Немного о творчестве...

Почти все вокруг что-то пишут. Все по-разному. Каждый – по-своему. Ради себя самого или в расчете на публику. Иной раз даже на заказ. ПО запросу. Вследствие необходимости… Но часто ли мы думаем о том, КАК этот процесс у нас происходит?
Помните историю про сороконожку, которая не смогла ходить после того, как попробовала разложить деятельность на отдельные акты? Вредное это дело – думать. Потеря непроизвольности, разрушение автоматизмов – штука весьма неудобная и даже опасная. Есть в жизни нашей куча вещей, которые и необходимы, и хороши сами по себе и не требуют ни переосмысления, ни развития… 
Но существуют и сферы, в которых постоянная рефлексия, пропускание сквозь себя просто необходимы. Потому что самый процесс творчества это непременное движение – вперёд, вглубь, а то и назад. Главное, что составляет его суть – само слово: процесс. Динамика. Преобразование. Открытие.
Но ведь мало что-то найти и потрогать. Обязательно надо ещё и попробовать это осмыслить! Иначе как поймёшь, какую именно Америку ты обнаружил нынче?
Литература... Волшебное слово, завораживавшее меня ещё со школьной скамьи. Самый любимый урок... Моя несостоявшаяся официально судьба.
Сколько себя помню, я постоянно что-то пишу. Так проще и удобнее, чем разговаривать. Опосредованное слово не только прочнее и добротнее, чем выпорхнувшее сгоряча, но и вывереннее, точнее, качественнее…
В последнее время я читаю Дину Рубину. Скажем так, я читаю довольно много Дины Рубиной, и, преклоняясь перед её лёгким, осязаемо-доходчивым пером, реалистичным и искромётным, но при этом ещё и гротескно-рельефным, а местами и откровенно фантазийным, я тяну кверху хилые росточки своей зависти и амбиций. Туда же мне, туда же! И мы тоже не лыком шиты. И пусть меня никогда не публиковали в «Юности», не предлагали членства в СП и не валили работу на заказ, пусть я совершенно не имею времени на то, чтобы выливать в вещественные формы умозрительность собственных идей, пусть у меня нет и толики присущей ей острой наблюдательности и охотничьего азарта, подгоняющего её к вечному отлову сюжетов, да и, в конце-то концов, пусть мне не платят за то, что я это делаю, но ведь и мне так знакомо чувство «писательского зуда», граничащего с одержимостью. Когда не ты управляешь процессом, а он – тобой. Когда не писать невозможно, потому что тебя в этом мире держат, кажется, только затем, чтобы ты проводил в него то, что кроме тебя, не передаст в таких ярких красках никто другой. Когда ты захлёбываешься тем, что снисходит на тебя откуда-то сверху, извне, и дай-то Бог извернуться под этой лавиной, перекрывающей вдруг все пути в окружающий мир, да ещё и не упустить эту благодать! Ведь каждая капля её хоть чего-то, да стоит. И вот, где бы ни застиг тебя этот шквал, ты страдаешь в дороге, изнывая от невозможности прямо тут же, немедленно, под любым кустом в чистом поле сесть за компьютер, и писать, писать, писать… иначе просто голова не выдержит.
Но если стихи, как правило, сами решают, как им лежать – игривым, почти невесомым покрывалом или надгробным камнем, а ты просто-напросто, поработав по договорённости проводником, меняешь форму и точно так же, на время, заделываешься контролёром, ну а уж потом, по окончании процесса, как заправский фотограф просто скромно отступаешь на несколько шагов и делаешь групповой снимок, то проза очень сильно обязывает. И тут дело даже не в том, что её в массе своей гораздо больше. Конечно, больше несоизмеримо – ведь стихи это намёк, кадр, всплеск, и не более того, а по-другому–то и нельзя: уж слишком тонкая, деликатная материя. А всё остальное – письма ли, эссе, заметки, рассказы, – до свитых из отдельных кусочков истории романов-эпопей, они требуют не просто грамотной кладки: слово к слову, один кусочек сюжета к другому, да ещё и переплести, скрепить подходящим раствором так, чтобы ни одна мелочь не была лишней, иначе пропадёт ни за что, да и всю красоту за собой потащит! И не забыть ничего важного, а попробуй упусти, такой глупостью обернётся оплошность, что, ей-богу, не стоило и начинать, – и чтобы всё это лежало, и смотрелось бы, да ещё и – извольте же, работало! Потому что строим мы это всё-таки не для себя.
И недостаточно иметь образование, чтобы затеять писать в расчёте на кого-то другого, не менее требовательного, чем ты сам. Всё же нужно что-то ещё. Глупость. Смелость. Наглость. Талант, наконец. Или просто потребность. Ощущение трепещущих за спиной крыльев. Осознание того, что это единственный вариант среди всех возможных путей, пригодный конкретно для тебя. И того, что по-другому нельзя.
 

          Я в прозе – в непонятной позе.           Стою, но кругом голова.           И, как всегда, нужны слова:           озвучить в начатой угрозе           всё то, что было не со мной,           но что пребудет вместе с вами,           когда подложными стихами          вы объедитесь как-нибудь           и, вслед за тем приняв на грудь           остатки солнечного света,           пошлёте наглухо поэта           туда, где не бывает лета,          где ночью волчий лютый вой          терзает душу содроганьем,          где места нет живым желаньям,           где уготованный покой          слепым бессильем обернётся          и лишь тихонько отзовётся
          рассудок порванной струной...         
(http://www.stihi.ru/2009/10/20/2574)