Этель Ли и Морской Змей

К. Велигина afalina311071@mail.ru
ЭТЕЛЬ ЛИ И МОРСКОЙ ЗМЕЙ
      
1
Был пасмурный вечер, и с угрюмого моря тянуло холодом, когда из рыбачьего домика на сваях, с высокой лестницей, стало возможно различить лодку. Лодка приближалась к берегу. Старуха, хозяйка дома, давно ожидала ее. Худая, в рыбачьем просмоленном плаще, она курила трубку, и ветер развевал ее седые космы.
Лодка причалила к берегу, и из нее вышли двое: небритый, разбойничьего вида старик и девушка, молодая, но с очень бледным, почти серым лицом и неподвижным взглядом больших зеленых глаз. Она казалась до изнеможения усталой и странно безучастной ко всему окружающему. Ее распущенные длинные волосы были спутаны и так давно не мыты, что трудно было определить их первоначальный цвет. Грязная шаль была наброшена на ее плечи. Изорванное в лохмотья платье, сквозь прорехи которого просвечивала кожа, висело мешком на ее стройном, крепком, но сильно исхудавшем теле. Девушка шла босая, старик - в высоких кожаных рыбачьих сапогах. Он вел свою спутницу за веревку, привязанную к ее поясу.
• Эдельхайд! - крикнул он, подойдя ближе к дому. - Принимай гостей. Только, чур, мою долю вперед.
Старуха рассмеялась и кинула ему мешочек с деньгами. Старик ловко поймал его.
• Знаю, Микки, ты не обманешь, - сказала Эдельхайд. - Поднимайся на борт: выпьем вина да потолкуем.
• Что за вино, Хэди? - старик полез наверх, и девушка, которую он тянул за веревку, машинально последовала за ним.
• Ты стал разборчив, - заметила Хэди. - Раньше не спрашивал. Горячее вино, Мик, хорошая вещь в такую погоду, а то, что оно - последняя кислятина, так этого я никогда не скрывала.
Оба расхохотались.
• Знаю, - молвил старик, входя в дом. - В твоем трактире шампанского не подают; да, признаться, и рому не дождешься. А уж на что простая вещь - ром.
• Для тебя не пожалею остатков бренди, - ответила старуха. - Будешь?
• Спрашиваешь! - старик растянул рот в щербатой ухмылке. - Знает старая чертовка, чем приманить пирата! Но сперва давай-ка твою горячую кислятину, а то до костей пробирает. Погода сегодня - того и гляди к ночи заштормит. Мы бросили якорь неподалеку от Синей Бухты, в трех милях отсюда. Мне стоило сил приволочься сюда: волны гнали лодку обратно, что твое пустое корыто. Но дело того стоило.
Он молча толкнул девушку на лавку, и она села. Взгляд у нее не блуждал, как у безумной, он просто ничего не видел, проходя сквозь предметы. Она смотрела в одну точку большими, широко раскрытыми глазами, и в них, лишенных выражения, была одна только дикая пустота.
Эдельхайд налила кружку горячего вина и стаканчик бренди, к которому добавила лепешку и кусок ветчины. Она хотела поделить ветчину, но Микки удивленно спросил:
• Для кого стараешься, Хэди?
Старуха кивнула на девушку. Микки рассмеялся:
• Да она второй день не ест и не пьет, разве что, бывает, спит. Думаешь, иначе я привел бы ее сюда? Девка скоро подохнет, вот капитан и велел ее пристрелить. А иначе, кто бы ее отдал, даже за деньги? Жёны Веселого Роджера потому высоко и ценятся, что долго не живут. К тому же, эта держалась дольше всех: целый год. Обычно сходят с ума гораздо раньше. Сначала она рыдала, падала в обмороки, болела горячкой: только ей это не помогло, и она смирилась. Ела, пила да сидела себе в трюме. Ни с кем не говорила, хотя ее и били, и что ты хочешь. Знаешь, наши ребята любят поболтать по душам, но с ней не выходило ни по-плохому, ни по-хорошему. Молчит, как рыба. Только на одно и годилась - ну, кто ж будет отказываться? Жена Веселого Роджера принадлежит всей команде! В этом-то, главном, все оставались довольны. Чуть заартачится, спутаешь ее веревками (ножа она не боялась) и получишь все, что хочешь, кроме задушевной беседы. А уж это последнее откладывали до берега, где за деньги любая хорошенькая девчонка тебя и утешит, и выслушает.
Два раза она попадалась по вашему бабьему делу, так у нас с этим просто: дадут ей ногой в брюхо, кто умеет, - и все в порядке. Кому нужны дети в море? На суше-то немногим, скажу я тебе.
А два дня назад чертовке, видно, жить надоело: раздобыла веревку да и повесилась! Сняли. Дали ей плетей - за дурь, чтобы впредь не ломалась. Только она, видно, умом поехала - вот такая стала, как ты ее сейчас видишь. До последнего ею пользовались, но, знаешь, с тронутой уже меньше радости, да еще не ест и не пьет, и точно не слышит ничего и не видит. Хотели ее на корабле порешить, но тут ты мне записку с мальчишкой прислала, я и сказал капитану: мол, отвезу девку на берег, застрелю да закопаю. Она, мол, долго нам служила, надо ей последнюю услугу по-человечески оказать. Отпустили. Даже трогать не стали напоследок, потому что с ней стало все равно, как с куклой или с трупом, - даже не по себе как-то. Раньше хоть стонет или плачет, или бьется, или молится - а тут молчит, и все тело, как деревянное.
А звали ее сначала Этель Ли, и была она вот такой.
Микки достал из-за пазухи небольшую пластинку из слоновой кости -  искусно сделанный акварелью портрет. Эдельхайд увидела красивую молоденькую новобрачную с живым и счастливым выражением лица, богато и пышно разодетую в белое и блестящее - вероятно, в кружево, шелк и атлас. Рядом с ней стоял, свиду чуть постарше ее красавец-муж в темном костюме, обнимал ее за талию, и лицо его также излучало счастье.
• Теперь она просто Этт, - сказал Микки. - Так короче. А парня этого мы пустили по доске, как только взяли шхуну «Мадрид»: в тот же день. Этт все видела. Кричала, что хочет умереть вместе с мужем - да кто же ей даст? Связали ее - да и в трюм. Никого, кроме нее в живых тогда не оставили. А ведь она с этим парнем ехала в свадебное путешествие! Хорош у них вышел медовый месяц! - он захохотал. - Ты только представь себе.
Хэди улыбнулась, хотя в глазах ее ясно читалось, что она не разделяет веселья Микки. Этого, впрочем, не требовалось: Микки всегда довольствовался внешним сочувствием.
• Сколько ей лет? - спросила Хэди.
• Восемнадцать. Потому что год назад ей было семнадцать - сама сказала. Думала, такое признание ей поможет. Да нашим-то чем моложе, тем лучше; тут девка просчиталась.
• Красивая была, - заметила Хэди. - И сейчас кое-что осталось.
• На что она ему? - поинтересовался Микки.
• А я знаю? - Эдельхайд покачала головой. - Он из рыцарей Морского Змея, он не скажет. Эти рыцари молчуны, вроде твоей девчонки. Зачем ты привязал к ней веревку? Боишься, что сбежит?
• Сбежит? - Микки ухмыльнулся. - Нет. Бежать ей трудновато, трое суток не евши, а вот уйти может - и так, что не найдешь. Она сейчас пойдет куда хочешь - и сама знать не будет, зачем ей это. Ты его предупреди: Этт больше двух дней не протянет.
• Знаю, что ему ее надо только на один день, - задумчиво отозвалась Хэди. - А там видно будет.
• У этих вельмож свои тайны, - Микки махнул рукой. - Главное, он платит - и неплохо платит; остальное не мое дело.
• Да, тяжко быть женой Веселого Роджера, - уронила старуха Эдельхайд, набивая трубку. - Ты бы, небось, не согласился, Микки, будь ты женщиной.
• Будь я бабой, заставили бы, - сказал Микки. - Тут согласия не спрашивают. А вообще так скажу, что пропащее дело попасть на это место. Последней потаскухе этого бы не пожелал.
Он тоже набил трубку, и оба закурили. Это развлечение длилось несколько минут.
• Славный табачок у тебя, - похвалил Микки. - Да скоро ночь. Пора мне потихоньку двигать назад. На, привяжи ее, Хэди, как удобней, а за деньжата спасибо. Поеду обратно. Недалеко ехать, а боюсь: заштормит, куда я с лодкой, да еще без рулевого? Прощай!
И он стал спускаться вниз по лестнице.
2
Старуха привязала конец веревки к ножке тяжелого стола и, приблизившись к девушке, заглянула ей в лицо.
• Эй, милая! - окликнула она, со странной тревогой всматриваясь в эти заострившиеся исхудавшие черты и глаза, похожие на две застывших льдинки. - Ты меня слышишь? Ты узнаешь себя?
Она поднесла к ее глазам портрет. Девушка сидела неподвижно, как ее посадил Микки. Она ничего не видела и не слышала. Взгляд ее прошел сквозь портрет без всякого выражения. Ничто не изменилось в неподвижном выражении ее лица. Она молчала.
• Пей, - старуха попыталась влить ей в рот теплое вино, но оно вытекло девушке на подбородок, и Хэди утерла его какой-то тряпицей.
• Бедная, - сказала Хэди. - Но ничего. Может, он все же вылечит тебя. Сиди тут, дитя, и жди свою судьбу.
Она поужинала, выпила вина и, не раздеваясь, улеглась на тощий тюфяк, прикрытый тряпьем. Свечу она не стала тушить. Ей было не по себе с этой странной девушкой; к тому же, она ждала гостя.
Эдельхайд уснула и увидела сон: маленькая, богато одетая девочка, смеясь, сидит на траве неподалеку от большого красивого дома и забавляется с изумрудной змейкой. У змейки чудесные ярко-голубые глаза, а на лбу крохотная оранжевая точка. У девочки же прямые, огненно-рыжие волосы до пояса, а на ногах прелестные розовые башмачки.
• Этель! - зовет ее из дома женский голос. - Иди обедать!
• Иду! - кричит в ответ девочка и, погладив на прощание змейку по граненой головке, бежит к дому в развевающемся платье, среди зелени и цветов.
Старуха проснулась оттого, что в дверь стучали. Она вскочила с постели, мельком взглянула на девушку (та сидела в том же положении, глядя прямо пред собой) и отворила дверь.
Дохнуло холодом, ветром и запахом моря. В дом вошел высокий, одетый в темное человек в железном шлеме, гребень которого заменяла тяжелая, искусно сделанная голова большой змеи на выгнутой шее. В ее глазах дрожали и вспыхивали настоящие огоньки. Глаз рыцаря не было видно. Он поднял двойное забрало, а потом и вовсе снял шлем. Его лицо было бы красивым, если бы не множество шрамов на нем. Глаза сверкали, как два драгоценных камня. Они были почти черные, но при свете свечи отливали синевой. Ему можно было дать лет тридцать пять.
• Господин! - сказала старуха, склоняясь перед гостем. - Я нашла то, что тебе нужно. Последняя тварь не позавидовала бы ей. Сядь. Выслушай.
Гость молча сел и долго слушал рассказ Эдельхайд. Это был сам Рогволд Гудрунборг, попросту рыцарь Эрт, как его называли в окрестностях, один из сыновей старого Свенельда по прозвищу Конунг.
• Вот, какой она была, - сказала старуха, показывая рыцарю акварельный портрет. - Йон Эрт, этого никто не знает, но я ведь и сама в молодости на целую неделю оказалась женой Веселого Роджера. Мой отец отбил меня у пиратов и пустил их вместе с судном на воздух - но я до сих пор курю и выпиваю время от времени, пытаясь позабыть ту страшную неделю, что провела у них в плену. Взрыв - а мой отец не пожалел пороха - был впечатляющим, но не избавил меня от воспоминаний. К тому же, йон Эрт, я видела сон. Если девушка выживет, ее очень полюбит Великий Морской Змей.
Рыцарь Рогволд молча положил перед Хэди тяжелый кошель с золотом и глухо сказал, надевая шлем:
• Благодарю. В случае опасности ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.
Он бережно завернул портрет в чистую тряпицу и спрятал за пазуху. Затем подошел к девушке, пристально глянул на нее, снял с ее пояса веревку и легко, как ребенка, поднял на руки.
• Закрывай дверь, Эдельхайд, - сказал он старухе.
Она подчинилась и вскоре услышала стук копыт: Рогволд Гудрунборг увозил Этель Ли в замок своего отца.

Когда конь Рогволда подвез из к замку, уже наступила ночь, светлая, как все летние ночи на этой широте, но ненастная - и потому темнее обычного. Полил обильный крупный дождь. Рыцарь снял с коня свою ношу, и при свете, льющимся из окон замка и от двух масляных фонарей, увидел, что глаза Этель Ли закрыты - она спала. Он поручил коня слугам, а сам понес ее в покои, но тут она проснулась, и он решил не откладывать назавтра то, что ему очень не хотелось делать сегодня.
Угрюмый замок, точно вырубленный снаружи из скалы, напоминал крепость, но Рогволд знал, что в ясные солнечные дни суровые стены родного дома глядят куда приветливей. Будь он здесь хозяином, он ни за что не покинул бы это место, но хозяином был отец. Он давно уже отделил младших сыновей, дав каждому по собственной усадьбе, и с нетерпением ждал, когда женится старший сын, чтобы отделить и его. Старший сын должен был быть женат по обычаю, чтобы получить право на отделение и часть наследства. Младшие сыновья могли покинуть дом сразу после своего совершеннолетия, чтобы обзавестись собственным хозяйством.
Йон Эрт меньше года прожил с первой женой, и отец не успел или не захотел отделить их. Теперь он ждал и даже требовал вторичной женитьбы сына, но как самодур ставил при этом издевательские условия. Он не любил сына, вернее, любил очень мало и не упускал случая грубо над ним подшутить и вволю позабавиться. Это не мешало ему искренне желать сыну добра и даже по-своему им гордиться. Все это заставляло йона Эрта всей душой желать самостоятельности и покоя под другим, собственным кровом, где бы он мог значительно меньше видеть и слышать отца.
Огромные часы в нижней зале пробили полночь. Девушка, которую Рогволд нес на руках, никак не отреагировала на эти звуки. Рыцарь поставил ее рядом с собой на выложенный мозаикой пол и вдруг почувствовал, как холодно ее босым ногам стоять на камне, хотя сама она, вероятно, совсем не чувствовала этого. Кругом горели свечи в канделябрах. Он взял Этель за руку и сказал старому слуге:
• Передай моему отцу, если он еще не спит, что я выполнил его желание и нашел себе невесту, которую обещал найти.
Слуга поклонился и пошел докладывать своему хозяину, Свенельду Гудрунборгу, что его старший сын Рогволд выполнил волю своего отца.
Через несколько минут он вернулся и передал:
• Вас ждет ваш отец, йон Эрт.
Рыцарь молча провел девушку в небольшие покои, где за столом, озаренным свечами, сидел в кресле высокий крепкий старик с проседью в волосах.
• Ага, - сказал он, взглянув на сына и его спутницу и удовлетворенно улыбнувшись. - Вижу, что ты в самом деле послушный сын, Рогволд. Ты, кажется, выбрал именно то, чего бы я желал.
Он зловеще улыбнулся, вышел из-за стола и, взяв бронзовый шандал со свечами, приблизился к ним и озарил лицо девушки.
• Всё верно, - сказал он. - Последняя из последних, да еще и не в себе. Кто она?
• Пленница пиратов.
• А-а, - старик рассмеялся. - Жена Веселого Роджера! Это про них говорят: если они еще живы, значит, без трех дней мертвы. Вижу и сам - чистая покойница. Труп да и только. Что же, венчайтесь завтра, завтра устроим и свадьбу. А я, как обещал, отдаю тебе четвертую часть наследства. Твоя доля в моем верхнем замке, в подвале. Вот ключ. Но если твоя невеста скончается до свадьбы, смотри, я заберу ключ назад.
Рогволд, склонившись, поцеловал руку отца.
• И еще одно мое желание, - молвил Свенельд Конунг. - Пусть всю свадьбу она будет такой же немытой и нечесаной, как теперь. Только одень ее в белое.
И он захохотал.
Рогволд почтительно поклонился и вышел вместе с Этель. Он поручил ее вниманию сиделки, а сам отправился в свою спальню, лег и тотчас заснул.
Проснувшись утром, он пришел в комнату своей невесты. Она лежала на богатой постели, накрытая пледом. Глаза ее по-прежнему смотрели в никуда.
• Она спала? - спросил он сиделку.
• Нет, - ответила та. - Ни разу не сомкнула глаз.
• Вы свободны, - сказал Рогволд сиделке и вызвал служанок. - Где свадебное платье? Одевайте госпожу к венчанию.
• Но йон Эрт, - замялась служанка. - Госпоже, наверно, следует сначала помочь помыться...
• Я повторяю вам, - сказал он. - Никакого мытья. Одевайте госпожу. Платье давно готово, и вы знаете, где оно.
С этими словами он вышел из комнаты. Солнце сияло в высокие окна, ярко блестя на древней мозаике пола и в стеклах цветных витражей. Лицо рыцаря ничего не выражало. Постояв несколько минут в раздумье, он ушел в свои покои, чтобы также переодеться к венчанию.

В церкви Этель была все такой же серой и неподвижной. Когда Рогволд поцеловал ее, он почувствовал, что губы ее сухи и холодны. Кольца он надел без помех - себе и Этель.
... Вечером в большой пиршественной зале была свадьба. Свенельд выглядел довольным своей новой забавой. Братья Рогволда Эгиль и Лаксдаль насмешливо переглядывались между собой и с сестрой Га'рун, которая также не скрывала, что вид еле живой, безумной и немытой невестки немало ее забавляет.
• Дожила невестка до свадьбы! - подмигивая любимым детям, говорил отец. - И то хорошо! Рогволд! За твое смирение и послушание отдаю тебе замок И'гельскальд. Там прекрасный парк и оранжереи, сам знаешь. Но не забудь сказать мне, когда твоя молодая жена переселится в горние: я отведу ей особое место в фамильном склепе из уважения к тебе.
Рогволд почтительно кивнул в ответ, и грянувший кругом смех ничуть не смутил его.
• Что с ней? - шепнул сидевший рядом с ним его молодой друг, врач Освальд Скессеборг. - Она больна?
• Поедем со мной после свадьбы, - прошептал ему в ответ Рогволд. - Может, тебе удастся помочь ей. Игельскальд хороший замок. Отец унизил меня - так он думает - и оттого теперь так щедр. Я хочу, чтобы щедрость отца действительно успела принести добро.
• Что же, поедем, - согласился Освальд. - Но я буду в экипаже. Моя помощница Гильда не сможет ехать верхом, к тому же, я хочу побывать дома и захватить все необходимое.


Свадьба завершилась далеко за полночь. Рогволд надел шлем с головой змеи; так же поступили все гости, не исключая женщин.
Йон Эрт пристегнул к своей одежде широкий плащ, в другой, такой же, завернул Этель, вскочил на коня и, как призрак ночи, молча ринулся прочь; за ним поскакала его верная дружина - все были в одинаковых шлемах.
Вслед за дружиной двинулась карета Скессеборга: он и сестра милосердия Гильда также надели поверх своих головных уборов шлемы со змеиными головами.
Старый Свенельд давно ушел к себе, и гостей никто не провожал. Каждый, уезжая, брал с собой факел, на всякий случай, чтобы не заблудиться и не дать коню споткнуться на случайной узкой тропе.
3
Когда новобрачные прибыли в замок Игельскальд, Рогволд Гудрунборг сразу же принес молодую жену в темную уединенную комнату и положил на низкую кровать. На этот раз езда не усыпила ее: она смотрела прямо перед собой. Ее лицо осунулось еще сильнее, черты заострились, щеки впали.
Через час с небольшим прибыли в карете Освальд и Гильда. Тогда Рогволд принес в комнату как можно больше свечей и попросил:
• Сделай полный осмотр, Освальд,- и все расскажи мне.
В четыре часа ночи Освальд постучал в двери роскошной спальни новобрачных, где йон Эрт сидел на широкой лавке, покрытой оленьими шкурами всего лишь при трех свечах.
• Ну что? - спросил он глухо, когда его друг вошел в спальню.
Освальд сел рядом с ним.
• Крайне истощена. Придется кормить и поить ее инъекциями. Она не способна сама есть и пить. У нее шок, постепенно переходящий в кому, Рогволд. Она еще не в коме, поэтому могла ходить, сидеть и даже спать - очень неглубоко и недолго. Шок это позволяет, но нервная кома отнимет у нее сон и все движения - это будет означать скорую смерть. Кто она?
Рогволд кратко рассказал другу всё, что узнал от старой Эдельхайд, потом показал ему портрет на пластинке из слоновой кости:
• Вот, какой она была...
Освальд покачал головой, глядя на юное, нежное, веселое лицо на портрете. Затем сказал:
• Шансов очень немного. Я усыплю ее на двое суток, но перед этим ее нужно помыть и совершенно остричь - вшей полно, ты меня понимаешь... У нее иссечена вся спина. Видимо, переход от петли к побоям вызвал тяжелейший шок. Как говорится, из ада в ад... она не перенесла этого. В нижней области живота кровоподтеки: без сомнения, это и есть следы того, что ей выбивали детей... Но внутренних повреждений нет. Это не странно. Я слышал, на пиратских судах есть редкие «специалисты» по этому вопросу - они дьявольски точно рассчитывают удар. Что еще? Она больна чахоткой в самой начальной стадии: это нетрудно вылечить. Больна ли она еще чем-нибудь, я пока не знаю: я взял все анализы и должен их изучить. После того, как госпожа Гвудрунборг будет вымыта и острижена, я усыплю ее. Она будет спать приблизительно двое суток. Если она проснется в таком же состоянии, значит, началась кома. Не суметь выйти из комы - это значит рано или поздно умереть; дольше месяца она не проживет. Но если ее состояние окажется иным, то шансов на выздоровление сильно прибавится. Очень желаю ей последнего, но ни за что не ручаюсь: все в руках Божьих.
• Да будет ей заступником Морской Змей, - прошептал сумрачный йон Рогволд, крестясь на образ Спасителя. Потом он опустил голову и сказал:
• После таких страданий, будет она жить или умрет, я хотел бы для нее только покоя и света. Теперь, когда я отделился от отца и стал свободен, я хочу, чтобы той, которая столько дала мне, сама того не зная, было хорошо. Освальд, у меня просьба к тебе. Вымой ее вдвоем с Гильдой в моей бане. Я не хочу, чтобы кто-нибудь кроме вас видел ее без одежды. Даже я сам.
• Хорошо, - согласился Скессеборг, ничуть не удивившись. - Где твоя баня, Рогволд?


Ранним утром, облачившись в широкие со складками резиновые халаты, молодой врач и сестра милосердия мыли Этель в просторном срубе. Там было жарко натоплено. Хотя пациентка доктора Скессеборга не мылась целый год, она, видимо, тайком иногда ополаскивалась из кувшина, в котором ей приносили воду.
• Иначе грязи было бы вдвое больше, - пояснил Освальд Гильде. - Она машинально пыталась оставаться чистой...
Он аккуратно и уверенно сначала остриг волосы, потом обрил голову Этель, после чего обратился к Гильде:
• Сбривай все волосы на теле; после мы вымоем ее раствором против вшей и окончательно ополоснем.
Закончив все процедуры часам к восьми утра, они насухо вытерли Этель, одели ее в чистую ночную рубашку, шелковый пеньюар и розовый теплый чепчик. Но тут выяснилось, что девушка уже не может ходить: ноги не держали ее.
• Она может умереть, - забеспокоился Освальд. - Почти четыре дня она не ест и не пьет. Она чудом жива. Скорее, Гильда, готовь лекарства…
Девушку перенесли на постель в ее общую с Рогволдом спальню и уложили под одеяло. Рогволд успел разделить широкую кровать надвое красивой драпировкой, спускавшейся с потолка. Он уснул на своей половине. Скессеборг и Гильда продолжали делать Этель уколы на протяжение нескольких часов, поочередно сменяясь. Освальду удалось вставить ей в желудок тонкую трубку, сквозь которую небольшими дозами он стал подавать жидкость в обезвоженный организм.
Часов в одиннадцать утра йон Эрт проснулся оттого, что друг тряс его за плечо.
• Эртеборг! - сказал он взволнованно (когда он волновался, то часто называл Рогволда по фамилии его матери, а не по имени). - Ей лучше! Она порозовела! А еще - вот!
Он показал другу красивый, длинный, огненно-рыжий локон.
• Я оставил на память немного ее волос, отмыл и расчесал их. Если она выживет, у нее вырастут вот такие прямые ярко-рыжие волосы. Встань, посмотри на нее.
Рогволд встал и, одевшись, обошел кровать, чтобы взглянуть на Этель: это было быстрее, чем поднимать складки разделявшей их драпировки.
• Я уже вколол ей снотворное, - шепнул Освальд, точно боялся разбудить свою пациентку.
Этель действительно спала, и ее бледное лицо в самом деле порозовело. Черты смягчились и перестали казаться осунувшимися.
Йон Эрт упал на колени и осенил себя крестным знамением. Про себя он произнес молитву, всегда помогавшую ему в сражениях. Сейчас он тоже сражался - незримо, всей душой, за жизнь своей молодой жены.
• Вы, кажется, влюблены, йон Эрт, - ласково улыбнулась Гильда, касаясь его плеча.
Он встал на ноги и ответил:
• Что же странного, сударыня? Это моя жена.
• Но вы ее совсем не знаете...
• Знаю, - улыбка появилась на его угрюмом в шрамах лице. - Она вот такая, как на этом портрете. У нее такая душа. Просто эта душа сейчас спит.
• Жаль, что она не слышит, - сказала Гильда. - После таких слов любая женщина захочет стать вашей женой. Даже я захотела.
Рогволд рассмеялся, а Скессеборг пошутил:
• Твой муж едва переносит твоего начальника, Гильда (то есть, меня). Услышь он твои речи, Эрту не миновать бы дуэли.
• Ужасно ревнив, - согласилась Гильда. - Хорошо, что он в море. Я в такие дни отдыхаю, хотя, когда шторм, переживаю за него. Пойду, немного посплю: мне нужны силы бороться за жизнь этой бедной девочки.
• Иди, - согласился Освальд. - Я подежурю. Ты сегодня совсем не спала, а я все-таки вздремнул.
• Если нужна моя помощь, - сказал Рогволд, - располагай мной, Освальд.
• Пока не надо. Я скажу, когда, - Скессеборг вздохнул. - Дай Господи ей выйти из комы! К сожалению, современная медицина пока еще не позволяет полноценно поддерживать силы человека, находящегося в таком состоянии.


Они то и дело сменяли друг друга, чтобы выспаться. За двое суток Скессеборг при помощи препаратов, которые привез с собой, исследовал все анализы и заявил:
• Как ни странно, за год она не заболела ни одной болезнью, кроме чахотки, которую мы очень быстро вылечим. Удивительно чиста. Ни от одного пирата ничего не подхватила. Почки, печень и сердце работают хорошо, в легких почти что порядок. Можно сказать, что она здорова, но... едва жива. Парадокс, не так ли?
Этель все больше свежела лицом - смерть отходила от нее. Рогволд проводил возле нее часы и не спускал глаз с ее постепенно оживающего лица. Он молча созерцал его спокойное удовлетворенное выражение.
В очередное его дежурство рано утром она вдруг пошевелилась, глубоко вздохнула и открыла глаза. Рогволд замер, следя за ее взглядом. И тут же его наполнила необыкновенная радость: он увидел живое чувство в ее глазах. Правда, чувство было испугом - она увидела Рогволда и испытала страх. Но главным было другое: она снова могла видеть, ее душа пробудилась! Это значило, что она отныне будет жить, и Рогволд не мог не радоваться этому.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Потом сомкнутые губы ее раскрылись, и он скорее увидел, чем услышал:
• Где я?
• Вы в замке, - сказал он, невольно улыбнувшись ей. - Ничего не бойтесь. Все хорошо.
• В замке... - прошептала она. Потом вдруг очень тихо и робко спросила:
• Уважаемый сэр, не знаете ли вы, кто я? Я не помню...
И устало прикрыла глаза. Он осторожно взял ее за руку.
• Вы - Этель Ли. Это ваше имя. Вы меня понимаете? Я не англичанин, я исландский дворянин, поэтому могу не очень понятно говорить по-английски.
• Я тоже не совсем англичанка, сэр, - ответила она. - Я это знаю: я не совсем англичанка, но мой родной язык - английский. У вас очень небольшой акцент. Я отлично вас понимаю. Но из какой же я страны? Не помню... Помню только, что никогда не жила в Англии, потому что все время хотела там побывать.
Она немного помолчала, чтобы отдохнуть, потом заговорила снова:
• Значит, меня зовут Этель Ли. Английское имя. Они сокращенно называли меня Этт... Все верно.
Голос ее звучал очень тихо, слабо и монотонно. Неожиданно она вздрогнула и широко раскрыла глаза:
• Сэр! Где они?
• Кто?
• Пираты.
• Вы помните пиратов?
• Да, - она с тревогой вглядывалась в его лицо глазами, полными стыда, ужаса и отчаяния. - Я все про них помню. Абсолютно все. Где они?
• Успокойтесь, мисс, - ответил Рогволд (назвать Этель «миссис Ли» он как-то не решался, а обращением «миссис Гвудрунборг» боялся еще больше напугать ее). - Их нет. Никаких пиратов больше никогда не будет в вашей жизни. Вы были в глубоком шоке; они решили, что вы скоро умрете, и оставили вас на берегу.
• В шоке, - повторила она, закрывая глаза. - А они ничего не говорили обо мне, сэр? Например, вам?
• Всё говорили, - честно признался он. - Только не мне лично, а одной женщине; сам я их не видел...
• Ох, нет... - прошептала она, и слезы хлынули из ее глаз. - Боже мой... Добрый сэр, я не должна больше жить. Вы из милости ласковы со мной, но мне нельзя даже говорить с вами. Ведь ниже, чем я пала, пасть нельзя. Будьте милосердны, сэр, - усыпите меня навсегда. Ведь вы - врач?
Рогволд пришел в смятение, как маленький ребенок. Душа его заметалась подобно птице в клетке.
• Я... я... - произнес он, растерявшись. Он хотел сказать: «Я теперь ваш муж», но не смог. Он вытащил из-за пазухи портрет и показал ей:
• Этель! Вы узнаете себя?
• Это я? - монотонно спросила она, вглядываясь. - Нет. Не узнаю. Наверно, я давно уже не такая, как здесь. Другая. А это... - она поднесла портрет к глазам, и тихие слезы потекли по ее щекам. - Этого человека я очень любила, я помню. И почему-то твердо знаю, что его нет в живых. Ведь это так, сэр?
• Так, - Рогволд опустил голову.
• Вот и я не хочу больше жить, - она прижала портрет к груди и умоляюще попросила:
• Дорогой сэр, помогите мне умереть. Пусть ваш грех останется на мне. Других желаний у меня нет.
• Подождите немного, - он встал и почти выбежал в соседнюю комнату, где спали его друзья.
• Скессеборг! Гильда! Она очнулась!
Оба вскочили, протирая глаза.
• Мне нужна женщина, - вполголоса добавил йон Эрт.
• Вам мало одной? - спросила Гильда, засмеявшись.
• Гильда! - он схватил ее за руки. - Вы мне нужны! Пойдите к ней, ради Бога. Кома прошла, но она плачет... Она просит смерти, потому что не хочет больше жить. Она не знает, что я теперь ее муж, и вообще многое забыла... О, Боже!
Он сел на лавку и закрыл лицо руками.
• Скажите, хотя бы, что’ мне говорить ей, как мне с ней говорить? Я не могу, не умею.
• Успокойтесь, йон Рогволд, - твердо сказал Гильда, переглянувшись с Освальдом. - Я сейчас попробую побеседовать с ней. Она говорит по-английски?
• Да, это ее родной язык.
• Просто счастье, что я его знаю.
Гильда поправила платье и крахмальный платок и вошла в спальню.
• Ну, - заговорила она с улыбкой. - Кто тут плачет? Кто не хочет жить?
Этель закрыла лицо руками. Гильда, присев рядом, незаметно забрала портрет и ласково обняла девушку.
• Дорогая моя, - она поцеловала Этель в склоненную голову, прикрытую чепчиком. - Не надо прятать лицо: вы среди друзей.
Этель боязливо и осторожно опустила руки и сказала, запинаясь:
• Добрая госпожа! Поймите, мне нельзя жить...
• Очень даже можно, - Гильда мягко привлекла ее к себе и стала покачивать, как ребенка. Этель в ответ обняла ее, прижалась к ней и заплакала:
• Я не помню, кто я. Но я помню пиратов. Господин, который был тут, сказал, что все знает про пиратов. Боже мой... Как я могу жить с этим?
• Родная моя, - Гильда снова поцеловала ее. - Мы трое суток боролись за вашу жизнь. Мы не можем позволить вам умереть. Ведь вы теперь замужем, и ваш муж очень боится за вас.
• Муж? - Этель пришла в изумление. - Как, муж? Кто мой муж?
• Господин, который знает про пиратов. Он обвенчался с вами, когда вы находились в предкоматозном состоянии.
• Со мной? - прошептала Этель. - После пиратов? Обвенчался исландский дворянин?
• Да, сударыня, дорогая моя девочка. Не надо плакать. Он очень добрый человек. Он сидел возле вас по ночам, оберегая ваш сон. Он успел полюбить вас по-настоящему. Десять лет назад у него уже умерла жена: неужели вы хотите сделать его несчастным навсегда?
• Не хочу, - Этель еще крепче прижалась к Гильде. - Но ведь я...
• Вы уважаемая миссис Гудрунборг. А были уважаемой миссис Ли.
• Я была женой Веселого Роджера...
• Не знаю такую, - певуче ответила Гильда. - А если бы и знала, сказала бы ей одно: что она теперь замужняя знатная дама, и на руке ее золотое обручальное кольцо, так что... - она заглянула в глаза Этель. - Дитя мое, вы обязаны жить. Вы должны найти в себе силы забыть то, что пережили у пиратов. Станьте крепче алмаза и закройте свою душу для отвратительных воспоминаний. Сперва они, возможно, будут одолевать вас, но потом это пройдет. Помните и не забывайте: вас любят. Вас уважают. Единственное: если вам не понравился йон Эрт, ваш новый муж...
• Нет, нет, - торопливо проговорила Этель. - Он очень добр. Нет предела его поистине царственной доброте. Но я-то, я... Боже мой, мои волосы...
• Волосы необходимо было остричь, - сказала Гильда. - Из-за вшей... Простите, миссис.
• Вши! Ах, какая мерзость! - Этель съежилась. - Но теперь их нет?
• Нет. Ни одной. Вы думаете, миссис, ваша красота только в волосах? Может, и так, но... улыбнитесь, попробуйте.
Этель с трудом улыбнулась, и в лучах солнца блеснули ее красивые жемчужные зубы.
• Чудо! - восхитилась Гильда, подавая ей зеркало. - Ну-ка, взгляните на себя!
Этель взглянула и на этот раз улыбнулась уверенней и искренней: она ожидала худшего.
• Красивые зубы еще никого не портили, - заметила Гильда. - А волосы будут постепенно отрастать. Лет через пять они снова станут такими же, какими были изначально.
• Спасибо, - задумчиво произнесла Этель. - Как вас зовут?
• Гильда. Я сестра милосердия, а врач, исцеливший вас, - друг вашего мужа, йон Освальд Скессеборг. Теперь вы можете потихоньку начинать есть и понемногу пить... Пойду сварю бульон.
• Я чистая... - тихо молвила Этель. - Вся чистая. Это вы’ меня вымыли?
• Да, мы с доктором.
• Благодарю вас, - Этель с сердечной признательностью улыбнулась ей. - Знаете, Гильда, я немного боюсь...
• Кого? Вашего супруга? Очень напрасно. Он даже разделил вашу кровать пологом, видите? Не бойтесь, он не тронет вас и пальцем без вашего желания. Он очень честен, храбр и мужествен.
• Да, - прошептала Этель. - Но неужели он вправду любит меня? Меня!
Она в изнеможении опустилась на подушки и уснула здоровым исцеляющим сном.
• Теперь она будет жить, Рогволд, - сказал Освальд. - Нам с Гильдой необходимо ехать. Когда она проснется, пусть сиделка даст ей бульону. Ей надо побольше спать, набираться сил. Послезавтра начну делать ей вливания от чахотки. А то, что она не все помнит, может, даже к лучшему. Частичная амнезия - ничего серьезного. Серьезно другое. Я скрывал это от тебя, пока не был уверен, что она выживет. Она... она ждет ребенка.
• Какой срок? - спокойно спросил йон Эрт.
• Уже недель семь - около двух месяцев. После битья ногами в живот, конечно, возможен выкидыш, но ведь на этот раз ее не били. Если ты хочешь, Рогволд, его не будет. Я все сделаю чисто.
• Не надо, - Рогволд покачал головой. - Пусть она узнает. Этого я не могу решить за нее.
• Хорошо, - согласился Скессеборг. - Только скажи ей сам: на то ты и муж. Нам нужно уехать сейчас же, чтобы очутиться в своих домах пораньше. Я оставил записку, когда и что давать Этель (из лекарств). Послезавтра мы с Гильдой навестим вас.
• Благодарю, - Рогволд обнял друга и крепко пожал руку Гильде. - Если что, я всегда рад помочь вам обоим, вы знаете это.
И он проводил их до экипажа.
4
Они не виделись с утра. Теперь, ясным вечером, Рогволд Гудрунборг не без тайного трепета вошел в спальню. Этель не спала. Она натянула на себя одеяло и второй раз в жизни посмотрела на своего второго мужа. Он был высок, по-видимому, очень силен и строен. У него были темные волосы и серые глаза. Хищный нос ястреба был круто опущен вниз, брови угрюмо сошлись у переносицы, а лицо было покрыто шрамами. Бороды и усов он не носил.
Он посмотрел на оробевшую Этель и невольно улыбнулся ей такой мягкой улыбкой, какой от него трудно было ожидать. Она смущенно сказала:
• Значит, вы мой муж... йон Эрт?
• Да, - он сел возле нее на стул. - Обстоятельства сложились так, что я должен был обвенчаться с вами в тот же день, когда встретил; мой отец вынуждал меня торопиться, поэтому я не мог испросить у вас согласия на наш союз. Если все это вас не устраивает, я тайно дам вам развод - на нашем побережье не принято открыто разводиться. Если вы не довольны своей участью, скажите мне об этом сразу.
• Я довольна, - неуверенно и тихо ответила Этель, потом добавила, поясняя:
• Довольна, насколько это возможно в моем положении. Мне все здесь чужое. Пока что я совершенно не знаю вас и не представляю, как выглядит место, окружающее ваш замок... то есть, наш замок. Я очень вам благодарна, йон Эрт. Моя сиделка Кристина рассказала, почему вы женились на мне, но как вы могли так быстро и без всяких на то причин испытать ко мне настоящее чувство, мне понять трудно.
• Разве для настоящего чувства нужны причины? - искренне удивился йон Эрт.
• В моем случае - да, - твердо сказала Этель. - Я знаю свое место, что бы ни говорила Гильда.
Она замолчала, опустив голову. Рогволд сделал движение; она вздрогнула.
• Вы боитесь меня, - он мягко взял ее за руку. - Не надо бояться меня, Этель, я не пират. Поверьте, было, за что вас полюбить. За ваше мужество. За силу духа. За женственность и нежность, которые, несмотря ни на что, жили в вас в самые критические минуты, когда жизнь ваша находилась под угрозой. За ваше действительно красивое лицо - на нем чужой порок не оставил печати. Кроме того, мне очень нравится ваш голос и то, что и как вы говорите. Но вы принадлежите сама себе. Я разделил нашу кровать тяжелой драпировкой. Если этого мало, я могу спать в соседней комнате, а сиделка запрет все двери. Я запрещу впускать меня под страхом смерти.
Этель невольно улыбнулась, и эта улыбка тронула его до глубины души.
• Простите меня, - сказала она. - Не обращайте внимания... Я верю вам.
• «Верю тебе», - поправил Рогволд по-французски. Этель поняла и кивнула головой с готовностью слушать дальше. - Я хочу, чтобы в твоем английском «вы» звучало как «ты». И называй меня просто Рогволд.
Он перешел на английский:
• Нет, Этель, ты не веришь мне. Сейчас, после пиратов тебе это еще трудно, я понимаю. Но ты меня и не гонишь. Поэтому я буду спать там же, где спал последние ночи, - за драпировкой. При тебе я оставлю мою служанку Кристину.
• А где Гильда и йон Освальд? - встрепенулась Этель.
• Уехали. У каждого из них свой дом и свои дела.
• Уехали? - Этель задрожала. - Они меня оставили? Ох, зачем же?! Простите, сэр... Прости меня, умоляю, я забыла, что такое не бояться.
Она схватила его руку в страхе, что он рассердится или обидится, и прижала ее к себе. Он мягко отнял руку и, наклонившись, бережно поцеловал ее в лоб.
• Ты можешь бояться меня или не бояться, - сказал он, - но я люблю тебя. Ты знаешь, что ты ждешь ребенка?
• Ребенка? - она широко раскрыла глаза и вдруг всплеснула руками. - Господи! Верно! Я еще у них начала чувствовать что-то... Йон Эрт! Прикажи, и йон Освальд избавит тебя от этого позора.
• Твое дитя не позор для меня, - торжественно возразил Рогволд. - Но если ты хочешь, его не будет.
• Я... хочу? Я не могу хотеть или не хотеть, - она растерялась. - Последний год чужие и страшные люди решали за меня почти всё... Ребенок будет от пирата, и я даже не знаю, от которого. Разве это не позор?
• Он будет от тебя, - ответил Рогволд. - А это - не позор.
• Мне два раза выбивали детей, - Этель опустила голову. - Это было очень больно... и очень жалко моих малюток, хотя я понимала: им лучше не рождаться. Скажу правду: этого, третьего, мне не хотелось бы потерять. Как давно я его жду?
• Освальд сказал: около двух месяцев. Решай сама, Этель.
• А если я скажу «пусть он родится», ты не будешь меня презирать? - прошептала она боязливо.
Он засмеялся:
• Я не презираю матерей и детей. Я сам был и остаюсь сыном, и у меня была мать! Я презираю отвратительных скотов, которые делают юных, только что вышедших замуж девушек женами Веселого Роджера, а их любимых мужей топят в море у них на глазах. Вот, кого я не только презираю, но и ненавижу.
Его глаза сверкнули, как две молнии. Этель про себя ахнула и мгновенно отбросила последние колебания.
• Какой ты величественный в гневе, Рогволд, - сказала она с чувством. - Ты прав. Я тоже ненавижу их, я тоже презираю их! Позволь мне оставить этого ребенка.
• Я буду с радостью ожидать его рождения, - искренне ответил он, глядя в ее оживившееся лицо. - Тебе вредно волноваться. Сейчас Кристина даст тебе бульона и немного красного вина, и ты уснешь еще, ладно?
• Конечно, - охотно ответила она. - Я очень быстро устаю. Я усну.
И опустила голову. Он бережно поцеловал ее руку и вышел из спальни.
      
Этель проснулась среди ночи. Старая Кристина дремала в кресле. Горела только одна свеча. За окном разгулялась буря, выл ветер, ломая ветви деревьев, слышался отдаленный рокот моря. Все в ней замерло в страхе. Она чувствовала, что йон Эрт давно уже лежит за драпировкой, на своей стороне постели, хотя гул за окном мешал прислушаться к его дыханию. Свеча колебалась. Смутные тени скользили по высоким стенам, где висели панно и картины с видами моря, рыбачьих лодок, парусников и старинных замков. Этель казалось, будто муж ее знает, что она проснулась, и теперь выжидает за пологом, когда она расслабится и успокоится, чтобы неожиданно наброситься на нее, застать врасплох. Пираты часто поступали с ней именно так, забавляясь ее страхом и страданиями.
«Я должна ему верить, - уговаривала себя Этель. - Он добрый, он честный. Я же знаю, что он добрый и честный. Боже мой, как страшно, и как хочется спать...»
Она заметила небольшую дверь в конце спальни и подумала: «Лягу там, а утром переберусь обратно на кровать. Если он спит, то не заметит, а если не спит, то не найдет меня - я спрячусь».
Она тихонько выбралась из постели, босая, взяла свечу, изнемогая от слабости, добралась до маленькой двери, стараясь двигаться неслышно, и толкнула ее. Это оказалась темная тесная кладовая, заваленная перинами, подушками, медвежьими и оленьими шкурами. Этель плотно прикрыла дверь, легла поудобней на перины, закрылась шкурами вместо одеяла и поняла, что ее найдут здесь очень нескоро. Целый ворох перин окружал ее. Она сунула под голову мягкие, свернутые вдвойне собольи шкурки и задула свечу. Ей стало бесконечно спокойно и хорошо. Она тихонько засмеялась и уснула.

Во сне она оказывается со свечой в руках в каком-то странном месте, похожем на сводчатый подземный ход. Длинный каменный коридор ведет ее к узкой винтовой лестнице. Она спускается по ней все ниже и ниже. На ней длинная ночная рубашка и больше ничего. Винтовая лестница упирается в очень узкую дверь. Этель открывает дверь и видит под ногами черную воду. Она наклоняется, сует руку в воду и натыкается на тяжелую мраморную доску с кольцом. Доска небольшая, поэтому Этель приподнимает ее за кольцо и отодвигает в сторону. На том месте, где была доска, - ямка, а в ней рука Этель нащупывает небольшой ларец. Она вытаскивает его из воды; в замок вставлен алмазный ключик. Она поворачивает ключик, но едва открывает ларец, вся пещера наполняется ярким золотистым сиянием. Она видит в ларце драгоценный камень овальной формы величиной с ладонь. Он тоже золотистый, весь сверкает гранями и похож на огромный бриллиант. Все в ней замирает от восхищения. Она прижимает камень к груди, но вдруг видит вокруг себя пиратов: всех, кого она знала. Их отвратительные лица зловеще улыбаются, грязные руки в татуировках тянутся к ней.
• Этт! - шепчут они. - Отдай нам третий глаз Змея. Ведь теперь ты снова наша. Отдай нам камень, отдай третий глаз Змея!
Она крепко прижимает к себе камень, но круг пиратов сужается, ее хватают за руки.
• Нет! - громко, что есть силы, кричит она. - Оставьте меня! Я ненавижу вас, оставьте меня! Господи, помоги мне!
• Этель! Этель, проснись! - кто-то будит ее. Она с трудом открывает глаза и видит Рогволда, который сидит возле нее со свечой. Она приходит в себя и со слезами обнимает его.
• Как ты здесь оказалась? - он вытирает ей слезы. - Я услышал твой крик и проснулся.
• Не спрашивай, - Этель прижимается к нему. - Какое счастье, что ты меня нашел и разбудил. Я боюсь их, боюсь. Рогволд! - она смотрит ему в глаза. - Давай снимем полог. Он не нужен. Только пожалуйста... я не знаю, как сказать...
• Я понял, - говорит Рогволд. - Я и не мог бы пока что жить с тобой. У нас есть обычай: женщина, ожидающая ребенка, неприкосновенна.
• Я должна отвыкнуть от них, забыть их, - она плачет. - Чтобы их постоянное насилие не сливалось в моем сознании с твоей настоящей любовью.
• Я понимаю, - он бережно подхватывает ее на руки. - У нас впереди целая жизнь. Я готов ждать, сколько будет необходимо.
Он несет ее на постель и быстро снимает полог. Кристина спит. Они ложатся и накрываются одеялами - у Рогволда свое, у Этель свое. Этель закрывает глаза и тихонько говорит:
• Я во сне нашла третий глаз Змея - камень. Что это?
• Третий глаз... - задумчиво повторяет Рогволд. - Это бесценное сокровище. Значит, ты действительно избранница. Эдельхайд не ошиблась. Спи, Этель, утром я все расскажу тебе.

5
Назавтра йон Эрт одевается раньше, чем просыпается Этель, и говорит Кристине:
• Когда госпожа проснется, подайте ей платье.
• Из тех, которые в белой комнате? - спрашивает Кристина.
• Да, из тех. Ваше кресло на колесах, его удобно катать. Пусть госпожа сядет в него. Отвезите ее в белую комнату, чтобы она выбрала себе любой наряд, какой придется ей по вкусу. Я хотел бы позавтракать с ней. Передайте ей мое желание. Если она откажется, скажите мне об этом.
Он выходит в соседнюю залу, а оттуда - на красивый балкон. Утро чудесное: листва деревьев, травы и цветов сада источает живительный аромат. Солнце мягкими кружевными бликами лежит на кронах деревьев и в траве. Сквозь листву оно светит и на балкон. Еще рано и свежо, поэтому йон Эрт уходит с балкона: он боится как-нибудь случайно простудить Этель. В столовой с огромным длинным столом, накрытым скатертью, он на всякий случай приказывает пожарче затопить камин и большую голландскую печь.
Сделав эти распоряжения, он снова идет в залу, соседнюю со спальней. Где-то после часа ожидания появляется Кристина; она везет кресло на колесах. В нем, в бордовом платье и теплой шали сидит Этель. На ногах у нее теплая домашняя обувь из оленьей кожи, голову покрывает нарядный дневной чепчик в тон платья. Она мягко и застенчиво улыбается Рогволду Гудрунборгу и говорит:
• Йон Эрт! Вы хотели меня видеть? Я готова. Доброе утро.
Её голос, хрупкий и тихий, как звон стеклянного колокольчика, трогает его с неожиданной силой. Он отвечает ей:
• Доброе утро, Этель, - и улыбается, наклоняясь к ее лицу. - Я подумал, госпожа, что раз у вас есть силы прятаться от меня, значит, вы уже можете понемногу ходить. Позавтракайте со мной! Для вас особое меню, но это не помешает нам провести утро вместе.
Ее лицо вспыхнуло радостью и оживилось. Она встала с кресла и оперлась на его руку, показавшуюся ей твердой, как железо. Но она чувствовала, что ноги ее дрожат от слабости. Они сделали несколько шагов. Лоб Этель покрылся мелким потом, однако она молчала и продолжала свой нелегкий путь. Рогволд заглянул ей в лицо и молча поднял ее на руки.
• Нет, - молвил он, засмеявшись. - Так ты от меня далеко не спрячешься. Лучше я буду носить тебя, куда ты захочешь, пока твои ноги не окрепнут.
Этель склонилась головой ему на плечо и замерла, задумавшись о том, как высок рыцарь Рогволд. Она сама была хорошего среднего роста, но доставала ему только до груди.
Он принес ее в столовую и посадил в удобное высокое кресло напротив себя. Им принесли завтрак. Они принялись за него с аппетитом. Скудная пища, которую назначил доктор Скессеборг для выздоравливающей, показалась Этель необыкновенно вкусной. Она ела с жадностью, как волчонок. Покончив со своим завтраком в считанные минуты, она робко спросила, нельзя ли подать еще?
• Через два часа будет можно, - йон Эрт улыбнулся ей. - Это хорошо, что ты немного голодна. Подожди, через несколько дней тебе позволят есть как следует. Тебе можно вдоволь пить, но с едой придется потерпеть для твоего же блага. Ты долго не ела перед тем, как пришла в себя, но что еще хуже - так же долго не пила.
Этель послушно отставила тарелку в сторону и принялась пить молоко. Она пила его с удовольствием, смакуя каждый глоток, и выпила целый довольно большой кувшин.
После завтрака он вынес ее в сад и посадил в уже приготовленное кресло возле высоких раскидистых сосен, чтобы она могла дышать чистым ароматом смолистой хвои, а сам сел возле нее на пригорке. Этель сидела в тени, но стало уже жарко, и она даже скинула шаль.
• Расскажи мне твой сегодняшний сон, - попросил Рогволд.
Этель посмотрела в его темно-серые сумеречные глаза и без утайки честно все ему рассказала, потом несмело обратилась к нему:
• Ты сказал, что знаешь про третий глаз Змея. Я ничего не знаю - расскажи мне!
• Что ж, - сказал Рогволд. - Я расскажу, но ты должна мне поверить, потому что все так и было - просто очень давно. Обещай, что поверишь.
• Обещаю, - с искренней готовностью отозвалась Этель.
• Около тысячи лет назад, - начал Рогволд, - остров, на котором жили наши предки, внезапно стал оседать, исчезать с лица земли - море все больше поглощало его. Наши предки были конунгами. Их ничто не страшило, но пришло время, когда на скудном клочке суши, где с трудом помещалось несколько жилищ, осталось только четыре рода, так как прочие разъехались искать себе сушу, пригодную для жизни. Оставшиеся были Гвудрунборги, Эртеборги, Скессеборги и Эгленды. Старая Эдельхайд и муж Гильды - из рода Эглендов. Ты не знаешь их, но Эдельхайд знает тебя.
И вот, когда наши предки поняли, что ждать уже больше нечего, что остров погружается в пучину, тогда они сели со своими семьями и имуществом на три таки’х больших корабля, которые тогда только были, - теперь они показались бы лодками - и поплыли с запасом пищи и воды неведомо куда.
Ночью начался шторм, корабли стало заливать водой, и люди поняли, что гибнут. Им уже известно было имя Спасителя, поэтому они упали на колени и стали в отчаянии призывать Его как Бога и Сына Бога Единого. Они умоляли помочь им, спасти их жизнь. И в ту минуту, когда всякая надежда, казалось, уже угасла, они увидели при свете факелов огромного, невиданного Морского Змея, который стремительно приближался к ним, высоко держа голову над водой. Его голову окружало золотистое сияние, глаза были светло-голубые, как небо, с золотыми зрачками: они походили на очень большие человеческие глаза. Чешуя самого Змея бряцала, как железные доспехи, была темно-зеленой и блестела, как мокрая сталь. В исполинский лоб Змея точно врос камень: драгоценный бриллиант - больше всех бриллиантов мира, но на огромном лбу Змея он казался крошечной яркой точкой, от которой исходил ослепительный золотистый свет. Змей подхватил длинной плоской мордой все три ладьи, так, что они стали борт к борту поперек его головы, вытянул шею и понес их высоко над бурлящими штормовыми волнами. Предание да и те, кому доводилось видеть Змея позже, все повторяют одно: свернись он кольцом, на нем уместилась бы вся наша местность, часть южного побережья Исландии. Он принес нас сюда и оставил здесь. Наши предки вознесли молитву Всевышнему Богу Вседержителю, Которому служил и служит Великий Змей.
С тех пор мы не уходили отсюда и строили замки. Я, мои братья и сестра - потомки Гудрунборгов, но меня часто называют «йон Эрт», сокращая фамилию моей матери до ее замужества, а она была из рода Эртеборгов. Гильда тоже из рода Эртеборгов и приходится мне дальней родственницей, а мать обоих моих братьев и сестры - из рода Эглендов, и ее девичья фамилия была Эгленд. Старая Эдельхайд до сих пор носит эту фамилию. К несчастью, Эгленды лишились Божьего благоволения. Среди мужчин этого рода нет дворян; в основном, они занимаются торговлей и рыболовством. Эгленды - отважный, смелый, благородный и во всем достойный род, но они провинились перед Господом из-за одного, всего одного человека. Едва в нашей округе был выстроен первый замок (кажется, Скессеборгов), один из Эглендов, желая разбогатеть на всю жизнь, пошел к одной здешней ведьме, и она открыла ему, где и когда спит Великий Морской Змей. Он подкрался к нему, спящему, и оторвал от его лба драгоценный камень - а это и был, и есть третий глаз Змея, данный ему Господом для славы, силы и могущества. С этим камнем Великий Змей утратил больше половины своей высокой власти. Но жадный Эгленд думал не об этом, а о том, как бы выгодней продать бриллиант. Он успел спрятать камень где-то под землей, но сам исчез в тот же день. Говорят, он вышел в море и не вернулся, потому что разгневанный Змей убил его. С тех пор редко кто видел Змея, и никто не знает времени, обещанного нам, когда великий Змей явится вновь, облеченный властью и славой, и накажет всех, кто стал жадным и несправедливым. Говорят, он выполнит просьбы того, кто найдет ему третий глаз, и всегда будет оберегать покой его рода, а также его родных и близких. Все мы, живущие здесь, носим шлемы с головой змеи - ты будешь носить такой же. Мы зажигаем маленькие закрытые лампадки, приделанные изнутри к глазницам железного змея, и еще одну - посередине его лба - в знак нашей веры в то, что Великий Морской Змей - наша защита, что по воле Божьей он вернет себе свой третий глаз и станет таким же могущественным, каким был прежде.
Он умолк.
• Как все это красиво, - сказала Этель. - Но почему ты весь в шрамах, Рогволд?
• Все наши воины «украшены» шрамами, - ответил рыцарь. - Ты снова должна поверить мне: то, что я сейчас расскажу, не сага и не баллада. На севере нашей части побережья, окруженное крепкой стеной, находится неизвестное кладбище. Я слышал, что там похоронены люди, не знавшие добра, посвятившие себя злу и ставшие оборотнями. Кладбище уже было, когда Змей принес сюда наших предков. Пока у него был третий глаз, все было спокойно, но после того, как он лишился этого Божьего дара, оборотни каждый месяц пытаются взять приступом наши замки, чтобы погубить нас. Битва продолжается три ночи подряд, и мы всегда побеждаем, но иногда несем потери, а они, даже поверженные, возрождаются к следующему сражению. Разумеется, они дерутся только с Эртеборгами, Гудрунборгами и Скессеборгами - с теми, у кого есть имения, а Эглендов и тех, кто поселился здесь позже, не трогают. Когда-то наши прадеды решили срыть ненавистное кладбище, но погибли на месте. С тех пор мы обнесли кладбище плотной стеной из железных кольев; впрочем, оборотней это не останавливает.
• Боже мой! - Этель задрожала. - Но ведь ты можешь погибнуть в одном из сражений.
• Как будет угодно Богу, - ответил йон Эрт. - Не бойся, Этель. Без молитвы я не сражаюсь. Тем более, если тебе суждено найти третий глаз Змея, ты вернешь Змею силу и могущество, и он навечно сокрушит оборотней.
• Когда же следующее сражение?
• Как всегда, в следующее полнолуние и еще две ночи после.
• А это скоро?
• Не очень.
• Какие же они? - очень тихо спросила Этель. - Страшные?
• Нет. Они не имеют образов, поэтому берут чужие - гляди не ошибись! Они берут образы нас самих или наших близких, но не могут ничего произнести, кроме твоего собственного имени, и позвать тебя единственной фразой. Например: «Рогволд, иди сюда!»По-исландски эта фраза звучит так...
И он отчетливо произнес непонятные Этель слова.
• Запомнишь? Впрочем, к тебе они могут обратиться на твоем языке.
• Я выучу эту фразу, - сказала Этель.
• Поэтому в день сражения мы никогда не говорим друг другу эту фразу, чтобы кто-нибудь из нас по ошибке не погиб от руки друга. От полуночи до полуночи и последующие двое суток мы иначе окликаем и подзываем друг друга. У них в руках всегда длинный и острый широкий нож с тупым концом, и они бьют им очень быстро и ловко. Главное, увернувшись от удара или выбив оружие оборотня, рассечь ему голову. Только нельзя трогать руками его ножа. Твое прикосновение породит другого оборотня, а нож сам собой вырвется из твоей руки и перелетит к хозяину. Можно лишь отшвырнуть его ногой или наступить на него. Ты не должна терять своего оружия (это я говорю на всякий случай, может, не Дай Бог, тебе доведется когда-нибудь сразиться с ними). Тебе следует рассечь своим оружием голову оборотня. Крови не будет, оружие точно пройдет сквозь туман. Оборотень упадет, постепенно станет прозрачным и уйдет под землю, еле заметный глазу.
• Боже мой, - Этель покачала головой. - Как же мне поскорее найти глаз Змея, чтобы покончить с ними? В котором из замков есть винтовая лестница?
Рогволд, не задумываясь, ответил:
• Они есть во всех наших замках и даже у дворян-пришельцев с восточного побережья. Но дверью не заканчивается ни одна лестница. Часто они ведут из дому - служат черным выходом. В таких случаях двери бывают, но они не похожи на ту, какая приснилась тебе. Иногда лестницы ведут в подвал, но я не видел, чтобы между лестницами и подвалами бывали двери. Я имею в виду винтовые лестницы. Прямые почти всегда заканчиваются дверями. Я не слишком хорошо знаю за’мки, но те, что знаю...
Он развел руками.
• А в твоем замке есть винтовая лестница? - не унималась Этель.
• Есть, но она ведет в тупик. Игельскальд построен не так давно: камень украли почти тысячелетием раньше, - сказал Рогволд. - Тебе не холодно, Этт?
У него случайно вырвалось это имя, и он мгновенно покраснел до корней волос, вспомнив, что так ее называли пираты.
• Прости, прости! - он схватил ее за руку.
Она печально улыбнулась.
• Ничего страшного, йон Эрт. Этт - мое детское имя. Я теперь вспоминаю, что родители называли меня так. Но кто они были, как их звали, и где мы жили, я не помню. Называй меня так. Я не хочу, чтобы зло имело власть навсегда осквернять наши имена; наши детские имена...
• Да, ты до сих пор еще ребенок, - Рогволд улыбнулся.
• Нет, - она покачала головой. - Я чувствую себя очень старой. Тем более, я была замужем за тем, кого любила... Целую неделю, теперь я вспоминаю.
Глаза ее были сухи, она не проронила ни слезинки, говоря об этом. Потом спросила, помолчав:
• Йон Эрт, могу ли я вымыться где-нибудь? Только горячей водой, непременно горячей.
• У меня есть баня, - ответил он. - Сруб, где моются.
• Ах, разве там удобно? - она удивилась.
• Там хорошо, - просто ответил он. - Еще в нижнем этаже есть ванна с горячей водой, проведенной от гейзеров.
• А где меня мыли?
• В бане.
• Значит, там я очистилась, - она задумалась. - Нельзя ли затопить баню и сегодня? Но я не умею мыться в ней.
• Кристина пойдет с тобой и научит тебя. Она поможет тебе вымыться. Но если хочешь, ты примешь ванну.
• Нет-нет, пусть Кристина пойдет со мной.
Она смотрит ему в глаза:
• Рогволд! Отчего умерла твоя жена? Прости, что я спрашиваю.
• Моя жена упала со скалы на камни, - ответил Гвудрунборг. - Ей оставалось два месяца до родов. Ребенок, которого она ждала, погиб вместе с ней.
• Боже мой, - Этель взяла его руку. - Бедная! Знаешь, я уже начинаю очень тебя любить. Ведь ты спас мне жизнь. Но нет, это не главное. Ты помогаешь мне снова быть чистой. Ты точно омываешь мою душу теплой водой, потому что ты великодушен, потому что умеешь любить. Какое чудо! Ведь это Господь дал мне тебя.
• Не надо меня хвалить, - он поцеловал ее в щеку. - Ты, кажется, хочешь есть? Теперь уже можно. Давай я отнесу тебя в твою комнату, и тебе подадут еще, как ты просила за завтраком.


Светлым летним вечером Кристина моет Этель в нежарко натопленной бане. Окошко с двойным стеклом занавешено изнутри голубым шелком. Тянет дымком, березовыми листьями и чистым сухим деревом поленьев. В углу горит керосиновая лампа под стеклянным колпаком. Потолок у бани высокий. Этель лежит на лавке и спрашивает Кристину:
• Почему на вашем побережье ночью светло?
• Потому что лето, госпожа, - Кристина осторожно моет ей спину с еще не совсем зажившими рубцами. - В августе станет темнеть, а зимой и днем не много будет солнца: темнеть начнет рано. Далеко на севере солнца вовсе зимой не бывает, а у нас есть и зимой; да и зима теплая.
• Кристина, - Этель берет ее за руки и заглядывает ей в лицо. - Почему ты не презираешь меня? Ведь ты знаешь, кто’ я.
• Как я могу презирать вас, госпожа, - Кристина с состраданием и почтением гладит ее руки. - Вы ничего худого не сделали, а что много настрадались, так разве это грех? Вы - моя госпожа и родом из господской семьи, а уже одно это много значит.
• Откуда ты знаешь, что я из господской семьи? - Этель улыбается. - Худая, избитая, бритая... и прочее?
• А как же, - внушительно говорит Кристина. - Вы зато белая, как мрамор, а ручки и ножки и вовсе, как у статуэтки.. И личико, как у королевы, и зубы - чистый жемчуг. Сами гляньте: кожа бархатная, пальцы тонкие, гладкие - грубой работы не знали. Вы прирожденная госпожа; мы, прислуга, это сразу различаем. Ложитесь на спину, я окачу вас водой. Не плачьте, что ж вы плачете?
Так, - Этель вытирает ладонями слезы. - Не обращай внимания, Кристина. Я ведь сильно настрадалась, и душа все еще болит. Мне хорошо здесь, очень хорошо. Йон Эрт так добр ко мне.
• Йон Эрт очень добр, - соглашается Кристина. - Не бойтесь его, госпожа. Он отважный воин, но с вами будет нежен, как цветок. Я знаю его с детства, он всегда был такой. Представляю, каким бы счастьем стала для него ваша любовь!
• Моя любовь будет принадлежать ему, - говорит Этель. - Я уже люблю его, Кристина, и полюблю еще сильней. А бояться я его больше не стану, потому что он - муж, дарованный мне свыше. Его так же трудно бояться, как легко любить. Теперь мне это ясно.
Она смотрит в темный высокий потолок и думает о том, что после Господа и своего нового мужа она бесконечно любит еще одно нечто - Великого Морского Змея. Он лежит где-то на дне моря и в печальном раздумье ожидает своего камня, дабы обрести былую славу и могущество: исполинское, красивое, царственное существо.
• О, жди! - шепчет Этель. - Мы встретимся в торжестве твоей славы. Жди! Я найду твой третий глаз, твою мощь и силу; ты вновь обретешь величие. Ты Божий посланник, и нет предела моей любви к тебе... Жди.
Когда, тепло закутанная, она выходит из бани, сильные руки йона Эрта тут же подхватывают ее. Она смеется:
• Так ты меня поджидал?
• Да, - он смотрит ей в глаза. - Ты оживаешь, Этель. В тебе все ярче пробуждается жизнь. Тебе хорошо?
• Очень, - она нежно гладит его волосы. - Я люблю тебя! А еще люблю Морского Змея. Я хочу помочь вам, спасти вас. Хочу отдать жизнь за торжество Божьего могущества - и быть счастливой на земле и на небе... Представь, Рогволд: целый год меня никто не любил, и я не могла любить. Теперь я царственно богата.
Рогволд молча прижимает ее к себе. Когда он приносит ее в спальню, она уже спит глубоким сном.
6
На следующий день приехали Освальд Скессеборг и Гильда Эгленд. Они не сразу узнали молодую женщину, которую спасли позавчера. Жизнь наполнила Этель. Она не была веселой, но не казалась и грустной. Она сердечно обняла Гильду и очень тепло поздоровалась и заговорила с Освальдом; оба выслушали ее горячую благодарность за «спасение умирающей», которая нынче ожила. Освальд дал ей проглотить лекарство от чахотки и сделал ей необходимые уколы. Потом сказал ей с улыбкой:
• Вы очень сильная, Этель. Будьте такой всегда! Мы рады, что жизнь и здоровье вернулись к вам. А с чахоткой мы справимся.
• Я удивляюсь ей, - признался он Рогволду, когда они вдвоем вышли на балкон. - Мало того, я изумлен. Вот что значит телесные и духовные силы! За целый год она не помешалась и, думаю, была одной из тысячи, с кем не случилось этого при подобных обстоятельствах. Она вышла из комы, потому что невзирая ни на что ее организм сопротивлялся и хотел жить. Ей всего восемнадцать, но дух ее мобилизован, как настоящий воин!
• Она и есть воин, - улыбнулся йон Эрт. - Жена воина должна быть отвагой подобна мужу.
• Значит, вы счастливы? - улыбнулся Освальд.
• Она сказала, что любит меня. - ответил Гвудрунборг. - А я люблю ее. Но наше счастье еще не пришло к нам, я это чувствую. Оно идет, оно приближается. Оно станет нашим. Пока об этом рано говорить.
• А как вы решили насчет ребенка?
• Мы решили, что он будет, - кратко сказал Рогволд.
• А тебя не пугает наследственность? - осторожно спросил Скессеборг. - Может, отец был какой-нибудь кровожадный шизофреник. Во всяком случае, все пираты производят такое впечатление.
• Оставь свою биологию, - йон Эрт поморщился, потом внушительно сказал:
• Настоящий отец ребенка  - я, если смотреть на это по-человечески. А мне, как и тебе, покровительствует Великий Морской Змей. Этель же - прирожденная дворянка. У нас будет прекрасный ребенок. Господь волен сделать его таким, и, если захочет, сделает. Да будет Матерь Божия заступницей моей жене!
• Да будет! - эхом подхватил Скессеборг.
... На следующий день Рогволда посетил отец. Этого гостя рыцарь ожидал менее всего и менее всего желал бы его видеть. Узнав, что приехал старый Свенельд Гвудрунборг, Рогволд сказал безмятежной Этель:
• Этт! Сейчас сюда придет мой отец. Он не особенно любит меня - так было всегда. О тебе он знает все, и ты можешь услышать от него много неприятного. Перенеси все, что бы он ни сказал, с покорностью и смирением. Он не ведает, что говорит (иногда), потому что если бы ведал, не говорил бы.
На лице Этель появилось напряжение, смешанное со страхом. Но Рогволд поцеловал ее и сказал:
• Я люблю тебя. Помни только это, об остальном не беспокойся.
Она тотчас успокоилась и доверчиво улыбнулась ему.
Вскоре в гостиной, куда вышел встречать отца Рогволд, появился Свенельд Конунг. Рогволд поцеловал его руку.
• Здравствуй, - молвил не без легкой насмешки старик. - Где похоронил жену? Я ведь не шутил насчет места в фамильном склепе. Мог бы ради такого дела и побеспокоить меня.
• Хоронят мертвых, - отвечал сын. - А моя Этт, благодарение Богу, жива. Поэтому, отец, я не беспокоил тебя.
• Жива?! - изумился старик. - Да ты шутишь! Где она?
• Этель! - позвал Рогволд, и из соседних покоев появилась Этель, опираясь на крепкую трость.
• Прах меня побери! - воскликнул Свенельд. - Как тебе удалось выходить ее? Небось, твой Скессеборг помог?
• Да, он и Гильда.
• Кудесники, - саркастически произнес Конунг. - Спасли жену Веселого Роджера! Не много же она принесла тебе приданого, верно? Несколько дурных болезней и безумие в придачу?
• По твоей милости, отец, я богат, - ответил Рогволд. - А она чиста и в здравом рассудке.
• Проверим, - старик скривил губы и обратился к Этель по-английски:
• Миссис Гудрунборг! Неужели вы живы? Да еще при этом в своем уме? Не могу поверить. Может, вы даже успели выучить за последние дни исландский язык? Потому что чудеса вам сопутствуют.
• Нет, сэр, - ответила Этель. - Такого чуда со мной пока не случилось. Но все остальное истинная правда.
• А вам не кажется, - продолжал старик,  - что после того, как в течение целого года вы угождали пиратам, оставаться в живых вам как-то не пристало?
И он зло посмотрел на нее.
• Почему же, сэр? - спокойно ответила Этель. - Мой муж любит и уважает меня, а желать себе смерти - грех, как бы подло со мной ни поступали.
• Вы не просто в здравом рассудке, - заметил старик. - Вы умны. И сдержанны. Думаю, на первых порах у пиратов вы вели себя иначе. Ведь им не откажешь, правда?
• Точно так, сэр, - равнодушно сказала Этель. - Они не дают возможности отказать им.
• И вы, конечно, предпочли позор честной смерти? - на лице Свенельда мелькнуло презрение.
• Сэр, я ничего не могла предпочесть. Я была связана веревками. А когда их сняли, чести давно уже не было и возможности умереть - тоже. Поверьте, я искала эту возможность и под конец нашла, но меня избавили от греха самоубийства. Я рада, что смогу теперь молиться о спасении своей души. Это всем позволено: и возвеличенным, и униженным.
• Сядьте, - угрюмо бросил Свенельд. - Вы устали, я это вижу. Рогволд, пойдем, мне нужно поговорить с тобой.
Когда они вышли во двор, он сказал сыну:
• Твоя доброта погубит тебя. Зачем ты помог ей выжить? Достойных партий много. Я жестоко подшутил над тобой, но у меня и в мыслях не было, что эта женщина выживет. Все забываю, что ты добр. По мне, так это недостаток. Ты помог ей, значит, захотел помочь. Выходит, ты к ней неравнодушен. У твоих братьев нет подобной слабости к женщинам.
• Что плохого, отец, в том, что Этель жива? - спросил Рогволд. - Разве она так уж тебе не понравилась?
• Дело не в этом, - йон Свенельд угрюмо задумался. - Я циничен, ты знаешь. Нравится, не нравится... Мне нравятся борзые и легавые, когда гонят зверя, иначе я этого слова не употребляю. Как женщина твоя Этель хороша: красива и прочее, а когда полностью поправится, станет еще лучше. То, что волосы острижены, не беда; она и без них - то, что нужно мужчине. Умеет говорить, думать и отвечать. Я ничего не имею против нее лично. К тому же, она, безусловно, дворянка. Но отбить женщину у своры пиратов, где она была одна на всех, да еще выходить ее - последнее дело, Рогволд. Я пошутил по самодурству, ты пострадал по своей глупой доброте. Мы оба виноваты. Я не такой дурной отец, чтобы пожелать сыну, даже к которому благоволю меньше, чем к другим своим детям, жизни с падшей женщиной.
• Отец, - мягко возразил йон Эрт. - Есть падшие, а есть жертвы падения; ты сам учил меня не путать чужую беду с виной. Я люблю ее. Я сразу ее полюбил.
• Твое дело, - Свенельду подвели коня, и он вскочил в седло. - Кстати, у твоей сестры Гарун скоро день рождения, ты не забыл? Она хочет пригласить тебя. Думаю, тебе лучше ехать без жены: ради ее же блага.
• Конечно, я поеду один, - ответил Рогволд.
• Счастливо, - бросил Свенельд и, стегнув коня, поскакал прочь.
      

И бывшая Этель Ли, а ныне Этель Гудрунборг зажила совершенно новой жизнью, которая вызывала в ней только добрые чувства, - ведь старой жизни она не помнила. Даже пираты казались ей не более, чем каким-то ужасным долгим сном. Иногда она с трудом верила, что воспоминания о жизни в пиратском трюме - это не адские фантазии ее расстроенного воображения, а действительность.
Лишь по ночам пугающие образы обретали реальность, и она просыпалась в холодном поту, охваченная прежним животным ужасом, тоской и стыдом. В такие ночи тихие слезы лились ручьем из ее глаз, но Рогволд всегда был начеку. Он просыпался, чтобы нежно утешить Этель, - ему понятно было, о чем она плачет. Она засыпала, прижавшись к нему, утешенная и ободренная.
Вскоре силы совершенно вернулись к ней. Она постепенно учила исландский язык, даже начала брать уроки верховой езды в женском седле. Шаг и легкая рысь доставляли ей радость, но галопа она еще не могла перенести, кроме того, считала это вредным для будущего младенца.
Благодаря усиленному лечению новейшими препаратами и даже народными средствами, к которым доктор Скессеборг с детства питал уважение, не раз убеждаясь в их целительной силе, Этель очень скоро - недели за две - совершенно исцелилась от своей начавшейся было чахотки и стала совершенно здорова.
Теперь только одно беспокоило ее. Луна росла, и Этель со страхом ждала полнолуния в начале августа. Ее сердце сжималось при мысли о том, что йон Эрт, единственная ее защита и опора может погибнуть в сражении с оборотнями, а в том, что эта нечисть существует и может причинять зло, Этель ничуть не сомневалась. И Рогволд, и Гильда, и Освальд, и прислуга Игельскальда всегда говорили об оборотнях, как о чем-то очень серьезном и очень реальном. И Этель чувствовала, как душа ее холодеет от ужаса, хотя ей удавалось только мельком услышать обрывки страшных рассказов.
7
Старая Эдельхайд собирала золотой корень вблизи кладбища оборотней. Корень поддерживал в людях жизненные силы и лечил множество болезней. Тут его было очень много, зато - мало охотников собирать, и Эдельхайд этим пользовалась. Она отважно бродила в одиночестве возле покосившейся кладбищенской ограды. Просмоленный плащ хорошо защищал ее от ветра. Эдельхайд нечего было бояться. Хотя полная луна уже взошла, до полуночи оставалось два часа, и она знала, что успеет вернуться домой. Иногда Хэди с любопытством и страхом бросала взгляд поверх частокола на сонное серое кладбище с неровными черными столбами из камня вместо памятников. Там не росла даже трава, и старая рыбачка была убеждена, что это самое мрачное место во всей Исландии.
Небо становилось все более хмурым и неприветливым. Тучи заслонили луну, сумерки быстро сгущались; начал накрапывать дождь. «Ночь будет темней, чем бы ей полагалось, - подумала Эдельхайд. - Как-то справятся воины? Дай им Бог!»
Тут она заметила, что подошла довольно близко к ветхому полуразрушенному жилищу ведьмы по имени Огга. Этот дом люди обходили за милю, но Эдельхайд была любопытна. Она, конечно, не решилась подойти слишком близко - только с расстояния нескольких шагов заглянула в покосившееся оконце. Огга была дома, в окне мерцал свет.
Огга была дочерью Веселого Роджера, родившись от замученной пиратами обезумевшей женщины. Но так как эта женщина была удивительной красоты, с ней в первые месяцы жил один только капитан; поэтому, он знал, чей будет ребенок, и решил позволить женщине родить его. Он уже отдал ее на забаву своей команде, но запретил ее бить и слишком сильно утомлять. Безумная и замученная, она в конце концов родила девочку. Капитан пленил трех женщин, чтобы они вскармливали ребенка и ухаживали за ним, а несчастную мать, еще живую, выбросил в море.
Кормилица и няньки отправились вслед за матерью ребенка, когда их питомице исполнилось три года. Свое имя она получила по двум звукосочетаниям, произнесенным ею очень отчетливо месяца в четыре в присутствии своего отца капитана. Его позабавила мысль дать ребенку странное, ни на что не похожее имя, сотканное из младенческого лепета.
Она не унаследовала красоты матери, хотя была миловидна. Добродетели не успели развиться, и начал расти самый порочный на свете ребенок. Уже шестилетняя, она помогала отцу разбирать награбленное добро, собственноручно убивала пленников послабее (их нарочно оставляли для нее, это ее развлекало). Она помогала команде пытать пленных и охотно наблюдала за насилием и развратом, царившем на пиратском судне, где слова «кровь и золото» звучали неразрывно, где люди гибли сотнями, а золото ссыпалось в трюм горами. К десяти годам Огга выросла в злобного, кровожадного, циничного ребенка, не знающего чести, зато познавшего в полной мере все пороки. Она была алчной, безжалостной, грубой, жадной, изумительно жестокой: даже пираты не раз дивились ее свирепости и холодной расчетливости.
Но в десятилетнем возрасте она лишилась отца - его убили в схватке. Пираты выбрали другого капитана, а Оггу, уже никому не нужную, отвезли на южное побережье Исландии в лодке. Сам пиратский корабль стоял на якоре неподалеку. Пираты отдыхали от очередного грабежа и нехотя высматривали новую добычу: одинокие торговые суда, держащие курс на норд-ост или норд-вест, плывущие обратно на юг или в Исландию из Швеции или Дании.
• Огга! - обратился к девчонке на прощание боцман, снабдив ее за заслуги отца небольшим мешочком золотых монет. - Если хочешь жить, как человек, стань знахаркой, а еще лучше ведьмой: ведьм боятся, и деньжата им перепадают. Наймись к здешнему священнику в работницы - у них водятся всякие книжонки по колдовству, я это знаю. Они по ним изучают врага, а ты изучай друга. Ты девка с головой - не пропадешь.
Отказать Огге в хитрости было нельзя. Предложение боцмана пришлось ей по вкусу, и она немедленно приступила к его осуществлению.
Уже через несколько часов, ближе к вечеру, священник, пастырь местного прихода, наткнулся на маленькую девочку, которая, жалобно всхлипывая, сидела у его ворот. Она сказала, что ее выбросили на берег пираты, что до этого они убили ее родителей, и не возьмет ли господин священник ее в услужение?
Священнику понравилась девочка, и он растрогался ее печальной историей. Он спросил, как ее имя.
• Мое имя Огга, - ответила девочка, - а в крещении Анна. Но я привыкла, чтобы меня называли Оггой.
Священник решил пойти на эту уступку и называть девочку Оггой, как она привыкла: это была его первая ошибка. Вторая ошибка заключалась в том, что он охотно взял ее в услужение. Третья - в том, что он привязался к ней и решил выучить «бедную сиротку» всему доброму и полезному, что знал сам. 
Огга весьма умело воспользовалась этим. Ее никогда никто не крестил, и она не выносила крестика на своей шее, но на всякий случай держала его при себе, чтобы ее благодетель ничего не заподозрил.
Смышленая и даровитая от природы, она очень быстро выучилась читать и писать; особенно ей нравилась математика. Бывало, она часами самозабвенно чертила геометрические фигуры и решала сложные задачи. Но священник не знал, что девочка обнаружила его библиотеку «книг-врагов» и упоенно ее изучает. Весь оккультизм, вся Каббала, индийские тайные учения и астрология были приняты ее умом и сердцем как «друзья». Она поразительно быстро постигала медицину, обряды шаманов и колдунов всех континентов, хиромантию, гадания, черную и белую магию, чтобы со временем использовать все это во вред или на пользу людям - исходя исключительно из собственной выгоды.
Стоя на молитве она только для вида шевелила губами. Если приходилось молиться вслух, она творила перед этим заклинание, так же, как ее благодетель творил оберегающую молитву, беря в руки по необходимости оккультную книгу. В церкви она все чаще падала в обморок при чтении Евангелия, но ее хозяин видел в этом одно лишь утомление - и позволил девчонке временно не посещать храм.
Огга очень страдала, не имея возможности убивать, как прежде, и наблюдать вокруг себя насилие. Поэтому она потихоньку убивала птиц и животных, нередко предавая их тяжким мучениям.
Когда ей исполнилось пятнадцать лет, она отравила своего хозяина ядом, который изготовила при помощи нескольких лекарств, - ей хотелось проверить, как скоро он подействует на человека. Священник скончался мгновенно, так и не успев понять, отчего умирает.
На его место был назначен другой священник, и тут все открылось. Ночью новый пастырь был поражен видением. Ангел привел к нему его убитого предшественника и тот рассказал ему, что был отравлен Оггой, некрещеной дочерью пиратского капитана, убившей к десяти годам своей жизни собственноручно около тридцати человек, продавшей душу князю тьмы, сознательно изучившей колдовство и искусство изготовления всевозможных ядов.
Новый священник долго молился; наконец, вызвал к себе Оггу и велел ей идти прочь и поселиться там, где редко бывают люди.
• Мне и прочим не время предавать тебя смерти, исчадие ада, - сказал он ведьме. - Но знай, что ты проклята: ты погубила свою душу. Никто не сможет убить тебя, пока силам зла вокруг тебя не придет конец. Ступай! Жди своего часа.
Усмехнувшись, Огга ушла и поселилась в полуразвалившемся доме давно умершей знахарки, рядом с кладбищем оборотней. Постепенно слухи о молодой ведьме разошлись по всем окрестным замкам. Слуги и господа, устрашенные проклятием священника, напуганные слухами и сплетнями, стали, тем не менее, часто задумываться: а не нужна ли им помощь Огги? И она непременно оказывалась нужной то одному, то другому, и всё по мелочи, однако мелочи приносили ведьме весьма неплохие деньги. Она держалась скромно и очень старалась, чтобы ее всегда действенная помощь не привлекала к себе внимания людей набожных и благочестивых.
Какое-то время она жила с нераскаявшимся пиратом, вполне одобрявшим ее образ жизни, но он умер, и Огга осталась одна. Говорили, что она приворожила к себе одного из оборотней, и он навещал ее по ночам, но достоверность этого факта трудно было установить.
Вспомнив все эти слухи, старуха Эдельхайд решила уже идти прочь от проклятого дома, но вдруг услышала топот копыт и увидела, как на дороге появились два всадника.
Она спряталась за терновым кустом и пригляделась внимательнее. Вскоре их  лица стали видны ей, благодаря светлой летней ночи. Эдельхайд ахнула про себя.
• Да это же молодые Гудрунборги, - пробормотала она, - сыновья старого Свенельда. И скачут прямо сюда! Что они забыли у этой твари? И это сыновья дворянина!
В самом деле, всадниками оказались средний и младшие сыновья Конунга - Лаксдаль и Эгиль.
Рискуя быть обнаруженной, Хэди незаметно подобралась вплотную к окошку Оггиного дома и низко присела возле него, чтобы услышать, о чем пойдет речь.
• А, явились, - приветствовала гостей Огга. - Деньги при вас?
• Держи, - сказал Лаксдаль, средний сын Свенельда.
• Бери, - проговорил и Эгиль, отдавая, видимо, свою часть. - Ты нам в копеечку влетаешь, Огга!
• Дешево не беру, - согласилась ведьма. - Так ведь и дело немалое. Обставили дорогу частоколом?
• Да, сделали, как ты сказала.
• Вот вам магический знак. Нарисуйте его на земле вдоль всего частокола снаружи. Пусть кто-нибудь из опытных воинов ведет оборотней до края Скалы Туманов. Хватит одного человека - они не перейдут магические знаки. Воин успеет спастись или погибнет, но они уже пройдут мимо ваших владений, к лугам Игельскальда, и уж поверьте: вам не придется драться в это полнолуние, завтра и послезавтра ночью.
• А зачем им именно Игельскальд? - спросил Эгиль.
• Не знаю, - сказала Огга. - Но чувствую: Игельскальд им нужен, как вода человеку, нужнее других замков. А потом: им просто будет по дороге. Они всегда выбирают прямые пути.
• Да, - Лаксдаль рассмеялся. - Брату придется драться за троих! Может даже, его убьют, и третья часть наследства достанется нам.
• Если его убьют, - сказала Огга, - приведите ко мне его новую жену: пусть погостит у меня!
• Даже странно, - заметил Эгиль, - как она выжила и не рехнулась у пиратов, эта чертовка?
• Чистая сила, - произнесла Огга. - В ней чистая сила - редчайший дар. Она ждет ребенка от пирата, но этот ребенок будет служить свету, если выживет: свету, а не тьме. Его нужно убрать. Скажите вашей сестре Гарун, что Этель беременна, и Гарун по собственной воле сделает то, что нужно, не приходя ко мне за советом.
• То есть, подсыпит порошок? - улыбнулся Лаксдаль. - Так же, как подсы’пала его в пищу нескольким дамам из соседних замков? Живы-то они остались, да вот детей так и не родили: по крайней мере, в тот год, когда собирались.
• Порошок у нее кончился, - ответила Огга. - Он ей немало стоил. Сейчас у нее нет на него денег. Что и говорить, вещь редкая. Я годами готовила его. Зато действует безотказно. Одна его унция стоит десятка золотых монет. С монетами у Гарун сейчас неважно. Но у нее есть ненависть и решимость: порой это действует не хуже порошка. Не забудьте сказать Гарун про жену йона Эрта! Даже если Этель погибнет, часть ее чистой силы будет подвластна мне - я приманю ее заклинаниями.
• Вот чертова ведьма! - воскликнул с восхищением Лаксдаль. - А как быть со следующими сражениями?
• Будут нужны новые средства - эти уже не помогут.
• Значит, следующее сражение снова будет нам дорого стоить?! - возмутился Эгиль.
• Вам будет дорого стоить покой, - напомнила ему ведьма. - Сражались вы до сих пор бесплатно, не так ли?
Она рассмеялась.
• Вы платите мне, а я гарантирую сохранность вашей жизни: разве одно не стоит другого? Я еще мало запрашиваю. Спешите ставить знаки: скоро полночь!
Оба брата поспешно вышли из дома, а Эдельхайд почти бегом бросилась прочь с другой стороны. Она выбралась на дорогу уже довольно далеко от кладбища оборотней и, к счастью, сразу увидела карету, которая ехала куда-то. Хэди выбежала вперед и стала прямо перед лошадьми, рискуя быть задавленной. Лошади взвились на дыбы.
• Чего дуришь? - крикнул кучер, замахиваясь на старуху кнутом. - Прочь с дороги!
• Куда едешь? - спросила Эдельхайд. - У меня дело к йону Свенельду! Очень важное дело!
• Я еду не туда, а к Скессеборгам, - ответил кучер.
• Всё ближе, чем пешком добираться, - не отступала Хэди. - Возьми меня на козлы!
... Спустя минуту она уже сидела на козлах, а кучер по-прежнему гнал лошадей.
8
От ворот Скессебргов Эдельхайд почти бегом пустилась к замку Эгиля, который был ближе всего, - в полумиле к югу.
Замок окружала длинная стена частокола с заостренными наверху концами, а перед частоколом сидели слуги и рисовали какой-то странный, впрочем, не слишком сложный знак белой краской на дорожной земле вдоль всего частокола.
Хэди подошла к самому туповатому на вид парню с самым безразличным видом.
• Не нужен ли тебе золотой корень, сынок? - спросила она вкрадчиво.
• Спасибо, бабка, - ответил парень. - Купил бы, да сейчас не до того. Зайди денька через три.
• Никогда не видела здесь кольев, - сказала Хэди с наигранным удивлением. - Из чего они?
• Из осины, - охотно сообщил парень. - Это от оборотней. И знак этот от оборотней.
Эдельхайд потихоньку подобрала кусок известняка и на широком листе лопуха старательно начертила заветный знак. Затем она незаметно выдернула из земли осиновый кол, который держался хуже прочих, и что было сил устремилась к замку Свенельда Гвудрунборга.

Йон Эрт в шлеме с тремя горящими глазами Змея уже давно простился с Этель, облачился в легкие доспехи и с мечом за поясом, сопровождаемый сотней воинов, отправился на место, которое сам себе выбрал: к стене, почти скрывающей Игельскальд от посторонних взоров. Он приказал воинам  занять каждому свою боевую позицию, а сам с группой запасных солдат выбрал самый опасный пост: дорогу через луг, ведущую к воротам Игельскальда.
Уже через полчаса он услышал привычное:
• Йон Эрт! Иди сюда! - и перед ним предстала Этель. В руках у нее был железный тесак. Он привычным движением увернулся от удара и разрубил оборотню голову. Меч прошел, как сквозь туман, прозрачное тело упало и скрылось под землей.
Вскоре кругом зашелестели голоса оборотней. Они звали по именам воинов, дрались с ними и гибли, но на их месте возникали десятки новых.
• Что-то их нынче многовато, - озабоченно сказал Рогволду командир отряда Скандестаг.
• Да, - согласился Рогволд. Только что перед этим он отправил под землю с десяток оборотней, окруживших его одного. Обычно больше трех на одного их не бывало.
• Иди сюда! Иди сюда! Сюда! - послышались шелестящие голоса, и сразу два десятка призраков с широкими ножами окружило каждого из воинов.
• Господи Боже мой! - вырвалось у Рогволда. - Сражайтесь! Бейтесь вовсю!
«Откуда их столько?» - мелькнула в его голове отчаянная мысль. На него посыпались удары железных ножей. Когда спустя полчаса он все же отразил их, весь израненный, то увидел, что половина его воинов убита, и с ним осталось совсем немного человек.

• Благородный Свенельд! - говорила в это время Эдельхайд, обращаясь к старому Конунгу. - Всё, что я тебе рассказала сейчас, - чистая правда. Твои младшие сыновья предатели, поэтому Рогволд сейчас сражается с тысячами этих тварей. У тебя же их меньше обычного. Почему? Во-первых им открыта дорога на Игельскальд, во-вторых, твои владения граничат с землей Эгиля, и осиновый частокол с вот этим знаком отпугивает оборотней.
• Не могу поверить, - Свенельд весь дрожал от негодования. - Да как они посмели?! Неужели все это правда, Хэди?! Я не желаю верить! Признайся, что ты солгала, проклятая тварь: всем известен твой длинный язык! Мои сыновья не могли предать брата; слышишь, не могли!
Он схватил ее за шиворот и свирепо встряхнул. Глаза Эдельхайд вспыхнули гневом.
• Ты старая баба, а не воин! - крикнула она ему в лицо. - Мне разве только и дела, что бегать с корзиной взад-вперед? И ради чего! Ради того, чтобы отец не дал в обиду предателей-сыновей и отдал в жертву оборотням старшего, потому что он лучше своих братьев! Я, что ли, привела твоих сыновей и дочку к проклятой Огге, добра бы ей не видать?! Неужели  я заплатила ей за услуги столько золота, что ее стол задрожал - и я снаружи это почувствовала?! Нет! Они сами к ней прискакали, они сами делили наследство Рогволда, а твою невестку обещали ведьме, если он погибнет. Я чудом узнала и об этом знаке, и об осиновых кольях! Скачи на помощь сыну! Говорю тебе, Свенельд Конунг, если ты не поспешишь, ты потеряешь его - тебе полчаса до него добираться!
• Прости, Эдельхайд, - угрюмо сказал Свенельд. - Я верю тебе. Что нужно сделать, скажи в точности.
• Оставь половину воинов здесь - они справятся. И пусть они и те, что поедут с тобой, нарисуют у себя на груди вот этот знак, - и она показала лопух с меловой эмблемой. - Осиновых кольев у меня для вас нет, а свой я не отдам, иначе оборотни убьют меня, а у меня есть еще одно дело... Скачи с половиной твоих людей на помощь Рогволду. Я же через гору прямиком за четверть часа доберусь до Игельскальда и скажу, чтобы твоя невестка поспешила к мужу и помогла ему начертить знаки на уцелевших воинах. Это ослабит силу оборотней. Огга не говорила, но я в этом уверена. Скорее, скорее!
• Срисовывайте знак! - загремел Свенельд и первый начертил у себя на груди, защищенной кольчугой, таинственный знак куском кирпича. Воины принялись срисовывать знак друг у друга: кто краской, кто известняком.
• Я должна спешить! - заявила Хэди и быстрым шагом отправилась напрямик через гору по узкой каменистой тропинке. В руках она держала осиновый кол, прикрытый листом лопуха с таинственным знаком, и корзину с золотым корнем.
• Хэди! Иди сюда! - прошелестело около нее, но тут же оборотень испуганно отпрянул.
• Что, сынок? - спросила его Хэди. - Тоже хочешь в Игельскальд? Пойдем за мной, там тебя достойно встретят!


Она спокойно перебралась через ограду с другой стороны от замка, предварительно окликнув часового и назвавшись. Оборотень, следовавший за ней, был немедленно повержен тем же часовым, охранявшим доверенную ему часть стены.
• Как йон Эрт? - задыхаясь, осведомилась Эдельхайд у воина.
• Говорят, плохо, - ответил тот. - С нашей стороны оборотней мало, а вот его здорово одолевают. Мы не можем отлучиться с мест, чтобы помочь ему, - он настрого запретил нам это делать: ни один оборотень не должен проскочить!
• К вам на помощь едет Свенельд Гудрунборг, - сказала Хэди. - Нарисуй этот знак, что на лопухе, у себя на груди - и тебе станет легче сражаться. Вот известняк.
Воин перерисовал себе знак на грудь, и Эдельхайд пустилась прямиком к замку. Она встретила Этель на парадном крыльце. Молодая жена Рогволда сидела в легком шлеме со Змеем и ломала руки в безмолвной тоске, то шепча горячие молитвы, то впадая в глубокое уныние: до нее уже дошли слухи о том, что’ происходит на поле брани.
Увидев Эдельхайд, Этель испуганно вскочила.
• Не бойся, дитя, - молвила старуха. - Твой муж в опасности. Начерти знак на своей груди и возьми осиновый кол - это от оборотней. Ступай к мужу. Помоги тем, кто еще жив, начертить этот знак. И еще: бойся Гарун, сестру Рогволда!
Этель быстро нарисовала на груди знак, который был на лопухе и уже почти стерся, взяла в руки осиновый кол и спросила:
• Кто вы?
• Эдельхайд.
• Так это вы свели нас с Рогволдом? - Этель улыбнулась.
• Бог свел вас, - возразила старуха. - И как бы не развел нынче ночью. Беги, ты неуязвима с этим знаком и с осиновым колом в руках. Беги к йону Эрту!
Этель бросилась бежать по тропинке вниз с горы, с той стороны, где не было парка, к высокой стене, за которой была главная дорога на Игельскальд, пересекавшая живописные луга и перелески.
Еще издали она увидела полчища оборотней, которые одолевали изможденных воинов. Что было сил она рванулась вперед, и вскоре увидела йона Эрта. Истекая кровью, он стоял в неразрывной цепи воинов, вместе с другими отражая множество злобных призраков. Этель громко закричала, бросилась к нему, и мигом оборотни исчезли.
• Этель! - йон Эрт привлек ее к себе. - Почему ты здесь? Тут очень опасно. Мы гибнем. Я не знаю, откуда взялась эта пропасть нечисти. Их никогда столько не бывало.
Этель быстро начертила на его груди знак и сказала:
• Эдельхайд велела мне. Пока у меня в руках осиновый кол, призраки не дотронутся до меня. Я помечу знаками твоих солдат - и вы продержитесь до утра.
• Но Этт...
• Мне некогда, Рогволд, - она прижалась губами к его иссеченным губам. - Не сомневайся, я справлюсь.
Она принялась быстро переходить от одного воина к другому и помечать их знаками. Она ставила знаки также на раненых, и они тотчас обретали часть утраченной силы.
• Этт! - шелестело за ее спиной. - Иди сюда! Сюда! Иди сюда!
Но удары оборотней проходили сквозь нее, не причиняя ей ни малейшего вреда. Она видела их образы: пираты то и дело заглядывали ей в лицо, но она старалась не смотреть на них.
Спустя десять минут раздался яростный грохот копыт по дороге, и в блеске факелов появился вместе со свежими воинами грозный Свенельд Конунг. Он тоже был ранен, но легко, и крикнул, едва отворили ворота:
• Рогволд! Их тьмы и тьмы! Все идут сюда. С этим знаком мы убиваем десять за раз, а они нас не могут убить, могут только ранить. Им нужен Игельскальд! Братья предали тебя и навлекли позор на наш род. Они сошлись с ведьмой; она научила их, как направить оборотней на одного тебя! Мы с трудом отбивались по дороге, но теперь будет легче.
• Отец! - Рогволд обнял Свенельда.
• Ты весь в крови! - Свенельд сверкнул глазами. - Хорошо, что на тебе знак, - мы теперь не погибнем, мы будем разить их до утра. Бог нам поможет.
Он увидел Этель.
• Здравствуй, - сказал он мягче обычного. - Не дело тебе смотреть на это сражение. Ступай домой и молись за нас! Ступай!
Этель поклонилась свекру и быстро сунула Рогволду за пояс осиновый кол, шепнув:
• Не теряй его, ты будешь неуязвим!
Затем она бросилась бежать вверх по склону так быстро, как только могла. С высоты она вновь взглянула на зрелище битвы, развернувшееся с внутренней стороны ворот, затем помчалась к замку, молясь за мужа и его воинство.
Вскоре она уже снова была в Игельскальде.
9
В час рассвета, около четырех часов утра все оборотни разом исчезли. Тотчас семьдесят человек, расставленных йоном Эртом вдоль стены, сбежались к месту очага битвы - и ужаснулись. Двадцать пять их товарищей, лучших воинов, полегли ночью. Таких чудовищных потерь рыцари йона Эрта до сих пор не знали. Потери прибывшего со Свенельдом подкрепления были менее значительны: десять человек из пятидесяти, но все уцелевшие оказались ранены, а йон Эрт и йон Свенельд едва держались на ногах. Особенно пострадал старый Конунг. Он был очень слаб от ран и потерял довольно много крови. На носилках его перенесли в Игельскальд, в один из лучших и самых уютных покоев. Хэди по горячей просьбе Рогволда осталась в замке, чтобы обработать и перевязать раны Свенельда в то время, как Кристина занялась ранами Рогволда, а еще одна старая служанка Йоханна вместе с более молодыми лечила и перевязывала воинов, которых уложили в большой нижней зале. Этель тоже помогала Йоханне - очень искусно и старательно. Она порывалась помочь и Эдельхайд, но йон Свенельд не захотел принять ее помощи: в помощницы Хэди он допустил только Кристину, которую давно и хорошо знал.
Когда ему была оказана вся необходимая помощь, он отпустил на отдых Эдельхайд, едва живую от изнеможения. Да и сам он уснул под бдительным оком Кристины, чувствуя себя разочарованным, несчастным и жалким стариком. Накануне он послал гонца спросить Эгиля и Лаксдаля, как прошло сражение, и получил ответ, что хотя и нет потерь, многие ранены, «особенно отважные сыновья Гудрунборга; впрочем, раны не опасны».
Это лживое письмо, а главное, последняя лицемерная фраза взбесили старика не на шутку. Он с трудом удерживался, чтобы не выдать своего гнева раньше времени. Даже когда Гарун попросилась ухаживать за ним, он не велел впускать ее в замок под предлогом, что им лучше увидеться после сражений.
Он не знал, что Гарун опасна для Этель. Эдельхайд ничего не сказала ему о том, что его невестка ждет ребенка от пирата. Старуха была уверена, что вспыльчивый Гудрунборг, услышав об этом, просто выгонит бедняжку с глаз долой, прочь из замка.
Тем временем вся мужская часть замковой прислуги готовила коротенькие осиновые колышки для своих господ и для воинства. Магический знак отчетливо чертили красками на доспехах. Шла подготовка к грядущей полуночи.
Свенельд знал, что не сможет сражаться в следующую ночь, но он вызвал подкрепление через гонцов. Подкреплением были Эгленды - не дворяне, но весьма отважный и многочисленный род. Они никогда не дрались с оборотнями, поэтому охотно согласились оказать услугу соседям. Они также начертили на себе знак, вооружились осиновыми кольями и захватили с собой своих лучших людей. Всего явилось двести человек. Свенельд отослал пятьдесят из них в помощь своим людям из Свенельдхольма вместе с партией осиновых колышков и с приказом всем воинам хорошенько заткнуть эти колышки за пояса перед сражением. Сто пятьдесят человек он решил присоединить к семидесяти здоровым воинам сына. На весь Игельскальд получилось двести двадцать человек под командованием Скандестага и самого Рогволда - этих двух уцелевших, но не способных пока что сражаться военачальников. Этого было более, чем достаточно.
Семьдесят человек Рогволд снова рассчитывал расставить вдоль стены, а сто пятьдесят свежих воинов, которые под защитой кольев и знаков не могли быть даже ранены, намеревался разместить по обе стороны дороги с внешней и  внутренней стороны ворот, там, где опасность от оборотней была наиболее серьезной.
... Йон Эрт и Этель проснулись в своей роскошной спальне ближе к вечеру и улыбнулись друг другу. Раны на лице рыцаря затянулись темной пленкой. Этель осторожно провела ладонью по его щеке.
• А ведь ты ночью впервые поцеловала меня по-настоящему, Этт, - улыбнулся Рогволд.
• И еще поцелую, - засмеялась Этель, обнимая его.
Они упоенно целовались минут пять. Потом Рогволд сказал:
• Пойду навещу отца. Надо узнать, как он там.
• А можно сперва  я его навещу? - нерешительно предложила Этель.
• Ты? - йон Эрт удивился. - Если хочешь, разумеется. Но ты знаешь, каков его характер. Я боюсь, он может неосторожным словом обидеть тебя.
• Не бойся. Даже если он захочет обидеть, я не обижусь! - Этель улыбнулась и, быстро приведя себя в порядок, вышла из спальни.
Она тихо зашла в пустые покои, где лежал раненый. Он не спал. Пасмурный вечер нагнал ранние сумерки, и старый Свенельд не разглядел, кто вошел.
• Кто здесь? - беспокойно, с нотой раздражения в голосе спросил он.
• Это я, Этель, йон Свенельд, - ответил ему покорный и нежный голос. - Хотите я зажгу свечи?
• Да, - ответил Гудрунборг. - Но не больше трех.
Этель зажгла свечи.
• Где Кристина? - осведомился Свенельд.
• Наверно, пошла навестить раненых. Найти ее?
Свенельд с минуту подумал, затем произнес:
• Не нужно, если вы сможете подогреть и подать мне вон то отвратительное зелье в кастрюле. Обе старухи, Кристи и Хэди, в голос убеждали меня, что оно исцеляет. Чувствую, мне и вправду полегчало от него.
• Я сейчас все приготовлю, - быстро сказала Этель.
Вскоре он уже принимал из ее рук бокал с питьем.
• Благодарю, - холодно уронил Конунг. - Сядьте на минуту. Зачем вы пришли? Доказать мне, что вы добрая и заботливая? Чтобы я растрогался? Вы могли бы вести себя похитрее, чтобы втереться ко мне в доверие. Потому что вы пришли по собственной воле, я знаю: Рогволд не посылал вас. Он не решился бы посылать вас ко мне.
• Да, я пришла сама, - ответила Этель и честно призналась:
• Я не хочу втираться в доверие. Я хочу дружбы... может даже, любви. Вы нравитесь мне. В вас есть что-то глубоко порядочное.
Свенельд невольно покраснел, вспомнив, как опозорил эту молодую женщину на свадьбе своего сына, выставив ее перед всеми неумытой, нелепой и безумной, вспомнил, как назвал ее падшей, как от души пожалел, что ей помогли выжить. Она не знала всего этого. Он опустил голову и глухо ответил:
• С вами я не был порядочен. Хотите, расскажу?
И , не пропуская ни одной подробности, он описал свадьбу сына и повторил то, что сказал относительно своей новой невестки и до венчания, и во время застолья, и в тот день, когда заехал в Игельскальд.
• Ну что? - спросил он. - Вам все еще хочется от меня родственной любви?
Слезы медленно потекли по щекам Этель, но она твердым голосом ответила:
• Да.
Сердце у старого рыцаря дрогнуло. Он угрюмо сказал:
• Тогда не плачь. Впрочем, какая разница. Ничего уже не изменить. Я груб от природы и по воспитанию. Я не умею говорить с такими, как ты.
• С падшими? - сквозь слезы спросила Этель.
• Нет, - отвечал он и подумал про себя: «С нежными и беззащитными». Потом продолжил вслух:
• Ты хочешь моей дружбы и любви - как романтично! Но от кого ты ждешь такого чуда? От того, кто не привык проявлять свои чувства. Требуй этого с Рогволда, он сумеет дать то, что тебе нужно.
• Рогволд мой муж, - молвила Этель. - Но вы - его отец. А у меня нет ни отца, ни матери. Может, они и есть, но я ничего не помню о них. Если бы вы могли стать мне отцом...
• Отцом! - он был потрясен. - После того, как я без всякой жалости и не один раз унизил тебя?
• Да, - она посмотрела ему в глаза. - Неважно, что’ было. Просто я хотела бы называть вас отцом... и быть может, чувствовать, что вам это нужно.
Свенельд весь внутренне затрепетал от этого кроткого величия и даже немного испугался его.
• Так тебе всего восемнадцать? - спросил он. - Боже мой! Ты задала мне задачу, Этель, но ты честна со мной - я это вижу. Ступай, мне надо подумать. И, если Рогволд не спит, позови его ко мне.
Она поклонилась, и он позволил ей поцеловать ему руку.
• Боже мой! - повторил он, оставшись в одиночестве. - Дружба и любовь.
И прошептал, закрыв глаза:
• Как это странно... Я, кажется, достоин своих бывших любимых детей. Я хорошо их воспитал. О да! Так хорошо, что и дикие звери превзошли бы их порядочностью и милосердием!
Когда явился Рогволд, он заговорил с ним о другом и только вскользь заметил: хорошо бы увидеть Этель такой, какой она была до того, как попала к пиратам. Жаль, что подобное невозможно...
• Это возможно, отец, - ответил, как и ожидал старик, йон Эрт. - Сейчас я вернусь.
Он ушел и через несколько минут вернулся с портретом Этель.
• Это ее свадебный портрет, - сказал он. - Вот она, а вот ее муж, которого пираты убили на ее глазах. Они прожили вместе всего неделю...
Свенельд Конунг слышал о портрете от Эдельхайд и надеялся, что сын покажет ему его. Теперь, увидев улыбающееся, веселое, прекрасное лицо новобрачной, старый воин поник головой.
«Она осталась, какой была, - подумал он. - Вот оно, мужество! Целый год она берегла в своей душе то, что другая не смогла, не сумела бы сберечь. Сам Господь хранил ее в унижениях и страданиях, Сам Господь давал ей силу переносить немыслимые пытки, от которых большинство мужчин опустилось бы и погибло. До чего же ничтожно, жалко и глупо я выгляжу перед ней после всего этого! Мне нет оправдания... Я не достоин сам себя. Боже, прости меня и помилуй!»
Вслух он не произнес ни слова, а вернув портрет Рогволду, тотчас заговорил о другом.

Позже Свенельд очень тепло простился с Рогволдом, благословил его на сражение и остался в обществе Эдельхайд, которая сменила ему повязки и приготовила новое целебное питье.
Этель тоже благословила мужа и крепко поцеловала его. На сердце у него стало отрадно; он улыбнулся ей и пошел на битву, защищенный осиновым колышком и магическим знаком.
В нижней зале замка уснули израненные прошлой ночью воины. Уснула и Кристина, оставив вместо себя Йоханну управлять молодыми служанками, как сестрами милосердия.
Этель сидела в спальне и молилась при одинокой свече о победе йона Эрта.
Пробило час. Тут дверная ручка осторожно повернулась, дверь отворилась, и Этт увидела незнакомую женщину: еще молодую, но с очень мрачным лицом. Волосы ее были густыми и черными, а взгляд темных глаз, устремленных на Этель, пристальным и недобрым.
Оробев, Этт поднялась ей навстречу.
• Здравствуйте, - резко сказала женщина. - Я сестра Рогволда, Гарун. Вы меня, конечно не помните. А вот я вас помню. Отец пригласил меня на вашу свадьбу.
• Я рада видеть вас, - сказала Этель и тут же вспомнила предупреждение Хэди: «Бойся Гарун, сестру Рогволда!» Она насторожилась, но спокойно спросила:
• Вы, должно быть, пришли навестить вашего отца?
• Точно так, - со смехом отозвалась Гарун, медленно приближаясь к ней. - Вы абсолютно правы.
Что-то в ее смехе еще сильнее насторожило Этель.
• И вы не просто правы, - Гарун вдруг вытащила из прицепленной к поясу корзинки для рукоделья огромный тесак. - Посмотри сюда, ты, неумытая тварь: это оружие оборотней. Но мне оно не может причинить вреда: Огга начертила на мне заклинания, и теперь это мое оружие. Знаешь, против кого? Против тебя, дорогая!
Ее лицо из сурового превратилось в страшное - так его исказил внезапный прилив ненависти.
• Так ты решила приворожить моего брата?! Ты была уже почти труп, я это видела. Почему ты снова ожила?! Ведьма сказала мне, что ты беременна от пирата: ты поплатишься за это.
• Гарун, - Этель так задрожала от страха, что почувствовала слабость. - Вы не должны ненавидеть меня. Я ведь не сделала вам ничего плохого.
• Скажи Рогволду, что не хочешь ребенка. Если его не будет, и ты мне это пообещаешь, я не убью тебя.
• Я не знаю, при чем тут мой ребенок, - Этель начала отступать назад. - Но как бы то ни было, я не могу отказаться от него. Нет, это невозможно. Я не могу вам ничего обещать.
Гарун рассмеялась.
• Да если бы ты пообещала, думаешь, я хоть на миг поверила бы тебе? Ты бы все равно умерла! Уж я постараюсь, не беспокойся.
Этт бросилась бежать в соседние покои, а оттуда - в длинный широкий коридор. Гарун, как черная птица, вылетела вслед за ней, стремительная, с грозно воздетой к небу рукой, в которой блестел нож. Этель оглянулась. При ярком свете луны хищная высокая фигура Гарун привела ее в трепет. Она принялась что было сил звать на помощь, но в почти пустом замке, особенно на пустом этаже невозможно было никого дозваться. Ноги Этт с каждой минутой все больше слабели, и она, загнанная своей страшной противницей в угол, бросилась в единственное убежище - вниз по винтовой лестнице. Она знала, что лестница заканчивается тупиком, но бежать ей больше было некуда. В глубокой тьме, слыша за собой топот ног соперницы и ее тяжелое дыхание, Этель добежала до конца лестницы и, ничего не видя в темноте, всем телом ударилась о стену. Тотчас произошло чудо: невидимая стена подалась назад, и Этель, ощупав ее, поняла, что это не стена, а дверь. Она осторожно отыскала ногой порог и... воду. Она опустила ногу в воду, и нога погрузилась в нее по щиколотку, прежде чем коснулась дна. Этт быстро перенесла за порог другую ногу и поскорее прикрыла за собой дверь. Сердце ее бешено стучало, но уже не от страха или от слабости: она чувствовала, что ей сейчас предстоит совершить великое открытие. Она нагнулась, пошарила рукой под водой, нащупала гладкую - видимо, мраморную плитку с кольцом, приподняла ее за кольцо и сдвинула в сторону: сон, приснившийся ей в начале ее замужества, сбывался. В подводном углублении она обнаружила небольшой железный ларец и с трудом вытащила его обеими руками. Нащупала ключик; наверно, он и впрямь был алмазный, как в ее вещем сне, но в темноте его было не разглядеть. Её рука уверенно повернула ключик, она откинула крышку ларца... и ослепительной красоты овальный бриллиант золотистого цвета, чуть больше ее ладони, засиял ей в глаза, наполнив светом всю небольшую пещеру. Она тихонько засмеялась, глаза ее загорелись торжеством. Она поцеловала камень, тяжелый и прозрачный, и крепко прижала его к груди. Она слышала, как дышит за дверью Гарун, как шарит руками по стене, отыскивая ее, Этель. Почувствовав прилив чистых радостных сил, Этель крикнула:
• Гарун! Открой дверь!
Раздались свирепые толчки, наконец, дверь распахнулась, но не успела Гарун изумиться золотистому свету и странной пещере, как Этель нанесла ей удар в лоб одним концом камня, и ее противница рухнула в воду - впрочем, так, что ее голова осталась на суше, и она не смогла бы захлебнуться.
Этт, перешагнув через нее, проворно выбежала из этого волшебного Сезама, хранившего так долго только одно сокровище, и, озаряя себе путь камнем, побежала вверх по лестнице. Она спрятала его за пазуху, как только добежала до этажа, где временно жил Свенельд Конунг - на этом этаже горели свечи. «Где бы взять меч? - подумала Этель. - И незапертый покой с засовом внутри? Гарун тогда в жизни не нашла бы меня, уж во всяком случае, не смогла бы убить.
Этель блуждала по коридору, но все двери в покоях были заперты: в ночи сражений их запирали накрепко.
«Я нашла третий глаз Змея, - лихорадочно думала Этт. Теперь остается найти самого’ Великого Змея, и мы обретем все утраченное; оборотни сгинут, побережье будет спасено!»
Внезапно она громко вскрикнула: прямо на нее из ниши в стене вдруг кинулась Гарун, и нож вонзился в стену, о которую только что опиралась рука Этель. Лоб Гарун был разбит, часть лица залита кровью. Этель не заперла свою гонительницу в подвале - у таинственной двери не было ни ручек, ни запоров, только петля и косяки, да еще порог. Уходя, Этт просто плотно закрыла ее, но Гарун сумела открыть, просунув узкое лезвие ножа в щель между дверью и косяком. Все это не стоило ей большого труда.
• У тебя драгоценный камень! - крикнула Гарун. - Где ты его спрятала, подлая чертовка?!
• Там... в подвале... - пролепетала Этель, теряя от неожиданности и ужаса последние силы. Ноги отказали ей, она рухнула на колени.
• Где в подвале? - крикнула Гарун. - Подвал большой! И потом - я тебе не верю!
Не чувствуя своих ног и зная, что они на время умерли, Этель отчаянно рванулась вперед, упала и поползла на руках, громко крича:
• Нет! Гарун, нет! Ты не убьешь меня! Будь милосердна! Помогите! О Господи, помоги мне! 
Удар ногой в бедро заставил ее замолчать.
• Заткнись, дрянь! - крикнула Гарун, хватая ее за шиворот. - Ходить не можешь? Так я доволоку тебя до подвала - ты мне скажешь, где спрятала камень! Будешь еще корчить из себя чистенькую, дешевка, лицемерная жаба! Где твои волосы, кому ты их подарила? Тебя обрили, как воровку в тюрьме, да ты воровка и есть. Вот тебе!
И она слегка ударила Этель тесаком по плечу. Ей очень хотелось убить свою жертву, но она жаждала получить драгоценный камень и решила немного помедлить с убийством, надеясь достичь сразу двух заветных целей. Обидно было бы уйти из замка, разделавшись с Этель, но не получив бриллианта, стоившего - Гарун это сразу поняла - целого состояния!
Из плеча Этель сквозь платье сразу же проступила и начала просачиваться кровь. Она заплакала. Сильные руки Гарун поволокли ее обратно к винтовой лестнице.
Внезапно Гарун вскрикнула, и Этель увидела, как нож выпал из ее руки и зазвенел, упав на мраморный пол. Она приподняла голову от пола и увидела, что двери в покои старого Гвудрунборга распахнуты, а сам он стоит, опершись на меч, и крепкой жилистой рукой держит Гарун за волосы. Та стояла перед ним на коленях и в ужасе смотрела на него. Старуха Эдельхайд, наскоро глянув из-под его руки, подхватила Этт под мышки и втащила в покои.
• Что, дочка? - спросил Гудрунборг. - Охотишься за второй женой моего сына Рогволда? Тебе мало первой?
Ему было невероятно тяжело стоять, и он собрал последние силы, чтобы выглядеть перед своей бешеной дочерью грозным властным отцом, а не израненным стариком.
Впавшая в ужас Гарун легко поддалась этому обману.
• Отец! - воскликнула она. - Спросите у нее! Она скрывает от вас драгоценный камень.
• А кто его нашел?
• Она и нашла!
• Тогда пускай скрывает. Я думал, в нашей части побережья, кроме слюды, иных драгоценностей не водится, но, выходит, ошибся. Я рад, что моя невестка нашла что-то стоящее. Ведь если бы ты нашла, разве стал бы я отбирать у тебя?
• Да, но это не все, отец! Она ждет ребенка от пирата!
Конунг и бровью не повел.
• Вот как! А не от Рогволда?
• Нет! С Рогволдом она меньше месяца, а ребенка ждет уже почти три месяца!
• Какая ты стала разумная в медицине, - зловеще произнес Свенельд и встряхнул дочь за волосы так, что она взвыла. - Откуда ты все это узнала?
• От доктора Скессеборга, - пробормотала, всхлипывая, Гарун.
• Надо же, как стал болтлив наш молодой доктор, - с язвительным смешком заметил Свенельд. - А ведь обязан хранить врачебную тайну... Наверно, жалеешь, что нет при тебе порошка?
• Какого... порошка?.. - Гарун задрожала.
• Да того, про который толковала Огга! и которым она тебя снабжала, чтобы ты могла вызывать у будущих матерей преждевременные роды. Самые здоровые женщины не доносили в тот год детей, и никто не мог понять, в чем дело, я помню это! Только две из них не приняли тебя в своем доме и благополучно разрешились от бремени. И давно, дочь моя, ты таскаешься к проклятой ведьме?! - глаза его налились кровью, и он ударил Гарун ногой. - Ты! Дочь дворянина! Ты! Любимая мной некогда дочь! Давно? Отвечай!!!
• Нет, - рыдала Гарун. - Два года как... не сердитесь, отец... я редко бывала у нее.
• Последний раз сегодня днем, - злобно сказал Гвудрунборг. - Иначе откуда бы у тебя взялся нож оборотней? Ты заговорена от него Оггой. Отныне ты мне не дочь. Ты отвратительна мне. Если не хочешь моего проклятия, забирай свой нож и ступай прочь из замка.
• Но отец, - взмолилась Гарун. - Меня убьют оборотни. На мне нет заговора от них!
• Хэди! - позвал Свенельд. - Отдай Гарун свой осиновый кол и знак - пусть она добирается до своего дома, как знает. Здесь она нежеланная гостья.
• Отец, простите меня! - рыдала Гарун.
• Молчи! Ты сошлась с проклятой ведьмой! Тебе мало тех, кого ты загубила? Ступай, тварь! Не жди от меня жалости. Смотри, как бы я не лишил тебя твоей последней части наследства. Я уже изменил завещание - и так изменил, что шевельнись ты еще хоть раз не в ту сторону, ты ничего не получишь! А теперь ступай! И прихвати с собой свой паршивый нож.
Он пнул нож и отшвырнул от себя дочь. Страшась его гнева, Гарун схватила осиновый колышек, знак, срисованный на дощечку, и нож - и мгновенно исчезла.
• Хэди, - спустя две минуты слабым голосом заговорил Свенельд. - Посмотри в окно - она уходит?
• Да, - ответила Эдельхайд. - Бежит от замка, словно за ней черти гонятся.
• Позор мне, - с горечью прошептал старый рыцарь. - Принеси мне красного вина, Эдельхайд. Лучше бы ей не родиться на свет, чем стать такой, какой она теперь стала!       
Эдельхайд вышла, чтобы принести вина. Свенельд почти упал на диван и, увидев испуганные глаза Этель, следящие за ним из-за кресла, улыбнулся.
• Поди сюда, дитя мое, - сказал он. - Я вижу, тебе отказывают ноги; но я так слаб, что не могу помочь тебе.
• Я попытаюсь, - тихонько ответила Этель, с трудом поднялась на дрожащие ноги и, приблизившись к дивану, тоже почти рухнула на него. Свенельд увидел ее окровавленное плечо и молча поцеловал в лоб, потом осторожно обнял ее.
• Ты хотела называть меня отцом, - напомнил он ей. - Мне это сейчас нужно. Да, мне это нужно, как никогда. Ты и впрямь ждешь ребенка?
• Да, - отвечала Этель и заплакала.
• Рогволд, конечно, знает об этом? Еще бы, я и не сомневался. Не плачь, да спасет Господь твое дитя. Дай руку! Вот тебе моя любовь и дружба. Получай то, чего добивалась. И еще: прости меня. Я очень виноват перед тобой.
Этель хотела поцеловать его руку, но он не позволил, ласково сказав:
• Успокойся, обойдемся сегодня без церемоний.
Потом невольно рассмеялся:
• Неужели ты и впрямь нашла драгоценный камень? Не бойся, не отберу. Скажи правду.
• Дело не в этом, отец, - она улыбнулась сквозь слезы. - Я нашла не просто камень, - тут голос ее зазвенел торжеством. - Я нашла третий глаз Змея! Вот он!
И она царственным движением вынула из-за пазухи сверкающий камень, который тут же озарил покои ярче пятисот свечей.
Свенельд побледнел и схватился рукой за сердце.
• Ты... нашла! - он был потрясен. - Ты!.. Неисповедимы пути Господни! Этель, ты избранница и хранительница нашего рода. Боже мой! Сомнений нет, это и вправду он, третий глаз...
Торжественно перекрестившись, он взял камень в руки и коснулся его лбом.
• Хотите, отец, - храните у себя, - засмеялась Этель.
• Нет, - он подал камень ей. - Камень должен быть возвращен Великому Змею тем, кто его нашел. То есть, тобой. Скорее, спрячь его. Завтра мы устроим сюрприз моим сыновьям.
Когда вернулась Эдельхайд с кувшином вина, Свенельд сказал ей, отворачиваясь в сторону:
• Благодарю. Вот я не смотрю на вас. Хэди, перевяжи плечо моей дочери, она ранена. И еще: случилось великое событие. Завтра ты узнаешь о нем.
... Через полчаса все трое крепко спали, измученные последними впечатлениями, ранами и обыкновенной усталостью. Покой были накрепко заперты изнутри: об этом позаботилась Эдельхайд.
10
Рогволд явился совершенно здоровый и невредимый в четыре часа утра. Невредимы были и прочие, все до единого солдата.
• Мы победили их, отец, - с улыбкой сказал Рогволд. - Они не могли даже ранить никого из нас, но стоило усилий не подпустить их к замку. И все же ни один не прошел: как всегда, ни один!
• Хорошо, - одобрительно улыбнулся Свенельд. - А знаешь ли ты, йон Эрт, что нам не надо будет отныне сражаться? Сегодня ночью произошло много событий. В частности, я удочерил твою жену. Ты удивлен? Послушай, что я расскажу тебе.
И он поведал йону Эрту обо всем, что случилось ночью.
• Ступай к ней, - сказал он. - Она так ждала тебя, а теперь спит, бедняжка, в моих покоях. Эдельхайд перевязала ей рану. Унеси ее в вашу спальню и отдохни сам; я после поговорю с тобой.
Рогволд бережно подхватил Этель на руки и принес в их спальню. Она спала еще некоторое время, потом внезапно пробудилась и обняла горячо любимого мужа.
• Ты жив, - молвила она, - какое счастье! Твой отец оказался так добр ко мне... мой отец. Йон Эрт, я нашла третий глаз Великого Морского Змея, вот, смотри!
И она достала из-за пазухи лучезарный огромный бриллиант. У Рогволда захватило дух, и сердце замерло в блаженном трепете, когда он увидел, как золотистое сияние озарило покои.
• Этель! - вырвалось у него. - То, что ты нашла, - великое чудо! Храни камень у себя на груди. Сшей для него чехол и повесь на шею. Носить будет тяжело, но ты должна вытерпеть. Поверь: Змей явится за ним и ты освободишься.
• Это лучшая ноша из всех, которые я знаю, - ответила Этт. - У меня будет две великих ноши: ребенок и глаз Змея. Самое дорогое на свете я готова носить сколько угодно.
• Слава Богу, Он дал тебе камень, - сказал Рогволд.
• Слава Богу, - повторила Этель. - На, подержи в руках.
Рогволд взял бриллиант и с восхищением поднес его к своему лицу.

Старый Свенельд Конунг и йон Эрт прогуливались по саду. Беседа предстояла серьезная, и Гудрунборг дал сыну как следует отдохнуть перед тем, как начать ее. Этель спала, все еще отходя после тяжелой ночи.
День постепенно клонился к вечеру.
• Береги Этель, - говорил Свенельд. - Не давай Гарун даже издали смотреть на нее. У меня теперь только двое детей, а еще два дня назад их было четверо. Но... обману и лжи всегда наступает конец. Я не хотел говорить тебе, Рогволд, но терять мне больше нечего, и я скажу. Твоя жена Хельга не просто погибла, разбившись о камни: ее убила Гарун. Это она столкнула ее вниз. Я видел это своими глазами. Спустя несколько дней, когда Хельгу похоронили, я встретился с Гарун наедине, признался ей в том, что все знаю и что собираюсь все рассказать тебе. Но она - тогда еще любимая дочь - умоляла меня не говорить. И я молчал до сегодняшнего дня, когда понял, что окончательно потерял ее.
• Но почему? - йон Эрт побледнел. - Почему она убила Хельгу? Почему охотилась сегодня за Этт? Это Огга заставила ее?
• Нельзя заставить свободную волю быть игрушкой в руках ведьмы. Твоя сестра сама выбрала путь, который погубит ее. Тогда она еще не знала Оггу. Тебе, может, известно то, что Гарун бесплодна. У нее не может быть детей. Сколько раз я уговаривал ее взять сирот, усыновить их. Это были дети моих друзей; я до сих пор опекаю их, и они растут достойными людьми. Есть и другие знатные сироты благородной крови, охотно признавшие бы в ней мать. Но она предпочла губить, а не созидать. Ей легче убить ребенка во чреве матери или саму будущую мать, чем усыновить младенца и получить радость от его воспитания. Она чудовище. До сих пор я жалел ее, но она предалась проклятой ведьме и чуть не убила твою вторую жену, которая так смело и честно доверилась моему покровительству. Больше Гарун мне не дочь! Я оставлю ей замок и ее долю драгоценностей: ничего другого она от меня не получит.
• Боже мой, - Рогволд печально посмотрел на отца. - И ты не говорил мне? Ты так долго молчал?!
• Я виноват, - Свенельд угрюмо опустил голову. - Прости, Рогволд. Ты должен меня простить. Ведь я стал другим: во всяком случае, наполовину и за очень короткое время. Это не так-то легко в мои годы.
• Отец, - Рогволд бережно взял Свенельда за руки. - Я все понимаю. Не проси у меня прощения; это я не всегда был достойным сыном. Я даже тебя осуждал... Мне казалось, ты не любишь меня, и тебе доставляет удовольствие меня унижать.
• Так оно и было, - Свенельд посмотрел в глаза йону Эрту. - Я не любил тебя, и мне доставляло удовольствие тебя унижать. Лаксдаль и Эгиль росли другими, чем ты. Они были шутниками, оригиналами, умели развеселить меня, поддержать мои шутки, подыграть мне - а мое тщеславие в этом нуждалось. Твоя мачеха дала им романтические имена, а дурное воспитание развило в них пороки, на которые я часто закрывал глаза, потому что благоволил к ним. Ты был иным. Моих грубых шуток ты не поддерживал, они не забавляли тебя. Ты просто молчал или незаметно уходил прочь. Ты поступал, как хороший христианин. Это меня злило. Мне казалось, что ты считаешь себя выше меня и даже не пытаешься это скрыть. Но когда я говорил о чем-нибудь простом, чистом и веселом, на твоем лице появлялась такая открытая улыбка, с которой ничто не могло и не может сравниться. Ты смеялся, когда было действительно смешно. Ты был искренен. Ты искренен и сейчас. Но, осуждая меня (как будто я не замечал твоего осуждения! поверь, я замечал все...), ты оставался смиренным сыном и воином редкой отваги. Этого нельзя было в тебе не уважать. А теперь я не только уважаю тебя, но и люблю; всем сердцем.
Он мягко улыбнулся сыну, и сын ответил ему открытой и глубокой улыбкой, полной любви и понимания.
• Я люблю тебя и полюбил Этель, как дочь, может, даже сильнее, - продолжал Свенельд. - Знаешь, что сказала Эдельхайд? У Этель чистая сила - редкий дар. Это слова Огги, которые Хэди подслушала. Ребенок, который родится у вас, будет служить свету, поэтому Огга хочет его смерти.
• Еще Хэди сказала мне, - признался Рогволд, - что если Этель выживет, ее очень сильно полюбит Морской Змей. Теперь я вспомнил об этом. Разумеется, Змей полюбит Этель, потому что она нашла его третий глаз.
• Третий глаз, - подхватил Свенельд, - обладает великим даром: он по-настоящему убивает оборотней. Когда мы отразим сегодня их первые ряды... - тут он тихонько засмеялся.
• Что тогда будет, отец? - Рогволд сгорал от любопытства.
• Увидишь, - ответил Конунг. - Будет очень интересно. Поговорим пока что о вашем наследстве. Я отдаю вам с Этель после своей смерти Свенельдхольм, замок викингов Москестрембьёрк, Скандбьёрк и Эртеборг, поместье твоей бедной матери. Поверь, память о ней драгоценна для меня...
Он печально задумался. Ему вспомнилась чернокудрая девочка, которую он когда-то качал на коленях, и трое мальчиков: веселый золотистоволосый Эгиль, баловень всей усадьбы, смышленый красавец Лаксдаль и Рогволд, крепкий, здоровый, молчаливый, но с таким нежным сердцем.
Он тяжело вздохнул. Сын обнял его.
• Помнишь, как вы играли? - спросил Свенельд. - Ты помнишь? - слезы блеснули на его глазах. - Как бы ни были виновны дети, отцу никогда не хочется думать, что они погибли, что для них нет надежды исправиться и спастись. Ведь я любил их, Эрт, всех троих - так же, как сейчас тебя одного.
Он крепко обнял Рогволда.
• Да, отец, я знаю это. Я помню, как мы играли, - молвил йон Эрт. - Мы всегда играли вместе, и нам было бесконечно хорошо... Мне кажется, все мое детство было озарено светом. Гарун любила качели - они до сих пор висят в твоем саду, не так ли? А мы с Лаксдалем доставали  для нее птенцов, которых она любила выкармливать и выпускать на волю. А Эгиль... Эгиль брызгал на нас водой из римского фонтана и, играя, представлял себе, будто удит там рыбу...
Он невольно рассмеялся.
Конунг еще крепче прижал к себе Рогволда, словно пытаясь защитить сына от его же собственной бесконечной доброты, от опасной способности на мгновение совершенно забывать причиненное ему зло.
               
Еще в полдень Эгиль и Лаксдаль, гостивший в замке брата до окончания сражений, получили от отца странное послание. «Любезные сыновья, - писал старый Свенельд собственной рукой. - Усильте великую бдительность вашу и радение о замках, ибо первым делом всё, что придет на нас, двинется к вам, и я бессилен буду помочь, так как страдаю от ран. В основном, это относится к тебе, Эгиль, ибо твое поместье оборотням по пути. Думаю, что поместье Лаксдаля вообще останется нетронутым, впрочем, это неизвестно. Мне не хотелось бы вашей смерти. Отец».
• Он не страдает красноречием и ясностью выражений, - заметил Лаксдаль.
• Да, весьма краток, - согласился Эгиль. - И сплошные намеки. Впрочем, длинных писем он никогда не писал, а подробные объяснения всегда терпеть не мог.
Лаксдаль перечитал: «... первым делом всё, что придет на нас, двинется к вам...»
• Может, у отца с головой не все в порядке? - предположил он задумчиво. - С чего ему вдруг вздумалось писать такие письма?
• Нет, голова у старика работает лучше, чем следовало бы, - возразил Эгиль. - Чего стоит его выходка с Гарун! Так умно ее подстеречь и дать ей такого пинка! - он захохотал. - Честное слово, она дрянь, каких мало, и не будь она моей сестрой, я бы о ней даже не пожалел.
• Да, - согласился Лаксдаль. - Когда рождались мои дети, я и близко не подпускал ее к своей жене, да и вообще к поместью. Но что же, все-таки, хочет сказать отец?
• Брось, - Эгиль махнул рукой. - Он просто не знает про осиновые колья и знаки.
• Как же, не знает! - сказал Лаксдаль. - Он дал их Гарун, разве не помнишь? Вокруг нее всю дорогу плясали оборотни, и она чуть душу не отдала от страха, пока добежала до своего замка; а путь немалый.
• Еще она что-то болтала про камень, - вспомнил Эгиль. - Огромный бриллиант...
• После оборотней еще не так начнешь бредить, - заметил Лаксдаль. - Ну откуда какой-то пиратской дешевке найти у нас драгоценный камень? Не помню, чтобы наши земли страдали от бремени золота и драгоценностей.
• Может, она нашла клад, - возразил Эгиль.
• Куда ей его найти, - Лаксдаль пожал плечами. - Гарун все померещилось. Думаю, отец просто перестраховался, помогая Рогволду сражаться против тьмы нечисти. Жаль, что он ввязался, не то брат непременно бы погиб. А с ним и его жена.
• Ты забыл? Эта бритая нужна нам живой, - вспомнил Эгиль. - Огга велела.
• Пусть тогда платит за девку, - ответил Лаксдаль. - Чертова ведьма! С ней дело иметь - сплошное разорение.
• Пока что она может ставить нам условия, - заметил Эгиль. - Сила на ее стороне.
Лаксдаль неохотно согласился с этим доводом.
Оба брата были намного младше Рогволда. Лаксдалю недавно исполнилось двадцать восемь, а Эгилю - двадцать шесть лет. Сестра была старше Лаксдаля на два года. Она была первенцем умершей госпожи Эгленд-Гудрунборг, мачехи йона Эрта.
Быть может, не только плохое воспитание, но и разница в возрасте помогла разрушиться родственным чувствам. Впрочем, и к сестре, и друг к другу оба брата испытывали весьма относительную привязанность.

• Кто такая Огга? - спрашивала Этель у Эдельхайд.
• Ведьма, которая хочет погубить тебя, - отвечала Хэди. - Погибшая душа, навеки сожженный колос.
• Но почему она хочет моей гибели? - Этель съежилась - ей стало не по себе. - И Гарун тоже...
• У всякой дряни свой интерес, - сказала Хэди. - Вот что самые пожилые из здешних знают об Огге...
И она рассказала Этель все, что знала. Этель прошептала молитву и осенила себя крестным знамением.
• Ты ведь тоже была у пиратов, Хэди? - спросила она. - Йон Эрт говорил мне...
• Была, - старуха опустила голову. - Для нас с тобой все это закончилось и больше не повторится, Этель Ли... Прости, я забыла: ты ведь теперь госпожа Гвудрунборг. Как тяжела эта фамилия для твоего имени!
• А мы с Рогволдом договорились, - рассмеялась Этель, - что я буду Этель Ли Гудрунборг. Скажи, Эдельхайд, который из пиратов привел меня к тебе?
• Микки, - ответила Хэди. - Помнишь его?
• Микки... - прошептала Этель. - Да, Хэди. И хотя он спас мне жизнь, он так истерзал в свое время мою душу, что я помню его едва ли не лучше остальных.

11
В это время Огга внимательно изучала линии гороскопа, сидя в развалинах своего домишки и слушая, как стонет ветер над кладбищем оборотней.
Она не выглядела старой. Стройная, со следами былой если не красоты, то миловидности, с тщательно расчесанными и ухоженными длинными каштановыми волосами, она не казалась со стороны ни жестокой, ни страшной.
В углу сидел серый, как мертвец, привороженный ею оборотень. Пылал очаг, и варилась похлебка.
• Они нашли камень, - сказала Огга и взглянула на своего друга. - Драгоценную штуку, которая будет большой помехой в моих делах. Но что это за помеха?
• Третий глаз Змея, - хрипло ответил оборотень: он мог разговаривать только с ведьмой и то весьма кратко. Как сказала Огга: «Двух слов достаточно, чтобы понять друг друга, поэтому десяти мне не нужно».
• Когда Змей получит камень, нам всем наступит конец, - продолжал гость Огги. - Скоро он придет за ним.
• Нет никакого Змея, - раздраженно отозвалась Огга. - Его выдумал ваш дикий народ, ваше вымершее племя. Фу, ты отвратителен! Чистый труп, а мне не нужна падаль. Выпей-ка этот настой. Он тебя немного подкрасит.
Настой действительно «подкрасил» оборотня: он порозовел, волосы его из сухих и спутанных сделались мягкими и блестящими, кожа стала живой и молодой. Но тусклые глаза по-прежнему глядели мертво, как стеклянные.
• Говори, что еще знаешь, - приказала Огга.
• Камень сокрушит нас. Он имеет силу сокрушать всё, что противится Змею. Не помогут колья и знаки. И ничто больше не поможет.
• Вот это скверно! - Огга в досаде оскалила зубы и глухо зарычала, как волчица. - И ничего нельзя сделать?
• Ничего, - ответил ее гость. - Змей...
• Поди ты со своим Змеем! - Огга вонзила длинные ногти ему в плечи. - Я не верю в него, слышишь? Великие Морские Змеи - это сказки. Я выросла в море на пиратской шхуне. Я видела дельфинов и китов, но Змеев - никогда.
Вдруг она прислушалась. Кто-то приближался к ее дому - сквозь вой ветра слышался цокот конских копыт. Через минуту Эгиль и Лаксдаль уже входили в жилище ведьмы.
• Что? - насмешливо встретила их Огга. - Поделили наследство Рогволда? Шиш вам с маслом. Наш разговор подслушали, вот отчего все провалилось. А Гарун тупа, как курица, поэтому ничего не сумела сделать: что сестра, что братья, все трое глупы и никчемны.
• Стой, не бранись, - сказал Эгиль.
• Да, подожди, - подхватил и Лаксдаль, со страхом покосившись на омоложенного оборотня. - Кто нас подслушал, Огга?
• Ваша дальняя родственница из Эглендов, Эдельхайд, - ответила Огга. - Надо бы мне ее навестить, чтобы эта проныра не вставляла больше палки в колеса. С чем вы пожаловали?
• Смотри, что пишет нам отец, - подал ей письмо Лаксдаль. - А еще Гарун бредит о каком-то драгоценном камне...
• Сам ты бредишь, - с презрением перебила Огга. - Гарун права. Этель нашла бриллиант. И отец ваш знает об этом и предупреждает вас. Сегодня вам придется биться не на шутку в имении Эгиля. Тебе, Лаксдаль, лучше не расставаться с братом, потому что если он проиграет, оборотни уничтожат и тебя в твоем имении.
• Почему нам придется биться? - изумился Эгиль.
• Потому, - ведьма уселась на колени к оборотню и обняла его за шею, - что мой дружок говорит, будто этот камень в самом деле убивает нечисть - не до следующего сражения, а навсегда. Они повернут к вам после первого же удара по их рядам - тогда колья и знаки уже не удержат их. Мой веселый парень с кладбища уверен, что это третий глаз Змея.
• Вздор, - пренебрежительно заметил Лаксдаль.
• Чепуха, - подтвердил Эгиль. - Зме’я не существует. Это легенда. Красивый миф, не более.
• Я тоже так думаю, - согласилась Огга. - Насчет красоты у меня другие вкусы, но миф есть миф. Спешите драться, ребята: скоро полночь.
• Это грабеж, - заявил Лаксдаль. - Мы платим тебе чертову пропасть денег, а вместо них что получаем? Всего две ночи покоя?
Огга вздернула брови.
• Целых две ночи покоя, - поправила она Лаксдаля. Затем, подойдя к подобию комода, достала оттуда деньги в мешочках и подала братьям.
• Я играю честно, - объявила она. - Это ваша плата за третью ночь. Не беру того, что мне не принадлежит. Камень сильнее меня - пока сильнее. Кроме того, он в руках у чистой силы. Что я могу поделать? Мне нужно поговорить с моим духовным отцом, - она подмигнула братьям, и оба они содрогнулись. - Если я добьюсь ответа, я помогу вам, если нет, значит, нет. Он не всегда сговорчив. Вы знаете, о ком я говорю. Вы - грешники, но все-таки Божьи твари, а я сами знаете, чья. Такие дела быстро не делаются, мои дорогие. Камешек дорого нам станет: он появился в моем гороскопе, а это значит, на него нельзя быстро найти управу. От меня скрыта суть его силы, но эта сила велика. Так что укрепляйтесь и защищайтесь, пока еще есть время.
• Тысяча чертей! - выругался Лаксдаль.
• Лучше помолись, - посоветовала ведьма. - А тысяча чертей и без того сегодня твоя. Можешь не звать их - сами придут. В конце концов, - она всплеснула руками. - что вы за шваль? Всю свою жизнь дрались с этой поганью, а тут вдруг разучились. Не верю, что четыре часа битвы вас утомят. Вы просто разленились. Подите прочь. Думаете, мне нужен этот проклятый камень? Да я боюсь его больше вашего. Он угрожает моей силе, власти и даже жизни. Вам от него гораздо меньше вреда. Один выход: Этель будет прятать его у себя, тогда у вас появится шанс его забрать, а заодно прихватить и ее - для меня.
• Уж за Этт платить будешь ты, - не выдержал Лаксдаль.
• Да, - поддержал брата Эгиль. - Из-за Этт Гарун уже поплатилась: тебе дорого будет стоить ее похищение, особенно живой. Мы слишком рискуем, готовя все это. Отец нас за такие дела не приласкает.
Огга выразительно ударила рукой по сундуку с золотом:
• Весь отдам за девку, - сказала она. - Весь за живую и половину за мертвую. Укрепляйтесь, родные, не то опоздаете.
При звоне золота глаза братьев алчно вспыхнули, и они почти выбежали прочь.
Огга задумчиво посмотрела им вслед и уселась ужинать - есть свою нехитрую похлебку.

Вечером за ужином в столовой зале йон Эрт показал Рогволду и Этель ларец, испещренный арабскими письменами, с алмазным ключиком в замочной скважине.    
• Что здесь написано? - заинтересовался Рогволд. - Это, кажется, арабский, но я не знаю его. И ты, отец, не знаешь.
• Зато знает твой друг Освальд Скессеборг. Они заезжали сегодня с Гильдой, когда ты спал.
• И ты не разбудил меня! - встрепенулся йон Эрт.
• Еще чего! - ответил Конунг. - Стану я будить сына, который отдыхает после битвы. К тому же, Освальд и не просил: они с Гильдой просто осмотрели раненых. Я угостил его, чем мог, а ты с ним увидишься хоть завтра. Он перевел мне письмена на этом ларце. В нем лежал бриллиант, не так ли, Этель? Я нашел его в подвале. Здесь сказано, что камень способен уничтожать оборотней навсегда. Не выставляй сегодня своих воинов Рогволд, пусть они отдохнут; а Эглендов я уже отпустил с благодарностью. Мне нужны четыре человека; если прибавить к ним меня, тебя и Этель, нас будет семеро. Этель в этой процессии будет главной. Мы заберемся на верхушку самой высокой башни Игельскальда, и я скажу, что следует делать.
За несколько минут до полуночи семеро человек поднялись на самую высокую круглую башню Игельскальда. Мужчины неплотным кольцом окружили Этель, встав к ней спиной; она же заняла место в самой середине: так приказал старый Гудрунборг.
Бушевала гроза. Смутно слышался дальний рокот морских валов, молнии прорезали небо, и оглушительно гремел гром.
Оборотни появились, как всегда, в самых разных обличиях и, нестройной толпой пройдя по дороге, двинулись к замку.
• Давай, Этель! - воскликнул Свенельд.
Тогда Этель, платье и теплую накидку которой трепал ветер, вытянула вверх руку с третьим глазом Змея.
Тотчас из камня хлынули биллионы лучей, накрыв словно золотистым шатром огромное пространство от вершины замка до самых его стен, по всей окружности.
Оборотни с воем и стонами рассыпались в прах: и те, которые успели миновать стену в разных местах, и те которые стояли прямо под стеной снаружи: нечистую пыль мгновенно развеял ветер.
Дружный крик ликования потряс замок. Особенно победно он прозвучал из уст семерых, стоящих на крыше башни. Воины, мокрые с ног до головы, обернулись к такой же мокрой и взволнованной Этель и поклонились ей и камню. Она улыбнулась им; глаза ее сияли. Рогволд обнял ее, а Свенельд сердечно поцеловал в лоб.
• Вот и всё, - сказал он. - Никогда я не видел зрелища великолепней и торжественней: золотой купол лучей в блеске дождя и молний.
... В это время оборотни, лишившись - и навсегда - половины своих сил, дружно повернули и механически двинулись на Эгильбьёрк к ужасу Эгиля и Лаксдаля. Лаксдаль предупредил воинов своего имения, что в этот раз им придется драться, и был спокоен за Лаксдальхольм, но переживал за себя самого.
Первые ряды нечисти были задержаны кольями и знаками, но следующие прошли по головам первых и миновали ограду. Началась отчаянная битва. Колья и знаки защищали обоих братьев и каждого из воинов; благодаря этому, они не могли быть даже ранены. Оборотни непременно захватили бы имение Эгиля, будь его воины хоть немного уязвимы.

Лаксдаль созерцал толпы шелестящих призраков и шептал сам себе:
• Йон Свенельд, кажется, не хотел нашей смерти. Шутник! Судя по этому нашествию, он просто мечтал о ней. Господи, как их много...
И он разил мечом направо и налево, внутренне содрогаясь от ужаса.
К четырем часам утра воинство братьев (сто человек Эгиля и тридцать Лаксдаля), изможденное старанием не пустить в замок тысячи оборотней, невероятно утомленное численностью противника, с трудом двигалось обратно к замку.
Лаксдаль и Эгиль угрюмо молчали; им не хотелось разговаривать. Кроме того, не находилось подходящей темы. Оборотни были отбиты, но если раньше их приходилось поровну на все замки, то теперь основная часть призраков обещала до конца века осаждать только Эгильбьёрк и Лаксдальхольм, как бы являясь орудием небесной казни за предательство старшего брата Гудрунборгов, Рогволда.
12
На следующее утро Игельскальд спал сладким и безмятежным сном.
Спал и Рогволд. Эдельхайд уже проснулась и теперь смазывала бальзамом заживающую рану на плече Этель. Они сидели вдвоем в отведенных Хэди покоях. Этт мастерила чехол для своего бриллианта, а Хэди задумчиво говорила:
• Оборотни за этим и рвались в Игельскальд - им нужен был камень. Они чуяли, что он тут. Но взять его они могли бы только в ларце, закрытым, иначе он испепелил бы их. У тебя счастливая судьба, красавица: ты принесешь Гвудрунборгам благоволение Змея. Только бойся Гарун и Оггу; все остальное не страшно тебе.
• А зачем оборотным камень? - спрашивала Этт.
• Зачем нечисти третий глаз Змея, как не затем, чтобы спрятать его как можно дальше и глубже, а то и вовсе уничтожить - ведь им грозит конец от него. Если Змей получит камень обратно, он обретет первозданную мощь и накажет всю округу. Не только оборотни этого бояться, Этель; многим людям это не по душе. Не у всех же чиста совесть. Скажу по правде, и мне страшновато было бы увидеть его, наделенного былой мощью.
• Потому что ты не одну меня выкупила у пиратов? - догадалась Этель.
• Да, но выкупила не я, а кто был при деньгах: мне давали золото, а я обменивала это золото на жен Веселого Роджера. К сожалению, все они уже бывали безумны к моменту выкупа и попадали в наш монастырь.
• Ты делала добро: чего же ты боишься? - улыбнулась Этель.
• Но ведь сделки совершаются не в ангельской чистоте, - возразила Эдельхайд. - Пиратов надо принимать, кормить этих псов, поить их да еще им улыбаться, а что всего хуже - поддерживать с ними постоянное знакомство, что само по себе уже тяжкий грех.
Этель обняла Эдельхайд.
• Когда благая цель оправдывает неблаговидные средства, человека нельзя судить, можно только благодарить его.
Рогволд заглянул в дверь.
• Доброе утро, йон Эрт, - сказала Эдельхайд.
• Доброе утро, - ответил рыцарь. - Как рано ты поднялась, Этт!
Порозовев, Этель приблизилась к нему, и он нежно обнял ее.
• Мне пора уходить, - сказала Хэди. - Я рада, что вам помогла, но у меня есть свой дом и свои заботы.
• Оставайся, Эдельхайд, - ласково предложил Рогволд. - Ты теперь нам родная не только по родственной линии, но и по делам, на которые ты решилась ради нас. Ты ведь породнила меня с отцом, Хэди, - он улыбнулся. - Ты вернула мне его любовь. Живи здесь: у тебя всего будет вдоволь.
• Спасибо, йон Эрт, но хозяйство не ждет, - возразила Эдельхайд. - К тому же, я хоть и небогата, не так уж и бедна, да и потребности у меня небольшие. Ты даже представить себе не можешь, как я люблю самостоятельность.
• Твоя воля, - сказал Рогволд. - Иначе я ни за что бы тебя не отпустил. Хотя бы позавтракай с нами.
• С удовольствием, - ответила Эдельхайд.


После завтрака все отправились по домам. Большинство воинов, получив жалованье от йона Эрта,  отправилось на свои фермы, в деревни, где постоянно проживало, или на побережье, в рыбачьи хибарки - там их ждали жены и дети. Ускакал домой в сопровождении своей свиты йон Свенельд, не замедлила покинуть Игельскальд и Хэди. Награду она не взяла, приняв в подарок лишь корзинку с лакомствами.
Свенельд Гвудрунборг, уезжая, наказал сыну беречь Этель, как зеницу ока, а сам свернул с дороги, ведшей в его замок и нагрянул в Эгильбьёрк, как грозовая туча.
Лаксдаль еще не покинул имения брата. Отец застал обоих врасплох, и оба смертельно перепугались, когда узнали, что отец велел передать им, что ожидает их в кабинете Эгиля.
• В моем кабинете? - уточнил Эгиль у слуги. - Что он делает там?
• Мочит розги, - мрачно пошутил Лаксадаль. - Вот увидишь, нас ожидает порка, и может даже, не только на словах.
• Черт, - сказал Эгиль. - Огга права: Хэди донесла на нас.
• Огга убьет Хэди, но сейчас нам, кажется, стоит подумать о себе, - уронил Лаксдаль. - Отец приехал не пускать с нами кораблики, ты сам понимаешь.
Когда они собрались с духом и вошли в кабинет, им стало ясно, что они не ошиблись в своих предчувствиях.
Несмотря на немолодые годы, Свенельд Конунг был выше и здоровее своих сыновей. Раны, нанесенные ему в битве с оборотнями, уже почти зажили и с каждым часом причиняли ему все меньше боли.
• Здравствуйте, рыцари Змея, - обратился он к братьям. - Как вам вчерашний бой? Право же, если бы вы растянули его на три ночи, а не отложили на самый конец, лица у вас были бы повеселее.
• Мы и так веселы, отец, - смело улыбнулся Эгиль. - Потому что рады видеть тебя!
Эта лицемерная фраза оказалась его роковой ошибкой, в чем он очень быстро убедился. Глаза отца налились кровью, он схватил Эгиля за шиворот и, встряхнув, как щенка, швырнул на пол к своим ногам. Так же он обошелся и с Лаксдалем.
• Так вы веселы? - прошипел он. - Рады? Делите наследство Рогволда? Ходите на поклон к проклятой ведьме и хотите продать ей Этель? Вы, мои сыновья!
Он пнул Лаксдаля ногой, а Эгиля схватил за волосы и двинул лбом о стену.
• Да как вы смели предать брата и меня, проклятые псы?! - крикнул он громовым голосом. - В то время, как мы мучились от ран, вы бегали к Огге. Вы помогали Гарун. Мы едва не погибли из-за вас! Изменники! Крохоборы! Трусы! Ваша ложь и подлость перешла все границы. Вас мало вздернуть на первом же дубовом суку. Вы рады видеть меня? Обидно, что не могу разделить с вами эту радость! Мне видеть вас не только не радостно, но и противно. Ваш фавор кончился. У меня новые фавориты: Рогволд и Этель! Можете считать, что вас, чернокнижников и предателей, я знать не знаю! Еще раз сунетесь к проклятой ведьме, я сожгу вас вместе с ней на костре, чтобы избежать позора, которого не заслуживаю!
В Лаксдале зашевелилась гордыня. Он не привык, чтобы кто-либо, даже родной отец, так с ним обращался. Он посмотрел на отца и сказал:
• Хоть убей меня, я тебе в этом не помешаю. Но не станешь же ты отрицать, что с самого нашего детства ты учил нас не любить и презирать Рогволда! Поэтому наш поступок не показался нам предательством.
Свенельд про себя согласился с Лаксдалем, но ему было ясно, что честные объяснения не достойны его сыновей, что при первом же послаблении, которое он допустит, они выйдут у него из-под контроля, и он потеряет над ними власть, ибо только страх заставлял их уважать его. В последнем он с горечью признался сам себе. Он решил не отступать ни на пядь, чтобы не потерять то ничтожное преимущество перед сыновьями, которое у него еще оставалось. Поэтому первым делом он накинулся на Лаксдаля.
• Так ты хочешь отца сделать виноватым?! - свирепо прорычал он. - И заслужить проклятие? Давай, философствуй, не стесняйся. После каждого твоего слова я буду бить тебя вот этой плетью, чтобы дурь полностью вышла из тебя. Я не люблю вас теперь, но совсем недавно по-настоящему любил; вы же не любили меня никогда. Рогволда никто не учил любить отца, который презирал его, но он любил этого отца и своих братьев тоже. Я не мастер воспитания, но когда я теперь увидел в Рогволде великую душу, я понял, что каждый человек воспитывает себя сам. Теперь скажи мне, умник Лаксдаль, кто учил тебя ездить к ведьмам? Уж точно не я! А тебя кто учил этому, Эгиль? Кто дал вам совет просить помощи у нечистой твари?
• Гарун, - ответил Эгиль, заливаясь слезами: он отчаянно трусил, и оттого выглядел смирённым. Решив, что отцу известно больше, чем это было на самом деле, он поспешно признался:
• Огга обещала сундук золота за живую Этт и полсундука за мертвую.
• Ах, вот как далеко зашло дело, - изумился Свенельд. - Золота я вам не обещаю, но обещаю не давать пинка, если услышу еще что-нибудь.
• Она сказала, что ей нужен камень, - в ужасе перед грозным отцом забормотал Эгиль. - А Гарун говорила про какой-то огромный бриллиант. Камень оказался в гороскопе у Огги. Она не верит в Змея, но верит в камень. Она сказала, что надо убрать камень, что он по-настоящему уничтожает оборотней и также опасен для нее самой. Сказала, что камень сильнее ее, и ей надо спросить у князя тьмы, как победить камень. Больше я ничего не знаю.
Лаксдаль с презрением взглянул на брата и сказал не без вызова в голосе:
• Отец, мы тоже не верим в Змея. Оборотень, что был у Огги, все твердил, что скоро конец, и что это третий глаз Морского Змея, но ведь Змея нет - это просто миф.
Свенельда Конунга затрясло. Он снял с шеи образок с изображением Пресвятой Троицы и поднес к лицу Лаксдаля.
• А вот это - тоже миф? - спросил он, и глаза его потемнели.
• Не знаю, - надменно ответил Лаксдаль.
• А каково на этот счет мнение оборотня, друга Огги? - спокойным, но страшным голосом спросил отец. - Ты не интересовался? Как же ты пропустил столь важную теологическую беседу? Это, вроде бы, не в твоем характере. Ты ведь любознательный юноша.
Он поцеловал образ, поставил его на место и крикнул:
• Ко мне!
Вбежали двое дюжих воинов из свиты.
• Держите его за руки, - приказал Свенельд, указывая им на Лаксдаля.
• Думаешь добиться от меня покорности плетью? - глаза Лаксдаля сделались злыми.
• Нет, - спокойно отозвался Свенельд. - Просто ты в детстве плохо читал Священное Писание. Я хочу научить тебя читать.
Он взял железный прут, велел подвести сына к камину и поставить на колени. Затем он накалил кончик прута докрасна и разорвал на сыне рубашку, обнажив его до пояса.
Два первых прикосновения каленым железом Лаксдаль вытерпел молча, потом невольно принялся стонать, затем взмолился:
• Все, отец, хватит. Ты победил. Не нужно больше. Отец! Отец!!! Нет!!! Я прошу тебя... умоляю...
Его мольбы перешли в крики, затем в вой. Когда, наконец, его, залитого слезами, лишившегося сознания, опустили на пол, на его животе, переходя на грудь, было выжжено железом: «Бог - не миф, а Истина. Помни и не забывай об этом».
Затем к камину подтащили Эгиля и, невзирая на его вопли и слезы, Свенельд написал на нем раскаленным прутом так же, снизу вверх, чтобы Эгилю удобно было читать: «Бог не миф, а Истина. Если забудешь об этом, твой брат напомнит тебе».
Эгиль лишился чувств быстрее Лаксдаля. Когда они пришли в себя, облитые водой, Свенельд сказал им:
• Мне дорога не моя победа, а ваше спасение. Вы - рыцари Змея и не знаете, во имя кого и чего сражаетесь? У вас нет веры. Учитесь веровать, мерзавцы, или вам еще написать каленым железом на ногах и руках, что Змей - посланник Божий, и камень - действительно его третий глаз? Я смогу это сделать, вот увидите...
• Нет! - взмолились сыновья. - Мы верим в Бога! Верим в Змея! Отец, мы покорны тебе, мы каемся, мы просим мира... Отец, мы всё поняли.
• То-то, - ответил Свенельд. - Если еще раз сунетесь к ведьме, я устрою вам веселую жизнь, и она будет почище сегодняшней.
С этими словами он вышел от сыновей, угрюмый, но с облегченным сердцем, и вскочил в седло.

Старуха Эдельхайд заметила, что забыла корзину с золотым корнем, уже почти добравшись домой.
«Забыть корень - плохая примета», - подумала Хэди. Ей стало немного не по себе, но она продолжила путь.
Она поднялась по деревянной лестнице в свой рыбачий домик на сваях, вокруг которого сушились сети, открыла дверь и... обомлела.
За ее столом сидела никто иная, как Огга. Выглядела ведьма гораздо моложе, чем ей полагалось по возрасту, и это почему-то усугубило тревогу Эдельхайд.
• Я не знала, что у меня гости, - сказала она, ставя на лавку корзинку с лакомствами.
• Неужели ты можешь хоть что-то не знать? - удивилась Огга. - Ты же провидица. Я ничего против тебя не имею, Хэди, но ты мне мешаешь. Подслушивать нехорошо: ты сбила мне игру. Я не люблю, когда тасуют мою колоду.
• Но в ней были мои карты, - заметила Эдельхайд.
• В ней были карты Гудрунборгов, - возразила ведьма. - С каких пор они твои?
• С тех пор, как Гудрунборги породнились с Эглендами.
• У тебя с ними очень отдаленное родство, - заметила Огга. - А с Этель Ли вообще нет ничего общего.
• Как же нет? Я спасла ее. Вспомни свою мать, Огга: ты ее не знала, но она мучилась так же, как Этель, и умерла, не узнав утешения.
Огга цинично рассмеялась.
• Эдельхайд, - сказала она. - Неужели ты думаешь, что такая, как я, способна чтить своих родителей? Даже отца мне на за что было любить, да и уважать тоже, хотя по-своему он неплохо ко мне относился. А на таких, как моя мать, я за свое детство насмотрелась вдосталь. Мне не нравится, что ты донесла Гудрунборгу на сыновей. И мне не нравится, что спасенная тобой девчонка нашла ларец с камнем. Этот камень мешает мне больше вас всех, вместе взятых.
• Да, камень, - машинально повторила Хэди, размышляя, как бы сбежать от своей опасной гостьи. - Интересно, почему на ларце арабские письмена? Ведь когда мой предок Эгленд украл глаз у Змея, он просто закопал его в землю.
• Ты плохо знаешь историю своего края, - процедила сквозь зубы ведьма. - Она нигде не записана, как до’лжно, но если постараться, то можно прочитать. Я не говорю о летописях. Так уж и быть, узнай, чего не знаешь. Камень случайно откопал мусульманин, чье судно выбросило на берег во время шторма. Он выжил единственный из всего экипажа - может, потому, что был владельцем судна, и о нем вовремя позаботились верные люди. Здесь его радушно приняли. Он был из арабских купцов; имя его скрыто от меня. В ожидании арабского судна ( эти суда время от времени тут появлялись), он помогал слугам своих друзей Гудрунборгов вспахивать поле, потому что не мог сидеть без дела, - и там нашел бриллиант. Так как он уже наслушался местных сказок и успел уверовать в Змея, он понял ценность своей находки, но не стал о ней кричать: это был умный человек. Он спрятал камень под перину своей постели, раздумывая о том, кому всего уместней было бы показать его. Ничего не придумав, он уснул и увидел сон. Голос аллаха во сне велел ему молчать о камне; велел также заказать ларец кузнецу, а резчику-ювелиру - алмазный ключик (у купца был с собой крупный старинный алмаз). Также ему велено было написать по-арабски все, что аллах сказал ему о камне, на листке пергамента. Кузнец должен был перенести на ларец все арабские слова. Он не понял бы их значения. Никто в те времена не знал здесь этого языка. На следующий день купец, раскошелившись немного, сделал все, что требовалось, и закопал ларец с камнем внутри и с ключиком снаружи в пещере, которая потом стала подвалом Игельскальда. После этого вскоре прибыло судно из Аравии. Арабы, погостив у исландцев, взяли купца с собой на родину, на прощание одарив тех, кто помог их соотечественнику, точнее, единоверцу, и выгодно продав много товара. Вот все, что я знаю и чему вполне верю, исключая легенду о Змее. Ведь его никто не видел - как можно верить в него?!
• Я видела его, - сказала Эдельхайд. - И я не лгу. Это было десять лет назад, на закате. Он плыл, держа длинную шею и голову над водой. На лбу его темнело крохотное пятнышко: место для камня, которым наделил его Господь. Голова его была огромна, а тело, как небольшой архипелаг, слитый воедино и растянутый в длину. На не самых широких местах его тела, которое просвечивало сверкающей чешуей сквозь воду, поместилось бы с десяток таких домиков, как мой. Я стояла на высоком утесе близ Рыбачьей бухты и не могла отвести от него взгляда. Тут он повернул голову и посмотрел на меня мудрыми человеческими глазами. Глаза были голубые, а в середине золотые, словно на меня глянули два солнца с двух небес. Я поклонилась ему, и он медленно нырнул в глубину. Это был красавец - ох, какой красавец, великое могучее существо! Мне так и не удалось увидеть его хвоста - до того он был длинен. Так что беда тому, кто не верит в него.
На Оггу рассказ Эдельхайд произвел весьма большое впечатление, но она и виду не подала, что поражена, даже испугана существованием исполинского Змея.
«Он убьет меня, как только получит камень, - мелькнуло у нее в голове. - О, нет! Он его не получит, он не найдет его. Надо сделать так, чтобы он не нашел его. Надо постараться».
• Интересная байка, - сказала Огга вслух. - Не померещилось ли тебе все это? Мы с тобой обменялись парой занимательных рассказов, Хэди, но ведь я пришла не беседовать с тобой. Я пришла тебя убить! - и она выхватила из-за пазухи короткий кривой меч. Эдельхайд онемела от ужаса, ноги у нее подогнулись. «Вот и конец, - подумала она. - Знала ведь я: дурная примета забыть золотой корень! Господи Боже, помоги мне, несчастной; может, я еще на что-нибудь пригожусь»,
Внезапно дверь распахнулась, и появился высокий воин в шлеме со Змеем. Он заговорил, и Эдельхайд тотчас узнала голос Рогволда:
• Ты забыла корзинку с корнем, Хэди. Я решил завезти ее тебе.
• Здесь Огга! - крикнула Эдельхайд, хватаясь одновременно за корзину и за йона Эрта. Огга, зарычав от ярости и досады, кинулась к ним, но йон Эрт вырвал меч из ее руки и, распахнув дверь, вышвырнул ее вон из дома, а меч бросил в угол. Ведьма скатилась вниз по приставной лестнице и исчезла, словно ее и не было. Эдельхайд, дрожа всем телом, забормотала:
• Слава Богу! Йон Эрт, она хотела убить меня за то, что я помогала тебе и йону Свенельду, и за то, что я спасла Этель! Она непременно до меня доберется, а в мои годы не то, что сражаться - дай Бог спуститься с этой лестницы и забраться по ней к дому.
• Тебе не придется больше на нее взбираться, - заметил Рогволд. - Потому что я увезу тебя с собой в Игельскальд. Говорил же я тебе: оставайся. Быть самостоятельной в соседстве с Оггой - значит постоянно ожидать бесславной смерти; зачем тебе это нужно, Хэди? Бери свою корзину с корнем, и едем!
• Сейчас, - ответила Эдельхайд, торопливо перекладывая лакомства в корзину с корнем. - Мне жаль вашего угощения.
• Да ты сладкоежка, - он рассмеялся. - Хватит, оставь что-нибудь пиратам, которые навестят твой пустой дом.
Он помог ей спуститься с лестницы, подсадил на коня, сам вскочил в седло и поскакал рысью в сторону Игельскальда.
13
Целый месяц никто не тревожил Рогволда и Этель. Наступил сентябрь. Ночи сделались совсем темными, а дни свежими и холодными, хотя заморозков еще не было. Этель сшила чехол для третьего глаза Змея и носила этот бриллиант у себя на шее.
Ларец она хранила отдельно, в изголовье своей постели, в таком месте, что служанки, убирающие постель, не могли бы наткнуться на него.
Раз в гости к Рогволду заехал его друг Освальд Скессеборг, попросил еще раз взглянуть на ларец и с сосредоточенным видом соскреб немного металла с ножки ларца в колбу, которую после этого заткнул пробкой и сунул в карман.
• Хочу выяснить, что за удивительный металл, - пояснил он свои действия. - Если это железо, то оно должно было давно заржаветь, а на ларце нет и тени ржавчины, хотя он пролежал в воде, судя по легенде, рассказанной Хэди (той, что она услышала от Огги), лет пятьсот. Даже если вода появилась не сразу, в любом случае место было сырое. Поэтому строители замка сначала сделали дверь, а после поняли, что в таком сыром подвале ничего не сохранишь, и оставили эту работу. Дверь совершенно сливалась со стеной, поэтому ни ты, ни слуги не заметили ее, Эртеборг. Никто не знал, что здесь есть подвал-пещера.
• Да, - согласился Рогволд. - Об этом не знал никто, кроме моих предков, при которых строился Игельскальд, и самих строителей. Думаю, и те, и другие быстро выбросили из головы и дверь, и пещеру. Я всегда удивлялся, что лестница заканчивается тупиком, но в конце концов решил, что строители просто что-то не достроили - так в самом деле и оказалось, хотя мысль о двери не приходила мне в голову. Настоящий подвал, сухой и холодный, в другой части замка; там же и подземный ход. Он ведет недалеко, всего лишь на большую дорогу. Там можно укрыться среди скал в случае опасности.
• Подземный ход есть во всех замках, - заметил Скессеборг. - Обычное дело.
Он уехал, а на следующий день явился страшно возбужденный, как раз к обеду, и сообщил:
• Металл, из которого сделан ларец, неземного происхождения. Это кусок метеорита. Видимо, кузнец просто увидел его на дороге и подобрал. Металл довольно мягкий, но прочный.
• Как ты узнал, что это кусок метеорита? - удивился Рогволд.
• По химическим элементам. Половины из них просто не существует на земле. Это был идеальный металл для вещи, на которую полагалось нанести письмена. Нелегко гравировать по железу буквы - а тут, я уверен, кузнецу не было больших затруднений. Ведь текста очень много: и на крышке, и со всех сторон, даже снизу, и шрифт довольно мелкий - это, по крайней мере, неделя работы, а кузнец все сделал за один день, как сказала Хэди, и мое предположение таково, что он даже не слишком утомился.
• Чудеса, - сказал Рогволд, и они с Этель переглянулись. - А можно почитать то, что ты перевел?
• Конечно, - Скессеборг улыбнулся и вытащил из кармана бумагу. - Я перевел все, но понял очень мало.
Он достал листок и протянул Рогволду. Йон Эрт начал читать, а Скессеборг переводил по-английски для Этель - она еще плохо знала исландский.
• На крышке написано: «Нет Бога, кроме Бога...» Интересно, а где окончание: «... и Магомет пророк Его»?
• Разве я знаю, - Освальд пожал плечами. - Значит, ему было велено не закончить фразы. Ты читай, что есть.
Йон Эрт начал снова:
• «Нет Бога, кроме Бога. Читающий это, будь чист, как бриллиант, тверд в вере, как алмаз, и крепок, как металл, ибо ларец, ключ и камень таковы по своим свойствам.
В самую тяжкую пору Великий Морской Змей вернется и обретет могущество.
Настанет год тяжких сражений, и тогда камень будет найден. Защищайтесь так, как защищаются прочие, и берегите хозяина камня (он же нашедший камень).
Шестеро станьте на вершине замка вокруг нашедшего камень, спиной к нему, а тот да поднимет длань к небесам - и нечисть обратится в вечную пыль».
Правый бок ларца: «Когда чистое исчезнет, ищите в нечистом склепе и обретете; потерянное же будет скрыто, а после открыто вновь».
Левый бок ларца: «Когда осина опадет, вырастут волосы, и оплететесь ими; знаки не принесут пользы, ибо вы просты, а не святы».
Передняя сторона ларца: «Когда чистое уйдет на погибель, встретится с Жизнью и не умрет. Жизнь примет дар и вознесет чистое, и восстанет в богоданном облике».
Тыльная сторона ларца: «Вернувшись, Змей сотворит возмездие над неправыми, а правым дарует радость в печали. Трое детей покинут дом, но лишь один из них навсегда, а грядущее будет светло.
Нечистому наступит вечный конец, только грехи сохранятся, ибо вы просты, а не святы, и Бог да судит вас по Любви».
Дно ларца снаружи: «Будет новое, а за ним еще новее - и все чисто. Первому имя: Ингрид и Мария, остальному как назовете.
Не печальтесь о расставаниях: всё во имя спасения и встречи - на земле или на небесах. Нет Бога кроме Бога».
• Ну что, понятно ли тебе хоть немного? - спросил Рогволда Освальд.
Йон Эрт задумался.
• Начало понятно нам всем, - сказал он, - так как камень найден, и часть оборотней обратилась в прах. Со временем же, я думаю, станет совершенно все понятно. Как ты думаешь, Этт?
• Да, конечно, - ответила Этель и уверенно добавила:
• Разумеется, все станет ясно. Надо только немного подождать.


Ветер взметал осенние листья. Он налетал порывами с моря. Моросил мелкий холодный дождь. Двое всадников ехали по дороге, ведущей от замка Лаксдальхольм на север. Никому не трудно было бы признать в них Лаксдаля и Эгиля Гвудрунборгов. Под Лаксдалем была арабская лошадь вороной масти, под Эгилем тоже арабская, но красивого золотистого цвета.
• Скоро полнолуние, - мрачно говорил Лаксдаль. - И чем прикажешь защищаться от этой поганой тьмы нечисти?
• Да, зря мы захотели себе покоя, - отозвался Эгиль. - Что стоило раньше отбить трех-четырех оборотней за полчаса, а сейчас каждую минуту их перед тобой два десятка. Может, вызвать Эглендов или попросить помощи у отца?
• Эглендов можно, а просить отца - ну уж нет! - возмутился Лаксдаль. - Он спятил! Нашел время воспитывать нас, да еще как! Тоже мне, святая инквизиция. Тебе не обидно, ты не женат, а для меня это унижение. Я ему что: доска для выжигания? На боль мне плевать - пережил, и ладно. Но позор есть позор, на него не наплюешь. Знаешь, Эгиль, я хочу уехать. Далеко-далеко, и даже без семьи. Дети мне надоели, жену я не особенно люблю; отец о них позаботится. Вот увидишь: прихвачу свою долю наследства, и с первым же торговым судном поминай как звали. Обоснуюсь на новом месте, заведу торговлю; может, женюсь поудачней. И никаких тебе оборотней, Змеев, ведьм... короче, всего этого.
• Ты уедешь, а я как же? - Эгиль испугался. - Нет, Лаксдаль, уж коли ехать, так с тобой. Мне-то вообще терять нечего. Загружу в трюм свое наследство, возьму пару слуг повернее - и вперед. Я тут ничего не забыл. Пусть оборотни забирают наши замки, к лешему. Я тоже открою свое дело и тоже женюсь.
• Хорошо бы в Италию, - мечтательно молвил Лаксдаль.
• Да, - подтвердил Эгиль. Затем робко предложил:
• Слушай, торговое судно не успеет до полнолуния - это уж наверняка. Может, помириться с Рогволдом, и он подскажет, как быть?
• Вряд ли он поможет, - вяло заметил Лаксдаль. - К тому же, мы пока и не в ссоре. Просто он фаворит, а мы для отца никто, значит, и для него никто, если не хуже. К чему трогать это болото?
• Не можем мы быть для отца совсем уж никем и ничем, - упрямо забормотал Эгиль. - Он ведь любил нас...
• Зато вы не любили его! - раздался чей-то резкий голос, и братья вздрогнули всем телом, одновременно остановив коней. Шагах в пяти от них стояла неведомо откуда взявшаяся Огга с двумя большими кожаными саквояжами.
• Что, скажете, любили? - продолжала она. - О нет, мне-то лучше знать. Вы не умеете любить, оттого-то мне и говорить с вами легко. И сестрица у вас такая же, хотя с ней немного посложнее. А вот отец вас, подлецов, до сих пор любит, хотя, разорви меня черти, если я когда-нибудь пойму, за что. И эту дуру Гарун любит, хотя она его и боится, и терпеть не может. Рогволда и Этель он теперь любит, конечно, больше, но тут уж вы сами виноваты: прозевали Эдельхайд!
• Ты ее тоже прозевала, - мрачно заметил Лаксдаль. - И даже, насколько я знаю, два раза.
• Да, - с угрюмой досадой согласилась Огга. - Попробуй тут не прозевай. Кто знал, что йон Эрт привезет этой жабе золотой корень? Ну, попадись она мне еще раз, уж не уйдет. Что, струхнули, молодые Гудрунборги? Собираетесь налегке покинуть отчий кров? Рановато, мои голубчики. У меня есть хорошее средство для вас.
• Огга, нам нельзя с тобой разговаривать, - нерешительно сказал Эгиль.
• Мне с вами - тоже, судя по тому, что написано у вас под рубашками, - Огга захохотала. - Думаете, не знаю? Да вы теперь просто ходячие религиозные плакаты. С вами такой, как я, страшно дело иметь. Думаете, шучу? Нет! Даже подойти к вам не могу ближе, чем теперь, - и вы ко мне тоже. Но переговоры можно вести и на расстоянии. Платите хорошие деньги - и не будете воевать в полнолуние.
Глаза у Лаксдаля вспыхнули:
• Обещаешь?
• Чтоб мне на месте провалиться! Я зря денег нее требую.
• Назови цену, - сказал Лаксдаль.
• О таких суммах не кричат, - ответила Огга. - Я напишу на камне и кину вам.
Она подняла с дороги небольшой плоский камень и мелом написала на нем что-то, потом крикнула, кидая:
• Ловите птицу! Ну-ка, кто из вас проворней?
Проворней оказался Лаксдаль. Он прочитал надпись на камне, и его затрясло.
• Ты издеваешься, Огга! - крикнул он, побагровев. - Это будет нам стоить по четверти уже выданной части наследства!
• Ого! - Эгиль всплеснул руками. - Хотел бы я знать, что за средство может стоить таких денег.
• Средство верное, - засмеялась ведьма. - И расчет у меня верный. Вот в этих двух саквояжах - по две катушки размером с лошадиную голову, а вместо ниток - тонкая бечева, которую я сплела из волос невинных мучеников. Не спрашивайте, откуда я взяла волосы, не то все умрем на месте! Этой бечевы на каждой катушке - три мили. Разложите бечеву вокруг своих замков, и будете довольны. Ни один оборотень не переступит через эту веревку.
Глаза у братьев загорелись.
• По рукам! - воскликнул Лаксдаль. - А в следующее полнолуние?
• Волосы будут действовать до конца года, до Рождества, - сказала Огга. - А там что-нибудь еще придумаем.
• Постой, - стал размышлять Эгиль. - У нас будут веревки, у Рогволда - бриллиант; куда же пойдут оборотни? К сестре?
• Нет, не к сестре, - улыбнулась ведьма. - Пришлите ко мне Гарун; я хочу видеть ее, чтобы дать ей хороший совет. Пусть заодно принесет ваши деньги.
• Ей придется везти их в карете, - сказал Лаксдаль. - Столько никто не утащит.
• Пусть везет в карете, - отозвалась ведьма. - Но пусть приезжает одна. У меня много носильщиков.
При этих словах Огги братьев невольно пробрала дрожь.
• Так значит, оборотни пойдут к отцу? - растерянно допытывался Эгиль, глотая ветер и дождь.
• Туда им не по дороге, - откликнулась Огга. - У меня нет счетов со стариком; к тому же его земли граничат с твоими. Они пойдут к Рогволду!
• Но у Рогволда бриллиант, - возразил Лаксдаль, плотнее закутываясь в плащ.
Огга помолчала, потом спросила:
• Верите ли вы теперь в Великого Змея?
• Теперь верим, - почти хором ответили братья.
• А в то, что бриллиант - в самом деле его третий глаз?
• Да.
• Я тоже теперь верю в это, - медленно произнесла Огга и злобно оскалилась, как дикий зверь. Волчье рычание вырвалось из ее груди. - Я не отдам ему его третий глаз! Знаете, почему? Потому что, когда он его получит, всем нам придет конец! Нам - это мне и оборотням, которые у меня в слугах. Да и вас он не пожалует, молодые Гвудрунборги! Поверьте: вы ему тоже не слишком понравитесь. Не в ваших интересах помогать брату стеречь бриллиант! А теперь - прощайте. Жду денег в обмен на саквояжи. Заберёте их у Гарун накануне полнолуния.
И, хлопнув в ладоши, ведьма исчезла вместе с саквояжами. Братья невольно перекрестились и молча повернули коней обратно, в сторону Лаксдальхольма.
14
Этель сидит в просторной ванной, выложенной кафелем и зеркалами. Она отдыхает. Горячая вода легко подается в краны по трубам, благодаря горячим источникам. Этель лежит в приятной теплой воде, полузакрыв глаза.
Ей бесконечно спокойно и хорошо. Будущий ребенок уже начал тихонько заявлять о себе едва ощутимыми передвижениями внутри ее тела. Улыбка появляется на ее лице при мысли о нем. Волосы на голове чуть отросли шелковистым, огненно-рыжим ежиком. У нее красивая голова, поэтому ежик не портит ее, просто делает необычной. Впрочем, об этом никто не знает. Даже при йоне Эрте она носит чепчик.
Этт задумывается. У них странные отношения. Она глубоко любит мужа, но он молчалив; никогда не поймешь, что у него на душе. Он любит ее очень сильно, но она робеет перед ним. Он слишком крепок, высок, здоров - настоящий великан, как и его отец. Йон Свенельд не раз приглашал их в гости и сам приезжал к ним. Они с Рогволдом беседовали, охотились и всегда были довольны ее обществом, а когда она несмело улыбалась им, мягко улыбались ей в ответ. Но между ними и ею оставалась какая-то легкая стена, прозрачная пленка вежливого, даже ласкового отчуждения. Это печалило ее. Она не могла объяснить своей печали даже Гильде. Такие тонкие материи, почти что сотканные из воздуха, было нелегко уловить самому бережному человеку. Поэтому Этель порой чувствовала себя одинокой и в присутствии мужа. Без него, конечно, ей было бы в тысячу раз более одиноко. Йона Свенельда она попросту побаивалась, хотя успела искренне привязаться к нему, радовалась ему и называла отцом.
Приближалось полнолуние. Все в Этт содрогалось при мысли о нем, хотя она и знала, как всесилен ее бриллиант. Недоброе предчувствие ядовитой змеей заползало ей в сердце... Она отогнала его и перевернулась на живот, упершись локтями в дно ванной. Ей подумалось о Великом Змее: о том, что уж он-то все понимает, и душа ее раскрыта для него так же полно, как страницы печальной, нежной и загадочной книги, которую нельзя не любить, и которая полностью понятна, несмотря на всю свою загадочность.

Безлунным поздним вечером Огга в просмоленном плаще стояла у дороги, ожидая кареты. В тощих соснах и кустах гудел ветер, принизывая до костей случайного прохожего. Впрочем, почти все уже сидели по домам или спали: но бодрствование Огги к ночи только начиналось. Факел горел в ее руке. Упрямый ветер пытался сдуть огонь в сторону.
Наконец, на дороге, ведущей от имения Скессестремхольм появилась карета, запряженная двумя лошадьми. Когда она приблизилась, Огга увидела, что на козлах сидит сама Гарун. Она была бледна и напугана. Карета остановилась.
• Слезай, погрейся у меня, - молвила Огга. - Привезла, что требовалось?
• Да, - подобрав платье, Гарун соскочила на землю.
• А чего боишься?
• Не знаю, - Гарун зябко передернула плечами. - Тебя. Твоих помощников. Отца. Бога. Змея...
Она вдруг разрыдалась.
• Ох, я всего боюсь! Лучше бы мне было не родиться на свет.
• Брось причитать, - посоветовала Огга и крикнула серым страшным «носильщикам», ожидавшим ее приказаний:
• А ну, сынки, тащите добро в дом.
Почуяв оборотней, кони забили копытами и захрапели. Гарун задрожала.
• Пошли, пошли, - сказала ей ведьма. - Обогреешься, выпьешь вина. Думаешь, даром трудишься? Нет, милая, хорошую вещь получишь за труды. И еще одну вещь: волшебный настой. От всех страхов помогает.
Гарун вошла в полуразвалившийся домишко Огги и присела у очага на деревянную лавку. Огга помогла ей снять меховой плащ, подала вина и сказала:
• Что это ты сдала, девочка? Отец за волосы оттаскал? Так на то он и отец! Подожди, не все еще потеряно. Отец любит тебя, какая ты ни есть. Змей еще не получил свой третий глаз, а Бог долготерпелив. Гляди-ка, братья твои не поскупились! А ну, сынки, снесите в карету эти два моих саквояжа да убирайтесь к себе на кладбище. Смотри, Гарун, у меня подарок для тебя: порошок, который отправляет не рожденных младенцев на тот свет - гляди, как много даю! А вот и лекарство от страха. Выпей в полнолуние - и перестанешь бояться самого черта, не то, что прочую мелочь.
• Сколько я должна заплатить за это? - спросила Гарун.
• Нисколько, голубушка. Сделай то, что попрошу, а попрошу я немного. Вынь у йона Эрта в третью ночь сражения осиновый кол из-за пояса: всего-то дела!
• Он умрет! - Гарун всплеснула руками.
• Нет, - возразила ведьма. - Не умрет.
• Зато меня убьют оборотни...
• Выпьешь настой, оборотни и не коснутся тебя: им эта штука крепко не нравится. Вот увидишь: все, как один, будут тебя сторониться, да и ты не будешь их бояться.
• Постой, - Гарун задумалась. - У брата же бриллиант. Зачем ему понадобится осиновый кол?
• Течение понесет, так и за соломинку ухватишься, - загадочно произнесла ведьма. - Твое дело маленькое, Гарун. Об остальном я сама позабочусь. Ну, обогрелась? Поезжай домой! Передашь братьям саквояжи, когда попросят.
Она проводила Гарун до кареты и вернулась в дом.
• Ничего не выйдет, - сказал вдруг за ее спиной оборотень.
• Что значит, не выйдет? - возмутилась Огга. - Ты откуда знаешь?
• Пришла Черная Тень. Черная Тень подает знак.
Огга быстро засветила причудливого вида светильник и сказала:
• Пусть Черная Тень явится по ту сторону света. Посланник! Говори!
Черная тень неопределенной формы заслонила собой оборотня и хрипло, глухо и грубо заговорила:
• Поздно начинаешь, Огга. Если не углядишь, уже ничего не воротишь.
• Буду стеречь день и ночь! - крикнула ведьма.
• Твой последний шанс, - сообщила Тень, - одно стеречь до смерти, другое - уничтожить составом, который тебе известен.
• Сделаю, - сказала Огга.
• Прощай, - молвила Тень.
• Кланяйся нашему отцу, - ответила Огга. - Нашему общему отцу.
Тень вздохнула и исчезла.
• А ты говорил: не выйдет, - Огга высунула оборотню язык. - Надо уметь говорить с посланниками. Тогда и надежда всегда будет.
• Надеются живые, - отозвался оборотень. - А я давно уже мертв.
Ведьма рассмеялась.
• Тогда с чего ты такой болтун? Не мешай живым надеяться - вот и вся твоя забота.
И она принялась размешивать палкой какое-то черное варево в котле, напевая себе под нос.
15
Наступает полнолуние.
Два раза Этель отражает камнем несметные толпы оборотней, и оба раза они распадаются в прах.
В первую ночь нашествие было двойным. Оборотни, отбитые от Игельскальда, ушли, хотели сунуться к Эгилю, но только потеряли время, тщась переступить тонкую веревку из волос невинных мучеников. То же самое ожидало их у Лаксдаля и, так как прямых дорог больше не было, они вернулись в Игельскальд. Рогволд дождался, пока их наберется побольше, затем дал команду Этель - и золотой шатер из пронизывающих лучей накрыл оборотней.
Нестройной, очень сильно поредевшей толпой оборотни двинулись обратно на кладбище, не дожидаясь и двух часов ночи. Чуть позднее вернулись и те из них, кто сражался с воинами в имениях Свенельда Конунга, Скессеборгов и Эртеборгов.
Эгиль с Лаксдалем были довольны, йон Свенельд и Рогволд радовались победам, Этель сияла от счастья. Никто не жаловался. Оборотни терпели поражение за поражением и несли огромнейшие потери. Если так будет продолжаться и впредь, к Рождеству их совсем не останется.
... Накануне последней ночи сражения, Огга, сняв всю свою одежду, обошла кладбище оборотней и, окропляя могильные холмы черным варевом, повторяла:
• Сегодня - все на Игельскальд! Только на Игельскальд! Вас ждет успех, успех, успех! На Игельскальд - и больше никуда!
Ветер трепал и развевал ее длинные волосы.

Накануне третьего сражения, приблизительно за час до него, Этель сидела на заднем крыльце Игельскальда, выходящем в сад. Она слушала дальний рокот моря и тревожный вой ветра, гуляющего в вершинах сосен. Ей было немного не по себе, но отчего, она не знала и сама.
Тут она услышала рядом с собой голос:
• Здравствуй, красавица!
Она подняла голову и увидела сгорбленную старушонку в черном, с дубовым посошком в руке.
• Знаю, отчего ты печальна, - сказала старуха. - Я, убогая странница, все знаю, спаси нас всех Господь! Ты здесь чужая, оттого ты и печалишься. Ты не помнишь своих корней, оттого ты чужая - и мужу своему, и сама себе. Сейчас ты все вспомнишь, Этель Ли, и печаль отойдет от тебя. Ты дочь шотландского мелкопоместного дворянина и его жены, тоже шотландки. Ты родилась на Мадейре, где твой отец наладил собственное дело, связанное со сбытом вина. Ты никогда не видела ни Шотландии, ни Англии. Дворянка и богатая невеста, ты вышла замуж за Джорджа Ли, и на судне «Мадрид» вы отправились в свадебное путешествие, чтобы посмотреть на родные горы Шотландии, а заодно заглянуть и в Англию. Твоя девичья фамилия Макгэлл. До сих пор твои родители здравствуют на Мадейре и оплакивают тебя, как и твоя сестра... ну-ка, как ее зовут?
• Эмили, - задыхаясь от волнения, произнесла Этт. - Я вспомнила! Я все вспомнила! Эмили - моя младшая сестра. Ей сейчас пятнадцать. У моих родителей большое имение и прекрасный сад! О, как я хочу туда, домой, хоть на мгновение, чтобы утешить их, сказать им, что я жива...
• У тебя будет такая возможность, - молвила таинственная странница.
• Но откуда вы все знаете? - изумилась Этель.
• Я провидица, - шепнула ей старуха. - Только: ш-ш, дитя мое, молчи. Слушай: сейчас полчаса до полуночи. Я знаю, где ночует Морской Змей. Если успеешь передать ему его третий глаз, он снова станет могуществен, и оборотни сгинут навеки. Ты ведь этого хочешь?
• Да, - Этель даже вскочила на ноги. - Куда надо бежать?
• К северному побережью. Я укажу тебе путь. Ведь бриллиант при тебе?
• Да, - ответила Этель. - Я ношу его в чехле, а ларец лежит отдельно. Но мне надо сказать мужу...
• Тсс! Никому ничего не говори! - шепнула старуха. - Не то Змей узнает, и мы не найдем его. Быстрее! Бежим быстрее!
• Но мы не успеем... нам нужны лошади.
• У меня есть, на чем ехать, - сказала таинственная старуха. - На одной ферме мне дали коляску, сжалившись над моей немощью. Бежим!
Она схватила Этель за руку, и они побежали по какой-то глухой тропинке, о которой Этель раньше даже не подозревала. Через каких-нибудь пять минут они очутились на дороге.
Старуха проворно вскочила в двуместную двуколку, запряженную двумя черными огромными псами, которые оскалили клыки, и глаза которых дико вспыхивали во тьме. Этт не без страха забралась в чудну’ю коляску. Особенно напугали ее псы, но странница пояснила, что все простые местные фермеры ездят таким способом. Она хлестнула собак кнутом, и они понеслись быстрее всяких лошадей, так что голова у Этель закружилась. Через пять минут собаки остановились у какого-то старого кладбища. Старуха щелкнула по ним кнутом, произнеся при этом какое-то длинное слово, собаки ударились о землю и... превратились в мертвецов, серых , безмолвных, но способных двигаться. 
• Хватайте ее! - приказала Огга, выскакивая из двуколки.
Оборотни с одинаковыми, серыми лицами кинулись к Этель со всех сторон, но она, пронзительно закричав, прорвалась сквозь их окружение, перебежала дорогу и спряталась в скалах. Сердце ее стучало с неудержимой силой. Она сняла с шеи чехол с камнем и стала искать, куда бы спрятать его. Наконец увидела родник, бьющий из скалы, а над ним небольшую расселину. Она сунула камень внутрь, и вход в пещерку заложила простыми небольшими камнями. Она боялась, что ее поймают, потому что кругом шелестели голоса: «Этт, иди сюда! Сюда! Иди сюда!» Ей стало страшно и тоскливо при мысли, что она так легко попалась в ловушку, и муж ее теперь остался без защиты. Поняв, что ей не уйти, она сделала последнюю, отчаянную попытку - выбралась на дорогу и побежала, что было сил; но тут же серая толпа оборотней окружила ее, и ее повели обратно к дому Огги.
Огга уже ждала их. Она провела рукой по шее Этель, потом по ее груди, ища камень. Лицо ее сделалось бледным, и зубы защелкали от ярости, когда она не нащупала бриллианта.
• Где третий глаз? - крикнула она, дрожа от ненависти и хватая Этель за горло.
• Я бросила его в болото, когда пряталась, - ответила Этель.
• В какое болото?
• Там в скалах, - отозвалась Этт. Она и вправду видела небольшое болотце в стороне от того места, где спрятала камень.
• На Игельскальд! - крикнула ведьма толпе оборотней, а оставшимся велела:
• Ищите камень!
Еще двух она остановила движением руки.
• Помогите мне отвести девчонку в склеп. Ох, и хорошо же ей там будет! - она злобно посмотрела на Этель. - Забудет, как кидать в болото драгоценности! Ишь, собака на сене - ни себе, ни другим. Я тебя отучу от такого мотовства.
Этель молчала. Ей было страшно и плохо, но в то же время она твердо верила, что ее враги не сумеют найти камень, и всей душой надеялась, что Господь сохранит Рогволда и поможет ему.

Рогволд Гудрунборг хватился Этель за четверть часа до полуночи. Он очень удивился, не найдя ее в замке и поблизости, и послал слуг искать в саду, но Этель так никто и не обнаружил. Ее звали, но она не откликалась, от нее точно не осталось и следа.
Холодный пот прошиб йона Эрта. Он понял, что жена его недаром пропала. Горечь стиснула его сердце, и отчаяние овладело им: он не сберег хозяйку камня, так любимую им, и должен был теперь погибнуть за это.
• Хватайте осиновые колья и чертите знаки! - крикнул он своим воинам. - Попробуем отбиться без камня.
• Йон Эрт, - сказала старая Эдельхайд. - Сдается мне, твои братья снова до сих пор не сражались. Пойду-ка я к ним, пока не пришли оборотни, - и, может, сумею помочь.
• Торопись, Хэди, - ответил Рогволд. - Тебе осталось пять минут - смотри, чтобы они не убили тебя.  Выводи из конюшни пони: пусть тебе поставят женское седло - может, придется ехать за помощью.
Седло было поставлено в одно мгновение, и Эдельхайд быстро поскакала прочь с колом и знаком в руке. Выехав за пределы усадьбы, она едва не столкнулась с несметным числом оборотней и стремительно погнала пони прочь, но, к ее удивлению и облегчению, оборотни не обратили на нее внимания и продолжали двигаться к Игельскальду.
Ужас объял Хэди при виде такой грандиозной толпы нечисти. Она с горечью подумала о том, как трудно, почти невозможно будет отбиться йону Эрту и воинам, тем более, что их командир был потрясен исчезновением своей жены.
Тут она заметила тонкую веревку, вьющуюся вокруг имения Эгиля. Одинокий оборотень попытался перешагнуть через нее, но не смог и отправился к Игельскальду.
«Ах, вот оно что! - подумала Эдельхайд. - Пострижем-ка Эгиля. Интересно, во сколько ему это обошлось?»
Стража не была выставлена. Эдельхайд привязала пони за деревьями, взяла нож из своей корзинки, взятой на всякий случай и начала потихоньку отрезать по куску бечевы. Первым делом она опоясалась сама, затем опоясала пони, потом принялась резать кусок за куском - и складывать в свою корзинку. Работала она быстро и ловко, но все же полтора часа у нее ушло на то, чтобы нарезать двести кусков бечевы, а с самой Эдельхайд градом катил пот. Она быстро отвязала пони, уселась на него и поскакала прочь, в сторону Игельскальда.

Йон Эрт сунул за пояс осиновый колышек и вооружился знаком: так же поступили все его воины.
Оборотни немедленно приняли самые разнообразные образы и зашелестели привычное: «Иди сюда! Сюда! Иди сюда!» Рогволд заметил, что они совсем уже не боятся кольев и знаков, но все-таки медлят, прежде чем обрушить свой нож; это спасало его и тех, кто сражался бок о бок с ним. Но количество оборотней поразило Рогволда больше, чем в прошлое полнолуние.
• Скандестаг! - крикнул он командиру своего воинства. - Как думаешь, продержимся?
• Сложно, - ответил Скандестаг. - Почти невозможно, йон Эрт. Дай Бог продержаться часа два. Будь их втрое меньше или нас вдвое больше, тогда бы отбились, а так надежды мало.
Внезапно один из оборотней, женщина в черном, с лицом, закрытым вуалью, выдернула осиновый колышек из-за пояса Рогволда и бросилась бежать. Тут же оборотни ободрились и окружили йона Эрта кольцом. Удары их ножей обрушились на него. Он успел заметить, что с руки оборотня, укравшего осиновый колышек, упал браслет и покатился в траву. «Это человек, - подумал йон Эрт. - Оборотень не посмел бы коснуться осины. И браслет - он настоящий...» Под ударами ножей он все же дополз до браслета, обливаясь кровью, и сунул его себе за пазуху. Знак оставался на нем и его не могли убить, могли только ранить: и его изранили всего, в считаные секунды.
• Скандестаг! - окликнул он из последних сил. - Принимай командование...
И потерял сознание. Верные слуги тут же закрыли его своими телами и оттащили поближе к замку, где оборотни пока еще не могли окончательно добраться до него.

Когда старая Эдельхайд вернулась в Игельскальд, положение было отчаянное - она это сразу увидела. Оборотни все сильнее теснили воинов к замку. Эдельхайд соскочила с лошадки, схватила корзину и принялась обвязывать веревку вокруг пояса каждого сражающегося. Оборотни тут же отступали от него. Когда все оставшиеся в живых были обвязаны веревками, в том числе и раненые,
Хэди так же опоясала мертвых - и велела полностью окружить замок опоясанными: вышло сто пятьдесят человек вместе с ранеными, убитыми и слугами. На оставшемся месте Хэди разложила остальные куски веревки, и Игельскальд стал неприступен.
Только тогда Эдельхайд спросила, где йон Эрт и что с ним? Ей ответили, что йон Эрт в своих покоях под присмотром старой Кристины - что он без сознания, весь изрублен, но жив, и что Кристина не может остановить ему кровь.
Эдельхайд снова оседлала своего пони и поскакала за доктором Скессеборгом и Гильдой. Очень скоро они приехали, также опоясанные веревками, а Эдельхайд осталась у Эгиля: и резала веревки до тех пор, пока не забрезжил рассвет. С огромным запасом веревок, едва живая от усталости, Эдельхайд вернулась в потрепанный, но не побежденный Игельскальд. Там она узнала, что у Рогволда большая потеря крови, сломаны ключица и два ребра, а Этель Ли Гудрунборг так и не появилась в замке.
16
В третью ночь полнолуния Свенельд Конунг очень удивился абсолютной тишине вокруг стен Свенельдхольма. Сначала он не предал этому большого значения, но потом невольно насторожился. Ему было неведомо, что в эту ночь все Скессеборги и Эртеборги испытывали ту же тревогу, недоумевая по поводу странного затишья.
Во втором часу ночи Свенельд улегся спать, приказав разбудить его, едва появятся оборотни. Но разбудили его только около восьми часов. Прибыл гонец из Игельскальда, и ужас объял старого Конунга при известиях, которые он получил. Он сейчас же оседлал коня и бросился в Игельскальд сломя голову.    
К девяти часам он уже входил в спальню сына.
Рогволд лежал без памяти, бледный, весь в тугих повязках, сквозь которые местами проступала кровь. Его ключица и ребра - почти весь торс - были заключены в гипс.
• Эрт, - прошептал Свенельд, кидаясь к постели сына и жадно целуя его лоб и щеки.
• Осторожней, йон Свенельд, - сказал Освальд Скессеборг. - Он потерял очень много крови; ему придется лежать в постели. Тем более, что два ребра и ключица...
• Знаю, - Свенельд крепко пожал ему руку. - Благодарю тебя и Гильду. Кто вызвал вас? Кто спас замок и моего сына?
• Эдельхайд, - ответили в голос Гильда и Освальд.
Свенельд быстро подошел к Хэди, разбудил ее и попросил рассказать все, что было. Хэди не скрыла ничего, даже показала Конунгу волосяную веревку.
• Уверена: у Лаксдаля то же самое, - прибавила она.
Свенельд внимательно рассмотрел веревку.
• Человеческие волосы, - сказал он. - Господи! Опять купили у ведьмы покой ценой предательства! Чертовы псы... Но сейчас не время с ними говорить. Как мне наградить тебя, Хэди?
• Мне не нужно награды, - ответила Эдельхайд. - Пропала Этель. Пропал третий глаз Змея. Нужно отыскать их.
• Да, - угрюмо согласился Свенельд и опять пошел к сыну.
К Рогволду уже вернулось сознание. Он обрадовался отцу и протянул ему здоровую руку. Потом тихим голосом принялся рассказывать, как исчезла Этель, и как кто-то вырвал колышек у него из-за пояса, но потерял при этом браслет.
• Браслет в моей одежде, - сказал Рогволд.
Йон Свенельд засунул руку в заскорузлую от крови одежду, которую еще не унесли, вынул браслет и... едва не выронил его. Он узнал вещь, которую подарил своей дочери Гарун год назад.
• Боже мой! - вырвалось у него. - Это же Гарун! Это ее браслет! Значит... это она?
• Не знаю, - почти равнодушно ответил раненый, и вдруг слезы хлынули из его глаз, чего с ним еще никогда не бывало. - Отец! Если бы я только мог, я сейчас же, не откладывая, отправился бы на поиски Этель. Отец, что мне делать без нее? Что? Я не сберег ни ее, ни глаз Змея! Я достоин смерти.
• Успокойся, - Свенельд стиснул его руку. - Я найду Этт. Найду камень. Только успокойся и верь мне.
• Ты должен искать не ради меня, - прошептал Рогволд, - а ради любви к ним. Ради них самих. Я помню надпись на ларце: «Когда осина опадет, вырастут волосы, и оплететесь ими; знаки не принесут пользы, ибо вы просты, а не святы». Так все и вышло, отец. Осина стала почти бесполезна (помнишь колья из нее?), знаки едва помогли нам, а волосы спасли нас. Еще было написано: «Когда чистое исчезнет (а чистое - это Этель, я знаю) ищите в нечистом склепе и обретете. Потерянное же будет скрыто, а после открыто вновь. «Потерянное» - глаз Змея. Этель наверняка знает, где камень, а Огга держит ее у себя.
• Да, я тоже в этом уверен, - тяжело уронил Гудрунборг.
• Смотри, - сын здоровой рукой достал из-под подушки огненно-рыжий локон волос. - Это волосы Этт. Они будут такими, когда отрастут.
• Красивые волосы, - Свенельд задумчиво провел рукой по локону. - Она красавица, наша Этт. Я найду ее, Рогволд. Слышишь? Положись на меня. Я в долгу перед тобой. В долгу перед ней... Я верну вас друг другу. В конце концов я ваш отец.
Они поцеловались, после чего Рогволда вновь охватила слабость, и он лишился чувств, а Свенельд принялся действовать.
Первым делом он велел своим воинам арестовать Эгиля и Лаксдаля с семьей, увезти их в Свенельдхольм и запереть в нижних покоях с решетками на окнах, приставив к ним стражу.
• Я обращусь к своему стряпчему, - негодовал оскорбленный Лаксдаль.
• К кому ты обратишься? - с издевкой переспросил отец. - К своему стряпчему? Юридически он у нас один на четыре семьи. Практически же я не видел его уже пять лет. Так что помолчи. И без того не тайна, что ты глуп и никуда не годен. Душу-то еще не продал ведьме? Деньгами пока откупаешься? А она не боится продешевить - за три ночи вашего безделья всего четверть наследства? Честная тварь!
Он велел собрать в мотки волосяные бечевки и спрятал их, предварительно узнав от Эгиля, что они будут действовать до Рождества. После этих мероприятий йон Свенельд отправился к Гарун и уже в полдень был у нее.
Гарун сидела в своей спальне одна, бледная, осунувшаяся, с застывшим несчастным лицом. Он швырнул к ее ногам браслет. Она закрыла лицо руками и заплакала.
• Отец, - стонала она, - Помогите мне! Заточите меня в подземелье, посадите на цепи! Мне страшно. Отец, пощадите меня. Я знаю, что едва не погубила брата. Но что мне было делать! Вот чем она расплатилась со мной.
И Гарун указала на большой стеклянный пузырек с порошком. Гвудрунборг швырнул его в огонь голландской печи и сказал:
• Пошли. Я ничего тебе не скажу, ты сама все знаешь.
Он увез Гарун в свой замок, посадил в подвал, под замок, на хлеб и воду, однако цепями не сковал и оставил при ней служанку.
Что касалось слов Рогволда о нечистом склепе, Свенельд хорошо знал это место - единственный склеп на кладбище оборотней, но он не знал, как незаметно от Огги проникнуть туда, и стал расспрашивать Эдельхайд.
• Надо делать это до темноты, - сказала Хэди. - В склеп ведет подземный ход: его издавна прозвали «кротовой норой». Он прикрыт камнем там, где крест на скале вдоль дороги на север.
• Я знаю этот крест, - сказал Свенельд.
• «Кротовая нора» заканчивается железной дверью. Она замкнута на засов. Отомкни ее - и очутишься в нечистом склепе, но уходить вам надо поверху, иначе оборотни найдут вас: в подземном ходе негде спрятаться.
Свенельд Конунг собрался в путь. Он захватил с собой меч, факелы и веревки из волос, доскакал до креста вместе со своим верным оруженосцем, отодвинул с его помощью камень, закрывавший вход в «кротовую нору» и велел воину возвращаться вместе с лошадьми в замок. Сам же он спустился в подземелье, озаряя себе путь факелом и отправился пешком по извилистой и влажной «кротовой норе». Спустя примерно час, он достиг железной двери и не без труда отодвинул старый заржавевший засов. Он толкнул низкую дверь и, согнувшись почти вдвое, очутился в черном мрачном склепе. Он озарил его факелом и увидел... Этель. Ее вид так поразил его, что он невольно замер, как бы ослабев от чувства мгновенной беспомощности.
Она сидела в холоде и мраке на охапке сена в одной только своей мягкой, как пух, кружевной сорочке, не доходящей ей до колен. Руки ее сковывали цепи, красивая голова была опущена; на белевшей в темноте тонкой шее блестел крестик на цепочке. Что-то глубоко детское и чистое было во всем ее облике.
Йон Свенельд тихонько окликнул ее и назвал пароль воинов Змея, чтобы она не подумала, что перед ней оборотень, принявший облик ее свекра. Этт встрепенулась, но не удивилась ему, просто сказала тихо и монотонно:
• Это вы, отец? Рогволд жив? Слава Богу, а то я очень переживала. Отец, все начинается снова. Огга мучает меня видениями, будто я все еще на пиратском корабле, а когда я просыпаюсь, меня обступают оборотни с лицами пиратов, которых я знала. В эту ночь Огга должна убить порошком моего ребенка... Я дочь шотландского дворянина Макгэлла. Отец, я с Мадейры. У меня там родители и сестра. Они думают, что я умерла. Наверно, так оно скоро и будет...
• Черта с два! - резко, даже грубо от волнения оборвал ее йон Свенельд. - Я заберу тебя с собой.
Он осмотрел ее цепи, нашел слабые звенья возле самых наручников и разогнул их пальцами так же легко, как проволоку. Этель тихонько засмеялась.
• А вы все такой же сильный, отец, - сказала она. - И такой же грубый, как всегда. Мне почему-то это в вас нравится. Неужели мы действительно выберемся отсюда?
Он взял ее лицо обеими руками и поцеловал в лоб и губы.
• Я люблю тебя, - сказал он. - Очень люблю. Слышала? Я вытащу тебя, чего бы мне это ни стоило.
Она обвила руками его шею и молча заплакала. Он сам едва не плакал, но следовало торопиться с побегом.
• Вылезать наружу придется по лестнице, - прошептала Этт. - Правда, у меня дрожат ноги...
• Думаешь, твой вес что-то значит для меня? - он даже рассмеялся. Потом завернул Этель в медвежий плащ и обвязал ее и себя волосяной веревкой.
Он поднялся по лестнице вместе с Этель, держа ее на руках, открыл люк и очутился в верхней части склепа. Ударом ноги он выбил дверь и бросился прочь на безмолвное кладбище, озаренное слабым солнцем. Никто не остановил их, все безмолвствовало.
Он перелез через стену и перетащил Этель.
• Бриллиант, отец, - напомнила она.
• Он не у Огги? - удивился Конунг.
• Нет, я спрятала его. Надо перейти дорогу и подняться на скалы.
Йон Свенельд вместе с Этт отправился тем путем, который она ему указала. Скоро до ее слуха донеслось журчание родника.
• Здесь, сказала она. - Вот в этой пещерке. Надо только выбросить оттуда лишние камни.
Свенельд попробовал, но тут же отступился.
• Рука не пролезает, - хмуро пояснил он. - Слишком велика. Нужна твоя. Подожди, я подниму тебе наручник.
Он осторожно взял ее руку, словно боясь сломать и сдвинул тяжелый наручник, как мог, ближе к локтю. Рука Этель легко проникла в расселину, выкинула лишние камни и едва сумела ухватить пальцами за кончик чехла: просунуть руку дальше не позволял наручник. Но этого оказалось достаточно, чтобы Этт осторожно и медленно вытянула из расселины бриллиант. Конунг надел ей его на шею и скорее закрыл ее руку плащом, чтобы она не простудилась. Холодный ветер блуждал в скалах, и день клонился к вечеру. Йон Свенельд понимал: теперь может произойти все, что угодно - и оборотни, не дай Бог, обретут силу не в свой час, и сама Огга может вступить в борьбу, поэтому он нес Этель самыми тайными тропами, какие только знал в скалах. Этель, завернутая в медвежий плащ, скоро уснула, согревшись в тепле. Когда сон оставил ее, уже ярко сияла луна. Она лежала в небольшой пещере, а Свенельд Конунг сидел, угрюмо задумавшись. Перед входом в пещеру горел небольшой костер и поджаривались подвешенные на железном пруте куски мяса. Жир капал на угли и в огонь.
• Отец, - шепнула Этель, и он вздрогнул. Она виновато съежилась под плащом и спросила, когда он обернулся к ней:
• Вы не дадите мне немного поесть?
• Разумеется, дам, - Конунг провел рукой по ее коротким шелковистым волосам. - Все не могу к тебе привыкнуть. Ты не такая, как наши женщины. Ты... - он задумался. - Ты похожа на ребенка. В тебе все не так, как я привык.
Он посмотрел ей в глаза и честно признался:
• Знаешь, иногда я немного боюсь тебя.
• Я вас тоже, - рассмеялась Этель. - Но я люблю вас и во всем готова вас слушаться.
• Ешь, - он стряхнул ей на расстеленный платок несколько кусков мяса с железного прута. - Еще бы ты меня не слушалась! Я бы тогда...
Он задумался, затем улыбнулся:
• Самое удивительное: я ничего не смог бы сделать. Ты просто очень сильно огорчила бы меня.
• Нет, - сказала Этель. - Я в жизни вас не огорчу. Честное слово, отец, такого никогда не случится.
Гвудрунборг пристально взглянул на нее и сказал:
• Если бы не Рогволд, я бы сам женился на тебе - и был бы счастлив всю жизнь.
Уловив легкое недоумение на лице Этт, он расхохотался:
• Шучу! Просто мне приятно тебя видеть, приятно слышать, приятно быть рядом с тобой. Спи, дитя мое; при мне ты в полной безопасности. Хочешь вина - или, может, принести воды?
• Вина, - сказала Этт, отпила глоток, поблагодарила и закрыла глаза. Свежее мясо и вкусное вино подкрепили ее силы. Она уснула, а он сидел еще некоторое время, пока не съел все куски баранины. Запив их также вином, он улегся, завернувшись в свой обычный плащ.
Ночью Этель начала метаться во сне и разбудила его.
• Оборотни! Оборотни! - повторяла она. - Я ничего не скажу о бриллианте... Микки, не трогай меня, Джо, не бей меня больше... У меня и так пятна на теле... Вы выбили мне двух детей, двух. У меня все болит...
Гвудрунборг прижал ее к груди, тихонько покачивая; она умолкла, и кошмар сменился крепким спокойным сном. Тогда Свенельд осторожно отвернул край медвежьего плаща и приподнял сорочку на спящей. Сизые пятна на чистой белизне кожи внизу живота потрясли его. Он тихонько опустил сорочку, снова накинул на Этель медвежий плащ и поцеловал ее в волосы. Засыпая, он взял ее руку в свою, чтобы ей больше не снилось страшных снов: так он делал, когда много лет назад успокаивал своих маленьких детей...
«Я думал, она сложнее, мудрёней всех нас, - сказал он сам себе. - А она просто маленькая девочка, которую ничего не стоит любить и беречь. Оказывается, это совсем просто. Оказывается... мне это даже нравится». Он вспомнил, что Рогволду редко снились дурные сны. А этой малютке, наверно, и вовсе не снились, пока она не попала на пиратский корабль.
«Ничего, - подумал он, засыпая. - Когда Великий Змей получит свой третий глаз, этому кораблю сильно не поздоровится. Так сильно, что страшно даже подумать об этом».

Утром он принес Этель в свой замок.
• Дитя мое, - сказал он, сажая ее на диван. - Ты не бедная родственница, ты моя дочь. Поэтому у меня нет желания приносить тебя в твою семью, как подкидыша, в одном медвежьем плаще. Мы с тобой приедем в карете, но сперва позавтракаем, а ты сейчас приведешь себя в порядок, наденешь платье Гарун и ее обувь: ей было четырнадцать лет, когда она носила это, но тебе будет как раз. Это временно, только чтобы доехать до Игельскальда. Не брезгуй ее одеждой, тогда она еще была ни в чем не повинна, - добавил он с печалью в голосе. - Можешь принять ванну: почти во всех замках есть горячая вода, проведенная от горячих источников. Это очень удобно: не нужно колонок, как в иных странах, хотя до сих пор мы предпочитаем бани. Словом, будь как дома. Когда закончишь, приходи в мой кабинет: там и перекусим немного.
Он вышел.
Этель выбрала себе платье, туфли и капор, сняла медвежий плащ и долго плескалась в ванне, наслаждаясь чудесным сочетанием горячей и холодной воды. Такое же чудо было и в Игельскальде, но она до сих пор не могла привыкнуть к нему, тем более что - теперь она это ясно помнила - на Мадейре не было такого удобства.
Затем она насухо вытерлась чистым полотенцем, оделась, перекинула через руку тяжелый плащ и с бриллиантом на шее торжественно постучала в дверь кабинета Гвудрунборга.
Он впустил ее, и они принялись завтракать за небольшим столом.
• Чудесно выглядишь, - заметил йон Свенельд. - Я уже послал гонцов к Рогволду сказать, что мы едем. Так что ешь, не торопясь. Предупреждаю тебя: он весь в гипсе. У него сломана ключица и два ребра.
Этель смертельно побледнела и тихо сказала:
• Отец, едем сейчас! Едем, не откладывая.
• Да он при тебе расцветет, как цветок, за одни сутки, - Конунг махнул рукой. - Кто обещал меня слушаться? Ну-ка ешь! Ему нужна сильная жена, пока он слаб.
• Это правда, - согласилась Этт и решительно принялась за еду.
• Другое дело, - йон Свенельд с удовольствием посмотрел на нее. - Ты и впрямь послушная.
... Когда через полчаса они сели в карету, Свенельд сказал, накидывая Этель на плечи медвежий плащ:
• Это мой подарок. Он пригодится тебе. Он, конечно, тяжел, но хорошо защищает от ветра и холода, а простудиться здесь всегда легко. У тебя в самом деле выбили двух детей?
• Да, - ответила она. - Пираты. Откуда вы знаете?
• Джо и Микки?
• Джо. Микки был просто оголтелый и отвратительный зверь, маньяк, дикий и страшный. Они все были такие. Но откуда вы знаете?
• Ты просила их сегодня во сне не трогать тебя, - ответил он. - Ты назвала их имена и сказала, что от их побоев у тебя остались следы и... я понял, что больше никто и никогда тебя не тронет. Ты не сердишься на меня?
Она крепко обняла его и ответила:
• Нет, отец. Просто мне очень страшно об этом вспоминать.
Он поцеловал ее в лоб.
• Забудь об этом, Этт. Рогволд скоро выздоровеет, ты родишь ребенка - дай Бог, благополучно - и поедешь навестить своих шотландцев на Мадейру: вместе с мужем и ребенком. Думай только об этом. Но когда увидишься со своим настоящим отцом, вспомни, что далеко-далеко от Мадейры у тебя есть другой отец... не менее настоящий... которого не нужно больше бояться.
Он сумрачно умолк.
Этель рассмеялась и нежно обвила руками его шею.
• Обязательно вспомню, - ласково сказала она. - Потому что ни на минуту не смогу забыть.
• Обещаешь? - он недоверчиво покосился на нее.
• Обещаю, - ответила она. - Потому что очень вас люблю. А у любви долгая память: ее хватит на всю жизнь.


Для Этель начинается новый период в ее судьбе. Тонкая стена между ней и мужем точно рушится, как уже рухнула между ней и свекром. Они дышат друг другом, живут друг другом. Этт готовит Рогволду лекарства, следит за состоянием его заживающих ран вместе с Освальдом и Эдельхайд, сама готовит целебные отвары. Рогволд поправляется с поразительной быстротой. Он так счастлив, что вновь обрел Этель, что с трудом отпускает ее от себя больше, чем на полчаса. Этт бесконечно нежна с ним. Ночью ее голова покоится на его груди, с той стороны, где здоровая ключица. Она не уклоняется от его губ, когда он осторожно ищет и находит во тьме ее лицо; она отвечает ему такими же поцелуями. Главное, чтобы он не позабыл о своих переломах и не перешел границ, которые до сих пор не нарушал. Впрочем, йон Эрт обуздывает себя ради Этель. Ему не в тягость эти ограничения. Он знает, чувствует, видит, что теперь Этт ни в чем не отказала бы ему. Это заставляет его вспомнить о том, что он сильный, о том, что он имеет власть над своими страстями, действиями и душевными порывами. Как опытному воину ему даже доставляет удовольствие вновь и вновь побеждать самого себя. После таких побед он засыпает спокойно и радостно, а Этель вся трепещет от счастья и любви к нему. Они оба боятся за будущего ребенка и любят друг друга любовью почти платонической, самой нежной глубокой и бережной.
      
Огга очень сокрушалась, что проспала Этт. Ее друг-оборотень видел в оконце, как йон Свенельд уходил с Этель на руках, но ему было все равно, и он не стал будить Оггу. Он был давно мертв и мыслил только в тех пределах и масштабах, какие сумела восстановить в нем Огга.
Когда Огга не обнаружила свою пленницу на месте, она пришла в неописуемое бешенство, сгоряча казнила нескольких оборотней и быстро, применив сложную систему математических и астрономических вычислений, узнала, что пленницу спас Свенельд Гудрунборг, что Эгиль, Лаксдаль и Гарун под домашним арестом, а Этель как ни в чем не бывало ухаживает за мужем, и при ней по-прежнему третий глаз Змея.
Не успела ведьма как следует погоревать по этому поводу, как вдруг на дороге появилась толпа всадников. Впереди ехал йон Свенельд. Огга затаилась, но рыцари Змея ворвались в ее развалины, скрутили ей руки и вытащили из дома.
• Выносите золото, - приказал йон Свенельд.
• Ты не имеешь права! - крикнула Огга. - Я заработала его!
• Ты заработала костер и виселицу, - ответил Конунг. - Ты соблазнила моих детей на предательство и нечистые сделки! Впрочем, я забираю свое, а не твое: две четверти от двух частей наследства. Выноси, ребята!
Два сундука поставили у его ног.
• Тогда отдавай веревку! - завизжала ведьма.
• В дом ее, - приказал Гвудрунборг. - И замкните двери.
После того, как двери были накрепко закрыты и завалены, дом облили керосином и подожгли. Окна были слишком малы, чтобы Огга могла пролезть в них. Дом вспыхнул, как свеча, и развалился окончательно, но Огга, уже горя, успела выскочить наружу, обратилась в огненный смерч и стрелой понеслась к нечистому склепу, вертясь при этом, как юла. Очутившись в склепе, она задула на себе огонь и ехидно крикнула в окошко:
• Что, съели? Да мне здесь еще лучше, чем в прежнем доме, а попробуйте-ка поджечь это место! Тогда вам всем не поздоровится: ты знаешь это, Свенельд!
• Обнесите кладбищенскую ограду колючей проволокой, - сквозь зубы сказал Конунг. - Пусть ждет Змея. Если даже она и переберется через проволоку, ей это будет труднее, чем просто выйти из дома.
Ограду кладбища оплели колючей проволокой с частицами волосяной веревки и занавесили колючей проволокой вход в склеп. Отныне Огга могла выбраться отсюда только с помощью великих усилий. Ей кинули внутрь наручники с издевательским смехом:
• Нам чужое не надо! - и она узнала наручники, в которые совсем недавно заковала Этель. Они были основательно разогнуты и поломаны - они никому не могли принести больше вреда. Железную дверь «кротовой норы» давно замкнули изнутри, оплели дверь колючей проволокой, а вход у креста закрыли тяжелейшей каменной плитой.
Огга сидела во тьме подземелья и раздумывала. В сожженном доме погибло очень много невосстановимого колдовского добра, она испытывала ужас и уныние. Еду, питье, свет она сумела бы создать себе без труда, но ей было нужно не только это. Она прикинулась оборотнем, чтобы пройти сквозь проволоку, занавесившую вход в склеп, а не через нее, но вплетенные в проволоку части волос позволили ей только два часа спустя опять выбраться наружу. Еще два часа понадобилось бы ей на то, чтобы пройти сквозь общее заграждение. Огга задумалась. Ей не хотелось покидать кладбище, которое никто не посмел бы уничтожить. Здесь она была в относительной безопасности, но в то же время в заключении, а ее натура и род деятельности требовали свободы. Она вспомнила о брошенном домике Эдельхайд на берегу моря. «Пожалуй ради этого домишки стоит еще два часа потратить на проклятую проволоку», - подумала Огга. Она, не мешкая взялась за дело, и к вечеру очутилась на свободе. Побродив по своему пепелищу, она старательно подобрала то, что не сгорело или сгорело не до конца, и быстро направилась к рыбачьему домику - своему единственному теперь убежищу.

После расправы с Оггой Эгиля и Лаксдаля выпустили из заточения, но отец не позволил им разъехаться по домам, а оставил у себя в Свенельдхольме, где они получили весьма ограниченную свободу - могли быть везде, но не покидать пределов имения - за этим следила бдительная стража.
Гарун не выпустили, хотя и перевели из подвала в ее прежние покои, состоящие из двух комнат с ванной. На окнах поставили решетки. Балкон, на который она могла выйти, чтобы подышать свежим воздухом, также забрали прочной решеткой, а у дверей, ведущих в ее покои, выставили стражу. Такое заключение было Гарун даже по душе. Она не сопротивлялась ему и не выказывала никакого неудовольствия. Ей присылали теперь обычный завтрак, обед и ужин, при ней находилась служанка, комната ее содержалась в чистоте.
Сперва ее муж родом из Скессеборгов воспротивился такому насильственному удалению жены, но йон Свенельд ничего не имел против того, чтобы его зять поселился вместе с женой. Через несколько дней муж Гарун попросил выпустить его из Свенельдхольма, так как жена твердо и спокойно заявила ему, что ей хочется жить одной - и что это похоже на правду, так как за четыре дня она не сказала с ним и десятка слов.
Он не слишком любил свою жену, но был к ней привязан, и раз в неделю навещал ее. Она принимала его весьма равнодушно. Оба словно выполняли друг перед другом тягостный долг.
Наступило время полнолуния. Лаксдаль и Эгиль трепетали, что отец заставит их сражаться, но он, напротив, снова заключил их у себя в нижних покоях, а сам объехал замки. Он посетил Эгильбьёрк, назначил управляющего поместьем главой сражения и велел всем воинам быть начеку, добавив: «В конце концов, это ваш замок». Так же он поступил и в Лаксдальхольме. Каждый из воинов опоясался волосяной веревкой.
Предчувствия не обманули Конунга. Не руководимые Оггой, оборотни только в третьем часу ночи преодолели волшебное заграждение на кладбище и пошли так же, как ходили до того, как их сбили с традиционного ритма: часть на Игельскальд, часть на Свенельдхольм, Лаксдальхольм и Эгильбьёрк, немного - на Эртеборг и Скессеборг и уж совсем мало - на Скессестремхольм, имение мужа Гарун.
В Игельскальде их испепелили сразу - третий глаз Змея действовал с прежней силой. Тотчас Этель под защитой волосяного пояса, в сопровождении свиты, приехала на пони в имение Эгиля и отразила оборотней там, затем в самом Свенельдхольме, который находился неподалеку от Эгильбьёрка, и следом - в Лаксдальхольме.
В пятом часу утра она была уже дома, а оборотни, понеся огромнейший урон, в составе всего лишь пятидесяти человек двинулись к кладбищу. Еще сто вернулись в свои могилы раньше, как временно поверженные, но сто пятьдесят оборотней - это была все же очень малая сила, тогда как ни один воин ни из одного замка не был даже ранен.
К концу третьей ночи оборотней осталось всего тридцать. У них не хватило ума оставить в покое Игельскальд или выбрать более хитрые пути для приступа замков. Огга скрежетала зубами в великой досаде, узнавая о результатах сражений. Ей оставалось только одно: самой сотворить как можно больше оборотней.
Она с нетерпением ждала следующего полнолуния. Был уже ноябрь, когда Огга явилась на кладбище, опоясалась волосяной веревкой и вступила в борьбу с оборотнями. Едва она выбила     первый нож из руки оборотня и намеренно коснулась его, возник новый оборотень, а нож перелетел к хозяину сам собой. Всю ночь Огга выбивала у оборотней ножи и касалась их рукой. Всякий раз тут же возникал новый оборотень. За одну ночь ей удалось увеличить число оборотней сотней новых, за вторую появилось еще сто пятьдесят, за третью - двести. В это полнолуние ни один замок не сражался. Это очень насторожило Свенельда Конунга. Он спросил Эдельхайд, что может означать это полнейшее затишье?
Эдельхайд задумалась и ответила:
• Не иначе, как Огга выбралась из склепа и готовит что-нибудь новенькое.
• Что это может быть? - нахмурился Гудрунборг.
• Съезжу, погляжу, - ответила на это Эдельхайд, но после раздумала. - Впрочем, йон Свенельд, ездить незачем. Думаю, что я догадалась. Огге невыгодно, чтобы мы победили всех оборотней, а их теперь стало мало: вот она, небось, и сотворяет новых, чтобы нашлось, кому сражаться с ними и после Рождества. К тому времени сила волос иссякнет, и кому-нибудь из дворян снова захочется ее помощи. Не удивлюсь, если и в декабрьское полнолуние сражаться не придется. Она, бесовка, сама с ними сражается - чтобы их стало больше. Зря вы не убили ее!
• Убьем, - отозвался йон Свенельд, охваченный гневом и отвращением.
В декабрьское полнолуние сражения действительно не последовало. Тогда воины под предводительством Свенельда Конунга незаметно осадили и взяли в кольцо все кладбище оборотней. Когда кончилась первая ночь сражения, Огга, успевшая сотворить еще сотню оборотней, была схвачена на рассвете.
• В мой подвал ее, - велел Конунг. - И четвертовать.
Огга рассмеялась ему в лицо.
• Ад пока еще не примет меня, - сказала она. - А уж Рай тем более. Я стану привидением, бродячим злым духом: и тогда уже ни твоя дочь, ни твои сыновья не спасутся от меня, Свенельд. Я буду с легкостью проходить сквозь все стены и запоры. Я уничтожу Этель, живая или мертвая. Тебе не остановить меня.
• Остановлю, чертовка, - молвил старый Гудрунборг.
И он сдержал слово. В этот вечер вокруг Огги курился ладан, а праведный отшельник, призванный Гудрунборгом на помощь, выжигал железом на ее груди и спине особые знаки, письмена и распятия. После этого бледную, как смерть, Оггу заковали в крепчайшие цепи, освященные отшельником, и оставили с куском хлеба и водой в кувшине, в полутьме, в холодном подвале, обогреваемом только крохотным камином.
18
Окончательно рассчитавшись с Оггой, старый Гудрунборг стал гораздо приветливей с младшими сыновьями и с дочерью Гарун. Он даже предложил ей выйти из заточения и жить так, как она жила прежде. Гарун покачала головой:
• Нет, отец, я все еще опасна для окружающих. Я хочу остаться здесь. Прошу об одном: пусть дети Лаксдаля не появляются здесь! Они иногда играют под моими окнами, и их голоса пронзают мне сердце.
• Хорошо, - ответил отец. - Я велю им играть в другом месте.
• Гарун, - мягко обратился он к дочери. - Я понимаю, что происходит с тобой. Недавно остался сиротой ребенок: маленький, с черными блестящими волосами и большими глазами. В нем, как и в тебе течет кровь Гудрунборгов. Почему бы тебе не усыновить его? Он совсем мал, ему нет и года. Стань для него матерью, и печаль спадет с тебя.
• Нет, - ответила Гарун. - Я никогда не стану матерью чужому ребенку, мне нужен свой... а впрочем, мне уже ничего не нужно.
Гарун говорила правду. С тех пор, как она потеряла возможность и желание делать зло, искать смысл во зле, находить причины для озлобления, жизнь ее стала абсолютно пуста - и настолько ей в тягость, что больше уже ничем не могла привлечь ее. Она так отвыкла от всего доброго, что добро казалось ей чем-то непонятным, чуждым и совершенно излишним: она даже забыла, что это такое. Гвудрунборг ушел от нее угрюмый. Он велел внукам, Свену и Инге, выбрать другое место для игры, даже указал его, строго-настрого запретив бегать на старое место.
• Дедушка, но у нас там гора, чтобы кататься, - опечалилась Инге.
• И снежный лабиринт, - добавил маленький Свенельд.
• Мои воины сделают вам лучше - и лабиринт, и гору, и крепость построят, - заверил их Конунг.
В тот же день все было сделано с другой стороны от окон Гарун, и она отныне не видела детей и не слышала их голосов.

К Рождеству с Рогволда сняли последний гипс, и он с Этель счастливо отпраздновал Новый год в Игельскальде. Одинокому Гудрунборгу захотелось погреться в уюте этой семейной радости, и он приехал, с любовью встреченный йоном Эртом и Этт.
Волосы у Этель отросли. Она уже могла не надевать чепчика, находясь в доме. Голова ее походила на шелковистый огненно-рыжий одуванчик. Живот ее тоже вырос. Роды ожидались в феврале-начале марта.
• Где мой рыжий котенок? - йон Свенельд посадил Этель к себе на колени. - Не сердись, Рогволд, мне так не хватает Этт! Я вижу ее очень редко, а ты каждый день.
• Отец, разве я могу сердиться, - йон Эрт засмеялся. - Я могу только радоваться.
Этт тоже засмеялась и поцеловала йона Свенельда в щеку. Он поцеловал ее в ответ в мягкие волосы, которые так любил, и заглянул в ее зеленые глаза. Взгляд его был полон бесконечной доброты и всех самых лучших чувств в мире.
Этель засияла ему в ответ счастливой благодарной улыбкой:
• Сейчас принесу жареного гуся! И пирог - мы пекли его вместе с Хэди.
И она соскользнула на пол, точно и вправду маленький рыжий котенок, проворный и ласковый, спрыгнул с его колен.
      
Инге Гудрунборг играла одна в том месте, где велел ей дедушка. Так как вчера и сегодня шел снег, она вылепила снежную бабу из мягких сырых комьев, вдоволь накаталась с горки и полазила в крепости. Брат ее Свенельд болел и не мог разделять с ней их обычных удовольствий.
До обеда было еще далеко, и Инге от нечего делать принялась пинать каучуковый красный мячик, подарок родственников. Собственно, это был мячик Свена, но он милостиво позволил сестре поиграть с ним.
Ударившись о ледяную крепость, начавшую подтаивать из-за легкой оттепели, мячик отскочил и подкатился прямо к решетчатому окну подвала. Инге наклонилась за ним и одновременно с невольным любопытством заглянула в подвал. Она увидела прикованную цепями женщину, которая пристально смотрела на нее. Инге знала, что эта женщина - ведьма, но не могла заставить себя отбежать в сторону.
• Инге! - позвала женщина, и девочка сквозь стекло услышала свое имя.
• Инге! - продолжала ведьма. - Иди сюда! Мне скучно. Поиграй со мной.
• Вы ведьма. Дедушка запретил с вами говорить и на вас смотреть, - ответила девочка.
• Дедушка ошибается, - сказала Огга. - Я добрая фея. Очень скоро он это поймет и выпустит меня. А если ты просто влезешь в окно поговорить со мной, он и не узнает. Тебе ведь скучно? Видишь, мне тоже. Приходи ко мне в гости.
• Но на окне решетка, - заметила Инге.
• Возьмись за нее и потяни на себя, - дружелюбно посоветовала «добрая фея». - Она упадет.
Инге овладело сомнение. Она своими глазами видела, как толстую решетку припаивали к железным брусьям стены. Но она решила, что фея может все, потянула обеими руками за решетку, и решетка упала на снег, будто ее сроду никто не припаивал.
• Видишь, - заметила Огга, - как все легко получилось. Теперь выстави стекло вместе с рамой: только тихо, нам не нужен шум. Возьмись за раму и потяни на себя.
Инге послушно взялась за раму, потянула и, к ее изумлению и восторгу, рама осталась у нее в руках вместе со стеклом. Она положила ее на снег.
• А теперь прыгай вниз, - предложила Огга. - Тут внизу большая охапка сена, ты не ударишься. А выбраться я тебе помогу.
Инге прыгнула и очутилась на охапке сена, такой мягкой, что ей стало весело. Она засмеялась.
• Сколько тебе лет? - спросила Огга.
• Пять, - ответила девочка. - А моему брату Свену семь. Он сейчас болеет. Как вас зовут?
• Фея Цветов, - сказала Огга и подмигнула Инге. - Будешь играть или нет?
• Во что? - Инге была озадачена: кто же играет в цепях? Это казалось ей неудобным.
• В качели. Ты качаешься, качаешься, а после тебе становится очень весело. Давай попробуем.
• Давайте, - Инге доверчиво подошла к ней.
• Становись ко мне спиной, - велела Огга. - И возьмись за мои наручники, только крепче. Разведи руки, как я. А теперь давай раскачиваться.
И она начала тихонько покачиваться на цепях вместе с Инге, твердя при этом какие-то длинные скрежещущие слова, которые показались девочке диковинным иностранным языком.
• А теперь повторяй за мной, - сказала Огга, беря кисти рук Инге в свои руки и продолжая покачиваться:
• Тело на тело, плоть на плоть, тело на тело, плоть на плоть! Кровь на кровь. Ноги на ноги, руки на руки, голову в голову, жизнь на жизнь! Чистое в Раю, а нечистое на земле.
Она еще раз выкрикнула длинную непонятную фразу, и вместе с Инге закачалась на цепях все сильнее и сильнее. Девочка послушно твердила за ней:
• Плоть за плоть, тело за тело, кровь за кровь, голову за голову! Жизнь за жизнь, жизнь в жизнь. Силу на силу, за силу, в силу...
У Инге вдруг помутилось в глазах. Она почувствовала, что у нее слабеет дыхание и останавливается сердце.
• Фея, - прошептала она. - Мне плохо...
Огга выкрикнула еще одну скрежещущую фразу и ответила:
• Сейчас все пройдет, Инге. Я ведь даже не забираю твою душу, а жизнь, только жизнь. Поверь, и ее бы не взяла, но иначе мне не освободиться.
Инге уже плохо слышала ее. Внезапно Огга с силой рванулась вперед и очутилась посреди своего застенка, а в цепях осталось мертвое тело девочки.
В это время маленькая душа Инге с недоумением и тревогой смотрела на то, что происходило в камере. Ангел коснулся ее руки.
• Пойдем, дитя, - сказал он печально. - Взойдем ко Господу, раба Божия Елена!
• Да, - сказала Инге. - Я в крещении Хелен, это правда. А почему ты так печален, Ангел?
• Когда видишь погибшую душу, всегда сокрушаешься о ней, - ответил Ангел и увел девочку.
... Огге не дано было видеть этого. Она быстро подтянулась на руках и вылезла в окно. Приставила к окну раму, потом решетку - и исчезла, точно провалилась сквозь землю.
Ничто не напоминало о разыгравшейся только что трагедии; лишь сиротливо блестел в снегу красный каучуковый мяч.

Когда Инге нашли, весь замок пришел в содрогание и печаль, а Лаксдаль помимо этого - в неистовство.
• Ты не сберег мою дочь! - кричал он со слезами на глазах йону Свенельду. - И после этого ты толкуешь о какой-то справедливости! Ты запер нас здесь, как паршивых собак, и вот, чем все кончилось: начали гибнуть мои дети! Ты подлец, и я больше не признаю’ тебя отцом!
• Зато я признаю тебя сыном, - тяжело ответил Гудрунборг. - А за оскорбление отцы наказывают своих детей. И если бы не наше общее горе, я бы непременно наказал тебя. Может, ты хотел бы выяснить наши отношения в честном бою, но этот поединок совершился бы к нашему обоюдному бесчестью, так что воздержись от оскорблений. Мне понятно твое горе, тем более, что я сам его разделяю, но противно твое желание всякий раз все свалить на меня. В чем я виноват, в том виноват, но разве это я сошелся с проклятой ведьмой из ничего, просто так, из глупой лени? Разве я служил ей, раздавая отцовское наследство, которое ты не наживал и не собирал? Ты покупал себе покой у нечисти, у которой никто бы не решился просить о таком, кроме моих детей, способных дважды предать брата! Разве я сказал такие слова: «Дети мне надоели, жену я не особенно люблю... Обоснуюсь на новом месте, заведу торговлю, может, женюсь поудачней». Эгиль заверил меня, что ты это говорил. Ты всерьез собирался тайно уплыть с торговым судном, и Эгиль хотел бежать вместе с тобой.
• Йон Свенельд, это правда? - раздался за спиной Гудрунборга голос жены Лаксдаля. Он был холоднее льда.
• Правда, голубушка, - ответил, поворачиваясь к ней йон Свенельд.
• Дорогая, - кинулся к жене Лаксдаль. - Как ты можешь слушать его? Как можешь верить?.. Разве ты не видишь, что все это придумано, чтобы опорочить меня?
• Я вижу только то, - сказала госпожа Гудрунборг, отстраняясь от мужа, - что подтвердились мои худшие подозрения и опасения. Ты так часто обманывал меня, и я так часто в этом убеждалась, что твоему отцу я верю больше, чем тебе. Разумеется, человек, связавшийся с ведьмой, не мог не потерять и кое-что побольше денег... я имею в виду дочь... человек, предавший брата, которому надоели жена и дети... Не разубеждай меня. Ты давно не живешь со мной, ты брал в дом развратных служанок, ты бил и оскорблял меня, ты бил наших детей. Я не верю твоим слезам: ты не любил Инге. Йон Свенельд сделал для детей гораздо больше, чем ты. Отец, - она разрыдалась, - поместите меня подальше от этого человека, а после похорон Инге позвольте мне уехать в мой родовой замок вместе со Свеном. Развод будет лучшим выходом для меня и Лаксдаля.
• Я согласен с тобой, - молвил Конунг и велел слуге:
• Прикажи перенести все вещи госпожи в верхние покои и помоги ей в исполнении ее распоряжений.
Госпожа и слуга ушли.
Лаксдаль некоторое время угрюмо молчал, потом сказал отцу:
• Ладно, все это верно. Она права, нужен развод. И ты действительно сделал для Инге больше, чем я. И ты правда любишь нас с Эгилем больше, чем мы того заслуживаем. Но... - он упал на колени и заплакал, закрыв лицо руками. - Зачем ты позволил девочке играть перед окном Огги? Ведь столько места вокруг...
Эта смиренная жалоба перевернула душу Конунга. Он опустил голову и молча заплакал сам. Да, места было сколько угодно, но ему хотелось, чтобы было поудобней и попросторней. Он забыл о безопасности - он был в ней уверен. Ведь он запретил Инге подходить к решетке и говорить с ведьмой. Но можно ли полностью надеяться на послушание пятилетнего ребенка, которому дано увлекаться, забываться, не понимать опасности? И кто знал, что даже прикованная цепями и заклейменная ведьма все еще очень и очень опасна?
• Я убью Оггу! - в исступлении крикнул Лаксдаль. - Мне не жаль больше своей жизни. Я убью ее! Я хочу, чтобы она умерла!
• Она умрет, - сурово ответил отец. - Умрет, слышишь? Я больше не держу вас: поезжайте по домам; и что теперь будет, то будет.
• Я уеду после похорон, - всхлипывая, ответил сын.
• Конечно, - сказал отец и, повернувшись, вышел из комнаты.


После похорон Инге все были тихи и угрюмы. За поминальным столом говорили очень мало. Сразу после поминок, Лаксдаль и Эгиль сдержанно простились с отцом, сестрой и старшим братом - и уехали. Семилетний Свен был еще болен, и мать осталась при нем. Рогволд и Этель уехали к себе в Игельскальд. Воцарилась тишина. Младшему Свенельду очень понравилось у дедушки в Свенельдхольме, ему не хотелось уезжать, и он стал просить у матери оставить его у деда. Этот замок напоминал ему о сестренке, которую он очень любил и о которой искренне плакал. Но главное, ему нравилось, как с ним здесь обращаются. Гудрунборг любил поговорить с внуком, учил его сражаться, брал с собой на охоту и порой не стеснялся участвовать в его забавах. Свен признался матери, что жить в Свенельдхольме гораздо интересней, чем в Лаксдальхольме или ее родовом имении, поговорил с дедом, и взрослыми было сообща решено: каждую неделю отправлять мальчика в гости к дедушке на пятницу, субботу и воскресенье, а также на праздники. Остальные дни он должен был проводить в имении матери и продолжать учиться (учителя по четырем предметам были наняты
еще в Лаксдальхольме). Свена устроило такое положение дел, и когда он выздоровел, мать увезла сына домой. В своем добровольном заточении осталась одна только Гарун: она не хотела никуда уезжать.
19
В январское и февральское полнолуние все замки дрались, не отступая. Благодаря третьему глазу Змея, полегло множество оборотней. Особенно усердствовал Лаксдаль. Он действительно не щадил своей жизни. В каждом оборотне ему мерещилась Огга, и он жадно стремился уничтожить ее. Целыми днями он скитался в поисках ведьмы, забираясь далеко за пределы округи, но не находил ее. Огга как в воду канула. Даже духа ее не ощущалось. Помеченная каленым железом, она уже не могла так много, как прежде. Ей не дано уже было влиять на оборотней, увеличивать или уменьшать их количество, направлять их туда, куда бы ей хотелось. Она затаилась, точно ядовитая змея, и никто не мог ее обнаружить. На нее устраивались поистине средневековые охотничьи облавы, но собаки не брали ее следа, точно она уже не была живым существом. 
Эгиль стал угрюм; его терзало смутное беспокойство, которого он сам не мог бы объяснить. Он появлялся у себя в замке только в дни сражений. Все остальное время он жил у Лаксдаля с его согласия. Дружбы и любви между ними по-прежнему было весьма немного, но, живя вместе, оба не так остро чувствовали одиночество.

Однажды утром в начале марта Гарун проснулась с новым ощущением в душе. Служанка ее ушла в церковь к заутрене. Солнце светило в окна. Гарун была одна.
«Наконец-то», - сказала она сама себе, доставая из комода крепкую тугую веревку. Она подвесила веревку к крюку высоко на стене: там висела когда-то тяжелая картина, изображавшая море. Затем руки Гарун сами собой, очень ловко и быстро сделали петлю на другом конце веревки.
«Теперь я со всем покончу», - подумала она и спустилась со стула, на котором стояла, чтобы закрепить веревку. Ей нужно было написать прощальную записку отцу.
• Не торопись, - остановил ее резкий голос. Гарун узнала его и, смертельно побледнев, обернулась.
На ее кровати сидела Огга - такая же, какой Гарун видела ее последний раз.
• Здравствуй, Гарун, - сказала ведьма. - Зачем так торопиться в ад? Сомневаюсь, чтобы ты была готова вынести все  его муки! Сядь, выслушай меня.
Гарун опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
• Что ты хочешь? - спросила она. - Зачем ты пришла? Я довольно натерпелась от тебя. Зачем ты убила Инге?
• Иначе я не смогла бы выбраться на волю, - ответила Огга. - Повисела бы ты в цепях несколько суток кряду, я бы посмотрела на тебя. Ты бы еще и не на то решилась.
• Я не смогла бы убить ребенка, - простонала Гарун, - хоть бы это стоило мне жизни...
• Ребенка? - Огга цинично рассмеялась. - Да ты убила их с десяток, милая, только они были не видны тебе. Их муки не доходили до тебя, потому что младенцы во чреве не умеют кричать от боли. Ты убила многих и убьешь еще.
• Никогда! - порывисто вскакивая, крикнула Гарун, - Нет!
• Но ты же хочешь смерти, - вкрадчиво продолжала Огга. - Ты ищешь ее. Если ты сделаешь нечто, достойное смерти, тебя казнят, но за свои страдания ты попадешь в Рай, а если совершишь грех самоубийства, ада тебе не миновать.
• Я не верю в ад, - робко возразила Гарун.
• Ба! - рассмеялась Огга. - Неужели? Так я покажу его тебе, и ты поверишь. Надень-ка мой платок. Ну? Не бойся.
Гарун накинула себе на голову платок Огги, и сразу все вокруг нее покрылось мраком. Зубовным скрежетом, плачем и стонами наполнился ее слух, а взор - ужасными окровавленными лицами, которые корчились в муках, залитые слезами и отравленные выражением безумия. «Еще одна!» - неистово завопил кто-то, и все ее тело точно пронзила тысяча острых ножей. Дико вскрикнув, она упала без чувств, парализованная неслыханной болью.
Ее привела в чувство Огга.
• О Боже! - Гарун задрожала. - Я не хочу туда! Нет, нет... не хочу!
Она залилась слезами.
• Я спасла тебя, - сказала Огга, указывая ей на петлю. - Ну-ка сними!
Гарун в ужасе сорвала с крюка веревку и сунула ее обратно в комод. На ней не было лица, ее бил озноб.
• На, выпей и согреешься, - сказала Огга, подавая ей небольшую флягу. - Не скрою, это мое чертово зелье, сама делала. Но без него я просто сдохла бы на болотах, когда твой старик и братья гонялись за мной день и ночь. Я много вытерпела, милая. Сделай для меня дело: и получишь свою желанную смерть.
• Какое? - жадно глотая крепкую настойку, спросила Гарун.
• Смотри, - ведьма торжественно подвела ее к окну. - Что ты видишь?
• Лужайку перед домом. Снег на ней тает. Я хочу сказать, что летом здесь лужайка, а зимой...
Она хотела сказать: «Зимой Инге и Свен играли тут», но вместо этого пробормотала:
• Зимой здесь двор.
• А за двором?
• Дорога на север и юг.
• А за дорогой - вон то, широкое?
• Еще дорога, - запинаясь, произнесла Гарун.
• Куда она ведет?
• На утес.
• А что под утесом?
• Бездна, - прошептала Гарун. - Сейдстрем. Водоворот духов.
• Так вот, слушай, - Огга тихонько засмеялась. - Скоро, через полчаса сюда приедут Рогволд и Этель. У Этель через неделю родится дитя. Разве ты этого хочешь?
• Мне все равно, - безразличным тоном ответила Гарун, но глаза ее вспыхнули.
• Этель давно мечтает полюбоваться Сейдстремом. Она приедет к утесу на пони, а Рогволд на своем коне. Этель увидит красивый цветок в расщелине скал и попросит Рогволда сорвать его, а сама сядет полюбоваться водоворотом. Стоять она не сможет - у нее закружится голова. Тогда ты неслышно подойдешь к ней сзади и столкнешь ее вниз. Сразу после этого уходи, иначе Рогволд убьет тебя, а чтобы не попасть в ад, нужно время после совершения злодейства.
• Все двери заперты, - отозвалась Гарун.
• Служанка не заперла их сегодня, - возразила Огга. - Ступай, а я за тобой. Накинь только что- нибудь.
• Ты стала заботлива, - сказала Гарун, но зубы у нее стучали. Она накинула теплый плащ и вышла из комнаты. Вслед за ней, озираясь по сторонам, выскользнула Огга.


Вскоре действительно появились на лошадях Рогволд и Этель: оба в шлемах с головой змеи. Этель сидела боком, в женском седле, закутавшись в теплый плед, Рогволд ехал на своем великолепном коне, прямой, как статуя.
• Давно мечтала посмотреть на Сейдстрем, - улыбаясь, сказала Этт йону Эрту. - О нем так много говорят.
• Сюда можно приехать только весной или летом, - ответил йон Эрт. - В остальные месяцы дорога к утесу ледяная от ветров, дующих с моря.
Далеко внизу бурлил настоящий водоворот - могучая воронка, сверкающая пылью брызг, клубясь пеной и переливаясь лазурью в солнечных лучах. Огромная водяная юла гудела, как водопад, вращаясь с чудовищной быстротой и силой.
• В старину считалось, что здесь живут духи, - сказал Рогволд.
Этель задумалась, отвела взгляд и вдруг заметила красивый желтый цветочек в расщелине скал, немного в стороне от утеса и чуть ниже его.
• Йон Эрт, - сказала она. - Гляди! Какой странный цветок. Он так рано вырос...
• Я видел такие цветы, - сказал Рогволд.  - Они редки у нас, я даже не знаю их названия. А рано он вырос, должно быть, потому, что где-нибудь недалеко бьет горячий источник. Хочешь, я сорву его для тебя?
• Да, - улыбнулась Этт. - Мне бы хотелось подержать в руках этот ранний цветок.
Йон Эрт пошел за цветком и спрыгнул в ложбинку, где он рос, а Этель села на утесе, свесив ноги вниз и глядя на вертящиеся круги воды. Они точно завораживали ее взор своим непреходящим движением. В это время Гарун была уже на полпути к ней, а Огга пряталась среди ближайших валунов.
Йон Свенельд увидел из окна замка, как Гарун приближается к Этель, и ужас объял его.
• Нет! - крикнул он, выбегая из своих покоев и бросаясь вниз по лестнице.
Когда он выбежал из замка и погнал неоседланного и невзнузданного, первого попавшегося коня к утесу, Гарун уже подошла к Этель.
• Рогволд! - крикнул Гудрунборг сыну, который невольно засмотрелся на сорванный им цветок. Йон Эрт встрепенулся, поднял голову, увидел отца, Гарун и, как безумный, бросился к Этель, но Гарун уже столкнула ее вниз.
Этель полетела в стремнину беззвучно, потеряв на лету теплый плед и широко раскрыв глаза от ужаса.
Жадные воды схватили ее, завертели, как щепку, и поглотили в одно мгновение.
Вертясь под водой, она успела скинуть с себя тяжелый шлем, лихорадочно вынула из-за пазухи камень, но не могла заставить себя бросить его. Внезапно ее перестало вертеть. Она опускалась на спокойное широкое дно, чувствуя, что у нее кончается последнее дыхание, что одежда и камень тянут ее вниз, и на поверхность ей больше не подняться.
Во тьме глубины, куда не доходили солнечные лучи, сиял один только ее камень, который она зачем-то вытащила из чехла и теперь крепко сжимала в руке. И вдруг она увидела прямо под собой озаренную бриллиантом огромную, невероятных размеров голову змеи - ярко-зеленую, с мудрыми человеческими глазами, загадочно глядевшими на нее. Голова была в десять раз больше всей Этель, но она, блаженно засмеявшись, без всякого страха, с одним только немым ликованием и благодатью в душе потянулась к той впадинке на огромном лбу, где должен был быть третий глаз, и, уже задыхаясь, вложила камень в эту впадинку. Он тут же врос в мощный лоб Великого Морского Змея наполовину, по всей своей длине, и яркое, золотистое, безудержное сияние охватило все морское дно. Этт вдруг перестала задыхаться, хотя воздуха в ее легких больше не было. Но и смерти больше не было, хотя она была бы рада так умереть. С любовью обхватила она, сколько могла, огромный лоб Змея и поцеловала его прямо в третий глаз. Он осторожно качнул головой, и она очутилась полностью лежащей на его шершавой исполинской морде, точно на твердой широкой площадке. Он медленно начал вытягивать шею, и Этель почувствовала, как поднимается из морской пучины наверх, все выше, к воздуху и солнцу.
20
Увидев, что Гарун столкнула Этель, Рогволд не издал ни звука. Он только подошел совсем близко к краю утеса и успел заметить, как жену его затягивает жадный водоворот.
Тогда он сел и закрыл лицо руками. Гарун тоже не двигалась с места. Бледный и потрясенный, Свенельд Конунг соскочил с лошади и приблизился к ним, взглянул вниз и молча сел рядом с Рогволдом. Ему казалось, что он сам умер в этот миг вместе с Этель. В нем не было мыслей, как в сыне его не было чувств.
Но через некоторое время взгляд старого воина внезапно стал сосредоточенным. Он увидел невероятное: как по всему Сейдстрему и дальше разлилось золотистое сияние - внутри, под водой. Оно становилось все ярче, разгоралось, расходилось широкими кругами.
• Рогволд... - вымолвил он, обомлев. - Рогволд! Посмотри!
Йон Эрт медленно отнял руки от лица, и вдруг оба ахнули. Из воды на длинной мощной шее поднималась голова Великого Морского Змея, а на ней, посреди огромной морды, ближе ко лбу, где сиял золотистый бриллиант, лежала счастливая и смеющаяся Этель. Она помахала им рукой, и до них донесся ее блаженный смех. Огромное тело Змея чудовищными кольцами вздымалось из воды, сворачиваясь и разворачиваясь, а темно-зеленая чешуя бряцала, как доспехи на древнем войске.
Гарун, побледнев, упала без памяти при этом грандиозном зрелище, а Змей сделал круг, точно разминая перед битвой застывшие мышцы.
Огга наблюдала за явившейся ее взору неожиданной и грозной картиной, дрожа, как в лихорадке. Проплывая мимо валунов, где она затаилась в животном ужасе, Змей вдруг медленно повернул голову, и его человеческий взгляд, устремленный прямо на ведьму, точно пронзил ее насквозь. С воплем она кинулась прочь. Никогда еще ей не было так страшно, никогда еще чувство бессилия не охватывало ее в столь полной, почти бесконечной мере. В ее памяти, как живые, стояли устремленные на нее суровые и печальные глаза Змея, огромные, в рост человека, голубые, как небо, с красивым золотым зрачком. Она слышала тяжелое бряцание его чешуи; тело ее сотрясалось от страха и холода.
Увидели Змея и братья Гудрунборг, совершавшие прогулку верхом.
• Гляди! - сказал Эгиль.
• Ого, - прошептал Лаксдаль.
• У него третий глаз, - слабея, сказал Эгиль.
Лаксдаль молчал. Он был совершено подавлен видом этого мощного древнего величия. «Огге конец», - только и подумалось ему. Это была смутная, но приятная мысль.
• Кто у него на голове? - прошептал Эгиль.
• Этель, - ответил Лаксдаль, едва шевеля губами. Обоим сделалось не по себе, оба круто повернули коней и погнали их к своим имениям.
Сделав круг, Великий Змей положил огромную голову на утес, который дрогнул от этого прикосновения, и Этт, счастливая и цветущая, ступила на землю. Рогволд и Свенельд упали перед Змеем на колени.
• Приветствуем тебя, великий посланник Бога! - сказал Конунг, протягивая руки к Змею. Что-то вроде любви и нежности мелькнуло при этих словах в загадочных глазах Змея. Он царственно, грациозно и осторожно откинул голову назад, устремил ее вниз и медленно, с тяжелой торжественностью вновь погрузился в пучину.
Этель, смеясь обнимала мужа и свекра.
• Очнитесь же! - весело говорила она им. - Ведь вы так ждали этого. Я теперь знаю, о чем думает и чего хочет Великий Морской Змей. Знаю, что он чувствует. Он глубоко любит меня и вас. Он благодарен Господу за то, что через меня наконец получил обратно свое могущество по воле Божьей. Он рад, что сможет теперь наказать виновных и дать покой и радость тем, кто этого заслужил.
• Тебе... холодно... - только и мог сказать Свенельд, как во сне, пытаясь снять с себя плащ.
• Нет, отец! - она торжествующе воздела руки к солнцу. - Мне теперь не холодно. Совсем! И хотя я мокрая, мне все равно не холодно, даже жарко.
• Это твоя душа обогревает тебя, - ответил Рогволд, подавая ей желтый цветок. - Душа избранницы. Ведь предсказание сбылось: «Когда чистое уйдет на погибель, встретится с Жизнью и не умрет. Жизнь примет дар и вознесет чистое, и восстанет в богоданном облике». Жизнь - это Змей, и он вернул нам Этель. Как я счастлив, Этт, что ты жива, - и что третий глаз теперь у Великого Морского Змея.
Он засмеялся и крепко обнял жену и отца.

Когда Гарун пришла в себя, старый Гудрунборг стоял рядом с ней.
• За что ты снова хотела убить ее? - спросил он дочь. - И что ты теперь будешь делать?
• Не знаю, отец, - Гарун обняла его. - Прощайте. И простите мне всё. Я хочу умереть - и Змей мне поможет. Теперь я знаю: Змей придет за мной. Не я - Огга хотела смерти Этель, но виновата я не меньше Огги. Берегите Этель, отец, а я... я уже никому не причиню зла.
Отец поцеловал ее и пошел прочь. Гарун побрела вслед за ним к замку. Вернувшись в свои покои, она написала письмо:
«Великий Морской Змей!
Во имя Господа, пожалуйста, отними у меня жизнь, но так, чтобы я, если возможно, не попала в ад. Я запуталась и перестала понимать, как мне быть. Я во многом виновата и во всем каюсь от чистого сердца. Дай мне возможность после смерти не испытывать страха. Да будет при мне светлый наставник, а не темный искуситель. Спаси меня, Боже! Еще прошу о безболезненном конце, если это возможно».
Ночью она вышла из дома, держа листок в руках, чтобы бросить его в Сейдстрем, где бы Змей мог получить его. Внезапно кусты на ее пути зашевелились, и в золотистом блеске, чуть посребренная луной, явилась голова Змея. Он устремил на нее свой мудрый испытующий взор, а Гарун, уже не испугавшись, протянула ему письмо.
Змей молча раскрыл пасть, бездонную и черную, как пещера. Листок выпал из руки Гарун. Осенив себя крестным знамением, она вошла в эту пасть, откуда почему-то веяло влажным ветром и ароматом пряной осенней листвы. Впереди был свет, Гарун пошла быстрее... И вдруг она очутилась снова возле Свенельдхольма. Вместо весны была осень - вероятно, октябрь; желтые и красные листья покрывали землю. Она оказалась сидящей на тех же качелях, на которых любила качаться в детстве, и удивлялась, что только что была ночь, а теперь - день.
Перед ней расстилалась поляна, полная листьев и осенних цветов, а на поляне стояли памятники - десять красивых могильных плит. Гарун наклонилась и стала читать надписи: четыре месяца до рождения, мальчик... шесть месяцев до рождения, девочка... близнецы, два месяца до рождения...
Неподалеку от памятников играла белокурая девочка лет девяти. Она была в белом платьице, с золотым крестиком на шее.
• Кто ты? - спросила Гарун.
• София, - ответила девочка. - Ты отравила меня порошком, но я успела родиться и меня даже окрестили. Тебя зовут в крещении Анна, я знаю. Я бы выросла такой, как ты меня видишь, если бы ты дала мне вырасти.
• А это?.. - еле слышно спросила Гарун, указывая на памятники.
• Это безымянные дети, убитые тобой, - девочка улыбнулась. - Сами они сейчас на Небе, это просто память о них. Не бойся. Меня послали быть тебе светлым наставником, о котором ты просила.
• И тебе не страшно, не холодно здесь? - озираясь, с тревогой спросила Гарун.
• Нет, - девочка засмеялась. - Мой Господь со мной, а с тобой Его нет, оттого тебе и страшно.
• Так я... умерла?! - вырвалось у Гарун с невольным ужасом.
• Все живы у Господа, - возразила София. - Здесь для тебя будет все время день и все время осень, и тебе не уйти отсюда, пока сердце твое не оживет. Когда это случится, мы обе взойдем в Рай.
Гарун попыталась уйти прочь, но в какую бы сторону она ни пошла, незримая сила не пускала ее дальше первых деревьев парка.
Тогда она села на качели и заплакала. София подбежала к ней и обняла ее:
• Не плачь, Анна, не плачь! Вспомни: ведь ты качалась на этих качелях, когда была такой, как я. Ты любила выкармливать птенцов. Лаксдаль находил их тебе, а Рогволд раскачивал тебя повыше, как тебе хотелось. Видишь римский фонтан? Когда было тепло, Эгиль брызгал на тебя и братьев водой. Разве ты забыла?
• Да, - ответила Гарун, прижимая к себе девочку. - Не уходи от меня, ладно? Ведь ты останешься со мной?
• Конечно, - ответила девочка. - Я буду с тобой до самого Рая. Тебе надо просто верить, надеяться и любить! Это самое главное, понимаешь, Анна?
• Прости меня, - прошептала Гарун.
• Ты давно прощена мной, - сказала девочка. - И я буду с тобой рядом, чтобы ты ничего больше не боялась. Я люблю тебя!
Гарун еще крепче прижала девочку к себе. Впервые светлые живые слезы хлынули из ее глаз; она плакала и не могла остановиться.

Наутро ее нашли бездыханной в постели. В руках она держала письмо к Великому Змею. Лицо ее было спокойно.
• Дочь моя, - сказал Гудрунборг, прочитав письмо и склонившись над умершей. - Я от души прощаю тебе все. Прости меня и ты...

21
В страхе бежала от Великого Змея Огга. Она искала спасения в нечистом месте, но не находила такового. Кладбища оборотней больше не существовало. Вместо него выросла прекрасная роща, а там, где был нечистый склеп, стояла беседка из белого мрамора.
На месте сожженного дома ведьмы густо разрослись кусты былого и красного шиповника.
Тогда Огга бросилась в свое единственное убежище: в подвал Свенельдхольма, где она убила  Инге, и где до сих пор висели ввинченные в стену цепи.
Она достала из своей котомки мелкие кусочки разбитого зеркала и принялась тщательно, точно играя в мозаику, быстро приставлять их друг к другу. Кусочки стекла мгновенно как будто склеивались между собой, образуя пентаграмму за пентаграммой. Пентаграммы в свою очередь склеивались друг с другом самым диковинным образом, пока не получился круглый колючий шар величиной с кулак. Тогда Огга вынула из котомки цельный, довольно большой кусок зеркала, прислонила его к стене и принялась катать шар перед зеркалом: семь раз вдоль него и семь раз поперек. Не переставая бормотать заклинания, она катала круглый колючий сверкающий шар, пока зеркало вдруг не стало черным и из него раздался вздох: ни мужской, ни женский, безрадостный, но не печальный. Затем такой же, как вздох, голос, спросил ведьму:
• Огга! Что ты хочешь?
• Остаться на земле после смерти, - торопливо ответила ведьма. - Скитаться вечным злым духом. Ведь я верно служила тебе.
• Да, - ответил голос. - Ты служила мне верно, но ты позволила вернуть Змею третий глаз, и теперь я в подчинении у Змея.
Огга побледнела:
• Чего хочет Змей?
Раздался короткий безрадостный смешок.
• Посланники Бога не заключают сделок с ангелами падшими, - ответил голос. - Змей хочет твоей смерти. Ты попадешь в ад и промучаешься там тысячу лет. Может, после этого я что-нибудь и смогу сделать для тебя. Но я не волен ослушаться Великого Змея. Теперь он сильнее меня.
• Не хочу в ад! - ведьма заскрежетала зубами.
• Хочешь в Рай? - насмешливо удивился голос. - Там не ждут ни тебя, ни меня, поверь своему хозяину. Змей хочет твоей смерти и адских мучений для тебя. Ты была хорошей ставкой в моей игре, но я вновь проиграл. Учись проигрывать и ты, чтобы после тысячи лет мучений служить мне лучше, нежели теперь. Я должен выполнить волю Змея. Прощай, Огга.
И зеркало вновь стало отражать предметы. Огга сунула в свою котомку и зеркало, и шар и вылезла из подвала. Завернувшись в плащ, она отправилась к отдаленным болотам, где посреди трясины стоял полуразвалившийся деревянный сруб - последнее ее убежище.

Этель Ли Гудрунборг стояла вечером на берегу моря, ожидая Великого Змея с факелом в руке. Она знала его волю: он хотел, чтобы она ожидала его. Рогволд немного волновался за нее, но Этт только улыбалась.
• Ты не должен бояться, когда со мной Змей, - сказала она. - Ведь он теперь покровитель всего нашего рода.
Змей приплыл к ней, когда заря уже угасала. Его огромная плоская голова легла на берег, разливая вокруг золотистое сияние. Этель ступила на широкую и длинную морду Змея и с любовью коснулась его рукой. Змей осторожно развернулся и быстро поплыл в открытое море, не очень высоко держа голову над водой.
Они плыли долго. Уже погасла заря на небе, и воды моря засеребрились луной. Этель сидела, любуясь штилем и лунным дорожками, разбегавшимися по легким волнам.
Вдруг она увидела вдали шхуну под парусами. Змей стремительно приближался к ней, и вскоре Этель, внутренне содрогнувшись, узнала «Исполина» - пиратское судно, на котором мучилась целый год. Змей дал ей сойти на подводную скалу, одним своим плоским краем возвышавшуюся над морем, и пристально посмотрел ей в глаза.
«Он спрашивает, хочу ли я, чтобы все они умерли», - поняла Этель и горячо воскликнула:
• Да, хочу! Но если на судне есть хотя бы одна заблудшая душа, могущая спастись, или такая же несчастная, какой была я, помоги ей!
И она швырнула факел в сторону корабля. Змей подхватил факел кончиком своего хвоста, и шхуна тотчас вспыхнула, как свеча. Разом загорелись снасти, паруса, палуба. Проснулись и забегали взад-вперед испуганные пираты. «Давай воды!» - закричал кто-то, и вдруг раздался всеобщий панический вопль. Все увидели на рифе Этель с гордо поднятой головой, всю в золотистом сиянии, а рядом с ней невиданного Змея, повергшего в ужас своим обликом самых отчаянных и бесстрашных.   
• Этт, Этт! Это Этт! раздались голоса, и десятки рук умоляюще простерлись к Этель.
• Этель Ли! Прости нас, - долетело до нее. - Не губи; мы не знали, какая в тебе великая сила! Мы больше не станем пленять женщин - даже сейчас при нас нет ни одной...
• Удивительно, - прозвенел над морем в треске пламени голос Этель. - Как же вы не запаслись таким необходимым добром? Микки, за какую цену ты продал меня Эдельхайд? Джо, а ты что пытаешься прыгнуть в воду? Может, хочешь добраться до меня и избить еще раз? Джимми, ты меня боишься? А когда-то ты был мной доволен. Особенно когда я вырывалась и плакала. Я была твоим любимым развлечением.
• Я буду молиться за вас! - сурово закончила она. - Умрите с миром, вы прощены мной, но прежде - она заглянула в глаза Змею, - прежде я хочу повидать своего друга, нежного и незабвенного. Один-единственный раз, во имя всех мучений, которые я вытерпела среди этих людей!
Тут же рядом с ней в благодатном неземном свете возник ее первый муж, Джордж Ли, и взял ее за руки. Лицо его было необыкновенно ясным и мягким. Она прижалась к его груди и заплакала.
• Не плачь, Этт, - сказал Джордж. - Рогволд чист душой, он любит тебя, и ты любишь его. Скоро у тебя родится дитя, и ты увидишь своих родителей. А мне сейчас бесконечно хорошо. Я в Христовом воинстве. Я боролся за тебя и других несчастных на небесах - и буду бороться впредь.
Они крепко взялись за руки, и тут раздался первый удар. Вопль на Исполине сменился звериным воем. Змей, гремя чешуей, давил и терзал чудовищными кольцами шхуну, топил пытавшихся куда-то плыть людей, ломал наскоро спущенные на воду шлюпки, убивая ударом страшного хвоста сразу по десять человек, крушил борт и палубу. Через несколько минут от судна не осталось и следа: море поглотило всё до последней щепки. Одна только луна светила над ровной гладью.
Джордж Ли улыбнулся Этель, отступил в сторону и пропал в лунном блеске, а она с освобожденной легкой душой встала на плоскую голову Змея и устало прилегла на ней, прижавшись щекой к бриллианту.
• Домой, - шепнула она. - Теперь только домой, правда? Я чувствую, йон Эрт переживает за меня... Он не спит и ждет, когда я вернусь.


Через два дня Этель приехала в Лаксдальхольм и сказала Лаксдалю и Эгилю, гостившему у брата:
• Великий Змей хочет, чтобы на закате вы явились на берег моря вместе со своими лошадьми.
• Зачем? - спросил Лаксдаль.
• Для чего? - удивился Эгиль.
• Этого я не могу вам сказать. Знаю лишь, что вы останетесь живы. Змей хочет показать вам остров, где вы еще ни разу не бывали.
• Мы сегодня ужинаем у отца, - замялся Лаксдаль. - Успеем ли мы?
• Успеете, - ответила Этель. - Вы лучше меня знаете, когда стемнеет. Змей будет ждать вас у Сейдстрема, так что спешить вам особенно не придется. Надо только успеть до того времени, как догорит вечерняя заря.
• Мы успеем, - сумрачно отозвался Лаксдаль.
Этель удалилась.
• Может, дать тягу? - спросил Эгиль.
• Догонит, - Лаксдаль пожал плечами. - Да и какой смысл? Змей не хочет нашей смерти, это самое главное.
... На закате, отужинав у йона Свенельда, братья оседлали коней и торжественно, не без тайного страха, подъехали к Водовороту Духов. Змей уже ожидал их. Он положил свою огромную голову на утес. Братья спешились, поклонились ему и взошли на его огромную плоскую голову, озаренную бриллиантом. Лошади послушно и без всякого страха пошли за ними.
Змей осторожно поднял голову от скалы и, по обычаю подняв ее над водой, торжественно поплыл в сторону заката.
Свенельд Конунг, стоя у окна, растерянно и печально смотрел им вслед. Этель, оказавшаяся рядом, мягко взяла его за руку.
• Они вернутся, отец, - сказала она, - но очень нескоро.
• Когда? - он внимательно посмотрел на нее.
• Через десять лет, - ответила она.
• Десять лет! - Свенельд Конунг был потрясен. - Бог мой! И я не увижусь больше с ними?
• Напротив, - ответила Этт. - Через десять лет, день в день Змей сам отвезет вас к ним, и вас встретят те самые добрые и любящие сыновья и братья, которых вы последнее время тщетно желали видеть пред собой. Мало того, они вернутся с вами домой и будут такими уже до конца, станут вашей гордостью и радостью. За десять лет они научатся любить и смиряться. У них уже не будет надежды вернуться, когда вдруг появитесь вы. Они будут бесконечно счастливы видеть вас. Они полюбят нас с Рогволдом, а мы - их. Лаксдаль сейчас в разводе. Он будет тосковать по своей прежней жене и сыну, поэтому, когда вернется, вновь станет просить ее руки; она согласится. У них родится еще один мальчик и еще одна девочка. Эгиль не женится, потому что даст монашеский обет; по всей округе он прославится добрыми делами. Вы же после их возвращения проживете еще много лет.
• Господи! - восхищенно прошептал Гудрунборг. - Я бы согласился ждать не десять, а двадцать лет, лишь бы так оно и было. Я бы отдал часть собственной жизни, лишь бы своими глазами увидеть то, о чем ты говоришь.
Этель засмеялась:
• Говорю не я, отец, а Великий Морской Змей. Он хочет, чтобы вы знали: так все оно и будет. Не думайте о разлуке. Помните: они уехали, чтобы стать счастливыми и сделать счастливым вас.
• Я верю Морскому Змею, - торжественно сказал Гудрунборг.


Тем временем после целой ночи плавания Лаксдаль и Эгиль ступили, наконец, на какую-то странную землю - вероятно, остров - с одним-единственным небольшим особняком недалеко от берега и древними лачугами, которые остались, видимо, с незапамятных времен. Остров был довольно большим, с лугами и лесами, видневшимися с высоты берега. Новая трава еще не выросла, деревья еще не зазеленели, но снега уже не было. Вокруг, отделенные от берега полосой воды, лежали цепью мелкие острова.
Змей исчез под водой, а из парадных дверей особняка появился пожилой человек в одежде матроса. Он поклонился Эгилю и Лаксдалю и сказал:
• Морской Змей подал мне знак, что молодые господа скоро приедут, и я должен им прислуживать.
Он улыбнулся.
• Я живу здесь вот уже пятнадцать лет, спасаясь от несправедливого суда. В особняке довольно съестного и хорошие вина, есть ружья и снасти для охоты и рыбной ловли, есть книги: их немного, но я не знаю, что бы стал без них делать. Добро пожаловать, господа.
• А кроме тебя кто-нибудь еще есть на острове? - упавшим голосом спросил Эгиль.
• Нет, - ответил слуга. - Ни единой души, кроме диких животных и птиц. Я не знаю, кто выстроил этот особняк. Змей доставил меня сюда, и я обрел способность понимать его волю. От него мне известно, что остров принадлежал вашим предкам, конунгам, в том числе Гудрунборгам, Эртеборгам, Скессеборгам и Эглендам. Змей когда-то помог уехать отсюда вашим предкам. Он доставил их на побережье Исландии. Этот остров давным-давно затонул, но пятьсот лет назад вновь поднялся из пучины. Здесь выросли леса, появились звери и птицы. Но уплыть отсюда нельзя: цепь островов окружена водоворотами.
• Боже мой, - Эгиль побледнел. - Сколько же мы здесь пробудем?
Слуга развел руками: он не знал.
Лаксдаль молча сел на песок и устремил взгляд сквозь цепь островов в ту сторону, где совсем недавно скрылся Великий Змей и где была его родина. Он был уверен, что останется тут навсегда. Невольные слезы стояли в его глазах.
22
Спустя неделю после того, как Эгиль и Лаксдаль очутились на острове своих предков, Свенельд Конунг и Этель совершали небольшую прогулку на лошадях. Этель ехала в женском седле на своем шотландском пони, купленным когда-то Свенельдом по случаю (теперь он шутил: твоя лошадь нашла свою шотландку, Этт). Сам йон Свенельд восседал на великолепном арабском скакуне, одном из десяти первых, от которых повел завод несколько лет назад. Он очень ценил и любил арабских лошадей, они отлично подходили для трудных дорог и горных тропинок и в летнюю, и в зимнюю пору. Рысаки также пользовались благосклонностью Свенельда, особенно зимой, при большом снеге.
Они ехали по восточной дороге по направлению к замку Скессеборгов. Освальд рекомендовал Этель ежедневную недолгую прогулку. Сегодня ей захотелось выехать, но Рогволд, занятый делами имения и беседой с управляющим, не смог сопровождать ее. Он хотел послать в качестве сопровождающего Скандестага, но йон Свенельд неожиданно нагрянул в гости и вызвался сам сопровождать Этель.
Они ехали легкой неторопливой рысцой, чтобы Этель не утомилась. Пахло весной, хотя сегодня и было пасмурно. Солнце с утра не появлялось из-за облаков.
• Змей ищет Оггу, - задумчиво говорила Этель. Он обычно знает, где’ она, но при ней шар, мешающий ему отыскать ее сразу. Она сделала его сама из пятисот зеркальных осколков; в этом шаре остаток ее силы.
• Ничего, Змей найдет ее, - уверенно молвил Свенельд. 
Вдруг Этель прислушалась к журчанию ручья в маленьком овраге.
• Я спущусь вниз, отец, - сказала она, - ладно? Мне хочется поглядеть на ручей - ведь там нет болота?
• Нет, дитя мое, - ответил Конунг. - Спустись и посмотри, хотя по мне - что ручей за диковина?
• Весенние ручьи - всегда диковина для меня, - возразила Этель. - Вспомните, отец: прошлую весну и почти все лето я провела в корабельном трюме.
• Да, я понимаю, - согласился Свенельд.
Этель слезла с пони и спустилась в овраг. Тут же Гудрунборг услышал, как она вскрикнула. Он соскочил с коня и прыгнул в овраг, на ходу вытаскивая меч из ножен.
Перед ним предстала стоящая на коленях Этель. Огга держала ее за волосы и прижимала к шее острый нож.
• Пусти ее, - сказал Гвудрунборг.
• Пока она со мной, Змей не тронет меня! - выкрикнула Огга. - Здесь нечистое место, разве ты забыл, Свенельд? Здесь, в этом самом овраге, покончили с собой брат и сестра из рода Эглендов, виновные в кровосмешении! Их хотели побить камнями, но они успели уйти из жизни раньше, чем их казнили. Здесь я сильнее, нежели в другом месте.
Она занесла нож над Этель:
• Пока ты со мной, живая или мертвая, Змей еще погоняется за мной. Но мне ты нужнее мертвой: так ты не будешь сопротивляться. Прощай, Этель Ли!..
Внезапно огромный, похожий на заостренную колонну, изумрудный хвост взметнулся за спиной ведьмы по ту сторону оврага. В кончике хвоста было зажато копье. Гудрунборг успел заметить, что это заостренный ствол осины, толщиной в человеческую руку, но он был раскален докрасна, точно железный. Осиновое копье с чудовищной силой пронзило ведьму насквозь. Кровь хлынула потоком. Йон Свенельд подхватил Этель и отнес в сторону.
• Не хочу умирать, - хрипя и чернея лицом, твердила Огга; пальцы ее царапали весеннюю грязь. - Я не хочу умирать!
Страшный удар хвоста наполовину вогнал ее в землю. Уже застывающими губами она скрежетала заклинания и бормотала проклятия. Второй мощный удар вогнал ее в землю так глубоко, что эта земля сомкнулась над ведьмой и поглотила ее.
• Благодарю, Великий Змей, - прошептала Этель, едва живая от страха.
Весь овраг тут же бурно покрылся цветущим шиповником и желтыми одуванчиками, хотя им  еще рано было появляться на свет.
• Как красиво, - Этель улыбнулась, но тут же скорчилась от невыносимой боли.
• Ты не ранена? - испугался йон Свенельд.
• У меня сейчас родится ребенок, - просто сказала Этель.
• Что?! - йон Свенельд почувствовал ужас. Пот выступил на его лбу от волнения и неожиданности. - Я еду за Освальдом Скессеборгом...
• Отец, - удержала его Этель. - Вы не успеете. Я чувствую: он прямо сейчас родится. Пожалуйста, не бойтесь, - она попыталась улыбнуться. - Не оставляйте меня. Я многого не попрошу. Не пожалейте для меня своего плаща, только и всего. С остальным я справлюсь сама.
«Трус!» - мысленно сказал сам себе йон Свенельд в гневе на себя, а вслух молвил, снимая плащ:
• Прости меня, Этт! Раз уж ты не боишься, то мне бояться - последнее дело. Я буду с тобой. Мне только жаль, что я не сумею помочь тебе, как следует...
• Вы никогда не присутствовали при родах? - рассмеялась сквозь слезы Этель.
• Бог миловал, - откликнулся йон Свенельд. - Ложись. Не бойся, я придерживаю тебя.
Этель легла на плащ Конунга и кое-как накрыла живот и ноги своим собственным плащом. Она кусала губы до крови, чтобы стонами не испугать свекра, но слезы боли катились из ее глаз горохом.
• Сейчас... сейчас, - шептала она. - Отвернитесь, отец...
• И не подумаю, - йон Свенельд крепко взял ее за руку. - Держись за меня! Ничего не бойся, сейчас все кончится.
Тело Этель судорожно изогнулось и разом обмякло.
• Все, - еле слышно шепнула она.
Гвудрунборг сунул руку под плащ, и через секунду в его руках закричал младенец.
• Девочка! - весело сообщил он бледной и обессилившей Этель, лицо которой озарилось нежной улыбкой. - Такая же рыжая, как ты.
Он разрубил пуповину мечом, не заботясь о стерильности и, завернув новорожденную в запасной плед, дал ее Этель, которая, расстегнув платье, прижала младенца к груди.
• Надо убрать следы, - смущаясь и краснея, сказала она.
• Я всё уберу, - отозвался йон Свенельд. - Кое-что о родах я все-таки знаю.
Когда Этель, наконец, оправила на себе платье и скинула плащ, Гудрунборг исполнил свое обещание: он закопал в землю «сорочку» новорожденной и положил на это место тяжелый камень.
• Как ты, дитя мое? - спросил он, накидывая на Этель ее плащ и подхватил ее на руки вместе с младенцем.
• Спасибо, отец, хорошо, - ответила она, и счастливая улыбка озарила ее лицо.
Он нежно поцеловал ее в лоб и прикрыл ее грудь и личико ребенка мягким шарфом.
• Ты у нас, оказывается, крепышка. Родила без всяких врачей, за считанные минуты, да еще такую чудесную малютку, каких я не видывал.
Этель крепко обняла его за шею и поцеловала.
• Я вас очень люблю, отец, - сказала она.
• Это мне известно, - йон Свенельд вынес ее на дорогу. - Ты и впрямь любишь меня. Так, как ты, меня любит еще, пожалуй, один только Эрт. То-то он будет рад нам с тобой и этой крошке: гляди, она уже спит. Она будет красавицей, Этель! Но как нам добраться домой?
• Морской Змей, - торжественно произнесла Этт. - Вон он, отец, смотрит на нас. Он хочет, чтобы мы поставили лошадей ему на голову, а сами сели ближе к его лбу. И он очень быстро домчит нас в Игельскальд.
Они поклонились Великому Змею и с почтением приняли безмолвно предложенную им помощь. Всю дорогу лошади стояли спокойно, а Гудрунборг бережно прижимал к себе названную дочь с новорожденной внучкой. Всю дорогу - и еще бесконечное множество дней чувство лучезарного счастья не покидало Этель.

Спустя совсем малое время всадник из Игельскальда уже ехал за доктором Скессеборгом, а Рогволд, полный восхищения, смотрел на свою дочь - не родную, но он привык считать этого младенца родным. Теперь он даже не вспомнил, что девочка не от него. Его забывчивости способствовало и то, что малютка удивительно походила на его любимую жену.
• Доволен? - спросил йон Свенельд. Вместо ответа сын улыбнулся.
• С дочерью тебя, - сказал отец, и они крепко обнялись.
• Знаешь, - говорил Свенельд чуть позже, - Этель - настоящая жена викинга. Сколько мужества! Какой характер! После ведьмы и всех этих кошмаров - взять и родить ребенка. Хорошо, что мне было не много работы, иначе как бы я помог ей? Я ведь ничего не умею.
Рогволд рассмеялся.
• Отец, - сказал он. - Вам надо пройти медицинские курсы у Освальда: он и Гильда учат, что делать в таких случаях.
• Ты-то сам проходил эти курсы? - едко пошутил йон Свенельд. К его удивлению Рогволд ответил:
• Разумеется.
• И ты смог бы принять роды? - изумился Конунг.
• Смог бы, если случай не слишком трудный.
Свенельд с уважением посмотрел на сына, потом заметил:
• Что же, я не против. Мало ли, какая еще женщина застигнет меня врасплох. Призову на днях Освальда и Гильду для беседы. Иначе это действительно немного страшно. Чувствуешь свою огромную ответственность и полную беспомощность. После побед над оборотнями нелегко испытывать подобное.
Через несколько минут все трое в спальне Этт с умилением наблюдали, как Эдельхайд купает крупного тяжелого младенца и воркует над ним:
• Ах ты, моя красавица! Как же это твоя матушка так быстро родила тебя? Сама ребенок ребенком, а родила такую тяжесть, да еще прехорошенькую, с волосиками, с большими глазками, слава тебе, Господи! Ах ты, моя умница! Говорила же я, что Этель полюбит Великий Морской Змей! Так оно и вышло.
• Кто же не верил тебе, Эдельхайд? - засмеялся Рогволд.
• Были, наверно, люди, - Хэди осторожно покосилась на старого Гвудрунборга и тут же поспешно добавила:
• Впрочем, теперь верят все, и слава Богу!
... Вскоре приехал Освальд Скессеборг и осмотрел мать с младенцем.
• У вас очень крепкий организм, - сказал он Этель. - Он просто приспособлен для материнства: это редкость. К моменту родов ваш организм, как хороший воин, был полностью готов к испытанию. Поздравляю вас. Это лично от меня.
Он преподнес Этель букет хризантем, выращенных в оранжерее. Рядом с изголовьем ее постели уже стояли, также крупные оранжерейные золотисто-белые розы йона Эрта, источающие тончайший аромат.
• Но тем не менее, - продолжал Освальд. - Вы хрупкая женщина и ослаблены родами. Поспите немного. Вам нужен отдых, а младенцу - кстати, полностью здоровому, - крепкая мать. Вот вам лед, положите его себе под рубашку; я дам наставления Хэди насчет девочки.
Этель улыбнулась, поблагодарила Скессеборга и вскоре уже крепко спала.

Спустя сорок дней девочку, следуя указанию на таинственном ларце, где недавно лежал бриллиант, окрестили, назвав Марией, но уже с первых дней ее жизни на земле все звали ее Ингрид, опять же, как это было указано на ларце: «Первому имя Ингрид и Мария».
Рогволд и Этель были счастливы. После крещения Ингрид они устроили великий пир в Игельскальде, созвав множество гостей.
Они не знали, что в эти дни Великий Морской Змей охватил никому не видимым кольцом все имение йона Эрта - так он берег покой новорожденной.
22
Прошли годы. Каждый год Рогволд и Этель ездили на Мадейру и в Шотландию, каждый год родители и сестра Этт Эмили совершали путешествие в Исландию и гостили в Игельскальде.
Ингрид росла милой, жизнерадостной, чуткой и умной девочкой. Она познакомилась с Великим Змеем еще совсем младенцем, ползала по его широкому носу и лбу, трогала сияющий бриллиант и повторяла то, что слышала от взрослых:
• Этот камешек нашла Этель. А Этель - моя мама. Значит, моя мама нашла этот камешек и вернула его Большой Змейке.
Она страстно обожала отца и дедушку - едва ли не больше своих бабки и деда с Мадейры. Ей доставляло радость и удовольствие слушаться их, ласкаться к ним, оказывать различные услуги, посильные для ребенка, сопровождать их на прогулках. Оба рыцаря не чаяли в ней души, их любовь к девочке не имела границ. Ингрид очень любила мать и старую Эдельхайд, а когда стала чуть постарше, лет пяти, подружилась с двенадцатилетним Свеном, которому, впрочем, и до этого очень нравилось говорить и играть с ней. Он задаривал ее своими лучшими игрушками, в которые, повзрослев, перестал играть. Ингрид они приводили в восхищение. Кроме того, Свенельд катал ее на пони и качал на качелях.
Мальчик чрезвычайно привязался к хорошенькой ласковой разумной малышке. Его пленяла ее счастливая беззаботность, сочетавшаяся с почти недетской сообразительностью и поистине рыцарским великодушием. Он подарил ей каучуковый красный мячик и рассказал про свою сестренку Инге, которую потерял пять лет назад. С тех пор они полюбили вместе навещать могилу Инге, а иногда Ингрид играла там одна, осыпая скромную могилу цветами и веночками из полевых цветов и беседуя с воображаемой Инге обо всем, чем была полна ее нехитрая детская жизнь.
У нее уже появился маленький братец Джордж, а когда ей исполнилось восемь лет, она пережила свою первую разлуку с младшим Свенельдом: ему исполнилось пятнадцать, и он уехал сдавать экстерном экзамены в университет, чтобы получить степень бакалавра и продолжить учебу уже очень далеко от дома.
Когда ей исполнилось девять, у нее появилась сестренка, названная в память о первой жене Рогволда - Хельга.
Служанка по имени Хельга была очень польщена (она вообразила, что девочку назвали в честь нее из благодарности за ее хорошую службу). Это очень возмутило Хэди, и пришлось дать ей слово, что следующая девочка будет Эдельхайд.
• Нет, - Хэди вдруг мягко улыбнулась. - Назовите ее лучше Этель. Это имя принесет счастье любой, рожденной на нашем побережье.


Эгиль и Лаксдаль сидели на высокой скале своего древнего острова. За десять лет они очень сильно изменились; можно сказать, стали совершенно другими, чем были прежде. Уже прошло два года с тех пор, как умер их единственный слуга, и всю работу они теперь исполняли сами: пекли хлеб, благо муки в особняке было запасено довольно, и она не портилась, охотились и рыбачили, выращивали овес для своих постаревших, но еще бодрых лошадей, готовили себе сами, сами стирали все свое, но чтобы управляться с особняком, занимали в нем только две комнаты. Жили они тихо, мирно и смиренно. Оба стали чрезвычайно набожны, но Эгиль полюбил молиться вслух, а Лаксдаль как более замкнутая натура - про себя. Все их помыслы теперь, что бы они ни делали, были обращены к Богу.
• Все-таки здесь красиво, - сказал с улыбкой Эгиль. - Господь всегда выбирает для человека лучшее место. Я не жалею о том, что придется умереть именно здесь.
• Я тоже, - задумчиво ответил Лаксдаль. - Мне жаль одного: что мы так мало любили тех, кого должны были любить стократ сильнее. Помнишь, как отец возился с нами, когда мы были детьми, успокаивал, если нам снились страшные сны? Он носил нас на руках. А после не жалел нашей плоти, чтобы спасти нас. Представляю, как ему тяжело было нас наказывать: ведь у него доброе сердце и он никогда не переставал нас любить. А я... Боже, какой я был безумец: пустой, никчемный, глупый.
Он рассмеялся.
• Согласись, Эгиль, я был безнадежно глуп. Я не любил жену и детей! Господи прости меня окаянного ради Сына Твоего... и моей Инге, - произнес он почти шепотом. - Даже вспомнить страшно, как я обижал Метте, мою жену. Очень хочу верить, что она простила меня. Может, и Свен простил меня.
• Брат, я был хуже тебя, - сказал Эгиль. - Ты не можешь возражать. Я был безвольной тряпкой и давно погиб бы, если бы не попал сюда. Мне тоже очень тяжело думать, что мы не берегли нашего доброго отца. Сейчас я очень люблю его. Мы презирали Рогволда так, что даже предали его. Мы не сумели уберечь Гарун, спасти ее от одиночества. А Этель, жена Эрта! Как мы хотели продать ее ведьме, смеялись над ней, за глаза обижали ее...
Слезы выступили на его глазах, он умолк, потом сказал, возвысив голос, с великим сокрушением:
• Без числа согрешили, Господи! Но Ты многомилостив. Помнишь, Лаксдаль, как поначалу мы не находили себе здесь места? Мы были сами не свои, мы рвались, как цепные псы, мы метались, как одержимые и проклинали весь свет, прекрасно при этом понимая, что сами во всем виноваты. Нам казалось, что проще ненавидеть, чем любить. А сейчас... ты можешь себе представить, что такое ненависть?
• Нет, - Лаксдаль улыбнулся. - Ты прав: я могу теперь только сокрушаться или любить - больше ничего. Сокрушаться о своих грехах, а любить - тебя и тех, кого мы больше никогда не увидим...
Эгиль хотел что-то ответить, но внезапно сильно побледнел, и взор его остановился.
• Что с тобой? - испугался Лаксдаль. - Тебе плохо?
• Змей... - с трудом произнес Эгиль. - Великий Морской Змей... Смотри, он плывет сюда.
Лаксдаль молча уставился туда, куда указывал Эгиль. Действительно, от цепи островов к их острову, бряцая чешуей, как доспехами, приближался Великий Морской Змей, весь в золотистом сиянии, могучий и несокрушимый, а на плоской его голове стоял...
• Отец! Это отец! - крикнул срывающимся голосом Лаксдаль и, не выдержав, разрыдался. - Эгиль, это действительно наш отец - или я вижу сон?
• Это правда наш отец, - твердым голосом ответил Эгиль, хотя и из его глаз текли слезы, капля за каплей. Он хотел встать, но ноги его подкосились, он упал на колени, и оба брата протянули руки к Великому Змею.
• Я знаю, - шептал Эгиль. - Наша ссылка кончилась, Лаксдаль. По воле Божьей наш отец приехал, чтобы забрать нас домой; я знаю это точно. Я знаю это, - с глубокой убежденностью повторил он, не обращая внимания на слезы, которые заливали ему лицо, как дождь.
... Гудрунборг видел своих сыновей и плакал сам. Он чувствовал, как от них ему навстречу теплыми волнами накатывает любовь, смирение и все самое лучшее, что дается человеку от рождения для жизни на земле.
Великий Морской Змей плыл прямо к безымянному острову, прорезая широкой мощной грудью спокойные светло-голубые морские воды, начавшие розоветь и темнеть от заката. Его вытянутая шея и голова становились все ближе и ближе, все ярче пылал золотом его третий глаз, и все большей нежностью и светом наполнялся загадочный взгляд, устремленный на двух одиноких людей, простирающих к нему руки.
К О Н Е Ц
Начало: январь, 2002.
Конец: 17. 02.2002.