Марсик. ч. 2

               

        Е С Л И   Д Р У Г   О К А З А Л С Я   В Д Р У Г . .

1 . На   волоске   от   смерти.

Матвей возвращался с работы домой. Возле сарая увидел чужие следы, припорошенные снегом. Следов  много. Видно, не один топтался у двери и вдоль стен. Удивительное дело! Дверь сарая притворена. Обычно Матвей оставлял её приоткрытой. Всегда, завидев ещё издалека хозяина, Марсик радостно встречал его, гремя цепью о дверь. Теперь в сарае - ни Марсика, ни привязи. Только изогнутый гвоздь, на котором крепилась цепь, одиноко торчал в деревянной стене. Тревожно кудахтали куры за перегородкой.
Здесь явно побывали непрошенные гости. Гвоздь, сделанный скобой и загнанный Матвеем в бревно наглухо, был  отогнут. Марсик при всей его силе не мог с ним справиться, - разогнуть. К тому же, на бревне  остались свежие вмятины, - поддевали гвоздь отвёрткой или ножом. Кто? Кому понадобился Марсик? Если его выкрал завистливый охотник, то это глупо: Марсик не иголка, скрыть его в посёлке не возможно; рано или поздно собака обнаружится. Значит, воровали с другой целью. Кому-то приглянулась красивая шкура на унты? Мало вероятно. Одной шкуры на два унта не хватит, а другой такой собаки в посёлке просто нет. Оставалось только одно: Марсика украли бичи.
На Колыме две напасти: тараканы и бичи. На земле, согласно предсказаниям, может сгинуть всё. Возможно, но только не бичи и не тараканы. До того схожи, твари,  своей неприхотливостью! Довольствуются самым малым. Оттого, наверное, бич- это не продукт жизненных передряг, это- состояние души: умру с голода, - лишь бы только ничего не делать. Корка хлеба на помойке - сытный обед, а уж недопитая кем-то бутылка пива- целое пиршество. Встречаются среди бичей и “гурманы”: питаются исключительно псиной. Выбирают молоденьких собак, таких, как Марсик, сытых, упитанных.
Размышляя, Матвей ходил возле сарая,  осматривал следы, терявшиеся на дороге.
Вскоре подошла с работы и Матвеевна, узнав о случившемся,- сразу в слёзы:
-Кто? - всхлипнула она в кулачок, - кому он понадобился?
Матвей не стал расстраивать жену своей догадкой о бичах, но масла в огонь подлила соседка, глухонемая Глаша. Когда Матвей вернулся с работы и ходил вокруг сарая, она следила за ним через занавеску, но вида не подавала. Глаша стеснялась своего физического недостатка, потому редко выходила на улицу и встречи с людьми старалась избегать. Правда, это не касалось Матвеевны, которая своею простотой могла расположить к себе кого угодно. Как только она появилась возле сарая, Глаша отклонила занавеску в сторонку, постучала кулаком в раму, поманила к себе Матвеевну. Жестами  стала объяснять, что случилось с Марсиком. Сквозь слёзы и всхлипывания, не отнимая кулочка от дрожащих губ, Матвеевна вслух расшифровывала жесты Глаши:
-Пришли трое бичей... один длинный-длинный, как журавель... он стоял “на атасе”...второй,  -со шрамом на лице, такой страшный  крепкий верзила , держал в руках стёганую фуфайку...белобрысый, совсем безбровый орудовал деревянной рогатиной... прижал Марсика к  стене...крепыш накинул на Марсика фуфайку... пошли закоулками в сторону котельной. - Глаша, жестикулировала руками, глядя на Матвеевну заплаканными глазами, как -будто это у неё что-то ценное украли.
-Ужас ! -Матвеевна широко раскрыла глаза, мысленно пытаясь охватить взором картину, обрисованную Глашей.- Зачем он им нужен ? - теребя свободной рукой мужа за полу куртки, спросила Матвеевна.
-Я бы тоже хотел это знать, - злобно сверкнул глазами Матвей. Его догадка подтвердилась, но нисколько не обрадовала. Может быть Марсика уже в живых нет, и сейчас потрясать разговорами воздух не было смысла. Надо попытаться хотя бы что-то разузнать. Это пролило бы хоть толику света. Душа Матвея закипала злобой, но он не подавал вида, чтобы успокоить жену, не торопливо сказал, - наверное, решили продать какому-нибудь охотнику, - подумав немного, всё так же сдержанно добавил, - отыщется. Куда  ему деться, - Матвей пальцами дотронулся до кулачка жены, продолжавшего прикрывать дрожащие губы, - готовь ужин, а я пойду к пивбару, поспрашиваю бичей. Может, что узнаю.
Темнело. От вечерних сумерек сплошной туман над посёлком становился всё гуще, ещё плотнее.  Лампы уличного освещения, не выключавшиеся зимой даже на день, замерли в не естественной красноте, как новогодние шары на ёлке: ни лучей от них, ни блеска. Целые гирлянды таких шаров зависли в центре посёлка у гастронома, универмага, Дома культуры.
Матвей шагал широко, размашисто, не шёл, а летел. Хотелось быстрее узнать о судьбе Марсика. Мысль, что собаки нет уже в живых, Матвей гнал прочь от себя. Отвлекался тем, что составлял план действий. Он знал закоренелого бичару по кличке Свеча. Бич, действительно, всей фигурой походил на восковую свечу. Природа посмеялась над ним: имея рост более двух метров, Свеча бедствовал с одеждой. Приходилось подпарывать рукава и штанины, но и это не спасало. Нужно было всё надшивать, а это занятие не для бича. До глубоких холодов ходил в коротких штанишках с неприкрытыми по локоть руками. С первыми морозами облачался в валенки и рукавицы.
Свечу долго искать не пришлось. Он стоял в пивбаре за последним столиком, допивал, оставленную кем-то, бутылку  пива. Свеча был один. Подельников, о которых рассказывала Глаша, рядом не было.
В предварительных планах Матвей хотел заплатить некую сумму Свече, чтобы узнать хоть какую-нибудь информацию о Марсике. Но бич пил пиво и это внесло  в планы определённые коррективы. Когда бич голодный, когда его душа бегает по закускам на витрине, тогда он не задумываясь, соблазнится на подачку. Сейчас Свеча был сыт и нос в табаке. К таким с подачкой лучше не подходи. На сытый желудок у бичей на какое-то время просыпалось чувство человеческого достоинства. Они могли обидеться, когда с ними непочтительным образом обращались, мол, мы не из таковских, знаем себе цену. Но все они: и сытые, и голодные- страшные трусы, не умеющие постоять за себя. Таково положение бича: он, как и таракан, ценности большой не представляет. Его можно, как считают некоторые, прихлопнуть, словно комара. Ну и что! Их столько развелось на Колыме. Одним больше, одним меньше. Бичей в милиции за людей не считают и в судах за них постоять некому. Отсюда  покорность и трусость в их душах.
Матвей и это учёл в своих планах. Дело не в деньгах, которые он намеревался заплатить Свече. За Марсика Матвей готов отдать любую сумму.  Лишь бы это пошло на пользу делу, в чём он, увидев захмелевшего бича, как раз усомнился.
Матвей подошёл к Свече и неожиданно мёртвой хваткой взял его за руку чуть выше локтя. Бич присел от боли. Его дряблую, слабую ручонку сдавило прессом.
-Оставлю в живых и бить буду не очень долго, если скажешь, что с собакой, которую взяли сегодня в сарае, - низким  басом внятно и с расстановкой сказал Матвей. Его пальцы железными клещами давили костлявую руку бича, причиняя  долговязому нестерпимую боль. -Ну-у-у!
Свеча присел на корточки. Ему казалось, кости руки вот-вот превратятся в труху. Боль шла не от мышц, а из самой сердцевины кости, и такая нестерпимая, словно туда финку воткнули. Бич ни на минуту не сомневался, что пришёл конец. И глаза Матвея,  и блуждающие по его скулам желваки другого бичу не сулили. Бич не вскрикнул, а  взвизгнул резаным поросёнком. Матвей тут же отпустил его руку, поняв, что атака удалась на славу. И, действительно, после такой мёртвой хватки покойник заговорит и расскажет, что было и чего не было.
- Шеф, всё расскажу только не убивай! - долговязый согнулся в три погибели и верещал совершенно детским голосом. -Ей-богу расскажу...
Матвею было жаль существо в облике человека, корчившегося от боли. Но ещё больше в эту минуту он переживал за Марсика. Что с ним?
...Тем временем, когда Матвей “пытал” Свечу, Марсик сидел на цепи в одном из коллекторов теплотрассы. Правда, прежде чем смириться со своей участью, он наделал шороха живодёрам. Поняв, что защиты ждать не от куда, решил сам постоять за себя.  Когда бичи спускались по лестнице в люк тёмного и неопрятного колодца, изловчившись, Марсик цапнул за руку коренастого бича. Тот взвыл от боли и выпустил пса. К сожалению, это произошло на дне колодца, а не на улице, где Марсик непременно удрал бы. В бетонном полу торчали куски арматуры. На один такой конец проволоки цепь оделась звеном и ни с места. Бичи воспользовались этим, загнули  конец арматурины, правда, не без потерь: Марсик успел цапнуть за локоть второго бича. Во злобе  долго хрипел и рычал, рвал ошейник, но поделать ничего не мог. Лёг вдоль стены, глядя в тёмный угол на своих обидчиков, сопровождая каждое их движение злобным рыком.
Кардан и Гнида (так звали бичей) при тусклом свете огарка свечи перевязывали друг другу раны. Даже при открытом люке в коллекторе было душно и несло прогорклым запахом.  Рядом с Марсиком стоял деревянный ящик.  В него бичи складывали содранные и присоленные шкуры собак. Потом за мизерную цену сдавали их в пушфакторию. Соседство с ящиком раздражало Марсика. Ещё бы! Словно присутствовал  на своих похоронах. Пёс нутром чувствовал, - там лежат останки его сородичей. Огненным взглядом пёс сверлил своих врагов. Каждое движение бичей вызывало оскал пасти. С языка капала слюна, полная собачьей ненависти. Была бы его воля, разорвал бы их в клочья, не задумываясь.
-У-у-у, звери-ина! - пригрозил ему Гнида зажатым в кулаке ножом, обрезая концы бинтов на руках приятеля. Кардан скривил лицо от боли, стукнул Гниду в плечо.
-Аккуратней, мерин! - нож-то тупой, как ты сам. Видишь, бинт не режет.  Возьми вон там лучше лезвие.
Гнида послушался Кардана, лезвием обрезал бахрому бинтов.
- Скоро ты у меня кровушкой умоешься, - продолжал Гнида, глядя в сторону Марсика и моргая безбровыми глазами. - Уж я-я-я отведу душу! Представляю, как чулком сдеру шкуру... аж слюньки текут. - Гнида сглотнул слюну, ехидно ухмыльнулся, прищурив мышиные глазки. Такому действительно, никакого труда не составит отправить на тот свет кого угодно.
-Уж это точно, - перебил Гниду Кардан, морщась от боли в руке. Марсик разгрыз ему среднюю фалангу мизинца. - Гнида потому и Гнида, если уж к чему прилипнет, - клещами не отдерёшь. Отыграется он на твоей шкуре. Моё дело - ножичком по горлу чик и всё, а уж дальше как на конвейере, - Гнида постарается.
-Чем чикать-то собираешься? - передразнил Гнида  приятеля, -твоим ножом только в носу ковырять, - бинта отрезать нельзя.
-Остынь! - осадил его Кардан. Среди бичей Кардан слыл авторитетом. Все его боялись и подчинялись беспрекословно. Были смельчаки, попытавшиеся перетянуть одеяло на себя. Не получилось. Не зря его прозвали Карданом,  -из любого положения выкрутится. Дрались с ним и толпой и по одиночке, и он всегда оказывался сверху. Гнида в душе побаивался Кардана, шестерил, как денщик при генерале. Кроме Гниды аккуратно содрать шкуру с собаки никто не мог. Этим он иногда козырял, и вёл разговор с Карданом как бы на равных. Но стоило Кардану цыкнуть и Гнида прятал своё самолюбие, как улитка в домик.
-Наточить нож - минутное дело, - снисходительно ухмыльнулся Кардан. Нашарил в темноте половинку красного кирпича, присел на доску, стал точить нож. - Ты сегодня хочешь разделаться с ним?
-Чего тянуть резину? - спросил Гнида в ответ, накинул верёвку на металлический крюк, завязал её узлом.
-Лучше завтра днём. Куда спешить на ночь глядя? Шкуру попортишь.
-Это я-то испорчу!? Ну, ты даешь! - с ехидцей в голосе заверещал Гнида. - Да мне только зачистить на лапах, - остальное как по маслу само чулком слезет. Посмотри, какой он упитанный. На таких шкура не держится...хе-хе!- Гнида засмеялся, оскалив свои редкие  пожелтевшие зубы. Марсик рванулся к нему, забыв, что привязан. Цепь окоротила его и пёс перевернувшись через голову, ударился всем телом о бетонный пол...
...Матвей многое успел передумать, пока шёл от гастронома до люка, указанного Свечой. Не мешало бы взять на подмогу знакомых мужиков, но пока их соберёшь, - как раз к шапочному разбору успеешь. Главное - застать Марсика живым.
Шагая переулками, Матвей отчётливо представлял, на что шёл. В колодце, за металлическим люком была другая жизнь, другие правила, если они вообще существовали. Это здесь бичи послушны и безропотны. Там они совершенно другие: свирепые, мелкие, алчные людишки. Прихлопнут, как комара, оттащат труп в дальний угол, где через год, через два коммунальщики в виде мусора соберут твои кости в мешок и считай, что пожил на свете. Как поётся в одной песне : “...И никто не узнает, и никто не придёт...”
Матвей ухмыльнулся. Всегда в стрессовых ситуациях, когда не было выхода, внутри у него просыпалось второе “я”. Этот “второй” уже у гастронома с ним спорил, отговаривал. Мол, собачонку жалеешь. Лучше себя пожалей! Ведь бошку проломят и дело с концом.
Внутренний голос только раззадоривал Матвея. Он с детства усвоил, что сила на стороне правды. В подтверждение этой истины, всегда вспоминалась военная кинохроника, увиденная им в клубе ещё пацаном. На экране рукопашный бой. Немец со штыком, наш солдатик- с кулаками. Казалось, много ли надо? Пырнул штыком и всё. Ан нет. В русского парня будто черти вселились, - молотил кулаками, как камнедробилка, не давая фрицу опомниться. Выбил у немца сначала штык, а затем и самого забил до смерти, наступил на труп и снова кинулся в драку....
...А вот и спаренный коллектор, о котором говорил Свеча. Утоптанная тропинка и открытый люк. Спустись в него, где сидели Кардан и Гнида, Матвей был бы весь на виду. В таких случаях нужен эффект неожиданности.
На противоположном краю коллектора Матвей увидел крышку второго люка. Она была закрыта. Бичи ею не пользовались, да же следов вокруг не было.
В другой ситуации Матвей просто  физически не стронул бы крышку люка. Её вываживают ломиком, трубой,  наконец. А тут- рукоятка ножа !  Ржавая чугунная крышка, прежде чем податься,  подло скрипнула, медленно, нехотя пошла вверх. Матвей тенью скользнул на дно колодца. Он опасался, как бы Марсик не учуял знакомый запах и лаем не выдал его.
Марсик, действительно, среди всей этой вони, вдруг потянул тонюсенькую струйку до боли родного и близкого запаха. В начале ему вроде бы показалось. А струйка увеличивалась, проявлялась сильней и сильней. Марсик обернулся в темноту, куда не дотягивался лучик свечи. Простой глаз ничего бы не заметил, но глаза собаки отчётливо видели знакомый силуэт. Матвей шёл, согнувшись, широко расставляя ноги. Дело знакомое: так двигался он по подводной лодке во время Карибского кризиса. Те годы многому научили его.
- Что-то пёс переменился!? - оробел Гнида, заметив, что собака перестала рычать и даже виляла хвостом.
-А ты бы не переменился, если бы на твоих глазах точили нож и готовили верёвку? - вопросом на вопрос ответил Кардан, не отвлекаясь от  дела. - Ползал бы на коленях, просил пощады...
Кардан не договорил фразу, обернулся на шорох. Из темноты, словно привидение, вырос вдруг Матвей. В отблесках свечи его глаза горели, как у дьявола. Гнида не столько глазами, сколько каким-то десятым чувством уловил не ладное, и мухой вылетел на  верх. Кардан поднялся, держа в руках нож. Он не имел привычки отступать и тем более робеть и ударяться в бега, как это сделал Гнида.
-Мужик, ты чего? - спросил “генерал “теплосети дрогнувшим голосом. Самую глубь души его взяла оторопь: по поведению пса бич догадался,  перед ним хозяин, у которого он украл собаку.
Драки не было бы, поступи Кардан по справедливости. Матвей просто отвязал бы Марсика и вся недолга. Но на пути к собаке стоял Кардан и не собирался отступать. В таких случаях, как говаривал некогда на подлодке старший матрос (мастер спорта по боксу) Зацепин, тренируя Матвея держать удар, нужно “ломать гору “. Не жди, когда тебе её сломают. Молниеносный удар правой в челюсть хлыстом щелкнул, как выстрел. Под кулаком Матвея чавкнуло. Голова бича дёрнулась, словно шар на резинке и всё тело Кардана скользнуло по бетонной стене.
Нож остался в руке Кардана. Матвей понял, субчик ещё тот, если не выронил ножа из рук. Обычно от такого удара человек на мгновение “отключается”. Этот нет, просто не устоял на ногах. В таком случае не помешает подкрепление в виде Марсика. Матвей прыгнул в угол, где рвался и визжал пёс. Привычным движением расстегнул ошейник. И как во время! Марсик лизнул горячую родную руку и тут же рванулся в бешенном прыжке на перерез Кардану. Нож в руках бича завис в нескольких сантиметрах от шеи Матвея. Марсик на доли секунды опередил удар бича, клыками впился в запястье. Бич взвыл по-бычьи, рука невольно разжалась, нож покатился по бетонному полу. Матвей ещё раз приложился к челюсти Кардана, всё по той же методике старшего матроса.
-После второй ломки горы, - говаривал учитель, - очухаться очень и очень не просто.   
Матвей взял цепь с ошейником, подтолкнул Марсика к выходу, и сам за ним вылез из колодца.
На улице их встретила мёртвая тишина, какая бывает только в гробу: холодная, безжалостная. Лик Луны на небе, остывшим блином всегда смотревший на землю, вдруг, как показалось Матвею, улыбнулся. А впрочем, вряд ли. Это только показалось. Лик Луны- это лицо Вечной Мерзлоты, сковавшей Колыму на веки вечные. Лицо этой злобной старухи никогда не бывает радостным.

2.П Л А Т А   З А   Г Л У П О С Т Ь .

Падал снег большими хлопьями. В кои-то годы природа-матушка расщедрилась хотя бы на снег. Обычно на Колыме он идёт мелкими крупинками, похожими на скупые слёзы природы, застывшими на морозе. А тут вдруг посёлок поплыл в лебедином пуху. Если дома, контуры деревьев хоть как-то вырисовывались, то за посёлком висела сплошная белая пелена. Рисовалась такая картина, будто последние дома - это край земли, шагни чуть и полетишь в тартарары. Матвей понимал, что это обман, но отделаться просто так от ощущения пустоты не мог. На душе делалось тоскливо, словно что-то потеряно, а что - не ясно. Марсик же был весел, как заводной, мотался от забора к забору, от дерева к дереву, оставляя на них понятные только ему и его сородичам “росписи” типа: ”Здесь был Вася”.
Чем ближе подходили к краю посёлка, тем дальше отодвигалась белая штора, чуть явственнее проявлялись кусты и небольшие деревья.  Знакомые места в белом наряде за густой пеленой казались необычными, неизведанными. Марсик подолгу принюхивался к кустам и пенькам. Толстый слой снега скрывал от него всякую информацию, а он, бедняга, грешил на свой нос: тёрся им о лапы, постоянно чихал и фыркал, в недоумении посматривал на хозяина.
С одной стороны погода сулила хорошую охоту: при новом и обильном снеге куропатка до темноты не покидает деревьев, не столь пуглива, подпускает на выстрел. С другой  - отсутствие ясности вселило в Матвея непонятную тревогу. Интуиция, которая никогда не подводила Матвея, сулила  какую-то неприятность. Что-то должно было случиться.
Минут тридцать, сорок  шли наугад от посёлка параллельно Сеймчанке. Снег валил и валил без конца. Затем вдруг “занавеску” как рукой сняло: дали прояснились, всё кругом стало чистеньким, как- будто природа только что умылась. Узкая тёмная ленточка местами не замёрзшей реки обрывками петляла по распадку. Матвей радостно вздохнул, откинул капюшон и почему-то оглянулся назад. Чёрт побрал!  По пятам за Марсиком, принюхиваясь к его следу, плелась Вихляйка. Увидев оглянувшегося охотника, собачонка юркнула в густой кустарник и притаилась. Шорох в кустах услышал Марсик. Тот несколькими прыжками покрыл расстояние, отделявшее его от давнего знакомого, и друзья по несчастью     ( Марсик помнил “рыбное дело”) уже говорили на своём собачьем языке, обнюхивая друг друга.
“Плакала моя охота - подумал Матвей, ещё раз убеждаясь в том, что интуиция его ещё ни разу не подводила. - Если следом привязалась эта тварь, а тем более начала “играть в прятки”, отделаться от неё будет очень сложно”. Ну а с ней какая охота!?? Так просто пустая трата времени. Вихляйка глупа и не понимает, что когда вспорхнёт куропатка, хлопнет крыльями, нужно замереть на месте, как это делает Марсик: остолбенеет и ни гу-гу; только шерстка на спине ершится, да сильно дробят задние лапы. Этот же недоносок поднимет во след куропатке такую суматоху, что за версту потом ничего живого не встретишь. Как-то надо прогнать собачонку.
-Взять! - приказал Матвей Марсику, показывая на Вихляйку, чтобы тот устроил хорошую трёпку. Дружба дружбою, а уж когда хозяин приказывает, - тут табачок врозь. Вихляйка вмиг разгадал намерения Марсика, взвизгнул с испугу, упал на спину и поднял лапы вверх. Марсик  грозно зарычал, оскалив зубы над собачкой, оглянулся  на хозяина, неуверенно тявкнул: ”Лежачих не бьют... что поделаешь хозяин...”
-Лежачих не бьют, зато глупых учить надо... Отойди-ка в сторонку, - сказал Матвей, стволами ружья показывая Марсику куда отойти. Марсик прижал уши, рванулся прочь от Вихляйки, - поверх кустов сейчас гахну с обеих стволов, -будет знать как привязываться...
Устрашающая экзекуция для Вихляйки оказалась, что мёртвому припарка: он только приотстал на недосягаемое расстояние и, как шнурок за ботинком, телепался сзади, держа ухо востро и побаиваясь. И не зря! Подойди он ближе, чуть зазевайся, Матвей огрел бы его хворостиной,  век бы помнил. Охотник только горестно вздохнул, говоря Марсику:
-Бывают же глупые собаки. Ну, как пробка! Привыкла за грибниками ходить, питаться подачками. У нас же с тобой отходов не бывает, есть кому подбирать крошки. Неужели непонятно!?
Компания из охотника и двух собак на белом снегу была слишком заметной. Первый попавшийся дозорный - куропач, сидя на высокой и сухой лесине, известил стаю об опасности. Куропатки не стали испытывать судьбу, сорвались с места, удаляясь над склоном сопки, белыми точками скрылись за перевалом. Как раз в том месте, где  Медвежка впадает в Сеймчанку. Место глухое, дикое. Не зря его назвали “медвежьим углом”. Зимой и летом в той стороне зловеще синели свинцовые тучи, угол казался мрачным и не приветливым. Бывали случаи, когда с тех мест не возвращались охотники. От “медвежьего угла” ещё задолго до появления геологов-картографов пошло название реки - Медвежка.
Время шло, а Вихляйка по-прежнему подло кралась кустами, не выходя на чистое место, где могла бы получить от охотника каменюку в бочину. Видно судьбе было угодно толкать бестолковую собачку к роковой развязке. Послушайся она Матвея, вернись в посёлок, ещё долго ходила бы за рыбаками, грибниками, выпрашивая подачку и подбирая за ними остатки пищи.
Матвею надоело пустое занятие, -выжидать случая, притворяться и подкарауливать дурную псину, чтобы затем наказать её. Чем больше стараешься, тем хуже  выходит. Чему быть того не миновать. В конце концов на охоту он ходит не ради какой-то куропатки, -это так, попутно: подвернулась убил, нет- не прогневайся. Главное считал Матвей, находясь среди животных, самому остаться человеком.
Вихляйка вскоре  убедилась в том, что охотник потерял к ней всякий интерес. Описав дугу за кустами, она догнала Марсика и с ним в компании, постоянно оглядываясь и держась на расстоянии, телепалась меж кустарников. Ещё пара стаек куропатки, не дожидаясь дружной компании, белыми бабочками мелькнули на фоне свинцовых туч, в поисках спокойной жизни, скрылись за перевалом. Матвей надеялся на удачу на той стороне сопки. После кормёжки куропатка сядет на деревья, нахохлившись, будет греться на солнышке. Сонную птицу легче перехитрить. К тому же, быть может Вихляйка забудется, приблизится, даст возможность охотнику жигануть её хворостиной. Так хотелось  проучить бестолковую скотину, аж руки чесались.
С перевала стали спускаться к Медвежке. По руслу реки тянулся строевой лес. Деревья - великаны обновили свои наряды, почти сплошь утопая в снегу. Пойди разберись, где на ветках комья снега, а где нахохлившаяся куропатка. Только шестое чувство подскажет охотнику истину.
Спускаясь, стали огибать каменный выступ. Вдруг собаки с визгом шарахнулись в сторону, нос к носу столкнулись с медведем.  Шёл ли он куда или просто прогуливался около берлоги перед лёжкой, трудно сказать. Наткнувшись на собак, он рявкнул так зычно, так громко, что с деревьев посыпалась белая труха. Вихляйка с перепугу шмякнулась на спину, как она делала всегда перед сильным противником, но потом, быстро сообразила, что это не тот случай, чтобы валяться и вымаливать пощады, рванулась к Матвею в ноги, забыв про страх перед охотником. От медвежьего рыка у Матвея мурашки побежали по телу, каждый волосок на теле поднялся на дыбы. Марсик ощетинился, но хвост на всякий случай опустил и спрятал его меж задних лап.
Медведь тоже оторопел. Он явно не ожидал увидеть такую компанию около своей опочивальни. Первым образумился Марсик.  Громко залаял, стал лапами грести из-под себя рыхлый снег, выбрасывая при этом вместе со снегом и гальку. Со стороны грозность собаки казалась смешной. Ну что пёс мог сделать медведю? Не зря же Мишаню называют хозяином тайги. Чего, а главное, кого ему бояться? Привык, чтобы его боялись. А тут какая-то шавка угрожает, каменьями бросается...Да как комара!...
Матвей приготовил жаканы и, чтобы разрядить обстановку, дуплетом пальнул выше медведя. Тот даже ухом не повёл. Глаза его налились кровью, засверкали искрами. Рванув лапами дёрн со снегом так, что полетели каменья величиною с Вихляйку, зарычал мощно, с надрывом, аж с ближайших кустов иней посыпался. В два, три прыжка он настиг Марсика. Перед самым его носом пёс отпрянул в сторону легко и непринуждённо, как это делал сотни раз в драках с соседским котом Лёвой. Медведь проскочил мимо, на ходу развернулся, поднимая снежную пыль, и вновь кинулся на Марсика . Картина повторилась: Марсик прыжком перед самым носом ушёл в сторону, а медведь кубарем проскочил мимо собаки. Марсик лёгкостью походил на кузнечика, а медведь на суетливую лягушку. Так длилось минут десять.
В очередной раз косолапый, порядком устав, замешкался с разворотом: долго тормозил лапами по снегу, Марсик изловчившись, цапнул медведя за “штаны”. Мишка рявкнул от боли, ещё сильнее разозлился, рванулся за Марсиком и опять мимо.
Матвей замер. Вот тебе и комар! Нашел -таки где укусить. А ведь его никто этому не учил. Матвей опустил ружьё, мушка которого постоянно была нацелена на косолапого. У того уже прыть не та. Тушка будь здоров!, сколько силы надо, чтобы носиться в таком темпе. Да к тому же подспудно понял, что не так уж сильно его боятся. Он по-прежнему грозно рычал, кидался на Марсика, но уже оберегал свои “тылы”, ибо укусы собаки были слишком чувствительны, чтобы быть столь опрометчивым. Чуть позже он  сел в снег, прижал свой зад и только рычал, да угрожающе махал передними лапами. И вообще Мишка мог бы пойти на мировую, но он не привык это делать, первым сдавать позицию и выкидывать белый флаг. Медведь продолжал делать короткие наскоки, твёрдо усвоив, что не нужно подставлять “штаны”.
Такое поведение косолапого уже никого не пугало. Но Матвей не сводил с медведя взгляда, был готов в любую минуту тремя стволами защитить друга при необходимости, но всё больше понимал, что выстрелы не понадобятся. Матвей радовался за Марсика. С какой лёгкостью тот увёртывался от медведя, играючи отскакивал, как пушинка.
Вихляйка, до селе стоявшая в ногах Матвея, увидела что “наша берёт”, робко и неуверенно тявкнула. В той ситуации это прозвучало так неожиданно и смешно, что все трое: и медведь, и Марсик, и Матвей одновременно обернулись на Вихляйку.  Медведь смекнул, что у противника в запасе есть ещё резервы; Марсик приободрился, распрямил хвост и завилял им, давая другу понять, что всё, мол, в порядке; Матвей громко от всей души расхохотался.               
Увидев замешательство хозяина тайги, Вихляйка побежала к Марсику. Какую цель преследовала она при этом неизвестно. Может, хотела поддержать собачью марку, показать храбрость, но скорее всего, испугалась хохота охотника. Ясно было одно: грозной силы собой Вихляйка не представляла. Медведь же посчитал демарш Вихляйки иначе: силы противника удваиваются, не далёк миг его позорного бегства, чего косолапый никак не хотел. К тому же Мишка слегка остепенился. Злоба, застилавшая глаза, улеглась. Безумная дурь уступила место расчётливости. Теперь он сидел “столбиком”, держа перед собою наготове передние лапы, - две собаки - не одна. Увлечёшься одной, другая непременно хватит сзади. А так - ”тылы” прикрыты и при случае можно коротко атаковать. Главное - выбрать момент, когда противник замешкается или отвлечётся. Ещё лучше спровоцировать собак на бездумную атаку. Медведь сделал вид, что оробел, видя в лице Вихляйки солидную помощь, задвигал задом, как бы стал отступать, а сам искал опору для задних лап, чтобы в нужный момент сделать прыжок. Не зря Матвей называл Вихляйку глупой тварью. По непонятной причине глупая псина побежала к Марсику, стала путаться у него в лапах. В такой-то момент! Что побудило её к этому? Возможно она хотела спрятаться в лапах Марсика, возможно... Она и сама, глупая, не знала, что делала, только стала большой помехой Марсику. Марсик грызнул её, мол, не мешай, а сам не спускал глаз с медведя, стараясь предугадать его дальнейшие действия. Мишка не преминул воспользоваться замешательством среди собак. Он выжидал этот момент, готовился к нему и  вовремя сделал прыжок. Вихляйка в испуге дёрнулась назад от медведя, но столкнулась с Марсиком, отлетела на прежнее место, напоровшись на острые медвежьи когти. Словно вилами поймал медведь собачонку, поднял перед собой вверх и разорвал в клочья. Белый снег побагровел, расплываясь розовым пятном. Вихляйка вякнуть не успела, как её не стало. Медведь стряхнул с когтей останки собачонки, как бы ставя в трудном деле точку, развернулся на месте и медленно пошёл прочь, не оглядываясь.
Марсик рванулся за ним, огибая розовое пятно на снегу.
-Фу-ууу!- крикнул Матвей и чуть тише добавил, - спектакль окончен. - Охотник долго стоял молча, размышляя. Неприятный осадок теснил душу. Как всё глупо получилось! Такие происшествия на вся жизнь врезаются в память и сидят в ней как заноза, которую ни вытащить, а тем более забыть невозможно. Всякий раз, вспоминая случившееся, Матвей будет винить себя, спорить сам с собой, доказывать, что, может быть надо было грохнуть медведя, тогда собачка осталась бы жива. Но при чём же медведь? Расплачиваться за чужую глупость?? Глупость всегда была и будет наказуема. И спорить тут не о чём! А думать?? Думать!.. Думать в любом случае надо.









3 .ЕСЛИ   ДРУГ   ОКАЗАЛСЯ   ВДРУГ 

а) Чему быть - того не миновать.

Случилась беда: в посёлке свирепствовала чумка, косой собак косила. И, как часто бывает в таких случаях, лекарства от этой заразы днём с огнём не сыщешь. Как на зло из-за обильного снегопада прервалась связь со стойбищем оленеводов, что находилось на Буюнде. Там ветврачом работал родич Матвея. Узнай он о том, что случилось, разбился бы в доску, а лекарство достал. Звонил Матвей и в Магадан, просил знакомых переслать лекарство с оказией. Сердцем чувствовал, когда утопающий хватается за всякую соломинку, значит нет такой, которая бы наверняка выручила .
Идиотское состояние: на работе спешишь, торопишься, всё бросаешь, бежишь домой, а подойдя к порогу, не хочется заходить в дом. Больной Марсик. Заплаканная Матвеевна. Глаза бы не глядели. Ходишь по комнате, как остолоп, заложив руки за спину и ничем не можешь помочь другу, столько раз выручавшему тебя. Придумать ровным счётом ничего не можешь, хоть тресни.
-Он уже и глаза не открывает, - плача, сокрушалась Матвеевна и всё подкладывала на видное место, прямо перед носом собаки кусочки сахара и мелко нарезанную колбасу. -  Утром ещё смотрел тебе во след и вилял хвостом, а сейчас только дышит... больше ничего...
Марсик понимал, что говорили о нём, тяжело вздохнул. Вздохнул по-человечески глубоко с лёгким стоном на выдохе. Видно, бедняжке, было невмоготу.
-Я одного не пойму, - кипятился Матвей, - для чего мы делали Марсику прививку. Прошло всего четыре месяца. Сколько ж эта прививка действует? Два дня что ли!
-Ты бы в ветлечебнице спросил, -с укором бросила жена.
-Спрашивал, - с жаром парировал Матвей, - у них ответ заученный, как автоответчик: ”Всякое бывает”. На двери ветлечебницы висит объявление: ”Собак больных чумкой  не приводить. Нет лекарства”.
-Может быть у него не чумка, а что-то другое? - предположила Матвеевна.
-Я их по-человечески просил осмотреть собаку на дому. Куда там! Цацы!  Видите ли заняты... ”Собака не ест?”  “Не ест. ” ”Значит чумка”, - передразнил Матвей ветврача.
-Позавчера я прогуливала Марсика, - стала рассказывать Матвеевна, - он носом раскапывал снег около забора, что-то искал, - горестно вздохнув, продолжала жена. - Я слышала, что кошки и собаки лечат себя какой-то травой.
-Знаю такую траву... с узенькими листочками,  как у пырея. Степной осокой называется. За сараем у нас летом растёт, - Матвей о чём-то задумался, прищурив глаз и тут же торопливо спросил, - копал говоришь носом...Нашёл что?
-Нет, - с сожалением вздохнула жена. - И за сараем я лопатой снег разгребала. Стоят белесые будылки, а листочков в помине нет.
-Слушай, -живо заинтересовался Матвей, обняв за плечи  жену и заглядывая ей в глаза. - А это же идея! Весной на озёрах я не раз встречал льдинки с зелёными прожилками. Трава во льду за зиму сохранилась, как живая...
-Ты думаешь, эта трава растёт у озёр?
-В том-то и дело, - с жаром перебил Матвей. -Ты напомнила мне такое дело. - Матвей подсел к жене и стал торопливо рассказывать. - На Светлом озере в том месте, где стоит мой скрадок... как тебе объяснить...  шалаш такой из веток сплетён...
-Знаю, господи, что ж я уж совсем... того...
-Справа от шалаша была большая лужа, а рядом росла эта осока. Много, много. Больша-а-ая кочка. Охотники по осени шлёпали по кочке и траву ту втоптали в лужу...Если осока осталась в воде, значит она сейчас во льду.
-Интересно! Может завтра после работы сходишь, посмотришь?
-Какой завтра... Завтра будет поздно! Сейчас надо ...немедленно, - Матвей решительно поднялся со стула, пошёл к вешалке одеваться. - Завтра будет поздно, - повторил он, застёгивая куртку - ”Аляску”.
-Как  же ты ночью? – всплеснула руками жена.
-Впервой мне что ли? Али я дорогу запамятовал?!
-В темноте, что ты найдёшь?!!
-Возьму в сарае фонарь “летучую мышь”, рюкзак и топор, - последние слова мужа звучали уже из сеней. Матвеевна промолчала. Отговривать его бесполезно. Не тот он человек. Решил -уже не отступит от своего и точка. Тем более в такой ситуации.
Через открытую форточку было слышно, как скрипнули на морозе дверные петли. Донёсся приглушённый голос соседа Петра Кораблёва:
-Матвей, куда это ты на ночь глядя? Сейчас начнётся хоккей. Наши с канадцами играют.
Ответа не последовало. Характерный скрип охотничьих лыж, подбитых нерпичьим мехом, торопливо удалялся от дома, а затем и вовсе стих.
Лунный свет заливал долину, что тянулась вдоль дороги к Среднекану. От посёлка отделилась человеческая фигура, по охотничьей тропе через укутанные снегом поля энергично двигалась к распадку. Поднявшись на вершину сопки, человек оглянулся. Посёлок утонул в густом тумане. С высоты птичьего полёта это место казалось огромной серой тучей, которая опустилась на землю, а подняться не в состоянии. Луна на остекленевшем небосклоне равнодушно взирала на землю. Всё окаменело на пятидесятиградусном морозе. Было что-то не естественное в том, что человек один, одинёшенек двигался среди мёртвой тишины.
Матвей, чтобы безболезненно дышать при быстрой ходьбе, укутал лицо шарфом, оставив одни глаза. Капля таявшего инея с ресниц падала на щёки, теряясь в морщинах лица. Тёплое дыхание, пробиваясь сквозь нити шарфа, образовывали на обратной стороне его толстую ледяную корку. Незащищёнными от жгучего мороза оставались только голова, да коленные чашечки, - малоподвижные участки тела. Они постоянно дубели, словно вмерзали в лёд. Приходилось то и дело ”поправлять” шапку и рукавицами растирать колени. Всё это было для Матвея привычным делом. Мучило другое: рядом не было Марсика. Как же  без него плохо! Теперь, пробираясь тропой меж каменистых уступов, Матвей чувствовал себя сиротой. Он ещё никогда не терял друга. Как это тяжко!  Без Марсика. Пёс теперь во всём мерещился Матвею: тёмная тень от куста казалась собакой; макушка стланика, торчавшая из-под снега - вылитый Марсик. Постоянно чудился Марсик. Вот по осени бежит по зарослям к Светлому озеру и безошибочно находит скрадок. Без Марсика Матвей долго бы петлял, - за кустарником и густой травой озера почти не видно. И сейчас, когда всё укутано метровым сыпучим снегом, Марсик шёл бы в переди. Вон он скрадок-то... средь ровной долины, на берегу озера торчат белесые осиновые жерди. Одиноко торчат, одинёшеньки, как и Матвей. Он остановился около них, рукавицей смёл снег с одной из них, зажёг и повесил на неё “летучую мышь”. Лыжей разгрёб снег в том месте, где по осени была лужа. Заблестел темноватый лёд с белесыми мелкими пузырьками. Среди них Матвей увидел изумрудные длинноватые прожилки. Большие пучки листьев, скованные прозрачной оправой, упирались снизу в ледяную поверхность. Как пленники к оконному стеклу льнули, тоскливо взирая  на свободу.
Остриём топора Матвей очертил круг, за который, дабы не повредить листочки, не следовало заходить при рубке льда. Спешно постелил под колени пустой рюкзак, поплевал на ладони, потёр их друг о дружку и ... на мгновение замер.
-Господи, помоги! - нечаянно сорвалось с его губ. Слова прозвучали сами собой, без всякого пафоса, без ложной напыщенности, а тепло и просто, будто он обращался к родному отцу или брату. Правая рука дрогнула и потянулась вверх сама, неуклюже и размашисто совершая крёстное знамение. Матвей почувствовал себя неловко, засомневался: услышит ли его Господь? Ведь он в Бога никогда не верил. Путал Господа с Христом и вообще был далёк от религии. Не явится ли фальшью его крёстные знамения и обращение к Всевышнему? Матвей глубоко вздохнул, твёрдой рукой перекрестился ещё раз:
-Господи, помоги,- и со звоном ударил топором по льду. Мелкие ледяные крошки после хлёсткого удара веером сыпались на зеркальную гладь, прикрывая собой изумрудные прожилки. Периодически Матвей рукавицей сметал крошки льда, убеждаясь, - на месте ли заточённые пленники. Убедившись, что всё в порядке, человек топором вновь и вновь вышибал снопы серебристых брызг. Так увлёкся делом, что забыл обо всём на свете: о Вечной Мерзлоте, которая только и ждала, чтобы живое существо малость замешкалось, перестало двигаться и тут же превратилось в ледышку; о сопках, таких суровых зимой и таких очаровательных летом; наконец, о самом себе. Шапка и шарф валялись на снегу, куртка нараспашку, со щёк и шеи валил пар. Матвей работал споро, но осторожно.  То и дело ( когда рукавом, когда рукавицей ) очищал от крошек канавку во льду, иногда обдувал её, чтобы лучше видеть, как ложиться лезвие топора. Матвей работал, как заправский археолог. Ледяная глыба, которую старался вырубить человек, была для него сейчас дороже всего на свете. Со стороны можно было подумать, что какой-то чудак ищет клад, зарытый им летом. Найди Матвей сейчас мешочек с золотом, так бы не обрадовался, как обрадовался, когда ледяная глыба зашаталась и сползла на сторону.
Матвей поднял льдину перед собой, сдул с гладкой поверхности крошки льда, положил в рюкзак: ”Вот, Марсюха, сколько лекарства! Не горюй, вылечим. Быстро встанешь на ноги. ”Стряхнув снег с шапки и с шарфа, поднялся с колен и тут заметил в  густом кустарнике, в километре от себя,  светящиеся точки. Спаренные огоньки хаотично, внезапно загорались и также внезапно исчезали. Вначале они двигались верёвочкой в один след. Потом верёвочка раздваивалась. Одни волки обходили Матвея справа, другие - слева.
Только тут Матвей вспомнил, что нет ружья. Ему и в голову не приходила мысль взять ружьё с собой. Зачем? Он столько раз бывал в этих местах и ни разу не видел ни волка, ни медведя. Всегда в патронташе держал жаканы, чтобы в любой момент постоять за себя. Бог миловал! А иногда чесались руки, в душе хотелось померяться силами с хищником. Вот и дочесались! В очередной раз Матвей убеждался, - закон подлости существует.
“А поможет ли в данном случае ружьё? “ Из стаи можно убить одного, двух, - остальные будут ждать, когда перезарядишь ружьё? Разорвут и тебя, и погибших собратьев, и косточек не оставят.
“Чему быть- того не миновать.” - подумал Матвей, снимая с жерди “летучую мышь”. Взболтнул её, проверяя наличие керосина ( его оказалось по горлышко ). При встряске лампы пламя увеличилось вдвое. Длинные языки огня чуть ли не вырывались наружу сквозь верхнюю решётку. ”Вот что меня выручит в случае чего” - мелькнуло в голове Матвея и он вспомнил про страх зверей перед огнём.
По собственному следу Матвей отправился в обратный путь. Шёл, стараясь не оглядываться, отчего чувствовал себя подконвойным. Нервы уже были “на взводе”. Ещё с армейских времён у Матвея осталась привычка в трудные минуты мурлыкать себе под нос какой-нибудь мотивчик. ”Отрабатывайте спокойняк”- учил старший матрос Нечипайло. Чаще всего это была мелодия “ Варяга”. Простой мотив, но как бодрит! Будоражит дух! От него мурашки бегут по телу. Матвей тихо подхватил знакомую мелодию, подбадривая себя чётким ритмом:
“- Наверх вы, товарищи, все по местам!
-   Последний парад наступает...”
Огоньки и справа, и слева двигались человеку наперерез. Где-то их пути должны были пересечься.
Луна правым краешком зацепилась за вершину сопки, собираясь через несколько минут скрыться. Она явно торопилась, не желая быть свидетелем, мол, разбирайтесь тут сами, как хотите. Теневую часть сопки уже окутали сумерки, и разрастались с каждой минутой. Вскоре темнота плотным кольцом окружила Матвея и только свет лампы не давал ей окончательно сомкнуться. Свет лампы отбрасывал тьму, но делал её гуще, чем она была на самом деле. Волчьи глаза в застывшей темени светились ярче, сильнее. Они были совсем рядом.
Матвей шёл нормальным шагом, на ходу просчитывая всякие варианты. Так он понял, что топор при всей его необходимости вряд ли сгодится. Одна рука будет занята лампой. Ею нужно махать вокруг себя, описывая круг. Звери должны видеть и понимать, что огонь в постоянном движении. В другой руке держать наготове лоскуты, предвари-тельно сделанные из шарфа и смоченные керосином, чтобы в критическую минуту поджечь их и применять, судя по обстоятельствам. А самое главное - никакой паники. У зверья глаз намётан: за версту определят больного или трусливого, а крепкого, сильного обойдут стороной, даже если слюной истекают. Таков закон природы: сильные сильных не трогают. Такую картину Матвей не раз наблюдал среди собак. Мощные псы, равные по силам редко дерутся.
Матвей повесил на пуговицу куртки лампу, топором стал резать шарф на лоскуты. Покончив с шарфом, заткнул топор за голенище правого унта лезвием вперёд, чтобы при случае и его пустить вход. Вооружился как мог, до зубов.
Чем ближе подходил Матвей к тому месту, откуда начинался подъём на перевал, тем уже сжималось кольцо волчьей стаи. Их было семеро: четыре слева,  три - справа.
Шуршание снега приближалось. Прыжки волков были хаотичными, без определённого ритмического рисунка. За шорохом снега доносилось дружное дыхание зверей. Волки явно не торопились. Тактика их была ясна: прижать жертву  к отвесной стене сопки, ограничивая ей маневренность, и атаковать с трёх сторон.
К сопке стремился и человек. Там начинался подъём на перевал. Узенькая тропка петляла меж каменных утёсов. Местами до того узка, что двоим не разойтись. На той тропке видел своё спасение человек, но как туда добраться. До неё  далеко, а волки вот они уже рядом, и кольцо волчьей стаи неумолимо сжималось.
Матвей приоткрыл  в лампе крышку заливного отверстия, смочил шерстяные лоскутки керосином. Ледяная жидкость болью обожгла пальцы правой руки. Матвей не заметил этого. Более важные мысли занимали его. Он представлял, как откроет верхнюю решётку и, когда волки будут совсем рядом, в двух, трёх метрах,  подожжёт лоскут. С каким удовольствием кинет факел самому наглому в морду! В душе Матвея кипела злоба. Это хорошо! Да, да! Очень хорошо! Человек во злобе во сто крат сильнее, нежели добродушный. Кое-кто скоро на своей шкуре испытает это.
-Козлы вонючие1-выругался Матвей. -Я покажу вам мать вашу!
Звери уже вошли в зону, освещаемую лампой. Выйдя на свет, заметно стушевались. Привыкшие в сумерках вершить свои тёмные дела, теперь оказались в непривычной ситауции. Они были в явном замешательстве. Натыкались друг на друга, клацали зубами, покусывая один другого. Ростом волки не превышали среднюю собаку. Только первый по левую руку был заметно крупнее всех. Матёрый волчище! Все семеро мордой походили друг на друга. Длинный нос, настырный наглый взгляд, острые тонкие уши, сильно прижатые назад.
Крупный волк издал звук не похожий ни на вой, ни на рычание. Что-то среднее между ними. Наверное то была определённая команда, а может быть таким образом шла психологическая подготовка. Настрой на борьбу.
Кольцо сузилось метров до пяти в каждую сторону.
Лампа в руках Матвея, как заводная, равномерно описывала круг: за спину и обратно, за спину и обратно. Длинные тени метались по кругу, вводя волков в замешательство. Их красные языки, горящие глаза, белые клыки то появлялись, то пропадали. Они уже не бежали. Боковыми скачками перемещались параллельно курсу Матвея и неуклонно приближаясь к нему. У каждого из пасти валил пар. С языка и губ в снег стекала слюна. Отсутствием аппетита явно не страдали. Постоянно, глотая слюну, клацали зубами, рычали, огрызаясь друг на друга. Каждый, очевидно, примерялся, прикидывал, выбирал позицию для верной атаки. ”Кто первый из них кинется? Или сделают это одновременно? “ Холодок побежал за воротник. Тут Матвей вспомнил, что затылок и шея у него самое уязвимое место. Правая рука машинально подняла воротник куртки, голова сама собой втянулась в плечи. Чтобы не слышать рычание и клацание зубов, так действовавших на нервы, Матвей громче под-хватил песню:
“-Все вымпелы вьются и цепи гремят,
-Наверх якоря поднимая...”

Вожак мощными прыжками пересёк тропу и очутился по правую сторону охотника. Действия вожака Матвей расценил, как попытку запугать. Запугать и посмотреть на  ответные действия человека. Побежит? Остановится? Если будет защищаться, то как?
Матвей на всякий случай приоткрыл верхнюю решётку и приготовил первый лоскут. Главное - не упустить момент, когда волки пойдут в атаку, опередить их.
Неожиданно человеку подвернулся удобный случай продемонстрировать свою силу и заодно испытать своё “оружие”. Вожак стал наводить дисциплину в своих рядах. Устроил выволочку одному из собратьев. Уклоняясь от клыков вожака, младший чином отскочил от обидчика близко к человеку. Огненный шар описал дугу, горящей лентой упал на загривок зверю. Зашипела шерсть, повалил пар от снега. Взвизгнул и кубарем покатился потерпевший. В суматохе волки отступили и остановились. А человек шёл. Ему нельзя останавливаться. Дома его ждали и надеялись.
Движущая фигура человека манила и раздражала волчью стаю. Голод не давал покоя  заставлял их действовать. Звери перегруппировались, ещё наглее наседали на жертву. Не будь огня, человек не протянул бы и минуты. Когда зверьё подходило вплотную, Матвей зажигал очередной лоскут. Махая горящей лентой и лампой вокруг себя, сдерживал разъярённую стаю на почтительном расстоянии.
Приготовленных тряпочек становилось всё меньше и меньше, а до заветной тропы ещё далеко. Было ясно - факелов не хватит. Последний лоскуток догорел, когда до спасительного места оставалось шагов сорок. С лоскутами Матвей не рассчитал. Зато у зверей шло, как по писаному. Они целенаправленно  “ вели” жертву к подножию сопки. Всё, что делали до этого - было запугиванием жертвы, изматыванием её сил. Развязка только начиналась. Три волка перегородили дорогу Матвею. Красные языки озаряли их пасти фантастическим  огненным светом. Глотки рычали, клокотали, шипели,  как колённое железо в воде. Шла психическая атака: кто кого.
Матвей, не замедляя шага, лыжами наступал на свору. Лишь на какое-то время он перестал махать руками, чтобы плеснуть керосина на правый рукав куртки. Вожак расценил это как замешательство, привычным движением в прыжке оторвался от земли, как он делал не раз, чтобы клыками полоснуть по шее загнанной жертвы.
Матвей краем глаза упредил движение волка, быстро повернулся. Вспыхнувший рукав куртки точно угодил в пасть волка. Из заткнутой глотки донёсся приглушённый визг со стоном. Запахло жаренным мясом, палёной шерстью. Звери поджали хвосты, в замешательстве отпрянули назад, оглядываясь друг на друга и не зная, что делать. Вот она, Победа! ”Врагу не сдаётся наш гордый Варяг! “- громко сорвалось с губ Матвея. Песня огласила пустынный край, потрясая собой морозный воздух. Такого в здешних местах никогда не было. Человек шёл и пел. Пел, не обращая внимания на боль: горел рукав куртки, вместе с ним горела рука. Каждая кос-точка пальцев болью отзывалась в сердце.
Луна тонким краешком робко выглянула с другой стороны сопки. Глазам свим не по верила. Волки сбились в кучу, рвали друг друга в клочья. Скорее всего, стая расправлялась со своим неудачливым вожаком: да и то сказать, -голод не тётка, - и собрат сойдёт, если  жертва оказалась не по зубам. А человек поднимался в гору. Он спешил на помощь другу. Светящийся круг от “летучей мыши” постепенно уменьшался, а потом и вовсе погас за перевалом.

б ) А помирать нам рановато.
Домой Матвей вернулся под утро. Матвеевна не спала, ждала его. Зайдя в дом, он снял рюкзак, разделся. Жена  приметила: с правой рукой у мужа что-то не то, - остерегается ею прикоснуться. Налегает больше левой.
-Рукав от лампы вспыхнул и опалил пальцы, -просто объяснил муж. Он не любил ходить “в героях”. - Нужно много воды, чтобы растопить лёд, - замял Матвей начатый разговор, переводя его на другие рельсы.
-Уже нагрета, - указала жена на большой эмалированный бак на плите. Матвеевна помогла мужу вызволить льдину из рюкзака, положили её в воду, а бак- на открытую комфорку, чтобы лёд быстрее таял.
-Ну как он? -поинтересовался Матвей, глядя на Марсика.
-Никак... только дышит и всё.
Исхудавший Марсик и обессиливший совершенно, не шевелился, положив мордочку на лапы. Всё, что осталось в нём, так это редкое дыхание с натужным хрипом.
Матвей закрепил на столе мясорубку, чтобы пропустить в ней траву и отжать сок.
-Приготовь чистый пузырёк, -попросил он жену, -будем поить Марсика с ложечки.
Как медленно тает лёд в воде! уму не постижимо. Это прямо какое-то наказание. Матвеевна кучу дел переделала, пока бак сипел на плите: обработала и забинтовала мужу руку, - сгодился опыт медсестры отряда гражданской обороны; заварила свежего чаю, напоила мужа и силком впихнула в него несколько кусочков колбасы. Совсем перестал мужик есть, как с Марсиком стряслась беда. Хоть криком кричи! Мало ей одного умирающего!
Да и с самой травой пришлось изрядно повозиться; липла к стенкам мясорубки, хоть разбейся! Матвей ножом её маленько покрошил, тогда только пошла. Ну и так хорошо! половину пузырька сока надавили. Стали поить Марсика с ложечки, заливать зелёную жидкость прямо в пасть.
-Всё выливается наружу почему-то, - заметил Матвей зелёные струйки, стекающие по шерсти на пол.
-Может голову ему повыше поднять? -предложила жена. - Давай попробуем.
Матвей подсунул одну руку под грудь собаки, дабы слегка приподнять Марсюху, второй рукой придерживал голову под самым горлом, чтобы жидкость сама затекала в пищевод. Пальцами-то хвать-хвать за горло, - какой-то ком в горле Марсика нащупал.
-Вон почему не течёт, - сказал он жене, - у него в горле какой-то ком.
-Какой ком? - Матвеевна  потрогала горло Марсика, -действительно. Может у него рак??! А! Может зря насилуем?
-Сколько времени ? -спросил Матвей и, не дожидаясь ответа, посмотрел на будильник. - Десятый час. Ветлечебница уже открыта. Одеваемся...Захвати с собой пузырёк с жидкостью. Я Марсика понесу на руках.
Ветврач с медсестрой “гоняли”чаи в кабинете, были заняты “важными” делами, когда посетители с собакой на руках шагнули через порог приёмной. В один голос ужасно возмутились. Особенно врач. Аж захлёбывался, только не понятно чем: горячим чаем или злобой неуёмной.
-На дверях… фьють-фьють... черным по белому написано: ”Собак, больных чумкой, не приносить”. Он хотел сказать “не приводить”, увидев Марсика на руках хозяина, на ходу исправился, продолжая короткими глотками отхлёбывать чай и помешивать его ложечкой, -фьють-фьють...               
От такого приёма Матвей остолбенел. Желваки на скулах заиграли. Матвеевна боязливо прикрыла ладошкой рот, ожидая -что  будет, когда муж  понесёт всех по кочкам. Но тот сдержался, не повышая голоса,  спокойно попросил:
-Осмотрите, пожалуйста...- но не договорил. Ветврач прервал его на полуслове:
-Я же русским языком объясняю...- и тут же сам прикусил язык. Матвей не выдержал, сорвался:
-А я что на французском? Дубина стоеросовая! Врач ты тут или хрен собачий? Я же по-человечески прошу. Выслушать можешь? У собаки что-то случилось с горлом. Лекарство не течёт в глотку.  Ты можешь посмотреть и сказать, почему так получается.  - Матвей положил Марсика на смотровой стол, взял пузырёк из рук жены, потрясая им в воздухе, стал наседать на врача. - Видишь в руках лекарство. Из Канады специально прислали с оказией, -Матвей врал на пропалую и в открытую, врал впервые в жизни, а главное- твёрдо верил в то, о чём говорил. - Из Канады родственники прислали. Моментально вылечивает... Начинаем поить, а жидкость не течёт в глотку, вроде как отверстия нету, течь некуда.
-Какой-то ком у него образовался в горле, -подсказала Матвеевна.
Врач, не на шутку испугавшись посетителя, колесом ( подальше от греха ) обошёл Матвея, поставил на стол рядом с Марсиком чашку с чаем, стал двумя руками щупать горло собаки.
-А-а-аа! - протянул он с видом большого знатока. - Так бы сразу и сказали.  Ни какая у него не чумка. Обыкновенная фолликулярная ангина. - Врач взял чашку, помешивая ложечкой чай, попутно дал команду медсестре приготовить укол. А сам ходил по приёмной из стороны в сторону, задрав нос вверх, раздухарился, как индюк. Столько важности, спеси, будто он только что изобрёл лекарство от рака или СПИДа. ” Ну, народ!”- подумал  Матвей, в душе радуясь, что всё идёт хорошо.
-Завтра в это же время на укол,- сухо сказал “индюк”.
На другой день Марсик плохо, но сам доплёлся до ветлечебницы и главное- во время укола даже ухом не повёл, не почувствовал боли. После второго укола к нему вернулся аппетит, и он весь день отъедался.
На третий день Матвей с трудом сдерживал пса, который готов был в клочья разорвать ветврача, когда тот со шприцом подошёл к нему. Пришлось одевать намордник.
-Вот ты в первый день ругал меня: ”Врач я тут или хрен собачий”. Враг я собачий. Твой пёс меня теперь как сфотографировал! Всю жизнь работаю и проклинаю себя: лечи вот таких. Встретит меня где-нибудь в переулке, порвёт, как пить дать.
На этот раз ветврач был прав. Нечего сказать. Матвей промолчал.














4 . В   ГОСТЯХ   У   ВЕЧНОЙ   МЕРЗЛОТЫ .

Матвей любил зимние каникулы. Ждал их с нетерпением. На каникулах можно было  отпроситься с работы, чтобы в простые дни сходить на зимнюю рыбалку. В простые дни на льду Колымы  рыбаков мало. Утром и вечером  можно отвести душу над лункой, а весь день спокойно бродить по распадкам в поисках куропатки, рябчиков, глухаря. В выходные же не получалось ни того, ни другого. В выходные на лёд Колымы выходили даже самые ленивые мужики и каждый норовил отхватить во-от такую рыбину, чтобы голова в кастрюлю не помещалась. Какая уж тут рыбалка! А про охоту и говорить нечего. Добыть птицу какую-нибудь можно только за перевалом или ждать простой день, когда напуганная в выходные дичь, вернётся на острова Колымы,  богатые всевозможной ягодой.
Появившись с Марсиком на берегу Матвей облегчённо вздохнул: на льду Колымы всего один “курящийся дымок”, - то  палатка геологов  братьев Васькиных сиротливо подавала признаки жизни. Остальные “дымки “ с белесыми от инея крышами понуро ждали своих хозяев.
Матвей помог Марсику спуститься с крутого обрыва, -придержал деревянные санки, гружёные мешком каменного угля для буржуйки. С появлением Марсика “дача” Матвея стала с “комфортом “: засыпал уголька в печку и дрыхни всю ночь без заботушки.  С дровами морока: ежечасно просыпайся, подкладывай,  иначе  дашь дуба. И вообще, заметил Матвей, колымчане (он таковым себя считал по праву)  склонны к комфорту. Вроде бы каждый жил временно на этой богом забытой земле, но делали всё основательно и капитально: если строили посёлок, - обязательно с центральным отоплением, чтобы у каждого в квартире был телефон. Это пошло от заключённых. Те делали  на совесть и на века. Основательность чувствовалась во всём укладе колымской жизни. Это привлекло внимание Матвея, как только он объявился в посёлке. Здешние  порядки для него были в диковинку. Власть была совершенно другой, не столь загаженной, как на “материке”. У руководства в основном стояли люди из реабилитированных заключённых. Шутка шестидесятников: коммунисты не проводят чистку своих рядов потому, что не хотят засорять честной народ,  привезённая Матвеем на Колыму не получила распространение.
Размышляя, Матвей чуть не прошёл мимо своего “дымка”. Марсик остановился, залаял, - тут только хозяин вспомнил, где он находится.
На вечерний клёв Матвей не успел. Пока разжигал буржуйку, чистил старые лунки, прихваченные льдом с воскресного лова, пока раскладывал снасти - незаметно смерклось.
Марсик, утомлённый дальним переходом, как лег на лежак, так до утреннего клёва не шевельнулся. Вскочил, когда на буржуйке засипели  первые брызги, летевшие во все стороны с трепыхавшегося хариуса. Поведение рыбы всегда приводило собаку в трепет. Марсик спрыгнул с лежака и - к хозяину, мол, покажь, какую поймал.
- Господи, первый раз хариуса видишь ? - ворчал Матвей, снимая рыбу с крючка. - Осторожно... бок спалишь о буржуйку..., - Матвей приоткрыл дверцу палатки и выкинул хариуса на лёд. Марсик за ним. Так почти до обеда хозяин “таскал лаптей“, а Марсик  “принимал продукцию “.
- Обедать будем после охоты, - угощая Марсика кусочками сахара, сказал Матвей, становясь на лыжи. -С сытым желудком  по распадку шибко-то не побегаешь, - говоря об этом, Матвей как в воду глядел, что придётся именно “бегать”. В распадке откуда-то объявился глухарь, но до того  осторожен  - ближе чем на полторы сотни метров не подпускал, но и совсем не улетал. Вроде как бы дразнил охотника. Подранок что ли?  Матвей “загорелся”и “завёлся”. Такое с ним бывало постоянно. Войдёт в азарт, не остановишь. Вот и в этот раз на какие хитрости только не пускался : заходил “с тыла “, чтобы за стволом дерева птица не видела его; делал неимоверные круги, дабы незаметно появиться в густом ельнике; вообще останавливался минут на двадцать, давая птице успокоиться. И всё напрасно. Глухарь четко реагировал на каждый шорох, не выпуская из поля зрения охотника с собакой.
Вскоре путь к осторожной птице загородил утёс, далеко выступавший из сопки и свисавший над её склоном. Матвей решил воспользоваться им. Глухарь уже привык к тому, что преследователи часто делали остановки и подолгу стояли на месте. На виду у птицы охотник с собакой остановились ещё раз. Матвей поставил лыжи “на попа”, на них повесил рюкзак. Это своё сооружение и собаку он оставил на  месте, - отвлекать птицу,  а сам, прячась за утёс, стал красться к глухарю. Расчёт был верным: преодолев каменный утёс совершенно незамеченным, охотник мог внезапно появиться у птицы под самым носом.
Марсик с завистью следил за хозяином, то садился , то вставал, перебирая передними лапами. Душой он шёл по пятам охотника, утопал в снегу, преодолевал уступ за уступом. Мыслимо ли видеть хозяина одного? А тот, не оглядываясь, маленькой точкой смещался по снежной шапке каменного утёса, оставляя позади себя неровную полоску следа.
В какой-то момент “папаха” утёса вдруг шевельнулась, сорвалась с места, ухнула вниз, увлекая за собой всё на пути. Маленькая точка человека мелькнула в белом потоке и пропала.  На том месте через мгновение блеснула лысая гладь утёса. Шум ухнувшей лавины резко качнул тишину леса и тут же смолк, будто ничего и не было.
Пёс замер, перестал дышать, склонил голову на бок, растопырив уши, стал прислушиваться и сверлить глазами то место, над которым в воздухе ещё витала снежная пыль. Из глубины снежного обвала донеслось шуршание, потом звуки, похожие на приглушённые стоны.
В ту же секунду Марсик сорвался с места, то пропадая в снегу, то появляясь, короткими прыжками метр за метром сокращая расстояние. У самого сугроба остановился, прислушиваясь, залился во весь голос и вновь прислушался. Из левого края лавины донёсся резкий и короткий посвист, - знакомый Марсику приказ :”Бро-сай всё, иди ко мне! “  В ответ пёс вильнул хвостом, явно обрадовавшись, что хозяин дал знать о себе. Не мешкая ни минуты, нырнул с головой в сыпучий снег, интенсивно работая четырьмя лапами. Через мгновение, подобно ящерке в песке, исчез под снегом. На его месте образовалась подвижная воронка , которая смещалась по мере продвижения собаки. Пару минут она ползла к вершине сугроба, потом двинулась обратно, увлекая за собой лавину сыпучего снега.
У края сугроба Марсик отряхнулся и снова исчез на несколько минут. С каждым разом воронка всё дальше удалялась от края, а  возвращалась с новым потоком сыпучего снега. Борозда в сугробе после каждого рейда Марсика удлиннялась пока не достигла того места, где находился Матвей. Охотник слышал повизгивание пса, но не понимал почему тот то приближался, то удалялся. Матвей пытался ползти навстречу Марсику, но при малейшем движении терял сознание. После того, как лавина “покатала” его по камням, что-то случилось с организмом. Сильно болела грудь, придавая всему телу блаженное состояние: не хотелось ни шевелиться, ни думать. Вроде бы он в полном здравии и в здравом рассудке, но на том свете и в раю, и за душой никаких забот. Ничто не отягощало  душу. А то что Марсик суетился, так то его проблемы. Наверное, то же захотел в рай.
Мысль о том, что рай без Марсика уже не будет казаться раем, отрезвила Матвея, заставила прислушаться к шорохам и повизгиванию пса. Рука потянулась вперёд навстречу собаке и,   когда Марсик лизнул её,  сама вцепилась в ошейник.
-Вперёд, Марсюха, вперёд! -приказал Матвей слабым болезненным голосом. Пёс короткими рывками потянул Матвея за собой по проторённой борозде. Таким образом Марсик мог тащить хоть двух Матвеев. Даже сыпучий снег, собираясь перед собакой метровым сугробом, не мог помешать его движению. Марсик работал мощно. Его спина то выгибалась “горкой”, то проваливалась “ложбинкой”. Пёс натужно пыхтел, злобно рычал, когда одна из лап вдруг срывалась, скользя, теряла опору.
Каждый рывок собаки болью отдавался в груди Матвея, на доли секунды выключая его из жизни. Ужасно болела голова, череп раскалывался на двое, неимоверно ломило в затылке. В пору таблетки принять, но разве сейчас до этого. Лишь бы рука выдержала, не разжалась, не выпустила ошейника. Надо во чтобы-то ни стало дотянуть до лыж. Там его спасение.
Марсик устал, тяжело дыша остановился в нескольких метрах от лыж с рюкзаком. Матвей попытался встать, опираясь  на локоть, но голова закружилась, в глазах помутнело и земля поплыла из-под локтя. Тело скользнуло вниз, спиной притулилось к лапам Марсика. Всем существом своим Матвей чувствовал близость друга, но почему-то натужное и частое дыхание собаки прослушивалось еле-еле, казалось таким далёким, словно тот стоял на краю земли. Матвея покачивало. Закрыв глаза, он увидал себя на резиновой лодке, но не на реке и не на озере, а на море, на высоко летящем гребне и волна эта почему-то без конца падала, падала и падала. Даже вкус морской воды, солоноватой и слегка подслащённой, ощущался во рту. Матвей сплюнул перед собой. Снег окрасился розовым цветом. Марсик  кинулся, тут же слизал розовое пятно на снегу, принялся тщательно лизать губы хозяина. Матвей попытался уклониться от собачьей нежности, но тщетно. Марсик настойчиво продолжал начатое дело, как - будто именно оно сейчас было нужнее всего хозяину. Уклоняясь от друга Матвей опрокинулся навзничь. Сглотнув солоноватую жидкость и открыв глаза, почувствовал, лежать на спине ему гораздо легче: появился слух и четкость в мышлении, не так кружилась голова. Уличив момент, когда Марсик сделал секундную паузу, Матвей крикнул собаке: “Фу-уу!”Марсик оторопел в недоумении, в глазах зажглась злость. Он не любил, когда его останавливали на полпути начатого дела, тем более того дела, которое он считал просто необходимым для хозяина. Пёс злобно облаял хозяина, но не с той злобой, после которой рвут клыками, а как бы в сердцах отчитал друга за неверные действия.
-Ладно не злись, -открыл рот Матвей. Дёсна, зубы и язык его были красного цвета. Марсик знал что это такое. Голос крови подсказывал, что нужно делать в этом случае и он тут же кинулся к лицу хозяина, но не успел дотронуться языком, как вновь прозвучало :”Фу-уу!” Пёс виновато стушевался,  отошёл на пару шагов в сторонку, отвернулся и лёг. Обиделся. - Нашёл на что обижаться, глупая ты псина. Того не знаешь, что рана не во рту, а там внутри. Понимаю,  её надо зализать. Но как?.. через рот туда залезешь? А-а?
Пёс лежал молча, не шевеля даже кончиком хвоста, что он обычно делал в подобных ситуациях. Кругом стояла гробовая тишина. Такая что, казалось, сам воздух остекленел от пятидесятиградусного  мороза.
Снег, попавший  Матвею за ворот, стал таять, ледяной каплей скатился по телу, вызывая озноб -”Только не это! -мелькнуло в голове охотника от одной только мысли про озноб. -Тогда конец!”
В семилетнем возрасте Матвей переболел малярией. Две недели температура держалась в районе сорок одного градуса. Две недели в бессознательном состоянии. Малярия затаилась надолго.  Как-то, лет десять назад он отдыхал с Матвеевной в пансионате “Магадан”, что в Лоо под Лазаревской. Перегрелся на солнце. Сутки колотила его лихорадка, держа в бессознательном состоянии. Обследование врачей ничего не показало.  Ничего не обнаружили врачи и совсем недавно, прошедшим летом, когда Матвей трое суток не приходил в сознание. Не дай бог сейчас картина повторится - это гроб!
-Обидчивый, лучше бы лыжи мне подтащил, - сказал Матвей в сторону Марсика. Видя что тот даже ухом не повёл, недовольно пробурчал, - ты не ровняй с собой... В твоей шкуре можно всю зиму валяться на снегу, а мне каково? - пёс продолжал лежать не шевелясь, будто и не с ним говорили. -Ну и хрен с тобой! Обойдёмся как-нибудь. Больно привередлив. -В запальчивости Матвей, забыв про своё состояние, хотел было встать на ноги. При первом  движении рук закружилась голова и вершины сопок пришли в непривычное движение. Охотник  зажмурился, чтобы успокоится. Стало не так муторно. Не открывая глаз, упираясь поочерёдно унтами в землю, придерживая на груди ружьё, стал продвигаться к лыжам. Когда под  ногами зашуршал снег, Марсик оглянулся,  с лаем вскочил и побежал к охотнику..
Матвей, лёжа на спине, стараясь как можно меньше шевелиться, связал бечёвкой носки лыж, чтобы не разъезжались в стороны. Лямкой рюкзака сцепил меж собою крепления лыж. Рюкзак положил  выше креплений, чтобы, лежа на лыжах, можно было упереться в него плечами, а ногами, отталкиваясь от земли, помочь Марсику тащить необычный груз. Получилась своего рода волокуша. Не хватало только упряжи. Она вместе с санками осталась в “дымке”. Пришлось приспосабливать лямку рюкзака и ремень от ружья,  отстегнув один его конец от наствольной антабки. Положив ложе на живот, Матвей пристегнул его матросским поясом с бляхой, неизменным своим талисманом.
Превозмогая боль в груди и головокружение, опираясь на локоть, Матвей огляделся. Нужно было сориентироваться и выбрать верный маршрут. Главное - попасть на охотничью тропу, которая непременно приведёт Марсика на ту сторону Колымы, к “дымку”. Охотник увидал знакомый мысок: заросший густым тальником участок распадка, острым углом, как утюжком упирался в склон сопки. Там была тропа. Курс надо держать таким образом, чтобы злополучный утёс, на котором охотник “свернул себе шею”, оставался сзади с правой стороны.
Матвей взгромоздился на лыжи, подозвал к себе Марсика.  Тот несказанно обрадовался. Обида, если она и была, улетучилась, как дым. Пока Матвей привязывал к ошейнику импровизированную постромку, пёс десяток раз лизнул ему руки.
- Ну что, дурашка, отлегло малость?.. Нам ли с тобой  ссориться?!. Мы ж одной верёвкой по жизни связаны. Куда  один без другого? - слабеющей рукой Матвей потрепал друга в межушье. В дрожащем голосе охотника пёс уловил жалостливые нотки. Печальные звуки тронули собаку за душу и Марсик завыл, устремляя пасть к небу. Лёгкий парок волнами поднимался от верхних губ, дрожал в морозном воздухе, незаметно исчезая. - А вот это лишнее! Рано меня в гроб класть. Мы со смертью ещё потягаемся. Вперёд! -скомандовал Матвей, нарочито огрубляя свой баритон.   
Заметив в голосе хозяина перемену, Марсик радостно завилял хвостом, натянул постромку и лыжи скрипнули, трогаясь с места.
Матвей поправил капюшон на голове, упёрся ногами в землю, поочерёдно отталкиваясь ими. Всё тело охотника пылало огнём, а по коже гулял озноб, поднимая на дыбы каждую волосинку. Это предвестие лихорадки. Человек укутывается подобно кокону, но стоит высунуть наружу хотя бы палец, его начинает ужасно трясти, словно решето в зерноочистителе. А уж остановить эту свистопляску в таких условиях, на морозе, практически невозможно. Нужно тепло. Добраться бы до русла Колымы. Матерчатая палатка казалась охотнику землёй обетованной.  Что Сочи! Что Крым! Теперь “пуп” земли сместился сюда, в палаточный городок, что стоит на льду Колымы, из-за обилия в этом месте хариуса и налима шутливо прозванный “рыб-трестом”.
Всего несколько минут тащил Марсик волокушу, а Матвею показалось это время вечностью. Мысли обрывками высвечивали в его сознании отдельные картины : то он на большой скорости мчался на лыжах с горы, задевая ветки кустов; то бежал по лесу от волка, а тот нагонял его и дышал над самым ухом, дышал тяжело, с надрывом, того и гляди цапнет; то падал с большой скалы, летел вниз долго и всё смотрел на лысые утёсы и удивлялся, -как же он спасётся, если нет ни одного кустика в расщелинах, -зацепиться не за что.
Когда Матвей отталкивался ногами, Марсику было легко. Но всё чаще и чаще хозяин переставал шевелится, делался тяжёлым, как бревно. Снег горкой собирался перед лыжами, тормозя движение. Поклажа с лыжами зарывалась в снег и тащилась с большим трудом, по три, четыре сантиметра за рывок. Марсик был в мыле. Пар стоял над ним, как в прачечной над кипящей кадкой. Пёс вошёл в азарт. Он помнил приказ хозяина:  ”Вперёд !”. Пока не поступало другой команды, ему нельзя останавливаться. И он не остановится! Даже если в кровь раздерёт лапы, даже если когти безжизненно повиснут на тонкой кожице. Пока  живой и в здравом рассудке, он будет выполнять волю хозяина, каких бы лишений ему это не стоило. Так требовал голос крови. Прижав уши, Марсик дёргал поклажу и рычал, рычал и дёргал. Иногда его рычание прерывалось стоном хозяина. Марсик на короткое время поднимал уши, прислушивался и вновь дергал. Он пятился задом наперёд. Идти нормально мешал снег собиравшийся перед лыжами большим сугробом.
Наконец-то, задние лапы собаки коснулись охотничьей тропы. Утоптанный снег покрылся розовыми пятнами. Кровавый след тянулся за волокушей до самого русла реки. Марсик не остановился ни на минуту. На крутом спуске, тело Матвея неожиданно соскользнуло с лыж и затормозилось, уткнувшись в куст тальника. Марсик безуспешно пытался стронуть тело охотника: лапы предательски  скользили по льду. Хотелось выть от обиды  -”дымки” вот они рядом, всего десять метров.  Марсик неистово тявкал. То ли возмущался несправедливостью, то ли взывал к хозяину. Тот не подавал никаких признаков жизни. Пёс метался на льду, словно дикий зверь, пытавшийся вырваться из капкана. Поднял такой неимоверный скулёж, будто его поводок наматывался на барабан живодёрни.
В крайней палатке скрипнул лежак. Кто-то из братьев Васькиных услышал галдёжь собаки, приоткрыв дверку, высунулся наружу.
-Смотри, Коль, что-то там с Марсиком непонятное... На ремне к чему-то привязан...
Услышав людские голоса, пёс пуще прежнего заголосил, словно с жизнью расставался. В морозном воздухе его тявканье железным стуком отдавалось: ”тяк-тяк-тяк”.
Подошли братья Васькины. Подошли робко, потому как оба серьёзно побаивались Марсика, -он не любил, когда к хозяину приближались чужие люди, и даже на поводке был страшен.
-Это же Матвей лежит, - переминаясь с ноги на ногу, сказал Борис, боясь приблизиться к собаке. И напрасно. Перед ними был уже другой Марсик, совершенно не тот, которого они боялись. Когда братья вышли из палатки, пёс завилял хвостом, неслыханно обрадовавшись, как- будто только их и ждал на берегу.  В глазах было столько тоски и печали, делая его вид жалким-жалким. И в голосе пёс изменился. Теперь он что-то жалобно рассказывал, с мольбой упрашивал чужих ему людей.
-Да не бойся подходи к нему, - стал советовать младший брат Борис, а сам жался к сторонке. - Видишь уши не прижаты и тявка-ет...не тронет...
-”Не бойся”, а сам стоишь, не подходишь...  тоже мне герой... Ясное дело не укусит. За что кусать-то? Унты, стёганые брюки, полушубок. -Николай пододвинул лыжи, вместе с Борисом положили тело Матвея на лыжи, придерживая его,  потащили к палатке. Николай, коренастый крепыш, отвязал ремень от ошейника собаки и сам впрягся вместо Марсика. Занесли Матвея в его палатку, положили на лежак. Раздели, стали растирать снегом.
-Осторожно три щёки и уши, -советовал Борис, - они кажется, у него обморожены.
-Глоток спирта сейчас ему пришёлся бы в пору, -размечтался в слух Николай, - изнутри тепло быстрей расходится...
Борис побежал к себе в палатку за спиртом. Марсик на лежаке зализывал раны на лапах, внимательно следил за каждым движением Николая. Если бы с хозяином было всё в порядке, пёс уснул бы сейчас как убитый, - до того устал, бедняжка, что мышцы на задних лапах тряслись в лёгких конвульсиях. Но разве до сна сейчас! Он верил, что хозяин вот-вот проснётся и тогда не нужно будет его караулить, оберегать от чужих людей, хотя, как убедился Марсик, эти люди добрые и не хотят зла его хозяину.
Вернулся Борис с бутылкой спирта и маленькой мельхиоровой ложечкой, сел рядом с Марсиком. Откупорил бутылку.  Резкий запах ударил в нос собаке. Пёс шарахнулся в сторону, как от огня и с опаской стал смотреть на рыбака. Гадость в его руках знакома Марсику. Хозяин употреблял “огненную” воду и на рыбалке, и дома по праздникам. И всегда Марсик с отвращением смотрел, как Матвей издевался над собой, морщась после каждой стопки и  тяжело сопя. Хозяин несколько раз “подносил”и Марсику, но тот как ошпаренный срывался с места, ложился на подстилку и не вставал. Голос крови подсказывал ему, что от этой гадости сгоришь мгновенно. Как только люди этого не понимают? Пёс не знал, конечно, что “огненная вода”иногда помогает людям, но только иногда. В данном случае она не принесла пользы. Хозяин “не проснулся”, хотя  рыбаки- братья влили в Матвея не одну ложечку спирта.
-Не приходит в сознание, - грустно сказал старший брат Николай. - Нужно срочно везти в больницу. Собираемся! - скомандовал он братцу. Марсик тут же спрыгнул с лежака. -Ты смотри, неужто понял мои слова? - удивился Николай. - Хороша собачка! Ну,  молодец, Марсик! Спас хозяина от верной смерти.