Творец мобильной вселенной

Вначале  было слово…
Holy book

  ...Его горизонтально гиперколбасило.
Он мог только догадываться, что значат эти слова, ведь он прочитал их всего какую-то вечность назад, жирно выведенные кислотно-желтым маркером на чёрном беззвёздном небе, которое придумал он же. Секунду спустя, он снова посмотрел на небо, но надпись изменилась, и теперь гласила что-то и вовсе невообразимое, и тошнотворно- плоское:
« Твори! Творец…». Он попытался понять смысл надписи, да и вообще, всего происходящего, но то гиперсостояние, в котором он пребывал, не слишком располагало к проявлениям мозговой активности.
Он до боли стиснул зубы, имелко-мелко застучал ими, так, что они едва не стали крошиться. Однако - напрасно.
Отчаявшись что-либо понять, он стал действовать на ощупь. Время спустя, он понял, что система на самом деле работает. Довольно быстро он научился хотеть появления различных по форме, цвету и содержанию (когда содержание имело значение) предметов, и это действовало, и откровенно его забавляло. Однако и здесь была своя задрочка - галлюцинации были слишком реальными, пожалуй, даже, реальнее, чем он сам.
Это стало явным, когда чебурашка в бейсболке Chicago Bulls и костюме-тройке Ивановской швейной фабрики имени Ленинского комсомола, до крови укусил своего Создателя за палец. Тельцу маленького уродца было предано ускорение, которое и направило его точно в пасть проплывающему мимо абстрактному льву, вылепленному кем-то из свеже-кучевых облаков.
 

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Он чувствовал, что сознание возвращается, и это пугало его.
Стайки крылатых дельфинов, появляющиеся и исчезающие по его желанию, уже не радовали его посаженный травой мозг, а голова гудела так, как если бы на неё было надето эмалированное ведро, на донышко которого, постоянно капает вода. Нащупав на абстрактной стене ещё более абстрактный выключатель, он промычал что-то вроде: «Да будет свет!», и, щёлкнув им, мысленно послал к растаким-то чертям маленькое озорное облачко, пытавшееся помочиться на его кошку.


ДЕНЬ ВТОРОЙ
Наблюдая за тем, как плещется почти однородная рвотная масса, закованная в фаянс унитаза, он выдумал туда разноцветных рыбок, с длинными пёстрыми хвостами, и назвав весь этот «аквариум» Мировым океаном закрыл крышку. Он уже было потянулся к ручке слива, но что-то остановило его. Тупо засверлившись неровным взглядом в кафель, он задумался. Побросав зрачки из стороны в сторону, он нерешительно поднял их вверх, туда, где обычно было небо, и произнёс чужим голосом: «Да будет твердь и да разделит она собою воды…»


ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Его отпускало.
Скоро, очень скоро его будет ломать, и скручивать, против часовой стрелки, и его воли.
Самое обидное, что он знал это и ждал, как солнечный свет, сумрака- с надеждой, но обречённо. Нужно было срочно занять чем-то свой организм, и он стал обшаривать карманы  в поисках следствия, или, хотя бы, причины. Достав из джинсы обшарпанный паспорт, заглянул за отворот обложки и нащупал там абонемент в самодеятельный театр при Дворце пионеров, на экспериментальную постановку «Божественный свет», по одноимённому произведению какого-то И.Е.Говы. Ниже ярусом находилась мятая половинка от деревянно-жёлтой бумажки, с оскорбляющей достоинство реально-советского человека надписью: «Подделка преследуется и т.д.», и чёрно- белая фотография Сида Б., старательно вырванная из какого-то забугорного журнала. В этом всём было больше от Nostalgie и D;j; vu,  чем практического смысла. Зато во внутреннем кармане он нашёл два маленьких зародыша зелёного кайфа- пару конопляных зёрен. В срочном порядке, надумав чернозёмом пустую бумажную коробку «со слоном», он зарыл их туда, успев пожалеть, что в своё время прогнал писающее облачко в преисподнюю, для него же, кстати, по случаю и выдуманную. Хотя, чёрт с ним! Сейчас было уже не до этого.
Он чувствовал вдохновение и понимал, что уже пора. Подумав, он протянул вперёд руки, и прошептал: «Да произрастит земля зелень!»


ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ
Афганка сделала своё зелёное дело и, через некоторое время, он начал замечать, что на потолке, помимо его воли, появляются крохотные светящиеся точки. Иногда они появлялись небольшими, но уверенными стайками, и он занимал себя тем, что выстраивал их в форме известных ему (а после - одному только ему известных) созвездий. Однако вскоре ему это наскучило, и он стал лепить из лишних шар, который становился всё больше и больше, до тех пор, пока создателя не одолела усталость. Тогда он приказал светлячкам больше не появляться.
Он лежал и смотрел на слепленный им шар, радуясь его холодному мерцанию. В ванной, как-то настороженно замычала созданная им фиолетовая корова, явно требуя дойки и вообще, хоть какого-нибудь внимания. «М-у-у-у!»- произнесла она, с явным британским
акцентом. Он прислушался - «М-у-у-у-у!». Мычание ужасно напомнило ему голос его преподавательницы по инязу, и в этом тоскливом «Му-у!», было что-то полузабыто-школьное, почти родное. Ощущение ностальгии становилось даже приятным. Он задумался - «Му-у…  Му-у-н.. MOON!… Это луна, по-английски, правильно Ева Адамовна?»
«Правильно!»- ответили ему скрипучим мужским басом откуда-то из-под кровати, - «Верно! Хочешь яблочко? Яблочко, яблочко, яблочко, яблочко, лочко, чко, о,…».
Он помотал головой и открыл глаза. Эхо изчезло, корова мычала без малейшего акцента, зато на потолке, рядом с лампочкой, висел белый шарик для пинг-понга. Он зажёг свет и шарик исчез. Ещё один щелчок выключателем и шарик вновь появился. Продолжая играться со светом, он начал судорожно припоминать что-нибудь из того, что отложилось (или должно было отложиться) из прочитанного, услышанного и увиденного по этому поводу. Как-то слишком уж пафосно, но очень уж в тему пришлась невесть откуда взятая фраза, которую он начал, против обыкновения сочень глубокого вдоха. Задержав дыхание, он выпалил - «Да будут светила на небе, для отделения дня от ночи!», после чего закатил глаза и отключился.


ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Он упал в кресло, зацепив локтём пульт от телевизора, который, естественно, включился. Дроздов упорно «дроздел» что-то об увеличении популяции и брачных играх представителей отряда «лохмато-мохнатых», на что сознание лежащего продемонстрировало некий симбиоз восторга и отвращения, что вылилось в пятнадцати минутный бессознательно-кинетический словесный понос. Ближе к развязке сего действа, тело судорожно сократилось, глаза с полузакатившимися зрачками приоткрылись, голос сошёл буквально до хрипа, и едва-едва были слышны последние слова - «Да наполнится вода тварью, да полетят птицы над землёй и да произведёт земля всё живое…».
Дроздов по пояс высунулся из «ящика с картинками» и неестественно улыбаясь, пролаял – «Сотворил, благословил, и стало так».
Радио на кухне играло «Божественную рапсодию»…


ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Спустя сутки он очнулся.
Сушняк душил. Казалось, он был в каждой поре, огромный, вселенский, всепоглощающий, работающий по принципу главного впускного клапана парового котла. Шатаясь, он пошёл на кухню и подставил голову под струю воды, глотая и впитывая кожей лица влагу.
Оторвавшись от Ниагары (в миниатюре) он оглядел кухню отсутствующим взглядом, и увидел лежащую на столе записку, придавленную пустой бутылкой из-под портвейна. Он вспомнил, что получил её в прошлую субботу от бывшей (однокурсницы). Письмо начиналось банально, даже немного пошло - «я хочу, чтоб ты знал, я жду от тебя ребёнка…». Он скомкал грамоту, цинично улыбнулся, и прошептал - «Сотворили человека по образу и подобию нашему…».
Теперь ему было уже всё равно, у него был собственный мир, в котором не было места ни бывшим, ни будущим, и он был в нём богом.


ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Колокола звучали где-то за стеной, голос призывал к спокойствию в зале суда, черви жили своей жизнью, хотя, возможно, всё это было лишь у него в голове. «Бред какой-то!»- сказал он, и поразился тому, как эхо снова подхватило его слова - «берет под койкой, под койкой, койкой…». Заглянув под кровать, он действительно увидел неизвестно откуда взявшийся камуфлированный берет со звездой, причем явно не советской. Он встал с кровати, натянул берет на голову и подошёл к зеркалу, воткнув в зубы обезтабаченную папиросу. Оттуда на него смотрел великий кубинец, старик Че с  любимой сигарой в зубах. Че улыбался, из-за стены донеслось зычное - «Господу помолимся…». Это было последнее, что он слышал; падая на пол, он прошептал - «То, что создал, понравилось ему…»



З.Ы.
Жалобно мяукала кошка, она была смертельно голодна, и, кроме того, её пугало мычание в ванной. Её нисколько не заботило, что стало с хозяином, ей было плохо и очень страшно за себя, а хозяин для неё уже не существовал.
   ЕГО ГОРИЗОНТАЛЬНО ГИПЕРКОЛБАСИЛО…


                The End.

                1999г