То, что останется после тебя. глава 3

3


   Игорь хотел продолжить, но не знал, что говорить. Слова не шли ему в голову. Одновременно что-то словно сдавило его горло. Он посмотрел на мать, ожидая от нее разъяснения, но та тоже молчала.
   - Мы ведь с ней даже и не ссорились. Я имею в виду, по-настоящему. Так, бывали иногда разногласия, но это же… С тех пор, как меня посадили, я только и думал о ней. Она была единственным светлым пятном, которое поддерживало во мне силы. И она словно становилась все холоднее и холоднее с каждым свиданием. Ума не приложу.
   Он опять замолчал.
   - И в один прекрасный день она заявила, что не может так больше жить, не может больше ждать меня. Сказала, что устала оттого, что над ней насмехаются, тычут в нее пальцем. Просто поставила меня перед фактом, что разводится со мной.
   Игорь проглотил комок, который упорно подступал к его горлу.
   - Она развелась со мной без моего согласия. Даже не потребовалось моего присутствия. Все было сделано без моего участия, односторонне. Безумие ка-кое-то! Как такое возможно?
   - А сейчас так, - сказала Валентина Ивановна. – Такие законы. Если один из супругов захочет развода, то он может развестись, даже не ставя в из-вестность свою вторую половину.
   - Да это же бред какой-то! – в сердцах воскликнул Игорь.
   Мать подошла к сыну, и обняла его сзади.
   - Бедный мой мальчик, - проговорила она. – Какой же это удар для тебя. Нет, она вообще соображала, что делает! Ты сидишь в тюрьме, а она за-являет, что уходит от тебя. Она думала, что творит? Она же могла убить тебя этим! Это же кем надо быть, чтобы так поступить-то!
   - Да, жизнь преподносит тяжелые уроки, - отсутствующе сказал Игорь, глядя на стену. – Когда наступают черные дни, все предают тебя, особенно самые близкие.
   У матери снова полились из глаз слезы.
   - Ничего, ничего, все образумится. Все наладится, вот увидишь. Встретишь еще кого-нибудь. Ведь у вас с Любкой детей не было, ничто вас не связывало. Встретишь еще женщину.
   - Да поздно уже кого-то встречать, - сказал Лебедев, отстраняя руки матери. – Да и не к чему это. Я прожил с нею двадцать лет, неужели же ты думаешь, что я так легко вычеркну ее из своей жизни. Да и вообще.
   Игорь в сердцах махнул рукой.
   - А между вами, пока меня не было, ничего не происходило? – немного подумав, спросил он. – Может быть, между вами возник серьезный конфликт.
   Мать покачала головой.
   - Да нет, мы не ссорились.
   - Может быть, она кого-нибудь встретила?
   Валентина Ивановна помялась.
   - Не знаю. Она ничего не говорила, и я не знаю. Но, ты знаешь, я подо-зреваю, что у нее кто-то был. Что-то в ее поведении говорило об этом. Что-то было в лице, в глазах. Я не могу передать.
   Мать снова занялась приготовлением обеда. Игорь сидел, задумавшись, положив руки на колени.
   - А что она говорила? Куда ушла?
   - Сказала, что на квартиру к матери. Но мне, почему-то, не верится. Я пыталась с ней переговорить, но у меня ничего не получилось. Она стояла на своем.
   - Да ты все равно ничего бы не смогла сделать.
   - А как с деньгами? – спросила Валентина Ивановна. – Она деньги тебе оставила?
   Игорь покачал головой.
   - Нет, она забрала все.
   Мать в ужасе ахнула.
   - Вот дрянь-то! Да как она могла! Ведь это же твои деньги, ты их зара-батывал. Она не имела права их трогать.
   Ответом ей был жест сожаления.
   - Да как же так! Как она посмела? Сама-то простым продавцом работает в супермаркете. Много она там заработала! Ну, не ожидала я этого от нее. Не ожидала! Это уже ни в какие ворота не лезет. А ты от нее заначек не делал?
   - Я ей доверял.
   - Ох, негодница, - продолжала возмущаться мать. – Словно бы ждала этого момента, чтобы избавиться от тебя. Да, избаловал ты ее. Подумать только, все для нее делал. Все ее капризы удовлетворял.
   - Да у нее и не было капризов, - сказал Игорь. – Просто все хотят красиво одеваться и вкусно питаться.
   - Ты ей был нужен только до тех пор, пока приносил в дом деньги. Сам ты ей не был нужен.
   - Раньше она такой не была.
   - Ладно, не была, - махнула рукой Валентина Ивановна. – Значит, в глубине души, всегда такой была. Просто ждала случая. И теперь вот показала себя.
   - Она ведь мою работу терпеть не могла.
   - Зато деньги любила, которые ты ей приносил. Скажи, она хоть раз пы-талась тебя остановить? Пыталась отговорить от такой работы? Знала ведь, что ты рискуешь.
   - В нашей стране вообще жить – значит рисковать, - спокойно возразил Игорь. – У нас за все посадить могут. Ты же получше меня знаешь, что творилось во времена твоей молодости. Человека могли ни за что посадить, даже не предъявляя ему обвинения. Так что, о чем и говорить.
   - Это ничего не меняет. Она даже не захотела тебя ждать. Решила, что с тобой покончено, что ты уже не сможешь удовлетворять ее запросы, вот и все. Теперь наверняка нашла себе кого-нибудь на стороне. Целый год была одна, и время у нее было для этого.
   - Но ты же сама признаешь, что не знаешь этого наверняка, - сказал Игорь. – Ты только предполагаешь это.
   - Предполагаю, - нехотя согласилась Валентина Ивановна.
   - Ну, вот видишь.
   - А то, что она твои деньги себе присвоила, это тоже мое предположение?
   Он не ответил.
   - Ладно, - миролюбиво сказала Валентина Ивановна. – Обед уже почти готов.
   - А что на обед? Пахнет вкусно?
   - Борщ и пельмени домашнего изготовления.
   - Правда? – Лебедев удивленно приподнял брови. – Ты будешь удивлена, но когда я шел к тебе, то встретил соседа снизу, и он приглашал меня к себе на обед. Представляешь, у него тоже были борщ и пельмени.
   - Надо же, как совпало, - улыбнулась мать. Она поставила перед Игорем тарелку с горячим борщом. Тот жадно втянул носом запах. На его лице появилось выражение блаженства. Взяв в руку ложку, он медленно, словно смакуя, попробовал борщ.
   - Ну как? – спросила Валентина Ивановна.
   - Замечательно! Ничего лучше в жизни не ел.
   Игорь принялся уписывать борщ. После тюремной баланды тот казался пищей богов. Управившись с первым, он придвинул к себе тарелку с пельменями. Мать участливо подставила ему горчицу. Она знала, что ее сын обожал есть пельмени с горчицей.
   Лебедев принялся наворачивать пельмени, отправляя их в свой истос-ковавшийся по нормальной пище желудок. Покончив с едой, он выпрямился, и в полном блаженстве закрыл глаза.
   Мать с умилением смотрела на него. 
   - Как хорошо, - произнес Игорь. – Ты не представляешь, какой это ад – тюрьма. И какое это непередаваемое чувство вновь оказаться дома.
   - Век бы этого не знать, - понимающе отозвалась Валентина Ивановна.
   – И какой это рай – вновь очутиться на свободе. Только сейчас я ощутил и понял всю прелесть свободы, и то, что я совершенно не ценил ее раньше.
   - Что ты теперь собираешься делать? – спросила мать.
   - Что-нибудь придумаю. Выжил в тюрьме, значит, тем более, выживу на свободе. Здесь все равно это сделать проще.
   - Чаю хочешь?
   - Не откажусь, - признался Игорь.
   Мать принялась наливать ароматный чай.
   - Ты с Любкой-то не будешь пытаться переговорить?
   Лебедев пожал плечами, глядя на то, как в бокале вращаются частички за-варки.
   - А смысл-то? Если она все уже решила, то дальнейшие разговоры бес-смысленны. Ничего уже не изменить.
   Мать тяжело вздохнула. Игорь придвинул к себе бокал, и отхлебнул чая. После жирных мясных пельменей хотелось пить.
   - Ну, а тебе-то самой помочь чем надо? – спросил он.
   - Ну, уж, ты скажешь. Не обо мне речь. Я-то уж старая, какие у меня за-просы. Тебе теперь жить надо начинать сначала.
   - Ну, почему же сначала? – возразил Игорь. – Не сначала, а продолжать буду.
   - А как продолжать-то? – спросила мать. – Опять к ним вернешься или как?
   Лебедев надолго задумался.
   - Понимаешь, - наконец медленно произнес он. – В тюрьме у меня было много времени, чтобы подумать, чтобы прокрутить всю мою жизнь от начала и до конца.
   Он сделал паузу.
   - Это все неправильно.
   - Что не правильно? – не поняла Валентина Ивановна.
   - То, что я делал, это неправильно. Моя работа. Да и не только, а вообще.
   - О чем ты, сынок?
   - Ведь я занимался хакерством. Я – хакер. А что такое хакерство, по своей сути? Это преступление.
   - Ну, уж и преступление, - возразила Валентина Ивановна. – В нашей стране все преступление. Как закон захотят повернуть, так и будет. Преступниками всегда простой народ считался, а те, кто наверху сидят, всегда чисты перед законом.
   - Да я не о том, - поморщился Игорь. – Что такое хакерство, в переводе на русский язык? Хакер – это взломщик. Обычный, самый настоящий взломщик. Только взламывает он не сейфы и квартиры, а компьютеры. А с помощью компьютеров можно и деньги с чужого счета украсть, да и любую информацию о любом человеке выяснить. Понимаешь ли ты теперь, чем я занимался.
   - Но ты же ведь ничего не крал. Чужих денег не присваивал.
   - Лично я, может быть, и не присваивал, но с моей помощью, кто знает, вполне могли и присвоить себе чьи-либо деньги.
   Снова молчание.
   - Напрямую, я, на первый взгляд, ничего страшного и не совершил. Но я был лишь исполнителем чужой воли. Однажды я взломал секретную базу ФСБ. А это можно приравнять и к предательству. Ты знаешь, я временами думаю, что мне даже повезло, что меня обвинили только в изготовлении и распространении пиратских программ.
   - Повезло? – возмутилась мать.
   - Повезло, - подтвердил Игорь. – А что было бы со мной, если бы выплыло наружу то, что я взломал базу данных ФСБ? А ведь об этом даже не упомина-лось на суде. Если бы все это открылось, то неизвестно, чем бы все это кончилось для меня. Какой срок я бы получил в таком случае?
   Валентина Ивановна покачивала головой, слушая сына. Тот допил свой чай, и теперь задумчиво поигрывал пустым бокалом.
   - У нас в тюрьме была часовня, и в ней служил один священник. Его звали отец Геннадий. Он многое нам рассказывал, многое нам разъяснял.
   - Да и что с того, что священник? Ты думаешь, что священники сами ведут благочестивый образ жизни? – Валентина Ивановна поправила прядь волос на лбу. – Они ведь только говорят хорошо, а на деле еще похуже любого из нас будут.
   - Да речь ведь не о них, - возразил Игорь. – Не о том, какую жизнь ведут они. В его словах есть доля истины. Речь о нас. Обо всех нас. Речь о том, какую жизнь вел я, и что я сделал в своей жизни. Чем больше я думаю об этом, тем больше я убеждаюсь в том, что не так я жил. Все неправильно было в моей жизни.
   Валентина Ивановна положила свою ладонь на руку сына.
   - Ты не сделал ничего такого, что достойно кары. Во всяком случае, есть люди, которые творили настоящие злодеяния, по сравнению с которыми твои проступки, если они и были, являются просто мелкими шалостями. Поверь мне, настоящие преступники сидят наверху, занимают руководящие посты, и судят нас. А мы, простые люди, вынуждены лишь только выживать. Наше преступление состоит лишь в том, что мы не хотим умирать.
   - Хорошо, если так, - произнес Лебедев. – Но мне все же кажется, что все мы глубоко ошибаемся. Ошибаемся во всем.