Аэсинь

                К. Велигина afalina311071@mail.ru

                А Э С И Н Ь
                1

         - Привет караулу! Чем развлекаетесь, господа?
     Так спрашивал весёлый жизнерадостный человек - крупный, полнокровный, ещё совсем не старый здоровяк, бывший караульный, ныне же знатный вельможа. Приветствие и вопрос относились к отдыхавшим караульным, которые рады были видеть старого товарища. Все они тотчас оживились, раздались голоса:
      - Будь здоров, Гоффрид! Садись! Мы пьём свежее баварское - не откажешься? Или ты теперь стал утончённый, только итальянские да французские вина признаёшь?
      - Никогда не предам пиво! - торжественно провозгласил Гоффрид. - Ну-ка, ребята, поставьте мне для начала кварты две. И рябчика отрежьте - не откажусь. Эх, красавец рябчик. Что-то, гляжу, вас балуют, а?
      И он расхохотался.
      - Да уж, забаловали! - смеются друзья, ставя перед Гоффридом пиво и половину жареного рябчика. - Ну, рассказывай! Что нового в за'мке? У госпожи Августы всё тот же пламенный обожатель или она уже снова поменяла его на кого-нибудь? С неё станется!
     Солдаты хохочут.
     - Ей теперь не разгуляться, - отвечает Гоффрид, отрывая себе ножку рябчика и с удовольствием ею закусывая. - Королева взяла её себе вместо госпожи Тины, фрейлиной-камеристкой. Повышение, конечно; но с личными делами небольшой пролёт. Ведь камеристкам приходится рано вставать...
     Он хохочет первый, за ним все остальные.
     - А Аврора? - снова раздаются вопросы. - Она всё так же тебе верна и доступна?
     - Да мы почти что муж и жена, - весело отвечает Гоффрид. - Разве только иногда захотим отдохнуть друг от друга... Так на то и королевский двор, полно и кавалеров, и фрейлин - выбирай любую.
     Снова дружное веселье. Но вдруг Гоффрид видит что-то в окно и делает знак рукой. Все затихают.
     - Принц Датский вышел, - со значительной иронией говорит он вполголоса, делая добрый глоток пива. - Сам Э'лгард. Сейчас опять сядет у фонтана, как водяной. И чего эти бабы в нём находят? А ведь находят. Как взглянут ему в глаза, так потом сами не свои.
     Раздаются смешки и сдержанное хихиканье.
     - О! Сел! - с насмешливым нескрываемым презрением комментирует Гоффрид. - И в воду смотрит. Сегодня королева ему о женитьбе толкует в трёхсотый раз - мол, надо же тебя, мозгляка тщедушного, наконец, женить. А он, чудак, смотрит в окно и вдруг усмехается - так знаете, слегка. И выдаёт ей: "Дождь. А ночью мне снилось солнце". Кланяется матери и выходит из зала - ну? И вот приходит сюда; лягушек ловить, что ли? Будет среди них себе заколдованную невесту искать!
     Все снова не выдерживают, и взрыв хохота сотрясает караульное помещение.
     Этот смех доходит до ушей принца, сидящего у фонтана. Он не тщедушен, как выразился Гоффрид, просто худощав. Впрочем, в чём-то Гоффрид прав, вид у семнадцатилетнего принца не слишком мужественный. Его ноги, обтянутые чёрными шёлковыми чулками, остались такой же отроческой формы, как были пять лет назад - нет ни развитых икр, ни мускулистых ляжек. Правда, ноги эти прямые и хорошей длины, но такие пустяки могут оценить только женщины. Плечи у принца узковаты, волосы прямые и почти белые, они достигают плеч. Глаза - прозрачные и отливают то серым, то зелёным. Лицо Элгарда бледно, губы тоже бледные, хотя рот и вообще черты лица вполне тонки и даже красивы: особенно глаза, приятно и странно оттенённые не светлыми, а тёмными ресницами. Придворные прозвали его Принц Датский, намекая на его странную от всего отчуждённость и вечное непонимание, царящее между ним и его матерью, вдовствующей королевой. На принце Элгарде всегда всё чёрное - и камзол, и короткие штаны, и чулки, и кожаная обувь. Женщинам он и в самом деле нравится. Фрейлины, что помоложе, ежедневно стараются как бы ненароком пройти мимо него, чтобы украдкой заглянуть ему в глаза, но он совершенно равнодушен к ним.
     Тем не менее, он любимец фрейлин и служанок. Его взгляд и приятный, чуть расслабленный тенор их завораживают. Если принц иногда что-нибудь говорит, дамы и служанки жадно слушают его, затаив дыхание; но говорит он редко. Ему гораздо больше нравится молча созерцать природу или читать что-нибудь.
     Он любит смотреть в воду самой нижней и широкой чаши римского фонтана. На дне этой мраморной чаши трещины создали причудливые узоры, человеческие фигуры, целые картины. Но смех, доносящийся из караульного помещения, конечно, касается его - он это знает. Это уже не в первый раз. Не переставая размышлять о письмах Плиния Младшего, Принц Датский осторожно поднимается с места и незаметно, неторопливо, скрытый живой изгородью, добирается до кордегардии. Он слышит отчётливые слова Гоффрида:
     - Ну всё, отловил своих царевен-лягушек и пошёл морочить головы дамам. Зачем ему это, хотя он, вроде, и не старается? Всё равно с такими палочками вместо рук и ног он сам похож на девчонку - и далеко не из хорошеньких. Я бы молчал, будь он умён или хотя бы весел - а то ведь полное ничто...
     Элгард медленно выходит из-за живой изгороди и, как внезапная тень, появляется в кордегардии. Смех разом смолкает. Гоффрид вскакивает и замирает в почтительном поклоне, остальные - караульные, поэтому вытягиваются по струнке.
      Принц медленно берёт в руку кружку пива и завораживающе расслабленным голосом спрашивает:
      - Баварское, господа? Неплохо, но я бы предпочёл голландский сорт, - он слегка усмехается. - Впрочем, вино ближе моему сердцу. Однажды мне приснились виноградные лозы, совершенно закрывшие небо; и только солнце золотило кисти муската, пробиваясь сквозь листву. Что ж, если, насколько мне известно, я - Принц Датский, то: "a rat!" У меня завелись мыши, как сказал бы Гамлет. И они даже не прячутся.
      И он выплёскивает пиво в лицо Гоффриду. Потом объявляет:
      - У меня нет при себе перчаток, поэтому пусть пиво послужит вызовом на дуэль. Вы изволили выразить мысль, - обратился он к Гоффриду, точно удивляясь тому, что этот человек способен "выразить мысль", - будто я "полное ничто". Считаю себя оскорблённым не столько вашим мнением обо мне, сколько обсуждением моей внешности и поступков в кругу моих подданных. Беритесь за свою шпагу, сударь; моя всегда при мне.
      Гоффрид, быстро утерев салфеткой лицо и голову, залитые пивом, красный от негодования, молча вышел из помещения вслед за принцем. Караульные тут же бросились к открытым дверям и окнам, чтобы видеть поединок.
     Он длился недолго. В скором времени раненый вельможа лежал на земле, а принц, приставив к его горлу шпагу, спокойно говорил:
     - Гоффрид, я не стану убивать вас, хотя имею на это полное право. Вы получите помощь. Ну, а вы, друзья, - он пристально посмотрел на солдат, и те опустили глаза, - не пейте больше так много баварского. Если я ещё раз услышу, что надо мной потешаются, я приду, снова отыщу мышь, и снова поединок закончится в мою пользу: я это знаю. Вильгельм, ступайте в замок и пригласите врача. Честь имею, господа.
      И, вложив шпагу в ножны, принц скрылся за живой изгородью. Вильгельм, один из караульных, бросился за врачом, Гоффрид стонал, остальные стояли молча, понурив головы и не поднимая глаз.

                2

      - В чём дело, сын мой, ваше высочество? - спросила за обедом королева-мать: красивая, стройная, надменная женщина с тяжёлыми волосами цвета гречишного мёда, отчасти убранными под лёгкую корону. Ей было уже около сорока пяти лет, но она не утратила былой красоты даже в мелочах, напротив, как говорили, стала ещё красивее.
      - Вы начали вызывать на дуэль вельмож? - продолжала королева, не отрываясь от трапезы. Впрочем, ела она мало - такова была её привычка - и весьма медленно, поэтому застолье не мешало беседе.
      - Я был вынужден пойти на этот шаг, ваше величество, - спокойно отозвался Элгард, также не прекращая есть: сдержанно и неторопливо.
      - Вам показалось, над вами смеются? - уточнила королева.
      - Мне никогда ничего не кажется, матушка, - возразил сын всё так же спокойно. - Я был открыто оскорблён, и не впервые.
      - Что же вас оскорбило?
      - Слова.
      - Какие именно?
      - "Полное ничто", конец цитаты, - ответил Элгард.
      - Возможно, начало цитаты относилось не к вам, - королева позволила себе слегка улыбнуться.
      - Ко мне, к сожалению, - ответил сын.
      - Хорошо, к вам. Значит, вы не согласны на "полное ничто"?
      - Не согласен, - принц впервые поднял на мать глаза и задержал взгляд на её лице.
      - Почему? - хладнокровно спросила королева.
      - Потому что, ваше величество, я ваш сын и наследник престола, - был ответ. - Разве это ничто?
      Королева некоторое время ела молча, потом заговорила снова.
      - Это факты, которые, бесспорно, сами за себя говорят, - согласилась она.  - Но они говорят сами за себя, а не за вас. Где ваш характер? Я его не вижу. И если мне скажут, что вы весьма непонятного характера, то мне нечего будет на это возразить.
      Принц невольно улыбнулся.
      - Хотелось бы уточнить, - начал он, - что именно для вас непонятно, матушка?
      - Возьмём, хотя бы, ваше упорное нежелание жениться на принцессе Элис, - с некоторым раздражением пояснила королева. - Это очень удачная партия, Элгард, и теперь нам особенно невыгодно отказываться от неё, но вы почему-то не желаете меня понять.
      - Я всегда избегал политических игр, - ответил Элгард. - Я не желаю строить на них свою личную жизнь.
      - Даже ради блага отечества?
      - Особенно ради блага отечества.
      - И вы считаете, это умно? - королева отодвинула от себя пустую тарелку. - В конце концов, вы мой сын, и я могу давать вам советы. Женитесь на Элис! Ведь ваше сердце не занято другой. А Элис очень мила и будет достойной королевой.
      - Матушка, я не люблю её, - был короткий ответ. - И никогда не смогу полюбить. Она мне чужая. Кроме того, диадема, которую её высочество без конца носит, сделана несколько грубовато, и алмазы на ней огранены не так, как подобает. Вряд ли человек, который по собственной воле носит плохо сделанную вещь или одежду, может обладать вкусом, достойным вашего и моего сочувствия.
      - Речь не о вкусе, - холодно заметила королева. - Я твержу вам о политически выгодном, достойном браке, а вы мне - о какой-то плохо сделанной диадеме. Это несерьёзно, Элгард.
      - Я твержу вам не столько о диадеме, - возразил сын, - сколько о любви. А это серьёзно, ваше величество.
      - Что такое, по-вашему, любовь? - спросила королева, постукивая пальцами по столу.
      - Чувство, которое совершенно захватывает тебя, так что ты немеешь. Чувство, которым живёшь. Чувство, которое обогащает тебя, а не обирает.
      - Чувство! - королева всплеснула руками. - Что за дикий вздор и где вы видели подобные чувства?
      - Я испытывал их к вам, ваше величество, - молвил сын. - С трёх до шести лет. И этого не забуду. Никогда. Я был действительно влюблён в вас.
      - Я знала, что вас недаром называют Принцем Датским, - вздохнула мать. - Эдипов комплекс. Я подозревала это.
      - Эдип ни при чём, - сын покачал головой. - Все сыновья хотя бы раз в жизни любят своих матерей, если это не остаётся с ними навсегда. Со мной навсегда это не осталось.
      - Вы уже не любите свою мать? - удивилась королева.
      - Я перестал доверять ей, - ответил сын с поклоном. - Простите, ваше величество; позвольте мне удалиться.
      - Удаляйтесь, - сказала королева. - Только прошу вас: больше никаких дуэлей.
      - Не могу обещать, - ответил Принц Датский, покидая зал.
      В саду возле ручья он улёгся на траву и закрыл глаза. Ему вспомнилось чувство восторга и обожания, когда он в детстве видел свою мать. Мадам Соланж приводила его к ней по утрам здороваться и играть. Ему представилось, как маленький мальчик, хрупкий и светловолосый, нежно обнимает ласково смеющуюся царственную женщину, а потом они играют в кареты и лошадки, и матушка выдумывает невероятно интересные истории о хозяевах карет и об их королевских шестериках, мастерски сделанных из драгоценного дерева или слоновой кости.
      А в шесть лет он однажды не был допущен к матери. Дверь её спальни открыл какой-то барон и сказал повелительно:
      - Сейчас вашей матушке не до вас, ваше высочество. Вы увидитесь за завтраком.
      - Моей матушке всегда до меня! - Элгард побледнел и топнул ногой. - Я её сын, а кто такой вы, сударь, мне неизвестно.
      Он с силой оттолкнул барона и вошёл, но королева уже стояла перед ним, суровая и возмущённая.
      - Элгард! - строго сказала она. - Как вы посмели обидеть моего друга и гостя? Просите прощения!
      - Матушка, он не пускал меня к вам, - сказал ребёнок.
      - Подите в детскую, - был ответ. - Если ОН не пускал вас, значит, и я не пускаю. Кажется, это ясно любому. Мадам Соланж, уведите его высочество. И прошу отныне не водить его ко мне по утрам.
      "Она забавна, - слегка улыбнувшись, подумал Элгард. - Предала меня - и даже забыла об этом. Хорошо, право, что теперь мне нет до этого совершенно никакого дела".
      Он вдыхает воздух, напоённый ароматами трав и цветов: для него это самый заветный запах, существующий в мире.
      Слышатся чьи-то шаги - мягкая поступь по траве. Регент, догадывается Элгард. Только он так ходит: ступает тяжело и почти бесшумно, как тигр. Его зовут Бо'рхас, но принц с детства называет его Барсом.
       - Здравствуйте, Барс, - говорит он, не открывая глаз. - У вас нечто срочное?
       - Я думал, вы спите, ваше высочество, - несколько смущённо откликается Борхас.
       - Пустяки. Садитесь, - приглашает Элгард, всё так же не открывая глаз. - Я весь внимание.
       - Почему вы не открываете глаз? - осторожно осведомляется Борхас, медленно и аккуратно присаживаясь на траву.
       - Если я открою их, - Элгард улыбается, - я увижу всё те же декорации для провинциального театра. Постриженные деревья и кусты. Разноцветные тюльпаны. Дремлющих лебедей среди кувшинок на пруду. Королевский замок. Словом, Эльсинор. А я хочу видеть сад, освобождённый от страданий. Чтобы деревья росли, как им того хочется, и кусты цеплялись бы за мой камзол. А цветы шептали бы мне: ты устал, отдохни... Проходя сквозь луну и сквозь солнце, пространство небесных сфер охватывает меня, и вот я уже на ступенях Парфенона без этой нелепой печали в душе. Надо мной клубятся белые чаши облаков - ослепительно белые, как это может быть только над Парфеноном. Боги восходят на Олимп в разноцветной радуге древнегреческих мифов. Проплывает Гелиос в сверкающей колеснице. И Эрот, забавляясь, стреляет в меня. И попадает на этот раз - прямо в сердце... Как же я давно никого не любил! И даже ни разу никого не убил, хотя у меня была сегодня такая возможность... Ну, что у вас, регент? Говорите, не то у меня возникнет чувство, что вы пришли, чтобы тайно убить меня.
       - Господи, помилуй, - Элгард чувствует, что Барс крестится. - Что вы изволите говорить, ваше высочество! Я, в сущности, пришёл исключительно с банальностями, которые, впрочем, чрезвычайно важны. Вам нужно жениться на принцессе Элис.
       - Ах, да, - сказал принц, пробуждаясь от грёз. - В самом деле. Как я мог забыть такую животрепещущую тему.
       Он вспомнил, как увидев его на приёме в своём дворце, принцесса Элис весело рассмеялась.
       - А я сначала приняла вас за пажа, - призналась она искренне. - И всё ждала, когда же появится настоящий принц.
       - Ей нужен настоящий принц, - сказал его высочество Барсу со всем сарказмом, на какой только был способен. - Понимаете, Барс? Настоящий! Со всеми атрибутами истинного принца. Я так это вижу: у Его Настоящества золотые вьющиеся локоны, синие глаза, красивый мужественный загар, греческий нос; вообще, он Аполлон Бельведерский, только в цвете, живая античная статуя в анфас и в профиль, с ногами древнего римлянина, с руками древнего грека - и ростом не менее шести футов. Увы, портрет не с моего лица.
       - Брак политически выгоден, - траурно сказал Борхас. - Принцесса согласна. Все ждут вашего слова.
       Принц, наконец, открыл глаза и сел рядом с регентом. Устремив на Борхаса свой долгий пристальный взгляд, он сказал:
       - Всё ещё не могу разгадать, кто вы, Барс: Розенкранц или Гильденстерн? А может, это одно и то же?
       Борхас нахмурился:
       - Ваше высочество да ответит мне ясно. Согласны ли вы жениться на принцессе?
       - Моя матушка проявляет в этом вопросе поистине героическое упорство, - заметил Элгард. - Нет, я не согласен жениться на принцессе Элис.
       - Это ваше окончательное решение?
       - Вот уже два дня, как её величество требует от меня окончательного решения. И всякий раз, когда я принимаю это окончательное решение и сообщаю его ей, она притворяется глухой. Я решил раз и навсегда, Барс, и моё решение обжалованию не подлежит. Ступайте.
       Борхас встаёт, почтительно целует руку принца и уходит, ещё сильнее нахмурившись. Он знает принца; знает и то, что отказ его высочества - окончательный. Это особенно неприятно и неожиданно и для королевы, и для него, так как обычно Элгард со всем соглашался и крайне редко выражал своё несогласие с решениями королевы и предложениями регента.
      - Ну что ж, - сказала королева, выслушав Борхаса. - Его высочество сам себе всё портит. Боюсь, он поздно это поймёт. Надеюсь, наш отказ принцессе не будет иметь дурных последствий.

                3

      - Ваше высочество, Элгард, - спустя три дня, говорит королева за завтраком. - Я довожу до вашего сведения, что осиротела дочь князя Аларского. Она королевской крови, и мы её ближайшие родственники. Прошу вас - заранее прошу! - не спорить с моим решением пригласить её в замок. Я дала обет всячески опекать это бедное дитя. От вас требуется только одно - не обижать сироту.
     - В какой степени мы родственники с княжной? - осведомился принц.
     - В непосредственной, - сухо ответила её величество. - Если вас это интересует, загляните в генеалогическое древо.
     - Неужели оно так испорчено веками, матушка, - усмехнулся принц, - что в него можно так просто заглянуть? Что за насекомые источили его ствол?
     - Довольно шутовства, - сурово ответила королева. - Схема лежит в резном бюро; можете достать и взглянуть, если вам угодно.
     Его высочество немедленно открыл бюро, бывшее украшением столовой залы, вытащил схему и несколько минут внимательно изучал древо, задумчиво говоря:
     - Оно ветвисто и непропорционально. В Эдеме ему вряд ли нашлось бы место; впрочем, я ошибся - вероятно, оно было древом познания добра и зла. Так и вижу, как вот с этой ветки змей-искуситель протягивает Еве запретный плод, а сам от радости помахивает кончиком хвоста, подобно вашей комнатной собачке, предвкушая грядущее проклятие человеческого рода. Как зовут молодую княжну?
     - Аэси'нь, - ответила королева.
     - Она ваша прабабушка? - удивился принц. - Значит, это весьма древняя особа. Ей лет за двести. Я полагал, говоря "бедное дитя", вы подразумеваете нечто более свежее и молодое; впрочем, я слышал, что когда люди стареют, они обретают детские черты.
     - Перестаньте бездарно иронизировать, - сказала королева. - Её зовут так же, как мою прабабушку: они из рода древних алхаджарских князей. Эта Аэсинь - дочь покойного Даюг-Джага, князя Аларского.
     - Ах вот как, - губы принца тронула едва заметная улыбка. - Я не сомневался, что в моих жилах течёт кровь скифов.
     Он склонился над схемой.
     - Вот она. Я нашёл эту Аэсинь. Ей пятнадцать лет. И она приходится мне... удивительно, но поверьте, я сейчас подсчитал... она приходится мне троюродной внучкой. Как приятно стать дедом уже в семнадцать лет! И быть всего лишь двумя годами старше своей внучки. Стало быть, вы её троюродная прабабушка. Видите, избежать прабабушки не удалось, как я ни старался.
     - Элгард, прошу вас, - устало молвила королева-мать. - Не будем думать о том, кто, кем и кому приходится. Называйте её кузиной, вот и всё.
     - Это даже неинтересно, - Элгард слегка пожал плечами. - Я только что ощутил себя стариком, перед которым вечность, и услышал звон ключей от райских врат, а вы так просто и грубо вернули меня в мир моей безрадостной юности, ваше величество. Протестую. В этом есть нечто пошлое.
     - Пошлое? - королева саркастически прищурилась. - Оказывается, вам чужда пошлость? Я сомневаюсь, что вы слышали звон ключей от райских врат - это я размешивала сливки в чайной чашке серебряной ложечкой. На мой взгляд по'шло другое: например, затевать петушиные бои с придворными.
      - Ах да, - встрепенулся Элгард. - Я забыл о вашем ненасытном человеколюбии, матушка. Как там наш добрый господин Гоффрид? Уже пьёт баварское или всё ещё обходится слабительным?
      - Он поправляется, - королева стряхнула крошки бисквита с ладоней. - Если вы непременно хотите блеснуть остроумием, советую выступать в спектаклях нашего королевского театра. Какая связь между ранами от шпаги и слабительным? Объясните, может, я плохой врач.
      - Вы же не из рода Медичи, - Элгард развёл руками. - Вы не просто плохой врач, ваше величество, вы вообще не врач и даже - я в этом уверен - скверная сиделка из вас не получилась бы. А связь между слабительным и ранами от шпаги проста: пей побольше первого, и тебе не придётся сталкиваться со вторым. Просто будет некогда. Это я помню по своему детскому опыту.
      ... Гоффрид в самом деле выздоравливал - и весьма быстро, благодаря неустанным заботам Авроры, своей "почти жены". Поединок с принцем заставил его призадуматься. Все это видели, но о чём он думает, никто не знал.


     Через два дня Аэсинь появилась в замке.
     ... Элгард в обычной лёгкой дремоте лежал близ кустов у ручья - там, где его никто не мог бы найти. Когда ему хотелось побыть одному, он выбирал для своих грёз места поукромней. Вдруг он скорее почувствовал, чем услышал чью-то бесшумную и лёгкую поступь. Кто-то приближался к нему. Это был не регент, поэтому принц немедленно открыл глаза: он нигде не чувствовал себя до конца уютно и всегда был осторожен. Он увидел девушку с толстой золотистой косой, с большими ярко-синими, чуть раскосыми глазами, тоненькую в талии, в пышном светлом платье, которая, замерев, смотрела на него. Его завораживающий взгляд почти прозрачных глаз остановился на её глазах и точно приковал их к себе, как приковывал глаза всех женщин, но она смотрела иначе.
     Он поднялся на ноги и учтиво заговорил:
     - Приветствую вас, княжна. Видите, я узнал вас. Значит, вы прибыли. Что ж, wellcome, как сказали бы англичане.
     Она поклонилась ему.
     - Добрый день, ваше высочество. Простите, я помешала вашему отдыху.
     - Зачем же вы помешали моему отдыху? - спросил принц своим завораживающим, чуть расслабленным тенором. - У вас были для этого основания? Кстати, в знак приветствия полагается целовать мне руку. Это делают решительно все, кому не лень, и мне приходится без конца мыть руки. Ужасный обычай. Но... этикет требует.
     - Руку? - она удивлённо и беспомощно посмотрела на него. - О нет! Это очень странно. Я не могу поцеловать вашу руку. Лучше по-другому.
     Она решительно приблизилась к Элгарду, обняла его за шею и ласково поцеловала в щёку, после чего сразу же отпустила и, отойдя в сторону, снова поклонилась ему.
     Этот простой и естественный жест так ошеломил принца, что добрую минуту он не мог произнести ни слова. Его никогда не целовали в щёку: только в лоб, да и то - это делала исключительно мать, и очень давно.
     - Благодарю вас, - наконец произнёс он. - Вы удивительны. Вам это известно?
     - Нет, - она доверчиво улыбнулась ему. - Я самая обыкновенная. Это вы удивительны.
     - Чем же?
     - На вас приятно смотреть и вас приятно слушать, - беззаботно ответила Аэсинь. - Я не хотела нарушать вашего покоя, милорд, но её величество сказала, что мне следует побывать в саду. Я пошла в сад. И увидела вас.
     - Когда вы приехали? - спросил Элгард.
     - Два часа назад.
     Его высочество испытующе посмотрел в глаза Аэсинь и сурово сказал:
     - Недавно скончался ваш отец, не правда ли? Почему же вы не в трауре?
     - Я в трауре, ваше высочество, - Аэсинь честно посмотрела в лицо принцу. - У алхаджаров любой светлый цвет без узоров - траурный.
     Элгард улыбнулся.
     - Вы удивительны, - повторил он. - Я сожалею о кончине вашего отца, князя Даюг-Джага, и выражаю вам глубокие соболезнования по этому поводу, хотя не имел чести знать князя лично.
     - Благодарю, ваше высочество, - ответила княжна. - Мало кто знал его лично. Он любил одиночество и предпочитал его обществу друзей.
     - Я тоже склонен к одиночеству, - уронил принц. - Но не уходите, если вы не устали с дороги, прошу вас. Или вы устали?
     - Нет, - Аэсинь снова улыбнулась. - Дорога не была утомительной.
     Принц опять опустился на траву и сказал:
     - Не присядете ли вы?
     - Я не смею сидеть в вашем присутствии, - отвечала княжна.
     - Не бойтесь, я позволяю.
     Он снял свой чёрный камзол и расстелил его на траве, оставшись в белой крахмальной рубашке.
     - Садитесь!
     Аэсинь робко уселась на камзол.
     - Благодарю, ваше высочество, - молвила она.
     - Не нужно церемоний, - возразил принц. - Зовите меня Элгард.
     - Просто Элгард? - удивилась Аэсинь.
     - Просто Элгард. Если вас это не смутит, я тоже стану называть вас просто Аэсинь. Вы согласны?
     - Да, - Аэсинь засмеялась. - Это чудесно. Я очень рада. Тебе здесь хорошо, Элгард? Мне кажется, в этом саду должно быть хорошо всем.
     - Мы уже на "ты"? - Элгард не мог сдержать своего изумления.
     - Да, - убеждённо ответила княжна. - Раз Элгард, значит, "ты". И раз Аэсинь, значит, тоже "ты".
     Он рассмеялся.
     - Повторяю в третий раз: вы удивительны. Я ещё никогда и никого не называл на "ты" - даже последнего слугу. Но я попробую.
     Он снова улёгся на траву и прикрыл глаза, закинув руки за голову.
     - Что касается вашего... прости, твоего... вопроса о том, хорошо ли мне здесь, я отвечу, что мне здесь терпимо. Вполне. В общем, можно жить. Вы... прости, ты... читала "Гамлета", Аэсинь?
     - Конечно, - услышал он её заинтересованный голосок.
     - Так вот, весь этот сад и замок - декорация к "Гамлету". Меня прозвали Принц Датский; мы с её величеством периодически разыгрываем сцены друг перед другом, а мой регент - Розенкранц и Гильденстерн в одном лице. Так что тебе бы подошла роль Офелии, но лучше не участвовать в нашем неуместно затянувшемся спектакле. Недавно нашёлся даже один Полоний, но я не убил его, а только ранил на дуэли. До чего мне надоело быть Гамлетом! Видите ли, тень моего отца несколько задержалась в пути и всё не приходит, а Клавдиев у моей матушки целых два, и она поставит меня в угол, если я обижу хотя бы одного из них. Даже может лишить сладкого. Так что я не решаюсь. Тем более, что они бегают от меня, как от чумы, а если приходится обедать с кем-нибудь из них, то этот несчастный то и дело искоса посматривает на меня и постоянно давится то картофелем, то салатом, а мяса вообще есть не может: одно горе наблюдать, как мучается этот человек на протяжении всего обеда. Надеюсь, ты не такова?
     Аэсинь, давно уже смеявшаяся над изображенной принцем картиной, сквозь смех ответила:
     - Нет. Я буду есть всё и постараюсь не подавиться.
     Помолчав, она заметила:
     - Ах, как жарко! Вот бы искупаться.
     Элгард улыбнулся.
     - Аэсинь, - обратился он к девушке. - Если бы у меня было собственное море - нет, лучше океан - я бы подарил его тебе, и ты родилась бы из лазурных волн, из белой пены, как Афродита. Лёгкие одежды прекрасных женщин Греции струились бы по твоему телу, а твои босые ноги утопали бы в нежном и тёплом песке, и вода, подобная шёлку, омывала бы их... Я очарован мифами Древней Греции: внутри них чувствуешь себя так уютно. Но увы! Реальность грозит нам пальцем, как суровая гувернантка, и предлагает единственное: большой, но унылый пруд с кувшинками и семейством белых лебедей, где вы, если и не рискуете стать Ледой (впрочем, всё возможно), то рискуете в другом - плавать в воде сомнительной чистоты в компании лягушек, тритонов, ужей и головастиков, а после выбраться на берег, вся зелёная от тины, и долго стирать с себя эту болотную муть.
     - В самом деле? - Аэсинь задумалась. - Разве в ваших владениях нет чистой реки или чистого озера, Элгард?
     - Есть, - подумав, ответил Элгард. - Чистая широкая река течёт через наш парк. Но там вас могут увидеть сразу двести человек. Прости, увидеть тебя.
     - Пусть видят, - она улыбнулась. - Я буду плавать в длинной рубашке: она почти как платье.
     - Что ж, - он открыл глаза. - Раз ты настолько смела, я готов после обеда проводить тебя туда.
     - А её величество даст согласие? - слегка встревожилась Аэсинь.
     - Нам не нужно согласие королевы, чтобы гулять в моём собственном парке, - заметил принц. - Тебе незачем спрашивать её, а мне - тем более.
    
                4

      - Значит, вам здесь нравится, княжна? - благосклонно спрашивала за обедом королева.
      - Ах да, очень, - с живостью отвечала Аэсинь. - Здесь замечательно, ваше величество.
      - Я чрезвычайно рада, - королева любезно улыбнулась. - Мы не стесним вашего покоя, милая. Вы будете, вероятно, продолжать учёбу? Обедать, скорее всего, вы пожелаете у себя. Мы с его высочеством часто ведём узкосемейные беседы, которые вряд ли будут вам интересны.
      - Словом, вы будете окружены скукой и одиночеством, - подхватил Элгард. - И можете этому радоваться. Даже веселье за нашим королевским столом так печально, что мы с её величеством никогда не смеёмся, разве что усмехаемся.
      - Какое веселье вы подразумеваете, Элгард? - сухо осведомилась королева. - Я не веселюсь за обедом. Я принимаю пищу. Если вы имеете в виду скудный блеск вашего острословия, то можете веселиться без меня. Впрочем, вы только этим и занимаетесь, не мне вас учить.
      - Матушка, вы гораздо лучше меня блещете острословием, - согласился принц. - Кто недавно сравнил звон ключей от райских врат со звоном серебряной ложечки? Это же поэтическая находка!
      - Я не позволяю себе сравнений, противных Священному Писанию, - сурово возразила королева-мать. - Никогда не позволяю. Никогда.
      - Видите, как с нами весело? - Элгард улыбнулся Аэсинь. - Мы великолепно понимаем друг друга. Прямо, как двое глухих, не разумеющих грамоты жестов.
      - Это наш обычный стиль общения с милордом, - подтвердила её величество, тоже улыбнувшись девушке. - Что делать! Его высочество любит упражняться в шутках, к сожалению, не всегда уместных, и я не в состоянии остановить его словесный... поток, - выдержав паузу, сквозь зубы закончила королева.
      - Матушка, вы едва не сказали неприличное слово! - Элгард изобразил восхищение. - Но природная застенчивость вас удержала. Как жаль. Несказанное вами прозвучало бы очень живо. Не в пример вашему обычному сухому слогу.
      - Ваше высочество, я прошу вас соблюдать этикет, - отозвалась королева. - Кстати, я не застенчива, а вежлива. Вы допустили фактическую ошибку. Застенчивой я никогда не была.
      - Это добродетель? - принц выразил удивление.
      - Добродетель - скромность, а не застенчивость, - пояснила королева. - Вот княжна Аэсинь скромна, а вы, мой сын, нет. И это вас не украшает.
      - Зато два ваших Клавдия скромны. Но это не мешает им посещать вас, - принц задумался. - Удивительная добродетель. Благодаря ей, вы пожинаете смертный грех в двух лицах. Двуликого Януса или, другими словами...
      Кровь бросилась в лицо королеве.
      - Когда у вас появится десять Офелий, Принц Датский, - перебила она хладнокровно, - я напомню вам ваше сегодняшнее высказывание. Впрочем, в ваших Офелиях я сомневаюсь. У вас не мужественный вид.
      - Отчего же, - нерешительно вмешалась Аэсинь. - Его высочество очень мужественный. Просто это не бросается в глаза, потому что он живёт духовной жизнью.
      - Он? - королева-мать усмехнулась. - Вероятно, под духовной жизнью, точнее, под её личиной он скрывает исключительно свои бредни о древнегреческих мифах? Не слушайте его, милая княжна. Его высочество далеко не так умён и мужествен (уж я-то знаю), как это порой может показаться. Впрочем, не переживайте. Все эти взаимные пикировки между нами решительно ничего не значат. Они несерьёзны и даже порой забавляют меня.
      - Меня тоже, - произнёс принц. - Но сейчас, матушка, вы грубо нарушили этикет и унизили меня в глазах княжны, заявив, что я не умён и не мужествен.
      - Вы первый заговорили о трёхликом Янусе, - отпарировала королева.
      - Я говорил метафорами, вы сочли это оскорблением и в ответ напрямую оскорбили меня. Хорошо, первый же "лик" вашего Януса почувствует это на себе; пусть только появится.
      Её величество закусила губу.
      - Я прошу у вас прощения, ваше высочество, - сказала она мягче обычного. - Не будем отрицать очевидного: вы отлично владеете шпагой и не боитесь постоять за себя, причём делаете это с большим достоинством. После этого можно без конца твердить, что вы не мужественны, но кому нужно это пустословие? Кроме того, признаю, что вы умны - и даже более, чем мне хотелось бы. Вы довольны? Я могу быть спокойна за... - она замялась, - за моих гостей? Вы принимаете извинения своей матери-королевы?
      - Да, матушка, - с достоинством ответил принц. - Я удовлетворён, и вы можете быть спокойны.
      - Даёте слово? - уточнила королева.
      - Даю слово, - ответил он.
      И вновь подумал: "Она забавна. Ради двух мошенников льстит мне. Подавляет свою надменность и говорит то, что никогда бы мне не сказала, если бы они не были ей приятны и дороги. К сожалению, гораздо дороже меня... Во всяком случае, один из них. Это точно".
      ... После обеда пикировка с королевой забывается принцем, потому что к нему подбегает Аэсинь и с лёгким поклоном спрашивает:
      - Элгард! Мы пойдём к реке, бегущей через ваш парк?
      - Конечно, - он оживляется. - Вы готовы? В седле держитесь? Тогда едем.
      - Ты забыл: меня можно называть на "ты", - весело напоминает она.
      - Прости, - решительно говорит он. - Как ты поедешь верхом? У тебя нет костюма.
      - Но это недалеко, - она улыбается. - Я часто езжу в платье верхом. Разумеется, так не принято, но если недалеко... то почему бы нет.
      - И в самом деле, почему бы нет? - он улыбнулся и обратился к слуге:
      - Герхард, выведете для княжны Эос, а мне пусть подадут моего Орфея.
      - Эос - самая спокойная лошадь, - молвил он, глядя на княжну. - Арабская. Молодая. Дарю её тебе.
      - Благодарю тебя, - сердечно сказала Аэсинь и слегка поклонилась. - Я видела твоих лошадей. Они гораздо лучше, чем мои.
      Лицо её сияло радостью.
      Когда вывели лошадь, она ловко вскочила в седло, а её платье прикрыло красивую гнедую кобылу, как праздничная попона. Вскоре и Элгард был в седле на Орфее - горячем жеребце, постарше Эос и совершенно белой масти. Они поскакали сначала через сад, затем через парк, прямо к реке. У красивого песчаного пляжа они остановили коней и, соскочив с них, привязали Орфея и Эос к двум соседним деревьям поодаль.
      - Я буду ждать тебя здесь, - сказал Элгард.
      - А сам ты разве не хочешь купаться? - удивилась Аэсинь.
      - Сам? - Элгард устремил на неё пристальный взгляд, но не увидел ничего, кроме слегка недоумевающих и даже чуть огорчённых, очень красивых синих глаз.
      - В чём ты прикажешь мне купаться? - осторожно спросил он. - В чулках и штанах?
      И, не выдержав, рассмеялся - впервые за много лет.
      Аэсинь тоже засмеялась, потом сказала:
      - Конечно, нет! Просто в штанах.
      - Это интересно, - сказал Элгард. - Но они крючками прицеплены к нижнему жилету. Иначе они падают.
      - Значит, в штанах и в нижнем жилете, - Аэсинь пожала плечами, всё ещё смеясь.
      - Да, но... - принц замялся. - Есть ещё другой элемент белья, который вместе со штанами потянет меня на дно.
      - Элемент белья? - Аэсинь слегка задумалась, затем сказала:
      - Ах, ты, вероятно, имеешь в виду нижние штаны. Ну так в чём же дело? Вот и купайся в них.
      - Они не предназначены для твоих глаз, - сумрачно сказал Элгард. - Они все в оборках. Они чёрт знает как выглядят.
      - Ты хочешь купаться? - прямо спросила его Аэсинь.
      - Вообще-то, да, - честно ответил Элгард. - Я давно не плавал.
      - Купайся без одежды, - предложила Аэсинь. - Я не стану подплывать близко, обещаю.
      - Ты первая, - сказал он.
      Она тут же выбралась из своего пышного платья, сбросила обувь и в светлой рубашке подбежала к воде.
       - Тёплая, - крикнула она весело и, расплетя косу, смело бросилась в воду.
       Глядя, как Аэсинь беззаботно резвится в воде, Элгард не выдержал и решил рискнуть. Он разделся за кустами и, соорудив себе из широкого шейного платка нечто вроде набедренной повязки, соскользнул в воду быстро, как ящерица. "Вода спасёт мир", - замирая от радости, подумал он и с наслаждением поплыл поближе к Аэсинь.
       - Хорошо? - спросила она его, смеясь.
       - Хорошо, - ответил он. - Только не ныряй.
       - Я никогда не открываю глаз под водой, - ответила она очень искренне. - Они у меня болят после этого. Но если ты не хочешь, я не буду нырять.
       - Нет, в таком случае, ныряй, - заметил он. - Тебе трудно не верить.
       - Мне нужно верить, - уточнила Аэсинь. - Потому что я лгу очень редко и очень этого не люблю.
       - Лжи?
       - Да.
       Когда она нырнула, он нырнул тоже и тихонько подплыл ближе. Аэсинь плыла под водой с закрытыми глазами, сосредоточенная, сберегая запас воздуха. Её лицо, окружённое ореолом точно развеваемых медленным ветром волос, было необыкновенно красиво, как и тонкие руки, смело и в то же время беззащитно протянутые вперёд. Но вот она изогнулась, и в рубашке, позволяющей угадывать лишь лёгкие изгибы тела, потянулась вверх.
       Они вынырнули одновременно и совсем рядом.
       - Ты здесь? - удивилась Аэсинь. - Так близко? Но ты же не хотел подплывать ко мне.
       - Я этого не говорил, - он рассмеялся снова. - Ты чиста, как небо, Аэсинь. И очень красива. Очень.
       - Спасибо, - ответила Аэсинь и, розовея, отвела глаза. - Ты тоже... красивый.
       - Благодарю, - он засмеялся. - Я смеюсь третий раз за последние восемь лет моей жизни, и это благодаря тебе. Ты боишься меня?
       - Нет, - Аэсинь улыбнулась.
       - Почему нет?
       - А чего мне бояться? Если бы ты хотел обидеть меня, я бы сумела себя защитить. Но я знаю, я чувствую - ты не хочешь обижать меня. Я всегда боялась только одного человека на свете - саму себя. Точнее, своё сердце. Больше никого и ничего.
       Он протянул ей руку, и она охотно подала ему свою.
       - Поплыли к берегу? - предложил он.
       И они поплыли, но у самого берега, словно по молчаливому уговору, один отпустил руку другого - и вот Аэсинь плывёт к песчаному пляжу, а Элгард - к тем кустам, где оставил одежду.
       Когда он, уже полностью одетый, приходит к песчаному пляжу, Аэсинь, тоже одетая, сушит на солнце свои золотистые волосы. Она радостно улыбается Элгарду:
       - Садись!
       Он садится рядом, подаёт ей цветок шиповника и осторожно целует в щёку - так же, как она поцеловала его утром.
       - Это за то, - говорит он весело, - что ты искупала меня. И пробудила, наконец, к жизни. Благодарю.
       - Какое чудо, - она вдыхает аромат розы. - Я очень люблю шиповник. Спасибо, Элгард. Ты очень добрый, и у вас чудесная река.
       Она становится серьёзной и задумчивой.
       - Смотри, - она указывает на небо. - Облака белые-белые. А небо синее и глубокое. Пахнет травами и хвоей... Знаешь, это так же прекрасно, как Греция. Так же свободно и легко на душе.
       "Потому что есть ты, - мысленно отвечает ей Элгард. - Твоя чистота. Твоя живая душа. Твоя лёгкость и нежность. С тобой везде будет прекрасно, как в Греции, везде легко, везде свободно. Но - только с тобой одной..."
       Вслух он говорит:
       - Я рад, что тебе хорошо. Значит, и мне тоже.

                5

      - Что происходит, ваше высочество? - спрашивает перед ужином королева. Лицо её сурово. - Я просила вас не обижать сироту. Двадцать человек видели сегодня, как вы заставили купаться княжну в вашем присутствии. И, к тому же, сами купались. Это мельком видели пять фрейлин, кухарка, две прачки, трое наших ловчих, сокольничие...
      - Я понял, ваше величество, - отвечает принц, чуть заметно улыбаясь. - Я знал, что парк, как всегда полон людьми, хотя я почему-то никогда их не вижу. Но я тут совершенно ни при чём. Аэсинь сама захотела искупаться и попросила меня составить ей компанию.
      - Так-таки прямо и попросила? - едко спросила королева. - Алхаджарская княжна, которая через три года станет княгиней Аларской, попросила вас, как вы удивительно выразились, "составить ей компанию"?
      - Да, - ответил принц. - Именно так. Это святая правда, ваше величество. В её предложении не было ничего непристойного: она очень учтиво дала мне понять, что желает купаться вместе со мной.
      - Наивная девочка, - королева покачала головой. - Ладно, допустим. Не помню, чтобы вы мне лгали. Но как вы могли позволить себе раздеться при ней? Гоффрид видел, что вы сняли с себя почти всю одежду.
      - Ах, вот какого сироту я обидел, - догадался принц. - Эту уже ходячую бочку с баварским пивом. Очень сожалею, что мало и несвоевременно размышлял о его сиротстве, иначе его почти жена Аврора уже действительно осиротела бы. Я раздевался не при княжне, и близко мы друг к другу, кажется, не подплывали.
      - Вы знаете, что вашим "кажется" вы компрометируете юную княжну? - задумчиво спросила королева. - Она купалась в длинной рубашке, а вы...
      - Матушка, - заметил принц, - мы очень похожи на рыб. Вся одежда в крючках. Не в ней же мне купаться. Всё-таки, вода.
      - Всё-таки, вы принц, милорд, наследник престола и будущий король. Следите за своими поступками, - молвила её величество. - Если вам и девушке так уж необходимо купаться, я построю для вас на реке две купальни.
      - Незачем, - возразил Элгард. - Мне всего любопытнее, что' делала на реке кухарка? Готовила на тагане наш сегодняшний ужин? Жарила кроликов на вертеле? Раздувала угли для большого костра? Или, пойдя за водой, перепутала реку с колодцем? А может, ей тоже захотелось немного порезвиться в воде, хотя ей уже шестьдесят с лишним лет?
       ...  За ужином королева не сказала Аэсинь ничего, кроме обычных любезностей. Прощаясь с ней на ночь, ее величество подала руку, и княжна поцеловала её с почтительным поклоном. Королева коснулась губами её лба.
       - Спокойной ночи, Элгард, - сказала Аэсинь и поцеловала принца в щёку.
       - Спокойной ночи, Аэсинь, - ответил он и поцеловал её в ответ на глазах совершенно изумлённой королевы.
       - Что это? - воскликнула она, когда Аэсинь ушла.
       Элгард рассмеялся, поцеловал руку матери и, слегка поклонившись, удалился.
       "Он засмеялся", - сказала сама себе королева и, бесконечно потрясённая всем увиденным и услышанным, отправилась к себе.
      

       Следующим утром Элгард лежал по своему обыкновению на траве в саду. До завтрака оставалось полчаса. Как всегда, он закрыл глаза, думая о том, что сегодня, вероятно, снова будет очень жарко.
      Он услышал, как кто-то подбирается к нему: шаг был шумный, тяжёлый, к тому же, подходивший еле слышно сопел. Это, конечно был не Борхас. "Сейчас отгадаю, - подумал принц. - Я уже слышал эти шаги. Ну конечно, это Гоффрид..."
      - Гоффрид! - окликнул он вельможу, не открывая глаз. - Я прошу вас подойти ближе.
      - Ваше высочество изволили меня узнать? - почтительно и сдержанно спросил Гоффрид.
      - Да, я узнал вас, - ответил принц. - У вас ко мне какое-то дело?
      - Нет, милорд, - ответил Гоффрид. - Я... я дышал свежим воздухом, только и всего.
      - Ваша комплекция требует много воздуха, - сожалением заметил принц. - Боюсь, скоро сад окажется в вакууме, и я задохнусь.
      - Зато ваша комплекция, милорд, требует мало воздуха, - отпарировал Гоффрид, впрочем, весьма учтиво. - Поэтому вы не задохнётесь.
      Принц открыл глаза.
      - Как ваши раны? - спросил он, глядя на Гоффрида.
      - Благодарю, почти зажили, - ответил Гоффрид, возвышаясь над принцем.
      - Вы напоминаете мне Голиафа, - признался Элгард. - Но я вряд ли вызываю в вас мысли о Давиде. Вы, конечно, презираете меня - и глубоко, не правда ли? Я вам не понятен. Только не лгите. Прошу вас быть честным со мной, ибо я честен с вами.
      - Я вас уже не презираю, ваше высочество, - искренне ответил Гоффрид. - Но отомстить мне хочется. Вы унизили меня на глазах моих друзей.
      - Унизил? - принц задумался. - Простите, если это так. Я не хотел этого. Вы тоже унижали меня перед вашими друзьями, к тому же, за моей спиной.
      - Да, - согласился Гоффрид.
      - По-вашему, я несправедливо поступил с вами?
      - Справедливо, - неохотно признал Гоффрид.
      - Тогда за что же мне мстить?
      - Очень просто, - ответил Гоффрид. - Я стал уважать вас после поединка, ваше высочество, а вы меня нет, хотя я честно дрался.
      - Дрались вы честно, - согласился принц, садясь в траве. - Но повода для уважения я в данном случае не вижу. Вы полагали, что перед вами слабый противник. Должно быть, теперь вам не хотелось бы повторить эту дуэль?
      - Нет, - отозвался Гоффрид. - Возможно, вы правы, и я не так храбр, как вы, но моя нерешительность - не скажу, что трусость - также не повод презирать меня.
      - Повод презирать вас всё-таки есть, - заметил принц. - Вчера вы подсматривали за мной и плели интриги. По-вашему, это достойно мужчины? Это больше пристало женщинам.
      - В этом заключалась часть моей мести, - просто сказал Гоффрид.
      - Сядьте, не стойте после ранений, - молвил принц. - Я не на троне, а вам тяжело стоять. Садитесь.
      Гоффрид, тяжело вздыхая и сопя, сел на траву рядом с Элгардом.
      - Друг мой, - Элгард посмотрел в его суровые тёмные глаза. - Я не боюсь вашей мести и хочу избежать ещё одной дуэли. Кроме того, не люблю обижать людей, даже если я не первый начал. Я скажу вам своё мнение о вас. Вы человек находчивый, неглупый, простого нрава, но хитрый; незлой, но при этом часто недальновидный. Что вы скажете, если я предложу вам перемирие? Обещаю с этой минуты искренне уважать вас, если вы пообещаете искренне уважать меня.
      - Обещаю, - лицо вельможи просветлело. - Спасибо, ваше высочество.
      - Значит, мир?
      - Мир.
      И Гоффрид, широко улыбнувшись, крепко пожал протянутую руку принца.
      - Это ещё не всё, - улыбнувшись в ответ, заметил принц. - Хотите быть моим поверенным? Моим самым верным человеком?
      - Разве... разве это возможно? - с изумлением спросил Гоффрид. В глазах его вспыхнули радость и наивная гордость, как у ребёнка, самостоятельно забравшегося на смирного пони.
      - Я вижу, что вы мне очень подходите, - продолжал Элгард доверительно. - Вы станете хорошим поверенным. Но: соблюдайте, пожалуйста, два правила. Во-первых, вы ни с кем не должны обсуждать меня - даже с её величеством королевой. Не говорите ничего, кроме общих фраз. Во-вторых, молчите также о княжне Аэсинь. Клянётесь?
      - Клянусь, ваше высочество! - с жаром воскликнул Гоффрид. - Вот увидите: я вовсе не болтлив, когда ради вашего высочества нужно будет держать язык за зубами!
      - Отлично, - сказал принц. - С этого дня в парк никого не пускать дальше липовой аллеи. Кроме, разумеется, её величества и моего регента. Я знаю, в ваших силах сделать это.
      - В моих, - весело подтвердил Гоффрид. - Сегодня там ни единой души не будет.
      - Если вам понадоблюсь я, - продолжал принц, - то... Умеете ли вы свистеть иволгой?
      - Ещё мальчишкой научился, - был оживлённый ответ.
      - Для вас парк открыт; вы можете позвать меня этим свистом - я услышу и выйду к вам. Свистите также в том случае, если появятся регент или королева.
      - Я понял, - ответил Гоффрид. - Что ещё, мой принц?
      - Хочу, чтобы вы знали, - искренне обратился к нему Элгард. - Наши отношения с княжной самые чистые и дружеские. Не знаю, как пойдёт дальше, но пока мне просто приятно видеть, как в чистой реке купается очаровательная девушка, и, если она того желает, купаться вместе с ней. Вот и всё.
      - Я вас понимаю, - с мечтательным выражением на лице отозвался Гоффрид. - Вот увидите, всё будет сделано.
      - Прекрасно, - принц вынул из кармана золотое кольцо с бриллиантом. - Это для Авроры. Но не от меня, от вас. До свидания, Гоффрид.
      - Благодарю вас, ваше высочество! - Гоффрид вскочил на ноги и склонился перед принцем в нижайшем поклоне. После этого он немедленно отправился в кордегардию и попросил у друзей пива с куропаткой, чтобы несколько успокоиться - так сильно он был взволнован.
      - Ну как там наш Принц Датский? - послышались любопытные смешки. - Как прелестная княжна? У них уже роман?
      Гоффрид побагровел и грохнул кулаком по столу.
      - Не сметь! - рявкнул он. - Не сметь обсуждать достойнейшую королевскую династию и благородных гостей замка! Или мы не патриоты?! Я теперь доверенное лицо самого милорда, друзья мои. Он мужественный, отважный, великий человек! Да, господа, и не спорьте. Я ваш добрый друг, преданный и верный. Но законы чести я знаю. И вам советую не забывать их: все мы служим одному трону. Принц Элгард - наш будущий монарх. Сплетен о дворе - сколько хотите. Но что касается его высочества - это святое, слышите? И я глубоко ошибался, когда говорил и думал иначе.
      Караульные с уважением и пониманием слушали своего товарища.
      До ушей принца долетели раскаты этого громового голоса. "Молодец Гоффрид", - подумал он.

                6

      - Мне кажется, мы не виделись целую вечность, - сказала Аэсинь, увидев принца в этот же день после завтрака. Отныне, по решению королевы, княжна должна была завтракать, обедать и ужинать в отведённых ей покоях. Ей показалось очень невесёлым делом сидеть за столом в одиночестве, поэтому она торопливо позавтракала и выбежала в сад, надеясь увидеть Элгарда. Он уже ждал её - на том самом месте, где они вчера встретились и познакомились.
     Прозрачные глаза Элгарда блеснули синевой, когда он увидел Аэсинь, и они поцеловали друг друга в щёку.
     - Да, це'лую вечность, - повторил он, и улыбка озарила его лицо. - Прошу тебя, не кланяйся мне больше. Это ты достойна поклонов. Сегодня жарко. Ну что, седлаем лошадей, едем купаться?
     - Хорошо бы, - она светло и нежно улыбнулась ему в ответ. - Но моя служанка, с которой я приехала... Софи... она сказала мне, что нас вчера видели, и что я своим поведением компрометирую тебя... будущего монарха.
     Она застенчиво опустила голову. Элгард засмеялся.
     - Это всё дворцовые сплетни - обычное дело. Не слушай Софи. Даю тебе слово: сегодня нас никто не увидит, а если мельком и увидит, то будет молчать об этом.
     - Правда? - она радостно засмеялась.
     - Даю слово, - торжественно повторил он.
     И вот они уже снова въезжают в парк на лошадях, и снова купаются вместе, а, наплававшись вдоволь, одеваются - каждый в своём заветном месте - и снова встречаются на песчаном пляже.
     - А я умею лазать по деревьям, - весело сообщает Аэсинь.
     - Да ну? - Элгард притворно удивляется. Про себя он уверен, что эта девушка сможет всё, что захочет.
     - Хочешь покажу? - предлагает Аэсинь. - Смотри, какая чудесная сосна, как расположены ветви - можно залезть очень высоко.
     - Не надо... очень высоко, - тихо говорит Элгард. - Я буду бояться, что ты упадёшь.
     - Я? - Аэсинь смеётся. - Никогда в жизни, Элгард. Но если ты хочешь, я залезу совсем невысоко. Ладно?
     - Ладно, - он улыбается. - Лезь.
     Аэсинь подкалывает своё длинное платье булавками почти до колен - и лезет на сосну, цепко ставя босые ноги на толстые ветки.
      - Хватит? - спрашивает она, садясь на одну из них.
      - Если хочешь, лезь выше, - отвечает Элгард, покорённый её плавными и быстрыми движениями. Она с удовольствием продолжает своё путешествие вверх по сосне. Он молится по себя, чтобы она не упала, но она резва и ловка, как белка, - и вот уже машет ему почти с самой вершины дерева. Затем так же быстро и ловко спускается вниз и, запыхавшаяся, спрыгивает на землю.
      - У тебя ссадина на колене, - замечает Элгард, не сводя глаз с её розово-белых ног.
      - Пустяки, - она быстро раскалывает платье, и подол опускается до самой земли. - Как мне было хорошо - там, на самой вершине. Мне казалось, я птица, и вот-вот улечу к реке, проплыву над ней, как облако...
      - Ты уже птица, ты уже облако, - говорит Элгард.
      Она почти падает на траву и лежит, глядя в небо. Он садится рядом с ней. Его красноречие уходит куда-то, и пока он думает, о чём бы заговорить с Аэсинь, она незаметно засыпает. Он видит это и с наслаждением погружается в созерцание этого красивого существа, объятого сном. Он ревнует её ко сну и в то же время благодарен ему. Теперь она, сама того не зная, принадлежит ему, Элгарду, целиком. Элгард смотрит на её босые ступни, озарённые солнцем, на спокойно лежащие руки - одна на груди, другая на траве, на её чудесное лицо и ещё сырые от воды волосы, золотистым шёлком раскинувшиеся на июльской траве. Длинные, тёмные, как и у него ресницы - и тени от них на щеках - розовых, тронутых лёгким загаром. Рот слегка приоткрыт: он слышит её дыхание - лёгкое и ровное. Элгард следит, чтобы солнце не коснулось её лица, не помешало бы ей спать. Он садится так, чтобы солнце светило ему в спину, и загораживает собой Аэсинь.
      У неё маленькие руки и очень тонкие пальцы. На них ни одного кольца, и серёг она не носит; даже уши не проколоты. Вообще, на ней нет украшений.
      Элгард готов созерцать её всю жизнь, но Аэсинь шевелится и просыпается. При первом же её движении он быстро поворачивается к ней спиной и смотрит на реку, а она протирает глаза, садится и тихонько смеётся:
      - Прости, я, кажется, уснула. Даже не помню, что мне снилось.
      Он оборачивается к ней с самым благопристойным видом и учтиво откликается:
      - Да, ты спала. А я задумался. Совершенно погрузился в размышления.
      И вдруг говорит:
      - Аэсинь, ты сказала, что сумела бы защитить себя. Но как?
      Аэсинь рассмеялась.
      - Очень просто. Сначала я вырвалась бы и убежала, как можно дальше. Но если бы это не помогло, я сняла бы с шеи свой ножик.
      И она снимает с шеи свой ножик, до сих пор прятавшийся у неё под воротом рубашки и платья. Он в расшитом бисером чехольчике из мягкой кожи. Принц берёт в руки ножик и снимает чехольчик. Лезвие обоюдоострое, но сам нож величиной с его мизинец.
      - Что можно сделать этим ножиком? - он улыбается.
      - Метнуть его, - просто отвечает Аэсинь. - В противника.
      - Ты умеешь метать ножи, как восточный воин? - он смеётся.
      Аэсинь важно отвечает:
      - Это древнее искусство алхаджаров. Ты не веришь мне, Элгард? Тогда отойди вон к тому дереву, положи на ствол руку и раздвинь пальцы.
      Элгард слушается её.
      - А теперь, - говорит Аэсинь, - говори, куда ты хочешь, чтобы я попала?
      - Между средним и безымянным, - отвечает он.
      Две секунды спустя ножик вонзается в ствол между его средним и безымянным пальцем. Элгард немеет от изумления и осторожно отводит руку, не касаясь ножа. Аэсинь подходит к дереву, быстро вынимает свой ножик из ствола, снова вешает его себе на шею и прячет под воротом платья.
      - Но этот нож не пробьёт одежды, - замечает Элгард. - Он слишком лёгкий.
      - Кто же целится в одежду? - отвечает Аэсинь. - Целятся в глаз. Впрочем, если метнуть настоящий кинжал, можно метить куда угодно.
      - Да, - задумчиво произносит Элгард. - Ты сумеешь защитить себя. И всё-таки ты беззащитна.
      - Почему? - удивляется Аэсинь.
      Он спокойно и крепко берёт её за руки.
      - Если держать тебя вот так, как я, ты уже не сумеешь вырваться.
      - Ты думаешь? - Аэсинь смеётся. - Я очень больно кусаюсь. Но тебя я кусать не стану.
      - Почему? - спрашивает он.
      - Ты мой друг, - она слегка удивлена его вопросом. - Зачем же причинять тебе боль? Понимаешь, меня, конечно, можно одолеть силой, но этот человек сам будет не рад своей победе, потому что к концу нашей битвы он будет весь изранен.
       - На это мне нечего возразить, - Элгард рассмеялся. - У тебя отважное сердце.
       Он выпустил её руки.
       - И всё же ты беззащитна, - повторил он.
       - Чем? -  подняла брови Аэсинь.
       - Всем, - он снова засмеялся. - Могу доказать тебе это. Или лучше не надо?
       - Нет, надо, - она решительно посмотрела ему в глаза. - Докажи.
       Он замялся:
       - Нет. Ты обидишься.
       - Не обижусь! - воскликнула Аэсинь. - Прошу тебя, докажи мне мою беззащитность: мне полезно будет это знать.
       - Ты уверена в этом?
       - Да.
       - Хорошо.
       Через минуту Аэсинь уже лежала на траве. Элгард крепко прижимал её руки к земле и держал её с такой невероятной силой, что она не могла пошевелиться. Голова могла двигаться, но дотянуться зубами ни до рук принца, ни до его лица у Аэсинь не получалось.
       - Да, в таком положении я беспомощна, - согласилась тогда Аэсинь. - Но смотри: ведь и ты не можешь пошевелиться, Элгард. Твоя сила направлена только на то, чтобы удерживать меня в неподвижности. Едва ты попытаешься хоть немного переменить своё положение, ты уже не будешь сильнее меня.
       И она улыбнулась ему.
       - Это верно, - согласился Элгард, отпуская её. - Но всё-таки ты беззащитна, Аэсинь. И ты сама знаешь, перед чем.
       - Да, - тихо откликнулась Аэсинь. - Перед своим сердцем.
       - Не бойся его, - Элгард заглянул ей в глаза. - Оно твой друг не меньше, чем я. Мы с ним заодно. Господь не позволит, чтобы оно разбило тебе жизнь или разбилось само.
       - Я это знаю, - Аэсинь стала заплетать косу. - Но я боюсь, что оно подведёт меня. Позовёт не вовремя. И приведёт на край пропасти...
       Она притихла, как птичка на ветке.
       - Не приведёт, - сказал Элгард. - Не бойся. Я помешаю ему подвести тебя.
       - Правда? - Аэсинь весело улыбнулась.
       - Правда, - он подал ей руку. - Ты и я - мы с ним справимся. Поедем обедать?
       - Да. Я проголодалась, - ответила она. - Хочешь приходи ко мне после обеда: я буду очень рада видеть тебя.
       - Приду, - ответил он. - Непременно. И тоже буду очень рад.
       "Счастлив", - поправил он себя мысленно.

                7

        - Что-то вы стали очень молчаливы, ваше высочество, - замечает королева однажды за обедом уже в начале августа. - Правда, я не слышу о вас ничего предосудительного, но это меня как раз и настораживает. Что у вас на уме?
       - Древний Рим, ваше величество, - отвечает принц.
       - Как! Вы покинули изящную Грецию и перелетели душой в воинственный Рим? - слегка удивляется королева.
       - Да, - говорит принц. - Но только не душой - мыслями. Я размышляю о Риме, матушка.
       - Что ж, это недурно, - благосклонно отзывается королева. - Но всё-таки снова похоже на театр. У вас теперь и волосы, как у римлянина.
       - Ну что вы, - почтительно отвечает принц. - У римлян волосы были гораздо короче.
       - Впрочем, вам к лицу, - роняет королева.
       Действительно, волосы Элгарда, прежде доходившие ему до плеч, теперь довольно коротко пострижены - и это очень идёт ему. Черты его лица точно стали ещё более тонкими и более мужественными. Это работа Аэсинь. Она постригла Элгарда очень искусно, убедив его, что короткие волосы хоть и не модны, но пойдут ему гораздо больше.
       - Да, у вас приятный вид, - помолчав, добавляет королева. - Однако что-то мешает мне поверить, будто ваше поведение столь же привлекательно.
       - Оно и не привлекательно, - тут же говорит принц. - Например, не далее, как вчера, я взял за плечи одну из ваших фрейлин, ваше величество. Ужасно, правда?
       - Смотря с какой целью вы это сделали, - королева пожимает плечами.
       - Хотел проверить её реакцию, - объясняет его высочество.
       - И какова была реакция? - заинтересованно спрашивает королева.
       - Послушайте, - Элгард слегка улыбается. - Право, это забавно. Я увидел её в галерее. Кажется, ей зовут Энна. Я приблизился к ней, она поклонилась и поцеловала мне руку. И хотела продолжать свой путь. Но я удержал её за плечи и спросил: "Как вам нравится погода сегодня?" "Чудесная", - прошептала она, закрывая глаза и всей своей хорошо развитой грудью подаваясь вперёд - то есть, ко мне. У пышных женщин, безусловно, приятный вид. Но я не совсем ожидал такой полной боевой готовности. Она была готова абсолютно на всё. Я прямо-таки удерживал её, чтобы она не упала... Мне удалось усадить её на ближайшую лавку. На лице её выразилось крайнее разочарование, когда она открыла глаза и увидела, что я намерен её покинуть.
        - Обыкновенная женская реакция, - сказала королева. - Впрочем, я не совсем поняла: так между вами что-то произошло?
       - Да нет же, - принц рассмеялся. - В том-то и дело, матушка. Я три минуты держал эту Офелию за плечи, а после, поняв, что она ждёт от меня только одного, усадил на лавку. Но сколько было разочарования в её глазах! И это, насколько мне известно, при её бесчисленных любовных связях. До чего наши фрейлины ненасытны!
      - Значит, вас не соблазняет вид "полной готовности"? - спросила королева.
      - В данном случае нет, - признался принц. - Впрочем, я предполагал, что всё именно так и произойдёт.
      - Лестно стать фавориткой самого принца, - с пониманием заметила королева. - Прошу вас, Элгард, не ставить больше опытов на моих фрейлинах.
      - Они больше меня не интересуют. Я просто узнал то, что хотел узнать, - был ответ.
      Элгард действительно пожелал узнать, чем другие дамы отличаются душевными качествами от "его Аэсинь" - иначе он про себя уже не называл её. И понял, что отличие бесконечно велико. Он ещё более проникся к ней нежностью и уважением, лишний раз доказав самому себе, что она - существо совершенно особенное, и даже в мелочах не похожа на других.
      Аэсинь проводила с ним все свободные часы, он часто присутствовал на её уроках с "её милостивого разрешения". Они по-прежнему купались вместе, и в каждой прогулке была своя прелесть. Если шёл дождь, они рассматривали альбомы Аэсинь с акварельными миниатюрными портретами её родственников. Узнав, что Элгард приходится ей четвероюродным дедом, Аэсинь долго смеялась и весело спрашивала, доволен ли он своей внучкой?
      - Я счастлив, что мне, старику, есть, кого баловать, - в тон ей отвечал Элгард.
      Они любили танцевать вместе: оба танцевали замечательно. Гоффрид, с их позволения, заходил полюбоваться на эти "семейные балы", как называл Элгард такое проведение досуга. Гоффрид утверждал, что "красивее ни у какой пары не получится". Он верно служил принцу, внимательно следя, чтобы ничей нескромный взор не потревожил мирные забавы ликующей юности, двух доверившихся ему людей, чьи жизни только начали расцветать для радостей и печалей мира. Принц не скупился на подарки своему поверенному, поскольку видел: Гоффрид служит ему не за них, а исключительно из уважения и самых лучших чувств к нему, Элгарду, и к Аэсинь.
      Но несмотря на все предосторожности, существовал человек, прекрасно всё понимавший, но молчавший об этом: это был Борхас.
      Регенту вовсе не нужно было ходить в парк, чтобы понять, что Аэсинь и принц подружились очень сильно - слишком сильно, чтобы это могло ничем не кончиться, и однажды он позволил себе предупредить его высочество.
      Он благоразумно явился в сад, где Элгард ожидал, когда кончатся уроки Аэсинь, и с поклоном поцеловал руку принца.
       - Борхас? - принц слегка удивился. - Слушаю вас.
       - Ваше высочество, мне необходимо предупредить вас, - начал Борхас. - Я ничего не вижу, но тем не менее всё понимаю.
       - Я рад за вас, - коротко сообщил принц.
       - Милорд, - снова заговорил Борхас. - Вы представляете себе последствия ваших романтических забав?
       - Простуду? - недоумённо спросил принц.
       - Почему простуду? - в свою очередь удивился Борхас.
       - Ну, я же купаюсь - и почти ежедневно - в достаточно холодной реке. Вы, конечно, это имеете в виду? Но я вполне закалён, чтобы так развлекаться.
       - Ваше высочество знает, о чём я веду речь, - холодно отрезал регент. - Вы уже наверняка видели княжну не только в платье. 
       - В платье или в рубашке, - серьёзно ответил Элгард. - Больше никак.
       - Но купается она, конечно, без обуви, и ноги её вы, разумеется, видели.
       - Видел, - признался Элгард. - До колен. Они прелестны. Издали - молочно-белые, вблизи - розово-белые. Очень хрупкие. Колени: приятно полные и красивые. Вам нужны ещё подробности?
       - Нет, - сказал Борхас. - Довольно. Итак, вы ходите на реку вместе, почти каждый день, целые дни проводите рука об руку, прощаетесь поцелуем в щёку, здороваетесь по утрам так же.  Вашему высочеству известно, чем всё это может кончиться?
       - Мы взрослые люди, - принц, пожав плечами, пересел на край фонтана.
       - Так вот, - внушительно сказал Борхас. - Этим кончиться не должно.
       - Вы так уверены в этом? - пристально глядя на Борхаса, спросил принц.
       - Уверен, - произнёс Борхас.
       - Но этим и не кончится, - медленно сказал принц. - Этим только счастливо продолжится.
       - Ваше высочество, - твёрдо сказал Борхас. - Я всего лишь регент. Я не советую вам идти на такие рискованные шаги.
       - Барс, вы меня начинаете утомлять, - Элгард ещё пристальнее взглянул на Борхаса. - Я же не делаю ничего дурного. И княжна тоже. Чего вы добиваетесь?
       - Осторожности, - ответил Борхас. - Вы всё понимаете, ваше высочество, и я понимаю тоже. Позвольте мне удалиться.
       - Ради Бога, - ответил принц. - Позволяю с удовольствием.
       Борхас ушёл, а принц задумался. В этот день он был молчалив и рассеян. Шёл дождь, струясь потоками по слюдяным окнам.
       - Элгард, тебе скучно со мной? - спросила Аэсинь.
       - А ты как думаешь? - он взглянул на неё.
       Она засмеялась:
       - Я думаю, что этого просто не может быть.
       - Ты права, всегда и во всём, - Элгард прикрыл глаза. - И зачем я родился в этом замке? У меня слишком узкие плечи, чтобы выносить тяжесть этой каменной гробницы. Фрейлины падают от одного моего прикосновения, как плохо сделанные оловянные солдатики. Они доступны, они понятны, они ужасны, потому что развратны. Но табу - не они, а та, что чище и лучше солнечных лучей, светлее всего светлого и нежнее всего нежного на земле. Абсурд? Да. Мне запрещают любить. Но это всё равно, что запрещать дышать.
       Он открыл глаза.
       - Аэсинь. Ты любишь меня?
       Аэсинь порозовела и потупилась, потом застенчиво глянув на Элгарда, спросила:
       - А ты меня?
       - Бесконечно люблю, - ответил он. - Так, как ещё ни один король не любил свою королеву.
       - И я люблю тебя, - Аэсинь взяла его за руку. - Так, как ещё ни одна королева ни любила своего короля.
       - Я предлагаю тебе руку и сердце, и всё, чем владею, - торжественно сказал Элгард, вставая и кланяясь ей.
       - Я принимаю твоё предложение, - просто отозвалась Аэсинь, приникая лицом к его груди.
       - Благодарю, - молвил он и, обняв её, прижался губами к её губам, но очень осторожно и бережно. Она улыбнулась ему доверчивой, полной любви улыбкой.
       - Аэсинь, - он сел и усадил её к себе на колени, а она, притихнув, прижалась лицом к его плечу. - Я не могу тебе сказать, как скоро мы обвенчаемся. Ты готова к этому?
       - Да, - ответила Аэсинь и ласково обвила руками его шею. - Знаешь, я сразу полюбила твой голос. Не бойся, говори.
       - Я не знаю, даст ли королева согласие на наш брак, - продолжал Элгард. - Готова ли ты будешь обвенчаться со мной без её согласия?
       - Да, - ответила Аэсинь, - хотя это будет мне нелегко. Говори дальше.
       - Пока это всё, - сказал Элгард, тихо покачивая её на коленях. - Пока всё. Ничего не бойся, как не боялась до сих пор. Обещаешь мне?
       - Да, - сказала Аэсинь. - Я понимаю: я политически невыгодная невеста. Ничего не приношу королевской династии, кроме очередного породнения с ветвью герцогов Аларских, а это династии не нужно. Но я знаю точно: ты никого не полюбишь, кроме меня, и станешь несчастным, как и я буду несчастна без тебя. Мне кажется, у нас с тобой одна душа - на двоих. И я никогда в жизни не покину тебя, я везде буду с тобой - пусть опозоренная, пусть осуждаемая, пусть даже высланная прочь из замка и даже из страны - я буду с тобой, потому что знаю, как я необходима тебе, а ты - мне.
     В глазах принца вспыхнули слёзы - впервые за много лет. Он прижал к губам руку Аэсинь и надолго замер так, вдыхая исходящий от маленькой ладони лёгкий аромат полыни и розмарина. Ему вдруг показалось, что он живёт на земле уже долгие века, ему открыты все её недра, все тайны, и тысячи галактик в безвоздушном пространстве так же ясны и понятны, как сама бесконечность.

                8

     - Ваше величество, - обратился на следующее утро Элгард к королеве, явившись к ней в покои. - Я намерен жениться и прошу у вас благословения.
     - Вот как? - королева подняла брови. - На ком же вы хотите жениться? Это для меня новость.
     - На княжне Аэсинь, - ответил Элгард.
     Королева выдержала паузу.
     - Так, - сказала она, вставая и прохаживаясь взад и вперёд. - Значит, вот до чего дошло. Я же сказала вам: не смейте обижать сироту.
     - Никто никого не обижал, - возразил Элгард. - Нас связывает взаимная любовь. Спросите у княжны. Мы любим друг друга и хотим быть соединёнными узами брака.
     Её величество внимательно посмотрела на сына.
     - И как далеко вы зашли? - спросила она голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
     - Никак, - спокойно отозвался сын. - Мы просто признались друг другу в любви.
     - И вы хотите моего благословения?
     - Да, матушка, - ответил принц. - Я прошу нас благословить.
     - Элгард, - молвила королева. - Прошу вас сесть. И внимательно выслушать меня. То, что я сейчас скажу, очень важно. Вы не можете жениться на будущей княгине Аларской; вы должны жениться на принцессе. Этого требует отечество, установленный порядок, династическое древо. В конце концов, я, ваша мать, на этом настаиваю.
      - В этом нет и не будет нарушения закона, - сказал принц.
      - Прямого нарушения нет, но существует множество других вещей, милорд. Вам нужен политически выгодный брак. В своё время он был выгоден с алхаджарскими князьями и княжнами, но теперь не выгоден совершенно. У меня на примете три принцессы: испанская, немецкая и датская. Из них и будете выбирать. Если вы ещё раз вернётесь к этой теме, мне, к великому моему сожалению, придётся разлучить вас с княжной Аэсинь.
      - Простите, ваше величество, - Элгард поклонился. - Я больше не вернусь к этой теме.
      Поклонившись, он покинул королевские покои и вызвал к себе Гоффрида.
      - Друг мой, - сказал он. - Её величество сейчас вызовет к себе моего регента - я знаю её привычки. Мне бы чрезвычайно хотелось узнать, о чём они будут говорить.
      - Я понял, ваше высочество, - ответил Гоффрид и поспешно исчез.
      Через час он уже снова был у принца и рассказывал, расстроенно вздыхая:
       - Регент Борхас сказал её величеству, что предупреждал её. Она ответила ему, что до сих пор не может поверить, что считала вас разумнее. Господин Борхас сказал, что вы можете тайно обвенчаться с княжной. Королева ответила, что не допустит этого, и написала епископу небольшое письмо, в котором предупредила его о возможности тайного венчания с вашей стороны и просила предотвратить этот ваш шаг. Письмо уже отправлено со слугой и двумя стражниками. Господин Борхас настаивал на том, чтобы удалить из замка княжну Аэсинь, но её величество высказалась против этого. Говорит, что это пока незачем, что это, мол, может вызвать ненужный гнев с вашей стороны. "Возможно, будь у них ребёнок, - сказала королева, - я бы отступилась, но, к счастью, они оба слишком благоразумны для подобного".
       - Благодарю, Гоффрид, - сказал принц. - Вы оказали мне великую услугу.
       Он дождался Аэсинь с уроков, заранее приказав подать себе коня, и едва она прибежала к нему,  подсадил её на Орфея, вскочил в седло сам, и конь понёс их через парк.
       - Куда мы? - спросила Аэсинь.
       - Венчаться, - ответил Элгард.
       В парке были потайные "чёрные" ворота, и Элгард открыл их. Орфей стрелой полетел дальше и привёз влюблённых к ближайшей церкви, которая не относилась к королевскому замку. В этой церкви они и были торжественно обручены по всем правилам и канонам. Епископ ещё не успел отослать по церквам запрещений венчать его высочество с кем бы то ни было. Священнику и в голову не пришло, что перед ним принц и юная княжна: он никогда не видел их портретов, а живым видел Элгарда только издалека и успел забыть его лицо. Он понял лишь одно: молодые люди очень богаты. Почувствовав в своей руке тяжёлый кошель с золотыми, он поспешил совершить обряд венчания как можно лучше и торжественней. Правда, его несколько удивило отсутствие гостей, свидетелей и дружек, но он решил, что, в конце концов это не так уж и важно. Имена молодых людей также ничего ему не сказали. Имя "Элгард" носили многие молодые люди в стране, имя Анна, данное Аэсинь при крещении, было ещё обычнее. Элгард попросил сделать для него выписку из венчальной книги об их обручении, поставить церковную печать и подпись. Священник не замедлил исполнить его просьбу. Спрятав выписку из венчальной книги в карман, Элгард простился со священником, после чего новобрачные незаметно вернулись во дворец.
      - Элгард, ты солгал сегодня, - тихо сказала Аэсинь. - Ведь королева не хочет нашего брака, не так ли?
      - Так, - сказал Элгард. - Но я солгал по необходимости. Мы отныне муж и жена перед Господом, и это святая правда. 
      - Да, - согласилась Аэсинь и улыбнулась ему. Теперь на её пальце сверкало обручальное кольцо, и на пальце Элгарда тоже, но они спрятали свои кольца, вышли в сад и уселись на одну из скамеек.
      - Значит, королева совершенно нам отказывает? - спросила Аэсинь.
      - Она колеблется, - Элгард задумался. - Она сказала, что... - он замялся, - ну, что если бы у нас был ребёнок, она, вероятно, позволила бы...
      Он покраснел и опустил голову. Аэсинь сидела, осторожно прижимаясь к нему. Вдруг слеза скользнула по её щеке и упала на траву, а затем целый град слёз стал падать на траву и на платье. Элгард заметил это и вскочил, потрясённый.
      - Аэсинь, - прошептал он, наклоняясь к ней. - Я обидел тебя?
      - Нет, - она попыталась улыбнуться, но не смогла.
      - Не надо нам никакого ребёнка, - он снова сел рядом и крепко прижал её к себе. - Мы довольны и тем, что есть, правда? Не плачь. Я знаю, почему ты плачешь: всё не то и не так, ты права. Но что же нам делать? Что делать? Мы можем только жить так, как живём.
      Аэсинь решительно вытерла слёзы.
      - Прости, - сказала она. - Я больше не буду плакать.
      Он крепко поцеловал её. Аэсинь отвечала на его поцелуй, но тело её трепетало, как у пойманной птицы.
      Вечером, прощаясь с королевой и принцем, она была смертельно бледна. Королева ничего не сказала ей, и она ушла к себе. Пробравшись к ней потихоньку, Элгард увидел, что она горячо молится при свечах. Сердце его дрогнуло. Он упал позади её на колени и тоже принялся молиться, пока её руки мягко не коснулись его плеч. Он увидел, что она уже не молится, а стоит рядом с ним.
      - Я пришёл утешить тебя, - сказал он, поднимаясь на ноги.
      - Я знаю, зачем ты пришёл, - она тихо рассмеялась, хотя на глазах её и блестели слёзы. - Ты пришёл ко мне.
      И она посмотрела на разложенную постель.
      - Нет, Аэсинь, нет! - воскликнул он, перехватив её взгляд. - Я не за этим явился сюда. Я не хочу ничего торопить. Просто: мне ли не знать, как тяжело тебе сейчас одной?
      Они крепко обнялись.
      - Мне уже не тяжело, - она ласково посмотрела на него. - Мне хорошо. Это такое чудо, что ты пришёл ко мне. Останься, и мне станет ещё лучше.
      - Это правда? - он заглянул ей в глаза. - Ты говоришь правду?
      - Конечно, - она улыбнулась. Её большие, чуть раскосые глаза словно вобрали в себя всю синеву летнего неба, яркую и неудержимую.
      Он поцеловал её. И - остался.
    

      ... Сквозь ставни пробивается тихий рассвет. Аэсинь спит - крепко и спокойно. Он склоняется над ней, вспоминая ночь. Как ослепительна была её красота! Он снова слышал её смех, видел улыбку и тихие слёзы; может быть, он и сам плакал, не замечая этого.
       Но теперь они спокойны - оба. Ночь ушла, вся в звёздах и серебре, а они остались - заново возрождаться для светлого дня. Элгард сказал ей: "Ребёнок может не спасти нас". Она ответила: "Любовь спасёт нас. Господь сохранил нас для того, чтобы спасти".
      Элгард тихонько одевается и пишет на листке пергамента:
                Сегодня ночью ты царила в мире,
                Одна лишь ты, и в золоте волос
                Я постигал ответ на свой вопрос,
                Как царь Давид, когда играл на лире.

                Я знал, что нет непоправимых бед,
                А ты тиха, и спишь - и вся тревога
                Уходит прочь. Есть только чистый свет,
                Дарованный нам свыше волей Бога.

                Осыпанная звёздами в ночи,
                Была ты для меня свечой Вселенной.
                Что наши слёзы? Вешние ручьи
                И жемчуга живой любви нетленной.

                А мы с тобой похожи на цветы,
                Соединённые в исходе лета
                Священным корнем, и смеёшься ты,
                И слёз не льёшь - и так прекрасно это!
       "Родная! Я буду ждать тебя у пруда после завтрака. (Царь Давид играл на гуслях, а не на лире, но ради музыки стиха можно один раз стать неточным, и ты простишь меня за это, не так ли?). Улыбнись солнцу - и приходи! Твой на земле и твой на небе - Элгард".
       ... Они встретились у пруда. Элгард беспокоился: с каким лицом она придёт к нему, не увидит ли он вновь слёзы на её глазах?
       Но Аэсинь прибежала к пруду совсем прежняя и ещё издали улыбнулась ему такой открытой улыбкой, что он невольно сам рассмеялся и протянул к ней руки. Она скользнула в его объятия, и он увидел её сияющие глаза. Они поцеловались, и Аэсинь воскликнула:
       - Какие чудесные стихи ты мне оставил! Это твои собственные? Боже мой, как красиво: я спрятала их на груди!
       - Рядом с ножом? - он улыбнулся.
       - Да, - она засмеялась. - Какая я была вчера глупая - всё плакала. А теперь мне удивительно хорошо. Ещё лучше, чем прежде. Мы поедем в парк?
       - Разумеется, - он привлёк её к себе. - Поедем куда хочешь - хоть на край света.
       И вот они снова в парке. Обычное купание, но теперь они вместе играют в воде, вместе ныряют и встретившись под водой, целуют друг друга, не разжимая губ, - нежно и бережно: он с открытыми глазами, она с закрытыми.
       Потом оба выбираются на берег. Они прикрываются широким покрывалом, захваченным из дворца, и ложатся на песок; потом берут друг друга за руки, и пальцы их сцепляются.
       - Не смотри на меня, я бледный, - говорит Элгард, закрывая глаза.
       - Я тоже, - отвечает Аэсинь.
       - Ты розово-белая, - возражает он.
       - А ты прозрачно-розовый, - смеётся она. Потом серьёзно говорит, приникнув к его груди:
       - Я и не знала, что так чудесно быть женой: настоящей, любимой, любящей. Твоей женой.
       Он молча гладит её волосы и отзывается:
       - Ты прекрасна. Ты похожа на фею весны, всю в цветах, исполненную нежности и веселья.
       - Это потому, - шепчет она, - что со мной вчера был ты. Не знаю, что было бы со мной, если бы ты вчера не пришёл.
       - Я не мог не придти, - он обнимает её. - Я не мог оставаться без тебя. Я чувствовал, как тебе тяжело. И мне было тоже тяжело - очень... А теперь мне несказанно хорошо.
       - И мне, - радуется она.
       Прижавшись друг к другу, они незаметно засыпают.
       Элгарда будит негромкий посвист иволги. Он мгновенно просыпается, как следует накрывает спящую Аэсинь и быстро выходит на аллею.
       - Это я, милорд, - говорит Гоффрид. - Обед давно прошёл, вас ищут. Уж простите меня - помешал.
       - Нет, что вы, - непринуждённо отзывается принц так, словно совершенно одет. - Сейчас я разбужу Аэсинь, и мы придём. Благодарю, Гоффрид.
       Гоффрид смотрит на него с некоторым любопытством.
       - Что-нибудь не так? - спрашивает принц.
       - Всё так, милорд, - Гоффрид задумчиво улыбается. Всё думаю (простите мою дерзость): неужели этот тоненький мальчик победил меня на дуэли? Вы с этой малюткой княжной кажетесь совсем ещё детьми, ваше высочество, - но разум и душа уже не детские. Как же мне вас защитить? Так и хочется что-нибудь сделать для вас. Чтобы вы были счастливы...
       Он застенчиво опускает голову.
       Элгард, одеваясь, смеётся:
       - Спасибо, друг мой. Я рад услышать что-то человеческое. Все вокруг какие-то ледяные. Я победил вас шпагой, Гоффрид, но в борьбе, без оружия, не знаю, кто бы из нас кого осилил. Полагаю, что вы уложили бы меня одной левой: впрочем, это можно проверить. А помочь нам вы поможете. У меня поверенный вы один; так что в случае чего я обращусь исключительно к вам, и вы это знаете.
       - Знаю, - Гоффрид улыбается. - Пойду скажу, что вы сейчас будете.
       - Конечно, - говорит Элгард. - Пусть больше не ищут нас.
       Гоффрид уходит, а Элгард будит Аэсинь.
       - Одевайся, родная, - ласково говорит он. - Представляешь, мы проспали обед.
      
                9

       - Значит, вы решили обмануть меня? - её величество очень спокойна. - Обвенчались сегодня утром и думаете - всё прекрасно? Нет, ваше высочество, со мной это не пройдёт. Я не хочу подробно вспоминать о том, что вам оказалось вовсе не нужно моё согласие и благословение. Но ваше тайное обручение уже нигде не зафиксировано. Записи о вашем обручении в церковной книге больше нет: она изъята. Так что официально вы с княжной не обручены.
       Принц Элгард достаёт выписку из церковной книги с печатью и подписью.
       - Видите это, ваше величество? - холодно спрашивает он. - Больше не увидите. Этой записи, подтверждающей законность нашего с княжной брака, у меня никто не изымет.
       Он прячет документ. Королева начинает слегка нервничать.
       - Вы предусмотрительны, - говорит она. - Но всё же повторяю: я не признаю' ваш скоропалительный брак действительным.
       - Епископ будет вынужден признать, - возражает Элгард. - И все мои принцессы-невесты тоже.
       Беседа происходит за ужином. Королева пожимает плечами и отвечает, устало вздохнув и глядя на свечи:
       - Ваше высочество, всё очень просто. Епископ немного побеседует с венчавшим вас священником, и тот признает, что вы принудили княжну к этому венчанию силой, почему брак и не может считаться действительным.
       - Епископ пойдёт на такую безбожную ложь? - Элгард выражает удивление.
       - Он не станет вникать в суть этого дела, - заявляет королева-мать.
       - Если он не станет вникать в дело такой важности, я перестану считать его епископом, - говорит Элгард.
       - Этим вы только навредите себе, - замечает королева.
       - И я не женюсь, - добавляет принц. - Может, для вас мой документ - ничто, но для принцесс-невест он не будет шуткой, можете мне поверить.
       - Хорошо, оставайтесь без невест, - королева снова начала раздражаться. - Это ваше дело; к тому же, время пока что терпит. Почему вы опоздали к обеду?
       - Разве я в тюрьме? - спросил принц. - Не хотел обедать - и не стал.
       - Были на реке, - с пониманием сказала её величество.
       - Да, был, - с вызовом ответил принц. - Я заснул на берегу. В чём, собственно, дело, ваше величество?
       - Ни в чём, - королева снова вздохнула. - Зачем вы портите себе жизнь и всё усложняете? Ночью, как мне стало известно, вы не спали в своей опочивальне. Ещё раз уснули на берегу?
       - Я был с вашей фрейлиной, - неожиданно для самого себя ответил принц.
       - В самом деле? - королева подняла брови. - То есть, утром вы женились на княжне, а ночь провели с фрейлиной?
       - Представьте себе.
       - Вы сумасброд, - в голосе королевы прозвучало некоторое облегчение. - Зачем же вы провели с ней ночь?
       - Во мне бушевала безвыходная страсть, - насмешливо ответил принц. - Фрейлина не была против. Если угодно, она подтвердит эти мои слова.
       - Её имя?
       - Не скажу.
       - Вы так застенчивы?
       - Очень.
       - Я ваша мать, - смягчившимся голосом сказала королева, - и имею право знать имя фаворитки моего сына.
       - Я не спросил её имени, - ответил Элгард. - Могу сейчас узнать и доложить вам.
       - Какова она из себя?
       - Чёрт её вспомнит, - с тоской откликнулся принц. - Было темно. Я помню только её огромную грудь и, простите, заднюю часть тела. Могу всё это подробно описать.
       - Вы циничны, - с интересом заметила королева.
       - Матушка! - Элгард горько рассмеялся. - Куда мне до вашего цинизма! Вы вне конкуренции. Чего стоит один этот ваш маркиз де Сад...
       - Де Сар, - сквозь зубы поправила сына королева.
       - Вот-вот. Такого не забудешь даже в темноте. С его зубастой пастью, как у дракона. С его огненным взглядом. С его признаками мужского достоинства, из-за которых кажется, что он постоянно прячет ниже пояса бутылку бургундского. Это же огнедышащий кошмар, матушка. Когда я вижу этого эротического монстра, мне неизменно становится жаль вас. Ему с его данными нужна корова, а не женщина...
       - Довольно, - королева слегка ударила ладонью по столу. - Не будем переходить на личности.
       - Вы имеете в виду корову? - принц желчно улыбнулся.
       - Я имею в виду людей, - её величество посмотрела на него с негодованием. - Я была замужем, Элгард. Я овдовела. Я имею право на свою личную жизнь. Кажется, пора бы это понять.
       - Но тогда и я имею право.
       - А кто вас его лишает? - королева нервно затеребила салфетку. - Живёте с фрейлиной? Ну и чудесно, вас никто не трогает.
       - Стало быть, законный брак для вас хуже чумы, а блуд и разврат - "чудесно"? - Элгард побледнел от гнева, и в глазах его сверкнули зелёные искры. - Вы действительно циничны. О, как я ненавижу всё это!
      - Поменьше пафоса, милорд, - лицо королевы пошло пятнами, и она бросила салфетку на стол. - Не надо ломать ни трагедий, ни комедий. Не стоит того.
      - Что именно не стоит того? - крикнул Элгард. - Ваша жизнь? Моя? Что' не стоит того?
      - Ваша дерзость и глупость не стоят моего внимания, - сурово пояснила королева.
      - Нет, - Элгард зловеще улыбнулся. - Это ваш цинизм и ваши запреты не стоят моего внимания.
      - Ну, довольно, - королева резко встала из-за стола. - Милорд, я приказываю вам оставить меня.
      - С удовольствием, - ответил Элгард. - Будь на то моя воля, я бы совершенно не приближался к вам.
      - Вот и не приближайтесь, - откликнулась её величество. - Потому что с меня хватит.
      - Тогда, с вашего позволения, я буду завтракать, обедать и ужинать у себя, - молвил принц.
      - Ради Бога, - ответила королева. - Это меня только порадует. Не знаю, что с вами стряслось, но вы стали невыносимы, и ваше общество сильно меня тяготит.
      Элгард поклонился ей и ушёл к себе. Потом вызвал Гоффрида.
      - Гоффрид, - сказал он. - Я обвенчался с княжной Аэсинь в церкви. Вот выписка из церковной книги. Её величество против этого брака, запись о нашем венчании изъята. Но мы законные муж и жена. Я говорю это вам, чтобы вы знали всю правду; что бы вам о нас ни говорили, верьте только мне.
      - Я верю, - Гоффрид сочувственно вздохнул. - И что теперь, ваше высочество?
      - Увидим, - отозвался принц. - Жизнь покажет. Гоффрид, по известным вам теперь причинам я буду отныне ночевать не у себя, а у моей законной жены. Но её величество не должна знать об этом. Есть ли среди наших фрейлин достойная женщина, которая согласилась бы взять на себя отвагу в случае чего подтвердить даже перед королевой, что я ночую у неё, а не у княжны Аэсинь?
      - Есть такая, - подумав, ответил Гоффрид. - Молода, умна, находчива и держит себя скромнее других. Это Селина Море'ль. Красивая женщина, ваше высочество, к тому же, не корыстна. Привести её к вам?
      - Да, - сказал принц. - Буду весьма вам благодарен.
      Вскоре Селина Морель уже стояла перед Элгардом - молодая приятная женщина лет двадцати пяти - и внимательно его слушала.
      - Пусть как бы невзначай, - говорил ей Элгард, - по дворцу пройдёт слух о том, что я провожу ночи у вас, Селина. Если Борхас или королева спросят вас, верны ли слухи, скромно опустите глаза и подтвердите: да, верны. Сможете ли вы это?
      - Конечно, ваше высочество, - Селина улыбнулась.
      - Благодарю. Вы будете получать вознаграждение за роль фаворитки принца. В затруднительных случаях обращайтесь ко мне: если вам что-нибудь будет нужно. Но предупреждаю: я пока не многое могу.
      - Вы очень добры, - ответила Селина с лёгким поклоном. - Я понимаю всю сложность ситуации, ваше высочество, и мне вовсе не нужно вознаграждений.
      - Я буду дарить вам подарки, - принц улыбнулся. - Прошу вас, не отказывайтесь. У вас, конечно, есть друг при дворе?
      - Нет, - на лицо Селины легла мимолётная тень. - Друга у меня нет, потому что...
      Она замялась. От Элгарда не ускользнуло печальное и чуть тревожное выражение её лица.
      - Вы можете мне довериться, - сказал он тихо.
      - Я больна, ваше высочество, - призналась Селина. - Врачи говорят, что жить мне осталось не так уж долго.
      - Простите, - принц заглянул ей в глаза. - Мне не надо вашей жертвы; у вас своя трагедия. Я не имею права так по'шло использовать вас.
      - О нет, - Селина словно стряхнула с себя печаль и опять улыбнулась. - Как раз мне легче, нежели другим, сыграть такую роль - это меня позабавит и развлечёт. Это вовсе не по'шло, поверьте, милорд. Кроме того, о моей болезни совершенно никто не знает. Когда я еду к врачу, я всем говорю, что еду к своему другу - и все верят.
      Элгард поцеловал ей руку; она густо покраснела и потупилась, не в силах не думать о том, как чудовищно нарушается этикет: принц целует руку фрейлине, а не наоборот!
       - Благодарю вас, - серьёзно произнёс Элгард. - Ещё раз простите меня. Я преклоняюсь перед вашим страданием и буду молиться за вас.  До свидания. Помните: сегодня и впредь я ночую у вас.
       Селина с улыбкой кивнула ему, присела в реверансе и исчезла. А Элгард тихо пробрался к Аэсинь.
       Аэсинь сидела в глубокой задумчивости в одной из своих комнат. Она радостно встретила Элгарда, но тень неких неотступных мыслей лежала на её лице. Когда он спросил, о чём думает его принцесса, Аэсинь ответила:
       - Пустяки, Элгард, правда. Просто... её величество королева сегодня не стала прощаться со мной, когда я подошла к ней. Она не подала мне руки, отвернулась от меня и ушла... И мне вдруг стало грустно. А потом я испугалась, что скоро нас обязательно разоблачат: кто-нибудь узнает, что мы отныне живём вместе...
       - Не бойся, - сказал Элгард. - Королева узнала, что мы обручены, вот и сердится. Не обращай внимания. А я создал себе легенду, что ночую у одной фрейлины - и в случае чего эта добрая женщина подтвердит дворцовые слухи. Между тем она очень несчастна...
       И он рассказал Аэсинь о Селине. Аэсинь опечалилась и прошептала:
       - Бедная... бедная Селина! Что мы можем сделать для неё?
       - Мы подумаем, - Элгард поцеловал её. - Пока можно только молиться, чтобы ей стало лучше.
       Ночь развеяла грустные мысли и вновь осыпала влюблённых серебром своих звёзд. Оба были бесконечно счастливы. Все тревоги и страхи Аэсинь постепенно исчезли. Душа её прояснилась, и Элгард вновь услышал её смех, увидел, какой нежностью и любовью сияют глаза на её лице.
       "Я никому не отдам тебя, - подумал он, прижимая её к себе. - И больше никто тебя не обидит. Ты будешь всегда цветущей, светлой, радостной. Я знаю, кто моя истинная жена, и что бы ни было дальше, весь мир будет знать об этом, и весь мой народ склонится перед тобой, будущей королевой страны".

                10

     - Сегодня совсем не жарко, - говорит Аэсинь Элгарду. - И ветер. И пасмурно. Я не хотела бы купаться сегодня.
     - Посидим на берегу, - соглашается Элгард. - Если хочешь... Или погуляем по парку?
     - Сначала посидим, потом погуляем, - Аэсинь смеётся. - Мне очень нравится этот парк. Твой парк. Здесь всё такое уютное. Птицы поют...
     Они только что оставили своих лошадей и теперь тихонько идут по аллее среди деревьев. Аэсинь подходит к одной из красивых сосен, прижимается к ней и гладит её, как живое любимое существо.   
     - Я начинаю ревновать, - смеётся Элгард.
     Аэсинь целует сосну.
     - Она живая, - улыбается она. - И твоя. В ней - часть тебя, вы родственники. Я очень люблю деревья. А твои деревья - особенно.
     Элгард тоже обнимает сосну и прижимается к её шершавому могучему стволу, вдыхая запах смолы и хвои. Потом пододвигается к Аэсинь и целует её. Она тоже целует его и прячется за деревом.
      - Догони меня, - смеётся она и стремительно убегает, но он бежит быстрее, догоняет её, подхватывает на руки и несёт назад.
      - Я тяжёлая, - предупреждает Аэсинь.
      - Согласен, - Элгард ставит её на ноги. - Но это чудесно. Это значит - ты настоящая, а не один только мой счастливый сон. Но бегаешь ты быстро и легко, поэтому - догоняй меня!
      И он бежит от неё, а Аэсинь со смехом кидается следом за ним. Она в восторге от этой игры. Она бегает очень быстро и вскоре догоняет его, но поймать не может: он очень увёртлив. Запыхавшись, она садится на траву; он опускается рядом с ней.
      - Устала? - спрашивает он. - А я нет.
      Он украдкой поглядывает на неё и вздыхает:
      - Как ты соблазнительна! И как недоступна.
      - Я всегда доступна для тебя, - смеётся Аэсинь. - Это ты недоступен - на тебе столько крючков.
      - Портные учитывают непредвиденные ситуации, - отвечает Элгард. И - вот они уже в объятиях друг друга, скрытые кустами белого шиповника. Деревья чуть покачиваются от ветра над их головами.
     Немного позже они безмолвно и долго лежат рука об руку и вдыхают аромат отцветающих роз. Они готовы уснуть, но тут раздаётся пение иволги, и принц, поцеловав Аэсинь, выходит на аллею.
      - Добрый день, Гоффрид, - говорит он сердечно. - Что-то случилось?
      Гоффрид кланяется.
      - Ничего не случилось, ваше высочество, - отвечает он смущённо, глядя в сторону. - Простите. Моя Аврора тут прислала вам кое-что из своей стряпни - она готовит лучше королевского повара. Вот судки. Если проголодаетесь, так попробуйте.
      - Благодарю, - отзывается Элгард. - Непременно попробуем. Передайте Авроре большое спасибо и сердечный привет. Она очень добра; впрочем, я всегда считал её весьма достойной дамой.
      Видя заминку Гоффрида, он удивляется:
      - Что-нибудь ещё?
      Гоффрид слегка розовеет.
      - Знаю, что не вовремя суюсь, ваше высочество, - бормочет он, глядя куда-то в сторону. - Стыдно даже. Простите вы меня, дурака. Просто вы недавно говорили о шпаге и борьбе... Что, мол, неизвестно, кто бы из нас кого победил, если бы мы боролись... Так вот мне прямо не терпится. Может, поборемся, ваше высочество?
      От такого неожиданного предложения глаза принца становятся огромными и растерянными, но лишь на считанные секунды. Потом он начинает безудержно хохотать.
      - Гоффрид, - обращается он наконец к своему поверенному, изнемогая от смеха. - Ну кто из нас после этого ребёнок - ты или я? До чего же ты интересный!
      Тут же он спохватывается и говорит:
      - О, простите! Сам не знаю, как перешёл на "ты". Поверьте, это не из неуважения к вам, напротив...
      - Да я только рад, - искренне смеётся Гоффрид. - Так даже лучше, ваше высочество. Пожалуйста, называйте меня всегда на "ты". Мне так как-то проще и легче. Извините, что лезу к вам со всякой ерундой. Лучше пойду...
      - Нет, нет, - принц удерживает его. - Хотите бороться... то есть, хочешь... так давай! Я только рад. Аэсинь! Посмотри, родная, на этого удивительного человека. Это мой поверенный Гоффрид. Он очень надёжный и верный мне человек.
      - Здравствуйте, сударь, - доверчиво говорит Аэсинь, пожимая Гоффриду руку. Она не любит, чтобы её руку целовали, и всегда старается этого избежать - разумеется, Элгард является исключением.
      - Я вас мельком уже видела, - добавляет она. - Вы любите смотреть, как мы танцуем.
      - Моё почтение, княжна, - Гоффрид низко кланяется ей. Она с доброжелательным любопытством глядит на его светло-каштановую кудрявую голову и такую же бороду, но тут же её поражает мощь этого великана, и она говорит, слегка встревоженная:
      - Вы, кажется, собираетесь бороться? Только осторожнее, прошу вас.
      Ей кажется, что Гоффрид может переломить её Элгарда пополам, как тростинку.
      - Не бойся, любовь моя, - Элгард ласково целует её. - Итак, Гоффрид, у нас с вами даже есть зритель - прекрасная дама, принцесса и моя жена в одном лице. Можем начинать турнир.
      Они пожимают друг другу руки в знак того, что "турнир" дружественный, даже учебный - затем крепко сцепляются руками, упершись ногами в землю. Аэсинь уверена, что сейчас Элгард упадёт, но он держится. Он очень напряжён; в эту секунду он -  концентрат энергии, весь целиком. Аэсинь поражена: огромный, как медведь, Гоффрид не может победить своего юного противника! Жилы вздуваются на его лбу и висках, мускулы ходят под одеждой, как живые, - их видно. У Аэсинь замирает сердце при виде этой бычьей силы. Но почему-то эта сила не действует на её хрупкого мужа. Он не побеждает, но он держится; Гоффрид же постепенно сдаёт. Пот градом льёт по его лицу. Он не выдерживает первым - и расцепляет руки. В его карих глазах совершенное изумление.
       - Ваше высочество! - восклицает он. - Да вы сильный! Только где у вас сила, в чём?
       - Сам не знаю, - Элгард смеётся, утирая пот с лица. - Зато я лёгкий, верно? Ты, вероятно, мог бы без труда поднять меня.
       Гоффрид поднимает его не только без труда, но даже без малейшего усилия - и сажает на ветку сосны; затем снимает и ставит на землю.
       "Косточки, как у воробышка, - думает он про себя. - В чём же его сила?"
       - А теперь, - предлагает Элгард, - садись мне на спину, Гоффрид, и я снесу тебя довольно далеко.
       - Да я же вас раздавлю, - Гоффрид невольно пятится назад. - Нет, нельзя. Это невозможно, ваше высочество. Во мне весу-то против вашего раза в полтора больше.
       Принц задумчиво оглядывает его и поправляет:
       - В два раза. Да, пожалуй, в два. Не бойся, друг мой. Хватайся за мои плечи, а в остальном положись на меня. Ну? Представь, что ты в лесу, ранен - и мне надо дотащить тебя до места, где тебе могли бы оказать помощь.
       В глазах Гоффрида появляется лёгкий азарт. Он действует очень осторожно, но принц подхватывает его под колени и несёт - медленно, но ровно, спокойно и довольно долго, после чего тем же размеренным шагом возвращается назад вместе со своей ношей.
      - Чудеса! - только и может сказать Гоффрид, ступив на землю. - Ну, чудеса. Много что видел, но с таким ещё не встречался. Ну, ваше высочество, вы... да! Не знаю вам равных.
      Они снова пожимают друг другу руки. Аэсинь нежно целует Элгарда и весело говорит:
      - Какой ты молодец! И вы, Гоффрид! Давайте попробуем то, что вы принесли. Наверно, это очень вкусно.
      Они рассаживаются полукругом и угощаются сперва кусочками замечательного пирога с оленьей печенью, запивая угощение красным вином из маленьких походных бокалов, также принесённых Гоффридом. Следующее блюдо - салат из всевозможных овощей, а на десерт - булочки с кремом, лёгкие и воздушные. Аэсинь и Элгард, восхищённые кулинарным искусством Авроры, благодарят Гоффрида. Гоффрид растроган. Он с удовольствием рассказывает о странах, в которых бывал, описывает тамошние обычаи и нравы. Это у него получается мастерски, и он совершенно завладевает вниманием своих юных слушателей. Ему приятно видеть их заинтересованные, даже очарованные лица, приятно сидеть с ними, а главное - чувствовать глубокое доверие к нему, исходящее от Элгарда и Аэсинь.
      "Как она красива и мила, - думает он. - А принц силён. Да, здоров парень! А по виду-то и не скажешь. Славный он малый, наш Элгард. Настоящий будущий король. Чудо что за пара, и какое счастье, что я служу им".

                11

      - Селина, - обращается к своей фрейлине королева. - Я вызвала вас, чтобы спросить: в самом ли деле его высочество проводит с вами ночи?
      - В самом деле, ваше величество, - опустив глаза, отвечает Селина Морель.
      - Ну что ж, - задумчиво говорит королева. - Я не удивлена тем обстоятельством, что принц остановил свой выбор именно на вас. Вы умны, скромнее прочих, к тому же, хороши собой. Думаю, вы можете принести его высочеству только пользу. Разумеется, вы понимаете, что когда принц женится, вам придётся довольствоваться не первой, а второй ролью, а может, и вовсе ничем? Вы, конечно, это знаете?
      - Да, ваше величество, - Селина присела в низком реверансе. - Я знаю своё место.
      - Ну и отлично. Ступайте.
      Селина ушла к себе и долго смотрела в окно на октябрьский дождь и сад, полный разноцветных листьев.
      "Я опадаю, как этот бук, - подумала Селина, глядя на медленно облетающее дерево. - Но не знаю, когда упадёт последний мой листок. Самый последний..."
      Она приняла лекарство, прописанное врачом, прекрасно сознавая, что это средство ей совершенно не поможет, и задремала в кресле.
      Её разбудил негромкий стук дверного молотка. Она поспешила открыть дверь. Перед ней стоял Элгард.
      - Добрый день, милорд, - Селина поклонилась и поцеловала руку принца.
      - Я не потревожил вас? - спросил Элгард.
      - Нет, ваше высочество. Меня сегодня впервые спросила о вас королева.
      - Я словно чувствовал это, - принц улыбнулся. - Нельзя ли мне войти к вам?
      - Конечно, можно, - Селина рассмеялась. – Это же ваш замок. Будьте как дома, милорд.
      Его высочество сел в одно из кресел и знаком пригласил Селину тоже сесть.
      - И что королева? - спросил он.
      - Королева сказала, что наша связь полезна для вас. Сказала, что одобряет ваш выбор. Но добавила, что я должна помнить своё место.
      - Своё место, - глаза принца вспыхнули. - Ну конечно. Матушка всегда всех расставляет по местам, как шахматные фигуры. И, как в шахматах, убить можно всех, только не её. Она вне смерти. Это забавно.
      Он задумывается, потом встряхивает головой, точно отбрасывая от себя какие-то неприятные мысли, и ласково смотрит на Селину.
       - Как ваше здоровье? - спрашивает он. - Не лучше?
       Селина медленно качает головой, и лицо её становится печальным.
       - Не подать ли вам вина или кофе, милорд? - спрашивает она, чтобы переменить разговор.
       Принц внимательно следит за выражением её лица.
       - Я с удовольствием выпил бы кофе, - отзывается он, надеясь, что приготовление напитка отвлечёт Селину хотя бы ненадолго от её горьких дум.
       Селина быстро уходит в собственную маленькую кухню и вскоре приносит оттуда на подносе кофе, ликёр, сливки и печенье.
       - Благодарю вас, - говорит Элгард. - Составьте мне компанию, возьмите чашку и выпейте что-нибудь, прошу вас.
       Селина берёт чашку и наливает кофе сначала принцу, потом себе.
       - Не жалейте меня, ваше высочество, - просит она. - Мне только хуже от этого.
       - Я и не думаю жалеть вас, - мягко отвечает Элгард. - Напротив, я восхищён мужеством, с которым вы терпите свой недуг, свою роль, о которой я вас попросил, и... меня. В самом деле, я восхищён. И мне очень приятно сидеть с вами и пить кофе. Скажите, е'сть у вас заветное желание, кроме того, главного, которое в силах исполнить только Господь?
       Селина уже овладела собой и смеётся:
       - Вы так милы, ваше высочество. Но моё заветное желание номер два тоже может исполнить только Господь, так оно связано с первым.
       - Господь затем и поставил царей над народами, - молвил Элгард, - чтобы они любили своих подданных и помогали им. Итак, ваше желание "номер два". Это муж?
       Она весело отвечает:
       - Не угадали, но "горячо". Это ребёнок.
       - Вот видите, - Элгард улыбается. - А что бы вы сказали, Селина, если бы завтра к вам подбежал маленький ребёнок и крикнул: "Мама"?
       Селина задумалась и тихо ответила:
       - Я бы заплакала.
       - От неожиданности и страха перед младенцем? - засмеялся Элгард.
       - О, нет, что вы, - она тоже засмеялась. - От бесконечного счастья. От великого счастья. Что у вас на уме, ваше высочество?
       - Ваше счастье, - ответил принц, делая глоток кофе с ликёром.
       - Нет, - Селина испугалась. - Я понимаю, что вы имеете в виду. Но он останется сиротой!
       - Вы боитесь быть смелой? - принц заглянул ей в глаза. - Боитесь стать счастливой? Если что, я позабочусь о нём. Вы мне доверяете?
       - Право, не знаю, как поступить, - Селина вздохнула.
       - Вам и не нужно знать, - ответил принц, допивая кофе.

      
       На следующий день, когда Селина сидела в саду, в беседке для фрейлин, в лёгком пальто и шёлковом платье, думая о том, что его высочество хоть и всем хорош, но любит растравлять чужие раны, в беседку вдруг вбежал маленький мальчик лет четырёх. Он был чрезвычайно красив, и его личико сияло радостью.
       - Мама! - закричал он, увидев её, и прижался лицом к её коленям. - Я нашёлся. Ты потеряла меня, а дядя Гоффрид меня нашёл! Это я! Помнишь, ты назвала меня "Генрих"? Когда я родился?
       Селина с изумлением смотрела на малыша в течение минуты, потом вдруг всплеснула руками, и слёзы показались на её глазах. Не выдержав и заплакав, она схватила малыша на руки.
       - Ты помнишь меня? - допытывался ребёнок.
       - Конечно, помню, родной, - она покрыла его личико поцелуями. - Конечно, помню. Какой ты у меня стал большой и красивый! У тебя должен быть медальон с моим портретом.
       - Вот, - сказал мальчик, вытаскивая медальон из-под воротника рубашки. - Видишь, на нём ты. Не плачь, мамочка, я же нашёлся!
       - Я плачу от радости, милый, - Селина утёрла слёзы и взглянула на раскрытый медальон. В нём лежал миниатюрный портрет её сестры, весьма похожей на неё. Селина знала, что сестра скончалась в Лондоне и что Генриха привёз домой его отец ещё два года назад. Но он не захотел принять Селину и поддерживать с ней хотя бы шапочное знакомство: она слишком сильно походила на его умершую жену, которую он глубоко любил. С тех пор, как он вернулся из Лондона, Селина ничего не знала ни о нём, ни о Генрихе.
      - А где же папа, Генри? - спросила она осторожно.
      - Он умер, - ответил Генрих. - А про тебя он говорил, что ты далеко-далеко уехала. Но ты приехала обратно, чтобы взять меня к себе, правда?
      - Правда, родной мой, я вернулась за тобой, я знала, что найду тебя, - ответила Селина, прижимая к себе ребёнка и лаская его. - Пойдём пообедаем с тобой, да?
      - Да, - и Генрих весело запрыгал на одной ножке. - Пообедаем. А потом будем играть. Да, мама?
      - Конечно, солнышко, - ответила Селина. - Мы будем играть. Мы устроим праздник в честь того, что ты нашёлся. Будем есть большой торт с шоколадом и сливками.
      - Правда? - обрадовался Генрих. - Уже сейчас?
      - Нет, чуть позже, - таинственно ответила Селина. - Когда стемнеет, мы зажжём свечи, и у нас будет торт. Пойдём.
      Они вышли из беседки, и Селина увидела Элгарда и Гоффрида, которые, улыбаясь, смотрели на неё. Она ответила им лёгким поклоном и царственно-щедрой улыбкой, исполненной такой великой благодарности и счастья, что Гоффрид не выдержал и опустил голову.
      - Бедняжка Селина, - пробормотал он. - Как же ей теперь хорошо! И малыш... В доме не было даже хлеба, ваше высочество, когда я пришёл, чтобы забрать его. Сидят какие-то две полуслепые старухи и не глядят за ребёнком. Они мне его отдали с радостью. Я дал им денег. Что ж - люди бедные... Бог знает, кто их нанял. Разве что соседи.
      - Селина уже не бедняжка, - весело промолвил принц. - Благодарю, Гоффрид, тебя и Аврору: ведь она вымыла мальчика и с большим вкусом его одела. Значит, ты убедил фрейлин, что у Селины нашёлся пропавший сын?
      - Да, - Гоффрид улыбнулся. - Я воспользовался тем, что она всего два года при дворе, и о её прошлом ничего не знают. Даже королеве ничего не известно.
      

      ... Вечером Элгард, Аэсинь и Гоффрид приглашены к Селине на чашку кофе. Торт великолепен: Селина заказала его на королевской кухне.
      После кофе Аэсинь играет с Генри, а Гоффрид вполголоса рассказывает Селине:
      - Аврора сказала мне, что ты упоминала о сестре и племяннике и даже сказала, где они живут. Я хотел ехать в приют, но решил сначала взглянуть, как живёт мальчик, - вот и вся история.
      - Спасибо, Гоффрид, - Селина вся светится. - Спасибо, ваше высочество! Будьте благословенны и счастливы.
      Когда они собираются уходить, Аэсинь целует Селину на прощание. Та тоже целует её и шепчет:
      - Будьте счастливы, милая княжна! Я вечный, преданный друг всем вам. Доброй ночи! Мне так хорошо. Душа поёт - и такое странное чувство, будто я вовсе не больна и никогда не болела. Доброй вам ночи!
      Аэсинь не говорит ей, что сама - пошёл уже третий месяц - ожидает ребёнка. Об этом знает только Элгард - и больше никто.

                12
      
      - Генри, идём гулять!
      Селина Морель совершенно преобразилась. Теперь она без конца играла и гуляла со своим маленьким Генри, кормила его и укладывала спать. Фрейлины, восхищённые красивой внешностью ребёнка, немедленно задарили его дорогими игрушками, и Генрих был совершенно доволен. Он очень любил качаться в парке на больших белых качелях и бывать в замковой церкви, куда Селина водила его каждый день, чтобы помолиться за него и воздать хвалу Богу.
      Однажды в одной из замковых галерей они встретились с королевой.
      - Какой милый мальчик, - её величество ласково улыбнулась ребёнку. - Это ваш, Селина?
      - Да, ваше величество, - Селина поцеловала руку королевы.
      - Как тебя зовут, малыш? - спросила королева.
      - Я не малыш, я рыцарь, - важно ответил мальчик. - Вот какой у меня панцирь! А вот меч. И зовут меня Генрих.
      - Чудесное имя для рыцаря, - королева протянула ему яблоко. - Говорят, ты потерял свою маму, а теперь нашёл?
      - Да, - ответила Генрих, прижимаясь к Селине. - То есть, это мама меня нашла.
      - Ах, какая мама у нас молодец! - королева засмеялась. - Ты очень славный рыцарь. А я королева, будем знакомы.
      - Мама, тётя вправду королева? - спросил Генрих.
      - Да, Генри, её величество - королева нашей страны.
      - А, это про неё папа говорил: "Елизавета не без привета"? - спросил Генрих.
      Селина покраснела:
      - Никогда больше не повторяй этих слов, Генри. Простите, ваше величество.
      - Но я в самом деле очень приветлива, - королева улыбнулась ещё ласковей. - Селина можно мне пообщаться немного с вашим маленьким рыцарем? Право, я получила бы от этой беседы сердечную радость.
      - Конечно, ваше величество, - весело ответила Селина.
      - Пойдём, Генри, я покажу тебе красивые игрушки, - сказала королева, беря мальчика за руку. - И, разумеется, мы выберем самую лучшую тебе в подарок, правда?
      Она увела мальчика в свои покои. Селина была очень довольна такой милостью со стороны её величества и весь день улыбалась сама себе, а вечером к ней привели Генриха. Слуга нёс за ним большую, очень искусно сделанную лошадку-качалку, а Селине преподнес колье необыкновенно тонкой работы - "от её величества". Селина поблагодарила и, смеясь, слушала рассказы Генриха о том, что "тётя Лиз" (так королева попросила называть её) дала ему мороженого, он играл чудесными игрушками и танцевал.
      Селина уснула счастливой, но утром, до завтрака явилась стража королевы с приказанием от её величества забрать Генриха до вечера в королевские покои. Мальчик поцеловал Селину и радостно побежал с провожатыми к "тёте Лиз". Сердце Селины медленно упало. Днём она горько расплакалась, поняв, что королева попросту присвоила её сына. И она не ошиблась. Генрих вернулся к ней только в девять часов вечера, после ужина. Он приласкался к Селине, затем сел за стол и положил на него ноги. Селина всплеснула руками:
      - Генри! Ну-ка опусти ножки! Кто научил тебя так сидеть? Это некрасиво!
      Генрих смутился и тут же сел как следует.
      - Так сидел дядя маркиз де Сар, - пояснил он. - А когда я спросил тётю Лиз, можно ли мне сесть так же, она сказала, что мне можно всё.
      - Нет, милый, - решительно возразила Селина. - Ножки должны быть под столом, а не на столе. Маркиз де Сар и тётя Лиз, должно быть, забыли об этом. И ни один человек не должен думать, что ему всё можно. Господь не любит этого. Нельзя делать очень многого. И Господь выше, чем маркиз де Сар и даже чем тётя Лиз; Он не велел людям делать всё, что им захочется.
       - Мамочка, не сердись, - Генрих обнял её.
       - Я не сержусь, малыш, - ответила Селина. - Я просто очень тебя люблю и хочу, чтобы ты вырос настоящим рыцарем - добрым, великодушным, сильным, с хорошими манерами.
       Она поцеловала мальчика и, уложив его спать, долго пела ему колыбельную - даже когда он уснул.
       На следующее утро его снова увели, и вернулся он опять только после ужина. Селина почтительно попросила королеву отпускать ребёнка пораньше, но королева мягко ответила ей, что это вздор: "Вы ещё наглядитесь на него, Селина". Теперь она гуляла с Генрихом по саду, а Селина с горечью наблюдала за ними в окно. Мальчик с каждым днём становился всё жеманней и баловенней. Циничные песенки, порой слетавшие с его уст, заставляли сжиматься её сердце. Но она не могла остановить зло, причиняемое её сыну, - не знала, как. Его отбирали у неё уже в течение месяца на весь день, и шёл ноябрь, а она словно серела и таяла, по капле теряя своё счастье.
       - Мама, - обратился к ней однажды вечером ребёнок, уже лежавший в постели и готовившийся уснуть. - А ты правда любовница принца?
       Слово "любовница" вонзилось в сознание Селины, как острый нож, но она ответила, стараясь придать голосу беззаботность:
       - Нет, милый, неправда.
       - Тётя Лиз сказала, что ты живёшь с ним ещё с лета, - сонно вымолвил Генрих, не вполне понимая, конечно, того, что говорит. - Я сказал, что ты живёшь со мной, а не с принцем: они с маркизом долго хохотали...
       И он уснул.
       Селина, обливаясь тихими слезами, побежала к Аэсинь и нашла её и Элгарда сидящими рука об руку в одной из комнат, отведённых княжне королевой. Упав перед ними на колени, Селина разрыдалась и рассказала им решительно всё. Аэсинь бросилась поднимать её с пола и утешать, а скулы Элгарда заходили ходуном. Но он взял себя в руки, усадил Селину в кресло и сказал ей:
      - Больше никто и никогда не отнимет у тебя Генриха. Слышишь, Селина! Это я тебе обещаю как наследник престола и... - он потупился, - и как твой брат. Сейчас я твой брат, поняла?
      И он поцеловал её в щёку. Аэсинь принесла чаю, и Селина выпила его. Её бил озноб. Она с надеждой и благодарностью смотрела на своих друзей и жадно их слушала, но ей не верилось, что королева просто так оставит её Генри в покое, и она ушла, вся в тревогах и сомнении.
     Наутро стража, как всегда явившаяся за Генрихом, застала у дверей Селины принца.
     - Поворачивайте, ребята, - сказал он спокойно. - Я пойду с вами вместо Генриха, а если вас это не устраивает, я готов драться с вами обоими на шпагах по очереди.
     Стражники принялись робко объяснять ему, что они не могут вернуться к королеве без Генриха, но он вынул шпагу из ножен и молвил:
      - Я вижу, вы такие же глухие, как моя мать! Я сказал: вперёд. Иначе живыми вы отсюда не уйдёте.
      Стражники повиновались.
      Королева сидела за столом, уже накрытом к завтраку, в своём лучшем платье для будней - венецианском, специально заказанном в Италии, серо-голубом с белой кружевной оторочкой и блестящей шнуровкой на груди.
      - Элгард? - она удивлённо подняла брови. - Доброе утро.
      И обратилась к страже:
      - А где Генри?
      - Генри у своей матери, - ответил принц, - и будет впредь там оставаться.
      - Милорд, я спрашиваю не вас, а стражу, - сухо заметила королева.
      - Я запретил страже приводить сюда ребёнка, - сказал принц.
      - Вы отменяете мои приказания? - королева презрительно рассмеялась. - Недурно. Но почему вы так против, чтобы Генрих, этот чудесный ребёнок, завтракал со мной? 
      - Потому что у этого чудесного ребёнка есть мать, которая сама приготовит ему завтрак, - отрезал принц.
      - Элгард, я вас не понимаю... - начала королева.
      - А я понимаю, - Элгард сел за стол. - Вы обираете нищих, матушка: нищих не деньгами, а любовью; вам что, это непонятно?
      - Нет, - королева пожала плечами.
      - Вы отбираете ребёнка у матери и считаете это нормальным?
      - Я только забираю его на день, - королева снова слегка пожала плечами. - Никто никого не отбирает. У Селины же есть вы; от ребёнка она наверняка устаёт... А здесь он играет.
      - Что значит "устаёт"? - принц удивился. - Если бы Селина уставала, она бы наняла няньку: во дворце их полно. Но она не устаёт от него: она живёт им. Она не похожа на других матерей по особым на то причинам. Я повторяю: она живёт исключительно сыном; я для неё всего лишь мимолётный друг. Её жизнь заполняет её сын. Он для неё всё. А вы это всё взяли - и отняли.
      - Мне тоже очень нужен этот малыш, - возразила королева. - Я к нему привязалась.
      - Понимаю, - принц усмехнулся. - Как к Клавдию номер два, герцогу Арджу. Он на два года старше меня, а появился во дворце четырнадцатилетним. Не знаю, когда вы с ним в первый раз сыграли в любовь, но вы играете до сих пор. Ардж сегодня придёт к вам, я это вижу по вашему платью, которое вы заказали в Венеции. "Моя венецианка", - называет он вас, глядя на это платье. Бедняга. Он не знает, что "венецианка" готовит ему замену. Пока Генрих мал, вас будет забавлять его детскость; когда ему исполнится четырнадцать, тётя Лиз откроет ему бесплатных вход в свой будуар и в свою римскую баню; став пятнадцатилетним, он уже научится от доброй тёти всему необходимому. Он будет знать, что ему "можно всё", что принц - любовник его матери, что пошлые куплеты - это хорошо и остроумно, а сам он - любовник королевы, и это тоже замечательно...
       - Замолчите, - напрягаясь всем телом, сказала королева. - Вы говорите вздор.
       - Не будем притворяться невинными, - сказал Элгард, гневно глядя на мать. Глаза его метали молнии. - Не стоит того, матушка. Кого вы хотите обмануть? Себя, меня, всех сразу? Вы позволяете этому коню де Сару вести себя при ребёнке, как ему хочется, и внушаете мальчику, что это правильно. Вы отзываетесь о его матери в его присутствии так, что будь он постарше, он бы начал презирать её, но - слава Богу! - он ещё мал. Он не знает, что презирать надо вас, что бежать, как от чумы, надо от вас, что вы развратны, ничтожны, эгоистичны и - простите - даже неумны.
       - Можно подумать, вы умны! - взорвалась королева. - Женились на княжне, живёте с фрейлиной и, к тому же, устраиваете мне сцены! Может, у вас у самого через некоторое время изменятся вкусы, и вы посмотрите на Генриха так же, как я на герцога Арджа?
       - Что? - протянул принц. - Я посмотрю на Генриха глазами Тиберия?
       - Вы даже в гневе говорите образами, - заметила королева. - Тиберия, Нерона или кого другого, право, не знаю, выбирайте сами. Это же ваши любимые герои, почему бы вам не взять с них некоторый пример, как и с ваших достойных древних греков, для которых содом был обычным занятием. Если уж вы стали выражаться так прямо, то позвольте и мне не кривить душой. Я ведь не могу знать достоверно, что уже сейчас вы не смотрите на этого мальчика, как на будущего своего...
       - Матушка, - прервал её принц. - Вы, можно сказать, дали мне пощёчину и, будь вы мужчиной, дуэль была бы неизбежна. Но так как вы женщина, то...
       Он взял красивую хрустальную соусницу, подошёл к её величеству, которая следила за ним с любопытством и, подняв чашу над её головой, окатил её тёмным густым жирным соусом с ног до головы.
       Королева ахнула, пролепетала:
       - Моё платье... - и разрыдалась.
       - Вы плачете, "моя венецианка"? - спросил принц. - Конечно, есть, над чем плакать. Соус очень жирный, а платье из особой ткани - оно безнадёжно испорчено. И волосы придётся мыть заново. Ну что, мне послать за Генрихом, чтобы он полюбовался на свою тётю Лиз?
       - Уйдите. Вы животное! - крикнула королева, захлёбываясь слезами. - Вы сошли с ума!
       - Я просто так не уйду, - сказал Элгард. - Вот горячий, очень горячий шоколад. Целый фарфоровый чайник. Вы обещаете оставить в покое Генриха и Селину или ошпарить вас, как таракана, чтобы вы немного пришли в себя?
       - Нет! - вскричала королева, вскакивая с места. - Поставьте чайник. Клянусь всеми святыми не трогать больше ни вас, отвратительное вы существо, ни Генриха, ни Селину. Разбирайтесь с ними сами. И ступайте прочь! Боже мой, я два месяца с лишним вас не видела и была совершенно счастлива. Я буду говорить с Борхасом о том, чтобы лишить вас престола и отправить в монастырь как умалишённого...
      - Только попробуйте заговорить с ним об этом, - спокойно отозвался принц. - В тот же день Барс будет приколот моей шпагой к дереву напротив ваших окон, чтобы ваш взор мог утешаться видом верного вам человека до тех пор, пока он не превратится в пыльный скелет. Ну что, будем говорить с Барсом о лишении меня престола или лучше не будем? Мне кажется, не стоит. А вам?
      - Уйдите, - сказала королева, всхлипывая и кое-как утираясь салфеткой. - И успокойтесь, наконец. Ни к чему вашему я больше не прикоснусь.
      - Благодарю, - коротко молвил принц и покинул маленький зал, даже не поклонившись. Спустя два дня они с Аэсинь встретили Селину и Генриха в парке. Селина горячо поблагодарила Элгарда. Лицо её по-прежнему словно светилось изнутри и дышало глубоким умиротворением и счастьем.
      
                13

     - Борхас, вы представляете себе, на что он решился? - потрясённая королева сидела в своих покоях и смотрела на регента глазами, полными слёз. - Я до сих пор не могу успокоиться. Он облил меня, свою мать, соусом! И обвинил - опять же, меня - в нечистоте!
      - А вы чисты, ваше величество? - Борхас выразил удивление.
      - Как! И вы туда же! - королева всплеснула руками. - После всего, что я вам рассказала?!
      - После того, что вы мне рассказали, - медленно заговорил Борхас, - смею вас заверить: вы не чисты.
      - Вы меня осуждаете, - сурово заговорила королева, - а принца оправдываете?
      - Никогда никого не осуждаю, - спокойно ответил Борхас. - И не оправдываю.
      - Тогда как же, по-вашему, расценивать его поведение?
      - Это поступок настоящего будущего монарха, - сказал Борхас. - Благородный порыв. И весьма тонкая оценка ситуации.
      - Что?! - королева вознегодовала. - Он облил меня соусом!
      Борхас пожал плечами:
      - Он не мог ударить женщину, к тому же, свою мать и королеву. Но он понял, что выбьет из вашей руки оружие, залив вам платье соусом. Ведь платье - особенно, хорошее - ваша слабость.
      - Да, он расчётлив, - сквозь зубы сказала королева. - Я не понимаю его. Женился на княжне, живёт с Селиной...
      - Нет, - холодно поправил её регент. - Хорошо зная принца Элгарда, я говорю вам, ваше величество: у него одна женщина. И конечно, та, которую он любит. Думаю, Селина Морель в данном случае подставное лицо.
      - Как? Она мне солгала? - заинтересовалась королева.
      - Ваше величество, - Борхас строго посмотрел на неё. - Вы должны думать сейчас не об этом. Вам следует пойти на перемирие с принцем.
      - Никогда в жизни, - глаза королевы возмущенно сверкнули.
      - Ваше величество, - медленно заговорил Борхас. - Вы, может быть, не помните, но я помню шестилетнего мальчика, которого мадам Соланж уводила от вашей двери. С того самого дня ему было, без всяких причин на то, отказано в любви и ласке матери. Он уходил от вашей двери так, словно чувствовал, что так оно будет. Пора объявить перемирие. И первой на этот шаг должны пойти вы, потому что - не будем спорить - вы в тот день предали его.
       - О Боже мой, - королева растерялась. - Так ему нужна моя материнская любовь?
       - Вероятно, уже нет, - сказал Борхас. - Я не знаю, что' ему нужно. Но вам нужны спокойные и мирные отношения с наследником престола.
       - Хорошо, - помолчав, произнесла королева. - Что же мне, по-вашему, следует делать?
       - Скоро турнир, - сообщил Борхас. - Традиционное состязание, оставшееся нам от добрых времён рыцарства. Пригласите принца участвовать. Противники будут сильные - это всё, что мне известно. Но его высочество тоже не лыком шит. Он должен проявить отвагу, и если не победить, то, по крайней мере, показать свою доблесть. А вы должны присутствовать на турнире, чтобы после выразить сыну восхищение его храбростью и мастерством.
       - Вы хотите, чтобы его убили? - с пониманием спросила королева.
       - Ваше величество, - холодно ответил Борхас. - Иногда я говорю именно то, что хочу сказать. Принца не убьют. Возможно даже, что он победит. И он должен услышать похвалы своей матери-королевы. После чего предложите ему возобновить хотя бы ваши совместные обеды. Но во время этих обедов держитесь скромно и не провоцируйте его высочество на не нужные ни ему, ни вам поступки.
       - Я попытаюсь, - сказала королева. - Но неужели вас не оскорбляет то, как он говорил о вас?
       - Я не женщина, чтобы поддаваться пустым эмоциям, - отозвался Борхас бесстрастным голосом. - Я регент. В мои обязанности входит наставлять принца, хорошо знать и понимать его, ни к чему при этом не принуждая. Впрочем, оказать на него давление невозможно; я это недавно понял. С ним следует договариваться.
      

      Спустя некоторое время Борхас нашёл принца в саду. В тёплом меховом плаще Элгард сидел у римского фонтана, который давно отключили, и читал книгу. Заметив Борхаса, он перестал читать.
       - Ваше высочество, - Борхас почтительно поцеловал его руку.
       - Здравствуйте, Барс, - сказал Элгард. - Какой сегодня холодный, свежий и чистый воздух. И лёгкий снег покрывает пожелтевшую траву. Скоро зима, Рождество... Итак, что у вас?
       - Несколько строк от её величества, - ответил Борхас, с поклоном подавая принцу пергамент.
       "Дорогой Элгард! - писала королева. - Через неделю состоится традиционный рыцарский турнир на реке Дарб. Не хотите ли вы участвовать в этом благородном состязании - открыто или сохраняя инкогнито (по вашему усмотрению)? Вашей матери-королеве весьма приятно было бы увидеть, как её сын впервые участвует в рыцарском турнире, и предвкушать победу его счастливого оружия.
                Милостью Божьей королева
                Елизавета Седьмая".
       - На реке Дарб, - задумчиво произнёс принц вслух. - Полагаю, не на льду, а на берегу?
       - На берегу, - подтвердил Борхас, сделав вид, что не замечает иронии принца. - Там хорошее место для ристалища.
       Элгард взглянул на него с пониманием:
       - Матушка, должно быть, хочет, чтобы меня убили?
       - Разве вы так плохо владеете копьём? - удивился Борхас, умолчав о том, что королеве не было чуждо желание, о котором упомянул принц.
       - Нет, в учебных боях я был неплох, - заметил Элгард. - Скажите: я должен написа'ть ответ или передать его с вами устно?
       - Передайте устно, - сказал Борхас.
       - Буду участвовать инкогнито, - ответил принц. - У меня хорошее снаряжение и отличный конь. Беру псевдоним "Красный Лев". Так что, я готов.
       - Вы не очень готовы к другому, - холодно заметил Борхас. - На каком месяце княжна Аэсинь?
       - Я живу с Селиной, - Элгард пожал плечами.
       - Ложь, ваше высочество, - спокойно ответил Борхас. - Селина больна, она ни с кем не живёт. Её величество не знает этого.
       - А вы откуда знаете? - принц пристально посмотрел на регента.
       - Знаю, - хладнокровно ответил Борхас, не опуская глаз. – Мне известно всё, что происходит во дворце, ваше высочество. На каком месяце ваша законная жена?
       - Я не врач, - задумчиво молвил Элгард. - Но раз вы признали Аэсинь моей законной женой, я вам отвечу: на четвёртом, и скоро пойдёт пятый. Будете доносить королеве?
       - Нет, - сказал Борхас. - В скором времени королева увидит всё сама. Принцесса не сможет долго скрывать своё положение.
       - Вы даже назвали Аэсинь принцессой! - Элгард искренне изумился. - Барс, мне непонятны мотивы вашего поведения. То ли вы хотите заманить меня в ловушку, то ли выслужиться передо мной. Но первое кажется мне вероятнее второго. Ловушка всегда была вашим излюбленным способом улавливать мои мысли и даже чувства. Я постоянно попадался в неё, пока не понял, что больше не доверяю вам, и что с меня довольно.
      - Ваше высочество, - сказал Борхас. - Я исхожу из простой логики: вы с княжной поженились, обвенчались в церкви, и епископ до сих пор не желает признавать этот брак принудительным и незаконным. Значит, ваш брак законен, и княжну Аларскую теперь следует называть принцессой. Я, как и её величество, был против этого брака как ваш регент. Но если оставить расчеты и доводы разума, касающиеся  политической сферы (к тому же, вы теперь законные супруги), я считаю ваш выбор удачным. И хочу сказать, что в ваших интересах не ссориться больше с королевой-матерью, потому что судьба вашей супруги может оказаться в её руках - и тогда я не знаю, кто сумеет вам помочь.
      - Господь наш заступник, - ответил Элгард. - А что касается матери, то пока она не трогает меня и моих друзей, я тоже не трогаю её.
      - Всё гораздо сложнее, - Борхас покачал головой.
      - Я понимаю, - принц снова задумался. - Я всё понимаю. И всех. Кроме вас, Борхас. Вы за меня или против меня?
      - Я за вас, - сказал Борхас. - Но я точно так же служу королеве, и вам, разумеется, трудно доверять мне. После того предательства со стороны её величества, одиннадцать лет назад...
      Принц посмотрел на него так, словно увидел призрак. Затем сказал, закрывая глаза:
      - Да, вы правы. Это главное, из-за чего я до сих пор не доверял вам. Впрочем, вы всегда были для меня неким ящиком Пандоры, тайной за семью печатями. Я до сих пор не знаю, кто вы и что вы. Разве что снежный барс, одиноко блуждающий среди горных льдов.
      - Именно, - ответил Борхас. - Я совершенно соответствую образу, возникшему в вашей голове. А вы говорите, что не понимаете меня. Но вы понимаете.
      - Разве можно понять, что в душе у снежного барса? - заинтересованно спросил принц.
      - В душе у снежного барса женщина и две маленьких девочки, утонувшие на лесном озере во время бури двадцать лет назад, - без всякого выражения ответил Борхас. Его лицо дрогнуло, и он медленно пошёл прочь.
      Элгард догнал его.
      - Борхас, - сказал он мягко. - Простите меня. Я был к вам глубоко несправедлив. Скажите, вы меня прощаете?
      - Вам это нужно? - Борхас окинул его холодным взглядом.
      - Мне это необходимо, - признался Элгард, глядя в холодные глаза Борхаса так открыто, что тот невольно улыбнулся, и взгляд его потеплел.
      - Я прощаю вас, - сказал он охотно, - хотя вы ни в чём передо мной не виноваты, милорд. Может, я немного виноват перед вами? Тогда также прошу у вас прощения.
      - Бросьте, - принц встряхнул его руку. - Ваша вина так мала, что я уже не помню, что именно она собой представляет. Считайте меня отныне своим другом; с этой минуты я полностью доверяю вам.
      "Настоящий будущий монарх", - подумал с удовольствием Борхас и низко поклонился принцу.
      
                14

     - Через три дня - рыцарский турнир, - говорят между собой придворные.
     Созерцать зрелище готовятся многие вельможи. В эти дни во дворце и в городе царит суматоха, и лучшие портные столицы поспешно шьют новые наряды для дам и господ, собирающихся ехать на турнир.
      Аэсинь тоже очень хочется поехать туда, но принц не сразу соглашается.
      - Родная, - говорит он. - Ты будешь волноваться - ведь зрелище не из приятных. Прольётся кровь, и, может даже, кто-нибудь будет тяжело ранен. Разумеется, не я, но... вдруг меня слегка ранят, а ты испугаешься? Тебе сейчас нельзя переживать: подумай о нашем ребёнке.
      - Я не буду переживать, - горячо уверяла его Аэсинь. - Не буду, честное слово. Только не оставляй меня в замке одну: я буду очень волноваться, гораздо больше, чем на турнире. Неизвестность гораздо хуже того, что знаешь, пусть это даже самое плохое.
      - Хорошо, - сказал Элгард, привлекая её к себе. - Ты поедешь на турнир. Только, пожалуйста, не переживай за меня.
      В день турнира из замка выехало несколько нарядных экипажей. В первом были королева и её ближайшие фрейлины и лакеи, во втором - Элгард, Аэсинь и Гоффрид, которому принц строго наказал, втайне от Аэсинь, не спускать с неё глаз. Остальные экипажи были полны свитой королевы и принца, а также придворными, многие из которых ехали на традиционное зрелище по-праздничному нарядные, вместе с разодетыми жёнами и детьми.
       Принц ехал налегке, без доспехов, чтобы не утомить себя раньше времени их тяжестью, но три последних дня он почти постоянно ездил в доспехах с копьём и мечом, чтобы привыкнуть к железным латам и к весу копья. Кроме того, они с Гоффридом провели несколько тренировочных боёв.
      

       Спустя два часа экипажи прибыли на реку Дарб. Река была широкой. Теперь она вся покрылась льдом. Её окружали густые леса. Неподалёку от селения Дарб высилось, точно амфитеатр, довольно большое ристалище с рядами грубо, но прочно сколоченных скамеек, под шатром из грубой парусины, натянутым заранее, чтобы в случае снегопада или резкого ветра зрители не страдали бы от неудобств, и участники боя - также.
      Места - все десять ярусов - были наполовину полны окрестными жителями и горожанами, приехавшими из столицы пораньше. Очень скоро вельможи, приехавшие в экипажах, вслед за королевой и принцем, заполнили всё остальное пространство. Самые лучшие места на одиннадцатом, последнем ярусе сохранялись для королевы и двух свит - её и принца.
      - Её величество! Её величество! - пронеслось по рядам. Все встали и, повернувшись к королеве, приветствовали её низким поклоном. Королева ответила царственной улыбкой и благосклонным кивком.
      - Да здравствует её величество! - загремел оглушительный рёв. Тут же грянула музыка, исполняемая с большим воодушевлением, - гимн страны: играли на деревянных хорах музыканты. Когда гимн умолк, на ристалище появился распорядитель - престарелый барон Йорд де Лансер. Обратившись к зрителям с приветственной речью, он торжественно закончил её словами:
      - Сегодня мы открываем турнир сражением, которое произойдёт между Паломником и Золотым Вороном.
      Два могучих рыцаря выехали на таких же могучих конях вперёд и, гремя тяжёлым вооружением, начали бой. Он длился недолго. Золотой Ворон победил, сбросив с седла противника.
      Против Золотого Ворона выступило ещё три рыцаря, но все они были ранены и побеждены. Узнав, что один из рыцарей ранен очень тяжело, Аэсинь почувствовала, как сердце её невольно сжимается.
      Тут снова вышел барон Йорд де Лансер и объявил зрителям:
       - Рыцарь Красный Лев бросает вызов побеждающему Золотому Ворону! Но сперва он, по правилам нашего турнира, должен принять бой с двумя противниками, по очереди.
       Элгард выехал на Орфее в оранжевом плаще, на котором пламенел искусно вышитый красный с золотом лев. Он был в лёгком панцире, в таких же наплечниках, наголенниках и прочих атрибутах рыцарских доспехов. На его шлеме развевалось три пышных страусовых пера - красное, белое и жёлтое - по цветовой гамме государственного знамени.
      Против него выехали один за другим двое рыцарей - и оба проиграли, один за другим. Принц легко уворачивался от ударов, но зорко следил за промахами противников и умело наносил собственные удары. Его копьё точно ожило в его руке, как бы само собой разя соперника, но оно наносило щадящие, неопасные раны. Орфей то грациозно отскакивал назад, то гарцевал на месте, то кидался вперёд - всё это с изяществом и ловкостью молодого оленя. Он то склонял, то выпрямлял свою великолепную лебединую шею породистого арабского скакуна, то и дело вызывая восхищённые крики и восклицания зрителей.
      - Интересно, - забывшись, обратилась королева к сидящему рядом Борхасу. - Как скоро маркиз де Сар победит моего сына? Элгард напрасно вызвал Золотого Ворона на бой - он ему будет не по зубам.
      Борхас что-то любезно отвечал её величеству, но про себя пришёл в ужас. Так значит, Золотой Ворон - маркиз де Сар, почти постоянный победитель всех турниров! Борхас не знал, что де Сар примет участие в сегодняшнем турнире - ведь маркиз уехал в Париж и по слухам должен был вернуться не раньше, чем неделю спустя.
      Борхас быстро написал на кусочке пергамента: "Гоффрид! Золотой Ворон - маркиз де Сар. Он всегда метит в глаз или печень своего противника. Раны, наносимые им, нередко оказываются смертельными. Скопируйте мой рисунок крупно - и пусть принц увидит его".
      Гоффрид прочёл, попросил у ближайшей фрейлины "на минутку" губную помаду и вывел крупными буквами на большом листке пергамента: "ЗОЛОТОЙ ВОРОН - м. д. С.!"
      После чего нарисовал глаз и направленный в него конец копья, приписав под рисунком: "ПРАВЫЙ БОК!"
      - Возьмите, госпожа, - попросил Гоффрид Аэсинь. - Пусть он взглянет на вас и увидит это.
      - Я возьму, - молвила Аэсинь, даже не пытаясь понять, что' нарисовано. - Вот я держу. Но он уже не посмотрит на меня, я знаю: он сосредоточился на предстоящей битве.
      Убедившись, что это в самом деле так, Гоффрид в отчаянии засвистел иволгой.
       Принц услышал, обернулся и увидел предупреждение. "М. д. С., - подумал он. - Это, конечно, значит, что Золотой Ворон - маркиз де Сар. И он будет метить в глаз и печень. Теперь вспоминаю: он делал так, когда дрался с другими".
       Элгард кивнул головой, поднял руку в знак того, что всё понял, и приготовился ждать противника.
       Золотой Ворон выехал на коне, и повсюду пронёсся шёпот: "Силы неравны! Красный Лев слаб против Золотого Ворона!"
       Аэсинь задрожала, услышав эти слова, но Гоффрид шепнул ей:
       - Не бойтесь, княжна! Его высочество силён и ловок. Он выдержит поединок.
       Оба рыцаря ударили копьём о щит, вызывая друг друга на бой, и поединок начался.
       Золотой Ворон, не теряя времени, стремительно атаковал противника. Орфей быстро увёртывался от его ударов вместе с Элгардом. Тяжёлый конь де Сара не поспевал за этим переменным цирковым скоком отлично выученной лошади, но всадник решил действовать иначе: самому быть более поворотливым. Он получил уже три щадящих раны: в плечо, руку и ляжку, поэтому стал медленно целить в глаз, как делал это, сражаясь с другими. Но принц быстро прикрылся щитом, и копьё, изменив траекторию удара, понеслось в сторону его печени. Орфей отскочил недостаточно быстро, и Элгард всё-таки получил удар. От этого удара что-то точно надломилось внутри Элгарда. Он сообразил, что не совсем правильно прикрылся щитом. "Рёбра задеты, - подумал принц. - Но печень, кажется, в порядке". Следующий удар опять предназначался глазу, но пришёлся на сгиб локтя. Принц покачнулся в седле, и Аэсинь тихо вскрикнула. Копьё выпало из онемевшей руки Элгарда, но он вытащил левой рукой меч, кое-как удерживая правой щит.
      Тогда де Сар, следуя правилам турнира, тоже отбросил в сторону копьё и вытащил меч. Клинки со звоном скрестились так, что удар высек искры. И тут Элгард сделал выпад мечом в плохо защищённый проём между грудью и животом де Сара, в то место, где части панциря скреплялись между собой (де Сар хотел блеснуть красивыми латами, слишком понадеявшись на свою силу и ловкость, хотя знал, что не очень красивый сплошной панцирь гораздо безопаснее). Кровь мгновенно хлынула из раны, и Золотой Ворон тяжело свалился с седла. Королева вскрикнула и упала в обморок.
      Элгард медленно спешился и, также теряя сознание от жгучей боли, мягко осел на песок и лишился чувств. Он уже не слышал, как его объявили победителем турнира, и как врачи со всех сторон обступили обоих раненых рыцарей, спеша оказать им первую помощь.
      - Тяжёлая рана, - услышала Аэсинь, сбегающая вниз по деревянным ступеням к принцу, но эти слова эскулапов относились к Золотому Ворону. - Задет желудок...
      - Что с рыцарем? - спросила Аэсинь, наклоняясь к врачам, хлопотавшим над Элгардом.
      - Ничего страшного, госпожа, - сказал один из них. - Лёгкие раны. Всего-то перелом двух рёбер и ранение нижней части предплечья - локтевой сустав не задет, кость почти не задета.
      - А тот... - Аэсинь, удерживая слёзы, покосилась на де Сара. - Выздоровеет?
      - Да, - уверенно сказал один из врачей. - Но с ним придётся сильно повозиться. А тут, - он показал на Элгарда, - ерунда. Почти что нечего делать.
      Обоих раненых повезли в королевский дворец под приветственные крики толпы, не знавшей, к счастью, кто были два сильнейших рыцаря - иначе обычное праздничное возбуждение людей обратилась бы в восторженное неистовство, ибо многие уже успели поднять себе настроение крепкими винами, продававшимися в одной из палаток рядом с ристалищем.
       Гоффрид утешал плачущую Аэсинь:
       - Ничего, ваше высочество. Он скоро поправится. Ну, не плачьте. Поверьте мне, старому солдату, раны пустяковые. Я на турнирах раз десять ломал рёбра, обе ключицы и руки с ногами. Смотрите, всё срослось! И ноги не кривые, и руки хорошие.
       Он не без самодовольства оглядел себя.
       - Главное, что наш принц Элгард победил его, этого верзилу, -  торжественно сказал он. - А победить его, скажу вам, невероятно трудно. Он на предпоследнем турнире уложил решительно всех, и несколько его соперников умерли от ран. А сам он получил венок из золотых лавровых листьев. Теперь-то первенство не у него!

                15

       - Восхищаться отвагой! - плакала королева, глядя на Борхаса несчастными глазами. - Из-за вашего турнира я едва не лишилась друга и сына одновременно. Оба лежат, как брёвна. Кому прикажете выражать восхищение, Борхас? Разве что вам, хотя вами, как раз, совершенно нечего восхищаться.
      - Я не предполагал, - ответил Борхас, - что маркиз де Сар будет участвовать в турнире. Вы это знали, ваше величество. Почему вы не предупредили меня?
      - Разве я думала, - нервно сказала королева, - что мой сын победит маркиза де Сара на первом же своём турнире, да ещё так жестоко ранит его?
      - Этого могло бы не случиться, если бы вы предупредили меня, - холодно настаивал Борхас.
      - Вы уверены?
      - Нет, не уверен. Но всё же я попытался бы сделать что-нибудь, - Борхас задумался. - Когда вы узнали, что де Сар будет участвовать в турнире, ваше величество?
      - Два дня назад, - королева заломила руки. - И что мне теперь делать?..
      Борхас не стал давать никаких советов. Он пошёл навестить принца.
      Элгард лежал в своей спальне, туго стянутый бинтами, и спал. Лицо его было бледнее обычного. Рядом в кресле примостился Гоффрид, а на соседней софе спала Аэсинь, заботливо прикрытая пледом.
       - Устала, бедняжка, - пояснил Гоффрид. - Прихожу, а она сидит возле его высочества в кресле - и спит. Я её тихонько перенёс на диван. Она не проснулась.
       - Пускай отдыхают, - заметил Борхас. - Если бы я знал, что будет такой опасный соперник, я уговорил бы его высочество не драться с ним.
       - Но он победил, - удивился Гоффрид.
       - Он победил, - согласился Борхас. - А эта юная принцесса, ожидающая младенца? Ради неё одной не стоило сейчас связываться с де Саром.
       - Так вы знаете, что принцесса в положении? - изумился Гоффрид.
       - Да, - сказал Борхас. - И принц знает, что это мне известно. Я ничего не скажу королеве, Гоффрид. У него жар?
       - Есть немного, - признался Гоффрид. - Но он в сознании, просто спит. Когда не спал, всех узнавал. Поблагодарил меня и госпожу Аэсинь за своевременное предупреждение об опасности, а вам велел передать особую благодарность. Потом он поцеловал жену, сказал: я скоро поправлюсь. И уснул.
       - Дай Бог, - обронил Борхас. - Я буду заходить и, если понадобиться, дежурить возле его высочества. Врач, конечно, рядом?
       - Здесь. И врач, и сиделки. Они устроились в соседней комнате и будут следить за здоровьем его высочества. Просто они пошли пообедать как следует - ведь работа им предстоит не такая уж лёгкая.
       - А королева заходила? - осторожно спросил Борхас.
       - Что вы, сударь, - Гоффрид махнул рукой. - Разве её величеству сейчас до принца? У неё главная забота - де Сар.
       Борхас слегка порозовел, словно упрёк, невольно прозвучавший в словах и голосе Гоффрида, был предназначен ему.
       - Да, - неохотно согласился он. - Это, к несчастью, так. Я пойду, Гоффрид. Зайду попозже.
       Но перед тем, как уйти, он заглянул в лицо спящей Аэсинь и тихонько перекрестил её. Этот жест не укрылся от Гоффрида и покорил его сердце. "Кажется, он и впрямь их любит, - подумал Гоффрид. - Принц не обманывается в нём. Правда, Элгарда не проведёшь. Он всё понимает, всё чувствует. Страна будет процветать при таком монархе, дай ему Господь долгих лет жизни и царствования!"
       

       Вечером Элгард уже не спал. Он весело улыбнулся Борхасу, говоря:
       - Здравствуйте, Барс. Пожмите мне руку, а то я не могу поднять её. Благодарю.
       - Вам лучше, ваше высочество? - спросил Борхас.
       - Да. Небольшая слабость, но это скоро пройдёт. Вот и Аэсинь уже не плачет.
       Аэсинь чуть застенчиво улыбнулась Борхасу.
       - Барс, - обратился к нему принц. - У меня к вам просьба. Принцессе необходима прогулка; уведите её и будьте её сопровождающим. Она целый день около меня, а ведь ей надо гулять и отдыхать. Гоффрида, как видите, сморил сон, и я не хотел бы его тревожить.
       - Если её высочество согласна, - Борхас поклонился, - я готов сопровождать её.
       - Только недолго, - поспешно уточнила Аэсинь. - Только по саду...
       - Разумеется, - отозвался Борхас. - Выздоравливайте, милорд. Довольны ли вы врачебным обслуживанием?
       - Да, - сказал принц. - Весьма доволен. На плохой уход пожаловаться не могу. Так что идите спокойно. Ступай, родная, - его голос стал просительным. - Должна же ты хоть немного отдыхать от меня. И не обращай внимания на то, что Барс слишком снежный и холодный; на самом деле он добрый.
      "Я добрый? - удивился Борхас, но, подумав, согласился про себя. - Вероятно, так. Не злой же я..."
      Аэсинь, нежно поцеловав мужа, оделась и вышла вместе с Борхасом, закутанная в тёплый соболий плащ, в длинном платье из мягкой шерсти.
      Они спустились в сад.
      - Как вы себя чувствуете? - спросил Борхас.
      - Чудесно, - ответила Аэсинь. - Я знаю, что вы осведомлены о моём положении, Элгард сказал мне. Но я действительно чувствую себя хорошо: физически. Да и внутренне тоже, хотя, если бы не этот турнир, я чувствовала бы себя лучше.
      - И у вас нет страха перед будущим? - испытующе поглядывая на неё, спросил Борхас.
      - Нет, - доверчиво сказала Аэсинь. - С Элгардом я ничего не боюсь.
      - Королева по-прежнему не здоровается и не прощается с вами? - осведомился Борхас.
      - Да, - Аэсинь улыбнулась, словно в поведении королевы было нечто очень забавное. - Но это не страшно, пока Элгард любит меня, а я люблю его.
      Борхас присел на качели для фрейлин. Аэсинь села рядом.
      - Отдохнём, - предложил он. - Вы, должно быть, теперь устаёте быстрее обычного.
      - Да, - призналась Аэсинь. - Есть немного. Какой красивый перстень у вас на руке!
      И она тихонько коснулась перстня указательным пальцем.
      - Осторожно, - Борхас быстро убрал руку. - Там яд.
      - Яд? - Аэсинь удивилась. - Для кого?
      - Не для кого в частности, - Борхас невольно рассмеялся. - Королева требует, чтобы я носил этот перстень для самозащиты, как регент самого принца Элгарда.
      - У вас много врагов? - заинтересовалась Аэсинь.
      - У меня мало друзей, - ответил Борхас. - А что касается врагов... их слишком долго выводишь на чистую воду, если они есть. А если их нет, то их нет. Полагаю, настоящих врагов у меня немного. В любом случае, они за пределами замка. Мои неличные враги: это враги государства, наследника и королевы. Таких людей я тоже не знаю. Они известны тайной страже, а не мне. Пойдёмте. Вы отдохнули?
      - Да, - Аэсинь улыбнулась. - Смотрите, каким льдом покрылся пруд! Позвольте, я прокачусь на ногах.
      - Это опасно, - решительно запротестовал Борхас.
      - Нет, - возразила Аэсинь. - Лёд очень толстый. У меня дома был такой же пруд, и мы с отцом всегда катались на нём, когда гуляли вместе.
      Она смело шагнула на лёд и лихо проехалась на ногах: вперёд-назад, вперёд-назад.
      - Хотите тоже прокатиться? - весело спросила Аэсинь, обращая к Борхасу разгоревшееся лицо с блестящими глазами.
      - Благодарю вас, мне это не нужно, - вежливо отказался Борхас. - И потом, лёд меня не выдержит.
      - Лёд выдержит вас, - Аэсинь махнула рукой. - Ну, попробуйте!
      - Вы меня принуждаете? - холодно спросил Борхас.
      - Нет, - Аэсинь удивилась и тут же опечалилась. - Простите, я была невежлива с вами. Слишком назойлива.
      - Нет, вы такой не были, - Борхас решительно шагнул на лёд. - Вы не умеете быть такой. Единственное, я просто не умею кататься так же, как вы.
      - Тогда будем танцевать вальс, - предложила Аэсинь. - Просто скользите в вальсе, и знаете, как здорово получится. Не отрывайте ног ото льда. Лёд выдержит вас. Он выдержал бы даже Гоффрида, а вас выдержит тем более.
      - Что ж, вальс так вальс, - сдержанно согласился Борхас.
      И они закружились на льду удивительно плавно и уверенно.
      - Вы чудесно танцуете! - воскликнула Аэсинь, и глаза её засветились радостью. - И ведёте меня не хуже Элгарда. Это просто замечательно!
      Борхас учтиво наклонил голову в знак того, что вполне оценил сделанный ему комплимент, а про себя подумал: "Сколько в ней жизни и радости! И какая поразительная жажда счастья. Глаза ярко-синие, точно драгоценные камни... И как её желание радоваться передаётся всем, даже мне".
      А Аэсинь, кружась в плавном вальсе, рассказывала:
      - Знаете, Борхас, ещё в сентябре Гоффрид сажал Элгарда на одно плечо, а меня на другое и лез с нами на сосну - высоко. Я очень люблю высоту. Он сажал нас на ветки, как птиц, и мы очень веселились. После этого я лезла выше - почти до самой вершины, а Элгард и Гоффрид спускались и смотрели на меня снизу. Гоффрид легко может поднять Элгарда, но не может победить его.
      И она рассказала про состязание, проведённое ими когда-то на берегу реки.
      - Это было здорово, - добавила она. - А ещё сегодня заходила Селина, и мы пили кофе.
      Борхас снова засмеялся.
      - Весело вы живёте, - заметил он.
      - Приходите к нам чаще, - искренне сказала Аэсинь. - И вам тоже станет веселее.
      - Благодарю, - ответил Борхас. - Но я всегда должен быть неподалёку от её величества.
      - Вы и будете неподалёку, - убедительно молвила Аэсинь. - Я могу угостить вас чаем со сливками. Я очень хорошо завариваю чай.
      - Моя младшая дочь была бы теперь, наверно, похожа на вас, - задумавшись, обронил Борхас. - Чай со сливками. Она тоже любила его. Правда, вы тогда ещё не родились у князя Даюг-Джага.
      Они остановились, и Борхас вывел Аэсинь на берег.
      - Пора домой. Элгард ждёт меня, - сказала Аэсинь.
      - Разумеется. Идёмте, - отозвался Борхас. - Мне было очень приятно сопровождать вас в прогулке. Вы действуете на душу, как бальзам. Вы затягиваете раны.
      - Правда? - Аэсинь очень обрадовалась и, сама не зная, как, вдруг поцеловала Борхаса в щёку. - До чего же хорошо, что вы хоть что-то получили от прогулки со мной. Я тоже рядом с вами отвлеклась и набралась сил. Спасибо вам!
      Борхас онемел. Такое мило-бесцеремонное и бережное прикосновение к себе он не испытывал уже двадцать лет.
      - Вы удивительны, - только и смог наконец сказать он. Аэсинь засмеялась:
      - Эту же самую фразу Элгард произнёс в день нашего знакомства целых три раза.
      - Принц был прав, - Борхас внимательно взглянул на Аэсинь. - И прав до сих пор. Вы в самом деле удивительны. А так как и он в своём роде необычайный человек, вы, конечно, поразительно подходите друг другу.
      - Это судьба, - подытожил он. - Безусловно, судьба.
      - Это Бог, - серьёзно сказала Аэсинь.
      - А разве Господь не управляет судьбами людей? - Борхас посмотрел на неё потеплевшим взглядом. - Вы очень сильный человек. Теперь я вижу это.

                16

     - Не желаю больше этой каши на воде! - бурно протестовал исхудавший маркиз де Сар. - Ненавижу эту кашу, ешьте её сами, дурачьё!
     - Но ваше сиятельство, - возражали врачи, - ваш желудок только что начал заживать после турнира; он ещё не окреп даже для пустого нежирного бульона.
     - Плевать, - маркиз был в ярости. - Я хочу есть, чёрт побери! Ростбифы, овощи, сыры, колбасы! Я рыцарь, а не отшельник; да и отшельники частенько едят лучше, чем я!
     Врачи с некоторой опаской глядели на зубы маркиза, росшие в два ряда на обеих челюстях; это было заметно, когда он возмущённо раскрывал свой широкий рот, негодуя на врачебные запреты.
     Зато Элгард не испытывал никаких запретов в питании. Именно он ел "овощи, сыры и колбасы",
мясо, рыбу и прочее - словом, ни в чём из еды себе не отказывал. Благодаря пище, богатой кальцием, которую он получал ежедневно в разных блюдах и в довольно больших количествах, рёбра его срастались быстро, а повреждённая рука заживала ещё быстрее.
      Он не позволял своим друзьям и даже Аэсинь ухаживать за собой, говоря им, что сиделки для него гораздо полезнее - они вечно засыпают и дают ему тем самым повод действовать самостоятельно, а это безусловно способствует выздоровлению и укрепляет силу воли. Единственный уход, который принц с удовольствием позволял тем, кого любил, были вино или кофе, подаваемые ему на подносе. Он с удовольствием пил со своими друзьями не по одной чашке или бокалу, заодно беседуя с ними и внутренне радуясь их присутствию. Словом, Элгард выздоравливал и чувствовал себя превосходно, а несчастный маркиз, который, впрочем, тоже потихоньку шёл на поправку, злился и привередничал.
      - Он не только ест сейчас вместо меня мой ростбиф, - угрюмо уверял маркиз королеву, говоря об Элгарде. - Он, к тому же, съел мою славу! И не подавился. Я недооценил его, надо отдать ему должное. У вас чудесный сын, ваше величество! Сама доброта и любовь к ближнему.
      И он саркастически улыбался.


      ... В начале января принц совершенно поправился. Рождество в замке, как всегда, было пышно отпраздновано. Королева-мать, наконец, благосклонно выразила сыну своё восхищение его победой. Это не стоило ей больших усилий, так как маркиз де Сар снова начал есть более привычную для него пищу и опять стал ценить радости жизни.
      Королева предложила Элгарду возобновить совместные обеды, памятуя о благоразумном совете Борхаса.
      - Я был бы рад обедать с вами, ваше величество, - ответил на это принц. - Но мне бы хотелось, чтобы на этих обедах присутствовала и её высочество Аэсинь.
      Королева проглотила слова "её высочество", что-то любезно ответила сыну и бросилась к Борхасу за новым советом.
      - Он называет княжну "её высочество", - в ужасе прошептала она.
      - Ваше величество, - Борхас сумрачно взглянул на королеву. - Вам придётся уступить - таково моё мнение. И постарайтесь отныне быть любезной с княжной: принца это порадует.
      Он посчитал излишним напоминать королеве, что епископ пока что вынужден признавать законным брак её сына и Аэсинь. Для него "пока что", сказанное епископом, значило - навсегда, но он знал, что королева уверена: "пока что" - это значит ненадолго, и вскоре брак будет объявлен недействительным.
      Её величество дала сыну согласие на общие трапезы с княжной, и теперь они стали садиться за стол втроём. Королева совершенно переменилась к Аэсинь: была с ней приветлива, доброжелательна, даже ласкова - и не притворялась. Аэсинь всегда ей нравилась, и, если бы не странные поступки сына, она не старалась бы избегать её - скорее, напротив, искала бы её общества.
     Элгард во время совместных завтраков, обедов и ужинов держался осторожно, учтиво и с достоинством. Аэсинь, обрадованная тем, что королева вернула ей своё прежнее безусловное расположение, охотно поддерживала беседу с её величеством. Она была очень благодарна ей. Королева призналась регенту, что его идея по поводу совместных застолий вовсе не дурна, и что совершенно очевидно: в этих застольях больше положительного, нежели отрицательного.
      Между тем время шло, и положение Аэсинь становилось всё более заметным. Прежде всего это положение определили зоркие глаза фрейлин, но, благодаря Гоффриду, ни одна из них не проболталась королеве. И всё же за своей спиной Аэсинь то и дело улавливала шепоток:
      - Смотри, фаворитка принца! И уже тяжела!
      Ей становилось не по себе. Теперь, отправляясь в столовую залу, она надевала широкую накидку, отчасти скрывавшую её фигуру, и королева ничего не замечала.
      Так прошёл январь и почти весь февраль. Принц с Гоффридом уехали на королевскую трёхдневную охоту. Аэсинь с довольно спокойной душой проводила своего Элгарда и коротала теперь время за учебой или с Селиной Морель и Генрихом.
      Однажды, выходя вечером от Селины, она столкнулась с королевой - и та обмерла, на мгновение застыв, точно обратившись в соляной столб. Она увидела, что Аэсинь в положении, и положение уже слишком заметно, чтобы можно было закрывать на него глаза.
      Впрочем, королева тут же взяла себя в руки. Она ничем не выразила своего потрясения. Любезно поцеловав княжну в лоб, она пожелала ей доброй ночи и отпустила её.
      Придя в свои покои, её величество преобразилась. Она вызвала Борхаса и сурово сказала ему:
      - Борхас, для вас это наверняка давно не тайна, но мне пришлось сделать открытие, которое меня ошеломило: Аэсинь ждёт ребёнка.
      - Ваше величество, - сказал Борхас. - Благословите этот брак и принародно признайте его законным. Другого выхода уже нет.
      - Как бы не так, - королева вызывающе рассмеялась. - Сегодня же в час ночи княжну Аэсинь возьмут под стражу и отвезут в монастырь, который я укажу. Вы будете сопровождать её к месту заточения. Когда родится ребёнок, я отправлю дитя в приют, а её велю постричь в монахини.
      - Ваше величество, - Борхас попытался говорить мягче. - Но ведь епископ подтверждает законность брака между принцем и будущей княгиней. Аэсинь ожидает законного наследника: вашего внука. Или внучку.
      - Я никогда не призна'ю этот брак законным, - в голосе королевы зазвучал металл. - Мне не нужны внуки от скоропалительного и невыгодного союза. Каждый брак в царственной семье должен что-то приносить династии. Если брак ничего не приносит, это не брак.
      Королева сдержала своё слово, и в час ночи послала за Аэсинь двух стражников с запиской:               
      "Дорогая!
 Принц очень хочет видеть вас, и просил егеря передать вам через меня, что вас отвезут туда, где он находится. Он хотел бы немного задержаться на охоте, но только вместе с вами. Борхас и моя личная охрана проводят вас.

                P. S.

      Стражники передадут вам замечательные духи. Примите их в подарок от своей королевы".
      И ей действительно передали духи в красивом флакончике. Аэсинь, ничего не заподозрив, открыла флакон, понюхала духи и снова закупорила флакон хрустальной пробкой. Когда Борхас вошёл к ней, она была уже совершенно одета, но бледна, как смерть, а на лбу её блестели капли пота.
      - Что с вами? - быстро спросил Борхас.
      - Ничего, - тихо ответила Аэсинь. - Просто как-то нехорошо...
      И из её руки выскользнул и упал на ковёр флакончик с духами. Борхас поднял его.
      - Что это? - спросил он.
      - Подарок королевы, - ответила Аэсинь.
      Борхас потемнел лицом и сунул в карман флакончик; Аэсинь с удивлением посмотрела на него, но ей было слишком плохо, чтобы она могла долго удивляться. Борхас позвал стражу и сказал беззаботным голосом:
     - Выпьем по бокалу перед дорогой, друзья. Её величество очень рекомендовала - для бодрости.
     Стражники, очень довольные неожиданной королевской милостью, согласно закивали головами и, провозгласив:
      - За королеву! - выпили по бокалу отличного вина, которое собственноручно поднёс им Борхас. Он выпил с ними. Затем Аэсинь проводили к карете. На свежем воздухе ей стало немного лучше, а в карете она совершенно расслабилась и успокоилась. Ей стало совсем хорошо, и по настоянию Борхаса, она легла и уснула на мягких сиденьях кареты.
      

       Проснулась она от осторожного прикосновения к её руке. Занимался рассвет. Карета стояла на месте, и кроме Борхаса в ней никого не было. Аэсинь выглянула в окно - узнать, почему остановились - и увидела, что стражники и кучер почему-то крепко спят на траве, покрытой снегом.
      - Что случилось? - по телу Аэсинь пробежал озноб. - Где мы? Почему они спят?
      - Я усыпил их, - ответил Борхас. - Видите второй перстень на моей руке? Он со снотворным. Кучера я, правда, просто оглушил, но он скоро придёт в себя.
      - Снотворное? - изумилась Аэсинь. - Но зачем? И где Элгард - ведь мы ехали к нему?
      - Выслушайте меня спокойно, - молвил Борхас и коротко рассказал ей всё.
      - Так это яд, - с ужасом проговорила Аэсинь, глядя на флакончик духов, который вытащил из кармана Борхас.
      - И очень опасный, - подтвердил Борхас, зашвырнув флакончик через открытое окошко далеко в снег. - Если бы вы вдохнули больше, вас бы уже не было на свете. Мы сейчас поедем в мою усадьбу, подаренную мне самим королём: королева о нём не знает. Карту с местоположением усадьбы я оставил для принца Элгарда у Селины.
      - Благодарю вас, Борхас, - тихо сказала Аэсинь и заплакала. - О Господи, я ведь могла умереть, Что было бы с Элгардом!
      - Но вы не умерли, - Борхас взял её за руку. - Благодарите Бога, ваше высочество, и будьте мужественны. Нам пора ехать.
      Он вышел из кареты, вскочил на козлы, и экипаж покатил по дороге. Вскоре взошло солнце. Слишком взволнованная всем, что узнала, Аэсинь не могла больше спать. Она то молилась, то плакала, то снова молилась, и некому было поддержать и утешить её - она была в карете совершенно одна.
      Когда, спустя два или три часа, они наконец добрались до усадьбы Борхаса, и последний открыл дверцу кареты, он увидел встревоженное и полное страдания лицо Аэсинь. Оно было залито слезами.
      - Вы всё ещё себя оплакиваете? - жёстко спросил Борхас. - Радуйтесь, что вы сейчас не мертвы и не в монастырском заточении. Радуйтесь! Иначе я расценю ваши слёзы как вызов Богу.
      Аэсинь ответила:
      - Я плачу, потому что плачу. И смеюсь, потому что смеюсь. Господь дал мне право на это, потому что это - жизнь, и жизнью нельзя бросать вызов Богу. Не требуйте от меня радости, которой я не испытываю. Но вы вправе требовать благодарности - и я от всей души благодарю вас.
      Она сердечно и ласково пожала ему руку, вышла из кареты, и, отойдя немного в сторону, к большому старому дубу, которым начинался усадебный парк, вновь разрыдалась.
     - Простите меня, - Борхас подошёл к ней и мягко обнял её за плечи. - Когда я переживаю за кого-нибудь, я становлюсь резким и начинаю говорить глупости. Я знаю, мне нельзя переживать. Пойдёмте, вон мой дом. И прошу вас, не надо плакать так сильно, даже если у вас есть на это право. Ведь вы не одна: с вами ваш ребёнок.
     Эти слова образумили Аэсинь, и она стала понемногу успокаиваться. Борхас предложил ей опереться на его руку, и повёл её к маленькому замку. Место было чудесное. Парк был частью здешних лесных угодий: красивые деревья густо обрамляли и замок, и подъездную аллею.
      В доме царила суета, связанная с внезапным приездом хозяина. Двое слуг тут же начали протапливать и убирать комнаты, а две служанки принялись готовить завтрак.
      Борхас отвёл для Аэсинь всё левое крыло второго этажа. Там было теплей и уютней, чем в других комнатах. Она подкрепилась вкусным завтраком и, предоставленная самой себе, утомлённая волнениями, слезами и крайне беспокойной ночью, крепко уснула, сама того не ожидая, едва прилегла на канапе. Борхас, пришедший навестить её, нашёл её уже спящей. Он накрыл её тёплым пледом и подбросил в голландскую печь ещё поленьев. "К вечеру хорошо протопится", - подумал он.

                17

                Х Х Х Х

       Элгард и Гоффрид в сопровождении свиты принца, его прислуги и собачьих свор возвратились в замок. За три дня Элгард очень соскучился по Аэсинь и, как следует вымывшись и переодевшись, бросился в её покои. Но Софи, престарелая служанка Аэсинь, плача, рассказала ему, что ночью "её голубушку" куда-то увезли - и она не знает куда. К тому же, ей, Софи, не велели сопровождать госпожу.
      Элгард потемнел лицом и уже собирался идти к матери-королеве за объяснениями, но тут его нашла Селина Морель.
      - Вот карта, - шепнула она ему. - Её передал для вас Борхас. Сам он поехал со стражей, а мне передал это для вас. Как бы мне тоже хотелось уехать!
      - Борхас? - Элгард почувствовал огромное облегчение и даже улыбнулся. - Тогда всё в порядке. Он не оставит мою Аэсинь, я знаю. И мы уедем. Одевай Генри, Селина, и позови Софи, пусть тоже собирается в дорогу, а я распоряжусь насчёт экипажей. Гоффрид и самые верные мои оруженосцы из свиты также поедут с нами. Дорога к нужному нам месту отмечена на карте очень чётко; вероятно, это какая-нибудь усадьба. Мы будем там засветло; и никто не сумеет нас найти.
     Вскоре со двора выехала личная карета принца Элгарда. Её везли шесть отличных лошадей; правил ею Гоффрид, а внутри сидело несколько оруженосцев принца. Во втором экипаже, также запряжённым шестериком, ехали Софи, Аврора и Селина с Генрихом. Его высочество скакал рядом со второй каретой на Орфее. Оба экипажа неслись во весь опор и очень скоро оказались за чертой города.
     Было раннее утро. Её величество только что встала. На вопрос королевы, вернулась ли стража с Борхасом, лакеи ответили отрицательно.
     - А принц вернулся с охоты? - спросила королева.
     Ей ответили, что да, вернулся, но спустя полчаса уехал куда-то вместе с несколькими слугами. Королева пожелала узнать, что это были за слуги, и когда ей ответили, улыбнулась:
     - Избранный круг его высочества! Они сами не знают, куда едут. Они скоро вернутся, ибо не смогут найти то, что ищут.
    

     К полудню Элгард с экипажем прибыли в замок Борхаса. Принц прежде всего навестил свою спящую супругу, потом тихонько вышел от неё и крепко обнял Борхаса.
      - От всего сердца благодарю вас, Барс! Ещё пока не знаю, что случилось, и почему вы оказались здесь, но благодарю! А её высочество всё ещё спит...
      Всем, кто прибыл с принцем очень скоро приготовили и принесли завтрак в выделенные для них покои, давно топившиеся по приказу предусмотрительного Борхаса на всём третьем, последнем этаже.
      Принц завтракал в отдельно кабинете с глазу на глаз со своим регентом. История, которую он услышал (Борхас ничего не скрыл от него) потрясла его до основания, и слёзы заблестели на его глазах, как всегда в минуты сильных душевных движений.
      - Благодарю вас, друг мой! - торжественно обратился он к Борхасу. - Я обязан вам своей жизнью и счастьем.
      Он крепко пожал ему руку.
      - С этой минуты вы герцог, - принц задумался. - Что я могу сделать для вас ещё?
      - Благодарю вас, ваше высочество, - глухо сказал Борхас, опускаясь перед Элгардом на одно колено и целуя его руку. - Мне ничего не нужно. Прошу выполнить лишь одну мою просьбу: будьте справедливым и милостивым монархом, когда придёт ваше время царствовать. У вас чистая и щедрая душа. Пусть она остаётся такой всегда. Я буду рад этому. И обещайте мне, что не будете мстить королеве. Она плохо понимает, что делает.
      Глаза принца метнули молнии, но он покорно ответил:
      - Обещаю и клянусь. Хотя не могу при этом не признать, что только вы, оказавший мне величайшую из услуг, можете просить меня об этом. Другого я бы и слушать не стал. Вообще речь не об этом, Борхас. Не думаете ли вы, что после случившегося я обязан захватить власть в стране? Просто  обязан.
      - Я согласен с вашим высочеством, - ответил Борхас, вновь занимая место за столом. - Но сперва дайте спокойно родиться ребёнку, вашему наследнику.
      - Конечно, - сказал Элгард. - Пока что время терпит. К тому же надо подготовить армию, и начать следует с тайной стражи.
      - Беру на себя переговоры с тайной стражей, - молвил Борхас.
      - Отлично, - принц улыбнулся. - Я напишу письмо начальнику стражи Гранду. Поговорим об этом подробнее после. У вас здесь чудесное место, Барс. Вам подарил это мой отец? Замечательно. И сами вы замечательный.
       Борхас мягко улыбнулся ему.
       - Отдохните, - ласково продолжал Элгард. - У вас была беспокойная ночь, потом вы ожидали моего приезда. Поверьте, я умею вести себя в гостях.
      

       После завтрака принц снова пошёл к Аэсинь. Она проснулась и порывисто обняла его, а он - её. Не выдержав, она снова заплакала и рассказала, как всё было, и что она пережила за ночь. Принц внимательно слушал, то и дело целуя её и прося не волноваться: всё дурное прошло, она должна быть в этом уверена.
        ... Вечером принц моется в огромной чугунной чаше в виде полураскрывшегося тюльпана в мраморной ванной комнате подвала. Он моется по-настоящему, как это следует после трёхдневной охоты. Он вымылся бы так же в своём королевском замке, но теперь ему долго не бывать там. В соседней чаше-ванне такого же виде моется Гоффрид.
       - Слушай, Гоффрид, - говорит Элгард. - Мне нужно привести сюда полки`, которые принадлежат лично мне, но привести их быстро и тайно, чтобы мать не успела остановить их своим приказом. Ты участвовал в двух войнах и командовал людьми. Военное дело известно тебе лучше, чем мне. Завтра ты отправишься в город Рэ'мос около Дарба: там находятся мои войска. Собственно, это мой военный городок. Я напишу приказ от своего имени, поставлю свою печать и... - он задумался:
      - Где бы нам их расквартировать?
      Голова Гоффрида вынырнула из белой эмалированной чаши тюльпана.
      - Очень просто, ваше высочество, - сказал он. - Пусть сами расквартировываются там, где им укажет Борхас: он тоже был на войне и умеет выбирать хорошие становища для солдат. Они построят себе отличные деревянные дома (среди солдат много мастеровых, которые умеют строить) ; пусть ставят в этих домах печи, да и живут себе.
      - Гоффрид, какой ты смешной в этом тюльпане, - не выдержав, рассмеялся Элгард. - Такой большой, здоровый - и в тюльпане! Как шмель.
      - А вы, как эльф, ваше высочество, - засмеялся в свою очередь Гоффрид. - Сидите себе в тюльпане: тоненький, беленький - и рассуждаете о том, где солдат расквартировать. А раз вы эльф, то ваши солдаты - верно, комары, ваше высочество. Целая туча комаров!
      - Точно! - Глаза Элгарда блеснули вдохновением. - Моя армия будет называться Дарбские Комары. Это будет символизировать тот факт, что от них никуда не денешься, и против них нет никакой защиты. Славная идея, Гоффрид! Их ведь и вправду не так уж мало: десять тысяч человек. У королевы, конечно, больше людей, но я уверен: мои бойцы отважней и мужественней... Итак, десять тысяч; итого, по сотне человек в каждом деревянном доме. Да, неплохо. Им придётся выстроить для себя сто деревянных домов.
      - И выстроят, - Гоффрид махнул рукой. - Это же не крестьянские дома, а солдатские казармы - там строить нечего. Койки в два яруса, низкие стены, длинная крыша - и две печки на один дом. Это им работы с трудом на две недели, ваше высочество. Я уверен, что они справятся раньше.
     - Что ж, вероятно, ты прав, - согласился Элгард.
     Потом они долго ополаскивались из кувшинов, рассуждая о недостатках и преимуществах деревянных казарм.
     ... Принц вернулся к себе. Комнаты действительно совершенно протопились: в них стало тепло и сухо. Аэсинь уже крепко спала.
     Элгард сел за стол, озарённый несколькими свечами, и написал зловещее письмо королеве:
                "Её величеству Елизавете Седьмой.
    Здравствуйте, матушка. Как там поживают всеми нами любимые зубастый маркиз де Сар и юный любитель венецианок? Надеюсь, что неплохо. Мы с её высочеством также живы и здоровы, к тому же вместе, и Вам никогда не найти нас. Должно быть, Вы удивлены, что Аэсинь всё ещё жива? Она - слава Богу - не имеет привычки душиться не только ядами, но и простыми духами; здесь Вы промахнулись. Если бы Аэсинь сейчас не было на свете, Вас бы уже тоже похоронили как скоропостижно скончавшуюся от сердечного приступа. Не советую Вам объявлять Борхаса изменником: не позорьте себя. Ведь скоро и так все узнают, что Вы изгнали из замка принца-наследника, и поверьте, Вам дорого станут эти слухи. Запомните одно: примирение со мной бесполезно. Найти и вернуть меня невозможно. Пробил час Вашего страха. Бойтесь меня, Ваше величество! Бойтесь любого подарка, который получите из неизвестных рук, бойтесь еды и вина, бойтесь даже стакана воды, который поднесёте к губам. Я не отравитель, но вдруг мне как-нибудь очень захочется, чтобы Вас не стало на свете, как хочется этого теперь? Кто меня знает, "моя венецианка". Я так же грешен, как все люди, и если ударить меня, можно рассчитывать на взаимность с моей стороны. Ещё хочу сказать Вам: я презираю Вас, я считаю Вас позором в истории нашей державы. Я глубоко ненавижу Вашу глупость и жестокость. Вы больше не мать мне, и я Вам отныне уже не сын. Ваше отношение к людям вызывает во мне чувство ненависти и брезгливости. Я брезгую Вами, как дешёвой разбитой куклой, в которой кишат ядовитые змеи, черви и пауки. Когда ребёнку дарили эту куклу, она была ему мила и дорога, он видел в ней жизнь и радовался. Но потому куклу у ребёнка забрали, и через много лет он снова увидел её - разбитую, кишащую змеями и нужную только им, но уже не ему. Он подумал: "И я мог считать её живой!" - и бросил факел в змеиное гнездо, не думая больше о кукле, но желая обезопасить себя от змей.
                Прощайте.
                Его высочество Элгард".

                18

     - Кто принёс письмо? - спросила её величество.
     - Пришло с обычной почтой, - ответили ей.
     Королева перечитывала строки, написанные рукой её сына, и всё больше бледнела. За обедом она не стала есть, но попросила привести собаку и дать ей попробовать все блюда. Собака поела и осталась очень довольна неожиданным угощением, а королева пообедала без всякого аппетита.
     Она пригласила для беседы своего советника, чьё мнение ценила, конечно, меньше, чем мнение Борхаса, но выбора у неё теперь не было. Советник высказал предположение, что принц где-нибудь в своих многочисленных имениях, разбросанных по стране. Тотчас во все имения были посланы гонцы, но через неделю они принесли весть: ни принц, ни Аэсинь, ни Борхас, ни другие пропавшие в имениях принца или королевы не показывались и не найдены.
     Королева подключила к поискам сына тайную стражу, но Борхас уже договорился с этими людьми, и тайная стража намеренно тянула с поисками принца, хотя и не докладывала об этом её величеству.
     Королева послала гонцов в имения Борхаса. Они побывали везде, но дом в лесу не был им известен. Он не числился в списке королевских даров, и посланные вернулись ни с чем.
     В тот вечер, когда они вернулись, королева впервые вышла прогуляться в сад одна, без фрейлин. Весенняя луна ярко серебрила тонкий и вздувшийся лёд на пруду. На деревьях появились почки. Дышалось необыкновенно легко. Королева устало опустилась на качели для фрейлин и задремала. Ей привиделось, что она играет в лошадки с маленьким мальчиком. Но кто он ей, и как его имя, она не помнила. Им было очень весело, но вдруг с каминной полки упала и разбилась фарфоровая кукла - и из неё поползли ядовитые змеи и пауки...
      Королева вскрикнула и пробудилась. Фрейлины искали и звали её. Она торопливо поднялась и пошла им навстречу, озарённая луной и точно подхваченная лёгким ветерком.
      ... Между тем Дарбские Комары принца давно уже обустроились у отрогов гор, неподалёку от замка Борхаса. Элгард сделал им смотр. В казармах, выстроенных солдатами было тепло, бельё аккуратно менялось раз в неделю, печи топились и была даже общая "мыльня", как её называли, - подобие бани с котлами для холодной и горячей воды, такая же длинная, как казарма. Солдаты ходили чистые, в военной форме, и отлично показывали себя на учениях. Элгард остался очень доволен ими, после чего в народе поползли слухи, что королева изгнала законного наследника из замка и хочет, вероятно, поставить на его место самозванца.
       В мае, когда зазеленели холмы, леса и долины, у Аэсинь родился сын Эдвард. К тому времени ей исполнилось шестнадцать лет, а Элгарду - восемнадцать.
       Эдвард был здоровым красивым младенцем с большими, чуть раскосыми, как у Аэсинь, глазами - такими же синими. Элгард глубоко полюбил его, едва увидел, а Гоффрид с удовольствием сказал:
       - Красавец наш принц! Настоящий королевский сын!
       Борхас задумчиво взглянул на ребёнка и молвил:
       - Он будет похож на принца. Его высочество был таким же, когда родился - крепкий, здоровый, но с теми же тонкими чертами.
       - А глаза, конечно, материнские, - добавил он. - Ваши глаза, принцесса Аэсинь.
       Аэсинь засмеялась и нежно поцеловала ребёнка.


       Тем временем королева проводила дни в замке, уже ничего не предпринимая.
       Она всё чаще стала над чем-то задумываться, но никто не знал её мыслей. Ей хотелось вспомнить что-то глубоко неуловимое, постоянно ускользавшее от неё, но она не могла вызвать этого в памяти. Вместе с тем прежние дела и забавы стали постепенно утрачивать для неё свой смысл и значение.
       - Я думаю, не тревожьте меня, - часто говорила теперь королева.
       Её мысли постоянно останавливались на Элгарде. Она думала о том, что он женат, но его брак нельзя признать законным, и эта мысль постоянно заводила королеву в тупик. Она стала слишком часто спотыкаться об эту мысль, как о краеугольный камень, и не находила выхода из лабиринта, в который попала.
       Она перестала следить за собой, и лицо её избороздили преждевременные морщины.
       Однажды во время завтрака она спросила:
       - А где принц?
       Этот вопрос изумил прислугу, и ей ответили, что принц давно не во дворце, а где - никто не знает.
       - Он жив? - с тревогой спросила королева.
       Ей ответили, что, к сожалению, это неизвестно.
       - Неизвестно? - с изумлением спросила королева. - То есть, он может быть не жив?
       - Нет, - убеждённо возразила она самой себе. - Разумеется, он жив. Его просто надо найти.
       Весь день она провела в саду, тихонько покачиваясь на качелях. Там её нашёл маркиз де Сар.
       - Вы здоровы, ваше величество? - спросил он учтиво.
       - Кто вы? - удивлённо взглянула на него королева.
       - Угадайте, - он рассмеялся.
       - Вы не знаете, где мой сын? - с какой-то глубокой тоской спросила королева.
       - Слава Богу, не знаю, - ответил де Сар. - И говоря честно, не хотел бы знать.
       - Дверь закрылась, - монотонно произнесла королева, покачиваясь на качелях и слегка прикрывая глаза. - Мадам Соланж увела его. И дверь закрылась.
       - Ваше величество, - начал маркиз, - я не понимаю... Что значит это иносказание?
       - Он исчез после того, как закрылась дверь, - ответила королева. - Я потеряла его. Понимаете? Потеряла!
       И, сойдя с качелей, она побрела в замок, повторяя чуть слышно:
       - Вот она, эта мысль. Я её всё-таки поймала, хотя она бежала от меня, как огонь от воды. Да, я потеряла его.
       Несколько дней подряд королева твердила одно: "Я потеряла его". Врачи, обеспокоенные её состоянием, твердили, что принц непременно вернётся.
       - Дети никогда не находятся, если их не искать, - отвечала на это королева.
       - Помилуйте, ваше величество! Принцу уже восемнадцать, и при нём верные слуги.
       - Вот вы и ошибаетесь, - улыбнувшись возразила королева. - Ему шесть лет. А слуги - это ведь не то что родная мать, верно? Даже если они очень преданные. Они не приведут его назад. Но я должна привести.
       Ночью ей не спалось. Она встала с постели и принялась бродить по этажу. Наконец, ноги привели королеву в её бывшие покои, где она когда-то играла с Элгардом. Она вошла туда и вдруг, при бледном свете луны она увидела на стене портрет уже умершего барона, который не велел Элгарду когда-то заходить к матери.
      Она задрожала, узнав его, заплакала и упала в обморок. Очнувшись незадолго до рассвета, королева встала, накрыла портрет покрывалом и сказала:
       - Вот и всё. Тебя нет. А где искать его, я теперь знаю.
       Улыбаясь, она перекрестилась и принялась что-то складывать в довольно большой мешок. Потом завязала мешок, оделась, повязала платком волосы и, закинув мешок за спину, вышла из замка.
        У ворот она сказала изумлённым стражникам:
         - Ну-ка, родные, пропустите королеву-мать.
        Стража слишком привыкла подчиняться её величеству, чтобы на этот раз не исполнить приказа. Ворота раскрылись, и королева, чуть согнувшись под тяжестью мешка, пошла куда-то прочь от своего дома...


      Был ясный день в начале июня, когда Борхас, задумчиво прогуливающийся по парку в своём имении вдруг увидел королеву с мешком за плечами - и не сразу узнал её, до того она изменилась, похудела и осунулась; когда же узнал, то сумел вымолвить лишь единственное:
       - Куда вы идёте, ваше величество?
       Услышав его голос, королева подняла голову и опустила мешок на землю.      
       - Мой сын - в этом доме, - радостно сказала она, указывая на замок, который виднелся за деревьями. - Мне открыл это Ангел сегодня ночью. Да, он здесь. Вы проводите меня к нему?
       - Что в этом мешке? - осторожно спросил Борхас.
       - Игрушки, добрый рыцарь, - ответила её величество. - Те, которыми мы играем.
       - Я помогу вам, - Борхас взвалил мешок себе на плечи и удивился: как могла королева так долго нести такую тяжесть?
       Королева шла рядом с ним и говорила:
       - Он, конечно, очень ждёт меня, не правда ли?
       И добавляла доверительно:
       - Ему всего шесть лет, а все думают, что больше. Но я-то знаю, ему шесть, и он тоже знает это. Только мы вдвоём...

                19

       - К вам ваша матушка, ваше высочество, - доложил Борхас, входя к Элгарду после негромкого стука.
       - Что?! - изумлённо спросил Элгард. - Королева? С солдатами?
       - Нет, - Борхас опустил голову. - Совершенно одна. Её привёл сюда Ангел; по крайней мере, она так говорит. Она прошла пешком всю дорогу: значит, шла около двадцати часов. И... - он помедлил. - Она очень изменилась.
       Элгард медленно поднялся с кресла. Он был один; Аэсинь и Селина гуляли в саду с детьми. Он быстро вышел в коридор и увидел королеву, а рядом с ней - мешок.
        Её лицо озарилось радостью.
        - Вот он, мой Элгард, - сказала она. - А я принесла тебе наших лошадок и кареты. Ничего не потеряла. Как я давно не видела тебя! С шести лет. Правда, тебе и сейчас шесть лет. И всегда будет шесть.
        Она протянула к нему руки. Элгард молча заплакал, шагнул к ней и крепко обнял её.
        - Не плачь, твоя матушка всегда с тобой, - она поцеловала его в лоб и вытерла платком слёзы с его щёк. - Не плачь. Давай скорее играть - я ведь за этим и шла.
        - Матушка, - с трудом произнёс Элгард. - Вы устали. Вы голодны.
        - О нет, - она засмеялась. - Нам надо играть, не правда ли? Но если хочешь, выпьем кофе и поедим. Только не прерывая игры, как всегда, помнишь?
        - Да. - сказал Элгард. - Пойдёмте, матушка. Я помню.
        Они прошли в один из не занятых никем покоев и принялись играть - оба почти с одинаковым увлечением. Им принесли пирожки и кофе со сливками, и, как в детстве Элгарда, они принялись завтракать, не прерывая игры. Элгард вспоминал, как они играли, и повторял старые, воскресшие теперь в его памяти фантазии, добавляя в них новые импровизации.
       - Это королевская карета, - говорил он матери. - Видите, в ней наша шестёрка лошадей? Значит, там едем я и вы. Нас везут в Грецию.
       - А как же мы переедем море? - задумчиво спрашивала королева.
       - Мы наведём мост, вот он, - отвечал Элгард с улыбкой.
       - И правда мост, - королева засмеялась. - Он соединяется посередине. Да-да. Именно посередине. В Греции очень красиво. Мы там будем смотреть на белые облака и слушать, как поют птицы.
       - А ещё купаться в море, - подсказал Элгард.
       - А ещё ловить черепашек, - рассмеялась королева. - Говорят, это удивительные создания. Мы будем кормить их листьями одуванчика. Ведь одуванчики растут в Греции?
       Элгард задумался.
       - По-моему, они растут везде, - ответил он просто. - Матушка, как же я вас люблю! - он снова обнял её и поцеловал. - Ты здесь, ты нашла меня. Мы играем. Спасибо!
       - Как я могла не найти своего любимого сына? - с нежностью сказала королева. - Своего единственного сына! Господь всегда поможет матери найти своего ребёнка, всегда.
       - Знаешь, - она вдруг занервничала. - Не пускай сюда больше этого барона. Мне приснился ужасный сон: будто он выгнал тебя, а я этому обрадовалась!.. - из глаз её хлынули слёзы. - О, Элгард, этого же не могло быть на самом деле, правда?
       - Этого не было, матушка, - молвил Элгард, помогая ей утереть слёзы. - Это правда. Такого не могло быть.
      Она улыбнулась:
      - Значит, это был просто сон...
      - Просто сон, - подтвердил Элгард, беря её руки в свои. - Разумеется, просто сон. Давайте играть дальше.
      Когда наступило время обеда, Элгард сказал королеве, что мадам Соланж зовёт его, и не принести ли ей обед?
       - Пусть принесут, - спокойно согласилась королева. - Ты придёшь ко мне вечером поиграть ещё немножко, не правда ли?
       - Правда, - Элгард рассмеялся. - С удовольствием приду, матушка.
       За обедом Элгард всё рассказал Аэсинь. Борхас внимательно слушал и смотрел: нет ли печали в глазах принца. Но её не было и в помине.
       - Да, матушка изменилась, - сказал Элгард в заключение. - И лучше измениться она не могла. Слава Богу за всё.
       - Но её величество потеряла рассудок, - тихо заметил Борхас.
       - Барс! - принц удивился. - Отбросьте прочь свою бытовую логику - и вы поймёте, что королева ничего не потеряла. Напротив, она вернула мне себя, а себе меня. Это обретение, а не утрата.
       - Да, - подумав, согласился Борхас. - Но она совершенно не узнаёт других людей.
       - А зачем ей это? - улыбнулся Элгард. - Она помнит себя и узнаёт меня - вот два человека, которые ей действительно нужны.
       - Главное, чтобы королеве было хорошо, - сказала Аэсинь.
       - Да, ей хорошо, - сказал Борхас. - Но вдруг это временное состояние?
       - Ангел не привёл бы её ко мне, если бы что-то было временно или не так, как следует, - произнёс Элгард. - Я это знаю. Барс, поверьте: всё действительно происходит так, как надо. Я чувствую в случившемся с королевой Божий промысел. Иначе быть не может. И вечером я пойду играть с матушкой. И она обрадуется мне.
      Вечером он в самом деле пришёл к матери. Ему сообщили, что она с аппетитом пообедала, поспала и даже переоделась во всё чистое.
      Увидев сына, она светло улыбнулась и сказала:
      - Я ждала тебя, родной мой. Давай скорее играть. Я ведь и без тебя играла, но всё думала - с моим Элгардом интереснее.
      
                20

     Спустя несколько дней принц вернулся в свой замок вместе с Аэсинь, сыном, королевой, Борхасом и всеми, кто уехал с ним в конце февраля.
     Врачи, освидетельствовавшие её величество, терялись в догадках. Они утверждали, что состояние королевы не похоже ни на какую душевную болезнь, которая была бы им известна. Она не помнила ни одного из своих слуг, но, заново познакомившись с ними, прочно запомнила их имена и лица.
     Она любила говорить о погоде и гулять, точно зная, какое теперь время года; помнила, как называются травы и деревья. Со своими бывшими "Клавдиями" она не захотела знакомиться заново, едва увидела их, и они ушли ни с чем.
      Когда Элгард привёл к её величеству Аэсинь и сообщил, что эта девочка - его жена и принцесса, королева очень обрадовалась и спросила:
      - Вам тоже шесть лет? Тогда можете поиграть с нами.
      И они долго играли.
      Узнав, что у неё есть внук Эдвард, королева задумалась:
      - Как же это может быть? Ведь вы шестилетние. Впрочем, - она таинственно улыбнулась, - я уже знаю: на этом свете может быть всё.
      Она искренне восхитилась младенцем и от души поцеловала его. С тех пор она навещала его каждое утро, непременно даря ему какую-нибудь игрушку, но только не из тех, священных для неё игрушек, в которые играли они с Элгардом.
      - Матушка, - обратился к ней однажды Элгард. - Позволите ли вы мне и Аэсинь стать королём и королевой?
      - А вы справитесь? - спросила королева, потому махнула рукой и засмеялась:
      - Впрочем, что это я! Конечно, мой любимый сын со всем справится, и эта милая девочка тоже.
      Она подписала указ о том, что состояние здоровья не позволяет ей больше управлять страной и она передаёт самодержавную власть наследнику престола, своему сыну Элгарду, а его супругу возводит в сан царствующей королевы - и с удовольствием присутствовала на торжественном обряде коронации, говоря своим фрейлинам:
      - Не правда ли, они прелестны? Просто, как цветы! Посмотрите на них!
      В её покоях никогда не было фарфоровых статуэток, потому что одна из них однажды упала на пол и разбилась, а королева, увидев это, в ужасе закричала:
      - Змеи! Пауки! Боже мой!
      Элгард быстро успокоил её, бросив осколки в камин.
      - Вот и всё, матушка, их больше нет.
      - Ты настоящий герой, - сказала мать, довольная его подвигом.
      Они вместе посещали церковь, и королева аккуратно ставила множество свечей за всех, кто был ей теперь известен. Когда народ приветствовал её по имени, она, улыбаясь, с привычной грациозностью наклоняла голову, а в церкви молилась так тепло и проникновенно, что всё её существо начинало точно светиться изнутри, и все созерцали её с почтительным восхищением, как пример самозабвенной молитвенницы. Она очень ласково и мудро говорила о Боге, её речи были кратки, но полны силы и высокого духовного света - сам епископ слушал её с величайшим удовольствием и любил беседовать с ней.
      Когда Эдвард подрос, его и Генриха Селины допустили к игре "в лошадки". Порой к ним присоединялись Аэсинь и Гоффрид. Королева очень радовалась их обществу, но с некоторой тревогой оглядывала иногда их лица. И только найдя среди них своего Элгарда, она успокаивалась и расцветала улыбкой.
      Принц Эдвард, молодой король и Аэсинь полюбили играть с королевой в прятки. Прятались все они очень искусно, особенно Элгард. Аэсинь и Эдварда королева часто не могла найти, но сына находила, даже совершенно не видя его.
      - Ты на вершине этого дуба, Элгард! - кричала она радостно. - Я тебя не вижу, но знаю, что ты там.
      И Элгард, втайне восхищённый таким ясновидением, слезал с дуба.
      - А меня вы не нашли, бабушка! - радостно кричал Эдвард, подбегая к ней.
      - Тебя нет, проказник, - смеялась королева, обнимая внука. - Но сына, своего сына, - торжественно добавляла она, - я всегда и везде найду.
      Сама она пряталась не так умело, и её находили без труда.
      - Ещё бы мой Элгард не нашёл меня! - восклицала она. - Сын всегда найдёт свою мать, утверждаю это.
      Или:
      - Ну, неужели жена моего Элгарда меня не отыщет!
      Или:
      - Разумеется, что сын моего сына нашёл меня! Он не мог меня не найти! Я просто восхищена, насколько все, кто окружает Элгарда, умны и проницательны. У него, хотя ему всего шесть лет, не может быть другого окружения.
      Когда Элгард и Гоффрид, а иногда вместе с ними Борхас уезжали на охоту, королева, в отличие от Аэсинь, была совершенно спокойна.
      - Что ты волнуешься, милая девочка? - спрашивала она ласково, хотя Аэсинь старалась не подавать вида, что волнуется. - Я знаю, где они, в каком лесу и даже - куда отправятся ночевать.
      Для успокоения Аэсинь и для собственного удовольствия королева-мать довольно хорошо рисовала план местности, лес и точку, в которой охотится король в данную минуту, потом обозначала, где он будет вскоре и, наконец, где заночует. Когда охотники возвращались, они не могли не изумляться точности, с которой бывал выполнен чертёж. Действительно, они находились в данных точках в указанное королевой время: Аэсинь могла не переживать.


      Болезнь Селины Морель незаметно и постепенно совсем прошла, чем были поражены те немногие, что знали о ней, особенно, врач Селины. Когда она поняла, что чиста и здорова, радости её не было предела.
      Селину всё чаще и чаще стали встречать вместе с Борхасом: они любили гулять в саду, и порой Борхас держал за руку Генриха. Никто не знал, о чём говорят между собой фрейлина и бывший регент, но все заметили, что "снежный барс" стал не таким "снежным"; он сделался гораздо веселее и мягче.
      Гоффрид женился, наконец, на Авроре и ходил, чрезвычайно довольный. К тому же, молодой король поставил его командиром над Дарбскими Комарами: десятью тысячами солдат своей армии. Верный вельможа вполне заслужил такое почётное звание.
      Когда маленький принц Эдвард  засыпал вечерами в своей спальне, Аэсинь с Элгардом уходили в летнюю галерею, полную роз и плюща и, глядя на великолепный закат, разговаривали вполголоса.
      - Не знаю, - часто повторяла Аэсинь, - что было бы со всеми нами, если бы наши судьбы не сошлись так чудесно? Небо было столь милосердно к нам, что я могла бы сейчас произнести только одно: "Велик Господь!" - и умолкнуть.
      - Верно, - Элгард привлекал её к себе. - Слова о торжестве Любви должны сопровождаться молчанием, подобно любой истине, высказанной вслух. И никто не поверил бы, что всё действительно случилось с нами, кроме видевших, как это происходило, - и нас самих. Не правда ли?
      Аэсинь откликалась:
      - Правда. Но всё же: как такое чудо могло случиться?
      Элгард негромко смеялся:
      - Ты уже говорила об этом, не будем больше. Пусть великая тайна остаётся в тишине. Возблагодарим её молчанием и вечной любовью... Возблагодарим.
    
                К О Н Е Ц

09.04.2004, февраль-март