Дом на песке 11

…Я, грешный иерей, властью данной мне … прощаю…
Батюшка исповедал и отпустил грехи Татьяне Ивановне, не вслушиваясь, впрочем, в её рассказ. Такова участь священника – выслушивать. Надо ли ему, человеку, запоминать сказанное? Скорее всего – нет. Скорее всего, всё сказанное грешниками фиксируется на каком-то, непонятом при жизни, носителе информации. А может быть и не фиксируется? А, возможно, это всего лишь психологический приём – высказался человек – и легче у него на душе. Кто знает, кто знает… Молодые люди, которые ещё не разорвали в своём сознании материальные  межклеточные цепи, завязанные дружескими чувствами, изливают душу друзьям. В  молодом возрасте ещё никто не задумывается о  разнице между  покаянием и доносом на себя, между страстью и любовью. О том, что страсть – это эмоция, а любовь – это чувства.  Хочется красок. Эмоции захлёстывают. Это потом, когда личность созреет, или, хотя бы, остановится в развитии, вот тогда эмоции постепенно угасают и более заметной становится тончайшая ткань чувства.
     «Как я люблю? Я не могу без тебя. Думаю о тебе и о нас каждое мгновение в то время, когда моё внимание не отвлекается на процесс обеспечения жизнедеятельности. Вижу всё твоё несовершенство. Вижу все недостатки. Нет, мне не всё в тебе нравится. Некоторые твои поступки вызывают негодование и неприятие их, но не затрагивают то место в душе, где я чувствую тебя. Твоё место где-то глубоко внутри моего естества всегда занято тобой, и всегда твоё, принадлежит тебе. Если бы ты не комплексовал по поводу некоторых несовершенств  своей внешности, то я бы и не заметила их. Ты – то, что надо именно мне. Хотя, кроме меня, пока никто не заинтересовался тобой. Ты так  же, как и многие мужчины, можешь часами валяться на диване и разбрасываешь, где попало, носки. Ты тщательно следишь за собой, когда выходишь на улицу, к чужим людям. Дома бесконечно мелькают перед глазами одни и те же твои любимые одёжки. И я могу постирать их только в том случае, если они не понадобятся тебе скоро. Ты кушаешь по ночам  и предлагаешь мне самые вкусные кусочки . А наутро хитро обнимаешь и говоришь коварно: «…Пу-у-у-зико…». И приходится идти на разные крайности, чтобы избавиться от последствий ночного пищевого удовольствия. Ты быстро забываешь о данных обещаниях. Тебя вечно интересует то, что совсем не интересно мне. Иногда ты раздражаешь меня своей привычностью. Но без тебя жизнь останавливается и ждёт, когда ты вернёшься, и всё станет на свои места и закрутится привычный водоворот событий. Если вдруг тебя не станет? Остановится вечность. Остановится всё, кроме чувства. Ты здесь. Ты рядом. И не надо ничего, кроме присутствия. Кроме этого спокойствия, наполненного разными глупостями жизни. Хочу ли я ещё другой радости, нужны ли мне эмоции? Я и так счастлива от одного того, что на свете есть ты. Боюсь спугнуть. Можно наворотить здесь гору красивых слов. Вроде тех, что в стихах и песнях. Про всё, что есть в мире. Романтика. Да, конечно же, она есть. Хочется полёта, но всё так тонко   и ранимо. Так жалко, что боюсь нарушить. Так ранимо и колко. Так горячо и неистово. Впрочем, не высказать. Просто чувствую и всё тут. И если страсти – это грех, а любовь – это Бог. То важно ли, замужем ты или нет. Есть ли штамп в паспорте?» Так успокаивала себя юная Татьяна Ивановна. Танюха.  Она писала письмо своему любимому.Это было более сорока лет назад. Молоденькая девушка из провинциального городка. Приехала в Киев поступать в институт. Провалила последний экзамен. Устроилась на работу. Убирать квартиру в приличной небедной киевской семье. Старые тётка и дядька вечно были на работе и в разъездах. Поэтому, Таня имела возможность забыть обо всём. Что её любимый – племянник её работодателей. Что он оканчивает институт, и вернётся скоро к своим родителям в Одессу. Так и случилось. Таня осталась в Киеве и в интересном положении. Всё было неплохо, пока не вернулись её хозяева из зарубежной длительной поездки. И увидели  не наеденное «пу-у-у-зико». Нет, они не допытывались у Тани, не лезли в её личную жизнь. Сама разберётся. Просто им нужна была домработница. А Таня больше наклоняться  мыть полы и  залезать высоко , мыть окна, больше не могла. Поехать  домой к родителям  в таком виде Таня тоже не могла. Хоть она уже и ехала в автобусе «Киев – Канев». На въезде в Обухов Тане стало плохо. Водитель остановил автобус. Таня сказала, что дальше не поедет, сойдёт здесь. Когда автобус скрылся из виду, Таня сошла с дороги и пошла по полю к копне соломы. Там она будет лежать , пока умрёт – решила девушка. Там она и лежала, когда у неё начались родовые схватки. Она кричала – сколько хотела. Ночь. Поле. Солома. Ни одной живой души рядом. Только  собака  подбежала, остановилась, посмотрела на Таню. Перекусила пуповину у новорожденной девочки. Съела отошедшее детское место. Зализала всю кровь, пока Таня была без сознания. Затем аккуратно, чтобы не причинить вреда, взяла новорожденную девочку за холку и отнесла в свою будку. Она же самка. Она много щенков наплодила. Теперь мудра, но стара, больше щенков не носит. Будет  выращивать это создание. Но не  тут -то было. Наутро хозяин собаки вышел во двор за сарай по малой нужде. Он  услышал непонятные звуки в будке. Заглянул туда. Отобрал у собаки  Жучки младенца.  Занёс в дом, согрел тёплой водой, обработал пуповину. Завернул девочку в чистую простыню и одеяло и отнёс в милицию:
     - Вот, моя  Жучка принесла. В будке у неё нашёл. Может, кто потерял?
Об этом через сорок лет после события, Татьяна Ивановна не каялась священнику. Она об этом не знала. Когда Таня очнулась, ни в животе, ни рядом с ней ребёнка не было. Таня даже  обрадовалась.  Нет проблем. Привела себя в порядок, вышла на трассу, подождала автобус, села в него и спокойно поехала домой к родителям.