Зачем ты пишешь, Хасан?

– Зачэм ты пишиш, Хасан? – спросиль меня Гоги, разливая чача по стаканам.
Я не донёс граняш до рта – вопрос был хоть и, на первый взгляд, праздный, но скорого и точного ответа не предполагал.
– Вэчна ты настроений испортиш свой глюпий вопрос! – я поставил стакан на стол.
– Ну, иесли ты такой умный, скажы? – не унимался мой друг. – Дэнги хочиш, слава или тибэ в самом деле есть чито сказать миру? Пачиму ты нэ жывёш как всэ нармальный мужчин: жэнщины-чача-футбол-друзья-жэнщины? – уставился на меня Гоги.
– Пачиму нэ жыву? Жыву, – немножко обиделся я. – У Софико спраси…
– Софико нэ считаится, – махнул рукой оппонент.
Не успел я спросить, почему Софико не считается, как Гоги продолжил:
– Я канэшна панимаю: ты, Хасан, прашол балшой творческий путь от спэрматозоид до член Союз писатл, –  мой друг снова наполнил стаканы, – но что ты написаль? «Вайна и мир»? «Мертвый душ»? «Лалита»? «Я помню адын чудный мгнавэний»?  – собутыльник саркастично блистал литературной эрудицией.
– А можыт, я для сибэ в стол пишу, – начал оправдываться я.
– Так и пишы в стол, – парировал Гоги. – Зачэм пять книшка издаваль?
– Какой твой сабачий дело? – вскричаль я. – Каждый занимаицца тем, чито умеит дэлать! Я ж тибэ нэ упрекаю, зачэм ты колхозный сад каждый ноч мандарины вороваль, а утром их у бабушка Манана на чача миняль?
Мой друг молчал. Видимо, я сказал истину.
– Понимаиш, Гоги, – я примирительно разлил чачу по стаканам, – кагда больши ничиго нэ умеиш дэлать, приходицца писать романы.