Подкопались

И хоть бы когда Иван Иваныч  психанул. Только лошадь и назовёт "чортовой мордой", - ну, папка рассердился! И всегда воспитанный, культурный, руки что буханочки, мягкие.
Всё сговаривал, чтоб я его папкой звала. Не могла. Какой он мне папка? Язык не поворачивался. А он пристаёт и пристаёт. Антонина Павловна: "Да назови ты его, он не отвяжется". Вырвалось как-то - "папка". Он уж очень был доволен. А там и пошло, не только "папка", дак и  "папочка".
Пока не пил, ох какой был симпатичный, потом не то стало.
Волосы волнистые. Финку оденет. Мороз сорок градусов, в ботиночках выходит. Всё время при костюме при галстуке. А потом стал толстовки носить. Пальто на меху, а потом эту... до колен.
Ну как запьёт папочка! Иди в два часа ночи за вином. Зинка рядом живёт, к ней не пошлёт, - сходи к Насте. Настя живёт на краю села, заранее купим с Тоней, спрячем на веранде. Так литра двенадцать рублей, а так сорок; и деньги дома, и папка дома; и никто не знает, что папка пьёт. Оденусь, она меня проводит, дверью хлопнет, как бы я к Насте пошла. Сижу на веранде, Тоня выйдет, "не замёрзла? ну посиди ещё".
Он ждёт, курит. Курил-курил, одеяло зашаяло. Я только выбелила, убралася. Воду шабалой таскает, тушит. Таскал-таскал и упал. Толстовка горит, подушка горит. Шает всё. Антонина Павловна давай все окошки распечатывать. Вся квартира чёрная.
Иван Иваныч утром: "Сегодня на приём не ходи, толстовку починяй".

Один следователь вызывает меня на допрос, чтоб я на Иван Иваныча плела, спрашивает: "Иван Иваныч берёт взятки?"
- Нет, не видела.
Ишь ты какой, думаю!
- А вы берёте взятки при своих подчинённых?
Только дурак при людЯх будет брать взятку.
Замолчал. Подумал-подумал, спрашивает:
- Ты им кто? Одни говорят, что ты родня ему, другие говорят - чужая.
Я говорю: "Вот вы мне родня? Так и оне".
Следователь:
- На каком основании зовёте его папкой?
- На каком? У тебя есть отец и мать?
- Есть.
- Вот, тогда тебе этого не понять. Я уже третьего папкой зову, родной был Кондратий, я Кондратьевна, а второй был Александр, отчим, а третий уже Иван, - все папки. И три фамилии у меня, замуж выйду - четвёртая...
- Всё. Иди.
Иди, а самого на другой день забрали. Иван Иваныч: "С пана хам, цэ ещё ладно... Я же знал, что ты умница."
Нет чтоб предупредить меня, что надо говорить. Им сильно надо было, чтоб я их фамилию взяла.
Потом всё-таки подкопались под него, увезли в Челябинск. Антонина Павловна съездила, попросилась на свиданку, свиданки не дают. Она тем же ходом развернулась, - дома борова заколола, осмолила, ковёр сняла, закрутила в ковёр этого борова, - поехала в гости к Антону, - в детстве семьями дружили, в юности ухаживал за ней, стал большим начальником. Антон выписал что надо, она с этими бумажками в тюрьму. А Иван Иваныч уже худой-прехудой, вынесла его на руках, в сани положила, в тулуп завернула, покатила. Зашла по пути к тем: "Так и не дадите свиданки?" - ещё и посмеялась над ними.
А как умер? Пошли на охоту. Провалился с другом под лёд. Лёд застыл да тоненький, они провалились да вот так, по самое горло. Друг побежал в деревню, а он как же? бросит охоту? Вот там постукают без него...Охота очень хорошая, выжал и всё на себя одел. До свету охотничал и пожалуйста, простыл, воспаление лёгких и дальше... Брат хоронил. Везут гроб, а птицы ходу не дают, летают, кружат, стволынят над гробом, садятся на гроб, на лошадь, Ивана Иваныча выпрашивают. Ох, как они курнявкали! Сестра, красавица, муж в опере пел. Сестра говорит: "Открывай гроб". Открыли, они кружат-кружат, выше-выше и улетели. Дак он же их лупил, такой охотник был, а они вот как провожали.

Умирал, сказал Антонине Павловне: к Лане сходите. Они с дочкой и явились...