Слепая любовь

– Прости, Грета, я должен идти… – я почувствовала ладонь Курта рядом со своей щекой. Привычным движением наклонилась и потерлась о грубую и мозолистую, но такую надежную ладонь мужа.
– Я понимаю, – улыбнулась я, уже чувствуя, как по коже бежит одинокая слезинка.
– Пойми, Гретхен, это шанс, наконец, начать новую жизнь, – я не видела его лица, но отчетливо представляла себе, как оно исказилось от боли. – Я смогу добыть немало денег на Святой Земле и тогда нам больше не придется жить в этой лачуге! И возможно… Знаешь, я слышал об одном монастыре во Франции… Говорят там есть чудотворная икона, которая излечивает даже самые тяжелые недуги! Может она поможет вернуть…
Он осекся, а его пальцы мимо воли скользнули по моему лицу. По тому самому месту, где полагалось быть глазам. Страшный ожог забрал у меня зрение и память о случившемся несчастье, но зато дал любимого человека. Этот размен меня вполне устраивал, и мне не хотелось что-либо менять, но если Курт будет счастлив, увидев меня зрячей… Он так мечтал узнать какого цвета у меня глаза…
– Конечно, милый, – я протянула руку и провела ладошкой по его щеке. Мокрая. – Ступай и вернись живой и здоровый. Я буду ждать тебя.
Его губы коснулись моих, и мир на мгновение перестал существовать. А потом Курт отстранился и прошел мимо меня к выходу из дома. Скрипнула и притворилась входная дверь. Я подошла к ней, открыла и остановилась на пороге, подняла руку, махнула на прощание. Не знаю, видел ли он меня, но разве я могла изменить этому извечному ритуалу жен, провожающих своих мужей на войну?
Я провела на пороге почти весь день и ушла только, когда полуденная жара стала сменяться вечерней прохладой. А перед моим внутренним взором все стояла картина: мой Курт, лицо которого я могла видеть только пальцами, стоит на дне лодки, увозящей его вниз по течению Рейна к Северному морю, где германских воинов уже ждал корабль. Им предстояло отправиться в Англию и вместе с войском Ричарда Английского отплыть в Палестину. В далекую и таинственную землю, где мой Курт мечтал обрести богатство… Да хранит тебя Господь, милый Курт…
С этого дня, я каждый вечер по нескольку часов проводила на берегу Рейна, ожидая возвращения моего благоверного. Глупо, конечно, не мог он вернуться так рано, да и что могла увидеть слепая? Жители деревни смеялись, думая, что я не слышу. Наверное, со стороны, девушка с повязкой на месте глаз, напряженно «вглядывающаяся» в горизонт и впрямь казалась забавной. Мне было все равно. Их мнение, нелепость ситуации – все это было мне безразлично. Я поклялась ждать моего Курта, и я буду ждать его.
Но летели дни, а он все не приходил. Не скрипела дверь, не грохотала по доскам его тяжелая поступь. Не слышно было и привычных сплетен. Как будто два десятка мужчин надели доспехи, взяли в руки копья и бесследно исчезли. Я упорно приходила каждый вечер на реку, но с каждым днем тоска все больше охватывала меня.
Дни складывались в месяцы, а те маршировали мимо меня бесконечной серой чередой…

В этот вечер в деревенском трактире было людно и жарко, лилось пиво и поглощалась еда в обильных количествах. Сегодня был вечер радости и горя. Радости от того, что ушедшие воины, наконец, вернулись из похода, а горя – от того, что вернулись не все и не со славой. Третий Крестовый Поход закончился неудачей, и европейское дворянство окончательно потеряло власть над Святой Землей. Но всего этого простые немецкие крестьяне не знали, да и знать не хотели. Они просто радовались тому, что их мужья, отцы и братья вернулись живыми.
– Хорошо вернуться домой, а, Ганс? – улыбнулся щербатой улыбкой один из мужчин сидящих за столом. Он с шумом опрокинул в себя еще одну кружку пива и вытер рукавом пенные «усы».
– Хорошо… – протянул Ганс и задумчиво уставился в окно. – Одно только плохо: померла моя Берта.
– Ну и что? – хохотнул собеседник. – Можно подумать ты ее очень любил!
Ганс не разделял веселья бывшего собрата по оружию.
– Любил, не любил – какая разница? Зато можно было после похода с бабой развлечься! А теперь что?
– Тебе что девок мало? – продолжал веселиться щербатый. – Бери любую!
– Возьмешь тут, как же… – проворчал Ганс. – Пока мы с тобой пьянствовали, их уже всех расхватали!
– Ну, тогда не ной, – под носом мужчины появилась еще одна кружка. – Хотя, слушай… Есть одна идейка. Жену Курта-Травника помнишь?
– Слепую, что на отшибе живет? Ну, помню.
– Вот к ней и сходи.
– Ты рехнулся, что ли? – Ганс поперхнулся пивом.
– А почему нет? – возразил собеседник. – Курт-то, сам помнишь, на Кипре остался под оливковым деревом.
– Вот именно! У вдовы горе, а я к ней пойду…
– Так ты скажи, что ты – Курт!
Кружка выпала из рук Ганса, пиво расплескалось по столу. Он машинально схватил ее и замер.
– Ты чего несешь? Обманывать…
– Ой, гляди какой совестливый! – фыркнул товарищ. – Лучше подумай, каково девке без мужика? Она ждала-ждала, а тут оказывается, что благоверный ее помер где-то на полпути к Святой Земле. Неужто не заслужила она ласки в этот вечер?
Ганс повертел в руках кружку.
– Да, наверное, ты прав. Только вот, я не Курт! А ну как прознает?
– Да как она прознает, дурья башка? – снова захохотал щербатый. – Она ж слепая!
– А по голосу?
– Ну, так молчи! Или тебе, чтоб в девку сунуть, язык нужен? А-ха-ха-ха!
– И то верно, – нервно рассмеялся Ганс. – Ну, тогда я пошел?
– Погоди, – дернул его за рукав товарищ. – Давай что ли… Курта помянем.
Неудавшийся крестоносец Ганс заглянул в кружку, которую до сих пор держал в руках. На дне еще оставалось немного пива. Он залпом допил остатки и неуверенным шагом направился к выходу из трактира.

Еда была безвкусной. То ли я ее недосолила, то ли просто устала от однообразия пищи и жизни. В деревне шумели, наверное, отмечали какой-то праздник. Неужели сегодня у кого-то родился ребенок или свадьба? Странно, не припомню, чтобы у колодца об этом болтали. Да и какая разница? Пусть себе веселятся…
По крыльцу затопали чьи-то шаги. Мужские шаги. Я невольно встрепенулась. Кто бы это мог быть? Обычно ко мне заходит только Марта, жена рыбака за починенными сетями… А в деревне праздник, первый настолько шумный за последние несколько лет. Неужели… это…
Скрипнула входная дверь, распахнутая властной рукой. Шаги приблизились. Походка вошедшего совсем не походила на походку Курта, но… Война меняет людей. Во всяком случае, так говорил отец Иоанн, наш священник.
– Курт, это ты?
До меня докатилась смесь запахов пива, лука и мяса. Странно, что он не пошел сразу ко мне, а сначала направился в трактир… Хотя, не мог же он бросить своих товарищей, не разделить с ними праздничный ужин? Конечно, не мог. Это же мой Курт. Но почему он молчит?
Я почувствовала, как мужчина протянул руку. Его ладонь замерла всего в паре дюймов от моего лица. Это он! Он не забыл наш ритуал! Уже не раздумывая, я прижалась щекой к ладони любимого. Огрубевшие ладони и пальцы казались совершенно чужими, но меня это не удивляло. Если сражаться день и ночь во славу Господа, немудрено стереть руки о древко копья. Бедный… Война, она ведь так меняет людей… Повязка на глазах стала напитываться влагой.
– Курт, милый, почему ты молчишь?
В ответ раздался только усталый вздох. Догадка пронзила меня, словно молния.
– О, Боже… Ты… потерял голос???
Еще один горестный вздох. Господь Всемогущий… Я слышала, такое случается с теми, кто перенес многие лишения и страдания. У несчастных отнимается голос, порой навсегда. Война…
– Бедный мой… – я прижалась к нему, вдыхая такой незнакомый, но родной запах. – Но ты не расстраивайся! Мы же вместе! Ты будешь за меня видеть, а я – говорить за тебя! Проходи, садись! Я сейчас накрою на стол… Нет… Ты ведь только что из трактира…
Крепкие ладони легли мне на плечи, погладили осторожно и неловко. Снова послышался едва слышный вздох.
– Как же я сразу не догадалась, любимый, – я улыбнулась сквозь слезы. – Неужели ты стесняешься своей немоты? Не нужно…
Пальцы сами распустили завязки платья, торопливо стащили его с тела. Бедный, глупый Курт… Как он мог подумать, что я оттолкну его?
Его пальцы сжали мои плечи, опустились ниже. Курт издал сдавленный полувыдох-полустон и, подхватив меня на руки, отнес к кровати. Я слышала шорох нетерпеливо срываемой одежды и счастливо улыбалась. Наконец-то я согрею тебя… А потом он навалился сверху и вошел. Он был нетерпелив, даже груб и моему телу, отвыкшему от мужских ласк, было немного больно. Раньше он был более нежным, но я не удивлялась. Война так меняет людей…
Когда я проснулась утром, его не было. Не было его ни в доме, ни во дворе, ни на одной из полян, где он обычно собирал травы. Вернувшись из леса домой, я долго в полной растерянности стояла у крыльца. А потом все поняла и тяжело опустилась на землю. Слезы моментально пропитали повязку и бежали по лицу ручьем. Все стало понятно. Он ушел. Он вовсе не вернулся домой насовсем, а просто на побывку. Наверное, воды Рейна уже несут его обратно в далекие дали, где его ждет новый поход. Спасибо тебе, мой Курт, спасибо за эту ночь. Возвращайся живой, любимый. Я буду ждать тебя.
Он пришел еще раз, спустя несколько месяцев. Я обрадовалась, потому что думала, что придется ждать его еще несколько лет. И вновь он молчал, только сорвал с меня одежду и повалил на постель. Он вновь был груб, но я не роптала, понимая, что он скучает без женской ласки.
Потом стал приходить все чаще, и каждый раз вел себя по-другому, был и груб и нежен, властен и робок. И все так же уходил утром. Правда, теперь на обеденном столе стали появляться небольшие стопочки монеток. Я была рада, потому что нужда в деньгах была немалая и то, что Курт оставлял мне часть жалования, было для меня настоящим спасением.
Правда в деревне меня стали сторониться еще больше, но я по обыкновению не обращала внимания. Что мне их отношение, если Курт наконец-то вернулся, пусть и приходит только на побывку? Наверняка он остался в страже у нашего господина Фридриха, а это все же лучше, чем продавать травы на ярмарке.
Счастье закончилось ранним утром, как раз после очередной побывки Курта. Я как раз встала с постели и принялась одеваться, когда до меня долетел гомон взбудораженной людской толпы. Толпа приближалась к нашему дому и, судя по голосам, в основном состояла из женщин. Не успела я даже удивиться, как зазвенело разбитое стекло и на пол упало что-то тяжелое, а потом наступила странная тишина, которую разрезал гневный женский крик:
– Выходи, дрянь!
Я, в удивлении, замерла. Голос женщины я узнала – та самая Марта, что постоянно отдает мне сети на починку. Вот только что это с ней? Всегда была мила и добра со мной, всегда относилась ко мне лучше всех, и вот на тебе…
– Выходи! – на разные голоса взвыла толпа. – Выходи, ведьма, дрянь, выходи!
Да что случилось-то? В полной растерянности я открыла дверь и вышла за порог. Чьи-то руки тут же схватили меня за плечи, поволокли куда-то сквозь галдящую толпу. Люди двинулись следом, постоянно что-то крича, то и дело толкали меня, хватали за волосы и пинали ногами. Я пыталась вразумить их, попросить объяснить в чем дело, но мой голос тонул в их ругани. Наконец, меня отпустили и напоследок грубо толкнули в спину. Я сделала несколько неуклюжих шагов, зацепилась за камень и упала на колени. Люди вокруг меня замолчали, а потом я услышала сильный, звучный и знакомый голос:
– Вот и настал час расплаты, грешница.
Голова кружилась, болело тело от многочисленных тумаков, но я все же нашла в себе силы встать и спросить:
– В чем же грех мой, отец Иоанн?
– В чем? – я еще никогда не слышала такой злости в голосе доброго и мудрого священника. – В блуде грех твой! В проклятом и богопротивном блуде! Ты приводила к себе мужчин и спала с ними!
Мир покачнулся и ушел из-под ног. Земля больно ударила по коленям.
– Я? – вырвался изо рта сиплый шепот. – Я никогда… Я не могу… Я же замужняя женщина…
– Шлюха ты, а не замужняя женщина! – выкрикнула Марта. – Да к тебе уже половина деревни успела сбегать! Мужики нам все рассказали! Как ты их совращала, зельем любовным опаивала!
– Ведьма! – заорали люди. Послышался свист и улюлюканье. Сухой комок грязи больно ударил по щеке, второй стукнул по ребрам.
– Неправда! – взвыла я. Да как они могут? Как они смеют такое обо мне думать?
– Правда! – надсаживаясь, крикнула Марта. – У тебя под половицей кошель с серебром нашли!
– Это Курта деньги! – я почти рыдала. – Он часть жалования мне всегда оставлял!
Жители деревни разразились истерическим хохотом.
– Видали? – продолжала рыбачка. – Врет и не краснеет! Думаешь, мы не знаем, что твой Курт умер еще год назад во время похода?
– Что?
Звуки глохли, превращаясь в отдаленный гул. Громко стучала кровь в ушах. И вместе с этим звуком металась в голове паническая мысль: «Мой Курт – мертв, мой Курт – погиб…»
– Неправда!!! – крик, нет истошный вой, вырвался из горла, перекрыл гвалт. – Не верю!!! Это был он, он ко мне приходил!
– Нет, дурочка, – неожиданно мягко сказал отец Иоанн. – Это был не он. Я знаю, потому что тоже приходил к тебе.
Теперь я вспомнила: однажды Курт не захотел остаться на ночь, только поел и ушел. А еще от него странно пахло ладаном, и я подумала, что он ходил в церковь… Голова шла кругом, я чувствовала, как мир вращается вокруг меня, глохла от водопада рухнувших в голову мыслей.
– Все это время ты привечала чужих мужей, – продолжал священник. – Более того, ты опутывала их чарами, что они подтвердили на Святом Писании. Значит ты… – голос его окреп. – Значит ты не только блудница, но и ведьма!
– Сжечь ее! – взревела толпа. – Сжечь ведьму!
Я замотала головой, из горла вырвался истеричный всхлип. Как же так? Как же так?! Мой Курт… Он мертв?! Мертв! Нет! Не верю! Не может этого быть! Все эти годы я жила ложной надеждой, ложной жизнью!
Меня подхватили под локти, куда-то поволокли.
– Сжечь, ведьму! – гремело вокруг.
Сжечь? Снова в огонь? Нет! Не хочу! Не хочу огня! Только не в огонь!
Я рванулась вперед, слепо и бездумно, вывернулась из рук палачей и побежала. Ноги сами несли меня, они помнили дорогу, и я ни разу не запнулась и не упала. Позади что-то вопили жители деревни, но я не слушала, как не слушала их все эти годы. Все равно кто, что и как… Я хочу быть с моим Куртом, и это – главное! Ноги несли меня сами и привели туда, куда я ходила все те долгие годы, пока ждала любимого. Ждала напрасно…
В ноздри ударил запах воды, босые ступни застучали по доскам причала. Река забрала тебя у меня, любимый, так пусть же она позволит нам встретиться вновь. Вот и конец настила… Толчок, краткий миг полета, а потом мягкие и холодные объятия воды. Я что есть силы взмахнула руками, пытаясь погрузиться как можно глубже. Повязка слетела с головы, и прохладные пальцы Рейна гладили мое изуродованное лицо. Прими меня река, позволь встретиться с любимым…
Я открыла рот и глубоко вдохнула. Привет тебе, милый Курт… Какие же у тебя холодные губы… Ну ничего, я тебя согрею…