Русские и духовные ценности. Комментарии

Русские и духовные ценности
Комментарии к духовным ценностям.


Вчера РПЦ совместо с правящей партией ЕдРо, то есть властью, описала те приоритеты, которые должны бы заполнить духовный вакуум современного россиянина. Этих "духовных ценностей" вышло восемь.  Конечно, мы будем их обсуждать и что-то предлагать свое. Но не есть ли такая договоренность в верхах еще одной «жвачкой», которую дают низам для искажения действительности.

-----

Почему русский человек должен усердно заниматься самоограничением? Есть мнение, что если он не будет сам себя лупить или не позволит лупить себя другому, то он выродится. Как вот сейчас.

Почему русский человек не должен стремиться к богатству? Есть мнение, что богатство дается ему не трудом, а воровством. Пусть лучше или меньше работает или будет недотепой, чтобы получать меньше. Тогда, возможно, и воровство поубавится, или воровать будут те, кому по положению будет положено.

Почему русский человек должен воспитывать в себе солидарность и соборность? Не является ли это завуалированной формой коллективизма и чувства «один за всех и все за одного»? Не надо ли здесь развивать то, что пребывает у "нас" в зачаточном состоянии – индивидуализм, то есть "Я". Свойство думающего человека. Не надо ли русского человека научить думать самостоятельно, думать лично, а не так как «все».

Что касается соборности – есть понятие мир, которым русский человек жив. Мир – это вселенная, уменьшенная до размеров околицы, сжатая до облезлого и неповторимого русского села с покосившимися срубами без фундамента. 

Но вот «солидарность, понимаемая как способность разделить с другими бремя их забот, трудности, болезни, скорби» – это вовсе не солидарность, а сострадание и сочувствие, и только сострадание способно объединить людей, так же как любовь, верность, любовь к Родине.

А любовь к Родине – это совсем не то, что любовь к заводу и заводскому кварталу, к куче мусора и отстойнике, не к наркоманам, проституткам и ворам. Родину надо не только принимать как данность и воинскую повинность, но и обустраивать ее, и участие в этом обустройстве есть главная составляющая этой любви.

Патриотизм – это не веселая улыбка новобранца, которую логичнее было бы заменить ухмылкой прапора или старшины, не готовность пройти «школу жизни», а рациональное распределение усилий человека во благо Родины. А какой смысл для Родины становиться зверем в терке дедовщины, бессмысленной и беспощадной, как русский бунт.

И наконец жертвенность…

Это также нерушимо и нераздельно, как невозможно у нас отобрать ни гибель «Курска», ни героической гибели танков у деревни Прохоровка, ни героический, но неэффективный бой «Варяга», и сотни и сотни других исторических побед и поражений, между которыми мы не можем провести четкой границы: что было победой, а что было поражением. И речь не только о боевых жертвах, которые вписываются в модель с такой поэзией и болью описанного бесславного похода князя Игоря Святославовича в одна тысяча сто восемьдесят пятом году (и тысячи лет не прошло).

А как быть с такими событиями народной жизни, как коллективизация и индустриализация, строительство БАМ и Nord Stream? И других, не менее громких побед и поражений народной экономики – ведь везде можно найти героизм и жертву, перевитую и сродненную друг с другом, как сиамские близнецы, но невозможно провести между ними границы.
 
Но, не может наш народ ни в футболе побеждать, ни в космос летать без ужасающих и душераздирающих катастроф, без огромных потерь, которые этому делу сопутствуют.
Оттого и жертвенность – объявленная РПЦ в качестве одной из главных добродетелей построения и излечения общества будущего – стала фундаментом русского мировоззрения и мироощущения.

Но вот вопрос – не есть ли жертвенность прикрытием комплекса пораженца, особенно в период разора и разделений. Жертвенность как комплекс пораженца. И не соглашаемся ли мы так быстро и добровольно на поражение, потому что не знаем что будем делать, если победим. А действительно, что мы увидим перед собой, когда добьемся мирового господства над миром? Пустота. И здесь будем мы. Не так ли?


27 января 2011 г.