Как русские лупят... Век XVI

Как русские лупят басурман

Застава располагалась на обрывистом со стороны поймы берегу. Чем ближе, тем горше предчувствия. Обойдя утес с пологой стороны, поднялись взвозом к толстому бревенчатому срубу с жильем. Дубовая дверь грузно свисла на уцелевшей жиковине. Заходить было страшно. И недаром! В большом выстуженном после топки жилище - пластами пять трупов. Кровь, раны. И каждый, точно еж, стрелами утыкан. Однако не хватало, по меньшей мере, семерых. Выйдя из сруба, Бердыш услыхал:
   - Гляньте-к!
 
   Все своротили шеи, куда казал молодой десятский. То, что открылось ему, другим загородила поленница дров. Обогнув, Бердыш узрел упархивающий рой, что осетровыми икринами пятнал сахарное поле.
 
   - Теперь не уйдут, - проскрежетал Степан, харкнул и дал знак: по коням.
 
   - Погодьте, - бухнуло из поленницы. Дрова раздались, из середки вытряхнулся крепкий сутулец.
 
   - Ты что там делал? - очень "кстати" спросил Степан.
 
   - Хоронился. Тут, така притча: не успел за мечом, как эти шершни совсюду... Постреляли, порубали. Кого с первого маху... Оставшихся повязали и увели. Я, така притча, еще при подступе мертвяком притворился, уполз да залег, иззяб.

   - Как же тебе это... подвезло?

   - Сам не пойму. Но мнится, один, въедливый, точно усек, как я затрепыхался. Хотел дорешить. А другой, молодой этакой, не по ихнему высоченный и зенки не в ниточку, того за плечи так вот приподнял и отворотил. Дал, така притча, мне переждать грозу, жизнь подарил, выходит...

   - Как жe вы, растяпы, прости меня, господи, проворонили?

   - Да кто ж их знал? Уж скоко годков от ногаев не случалось лиходурства такого. К тому ж с реки-то к нам подвалило человек двадцать сперва. Так те назвались людьми казыева улуса, а тот во вражде с Урусом и, така притча, к нам в приветности. Стали мы с теми, така притча, балакать, так нам в зад как вдарят те, которые... Шестерых наших, все стрельцов, осилили и там же повязали. Вот и меня несильно пикою хватанули в плечо. Но боле не замали, така притча. Тех из наших, кто до оружия успел, те - с реки - постреляли. Все разом сделалось. Те, что в срубе остались, хотели затвориться, но те, ироды, скопом навалились, дверь своротили... Вот как все было, така притча. Наваждение одно. Скоко служу, таких головорезов в ногаях не встречал. Одному дивлюсь: отчего меня не кокнули? Голову сымай, твердить буду, что видели, какой я мертвяк. Така притча...

   - Чего дивиться? - мрачно усмехнулся Степан. - Нужно ж было хоть одного бытчика оставить, чтоб о казыевых злодействах до Астрахани донес.
 
   - Какой бытчик? Не видал бытчика. - Догадливый стрелец уставился на Бердыша.
 
   - Ты бытчик. - Вздохнул Степан.

   - Я?
   - Ты, ты. Но лясы точить не время. На ногах крепко что ль стоишь, воюн?

   - Да вроде ляжки целы, - ответил стрелец после раздумья: все, видать, не мог постичь смысла разъяснений.

   - Тропы все тут знаешь? - спрямил мысль Степан.

   - Тропы? То да... Да как сказать? А... как не знать? Четыре годка безвыездно тут плесневели. Анахоретами, така притча. Как не знать. Да...
 
   - Это кстати, - уморился Степан. - Хоть какой от тебя толк, - пробормотал тише. - Вот и научи: можно ль ким окольным путем упредить, чтоб в следующей засеке засаду заделать?
 
   Сообразительный воин надолго задумался и медленно, по тютельке, выжал:
   - Не-эт, та-ак не-э успе-эть, - слушая тягучину, Бердыш в сердце сплюнул. - А вот коль по старице... Ой, что ж я леплю? - затараторил вдруг с полслова спасёныш. - Коли не по старице, а напрямки к следующей заставе... можно и обогнать. А можно и... нельзя...
 
   Бердыш качнул головой: послал же бог стране надёжу. Но выбора не было. Повелел:
   - Кто-нибудь, посадить вторым... Как имя-то?
 
   - Кашин. Ларион.
   - Ну, добре, Ларион. Веди скорее, не сбейся, гляди.

   Выждав, когда ногаи скроются за дугою склона, русские поскакали малоизведанной дорогой. Была она куда тернистей: коряги, суметы, сугробы, заносы, - пролегала в чащах, буераках да по разломам. Но длину пути, и вправду, сократила. По названным Кашиным приметам: высок, зенки не в ниточку, - Бердыш уверился в начальном подозрении: смелый и ловкий заводила налетчиков - тот самый Кирей, сын Телесуфы. Его Бердыш запомнил по подворью на Корнюши.
 
   Выбились из сил, но к тяготам приноровились. В итоге, добрались до своих часом ранее людей Кирея. Бойцов тут было немного: восемь казаков и стрелец-начальник. Он ушам не поверил, узнав, что грозило. Все приговаривал без устали: "Свят"... Сруб был не мал, бойниц вдосталь, на стропиле красная хоругвь.
 
   Обеспокоил не на шутку доклад о кочующем неподалеку ордынском купе. В случае пальбы ногаи могут испугаться и стрекануть. Но с той же долей вероятности - напротив, присоседиться, ввязаться в бой. И черт его знает, на чьей стороне. Вообще, их поведение выглядело подозрительным: днями торчали против сруба, шагах в трехстах, глазели, но с дозорными так и не перемолвились. Чего им тут, что за нужда?

   Степан на случай боя предпочел подзабытый, но любый рукам бердыш, а также запасся самопалами. Стрельцов десять расторопно попрятал в амбаре. Десяток всадников отправились в густую даже без листвы чащу. Назначенные "засадным полком", они должны были вступить в сечу при крайней нужде. Все провернули живо и слаженно. Но...
 
   Бердыш только дал последнее распоряжение, а из-за низкой скалы выехали десятка три ногаев. Недоставало где-нибудь с полста! В игре мысли их предводитель остался неизменен. Что понятно: откуда б ему знать, что здесь не только знают о недавней расправе, но и готовы к отпору?
 
   Кирей подъехал во главе самых отъявленных башкорубов. От бойницы их разделяло саженей двадцать. Степан прильнул к оконцу, сомнений не оставалось: кучерявый, бельмастый и горбоносый красавец - сын проклятого Телесуфы. Это его коней Степан похитил, бежав с корнюшьего подворья.
 
   - Ну, ребята, готовьсь, - передал Бердыш по строю.
 
   До десятка дул шипами и жалами занозили щели избы.
 
     Вперед выехал некрасивый пожилой ногай, приветливо щерясь, закричал:
   - Эй, хирабри воин, мы люди Казий, мирный мангит. Пусти нас гретясъ у костри. Мы не станем поселять в ваш кибитка. А сидатьтя прямо ря-дом, где всталь. Коли хотишь базар, мы можеть вам меняться.
 
   - А что за товар? - крикнул в бойницу Степан.
 
   - О, многе, многе. Мехи тут, сабля тут, коне тут. А у вас?
 
   - У нас тоже. И сабли и пики, а еще протазаны, бердыши, пищали. Все тут. Есть у нас, окромя того, плевки гадючьи, горячие, крепкие, наповальные.

   - О, эта хорош товар. О такой не помним...

   - Хорош! Помните ж не забывайте! А мы просветим. Пли! - скомандовал Бердыш. Дом плюнул многоглавым Горынычем. Воздух прокололи стоны и крики. Четверо сбрякнулись под копыта заметавшихся коней. Отлившись от окон, первые стрелки предоставили место второй очереди. Сами чинно, деловито перезарядили ружья.
   "Огонь"!

   Повторная громорезь. Свалилось еще трое, заюлили задами лошади. В это время зазвенела сталь, прямо за дверью. Препоручив управу десятскому, Бердыш выскочил на воздух. Рубка была в разгаре. Пять могутных стрельцов, снизанные прочнее кольчуги, заняв удобное положение меж срубом и амбаром, отражали наседающих пёхом. У обходных ногаев не было луков - все лучники попали под сплошной обстрел из бойниц.
 
   Проход между избой и амбаром был узок. И первое время богатыри без труда управлялись со всей кашей. На первый приступ было брошено до тридцати кочевников. Но вот к амбарной стене скособочился один стрелец, юзом-юзом осел. Степан точняком подоспел на сменку.

   Бердыш в руках Бердыша ухал с неуемной силой. Ногаи в страхе пятились. Вперед
рванулись десять верховых. Положение Степана и его ратников ухудшилось: конница сомнет и раскрошит на огрызки. Но не успели кони сравняться с амбаром, как земля вздыбилась, от угла сруба до щели в длинной стене натянулась вервь. Сама стена рухнула. Оттуда выступили пищальники, вскинули ружья на бердыши. Трое всадников, поползшие со споткнувшихся коней, были изрублены, одного накрыло стеной. Прочих добили лобовым залпом. Онемев от страха, пешие ордынцы дрогнули. А когда пятнадцать сильнейших неприятелей обрушились на них с бердышами и саблями, показали зад. Засверкали бегучие пятки. Но беглецы наткнулись на преграду: свои же двадцать конников выставили против копья. Для вразумления отступников. Теперь вся пешеконная лавина в сорок почти человек жала на кучку русских. Напор был страшен.
 
   Десять их было. Другие успели вбежать в амбар, служивший и вороком. Покинули его верхами. Бердыш подлетел к бьющимся, выпалил, не целясь, из пары самопалов и пошел крошить саблей, пеших поддевая протазаном. "Засадному полку" из удаленной чащи так и не посчастливилось вдарить кочевникам в тыл. Скоро холм был расчищен. Бердыш несся вниз - сцепиться с Киреем. Однако уцелевшие одиннадцать степняков, допетрив, за кого удача ныне, отъехали подальше и прикрылись связанными пленниками. Помалу туда же стеклись все, кто спас шкуру.

   Вечером состоялся обмен полоняками. Вернув соседних наставников, русские захватили и с десяток лошадей. Самопалы и пищали, захваченные ногаями на соседней заставе, Бердыш также вынудил вернуть.
 
   Сгустилась, зауглилась ночь. Месяц таял убогой сосулькой. Однако Бердыш твердо решил извести Киреев разъезд: "Не беда, хоть и затемно на ловитву пойдем. Живым жабёныша не выпущу, сквозь жабры выдавлю"!
   Ночь все поставила на свояка-везуна.
 
   Пятнадцать русских были уже в седлах, как вдруг вся равнина покрылась огнями. К срубу с факелами стягивались ногаи, числом никак не меньше сотни. Что такое? Откуда сия прыть и мощь? Верней всего, соседний стан примкнул-таки к разбитому батыру и расколчаненным киреевичам - "к мурзам замурзанным", как зло выругался Бердыш.

   Оценив положение, он увел конный отряд в ту же чащобу, остальные засели в срубе со всем имевшимся огнестрельным оружием, порохом к зарядцам. Ночной штурм - это смело. Несомненно, верховодит ногаями все тот же предприимчивый дерзец.

   Возможно, не все наступали. Немалая горсть кочевников могла той же порой совершать какую-нибудь обходную хитрость.
 
   Оно, конечно, держать оборону против дикарей, да еще с пищалями-самопалами, да в знатно укрепленном срубе - дело невеликое. На первый взгляд...
 
   На второй же... Стрельба в ночи - игра в слепую угадайку. Поняв, что факела делают их уязвимыми, ногаи, в большинстве, побросали их. Протяжный бряк палок о лед и шип тухнущего огня...

   Отдельные волокна наступающей груды вырвались вперед, спешились. Окольцовывая дом, заскользили по укосу. Несколько факелов заскворчали на плоской крыше сруба. Но оставленные там Бердышом из вырученных сегодня скинули головни на карабкающихся и давай расстреливать забияк.

   С тылу сруба показались смутные очертанья всадников. Из ворока, пальнув для порядка, встретили сплоченной стенкой: пики наперевес. Но орда, хоть зубы вон, вознамерилась на этом участке прорваться. Наседали много превышающей гущей из пехтуры и лошадников.

   Славяне первый натиск сдержали благодаря свежему подспорью из выкупленных бойцов. Часть спустилась с крыши. Но ногаям, казалось, не было счету: на смену выбитым растут целые.

   И тут русский оборонительный вал от ворока до сруба качнулся. С дюжину проворных всадников заполнили все прорехи в пешем решете. Пёрли с диким визгом, страшно блистая саблями. Стан стрельцов редел. Бой распался на очажки.

   ...Дверь избы распахнулась. Четыре стрельца, припав на колено, целились строго в седловых, что головы на три выше пеших. Да вот, правда, выстрелили... задние - те, что в рост над ними, казаки. Один ногай подкинул ноги и рухнул, сминая двигавшихся позади. Тотчас громыхнул залп из стволов - которые с колена: меткий и урожайный. Сковырнулось два верховых и конь. Увы, всаднический поток дорвался уже до стрелковой запруды. Пешему удерживать конного не с руки. Вот упал один русак, вот второй...
 
   Вопёж с реки нарастал. В нем торжество и предвкушение. И впрямь, защищать дверь почти некому: русичи - из двух один - вырублены. Уцелевшие вполовину затворились в избе, прочие отступили к амбару. В ход уж пущены бревна и колья, корыта и кадушки. Стены ворока трещат от толчков и огня. Укрытые в глуби кони - из вечерней добычи - бешено ржут, грозясь оборвать ремни. К зияющему проему рвется упоенный восторгом, раззадорившийся Кирей. У срубовой двери, нагибается с седла к жиковине и палит в нее из турского пистоля - единственной, как видно, огнестрелки в его отряде.
 
   Из щели в двери блеснуло сабельное жало, шумно проткнуло шею коня. Кирею подвели другого. Пронзительным визгом что-то велел. Шестеро крепких басурман приволокли таран из поваленного ствола, наладились для битья. Вряд ли даже дубовая дверь долго бы противилась громаде корнистого комля. Но до этой крайности не дошло. Задние ряды Киреева воинства смешались. Сын Телесуфы обернулся и побледнел.

   Невесть откуда взявшаяся конница опытным косцом расчищала полянку. Посерпленные степняки стлались поленницей. Ночь, темнота смятение. А ружейные огоньки и вспыхи лезвий удесятеряли неведомую силу русской засады.

   Кирей до предела отвел руку с намертво зажатой саблей, завернул коня на помощь своим. Но все перемешалось. Верховые ногаи, обестолковясь, крутились на месте. Стиснутые сшибались с соседями. Взбесившаяся пехота путалась под ногами взъерепенившихся коней. Из дверного зазора стреляли, да густо. Наконец, Кирей пробился к мощно наседавшим русам.
 
   Среди сарайчиковского двора, не в пример увильчато и трусовато плутовавшему папаше, Кирея чтили за батыра наряду с великими воинами Юшаном Кулюихом и Иштору.

   Расчет Кирея был прост: примером личной доблести возжечь угасшее пламя доблести. Легкой, изящной, белой змейкой расшил он грудь первого супротивника. Тот завалился на бок, лошадь понесла стенающий полутруп. Скомканные соплеменники воспряли, воплями возвещая о победе заправилы.

   Ближняя часть прореженной ногайской пехоты резко усилила сопротивление важно теснившей их русской коннице. Кирей наметил новую жертву: плечистого молодца, разметывавшего смертоносные сабельные струи. Кочевой большун рубанул сбоку: с явным прикидом угадать в висок. Но русский заплётчик ухитрился не только вовремя углядеть, но и увернуться. В следующий миг самому Кирею пришлось изогнуться ужом - на острие гяурской сабли остался клок его бешмета. Оба узнали друг друга. Бердыш - с удовлетворением, Кирей - с крайним изумлением. И досадой!
 
   Наследник Телесуфы отказывался верить глазам... Как, как, как этот неверный, еле унесший ноги с подворья на Корнюши на паре его лучших скакунов, мог оказаться тут? Да еще во главе войска, испортившего все замыслы, укравшего славу и победу!!! Всё, всё украл этот неуловимый русак!

   Мысль об угнанных скакунах взвинтила кочевника Кирея, доводя до безрассудства. Обоим не суждено было разминуться.

   Солнечным зайчиком мелькал в руке Кирея клинок, доныне крушивший любого врага. Но и сабля Бердыша, не уступая, превратилась в непробиваемый щит и разящее колесо. Порою, Кирею казалось, что у русского вожака не одна, а шесть рук, слившихся в одну вихреобразную мельницу.
 
   - Ну, что, хазарин, бум соседиться али разбредемся? - издевательски плеснулось из Степана. В ответ истекло что-то зловещее: щучий клеск, змеешип, выпья жутень...
 
   Бой почти стих. Стороны жадно дожидались конца. Кирей явно сдавал, но это лишь утроило его упрямство. Молодой батыр свирепо клацал зубами, норовя, коль повезет, хоть куснуть гада. Степан дважды уязвил бешеного - в плечо и грудь, самому острием лишь располосовало покрут на ребрах. Вот сабельное колесо взвизгнуло еще раз, и правая рука Кирея отвалилась до локтя.

   - Бум соседиться? - с задышливым перерывом выкряхтел Степан.
   К горлу израненного ногайского шишака вытянулось лезвие - сонно и как бы приглашающе: дескать, сдавайся.

   - Али разбредемся?..
   С львиным рыком Кирей ухватил сталь зубами. Рванулся, насаживаясь ртом на самую елмань. Чудовищный вопль потряс поляны и рощи. Лениво зажижилось кроваво-студенистое. Тело батыра обмякло. Растертые ужасом соплеменники содрогнулись...
 
   С победными криками русские продолжили истребление жалкого, растерянного, растерзанного, хотя и по-прежнему многочисленного неприятеля. Затылки степняков поливало свинцом из сруба. Потом оттуда высыпали совершенно бодрые ребятушки. Поразмяться. А прямо с плоского настила и из бойниц на затылки вспятивших ногаев, что еще только вот лезли по взвозу с Волги, прыгали ликующие стрельцы и казаки.
 
   И разбрелась орда, порывисто и трусливо.
   Чуть больше половины избегли участи главаря. Эти, смазав соплями пятки, уносили ноги. Семерых взяли в плен. Позже - подобрали пяток раненых.

   Воистину, ценная добыча! Пленных - отправить в Астрахань на допрос, для уличения в разбойном нападении на сторожевые посты.
 
   Дюжине, в основном из числа спасенных стрельцов с соседней заставы, поручалось препроводить полоняков к князю Лобанову-Ростовскому. Десятерых во главе с троповодом Ларионом Кашиным Бердыш послал к разоренной засеке.
 
   И подумал про поважневшего Лариона: "Ну, можешь же. Чего ж и себя, и людей загодя тупишь словесно? Эка беда ведь для русского человека: все может, а выразить красиво не получается. Космато все и с заковыринкой. А его всякие гладкие и стриженые за это - в дураки. Только дело-то вернее слова".
 
   
Эпизод романа «Степан Бердыш, или Горький мед Жигулей» (1985)

Использована репродукция иллюстрации Юлия Колесника к роману

http://proza.ru/avtor/plotsam1963&book=26#26