Учитель

(История любви. Отрывок из повести)

Что-то меня на воспоминания потянуло…
 Было это, кажется, тридцать четыре  года назад. Но не уверена: считала, считала в уме, но устный счет – не мой конёк.  Да  и с любым другим счётом  у меня как-то не сложилось. По математике, если честно, всегда  было «3».  Но это  почему-то никак не афишировалось в «документах» - наверное, чтобы не портить мне общую картину успеваемости.
Нашла как-то в чулане родительского дома свои школьные  дневники (мама приберегла, видимо, для потомков!), гляжу и глазам своим не верю…
Хотя, не так всё было. Это сын лет в  двенадцать их там нашёл.  Приходит из чулана такой печальный и говорит: «Я думал, ты врала, что хорошо в школе училась, чтобы меня самолюбие заело».  И  подает мне  три дневника Кузнецовой Нади:  с шестого по восьмой  класс. Я  почему-то сына  не правильно поняла - заволновалась слегка,  думаю, сейчас краснеть придется перед ним за свои двойки.  Ведь я на самом деле временами именно с этой целью и привирала про свою отличную учёбу.
 
Начинаю листать и с каждой страницей  моё удивление растёт, как на дрожжах: не то что ни одной двойки, троек-то нет, да и четвёрки редко встречаются – одни пятаки, а некоторые  с плюсами!  К концу первого дневника я даже на обложку снова взглянула, чтобы убедиться, что точно мой дневник. А то ведь у меня еще старшие брат с сестрой есть – те точно хорошо учились. Это я накрепко запомнила, потому что мама  после каждого родительского собрания об этом напоминала, чтобы мне стыдно стало.
Но дневники оказались точно моими! И вот что удивительно: даже по математике  только пара троек  во всех трёх дневниках . Мистика какая-то! Я всю жизнь была уверена, что сплошь на двойки и тройки училась по всем точным наукам.  Во всяком случае,  мне после школы лет двадцать кошмары снились, что я контрольную по математике решаю.

Но  что-то я отвлеклась. Я же совсем о другом рассказать хотела!   
Когда я училась в девятом классе, к нам в деревню сослали  (типа в ссылку за грехи) одного выпускника физмата. Наверное, троечник был: это  их распределяли после окончания педагогических ВУЗов в разные сёла.  Но что это я о святом и всуе... В общем, к нам приехал новый преподаватель, выпускник свердловского  университета, дабы отработать учителем математики три года, положенных  по закону, и... слинять обратно в город.
 
Глава 1

УЧИТЕЛЬ ФИЗИКИ

В то утро я, как всегда, не выспавшаяся, на ходу заплетая  растрёпанную косу,  пришла к самому звонку и, естественно, пропустила всё самое интересное. Оказывается, в школе уже целых полчаса страшный переполох среди всего женского населения: от учительниц, до учениц среднего звена: у нас появился новый учитель - да еще КАКОЙ!
Подружки наперебой пытались мне его описать словами, но языки заплетались от волнения, и хоть все пытались помогать ему руками, ногами и другими частями тела, но всё равно получалось  плохо. И вдруг все замолчали и уставились, открыв рты от восторга, вверх. На верхней площадке парадной лестницы стоял ОН.
 
Да…Таких мужчин я еще никогда не видела «живьём». Только на телеэкране. Нет, у нас красивые парни были, конечно, но он был какой-то особенный. И дело было не в его высоком росте, широких плечах  или красивом лице – что-то особенное было в его осанке…Принц из сказки на белом коне! Он медленно стал спускаться по лестнице…
Тут уместно вспомнить сцену из  кинокомедии «Наваждение». Помните, Шурик после удачной сдачи экзамена, встречает  «впервые» Лиду?  Он замирает «как столб» и видит девушку, которая  словно «плывёт по воздуху».  При знакомстве он так смущён, что забывает своё имя и представляется: «Петя. То есть… Саша».
Вот я тоже стояла… Петя Петей! И, видимо, не я одна. Потому что где-то на середине лестницы «принц» уже с трудом сдерживал улыбку, глядя на нашу, плотно сбившуюся,  стайку. 
-  Слушай, - шепнула мне Светка, - он словно породистый конь на фоне наших деревенских меринов! – и нервно хихикнула. И она была в чем-то права.

А! Я же забыла напомнить, в какие годы происходила вся эта сцена. А то еще представите  современных девятиклассниц. Тридцать четыре года назад  в девятых классах учились уже вполне взрослые девушки – нам было почти семнадцать лет. Возраст Джульетты  давно позади! Одеты мы были в одинаковую коричневую школьную форму и отличались, особенно для нового человека, разве что  ростом и комплекцией.
А комплекция, доложу я вам, у деревенских  семнадцатилетних   прелестниц весьма  соблазнительная! Самый тот возраст: который для любви. А, учитывая тот факт, что по тогдашней моде мы носили юбочки длиной чуть ниже попы, то внимание заезжего принца как-то само собой сосредоточилось на  наших ногах и задержалось на самых  красивых.  Это  сейчас я понимаю, что ему было всего лет двадцать с небольшим – мальчишка! Чего бы ему  не интересоваться девичьими ногами? Но тогда!

Не знаю как остальные, но я этот  его взгляд отметила.  Не могу сказать, что вывело меня из ступора: то ли Светкино точное замечание, то ли этот заинтересованный  взгляд  учителя на её ноги, но мозги заработали лихорадочно,  и то, что они там  мигом насоображали, мне не понравилось.
«Вот нахал! –  мысленно возмутилась я. – А ещё УЧИТЕЛЬ! Вылупился на Светкины ноги как простой  смертный мужик!» Обида  перемешалась с  возмущением  молниеносно  и превратилась в гремучую смесь -  в воздухе запахло войной. И не подумайте, что война объявлялась  соперницам. Враг был выбран  противоположной половой принадлежности.
То, что у Светки самая красивая фигура в школе - никем не оспаривалось. Но лицо! Кто являлся истинным лицом школы?! Я не говорю «честью и совестью» - этим  понятно была Людка  Рябухина.  А  у кого самые длинные кудрявые и  блестящие волосы? А?!
«Эх! Как же меня сегодня угораздило явиться  с  плохо расчёсанной и заплетённой косой! Хотя…Всё равно бы не увидел! И как можно было пройти и даже не посмотреть на нас выше  пояса?!  Где вообще у него глаза?! Поняяяятно, что его интересует…Бабник! А еще ухмылялся – доволен, какой эффект произвел своим появлением. И даже не поздоровался! А мы тоже хороши – пооткрывали рты, как  гусыни».

Вот примерно такие мысли пронеслись в моей  лохматой голове.  План мщения начал стремительно вызревать. Я пока еще не знала как, но «породистый конь» должен быть наказан!
 Тут прозвенел звонок, и мы пошли на урок  литературы,  на котором продолжилось обсуждение новости, но уже в письменном виде – записки летали  по классу со скоростью современной электронной почты. Я участие в этих сочинениях не принимала и в планы свои решила никого не посвящать, даже свою подружку Светку: что знают двое – то знает свинья.
На перемене я на всякий случай  как следует расчесала волосы  и даже  не стала их заплетать. Конечно, мы уже были в курсе, что новый учитель будет учить семиклассниц математике (везёт же малолеткам!), но по школьным коридорам ему ходить все же придется – пересекутся еще наши пути…

Но день шел за днем,  а  привлечь каким-нибудь образом внимание к своей скромной персоне мне не удавалось. Дома я придирчиво рассматривала себя в зеркало в полный рост и тяжко вздыхала: «Эх, мне бы Светкину фигурку!»  Что ни говори, а  порода  у меня  какая-то явно не деревенская. Ну, что за дела: почти семнадцать лет и никаких выдающихся форм! Правда стройная, не лишена изящества, но разве это нужно, чтобы увлечь взрослого мужчину, который заглядывается на  гладкие Светкины коленки…
Впрочем, надо отдать «принцу» должное: он больше вообще никакого внимания  на школьниц не обращал.  Видимо, весь погрузился  в новую работу.  Это немного вернуло  к нему уважения,  и я уже совсем  начала забывать про свой коварный женский план. Но через какое-то время, когда основные страсти уже улеглись, и школьная жизнь текла своим чередом,  неожиданно наступил переломный момент в моих,  никем не замеченных,  маневрах. 
 
В тот день первым уроком была физика, которую у нас преподавал сам директор. Физику я любила за  то, что Михаил Фёдорович  сам её любил, а потому к преподаванию подходил не стандартно. Он частенько  увлекался и  начинал рассказывать что-нибудь не по теме. Так мы узнали  много чего сверх программы. Например, однажды меня очень заинтересовала теория относительности Эйнштейна, о которой он к слову обмолвился, а на перемене  увлеченно  пытался её растолковать заинтересовавшимся  слушателям, которых в классе оказалось двое: я и Светка (за компанию).  Но решала задачки по физике я примерно с такой же охотой, как и по математике,  а потому  знания мои  выше 4-ки никогда не оценивались. 
После звонка все привычно встали для приветствия, так как директор никогда не опаздывал, но вместо него в класс неожиданно вошла завуч  Нина Степановна, а следом  шёл ОН –  молодой учитель! После всплеска  бурных эмоций воцарилась тишина. И завуч объявила, что директору  пришлось  срочно уехать по делам, и на этой неделе физику у нас будет преподавать Евгений Григорьевич.
Нина Степановна что-то еще говорила по поводу того, как мы должны его неукоснительно слушаться, какой он молодой, но талантливый, но никто из девчонок толком не слушал: все и так готовы были его «слушаться» и смотрели только на него.

 А он непринужденно, но  внимательно рассматривал наш дружный класс, и казалось,  совсем не волновался, как это бывало  со всеми  приезжими молодыми учителями, которых наша школа меняла как перчатки.  Наконец, он увидел  меня и немного задержал взгляд.  Я посмотрела в упор, постаравшись  придать лицу выражение,   свойственное особам  императорской крови. Все сели, и Евгений Григорьевич начал урок. Знакомиться с каждым в отдельности он не стал,  зато  сразу  объявил,  что Михаил Фёдорович  просил  повторить прошлую тему и  опросить тех учеников,  возле фамилии  которых  он поставил точку.  Вот тут я заволновалась. Дело в том, что именно меня  должны были спросить на сегодняшнем уроке. Я это знала и  потому подготовилась, но одно дело отвечать Михаилу Фёдоровичу, а другое – ЕМУ.
Минут через пятнадцать  учитель  добрался до моей фамилии:
- Кузнецова, -  произнес он уверенно одну из самых распространенных в России фамилий, и  начал выискивать взглядом, кто откликнется на его зов. Я медленно встала, ноги неожиданно начали подкашиваться.  Ну, разве  так я собиралась  покорять этот Эверест! Эх, почему же он не преподаёт литературу, биологию  или историю, где я могла бы блеснуть знаниями. Я шла к доске, словно на эшафот, и старалась  не думать о том, что будет, если он задаст какой-нибудь дополнительный вопрос, потому что  из головы вылетело даже то, что я вызубрила. Перед глазами всё плыло. Я понимала, что сейчас опозорюсь по полной программе. Вот уж перед кем мне не хотелось выглядеть дурой, так это перед ним. Я стояла и молчала уже целую вечность. Класс примолк.  Никто еще не видел ни разу, чтобы Надька Кузнецова так растерялась.

И тут Евгений Григорьевич  неожиданно начал мне помогать. Он задал какой-то наводящий вопрос и я, наконец-то, подняла на него глаза. О! Он улыбался! Боже, какая у него оказалась улыбка! Я никогда еще не видела таких белоснежных и ровных зубов. Он смотрел на меня почти с нежностью и продолжал улыбаться.
- Да, - кивнула я на вопрос, в котором он умудрился сформулировать правильный ответ, и тоже улыбнулась. Как же я была ему благодарна! Я простила ему  даже «Светкины ноги». Он задавал и задавал мне ОТВЕТЫ, а я только утверждающе  кивала головой и произносила заветное «да». Дополнительный вопрос он задал лишь один: нравится ли мне физика, и я  снова ответила:  «Да».  И  тут меня кто-то словно потянул за язык, и я  добавила: «Особенно, мне интересна теория относительности Эйнштейна!» Прозвучало это  практически так же искренне, как если бы я сказала «Я тебя люблю!»
Евгений Григорьевич удивленно вскинул брови и произнёс: «Вот как?! Мы это еще обсудим! Садитесь Кузнецова, ПЯТЬ!»

Как я шла по классу на своё место – это отдельная песня. Дважды я чуть не упала, споткнувшись о чьи-то портфели. Но это уже было не важно. Триумф был полный! Пять по физике! Впервые в жизни! И за что? За то, что не могла связать двух слов! Это что-то да значило! И потом…Еще никто не обращался ко мне на «Вы».
Сейчас-то  я понимаю, что значило это одно: учитель понял, что со мной творится, и просто  пожалел  девушку и выручил. Но тогда я думала иначе! Что-то мне подсказывало, что  не всякую бы  ученицу на моем месте  он стал так  бережно «вытягивать из болота  за волосы».
А на перемене мы узнали еще  кое-что про нашего нового физика, и  стало понятно, откуда у него такая бесподобная осанка. Евгений Григорьевич  пригласил всех желающих  записаться в его кружок бальных танцев. Оказалось, что он  танцевал в знаменитом в те годы свердловском ансамбле бальных танцев «Чайка». И  не желая  прекращать своего любимого занятия, он решил организовать  ансамбль для нас и собирался превратить его в знаменитость  районного масштаба. Что, надо признать, ему и удалось в последствии.

Из нашего класса записались сначала три  девушки и один юноша. Среди них  - я и Света. А вскоре, думаю из-за кое-каких  своих  интересов, а не из любви к танцу, записался еще и тот парень, который за мной ухаживал в те годы. Что за «любовный треугольник» из этой истории вскоре  вышел, и как я узнала почём фунт  женской силы,  и как ею можно умело пользоваться, это я расскажу чуть позже.  Но физику и математику я стала изучать в девятом классе с большим интересом.

Глава 2

УЧИТЕЛЬ БАЛЬНЫХ ТАНЦЕВ

«Любите ли вы бальные танцы так, как люблю их я...»
Вот примерно так мне хотелось бы начать это романтическое повествование. Но мало ли чего мне хотелось. На самом деле всё было намного прозаичнее. На танцы (слово «дискотека» появилось много позже) я, естественно, ходила и танцевать мне нравилось. Но насколько красиво это получалось - я не задумывалась. Да разве об этом думают в юности во время танцев! Тут думы лишь о том, кто на кого как посмотрел, и кто кого пригласил на медленный танец. Медленный танец – это когда двое, слегка обнявшись, топчутся на месте под музыку. И далеко не всегда эти двое - девочка с мальчиком. Некоторым девушкам приходилось довольствоваться в качестве партнера по танцу подружкой. А кое-кто и просто стенку подпирал. Что поделаешь: парни наши почти все танцевать не умели или стеснялись.

И вот настал решающий момент: я собиралась на первую репетицию нашего новоиспечённого кружка бальных танцев. Почему-то мне и в голову не приходило, что кого-то из претендентов могут не принять в ансамбль. Тем более, меня. Уж кто-кто, а я танцевала получше многих. Я даже вальсировать умела прилично. Это меня старшая сестра научила. Кстати, о сестре. Самым большим вопросом при подготовке к репетиции были вовсе не какие-то там способности, а что надеть.

Если в школе все ходили как инкубаторные, то вне школьных стен я имела некоторое преимущество. Дело в том, что у меня была сестра старше меня на двенадцать лет. Она давно жила в городе, была замужем и являлась не только умницей, красавицей, но еще заботливой дочерью и сестрой. А, кроме того, у нее был потрясающий вкус – она умела не только выбирать вещи для себя, но и нам с мамой покупала самое лучшее.
А потому я сидела среди вороха разных платьев и размышляла, что бы такое на себя нацепить, чтобы сразить наповал своей неземной красотой сами знаете кого. Остановилась я на темно-синем в мелкую белую крапинку приталенном платьице. У него была такая приятная, шелковистая на ощупь, ткань. Я его еще ни разу не надевала, но сегодняшний вечер стоил того, чтобы обкатать обновку. Я долго мудрила с причёской, но, в конце концов, просто завязала высокий «конский хвост», который кудрявился до середины спины. Вместо туфель я решила надеть мягкие чёрные босоножки, так как о том, что придется танцевать заковыристые танцы, я всё же каким-то периферийным умом помнила.
Покрутилась перед зеркалом и решила, что я очень даже очень. Ну, женщины меня поймут: в обновке всегда сама себе нравишься больше.
Тем более, что в этом платье у меня четко прорисовались все имеющиеся в наличии соблазнительные изгибы и выпуклости. Правда в те времена еще не додумались до бюстгальтеров на каркасах с поролоновыми чашечками, и второй номер чудесным образом не превращался в третий, но согласитесь, второй – это не нулевой. Хотя, в этом смысле мне всё равно было далеко до местной «Памелы Андерсон» - Светки. Зато по сравнению с тем, как я обычно смотрелась в мешковатой школьной форме, я выглядела действительно красиво!
Оставалось нанести боевую раскраску, чего нам не позволялось в школе, и образ роковой красотки - готов. Ресницы я не красила, да мне собственно ни к чему: свои длинные и черные, а вот подчеркнуть немного разрез глаз, чуточку помады на губы и - полный нокдаун любому половозрелому мужчине.
Вот в таком виде я и понесла себя на первый кастинг.

Когда я прибежала в Дом культуры (а попросту - клуб), все уже были в сборе и ждали только учителя. Кстати, в клубе нам предоставили в полное распоряжение не только сцену, репетиционный зал, но и гримёрку, потому что директором ДК был отец одной из наших одноклассниц.

Когда Евгений Григорьевич пришел, парни стали снимать пальто и куртки (на дворе - ноябрь), а девочки пошли в отдельное помещение, и тут выяснилось одно малоприятное для меня обстоятельство: девчонки все, как одна, были одеты в спортивную форму!
Снять шубу стало просто невозможно – обхватив себя руками, словно кто-то мог насильно меня раздеть, я стояла, как памятник самой себе, хлопала подведенными ресницами и смотрела, как Светка деловито натягивает на ноги «чешки».

- Ты чего? – удивилась она. – Переодевайся.
Я молча покачала головой и попятилась к выходу. Только я хотела выскользнуть, как в дверь постучали, и Евгений Григорьевич со словами:
- Можно? Девочки, вы готовы? – вошёл и столкнулся со мной. - А ты куда? Он стоял так близко, ослепительно красивый и «свой в доску» в этой тёмной рубашке с короткими рукавами, что я чуть не заревела от обиды, что не смогу остаться.
- Домой, наверное, - промямлила я, - я оделась не правильно.
- Ой! – опомнилась Светка. – Я же забыла ей сказать, что Вы велели в спортивном приходить.
Оказывается, когда договаривались о первой репетиции, Евгений Григорьевич забыл предупредить, что одеваться нужно в удобную спортивную одежду, так как «придется попотеть». И вспомнил об этом, когда я уже ушла. А Светка забыла мне позвонить.

- Ничего страшного: как оделась, так и оделась. Переобувайся скорее, - он улыбнулся и стал расстегивать на мне шубку.
- Я сама, - метнулась я в сторону. Сердце колотилось так, словно уже оттанцевала и самбу, и румбу. Девчонки все побежали в зал, где громко зазвучала музыка, а со мной осталась только верная подружка.
Я быстро скинула верхнюю одежду, и Светка присвистнула:
- Ни фига себе!
- Как думаешь, не переборщила? - волновалась я, застёгивая босоножки.
- Толик сейчас офонареет – факт! – изрекла Светка своё заключение. И я расслабилась: слава богу, она не подумала, что я вырядилась совсем не ради Толи.

С Толиком мы дружили с лета. Вернее, это он за мной ухаживал, а я благосклонно принимала ухаживания.
Конечно, парень он был в глазах девчонок «что надо» и, наверное, мало кто догадывался, что «любовь» наша чисто фиктивная, а я была не из болтливых. Нет, в начале наших отношений я обрадовалась его вниманию, но больше всё же удивилась: никто еще не носил мне тайно ночью букеты цветов, которые я обнаруживала утром под своими окнами. Я бы долго, наверное, не догадалась, от кого они, если бы не просветили более внимательные подруги.
Но почему-то меня совсем не привлекали парни, которых не надо было завоёвывать. Вот хоть он трижды самый замечательный и распрекрасный, а стоило только показать мне свою влюбленность и преданность, как мой интерес сразу шел на убыль. В чём тут был фокус, я тогда не знала. Мне казалось, что просто я еще не встретила того, в кого могу влюбиться по-настоящему.

И пусть сегодня наука малодушно заявляет, что любовь между мужчиной и женщиной – это всего лишь биологическая страсть, химический процесс, который может со временем перерасти в нечто большее: дружбу или искреннюю привязанность, но я до сих пор считаю, что страсть – это страсть, дружба – это дружба, а влюбленность – это никак не любовь. Влюбленность – это как аномальная зона: каждый, кто в не попал, чувствует какие-то изменения, но в какую сторону они будут развиваться – предсказать трудно. А любовь – она всегда делает человека лучше. Когда любишь, хочется сделать что-то хорошее для любимого, а не получить что-то для себя. Но до любви мне еще предстояло истоптать ни одну пару обуви, а влюблённость – она всегда в юности где-то рядом.

Когда мы вышли из гримёрки, я старалась держаться за широкой Светкиной спиной. Все же мне было очень неловко за свой неуместный наряд. Но маскировка не помогла – меня заметили. Раздалось дружное «ОООООО!!!», и я была готова провалиться сквозь землю. Но отступать было некуда: позора на сегодня было достаточно, и я решила прекратить эти вопли. Всем известно, что лучшая защита – нападение. Еще можно прикинуться дурочкой…

- Да ладно вам! – заявила я обиженным тоном, - сами мне не позвонили, что надо как на физкультуру одеваться, откуда мне знать, как надо выглядеть… на этих бальных танцах! Отчасти это было правдой, и обида в голосе звучала неподдельная.
После моего выпада, иронии поубавилось, и остались лишь подобающие моменту завистливые девичьи взгляды и восхищенные улыбки парней. «То-то же!» - подумала я и села, как и все остальные, возле стенки в клубное кресло.

Конечно, больше всего меня интересовала реакция «сами знаете кого», но первой жертвой «моих чар» пал ни в чем неповинный Толик. Вот уж от кого мне не удалось скрыть своих далеко идущих планов. Он сразу скис и смотрел на меня исподлобья из дальнего угла. Взглянув на него, я испытала что-то вроде жалости. Об угрызениях совести речи точно не шло: я ему ничего не обещала, и обязанной хранить верность себя не чувствовала. Но когда я увидела, каким гневным взглядом он одарил «соперника», я разозлилась: «Тоже мне – Пинкертон! Как бы чего не выкинул…»
Выглядел Толя не менее внушительно, чем учитель. Ростом они были одинаковы, а мышцы у деревенского парня были, пожалуй, рельефнее, а кулаки более увесистые.

Но тут началось действо (иначе я и назвать не могу то, что нам показал учитель танцев), и я забыла и о Толе, и обо всех на свете. Я ожидала чего-то вроде вводной лекции и разучивания отдельных па, но всё оказалось совсем не так.
Тогда никто из нас понятия не имел о спортивных бальных танцах, а уж что такое сольный мужской номер - даже не представляли. Евгений Григорьевич включил музыку и…

Ах! Вы не представляете, что я чувствовала, глядя на него! Как он танцевал! Как он двигался! В его танце было всё: грация, пластика, страсть, сила. Казалось, что он весь растворился в музыке. Это было попурри из латиноамериканских танцев, но это мы потом узнали. А тогда в моей голове тут же нарисовался образ такого мачо, о каких мы в те годы и не грезили.
Я и не думала, что движения под музыку могут так преобразить человека!

Когда танец закончился, «зал взорвался аплодисментами». Я сидела потрясенная. На меня почему-то всё это произвело такое неизгладимое впечатление, что в голове шумело, словно я глотнула крепкого вина. Очевидно, это была любовь с первого взгляда. Это я о бальных танцах! Но тогда мне казалось, что дело не в них.
И в этот момент я испугалась: а вдруг у меня не получится? Впервые закралась мысль: а что если меня не возьмут в ансамбль? Ведь Евгений Григорьевич еще тогда, после урока физики предупредил, что ходить в кружок могут все желающее, а он посмотрит, у кого будет лучше всех получаться и отберет несколько человек в ансамбль.
Но сомнениям я решила не поддаваться и тут же дала себе слово, что обязательно научусь, во что бы то ни стало. Тогда я еще не знала, что побеждает не тот, кто сильнее, или более умелый, а тот, кому победа нужнее. Слово «хочу» – не пустой звук. Стоит только чего-то очень сильно захотеть, как жизнь начинает подталкивать в нужном направлении. Но порой мы так глупы, что начинаем сопротивляться этому ходу событий.

- Вот примерно как-то так вы должны научиться двигаться, - помахал в воздухе рукой Евгений Григорьевич. Он даже практически не запыхался и засмеялся, когда со всех сторон посыпались вопросы и сомнения. – Да не сложно это, - тут же начал успокаивать. - Мы разучим только самые популярные танцы: вальс, танго, самбу, румбу, ча-ча-ча. Кто-нибудь умеет танцевать вальс?

Наши все дружно посмотрели на меня, но я молчала как партизан.
- Надя умеет, - заложила Светка. – Ну, чего ты? Ты же умеешь?! – пихала она меня локтем. Я посмотрела на неё многообещающим взглядом, но ответила:
- Я танцевала…дома. Меня сестра учила. Но у нас никто вальс не танцует даже на школьных вечерах. Поэтому я не знаю, умею ли я.

- Давай, попробуем, - учитель протянул мне руку, и я быстренько оказалась на середине зала.
Пока он искал нужную музыку и объяснял Лёшке Батурину как, что и когда включить, я переминалась с ноги на ногу и чувствовала себя коровой на льду. Мне казалось, что сейчас я всё испорчу, и меня никуда не возьмут. И потому одарила Свету таким «благодарным» взглядом, что она выпучила глаза и начала с помощью пантомимы доказывать, что она тут не при чем.
И вот Евгений Григорьевич подошел ко мне и начал всем объяснять, как нужно правильно встать партнерам и в чем заключается основной шаг. Меня трясло такой крупной дрожью, что я с трудом сохраняла имидж «невозмутимой и уверенной».
Золушка так сильно хотела выглядеть принцессой, что тянула разве что на тыкву.

И тут ОН снова пришел мне на выручку. Приобняв, он прошептал на ухо:
- Расслабься. Ты такая красивая…и просто создана для танца. Я всё сделаю сам – у тебя получится. Я ощутила его уверенную руку у себя на спине, а от его разгорячённого тела было так тепло, что я почувствовала себя под защитой, и напряжение спало.

Он махнул Лёшке рукой, и зазвучал вальс. Неожиданно я обнаружила себя уже на другом конце зала. Евгений Григорьевич вёл меня так уверенно, что ноги как-то сами собой несли, чуть ли не по воздуху, и я ни разу не запнулась. Мелькали какие-то пятна вместо лиц, картин на стенах - всё кружилось. Я полностью доверилась ЕМУ, и уже не боялась, что моё тело может подвести. Я запомнила это ощущение доверия партнёру на всю жизнь. И оно мне пригождалось много раз… и не только в танце.

А потом было еще часа три или четыре всяких упражнений, музыки, смеха. У меня получалось хуже всех, во всяком случае, мне так казалось, потому что Евгений Григорьевич то и дело всех останавливал, подходил ко мне и со словами «нет, не так» брал меня в охапку и начинал показывать, как надо. Был лишь один небольшой перерыв, и учитель покорил нас всех еще раз: оказалось, что он прекрасно поёт и играет на гитаре. И тут же обещал научить всех желающих. А потом мы опять танцевали.
К концу вечера ноги меня уже плохо держали. И когда все стали собираться домой, я вполне серьезно ужаснулась, представив, что мне предстоит еще карабкаться в гору на нашу улицу. Кто не знает, что такое Южный Урал, и какая у нас холмистая местность, тому трудно представить, что означает поговорка «укатали Сивку крутые горки».

Домой меня провожал, конечно же, Толик. Всю дорогу он, молча, почти тащил меня на себе, а я, повиснув у него на руке, тараторила без умолку: как мне всё понравилось, как мы классно научимся танцевать, и ни сколько не задумывалась о том, что чувствовал он.

А перед сном у меня перед глазами мелькали разноцветные «слайды»: развевались широкие юбки бальных платьев, которые я мечтала когда-нибудь на себя надеть, а ОН улыбался мне одной. И во сне я, наверное, видела то же самое.

Некоторое время назад нашла в Интернете видео с отрывками из фильма, где в главной роли Антонио Бандерас. Когда я его посмотрела, мне сразу почему-то вспомнился этот мой период с учителем бальных танцев в «главной роли». Было что-то у нас тогда от этих мексиканских страстей. То ли латиноамериканская музыка, такая же страстная и ритмичная, то ли желание любить, то ли страсти-мордасти, которые разгорелись чуть позже в нашем «любовном треугольнике».
И может, со стороны всё выглядело совсем не так, но в моей душе происходили именно вот такие события, как в том видео.