах, разбиваясь о комичные стены нелепости. Я узнал все о графине, бывал в тех же местах, где появлялась она, в надежде увидеть вас с ней,  но к своему удивлению не видел. Лишь однажды, мельком, в карете, как чудесное явление, я увидел ваше лицо. Оно вновь поразило меня, клянусь, я не мог сдвинуться с места и в то же время готов был рвануться к вам. Я так опешил, что не заметил как вы исчезли или точнее очнулся лишь тогда, когда  экипаж скрыл вас от меня. Тогда во мне возросло ранее боязливое желание познакомиться с графиней, не смотря на ту ужасную репутацию, которая до того момента отпугивала меня. Я организовал знакомство достаточно быстро, учитывая мой статус, графиня сама с удовольствием представилась мне. Я не буду говорить к каким низким уловкам прибегала эта женщина, видя мое богатство и молодость и более того незаинтересованность в ней, что сильно кололо ее самолюбие. Я честно старался вытерпеть ее, пересиливая себя посещал ее вечера. Но не подумайте ничего дурного, Жаклина, я не разделял ни доли той жизни, которой жила графиня. Непреклонность и ненависть к ней являлись мне прекрасными помощниками, а мой статус спасал меня от некоторых нежелательных ее поползновений, от которых бы не смог спасти меня мой характер.  Время шло, я не смог узнать от нее ничего. Слава богу  интуиция  подсказала мне не говорить с ней напрямую о вас, что несомненно бы отпугнуло ее, как я понял позже. Я действовал максимально осторожно, с горечью сознавая, что здесь нужны совсем иные методы,  на которые я никак не мог решиться. Все, что мне удалось узнать, отчасти из отрывочных фраз людей, отчасти из моих собственных догадок, это то, что вас держат в замке и не выпускают в общество. Нелюбовь к вам графини была  видна невооруженным глазом, и я мог представить каким немилостям она подвергает вас наедине. Мне становилось жутко от таких мыслей. Мне даже казалось, что я живу вашим сердцем, вашей душой, что я чувствую всю вашу боль, грусть, безысходность, однако я сетовал на то, что вы не могли обладать тем здравомыслием, которым обладал я и знать ту правду, которую знал я. Несомненно способности эти открыли бы вам глаза и в какой-то мере поддержали бы вас. Я чувствовал, как вы чахните в своей клетке, меня убивало то, что вы находитесь во власти неосознанности, наивности и пагубной слепоты. Детское ваше сознание не воспринимало тех жестокостей, которые применялись к вам ежедневно и даже ежечасно. Клянусь вам, я знал это и не находил себе места. Единственным решением здесь было -  вырвать вас из  того омута смерти, в котором вы прибывали и сделать вас свободной,  опекать вас, как ваш покровитель. Я был уверен, что вы заслуживаете счастья больше чем каждый из людей, окружавших меня, вы заслуживаете его справедливо и безраздельно, вы были созданы для него. Мысли такого рода  родились во мне не сразу, постепенно, пока я наблюдал вашу судьбу, выуживал по крупицам информацию о вас. Вскоре я дошел до того, что мог наведываться к графине как ее друг. Мне стоило огромных трудов балансировать на тонкой грани подозрительности графини, где,   с одной стороны находились мои отказы от ее пикантных вечеров,   мои взгляды, такие отличные от ее, мое отвращение, в конце концов, и с другой стороны - ее доверие, ее расположение, которое я боялся потерять более всего.  Я умудрялся держать ее подозрительность в неопасных для себя  размерах, не умоляя ее доверия, но и не отрекаясь от своих идеалов. Не моя вина,  клянусь вам, что она якобы влюбилась в меня. Я говорил вам, какова была природа этой любви. Клянусь, то был не более чем животный инстинкт обладания, который опротивел мне до глубины души. Я являлся для нее лакомым кусочком, филейной частью, из-за которой она жадно брызгала слюной ярости и похоти. Никогда еще мое сознание  не было так напряжено, никогда еще мой мозг не работал так усердно, стараясь увернуться от искусных уловок, рожденных ее богатым воображением. Между нами шла жестокая игра, я старался выжить и имел одну цель перед глазами, она же старалась растоптать меня и преследовала совершенно иные цели. Меня успокаивало и вдохновляло лишь возможность видеть вас и быть рядом, дабы наблюдать за поведением графини. Я много думал, думал как дать вам знать о себе, о том, что твориться вокруг вас, как убедить вас, что вы в опасности, что вам грозит смерть, как открыть ваши глаза и, в конце концов, как спасти вас. зная, что вы живете в полном неведении, и душа ваша наивна и чиста, я боялся, что вы не поверите мне. Я строил планы,  прорабатывал действия,  старался разгадать все возможные и невозможные капканы. Так в моем мозгу родилась мысль показать вам, что происходит вечерами в Лакосте, почему вас запирают. Да, признаюсь, это жестоко, да я рисковал оказаться в глупом положении, так как вы могли просто не понять ничего и испугаться. Но иного выбора у меня не оставалась. Это я выпустил вас из комнаты и позже подошел к вам. Простите меня за мое поведение, я обезумел от происходящего, я торжествовал, сам не зная от чего. Мне казалось, что вы побеждены, вы сломлены, вы наги перед открывшейся правдой. Я хотел лишь довести ваше состояние до апофеоза, безвозвратного итога. Клянусь, я хотел силой держать вас там до тех пор, пока вы целиком не впитаете в себя картину происходящего! Пока вы не проникните в тела и души тех  проституток и извращенцев, с тем, чтобы слиться с ними и никогда не забывать этого.  Однако вы сбежали и я решил, что увиденного недостаточно. Я оставил вам ключ, ну а дальше вы знаете все и можете представить теперь с какой целью я сделал это. Я наблюдал за вами,  был с вами везде:  когда вы выходили  из своей комнаты, после нашей встречи и когда де Горто-Бирон  явился к вам и когда вас  запирали в башне Монахини. Я следил за вашими действиями, анализировал их и делал необходимые для себя выводы.
Все это время поведение графини по отношению к вам держало меня в состоянии ожидания, я напряженно следил за ее выпадами и очень часто готов был поддаться на провокацию, когда видел выплески ее ярости, и принять крайние меры, но все же сдерживался и продолжал ждать, сам не зная чего. Однако развязка наступила достаточно скоро и неожиданно, мне не пришлось думать о том, когда лучше освободить вас, судьба сама вывела меня из лабиринта. В тот момент я имел неосторожность раскрыть себя перед вами и уже тогда злодейка эта подлила масла в огонь, решив запереть вас и оставить на произвол судьбы.  Когда Антуан передал вам письмо, а вы, по глупости, отдали его графине, я оказался на самом краю пропасти. графиня обезумела от такого предательства, она едва ли понимала, что делает и кажется готова была убить меня своими руками. Это она организовала мой арест, которого я не ожидал и к которому не был готов. Она подняла против меня наемников, объявив, что я покушался на вашу честь, желая прежде совратить ее саму. Выставила меня пропащим злодеем, потребовав моего заключения в камеру. А далее вам все известно.
Герцог замолчал и взглянул на Жаклину, которая в свою очередь сидела не двигаясь, зачарованная его рассказом. Он помялся на месте в неуверенности и отвернулся.
«Не могу точно сказать, - начал он приглушенно и как будто стыдясь своих слов,- когда я….когда во мне возникло это чувство. Я со стыдливостью обнаружил его слишком поздно и неожиданно, так как поначалу намерения мои  дышали совершенной чистотой, обремененные лишь только искренним стремлением освободить вас и обеспечить вам счастливую судьбу исходя из ваших желаний.  Я был ошеломлен и ругал себя,  не понимая, как можно было  упустить из виду это обстоятельство и дать ему укрепиться в моем сердце и прорасти в нем. Таким образом выходило, что все мои искренние порывы приняли совершенно искаженные формы и более того вы, возможно, чувствовали это. Возможно, я был вам противен, так как распространял свою любовь на вас, вместо того, чтобы  вести себя с вами как ваш друг и благодетель, не требуя ничего взамен. Я был жалок перед вами, перед собой и пребываю в таком положении сейчас. Надеюсь, вы поймете меня, мои чувства и побуждения, надеюсь мои признания вызовут немного  участия с вашей стороны. Вы мой судья, увы, я вынужден ожидать вашего приговора, вместо того, чтобы со спокойным сердцем объявить вам о вашей свободе, пользуясь реноме вашего покровителя. Знайте, Жаклина, я ни к чему не обязываю вас, что бы вы не решили, я соглашусь со всем, так как  важнее всего сейчас ваше счастье. Вы можете просить у меня все, что угодно, но не просите меня вернуть вас назад. Я бы хотел, чтобы вы навсегда забыли свою ужасную темницу и своего палача».
Герцог завершил  монолог и взглянул на хрупкую  красавицу, словно выточенную из слоновой кости Пигмалионом и оживленную Афродитой.  Она же молчала и, казалось, была готова вот-вот раствориться в своем молчании.
-«Прошу вас, ответьте мне что-нибудь. Ваше молчание  для меня как крупицы песка моей жизни, убегающие в быстром потоке времени. Ответьте хотя бы заслужил ли я ваше доверие? Не вызывают ли мои чувства к вам отвращения у вас?»
«Ваш рассказ взволновал меня до глубины души, сердце мое в смятении, разум едва ли склонен рождать здравые размышления. Вы разом окунули меня в самый неистовый водоворот чувств, слов, эмоции.  О, как бы я хотела сейчас говорить с вами, ответить на все ваши вопросы, быть внимательной к вам, но увы, сознание мое настолько слабо и перепутано, что боюсь, не смогу сейчас высказать то, что хотела бы и даже если выскажу, то слова мои не будут отражать всей глубины моих  чувств, пребывающих в беспорядке.  Прошу простите меня, граф и не считайте  слабым беспомощным созданием, не имеющим сил управлять даже собственными чувствами. Мне стыдно за себя перед вами, видя, что вы опираетесь в своих вопросах на меня и они значимы для вас. Но, право, у меня нет того необходимого опыта, которым обладают повидавшие многое в жизни дамы, имеющие ответы на любые вопросы в любых обстоятельствах. Вы сами знаете, кто я и знаете как я жила и воспитывалась…Простите мне мою несобранность, но душа моя слишком хрупка еще, слишком много она вынесла, никем не поддерживаемая и не опекаемая. Вы заверяете меня в вашей искренности, я принимаю ее, так как мне более не на кого положиться. Вы теперь мой остов, хозяин моей судьбы, вырвавший меня у другого хозяина как безвольную жертву. Ну что ж, я покорюсь вам, так как мое сердце пусто, мое тело вяло, мысли мои путаны и безвольны, силы мои ничтожны. Я с покорностью выполню все то, что вы изволите просить у меня, однако полагаясь на вашу честность ко мне, которую вы с готовностью кладете к моим ногам. Пусть же бог будет свидетелем вашим благородным словам и я со слезами благодарности всю жизнь буду возносить ему молитвы за вас, если вы и в деле проявите то, в чем так усердно заверяете меня на словах. Вы видите мою беспомощность перед вами и перед обстоятельствами, тут нечего утаивать и к этому нечего ни добавить ни убавить, поэтому вы можете спокойно оценить мое состояние и положение сейчас. Думаю, мои слова покорности и готовности следовать за вами, излишни сейчас».
«Жаклина,- воскликнул он и подбежав к ней с трепетом взял ее за руку и порывисто прижал  к своему сердцу,- Выберете ли вы, чтобы я стал вашим другом или заменил вам родителя, я с покорностью соглашусь на это и буду опекать вас как должно делать истинному другу или родителю. Если разница наших возрастов не пугает вас, и вы готовы принять меня таким, каков я есть,  и в этом случае вы сделаете меня самым счастливым человеком на свете. Но что бы вы не избрали, клянусь, что вы никогда не усомнитесь в моей преданности и искренности! Клянусь, что никогда ваше прекрасное чело не омрачит даже малейшая тень грусти или сожаления! Клянусь, что сердце ваше отныне будет спокойно и его больше не затронут никакие оттенки боли, страха, и прочих подобных чувств! О, и если вы усомнитесь хоть раз в моих словах, если мое поведение даже немного не оправдает, сказанного мною, то  вы сможете тогда без колебаний со всей жестокостью назвать меня чудовищем, предателем, вонзить в мое тело кинжал, растоптать меня, я обещаю вам, что покорно приму справедливое наказание!   »
Жаклина, задержав дыхание, с бешено колотящимся сердцем, чувствовала, как в ее забитой, загнанной душе вновь возрождается то, что когда-то было вырвано с корнем и казалось давно погибшим и безвозвратным. Волшебный эфир заполнял все ее естество, открывая нечто вечное, трепетное, сотканное из многих кристальных нитей, нерушимых и желанных.

Эпилог
Герцог увез Жаклину  из страны, боясь посягательств графини, к тому же зная ее неуемный нрав. Он заручился поддержкой короля, той страны, где намеревался обосноваться навсегда, попросив у него протекции, и вкупе получив еще и небольшое герцогство, подобающее его положению в обществе. Ему не составило труда пробудить к себе уважение окружающих, так как качества его   были оценены сразу же и по достоинству. Жизнь его потекла тихо и мирно и, казалось что так оно и должно было бы быть всегда.
 Графиня д Арже пришла в себя достаточно быстро, что, в прочем, не удивляет тех людей, которые одной с ней породы. Погоревав немного скорее из-за сочувствия к себе, и к своей драгоценной репутации, чем из-за утраты дочери и любовника она вскоре утешилась тем, что смогла выгодно повернуть эти промахи в свою пользу. Для себя она изворотливо, с чистой совестью объяснила отсутствие дочери, со всем возможными последствиями этого самого отсутствия. Неудавшуюся любовь свою она восполнила слихвой, в чем можно не сомневаться и даже не обговаривать. А все неудачи в общем целом она, дабы побаловать и приласкать свою персону, просто задушила уймой удовольствий еще более эпатажных, шикарных и выгодных для своего тщеславия.  В общем она предприняла все, на что только способен хитрый и изворотливый ум, могущий вытянуть выгоду даже из дышащих безысходностью обстоятельств. 
Жаклина же обретя наконец желанную свободу, в полной мере ощутив счастье жизни, беззаботность бытия, под крылом нежности и внимания, распустилась как прекрасный цветок под лучами  щедрого солнца, своей красотой, нежностью и ароматом она притягивала к себе восхищенные взоры наблюдателей. Она провела самую счастливую половину своей жизни возле того, кого полюбила всем сердцем, в преданности которого не усомнилась ни на минуту.