Приключения маминой Сибирячки - 11

В день перед отъездом, перебирая наши покупки, совершённые за время пребывания в Турции, и раскладывая вещи по чемоданам, я долго играла в своеобразный «тетрис», время от времени малодушно обращаясь к навязчивой мысли обежать близлежащие маркеты, а то и махнуть в Дениз за третьим чемоданчиком на колёсах, пока ещё не слишком поздно. Утрясая проблемы с вещами, объёмом явно превосходящими два наших немаленьких чемодана, я тщательно перемежаю, заворачиваю, закладываю и запаковываю всё, что только может вплотную соседствовать друг с другом, не повреждаясь. Хрупкий оникс требует особенной тщательности. В момент напряжённого размышления над его будущим местом в багаже я ощущаю какое-то стремительное шевеление рядом с собой. Инстинктивно дёрнувшись, я на лету ловлю кучу оползающих с маленького столика тряпок, ещё не успевших пойти в дело. Завёрнутая в бумагу рюмочка из оникса, купленная для мамы, вырывается из моей руки и падает на пол. Только вот разбить её не хватало! Это учитывая мамино состояние… Сдерживая слёзы, я хватаю и разворачиваю её. Какое счастье, что полы здесь устланы ковролином! Естественно, камень весь в трещинах, но, кажется, они были на нём изначально? На всякий случай проверяю рюмку водой и немного успокаиваюсь. Поневоле задумавшись о бренности жизни и хрупкости всего, что когда-то воспринималось как незыблемые основы, я продолжаю свою работу до самого вечера.

***
Перецеловав по пятому разу всех ребят-аниматоров и дав ещё одно взаимное обещание зимой непременно писать девчонке, осваивающий русский, для общей пользы дела, я делаю пару кадров: полная луна сквозь листья пальм и групповой снимок людей, примиривших меня с несовершенством остальных деталей нашего отдыха. Душа уже не болит так, как в прошлом году – ведь теперь у меня есть нить, связующая меня с ними напрямую. И на этот раз, в принципе, всё в моих руках… Я подхожу к их шефу и, наплевав на его явное смущение, обнимаю на глазах у всего зала. Помотав головой, он пожимает плечами, что-то быстро и негромко проговорив, и вдруг подмигивает мне.  Сквозь шум разговоров, звон бокалов и оглушительное баханье музыки я различаю в его речи только: «Don’t cry!». Как и в тот раз, он, улыбаясь, машет мне рукой. Я разворачиваюсь и ухожу в ночь, стараясь всем телом запомнить её тёплую, сыроватую нежность. Это мой самый последний вечер у моря в нынешнем году. А что до будущего – то стоит ли загадывать?

***
Прилетев домой, мы узнали, что из семнадцати суток, проведённых нами на море, четырнадцать мама пролежала в совершенно беспомощном состоянии, потеряв сначала координацию, а потом и возможность говорить. Всё это время отец не отходил от неё, почти ничего не ел и практически не спал, постоянно вставая к ней, как к младенцу. Держался он, впрочем, молодцом; во всяком случае, сообщил, что в последние два дня ей, вроде бы, стало полегче.
Мы покормили совершенно раскисшего Дениску, выкупали его и уложили спать. Наспех протерев в кухне пол, я всё же решила распаковать багаж, достав из него хотя бы то, чего не стоило оставлять в чемоданах ещё на одну ночь. Вытаскивая пакет с недосушенными в отеле вещами, я потянула какую-то тщательно и аккуратно уложенную тряпку. Мамина рюмка бело-коричневого оникса выскользнула из неё и раскололась о мокрые плитки.
На следующее утро, позвонив отцу, мы узнали, что ночью матери стало гораздо хуже. Наспех покидав в сумку подарки, купленные для родителей, мы помчались к ним, чтобы хотя бы подменить отца, всё это время не имевшего даже возможности выйти из квартиры. А, может быть, и попрощаться с нашей мамой и бабушкой. И опоздали приблизительно на половину пути…

***
В общем, мораль этой истории стара как мир и состоит из нескольких вполне банальных сентенций. Не стоит пытаться войти в одну и ту же реку дважды, а уж если решаешься вынести что-то дорогое тебе на чей-либо независимый суд, то лучше заранее с этим проститься. И, самое главное, выставляя своё, сугубое, на всеобщее обозрение, следует быть готовым к любой критике и самым нелицеприятным комментариям. Поскольку размазать могут решительно за всё. И особенно за расхождение с общепринятыми нравственными нормами. Но это – жизнь, которая продолжается несмотря ни на что; идёт, клубится, скачет и кувыркается по своим законам, нравится тебе это или нет. Она так же непрерывна и безостановочна, как работа сердца, и, если ты  в силу каких-то причин не желаешь двигаться дальше, то она просто проходит мимо тебя.
Оставаться в потоке или замереть, игнорируя его; плыть по течению или идти против него, бороться до последнего или сдаться без боя, и, в конце концов, умереть от тоски и собственной неприложимости или любить эту жизнь,  радоваться тому, что у тебя есть, продолжая хотеть, мечтать и добиваться – личный выбор каждого. Так же как и приоритет в ориентации на чужое мнение или использование своей собственной головы. И выстраданная позиция, как правило, бывает самой устойчивой и осмысленной.

Ей-богу, я рада, что вернулась.