Баллада

Баллада

В холодных северных краях далёких,
Почти девятьсот лет тому назад,
Жил музыкант бродячий одинокий –
Бурлила его жизнь, как водопад.

Он бедным был, но гордым и свободным,
И песней власть имущих обличал,
А потому для них был неугодным,
Ходил всегда по лезвию меча.

Для бедняков он был певцом свободы,
Считала церковь, что язычник он,
А если кто дворянского был рода –
Считал его нахальным бунтарём.

Раз в один замок всех певцов созвали
На праздник потягаться в мастерстве:
Не мог он не прийти на состязанье,
Хоть это угрожало голове.

И впрямь – в ловушку чуть он не попался –
Что делать и куда бежать теперь?!
По тёмным коридорам он метался –
И вдруг увидел маленькую дверь.

Едва он за собой засов задвинул,
Как лёгкий вскрик услышал за спиной –
Он резко обернулся -  и увидел
Девицу молодую пред собой.

Она с испугом на него смотрела,
Но он шепнул: «Не трону я тебя!
Мне до тебя нет никакого дела,
Ты только спрячь куда-нибудь меня!»

Девица пожалела незнакомца
И быстро спрятала его в тайник;
За дверью гул шагов уж раздаётся,
И слышатся ругательства и крик.

И вот, они уже колотят в двери,
И их главарь вопит: «Открой же нам!
Мы только лишь зайдём, чтобы проверить:
Не спрятался ли кто у тебя там?!»

Она открыла им, они ворвались,
Но не сумели беглеца найти.
И слуги удалились, чертыхаясь…
А вот хозяин не спешил уйти…


Он снова запер на засовы двери
И покусился на девичью честь…
И кто бы смог помочь несчастной деве,
Когда б певец не оказался здесь?!

Он сзади подлеца схватил за шею –
И тот через мгновенье пал на пол;
А ей певец шепнул: «Бежим скорее,
Пока твой деспот в чувства не пришёл»

Коль хочешь, то с собой тебя возьму я,
Тебя теперь нельзя здесь оставлять».
Могла ль она избрать стезю иную,
Как только в пять минут с ним убежать?

…Сквозь тайный ход прошли по подземелью,
И оказались где-то среди скал…
«Куда ж теперь…» - « Что сникла? Веселее!
Я это место, кажется, узнал».

« Они за нами не пошлют погоню?» -
Встревожено промолвила она.
Её немного спутник успокоил:
« Есть среди скал секретная тропа».

А по пути они вели беседу,
И удивился он её словам:
Как и ему, уж было тридцать лет ей,
Но только мало кто об этом знал.

На вид она казалася подростком,
Но были выразительны глаза.
Жилось ей в окружении непросто:
Для всех она уродиной была.

Её отец и мать были в ударе,
Что родилась у них тщедушной дочь.
И что уж предпринять, они не знали:
Ни лекарь, ни колдун не мог помочь.

Болела девочка довольно часто,
И думали все, что она умрёт…
Но, чудом, этого всё не случалось –
И так вот проходил за годом год.

Родители в отчаянье, тоскуют:
Уж скоро дочке замуж выходить!
Но кто захочет в жёны взять такую?
И сможет ли она ещё родить?



Но, чтоб освободиться от позора,
Родители её пустили слух,
 Который разлетелся очень скоро:
Что их дочурка испустила дух.

На самом деле в отдалённой башне
Её решили тайно содержать,
И все их слуги под угрозой страшной
Об этом обязалися молчать.

Она читала, пела, вышивала,
И только из окна видела свет,
А из людей – домашних только знала,
И так она жила пятнадцать лет.

Всё было б так и дальше, но невзгоды
Сменили неожиданно покой:
Родители уже как больше года
Отправилися оба в мир иной.

О! Как их дочь об этом убивалась!
Она одна осталася совсем.
Наследников иных не оказалось,
И замком завладел её кузен.

Недавно из крестового похода
С добычей гордо возвратился он.
Он хоть и не был здесь довольно долго,
Но с тайною кузины был знаком.

А если так, то девушка считала,
Что причинить он ей не может зла…
Ну а теперь она уж и не знала,
Какая бы судьба её ждала.

Но крестоносцев наш поэт не славил
И звал их сворой кровожадных псов.
Кузена девы это оскорбляло,
И рыцарь был певца убить готов.

Последнего о том оповестили
На рынке вездесущие друзья.
Противники хоть не знакомы были,
Но только слухом полнится земля.

«Так это твой кузен?! Вот уж не знал я,
Что рок с его роднёй меня сведёт!»
…Так несколько часов они шагали,
И добрели до городских ворот.



С испугом, с любопытством, с изумленьем
Смотрела девушка по сторонам;
Здесь для неё всё было в удивленье:
Ведь города не видела она!

Он бросил: « Не ходи без капюшона,
И уличных бродяг зря не тревожь;
Им наплевать, что с виду ты – ребёнок,
Для них ты за красавицу сойдёшь».

Парням каким-то он махнул рукою
И крикнул им « Друзья мои, я жив!» -
И тут же слился с шумной их толпою,
При этом кружку пива осушив.

Друзья спросили: «Кто это с тобою?
Девица эта не знакома нам». –
«А это та, благодаря которой
Я в лапы не попал к своим врагам!»

А дева сроду столько не ходила,
И от усталости валилась с ног,
Но только это вслух не говорила:
Не то попутчик рассердиться мог.

И она тоже выпила немного,
Ей ещё больше захотелось спать…
И сквозь дремоту услыхала только:
«О-о-о! Больше девушке не наливать!»

Передохнув, пустились вновь в дорогу,
И целый день прошёл так на ногах…
Казался деве путь уж очень долгим,
Но вот – дошли до хижины в горах.

«Добро пожаловать в моё жилище!
Располагайся, надо отдохнуть.
У меня в сумке кой-какая пища,
Вот перекусим, можно и заснуть.

Тебе бы разместиться где-то надо,
Но у меня только одна кровать.
Да что уж там, ложись со мною рядом,
Не пойся, я не буду приставать».



А утром просыпаться было тяжко,
Вся девушка разбитая была…
Смеялся он: «Умаялась, бедняжка!
Да ладно уж, вставать давно пора!»

Они позавтракали вместе скудно,
И, собираясь в путь, ей молвил он:
«Пойду нам что-нибудь поесть добуду,
А ты бы прибрала пока что дом».

И снова впала девушка в кручину:
«Чем быть могу  тебе  полезна я?
Меня делам домашним не учили…» -
«Ну, ничего! Я научу тебя!»

Учитель очень строгим оказался,
Не раз он доводил до слёз её,
Не раз он с криком на неё срывался,
Но дева с кротостью терпела всё.

Потом он каялся: «Не обижайся,
Такой уж у меня суровый нрав».
Она вздыхала: «Что мне пререкаться?
Я не в обиде…Ты, наверно, прав…

Но кто меня где ждёт? А ты мне дорог…
Да… что хотела я тебе сказать:
Ты можешь брать меня с собою в город,
Ведь я умею петь и танцевать;

Ещё я вышивать могу полотна,
И мы бы их на рынок отнесли,
И так могли бы больше заработать…» -
«А что же, это – дело! Ну, пошли!»

И с той поры вдвоём они бродили,
Она стала соратницей его,
Нужду и радость поровну делили,
Но друг всё ж иногда щадил её.

Она всему уж выучилась скоро,
И он её хвалил: «Ну, молодец!»
Хоть иногда и возникали ссоры –
Соратники  мирились под конец.

Они гуляли вместе на природе,
Где ветер пел в хрустальных небесах,
Сияли горы и шумели воды,
И на лугах искрилася роса.



Ей новая жизнь голову вскружила,
Она была впервые влюблена…
Но по округе дева раз бродила
И на такую сцену набрела:

С девицей из рыбацкого посёлка
Заигрывал он у ручья в горах –
И сердце будто ранило осколком,
И выступили слёзы на глазах.

Она стремглав куда-то побежала,
Потом присела, плача, у реки…
«Уродливое»  тело презирала,
Душа же разрывалась от тоски.

На отражение в воде смотрела,
И слёзы продолжали градом лить:
«Уродина! Чего же я хотела?!
Да разве может он меня любить?!

Ведь он – высокий, стройный и красивый,
И волосы струятся на ветру…
А я? И где найдёшь такое «диво»!
Не от болезни – от тоски умру!»

А солнце уж за горы закатилось,
И в бликах розовых была река…
Вдруг рядом раздалося: «Что случилось?
Тебя давно я, вроде, не ругал…»

- «Да ничего…» - «Я ж вижу: ты – печальна,
Но не могу узреть вину свою…»
И вырвалось у девы вдруг нечаянно:
«В том нет вины, что я тебя люблю!»

И слов своих сама же испугалась,
Смутившись, чуть не убежала прочь…
Но друг её схватил: «Куда сорвалась?
Где мне тебя искать? Уж скоро ночь!»

- «Забудь о моей этой глупой речи…
Не знаю я, что на меня нашло…»
Смеяся, он обнял её за плечи:
«Пошли уже домой, пока светло!»

…Луна в оконце хижины светила,
Горело тихо пламя в очаге;
Он размышлял о том, что нынче было,
Лёжа головою на руке…



Его подруга рядом прикорнула,
Так было уже очень много дней… -
С немым вопросом на него взглянула,
Когда он наклонился вдруг над ней:

«Ты говорила, что меня ты любишь?
Ты говорила?» - «Да, но только я…
Я думала, об этом ты забудешь,
Ведь ты не можешь полюбить меня…»

- «И почему ты это так считаешь?» -
Спросил он, глядя в синие глаза. –
«Ну я же ведь уродина, ты знаешь…»
- «Да брось ты, кто тебе это сказал?»

- «Все с детства говорили…» - «Ну, и что же?» -
«Ты видишь сам…» - «Оставь ты этот сказ!
Крепиться мне уж больше невозможно:
Под боком дева, что не знала ласк!»

Он замолчал и крепко сжал ей губы,
И жарко в очаге огонь горел…
Быть может, это было чуть-чуть грубо –
Он по-другому просто не умел…

…Вверх устремив глаза, они лежали…
И что теперь уж было говорить?
Но вдруг она чуть слышно прошептала:
«Я не смогу детей тебе родить…»

Он отвечал: «А этого не жду я,
Зачем ещё одну мне ставить сеть?
При жизни той, которую веду я,
Детей мне не желательно иметь».

Луна тем временем за тучей скрылась,
Огонь тускнел, стучал по крыше дождь…
К певцу подруга робко прислонилась:
«Наверное, я не усну…» - «Уснёшь…»

А утро заиграло новым светом,
Когда шепнул он: «Я тебя люблю!»
Да разве она думала об этом,
Живя в бездушном каменном раю?

Она ведь и мечтать тогда не смела,
Что кто-то её может полюбить!
И ничего уж больше не хотела,
Ведь счастье – для кого-то нужной быть!



…Кузен узнал, что вместе они были,
Гонялся за кузиной и певцом,
И слуги все усилья приложили,
Чтоб изловить проклятых наглецов.

Певца с подругой в городе поймали,
И к вечеру их в замок привезли;
Они перед хозяином предстали –
Лицо поэта было всё в крови…

«Тебе конец, языческая сволочь!
Довольно уж тебе народ мутить!
И мне ты оскорбления наносишь –
За это я намерен отомстить!

Ты свой язык поганый потеряешь,
Когда тебя предам я палачу!
Но если в песне ты меня восславишь –
Тебе с подружкой волей отплачу.»

Тот не поверил: «Ты же нас обманешь!
Пусть даже песню я тебе спою –
Ты всё равно на муки нас отправишь!» -
«Ну что ты, слово рыцаря даю!»

Певцу противна эта песня будет,
Ему она коробить будет слух…
Но он подругу и себя погубит –
Не стоит эта гордость адских мук!

И молвил он в ответ: «Что ж, я согласен,
Тебе сложу я песню до зари –
И будет гимн красив и громогласен,
Ты только инструмент мне мой верни!»

Хозяин приказал: «Что ж, развяжите
И отведите в камеру его,
И инструмент его ему верните;
Но у меня к подружке разговор.

Не бойся, ничего с ней не случится,
Я только кое-что хочу узнать».
С кузиною он в замок удалился,
И начал у ней гневно вопрошать:

«С тобой часть денег в тайнике исчезла,
Ты правда их стащила?! Говори!»
 - «Я денег не брала…» - «Не ври мне, если
Дожить ты хочешь целой до зари!»



 - «Клянусь, я не брала! Я не успела!
Я в чём стояла, в этом и ушла!»
Она пред ним упала на колени:
«Поверь мне, я тебе не соврала!

А если б и взяла, то я б вернула,
Зачем за это в муках умирать?!» -
«Да что с тебя возьмёшь…Ведь ты же дура…
А управляющий о тайнике мог знать?»

Кузина только повела плечами:
 «Ты сам сказал, что я не при делах;
Быть может, его в это посвящали,
Но только я откуда знать могла?»

Солдаты пленницу отправили в темницу,
И управляющего вызвал господин;
Тот, уличённый в воровстве, взмолился,
Чтобы его хозяин пощадил.

Он в гневе пнул слугу: «Ах ты, собака!
Но убивать тебя какой резон?
Сначала ты вернёшь мне, что нахапал,
А после – вылетишь отсюда вон!»

А утром рыцарь песнь пришёл послушать,
И ею он доволен очень был,
И, рыцарского слова не нарушив,
Он пленников на волю отпустил.

Они ушли, в тумане растворяясь,
В те дали, где рождается заря…
Во времени следы их затерялись,
И память о них горы лишь хранят…