Герцеговина флор

Утром проснулся с бесконечным перегаром. За стенкой кричал Миша. Обсуждал движение вперед с сотоварищами из партсобрания. Надо этот телевизор соседу отдать, все равно не смотрю, только слушаю. От него сплошная импотенция через коротковолновые разряды.

От них и все проблемы с противоположным полом. Вот была у меня баба. Жизнь с ней строил, и мою, в том числе. Обретал имущество. Наполнял кухню трехпалыми табуретами. Гвоздь прибил. Коридор без гвоздя, как рыболовецкий сейнер без чайки на фальшборте. Покрасил холодильник в полоску и начал жить.

Ленка баба хорошая, жизни не противилась и принимала ее такой, как ее рисовал художник Саврасов. Если грачи не прилетели, значит агроном сказал не пахать. Поэтому конфликтов у нас с ней на почве моего бытового алкоголизма не было. Хоть она и не пила. Мой перегар переносила стойко, с упорством солдата - срочника. Читала по ночам устав и думала о дембеле.

А в это время во мне зрел плод. Я решил пойти в матросы. Поводом для идеи была одноименная песня, в которой рифмовались слова матросы-папиросы. Очень мне жизнь, в песне описанная приглянулась. И я начал узнавать из газет, где какие моря омывают нашу родину. В холод не хотелось, поэтому Баренцево и Белое я отмел сразу. Не смотря на пингвинов.
Выбрал Черное. И поехал в Симферополь. Город оказался красивый, но не морской. До моря там троллейбусы ходили. На них я и погорел. Долго рассказывать. Если вкратце, то морская карьера не задалась из-за судьбоносной встречи на вокзале с буфетом. В нем провел три дня, был бит и отправлен за свой счет обратно в Серпухов. Так я лишился мечты.

С перона я дал телеграмму Ленке, что бы к встрече подготовилась... Я ей перед отъездом сказал, что еду на шабашку в Гусь-хрустальный. Пришел домой, а на столе записка - мол, не жди, я ушла. Банально.

Бабы они такие, попользуются и бросят. С тех пор опять пью.