Конец фильма

                «Мы выходим на рассвете, над Баграмом дует ветер,
                Раздувая наши флаги до небес?
                Только пыль встает над нами, с нами Бог и с нами  Знамя,
                И родной АКМС наперевес…»

   Над землей снова шла гроза. Раскаты грома гремели, словно канонада далекого боя, то приближаясь, то откатываясь на дальние рубежи. Упали первые тягучие капли ливня, забарабанили по кровле, словно пули по броне БМД. Сверкнула молния, словно светошумовая граната, ослепив на мгновение. Я стоял на крыше дома, подставив лицо ветру и дождю. Перед глазами мелькали картины из моей жизни, словно прокручивалась архивная кинопленка…
   Вот мы впятером работаем на зачистке Пишдара, что недалеко от Хадахейль, проверяем наличие бандформирований в населенном пункте. Совместно с нами работают еще пять групп по 5 человек в каждой. Все вроде идет накатано, привычно, все честь по чести, местные, кто с головой дружит, рванули в горы, дома, преимущественно, пустые, редко когда попадаются старики, детей и женщин нет. В руках стандартный АК-74М с ГП-30. Еще один двор. Заходим, я посылаю двух по постройкам, сами замерли перед домом. В тот момент, когда я собираюсь дать команду на вход, приоткрывается дверь, высовывается дуло автомата и начинается беспорядочная пальба по двору. Мы рассыпались, как горох. Я откатываюсь за кучу камней, приготовленную видимо для ремонта дувала. Даю три короткие очереди в сторону входа, стрельба затихла. На всякий пожарный стреляю из подствольника в приоткрытую дверь. Рвануло, поднялись клубы пыли и дыма, даю команду на вход. Вошли, рассыпались по комнатам. В дальней комнате, как ни в чем ни бывало, сидит старик, читает молитву и перебирает четки. У входа в дом истекает кровью труп пацана лет двенадцати, мертвые пальцы вцепились в автомат. Господи, да нафига им все это надо, ведь детей на смерть посылают. Точнее воспитывают так, что они сами охотно идут на смерть. Старик продолжает бормотать молитву и, улыбаясь, смотрит мне в глаза. Красная пелена озверения накатывает с такой силой, что вцепляюсь в автомат, как в спасительную соломинку. Пальцы на автомате нащупывают переключатель режимов, переключаю на одиночные. Дальше все как во сне, медленно поднимаю автомат, через прицел вижу голову старика, раздается выстрел, и стена за стариком окрашивается красным…
   Дождь усиливается, вода стекает по волосам за шиворот…
   Горы Банди Зармаст, недалеко от деревни Гаджа. После выполнения задания по ликвидации одного из лидеров боевиков, который неплохо сотрудничал с нашими чеченскими бандами, с боем отступаем на место встречи с вертушкой. Вертушка должна быть юсовская, пилот соответственно тоже, если будет «жарко», может и вообще не сесть - это не наши летуны, что под шквальным огнем чудеса творят. То есть необходимо рассеять боевиков на максимально большую площадь, чтоб не могли координировать свои действия, ну и соответственно убрать гранатометчиков, чем и занимался «Фидель» со своей СВД.
   Даю команду ребятам на подъем, мы с «Фиделем» прикрываем отход, я отстреливаюсь из Винтореза. Дистанция большая, но я очень стараюсь, из СВДшки работать легче, бьет на большую дистанцию. Но… когда это нас останавливало.
Перевалили за уступ. Вертушка рядом, а духи на хвосте, плотно кроют  по камням, не давая лишний раз высунутся. Кто-то должен остаться, иначе не уйдем. Все это осознают, все глаза потупили. Имею ли я моральное право отдать приказ кому-либо остаться на смерть? Нет, не имею.  Даю приказ своим на отход, беру ПК, несколько гранат и «Стечкин». Залег в распадке, смотрю. Страх приходит постепенно. Начинают слабеть ноги и руки, дрожь охватывает все тело. Появляются мысли, а что если уйти, есть шанс выжить, затеряюсь среди камней. Духи приближаются, времени на принятие решения все меньше, да и не смогу я уйти, оголив спину своим парням. Потом думаешь, что если затаишься, то они не заметят тебя и пройдут мимо. Но в определенный момент, ловишь духа в мушку, и палец сам нажимает на спуск. Дух красиво взмахивает руками и без крика падает навзничь, скатываясь по камням, автомат катится следом. В это мгновение время останавливается, и ты видишь, как замедленно двигаясь, духи начинают падать за камни. А пулемет в руках не умолкает, только успеваешь поворачивать ствол и бить короткими очередями. Весь бой как в пелене. Они лезут, ты отстреливаешься. Пули бьют по камням, поднимая облака пыли и мелких осколков. Становится трудно дышать, горьковатый привкус порохового дыма и пыль, пыль, пыль.
   Нет бесконечных вещей, и этот бой тоже стихает. Выстрелы становятся реже, и только спустя время понимаю почему. Мой пулемет молчит, истратив последний боезапас. Оставляю его, переворачиваюсь на спину, и мой взгляд упирается в синее небо. Лихорадочно соображаю, что дальше. А дальше ничего. Достаю пистолет, гранату. Господи, как хочется жить, видеть все это, небо, камни, траву… Стреляю по приближающимся духам, в одного кажется попал, главное не перестараться и оставить последний патрон себе. Все, шабаш. Выдергиваю чеку, и ложусь на гранату, а пистолет приставляю к виску. Умирать страшно, но еще страшнее попасть в плен. Смерть будет мучительной. И вот, в тот момент, когда палец готов нажать на курок, и пустить пулю в висок…. Что-то выкручивает рукоятку пистолета у меня из рук, потом меня поднимают, и я вижу своих ребят, которые вернулись за мной. И тут до моего слуха доносятся звуки боя, я вижу Стаса и Серегу, которые ведут бой, прижимая духов обратно к камням, а «Фидель» выкручивая мне запястье пытается отобрать гранату. Потом я слышу себя и понимаю, что я крою их всех отборным матом, за то что вернулись, за то что нарушили приказ, за то что испытал такой страх, который будет мучить меня в кошмарах долгие годы, за все… А по щекам катятся слезы. А «Фидель» сует мне мой Винторез и приговаривает: «Ничего, ничего, командор, прорвемся…». В тот день, прорываясь, мы привезли двухсотым Стаса…
   Гром разрывает небо на лоскутки, молнии уже не сверкают, а горят постоянно. Я надеваю голубой берет на голову, швыряю пустую бутылку из под пива в хаос и шепчу:
   «Виват!!! Кандагар и Герат!
    Виват!!! Фальзабад и Кхасни!
    Виват!!! Хайратон и Шиндант!
    Виват, всем вам, дорогие мои шурави….»