Чуть западнее рая

События и действия этой книги являются вымыслом. Все сходство с лицами, живущими и умершими - совпадение.

Если в книге восемьдесят процентов правды, значит, она на сто процентов лжива.


От автора.

Мы – это всего лишь сумма моментов нашей жизни. И любой, кто собирается написать книгу, должен использовать собственный клей, чтобы склеить те самые жизненные моменты.
Оглядываясь назад, я понимаю, что в жизни мне ни разу не пришлось столкнуться с настоящей жестокостью, я не участвовал в политических интригах, не разбивался в вертолете... и, тем не менее, вся моя жизнь полна событий. И потом я решил написать книгу, в которой я мог описать, как это любить кого-то, жить кем-то. И вот появилось на свет это творение – смесь вычурности, любовных забав и искренних чувств.
Эта книга не имеет никакого отношения к науке, а только к жизни. К той жизни, которая была подарена каждому из нас, и особенно к моей. Для себя вы здесь сможете найти слова авторов, чьи мысли я то дословно использую, то переиначиваю на свой лад, словом, пропускаю через собственный фильтр. Потому каждый из Вас сможет назвать меня и Джеймсом, и Томом и Эриком, и даже Майком. Но сути это не поменяет, я лишь хотел оставить маленькую память об одном драматическом эпизоде из моей великолепной жизни. Для себя, и для друзей.


1.

Это была прекрасная двухэтажная квартира с изумительным видом на центральный парк. Второй этаж был в виде мансарды, что и без лишнего придавала ей особого изящества. Две спальни, гостиная, переходящая в кухню, каминная и огромная площадь второго яруса с панорамными окнами.
- ... если будет нужна помощь. Все коммунальные услуги входят в оплату. Территория дома охраняется. Есть подземный паркинг. Внизу стоит консьерж, и при надобности вы можете к нему обращаться. – Я начал вникать в то, что мне рассказывала немного смазливая блондинка с голливудской улыбкой в костюме от Gianni Calignano, факт оригинальности которого я придавал большому сомнению. - Ничего лучше на сегодняшний момент в городе вы не найдете.
Я был согласен на эту квартиру сразу, как только ее увидел, это было то, чего мне не хватало после длительных поисков хорошего жилья, потому я без раздумий предложил подготовить все нужные документы по ней и прислать их на следующий день ко мне в офис.
Обставить ее было совсем не сложно, это даже доставило мне удовольствие, и вскоре моя квартира стала похожа на обложку журнала «Architectural Digest». Стоило мне увидеть что-нибудь затейливое, и я загорался желанием купить его: личный комплект для офиса (зачем мне он?), домашний тренажер, диван из черной кожи. Я листал каталоги и задавался вопросом, какой сервиз может служить характеристикой моей личности. Я обзавелся всем, даже стеклянной посудой с крохотными пузырьками и неровностями, служившими доказательством того, что она изготовлена честным, работящим туземцем за три цента в час.
***
Итак, меня зовут Дэвид, я достаточно крупный по общим меркам торговец ценными бумагами на российской фондовой бирже. В отличие от большинства людей я любил свою работу и к своим двадцати семи годам жизни кое-чего достиг: телеящик на полстены, тачка, музыкальный центр, электро-открывалка, здоровье, еда без холестерина, медицинская страховка, недвижимость, дом, шмотки для отдыха, сделай сам, телеигры, словом, у меня было все, что ценится мирской жизнью.
Я принадлежал к тем людям, которые превыше всего ценят в себе силу воли, умение на что-то решиться и добиться своего. В младших классах, к примеру, при составлении сочинения на тему кем я хочу стать, когда выросту, я допустил грамматическую ошибку, и учительница для себя выяснила, что я хочу стать миллионером (вместо правильного милиционером). Но случайности не случайны, и на пути к службе по защите общества я, конечно, продвинулся мало, а вот ко второму меня притягивало сильнее. Только это похвальное качество, как, впрочем, и остальные, весьма сомнительны. Люди, которые свято верят в то, что у них сильная воля, и они управляют собственной судьбой, неизбежно занимаются самообманом - это и питает их уверенность. Их  выбор всегда с изъяном, потому что по-настоящему решает проблему выбора тот скромный незаносчивый ум, который понимает, что решение зависит от тысячи случайных, заранее предусмотренных мелочей, а придумывать себе сложную систему  допущений, тешить себя иллюзиями значит видеть мир придуманный, а не реальный.
В жизни я не раз кривил душой, лгал и верил в придуманную ложь. И сейчас, со стороны времени, уже разобравшийся в самом себе, я осознал две очень важные вещи: 1. Никто не может ничего получить, не отдав самого себя - то есть, не рискуя собой. 2. Счастье для меня - не замкнутый, изолированный и самодостаточный мирок, и не тупое, бессмысленное коротание вечеров в кругу жены и детей. Ну а вот какое оно, это счастье? Этого я пока не знал.
Мальчишкой я рос на грустной поп музыке 90-х, альбомах Depeche Mode, и фильмах Федерико Феллини и Эдриана Лайна, что позволило мне поверить в любовь - незыблемую, непорочную и чистую. Только вот о девушках я начал думать довольно поздно (очень поздно, если сравнивать себя с некоторыми другими одноклассниками), и к тому времени, как это произошло, гормоны мои уже вовсю давали о себе знать. Тут-то и появилось мое отроческое обожание искусственных образов.
Однако через несколько лет мой период увлечения глянцем закончился, и я начал интересоваться реальными девушками... например Алиса, у которой были удивительные глаза и прекрасная улыбка. Помнится мне, как мы с моим другом Русланом вместе ее провожали домой. Еще и пакт заключили, мол, кого она выберет, с тем и будет. Я ее заметил еще в классе 3-м, но тогда мне было не до нее, были заботы по важнее, например, как задрать кому-то юбку или дать щелбана, чтобы тот не заметил. Но позже я перерос и Алису, стал смотреть на реальных реальных девушек при адекватной оценке своих возможностей. Такой девушкой стала Элен. Я долго за ней ухаживал, развлекал ее на школьных дискотеках, посвящал на них ей песни, будучи МС (ем-си), провожал домой, писал записки. Мы провстречались с ней полтора года... Вообще, в течение моего становления в мою жизнь входило и выходило из нее всего восемь девушек. С некоторыми я был дольше, а некоторые были простой случайностью. И о каждой из них я думал - пусть это продолжалось всего несколько мгновений, - что это, возможно, и есть та самая девушка, с которой у меня могло бы получиться нечто большее.
Я всегда считал себя немного не таким, потому что не мог быстро забывать. Многие заводят роман, строят какие-то отношения, а потом расстаются и забывают, они ведут себя так словно стали покупать макароны другой фирмы. Я не могу вообще забыть никого с кем я был. Я часто об этом раньше думал и принял для себя решение, что это все-таки больше мне плюс. Хотя, наверное, как и у многих, у меня были случайные романы-однодневки, такой как был с загадочной девушкой по имени Кэт (фамилии ее я и не знал), соитие с которой было на лавочке в центральном парке. Нас могли арестовать за нарушение общественного порядка, но тогда это было в кайф.
***
А сейчас я стою у окна в квартире, которую снял несколько недель назад, на северо-западе моего родного города и смотрю, как надвигается ночь. В руке у меня стакан, в нем звенит кусочками льда, ярая смесь под названием Jack Daniels, бутылка стоит рядом. Я смотрю на свое отражение, мерцающее в оконном стекле. Темные волосы поблескивают. Лицо, похожее на сотни других лиц.
- Рим в огне. - Подумал я, глядя в пустоту, обновляя свой бокал. Это была еще одна вальяжная, пропитанная виски, обличительная речь в моей голове о том, как охренительно здорово все было в прошлом... - Вот мы и здесь, на краю мира, и все мы так отчаянно боимся чувствовать что-то, хоть что-нибудь, поэтому мы продолжаем падать в случайные объятия друг друга и трахаясь заполняем одиночество до конца наших дней.
К утру я наверняка напьюсь... ненавижу пить один.

Утро. Голова неподъемная. Вспоминаю, что сегодня воскресенье и со спокойной совестью пытаюсь вновь уснуть, но организм начинает оказывать сопротивление. Понятное дело, ведь я всю ночь пичкал его всевозможными алкогольными коктейлями.
Жуткая головная боль, во рту горечь, в животе революция. Плюс ощущение, что я бродил по пустыне, и в моем теле не осталось ни капельки воды... словом стандартные неприятности после бурно проведенной ночи. Первое, что посещает мою больную голову, - это вопрос «Зачем я вчера так много пил?». Ну что ж, это было вчера. А сегодня - новый день.
Открываю глаза. Так, отлично, я могу видеть. Осматриваюсь, и происходящее меня немного удивляет (сильно удивляться я не мог физически): квартира была похожа на атомный взрыв, бутылки разбросаны по всей зоне видимости, вещи стоят не на своих местах, картина, которая весела еще вчера на стене лежала на полу, к тому же на нее кого-то стошнило. Нужно пересмотреть свои вкусы на живопись. Рядом со мной лежала моя подруга Анэт. Так она себя называла, а вообще ее звали Аней. Видимо, вчера я вызвонил ее, когда вечеринка была уже в разгаре. Она вечно жалуется, что я вспоминаю о ней, только когда напьюсь.
С невероятным усилием оторвав голову от подушки, тянусь за сигаретой, сажусь на кровать, на ощупь нахожу тапочки и бреду в ванную комнату, пиная своего приятеля, который, видимо, не дошел до дивана. По дороге захожу на кухню, выпиваю одним махом стакан минеральной воды, найденной в холодильнике. Совершенно случайно вспоминаю, что от головной боли может спасти аспирин, и со вторым стаканом воды проглатываю две таблеточки, затягиваю легкими свою порцию никотина и чувствую, как организм наполняется водой. Все-таки, счастье есть! Теперь срочно нужно принять душ...
- Подъем! - я два раза хлопнул в ладони, на ходу завязывая пояс махрового халата, ожидая оживления сонной публики.
Оживления не было.
Поднявшись в мансарду и заказав по телефону двойной завтрак из соседнего ресторанчика, который состоял из стейка, двух средне прожаренных яиц и сэндвичей с сыром и беконом, на диване я обнаружил еще одну, мало знакомую, но очень милую особу. Она лежала на животе, опухлости в виде ее румяной попки радовали мои покрасневшие глаза.
- Милая, вставай. - Прошептал я, проводя рукой по ее прямым черным волосам. С горем пополам мне удалось ее поднять после длительных убеждений с ее стороны о том, что сегодня воскресенье и ей не нужно никуда идти. Она даже кинула в меня подушкой. Что за дивное создание...
Еду принесли в половине двенадцатого.
Поглощая свой завтрак, который постепенно приводил мой желудок в порядок, задумчиво глядя на спокойствие воскресных улиц города, в ритме «Catch to rainbow» группы Rainbow, я услышал шаги на лестнице - это была Анэт с двумя стаканами апельсинового сока.
- Я подумала, это будет кстати. - С ели заметной улыбкой сказала она, ставя передо мной один из сосудов и усевшись напротив. - Я не выспалась, и в этом виноват ты.
- И тебя с добрым утром.
Анэт отличалась прирожденной прямотой и нетерпеливостью. Ее взрывной характер и большие зеленые глаза делали из нее просто маленькую тигрицу. Светлые, чуть волнистые волосы падали на плечи с особым изяществом, даже после такой бурной ночи. Сидя передо мной в моей рубашке небесного цвета с двумя нижними застегнутыми пуговицами, она поджала колени к груди и, держа стакан двумя руками, смотрела в пустоту. Ее розовые губы были надуты, как у маленькой девчонки. Она мне нравилась, но почему-то дальше постели у нас с ней никогда не заходило.
- Ты всю ночь ворочался и бурчал мне прямо под ухо про какую-то Аду или Адель. - С детским выражением обиды на лице и странным, для меня ранее не слышанным от нее тоном, сказала она почти шепотом, потягивая свой сок. - Когда-нибудь ты, не просыпаясь, выйдешь на улицу в одном нижнем белье и даже не будешь об этом помнить.
Меня так и подмывало сказать, что она знает все обо мне с Адой, ведь я ей о ней рассказывал, и что сейчас в ней просто играла ревность, может дружеская, но все же ревность. Но я промолчал. Я понимал, что, хоть это и было правдой, она никогда не признается в этом даже самой себе.
- У нас с тобой все происходит неожиданно, вдруг, только так и может быть. Мы... и наши отношения... - ее речь становилась бессвязной. - И... ты мне всегда все рассказывал, а теперь ты какой-то другой, замкнутый. Я боюсь за тебя. Неужели ты этого не понимаешь?
Я глотнул сока и взглянул на нее.
- Но, может быть, - робко продолжала она, - теперь ты ко всему относишься иначе. Так ты, пожалуйста, скажи прямо.
- Мне нравится такая заботливая Анэт.
Она одарила меня своей очаровательной улыбкой и, глядя мне в глаза, взяла сэндвич.
- И в чем же измеряется «такая» заботливость?
Я улыбнулся ей. Мы помолчали несколько минут. Она жевала, я смотрел на нее, откинувшись на спинку дивана. А потом не выдержал.
- Ада сниться мне уже третий день подряд... а ведь я о ней даже не думаю. Ладно, если бы я пересматривал какие-то наши фотографии. У меня и нет их. Словно кто-то пытается вбить ее мне в голову.
- Ведь прошло уже четыре года!
- Да, и до этого все было отлично.
Она поднялась и принесла из прихожей одежду.
- Пошли. - Сказала она, подавая мне мою рубашку.
- Куда?
Аня улыбнулась и поцеловала меня.
- Мы убегаем отсюда.


2.

Все в этом мире циклично - эволюция, менструация, эрекция.
Люди работают с системой, четко обозначенной и не самой лучшей. Они борются за переход в более высокий социальный класс, каждый на своей ступени бесконечной иерархичной лестницы. Вставая каждое утро, вы каждый раз убиваете революционера в себе, идя с системой в ногу, ведя борьбу только со временем.
Все циклично - Вы, я, планета Земля, время... особенно время.
Со стороны времени всегда видно свои ошибки и промахи. Время - очень интересный фактор, оно позволят посмотреть на ситуацию с точки зрения всей ее полноты, увидеть, где можно было обойти, а где не заметить что-то. А с точки зрения чувств, оно вообще беспощадное, ведь убивая все плохое в наших сердцах и воспоминаниях, умирает и прекрасный стержень, изюминка, с которой мы могли отличать любовь от ее безликих сверстниц. А без этого костяка пусто... пусто и грустно. И никакие бары и кодло веселых сучек не заполнят эту черную дыру твоего сознания.
***
Ада... она не скована условностями сексуального поведения, лже-моралью общественного приличия. Она - полная противоположность меня. Это она живет эмоциями. Это у нее нет того груза предрассудков, который нес в себе я. Но, она не понимала, что мною движет не только желание быть чистеньким, но, прежде всего, неуверенность в своих чувствах, которую я пытался  скрыть за нежеланием быть как все.
Мне было девятнадцать, ей шестнадцать. Мы познакомились в одной из социальных сетей нашего города, долго чатились, она много рассказывала о себе, в том числе и о своем детстве. Потом решили встретиться, и после нескольких выпитых бутылок пива на лавочке, она как милый добрый котенок, сделала все, что бы я ее поцеловал.
Сложно это было назвать серьезными отношениями, потому как продлились они около двух месяцев и за это время я успел уехать на отдых. Еще одной причиной «против» было то, что она уезжала в столицу на учебу. А ездить к ней, в то время, у меня не было ни возможности, ни желания. Хотя один раз тогда я к ней все же приехал.
Оборвав наши отношения, я объяснил это тем, что расстояние нам не позволит полноценно наслаждаться друг другом. Но она продолжала звонить, рассказывая о том, как отдыхала на загородной вилле или как они с подругой убегали по полям от не совсем приличных парней, к которым ранее сели в машину. Наверное, этими рассказами она пыталась добиться моей ревности, а может и просто поюродствовать.
В любом случае это было только начало НАС...
***
- Давай ключи, я поведу! - выпалила Анэт, обгоняя меня, когда мы подходили к парковке.
- Почему это??
- А ты знаешь куда ехать? - ее голос озаряли нотки радости, а на лице появилась загадочная улыбка.
Обезбашенность была в стиле этой безумной девицы и часто меня это очень бесило. Но сейчас мне это было нужно, и я согласился. Всю дорогу мы молчали, она лишь сделала пару звонков, отменив свои планы, и я понял, что проведу весь день с ней.
Это был сосновый лес вблизи заброшенной воинской части. Раньше мы сюда часто приезжали с моими друзьями, и она это знала, как и то, что это место меня здорово подзарядит. Несколько компаний отдыхали неподалеку. Мы нашли укромное место, я прилег на спину, заложив руки за голову, Аня села рядом.
- Здесь чудесно, - сказала она, теребя только что вырванной травинкой мне по носу. - Правда?! Бука! - Она улеглась на меня, скрестила свои ладони у меня на груди и, оперев свой подбородок на них, улыбнулась. - Ты сейчас думаешь о ней?
- О ком? - я притворился, что не понимаю о чем речь.
- Ну, о ней...
Анэт была права. Я думал об Аде, но только мимоходом.
- Нет. Я думаю о тебе. О том, что ты меня сейчас раздавишь.
Она рассмеялась.
- Ты гадкий врунишка!
- А ты толстушка!
- Я?!
Она скатилась на траву и положила голову мне на живот, продолжив расспрос.
- Так что значат для тебя все эти сны?
- За последние десять лет я успел здорово себя выучить, казалось, я заполнял огромную анкету о жизни, и теперь она мне не кажется сложной. Я четко знал, что я люблю и чего не люблю, и точно понимал, что мне нужно от этой графической интерпретации моих желаний, это делало меня счастливым. А сны с ней, эта бомбежка моего сознания, сбили меня с толку. - Я взглянул на нее, проверив, не была ли моя речь монологом. - Это не значит, что я не люблю нового, и тем более не значит, что хочу забыть о старом... Словом, все это меня озадачило.
- Значит, это все не просто так. Да?
Я покачал головой.
- Не знаю. Знаю лишь, что в жизни случайностей не бывает, и каждому следствию всегда предшествует причина.
- Господи, как бы я хотела тебе помочь.
- Спасибо, но это бесплодная затея.
- Почему же?
- Ну, понимаешь, каждый раз я ловлю себя на том, что говорю женщине, как она прекрасна, потому что, это правда, каждая женщина красива по-своему. - Аня привстала, чтобы видеть мои глаза. - Знаешь, в каждой из вас что-то есть: улыбка, тайна, что-то внутри вас... вы, женщины, удивительные создания. Но за ночью приходит утро, похмелье, и осознание того, что я уже не такой, каким был предыдущим вечером. А ее я потерял еще тогда, и мне остается только думать об упущенном шансе.
Мы говорили еще минут пятнадцать, Анэт говорила мало, только изредка вставляя свои замечания и задавая некоторые вопросы. Я заметил, что она отмалчивается, и после некоторой паузы она задала мне единственный вопрос, на который я не хотел отвечать.
- Что, по-твоему, ты должен сделать?
Когда отношение с девушкой ты сдерживаешь в дружеских рамках, а она задает тебе вот такой вопрос, в такой неординарной ситуации, она вовсе не хочет, чтобы ты сказал ей то, что на самом деле думаешь.
- Ничего. - Ответил я.
Она обняла меня за шею и не дала больше сказать ни слова, закрыв мой рот своим горячим поцелуем.
- Я лишь хочу, чтобы в твоей жизни все было в норме.
- И я, - произнес я, обнимая ее за плечи.- И я тоже.
Через час мы были уже дома.
- Ты в порядке? - спросила она, когда я вышел с душа, наливая себе кофе в мою любимую кружку.
- Да, все нормально, - ответил я. - Это моя кружка...
- Я знаю. - Она улыбнулась, потом подошла и поцеловала меня.
- Спасибо, что поддержала меня.
- Миссия выполнена, мой господин. С тобой хорошо, но мне пора. Сейчас допью кофе и аurevoir.
Я взял ее руку.
- Может тебе стоит остаться?
- И ты нарушишь свое правило одной ночи по пьяни?
- Я сейчас серьезен...
- Дэвид?
- Что?
- Ничего.
- Что? - повторил я.
- Ничего. - Она закусила нижнюю губу. - Ты шутишь, так ведь?
- Я абсолютно серьезно. С чего бы это мне шутить? Я хочу проснуться рядом с тобой.
Меня самого забавляла моя решительность, хотя я и был немного удивлен таким развитием событий...
Я поцеловал ее, прижимаясь к ней, стараясь  подобрать ключик к самому главному, точно Аня была знакомой темной комнатой, в которой я нащупываю включатель, чтобы зажечь свет. И этим поцелуем, я притягивал тот решительный момент, который должен был спасти меня.


3.

Стоя на берегу, ветер обдувает мои волосы, я смотрю вдаль, пытаясь разглядеть нечто, которое приближаясь, ставало все яснее. Это был размытый образ, но я узнал его. Ада...
- Если бы ты любила меня, чтобы я не сделал, чтобы между нами не произошло, ты бы так со мной не поступила.
- Ну что ж, ты прав, я человек не совершенный. Я кусок дерьма! Ты это хотел услышать? Мне надо умолять? Готова! Буду умолять, не в моих принципах, но я буду. - Она подошла ближе ко мне, почти вплотную. - Я прошу прощения, прошу заглянуть в себя, найти кусочек души, где хранится все-то сказочное и хорошее, что когда-то было между нами. Если ты любишь меня, почему так трудно простить?
- Уходи...

- Уходи!!! - Это был больше чем повышенный тон. Моя спина покрылась холодным потом, мышцы натянулись как пружина, которая готова выстрелить в любой момент. Я открыл глаза и понял, что это всего лишь сон. Снова. - Твою мать!
- Я тебе уже говорила, что тебе слишком часто снятся кошмары? - Проведя по моим волосам своей ладонью, прошептала Анэт.
- Говорила. Но что кошмарного, когда девушка обзывает себя куском дерьма, а потом просит у тебя прощения, за события столетней давности...
- Снова она?
- Собственной персоной.
- Пойду, сделаю нам кофе... - в ее голосе опять была ревность.
Я плюхнулся обратно на кровать, оставаясь наедине со скомканными простынями и своими мыслями.
***
Ада... Она никогда не была красавицей. Она была скорее милым дьяволом в юбке, хотя и юбок она не любила. Она была всего-навсего женщиной, которая умела себя красиво преподнести, и заставить поверить в то, что она просто загляденье. Она слепила себя сама. Это она всегда умела сделать так, чтобы мужчина, который был с ней рядом, почувствовал себя ее единственным. Это она делала так, чтобы мужчина чувствовал себя самым счастливым, красивым, и самым мужественным. Она заставляла поверить в свою исключительность и в то, что мужчине рядом с ней несказанно повезло. Она всегда была светом, мечтой, которая таила в себе опасность и фригидность. Неспособность испытать оргазм приводило ее к частой смене партнеров, и эта проблема не была проблемой мужчин. Может быть, поэтому с ней я был тем, кто старался вылепить из нее образцово-показательную женщину, «ни давая ей сделать ни шага, ни вздоха». Я любил ее, но в этой любви не было ни капли уважения.
Мы встретились случайно на площади, когда ей было уже восемнадцать. Я шел с двумя своими подругами в сторону парка.
- Дэвид!
Я обернулся и увидел Аду. Заколотые волосы делали ее обворожительной.  Рядом стояли ее подруга Вики и некий молодой человек, внимание на которого я не обратил.
- Привет! - мы обнялись так крепко, как еще не обнимались... и я отпрянул назад. Мои движения были быстрыми и скомканными, как было бы, если я обнял некий пылающий образ.
Последовало банальное клише: «Как поживаешь? Хорошо! А Ты? Отлично!»
- Ну... удачи! - отрезал я неловкую паузу, которая возникла, когда мы стояли друг против друга, и я заглянул в ее большие, глубокие, как океан, глаза.
Разойдясь в разные стороны и, не оборачиваясь назад, я был уверен, что она стояла за моей спиной и смотрела мне в след. Она - та, которую я тогда любил, хотя еще и не полностью это осознавал.
Именно эти объятия были неким показателем того, насколько мы оставались близки. Именно этот образ оставался в моей голове еще долгое время, и еще много дней после этого я не мог выбросить его из головы. Впрочем, как и она...
***
Аромат кофе прервал млечную туманность моих воспоминаний.
- Ммм, спасибо.
- Итак, прошлая ночь. - сербнув и отставив свою кружку, начала Аня. 
- В смысле?
- Это не преувеличение, ничего подобного, но мне кажется, что наши отношения перешли на качественно новый уровень.
- И почему ты решила обсудить это утром?
- Потому что ты офигительно прекрасен, Девид. Ты красивый, ты это знаешь? - Она целовала мою грудь. - Невыносимо красивый. Мне даже кажется, что я... возможно...
Она так и не договорила, но я знал продолжение, потому и не стал переспрашивать. Это грело меня. Она, ее присутствие, ее поцелуи.
- Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать. - Продолжала уже более серьезным тоном Аня, но игривость в ее голосе все же осталась.
- О! Под этим словосочетанием обычно подразумевают нечто не очень приятное.
- Нет, я серьезно. Нам нужно куда-то выбраться. Я хочу отдохнуть от этих наших «постельных» отношений. Ты меня понимаешь?
- Хочешь, чтобы я трахнул тебя в душе? - Наткнувшись на презрительный взгляд, я начал исправляться. - Понял, понял, ты хочешь выбираться в город с Дэвидом под ручку, - показав, как это будет выглядеть. - Это совершенно понятно, но я вообще, в последнее время, не люблю никуда ходить, я сейчас не социально активный.
- Безразличие убивает, Дэвид.
- Плевать.
Я взял ее руку и, просунув под одеяло, положил на свой член.
- Разве это похоже на безразличие?
Она улыбнулась.
- Ладно, у меня есть для тебя нечто, - я сделал глоток кофе. - Сегодня прилетает один из моих лучших друзей Стас, и я подумал, что тебе может быть интересно, встретить его вместе со мной.
- Вы давно знакомы?
- Со школы. У нас с ним богатое прошлое. Настолько, что я не могу себе представить, что мы не виделись почти целый год.
Стас был прародителем моего становления на фондовом рынке. В душе он напоминал мне молодого Уоррена Баффета. Это мы с ним протоптали сложною тропу усовершенствования нашей торговой системы, и первый двухлетний опыт был далеко не приятный, но стоящий наших усилий. Сидя вечерами, и попивая чай, мы прорабатывали самые всевозможные схемы для реализации наших планов. Это мы с ним на волне «Нью-Эйдж», подкармливаемой всевозможными тренингами, семинарами, и желанием достичь высоких целей договаривались с директором одного из банков, чтобы тот разрешил нам посмотреть, как же все-таки выглядит миллион долларов.
В нашей замечательной команде друзей были еще Руслан и Алекс. В школе с нами был Михей, но по сложным обстоятельствам судьбы этот, тогда семнадцатилетний мальчишка погиб. До этого мы все были достаточно близки, но его смерть нас сблизила еще больше. И мы начали понимать, что надо держаться вместе, потому что теперь мы знали, что каждый момент нашей дружбы надо ценить как последний.
Руслан, этот воодушевленный парень, в душе был Эйнштейном, в поступках - Ницше, а в делах - фон Клаузевицем, всегда стратегически взвешено подходил ко всем своим начинаниям и поражал своей точностью в определении результата. Мы вместе с самого детства, и тогда когда мы проводили дни в младшей школе, я был взбалмошным мальчишкой, который придумывал нам самые разные образы, и только он умел понимать и сдерживать меня в моем излишнем энтузиазме.
Алекс, очень часто жаловавшийся на свой вес, всегда умел нас повеселить, своим тончайшим умением «по-британски» выдать нечто неординарное.
Вместе мы были великолепной четверкой. Каждый из нас был личностью и незаменимым звеном в нашей компании.
- Смотри! Как тебе? - Анэт с воодушевлением подошла к моему предложению. Вырезав из картона табличку, она сделала на ней надпись «проходимец». Так как я, рассказывая о Стасе, уже имел возможность обмолвится таким выражением, это мне понравилось. - С этим я вместе с тобой буду встречать твоего друга.
Я улыбнулся.


4.

По пути в аэропорт мы с Анэт говорили о моей работе, и я понял, что на эту неделю я возьму себе импровизированный отпуск, если его можно так назвать.
- Привет, олигархам! - воскликнул он, подходя ближе к нам.
- Привет, миллиардерам! Ах ты, чертов проходимец! Где же ты так долго был?!
Это было наше клише, которое мы не могли произносить без смеха. Мы крепко обнялись, потом оба отступили назад, чтобы лучше рассмотреть друг друга. Стас был одет в темно-синие шорты, белую футболку на пуговицах, на голове у него была шляпа, которая создавала вид, будто он записался в «золотую молодежь». Его взгляд перешел на мою спутницу с картонным приветствием.
- Знакомься, это Аня. А это Стас «всемогущий», один из моих лучших друзей который, наконец, удосужился приехать.
- Анэт. - Подавая руку, произнесла она. - Скажи, мистер всемогущий, ты знаешь его дольше, он всегда был таким?
Я опустил глаза и улыбнулся...
- Всегда. - Не вникая в подробности, каким же «таким» я был, ответил Стас. -  Всегда находил неприятности на свою голову, а я следил, как бы парню не выбели нафиг все его прекрасные зубы, это я утверждаю как стоматолог.
Мы рассмеялись.
- Это правда, он мой телохранитель. - Вклинился я в беседу, обнимая их обоих. - Но сейчас нам пора. Нас ждут великие дела!
Аня решила, что ей все же нужно заехать домой, отчасти, наверное, из-за того, чтобы не мешать нашему общению, и она уехала, а мы, по общей инициативе решили отправиться в одно из наших излюбленных заведений. Всю дорогу мы обсуждали последние события нашей жизни в целом, Стас рассказал, что успел за этот год побывать в боксах своей любимой команды в гонках формулы 1 в Монако, я рассказал о своем путешествии по Азии, и о том, что занялся фотографией. Я и не заметил в этом авангарде информации, как мы уже подъехали к цели. Было начало второй половины дня, но народу в «Блюзе» было совсем мало. Только разодетые светские львицы в коротеньких бриджах и больших солнечных очках сновали туда-сюда.
Ожидая свой заказ мы оба засмотрелись на прекрасный вид, который просматривался из под откровенного декольте обслуживающей нас официантки, которая убирала соседний столик. Ее черные волосы стянутые в хвост великолепно сочетались с ее большими, не менее черными глазами, а отрешенная, легкая улыбка едва не вызвала у меня импульсивных желаний «познакомится» с ней поближе.
- Итак... - начал я, доставая пачку сигарет, - временное избавление от чудных холмов позволит нам продолжить нашу беседу.
- Ты так и не бросил?..
- Я бросил. Сейчас докурю и снова брошу. Но должен же быть у меня хоть какой-то недостаток? - Я рассмеялся. - Не обращай внимания на мою дурную привычку. Расскажи лучше как ты? Как ты умудрился попасть в Монако?
- О! Это целая история. Я ведь давно хотел туда попасть, ты же знаешь. У меня появилась такая возможность, и я ею воспользовался. Как-то познакомился с одним продвинутым торговцем турами на гонки, сделал ему пару услуг, а он меня вот так чудесно отблагодарил. Монте-Карло сам по себе прекрасный город, ну а гонки там это просто событие. Дефиле, модели, подиумы, Берни Экклстоун, Стефано Доменикали, гонщики, болиды, все это я видел как тебя сейчас. Шум мотора - этот дерзкий и выразительный звук V-8. Словом, это надо видеть.
- Здорово! - Я откинулся на спинку дивана, на котором сидел.
Я был рад видеть его здесь и, понимать что он в порядке. Что планы его сбываются и жизнь течет в размеренном русле.
- У меня вопрос. - Стас нахмурился. - Как так получилось, что тебя не было на моей свадьбе?
- О, друг! Я не знаю. Думаю я злился. Понимаешь, у нас был план, а ты все запорол. Мы же собирались уехать вместе, ты и я, путешествовать, на яхтах рассекать волны океанов, познавать другие миры. Но ты, в конце концов, сделал все правильно, ты повзрослел, женился, теперь не профукай все это. Посмотри на меня, наши уже сделали себе по двух киндеров, а я сплю с семнадцатилетней, влюбленной в меня девчушкой. Никакой стабильности.
- Да! Ты гребаный романтический идеалист. Но она еще та. У меня при нашей встречи вдруг возникли мысли, от которых в штанах стало тесновато.
- Словно ты когда-то изменял Ирэн. Кстати как она?
- Вот об этом я и хотел поговорить. - Он вынул из лежащей на столе пачки сигарету и подкурил. - Все кончено. Мы разошлись, конец истории.
- Что произошло?
- Мы поругались. Наговорили разного, побили посуду, я сел в такси, поехал в аэропорт, и вот я здесь.
- Блин, да тебе не найти никого лучше нее, она красавица, я дрочил на ее образ, когда ты нас познакомил, ты был моим героем, когда засадил ей.
- Не все так просто, Дэйв. У меня был роман на стороне. Он был коротким и ничего, абсолютно ничего не значил для меня. И видит Бог, я никогда не переставал любить мою Ирэночку, ни на мгновенье. Меня просто немного занесло. Знаю это не оправдание, но... - он наполнил свои легкие дымом.
- И она обо всем узнала?
- Да. Я знаю, ей было больно. И было бы намного лучше, если бы я сам ей все рассказал. Но, увы, меня опередили.
- Крутимся, как два хомяка в гребаном колесе и конца этому не видно. Когда уже мы чему-то научимся?
- Словом, сучки не любят, когда мы дерем других сучек.
- И еще они не любят, чтобы их так называли.
Я отменил заказ который мы делали ранее, и взял нам по двойной водки со льдом.
Вскоре мы оставили эту тему, наш разговор в разнобой попадал в обрывки прошлого, мы смеялись и грустили, вспоминая наши школьные дискотеки, первых девушек, университетские гулянки и просто курьезные ситуации, которые возникали в нашей жизни. Как мы в центре города наказывали пьяного под елкой, который не на шутку нас вывел, как Стас перевернулся на машине, как я прыгал первый раз с парашютом, наши веселые посиделки и мальчишники со стриптизом.
- Кто-нибудь еще знает, что ты здесь?
- Нет.
- Ну тогда я предлагаю тебе переночевать у меня, места у меня много, заодно и увидишь мое убежище. А завтра что-то придумаем.
Стас согласился. И я его понимал, к родителям ехать сейчас, в таком состоянии, было бы не правильно, а искать комнату в отеле совсем не было желания. Я решил, что за руль мне сегодня садится противопоказано, потому я вызвонил Анэт и попросил ее нас забрать.
Через минут сорок, мы втроем уже были у меня дома.
Стас заснул в спальне для гостей, Анюта легла рядом со мной в кровати, уютно умостившись на моем плече. А я, глядя в потолок, переваривал ту информацию, которую узнал сегодня. Как же быстротечна наша жизнь, и какие нелепые повороты она нам предоставляет. Я думал почему происходят вот такие ситуации, думал об отношениях, как они складываются, но понятие это емкое настолько, что гораздо больше любых сказанных о нем слов. Жаль, что бывает в нашей жизни так, что любовь и отношения не помещаются в один сосуд.


5.

Все серьезное с Адой началось в июне, год спустя после нашей последней встречи, когда ей уже было девятнадцать. Встретив ее по дороге в автошколу, где я тогда проходил обучение, я встал ступором. Она говорила. Немного бессвязная ее речь, неуверенные слова и глубокий взгляд. Она пыталась пригласить меня встретится.
- У тебя есть мой номер? Набери меня сегодня после восьми. - Я сказал это как-то сухо, доставая из только что купленной пачки сигарету.
- Я тебе позвоню.
И она позвонила.
Тогда я решил, что не худо будет приударить за ней. И сначала я действительно хотел только этого, не больше. В тот вечер мы договорились, что у нас будут сексуально-дружеские отношения, которые впоследствии переросли в большой запутанный клубок серовато-белых нитей наших совместных перипетий. Но видит Бог, это было прекрасное время. Из чернильной мглы всех ссор, недопониманий и недоговорок виднелся замечательный стержень любви, который проявлялся в наших поступках: ложе усыпанное лепестками роз, совместные ванны при свечах, ночи с безудержным сексом, все это наполняло шесть великолепных страстных месяцев наших с ней отношений. Все прекрасное, что было у нас. Все эти моменты. Их было очень много и, они как яркие вспышки звезд-гигантов на тусклом полотне несбывшихся грез.
Мы даже решили вместе жить. К этому поступку нас привело сложное стечение обстоятельств. Она хотела быть рядом со мной и я тоже, и это было лучшее из имеющихся на тот момент решений. В первые дни нашей совместной жизни я убеждал себя, что мне очень нравится хозяйничать. Но «хозяйки» из меня не получилось! Не мужское это дело. Да и радости от  домашних  дел я не испытывал, хотя Ада и улыбалась мне своей кроткой благодарной улыбкой и не раз говорила, что просто диву дается, как это ее осенило затащить меня сюда, и что я своей любовью защищаю ее от беспросветного хаоса. Каждый день она открывала в себе что-то новое и была убеждена, что это наша любовь... но я пребывал в страшной  растерянности. И часто меня успокаивали мысли о том, что я счастлив с ней. О том, что она меня любит...
Но мы уставали друг от друга, и это было видно. Обязанность проявлять к ней и преданность, и внимание, потому что ей все это было нужно, а также предоставлять ей неограниченную свободу, потому что она без этого просто не могла, выматывала меня морально. Ей необходим был кто-то чувствующий себя в достаточной мере уверенно и спокойно, чтобы принять ее правила игры, даже если она захотела бы спать в разных постелях или жить порознь. Приходилось понимать, что ей нужны время на размышления и место для уединения.
Мне не хватило времени и терпения, чтобы заполучить от нее признание в ее уязвимости и вселить в нее уверенность в том, что лучше вкладывать душу в одну-единственную любовь, чем думать о возможности новых побед. Она хотела быть окутана покрывалом любви - таким свободным и невесомым, чтобы оно ей не мешало.
А я, в свою очередь, нуждался в человеке, который чувствует себя уютно в своем собственном теле и мог нежно уговорить меня научиться тому же; в человеке, который возьмет на себя руководящую роль в постели, но захочет разделить эту роль со мной, когда проявится моя подлинная сексуальная натура. У нее получалось давать мне раскрыться настолько, чтобы я понял, как это чудесно - принадлежать другому человеку. Но в ней не было достаточно силы и такта, чтобы остановить меня, когда я слишком много работал или проявлял слишком много беспокойства. Мои чувства потонули в мелочах повседневной жизни. Я слишком устоялся в привычках, обращаясь с Адой как с собственностью, как с одной из вещей за которые боролся.
И после понимания всего этого у меня возникло ощущение, что мы жили с ней будто под водой. Время текло где-то над нами, мы были вне его, поэтому оно в сущности ничего для нас не значило. Поначалу наша совместная жизнь была счастливой, удивительной, и каждый день был отмечен чем-то особенным. Но со временем лицо Ады, которое я досконально изучил за все эти утра, дни и ночи, примелькалось, как бы потускнело и стали обнажаться его изъяны. Глаза словно потухли, уголки чувственных губ опустились будто бы под тяжестью тоски, переполнявшей ее сердце. Понемногу ее лицо становилось чужим, а, может, мне хотелось так думать, думать, что это лицо чужого человека.
Что-то должно было произойти. И это случилось.
Пересматривая домашнее видео, снятое мною с ней накануне на камеру ее друга, я наткнулся на фото свежей давности, на которых она лежала голой по пояс и ей делали массаж. И ничего особенного на первый взгляд не произошло, и она говорила, что это ничего не значит. Но когда делаешь кому-либо массаж, то это все-таки что-то значит. Все говорят, что это ничего не значит, но это значит. Это же очень чувственный процесс, об этом не говорят, но и он и она знают это.
В тот же вечер я уехал и следующую ночь я провел в постели со своей школьной любовью Элен. Сам не знаю, почему я это сделал, наверное, с непостижимой беспощадностью молодости мне тогда показалось это правильным.
Спустя неделю я приехал за вещами... и в ту последнюю ночь, когда я был в этой квартире, в те последние минуты, когда Ада смотрела, как я укладывал вещи, я сказал ей, что прежде любил ее, и сам заставил себя в это поверить. И все-таки не знаю, любил ли я ее. Конечно, я часто вспоминал наши ночи. Тогда мы были чисты и вполне доверяли друг другу, хотя позже утратили это доверие навсегда. А ведь именно оно, это доверие, между прочим, и придавало особую прелесть тем отношениям,  именно благодаря нему, они не были связаны с прошлым. Ночи мы проводили под нашим небом, когда за нами никто не наблюдал, и нас не подстерегали опасности. В этом-то и была наша беда: когда располагаешь полной свободой, изнемогаешь под ее бременем.
***
- Ммм... С добрым утром, - потягиваясь как кошка, прошептала Анюта, я часто замечал в ней что-то кошачье. - Мне так хорошо было с тобой этой ночью. Ты знаешь, что это третья подряд наша ночь вместе.
Я, еще сонный, кивнул головой в знак согласия. Она была явно жаворонком, столько энергии с утра, и всегда ее тянуло на разговоры.
- А я говорил тебе, что ты услада моих глаз? - она взглянула на меня, так спокойно и так по доброму, что мне показалось, что более счастливой и уверенной в себе я ее до этого не видел.
Наградив нежным поцелуем, она уселась на меня в позе наездника.
- Ты должен кое-что знать обо мне...
- Я весь во внимании.
- Я очень разборчива в своем выборе и с тобой я не случайно, - как же этот маленький, наивный ум любит все идеализировать, - вдобавок я очень подозрительна, ужасно иррациональна и вспыльчива. Я чудовищно ревнива и с трудом прощаю людей.
- Ну так значит, я пошел?
Она рассмеялась.
- Раз уж ты такая искренняя, - бурчал я, - я отвечу тебе тем же... я по натуре своей отличаюсь черствостью, нисходящей к полному равнодушию, и еще я не способен кому-либо доверять.
- С этим я справлюсь. - вставая и заматывая себя в простынь, сказала Аня. - Хочу тебя!
***
Я не знаю... я был влюблен в Аду. Я любил ее улыбку, ее волосы, ее колени, любил, как она облизывала губы, прежде чем заговорить, любил, как звучит ее смех, любил, как она выглядит когда она спит. Я понял это спустя несколько месяцев моей с ней размолвки и нашей измены друг другу. Это время предоставило меня самому себе и одиночеству. И не выдержав бремени, которое навязывала мне наша разлука, я приехал к ней. Ей было уже двадцать.
Наконец-то мои руки снова крепко обнимали Аду и приветствовали ее. Она с прежней ловкостью  устроилась в них и, почувствовав, что она совсем рядом, я понял, что без нее мои руки все это время были пусты. Я прижимал ее к себе под высоким навесом «Авалона», а вокруг суетилась беспорядочная людская масса. Швейцар, улыбаясь нам, впускал нас внутрь. Ада пахла знакомым мне запахом своих духов, и я понимал, что ее на зависть полное жизни тело поможет мне раз и навсегда разобраться в себе и в своих чувствах к ней.
Мы полдня гуляли по набережной и, в конце концов, оказались у нее дома.
- Знаешь, не  такая  уж  я  современная девица, какой кажусь на первый взгляд. Мне тоже хочется,  чтобы был муж, который приходит домой и каждую ночь спит со мной. Я хочу спокойно засыпать с ним, обнимая и лаская его. Я хочу жить для него. Черт возьми, да, я хочу вляпаться, хочу нарожать кучу детей. На что же еще я гожусь?
Она замолчала. Я тоже молчал.
- А ты хочешь детей?
- Да, - ответил я, - всегда очень хотел.
Я повернулся к ней. В комнате стало темнее. Ада лежала на кровати, чуть приоткрыв рот, смотрела  на  меня, и глаза у нее сияли, как звезды. Я вдруг почувствовал, что меня тянет к ее голому телу. Я склонился над ней и положил голову ей на грудь. Мне хотелось быть с ней, как в тихом надежном убежище. И тут я ощутил, как ее тело затрепетало, приникло ко мне, и словно раскрылись тяжелые врата укрепленного града, чтобы король во славе своей вошел в его стены.
В те дни мне казалось, в ее жизни появилась определенность, в ней открылись новые грани ее характера, о которых она ранее не знала, а я даже подозревать не мог. Она больше не хотела разрушать и училась нечто строить.
На следующее утро я проснулся, когда Ада еще спала, лежа на боку, по-детски поджав под себя ноги. Она была похожа на ребенка: рот полураскрыт, на щеках румянец, косая челка рыжими прядями закрывала круглый мокрый лоб, длинные ресницы чуть подрагивали под лучами весеннего солнца. Мы лежали голыми - простыня, которой мы накрывались, скомканная, лежала у нас в ногах. У нее было белое, чуть тронутое испариной тело. Мне хотелось дотронуться до нее, разбудить, но что-то удерживало меня.
Пойдя умываться, я понял, что мне по прежнему нравился приятный, какой-то домашний запах ее белья, развешанного в ванной комнате.
Я соскучился по ней и был рад своему приезду, впрочем, как и она.
Но со временем все становилось таким, каким оно было на самом деле без наших домыслов и надежд. И к нашей с Адой радости, постепенно, примешивалась горечь, а к удивлению - страх. Только вначале мы этого не замечали, потому что самое начало нашего возвращения друг к другу залечивало душевные  травмы, как целительный бальзам. Но страхи, горечь и наше истинное «я» постепенно всплывали на поверхность, и мы отступались, спотыкались о них. Очередная ссора, очередная телефонная баталия и снова все посыпалось, как ненадежный карточный домик, через призму глупых и в тоже время высоко осмысленных смс сообщений.
В ту ночь, после нашей ссоры я здорово напился, и безмолвный диалог с моим сознанием шел у меня внутри:
- Ладно, идем, нужно посадить тебя на самолет.
- Пошло оно!
- Нет, это пошел ты! Ты сегодня сядешь в самолет, ты должен быть с ней, ты должен доверять ей. Ты должен разобраться с проблемой, а не бежать от нее.
- Не рассказывай мне, что я должен. Всю мою гребаную жизнь люди рассказывают мне, что я делаю не так. Вечно я мудак. Но я оглядываюсь и думаю, что все вокруг еще большие мудаки чем я.
Я колебался, боролся с самим собой, а может и с алкоголем, но что бы добраться до сути дела приходится все ломать, потому, в ту ночь, я все-таки улетел к ней.
Выходя из аэропорта, я приметил для себя свежеприбывшее такси.
- На Ломоносова. - Рявкнул я сонному водителю, садясь на заднее сидение.
Днепр казался мне необычным. На набережных - ни души. Город, изнемогая под тяжестью уходящей ночи, разбегался перед нами сотней улиц. И на фоне жемчужно-пепельного неба, расплываясь в утреннем тумане, мелькали столичные небоскребы, великое множество больших и маленьких, разноцветных и прекрасных казино и ресторанов, которые заканчивали свое рандеву с обителями пристрастий. Над рекой клубился туман. Он размывал очертания бесчисленных деревьев и контуры зданий.
Когда мы приехали, было семь утра. Открывая парадную дверь подъезда, меня кинуло в какую-то странную дрожь, на лбу появились мелкие капельки пота - может, причина этому была ночь без сна. Я поднялся на 3-й этаж, и вот - передо мной дверь, номер квартиры тусклым желтовато-серым цветом отсвечивал кремовые лучи подъездного «антивандального» светильника. Я закурил сигарету, облокотившись о стену, и спустился по ней вниз, сумка пала мне на ноги.
- Вот он я. Поговори со мной. Ты ведь говорила, что не можешь по телефону, вот я и здесь.
- Зачем ты приехал?.. - Впуская меня в квартиру, сказала Ада. В ее голосе было отчаянье.
Двери в спальню были открыты и, я увидел его... того, с которым она была раньше, осознав впоследствии, что нашла подобие меня.
Не то, чтобы я удивился. Нет. Удивления как раз не было. Говорят, когда человека расстреливают, он не чувствует боли. Примерно тоже произошло и со мной. Я твердил себе, что мы, Ада и я, всегда знали, что наша идиллия не может длиться вечно.
Наматывая шлейку от сумки себе на руку, пряжкой наружу, я сел рядом с ним на кровати.
- Я вижу, ты настроен агрессивно. - С небольшой дрожью в голосе, садясь кое-как и прикрывая свое обнаженное до трусов тело, сказал человек, который провел ночь с моей, уже бывшей, девушкой. Его звали Паша. - Послушай, ты даже не представляешь, как она вчера плакала. Я никогда ее такой не видел.
- А ты решил сыграть члена-добродетеля? - Тихо, не повышая голоса, ответил я.
- Мы с ней не спали...
- Но ты же обнимал ее, целовал. - Он замолк. Я сжал еще сильнее свой кулак.
Шла реплика за репликой. Чем больше слов, тем больше лжи. Он говорил так вежливо и просто, что пресек мои дальнейшие расспросы, но я, тем не менее, с трудом сдержался, чтобы не размозжить его лицо о близь стоящую стену.
Мне уже было все равно.
- Ты знаешь где выход!.. - Я захлопнул за собой дверь в комнату, оголяя свой кулак.
Ада была в кухне... свежий, утренний ветер, заходя в открытое окно, хоть немного перебивал запах алкогольной гари, ноутбук нависал над раковиной, лежа на немытой посуде, на полу валялись объедки пиццы и зерна попкорна. Я сел рядом на диване и ждал, пока услышу, как закрывается входная дверь, прикрывая лицо руками, толи от усталости, толи от того, что не хотел этого всего видеть. Но вместо этого открылась дверь на кухню, мое выражение наполнилось каким-то злим удивлением и, наверное, он это прочитал.
- Я... э-э... - Показывая рукой на подоконник, быстро забрал свой сотовый, и так же стремительно удалился. Его взгляд, взгляд побежденного неудачника, говорил сам за себя... но чем я был лучше?
- Зачем ты приехал? Уходи. - Прошептала она, спустя некоторое время.
Внутри меня было пусто, черная дыра появилась во мне и поглотила все чувства. Теперь, после всего этого, ее тело, прикрытое этими дурацкими тряпками,  стало казаться мне до смешного нелепым. Сейчас я больше не хотел ее даже видеть. Словом, то, что прежде пленяло и возбуждало меня, теперь вызывало отвращение.
- Дура. - отрезал я, избегая ее влажного взгляда. В смеси злости и непониманием, что здесь делаю, я встал, небрежным движением взял свою дорожную сумку и вышел вон.
Куда я шел, я не знал. Было позднее лето, и некоторые желтые листья уже начали опадать с деревьев. Изредка вялые мысли проскальзывали сквозь туманную пустоту моего сознания, к примеру о том, что этот город аккумулирует творческую энергию,  привнося в людей частицу некоего легкомыслия и расчетливости, легкости уличных взаимоотношений, внимание к деталям и чувство того одиночества, которое так остро здесь ощущается.
Впервые тогда я прослезился из-за девушки, сидя в общественном транспорте и надев солнечные очки, дабы скрыть свое поражение - ту пропасть между мной и Адой, которая возникла задолго до этого момента...


6.

Будь собой! Ладно, но каким собой? Сколько меня? И кто из них я? Я знаю, кто я, и знаю, кем я не хочу быть: одним человеком. Кто-то один – это никто. Я авантюрист. По гороскопу я Дева. Благодаря Деве я мнителен, серьезен, трудолюбив, скрупулезен, вдумчив, мрачен, невыносим. С другой стороны – дилетант, непоседа, любопытен, искренен, расторопен, подвержен стрессу и (не удивляйтесь) невыносим. То есть я разрываюсь между критичным умом с пристрастием к контролю и шилом в одном месте. У меня репутация вруна, тусовщика и бабника. Да, это я, тот же Дэвид, вспоминающий свою бывшую любовь и в то же время презирающий ее. А презирая того, кого любил, оскорбляешь самого себя.
Мне была отвратительна ее бесхарактерность. Ада утратила способность к борьбе. Она любила меня, но не делала ничего, чтобы я поверил в ее любовь. Она знала, что из нас двоих рулил я. Упрекая ее, я как бы просил себя успокоить. Я обманулся в ней, просчитался. Мы обманулись оба, потому что обманывали друг друга с самого начала.
Она позвонила мне спустя двое суток, в 6 утра, чтобы обматерить меня:
- Ты даже не дал ему по морде! Он был в моей постели! А ты... ты! И что ты ему наговорил, теперь он не отвечает на мои звонки? - Я спокойно дал ей излить свою желчь, усмехаясь, как гиена. Потом я так же спокойно ответил, что между нами есть одна большая разница: она ругала меня, потому что любит, а я был вежлив с ней, потому что разлюбил ее, потому что она мне позволила это сделать. Когда она бросила трубку, у меня перехватило дыхание – я понял, что теперь мы уже точно больше с ней никогда в жизни не поговорим. Но, я ошибся.
В тот момент я понял, что намного лучше просыпаться от ослепительного света раннего утра, (когда после бурной бессонной ночи во рту горчит, воспаленные веки покраснели, влажные волосы растрепаны, и за чашкой кофе в сигаретном дыму сидит безымянная девушка, которая провела со мной эту ночь, и сейчас встанет и исчезнет из моей жизни, как дым), чем от телефонного разговора с бывшей.
***
Утренний свет заливал комнату, напоминая мне о многочисленных утрах, в том числе и о том, когда мы проснулись здесь впервые. Анэт сидела на кровати совершенно голой. Ее тело было неестественно белым, лицо разрумянилось, волосы растрепались, а глаза в солнечном свете казались сказочными утренними звездами.
Мне до смерти хотелось разгадать тайну ее тела, тайну ее самой, чем она так меня притягивала, и снова ощутить эту нежность, и насладиться ею. С ней я мог себе позволить забыться.
Мы были за безопасный секс и здесь на помощь приходят восхитительные женские руки... как восхитительны они, когда держат вязальные спицы, готовят яблочный пирог, развешивают белье на лужайке, но в тысячу раз они прекрасней, когда одним прикосновением к только им известным местам вдыхают жизнь в безусловно храброго, но такого несамостоятельного, капризного и даже немного безвольного воина. В связи с этим я предпочитаю отдавать всю кропотливую работу, связанную с противной резинкой, в нежные женские руки, тем самым получая дополнительные возможности для наслаждения.

Когда возле одиннадцати утра мы все поднялись - у нас со Стасом был несколько похмельный вид. Было единогласно решено позавтракать, и так как готовить ни у кого желания не было, мы поехали в соседний ресторанчик. После я отвез Аню домой, а Стаса к родителям, прежде договорившись обязательно созвонится.


7.

Часто говорят, что красота для женщины то же, что власть для мужчины: их главный козырь в искусстве обольщения. Почему-то при этом забывают, что красивое лицо может быть и препятствием. Красота привлекает вульгарных и уродских кретинов и пугает робких и нежных умников. Красота – никудышный сортировщик, поэтому красотки всегда окружены мудаками. Физическую красоту правильнее будет сравнить со знаменитостью, а не с властью: она столь же эфемерна, фальшива и разрушительна.
У меня был свободный день, и я пришел к выводу, что неплохо было бы немного обновить свой гардероб.
Прогуливаясь по центру города в поисках новой одежды и повинуясь довольно опасному импульсу возникшего из-за надвигающейся волны очередных воспоминаний, я зашел в магазин одежды, который снаружи казался достаточно стильным.
***
Чем мы циничнее, тем больше нас привлекает невинность. Нам нравятся женщины, которые верят в то, во что мы уже не верим. Отсюда и их притягательность: мы не только, по примеру Дракулы, жаждем засосать юную жизнь, нам еще не терпится выцедить их простодушие, откачать иллюзии, напиться оптимизма. Наивность – это опиум для скептиков.
Слишком я падок на невинность. Соблазнить ею меня - раз плюнуть. Я жертва женской прелести, как бывают например жертвы моды.
- Можно подкурить?
Щелчок зажигалки, наши взгляды пересеклись.
- Спасибо. - Она прищурилась, чтобы дым не попал ей в глаза.
- Вам не кажется, что от девушки должно пахнуть молоком и потом, а не духами и сигаретами.
- Не вам меня судить.
- Конечно, конечно... - я обвел глазами проходящих мимо людей. - Вы заметили, какая это была мощная ситуация?.. Мы, общий огонь. Это ведь так интимно.
- Надо же...
- Послушайте, я вам нужен, вы проходили и увидели меня, мы разделили огонь... Я вас совсем еще не знаю, не знаю вашего имени, но как же это романтично. Я вам открою свой маленький секрет, я из тех мужчин, кто может открыть в женщине источник ее вечных наслаждений.
- И как же вы узнали, что во мне он скрыт?
- По манере держать сигарету: слегка вверх и жестко, - я подошел ближе, - вам бы надо опустить ее пониже. Если держать вверх и жестко, то ваше тело все напряжено. А вся суть в подготовке, я научу вас расслабляться. Сначала мы немного пройдемся к моим апартаментам и я расскажу вам пару анекдотов, потом мы выпьем с вами по бокальчику чудного вина. Мы разогреемся в смеси нежной романтики и эротизма, потом я сниму с вас одежду, вы с меня, мы встанем голые лицом к лицу и поцелуемся... ведь поцелуй - это сладкий путь к чему-то большему. Потом мои пальцы пробегут по вашей коже, очень нежно, а в это время я буду шептать вам стихи.
Мы рассмеялись. Ее звали Яна. Она произошла в моей жизни, когда мы с Адой начинали отстраивать наши отношения в третий раз. Я встал перед выбором.
Сама жизнь предлагает нам выбор: или-или. Всю жизнь вынашивать мечту об идеале или навсегда похоронить ее в памяти; нужно обладать мужеством, чтобы вынашивать эту мечту, и не меньше требуется мужества, только  совсем иного свойства, чтобы о ней не помышлять. А тот, кто умудряется  делать  и то и другое одновременно - герой. Люди, которых преследуют мысли о идеале, постепенно сходят с ума, сходят с ума от боли, которую причиняет им утрата чистоты, от грязи, в которой медленно захлебываются. Но и те, кто не думает об идеале, тоже сходят с ума; они сходят с ума от того, что их гнетет чистота, - они ее ненавидят: так и делится мир на сумасшедших, которые вынашивают мечту об идеале, и безумцев, которые даже не помышляют о нем. Герои же встречаются крайне редко.
И я не был героем, моим влюбленным в меня идеалом была Яна, но я сделал выбор. И он был не в ее пользу. Правда, тогда я не мог поручиться за то, что сам не ошибся в этом выборе.
Я обманул ее, сказав, что я из другого города. Мы виделись раз в неделю и переписывались по е-мейлу. Когда я проводил время с Адой, Яна тосковала, я тосковал по Яне, и всякий раз, оставив ее, чувствовал себя опустошенным. Ощущал себя вруном и эгоистом. Она произошла в моей жизни. Со мной редко кто-то случался.
 Позже она узнала, что у меня есть другая...
А до этого у нас было прекрасное время, которое, неиссякаемым источником, падало водопадом в наши сердца.
***
Выйдя из магазина и неся достаточно громоздкой груз покупок к машине, я думал о столице, до которой, казалось, несколько световых лет пути.
Я думал о своей работе, и казалось, что ее никогда не было.
А потом я подумал об Аде и понял, что все еще скучаю по ней, как будто мы расстались только вчера.


8.

Что такое мужская дружба? Петушиный бой? Ревнивое влечение? Одиночество в компании? Платоническая гомосексуальность? Конкурс пенисов?
А женская? Скрытое соперничество? Ярое подражание? Преодоление душевных затруднений? Полигамное лесбиянство? Можно продолжать... Но вот подруга у Ады была еще та...
Она любила выражаться: «Неслабо вчера поимела» – это не значит, что она потребовала заплатить ей за перепих. Лера всегда дает бесплатно, но перед этим ей конечно нужно приятно и со вкусом покушать в хорошем ресторане и выпить парочку коктейлей. Нет, «неслабо вчера поимела» – это значит, что накануне ее очередной заграничный, или просто крендель отодрал ее с особой свирепостью. Говорите ли вы по-****ски? Если нет, прочтите «Этику ****ства». Существует несколько возможностей выразить по-Лериному особо удавшуюся ночь любви:
– Трахнули в зад, но это еще цветочки.
– Оттянулась вчера по полной.
– Моя писька в открытом доступе.
– Мне вчера засигарили, мало не покажется.
– Он мне врезал шершавого.
И еще лучше, потому что непонятнее:
– Оттопырили по самое не хочу.
Можно убить целую жизнь, не чувствуя ничего, кроме этого. Может быть, в этом волшебная притягательность девочек, повернутых на сексе. Зависимость их тем хороша, что ты не чувствуешь ничего, кроме блаженного опьянения, или прихода, или приятного насыщения. А по сравнению с другими чувствами и ощущениями - скажем, с печалью, яростью, страхом, тревогой, отчаянием и унынием - она вообще кажется чуть ли не оптимальным выбором. То есть на самом деле все не так плохо?
Что не очень приятно, в двадцать девять придется делать вагинальное омоложение, но это же не беда. Отсосет у парочки приятных заграничных перцев и voila - ты уже можешь себе позволить быть на столе, где доктор кромсает твою обвисшую киску.
- У кого сосешь?
- Это ты сосешь, а я делаю минет!
Хотя, между нами мальчиками, самый бездарный минет всегда доставит больше радости, чем аромат прелестной розы или созерцание красивейшего заката.
Где-то здесь есть зерно истины.
Только общаясь с Лерой, Ада жутко менялась... и в тот вечер нашей с ней ссоры, перед ее изменой, она виделась с ней после долгого летнего расставания.
С волками жить по-волчьи выть.
***
- Привет.
- Э-э... привет, - сказал Стас.
- Все в порядке?
- Да, я в норме. Я не помешал тебе, а?
- Нет. Я просто был в душе. Я слышал, что кто-то звонил, это был ты? Надо было оставить сообщение.
- Ладно.
- Итак, как ты? Как тебя встретили?
- Та нормально. «Ты должен был заранее сообщить о своем приезде» - это были первые слова, как только я вошел в дверь.
- Понятно. - я рассмеялся.
- Я созвонился с нашими и договорился завтра встретится всем вместе. - Под нашими он подразумевал Руслана и Алекса. - Так что на завтра ничего не планируй! Понял?
- Понял. Отличная новость. Gracio! Buenos noches!
***
Это была наша последняя с Адой встреча.
Мы были у меня. Она сидела молча на диване, я неподалеку - в кресле. Она все старалась найти слова, которые хоть немного бы показали что она чувствовала, но так ничего и не придумала. Я тоже ничего не сказал.
- ...не молчи, скажи хоть что-то. Прости меня... я тебя люблю, слышишь... прости. - Ее голос шептал, ее глаза плакали. Горячий чай уже давно остыл, ожидая нас на столе... как и я.
Я взглянул на нее и протянул руку. Я был холодным и сухим, как мои губы.
Она целовала меня. Но мои губы оставались холодными. Они будто ничего не чувствовали. Она снова целовала меня, я закрыл глаза, чувствуя неимоверную тяжесть во всем теле. Казалось, мое тело никогда больше не откликнется на ее желание, никогда не отзовется на мольбу ее чувственных рук. Но когда оно все же проснулось, я как бы отделился от него и откуда-то с высоты, где воздух морозный и жесткий, наблюдал за тем, как мое безучастное тело бьется в объятиях теперь чужого мне человека.
Я играл честно и не любил невежд. И, как и у всех людей, претендующих на высокие моральные принципы, моя мораль нередко оборачивается просто отсутствием желания. Как случилось и в тот раз. У меня не осталось ни сил, ни желания возвращать все на круги своя. Слишком много энергии уходило на эти отношения.


9.

Я хотел Яну, но она не хотела меня видеть, Ада хотела меня, но я больше не хотел видеть ее.
Взяв себя и свой телефон в руки, позвонил Яне.
- А, это ты, что-то случилось? Что ты тут забыл?
- Тебя.
- Знаешь, у меня новый парень. Прощай.
- Подожди. Я не могу без тебя. Я знаю, я все испортил.
- Ничего страшного. - Ее сарказм поражал меня в сердце.
- Да, но я исправлюсь, заглажу свою вину.
- Знаю.
- Знаешь?
- Конечно, ты никогда не хочешь меня разочаровывать, но ты это делаешь. Очень мило говорить о том, что все хорошо заканчивается, но если человек не может сдержать свои обещания и постоянно все портит то, в конце концов, не остается ничего другого, как послать его на хрен.
Ту-у. Ту-у.
Все это меня забавляло не больше чем мастурбация в общественном туалете. Я потерял двух дорогих мне людей.
Как бы там ни было, с либидо у меня все равно был полный отстой. Дядюшка Фрейд позволил нам бросаться такими клевыми словечками, за это ему скажем спасибо. Не хочу я больше трахаться, буду флиртовать. Ну, в крайнем случае, не откажусь от отсоса. А уж вставить – нет, спасибо, это без меня: с резинкой неинтересно, без резинки стремно. Трахаться не так сексуально, как танцевать медленный танец. Поцелуй в шейку лучше вагинального туда-сюда. Массаж стопы прекраснее плевка спермы в резинку от «Перфекта». Прикосновение губ к веку, палец во рту или язык на пальце приятнее, чем член в ухо.
***
Зал в задней части бара, где раньше мы вечно галдели собираясь посидеть за чашкой чая, был заполнен степенными людьми, которые разговаривали, курили и, по-видимому были в ладах с собой. За столиком в углу сидели Стас, Руслан со своей женой Олей, обнадеженный Алекс рядом со своей Надеждой, и я с Аней.
Женатики прикольнее холостяков. Принято думать, что все они старперы с прицепом в виде супружницы и орущей мелкоты (что по сути так и есть), но на самом деле в них идет жестокая внутренняя борьба, они пребывают во власти неразрешимых коллизий и бурных переживаний, так что все такие как я им в подметки не годятся. Но что касается детей... вот тут мы друг друга не понимаем. Я смотрю из окна на новоиспеченных папаш, входящих с колясками в центральный парк: подавленные, усталые, обремененные орущими детенышами, они изо всех сил проявляют терпение... Когда же они озвереют? Когда наконец сообразят, что на хрен им не нужна эта говенная жизнь среди памперсов и детских кресел?
В этот момент два официанта принесли по бутылке вина, открыли и начали разливать.
Стас толкнул меня в бок:
- Скажи тост, Дэйв.
- За тех, кого с нами нет, - сказал я поднимая бокал, - за тех, кто с нами мог бы быть, и за тех старых, - я взглянул на Аню, - и не очень, друзей, которые сегодня собрались здесь.
Анэт, после того как мы выпили, обняла меня и поцеловала в щеку.
- Я тебя люблю. - Прошептала она. И снова поцеловала меня.
Следующий час пролетел почти незаметно в рассказах и новостях друг друга, в шутках и каламбурах. Я смотрел на нас всех и понимал, что сейчас мы все снова были вместе. Вечер проходил отменно. Вывод об этом можно было сделать хотя бы потому, что всегда в ресторане есть столики, за которыми люди веселятся лучше всех остальных, и сегодня таким столиком был тот за которым сидел я. Было ясно, что нам по-прежнему хорошо вместе.
Был уже поздний вечер, мы поужинали, выпили несколько бутылок вина и пребывали в таком настроении, в котором компании развлекающихся вместе людей обычно и пребывают в это время суток. Я слушал рассказ Руслана о его сыне, как вдруг меня прервали:
- Вам передали вот это. - Официант дал мне в руки записку, в ней всего два слова: «Привет. Обернись».
Я обернулся и возле барной стойки увидел Аду...


P.S. Если бы я познал великую любовь, я бы никогда не смог ее описать.