Все на выборы. История одного члена... комиссии

24 сентября, понедельник

Телефонный звонок прервал мой скромный завтрак, состоящий из чашки чая и бутерброда с докторской колбасой. Ел я его правильно, как учил мудрый Матроскин - колбасой на язык. Так, должен вам сказать, действительно намного вкуснее. И вот трель телефона заставила меня оторваться от этого блаженства.
- Але. – Сказал я в трубку.
- Здрасти, это я. – Так обычно представлялась бабулина подруга, Альбина Ермолаевна, которую я терпеть не мог за ее необычайно писклявый голос и невероятные познания во всех сферах жизнедеятельности. – Ну, как у тебя дела?
- Нормально. – Ответил я.
- У тебя всегда нормально. – Почти обиженно ответила старушка. Ну, а чего она хотела? Чтоб я ей со старта начал плакаться в жилетку, как мне плохо без Ани, что на работе меня окружают одни имбецилы, а горячей воды нет уже третий год? Не дождется! – Я тебе вот чего звоню. Скоро выборы, ты же помнишь, да?
О нет! Сейчас начнется! Зная, как трепетно относиться Ермолаевна к Коммунистической партии Украины, я сразу представил весь наш дальнейший разговор.
- Да, помню.
- Вот и хорошо. За кого голосовать будешь?
- Не знаю пока. – Честно ответил я. Я и правда не определился за кого голосовать, да и по большому счету думал отдать свой голос за автомат Калашникова.
- Ну, это ладно. – Прощебетала старушка. – Хочешь заработать на выборах?
Такого поворота событий я не ожидал.
- Можно было бы. – Без особого энтузиазма ответил я.
- Тогда приезжай в штаб Коммунистической партии. Скажешь что от меня.
Старушка озвучила довольно интересную цифру, которую обещали коммунисты за участие во всенародном шоу под названием выборы. Почему бы, собственно говоря, и нет, подумал я, и пообещал подъехать.
Вопреки моим прогнозам, Ермолаевна наседать на мои уши не стала и быстренько попрощалась. Я еще с минуту стоял над телефонным аппаратом, понимая, что сейчас подписался на аферу, которая непременно вылезет боком. Да и хрен по нем! Все же лучше, чем воскресный вечер коротать в одиночестве. Я вернулся на кухню, но есть мне уже не хотелось.

25 сентября, вторник

Штаб коммунистической партии находился в четырехэтажной сталинке, построенной в виде буквы «П», и занимал почти весь первый этаж. Внутри, казалось, со времен развала Советского Союза не поменялось ничего, вплоть до бабушки, которая при моем появлении оторвалась от чтения газеты с названием (ну надо же, какая неожиданность!) «Коммунист».
- Здравствуйте, я от Альбины Ермолаевны. – Сказал я, несмело топчась у двери.
- А! Вы Дима? Проходите, присаживайтесь.
Бабулька оказалась невероятно обходительной, угостила меня чаем, доходчиво объяснила, что мне нужно будет делать, чего не нужно будет, и что я за это получу. Она, в отличие от всех моих знакомых дам преклонного возраста, вызывала исключительно теплые чувства, и даже тот факт, что дав мне подробную инструкцию, она закурила, меня не смутил. Даже напротив – я закурил за компанию.
- Дима, а вы не хотите вступить к нам в партию? Нам нужны молодые энергичные люди.
- Вы знаете… - Я сначала хотел было отказать, но мне очень не хотелось печалить свою собеседницу. – Вы знаете, я подумаю.
- Подумайте-подумайте. Молодым, как говорится, везде у нас дорога.
Минуты три после этого мы разговаривали на абсолютно отстраненные от политики темы, а потом мне дали координаты моего избирательного участка. Он оказался как раз в том районе, который я за семь лет проживания в этом городе посещал всего два раза. Смутно помню первый раз, так как до этого весь вечер мы с братом употребляли спиртное по случаю его дня рождения. В итоге – проснулся я рядом с незнакомой девушкой, непонятно где, а вид из окна мне ровным счетом ничего не говорил. Растолкав спящую подругу, я попытался выяснить, где это я нахожусь.
- В Одессе. – Сказала она, и перевернулась на бок.
Я в тихой панике покинул квартиру незнакомки, решая, как теперь добираться домой. Но, как выяснилось, находился я в двухстах тридцати километрах восточнее Жемчужины у Моря, в своем городе, только в незнакомом районе.
- Участок находиться в школе номер 55. Там глава комиссии Светлана Васильевна, а секретарь Антонина Ивановна. – Напутствовал меня божий одуванчик. -  Я им позвоню и скажу, что вы к ним уже едете.
- Что, прямо сейчас? – По времени у меня никак не получалось – обед заканчивался через двадцать минут, которые уйдут на обратный путь. – Сегодня я могу разве что после пяти.
- А завтра?
- Только в обед.
- Вот и договорились. – Старушка похлопала меня по плечу. Что-то мне это совсем не  понравилось.

26 сентября, среда

Школа спряталась между высотными домами с узкими арками. Вход в нее мне удалось найти только со второго раза – почти квадратное строение имело минимум шесть дверей. Вахтерша подсказала, как мне найти отведенный для избирательного участка кабинет, и я отправился бродить в запутанном лабиринте здания, которое видимо, кроме основной функции обители знаний, развивало у детей еще и ориентирование на местности.
Кабинет находился в противоположном крыле.
- Здравствуйте. – Сказал я даме бальзаковского возраста, гордо восседавшей за учительским столом.
- Здравствуйте. – Ответила она, посмотрев на меня поверх очков. – Вы чьих будете?
- Наблюдатель от коммунистов. – Сказал я и в этот момент покраснел как пресловутое знамя.
- Надо же! Такой молодой, а уже коммунист. – Реплика из аудитории окончательно вогнала меня в краску. Я не то, что бы стеснительный, но так уж сложилось, что «коммунист» нынче звучит не кошерно.
- Как это наблюдатель? У нас уже есть наблюдатель от коммунистов. – Очкастая заглянула в тетрадь. – Вот, Павел Ерофеевич Гнедых, а вы, должно быть член комиссии.
Ну что ж. Член так член, какая теперь уже разница?
- Заполните анкету. – Очкастая (очковая? – хм, пожалуй, так даже лучше!) протянула мне лист бумаги. 
В аудитории кроме вышеупомянутой особы и меня, сидели еще несколько дам совершенно разного возраста и один мужик, явно страдающий похмельем. Дамы подписывали пригласительные на выборы, списывая фамилии и адреса с каких-то невероятно больших талмудов, а мужик постоянно пил воду. Я сел за свободный стол, сразу за рыжеволосой девушкой, и принялся заполнять анкету. В ней, слава богу, просили указать только необходимые данные, без всяких там идиотских вопросов типа: назовите две тысячи четыреста семьдесят семь негативных качеств вашего характера и три с половиной позитивных.
- Первый раз в комиссии? – Повернувшись, спросила меня рыжеволосая девушка.
- Ага, - Кивнул я.
- Весело будет.
Да уж, это точно. Я посмотрел на присутствующих: в комнате сидели в основном люди в возрасте, а вот с ними веселье - самое оно.
Заполнив анкету, я отнес ее очкастой. Она долго на нее смотрела, а потом спросила:
- У вас почерк хороший?
В принципе, кому как, но в пору бурного студенчества я иногда писал так, что сам потом долго морщил лоб, пытаясь понять смысл неожиданно затесавшегося в русский текст китайского иероглифа. К тому же, лежащий перед ней талмуд недвусмысленно намекал на дальнейшее развитие событий.
- Как курица лапой. – Ответил я, стараясь врать убедительней. – К тому же, мне на работу возвращаться нужно.
- Хорошо. – Как-то неожиданно быстро сдалась очковая. Но потом я понял, что к чему, однако, путей отступления уже не было. – Приезжайте завтра, я выдам вам пригласительные.
Тогда я даже не обратил внимания на ее слова, и, попрощавшись, отправился на работу.

27 сентября, четверг

- А куда это ты в обед ездишь? – Спросил меня Олег, когда мы вышли из офиса на перекур.
- А я на выборах членом комиссии буду.
- О, брат. Не повезло тебе.
- Эт еще почему? – Поперхнулся я дымом.
- Это потому, что пока не сдадите последний бюллетень, вас домой не отпустят.
- Как так?
- Регламент такой. Вам на участок выдадут определенное количество бюллетеней, а потом вы за каждый отчитаетесь. Короче, еще тот геморрой. Ты, кстати, от какой партии?
- От коммунистов.
- Круто. – Сказал Олег и зашел в офис, оставив меня в раздумьях.

Очкастая, которую, как оказалось, звали Антонина Ивановна, протянула мне пакет с пригласительными. Их было ровно сто двадцать два, и мне предстояло их разнести. Я совершил роковую ошибку, взяв этот пакет в руки, а теперь вернуть его мне не позволяло собственное чувство ответственности.
- Ильича, 86а. – Назвала адрес Антонина Ивановна, и тут же, переключившись на рыжеволосую девушку, напрочь забыла о моем существовании.
Что ж, теперь придется ехать после работы и стучаться во все закрытые подъезды вверенного мне дома.  Сказать, что перспектива меня не радовала – не сказать ничего. Я вышел из дверей школы и направился на остановку.
- Эй, подожди.
Я обернулся. Меня догоняла рыжеволосая.
- Слушай, у тебя есть сигарета?
Мы постояли, покурили, заодно и познакомились. Ее звали Марина, меня Дима, и еще у нас были соседние дома для доставки пригласительных. Кроме всего прочего, она жила в этом районе и знала его, как свои пять пальцев. Мы договорились встретиться в половину пятого на остановке, а оттуда Марина обещала провести меня, аки Сусанин, к пункту назначения.

Стоило мне только показаться на пороге офиса, как Олег с криком: «Красные в городе!!!» сполз под стол. Это рассмешило всех, включая Нелли Викторовну, нашу обычно стервозную директрису, у которой мне предстоит отпроситься на понедельник. Тот факт, что нас не отпустят с участка, пока не будут сданы все бюллетени, подтвердила Марина, которая на выборах участвовала второй раз. Сейчас, когда начальство находилось в добром расположении духа, сделать это было проще всего, и я пошел выпрашивать выходной.
Нелли Викторовна, которую в коллективе за глаза прозвали Баба-тумба, из-за полного визуального отсутствия талии, была сознательным гражданином, и отпустила меня, по ее словам, к чертям собачим. При этом она улыбалась, что было определенно хорошим знаком. Я вернулся на свое рабочее место и ненадолго забыл о приближающихся выборах.

Дома нам попались аховые! Два абсолютно похожих, бесфундаментных, порожденных чьим-то больным воображением, строения с напрочь закрытыми подъездами. Домофонов, конечно же, не было.
- Подождем. – Сказала Марина, сев на лавку и подкуривая сигарету.
Мы решили  раскидать открытки сначала в моем доме, а потом в ее, поделив подъезды. Через несколько минут из одного вышла старушка, и я с криком «Не закрывайте!» ломанулся, как лань на водопой. Старушка поинтересовалась, к кому я собрался, и, услышав, что  разношу пригласительные, назвала квартиру. По этому адресу талон у меня был один, и я тожественно, правда без фанфар, вручил его бабке. Последняя пожелала мне доброго здравия, и успехов в моем нелегком деле. Начало было положено, и я двинулся дальше, в сумрак подъезда.
В квартире номер сорок восемь никого не оказалось дома, поэтому я запихнул пригласительные в щель между дверями и косяком. В соседней никто, судя по всему, не проживал, а в сорок шестой был пьяный скандал. Этих товарищей я тоже не стал беспокоить, и, проделав нехитрую манипуляцию с всовыванием, пардон, в щель, отправился на второй этаж. Там, в одной из квартир мне открыл дверь парень. Ему я вручил две бумажки, которые он внимательно изучил.
- А мне? Мне недавно исполнилось восемнадцать. – Оповестил он.
- Тогда, скорее всего, вас еще нет в списках. Вам нужно будет подойти в школу номер пятьдесят пять с паспортом, написать заявление с просьбой внести вас в список.  – Дежурно отбарабанил я.
- Я понял. – Задумчиво ответил паренек и закрыл дверь. Вот муфлон! Хоть бы спасибо сказал.
На третьем этаже обошлось без неожиданностей, зато на четвертом, в пятьдесят седьмой женщина, открывшая дверь долго отчитывала меня за то, что никакая Стропольская Н.В. в этой квартире не жила, не живет и жить не будет. Фамилия обитателей была Кравчук, а на них у меня пригласительных не было. Я повторил им дежурную фразу, на что разозленная леди ответила, что шел бы я в (пи)-ду, со своим (пи)-банным, на(пи)-уй, приглашением, и что она в гробу видала все политические партии, во главе с этой (пи)-дой Тимошенко. Несолоно хлебавши, я поднялся выше. Там я справился быстро, и, спустившись вниз, еще и успел покурить. Несмотря на некоторый негатив со стороны жителей, азарт все-таки появился.

В последний подъезд мы вошли уже вдвоем, когда было совсем темно. Раскидав по-быстрому приглашения, на самом последнем на сегодня этаже мы столкнулись с собаками. Позвонив в очередную дверь, мы с Мариной услышали тройной истеричный лай, а чуть позже:
- Кто?
Голос принадлежал мужчине, который либо отсидел лет двадцать, либо перекачанному гиббону, которому стероиды расщепили мозжечок.
- Приглашение на выборы возьмите. – Вяло ответила Марина.
Дверь открылась, и в темноту вырвались твари. Три бультерьера со всей ненавистью к роду человеческому лаяли на нас. Марина запрыгнула на меня, трясясь от страха, да и я собак не очень-то чествовал, а уж тем более представителей бойцовских пород.
- Место. – Скомандовал хозяин. Псы недовольно направились в квартиру. – Давай.
Он протянул лапу в четыре раза больше, чем моя. Трясущимися руками я отдал ему наш последний пригласительный, полный желания забиться под одеяло у себя дома, подальше от всего этого кошмара, от собак и этого невероятно здорового чувака.
- Спасибо. – Сказал хозяин и закрыл дверь. Сразу после этого тройной лай снова огласил подъезд.

28 сентября, пятница

В пятницу, как нельзя кстати, нарисовалась командировка в соседний город, так что о пригласительных, которые снились мне ночью, на сегодня можно было забыть. Однако, очкастая Антонина Ивановна достала меня и в соседнем областном центре. Она позвонила в половину первого, как раз в тот момент, когда я сидел в кресле напротив одного из невероятно солидных клиентов нашей компании. В этот момент мы обсуждали довольно важные вопросы, и тут раздался звонок мобильного  телефона. Клиент уже порядком устал от меня и схватился за звонок, как утопающий за соломинку.
- Я вас оставлю ненадолго. – Сказал он и покинул кабинет.
Я вздохнул, и поднял трубку.
- Дмитрий, вы к нам сегодня приедете? – Спросила очкастая.
- Э… Нет, вы знаете, меня нет в городе.
- А почему вы нас не предупредили? У нас пригласительные разносить некому.
Вот это номер!
- Простите, но мой необычайно злой директор решил, что сегодня я буду полезен в несколько иной роли.
В трубке я услышал непонятный шум: то ли повизгивание, то ли покрякивание. Я представил очкастую, которая, видимо, зеленела от  злости.
- Хорошо. – Наконец произнесла секретарь 85-го избирательного участка территориального округа номер 184. – Завтра вы работаете?
- Нет. – Зачем-то ответил я.
- Тогда ждем вас в девять утра.
Телефон разродился короткими гудками.

29 сентября, суббота

Утром меня угостили еще одной пачкой пригласительных и отправили разносить их в дом, находящийся в непосредственной близости от кофейного автомата. Вот именно к нему я и направился первым делом, как учила меня Баба-тумба:
- Запомни, – сказала она, когда я устроился к ней на работу. – Хорошая работа начинается с чашки кофе. 
Ну, и от себя добавлю, с хорошего перекура.
Надо сказать, что если бы я не остановился возле автомата, то не встретил бы Момента. Момент, по паспорту Юрий Георгиевич Максимов, был панком по жизни, носил гриндера, засаленные рваные джинсы, с которых гирляндами свисали цепи, косуху в разводах непонятного происхождения и бледно-зеленый ирокез на голове. Когда он не был пьян, то обязательно был накурен, а в иных случаях находился под действием вышеупомянутого клея. Он был басистом местной панк-группы с романтическим названием «Охуевающая бабочка», о которой знало всего человек двадцать. Сейчас он был в наилучшей своей ипостаси, то есть пил пиво.
- Здорово! – Обрадовался он, увидев меня. Знакомы мы с ним были еще со времен учебы в институте, который я закончил, а Момента за систематические прогулы отчислили на втором курсе. – Каким хером тебя сюда занесло?
Вкратце обрисовав ситуацию, в которой находился, я спешно допил кофе и решил делать ноги подальше от Момента, однако…
- Круто! А давай я тебе помогу.
- Да не стоит…
- Да ладно тебе! Мне все равно делать нехер.
И тут я подумал, а почему бы, собственно говоря, и нет?
Мы зашли в первый подъезд и позвонили в квартиру номер четыре. Дверь открыли сразу, будто нас там ждали с нетерпением.
- Еб твою мать! – Ужаснулся хозяин квартиры, глядя на Момента.
- Черепановы? Приглашение на выборы возьмите. – Сказал я, понимая, что веселье только начинается. С особым цинизмом я наградил Момента пригласительными в каждую вторую квартиру, исподтишка наблюдая за реакцией жителей.
На втором этаже Момент нажал на кнопу звонка и не отпускал ее до тех пор, пока из квартиры не донеслось старушечье: «Кто?»
- Бабка, пригласительный на выборы возьми. – Заорал Юрка.
Бабка, однако, открывать не спешила.
- В дверь втыкни, сынок. – Наконец послышалось из-за двери.
Момент отошел на два шага назад и уставился на дверь. Я успел разнести пригласительные в остальные три квартиры, а Момент все так же пялился на дверь.
- Ты чего? – Спросил я, поднимаясь по лестнице.
- Ну, бабка сказала в дверь втыкнуть. Я и втыкаю.
- Пригласительный воткни.
- А-а! - Протянул Момент.
Дело двигалось медленно, но весело. Одни жильцы вполне нормально воспринимали моего товарища, другие странно косились, бабульки крестились, а деды возмущались современной молодежью.
- Я в твои годы на фронте родину от фашистов защищал!– Орал агрессивный дедуля на первом этаже третьего подъезда. Момент, привыкший к подобным прокламациям, лишь ответил:
- Слуш, дед, бери пригласительный и захлопни чавкало.
В пятом подъезде случился казус. В семьдесят шестой квартире бабульке стало плохо от вида живого панка. Она открыла дверь, увидела Юрку и, охнув, благополучно сползла на пол.
- Че эт с ней? – Удивился Момент.
- Иди отсюда. – Сказал я. Меня бросило в дрожь – как бы бабка дуба не врезала. Отправив монстра на этаж выше, я зашел в квартиру, набрал на кухне воды в полулитровую банку, коих на подоконнике было превеликое множество, и облил старуху. Представительница расы пенсионеров крякнула и ожила.
- С вами все в порядке? – Спросил я, помогая ей подняться.
- Ой, такое почудилось! Такое! Не приведи Господь!
В шестом подъезде мне крупно повезло. Спустя час Момент уже перестал быть забавным и начал напрягать своей тупостью, нереальным пофигизмом и вселенской пошлостью. Я уже был близок к тому, чтобы послать его в грубой форме, но тут случилось чудо. В восемьдесят пятой квартире дверь мне открыла такая же одиозная личность, что и мой бывший одногруппник, который сходу спросил:
- Курнуть не хочешь?
- Хочу. – Радостно отозвался Юрка и, сунув мне остаток пригласительных, исчез в недрах квартиры. Больше я его не видел ни в тот день, ни по сей час.
В сто седьмой квартире обитало милейшее создание, лет двадцати от роду. При виде такой вот красоты я онемел.
- Приглашение? – Мягко потребовала девушка.
- Да-да. – Спохватился я и прочитал: - Лазовская Н.А., Лазовский В.С. и Лазовская С.В. Правильно?
- Правильно.
Девушка взяла протянутые мной глянцевые бумажки, и, мило улыбнувшись, закрыла дверь. Я немного потоптался у двери, решая, что лучше сделать: позвонить еще раз, дабы еще хоть секунду насладиться красотой, либо же запомнить адрес, и прийти позже. Решил действовать без промедления. Однако на этот раз дверь мне открыло нечто шкафоподобное.
- Ну?
- А… Я… Это… Я девушке пригласительные только что давал. Там нет лишнего?
- Света, тебе сколько пригласительных дали? – Крикнул шкаф куда-то в квартиру.
- Три. – Услышал я.
- Все. Свободен.
Дверь передо мной закрылась. За ней начался скандал. «Кто это был?» - орал шкаф. «Откуда я знаю? Принес пригласительные…». М-да, не получится красавицу на чашечку мартини пригласить. И где ж она нашла себе такое быдло?
В начале первого я вернулся в школу, то есть на избирательный участок. До сих пор задаю себе вопрос: зачем? Но, как бы там ни было, вернулся и попал под раздачу заданий. Теперь мне предстояло обшить деревянную конструкцию желтым атласным полотном, превратив это безобразие в кабинки для голосования. В помощь мне дали пару бабушек и канцелярские кнопки. Сие, по сути, несложное занятие отняло почти полтора часа. Вот тогда-то я и понял весь смысл фразы  «тянуть одеяло на себя». Две карги никак не могли нормально натянуть полотно, ругаясь при этом и вспоминая всех родственников в пятом колене. Через три нервно выкуренные сигареты компромисс был найден, кабинки были готовы, и я решил, что на сегодня я могу быть свободен. Напрасно, как выяснилось. Предстояло еще перетащить столы и лавки из столовой в вестибюль, дождаться, пока привезут бюллетени, пересчитать их, перештамповать печатями нашего избирательного участка, и собрать урны.
В четыре, когда народ уже изрядно устал, к школе подъехал бронированный «Мерседес» и из него вышли четыре вооруженных автоматами охранника. Бюллетени прибыли.

Домой я попал в десятом часу вечера, голодный, злой сам на себя, Альбину Ермолаевну, и на все политические силы страны. Приняв душ и расслабившись бутылочкой «Туборга» я лег спать, поскольку завтра в пять утра за мной заедет машина. Голосование начиналось в семь часов и заканчивалось в десять вечера, мне все это время предстоит провести у урн.

30 сентября, воскресенье

В половину седьмого прибыл наряд милиции, загнав нас, курящих членов комиссии в здание. С этого момента мы уже не могли покинуть стены избирательного участка до десяти часов вечера, а Сашка, член комиссии от «Партии Регионов», обрадовал тем, что дело может затянуться до утра.
Мне попалось удостоверение члена избирательной комиссии под номером «13», что меня порадовало. Кому как, но это число считаю для себя счастливым – я гордо носился в зеленой футболке с этим номером по баскетбольной площадке института, отстаивая честь родного факультета технологии и дизайна. На четвертом курсе наш факультет занял второе место, проиграв только факультету виноделия, но и при этом раскладе товарищи по команде считали, что им помог мой тринадцатый номер.
Прицепив бейдж к свитеру, я сел у урн и раскрыл записную книжку. Без пяти семь все члены комиссии заняли свои места, готовясь встретить первых волеизъявляющихся, которые, кстати, уже толпились у входа. Естественно, это были пенсионеры.
- Ну, ни пуха! – Сказала Светлана Васильевна, наша глава комиссии, и открыла дверь.
Бабушки, опережая друг друга, направились к столам. Опоздавшие выстраивались в очереди, ругаясь и нервничая, опасаясь, видимо, что на нашем участке всего двадцать бюллетеней. Странные существа все-таки эти пенсионеры.
Первая старушка стартанула в кабинку с такой скоростью, словно кто-то вознамерился отобрать у нее печатное изделие, длиной сантиметров пятьдесят. Запутавшись в желтом атласе, она скрылась с глаз на длительное время, решая какой политической партии отдать предпочтение, но так ничего не решив, она вышла и направилась к Сашке.
- Мавадой шелофек, - прошамкала она, обращаясь к нему, стоящему у кабинок. – А ша кохо хавасовать нафо?
Сашка, как и мы все, члены комиссии, не имел права агитировать избирателей. Даже вслух нельзя было произносить название политических партий и фамилий их лидеров.
- А за кого хотите. – Ответил он.
- Ша Януковиша хошу.
- Вот и голосуйте.
- А хде он тут? – Бабка близоруко поднесла бюллетень к лицу, однако, знакомую фамилию ей разыскать не удалось. С горем пополам она поставила галочку в бюллетене, правда, не там где надо было, и направилась в мою зону. В мои задачи входило следить за тем, чтобы избиратель, выйдя из кабинки, дошел до урны, опустил в нее бланк грязно-голубого цвета и отбыл восвояси. Параллельно я должен был вести подсчет количества бюллетеней по урнам. Добравшись до урн, бабка снова стала перед выбором: их было три, а она одна.
- А ф какую бгосать?
- В любую. – Ответил я, отслеживая очередных пенсионеров, вышедших из кабинок.
Бабка определилась с первой, которая на это момент лидировала со счетом три-один-ноль, и уже не так бодро направилась к выходу.
Часа два избиратели прибывали в размеренном темпе. В основном утренняя публика состояла из пенсионеров и, за редким исключением, более молодых людей, в основном женщин, спешащих на работу.
А вот около десяти произошло ЧП локального масштаба.
Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь. Любил он ее до такой степени, что за нее пить начинал с самого утра, а к этому времени был уже изрядно на рогах, что, впрочем, не мешало ему осознавать всю важность сегодняшнего дня в его светлом будущем. Нетвердой походкой он добрался до стола, витиевато объяснился с Мариной, получил бланк и, двигаясь как матрос на палубе во время шторма, проследовал к кабинкам. Вот тут то и возникла проблема. Фамилию лидера партии он знал, но вот как называется партия, подзабыл. Он обратился за помощью к Сашке, но тот ничем не мог помочь. Кто-то из избирателей подсказал, даже назвал номер в списке.
- Третий? – Гражданин галактики уставился в бланк. – А где здесь третий?
Павел Ерофеич Гнедых, наблюдатель от красной партии, долго и безрезультатно пытался объяснить, что и как, но нетрезвый товарищ оказался к тому же и невменяемым. Павел Ерофеич, находясь в стадии глубокого раздражения, выхватил бюллетень, и жирно отметился в пользу «Партии Регионов», сообразно желанию своего подопечного.
На грубое нарушение, как стервятники на падаль, слетелись остальные наблюдатели от разнообразных партий, требуя, чтобы а) бюллетень был признан испорченным, б) Гнедых был удален с участка. Со вторым Светлана Васильевна согласилась, и Павел Ерофеич был выдворен под белы ручки на безопасное расстояние. А вот насчет первого пункта возникли дебаты – может ли считаться бланк испорченным, если волеизъявление гражданина обозначено чужой рукой в его присутствии? Решили спросить у слегка офанаревшего виновника торжества.
- А! – Сказал он, и, махнув рукой, пошел продолжать любить жизнь во всех ее проявлениях.
К обеду прибыло телевиденье. Не просто так, а с целью заснять, как проголосует старейший житель нашего участка. Старейшим жителем оказался сухопарый дед в морском кителе, увешанный орденами похлеще Брежнева, и с такими же густыми бровями. Он проголосовал, показал на камеру, что он, как и шестнадцать лет назад, предан Коммунистической партии, опустил бюллетень в урну и благополучно отбыл вместе с папарацци.
Сашка сменил меня на посту, а я пошел обедать, прикидывая, где бы заодно и покурить. Нас не выпускали даже на крыльцо, а уши тем временем сворачивались в трубочку. Отобедав вареными яйцами и бутербродами - это было все, на что меня хватило вчера, я направился в туалет, вспомнив школьные годы. Таким находчивым оказался не я один – в туалете для мальчиков курили девочки Наталья Георгиевна и Анастасия Викторовна. Первая была маленькая и худая, вторая походила на викинга, даром что без бороды и рогатого шлема. Мы разговорились, и оказалось, что тетки довольно прикольные.
В целом голосование проходило вяло. К четырем часам поступила информация, что в Тернополе явка на участках была тридцать два процента, и если так будет по всей стране, выборы могут оказаться под угрозой срыва. Мы, уставшие от проделанной работы, понимающие, что вся наша работа может оказаться неоплаченной, очень сильно разозлились на жителей Тернопольской области.
Ближе к вечеру нахлынула еще одна волна электората. Это были в основном молодые люди, которые, в отличие от бабушек и дедушек, знали не только, как голосовать, но и за кого они отдают свой голос.
- Все они там сволочи! – Сказала мамаша, поднимая свое чадо, которое просилось бросить бланк в урну. В целом, ее поддержало большинство находившихся в зале, кроме парня в спортивном костюме и сдвинутой на затылок кепке:
- Сышишь, не надо гнать! Витюха свой пацан, нах.
Впрочем, обошлось без конфликтов.
Последний посетитель отметился в двадцать один час пятьдесят шесть минут, когда мы уже малодушно подумывали запереться, и хоть пол часика отдохнуть. Важного вида дядечка получил бланк, прошел в кабину, проголосовал и ушел. Теперь настал наш черед – мы, члены комиссии, еще не голосовали. Я подошел к Марине, которая устало облокотилась на спинку стула.
- Неужели? Неужели это закончилось? – Сказала она, выдавая мне бланк.
- Да где там? Сейчас еще считать будем. – Ответила ей Анастасия Викторовна.
Я вошел в кабинку. Ну вот, передо мной бюллетень, а за кого голосовать я так и не решил. Конечно, на этот случай есть отдельная графа «Не поддерживаю ни одну из вышеперечисленных политических партий», но это не то. Какой смысл идти на выборы, чтобы голосовать против всех?
Перечитав список, я остановился на тринадцатом номере, на Коммунистической Партии Украины и секунду подумав, нарисовал в квадратике смайлик.
- Перерыв до пол одиннадцатого. – Объявила Светлана Васильевна, и по залу пронесся стон облегчения.
Весь вечер я мечтал о чашке крепкого чая и сигарете, Сашка впервые за день добрался до еды, Марина улеглась на парту, остальная публика тоже стремилась принять горизонтальное положение. В зале остались только члены комиссии, наблюдатели, коих была едва ли не в два раза больше, после десяти рассосались по домам, оставив нам всю важную, точную и кропотливую работу.
Перерыв как-то уж чересчур быстро закончился, и теперь предстояло сдвинуть столы и вскрыть урны, высыпать их содержимое и начать подсчет голосов. По самым скромным подсчетам на нашем участке проголосовало почти три тысячи человек, и, увидев всю эту гору бланков, я почувствовал растущую панику.
- Один голос за «БЮТ». – Огласила Светлана Васильевна, демонстрируя всем бюллетень. Далее он отправлялся к Зинаиде Павловне, старушке, которая положила его перед собой.
- Один голос за «Партию Зеленых».
Во, это мой бланк.
- Один голос за «Социалистическую партию». Один голос за «Партию Регионов». Один голос… - Светлана Васильевна посмотрела на окружающих. Оценив степень усталости, заговорщицким шепотом сказала: «Да ну их нахрен, с этой процедурой!»
Далее уже бланки обзывались исключительно по партиям, дело пошло гораздо быстрее, и справились мы к полуночи. Теперь предстояло их пересчитать. Особую панику вызывала стопка «Партии Регионов», которая своими объемами превосходила своего прямого конкурента «БЮТ» почти в два раза. Сделав перерыв на кофе, народ начал считать, а мы с Мариной забрались на второй этаж школы. Там было темно и жутко – впереди простилался длинный мрачный коридор, уходящий направо. Открытые двери кабинетов создавали почти заброшенный вид, но по большей части пугало не это. Пугала неизвестность впереди.

1 октября, понедельник

Я почти заснул, разлегшись на длинном низком подоконнике. Было уже два часа, а может немногим больше, когда Сашка растолкал меня.
- Поехали бюллетени отвозить.
Мы погрузили несколько запечатанных мешков в его машину и, дождавшись Светлану Васильевну и Антонину Ивановну, двинулись в Центральный избирательный комитет, находящийся в центре города. В мои планы входило сейчас по-быстрому сдаться и попасть домой. Но…
В Центризбиркоме творился беспредел. В холле была невероятная толкотня, большинство избирательных участков с трех округов были уже здесь, а прием бланков происходил катастрофически медленно. В очереди мы оказались пятьдесят шестыми, что намекало на то, что выберемся мы отсюда хорошо, если с рассветом. Зато в холле был кофейный автомат, к которому я направился, оставив мешки под ответственность Антонины Ивановны. Выпросив у кофейного бога стаканчик американо, выбрался на улицу. За полчаса народ прибыл, и теперь те, кто не вмещался внутри здания, тусовались снаружи, проклиная, по большей части, все эти выборы, которые, по мнению некоторых, ничего не решали. На улице было довольно таки холодно, поднялся ветер, а вместе с ним и возмущение. Милиционеры, оцепившие здание перекрикивались по рации, боясь народных волнений.
Из здания вышла кучка людей.
- Ну что, сдались? – Спросил кто-то из толпы.
- Да где там. – Печально ответил седой мужчина. – Отправили пересчитывать.
Народ запаниковал. Я на секунду представил, что будет, если нас отправят назад, но картинка казалась настолько отвратительной, что не хотелось даже думать об этом. Допив кофе, я вернулся в холл. Там остался только Сашка, отправивший женщин в машину перекимарить пару часиков.
- Ну что? – Спросил я в надежде, что очередь все-таки сдвинулась.
- А что? – Пожал плечами парень. -  Девятнадцатые зашли, а шестых на пересчет отправили.
К четырем я засыпал уже стоя в шумном, душном холле. За почти два часа очередь сдвинулась, и наш выход должен был состояться совсем скоро. Если еще всего пару часов назад  я волновался о том, что данные у нас могут не совпасть, то сейчас мне было абсолютно пофиг, главное, добраться бы до подушки.
Светлана Васильевна появилась за двадцать минут до того момента, как наш участок должен был сдаваться. Она, с уже заполненными документами отправляла нас в машину, но пока мы спорили, назвали наш номер и мы вошли.

- Слушай, а это действительно было весело. – Сказал я. Мы с Мариной сидели в тихом баре неподалеку от школы, в которой провели последние сутки, пили пиво, болтали о всяческих разностях.
- А веселее всего было тогда, когда вас принимали. Когда Антонина позвонила и сказала, что у нас не сходится, мы плакали, веришь.
Я верил. Председателем Центризбиркома была некто Баранова, дама, которой ее фамилия подходила идеально. Эта короста, сложив все цифры, выдала:
- Не сходится. Пересчитывайте.
У меня подкосились ноги, Сашку бросило в пот, а Антонина Ивановна в панике покинула кабинет.
- А ну-ка? – Светлана Васильевна, образец хладнокровия, взглянула на цифры, вырвала калькулятор из рук Барановой и пересчитала. – А у меня все сошлось.
То ли от такой наглости, то ли от усталости, которая читалась на лице, мадам Баранова, махнув рукой, ответила:
- Давайте следующего.
Я допил пиво и поставил пустой бокал на грязную столешницу и закурил. Вот, пожалуй, и все. Наша часть народного шоу «Выборы-2007» закончилась, все обрадованные хеппи-эндом отправились по домам, обменявшись номерами телефонов, а мы с Мариной сидим и пьем уже по третьему бокалу, обмениваясь веселыми воспоминаниями, составляющими нашу жизнь. Мы уже порядком окосели, нам хорошо вдвоем, здесь, на прокуренном диване дешевой забегаловки.
- Веселее не придумаешь. – Сказал я и обнял девушку.
Домой уже не хотелось.
Как, собственно, и спать.