" У меня девять детей, все живут. У меня было всего трое мужей. Второй муж у меня был поляком. Умер неожиданно.
А третий муж - словак, тоже умер - был моложе меня на пятнадцать лет. Сейчас живу с одним - немец он, но нет у него такой нежности, как у тех, так живем, он тоже моложе меня, но
все время ходит куда то, может в публичный дом. Но все равно, мужчина в доме нужен, без ласки ведь нельзя",- она замолчала и добавила: " Вот они руссие как и Вы такие же, скажешь что то они все смолчат и свое делают. А наши ведь ругаются сразу и вообще наши ругаются все время, ничего не попустят другому. А русские они люди добрые",- смотрела на нее ии вдруг втала и прихрамывая пошла к шкафу. Открыла дверь и вытащив спортивный костюм, приложила его к себе и спросила: " А у меня тоже есть такой, похожий на твой, как мне в нем, хорошо". " Хорошо" ,-ответила, отвернулась, взяла книжку и начала читать.
Засмеялась и как марево, навеяное паутиной, сотканной густо и одновременно почти прозрачно, отогнала рукой что то невидимое и поняла тогда, что стекло в окне самолета запотело.
" Скоро полетим",- стоял за спиной и смотрел над ее головой, " Я как увидел Вас в самолете, сразу понял, что не зря Вас к нам подсадили, видимо дела пойдут у нас лучше. А может хуже",- неуверенно добавил и наклонился к ней:" А Вам , что плохо.
А то я вижу, как то побледнели Вы вся",- он смотрел с испугом ей в лицо и капельки пота попоявлялись одна за другой по волшебству, как горошины и сплывали по его подбородку.
" Вспомнила больницу одну",- махнула рукой , ничего особенного, так история со времен войны.
" Война в нас всех сидит крепко, Вы зря говорите, что ничего особенного, не побледнели бы так, если бы ничего особенного,- иш ты корчит героя из себя",- сказал он и сел опять в кресло сзади.
Через два часа действительно, когда она уже потеряла надежду на то, что они вообще полетят,и раннего утра серость и пустеющая тишина действовали на ее мозг, до тошноты и почти безпамятства, самолет все таки получил лоцию, взлетел и взял курс на Багдад. Она дремала, или ей казалось, что она дремлет, все равно было и ей и наверно всем в этом самолете или почти всем. Она уже не волновалась ничем, ей было все равно, собъют ли его или нет, куда он летит и вообще, летит ли он этот самолет , или стоит на месте, где то в темноте неба.
Полумрак салона и стюардесса, со слегка опухшими глазами с синяками под ними - она шла по проходу и тихо говорила:
" Товарищи через полчаса - мы приземляемся в Багдаде, товарищи, прошу просыпаться". Она не хотела просыпаться и думала о ом, что лучше бы было для нее вообще навсегда остаться в этом небе, очищенной от всего того что она знала и что предполагала за скупыми словами тех, которые все рассказалаи ей и теперь уже были мертвы.
Когда она выписывалась из госпиталя Марта дала ей свой адрес и плача начала ее целовать, перед лифтом на глазах у всех пациентов." Знаешь, когда нас заняли французы, ну всю деревню, вначала пришли к нам марроканцы, все черные высокие, дикие. Я не знаю, кто ими командовал, но они шли как чума. Всех женщин, всех, понимаешь без исключения били и насиловали по очереди, пока или теряла сознание или умирала. Знаешь у нас в деревне бабы лежали на улице все в крови с задранными юбками, до ночи, не шевелясь. А утром никого уже не было на улице, всех или забрали , или сами дотащились до домов.
К нам пришли , двери взломали и отец напрасно защищал меня и мать. Мать на моих глазах прикладом убили, а перед тем изнасиловали и всю порезали. А меня забрал в другую комнату один такой высокий очень, разорвал на мне всю одежду, вытащил нож такой серпом и держал так при горле, поставил меня к столу, стул на меня , а на стул посадил другого такого же, чтобы я не могла повернуться, в рот какого тряпья наложили и руки привязали к столу. И тогда началось. Не помню ничего, хотела как можно скорее или сознание потерять или умереть.
Пришла в себя от холода. Лежала на полу в нашей комнате, окна все выбиты вся в крови. Встала, хожу по дому, никого нет.
Нашла какое то тряпье и завернулась в него и так дождалась утра. Днем пришел наш пастор и как увидел меня, обрадовался, забрал в подвал костела. Там подвал был полный людьми.
А через два дня пришли французские войска, офицер у них такой был весь вылощенный и милый все извинялся за этих варваров, говорил, что это все дикая орда, и что французы никогда женщин не насилуют. Ну вот и родился у меня сын, которого ты видела, такой высокий и весь черный он, сын это же мой, а ты что думала, что это знакомый что ли, сын это мой",- попрощались и она съехала вниз и вышла на улицу. Машины мужа не было еще и она стояла и сняв шапку, закрытыми глазами смотрела в небо. Пришла в себя.
В самолете все было в движении, переодевались все из ансамбля, не стесняясь, одевались все в национальные русские костюмы. Потом все успокоилось и самолет пошел на посадку.
На поле после приземления ехал куда то далеко может быть, или не далеко, но долго. Двери были задраены и капитан самолета не объявлял о посадке. Потом вдруг в громкоговоритее раздался его голос:" Товарищи мы приземлились в столице Иракской республики городе Багдаде. И заиграл гимн Советского Союза.
Двери открылись и в окно она увидела почетный караул, выстроенный вдоль красной дорожки, расстеленной на бетоне аэродрома. Рядом с дорожкой с одной стороны стояли тоже военные в почетном строю и какие то люди в гражданском.
Все было оцеплено рядом машин, мерцедесов и шевролетов, новых с затемненными окнами. От зеленых мундиров оцепления поле казалось зеленым.
Весь ансамбль выстроился впереди.
" Начнете петь нашу " Дубинушку " , как только появится в дверях первый человек" ,- навещевала руководительница.
Сходили в трапа и пели эту Дубинушку, за ансамблем шли остальные. Ее представяли по очереди военным, и опять военным, потом появились гражданские , а сзади все гремели русские песни и солнце палило во всю, несмотря на утро, жара распирала легкие и она как чумная шла вдоль этого рядя людей и военных стоящих в оружием наизготовку и вместе с делегацией улыбалась как и все остальные и что то говорила и пожимала без конца руки.
В поданных автобусах их рассадили отдельно от ансамбля, на лобовом стекле стояло слово"Россия", по русски и по английски. Автобус их через пол часа был уже в городе,ехал медленно, проехали арку победы, у основания заваленную шлемами побежденных и свернув направо передвигались вдоль массивной высокой в метров десять стены.Стена тянулась квартала два, за ней был виден комплекс зданий, отодвинутых куда то в середину квартала.Потом автобус резко повернул направо во вдруг появившиеся ворота и они оказались на огромной площади.
"Это правительственный комплекс",-объяснял мне Гена.
Автобус остановиля перед зданием,напоминающим гостиницу где то в центре может быть Франкфурта, или Мюнхена, или Нью Йорка. Все вышли из автобуса и их повели вдоль широкого коридора и человек,военный со списком, привел их всех в большоке помещение, почти зал и предложил всем сесть, вдоль стен стояли кресла с чистыми полотнянными салфетками на нараменниках, между креслами стояли маленькие,низкие столики. В дверях появились официанты с чаем,сладостями и водой со льдом.
" Друзья",- сказал по русски какой то человек, появившийся вдруг в дверях,-"Мы и наш президент,Саддам Хуссейн, мы все рады приветствовать первую русскую оффициальную делегацию в столице нашей страны Багдаде". Все встали и апплодировали ему.
Он продолжал:"через пол часа Президент нашей страны примет Вашу делегацию.А пока прошу Вас отдохнуть",-закончил и вышел из помещения. Боковые двери из этого зала вели в санитарные помещение,огромные,как будто только сейчас построенные и которыми никто не пользовался.Перед каждым из двдцати туалетных комнат в открытых шкафах лежали стопками полотенца, махровые и простые льняные,всех размеров и сортов, все как одно белые с золотыми вензелями посередине.
Через пол часа их повели сначала опять этим же огромным коридором прямо а потом в лифтах по десять человек повезли наверх. Лифты были похожие на лифты в "Кемпиньском" в Москве и тоже в каждом стояло название фирмы "Тиссен" и дальше ФРГ.Принимал их сначала Премьер Министр, в своем кабинете, или зале заседаний и каждый мог задавать вопросы и каждый был представлен ему по очереди. Он посмотрел на нее внимательно, когда подошла ее очередь и спросил по немецки:"Sie kommen aus Deutschlad".
Она ответила утвердительно и он задержал ее и предложил сесть в кресло обок. Он начал объяснять ситуацию в стране,а потом начались вопросы. Он время от времени поворачивался к ней и улыбаясь спрашивал ее о каких то незначитедьных вещах, по немецки. Она слушала вопросы, задаваемые людьми из делегации и ответы иракскких военных и гражданских. Иракские переводчики работали быстро и довольно исправно, не чувствовалась у них все время некоторая затруднительность при переводе специальных определений.Сидела с непроницаемым лицом и все таки ей хотелось смеяться от комичности ситуации и от сознания бестолковости пребывания здесь, здесь и тут.
"Вам неинтересно здесь и я это понимаю",- сказал он по арабски.
Он не старался уже говорить по-немецки и повернувшись к ней в полоборота предложил:"Если Вы позволите, мы перейдем в другое помещение и я хотел бы поговорить с Вами отдельно".
Кабинет его опустели он сидел без движения , закрыв глаза.
Она встала и подойдя к столу спросила: " Я налью себе воды".
"О да, конечно",-он встал и подойдя к столу с другой стороны и наклонившись поднял трубку телефона и попросил кого то прийти."Вы не понимаете все наши диалекты. Но Вы должны понимать хотя бы один и сейчас сюда прийдет человек из региона, где родился президент, Вы сможете с ним поговорить",- он посмотрел на нее и улыбнувшись пошел к выходу.
Почувтвовала себя несвое и представила, себе, что если им нужно кое что от нее, то , конечно прежде всего они будут стараться выяснить ее слабые стороны, потом ее пожелания и конечно она не сможет все это время ни выйти отсюда, ни позвонить, ни общаться с кем угодно. Налила себе воды из бутылки, на которой стояло " Эвиан " и отпила глоток. Больше всего сейчас она боялась отравиться. Открыла сумочку и вытащила плоскую фляшку с виски, отпила глоток и спрятала в сумку обратно." Все западные люди пьют" ,- услышала голос сбоку и повернувшись увидела человека. Стоял почти рядом. Она не заметила его появления совершенно."Прошу вас, нам много нужно будет работать еще сегодня",- он двинулся вперед.
В помещениях центра главной лаборатории не видно было ни души, как будто бы все люди испарились. В открытых дверях лабораторий, которые они проходили, идя по коридору, никого не было. Она посмотрела вопросительно на него и он ответил, усмехнувшись: " Для предосторожности, для предосторожности".
"Я покажу Вам то, что мы сделали за последние три месяца",- он подошел к дверям и вытащив кароточку, вложил в паз двери.
Они вошли в помещение сбора информации центра и только тут она наконец увидела человека в белом халате.
Тот смотрел на нее и молчал. Она протянула ему руку и он пожал ее и улыбнулся. Они остались сами. " Видите ли, у нас все время возникают проблемы, которые могут Ва казаться примитивными, или даже может быть смешными. Мы можем их решить и решаем сами, но здесь ведь играет главную роль вопрос времени. Время, которое нам дано, коротко, поэтому, такие всиречи очень важны для нас",- он замолчал и посмотрел на нее внимательно, как бы проверяя, поняла ли она его правильно. Она молчала.
Он смотрел на нее и ждал чего то. "У нас вчера здесь был, например высокого ранга представитель правительства Соединенных Штатов Америки", - он замолчал.
" Мне необходимо выяснить" ,- перебила она его, - " Мне необходимо выяснить и обсудить с вами два вопроса, которые очень беспокоят нас, вообще беспокоят многих" ,- добавила она.
" Да, но ведь американцы сами предложили нам свои услуги",- он удивленно опять посмотрел на нее.
"Но тогда я не понимаю Вашего желания видеть меня и беседовать со мной на ту же тему" ,- она со злостью отодвинула стул, который он пробовал поставить между столами, для того чтобы она могла сесть. " Вы представляете вообще, какими усилиями мы создавали основы нашей физической школы",- он смотрел на нее и как будто бы не верил тому, что она стоит тут перед ним.
Для него важнее всего было найти правду, временную правду, правду мгновения в истории науки.Небольшого роста, лет где то тридцати пяти, с синяками под глазами и с горящими от невысыпания глазами, почти ненормального, он стоял перед ней и вместо того, чтобы задавать ей по делу вопросы, он ругал ее за то, что его оставили здесь самого и оставили предвзято, для того, чтобы потом его же обвинить в преступлениях против человечества." Я не имею никакого выхода, вы понимаете вообще это",- он смотрел на нее ив его глазах вырисовывался ужас.
" В Америке, в таких же лабораториях ни у кого нет ни малейшего сомнения о том, что все что делается, делается на благо человечества. А ведь я работал там и знаю как часто люди из служб приходили к нам и мы обязаны были делать многое против нашей совести, потому что это было против человечества.
Но это в первую очередь было нужно для Америки, для страны, для того, чтобы Америка процветала, против всех, кто мешал Америке в ее развитии",- он смотрел на нее ожидая продолжения дискуссии. " А когда где то, кто то хочет против кого то сделать что то, чтобы добыть больше нефти, или чтобы добыть эту нефть так, чтобы она ничего ему не стоила и заставлять потом других а потом и сообще всех платить за нее, потому, что нигде не будет другой нефти, кроме американской, на всей земле",- она уставилась на него и не мигая смотрела на него.
" Я именно об этом и говорю",- он смущенно пожал плечами как баба и подвинв стул, предложил ей тоже сесть.
" Господин Хасан, и Вы и я понимаем оба, что все это сплошное надувательство. Или программа ведется и для этого нужно привезти сюда еще пару человек, или же здесь просто создается впечатление того, что что то недозволенное делается, для того, чтобы потом можно было с чистой совестью приступить к бомбардировке вашей лаборатории, под претекстом работы над атомным оружием",- она встала и начала бешенно ходить по комнате. "Может быть еще другой вариант. Например главные работы ведется в совершенно другом месте и вообще может быть и не в вашем государстве. Тоже может быть",- она стояла перед ним и с остервенением тыкала его в грудь пальцем ,- " Вы, Вы понимаете вообще во что Вы ввязались. И если у Вас есть хоть какое то мужское самолюбие , Вы бросите эту работу и вернетесь в США" ,- она повернулась к нему спиной и со злостью ударила кураком по столешнице,- " Да черт побери, Вы же понимаете, что в Москве и в других местах не спят и могут догадываться, что же в самом деле тут затеяли" ,- повернулась к нему и продолжала уже совершенно спокойно:" Экспертиза стали,из которой нужно было выполнить требуемые Вами трубы, вовсе не для этих целей, господин Хасан, ну совершенно не для этих целей. Что больше, я даже могу сказать Вам для каких целей нужны вам трубы",- замолчала и и сжав в презрительной улыбке губы пошла к двери. Остановилась вдруг и повернувшись пошла обратно на него просто. " Неужели, если мы решили работать совместно и к том у же вы не сможете без нас ничего довести до конца, ну может быть за десять лет, ну почему же вы наровите без конца все же обманывать нас, и при том только тогда, когда мы договаривамся наконец о доверии друг к другу и вы пожимаете
нам руки и даже клянетесь в верности и мы понимаем, что вы искренне хотите то же, что и мы, так как без этого доверия ничего не будет вообще. И все же именно тогда вы начинаете обманывать нас. И при том вы тысячу раз подчеркиваете, что мы азиаты и что именно мы первые всегда обманываем. Вы вовсю орете об этом вовсех своих радиостанциях и газетах, вы используете те же методы подлости и брехни, те же, что использовали диктаторы самого паршивого калибра на земле" ,- она разошлась и он смотрел со страхом на нее.
" Вы не поняли меня совсем" ,- сказал он примирительно,-
" Для меня вовсе неважно, будут ли ваши советы к месту или же ваши консультации не дадут нам ничего, а скорее наоборот, приведут наши работы к полному фиаско. И поверьте, мне все равно",- он смеялся над ней и в его глазах светилась нескрываемая ненависть.
"Вы думаете мадам Светлана, что ваши консультации принесут нам что то новое или то, о чем мы не знали и не имели никакого понятия, все действительно так и не так" ,- он перевел дыхание и неожиданно подойдя к ней положил ей руку на плечо.
Она стряхнулв его руку, как какую то заразу и пожав плечами
задрожала тряся головой и закрыв глаза. " Это же не только страшно, это омерзительно,подло, оскорбительно для вас самих, как можете вы после этого жить и кое как даже терпеть сами себя",- уставилась на него, глаза ее сделались огромными, страшными и она сама чувствовала, что достаточно какого нибудь дуновения ветерка и она не выдержит саму себя и ее невменяемость достигнет такого состояния, когда она уже не будет в состоянии ни только не управлять собой она не будет даже помнить потом, что она делала в такой момент. Необузданной ничем уже не укротимой жажды-злости доказать свое этому совершенно пустому и никчемному человеку, доказывать которому эту правду было совсем бесполезно, даже этого было теперь недостаточно. Она спросила его совершенно спокойно, тихим, невзрачным голосом:" Если мы предложим тебе годовой оклад в два миллиона долларов, сможешь ли ты, не задавая вопросов и не делая пакости довести программу до конца".
Она стояла сжав зубы и закрыв глаза пред ним, готовая убить его в ту же минуту или умереть сама тут же вместе с ним.
После долгого молчания добавила:" Мы будем следить за каждым твоим шагом, за каждым".
Открыла глаза, он стоял опустив глаза, слегка сгорбленный, оперевшись о стол." Мне нужно подумать. Все не так просто. А что будет с моей семьей, кто поможет ей",- поднял на нее глаза. " Я помогу",- она посмотрела на него с нескрываемым презрением и не помня сама себя более смела рукой все лабораторное стекло и вскочив на стол с диким криком спрыгнула на него, наровя попасть ему просто в голову.
Встала с колен, в кровоточащих коленках торчали осколки стекла и едкий сивый дым застилал лабораторию. Выла сирена.
Доктор лежал на полу без движения. Толкнула его ногой и его голова безчувственно шевельнулась из стороны в сторону.
Подошла к дверям и закрыла их. Открыла окно. подошла к умывальнику и начала мыть руки. Стекло в ранах на руке впивалось и причиняло нестерпимую боль. Начала медленно вынимать осколки один за другим из ладони. Почувствовала, что боль несколько утихла, вытащила бутылочку виски и намочив косынку,обвязала ею руку. Села на стул и начала вынимать стекло из коленки. В двери настойчиво стучались. Подошла к дверям и открыв их без слова и не глядя на человека, который стоял перед ними, отвернулась и пройдя два шага, без сознания упала на пол.
Ее привезли в военный иракский госпиталь и положили в отдельной охраняемой палате. Всего этого она не могла знать и не знала, конечно же она и того, что доктор Хасан умер не приходя в сознание тоже по дороге в госпиталь. Делегация из Москвы поехала после посещения президента в гостиницу и Мартын Иванович напрасно высматривал ее среди участников делегации.
После двух уколов она проснулась и увидела перед собой человека в мундире иракской армии. Он сидел на стуле около ее кровати и внимательно смотрел на нее. Начал говорить по-арабски, повторял одни и те же фразы и она смотрела на него широко открытыми глазами молчала. Он встал и не говоря ни слова вышел закрывая за собой дверь. Пришел человек в белом халате в сопровождении еще одного с подносом на котором лежало два приготовленных шприца. Она села на кровати и обхватив саму себя руками, скрючилась и была готова до конца защищать себя от следующих уколов. Получила удар по голове и падая на подушку запомнила только лицо врача, которых с ожесточением стягивал ей жгутом руку.
Не помнила ничего больше. Какие то тени двигались перед ней и голос говорил ей по-русски:"Когда кончается сезон и начинает дуть северо-западный ветер, на побережье становится пустынно и все номера предлагаются по цене в два раза дешевле".
Она повторила ему эту же фразу и спросила у человека номер.
Потом этот же голос спросил:" Какой номер". А она твердила только не переставая:" Номер, номер, номер". Тени двигались опять и она понимала, что кто то качает ее из стороны в сторону и она как будто бы плыла в воздухе и и кто то говорил еще что то, чего на не понимала и потом последовал удар в голову и она очутилась в темноте, ей обязательно хотелось выйти из этой темноты, но все ее старания ни к чему не приводили и она пробовала поднимать руки, но они не поднимались, потому ч то были тяжелые жо невозможности и она поняла. что на несет камень , идеьт по мостику , а внизу далеко далеко слышала шум падающей воды. Она пробовала выпустить этот камень из рук, чтобы не упасть с этого мостика, но он был прикреплен к ее рукам и не падал вниз. она тогда решила, что она прыгнет вниз и доберется до воды. Летела куда то и вдруг очутилась в воде и она почему то обожгла ей рот и ей сделалось жарко и опять кто то сказал:" Еще один зуб".
Она не знала, почему зуб, и вообще, почему говорят о каком то зубе и она спросила:" Какой зуб" и опять не услышала ответа и начала рассказывать о себе все как попало, не могла остановиться и к месту и не к месту повторяла:" Моя группа крови нулевая, нулевая, понимаете, нулевая". Она хотела говорить с человеком еще и еще и он смеялся и все время что то давило во рту и она чувствовала, что ее рот увеличивается и становится огромным и даже больше ее лица и лицо тоже начало увеличиваться и потом голова сделалась огромной и она почувствовала, что не может уже нести ее на плечах падает вместе с этой огромной ношей и кто то пробует ее поднять, но не может. Потом она услышала голос, который сказал:
"Ну все, конец, отойдите, конец".
Наступила темнота, и она почувствовала запах ели, запах сербской ели и он сделался интенсивным до приторности и она чувствовала,что ее тошнит и что она не может уже ничего говорить. Это была вообще уже не она, но одновременно она сама, она видела свои руки, ноги, вспоминала, что в зеркале перед ней стоит именно она, которую она помнит до того, как
попала в этот госпиталь. Но кроме всего внешнего она не помнила ничего, что связывало ее с ней, до того. Она подняла голову и спросила:" Как меня зовут".
Палата, в которой она находилась, имела широкое во всю стену
окно, с темными стеклами, за которым не было ничего, что она могла бы увидеть. Она подошла к окну и стала смотреть, прижавшись к нему лицом. Отошла и села на кровать.
Ей было смутно и она легла на кровать и скрючившись калачиком,заплакала. Плакала наверно долго, потом перестала и заснула. Снился ей сон про море и про то, что она тонет и кто то выаскивает ее из воды и втягивает в лодку и се время говорит:" Внучка, моя, внучка моя, ну что же ты, ну что же ты". Проснулась, перед ней стоял по-видимому врач и что то говорил. Выглядел смешно, открывал рот, но она не слышала ни звука. Потом он улыбнулся и похлопав ее по плечу и все время смеясь вышел. Она ходила по палате, открыв рот из которого все время текли слюни и она размазывала эти слюни по лицу, по рукам и смеялась тоже, как человек, который был до того в палате. Что то давило в желудке, она испражнилась и ей сделалось легко и тепло, потом она начала чесать что то в штанах и липкая коричневая масса вылилась из ее одежды и на начала размазывать эту массу тоже по себе и стене комнаты и только руки были все время грязные и она начала плевать на них и вытирать их опять об стену, потом села на пол и сняла штаны и начала размазывать эту коричневую массу по полу и все время смеялась, потом опять заснула тут же на полу.
После нескольких дней пребывания в госпитале, ее, ничего уже не соображающую, не чувтвующую даже запахов и не слышащую ничего, все время смеющуюся или спяшую, на носилках, вынесли из госпиталя и, погрузив в вертолет, привезли в аэропорт и погрузили в самолет, который летел сначала в Иорданию, в Амман, а потом домой в Германию.
Декабрь.
Наступила настоящая зима в Англии, в Лондоне. Было все время пасмурно и промозгло и темно наступало уже в пять часов и город погружался в абсолютную темноту а небо рассекали прожекторы,ловящие как в сказке летящие немецкие самолеты и тогда весь город вздрагивал от гула содрогающей все и вся противовоздушной артиллерии. Все говорили только об одном и никто уже не говорил о будующем и он Арам после этой прогулки в парке с Майклом перестал вообще думать о себе, как о человеке, у которого что то есть - семья, чувства, прошлое, будующее. Он смотрел на себя и на каждый прожитый собой день как какое то животное, неизвестной породы, заботящееся только о том, чтобы быть сытым и здоровым. Его поселили в пригороде Лондона, в маленьком домике, куда раз в неделю приезжал автомобиль и военный молча разггружал ящики с едой и так же молча уезжал, оставляя их перед домом. Дом соседей находился на расстоянии где то двух километров и Арам, просыпаясь каждый день лежал с открытыми глазами и смотрел в деревянный потолок и отчего то считал количество сучков, почти невидимых и покрытых темно-коричневым лаком. Лежал он обычно долго, так долго, пока начинал чувствовать боль в ногах и голод.Обычно это был уже день - он ел завтрак и отправлялся гулять.
C наступлением темноты он возвращался, готовил себе поесть и
садился писать при свете двух допотопных керосиновых ламп, стоящих над комином. Раз в неделю кроме того приезжал на два часа и не более Майкл, выслушивал его и привозил медикаменты, которые он считал сейчас необходимы Араму. Арам их брал и вовсе не принимал, только выбрасывал всегда то количество, которое он должен был в это время принять. Майкл удивлялся
настроениям Арама и все более озабоченно смотрел на него.
В последний раз Майкл просил его рассказать о своих проблемах
сексуального порядка и Арам рассмеялся так громко и от души, что тот отодвинулся от него и опустив голову сказал:
" Этот момент в жизни ты должен тоже учесть".
Вот и сегодня он шел по краю поля, черного от вспаханной на осень земли и слегка покрытого то там то тут жалкими остстками снега. Но все же снег держался и не таял и несмотря на солнце, смотрящее из за мглы где то в небе, где то там, где нет ничего ясного, как впрочем и тут на земле. Ему захотелось сесть на землю, или даже лечь и так лежа смотреть в небо, каким бы оно не было,он хотел смотреть в совсем чужое небо. Полоса земли вдоль поля невспаханная и покрытая травой, отчего то зеленой и совсем не пожелтевшей, казалась ему почему то спасением от всех его невзгод и проблем и он физически чувствовал, что как только он ляжет на эту землю, не будет у него уже больше сил встать , а останется только желание лежать на ней на этой земле так долго, пока он не перестанет чувствовать вообще ничего.
Он лег на эту полоску земли вдоль поля и она показалась ему теплой и он прижался к ней щекой, сначала одной, потом повернулся на другой бок и прижался другой щекой и ему сделалось жарко и он расстегнул воротник пальто и снял шарф и положив его рядом с собой смотрел на появивщегося откуда то жука, который полз по его шарфу как по неизведанной горе и не найдя выхода из лабиринта складок наконец повернул назад, перед тем свалившись со складки, на которую забрался правдоподобне для того, чтобы посмотреть вдаль и вообще определить направление- куда же ему ползти.
Арам лежал на земле, холодной, мерзлой земле, в километре от
проселочной дороги,он, о судьбе которого никто в сущности не
думал и о котором никто не мог даже бы вспомнить. Он понимал эту свою ситуацию и чувствовал оттого какую то легкость и отрешенность и свободу буть или не быть и всою близость к богу, который только мог бы и решить что же будет с ним без помощи каких то родственных, любимых душ, могущих еще как то влиять на судьбу вообще человека может быть просто молясь к богу, одному на всех. Не то чтобы он специально хотел умереть или
не хотел жить, нет вовсе нет, от хотел конечно жить и чувствовал, конечно как каждый на его бы месте мог бы чувствовать и любить и мечтать. Но он понимал, наверно, что его Арама время сократилось и превратилось в ту именно точку, вес которой исчислялся в тысячных долях.
Легкость овладела им, легкость и спокойствие и такое безразличие ко всему, что его окружало в том числе и к нему самому. Он лежал и улыбался, как ненормальный и подняв руку водил пальцем в воздухе по какой то невидимой линии все снова и снова и казалось, что эта линия начертана в воздухе и известна ему одному только. Голоса приближались и были все ближе и ближе и он начал смеяться и повернувшись на другой бок прижался только плотнее к земле.
На другой день вечером у него поднялась температура. Лежал в кровати и старался сохранить память о том, что же с ним происходит. Лежал в забытьи, хотелось пить и он не мог встать вообще, чтобы напиться этой воды, которая снилась и маячила пред ним, как что то великолепное и манящее, несбыточное и почти нереальное. Лежал и время от времени попадал в в прострацию и ему снилось море и то , как он пьет его все и надувается как шар и лопается по всем швам , соединяющими невидимыми нитьми все части его тела, каждая из которых болела все больше и больше и в отдельности и каждая все таки по другому. Стук в дверь, несбыточный как из сказки и человек стоял пред его кроватью и говорил ему что то и он улыбался ему и представлял себе все это событие, как продолжение марева сна. Его тормошил Майкл , за плечо и старался вытащить из него хотя бы одну реально произнесенную фразу или членораздельнр произнесенное сочетание хотя бы слов, все было безполезно и напрасно. " Ну что же я буду докладывать во- второй раз премьеру",- лихорадочная фраза оставалась без ответа, но вовсе не она вставала голым и непрекрытым страхом пред его глазами, вовсе не она. Он понимал, что война сейчас идет настоящяая и что эта война несравнима ни с одной другой,Ю которая была до того, ни по размаху, ни по своей звериности, ни по жестокости и и безразличию. Он слышал речь немецкого диктатора- Гитлера не далее , как два дня назад, в преводе, прочитанном для работников военного министерства и только теперь до него дошло, что вся нечеловечность , а можеть быть надчеловечность и событий и действий, возникших ведь от самих людей, от тех, которые были и жили до того в Европе, вышедшая из них и от них, прерастает все представления о человеческой бездонности.
Стоял пред кроватью этого русского, почти теперь уже трупа, которого спасти не могло уже ничего. Взял подушку и чтобы облегчить его терпения прикрыл его лицо и начал со всей силы давить на эту белого цвета подушку, пока не почувствовал, что человек под ней начал хрипать и его руки судорожно хватали воздух и не находя ничего искали все же что то еще.
Его мозг боросал в пространство одну только мысль и она расплывалась перед ним неясно и неопределенно, но страшно в своей ответвственности пред его самого жизнью.
" Убей его наконец, убей", твердил кто то и он вдруг остановился и сняв подушку посмотрел на лицо казалось покойника, с открытым ртом и глазами с запавшими куда то зерницами.
" Сука, ты Майкл",- вдруг услышал он хрипло произнесенные этим покойником слова и вот уже он сидел, не меняя выражения лица, он сидел на кровати и говорил, говорил , обращаясь к нему Майклу.
Тот побежал в ванную и набрав в миску, стоящую нв умывальном столике воды бегом принес ее в комнату и не говоря ни слова вылил ее всю, довольо большую миску воды на голову этого человека, не понимая сам, что он делает и для чего он все это делает. Покойник встряхнул головой, по настоящему и начал подниматься с кровати как в замедленном, немом фильме, не говоря ни слова. Майкл начал пятиться в угол, понимая, что человек этот вот вот упадет и что достаточно толкнуть его хотя бы одним пальцем и он будет лежать на полу и останется может быть даже лежать на полу навсегда, может быть к счастью его Майкла.
Но он не мог ничего сделать с собой, и, вместо того, чтобы с силой, которой у него было под достатком, оттолкнуть этого русского или ударить его по голове еще чем нибудь тяжелым, хотя бы чугунными щипцами, стоящими на расстоянии вытянутой руки, которые наверняка принесли бы долгожданный эффект ожидаемый многими, он Майкл, не помня себя выбежал из дому, как стоял и опомнился только тогда, когда от холодного воздуха и бега у него сперло дыхание и кашель сдавил горло мертвой хваткой. Стоял и надрывно кашлял, согнувшись вполовину и держась за ствол дерева.
Обернулся- свет окон дома вернул его к реальности. Соседская собака лаяла и кто-то открыл калитку и обращаяясь в темноту, спросил:" Кто там!" . Он слоял без звука и без движения и вмиг начал стыдиться себя и своих объяснений, которые возникли молнией в голове и оттого, понимая сразу же, что все, что он будет говорить или даже если его кто то тут увидит только, все это может и будет определенно против него.
Он побежал обратно, уже не боясь, полный решимости убить этого русского. Дом был пуст. На вешалке не хватало его Майкла пальто и все вещи были в неимоверном безпорядке, как будто кто то прошелся смерчем по всем комнатам, переворячивая по дороге неизвестно почему и для чего все и вся, без видимой причины, просто для удовольствия - превернуть все вверх ногами.
Майкл сел на край кровати, на смятую простынь и одеяло, наступил нечаянно в лужицу крови на полу пред кроватью, посмотрел с удивлением на свои руки, заметил, что на них тоже кровь, встал и быстро машинально подошел к умывальнику, открыл кран и не найдя нигде под рукой мыла начал лихорадочно тереть одну руку об другую, как умалишенный, пока не почувтвовал отрезвляющего холода ледяной воды.
В посольстве.
Ночная темнота казалась вязкой прилипающей к телу как мазь,черная и несмывающаяся. Он привык постепенно к ней и различал тени, уже машинально, как зверь, напрягая слух, дышал натуженно и все его движения отбивались в ушах, громом и оттого било в висках, как кононада каких то орудий с методической равномерностью и без передышки.Кусты цеплялись за его одежду и он липкими, наверно от крови пальцами отцеплял колючие ветки от пальто, чтобы не порвать его.Остановился, и сняв шарф,обмотал им голову и с силой стянул концы сзади. Удары кононады прошли и ему сделалось вдруг жарко и вся горка, по которой он карабкался поплыла вниз. Он расслабил узел на голове и зачерпнул мокрый талый снег и протер им лицо и шею и почувствовал вдруг, что пахнет весной.
" Да что же я тут делаю. Зачем я вообще тут. Куда я иду",- стоял на склоне горы, еле держась за какие то кусты и не видя в темноте даже, куда ступить дальше ногой.
Сел на этом склоне, не выпуская куста из рук, попробовал упереться во что то ногами, но они скользили по липкой грязи и тогда пришло ему в голову - "отчего тут растет куст".
Закрыл глаза и попробовал подтянуться на руках, держась за куст, почувствовал, что вырывает его из земли и оставил в покое. Сидел и ждал утра.
Солнце появилось изможденное и чужое, серое, дождь моросил и его знобило. Открыл глаза и увидел нависающую над ним глыбу земли с вырванными корнями дерева, на склоне горы в нескольких метрах от обрыва. Снял ботинки и они беззвучно съехали вниз и через некоторое время раздался их плюхающий звук. Сидя и все держась за этот чудо-куст, упираясь пятками поднялся до свисающих вырванных корней и ухватился за них. Ноги безладно висели, не опираясь ни во что, пальто мешало своими тесными рукавами. Подтянулся и зацепился ногами на корнях. Влез на ствол и на четвереньках начал карабкаться по нему. Впереди перед высоким забором из колючей проволоки, ограждающим дорогу со стороны склона увидел таблицу-" Заминировано, проход воспрещен". Прочел ее и как будто бы содержание ее не касалось его вовсе, лихорадочно начал взбираться по этому
из стороны в сторну колышащемуся и нестерпимо ранящему забору, наконец оказался наверху и собравшись с силами спрыгнул с высоты вниз. Ничего не помнил с боли в ноге.
Подтянул ее, пощупал, была целая, но болела и вся пятка вспухла и сделалась похожей на колоду. Завязал ее шарфом и волоча ногу пошел по дороге так, чтобы солнце светило в глаза - на восток. Навстречу ехала машина, не задержалась и скрылась за поворотом дороги, услышал шум подъезжающего грузовика и спрыгнув на обочину и пригнувшись, смотрел на дорогу. В грузовике сидели в четыре ряда военные в каких то зеленых не английского покроя мундирах.Мимо проехало еще три таких же машины, полных людьми. Ждал, на дорогу не выходил. Показались опять машины- джипы с открытыми пландеками, штук пять проехали и потом все затихло. Вылез на дорогу и волоча ногу пошел дальше.
Вся эта политика, или политическая возня вокруг помощи России со стороны Америки доходила до него скупыми дозами информации, которую он получал от Майкла. Тот смотрел на него насмешливо и как будто бы выжидал, что же с этого всего выйдет.
" Американе не хотят вмешиваться в наши европейские дела"- повторял он как попугай еще пару дней тому назад ему Араму, как будто бы сам хотел утвердить себя в своих мыслях.
" Ну вот, например, если бы мы здесь предрались и в крови плыла бы вся Европа, наверно это было бы на руку Америке, ну во всяком случае капитал американский от этого бы ничего не потерял, а заработал бы колоссальные деньги, уже зарабатывает"-
сказал он в тот же вечер и внимательно посмотрел на Арама, ждал что же скажет тот ему. Но Арам молчал и сидя на кровати, оперлся спиной о стену и закрыв глаза и стиснув зубы старался
успокоить себя и не воспринимать слова Майкла как провокацию.
Не сдержался тогда и не шевелясь спросил:" А Англии, Англии это все на руку?". " Отчего вы все русские так бескомпромиссны" - то ли утверждая то ли спрашивая с жаром возразил Майкл. Арам молчал, молчал и н хотел вообще разговаривать с ним. Он понимал, только здесь он начал понимать по настоящему этих англичан, или ему казалось, что он их понимает. Но этот голый и ничем не обоснованный прагматизм претил ему и он старался побороть в себе может быть даже отвращение к Майклу и чтобы скрыть как ему казалось выражение своего лица в ту минуту рассмеялся,зло и сам для себя в пустоту, с горечи и оттого может быть, что понимал- он не сможет объяснить Майклу свое состояние, потому, что в действительности его Арама состояние не интересовало вовсе Майкла. Его интересовала только реакция Арама и в зависимости от ней,этой реакции он желал бы вести разговор дальше.
Конечто же он хотел от него Арама что то, но что же он хотел
в сущности от него, русского, здесь, в Англии. Может быть он хотел только какого то признака симпатии, акцептации, благодарности, каких то ознак может быть даже подчинения наконец. Чувствовал, что Майкл ждал от него всего этого и оттого противился признаться даже самому себе в том, что он
завидовал Майклу его легкости в дискуссиях с ним Арамом, его внутренней независимости и легко прикрытого иронией презрения к нему Араму. И все же он дисскутировал с ним и он Арам нужен был ему для чего то. И он думал, что если бы он был на месте Майкла, он не старался бы так возиться с таким как Арам, так долго и с таким упорством и рвением. Он подсознательно понимал, что все это нужно было Майклу не для достижения каких то там военных регалий или быстрейшего продвижения
в военной карьре, нет все это было бы слишком плоско и сам Майкл намекал на что то большее. Но он не мог окончательно сформулировать своих мыслей о намерениях Майкла и тогда и теперь старался найти нужный ответ, так как будто бы от этого зависела вся его судьба.Он вспомнил еще как Майкл почти назойливо повторял ему Араму что то о том специальном языке на котором они могли бы разговаривать между собой, таком языке, который может доводить противника до бешенства или помешательства. Твердил какую то фразу и эта фраза осталась в голове у Арама и он не хотя повторял ее.
Не заметил домов, которые появились как будто бы вдруг вдоль дороги. Зашел в открытые двери и подойдя к опрокинутому стулу поднял его и сел на него. В проемах окон не было стекол и весь пол был усеян стеклом. Был когда то это какой то бар или
ресторан. Подвинул стул и положив на него голову мгновенно заснул. Проснулся - была ночь, его било от озноба, распухшая нога болела постоянной без передышки болью и он дотронулся до нее, она была огромной как колода и горячей.
Встал и пошел к выходу, натыкаясь на какие то предметы. Вышел на улицу в темноту. Лил дождь и оннатянул пальто на голову и держась одной рукой за стену начал продвигаться вдоль нее.
Дом кончился и он прижался к стене спиной и выглянул в проем улицы. Никого не было.
"Но ведь это мог быть только обман" ,- подумал и шагнул вперед. Влез по шиколотку в какую то воду и ноге стало легче.
Прижался опять к стене и так стоял без движения. Ждал чего то и сам не понимал, чего же он ждал. Хотел жить, просто и все равно как. Стоял и плакал.Он понимал, что надежды на то, что он выживет нет никакой и поэтому решил идти просто по середине улицы, так долго, пока вообще сможет идти.
Как долго он шел по середине улице, он не помнил. Увидел с правой стороны полоску света из за плохо закрытого затемнения.
Подошел к дому и постучал в двери. Кто то сходил по лестнице.
Открылись двери и мужской голос сказал ему что то по английски и он ничего не поняв произнес только одно слово:"Так" и кивнул головой. Его пропустили в прихожую и провели в какую то комнату на партере, посадили в кресло и он позволил кому то освободить от тряпки ногу и кто то испуганно вскрикнул и он улыбнулся только от этого женского крика и подперев рукой голову и облокотившись на поручень кресла с этой улыбкой заснул.
Проснулся в кровати. Светило солнце, в глаза. Постель была настоящая. Мягкое одеяло, белого цвета пододеяльник и подушка обкволакивали всего его и он лежал так и улыбался и не думал ни о чем, только улыбылся этому белому цвету постели.
Вошла женщина и принесла горячий чай с молоком. Села на край кровати и стала его поить из ложечки. Он смотрел на нее и улыбался. Она улыбалась тоже. Закрыл глаза и она положила ему руку на голову. Рука была холодная как лед и приятная. Женщина встала и вышла из комнаты. Пришла опять, принесла мокрое полотенце, тоже холодное и положила ему его на лоб. Сидела на краю кровати и смотрела на него слегка наклонив голову.
Он смотрел на нее и улыбался, потом она стала удаляться, пока не превратилась в маленькую точку и пропала совсем.
На окне стоял в маленькой вазочке букетик цветов. Он попробовал дотронуться до него рукой , но не смог дотянуться и приподнявшись с подушки, опять упал на нее и опять все пропало.
В следующий раз он открыл глаза вдруг, как будто бы его кто то толкнул в бок. Была ночь, он дотронулся до постели и до ручки кровати и понял, что он в той же кровати и опять улыбнувшись, хотел встать, но все было напрасно и он опять провалился в темноту.
Кто то пел песню, которую он знал. Он знал эту песню, но онпа была ему не известна. Лежал с какой то гримассой, безвольной от звуков песни и выглядел как умалишенный, с дураковатой прилипшей случайно улыбкой, снятой как будто бы с другого лица. Песня вдруг прекратилась и он мгновенно закрыл рот и лицо его приняло опять безсознательное выражение идиота.
Магдалена стояла подле кровати и смотря на него, постепенно понимала трагизм ее самой положения. Кем был этот человек,
на каком языке он изъяснялся- всего того она на могла вообще понять.Он бредил время от времени, иногда лежал с открытыми глазами и гладил обеими руками одеяло на кровати, как что то драгоценное, смотрел тогда на нее серьезно она чувствовала на себе везде его взгляд, когда она прибирала в комнате, где он лежал. Он вообще не вставал, хотя раны на обеих ногах зажили.
Привезли его два месяца назад к ней в Дублин, из Англии, внесли в комнату на носилках, человек лежал без сознания, высоко на подушках, его черные как смоль волосы обрамляли белое, почти серое лицо, руки лежали безвладно и вначала недели две она почти не отходила от его кровати. Привезли его оттого к ней, что в Англии отчего то ему оставаться было опасно и коллеги из организации объяснили ей, что если он умрет, она должна сообщить немедленно им и похоронят его в общей могиле, как погибшего от бомбежки. Таких могил было много у них, потом ставили только столбик и писали, что похоронено столько и столько людей, дня такого то, от бомбежки в таком то и таком то районе, или на такой то и такой улице.
Магдалена была медсестрой, жила с матерью, старушкой, почти ничего не слышавшей и сидящей большую часть дня перед окном большой комнаты, окна которой выходили на улицу. Улица вела вниз с горы и на ней проходила вся жизнь их района.
Мать не разговаривала с ней об этом человеке, только один раз сообщила как бы невзначай, что к ним заходил местный полицейский и она сообщила ему сразу, что у них лежит ее матери племянник, сын ее старшей сестры. Сестра умерла еще пред войной был у нее сын , ребенок от случайного романса с одним итальянцем. Был этот племянник от рождения больгой на падачку и умер тоже еще перед войной. Об этом на их улице не знал никто. Полицейский стоял перед его кроватью и всматривался внимательно в лицо, ища следов родства с мадам О'Маллэй.
Она тоже стояла рядом и безучастно глядела на лежащего на кровати.Глядела как бы не на него а на что то, что лежало на кровати без имени, души, как предмет. Полицейский тогда посмотрел на нее и сказал, чтобы она так не переживала, потому что он верит, что в эти тяжелые времена не все умирают, и уж точно не молодые люди у которых такая хорошая опека под боком и такие любящие родственники. Она все это рассказала Магдалене и та посмотрела на нее только сделавшимися вдруг большими от ужаса глазами. " А если бы он что то в это время сказал",- спросила она мать. " Но он же может говорить и по итальянски. А наш костебель не понимает иностранных языков. Вот тебе и подтвержение его происхождения",- она смотрела тогда на Магдалену улыбнувшись и слегка прищурив один глаз.
Помолчала и сказала :" Ты не бойся, это я правильно сделала, теперь его никто не тронет, потому, что констебель записал его в список жителей и обещал даже сообщить в социальный отдел, чтобы выписать на него продовольственные карточки".
Магдалену ужаснула мысль о том, что к ним прийдет кто то из социального отдела и будет выспрашивать отчего именно у них лежит этот их "родственник". Но мать была спокойная и как бы не воспринимала ее опасений, а просто наоборот ее потешал
сам факт игры.Из социального отдела к ним пришли действительно на другой день и мать тогда повела их в столовую и открыв семейный альбом обясняла служащей на фотографиях, кто он такой и кем ей приходится этот молодой человек.Сообщила еще , что у него с детства на виске шрам от падения с дерева и подойдя к кровати запросто подняла прядь волос, спадающую с его лба и показала этот шрам. Потом она пила чай с социальной работницей и жаловалась на неблагодарность молодых людей и на невежественность вообще молодого поколения, жаловалась на падение нравов и на то, что даже несмотря на войну молодые люди думают только о собственных удовольствиях. Сообщила также
служащей, что пасспорт он потерял в Лондоне, участвовал там в какой то драке и его так ударили по голове, что наверно он и не поднимется уже больше с кровати и что вообще то он им в тягость, но из за родственных чувств и из за памяти о своей умершей сестре она занимается им. Еще подписала заявление, что в случае ее или ее дочери смерти просит определить его в клинику Святой Анны для душевно больных.
После этого второго посещения Магдалена как будто бы успокоилась, но все таки рассказала обо всем этом шефу их организации и попросила совета, что же делать всерьез с ним, когда начнет выздоравливать. Их католическая организация действовала на территории всей Ирландии и помагала тем, кого преследовали не только протестанты, но и вообще помагала людям, которые действовали против короны. Ей не казалось чем то противоестественным пребывание этого человека в их доме, он а привыкла к тому,чтобы не задавать много вопросов и старалась все же каким то образом обезопасить себя и мать от неприятных неожиданностей. Она действительно не знала ничего об этом человеке и люди из организации, которые принесли его на
носилках тоже не объясняли ничего и оттого, что во всей этой истории была такая таинственность, она тоже не хотела знать больше, чем ей это полагается. Она после этой истории с костебелем и с социальными служащими вообще внушила себе, что он и есть ее двоюродный брат и она сжилась с этим чувством и представлением именно о том, что он и есть тот ее умерший
брат, так глубоко, что даже иногда забывала о своем собственном вранье самой себе. Это состояние почти параноидального представления действительности даже помагало ей и даже мать заметила, что она сделалась более собранной, может даже как то вдруг повзрослела и на работе тоже заметили перемену во всем ее поведении. Она без малейших пререканий, не так ак прежде соглашалась на все сверхурочные дежурства, молча выполняла самую даже тяжелую работу. которую ей теперь поручали почти исключительно и в конце концов сделалась замкнутой и мало
разговорчивой. После дежурства она всегда приходила в его комнату и на цыпочках подходила к его кровати и смотрела на него, спящего или лежащего с открытыми глазами и все равно не видящего ничего вокруг. Он реагировал, конечно на ее присутствие в комнате и в последнее время даже начал поворачивать голову на звук открывамой двери и в его глазах ей часто казалось светился какой то испуг, но потом, когда она так сидя на краешке кровати или стоя перед ней долго смотрела на него, эта искра страха вновь превращалась в безразличную маску, отрешенного человека.Она не чувстововала в себе еще достаточно сил, чтобы попробовать нечать говорить с ним.
В одно из воскресений начала марта 1942 года она решидась наконец прийдя в его комнату, обратилась к нему глядя просто
в глаза:" Кто вы такой ". Человек лежал без движения и его зерницы смотрели не мигая на картину, висящую на противоположной стене. Она повторила свой вопрос, уже более решительно, и не получив ни только никакого ответа , но заметив даже, что выражение его лица не изменилось ни на йоту, в сердцах выбежала из комнаты, с треском захлопнув дверь.
Сидела в столовой и читала библию, а вернее держала внвчале ее открытой на первой попавшейся странице невидящим глазами, не понимая что обозначают буквы, которые она без воли укладывала в фразы и все равно не понимала ничего.
Успокоившись начала монотонно повторять отче наш, закрыв глаза и держа библию на какой то открытой странице. Открыла глаза и посмотрела опять на текст и поняла, что перед ней eвангелие от Матфея и начала читать восьмое приказание божие:" еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои. А я говорю вам не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног его, ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя, ни головою твоей не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным. Но да будет слово ваше: да,да; нет,нет; а что сверх этого, то от лукавого".
Потом посмотрела другую сторону и начала читать отче наш, с намащением и иступленно:" Отче наш, сущий на небесах!
Да святится имя Твое;да прийдет Царствие Твое ;да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущий дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки, Аминь".
Захлопнула библию и облокотившись локтями о стол обхватила голову двумя руками и начала смеяться.
Почувствовала вдруг как что то дотрагивается ее плеча, легко, как дуновением ветра и вдруг это что то опускается по ее руке.
Подняла голову и посмотрела в окно, и в просвете между занавесками увидела чье то лицо, отбивающееся в стекле.
Обернулась и увидела человека, стоял сзади ее кресла с опущенными руками вдоль тела, как тень, неподвижно. Стоял с закрытыми глазами. Она дотронулась указательным пальцем до него, хотела проверить, есть ли он действительно здесь и тут. Рубашка висела на нем как на вешалке и ее палец уткнулся в какую то пустоту. Человек шевельнулся, вздохнул натруженно, как будто бы после неимоверной работы и открыл глаза. Смотрел на нее, наклонив на бок голову, будто бы ее ему было тяжело держать на шее. Она осторожно отодвинула кресло, чтобы не зацепить его и встала. Он стоял, не двигвясь, со слегка полузакрытыми уже глазами, с руками весящими вдоль тела,как изваяние со спадающими складками рубашки, закрывающими эти его руки полностью. Держалась одной рукой за стол, потом присела и не с в силах стоять опустилась на колени. Руками подпирала себя, как если бы вдруг могла упасть совсем на пол. Смотрела на пол.
Человек сделал шаг вперед, как истукан и спросил:" Как вас зовут". Она подняла голову и отряхнувшись от свой этой немощи встала и протянув ему руку, представилась. Он не протянул руки, стоял и смотрел на нее тяжелым взглядом человека, для которого она была единственным наверно тем, что он вообще сейчас имел в жизни. Вытягивал все что еще было у нее внутри эти своим взгядом и не двигался, как будто бы боялся упасть, сделав этот один единственный шаг или движение. Она обняла его и почувствовала скелет человека, живого человека.
Она отпрянула от него, чувствуя как будто бы приближение чего то страшного, может быть смерти, смерти этого человека перед ее глазами. Он зашатался и попятившись, как будто бы ищя опоры в чем то двинулся обалдело вперед, а потом, когда она все больше отодвигаясь от него прижалась наконец к стклу оконной рамы, он не найдя опоры, открыл глаза и на его лице пробежала
гримасса похожая на улыбку и он опять закрыв глаза попятился уже стремительно назад к стене, и она тоже от ужаса закрыв глаза услышала в тот же момент стук падающего на пол тела.
Крик застыл у нее в горле как что то не проглатываемое и то, что не можно выплюнуть вот так просто, как что то что мешает.
Клубок этого чего то затыкал ее дыхание и она взявшись за шею, терла отчего то остервенело обеими руками свою шею и крик
выходил из нее беззвучно и застревал в стенах комнаты.
Взяла его под мышки и потащила в комнату, где он до того лежал. Был легкий и она положила его на кровать и прикрыла одеялом. Смотрела на его лицо с закрытыми глазами и вздымающимся кадыком. "Жив",- подумала машинально и повернувшись стремительно пошла в ванную и намочив полотенце, принесла его и положила ему на голову.Лоб его был холодный и она забрала полотенце и безсознательно села на край кровати и ждала чего то.
Он открыл глаза и сказал:" Я не могу умереть и Вы поможете мне не умереть". Закрыл глаза от усталости и замолчал. Говорил без акцента почти по английски и вовсе без ошибок и те короткие предложения казались ей ее , а не его достижением.
Пошла в кухню и начала готовить лихорадочно овощной суп.
Принесла его ему суп и начала его кормить с ложечки.
Кормила его и врямя от времени превозиагая себя гладила по квадратному лбу и вытирала выступающий на нем пот. Напоила его после того чаем и прикрыв одеялом ждала, пока он заснул.
Вышла из комнаты, закрыла дверь. Быстро оделась и пошла
звонить. Позвонила в Лондон и попросила Кейли. Рассказала ему обо всем и попросила его забрать этого человека обратно.
Говорила о том, что она больше не может так жить и что все равно нет никакой вообще то надежды на то, что он вообще выживет. " Но он теперь все же жив" ,- спросил Кейли.
" Жив " ,- ответила она,- " Но я не могу больше выдержать это всего ". Выдавила эту фразу из себя и заплакала в трубку.
" Завтра я пришлю кого то и его заберут. А пока успокойся и вообще не воспринимай всего так серьезно" ,- сказал Кейли и положил трубку.
На другой день в самого утра, в дверь постучали и она открыв ее увидела двоих людей, Напротив дома стоял фургон, на котором было написано " Хлеб и мучные продукты". Один из них спросил что то буркнув поднос похожее на приветствие:" Где он ".
Она прошла впред показывая дорогу и они шли за ней. В комнате один из них одел его в привезенную одежду, а другой держал его в сидячем положении, как куклу. Они подняли его и он повис у
них на плечах почти не касаясь пола. Двинулись к выходу. Она предложила чаю, но они поблагодарили и погрузив его в фургон, так же быстро отъехали, как и появились. Она вошла в комнату, где он до того лежал и не почувствовала вовсе облегчения оттого, что его наконец нет в их доме. Пустота, которой она до того вовсе не чувствовала вдруг сделалась небывале ощутимой и она села на его кровать и заплакала.
Встала вдруг быстро и пошла опять звонить. Звонила опять в Лондон, К телефону никто не подходил и она , положив трубку, закрыла дверь кабины на почте и посмотрев на сидящую в окошке служащую кивнула ей отчего то и вышла на улицу.
Пришла на работу и сославшись на температуру, отпросилась на два дня. Пошла опять на почту и начала лихорадочно набирать номер Кейли опять. долго никто не подходил, аж наконец , услышала в трубке голос человека, который сообщил ей, что Кейли нет и что он будет вечером. Пошла домой.
Опять открыв дверь его комнаты, стояла вначала недвижимо в дверях, а потом подошла к кровати и сев на нее, заплакала.
Ей было нестерпимо жалко себя и его тоже. " Все равно поздно, поздно",- твердил внутренний голос и она понимала сама , что она уже никогда в жизни не увидит этого человека и не будет даже знать, что же в конце концов с ним стало. Мать всего этого как будто бы не замечала. Последнее время проводила почти весь день в своей комнате, выходя редко в кухню, или в ванную.
Дни проходили за днями и она начала постепенно забывать об
этом человеке, который был для нее сохранением ее самой жизни и занимал не только все ее мысли так или иначе , но помог ей может быть пережить зимнее время сорок второго года, которое для других было смертельным. Весной она решила, что она переедет в Лондон и будет учиться на врача. Она написала письмо Кейли и просила его помощи. Его ответ не приходил долго и наконец в одну из суббот почтальон принес ей посылку с продуктами. Посылка была из Лондона, с незнакомым адресом. Он лихорадочно начала распечатывать ее и обнаружила в середине
две банки с натуральным кофе, мясные консервы и две плитки настоящего шоколада. Искала письмо и не могла его найти.
Разломила плитку шоколада и под оберткой нащла на пол страницы написанную дробным почерком записку.
Записка начиналась так:" Милая Магдалена. Я уже поправился настолько, что даже бегаю. Сейчас готовлюсь к выезду в другую страну, туда где идет действительно война, туда где погибают
каждый день тысячи и тысячи людей. Я еду на Родину. Жаль конечно, что не смогу увидеть Вас еще перед отъездом, но может быть Вы сможете приехать еще перед моим отъездом". Он писал еще о том, что он делал все это время и что происходило с ним и напонятные события и строки, написанные этим человеком, вернули ей ее переживания и мучительное желание увидеть его опять сделалось нестерпимым и она не помня себя бросилась в кресло и начала истерически плакать до икотки, судорожно держала письмо в руках все в подтеках от слез, скомканое и растерзанное. Сидела закрыв глаза и перед ней представал этот непрошенный квартирант такой, каким был сейчас. Она встала и начала ходить по комнате и наконец заметила, что письмо уже совершенно все скомканное она держит в кулаке и этот кулак прижимает к груди. Стала пред зеркалом и посмотрела на себя.
Перед ней стояла женщина как ей казалось молодая с синяками под глазами с буклями расстрепанных волос падающими на плечи.
Положила комок письма на туалетный столик, взяла гребень и начала лихорадочно расчесывать волосы, потом заколола заколками пряди с висков и спереди и надев шляпку, закрепила ее длинной пряжкой на затылке и надев пальто, выбежала из дому.
Шла по улице и ей казалось, что все знают о том, что она получила посылку и письмо от этого русского. "Но ведь здесь никто не знает, что это русский",- твердила себе и все равно смотрела с подозрительным взглядом на каждого прохожего.
Без толку шла по улице и наконец оказалась перед зданием
больницы. Подняла отчего то голову и увидела летящий низко балон загрождения, серый и какой то огромный. Смотрела вверх, пока он нескрылся с виду. И только тогда поняла, что в письме не было обратного адреса, не было фамилии этого русского. И что вообще она даже не знает и не может себе представить, где же она будет его искать в Лондоне. И от этого ужаса потерять его во второй раз она остолбенело смотрела в пустое небо и твердила сама себе, что она может быть потеряла его совсем и наверно он уже уехал в эту свою Россию. Ее знобило и она побежала обратно домой.
Утром следующего дня еще сквозь сон услышала пронзительный звонок в дверь а потом стук. Стук был нестерпимо назойливый и чувствовалось, что кто то обязательно хочет увидеть жителей их домика. Она лежала в коровати и боялась пошевелиться.
Стучалось по видимому несколько человек и они вовсе не хотели уходить. Она встала и на цыпочках пошла в комнату матери. Та лежала на спине с открытыми глазами, не шевелясь и казалось, что ее зрачки тоже остановились, лежала и смотрела в потолок незрячими глазами. Магдалена наклонилась над ней и потрогала ее за плечо:" Мама, слышишь меня, мама" ,- сказала она шепотом.
" Слышу",- ответила мать тоже шопотом,- " Они уйдут",- сказала потом отрывисто и вовсе не успокоенная.
Села на кровати матери, спиной к заслоненному тяжелой шторой окну. В дверь колотили со всей силы и чувствовалось, что люди это делающие намерены добиться своего. " Но что же они хотят",- спросила она опять шепотом мать. " Может быть поймали этого твоего русского",- мать повернулась вдруг живо на бок, лицом к окну и продолжала:" У соседей наших, недели две назад, когда ты на работе была, тоже так тарабанили, а потом дверь взломали, война ведь, искали диверсантов. Никого не было дома, а дверь сосед ремонтировал сам", - она натянула одеяло на плечо и закрыла глаза.
Перестали стучать в дверь и Магдалена подошла к окну и слегка отодвинув штору посмотрела на входную дверь. Перед входом стояло три человека и чего то ждало. Она смотрела на этих людей и понимала, что сейчас прийдет четвертый с ломом или еще чем то и двери их дома будут выломаны и огда они обязательно найдут ее и мать. Но чего же она боялась.
" Ну что же если найдут их в доме, должна ли она открывать каждому дверь. И вообще они вели себя странно",- опустила медленно краешек шторы и пошла в свою комнату одеваться.
Вошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Складки у рта были опущены и на лбу появилась морщинка, которой она не замечала до того. Сняла халат и ночную рубашку и налив воду в миску, начала мыться. Протирала полотенцем лицо. Потом,
намочив губку, намылила ее и начала медленно протирать плечи, грудь, спину, живот. Смотрела на себя в зеркало, которое дохожило до половины ее тела и задерживала взгляд то на одной, то на другой части тела. Умылась сверху и сняв миску со шкафчика, поставила ее на пол. Встала ногами в уже холодную воду и набросила на себя полотенце. Вытерла верхнюю часть тела, а потом, наклонившись начала мыть ноги. Услышала скрежет чего то тяжелого о дверь. Встала и какое то мгновение прислушивала к звукам у двери, потом опять занялась мытьем и подумала, что вообще то вся ситуация ее вообще не касается.
Дверь положительно не поддавалась. Она улыбалась сама себе и ей казалось, что эта их дверь никогда не впустит никого чужого в их дом. Вышла из миски и мокрые ноги оставляли след на каменном полу. Подошла к зеркалу и сняв его со стены поставила на пол и стала рассматривать себя, поворачиваясь то одним то другим боком. Чувствовала, что она нравится себе и что она сможет отстоять то, что ей принадлежит, обязательно.
Расстелила на полу полотенце и легла на него, не одеваясь, положила руки вдоль тела и лежала так, глядя в потолок, закрыла глаза и чего то ждала. И вдруг услышала вой сирены, оповещающую начало налета немецкой авиации. Встала и начала одеваться. Дверь уже никто не пробовал взламывать. Далекие взрывы и гул сотрясал городок. Сирены выли оглушительно и нужно было идти в бомбоубежище. Но она решила, что останется дома и что ей ничего не станет. Оделась в комнате и напудрив нос и щеки пошла в кухню и начала разжигать печку лежащими на медной плите дровами. Поставила чайник и села за стол. Сидела и ждала чего. Вошла мать и улыбнулась ей. " Знаешь, мне думается, что ты должна скоро выйти замуж" ,- сказала она загадочно и как бы в подтверждение своих мыслей сказала:" Мы заслужили с тобой сегодня хорошую яичницу".
На следующий день Магдалена уехала в Лондон.
Сравнительно быстро она нашла посольство России и когда после часа ожидания в коридоре ее вызвали к кому то, кто должен был ей помочь найти этого русского, что то внутри ее как будто бы оборвалось и она решительно встала и поправив шляпу пошла за человеком, который повел ее куда то вдоль этого темного коридора.Перед ней сидел клерк, который мог быть в каждом английском учреждении, каких она за время этой войны видела целое множество. Он спрашивал ее об этом русском и что то без конца записывал и задавал ей все новые и новые вопросы. Она отвечала сдержанно и постепенно ей начало казаться, что его вовсе не интересует судьба этого человека и что он приглядывается все более внимательно к ней, Магдалене.
Она втала тогда и веря самой себе, спросила, глядя просто ему в глаза:" Но вы ведь не знаете , где этот человек и вообще то может быть это и не русский",- спросила его и ждала ответа.
Он попросил ее сесть, но она отказалась и стояла пред ним, уверенная в том, что не получит никакого ответа или этот ответ будет запутанным и ни к чему не обязывающим. Он сидел и облокотясь о спинку стула поднял на нее глаза: " Мы знаем этого человека и я могу Вам сказать, что благодаря Вам этот человек выжил и Вы сможете его увидеть завтра", - он тоже встал и кивнул головой, как бы заканчивая разговор.
Она вышла на улицу и долго сидела в соседнем скверике, пока не почувствовала, что замерзла.
На другой день она пришла в пол девятого утра к посольству, но двери его были закрыты и прохаживающийся полицейский сообщил ей, что туда она может попасть только в десять.
Пошла перед собой. Не глядя, куда. Дождило. Неожиданно возникли двери пивного бара. Толкнула дверь нерешительно и войдя окинула взгядом помещение. Направилась к окну к столу с двумя стульями. Села дожидаться и кстати попросила себе завтракать.
Вяло кривясь бармен окинул ее взглядом и нехотя пошел в кухню.
Услышала из за дверей ругань, матерился как извозчик кто то и даже не стеснялся. Она опять вспомнила отчего ей сделалось так плохо, когда подумала в первый раз об этом русском. Вот она и радоваться должна была бы может быть она оттого, что наконец выяснит свое состояние. Она думала, что как только она увидит его, сразу же должна это впечатление в себе сохранить, чтобы потом о нем подумать, когда будет уже сама с собой.
Пришел официант с подносом, с чайником и гренками. Ставил на стол все вяло шевелился, как будто бы не спал целую ночь. Кивнул ей и она вытащила кошелек и заплатила, посмотрела еще раз на счет, как будто бы не верила.Налила себе чай, молоко и развернула пакетик с подобием сахара. Отпила глоток, горячий
напиток обжег горло и она поперхнулась и закашлявшись наклонилась к столу. Выпрямилась, как будто бы ей что то вдруг начало казаться. Оглянулась за себя и увидела человека, который будто бы не глядел и вовсе на нее, но его поза была так неестественно занятой и газета, которую читал, была ему как параваном перед чем то. Она передвинула стул так, чтобы видеть его и не сидеть к нему спиной. Переставила приборы и начала намазывать гренку маргарином, время от времени поднимая глаза и уже этого типа наблюдая сама.Он читал почему то газету не передвигая ее, как будто бы она его занимала безгранично.
Кончила есть и позвала официанта опять." Можно ли попросить у Вас Дейли Телеграф",- спросила и он посмотрел на нее уже как то оживившись не к месту и сразу же ответил, что у них сегодняшняя эта газета всего одна и ее читают.
Тип напротив оживился и опустив с глаз газету, привстал и молниеносно оказавшись около Магдалены, протянул ей газету:
" Мисис, прошу Вас, я вообще то уже давно ее прочел всю и собирался уходить", он протянул ей сложенную вдвое газету и бысто удалился. Она развернула газету и начала ее читать.
В правом верхнем углу был помещен снимок дома в Лондоне, по видимому сразу же после бомбежки, внизу стояла надпись и подано название улицы. Она машинально пробежала глазами текст и вдруг до нее дошло, что там было написано:" дом русского торпредства ". И не то, чтобы она чего то боялась или чувствовала себя уже связанной с этим русским, но все же ей сделалось так отвратительно плохо и желудок вдруг заболел какой то резью, что она даже не помня себя и что делает вдруг села на пол прямо в пивной и уже понимая, что сидит на полу и что это вовсе на нее не похоже и мысль, что же с ней и все это затуманила тошнота и тут даже ужас всего происходящего с ней пропал и она и вовсе легла на пол только тут и представила себе, что она может вот сейчас просто умирает.Кто то тянул ее вверх и она не могла ему помочь и ей все же лучше было на полу и вдруг ее все же оторвали от пола и куда то понесли.
И тут она почувствовала себя совсем нормально и стала вырываться и встала на ноги, но пол качнулся и она попятилась , пока не уперлась спиной о стену, а чьи то руки ее поддерживали и она хотела что то сказать, но не успела и ее развезла рвота.Ей сделалось легчекак то и только тогда подумала, что как же все неприятно и отвратительно. И тут опять появилась слабость сесть на пол и она опять села же на пол.
После всего этого события, когда она наконец полностью пришла в себя, сидя на кушетке в комнате этого сонного официанта, подумала, что в таком виде невозможно идти в посольство и
все же идти нужно. Тогда она попросила его дать ей хотя бы пальто. Он ушел куду то и вернулся с бежевым в талию пальто, которое оказалось на нее большим. Но все же было лучше идти в нем, чем в ее собственном. Он глядел на нее оценивающе , а потом открыл шкаф и порывшись вытащил из него пояс с морской бляшкой и бесцеремонно застегнул его поверх пальто а потом подтолкнул к зеркалу. И впрядь все сочиталось и было даже оригинально, но самое главное шло к шляпе тоже.
Она выпила у него тут же в комнате еще крепкого чаю и решительно вышла и спустившись по лестнице удивилась, что в баре не видно уже следов разбитой посуды и рвоты.
Посольство было уже закрыто на пререрыв и она вернулась в бар.
Все же чувствовала себя слабо и опять подошла к официанту и он улыбнулся ей и протянул ключ от комнаты наверху.
Лежала на его кровати в пальто. Потом все же сняла его и платье, накрылась пледом и заснула. Проснулась в ужасе, что опять может быть опоздала и вскочив начала искать платье. Его не было. Одела пальто просто на комбинацию и подпоясалась этим ремнем. Поправила волосы и открыла дверь. Часы в коридоре показывали пол четвертого. Выскочила на улицу и побежала.
В посольстве ей передали карточку, на которой стоял адрес одной лондонской гостиницы. Военной выправки человек смотрел на нее насмешливо и ей даже казалось презрительно. Она посмотрела на него тоже так, как будто бы он был какой то букашкой и сжала в лодочку губы. Он тогда поддержал ее за локоть и подойдя к дверям произнес только:" Удачи Вам".
Помни меня.
Арам стоял перед зеркалом в новеньком сером костюме и поправлял галстук. Потом начал поправлять манжеты и все ему казалось, что все неудобно как то и может быть даже узко. Но такая сейчас мода.Его скулы выступали неестественно и какой то румянец, которого он не замечал, почти лихорадочный, проступал на щеках на почти серого цвета лице. Он старался успокоиться внутри, собраться ему казалось, что если он захочет, то сможет в это короткое время, которое ему осталось до конца его отъезда из Англии, почувствовать наконец вблизи себя женщину, быть с ней, как ни в чем ни бывало и так растягивать и представлять себе то. отведенное ему судьбой время, как будто бы оно и было всей его жизнью. Стук в дверь его номера прервал его размышления и он стремительно повернулся и сказал на ходу, идя к дверям:
"Войдите". На пороге стояло четверо мужчин, первый из них, который стоял ближе всего в проеме, улыбался и разводя руками произнес:" Ну вот, видишь, я говорил, что мы еще увидимся". Арам смотрел тяжелым взглядом на Майкла и мгновение молчал, потом не говоря ни слова, даже не отвечая никакой фразой на черезчур натянуто приветливый тон Майкла, закрыл дверь. В дверь постучали еще раз, ему казалось, уже не так нахально и простацки. Он открыл дверь настеж одним рывком и прямо глядя в глаза Майклу, произнес:" Вон, пшел вон!".
Он не закрывал дверь, только стоял, расставив широко ноги, неподходяще к тому костюму, который был теперь на нем и смотрел просто в глаза то Майклу, то стоящему рядом с ним господину в котелке и отчего то с тросточкой, которая как бы не шла вовсе к его костюму, к его виду и всей его даже позе поведения. Люди не двигались, и неловкость именно этого господина с тросточкой начала уделяться всем остальным.
" Прошу тебя только выслушать меня и даже мне не нужно переступать порог твоего номера. Хотя, я конечно не заслужил на такой прием. Я ведь все же спас тебе жизнь. А ты даже не в состоянии даже в силу правдоподобно, своего происхождения, ты даже не в силах понять, что такое - нормы хорошего тона" ,- он произнес фразу, слегка фыркая и понятно было, что эти фразы даются ему с трудом и что он еле сдерживает свой гнев.
Арам поднял голову настолько высоко, как только мог, выпрямился и когда почувствовал,что если бы имел сейчас крылья, могл бы наверно в единочасье взлететь, начал говорить:
" Все, что Вами было сделано по отношению ко мне, Вы делалаи для себя и только для себя. Играть здесь человека веры и чести, приказывать мне как я должен себя вести и к тому же с таким, как Вы, да Вы вообще то в уме ли, Вы , который думал и думает всегда ни о чем другом, кроме как о своей карьере. А через веки, веки пренебрежения ко всему, что не английское, Вы смеете еще меня учить, что я должен делать, да Вы в уме ли, мистер, как Вас там. А теперь, я прошу освободить меня от Вашего присутствия. Если Вы хотите еще со мной говорить, я предлагаю Вам, встретиться с Вами в России, в Москве, ну скажем, на Красной полощади, ровно через год после войны, в час дня".
Он и сам думал потом, отчего он вдруг выпалил эту идиотскую фразу, которая вовсе не подходила никаким боком ни к ситуации ни к событиям вообще.
" Да Вы просто дурак" ,- Майкл смеялся, потом вдруг перестал и решительность на его лице смешалась с какой то досадой -" Я просто рад этой сегодняшней встрече, я наконец понял, что Вы дурак. Но лучше позже это все же понять",- смеялись все. Майкл, махнул рукой, повернулся и как будто бы что то хотел сказать, но потом окончательно передумал и все же тень непонимания и какой то опустошенности или может быть самобичевания, но во всяком случае тень досады на его лице оставалась, когда он вздохнул, как то трагически, наконец повернулся и вся группа пошла по коридору прочь.
Арам закрыл дверь и отчего то сел на кровать. Сидел, держась руками за колени, подпер одной рукой голову, наклоняясь низко, потом хлопнул обеими руками колени. Встал и подойдя к окну, отодвинул портьеру.
Группа садилась в машину, которая стояла перед входом в гостиницу. Все смеялись, как на каком то комедийном представлении. Задвинул опять портьеру и открыв дверь номера, захлопнул ее и повернув ключ в замке, начал спускаться вниз по лестнице. В фойе вошел в кабину с телефоном и начал куда то звонить. Звонок звонил в пустоту и никто не поднимал трубку.
Арам набрал еще два раза номер и так и не переговорив с Деминым, положил трубку на рычаг телефона. Стоял в фойе и чего то ждал. Потом опять вошел в кабину и набрал номер. В трубке отозвался знакомый скрипучий голос и Арам сказал:
" Константин Иванович " ,- и в горле у него засохло, потом он делая ударение на слове "константин", произнес снова:
" Константин, Иванович, как Вы относитесь к тому, чтобы приехать ко мне и прямо сейчас!",- он не спрашивал фактически у Демина ничего, он спрашивая приказывал ему почти же.
" Ну я думаю, что через часок я могу быть у тебя, вполне",- Демин соглашательно и всепонимающе попрощался с ним и положил трубку.
Время военное не зря считают как год за два. В течение этих почти десяти месяцев произошло столько, что возможно хввтило бы не только для одной биографии. Демина перенесли вот уже как два месяца в Лондон с понижением в должности и он все равно был рад даже такому передвижению по служебной лестнице,все было решительно лучше теперь, лишь бы не в Москву, лишь бы не в Россию.
Такое наставление испытывало девяносто процентов работников посольства, но вслух об этом не говорил никто. И среди секретарей посольских служб, штат которых в последнее время в эти суровые годы войны разросся непомерно,существовало неписанное правило - все свои анимозии к каждому, кто не был прямым соперником, оставить на время после войны.
Поэтому Демин даже обрадовался, застав Арама в Лондоне и как старого почти друга похлопал по плечу и в первый же день их встречи предложил ему отметить это событие. Арам сухо и почти неприязненно отказался и Демин играя обиженного сказал тогда:
" Ну хорошо, когда будет настроение, позвони или запросто приходи, время для старого друга у меня найдется всегда".
Араму вообще претило общение с типами вроде Демина и он не старался искать встреч с ним. Но во всей русско-советской колонии в Лондоне у него не было никого из знакомых, а все его похождения после окончательного выздоровления со всем багажом неожиданных знакомств с ирландцами даже нашли
одобрение у руководства посольства. Все как бы по мановению палочки было забыто и казалось, что всех не интересует уже ничто из всего того, что произошло с Арамом и произошло именно из за определенного отношения к нему в первую очередь из за его миссии и вообще из за всего плана выслания его в Россию через всю занятую войной Европу.
А Демин не ждал, пока Арам прийдет или позвонит к нему, он действовал сам и одну из суббот вдруг предстал в дверях его номера в гостинице с портфелем, подозрительно толстым. Он пробежался своими маленькими сощуренными глазками по всему номеру и, подойдя к окну, как бы проверяя обстановку и кстати выглядывая на улицу, неизвестно почему, запанибратски подошел к столу и вытащил из портфеля бутылку виски, хлеб, масло, бутылки с пивом и банку красной икры. Смотрел на Арама и ждал чего то, а, когда тот не показывал вовсе своего восхощения от того, что на столе появились продукты, достать которые в военном Лондоне равносильно было с боевым подвигом, хлопнул
его наконец опять по плечу и сказал: " Да перестань ты дуться на меня, ну было - прошло, сейчас вперед смотреть нужно. А я не таю на тебя злобы, теперь, знаешь ли друг мой совсем другое время и нам с тобой не ругаться нужно, а в мире жить. И, кстати, у тебя здесь тоже полно врагов развелось. Не могу понять все таки, почему везде, куда бы ты не попал, везде у тебя проблемы одни. Но я то понимаю, что ты человек честный -по молодости у тебя проблемы. А я видишь ли, как старший товарищ и совсем по дружески могу и даже хочу подсказать тебе, между нами, просто между нами, где ты снова и снова делаешь ошибки",- он тогда замолчал и подойдя к нему молча стоял перед ним с абсолютно серьезной миной и потом спеша добавил:" А вообще то мы как бы здесь совсем одни. Я ведь знаю, кто чем дышит и меня еще все боятся, у меня на всех заведены папки, понимаешь, на всех без исключения, на посла , на всех секретарей. на каждую уборщицу и на каждую, пости меня ****ь нашу". Он вздохнул и тяжело сел на стул придвинутый у столу:" Ну давай стаканы, что ли, а то стоишь, как чужой и не дуйся на меня, я теперь по крайней мере друг тебе, а не враг".
Арам спустился в бар и попросил принести в номер тарелки, стаканы и заказал чай.
Возвращался в номер и думал о том, что же успел Демин проверить во всем его номере за эти десять минут его отсутствия. Открыл дверь и увидел Демина спокойно сидящего на стуле в непринужденной позиции, которая и впрямь была слишком непринужденной. Арам, кивнув ему, пошел в ванную и сразу заметил неплотно закрытый ящичек с бритвенными принадлежностями, который он закрывал именно определенным своим способом, закрыть же точно так же при спешке было невозможно. Он умыл руки и вытирая их полотенцем медленно смотрел на себя в зеркало, как будто бы видел себя в первый раз и размышлял о том, как же он должен построить теперь, сегодня свой разговор с Деминым. Он вошел тогда даже радостно в комнату и сел за стол напротив Демина. Смотрел на него не мигая и молчал.Демин заерзал и вдруг ни с того ни с его сказал:" Ну проверил все я, ну сам понимаешь, черт тебя знает, что там у тебя за душой после всего",- облизнул губы языком и кувнув головой и плечами одновременно, как бы ставил точку над всем что было между ними перед этой сегодняшней встречей.
" Ты лучше расскажи вообще то, что у тебя с той девицей, которая тебя спасла. Ну неужели ничего не было у Вас. Знаешь, ты как каждый кавказец, ну пусть наполовину, ты всегда будешь иметь у женщин ходы. Это я тебе говорю",- он явно подлизывался и Арам не старался даже смазать с лица свое пренебрежение к Демину. Тот вздохнул и ударил ладонью по столу: " Ты я вижу, все дуешься на меня и не можешь мне простить того всего , что было в Вашингтоне. Ну пойми же ты , дурак, что не время теперь на ссоры, дрязги между нами. И вообще, черт его знает, кто еще в посольстве ведет слежку за всеми нами. Черт его знает, может быть тот же Авербах. Но не думаю, еврей ведь он, хотя черт его знает. Наш вождь и учитель, знаешь, он все может и даже в самом неожиданном месте бывают неожиданности. Ну да бог с ним всеми. Мы с тобой сейчас дырбалызнем помаленьку, так для встречи и я пойду. А ты держись меня" ,- закончил он мягко уже и совсем примирительно.
После этой встречи с Деминым прошло несколько дней и Арам старался доказать самому себе, что Демин все же коммунист и что его Арама, в действительности, не интересует ничего, кроме приготовления к заданию. Демин старался еще несколько раз напутствовать его своими советами и появлялся все время в самых неожиданных местах. Посол вызвал его Арама к себе через день после первого визита Демина и предложил ему сесть напротив. Сидели они молча минуты две, три и посол смотрел на Арама внимательным изучающим взглядом, а потом сказал:" Нет все же я никогда не ошибался в людях",- помолчал и продолжал:
" Товарищ Крючков, что бы не было между вами и Деминым, вы должны понимать одно- важнее вашей подготовки к заданию для вас нет ничего. Ничего" ,- он повторил " ничего " выразительно и по складам , а потом закончил:" Старайтесь как можно реже видеться с Деминым, это мой вам совет", -он вздохнул и встав начал размеренно ходить по кабинету:" Товарищ Демин направлен в наше посольство и по роду своей деятельности мы не можем считать его в прямом смысле слова дипломатическим работником" ,- он помолчал, как бы собираясь с мыслями продолжал:" Но сегодня, я имею в виду сейчас, во время войны наше руководство обеспокоено вероятно, возможностью, я повторяю, не реальным чем то , а только возможностью существования перебезчиков из наших рядов во вражеский буржуазный лагерь, который все же является нашим врагом, врагом пусть не первым, но все же врагом",- он ступал тяжело по ковру и останавливался как бы собираясь с мыслями , а потом опять размеренно отмерял комнату шагами.
" Но я вижу здесь не только опасность для ведения дел в области дипломатии, я вижу просто прямую опасность повторения событий тридцатых годов. А ведь людей же совсем не осталось", - он закончил эту фразу и, замолчав, направился к столу и сев на стул стал внимательно смотреть на Арама. Арам молчал, он был полностью обескуражен этим признанием посла и понимал, что тот, говоря с ним с таким откровением, делает это неспроста и, что такое откровение в сущности могло и может стоить послу не только его должности , но и просто напросто головы.
Румянец на щеках Арама проступил по видимому с такой силой, что посол, стараясь разрядить всю обстановку, вызванную разговором и особенно этой его последней фразой, предложил ему выпить коньяку и когда Арам помедлив согласился, вздохнул с облегчением и пожимая ему руку на прощание, посоветовал подумать обо всем еще раз. Арам думал о том, какую же все таки роль играет Демин по роду своей деятельности и какую роль он мог бы играть, будучи, например, двойным агентом.
И вот теперь он ждал Демина у себя в номере и даже не представлял, как он начнет разговор с ним. Он снял пиджак костюма и расслабив галстук лег на кровать. Лежал, заложив руки за голову и думал. Всегда, в самые критические , как ему казалось моменты, он старался представить всю ситуацию ясно и отчетливо и всегда это ему удавалось. Сомнения и страх рассеивались, он понимал. что в таких ситуациях он может рассчитывать только на себя самого. В посольстве на должности врача работал доктор Гитбалян и Арам однажды пришел к нему в кабинет. Попросил что нибудь от головной боли и неожиданно этот самый доктор приказывающим голосом предложил ему раздеться до пояса. Он последовал за ширму в углу кабинета и сняв пиджак, рубашку и бобочку предстал перед этим самы Кидбаляном, не понимая, почему из за головной боли он должен раздеваться до пояса. Гидбалян выслушал его фонендоскопом, постукал пальцами по спине и выслушал его легкие еще через трубку, приказав ему лечь на кущетку перед окном кабинета. Потом попросил его сесть и начал проверять горло, нос и уши. Проверил пульс и сказал в раздумьи:" Не знаю почему не нашлось никого, кто бы мог заменить тебя Арам в этой поездке через всю Европу и к тому же теперь, но что касается твоего здоровья после всего этих предряг, я считаю, организм у тебя все же коньский",- и добавил:" Я считаю, организм у тебя коньский, друг".
Потом он смотрел долгим взглядом на Арама , не мигая, когда тот сидел на круглом вертящемся кресле перед его столом и вдруг ни с того ни с сего встал, хлопнув обеими руками о колени и решительно сказал:" А теперь пройдешь со мной в процедурный кабинет". Арам посмотрел на него вопросительно и еще раз попросил дать ему что нибудь от головной боли.
" А вот, видишь, голова все таки у тебя болит, а это значит, что ты в середине отравлен , а чем мы не знаем",- он помедлил и подняв указательный палец вверх, как бы к небу, тут же прожолжал:" А поэтому, тебе нужно прочистить желудок и все внутренности и от этого и голова твоя пройдет. И кстати желудок тоже",- он опустил палец вниз, который во время всей тирады держал поднятым вверх, как бы в назидание не только кому то конкретному, но и всем свом невидимым оппонентам, которых, наверно видел только он один. Арам смотрел на него, как зачарованный и не пререкаясь, а тоько из за чистого любопытства, пошел в этот прцедурный кабинет.
Посередине процедурной стоял металлический, покрытый белым дюралюминием стол с выемкой с одной стороны. Стол был на колесиках. С боковой стороны в ряд было расположено четыре глубокие умывальники с батареей кранов. На каждом втором из них были насажены резиновые тонкие шланги с блестящими металлическими накоечниками. Шланги были довольно длинные и посередине каждого из нгих выли больние тоже резиновые утолщения. Гидбалян вошел решительным шагом впереди Арама в комнату и открыл один из кранов, над которым было написано:
" теплая вода". Прозрачная емкость над краном наполнилась быстро водой и он опустил ее рычагом вниз. Всадил указательный палец в воду и сказал скорее философски, чем утвердительно:
" Будем немножко ждать". Потом направился к шкафу с медикаментами и что то там перебирая, повторял:" Нет, нет, вот это правильно",- потом он с видом победителя закрыл шкаф держа в руке флакончик с чем то темным и кристаллическим.
Поставил флакончик на столик рядом в умывальником и взяв чистое полотенце с открытой полки над умывальником начал старательно мыть руки щеткой с мылом. Обернулся к Араму и сказал: " Не бойся, дорогой, хуже не будет тебе, а лучше будет.
Что стоишь, снимай брюки, туфли и ложись на стол. Вещи можешь положить на стуле, не стесняйся и не бойся",- он закончил мытье рук и бросив несколько кристалликов марганцовки в широкую литровую мензурку, стоял и ждал, пока они расспустятся, мешая воду стекляной трубочкой с расплющенным концом.
Потом он вылил содержимое мензурки в емкость над умывальником и попробовал опять пальцем воду:" Вот теперь вода в сам раз",- сказал он расстроганно и помешивавая ее все время стекляной трубочкой. Вода окрасилась в легко фиолетовый цвет и Гидбалян с нетерпением взглянул опять на Арама:" Ну что друг, ты еще не на столе. Ждать не могу больше, вода остынет совсем и неприятно будет тебе",- сказал он с легким, слегка заметным
раздражением. Арам лег на стол и Гидбалян одним движением повернув его его на бок, освободил ему ягодицы от трусов.
" А чтобы тебе не болело и неприятно не было",- продолжал он уже совсем спокойным, каждодневным голосом,-" Я тебе вазелином немножко помогу",- Арам услышал звук надеваемых резиновых перчаток, а потом почувствовал, как палец доктора входит в его анусное отверстие. За пальцем последовал наконечник резиновой трубки а потом Гидбалян начал делать промывание.
Арам чувствовал, как вода вливается в него и хотел повернуться, когда почувствовал. что уже не может больше терпеть давления воды во внутренностях.
" Лежи друг и не стесняйся. Я всем делаю раз в неделю промывание- и послу и всем секретарям и жещинам нашим и даже твоему Демину. Но он, кстати, самый вонючий из всех",- закончил Кидбалян с расстановкой вынимая наконечник,- " А теперь, друг садись вот праямо на туалетный стул и мы посмотрим, от чего же у тебя болит голова". Арам сидел на этом стуле весь красный и сконфуженный. " И нечего тут стесняться. Мы все люди",- продолжал Кидбалян,- " А теперь прошу встать и опять лечь на стол",- он подошел к туалетной вазе с двумя плоскими стеклянными тарелочками и набрав резиновой грушкой немного содержимого из вазы, дернул за металлическую цепочку спуска воды. " А теперь, друг ты должен полежать, а я посмотрю в микроскоп, что же такое у тебя, отчего болит голова",- он напрвился в другой конец процедурной, где стоял стол с микроскопом и сев на крутящийся металлический столик начал рассматривать содержимое плитки Петри. Потом вскочил и подняв указательный палец в резиновой перчатке, сказал:" С тобой не так все плохо, как я думал. Но нужно еще одно промывание, обязательно, это я тебе, как друг и товарищ говорю".
Он еще раз повторил процедуру и еще раз взял пробу из ночкой вазы. Рассматривал долго что то под микроскопом и потом сообщил решительно:" Будем делать промывание один раз в неделю. А дальше, посмотрим". Потом, как бы заметив , что Арам сидит на этом самом столе, спросил: " А что же ты молодой друг не одеваешься, процедура закончена, а что понравилось тебе. У меня все так сначала- не хочу , не нужно,- а потом все хотят и всем нужно",- он снял пречатки и бросив их в ведро под умывальником, умыл руки и хлопнув Арама по плечу добавил:
" Не унывай друг, с тобой не все так плохо".
Арам лежал и вспоминал Гидбаляна. В дверь постучали и он сказал: "Войдите",- потом очнулся и уже ругая себя в два прыжка подскочив к дверям, стоя просто напротив них, так, что вообще они не могли бы быть открыты, пока он стоял так перд ними, подумал что все это как игра детей в кошки мышки и что Демин, конечно же сволочь, но ведь и он сам, Арам хотел работать для страны, именно в этой организации именно для того, чтобы очистить ее от недостойных ее и вождя людей.
И он все время понимал, что он сам должен быть еще более предельно открытым человеком. Но одновременно он не мог иногда быть предельно открытым, ну вот например с Деминым.
Рванул на себя дверь, в проеме света стояла женщина.
Он посмотрел на нее и удивился сразу ее испуганным глазам.
Он спросил ее, кого она ищет и она назвала его имя и фамилию.
Стоял в дверях нерешительно, не зная впустить ли ее или расспрашивать так, прямо в дверях. Решил спросить, кто ее сюда прислал, но потом раздумал и сказал: " Здесь раньше был такой, кажется, но сейчас он уехал". Она настаивала и озираясь на длинный коридор, попросила войти. Он категорически повторил, то что сказал и беззаговорочно закрыл дверь. Подошел к окну.
Перед входом в отель никого не было и он стоял и ждал, пока эта непрошенная гостья покажется в дверях. Прошло минут десять и он начал не то чтобы нервничать, но что то подсказывало ему, что эта женщина появилась неспроста. Почувствовал себя как в западне, стоял и упорно смотрел на входную дверь. Наконец дверь открылась и вышло две женщины- одна была довольно высокая, в какой то шляпе, а другая была той, которая стояла несколько минут перед его дверями. Старался рассмотреть ту другую, но это ему не удалось, увидел только, как обе садятся в такси.
Отошел от окна и сняв пиджак, повесил его на спинку стула.
Расслабил галстук, снял его тоже и засучив рукава, пошел в ванную. Умыл руки и ополоснул холодной водой лицо. Вытер руки старательно, так как это делал Кидбалян, который ему решительно понравился не только своими методами лечения, но
при всей его позиции в посольстве, своей независимостью и может быть даже какой то импозанностью. Подумал, что у него, Арама нет таких манер и потом сразу же ему сделалось даже стыдно из за своих каких то мелкобуржуазных желаний выглядеть как, например Гидбалян. Но потом подумал, что в этом нет ничего плохого и опять отбросил мысли о хорошем тоне и в конце концов ему сделалось неприятно за самого себя, за то что думает о таких никчемных вещах. Подошел к зеркалу и внимательно посмотрел на себя. На него в зеркале смотрело лицо чужого человека, с какой то дураковатой улыбкой на лице и он сразу же сделал серьезную мину, но все равно не нравился себе.
Поправил кончиками пальцев усы, как будто бы стараясь их выпрямить и вдруг ему пришло в голову, что усы у него такие же как у этого немецкого фюрера. Взял бритвенное лезвие и начал его острить на кожанной ленте, которая висела рядом с умывальником. Намылил усы с двух сторон и начал аккуратно сбривать их понемногу с обех же сторон. Втянул верхнюю губу и опять посмотрел на себя внимательно. Вытер полотенцем мыльную пену и увидел свои уже новые усы. Они были узкие, еле прикрывали пространство от конца носа до верхней губы, но понравились ему. Он выглядел этаким ловеласом, из одного английского фильма, котрый он два дня назад смотрел в кино. Фильм был пустяшный, вроде водевиля с красивыми женщинами.
Потом посмотрел на себя в профиль и решил, что он запустит несколько ниже баки, для сохранения какого то неуловимого равновесия между этими усами всей его прической. Налил одеколону на ладонь и протел лицо, потом вылил опять одеколо на руку и двумя уже ладонями провел энергично по волосам, а потом причесался старательно приглаживая волосы. Взял еще брильянтину и растерев его в ладонях пригладил ими волосы и опять причесался. Посмотрел на себя в зеркало прямо и в профиль и подумал, что теперь он действительно нравится себе.
Подошел к стулу, на котором висел галстук и пиджак тут в двеерь опять постучали и он подумал, что сегодня вообще у него как день приемов у посла. Не спеша вложил через голову галстук и затянул его под воротничком. И только тогда сказал:
" Войдите ". В дверях стоял Демин, слегка как будто бы испуганный со своим неизменным портфелем, стоял в дерях и смотрел на него Арама, как зачарованный. " Да входи и закрывай дверь" ,- Арам произнес эту фразу с раздражением и Демин услужливо закрыл дверь и поставив портфель на пол снял пальто и повесил его на вешалку. Потом снял шляпу и положил ее на комод, стоящий с левой стороны у входа. " Костя ",- сказал ему Арам,- " Да на тумбочке я еду ставлю, а ты туда со шляпой своей. Да повесь ее на вешалку тоже",- смотрел на Демина холодно и жестко. Тот взял эту свою шляпу как то даже подобострастно и повесил ее на вешалку. Шляпа тут же упала на пол. Демин поднял ее и извиняющимся голосом сказал:" Ну вот видишь, я ведь знаю, что она и так упадет, потому и положил ее". Арам подошел к нему и взяв шляпу провел ребром ладони изгибу и энергично сложив ее, почти смяв пополам, выпрямил
и повесил на металлический крючок вешалки. Шляпа держалась. Демин, как балерина, почему то почти на цыпочках вошел из маленького коридорчика в комнату. Портфель нес с собой. Сел на стул и расстегнул пиджак.
" Ну рассказывай",- начал вдруг и сразу,- " что там у тебя произошло". Посмотрел на Арама с миной еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться: " Был что ли сегодня у парикмахера, а то выглядишь, как актер какой. Ну садись же и рассказывай",- настроение у него как видно поправилось и он рассмеялся вовсю.
" Был у меня сегодня и здесь Майкл с коллегами",- он произнес фразу как бы нехотя, но весь напрягся внутри и этот ничего не значащий тон сразу заметил Демин.
" Ну вот, понятно же, что тебя этот визит волнует, а вот прятать свои чувства, как настящий разведчик ты еще не умеешь.
Да не беда, если до того не убъют где нибудь или на войне, то из тебя выйдет первоклассный может быть даже дипломат",- Демин закинул ногу за ногу и пригладив ни с того ни с сего волосы, скрестил пальцы рук и облокотясь локтем о стол опустил слегка голову, а потом поднял ее и задумчивости посмотрев на Арама, сказал:" Я сегодня говорил, кстати с послом , а вчера послал шифровку в ставку. Еще нет вообще то решения, но я думаю, что оно прийдет в той или иной форме. Я думаю, брат, англичане хотят тебя приголубить. Ну так вот, мне думается, что над этим стоит тебе подумать тоже",- он замолчал , а потом радостно предложил: "Ну давай сполоснем наши глотки, а то жизнь проходит, молодость проходит, и что же нам остается со всего этого, ну скажи, ну что нам останется вообще от всего этого.
Вот война, убивают все всех наповал, у нас с народа, когда война кончится, если кончится, ну скажем через пять лет останется, хорошо если, может быть только пятьдесят процентов населения. Да братец, половины народа не будет, а это значит, что мы как нация перестанем что то значить. А если не выиграем, то совсем будет нам всем ****ец", - махнул рукой и Арам сел за стол. Посмотрел на Демина и заметил, что воротничок его рубашки грязный и что сам он небритый.
" У тебя, я чувствую, тоже проблемы",- то ли спрашивая, то ли констатируя сказал Арам и выжидательно замолчал.
Демин опустил голову и и вздохнул:" Вот тебе кажется, что у меня все хорошо. А ведь это вовсе не так. Вот, например, сегодня прислали со ставки сводку с фронта. Из десяти фронтов между Баренцовым и Черным морями, только четыре фронта-
Калининский,Западный, Брянский и частично Кавказский ведут зацепные действия. А вот остальные, как говорится у нас-
" завершили подготовку к переходу в наступление". И вот уже привыкли ведь к тому, что ничего мы не знаем вообще то. И вот вдруг узнаю сегодня о том, что эти сукин сыны еще в октябре предлагали перемирие. Я понимаешь ли обалдел, я просто не поверил, а ведь это так и было. А что делается сейчас! Да ну давай выпьем и рассказывай мне, что ты думаешь делать дальше",- он крякнул и встав снял пиджак. Пахло от него потом и Арам и вправду решил выпить с ним.
Демин налил в стаканы водки из бутылки, которую вытащил из своего неразлучного портфеля. Поднял стакан и сказал:" Ну поехали".
Выпили и Демин не говоря ничего налил еще. " Ну давай" ,-
а то так ты у меня никогда и не разговоришься" ,- он зло посмотрел на Арама,- " Вот ты, я как вижу, никогда не пьешь, наверно считаешь себя лучше других",- поставил стакан со
злостью на стол и стал смотреть исподлобья на Арама.
" Знаешь у меня отец был всю жизнЬ, я тебе расскажу какой он был" ,- ни с того ни с сего начал он,-" Он с утра уходил на работу. Ну всегда выходил, чтобы во время успеть и не опоздать ни на минуту. Работал в городской управе. Выписывал там какие то бумажки. Все время сидел на стуле, ну или чай пил там. На работе был услужлив и компанейский. Лучший друг всех сослуживцев. Зарабатывал какие то копейки не хватало на самое необходимое в доме. Мог найти себе и другую работу, где можно было бы больше заработать, но оставался все время на именно этой работе. Было удобно, почти целый день ничего не делал, бумажки пребирал, корчил из себя кого то большого. Курил и выпивал, но выпивал не так сильно как его отец. А отец его выпивал сильно и тоже работал на такой сачковой работе. Когда приходил домой всегда должен был быть на столе обед и всегда во время. Всегда ему мать должна была давать самый большой кусок мяса или чего там. Ругался, когда она наровила нам детям дать побольше. Говорил, что он кормилец и мужчина и должен получать еду как мужчина. Всегда мать должна была ему приготоавливать на другой день свежую рубашку и гладить его штаны. После еды, отодвигал тарелку, говорил спасибо и ш ел в столовую. В столовой стоял диван у нас. С белыми салфетками.
Он снимал пиджак и галстук вешал тут же его на стул и ложился на диван, на две подушки. Брал в руки газету и так лежал до вечера с этой газетой в руках, иногда засыпал на этом же диване. Потом к самому вечеру вставал и шел на кухню, где мать стряпала или кричал- Маня, где ты-, мать если была в другой комнате, отзывалась и просила помочь его ей что то сделать по дому. Он говорил тогда , что он устал на работе и что он работает, а вот она не работает и потому, он, как единственный кормилец должен отдыхать дома. Мать упорно просила его переодеться в домашнее убрание, чтобы она могла вычистить его костюм на другой день. Он не хотел, а она, уставшая за целый день такой работы без остановки и от шитья, которым она подрабатывала, чтобы как то свести концы с концами, хотела как можноскорее закончить свои домашние работы. Наконец после ругани, когда он часто обзывал ее а то ****ью, а то сволочью, в а то коровой, он все же раздевал этот свой костюм и мать начинала его гладить и чистить, чтобы на другой день он выглядел, " как человек". Тем временем отец шел на кухню, где за столом мы с братом делали уроки и начинал спрашивать нас, как дела, какие отметки мы получили. Интересовался всем.
Потом брал нас и мы шли к реке, которая была в ста метрах от дома, или в парк. В парке он шел с нами и объяснял нам кто как поет, какая птица как поет. Садился на скамейку и начинал курить папирос. Посидев так на скамейке, когда мы могли бегать рядом, он звал нас и мы шли домой. Настроение у него поправлялось и он войдя в дом опять звал - Маня, мы уже пришли-. Тогда мать и должна была подавать ужин. Если опаздывала с ним, опять была ругань и ссора. Если была ссора, отец одевался и уходил из дому. Приходил ночью и часто пьяный.
Не кричал уже, ложился спать. Если ссроры не было, после ужина, он опять выкуривал свой паперос, шел в туалет, где у нас был умывальник, мылся там и шел спать. Мать часто возилась до ночи, убирая, стирая, гладя, или шила для людей. Мы с братом смотрели на это все и не отважились сказать отцу, что он ничтожество. Когда я подрос, первый раз сказал однажды отцу, что он не уважает мать ни по чем. Он обиделся на меня и сказал мне , что она не умеет организовать себе рабочий день и что у нее слишком большие требования к жизни. А вот если бы у нее не было таких амбиций , то и жизнь у них была бы как у других людей. А у других людей мужики все в семье, ч то делали по дому, а вот мой отец ничего, ну ничегошеньки по домку не делал. Когда мать просила его забить хоть гвоздь, или передвинуть мебель, или помочь пренести что то тяжелое, он отказывался и говорил, что она может заказать кого нибудь и заплатить ему. Он, понимашь ли по дому не делал ничего, когда же нужно было что то делать и вправду, он говорил, что у него болит голова или сердце и ложился на свой это диван и так лежал с газетой или без газеты часами на этом проклятом диване. Диван был весь протерт от этого его лежания. Если же всетаки в результате большой ссоры матери удавалось заставить его что то сделать по дому, он после такой работы, говорил, что он очень устал и что у него болит то ли сердце, то ли голова, или спина. Да это и понятно, что спина у него болела, так как он почти никогда не работал. По воскресеньям он писал стихи и еще что то. Мать с ним изводилась здорово. Иногда ездил еще в конце двадцатых годов раз в месяц в церковь и молился там и возвращаясь, говорил нам с братом, что нужно жить по христиански. Уважать ближнего и даже его любить. Мать у меня была из калмыков понимаешь, и отец наверно считал, что она и должна на него всю жизнь орать. Но мать рано умерла от такого житья и он через месяц привел домой новую жену, Мы ее звали тетя Маша. Была она такая же как мать и так же ругалась с ним, по пустякам, из за нас, из за денег, из за его тунеядства.
Понимаешь, мой отец был самым настоящим тунеядцем. Я это видел. А ведь был он мужик здорового роста и вовсе не слабый.
И вот тогда я решил, что я найду себе работу такую тоже, чтобы поменьше тоже работать" ,- Демин передохнул вытащил из кармана пиджака пачку с паперосами, закурил. Молчал, лицо его передернула гримасса нестерпимого мучения и лицо его сделалось вмиг пепельно-серым. Арам не знал его такого.И тогда он сам опять потянулся за бутылкой и налив себе одному поднял стакан как бы обращаясь к отрешенному Демину и вместо того, чтобы выпить этот стакан полный водки, поставил его с треском на стол." Ну и что ты мне об отце твоем. Ну ладно, отец, это отец. Но ведь ты сам , сам ты, что ты сам сам не можешь выйти из того, что было, ну перешагнуть, забыть, да плюнь ты на все это. Вот я тебе скажу, что все это чепуха. И вера во что то там и силы, которые за этой верой стоят, это все не бог. Бог это то, что над нами и он наш отец. Вот возьми себе и скажи, что "может быть сплодил тебя тот твой отец", но и он ведь тебя не сплодил, а бог создал и его и значит и тебя. И тогда сможешь смотреть на все свои дела с нужного расстояния. Ну и еще, вот все философии мира и что бы мы там не находили небывалого доселе, вот ведь считается только то на самом деле, что произойдет совсем нового сейчас, когда мы с тобой еще живем.
Вот тебе и диалектика. И ничего другого нет. Бог - это бесконечность". Замолчал и встряхнул обеими руками волосы и упершись локтями о стол и скрестив пальцы рук опустил голову так, что пальцы эти уперлись в его лоб и он до боли сдавливал эти пальцы и они упирались все более и более в лоб, так что Демин вышел совсем со своего забытья и тоски и отрешения.
" Да брось ты все это , да не бери в голову, все , что я тебе сказал. А то вижу, что ты еще спятишь мне тут на глазах. Ну прости меня за то, что я тебе вот так все свое выложил, ну ты то, ты не унывай, ты тут у нас для меня вот сейчас скажу я тебе самый стоящий человек, хотя и не русский ты.Ты , понимаешь, что ведь правильно, что вера у нас и даже ведь и вождь говорит все время - братья и сестры, как в церкви".
Арам поднял голову и сказал: " Ты Демин, если правду говоришь всю, ты Демин несчастный человек вот и все. И я тоже несчастный. А вот то , что ты говоришь, что не русский я, так не могут же все быть русскими. И говоришь ты все это, оттого, что ты дурак. Все повторяешь за кем то и не понимаешь даже, что повторяешь. Ну и что с того, что он был такой отец твой, главное , повторяю тебе вот уже в который раз как пастух корове, главное, что ты сам все это понимаешь и оттого, что именно ты несешь в себе воспоминания об отце своем, каким бы он не был, и видишь все его недостатки и осуждаешь их даже, вот это главное. А что произойдет с тобой или детьми твоими, которые может быть у тебя появятся, после того, как ты им все это как нибудь расскажешь или может быть даже со мной, именно оттого, что ты мне о себе вот так сейчас все выложил, все это в ведении бога и только его одного",- он остановился взглядом на Демине, поднял стакан с водкой и опять поставил его на стол. " Знаешь, пить больше мы не будем, не будем и все тут",-
он встал вдруг даже неожиданно для самого себя и закачавшись прошел почти прямо в ванную вылил водку в раковину.
Демин сидел и ничего не говорил. В дверь постучали.
Арам стремительно шагнул в коридор и громко, по пьяному сказал: " Войдите ".
В распахнутой двери стояли два английских полицейских.
Он пригладил рукой волосы отчего то и не понимая даже, что он делает пригласил их войти.
Они вошли и потребовали документы у него и Демина.
Демин вытащил пасспорт и еле стоя сел на стул.
Один из полицейских рассматривал его пасспорт со всех сторон, как какую то диковинку и обратившись к другому как бы констатируя, сказал:" Настоящий ".
"Прошу Ваш пасспорт" ,- обратился он опять к Араму.
Арам начал искать пасспорт в кармане пиджака и не мог его найти. Потом подошел к тумбочке и открыв ее вытащил ворохом все бумаги. Все рассыпалост на пол и оба полицейских стояли и с нетерпением смотрели на Арама. Пасспорта не было.
Арам вспомнил вдруг, что его пасспрот находится в их посольстве и что ему выдана была справка, удостоверяющая все его данные. Он вытащил из вороха бумаг эту справку и подал ее полицейскому, который крутил в руках перчатки.
Тот взял в руки бумажку и повертев ее со всех сторн сказал:
" Вы пройдете с нами до выяснения Вашей личности ".
Демин сидел как пришибленный и молчал. " Ну что ты молчишь, скажи, что мой пасспорт в посольстве" ,- Арам с раздражением смотрел на Демина. Тот встал и сказав- " Извените" - пошел в ванную. Его не было минут пять и полицейские стояли отчего то не двигались и ждали чего то.
Демин вышел из ванной и совершенно трезвым голосом и уже не шатаясь подошел к столу и пригласил обоих полицейских сесть.
Они отказались и он тогда сказал, что иначе он не будет с ними разговаривать вообще. Сказал это тоном категоричным и не терпящим никакого пререкательства. Арам стоял выпрямившись и в душе проклинал это визит Демина и всю эту ситуацию, которая может быть была кем то подстроена. Он уже не верил никому в этом проклятом Лондоне и весь тон Демина и его явное нахальство грозило неприятностями для именно его Арама.
Но полицейские сели к столу и сняли свои шапки.
Демин кивнув Араму, сказал как какому то лакею:
" Ну чего стоишь, помой еще два стакана и возьми, ****ь, еще одну бутылку из моего портфеля".
Арам, не ожидая сам от себя такой прыти, рванулся в прихожую и, открыв портфель Демина, взял из него бутылку водки. В портфеле оставалась еще одна бутылка. Потом пошел в ванную и вытащив из стекляных стаканов- из одного зубную щетку, а из другого кисточку для бритья, ринулся сними в комнату.
Полицейские сидели и один из них по виду старший тарабанил пальцем по столу. Демин взял у него грубо бутылку и мастерски в два присеста открыл ее. стаканы стояли перед полицейскими и Демин , не спрашивая у них ничего разлил всю поллитровую бутылку в оба стакана. " Ну а себе, дурак, что, не нальешь" ,-
грубо спросил он Арама. " Ну где там твой стакан. Ведь вот зря портишь наш национальный напиток, мудак" ,- он выругался и подняв свой стакан, не говоря ни слова чекнулся с обоими. Они чокнулись и поставили стаканы на стол.
Он поставил свой стакан тоже на стол и вдруг хлопнул в ладоши. " Ну господа, ну так не пойдет, мы должны быть на том же уровне развития, чтобы у нас получился разговор " ,- он произнес эту фразу по английски так серьезно, что тот старший полицейский засмеялся. Демин сел и опять поднял стакан:
" Ну союзники, выпьем за победу" ,- он говоря это встал и выпрямился. Стакан он держал на согнутой и высоко поднятой руке и остервенело и презрительно смотрел на полицейских.
Они тоже встали и также подняли руки. Арам смотрел на всю эту сцену как зачарованный. " Ну что братцы, поехали",- то ли утвердительно, то ли вопросительно он произнес эту фразу и вылил одним залпом пол стакана водки в горло. Полицейские последовали за ним. Через пол часа и вторая бутылка была выпита и оба полицейских сидели у него в комнате, развалясь на стульях в расстегнутых мундирах. Демин лежал на кровати навзничь и казалось то ли спал, то ли бредил.
Арам стоял перед окном и безцельно смотрел на улицу.
Перед гостиницей стояла машина полицейских. Появился швейцар и начал рассматривать машину и пригнувшись и приложив руку ко лбу старался рассмотреть что то в самой машине внутри. Потом отошел и скрылся в гостинице. Арам никогда не представлял себе, что он сделает, если его вдруг опять засадят в английскую тюрьму. Подошел к полицейскому, который казался ему наиболее трезвым и начал ему говорить о том, что он наверно должен позвонить в участок и сообщить , что он задерживается. Все было бесполезно. Тот бормотал ч то то невнятное и голова его моталась как у куклы в театре. Арам вытащил у него из нагрудного кармана документы. Тот вдруг зашевелился и захрапел.
Другой полицейский сидел как будто бы прямо на стуле, который был придвинут к стене. Но как только Арам попрлбовал его отодвинуть стул тот закачался и едва не полетел на пол.
Дело было совершенно безнадежным и главное нужно было действовать как всегда очень быстро. Стянул с полицейского при столе брюки, туфли, а с того при стене верхнюю часть гардероба надел на голову шлем и посмотрел на себя в зеркало.
Усы красовались под носом и он быстро сбрил их. Волосы зачесал назад и пошел в комнату, чтобы приглянуться кодному из полицейских, который казался немного похожим на него.
" Если быстро пройти перед швейцаром, то возможно, что никто не обратит на него внимания, но это только возможно, а еасли обратит, что тогда ",- но вся эта теория его сейчас мало интересовала. Понимал, что ему нужно будет вернуться сюда еще раз. Вышел в коридор и закрыл дверь снаружи.
Спустился по леснице. Ничего в гостинице не происходило. Швейцар стоял перед дверьми, а перед доской с ключами за стойкой соял портьер. " Ищу своих товарищей, они должны были здесь быть",- обратился он к портьеру, крутя перчатки.
" Я видел их, как входили наверх в номер этого русского",- сказал портьер и посмотрел внимательно на Арама. Что то промелькнуло у него в глазах, но потом он как будто бы отбрасывая какие то мысли сказал:" Сир, может быть они ведут допрос этого русского". " Нет в номере их нет. Номер вообще пустой. Я стучал",- он безразлично посмотрел на портьера и добавил:" Может быть сидят с ним в баре. Но ведь нужна машина и поэтому, как только они появятся тут прошу сообщить им, что машину я забрал и чтобы они позвонили в участок". Он назвал номер участка и пошел к выходу.
Открыл ключом двери машины и включил магнето. Подождал пару мгновений и завел машину. Она двинулась и он козырнул швейцару. Тот махнул ему рукой. Время было военное и каждое нарушение режима работы таких полицейских могло кончиться непрредвиденно плохо и для них и для тех, за кем они охотились.
Он вел машину и не мог себе представить, где же он ее поставит, чтобы потом вернуться в гостиницу. Решил подъехать к полицейскому участку. Остановил машину перед поворотом, на углу и вышел из машины. Держал ключ в руках и уже хотел закрыть ее, но тут услышал голос, чей то голос явно обращался к нему:
" Констебель, неплохая сегодня погода",- повернулся и увидел полицейского, который прохаживался перед подъездом,-
" Вам лучше поставить машину за поворотом, так как сегодня в баре за пол часа будет встреча, а так по правде не знаю, кто и что там будет обсуждаться, но всех подозрительных из нашего квартала, мне думается, мы просмотрели". Арам утвердительно кивнул головой и сказал:" Я вот только не знаю, где могу найти
констебеля Смитта. Ищу его вот уже почти целый час".
Полицейский свистнул и улыбнулся:" Он у нас со специальным заданием обходит район и наверно будет вечером, но если нужно передам ему, что его разыскивают". Он внимательно посмотрел на Арама и добавил ворчливо:" Вы из Централи все лучше знаете".
Арам поставил машину за поворотом и весь участок был как на ладони, их входных дверей выходили какие то люди и он твердым шагом двинулся прямо к участку. Прошел мимо дверей и вдруг повернул и войдя на ступеньку, повернулся, как будто бы передумав и пошел обратно. Прошел мимо полицейского и махнул ему рукой:" Пройдусь и посмотрю еще, все ли в порядке" ,- он снял перчатку и заглянул через стекло в бар. В баре было пусто и только кельнеры крутились, расставляя на столах пепельницы.
" Вошел в бар и пройдя через все помещение прошел в туалет. Вышел и начал искать запасной вход. Наконец услышал голос оффицианта:" Что вы ищите, если запасной вход, то он у нас
из кухни". Арам прошел с ним через кухню и попросив ключ открыл дверь и вышел во двор. Двор был окружен небольшой стеной, напротив находились входные двери в жилой дом.
Арам махнул рукой офиицианту и вошел в дом.
Через сквозной подъезд можно было выйти на соседнюю улицу.
Повернулся к нему и сказал:" Вы голубчик идите, а я тут посмотрю немного, что то мне не нравится, что так просто можно выйти на другую улицу". Тот посмотрел на него с пониманием и
сказал ему, ЧТО ОН МОЖЕТ ЗАДЕРЖАТЬ КЛЮЧ И ЧТО ЕГО СМЕНА КОНЧАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ДВА ЧАСА И ТОГДА он Арам может ему этот ключ отдать. Арам пошел с ним и закрыл за ним задние кухонные двери. Вышел на улицу и быстрым шагом пошел в гостиницу.
Перед домом швейцара не было, а у щита с ключами стоял тот же портьер:" Ну и что не появились они еще" ,- спросил он озабоченно. " Да нет, не появились. Но в номере кто то есть, это я Вам говорю",- портьер с тревогой посмотрел на Арама.
Тот не долго раздумывая сказал:" Вот что друг, дайте мне ключ от номера и оставайтесь здесь". Потом добавил:" Это и есть наша работа". Козырнул и герез две ступеньки взбежал по лестнице.
Открыл дверь номера. На кровати Демина не было.
Оба полицейских сидело почти в тех же позах, одного посадил на стул, потому что тот почти с него съехал.
Вошел в туалет и увидел Демина, который сидел на клозете и почти спал. Захлопнул дверь и подошел к телефону, снял трубку и когда услышал голос портьера сказал с расстановкой:
" Да, оказывается они допрашивают этого русского и я пока останусь тоже тут. Но прошу Вас смотреть за входом, потому как должен прийти еще один русский и как только он появится, прошу позвонить нам". Снял свое облачение и положил его на кровать.
Вошел в ванную и начал приводить в порядок Демина. Раздел его и всадив в ванную, начал лить на него холодную воду.
Тот бормотал что то и наровил лечь в этой ванной. Дело было совершенно безнадежным. Вытащил его, вытер полотенцем и одев опять посадил на туалет. Тот начал храпеть, облоркотившись о стену. У него было в запасе где то еще полтора часа, чтобы отдать ключ этому официанту. Но что было делать с портьером, который дежурил до утра. Швейцар уходил в восемь вечера домой и это облегчало ситуацию. Он снял трубку телефона сказал:
" Мне нужно будет отлучиться опять в участок. Поэтому прошу Вас, внимательно смотреть за тем, прийдет все же кто то к русскому или нет". Стянул обоих со стульев и положил их валетом на кровать. Прикрыл одеялом. Облачился опять в мундир и
вышел из номера. Стоял в коридоре перед дверьми, как бы в раздумьи, закрыл двери на ключ и сбежал вниз. Проходя мимо портьера и держа ключ в руке сказал:" Ключ я задержу и прошу коллегам не мешать. Дело долгое с этими русскими и лучше, если мы закончим допрос еще сегодня".
Вышел на улицу и посмотрел на небо, как бы нехотя и козырнув швейцару пошел размеренным шагом в направлении участка.
Дойдя до участка по лестнице вошел в помещение и найдя дежурного, представился и сообщил, что коллега Смитт с напарником допрашивают руссого в гостинице и что он из четвертого отдела и сегодня вечером до одиннадцати часов он должен играть роль так называемого связного. Дежурный позвонил куда то и внимательно посмотрев на него пригласил войти и сообщил, что с ним хочет говорить шеф участка.
Арам снял головной убор и повесив плащ на вешалку в коридоре вошел без стука в кабинет начальника. Тот вышел из за стола и улыбнувшись слегка криво, спросил:" Ну и как наш Смитт, вот не думал, что он работает на разведку. Ну да бог с ним. Чем могу быть полезен",- он встал и пригласил Арама в соседнюю комнатку, на чай. Смотрел внимательно на Арама и вдруг ни с того, ни с сего сказал:" Вы напоминаете мне одного моего коллегу, котрый к сожалению погиб во время одной из первых бомбежек". Арам посморрел на него тяжело и не отрываясь и заложив ногу за ногу и облокотясь о спинку стула спросил:
" А Вы можете мне коротко описать коллегу Смитта, какое вообще у Вас мнение о нем. И прошу быть предельно откровенным",- помолчал и добавил как бы медля,- " Это важно для Вашего послужного списка тоже". Начальник участка мямлил что то об этом Смитте, а Арам следил за тем, чтобы разговор длился еще минут десять. Было пол восьмого и по коридору слышно было, как сновали люди. В соседней комнате позвонил телефон натруженно и не переставая. Начальник участка поднялся и махнув рукой , как будто бы говорил, чтобы Арам оставался сидеть и подождал его. Вышел в соседнюю комнату и было слышно, как он отрывисто отвечает кому то очень корректно и четко.
Потом спросил кого то по телефону, не хочет ли тот поговорить с человеком из централи, с которым он пьет чай.
Услышав, наверно положительный ответ, он громко позвал Арама к телефону. Тот подошел и взяв трубку представился. В трубке молчали. Потом голос сообщил ему, что в централи нет людей с такой фамилией. Арам прикрыл трубку рукой попросил начальника участка выйти из комнаты. Когда тот вышел, он сообщил своему собеседнику , что он находится в прямом подчинении к премьеру и поэтому должен скрывать свою фамилию пред простыми полицейскими. Сообщил фамилию Майкла и коротко сообщил тому в трубке, что просит его извинить, так как у него еще сегодня много работы. Услышал заискивающий голос того в трубке, который желал ему всего хорошего и даже сообщил, что он знал его отца.
Арам положил трубку на рычаг телефона и громким голосом сказал:" Да войдите же, мне и так нужно уже идти, и спасибо за чай".Начальник участнка вошел и утвердительно смотрел на него, как тот одевается. Ждал и улыбался довольный этим визитом.
Пожал на прощание руку и сообщил, что просит его заглядывать к нему". Арам прошел почти деревяннм шагом мимо дежурного и выйдя из участка направился к бару. Все тротуары около бара были заняты машинами и вокруг толпилось неколько полицейских.
Он подошел и поприветствовав их как бы невзначай посмотрел через стекло в бар. За столиками сидело довольно много людей и в дальнем углу на импровизированной трибуне вдруг увидел к своему ужасу Майкла. Повернулся и махнув рукой сказал как бы констатируя:" Нужно посмотреть, что там делается на другой улице". Повернулся и не спеша пошел к машине.
Открыл ключом дверцу и стараясь быть совершенно непринужденным включил магнето и завел машину. Ехал просто и объехав весь квартал и оставив машину на следующей поперчной улице, вернулся к заднему входу гостиницы и открыв дверь попал в кухню. Официант увидел его приедложил ему поесть. Арам отмахнулся и козырнув и, положив ключ на столик, закрыл за собой дверь. Вернулся к машине, поехал к гостинице.
Перед домом швейцара уже не было и он позвонил во входные двери. Портьер открыл ему двери как то удивленно посмотрел на него. Когда тот вошел, он поманил его пальцем и почти шепотом сказал:" Я был в номере у этого русского. Его там вовсе нет, а полицейские пьяные спят на его кровати, кроме того другой русский спит в ванной". Он смотрел большими глазами на Арама и ждал. Тот посмотрел на портьера и прикрыв глаза и скривив рот сказал:" Вы понимаете, что то что Вы там видели, может навредить только Вам и никому другому. Поэтому, советую Вам забыть все там виденное и заниматься своими делами. А вообще преданные люди нужны нашему государству и Королю",- он закончил почти патетически и хлопнув портьера по плечу начал устало подниматься по лестнице. Открыл дверь и вошел в комнату. Подошел к телефону и попросил портьера принести ему расскладушку. Сообщил ему, что он будет до утра сторожить коллег и вообще всю ситуацию. Портьер появился через минут десять , неся какую то почти полевую кровать, два одеяла и подушку.
"Сир",- обратился он к Майклу,- " Я думаю, что здесь затевается вообще большая игра и я на Вашей стороне. Я разбужу Вас в шесть утра",- повернулся и вышел из номера, тихо закрыв за собой дверь.
Утром, когда оба констебеля проснулись и сидя на кровати смотрели на спящего Арама, вдруг зазвонил телефон. В трубке был голос портьера, который сообщал, что принесет через пять минут чай. Завтракали они вчетвером и Демин кривясь и морщась от головной боли ни с того ни с сего сказал: " Ну и на хрен нужен был весь этот цирк тебе. Спали бы как спали и ничего бы не было вообще точно так же до утра". Полицейские съели завтрак и начали благодарить отчего то Демина. Он отмахивался и говорил, что вообще то
он давно хотел угостить какого то английского друга или двоих друзей и вот видишь вышла аказия. Они смотрели оба просто в ему в глаза, так, как будто бы от него зависела их судьба. Судьба же их зависела теперь действительно от Демина и от Арама. Демин скривил губы и криво усмехнулся:
" А вообще то мы теперь вчетвером повязаны. Не только они с нами , но и я с тобой. Вот представь, что взбредет такому
где нибудь напиться, а пить они горазды, ну и вот начнет ****еть во всю. И что ты тогда сделаешь. Вот я и думаю, что
неплохо было бы, если бы, например их просто не стало, ну испарились бы они просто напросто",- он посмотрел на Арама
и легко крутанул головой. " Я ничего такого делать не буду",- Арам категорически встал и схватил Демина за грудки:" Я людей убивать не буду, падла",- выругался и отпустил Демина, сажая его со всей силы на стул.
Констебели сидели притихшие и без звука и движения смотрели на эту сцену. Наверно они понимали, что теперь решается их судьба или что то важное, отчего эти два русских так бросаются один на другого.
" Значит так",- Арам повернулся к полицейским, но говорил он все это Демину:" Значит так, я повторяю, вы не будете о том, что с вами здесь произошло никому рассказывать",- это решение нашего посольства",- вдруг выпалил он ни с того ни с сего. Демин рассмеялся:" Ну какого еще посольства",- сказал он по русски Араму,- " Ну если уж разговариваешьс ним так, то по крайней мере глупости не рассказывай. Скажи просто- есть такое мнение - и все. Ну давай дальше".
Арам продолжал:" Есть такое мнение, что вы не должны о случившемся этой ночью никому рассказывать. Это приказ",- он замолчал и пристально посмотрел на полицейского, сидящего рядом с ним. Тот вдруг повернулся к нему в полоборота и спросил:" Чей приказ ". " Приказ товарища Сталина ",- Арам выпалил фразу и выпучив глаза от впечатления, которое на него произвела только что признесенная им самим фраза,
замолчал. " Я и мой товарищ просим передать господину Сталину наши сердечные пожелания и мы будем молчать, если
это так важно для товарища Сталина",- полицейский встал и подтянув френч вытянулся в военном приветствии перед Арамом. " Можем ли мы уже идти ",- спросил он стоя.
" Нет ",- вдруг категорически произнес Демин. Констебель сел
выпрямившись и проникновенно глядя в глаза Демину.
" Вот вам каждому лист бумаги и прошу написать под диктовку то, что я вам скажу",- он встал и упершись двумя руками о спинку стула и подняв подбородок и выпятив нижнюю губу
начал: " Я, и тут каждый должен написать свое имя и фамилию, причем мы можем проверить все и если мы найдем, что вы соврали, вас будет судить военный трибунал",- он поднял руку и указательным пальцем потряс зачем то в воздухе,- " Дальше- я обязываюсь не разгашать тайну пребывания и всех событий, которые произошли со мной
в течение двух дней - и тут прошу поставить даты и точку.
И дальше прошу писать так - В случае, если все таки кто либо узнает от меня лично или от какого либо человека о случившемся, я буду отрицать все. В случае применения пыток со стороны допрашиваемых я скажу только одну фразу:" Это личный приказ товарища Сталина для меня"".
Оба полицейских написали текст и передали листы бумаги Демину. Он аккуратно сложил каждый лист вчетверо и положил
их в нагрудный карман.Подошел к каждому из них и пожал руку. Они отсалютовали ему и надев фуражки вышли из номера.
" Ну вот брат и закончилась еще одна твоя история в Лондоне" ,- насмешливо сказал Демин и продолжал:" Но помнить нас и товарища Сталина они будут до конца жизни своей и ты тоже, ну и я".
Салют Победы или Пер Лашез.
Она подошла к окну и отодвинула занавеску. Небо было все в как будто бы в сиянии тысяч звезд. Гул слышался через закрытое окно, пушки били не переставая так что шум стоял в ушах и все здание дрожало.Сегодня был праздник Победы и его в Москве отмечали всегда. Позвонили и она открыла входную дверь из квартиры и вышла в коридор, который отделял железной массивной дверью две квартиры от главного коридора с лифтом открыла глазок и посмотрела. Перед дверьми стояло человек пять крепкого сложения мужиков, бритых и в черных кожанных пальто до земли. Она спросила: " Слушаю Вас". " Открывай ",-
ответил первый перед дверьми. " Вы к кому" ,- спросила она опять. " К тебе " ответил опять первый и начал тарабанить в дверь. Она постучала в дверь к соседу Алеше. Алеша работал охранником в думе, был бывшил десантником и занимался вольной борьбой, имел мастера спорта и кучу наград со множества соревнований. Дверь открыла его жена Оля, беременная с сыном на руках. Стук раздавался все нестерпимей и Оля посмотрела на нее понимающе.
" Сейчас позову Алешу" ,- сказала она и скрылась в дверях.
Алеша появился в дверях заспанный и сказал ей :" Привет ".
Потом промолчал и добавил: " Ну суки , даже в праздники не дают покоя. Ты Светлана иди домой, а я тут разберусь".
Он скрылся опять в дверях и появился уже в рубашке и брюках. Подошел к дверям посмотрел тоже в глазок.
Потом вдруг бросился на нее и всей тяжестью своих около сто килограммов придавил ее к полу коридора. Раздался какой то щелчок и над ее головой на уровне дверного глазка пролетело что то. Он поднялся и поднял ее. " В квартиру , в квартиру идите, я сейчас жену запру в дальней комнате" ,- проговорил он с расстановкой как бы ни в чем ни бывало. Она не уходила, только стояла прижавшись к косяку двери в квартиру. Вернулся и прижав палец к губам потянул ее в ее квартиру. Вошли и он тихо закрыл дверь.
" Проверим телефон, если не работает, значит суки отключили все". Подошел к телефону , она услышала гудок. Вздохнул обрадованно и набрал номер. Взял трубку и телефон
и пошел с ним в кухню, закрыв за собой дверь. Она пошла за ним. Услышала только конец короткого разговора:" Хорошо , так будешь за пол часа. Попробую их задержать".
" Ну значит так, Вы тут сидите спокойно, что бы не случилось, а я попробую их развлекать. Друзья из отделения тут недалеко приедут за полчаса и тогда мы их и возьмем".
Она стояла как заторможенная и не двигалась с места.
" Но может быть они просто ошиблись и может быть вообще выяснить у них к кому они пришли",- спросила она и не дождавшись ответа, продолжала:" Я кажется видела одного из них вместе с Куськиным". " Да к черту с Куськиным, все равно с кем Вы их видели" , - проговрил он раздосадованно. С Куськиным или без него, вначале их нужно арестовать и хорошо допросить и всех , сначала по очереди а потом всех вместе. А кроме этого их вообще нужно закрыть. Вы что не видите, что это такое. Ну даете. Они же вооружены. Здесь нечего шутить",- он категорически закончил фразу и подтолкнул ее в комнату". Потом она услышала скрежет ключа в замке. Села на диван и облокотилась на спинку. Сидела и слушала. Она не ожидала , что с ней такое произойдет в ее квартире, которую она снимала у писателя по фамилии Куськин. К нему приходили раньше разные типы, но его не было в Москве и хватало всегда ее объяснение, что она не знает его вообще и что его нет даже в России, потому как он звонит ей всегда откуда то и спрашивает насчет оплаты за квартиру. Типы чертыхались и уходили, ее до сего дня никто не трогал. Но сегодня ведь просто стреляли. За дверьми было тихо, а потом она услышала голоса и топот ног в коридоре. Леша по-видимому впустил их в квартиру и разговаривал.
Они действительно пришли опять к Куськину и требовали денег за какую то оперу для детей, которую Куськин поставил где то в провинции, по собственному сценарию, музыку к которой написал какой то композитор, которому он не заплатил денег за музыку.
" Ребята", - объяснялся Леша,- " Куськин здесь больше не живет, а баба эта его вообще не знает". Потом последовало молчание и чей то голс сказал:" Ну не ****и. Я знаю, что она то ли любовница его, то ли родственница. Возьмем ее, посадим в ванную, позвонит она ему, расскажет, что с ней и тогда он сразу приедет, не то что приедет, прибежит, я тебе говорю, прилетит из Нью Йорка через день и деньгт привезет. А так мы будем ждать еще *** знает сколько. А ты друг, не ****и и я тебе говорю, если не дашь ее нам, сами возьмем.
Вот видишь и дверь Вашу ****ную, железную, а открыли мы сами и быстро, а ты думал, что за ней как за железной стеной. Мы все умеем и тебе ничего не поможет. Говорю тебе по хорошему,
иди ты к жене и смотри за ней, а мы тут с этой ****ью от Куськина сами поговорим. Потом она услышала голос Леши, который сообщил им, что он запер обеих баб в квартире у себя и что жена его беременна и он вообще не будет ничего делать. Потом раздался скрип отодвигаемого стула и голос сказал:" Ну тогда будем ждать, пока жена твоя сама из за тебя к нам прийдет". Раздался звук падающего на пол тела и потом другой голос сказал:" Ну чего ты мужика то бъешь, его то ни к чему". Первый голос огрызнулся ему:" Ну ***** , будешь сам объясняться перед композитором, где деньги".
Потом раздался третий голос и произнес с расстановкой:
" Братва, все в порядке, сейчас уйдем, оставим его так лежать, а они подумают когда прийдем в следующий раз сами денеги дадут. Я думаю, что этот ебун милицию вызвал. Уебывать надо". Раздался стук закрываемой первой двери а потом входной второй. За дверью была тишина. Она подошла к двери и посмотрела в замочную скважину. За дверью не было никого. Начала стучать в дверь звать: " Леша, открой, ну открой же Леша дверь". Никакого движения за дверь не было.
Она подумала, что Леша наверно получил здорово по морде и не может прийти в себя. Села на диван и сидела без движения. Потом вытащила из шкафа одеяло, легла и накрылась им. Закрыла глаза и прикзала себе спать. Но заснуть не могла и как марево из дремоты увидела себя опять в Германии. Это было в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Она тогда по приглашению риехала в Германию из Польши, вроде бы поработать. Работу ей действительно нашли - сдетьми переселенцев по шесть часов в день и платили не плохо, а само приглашение тоже прислали как знакомой. Но самое главное ей нужно было привезти деньги из Франции для организации. В Германии она пришла после приезда через неделю на встречу с человеком, который отвечал за передачу ей денег. Человек сообщил ей, что она должна сама ехать в Париж. Но как было попасть в Париж, когда у нее было виза только для Германии. Она встречалась со многими людьми, ей устроили несколько собраний на которых она объясняла о
движении Солидарность, о том, как были подписаны соглашения и как все это движение формировалось в их регионе и какие проблемы существуют до сего дня с властями и что каждый день работает специальная группа интервенции при воеводском отделении, которая только и ездит по звонкам для решения горящих проблем. Она рассказывала о том, что они ожидают каждый почти день объявления или военного положения или интервенции и что и так они будут бороться и в подпольи пока хватит сил и средств. Она рассказывала, что не хватает печатных машин и что нужно почти двойное количество, чтобы делать в будующем управляемые всыпки, то есть сдавать машины полиции, чтобы и она имела успех, выполняла " свой план по поимке нелегальных печатных типографий" и оттого чтобы не охотилась особенно рьяно за за действительными типографиями. Для этого всего и для других целей, для помощи арастованным, для организации радиостанции, помощи арестованным и их семьям, для организации квартир - для всего этого нужны были средства и они организовали банк, который должен был функционировать тогда , когда прийдет окупация или военное положение. Времени было мало.
Люди, которые помогали ей в Германии были частично тоже на нелегальном положении, но многих из них поддерживали группы из Франции и Италии. Поддержка шла поперек всего общества.
И вот однажды к ней в ее маленькую комнатку в доме на одной из центральных улиц Штутгарта пришла вечером Уши и предложила ей познакомиться с Гюнтером.
Они поехали в этот же вечер трамваем, потом автобусом
куда то в пригород Штуттгарта и вот Светлана оказалась перед домом на довольно шумной улице, рядом находились двери в ресторан. Уши сказала ей, что она приедет за ней завтра утром и заберет ее прямо на работу.
Она позвонила и в мегафоне отозвался голос женщины. Она назвала себя и голос ответил, что Гюнтера нет дома и что она может подождать его в ресторане и что он как только прийдет найдет ее там. Она не могла понять как может ее найти там Гюнтер, которого она не знала в глаза и который не знал ее.
Но она зашла в ресторан и села за столик заказала пицу и принялась есть.Было около девяти вечера и она уже подумывала сама поехать обратно домой. В десять часов в ресторане появились новые посетители - целая группа после какой то тренировки и они все громко разговаривали на тему будующих соревнований. Она сидела и отвлеченно смотрела в окно. Заказала себе еще кофе и пошла в туалет. По дороге из туалета купила пачку сигарет в автомате и вернулась к столику. за столиком сидел какой то пожилой мужчина и пил пиво. Он сидел на ее месте и она обратилась к нему с объяснением, что она сидела тут и отошла в туалет. Он извенился и спросил, свободно ли место рядом с ней. Она ответила, что занято и была и вправду раздражена его нахальством. Он взял пиво и сел за соседний столик. Принесли ей кофе и она подвинула стул спиной к нему.
Почувствовала, что за ней наблюдают и позвала официанта, попросила счет, заплатила и вышла из ресторана. Была зла на Уши за потерянный вечер и деньги на еду, которую она могла себе сама сварить дома. Пошла к ближайшей станции метро.
Села в поезд и открыв книгу в сердцах начала читать.
" А Вы напрасно так быстро покинули ресторан ",- раздался
голос прямо над ее головой. Перед ней стоял какой то совсем незнакомый человек. Она посмотрела на него и ничего не сказала. Он сел напротив нее и произнес: " Меня зовут Гюнтер ". Она понимала и ее предупреждали и весь ее опыт работы говорил о том, что это почти точно провокация и что на должна как ни в чем ни бывало смотреть на него и не отвечать ему и в крайнем случае попросту пошутить, что может быть он ошибся или много выпил. Она так и сделала и опять углубилась в книжку. Человек вышел на ближайшей остановке. За ней никто не шел, это она выяснила точно,
за полночь добралась до своей комнаты и сразу же заснула как убитая. Утром как ни в чем ни бывало она пошла на работу в комнату продленного дня и как всегда в шесть закончила работу и закрывала уже помешение. Появилась Уши и со злостью сообщила ей, что они теряют вообще с ней время и
что Гюнтер разговаривал с ней в метро и она вела себя как
какая то дурочка. Но потом она лукаво улыбнулась и сообщила ей, что завтра она встретится с Гюнтером обязательно.
Они пошли на следующий день после работы в бассейн и там она опять увидела того же человека. Он предложил поехать к нему и они беседовали за полночь. Договорились, что она поможет людям и что они помогут ей. Для этого через неделю должна будет состояться фиктивная свадьба и они как молодожены поедут в Париж. Свадьба состоялась действительно в одном из костелов и она как французская гражданка Мишель К. обвенчалась с немецким гражданином Гюнтером Б.
После венчания свадебный кортеж в четыре машины поехал к границе с Францией. Мишель К. жила в Париже и там ее и ее мужа ждала семья. Ехали они в свадебное путешествие и Гюнтеру была выписана настоящая виза как молодожену.
Они подъехали к граничному переходу и перед ними ехалала машина сопровождения, в которой находилось четверо человек двое мужчин и две женщины, все немцы, друзья молодого.
Их машину вел друг Гюнтера Алекс. Полицейские граничцой охраны на немецкой стороне попросили у них документы и
посмотрев их и улыбаясь и желая счастливой дороги отдали им паспорта. Черех сто метров на французской строне жандарм посмотрел на нее криво и тогда Гюнтер обнял ее и начал целовать. Жандарм улыбнулся и что то произнес по французски, то ли задавая вопрос то ли констатируя что то.
Ответил ему Алекс и они оба с андармом засмеялись. Гюнтер обнимал ее все больше и тихо шептал ей, чтобы она была занята их этими поцелуями так, что не видит кроме них и молодого мужа ничего на свете. Алекс тоже сидел побледневший, облокотясь о спинку их открытого мерцедеса,
и его рука дрожала. Он старался как мог и она понимала, что может произойти всыпка. Жандарм обошел машину со всех сторон и пошел с их паспортами в будку пограничной охраны. Его не было минут пять, потом он вышел и спросил
Алекса, кто едет еще с ними. Алекс махнул рукой и жандарм подошел к остальным машинам и забрал у всех остальных паспорта. Другой жандарм приказал им съехать в сторону.
Через минут десять он вышел из будки сияющий и передав Алексу пачку паспортов и желая удачи и улыбаясь козырнул и вернулся на свое место перед граничным переходом.
Алекс положил все паспорта на сиденье и они двинулись дальше. Ехали автострадой, потому что так было быстрее доехать до Парижа. Каждые несколько километров нужно было платить за дорогу и они были действительно счастливы, что им удалось так прорскочить эту проклятую границу.
" Знаешь, мы везем в одной из машин кое что для французов, подарок можно сказать, свадебный ",- вдруг серьезно сообщил ей Гюнтер. Алекс посмотрел на него с укором, но тот продолжал:" Она должна знать, потому что именно сейчас не знать этого, будет для нее опасно".
" Знаешь, мы везем оружие для наших друзей во Франции " ,- ну вот и все закончил Гюнтер. Она сидела оцепенев, не двигаясь. Она понимала, что Гюнтер принадлежит к какой то левой организации и что они помагали и помагают Солидарности деньгами и вообще поддерживали людей из их движения еще перед Солидарностью и презжали в Польшу не раз и помагали
им здорово. Но это сообщение, что она является сообщницей и
везет оружие во Францию - все это ей не нравилось и самое главное вся эта авнтюра могла испортить дело из за которого она ехала в Париж. В одном из предместий Парижа ее ждала эмиграционная группа из Польши, еще со времен втрой мировой войны живущая во Франции и Англии. Люди довольно знаменитые, многие из них польские националисты, но никакие не леваки. Она должна была встретиться с этими людьми, они должны были передать ей деньги для Солидарности, довольно большую сумму, которую она должна была в целости и сохранности привезти в Польшу. Сидела без движения в машине, которая неслась по шоссе в Париж. Подумала тогда, что она всегда влипает в невероятные и совсем ненужные ситуации. Ее размышления прервал Гюнтер: " Да брось ты переживать. Вот приедем в Париж и все уладится, увидешь.
Все будет хорошо. И ты теперь не можешь так вот просто отказаться от всего", - усмехнулся под носом и отвернулся.
Во всех ситуациях, когда она без ее ведома была втянута в какую то авантюру, старалась сохранить здравый рассудок и не поддаваться панике. Вот и теперь она тоже с гримассой на лице похожей на улыбку сказала:" Как только мы приедем в Париж, я буду решать свои дела сама".
" Вы руссие и вообще все словяне очень уж гордые люди и все это неправильно, то что ты говоришь",- отпарировал он ей,-
" Именно в Париже я буду тебя сопровождать и буду сопровождать везде, ты еще не знаешь, что тебя там ждет. А тебе нужно доехать не до Праижа , а до Варшаву ",- он со злостью посмотрел на нее:" Алекс остановись где нибудь и я переоденусь и она тоже должна переодеться, этот маскарад ни
к чему уже". Они съехали с автострады и на обочине одной из дорог остановив машину переоделись в нормальную одежду.
Часов в шесть они были на месте и попали сразу на собрание
посвященное Солидарности. Собралось человек пятьсот и все ждали ее выступления, были переводчики, задавали много вопросов и она не заметила как прошло более двух часов.
Организаторы встречи остались довольны и сбор денег в помощь Солидарности был довольно большой. С ней остались
Гюнтер и Алекс, все остальные уехали. После собрания в комнате рядом с залом какого то завода, где шло собрание, ее ждали представители польской эмиграции. Она обрадовалась, что может наконец говорить по польски и пожимала сердечно руки людям. Пришло три человека и один из них, взяв под руку отвел в сторону и полушепотом спросил: " А что это за люди, и вообще , мне кажется что это какие то леваки",- он посмотрел на нее с немым укором и продолжал: " Ну как же пани так может неосмотрительно приезжать с такими людьми сюда. И потом они же немцы, после всего того, что произошло во время втрой мировой войны и даже после нее и даже то, что происходит теперь, как можете Вы общаться с такими людьми". Она мотрела на него как на какое то чудовище из старого шкафа какое то мгновение а потом рассмеялась:" Да Вы не представляете пан Владыслав, что это за люди. Они рисскуя собственной жизнью могут меня спасти из любой ситуации. Именно такие люди первые помагали нам из солидарности, теперь, именно такие люди, а не так называемые порядочные бюргеры",- перевела дыхание и сдавила его локоть так, что он поморщился:" Ну хорошо, если так пани считает, то мы, конечно, не акцептируя всей этой связи с вами" ,- и тут он перешел на какие то тяжелые размышления вслух и она прервала его:" Вы понимаете , пердо мной еще завтра тяжелый день, я должна завтра вернуть обратно в Штуттгарт и сегодня я устала немилосердно и поэтому я хотела бы закончить эту часть передачи денег как можно быстрее и хотела бы честно говоря пойти наконец спать",- она скровив губы и натруженно всплеснула руками села на стул, который ей подставили. Все вышли из комнаты и она осталась с человеком среднего роста, с седыми прямыми волосами, одетого в простой свитер и белую рубашку. Он сел напротив стола перд ней и уставился в нее, пристально смотрел на нее и потом произнес: " Ну хорошо". Она посмотрела на него и спросила : " Что хорошо".
" Я думаю, что наши коллеги в Варшаве знали кого посылать и первое впечатление иногда может быть совершенно неправильным. И кроме всего прочего ваша стратегия быть вместе с этими леваками, не совсем так глупа",- замолчал и опять посмотрел на нее внимательно, как бы стараясь в течение тего короткого времени, которое им было дано для передачи денег, изучить ее. Потом наклонился и поднял с пола пластмассовый мешок.
" Здесь сто тысяч немецких марок ",- он вытащил содержание мешка и персчитал пачки с деньгами,- " Мы решили заменить деньги на марки, потому что марки идут лучше и потому, что таково было решение. Мы надеемся, что вам удасться перейти удачно границу. Еще прошу вас рассписаться вот тут " ,- он подвинул ей через стол бумагу, на которой стояла дата и текст: Я такая то и такая то получила дял передачи для целей независимого профсоюзного движения
" Солидарность " сто тысяч немецких марок с целью передачи их в Варшаву. Дальше стояла дата и место для подписи.
Она посмотрела на него и спросила: " А вы уверены в том, что эти деньги будут правильно использованы". Он улыбнулся и сказал: " Я думаю, что у нас будет еще и довольно скоро возможность беседовать с вами в совсем другой обстановке.
Коллеги рассказывали о вас , как об особе небывало смелой и абсолютно не теряющейся в каждой ситуации - а это сейчас самое важное качество" ,- он встал и даже так и не представившись пожал ей руку и вышел из комнаты.
В комнату вошли Гюнтер и Алекс и она опешало смотрела на них:" Ну все решила свои дела" ,- спросил ее Алекс как бы не ожидая от нее вообще ответа,- " Нам нужно спешить, нас ждут люди",- он был в каком то возбужденном состоянии и она подумала, что для всех них сегодняшний день был тяжелым. Они ехали в центр Парижа и Алекс вдруг остановил машину и обратился к Гюнтеру: " Знаешь, у меня какое то чутье, что что то не так". Они остановили машину и она облокотясь начала анализировть весь сегодняшний день, закрыв глаза.На всякий случай они решили не подъезжать близко к дому Мишель и сначала проверить ситуацию. Еще в самом начале улицы они увидели целую кучу полицейских машин перед домом Мишель. Они остановили Мерцедес в боковой улице и договорились, что если Алекс не вернется через пятнадцать минут они немедленно уедут. Это было обычной нормой и мерой предосторожности и они сидели ждали Алекса, уставшие и голодные и ей хотелось спать и она не зная отчего прижалась к Гюнтеру и как будто бы провалилась в сон. Поснулась от холода. В машине было темно и она зажгла маленькую лампочку и посмотрела на часы - прошло уже с момента, как Алекс вышел из машины минут сорок и она ужаснулась своей белаборности и разгильдяйству. Дернула Гюнтера и он тоже проснулся и посмотрев на нее и не говоря ни слова пересел на переднее сиденье и задним ходом вывел машину в следующую улочку. Развернулся и они поехали стремительно отдаляясь от места предположительного ареста людей из их группы. Выехали вообще из Парижа и только тогда Гюнтер остановил машину, вышел из нее, и, порывшись в багажнике, вытащил и открутив старый номер прикрутил этот другой. " Мы должны выспаться где нибудь, без сна нас могут взять где угодно и самое главное - спокойствие" ,- он смотрел на нее улыбыясь,- " Мы ведь муж и жена, не так ли " ,- он обнял ее и поцеловал в лоб.
Потом он полез в мотор и вытащил пакет с пасспортами, завернутый во что то наподобие пластмассового мешка.
Развернул его и вытащил свой немецкий пасспорт. " Черт побери" ,- произнес он погодя,- " А где же твой французский пасспорт " ,- он обращался то ли к ней то ли к кому то совершенно неизвестному. Они просмотрели всю пачку, ее французского пасспорта на имя Мишель К. там не было.
Они оба понимали тогда, что сейчас идет охота не только за ней но и за ними всеми и тот кто имеет больше информации, выиграет это очередное сражение. Она же была втянута во всю эту игру и ей тоже нужно было узнавать теперь все правила этой другой игры, совершенно ей неизвестных людей,
за которыми охотится полиция, не в Советском Союзе или в Польше, а во Франции. Они приехали ночью уже на фабрику и все было давно закрыто. Они решили поехать прямо домой к одному из устроителей собрания, на котором она выступала.
В доме, к которому они подъехали не светилось ни одно окно.
На стене рядом с входными дверьми дома висела доска со множеством звонков и они долго колдовали зажигалкой пока не нашли нужной фамилии. Никто не отвечал и они уже собирались уходить, когда заспанный женский голос спросил их, что они хотят и когда они с просили, где можно найти
Роже, она ответила , что он спит и начала ругаться, что даже ночью его не могут оставить в покое. Но они настаивали, чтобы она его разбудила и она чертыхаясь куда то пропала и через минут пять в менгафоне они услышали голос Рожэ:
" Ну слушаю ". Они представились и попросили его выйти, чтобы объяснить ему все. Но он коротко сказал: " Дверь открыта и они очутились в подъезде многоэтажного дома.
На седьмом этаже в открытых дверях стоял Роже в пижаме.
Он внимательно выслушал их стоя в коридоре. Потом скрылся и появился уже одетый: " Едем" ,- сказал он категорически.
Они ехали из Парижа, он всел машину молча и время от времени смотрел на нее в переднее зеркало.
Проехали рядом с каким то парком и ехали дальше вдоль забора. Наконец машина остановилась и они вышли. " Теперь прийдется идти пешком" ,- он энергично зашагал впереди.
Подошли к каменной слегка разрушенной кладке : " Здесь нужно будет прелезть через этот каменный забор" ,- он первый влез на него и они за ним. Спрыгнули на землю и она оглядываясь по сторонам, поняла, что они на кладбище.
Вокруг было темно и где то вдалеке светились огни , как на главной улице. " Лучше всего на кладбище Пер Лашез перелезать через стену именно здесь, так как через главный вход, который осветлен нечего идти, там могут засечь",- он конспиративно кивнул им и продолжал:" У нас тут есть прекрасная комнатка со всеми удобствами: ,- и глянувшись на нее закончил: " Ну почти со всеми удобствами". Она не любила кладбищ до того, что на каждом из них, когда были похороны, она через пять минут и не более теряла сознание. Шла за обоими в нескольких шагах в темноте почти теряя их из виду. Потом почувствовала, что теряет сознание и села на землю. Шаги их отдалялись и потом она услышала голос Гюнтера, который звал ее. Попробовала встать и опять упала. Они нашли ее и уже держа за рки пошли дальше. Почти прямо пред ними возникла аллея заслуженных. Роже шел по параллельной аллее и ве время смотрел по сторонам : " Тут иногда даже ночью можно встретить полицейских " ,- он произнес эту фразу очень тихо, но она показалась ей так громкой так , что она шарахнулась от него. Впереди красовался склеп, отреставрированный в стиле барокко, как каплица, с ангелами и порталом. Он потянул их и они оказались прямо под этим порталом пред дверьми. Он вытащил ключ и открыл дверь. Вошли и она озираясь посмотрела наверх. Ничего не было видно мрак застилал все пространство, которое казалось большим. Роже зажег откуда то почвившуюся лампу и только тут она поняла, что помщение вовсе не большое только свод его высок, где то метров пять. Он поставил лампу на возвышене на полу и
пошарив в нише вытащил лом. Потом подошел в крайний угол и отодвинул одну из плит. Гюнтер как и она стоял как вкопанный и Роже махнул ему рукой:" Помоги же ".
Она тоже подошла к тому месту, где он отодвинул плиту и увидела деревянную крышку с замком. Крышка напоминала ей крышку какгото погреба, но само самосознание о том, что они находятся на кладбище, внушало ей ужас. Стояла как вкопанная. Роже и Гюнтер были уже внизу и Гюнтер подал ей руку. Спустилась по лестнице вниз. Помещение расширялось, был осводчатым, с каменным полом. В углу стоял диван довольно большой , накрытый чем то белым. Посередине помещения стоял каменный стол. Роже стянул белую простынь в дивана и она увидела действительно диван, покрытый черной кожей. " У нас даже есть постель тут" ,- он поднял крышку стола и вытащил здоровенный чемодан, расскрывл его и достал из него одеяло, подушки и постельные принадлежности.
" У нас все как в лучших гостиницах, только на на прошлой неделе все было выстирано и вычищено",- и он с гордостью начал стелить постель.
" Нет, нет и нет, нет " ,- она начала кричать как ненормальная так, что Гюнтер подскочил к ней и прикрыл ей рот руками. " Да тут никто не услышит",- Роже смотрел презрительно на нее. Перестал стелить и сел на диван.
" Ну так чего же вы хотите, и какого черта тогда мы ехали вообще сюда" ,- он остервенело смотрел на нее,-
" Кого же вы вообще держите в своей организации, какие то умалишенные девотки, не понимающие смысла нашей всей борьбы, к тому же у вас нет никакой дисциплины. И привсем при этом вы хотите победить со своими бредовыми к тому же идеями" ,- он ругался во всю. А она направилась к лестнице и уже хотела поднять крышку, как тут они услышали голоса. Разговаривали двое мужчин и один из них говорил:" Я тут слышал какой то голос, вот точно тебе говорю, причем женский голос".
Другой отозвался: " А ты вчера наверно здорово выпил и оттого может быть у тебя галлюцинации". Первый тянул:
" Попробуй толкни дверь, она на каком то замке. А ведь тут должно быть все замуровано". Второй отозвался: " Я не знаю, что тебе взбрело все проверять, но мне кажется, что во всех склепах такие двери на замках". Первый , было слышно, как толкал дверь и она отзывалась легким стуком.
Потом голоса смолкли, как будто бы удалились и она молча сйдя с лестницы сказала шепотом:" Я тут ночевать не буду ".
" Вот я вам говорил , что тут все проверяется - это были наши доблестные жандармы",- Роже криво усмехнулся, - " Нам прийдется тут , я думаю, спать втроем",- он достелил диван. " Постель вся пуховая и очень теплая, а если вам холодно, то у нас тут есть даже печь по последнему слову техники". Прошел в другой угол и легко отодвинул плиту на стене. Дальше было помещение, немного меньше этого.
" Это наша кухня " ,- он театрально пригласил их. Она подняла опять голову и сказала:" Знаете, мне все равно,
но здесь я ночевать не буду, это точно и окончательно".
Гюнтер резко кивнул как то невпопад головой и взял ее за локоть, резко зжал и она вывернула руку и продолжала:
" Я серьезно говорю, я не буду тут ночевать, лучше уж в полицейском участке". " Хорошо, мне тоже все надоело "- он прохрипел ненатурально и направился к лестнице из склепа.
Роже безпомощно смотрел на них , а она стояла и не двигалась с места. На верху лестницы Гюнтер спросил ее : " Ну так ты идешь или остаешься здесь, или ты сама не знаешь чего ты хочешь".
Они вышли из склепа и быстро пошли обратно к стене, через которую они перелезли на кладбище.
Перед машиной остановились, подождали Роже. " У меня есть последняя возможность для вас",- сообщил Роже, как будто бы это было продолжением их разговора,-" Вы поедете к моему отцу, но это в пятидесяти километрах отсюда и там переночуете в деревне. Но там все на виду и поэтому ехать нужно сейчас и немедленно через два часа уже светает.
Они приехали в какую то деревню и в восемь часов утра она наконец заснула. Вечером они сидели за столом в кухне и разговаривали вполголоса о том, что же делать дальше.
В одиннадцать приехал Роже и объяснил им всю ситуацию.
Оказалось, что ее пасспорт на границе то ли по недосмотру, то ли по доносу кого то остался на границе и полицейский решил везти его в Париж. Все это выглядело очень подозрительно, но он действительно приехал в Париж, чтобы вручить пасспорт. В квартире была тетя Мишель и он поздравил ее с замужеством Мишель. Тетя конечно сообщила ему, что никакого замужества нет и что наверно это все ошибка и что Мишель на университете и скоро прийдет.
Полицейский вызвал наряд полиции и они ждали Мишель в квартире. Ей, когда она пришла ничего не оставалось, как сообщить им, что пасспорт она потеряла пару дней назад и все собиралась запросить новый и конечно же сообщить в полицию о пропаже. Но они не уходили и чего то ждали. Потом пришел Алекс и полицейский сразу же узнал его. Мишель не арестовали, Алекса увели тут же.
Они понимали, что им нужно или срочно перейти границу или остаться на какое то время во Франции.
Они решили, что уезжать нужно как можно быстрее.
Через два дня они пересекли границу уже совсем в другом месте и через четыре дня попали обратно в Германию. Еще через две недели она была в Варшаве. Пересылку она довезла в сохранности и целости.
Очнулась, снилось, как кто то трогает ее за руку.
" Гюнтер, ну прошу тебя, оставь меня в покое ",- произнесла она через сон и проснулась. Перед ней стоял Леша со здоровенным сияком под глазом. Махнул рукой :" Хорошо, что Оле ничего не стало и тебе тоже " ,- он сел рядом с ней на диван:" А наших доблестных милиционеров еще нет",- встал,-
" Оля приготовила поесть, пойдем, а то у тебя тут все перевернуто вверх дном". Милиция приехала черех несколько минут и недоверчиво смотрела на них за столом к кухне у Леши. " Ты чего выпил что ли или бабы тебя побили" ,- шутил
его друг из отделения. Списали протокол и предложили ей ехать в участок, но она напрочь отказалась и ей оставили повестку явиться в участок завтра. Она понимала, что только теперь ей не дадут покоя и что все это разбирательство не принесет никакого результата и что будут вымагать от нее деньги, за то чтобы такого больше не было, будут предлагать охрану и будут так называемые очные ставки с какими то неизвестными ей бандитами, которых будут представлять ей же эти же милиционеры и она, чтобы наконец мочь по просту работать и каждый день спокойно засыпать в кровати, однажды решила уехать из Москвы, не предупредив никого из знакомых и оставив все как стоит и лежит в этой проклятой квартире.
Переворот.
Она приехала к отцу и он радушно принял ее и предложил ей
побыть у него пока она не найдет чего нибудь подходящего.
Дача отца находилась в сорока километрах от Кремля и это было расстоянием довольно приличным, но оттого и воздух и спокойствие позволили ей отдохнуть от всех этих нервотрепок последних двух лет. Домой в Германию она ехать не могла, так как не позволяла работа для которой она и приехала в Москву. Лето было в самом разгаре, жаркое и оттого безнадежное, а одновременно обнадеживающее, оттого, что можно было пойти в лес насобирать ягод, половину из которых
можно было съесть тут же, а остаток принести домой, чтобы не говорили, что она лентяйка или несмеялись из подтишка. Всем домом заправляла Варенька. У нее были удивительные способности содержать дом в идеальном порядке, крутиться около отца и смотреть на него как на какое то чудо природы, подсовывая ему под нос выглаженные рубашки, чистые носки, вычищенные в химчистке брюки и пиджаки, и, одновременно готовить каждый день новый обед, так как вчерашняя еда, даже в холодильнике "не сохраняет" всех микроэлементов и витаминов, которые нужны "людям в нашем возрасте". Готовила она все время что то постное, редко когда варила суп
"на костях", как она говаривала.Кости для такого супа приносил ей обычно сосед, который работал на мясокомбинате им.Микояна в Москве.Приносил даром и оттого она приглашала его вечером на этот суп или борщ и угощала конечно водочкой. Но все, что на делала и подавала, все было в маленьких порциях и водку тоже она подавала в маленьких рюмочках и оттого сосед этот, чтобы хоть что то почувствовать просил налить ему рюмок этак с пять. Она кривилась и выговаривала ему, что пить вредно и что она как микробиолог на пенсии, проработавший тридцать лет в Центральной Больнице, лучше всего знает как выглядят срезы проб печени у "нашего руководящего состава". Сосед махал рукой и мило улыбался ей
смеялся.
" Вас Варенька, я бы узнал всегда, даже если бы и не видел вовсе",- как то прийдя к ним, сообщил он.
" Отчего же",- спросила его Варя. " Да оттого, что на террасе перед входом в дом лежит всегда для вытирания ног на коврике еще всегда выстиранная и к тому же маленькая белая тряпочка как раз как бы задуманная для Вас". Сосед этот был мужиком роста этак в метра два и его в конце концов развеселила эта белая тряпочка для вытирания ног.
Тетка поджала тогда губы то ли от негодования, то ли для
порядку и подойдя к соседу, который сидел уже за накрытыл столом в кухне, маленькая, чуть ниже его, сидящего и положив ему руку на плечо сказала:" Вы Витенька, хоть и большой, но ведь меня слушаетесь, а это оттого, что разум не по росту ценится". Все рассмеялись и отец довольный смотрел на нее.
Светлане отвели комнату на этаже под крышей, со скатой одной стеной. Комната была просторная, в метров двадцать. Потолок и стены были оббиты вагонкой и покрашены лаком.Пол был деревянный и тоже покрытый лаком, не крашенный.На полу лежал ковер с темно красным, бордовым, коричневым и кое где охровым узором, армянский ковер, привезенный отцом из
Персии, когда он был там с делегацией, еще в то время, когда работал а не был на пенсии, как теперь.В углу по диагонали к двери стоял диван, широкий и тоже покрытый ковром, но уже потоньше. Ковер висел над диваном и на стене до самого потолка. На нем висели скрещенные две именные шашки с рукоятками из слоновой кости и из перламутра с камнями по обводу, на одной украшение из камней занимало сантиметров этак пять, а на другой было поуже, но зато поверху еще шла чеканка, исскустно сделанная, в виде вязи и стояло на ней, что тот, кто будет ее шашки обладателем по чести, по чести и жить будет. Отец очень гордился этими шашками. Они были в ножнах и на каждой из них стояли дарственные выгравированные надписи - на одной от Командарма Фрунзе, а на другой от самого Генералиссимуса. Кроме того на ковре висели два нагана, оба в кобуре и тоже с дарственными выгравированными надписями - на одном стояло, что дарственное оружие в честь вручения ордена Ленина, на другом в честь вручения Героя Советского Союза за доблесть и отвагу, проявленную во время Курской битвы и тоже от самого Генералиссимуса.Отец очень гордился этими наградами, и когда
тетя Варя завела ее в комнату и сказала, что она может тут располагаться, отец посмотрел на нее раздасадованно и сообщил, что он снимет со стены эти " драгоценные для него"
вещи, так как может что случиться, не дай бог. Тетка посмотрела на него с издевкой и заметила, что действительно нужно их все снять, эти вещи, так как иначе могут и на голову упасть. На следующий день Витенька, сосед, вместе с теткой перевешивал ковер на стене, так, чтобы он ковер вместе с "именным оружием" висел просто на стене , а не над диваном. Над диваном целую неделю не висело ничего, аж в воскресенье с утра приехала "волга" и привезла сначала какого то дядьку с букетом роз и с чемоданом, а потом в течение двух часов съехалось человек двадцать, все сослуживцы отца по военному времени, из одной и той же дивизии для того, чтобы отметить день рождения отца. Приехали со всего Советского Союза, один ехал даже целых восемь дней. У них был такой обычай, что все они собирались
двадцатого июля у отца. Один из них, маленький, с кавалерийскими ногами в пиджаке с наградами и в шляпе, хитро ухмыляясь маленькими косыми глазами, вытащил из такси какой то длинный, завернутый в белое полотно, видно тяжелый сверток и торжественно взвалив его на плечо, добрался до лестницы на веранду и, вскарабкавшись, свалил этот сверток на пол:" Вот привез тебе, товарищ, полковник, ковер из наших краев",- сообщил он и полез обниматься с отцом, который хлопал его по плечу и тут же раздел и повесил его пиджак к себе в шкаф.Дядька этот - товарищ майор - уже в одной белой рубашке, пошел за чемоданом в такси, которое ждало перед калиткой. Общество уже приехавших сослуживцев, на веранде развернуло ковер - был он из шелка в пастельные серо-розово-коричнево-белые цвета, весь в вязи узоров. Тетка сразу же решила его повесить над диваном, там, где она спала.
В комнате, кроме того стоял письменный стол с креслом, в углу столик с двумя плетенными стульями и подушками на них.
Все остальные свободные стены занимали до потолка полки шкафы с картами и книгами по истории и истории военного искусства,географии, геологии, энциклопедии,на русском, немецком и английском языках, словари, оправленные в переплеты издания работ отца, на русском языке и переведенные на другие языки, на видном месте стояли сочинения Сталина и Ленина, Карла Марка и Энгельса, Шопергаузена,Канта.
Художественную литературу отец в этой комнате не держал, она стояла в шкафах в большой столовой и в коридорах. На окне с большим подоконником стояли цветы, все они цвели и тетка каждый день что то колдовала перед ними. Окна мылись во всем доме раз в две недели, а уборка была раз в неделю.
На окнах висели занасесочки а сбоку, рядом с окном висел тяжелый килим, на деревянном карнизе на специальных поясах,для того, чтобы заслонять окно вечером. Вообще на всех окнах во всем доме были ставни.
Все эти дядьки тогда смеялись и обнимали тетю Варю и шутили над ее тряпочкой перед дверьми на террасу, а она, вся покрасневшая и довольная хлопала каждого из них по плечу и говорила все без конца почти одно и тоже:" Ну мальчики, ну нельзя же так себя вести".
День рождения прошел и вся толпа сослуживцев разъехалась и опять в доме стало как то смутно и одиноко. Утром отец вставал раньше всех и шел на прогулку. Когда возвращался, на столе стоял уже завтрак и тетка суетилась на кухне и все подбадривала его и уговаривала поехать в Кремлевку на проверку, потому как проверку нужно делать каждый год, независимо от того болит что то там или не болит.
Отец отмахивался и притягивая тетку к себе все спрашивал
ее Светлану, нравится ли тетка ей. Она кивала головой обычно и он смеялся, довольный. "Что бы она делала без меня",- спрашивал,-" Знаешь, дочка, у нас ведь на одного мужика приходится по две ,где негде и по три бабы, ну статически, а это все из за войны ведь", - он делался серьезным и завтрак кончался. Потом он шел работать в кабинет и дома стояла тишина, чтобы ему не мешать. На обед обычно приходил сосед старичок, сухонький весь, подтянутый и если смотреть сзади, то можно было бы подумать , что какой то мальчишка. Они сидели в столовой за столом и беседовали о событиях последних дней и последнего дня и комментировали известия. Она сидела с ними за столом и тетка тоже сидела за столом когда дело доходило десера, как говорила тетка, старичок оживлялся и спрашивал:" А что сегодня на третье ".
И тогда тетка поправляла его всегда почти одной и той же фразой:" Третье, Василий Васильевич,это в армии, а у нормальных людей - это десер". Он махал рукой и притирая длинные усы ладонью к щекам и тем скрывая презрение к ее
мещанским замашкам, презрительно крякал и ничего не говорил.
Телефон обычно молчал, но иногда начинались звонки и звонили целый день, то одни, то другие и все неизвестно почему все сразу. И тогда отец выдвигал свою теорию, что звонят люди не от надобности, а от солнечной активности и оттого от страха что то не сделать во время и что то забыть сделать воворемя. А потому как сами не в состояни что то там сделать, то и звонят к ней и все теребят без проку.
Он выражался при этом досадно и она слушала его и тоже понимала, что немного правды в его теории все таки есть.
И вот через полтора месяца ей надоело сидеть на даче и она поехала электирчкой в Москву. Было душно и вагон был полон людей с лукошками и корзинами, воняло потом и кислятиной.
Кто то открыл окно и в скозняке она вдруг почувтвовала, что у нее болит горло. Толкотня была неимоверная и она прижимала к себе сумочку, стараясь не упустить ее и споминая свою молодость и езду в институт в Питере.
Люди в Москве всегда были другими и так оно и осталось.
Никто не уступал места ни женщине ни старушке, ну разве же
старушка была уже векового возраста и еле держалась на ногах. Она вышла на перон и стояла, отдыхая от токотни вагона и ждала, кагда отплынет толпа к метро и можно будет спокойно идти. Но подошел следующий поезд и опять выплюнул целую кучу таких же вспотевших и спешащих людей и ее этот водоворот затянул и она пошла со всеми. Ей хотелось как можно быстрее доехать туда, где ее сегодня ждали и она подумала, что наверно все вокруг тоже спешат куда то, где можно будет спокойно присесть хоть на пять минут и выпить чего нибудь холодного, или горячего и посмотреть в окно, на улицу, на толпу людей, на милиционеров, на постовых, на дома через пыльные здоровые окна и крашенные перекрашенные деревянные рамы, ниже высоких потолков с где негде облупленной лепниной, совсем не к месту, как будто бы воспоминание о былом, но совсем неизвестном и непонятном.
И так думая о лепнине в квартире, котрую она купила и которую вот уже третий месяц ремонтировали, она доехала до станции Проспект Мира и вышла из метро на улицу.
Она не любила Проспекта Мира. И почему именно эта длинная улица с боковыми ответвлениями то с трамвайными рельсами, то с вдруг ни с того ни с сего большими домами из плиты, то с
особняками не к месту, как будто бы по блату получившими разрешение тут быть построенными не нравилась ей, хотя вовсе и не отличаясь от других московских улиц, - этого она не могла себе объяснить. Но когда однажды она доехала до Рижского вокзала, она поняла, отчего Проспект Мира наводил на нее раздражение и не мирные намерения. Прошла сто метров по левой стороне и вошла в улочку, почти наугад не смотря на название, прошла еще пятьсот метров и оказалась на неожиданно прямой , заполненной сплошной застройкой домами, с начала двадцатого века, пятиэтажными и солидными, без перерывов. Люди попадались тут редко, разьве что из распахнутых окон выглядывали рабочие в вымазанных известкой и красками комбинезонах. Не далее как пять лет тому назад
улица комуналок, теперь превращалась опять в улицу богатых людей. На углу в магазинчике, куда зашла не понимая сама зачем зашла, может быть из за любопытства посмотреть, как выглядит такой магазин изнутри, на застекленных как шкафы полках, сделанных когда то из дубового дерева и потому наверно уцелевших от бушующего времени двадцатого столетия,
стояли и лежали в кричащих и непонятных опакованиях непонятные продукты. В углу на черно белом в шахматы и видавшем виды полу из камня стоял ящик, совсем понятный ящик с бутылками. Она подошла к нему и заглянула. В нем стояли бутылки с вином. Вытащила одну, не спрашивая продавщицы и прочитала то, что стояло на наклейке: венгерский продукт - токай-шамородни -.
Продавщица встала и посмотрела на нее вопросительно, а потом произнесла:" Это вино венгерское и дорогое, по тридцать рублей за бутылку. У нас есть дешевле вот молдавское вино
по вкусу похоже и не дорого". Вытащила из шкафа бутылку и протянула ей. Она замахала руками попросила три бутылки венгерского. Та с узнанием направилась к ящику и вытащив три бутылки и прижимая их к необъятной то ли груди, то ли животу
двинулась к кассе за тем же прилавком. " Девяносто ",- сказала резолютно и надавив на клавиши кассы и прокрутив ручкой, торчащей сбоку, оторвала огрызок узкой бумаги и
положила на прилавок чек. Стояла, не садилась.
Она заплатила и ждала, пока продавщица запаковывает бутылки в откуда то появившуюся тонкую бумагу, каждую бутылку отдельно. " С вас еще два рубля",- сказала та. " Вино стоит ведь только девяносто",- то ли констатируя, то ли отбиваясь от чего то возразила. " А во что дамочка возьмет бутылки то. Мешок стоит двеннадцать рублей",- возразила та презрительно. " Все ясно ",- Светлана соглашательно полезла опять в сумочку за этими двумя рублями.
Продавщица вдруг ни с того ни с сего начала разворачивать бутылки и со злостью определила:" Ну не надо, другие купят, вино такое у нас редко, иш ты еще выебыватся".
" Нет , нет вы получите эти два рубля",- она поспешно протянула продавщице пять рублей и добавила:" Сдачи не надо". " Да что я тут на подачках что ли живу",- произнесла та и развернула последнюю из трех бутылок. " Я не хотела вас обидеть, так у нас принято, в Германии",- она поспешно добавила как можно мирным голосом произнесла в конце:" Пожалуйста, подталкивая пять рублей.
Та посмотрела на нее и вдруг с любопытством спросила: " А в Германии, что нет такого вина". Потом язвительно добавила:
" До Германии далеко то, а сейчас жарко, пить хочется",- и понимающе начала упаковывать бутылки заново, вложила их в злополучный пластмассовый мешок, пахнущий неописуемо на весь магазинчик, эти три бутылки венгерского вина и примирительно протянула ей весь сверток через прилавок.
Вышла из магазинчика и почувствовала себя победителем, как наверно во время борьбы с быками, на жаркой арене Испании.
Двинулась к квартире, где ее ждали реставраторы с лепниной.
Все коммуналки расселили и квартиры выкупили на всех пяти этажах. Она купила две квартиры - на втором и на пятом этажах, все что осталось. Квартиры не ремонтировались от восемнадцатого года, просто комнаты делили на все большее количество комнатушек и закутков, вселяя все большее количество людей. Люди приезжали из деревень, из маленьких городков, так как "процесс индустриализации требовал все больше и больше дешевой рабочей силы. После войны наступил втрой этап и тогда в уже набитые битком коммуналки начали вселять по две семьи в одну комнату. Потом в пятидесятых годах, когда Хрущев настроил множество новых отдельных одно- и двухкомнатных квартир, в этих старых коммуналках остались самые заядлые " любители старины" или семьи, которым деваться было некуда и для которых государство советское не видело нужды давать новую квартиру оттого, что заслуги этих последних были вовсе некудышние перед этим государством советским или у людей таковых не было ни средств ни желания выезжать. И так превратились эти коммуналки в квартиры-зоопарки, где можно было встретить небывалые оказы как животных, так и этих самых людей.
Когда она первый раз вошла в пустую квартиру, ее удавил жуткий запах чего то запрелового намертво, небывалое запустение. Все что можно было отбить, забрать, унести,
искорежить а то и просто испортить, сломать, чтобы если уж не себе, то никому не досталось, все это было сделано. И если оставалось что то на потолке или на полу или на окне, то только оттого, что вырвать это что то не было никакой силы и мочи. В дневном сером свете, проступающем через немытые десятилетия окна она увидела на полу большое черное пятно и удивилась тому, как она его не заметила в первый раз. Сделала шаг вперед и тогда пятно начало быстро расползаться по сторонам. Тараканы были четырех типов:
большие по два и более сантиметров, некоторве экземпляры
доходили до четырех, маленькие были соответственно от пол сантиментра - рыжие и белые и средние где то по полтора сантиметра. Отличались видом окраской и длиной усов. На полу шуршало от движения их тел и вся главная масса почему то устремилась в направлении туалета. Она, преодолевая омерзение пошла за ними и увидела туалет без туалетной раковины. Просто в полу была дыра, наполненная водой. На стене висел бачок с водой и из него тонкой струйкой текла вода на пол, когда то покрытый кафелем. Посередине туалета была еще одна дыра в полу, покрытая решеткой. Вся вода сплывала туда. Полчище тараканов преодолев невидимый рубеж между мокрой и сухой частью пола направилось в дырку между стеной и полом в пол метра высотой и сантиметров двадцать шириной. Она хотела посмотреть что же находится за этой дырой в стене и тут увидела чью то маленькую мордочку с усами, которая смотрела как и она за движением отряда тараканов. Она нагнулась, чтобы рассмотреть следующего обитателя квартиры и тогда обитатель не стесняясь вылез из дыры в полу весь. Была это пометровой длины туловищем и с длинным такой же длины хвостом водная крыса, котора правдоподобно почувствовала, что наступил момент наконец защищать свою территорию. Крыса стояла на полу на четырех конечностях и смотрела на нее не двигаясь. Топнула ногой и тогда крыса стремительно нырнула в воду в дырке в полу.
Вышла в коридор, большой и широкий и на ощуп открыла ервую дверь. Светлая комната с двумя окнами, выходящими во двор и удивительно белыми обоями предстала перед ней. Двери были большие и сверху застекленные. Только на одних дверях из пятнадцати, какие были в квартире остались кусками старые резные стекла, спроектированные еще архитекторм Шехтелем, модным в началае столетия в Москве. Она решила тогда отремонтировать, скорее отреставрировать или отстроить квартиру так, как она выглядела, когда ее построили. Ходила по архивах и в конце концов ей удалось достать старые чертежи дома с рисунками окон, дверей, помещений, печей.
В самой большой комнате в сто двадцать почти метров, когда снесли все перегородки и подняли три слоя прогнившего линолеума оказались хотя и изломанные но все же остатки паркета, с удивительным узором, сделанного когда то из пяти сортов дерева. Квартира была с черным входом на лестницу, ведущую во двор и забитую наглухо, наверно после войны или коротко после начала войны. В коридорах и во всех "жилых комнатах" под слоем настеленных полов из досок, утепления и какой то рухляди, сохранился паркет, тоже изъеденный временем, но так что по крайней мере можно было на основании образцов заказать новый паркет, такой же как и старый.
Когда стали срывать со стен, шуршащих клопами и тараканами обои, оказалось, что первые слои принадлежат к двадцать первому году. Это были газеты, наклееные на стены, в поный размер и можно было многие прочесть. Весь слой обоев составлял сантиметров восемь, а в некоторых местах доходил до десяти. Из всего убранства комнат сохранилась в довольно нормальном виде только лепнина тоде покрытая неисчислимым количеством слоев краскок, зеленых, красных, желтых, белых, синих и опять красных. Отчего красили потолки люди в такие тона, она не могла понять и только удивлялась то ли фантазии ее былых обитателей, то ли какой то нужде, которая заставляля их испоьзовать такие цвета для покраски потолков. После того, как пятеро реставраторов, которые "разбили базу" в самой светлой комнате и в которой после окончания работы закладывали по рюмочке или более и в которой один из них все время ночевал, так как был не из Москвы, три месяца снимали краску, а потом и саму лепнину, можно было приступить к снятию старых перекрытий и настилу новых. Перекрытия должны были быть по плану реконмтрукции из дубовых балок в силу слабости фундаментов и из того же материала, что и во время строительства дома.
Ниши окон, доходящие до пол метра, были покрыты отчего то синей краской, отходящей слоями, а под краской был мрамор, исковерканый и местами со следами пуль. Вообще то в квартире этой стреляи почему то и в потолок и следы этой стрельбы были видны отчетливо. Она фотографировала все стадии ремонта и радовалась преображению квартиры.
Окнонные рамы, со врубленными сикось накось форточками, косыми и незакрывающимися, со ста слоями краски были сняты и проемы были затянуты пленкой, пока не пришли новые деревянные рамы, заказанные по этим старым чертежам, точь в точь как когда то. Стены были тоже уже оголены до кирпичной кладки. В доме шла проводка новых канализационных и водных труб, прокладка кабеля и электопроводов.
Главный реставратор Юра встретил ее на лестнице с авоськой полной бутылок пива." Вот ждем Вас и решили пока напиться, жарко",- он извиняюще посмотрел на нее. " Ну после пива и на лестнице не удержаться, а денежки летят, потом можно будет выставить счет, что работали, пахали, ну и плати буржуй проклятый, мы ведь рабочий класс",- она с издевкой произнесла фразу и толкнула входную дверь.
В углу на сбитой их досок оснастке стояло на высоте двух метров двое и что то разглядывало на потолке. В комнате пахло перегаром от вчерашнего дня. " Ну ребята, хозяйка пришла, хватит отдыхать",- Юра резолютно поставил авоську в угол и произнес как бы не к ней:" Вот пригласил двоих друзей, думаю, пусть тоже подработают, а то нам не хватает людей то". Она остервенело повернулась к нему и выругалась:
" ****ь Вашу мать, ну а где остальные". " Петька сегодня больной, а у Степана сегодня ребенок заболел, а жена на работе, а Витька и Юрка номер два в комнате, обедают".
Она не говоря ни слова ринулась в комнату, ту светлую, которую реставраторы заразервировали для базы.
В комнате, в углу на железной невесть откуда принесенной кровати лежал Юрка два и храпел пъяным храпом. За козлиным столом, уставленном рядом бутылок от всевозможных напитков
сидел на стуле Витька, заложа ногу за ногу и читал газету.
" Я понимаю, отчего подмога нужна", - она ядовито произнесла фразу и повернулась, думая что за ней стоит Юра. Никого не было. Витька нехотя отложил газету:" У нас перерыв на обед, положенно всем перерыв на обед иметь, час перерыв на обед",- он смотрел на нее наглыми, невидящими глазами:" А если не нравиться, то можете себе искать других реставраторов.Платят тут копейки, пришел работать по знакомству, думал помогу, человек попросил, Николай Николаевич, уважаемый человек, а так я и не гнался за такой работой. Все время только одни
подначки и вообще то того нет то другого. Вот сегодня вообще квартира была закрыта до двеннадцати. Юока с ключом пришел только",- он презрительно посмотрел на нее и встав
начал снимать с себя рабочую одежду: " Надоело",- закончил натягивая рубашку и застегивая пуговицы. Она стояла исмотрела не мигая на него. Он начал снимать с себя рабочие брюки и остался в одних трусах в цветочки и до колен.
Она стремительно повернулась и твердым шагом пошла в большую комнату по коридору. В большой комнате на стелаже вместе с двумя, которых она увидела при входе в квартиру, стоял Юра. Все вместе смотрели в угол. Она подошла и дернула
со всей силы стелаж. Он зашатался и вся тройка начала спускаться. " Вот наша дамочка",- произнес Юра:"Зовут Светлана, злющая как собака, но не вредная", - произнес он ухмыляясь и подтолкнул одного из двоих вперед:" Этого зовут
Родион, с Украины он. Реконструировал Кремль, мастер на все руки. А это его брат Микола". Один стоял скрестив руки, другой подбоченившись. Оба с интересом смотрели на нее.
" Юра, прошу нам нужно поговорить",- она взяла его за локоть и подтолкнула вперед. В коридоре, закрыв дверь в комнаты спосила его еле как можно спокойно, еле сдерживая себя:" Мы с вами договаривались, что платить буду за выполненную работу, а не бардак, который вы тут развели".
" И",- продолжала:" Если такая работа не нравится, то к чертовой матери, найдутся другие, которые захотят работать",- повернулась и начал ходить по коридору:" Ключи прошу отдать и сегодня же забрать все вещи, прибрать комнату и забрать артиллерию бутылок, я их за вас выносить не буду",- стояла перед ним и ждала. " Вы что думаете, что найдете лучших людей",- Юра смотрел на нее сявной издевкой:
" Да я скажу, какя вы стерва и никто не прийдет к вам работать, помяните мое слово, никто. Платите вы, скажу прямо плохо. Вот у Павлв Пвловича на первом этаже платят людям по тысяче долларов в месяц, а нам какие то пятьсот. Мы что же не люди, без конца должны тут орать на вас. У нас у всех семьи и своя жизнь. А прошлую неделю мы тут до ночи работали, пока незакончили все комнаты. Вот заметили, что трещина в стене пошла здоровенная в палец толщиной. Так это же надо заметить. Работа у нас творческая, а вы не понимаете этого и все время гоните и как то даже бестолково" ,- он махнул рукой и направился в "базу".
Она забрала ключи и смотрела за тем, как вся четверка убирала за собой. Никто не говорил ни слова. Стояла и смотрела как они упаковывают мусор в мешки после цемента.
" А кровать мы вам оставим в приданное",- с издевкой заметил Юра,-"пригодится на новоселье".
" У меня время не казенное ",- она с раздражением произнесла фразу и подумала, что она не так быстро найдет кого нибудь. Но терпеть этих разгильдяев она уже не могла.
В течение двух месяцев она заплатила около пятидесяти тысяч долларов и ей казалось это слишком много для такой совершенно неквалифицированной работы.
" Да и нам причитается еще зарплата до конца месяца",- вдруг, опомнившись, произнес Юра.
" Вон и чтобы духу вашего не видела тут" ,- она уже орала не помня себя,- " К ****ной матери, суки немытые, паразиты, пьяницы, вооооооон". Когда за ними захлопнулась входная дверь она села на табуретку посередине большой комнаты и почему то заплакала. Вытерла глаза носовым платком и встала со злостью. Вытащила ключ из сумочки и выйдя из квартиры закрыла ее на ключ. Шла по улице и думала о том, что ничего не изменилось и что работать не умеют и не научатся никогда. Но что ей с того, что ей с того, что какие то прохиндеи пристроились и думали, что смогут вот так ей лапшу на уши вешать. Остановилась и вспомнила, что оставила эти злополучные бутылки с венгерским вином в квартире и повернула обратно.
Двери квартиры были открыты и она увидела в большой комнате Юру, который что то заворачивал в газету.
" А вы что тут еще делаете",- спросила его озверело.
" Вы сказали, что платить не будете до конца месяца, вот мы и решили забрать инструменты",- он стоял перед ней здоровенный молодой дядька и совершенно нахально собирался вынести и наверно уже вынес кучу купленного ею в Германии дорогого инструмента для ремонта. " Мы все уже забрали, и нечего на меня орать, я вас одной рукой могу, в угол отлетите",- стоял и смеялся,- " Мы можем работать и сделаем свою работу хорошо, но у нас же и своя гордость есть, у нас тут не Германия, а Россия и вы должны наконец это понять. А вы как ни прийдете, орете на нас, а мы артисты, а не какие то там халтурщики",- махнул рукой и закончил:" Да что с вами говорить, вы хоть и по русски говорите, но нас русских вы не понимаете",- обошел ее и пошел к выходу. Она стремительно взяла в руки первую попавшуюся доску и со всего размаха рубанула его по голове. Удар пришелся по плечу и он извернувшись присел на корточки. " Ты стерва",- он со злостью смотрел на нее и поднимался. Она тогда не помня себя опять ударила его по чему попало. Сидел на полу и по лбу его струилась кровь. Она бросила доску и присела. Не боялась его вовсе и понимала, что если сейчас и сегодня она не докажет им, что не они а она правы, она никогда не закончит этого проклятого ремонта и будут над ней изголяться эти работнички как хотят. Вытащила белый полотняный платок, который одевала на голву, когда было жарко и начала вытирать ему кровь. Он подполз к стене и сидел облокотившись. Глаза его были закрыты. Она пошла в кухню и намочила этот свой платок водой. Вернулась в комнату. Рядом с ним на полу валялось немецкое сверло марки Бош, которое Юра собирался забрать. " Охуела баба",- он произнес фразу тихо и примирительно,- " Да я же не какой нибудь бандит, а та тут
на меня с доской, так и убить можно",- говорил тихо и уже с открытыми глазами.
Сидела рядом с ним и молчала. Потом встала и протянула ему руку:" Ну можете встать",- спросила.
Он встал, не полавая руки и оперся о стену.
"Я Вас могу довести домой ",- посмотрела на него и продолжала:" Сверло, однако придется оставить и все инструменты завтра прошу принести обратно. Я не буду нанимать бандитов для того, чтобы они с вами поговорили, я человек мирный. Завтра, как сказала принесете все, что забрали и приступите к работе, но без разгильдяйства.
Работать нужно без аврала и не спеша, но каждый день и если вам неприятно выполнять вашу работу, то скажите, что вы умеете вообще делать. Потому, что у меня такое впечатление, что вы ничего не хотите делать, и чтобы галушки сами в роит летели. А такого ведь не бывает. Право на работу для каждого, кто хочет и кто не хочет работать уже нет, прошли эти "прекрасные" времена. Так вот, если все таки работать будете, то и платить буду, а если не будете, ищите себе другого балвана",- решительно взяла сумку и предложила ему идти впереди. На тротуаре перед домом он протянул ей руку и смотря в глаза сказал, что они всей бригадой завтра прийдут на работу. Шла к метро, сделалось уже темно и на улицах зажглись фонари. Проспект Мира, заполненый машинами, едущими по обеим сторонам, запах выхлопных газов, осветленные частные лавочки, снующие куда то люди с сетками, все было как всегда обыденно и отчужденно. Ей хотелось как можнос корее попасть домой на дачу и она вошла в осветленный хол здания метро и спустилась на эскалаторе вниз. В вагоне было пуставо и она сев, вытыщила Историю польской литературы Брюкнера и начала читать. На последней остановке вышла из
вагона и пошла к электричке. Приехала на дачу в пол одиннадцатого и почувствовала себя так усталой и довольной оттого, что кончился день и что можно посмотреть телевизор и заснуть. Есть не хотелось и Варечка смотря на нее все спрашивала, отчего она такая усталая и наверно произошло что то и лучше поговорить сейчас об этом и сидела напротив нее на кухне,подперев рукой подбородок. Вздохнула:" Наше дело бабское, знаешь, всегда тяжелое. Сейчас что все можно и купить и достать, а раньше тяжело было, а мужикам ведь вот подавай все, они все хотят , чтобы было готовое и все во время. А как что то не ладится, значит нет у тебя организациив деле, не умеешь время распределять, безтолковая ты, так то вот. А как и что, их ведь это не интересует. Они у нас занимаются высокими материями, а дом это для них как бы и неважная вещь. Для дома держится баба, да к тому же чтобы у нее и фигура и талия была и чтобы красивая была и ухожена и еще черт знает что. А сколько такой зарабатывает, чтобы хоть денег на еду хватало , это ведь ни одного сукин сына не интересует. Вот отец твой, он человек рассудительный, хоть и мужик. Но оттого, что прошел он свое на войне и видел всякое, понимает он толк в доме во всем, что окружает человека. Он , конечно на меня рассчитывать тоже может. А я его ценю, конечно". Замолчала и смотрела на нее, все еще погруженную в свои переживания с рабочими.
" Да не волнуйся ты и не переживай, а то жизни на этих мужиков не хватит",- встала со стула и подойдя к ней обняла ее. " Хочешь, расскажу тебе старый анекдот",- оживилась вдруг. " Вот отправляет жена Васю на работу, дает ему рубль и говорит- И ни в чем себе не отказывай-",- посмотрела хитро на нее и рассмеялась. Светлана смеялась тоже.
Встала со стула в кухне и пошла в свою комнату спать.
Утро выдалось пасмурное и дождливое и она, выйдя на террасу вдохнула воздух и поняла. что пришла уже осень, хотя осени еще не было видно. Воздух был сочный и напоненный всеми запахами лета, но пробивался через этот запах еще запах холода и дождя, но не летнего, а постоянного дождя осени, запах предверия зимы и холода и еще чего то тревожного и окончательного, не предвещающего ничего нового, только что то окончательное, огромное, безконечное.
Свобода,равенство и братство.
В камере, узкой с окошком почти под потолком,довольно высоким, стояла кровать, которую нельзя было ни передвинуть, ни подвинуть. Кроме того стоял стол, в
углу при входе находился туалет, без крышки, а рядом маленький умывальник.
Вначале она не воспринимала запахов, возбужденная от того, что попала в тюремную камеру. Сам вид кровати успокаивал и она чувствуя, как всегда в трудных ситуациях, что должна поспать, бросилась на эту кровать и все хотела раздеться, пока не заснула мертвым измученным сном.
Проснулась от солнечного света, который падал сверху из окна. Поежилась от холода и накрылась одеялом.
" Что же будет со мной",- спрашивала она себя.
Вернулась мыслями ко вчерашнему дню и начала анализовывать ситуацию:" Что же они вообще знают обо мне",- спрашивала сама себя и пробовала ответить как можно объективнее.
Понимала, конечно, что все произшедшее с ней не может быть случайностью и что кому то в министерстве Промышленности известно что то больше и что дело заключается в вещах правдоподобно совершенно простых, которые то вещи эти люди во французском Министерстве хотят скрыть или использовать для себя. Всегда, и она уже в который раз убеждалась, всегда все и вся в этом мире крутилось вокруг денег.
Французские чиновники конечно же хотели получить пакет документов по поставке нефти из Ирака в рамках программы
" Продукты за нефть" и им не важно было, кто и почему до того заключил договор и с кем. И конечно же она, за которой они охотились, теперь в их руках, и они, держа ее здесь конечно же будут пробовать сначала дойти до тех, кто держал нити этого договра на российской стороне. Но , возможно, что у них нет еще всей информации и тогда они будут стараться вытащить из нее все , что им нужно. Думала так лежа, и , когда поняла, что эту информацию из нее они могут стараться вытянуть всеми возможными и невозможными методами, ужаснулась. Как же она могла сопротивляться, что она могла сделать здесь в одиночке, без каких либо контактов к людям за железными дверьми тюрьмы. Внутренний голос твердил ей:
" Думай, думай, думай ". Вот и лежала она на этой кровати и думала. Страх прошел вовсе, потому что он всегда мешал ей, когда нужно было спасать свою жизнь.
Дверь камеры открылась и показался жандарм, а за ним ехала
коляска с едой и поваром, наверно тоже жандармом или заключенным, в белом халате и с колпаком на голове.
Ей сделалось смешно и встав спросила:" И что же сегодня на завтрак, месье". Повар налил по-видимому кофе в железную кружку и спросил:" Молоко ". Ответимла утвердительно.
На тоже железной тарелке оставили два бутерброда с маслом, сыром и колбасой и эту кружку с кофе. Дверь закрылась и она опять осталась одна. Села на краешек кровать и принялась есть. Кофе привел ее мысли в возбуждение и ей захотелось закурить. Отбросила мысль о сигарете, ей сейчас нужно было
как можно трезвее оценивать ситуацию и сигарета могла ее успокоить и именно этого спокойствия она боялась.
Съела и сразу же разделась до пояса и начала мыться под этим мини-умывальником. Вытерлась полотенцем и опять оделась. Начала размеренно ходить по камере слегка закрыв глаза и представляя, что она в лесу и сосновый запах одуманивает ее. Но все равно из туалета воняло и не было возможности его оминуть. Попробовала подтянуться к окну, но не удалось и смотрела безнадежно на закрытые оконные рамы. Села опять на кровать и потом легла. Запах сосен и шум ветвей предстал наяву и она довольная, повернулась на правый бок и заснула. Спала не долго, разбудил ее голос за дверью и тут же в открытом проеме увидела двух мужчин в
гарнитурах и при галстуках. Один из них нес какой то чемоданчик, другой примирительно смотрел на него и что то объяснял ему из чего она не могла понять ничего. Другой с чемоданчиком ответил тому:" Так, так ",- и они как бы не замечая, что они стоят почти перед ее кроватью, вдруг оба прекратили беседу и смотрели на нее. Молчали. Стояли оба,
как бы размышляя, что же дальше делать.
Она лежала и смотрела на них. Смотрела просто не мигая с такой ненавистью, на которую только могла быть способна.
Отошли к двери. Один из них с чемоданчиком спросил другого что то коротко и с какой то нетерпеливостью. Другой ответил, как бы оправдываясь за что то. Смотрели один на другого. Стояли. Потом повернулись и вышли. Дверь опять закрылась.
Лежала и лихорадочно думала: " Что же дальше, что же будет дальше". Она должна была выиграть время и должна была сопротивляться всеми ей мало доступными средствами, сопротивляться всему, что бы могло довести до того, когда они начнут ее допрашивать. И действительно следующий визит не заставил себя ждать. Прошло каких нибудь пол часа и в камеру решительно вошло двое жандармов и без церемонностей начало поднимать ее с кровати. Она обхватила кровать двумя руками, лежа на животе и не выпускала ее их рук. Железные окантовки бортов кровати больно резали руки, оба жандарма старались ее оторвать от кровати. Она скрестила ноги и прижала их к кровати тоже. Старались ее поднять, пробуя сначала расцепить ноги и потом, запыхавшись и понимая, наверно, что все это бесполезно, один из них начал давить изо всех сил на шею, а другой держал ее голову, отпустила кровать и молниеносным рывком, повернувшись на спину ударила скрещенными ногами в одного из них. Заслоняла голову, понимала, что только теперь начнут ее бить и что в так узкой комнате она долго не продержится. Вскочила на ноги и увидела, что один из них лежит без движения, а другой наклоняется над ним. Уперлась спиной о внешнюю стенку, ту с окном и поднятой согнутой в колене ногой со всей, какую еще имела силу ударила того другого в ягодицы. Через открытые двери не было слышно ничего, кроме методично повторяющегося какого то звука. Жандарм вылетел через открытую дверь и повис на поручнях внутреннего ограждения. Мидел прислонившись к баллюстраде. Из носа сочилась у него кровь. Другой лежал без движения. Вышла в коридор и взяв того первого подмышки, втянула в камеру. Он пробовал встать. Прислонила его к стене и обняв за шею, согнутой коленкой ударила в пах. Потом, наклонившегося, подняв ему голову со всего размаха огрела туфлей, метя в насаду шеи.
Лежал тоже без движения, или только делал вид, что не может двигаться. Вытащила у одного из них револьвер из кобуры и кукояткой для большей верности ударила по черепу. Знала, что дороги обратно у нее уже нет.
Закрыла дверь камеры и переоделась в мундир одного из них.
Вытащила документы, ключи, кодовые карточки и начала их лихорадочно рассматривать. Она не знала вовсе плана этой тульмы и не представляла, как она выйдет из нее.
Одела фуражку поглубже и закрыв дверь камеры на ключ, неспеша, шагом пошла по коридору. Впереди по баллюстраде была сетчатая дверь и она, вытащив связку с ключами, на
диво быстро нашла нужный. Вошла в предположительно в так называемый шлюз и увидела видеокамеру. Вытащила карточку и вложила ее в паз при двери. Дверь поддалась и она оказалась в длинном коридоре с дверьми по обеим сторонам. Шла просто и не оглядываясь. Когда коридор почти кончался, услышала звук телефона за дверью, мимо которой она как раз проходила.
Открыла ее и увидела за столом того с чемоданчиком. С кем то разговаривал, засмеялся и она стремительно закрыла дверь. Он разговаривал дальше. Ускорила шаг и оказавшись в конце корилора увидела, что он поворачивает направо и впереди каие то жандармы, все мужчины, стояли двумя группками. Шла быстро, не замедляя шага и когда приблизилась к ним отдала честь. Протиснулась между ними и не замечая и даже не имея времени заметить может быть какого удивления у кого то из них пошла просто по коридору и увидя первую попавшуюся дверь толкнула ее ногой. Оказалась в туалете. По одной стороне находились прикрепленные к стене писсуары, по другой находились кабины. Открыла одну из них и уселась на туалетную доску. Ей нужно было спешить, но какой то голос говорил ей и она сама не понимала отчего, но этот голос говорил ей, что она должна именно теперь и здесь сидеть и ждать. Услышала топот ног по коридору и подумала, что это за ней. Но топот пронесся по коридору в противоположном направлении. Встала и, выйдя из кабины, открыла входную дверь. Коридор был пуст. Шла быстро по коридору и через большие окна виден ей был конец коридора, из которого она пришла. В переди были стеклянные двери. Открыла их и оказалась в самом обыкновенном участке. Налево были входные двери и свобода. Сбежала по лестнице и открыв
тяжелые и высокие двери, оказалась на улице.
Шла как могла быстро, но улица как назло была прямая , без деревьев и без жилой застройки.
Наконец появился долгожданный поворот и опять прямая без следов прохожих улица, как какой то проспект. По правой стороне шла стена и она подумала, что это может быть стена ограждения тюрьмы. Вскарабралась и увидела футбольное поле. Спрыгнула на землю и решила идти дальше. Стена кончилась и
появилось рондо. За рондо начиналась улица с казалось жилыми домами. Тогда она опять влезла на стену и спрыгнула
вниз. Была почти в самом углу поля, в пару шагах росли два облезлых куста, почти без листьев. На поле не было никого. Прислонилась к стене за этими чахлыми кустами и сняв рубашку и галифе, оказалась в своей шелковой кофточке, белой, доходящей почти до колен. Сняла ботинки и все это прикрыв кое как листьями вскарабкалась опять на стену и спрыгнула на улицу. Ей нужно было как можно быстрее добыть где то какую угодно обувь. Впереди показался жилой дом, трехэтажный со множеством квартир. Обошла его и вышла во двор. На террасе прямо перед ней сидел какой то дядька на шезлонге и читал газету. Со сторону комнаты был слышен голос женщины, разговаривающей по телефону.
Дядька встал и оставив шлепанцы вошел в комнату.
Ей хватило мгновения, чтобы забрать эти его шлепанцы.
Одела их на ноги, были большие и спадали с ног. Но то, что на ногах у нее было что то, обрадовало ее настолько, что
забыла о предосторожности и шла просто посередине мостовой. Услышала приближающиеся машины жандармерии, которые с сиреной проехали дальше, не останавливаясь. И тогда подумала, что может быть эти шлепанцы и это ее так свободное поведение, может это все все и спасло ее сейчас оттого, что машины не остановились. Шла по улице несколько лениво, готовая при первой же опасности сделать вид, что входит в подъезд дома, и что она отсюда.Впереди увидела проезжающий автобус и набережную. Ей действительно нужно было достать какие то туфли. С одной стороны набережной располагались магазины. Но она сразу бы привлекла внимание, войдя в каой то из них в таком виде. Шла дальше , быстро и не оглядываясь. Появился какой то ресторан и она со страхом приблизилась к входным дверям и увидела, что внутри никого нет. Присела на минуту за столик и как бы от нечего делать начала рассматривать карту меню, потом встала и не дождавшись оффицианта, пошла дальше.
Она , конечно понимала, что этот Зубов обязательно будет стараться помочь ей выйти из тюрьмы, но у нее не было вовсе уверенности , что это ему удасться и кроме того он
казался ей этаким недотепой в дипломатической рясе и врядли он вовсе нашел Потапова. В Потапова она верила, но опять же ее смущали его контакты с тайной французкой полицией. Поэтому она теперь, только теперь осознала, что она на свободе и что рассчитывать на кого либо из русского посольства в этом большом городе, которому имя Париж, ей нельзя. Лихорадочно перебирала имена, людей, события и все отбрасывала и отбрасывала. Все могли ее предать, "сдать" полиции и поди потом доказывай, кто тут был прав и кто не прав. Она вдруг вспомнила, когда они с Гюнтером ехали к Роже в городок в пятидесяти километрах от Праижа, как он рассказывал, какие методы применяет французская полиция, когда нужно вытащить что то от заключенного. Но ведь это было почти восемнадцать лет тому назад и наверно отец Роже уже не живет и что произошло с самим Роже онпа тоже не знала. Тогда были другие времена и другие люди. Но все же какая то частичка надежды загорелась в ней и она выйдя на оживленную улицу встала на тротуаре и подняла руку.
Машина остановилась и она подойдя к открытому окну попросила довезти ее до городка, в котором жил когда то отец Роже. Водитель сказал:" Садитесь, но я не еду так далеко. Могу довезти до пригорода Парижа и там Вы сможете поймать другую машину. Смотрел на нее искоса и ждал чего то.
" Мой муж меня бъет",- вдруг ни с того ни с сего сказала она и заплакала,-" Сегодня опять побил и я решила поехать к отцу, больше не могу",- плакала с таким остервенением и так искренне, что водитель, молодой парень начал ее увещевать и добавил:" Многие бъют своих жен, но не каждая отважится так вот взять и уйти из дома. Включил радио и она перстала вдруг плакать и выключив радио начала рассказывать историю о том, что она из Румынии, что, когда была молодой, муж любил ее , а теперь, когда ей уже не двадцать пять, он часто уходит из дому и напивается и тогда, когда возвращается из пивной бъет ее. Плакала проникновенно и трагически. Наконец машина остановмлась и он высадив ее, пожелал ей всего хорошего. Мозг работал напряженно и она выйдя из машины перстала плакать и вытерев глаза заставила себя улыбнуться. Нужно было играть до конца. Потом подумала, что если найдут этого водителя, то он может назвать местность и тогда найдут ее очень быстро. Решила ехать к Мишель, той Мишель, пасспорт которой она так несчастливо оставила на границе. Но жила ли Мишель в том доме, живы ли были все эти люди, которых знала тогда столько лет назад.
Опять остановила машину и попросила довезти ее центра Парижа. Вышла за два квартала перед домом, где когда то быда засада полиции. Шла в этих же шлепанцах, перед домом номер пять сняла шлепанцы и нажала на звонок. В мегафоне услышала женский голос и попросила Мишель. Ей ответили, что Мишель здесь не живет. Тогда она спросила о бабьушке Мишель и голос ответил, что если она хочет говорить с Мишель, то может позвонить в Департамент образования, где Мишель работает. Спросила номер телефона и голос женщины продиктовал его. " Что же ты теперь будешь делать. Ну что же ты будешь делать:,- спрашивала она себя. К Мишель звонить не стоит, не стоит, а может быть стоит, все таки стоит. Она опять подошла ко входной двери и позвонила. Дверь ей открыла женщина средних лет и пропустив ее в коридор, спросила, что она хочет от Мишель. " А так старая знакомая из Польши",- сказала она безразлично и начала опять расказывать историю о муже, который бъет ее. Женщина с недоверием смотрела на нее , но все таки пропустила в комнату и показав на телефон ушла куда то. Она набрала номер и попросила позвать к телефону Мишель.
" Слушаю",- раздалось в трубке. Она назвала себя и сказала, где она теперь находится. В трубке было молчание, а потом она попросила позвать денщину, которая ей открыла дверь.
Она заглянула в соседнюю комнату , потом в следующую и нашла ее, разговаривающую по другому телефону. Она попрсила ее подойти к телефону и та посмотрела на нее как то подозрительно и сказала кому то, чито сейчас подойдет, так как должна поговорить по другому телефону с кем то.
Прошла в столовую, где на столе лежала отложенная трубка и
представившись спросила что то, чего Светлана не расслышала.
Потом говорила все время:" Си, си, си ". Положила наконец трубку и сказала ей, что вообще то она старая знакомая Мишель и что она должна предлагает ей помыться и переодеться. Шла в комнату , где лежала отложенная трубка телефона и, подойдя, быстро закончила разговор с кем то.
Смотрела на нее серьезно и одновременно со страхом. Светлана чувствовала, что она смотрит на нее со страхом.
" Вы видели себя в зеркале",- друг спроосила и потянула ее в ванную. В зеркале на нее смотрела взлохмаченная, со ссадиной во всю щеку и синяком под глазом женщина с седеющими волосами, лет этак около пятидесяти.
" Знаете, я Вас покрашу, это все раз два, и потом с этим синяком Вам нельзя показываться на улице. И вообще Вас сегодня показывали по телевизору",- смотрела на нее и ждала как она будет реагировать. Молчали обе. Потом засмеялись почти одновременно. " Да Вы знаете, я давно хотнла покрасить волосы",- произнесла, рассмеялась и продолжала:
" Вот только не знала, где я буду красить волосы".
Краска, которая была у Анн - так звали женщину, не подходила к ее лицу и та предложила пойти и купить другой цвет. Выходя, произнесла:" Мой приятель прийдет через час, но вы скажите, что Вы с моей работы",- потом подумала и махнув рукой добавила:" Вообще то ничего не говорите. Только умойтесь и ляжте спать. Я напишу ему записку, чтобы он Вас не будил". Захлопнула дверь. Она осталась одна и сидя в столовой вдруг подумала, что ведь эта Анн может донести тоже на нее. Отбросила мысль и пошла в ванную. Разделась и встала под душ. Струи воды сплывали по телу и она стояла и не мылась,только наслаждалась звуком падающей воды, как водопадом. Подняла руки и начала поворачиваться под этим душем, сначала медленно, а потом все быстрее.Чувствовала, что вот вот упадет на скользком дне душевой, но именно этой
остановки боялась. Представила себя на льду в пируэтте, с ногой, поднятой сначала в большой , а потом маленький батман и зацепившись коленом о стеклянное ограждение душевой и больно ударившись, с трудом удержалась на ногах, уцепившись двумя руками за душевую насадку.Вода лилась и она очнувшись от своих мыслей, быстро умылась и выйдя из душевой кабины вытерлась и стала смотреть на себя в зеркало.
Скривила губы, потом высунула язык той, в зеркала и та ответила ей тоже высунутым языком, покачала коловой и та повторила все теми же движениями. Сказала той другой:
" Ну какая же ты глупая". Та другая открывла только рот и что то нечленораздельное донеслось до нее. " А говорить ты не умеешь ",- сказала она той другой и повернулась к ней спиной. Вышла голая в комнату и подошла к шкафу. Вытащила оттуда костюм и попробовала его одеть. Был слишком мал и юбка не застегивалась вовсе. Нашла еще какие то брюки серого цвета и они оказались слишком широкие в талии и спадали вниз. Вытащила из шкафа какой то ремень и подпоясалась им.
Наверх одела вязанную кофту, которая впечатляюще облегала ее и подумав мгновение, начала искать в шкафу подтяжки.
Нашла какие то старые допотопные и нацепила их на себя.
В таком виде она нравилась себе однозначно. Нашла еще в прихожей туфли со шнурками, несколько большие и натолкав в носок ваты, одела их тоже. Во всем этом наряде было что то от клоуна и она вдруг взяла черный карандаш для бровей и сделала себе усы - от носа до верхней губы, шиприной в два сантиметра и поняла, что ей не хватает только шляпы.
Тоже в прихожей с верхней полки шкафа, вскарабкавшись на стул, вытащила шляпу, мужскую, коричневую. Одела ее и побежала в ванную. Ей казалось, что перед ней Чарли Чаплин в женском обличии. Подумала, что отчего она вот так не вытирая этих усов ни может выйти на улицу и просто, самым натуральным образом идти по мостовой, так, чтобы никто не обращал внимания на нее, просто, чтобы эта радость быть похожей на Чаплина осталась для нее одной и чтобы она одна могла смеяться, а все остальные смотрели бы на нее как на что то обыкновенное. " Но ведь этого же не будет никогда",-
подумала и рассплакалась.Сидела на полу ванной комнаты и плакала. Встала и вытерев слезы рукой снова посмотрела на себя в зеркало и увидела какую то старую тетку,с совершенно
дурной миной на лице, как у умалишенной, улыбнулась себе и опять перед ней появился Чарли Чаплин. Вытерла черную краску с лица и умыла его холодной водой. Нашла какой то крем для лица в батарей бутылок и бутылочек в ванной комнате и намазала им лицо, толстым слоем. Опять посмотрела на себя и вытерла крем с кончика носа. Была похожа на клоуна в цирке.
Вытерла крем с лица и начала причесывать волосы. Они путались и не поддавались ни одной щетке. Оставила их и щетку и уставшая улеглась в столовой на диван. Хотелось спать и только спать. Думала о том, что же ей делать и вообще как довести эту сделку до конца. И вообще как быть дальше с исследованиями, для которых не было денег. Государство российское оставило своих неприкаянных научных работников после развала Советского Союза на произвол судьбы и многие из них, те самые лучшие и умеющие выполнять только свою работу и привыкшие к тому, что это Советское Государство их лелеяло и ласкало, теперь после почти десяти лет после перестройки и этой так называемой гласности, вся эта масса высокообразованных людей на была готова подавать
шашлыки из котов в будках, стоящих вдоль тротуаров главных проспектов советской столицы. Некоторые из них, как например
ее хороший знакомый Василий Павлович Коробов мыкаясь и перебиваясь с хлеба на воду семь лет кряду, ходя на работу и все таки наперкор всему завершивший в эти шальные времена
ряд исследований в области применения слабых полей и
исспользования их для передачи действия магнитно-ядерного резонанса, человек с которым ее соединяло очень многое, ученик Иоффе, блестящий теоретик и великолепный практик, человек, который первым понял ее идею и феномен, который она открыла, работая в шарашке, куда ее запрятали вместо тюремной камеры, этот человек год тому назад покончил жизнь самоубийством. Что же она могла еще ожидать от новых властей этого государства, которое во главе всего и вся ставило государственных чиновников и платило им пенсии и зарплаты такие с которых можно было жить, и платило голодные в пересчете 100 долларов в месяц умнейшим головам этого еще существующего государства. Война надвигалась семимильными шагами и государство из за большой воды, которое обещало всем и вся в Советском Союзе через Свободную Европу и Голос Америки, что как только народ советский сметет эту власть, эта Америка этим людям поможет. Этими обещаниями и надеждой жили все и потихонечку слушали радиостанции и каждый надеялся, что наступит это время и каждый так или иначе делал потихонечку назло этому государству, приближая его конец. И вот конец наступил и уставшая от трех воен и двух революций, от 120 миллионов погибших и замученных тюрьмами, голодом, болезнями, убитых варварскими нашествиями цивилизованных наций Европы,презрением собственной аристократии, гнетом господствующей как раз верхушки чиновников, государственных служащих, оставшаяся изуродованная часть народа, последним нечеловеческими усилием преодолев эту последнюю казалось бы преграду, поняла, что Америке этот народ вовсе не нужен и что ей нужны полезные исскопаемые этой зачумленной страны и они, как дешевая рабочая сила и больше ничего.
Государсто из за болшой воды ждало конца России и всеми возможными невозможными методами и столетием борьбы за ее этой только страны лучшее будущее, используя старые коммунистические лозунги для собственного населения и доведя его это собственное население до экстазы национализма, готово было начать новую третью мировую войну за новый раздел мира.
Не было уже коммунизма, не было холодной войны и страха перед Россией, Россия в этом соревновании без правил, проиграла. А ее одураченное уже в который раз население не знающее уже в кого верить, население страны, где каждый второй не получал зарплаты по несколько месяцев где за работу зачастую поачено натуральными производимыми же этими же работниками продуктами и где эта форма оплаты доходила до полнейшего абсурда, это самое население стало постепенно переходить на самообеспечение, где каждый, рабочий или инженер, врач или уборщица, все ринулись на копание грядок и выращивание собственной картошки, марковки или ще чего то, что как то обеспечивало возможность прожить. Из бывших республик начался массовый исход населения российского в исконную Россию и почти тридцать миллионов вернулось сжигая за собой все мосты и не имея ни кола ни двора в совершенно мирное время, в предверии огромной новой войны.
Она понимала, что скоро начнется эта новая война, начнется с может быть Ирана или Ирака и постепенно дойдет до бывших Советских республик Средней Азии и Кавказа. И будет эта война конечно же за то, чтобы принести этим людям там новую систему, название которой - Демократия. Ивсе понимали, что эта война будет из за нефти и из за контроля над нефтяными запасами. Слабых уже никто не боялся.
И тогда, когда она в девяносто седьмом году встретилась с Коробовым, она оба думали и говорили об одном и том же.
Мир и так называемое равновесие могдо спасти только новое доселе невиданное оружие, сила которого и скорость передвижения которого, перерастала в сотни тысяч раз все то, что было до того. И тогда было решено, что они , группа научных работников собственными силами создаст и сфинансирует этот проект. Группа этих людей, которые взяли на свои плечи выполнение так огромного задания, понимала всю ответственность, но понимали все в этой группе также, что если не они, то никто уже не сможет исполнить то, о чем может быть мечтало все население страны, каждый по своему. Она принадлежала к узкому так называмому первому кругу и была одной из тех, кто отвечал за снабжение финансовымими средствами спецдаборатории и спецзавода.
Уже существовал прототип движущегося со скростью сорока восьми тысяч километров в секунду тела,передвигающегося в атмосфере Земли и существовал другой прототип тела, двигающегося со скоростью семидесяти двух тысяч километров в секунду. Это оружие позволяло ликвидировать любой объект, который появился бы над территорией России в течение менее одной секунды. Принцип действия этих управляемых объектов базировался на открытии, начало которому вышло от нее.
И она была бесконечно горда и самоуверена оттого, что служит так высокой идеи. И эти проставки нефти из Ирака в рамах программы- нефть за продукты питания -, которая в сути своей была ничем иным, как контрибуцией, повешенной на Ирак за войну тысяча девятьсот девяносто первого года, контрибуцией для Америки. Конечно же они получали скидку за покупку, но она эта скидка была небольшой и нужно было экономит каждый доллар, потому как от количества денег зависел успех их исследований и успех внедрения этого нового страшного оружия. Они все понимали, что как только Россия продемонстрирует в первой же новой войне это оружие, наступит мир, мир от страха и ужаса, мир может быть на следующие еще пятьдесят или сто лет. Они все понималаи, что нет ни демократии, ни коммунизма, ничего такого нет, есть только погоня за влиянием в мире, полезными ископаемыми, за господство над миром, миром людей, живых, а не мертвых.
В группе снабжения работало около пятидесяти человек и она не знала никого, кроме пяти человек из своего отдела. Вся организация была разбита по определенному принципу, который не был ей известен.Но все равно некие детали доходили до нее, детали связанные с определенными денежными потоками.
Еще в начале девяностых годов, когда нужно было, операясь на доверенных людей,реогранизовать деньги партии, она выполнила определенное задание и была отмечена ее честность и точность выполнения поручения. И вот теперь ей, бежавшей из камеры предварительного заключения и наверно убившей охранника, ей казалось все сделанное до сего дня ею и вообще вся жизнь до того прожитая совершенно бестолковой и не имеющей ничего с реальной действительностью и одновременно запутавшейся в этой как же реальной действительности. Где то наверху сидела группа чиновников, ничего не боявшихся и всегда готовых служить новой, какой угодно власти, чиновников свергнувших методом тихой революции старую партию и создавших партию новую, не менее законспирированную и жестокую в своих целях и своей политике. Но познавши всю отхлань той коммунистической власти и узнав способ функционирования власти на западе, такой же жестокой и такой же законспирированной и связанной с политикой и деньгами крупнейших мировых концернов, не подпускающей к себе на пушечный выстрел никого, кто не имеет денег или влияния в какой угодно стране, не считающейся с никим и ничем, она сделалась тоже жестокой, не имеющей никаких более идеалов и целей кроме одного идеала и одной цели: служения тому, кто платит.А наверху шла жизнь со всей грязью, только прикрытой позолоченным покрывалом пристойности, добропорядочности какими то понятиями чести, веры, приличия, братства, равенства, свободы.
Не могла заснуть, лежала и смотрела в потолок, покрытый белой краской. Раздался звонок и она встрепенулась и как зверь, чуткий на каждую опасность, легко вскочила, натянула туфли и на ходу завязывая шнурки, одним прыжком оказалась на балконе, пригибаясь так, чтобы ее не было видно со стороны улицы. Внизу на улице стояло две полицейские машины а около прохаживался жандарм. Какое то мгновение медлила, а потом перелезла на балкон обок и прижимаясь к стене, попробовала открыть дверь в комнату. Та поддалась и она очутилась в квартире,рядом с той, где жила Анн. Закрыла дверь на балкон и крадущимся шагом подошла к дверям, ведущим в коридор.
Где тов дальней комнате услышала разговор двух людей, сидящих повидимому на кухне. Повернулась и стремительно ринулась опять на балкон. Внизу увидела опять эти две машины полиции и выходящих из подъезда двух людей, которые подойдя к полицейскому, беседовали с ним чем то. Смотрели наверх.
Решила остаться на балконе. Услышала,как кто то входит в комнату и оторопело пригнувшись стала за выступом балконной двери. Кто то подошел к окну и заслонил его шторой, раздался смех женщины и мужской голос начал что то тихо говорить.
Выглянула из-за выступа и увидела, как одна из машин отъезжает. Ждала. Постепенно темнело и в окнах начал
появляться свет. Анн не было. Вскарабкалась на поручни балкона и подтянувшись, оказалась на балконе этажом выше.
В квартире было темно и дверь не поддавалсь. Перелезла опять на следующий этах, а потом на балкон обок. Ветерок шелестел занавеской в открытых дверях. Горел свет и дети игрались в комнате. Пригнулась и решила прелезть на балкон слева. Ей это удалось и оказалась на угловом балконе.
Вздохнула с облегчением. Перейдя еще через четыре балкона оказалась наконец на одном, рядом с которым шла водосточная труба. Начала спускаться по ней, раня руки вытирая коленки до крови. На тротуаре выпрямилась и сняв ремень вытерла руки со внутренней стороны брюк. Решила посмотреть, что же происходит перед входными дверьми. Напротив дежурила машина полиции, тихо скользили тени гуляющих людей. Села на лавку в скверике, напротив этой самой полицейской машины и задумалась. Ей нужно было где то переночевать, чувствовала небывалую усталость, хотелось спать. К лавке, на которой она сидела приблизилась парочка, обнимаясь и шепча что то друг другу. Она подвинулась и сидела, наклонившись исмотря в землю. Сумочка лежала открытая и в ней виднелся краешек кожаного кошелька.
Она, не поворачиваясь протянула руку и вытащив кошелек и вложив его втуфуль прикрыла штаниной брюк. Сидела рядом не двигаясь и вдруг спросила:" не скажете, который сейчас час". Оба посмотрели на нее, радостные и почти одновременно посмотрев нв часы ответили:" Пол десятого". Встала и, сказав
спасибо пошла прочь медленно передвигая ногами.
Шла так долго, пока лавка скрылась из виду и тогда она побежала, не от людей, а от самой себя. Увидела вдруг телефонную будку и вскочив в нее, начала лихорадочно листать телефонную книжку. Нашла номер посольства и позвонила, Автоответчик отвечал без остановки, что никого нет. Позвонила еще раз и тогда, как по мановени. волшебной палочки откликнулся какой то голос и спросил:" Слушаю Вас". Спросила про Зубова и сказала, что он нужен ей немедленно и что позвонит через пять минут.
Через пять минут опять был включет автоответчик. Звонила еще раз пять и все безполезно. Наконец тот же голос ответил ей таким же тихим:" Слушаю Вас". Спросила его опять про Зубова и голос сообщил ей телефон, по которому она могла бы его теперь застать. Позвонила и в трубке отозвался женский голос, который сообщил ей, что мужа нет дома и что будет поздно. Спросила про адрес и узнав его решила добраться до Зубова сейчас же и ждать его так долго, пока он не появится. Доехала до предместья Парижа автостопом, часто меняя направление и и машины в пол первого ночи и очутилась перед огражденным зыбором комплексом зданий. Полицейскии прохаживался перед воротами и конечно же она не могла подойти к нему. Боялась, что Потап уже приехал. Пошла прочь и добравшись до первой же телефонной будки опять позвонила. Сонный голос женщины спросил ее раздраженно, знает ли она который час и вообще просит ее больше не беспокоить. Спросила про Зубова и в трубке раздались гудки. Понимала, что его нет дома, иначе он подошел бы к телефону. Пошла быстрым шагом обрат и увидела машину, приближающуюся на большой скорости к воротам. Выбежала вперед на мостовую и стала в свете приближающихся фар. Машина резко затормозила и потом опять рванулась с места. Она отпрянула и в свете фар увидела человека, стоящего на мостовой. Человек был в легком старомоднем пальто со шляпой Машина проехала мимо, не омтанавливаясь и она, сойдя на тротуар и искоса поглядев на этого случайного прохожего пошла опять в направлении телефонной будки. Звонила Зубову и никто не поднимал трубки. На который там кряду раз отозвался мужкой голос и спросил раздраженно:" Халло". Сообщила ему, что она будет его ждать перед воротами посольского комплекса и чтобы он не вздумал сообщать полиции, о том, где она, Сказала ему, что с ней еще двое ее друзей и что они вооружены и что как только увидят приближающихся жандармов будут стрелять.
Он ответил каким то потухшил голосом, что будет через десять минут в двухстах метрах от ворот и чтобы она его обязательно ждала. Пришел, чуть опоздав и смотрел на нее с удивлением, как на какое то экзотическое животное. Выслушав ее, сказал ей, что поможет ей выбраться из Франции и что не может быть речи о каких то договорах. Затрясла головой и сказала твердо ему, что хочет видеть Потапова и что не уедет из Парижа, пока не решит вопрос поставки этой злополучной нефти из Ирака. Шел рядоим с ней и молчал. Потом вдруг сказал:" Ну хорошо, но я не знаю, где он сейчас". Потом добавил:" А вы выглядите неважно и думаю, что Вам нужно отдохнуть или по крайней мере выспаться". Шел рядом не говоря ничего и потом вдруг продолжил:" Но как вы доберетесь". Куда я должна добраться",- спросила.
" Вы знаете у меня дома Вы остаться не сможете, знаете жена и все такое, а вот у моего друга сможете омтаться точно, но он живет далеко и я просто боюсь за вас"." Ах черт побери",- она стояла расставив ноги и указательным пальцем надавливала на его слегка проявляющися живот.
" Вы пойдете сейчас же в гараж и возьмете машину. Потом Вы выедете за эти проклятые ворота и заберете меня отсюда. Посадите в багажник и привезете в посольство. Я буду спать или у Вас дома или в посольстве и больше нигде",- говорила коротко и не терпя пререканий.
" Ну хорошо " ,- он как то и обмяк и сказав на прощанье:
" Ждите меня",- удалился в темноту. Ждала его вот уже час и его все не было. Видела перед глазами сцену ругани его с женой и чувтствовала, что он приедет, приедет обязательно.
Машина Зубова с дипномерами появилась из темноты и она вздохнула с облегчением. Захлопнул за ней дверцу багажника и они поехали в посольство. Машина остановилась и она услышала голоса людей, потом скрежет открываемых ворот, потом маштина опять тронулась и проехав коротко, остановилась.Зубов открыл багажник и она ничего не не могла увидеть, было темно, подал ей руку и она вылезла из машины.
" Тут у нас есть комната для специальных гостей",- сказал какой то голос и она притаилась, оставаясь за машиной.
" Ну выйдете же наконец из за машины, здесь Вас никто не съест, скорее всего Вы его съедите",- Зубов нетерпеливо звал ее. Подошла к зданию, обок которого остановилась машина.
Напоминало скорее всего гараж. Человек обок с интересом смотрел на нее в свете лампы над входной дверью.
" В гараже я ночевать не буду ",- она категорически поджала губы. " Ну вот наша графини не будет ночевать в гараже. Да Вас уже в четвертый раз показывают по французскому телевидению, разыскивается международный преступник, русская мафия и еще черт его знает, а она тут не будет в гараже",- человек ругал ее , но не зло, и слышно было в его голосе, что он не впервой прячет в этом гараже кого то такого, как она. За казалось бы глухой стеной гаража, в стене была дверь, которая вела в коридор длинный и без дверей. Шли молча. " Ну вот мы и в здании посольства",- ухмыльнулся под нос и обращаясь к ней сообщил:" Звать меня
Степаном и все тут". Протянул ей руку и крепко пожал.
Зубов шел рядом, нахмурившийся и весь какой то помятый:
" Ну ребята, мне завтра еще работать, так что я поехал",-
он не прощаясь повернулся и пошел назад. " И закрой все как положено" ,- напутствовал его Степан. В чистенькой комнатке на крыше, с кроватью, душевой и туалетом, он оставил ее и сказал, что прийдет через пол часа и принесет что нибудь поесть. Умылась и сидя на кровати, боролась со сном. Степан появился с подносом, на котором стоял чайник с заваренным чаем, на тарелке лежал хлеб, помидор, сыр и варенное мясо, порезанное ломтиками. " Вот все, что удалось найти в кухне",- поставил поднос на столик при кровати и сел напротив на стул. Поблагодарила его и улыбнулась, с почти закрытыми глазами. " Ну я не буду мешать, а Вам вообще то лучше всего поспать. А завтра, когда выспитесь, посмотрим, что делать дальше",- встал и вышел, тихо закрывая за собой дверь.
Будующее.
Потапов стоял посередине двора и осматривал автомобили.
Левуазье не поспевал за ним и понимал, что все его советы ничего не значат для этого русского. Ни одна машина не подходила ему и такой, какую он наверно бы выбрал, у Лавуазье не было. Он вел автосалон подержанных машин и к нему часто обращались из жандармерии, когда нужна была какя то марка, редкая во Франции, для специальных заданий.
Платили всегда хорошо, потому что из гоударственных средств и нередко он возвращал часть денег тому, кто покупал именно у него. Он был честным торговцем. Кроме того он умел держать язык за зубами. Чего он только не перевидел в своей жизни. В молодости, пройдя школу иностранного легионисты в
Алжире и приобретя множество друзей, он наконец в сорок пять лет, вот уже десять лет назад осел в Париже и вел салон. Салон принадлежал вообще то двум его бывшим сослуживцам из легиона, но у них тоже ведь не было денег, для того, чтобы выкупить и здание и площадку. И он не спрашивал вообще, кто купил для него этот салон, он просто добросовестно исполнял роль капиталиста. Деньги были переведены на его счет неизвестно откуда и он официально являлся владельцем. Его отношения с финансовыми влястями
северного муниципалитета складывались отлично и если возникали какие то проблнмы, он звонил Марку и тот улаживал все как по мановению волщебной палочки. Его страстью были всегда автомобили и если бы не эта проклятая молодость и по глупости отсидка в тюрьме за ограбление банка, то не было бы ни легионов, ни этого салона, а был бы он сейчас первоклассным гонщиком и почитаемым человеком. Семьи унего не было, но была старая приятельница, которую он знал вот уже тридцать лет и которая имела дочь, как две капли воды похожую на него. Он привык вести жизнь холостяка и пропадать там, где ему вздумается, но всегда возврашался к Лизет. Лизет вела тоже предприятие - парикмахерский салон. Но в последнее время дела у нее шли плохо и она поговаривала о том, не закрыть ли его и не перейти ли ей работать в его автосалон. Но он категорически был против
постоянного присутствия здесь этой женщины, контроль которой отнял бы у него его свободу, которую ценил превыше всего. Потапов стоял как раз перед старым зеленым мерцедесом восемьдесят девятого года, последнего года выпуска еще старых типов с традиционными моторами.
Машина явно нравилась ему. " Ну и сколько она стоит ",- спросил он и взялся за дверную ручку. " Только прошу не дергать ее понапрасу",- Лавуазье подскочил к нему небывало резво и мягким движением открыл машину:" Прошу".
Потапову машина явно нравилась, чувствовал себя в ней уверенно. Проехал для пробы два квартала и решил, что машина подойдет ему и если уцелеет после, то он обязательно отремонтирует ее и оставит себе.
Потапов заплатил ему три тысячи марок, потому как Лавуазье брал только в марках и, помахав на прощание поехал в Штрассбург. Ехал он к директору самого большого в Альзации
предприятия по переработке зерна. Он познакомился с этим человеком десять лет тому назад в совершенно необычайных условиях. Он старался забыть историю этой встречи и концентрировал всё свое сознание на одном единственном вопросе: Как спасти эту женщину и вытащить её из тюрьмы, пока не будет поздно. Позвонил господину Лекре и услышал в телефоне голос автоответчика. Гнал машину по автостраде и на терминалах не успевал оплачивать проезд по автобану.
Прошло где то около часа и он позвонил опять. " Лекре ",- услышал в трубке спокойный голос. Обрадовался и начал ему рассказывать, зачем он едет к нему. В трубке было молчание.
Он произнес пару раз:" Халло, халло, халло", и подумал уже, что тот положил трубку. Но тот слушал его внимательно, просто у него была такая манера говорить и очень внимательно выслушивать своих собеседников. " Вы вообще то смотрели сегодня телевизор",- услышал он вопрос. " Нет", - ответил обескураженно. " Я думаю, что вы зря едете ко мне",- сказал голос и в трубке раздались гудки. На ближайшем же съезде он
резко съехал с шоссе и, проехав пару километров, зашёл в
маленький ресторанчик. Заказал кофе и воду, облокотился
усталый о спинку стула. Выпив кофе, он рассплатился и поел искать киоск с газетами. Нашел наконец газетную будку, но она была закрыта. Дошел до машины и поехал назад в Париж боковыми дорогами. Темнело, он решил остановиться в какой нибудь гостинице, ему нужно было выяснить все же, что
произошло в Париже. В фойе гостиницы, которую он нашел с трудом, за информационной стойкой сидел молодой мужчина и с любопытством читал Ле фигаро. Он попросил комнату и получил отказ:" Все номера у нас сегодня заняты", - равнодушно сообщил ему тот. " Но может быть у вас найдется что либо, где я смогу выспаться, и мне не нужны специальные удобства", стоял перед портьером и старался рассмотреть снимок на первой странице. Тот положил газету на стойку и начал рассматривать габлотку с ключами. Потом отошел от нее и перелистывая книгу посетителей, поднял на него голову и спросил неожиданно глубоким голосом: " У нас есть сюита с тремя комнатами. Это единственный номер, который я могу вам предложить". Молчал и ждал ответа.
Потапов смотрел как завороженный, на первой стороне газеты увидел снимок Светланы, кричащие буквы сообщали, что из следственной тюрьмы северного округа бежала русская преступница, принадлежавшая к русской мафии, которая во время побега убила одного и ранила двух жандармов.
" Мусьё " ,- обратился к нему портьер нетерпеливоЮ так вы будете брать номер, или он слишком дорог для Вас".
Потапов закрыл глаза и слегка рассеянным голсом, как будто бы он за минуту должен был заснуть спросил:" А сколько стоит номер". " Полторы тысячи франков за ночь",- ответил портьер.
" О нет, это же разбой в белый день" ,- вдруг остревенело произнес Потапов, повернулся и пошел к выходу.
" Месье, месье, прошу подождать",- услышал сзади голос портьера,- " У нас есть еще номер без ванной , но с умывальником и туалетом. А ванная в коридоре, на том же этаже и стоит номер всего двести франков". Потапов остановился и вернулся к стойке. " Ну хорошо, это по моему карману" ,- произнес примирительно и попросил ключ.
На последнем этаже было всего две комнаты, одну из которых получил он. За стеной кто-то включил громко радио и он ударил кулаком по тонкой перегородке. Радио утихло и он
пошел по коридору мыться в ванную.
Весь план менялся, он не мог поверить, что ей самой удался побег и лихорадочно задавал себе вопрос- кто помог ей бежать. Он того, какое правдоподобное объяснение он сейчас найдет, зависел весь план его дальнейших действий.
В висках стучало, он подумал, что наверно подскочило давление и проклинал себя, за то, что ввязался в эту
историю. Помылся под душем, надел чистую рубашку и
прилег на кровать. Решил пойти поесть, а потом спать.
Шел по маленькой улочке, пока не вышел на главную улицу маленького городка в семидесяти километрах от Парижа.
На главной улице почти все рестораны были уже закрыты,он
вошел в бар и, заняв место перед барманом, попросил пива.
Тот посмотрел на него внимательно:" Вы едете из Германии". " Нет, живу в Испании и вот решил навестить прежнюю родину",- меланхолически выдавил из себя и взяв пиво пошел к столику посередине бара. Пил пиво, на его лице расползалась улыбка блаженства и спокойствия, как у настоящего любителя пива. Был весь в напряжении и чувствовал, что что-то тут не так. Сзади услышал звук отодвигаемого стула и тогда он медленно встал и, слегка покачиваясь, пошёл вполоборота опять к стойке. Парочка вышла из бара, он в сердцах ругал себя и чувствовал, что стареет. Поставил кружку на стойку махнул рукой барману и расплатившись, вышел на улицу. В отеле портье все еще читал ту же газету и, Потапов, подойдя к нему, спросил, где тут можно поесть. " Я могу сделать вам пару бутербродов и принести бутылочку бордо",- сообщил уже совсем по-свойски тот. " Чертовски хочется спать", - сообщил ему Потапов и попросил принести еду в номер побыстрее. В номере Потапов подошел к окну и стал смотреть как то безцельно в окно, не зажигая света. Занавеси были отодвинуты, полумрак уличного фонаря вливался в комнату.
Ему сделалось не свое и он задвинул занавеси и, подойдя ко входной двери, зажег наконец свет. И тогда комната, как каждая гостиничная комната с ограниченным количеством только нужных вещей, на мгновение предстала уютной. Он посмотрел на копию картины Пикассо на стене над кроватью из его синего периода с сидящими как неживые тремя фигурами в форме треугольника, под стаклом в белой металлической рамке и сделалось ему опять тоскливо. "Отчего у него такая неприкаянная жизнь",- мысль пронеслась не как вопрос, а как утверждение и он понимая, что реакцией на это может быть теперь только сон, вдруг вспомнил свой визит у проститутки
в Амстердаме.После того, как он очутился на западе, сжигая за собой все, что его связывало с Россией, бросив семью и ребенка, он два года вел жизнь отшельника. Отчасти было это связано с его предчувствиями мести со стороны его бывших работодателей. Французы предупреждали его о случаях убийств диссидентов,работников разведки,оствшихся на западе или бежавших на запад. Ему поменяли фамилию, сделали пластическую операцию, запрятали в такое место, где о его существовании как русского мало кто мог даже предполагать.
У него не было женщины, не было друзей, была работа,которую по правде недьзя было назвать работой, но за которую ему платили. Сидел целыми днями и писал воспоминания или работал над историей своего отдела. Мог заказывать любую литературу.
Отдавался работе полностью и чувтвовал надобность такой работы для французских властей, которые так заботились о нем. К нему часто приезжали из министерства два чиновника и проводили с ним по несколько дней, ездили на охоту, путешествовали в горы, в Бретань, на Лазурный берег. Но оставалась ничем кажется необоснованная пустота, которая расширялась и делалась иногда огромной, от которой он не мог никуда удрать, спрятаться. Однажды они вчетвером поехали с ним в Амстердам, так попросту показать ему город. В красном квартале перед одним узким домиком со стремительно поднимающейся узкой лестницой, он сообщил, что прийдет к гостиницу через два часа.В круглой гостинице он выбрал себе девушку, такую, которая, казалось, ему понравилась.
Она была мила, даже как то наивна, вовсе не выглядела профессионалкой. Ее комнатка, маленькая и опрятная без лишних украшений на мгновение показалась ему какой то знакомой и оттого вспомнилась ему комната в общежити в России. Но он не мог с ней спать, как ни старался, сделался импотентом в одно мгновение и спешно одевшись, заплатив
сконфуженный после часа стараний, ушел от нее.Ему захотелось тогда, чтобы не было более той корректности, спокойствия, которые его всезде окружали.Потом, сидя в машине, старший из его спутников, спросил улыбаясь, как было там. Он сконфуженный наклоняясь к нему ответил, что ничего у него не вышло и тогда тот смеясь и тоже шепотом ответил:"С Вами все в порядке".Отчего с ним все в порядке, он конечно не понимал, но как же могло быть с ним все в порядке, когда в последнее время он замечал все чаще свою одинокость и неприкаянность. У него были, конечно свои, закодированные правила игры и они мешали ему, как каждому
профессионалу.Но при решении обыденных ситуаций, конечно же его профессионализм помагал. Принесли еду и он с аппетитом принялся за салат и гренки. Съел и почувствовал так смертельную усталость, что у него не было даже сил сложить одежду. Последнее, что помнил, было сознание того, что с ним что то не так.
Лежал на кровати в отеле, солнце светило во всю, был час дня. По комнате прохаживался полицейский, размеренно и не спеша: три шага в одну сторону, три обратно. Ждали, когда он проснется, чтобы везти сразу же на допрос.
Потапов наконец проснулся, почувствовал головную боль, резкую с тошнтой.Первой мыслью было: " Что же я вчера съел".
Потом по мере того, как он открывал глаза и наконец осознал безнадежность своей ситуации, пришла опять мысль профессионала - притворяться, что спит. Заставил себя заснуть. Спал коротко и опять проснувшись, может быть через десять, может быть через пятнадцать минут, услышал за дверьсм разговор двух людей. " Я считаю, что его нужно разбудить и дать кофе, скорее прийдет в себя",- говорил один голос. " Но начальник полиции сказал, что мы должны не позднее четырех часов быть в Париже",- говорил другой.
" И потом кофе не приведет его в чувство, будет сидеть на допросе как очумелый и получишь втык за то, что перерстарался",- продолжал второй голос. " Ну тогда подождем еще, время есть",- соглашался первый. Потапов смотрел из под ресниц на ритмично ходившего полицейского и на счет три, замеченный для себя, поднял руку и посмотрел на часы: было пол второго дня. Опустил молниеносно руку на одеяло, лежал в той же позиции и без движения. Начал храпеть и потом, повернулся на бок, махинально ища одеяло.
Полицейский открыл дверь и сообщил тем двум, что по-видимому их клиент просыпается. Оба вошли в комнату и начали смотреть на него. Лежал и делал вид, что спит.
" Он ворочается только во сне, вот проверим ему пульс, если учащенный, значит дурака с нами играет, а если слабый, то
то дадим ему поспать еще полчаса",- сообщил первый голос.
Потапов повернулся еще раз на другой бок и так, что бы не было возможности дотянуться до его руки. " Черт побери",- сказал первый голос,-" Или он слышит наш разговор или сон у него такой неспокойный. Ну хорошо, пусть спит еще полчаса, а потом нужно его будить",- оба удалились и остался полицейский, который размеренно ходил по номеру.
Через полчаса Потапов сел на кровати и удивленно смотрел на полицейского. В номер вошли те двое и один из них сообщил ему, что есть приказ доставить его в Париж на допрос.
Наручников ему не одевали, но посадили на заднее сиденье, зажимая между двумя другими, крепкого сложения жандармами.
Ехали молча и все пробы Потапова выяснить что то не привели ни к чему.
Допрашивало его три человека, их интересовали его связи с русскими сейчас и ему не верили, что все это время, пока он находился во Франции, он не поддерживал контактов с русской разведкой. Он сначала смеялся и доказывал им, что о существовании Зубова он узнал только от него самого, когда,
эта сумасшедшая, как он называл Светлану попросила Зубова найти его. Ему не верили и в конце допроса сообщили, что до выяснения всей истории его к сожалению будут держать в камере. Возмутился и начал даже кричать, что он сообщит своим друзьям из разведки. Но допрашивающие только рассмеялись и один из них сказал ему , что именно его так называемые друзья приказали его найти и арестовать. Он просил объяснить ему за что все таки преследуют эту сумасшедшую, как ее называли все. Но ответа не получил.
Когда его вели по коридору, охранник не поворачивая головы сообщил ему тихо, что женщина эта международный преступник и что ее деятельность угрожает интересам Франции.
Он понял тогда, что такие общие формулировки могут означать только чьи то личные интересы и что это интересы какого то крупного чиновника, сидящего совсем наверху. Понимал, что здесь он уже ничего не может сделать и отрешенно шел в камеру. На другой день его вызвали опять на допрос и предложили ему выпустить его с тем условием, что он найдет эту женщину и передаст ее в руки" французского правосудия", - так выражался следователь. Он согласился, потому что это было единственным способом выйти из тюрьмы. Подписал бумаги, где обязывался помагать французской полиции в поимке этого преступника и в случае, если бы начал действовать против интересам Франции, его так же как и ее могли бы преследовать как международного преступника и постолько его сейчас выпускают, его вносят временно в список людей, которых ищут, но как только он явится, его вычеркнут из этого списка. Тактика эта перфидная по своей натуре означала только , что его не собираются вычеркивать из никаких там списков, только дают шанс выйти из тюрьмы и ничего более.
Делать, конечно же ему во Франции было нечего и он несобирался наводить их на ее след.
Получил свою машину обратно и поехал сначала к себе домой.
Нашел все перевернутое вверх дном и что самое главное его записки и манскрипт пропали а компьютер был забран.
Еще раз удосужился, что верить никому нельзя и что ничего на этом свете не бывает даром. Сидел на террасе и загорал на солнце.Решил не торопиться , пока не проанализирует всей ситуации. Внизу у съезда с горки сверху ему был виден автомобиль полиции, который день и ночь стоял перед выездом с дороги, ведущей к его дому. Конечно же кроме того сторожат его и другие - думал и поэтому решил проверить, правда ли это. Вечером,в ключив телевизор и заслонив шторы так, что все равно свет пробивался из окна, вылез из окна туалетной комнаты и начал взбираться на гору за домом, чтобы проверить, нет ли охранников еще кроме этих на дороге. По
самому серху горы на плато шла другая почти лесная дорога, по которой могли проехать автомобили. И действительно обнаружил и там стоящую на обочине машину с потухшими фарами двух людей в ней. Оставался единственный вариант, пробиваться лес на запад и стараясь обходить дороги, выйти за автостраду и добраться таким образом до Эвре а потом по течению реки, минуя селения дойти до Гавра.
Ему не хватало информации обо всей этой истории и что то вразумительное могли сообщит только русские, но вся связь была под контролем и любой звонок в Посольство или к какому то дипломату мог сразу же нвести тех которые его преследовали на него. Решил уйти этой же ночью, потому что любое ожидание грозило повторным арестом. Вышел в огорлд и взяв грабли и надев на голову панаму, начал демонстративно
собирать старую траву, а потом завел машинку для стрижения
палисадника. Машина с жандармаи стояла внизу и один из них вышел и разминался, иногда поглядывая наверх. В обед пошел домой и решил приготовить себе еду. Потом передумал и выйдя из дома, сел в машину и поехал в деревню на рынок купить мяса и овощей. Машина с жандармами осталась стоять, но когда он выехал на дорогу ведущую к Креп, заметил , что его преследует и довольно нахально другая машина. Ехал спокойно и добравшись до деревни, оставил машину на ратушной площади пошел на рынок. По пятам следовал за ним кто то, причем люди из наблюдения менялись, было совершенно ясно, что за него взялись основательно. Зашел в банк и взял большую сумму денег, оставляя на счету все же
половину его зарплаты, которую ему перечисляли каждый месяц. Купил мяса, овощей и фрукты, хлеб и запаковав все в багажник поехал обратно домой. При въезде на гору машина, следовавшая за ним, проехала дальше и скрылась за поворотом.
Машина с жандармами стояла постоянно на своем обыденном месте. Дома сварил обед и съев его, прилег отдохнуть.
В пятьчасов услышал звонок и он подойдя к дверям, увидел за ними через стекло соседа, который держал что то в руках.
Сеседом его был немец, который жил почти все время один, в домике в метрах пятистах и писал, весной и летом в нему приезжала дочь с детьми. Сосед, господин Вилли Хейнц, долго разговаривал ни о чем и подозрительно смотрел на него. Потапов молчал и ждал, пока тот начнет спрашивать сам. Наконец тот, озираясь в комнате. как будто бы кто то подслушивал их спросил его:" А что хотят от Вас жандармы". Сидел и смотрел на него прямо не мигая , ждал ответа. Потапов смотрел на него тоже просто и не мигал и не задумываясь ответил:" Не знаю, не имею ни малейшего понятия. Я и сам подумывал, что следят за Вами и сегодня даже хотел зайти к Вам и спросить Вас об этом".
Тот оживился и так же быстро ответил:" Я думаю, что они следят за Вами". Потапов молчал. Потом встал и подойдя к
Хейнцу, хлопнул его по плечу и стал спиной к нему, глядя в окно. Тот сидел и молчал. Прошло пару минут и Потапов чертыхался в душе, потому как тот мешал ему своим пребыванием, темнело и сегодняшний день мог быть потерян.
Не показывал виду и стоял молча, глядя в окно в никуда.
Тот вдруг встал и подойдя к нему стал рядом, заложив руки в карманы. Молчал тоже. Потом как будто бы встрепенувшись,
взял его ща руку и сообщил Потапову, что хочет рассказать ему кое что о себе со времен своей молодости.
Потапову не везло, понимал, что день потерян и еле сдерживая нетерпение, улыбнулся спокойно и пропуская соседа вперед пошел за ним к дивану и когда тот сел, спросил его не хочет ли тот рюмочку шнапса. Тот согласился и Потапов поставил на столик перед ним наплненную рюмку, а себе налил рислинга, слабого и довольно кислого. За дружбу поднял слегка бокал и подождав, пока немец осушит рюмку, пригубил из бокала вина, и, поставив его на столик, принялся слушать того. Тот молчал и торжественно смотрел на него:" Вы знаете, что в Европе и конечно же в Германии в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году были такие студенческие волнения",- он остановидся как бы хотя перевести дух и продолжал,-" Я тогда учился на университете
в Берлине. Ну потом я закончил мою учебу во Фрайбурге. Но начинал, конечно в Берлине". " А почему, конечно",- спросил заинтересовавшись Потапов. " А потому что Берлин был опасной пороховой бочкой и мои родители, люди довольно традиционные решили так и поэтомуя на третьем семестре уже учился во Фрайбурге. Фрайбург казался им спокойным городом",- он перервал рассказ и посмотрел живо на бутылку со шнапсом.
Потапов налил ему еще одну рюмочку и посмотрел выразительно на него." Ну , а перед тем в Берлине произошло кое что, что определило всю мою оставшуюся жизнь",- он вздохнул как бы с сожалением. Потом опять выпил шнапс и опустил голову.
Потпов сидел как зачарованный и старался малейшим движением или словом не помешать ему. " Вы знаете тогда было на всю Германию известно о Дучке, которго убила наша полиция или наши службы. Но не об этом, хотел я Вам уже давно рассказать. Тогда же ч встретил довольно случайно одного человека на собрании, которых в ту пору было неимоверное количество и на которых мы дискутировали о ситуации в мире , в Германии, о нашей прошлой и так недавней истории, о войне, о том, что мы должны наконец провести жирную черту с нашим прошлым или не должны ей вовсе проводить и тогда должны отвечать за деяния наших отцов. Мы искали причин национал- социализму, искали корней его в нас и отчего мы все так поддались этой проклятой идеи. Я и сам замечал за собой, что мое наставление к войне было может быть до того амбивалентным, ну может быть не совсем , но вообщем, я как и все люди моего поколения , мы все стаоались забыть эту проклятую войну и наслаждались свободой, которой не было у наших братьев за железным занавесом. Ну тогда стена берлинская стояла ауже почти семь лет. Но все это Вы знаете из истории и не мне Вам рассказывать. Нов от с того времени, я могу определить после знакомства с этим человеком, который был русским, я могу почти безошибочно определить русских. А Вы ведь тоже русский, хотя мне об этом ни Вы и никто не говорил никогда вообще",- закончил и посмотрел внимательно на Потапова, ожидая его реакции.
Потапов молчал. Он наклонил голову и продолжал:" Я Вас понимаю, Вы не можете или не хотите мне говорить, кто Вы такой в действительности, но я знаю точно, что Вы не француз. И я могу с вероячтностью в девяносто процентов сказать, что Вы - русский",- смотрел просто в глаза Потапову и что то наподобие насмешки пробежало по его губам.
" Ну и все таки, что же Вы хотели мне сообщить",- Потапов пристально посмотрел на него и казалось через минуту выкинет его из дому. " Вы знаете, я сегодня прилично устал и хотел бы пойти пораньше спать", - произнес он казалось нетерпеливо и встал. " О, я прошу Вас меня извенить, если я Вас обидел, но мне почему то казалось, что Вы русский",- немец встал и протянув ему руку и не найдя руки Потапова, пошел к выходу. Перед дверьми остановился и закончил:
" Возможно я ошибаюсь, но тогда может быть Вы из Польши",- смотрел на Потапова внимательно, но уже без тени насмешки.
" Если у Вас будет желание еще поговорить об истории, можем продолжить на следующей неделе",- как ни в чем ни бывало, голосом поблажливым и усталым произнес Потапов и повернулся к нему почти спиной, но так, чтобы видеть, что тот будет делать, когда выйдет из дому. Стоял посередине комнаты и не двигался с места. Тот открыл дверь и кивнув ему на прощание головой вышел. " Только того еще не хватало",- ругался Потапов в сердцах,-" А если он вздумает прийти завтра еще раз",- пронеслось у него в голове и он отбросил мысль отего то и понимая, что такого только так холодное прощание отпугнет приходить теперь сюда часто. Он понимал немного психологию людей и в частности таких, как этот немец.На всякий случай подошел к дверям и закрыл их на ключ. Заслонил окна шторами и включил свет в столовой. Потом пошел на кухню и отодвинув холодильник от стены, начал откручивать доску стола от рейки, прибитой к стене. Когда это ему удалось, поднял доску и поставив ее к стене, начал откручивать рейку. На расстоянии двадцати сантиметров в стене было отверстие, где лежал в коробке пистолет. Прикрутил все обратно, поставил холодильник на место и умыл пол в кухне. Проверил оружие и решил его вычистить. На кухонном столе принялся за работу. Закончил чистку быстро и вложив наган в коробку, прикрыл дверь кухни и пошел в столовую послушать известия. По телеыизору показывали фильм о событиях последних восьми лет в Росии и он, внимательно слушая, облокотился на спинку кресла.
Ему вдруг показалось, что за дверьми кто то ходит и он выключил свет и погасил телевизор. Открыл дверь в огород и выглянул, не переступая порога совсем. Внизу в свете фонаря увидел машину полиции. Все , казалось ему таким же как и вчера или позавчера, или два года назад, когда он приехал в этот дом. Но что то непокоило его и он вышел в огород и решил обойти дом со всех сторон. Но выйдя, вдруг передумал и вошел обратно в дом, закрывая за собой дверь на ключ и заслоняя жалюзями двери в огород. Потом п прошелся по всему дому и тоже везде опустил жалюзи. Пошел в ванную и начал расскручивать металлическую решетку канализации. Длилось это долго и он порядочно вспотел, пока не закончил прикручивания наново всей конструкции. Коробку с патронами, все оставшиеся пятьсот штук, решил взять с собой.
Пошел наверх и там тоже опустил жалюзи на окнах. В спальне вытащил рюкзак и запаковав в него несколько необходимых
вещей,открыл люк на чердак и по опустившейся лестнице взобрался на крышу. Достал пакет с пасспортами, банковские карточки, банка в Швейцарии за этот год, фотографии семьи.
Вернулся в кухню с рюкзаком и запаковав все, вместе с рюкзаком пошел опять в ванную и приняв быстро душ, переоделся и прилег на кровать. Решил поспать два часа.
Наставил будильник и лег на кровать.Проснулся от пикания
будильника. Бодро вскочил почти с кровати и умыл лицо в ванной. Вышел из дому, закрывая за собой дверь со стороны кухни.Ночь всепоглощающая и вязкая без следа света луны, обволокла сразу же его. Постепенно привыкнул к темноте и вытащил компас, зажег зажигалку и посмотрев на направление двинулся вперед. Шел где то около часа, пробираясь через колючий кустарник, остановился и включил фонарик, очистил одежду от мелких веток, паутины и присел на корточки. Вытащил плитку шоколада и, отломив кусочек принялся медленно жевать. Был час ночи. Шел еще около часа и увидел впереди огни, слышно было, как ездят машины, недалеко была какая то дорога. Проверил опять направление по компасу и повернул слегка направо. Огни осттались по левой стороне и перед ним появился неожиданно лес с соснами без кустарника, шел быстрее. Прошло какое то время и он вытащив часы посмотрел на время. Было три часа ночи. Начал дуть ветер и он почувствовал вдруг, что где то недалеко должна быть вода.
И действидельно, почва под ногами сделалась мягкой и болотистой. Проверил по компасу опять направление повернул слегка налево. Шел до пяти часов утра, аж начало светать.
Через пробелы деревьев увидел берег реки. Остановился и напившись из бутылки воды, присел на поваленное дерево.
"Если его начнут искать , то только где то в девять десять, если вообще начнут искать",- лихорадочно думал и отодвигал мысли о том, что будет когда его поймают.
Шел берегом реки просто на север. Впереди увидел наконец мост. Вскарабкался по насыпи, ни одна машина не ехала в обоих направлениях. Шел по мосту как можно спокойнее, как турист, направляющийся на прогулку.
За мостом на пересечении двух дорог прочел на щите надпись: до Гавр семьдесят километров. Решил зайти в деревню, которая лежала прямо по дороге.
Нашел первую же телефонную будку и набрал номер знакомого крестьянина, с которым познакомился три года назад, когда сам пешком прошел от Парижа до Прованса. В телефоне услышал голос месье Жиля. Попросил его приехать сегодня же в Гавр и договрился о месте встречи.Попросил его, чтобы тот снял гостиничный номер для себя и своего племянника Пьера. "
" Но что же мне делать, взять с собой Пьера",- спросил тот
" Нет, нет, ни в коем случае, просто, когда будете снимать номер скажите, что номер на двоих и тот прийдет через пол часа или чуть позже, что пошел осматривать город. И прошу, не сообщать никому о том, куда Вы едете. Ну может быть сообщите, что едете в Париж, ну например решить вопрос с покупкой чего то там, ну придумайте что то, но ни в коем случае не говорите никому о том, что Вы разговаривали со мной",- вздохнул и тот спросил его с каким то сочувствием:
" У Вас я думаю большие проблемы". " О да, Вы совершенно правы, но мы поговорим, когда встретимся",- закончил Потапов и положил трубку. Ему нужно было спешить и он понимал, что пройти семьдесят километров в день, даже при хорошей выправке, дело почти безнадежное, а ему нужно было быть уже в шесть в Гавре. Сонные улочки наводили его на унылое состояние и он повернулся и пошел по дороге обратно к реке. На пристани стояло множество яхт и вдруг появилась собака и начала лаять на него. Он вытащил бутылочку с аммиаком и позвав собаку покапал ей под носом. Она взвизгнула и перестала гавкать, поджала хвост и заскулив побежала прочь. Выбрал яхту совсем невзрачнуюи взломав замок обследовал ее, бензина в баке было совсем мало и он перелез на соседнюю яхту чуть побольше и уже собирался обследовать и ее, но тут услышал голоса и шаги по настилу, которые приближались. Притаился и стал ждать. Шаги удалились и голоса стали тише. Услышал только как кто то говорил кому то:" Ну конечно, я всегда смотрю за всеми яхтами, господин Клод, конечно, господин Клод". Потом шаги начали приближаться и двое остановились около лодки, на которой он был." Ну вот я сегодня хотел поплавать",- сообщил наверно этот Клод. " Только возьму сейчас яхту и заправлю ее , а потом где то в восемь поеду". Потапов решил залезть в ящик для белья и оттуда следить за ситуацией.
Клод завел мотор и вывел яхту вручную на середину реки. Через минут десять они остановились где то и услышал голоса людей, потом голос Клода, который покупал топливо и бак начал наполняться. Потом кто то вскочил на палубу и о чем то тихо говорил с Клодом. Было пол восьмого утра.
Потом оба соскочили с яхты и куда то удалились. Ждал и подумал вдруг, что ему вовсе не нравится эта ситуация.
Но не представлял, где они находятся и осторожно вылез из каюты. Яхта стояла перед бензоколонкой для судов, на настиле не было никого, в метрах двухстах светился огнями
ресторан. Вернулся в каюту и решил обследовать пока ее.
Состояла из двух помещений и была сделана довольно солидно, но без лишних изяществ.В кухне нашел заполненый провиантом холодильник и, вытащив апельсиновый сок, напился и задумался. Представлял себе, каким образом он договорится с этим Клодом и что прийдется ему сделать , если он не сможет с ним договориться. Решил выйти из яхты и ждать Клода на причале. Потом почему то отбросил эту мысль и подумал, что так по правде то он трус. Услышал голоса, приближавшихся людей. Спрятался обратно в ящик для белья и ждал. Клод прощался с кем то и сообщил, что сегодня вечером позвонит кому то. Голос смеялся и сказал: " Ну как тебя знаю, сегодня у тебя будет самая приятная ночь, ну можешь позвонить завтра". " Хорошо" ,- ответил Клод.
Потапов вздохнул и решил, что все таки ему везет.
Мотор взревел и яхта рванулась вперед.
Через два часа мотор перестал работать и на палубе яхты Потапов услышал голоса и шаги нескольких людей. Все почему то смеялись и потом голос Клода сообщил, что он приглашает всех в каюту. Люк сверху открылся и через щели ящика было видно как в кухню вошли две женщины. Одна из них открыла холодильник и начала вытаскивать оттуда бутылки. Потом появиля Клод. Был это долговязый шатен средних лет с зубами, как у коня. Смеялся тоже как конь, громко заразительно. Сидели втроем на кушетке, а потом стали раздеваться и перешли на большую кровать в
Сербская ель. Часть четвертая
© Copyright: Тамара Петрова, 2011
Свидетельство о публикации №211012700188
Свидетельство о публикации №211012700188
Рецензии