Бомж

  Сегодня я снова ночую на вокзале. Уже в который раз за последнее время. Кругом шум, суета и свойственный только вокзалам какой-то всеобъемлющий гул.
  Туда-сюда бегают дети, все, как на подбор, смуглые, черноглазые и черноволосые. Их босые пятки сверкают то тут, то там. Говорливо-крикливые мамаши в цветастых юбках, такие же одинаковые, как и их отпрыски, не обращают на детей никакого внимания, разве что иногда разнесётся по вокзалу звонкий увесистый шлепок. Мужчин среди них не видно, но если они и есть, то как-то теряются среди этого разноцветья юбок и мелькания пяток. Одним словом, цыгане. Они появились в незапамятные времена и будут существовать до скончания веков, не смотря на холод, болезни, войны и, бог ещё знает, какие катаклизмы. Им всё нипочём, даже то, что на фоне современного аэрокосмического вокзала они выглядят какими-то ходячими анахронизмами. Но и эти анахронизмы хотят лететь на почти необжитые планеты, завоёвывая себе место под Солнцем.
  Косморабль для современных цыган - это то же самое, что и поезда для их предков. Всё те же несуразные узлы и котомки, которые под крик и гомон грузятся в багажные ящики, и непременно им вслед летит чей-нибудь смешливо-грозный окрик: « Не потеряй, смотри мне! А то порчу наведу!» И так ежедневно. Кажется, что все цыгане задались целью покинуть планету.
  Я наблюдаю эту картину каждый день. Вернее, каждую ночь. После рабочего дня еду на вокзал, беру самый дешёвый билет на какой-нибудь утренний рейс и всю ночь смотрю кино про кочующий народ. Дежурные по вокзалу не трогают - у меня есть билет. Честно сказать, подобный вид ночлега обходится дешевле самой захудалой гостиницы, благо путешествия в наше время доступны каждому в отличие от крыши над головой. Вот и бегут-разлетаются в разные концы света все те, кто не нашёл себе места на этой густо населённой планете. Меня тоже не раз посещала мысль, бросить всё и улететь навстречу неизведанному. Благо водители аэробусов нужны на любых планетах. Но каждый раз утром, вместо того, чтобы подняться на косморабль, я иду на работу. С утра и до вечера перевожу пассажиров на своём видавшем виды аэробусе, на ходу успеваю что-нибудь перекусить, вечером принимаю душ, плотно ужинаю в ресторанчике для водителей и снова иду на вокзал. Как и для цыган, он стал для меня родным домом, крышей над головой.
  Цыгане, не глядя ни на кого, трясут подолами, яростно шлёпают босыми ногами и беспрестанно что-то говорят на своём древнем наречии. Я же молча смотрю на цыган и думаю о том, что где-то есть мой дом. Дом, в который я не смогу войти без содрогания сердца. Дом, атмосфера которого тяжела и зловеща. Дом моих родителей. В нём есть моя комната с огромным книжным шкафом, письменным столом и диваном, на котором я так люблю спать. Или любил спать. А за стеной - комната младшей сестрёнки, шалуньи с кукольным личиком, оживляющей это равнодушное жилище своим серебряным смехом. Пока оживляющей. Пока эта тяжёлая атмосфера не задавила её смех.
  Я же больше не вернусь в этот могильный холод нашего дома. Ради чего? Ради того, чтобы услышать из гостиной равнодушный голос матери, никогда не отрывающейся от сериалов: « Консервы в холодильнике, приготовь себе что-нибудь поесть, я скоро освобожусь"? Она освободится в два часа ночи - во столько заканчивается последний сериал,- примет снотворное и бухнется спать. Ради того, чтобы, нечаянно встретившись в коридоре с отцом, натолкнуться на его оловянный взгляд и услышать извечное: « А-а, ты пришёл..."? И то ли радость в его голосе, то ли разочарование - не поймёшь. Пустой голос, пустые глаза, тяжёлые ухающие шаги. Ради чего мне идти домой? Ведь меня здесь никто не ждёт. И никто не задаётся вопросом, где я и что со мной.
  Даже старенькие ходики в коридоре равнодушно отбивают такт за тактом, а когда-то они шли весело и непринуждённо. Когда-то... Когда-то мама улыбалась, встречая меня из школы, а отец брал меня на руки и подбрасывал высоко-высоко, под самый потолок, и мне казалось, что я лечу... Я теперь и в самом деле летаю на своём аэробусе. Правда, не высоко, но всё же... И ночую на вокзале...
  Совсем неожиданно ко мне подсела цыганка, пытливо вглядываясь в глаза. Она была молода и красива какой-то первозданной необузданной красотой, и она очень отличалась от своих соплеменниц. Вместо цветастого балахона на ней был изящный тёмный костюм, на ногах красовались полусапожки, коротко стриженые волосы уложены в кокетливую причёску. Но это было ничто в сравнении с её взглядом, всепонимающим и всезнающим. Ни слова не говоря, я взял её за руку и повёл на косморабль.
  Солнце, воспевая новый день, уже позолотило верхушки деревьев. Птицы устроили дикий трезвон. Наверное, так начинается новая жизнь. Я оглянулся, чтобы посмотреть на город, который покидал, пытаясь в его равнодушных кварталах отыскать свой дом. Потом заглянул в глаза своей спутнице и понял, что я Дома.