Этюд схевенингена

            


Два дня в Схевенингене свирепствовала буря, а в
море разразился шторм. Волны прорывались к дюнам,
ветер срывал тучи песка с побережья и со свистом
уносил прочь.
В трактире, укрывшемся за дюнами, не было ни
одного посетителя. За обшарпанным дубовым столом
сидела мрачная хозяйка Марта, рядом — её муж, ма-
ленький, лысоватый мужчина по имени Карос.
В дверь постучали. По причине бури ее закрывали
на щеколду, чтобы не залетал песок. Марта, заправив
под чепчик выбившиеся седоватые букли, вопреки
тучности, с лёгкостью птички бросилась открывать. В
трактир вошёл молодой, сутулый, но крепкого сложе-
ния мужчина с грубоватыми чертами лица и острым
взглядом прищуренных глаз. Он поставил сложенный
мольберт и прямоугольный плоский ящик с широкой
холщовой лентой в угол, красноватой, жилистой рукой
размял плечо, стряхнул с рыжей шевелюры налетев-
ший песок и сел на предложенный ему табурет у стола,
расположив на коленях потёртую кожаную сумку.
Бледное лицо незнакомца носило печать усталос-
ти, граничившей с крайним истощением.
— Чего желаете? — спросила хозяйка, рассматри-
вая неказистую, местами заштопанную одежду посе-
тителя.
Тот замялся и смущённо улыбнулся.
— У меня нет денег.
Лицо хозяйки вытянулось.
— У нас не богадельня, — холодно произнесла
она.
Незнакомец достал из сумки свёрнутые в трубочку
наброски и, развернув, протянул хозяйке.
— Есть парочка эскизов... я художник.
Марта с мужем принялись их рассматривать.
— Сколько хочешь? — спросил Карос.
— Чего дадите...
Хозяйка принесла ему стакан грога.
Взяв подношение, художник пил маленькими глот-
ками и в задумчивости рассматривал царапины на
столе.
— Как зовут? — полюбопытствовала женщина,
присев рядом с мужем.
— Винсент.
— Давно рисуете?
— Семь лет.
— А делом почему не займётесь? — спросила Марта.
— Пойду, — сказал художник, вставая.
— Куда? — изумился Карос.
— Хочу изобразить шторм, — ответил Винсент,
расположив на одном плече мольберт, а на другое,
просунув под ленту, повесил ящик.
В дверях он столкнулся с плотным, коренастым
блондином, одетым в зелёную замшевую куртку; шея
его была обмотана красным шарфом, скрывавшим
чуть ли не пол-лица.
— Куда прёшь с доской! — зарычал он, обнажив
из-под шарфа светлые усы и схватив художника за во-
ротник. — Ослеп?!
— Брось, Виктор, — шепнул ему в ухо его высокий,
худощавый товарищ, брюнет, одетый в сюртук корич-
невого сукна. — Пусть убирается!
Виктор отпустил чуть не задохнувшегося Винсен-
та.
Мужчины вошли в трактир и поприветствовали
хозяйку.
— Есть перекусить? — спросил Виктор, усажива-
ясь за стол.
— Свинина с фасолью.
— Отлично! И грога!
Приятель, заперев дверь на щеколду, присоеди-
нился к Виктору.
Марта принесла два дымящихся аппетитным запа-
хом блюда, кувшинчик, два прибора и стаканы. Она
расставила всё это перед мужчинами.
— Совсем никого? — худощавый улыбнулся хозяй-
ке, оглянув пустующие вокруг столы.
— Ни души, — вздохнула Марта.
— А тот, что вышел? Кто он?
— Свихнувшийся художник. Пошёл рисовать
море.
— Господа, — засуетился Карос, — не предъявите
ли сначала деньги!
Виктор медленно встал, подошёл к Каросу и полез
в карман. Вынув нож, он ловко ударил им Кароса в
шею. Тот вытаращил глаза, захрипел и упал, опроки-
нув стул.
Хозяйка бросилась бежать, но Виктор догнал и,
сбив с её головы чепчик, схватил за волосы.
— Только не говори, что денег нет, — сказал он.
— Отодвиньте портрет за стойкой, — простонала
она.
— Ганс! — крикнул Виктор, убрав нож и чуть осла-
бив хватку. — Проверь!
За картиной подельник обнаружил металличес-
кую дверцу. Ганс тщетно подёргал за ручку и метнул
гневный взгляд на хозяйку.
— У меня на шее! — со слезами на глазах произ-
несла Марта.
Сорвав с шеи женщины цепочку с ключом, Виктор
бросил её Гансу, и тот поймал, открыл тайник и вынул
из него два увесистых мешочка. Разбойник развязал
один из них и любовно погладил монеты.
— Я буду молчать, — пролепетала Марта, скосив
взгляд на распростёртое на полу тело. — Не особо-то
его и любила...
Виктор отпустил волосы несчастной, снял с себя
шарф и, соорудив петлю, накинул ей на шею. Затем
стал затягивать с такой силой, что ткань затрещала, а
пальцы Марты, инстинктивно просунутые под удавку,
захрустели.
— Вас обязательно повесят, подонки! — просипела
она и, посинев, опустилась на пол.
Виктор, побагровев от напряжения, некоторое
время затягивал петлю, затем отпустил концы имп-
ровизированного орудия и обыскал жертву. Золотые
монеты сунул в карман, а украшенное витиеватым об-
рамлением зеркальце приблизил к губам хозяйки и с
полминуты держал в таком положении.
— Всё, — сказал Виктор, откинув безделушку и
сняв с покойницы шарф.
— Договорились не убивать! — вскричал Ганс.
— Этот жук, — Виктор ткнул сапогом тело Кароса, —
добром бы деньги не отдал. Или пожалел старуху?!
Они сели за стол, с аппетитом поели и выпили.
— Хозяйка была права: виселица нас поджидает за
каждым углом, — сказал Ганс. — Придётся заткнуть и
художника! Иначе наши портреты будут в полиции!
— Надо было сразу! Зачем помешал?! — восклик-
нул Виктор, вытирая пальцы поднятым с пола чепчи-
ком.
Они оттащили тела Марты и Кароса в чулан, при-
хватили мешочки с монетами, немного еды, бутыль
вина и двинулись на поиски свидетеля...
Винсент едва успел поймать чуть не улетевший
мольберт и уже в третий раз установил его, глубоко
вкопав ножки подставок в ненадёжную почву дюн.
Краски приходилось доставать по одному тюбику, а
так работать он не привык. Но красота бушующего
моря манила его. Сильно прищурившись, он клал ма-
зок за мазком, пытливо всматриваясь вдаль....
Увлечённый работой, он не заметил, как к нему по-
дошли двое и остановились за спиной.
— Что на картине? — спросил Ганс.
Винсент вздрогнул и обернулся.
— Море, — ответил он.
— Это? — Ганс, отпихнув художника, ткнул паль-
цем в изображение.
— Да.
Злоумышленники переглянулись и захохотали,
прикрывая рты от летевшего песка.
— Оно красное? — успокоившись, спросил Ганс.
— Я пишу то, что природа говорит моему сердцу на
своём особом языке. Этот цвет выражает великий гнев
стихии. Отчего он — я не знаю! Может, это восстаёт
кровь всех невинно убиенных или ещё что-нибудь, но
возмущение её благородно и прекрасно!
— Где берег? — спросил Ганс.
Винсент показал, и Ганс с Виктором взорвались
новым приступом смеха.
— Ну и художник! А это что за каракатица?
— Я.
Разбойники скорчились: не в силах стоять на но-
гах, они присели и сотрясались судорогами безудерж-
ного веселья.
Наконец, посерьёзнев, Ганс отвёл Виктора в сторо-
ну и сказал:
— Не будем убивать его! Если чудак нарисует
наши портреты, никто и никогда нас не узнает! Будут
искать других людей. А мы тем временем будем попи-
вать вино с девками!
Лицо Виктора расплылось в улыбке.
Они оставили художника и пошли своей дорогой.
Вдруг Виктор резко повернулся и быстро направился
к Винсенту. Ганс, не успевший его остановить, только
махнул рукой.
Виктор подошёл вплотную к Винсенту и, ещё раз
окинув картину придирчивым взглядом, посмотрел в
глаза художнику.
— Нравится тебе? — спросил Виктор.
— Ещё не очень, — ответил польщённый внима-
нием Винсент. — Надо увеличить глубину цвета и до-
бавить светлого тона в дюны...
— Нет! — прервал его Виктор. — Вообще рисо-
вать!
— Я умру, если не смогу делать этого, или, что ещё
хуже, сойду с ума, — ответил художник.
На мгновение их взгляды встретились; в глазах
Виктора мелькнула тень мысли о неведомой, непонят-
ной и навсегда закрытой для него жизни...
Проглотив комок в горле, он сказал Винсенту:
— Голодный небось?!
Разбойник протянул ему бутылку вина и достал из
батистового чепчика кусок свинины с хлебом.
Сделав несколько больших глотков, Винсент жад-
но набросился на мясо, хрустя попадающим на зубы
песком.
— Не ел два дня. Все деньги ушли на краски... —
вдруг он взглянув на зажатый в руке Виктора чепчик,
побледнел, подавился и закашлялся.
— Не спеши, — сказал Виктор и направился к ожи-
давшему его товарищу.
Они устремились прочь и вскоре исчезли во мраке
песчаной бури...