Увидеть солнечные облака

                К. Велигина afalina311071@mail.ru

                УВИДЕТЬ  СОЛНЕЧНЫЕ ОБЛАКА
                фантастическая повесть

                1

      Саркофаг доставили вечером.
      Лил непрерывный дождь, струясь по стёклам стрельчатых готических окон. В небе не было ни единого просвета. Набухшие тучи точно утонули в воде, и резкий ветер, налитая порывами, трепал листву деревьев.
      Барон Ка'ррас приказал снять крышку саркофага. Шестеро дюжих воинов сдвинули её, и многочисленные свечи озарили девушку в лёгком кисейном одеянии, лежащую на шёлковом покрывале. Она была чрезвычайно молода, с гладкой золотистой кожей и лёгким румянцем на щеках. Предплечья её сжимали широкие золотые браслеты, а пальцы рук были унизаны кольцами.
      "Хороша", - подумал Каррас и спросил своего воина, одного из тех, кто сопровождал саркофаг:
      - Значит, она спит уже тысячу лет?
      - Так мне сказали жрецы, - ответил воин.
      Каррас задумался, потом сказал:
      - На крышке написано "Тинно'криа ре'ас". Это не латынь. Что это значит?
      - На языке племени заркхов это значит: "Скоро проснётся", - отозвался воин.
      - Тиннокриа реас. Скоро проснётся, - повторил барон. - И когда же это было написано?
      - Недавно, одним пророком, - почтительно ответствовал воин.
      - Врачей сюда, - приказал Каррас.
      Немедленно явились врачи и после короткого осмотра объявили, что девушка действительно в летаргии, но как долго она в ней находится, сказать невозможно.
      - Перенесите её на кровать, - велел Барон слугам. - Она мне нравится. Унесите саркофаг в зал. И оставьте нас.
      Саркофаг унесли, врачи, воины и слуги покинули покои, и барон остался наедине со своим приобретением. Он сел рядом и впился пристальным взглядом в лицо спящей. У неё были длинные сильно вьющиеся тёмнокаштановые волосы, необычайно ясные и живые черты лица - неправильные, но тонкие и волнующе необычные. Каррас осторожно снял со спящей кисею и увидел набедренную повязку, состоящую  из алмазов разной величины, от довольно больших до очень маленьких - и кисейный лиф. Сложение "спящей красавицы" очень ему понравилось: совсем не худая, но и не полная, вернее, приятно полная - барон во всём любил меру. Золотистый оттенок её кожи пробудил в бароне чувства далёкие от бескорыстного созерцания, и он довольно хищно начал вглядываться в свою новую добычу, купленную им и принадлежащую ему.
      Но тут раздался звон бубенцов, и появился шут барона: единственный человек, который имел право заходить к барону в любое время без предупреждения. Это был молодой вельможа, лёгкий и стройный, в красно-чёрном трико с вечно насмешливым взглядом больших светлых глаз (Каррас не терпел карликов).
      - Что, Ло'рри, - обратился к нему барон. - Пришёл взглянуть на ту, что скоро проснётся?
      - Если она в самом деле проснётся скоро, - беззаботно откликнулся Лорри, - то, боюсь, вам угрожает вечный сон, хозяин.
      - Что ты имеешь в виду? - барон заинтересованно взглянул на своего шута.
      - Вам угрожает любовь, - объяснил шут. - А не она ли постоянно усыпляет все наши недобрые чувства - и это длится вечность, даже если вы влюблены всего одну минуту.
      Каррас рассмеялся.
      - Ты прав во всём, кроме одного. Я никогда не бываю влюблён, Лорри.
      - В самом деле, - шут сделал вид, что только что вспомнил об этом обстоятельстве. - Вас постоянно усыпляет другое средство: вечная похоть. То ещё снотворное.
      - Похоть?! - барон сверкнул глазами. - Ты что хочешь сказать, подлец, что я не знаю чести?
      - Она тоже не знает вас, - Лорри развёл руками. - Очень сожалею, но вы её перепутали с чем-то иным. Вероятно, со своим благородным происхождением.
      - Вон отсюда! - барон покраснел, и глаза его налились кровью. Но шут и бровью не повёл.
      - Хозяин, - сказал он задумчиво. - Почему вы не прорубите дыру в потолке?
      - Зачем? - невольно спросил барон.
      - За окном такой славный ливень, и его сейчас очень не хватает в этих покоях, чтобы погасить огонь вашего гнева. Вы слишком накалены.
      - И ты не устал бездарно шутить? - рассмеялся барон.
      - Но вы смеётесь, - возразил шут, - а это значит, что я обладаю силой целого ливня и порой могу погасить ваш гнев без помощи воды.
      - Поди сюда, - сказал барон. - Взгляни на эту девчонку. Хороша?
      Лорри взглянул на спящую и ответил:
      - Хороша, пока спит.
      - Почему? - полюбопытствовал барон.
      - Все женщины хороши, только когда они спят, - пояснил шут. - Едва они просыпаются, покой уходит, и начинается суета сует. Ведь когда они спят, им ничего не надо, но когда просыпаются, - подавай им решительно всё, и это их большой недостаток.
      - Эта не будет требовательна, - сказал Каррас. - Я купил её.
      - Видите, - вздохнул Лорри. - Не успела она проснуться, как уже потребовала от вас денег - и, полагаю, много. Проснувшись, она, разумеется, потребует ещё больше. Но вы не богаты тем, что она потребует от вас.
      - Чем же я беден? - спросил барон.
      - Вы знаете сами: любовью и вниманием.
      - А ты богат этим? - Каррас насмешливо прищурился.
      - Был богат, но обеднел, - шут сокрушённо вздохнул. - Ведь я должен быть зеркалом своего хозяина и отражать его в полной мере. Я не отражаю вашего золота, но отражаю вашу сущность. И раз в вас нет любви, во мне её тоже нет.
      - Ну, отрази тогда хотя бы моё золото, - барон подал шуту тяжёлый кошель с золотыми. - И оставь меня: я весь в созерцании.
      - Я знаю, в чём вы, - ответил шут, кланяясь. - Но боюсь, что сказав вам истину, я уже не смогу погасить ваш гнев ни ливнем, ни шуткой, ни даже ливнем шуток.
      - Поговори ещё у меня, - засмеялся барон. - Впрочем, ты отлично меня изучил, и притворяться перед тобой честным и правдивым значило бы, что я решил одолжить на какое-то время твою дурацкую шапку с бубенцами.
       Лорри поклонился и вышел. Выражение его лица сразу изменилось. Из насмешливо-безразличного оно стало серьёзным и задумчивым, каким становилось всегда, когда его никто не видел. Он был тронут беззащитным видом спящей гостьи Карраса и думал: "Не стоит спать тысячу лет, чтобы в конце концов стать жертвой маньяка. Надеюсь, что его обманули, хотя это мало утешает".

                2

      ... Ночью в покоях барона раздался дикий вопль. Прибежавшие слуги увидели, что лицо их хозяина расцарапано до крови.
      - Держите её! - кричал он не своим голосом. - Проклятая девчонка сбежала! Найти! Привести ко мне! Эта тысячелетняя тварь проснулась и чуть не выцарапала мне глаза! Неплохо для такой долгожительницы.
      Тут же весь дворец озарился факелами, и по каменным плитам и дощатым полам с грохотом забегали ноги многочисленных стражников.
       Лорри приоткрыл дверь своих покоев, и тут же мимо него пронеслось что-то быстрое, лёгкое и непонятное, как тень. Он успел заметить только большие глаза, очень красивые и безусловно женские;
эти глаза метнулись в его покои, после чего наступила абсолютная тишина, если не считать общего шума за пределами отведённых для него комнат.
       Лорри осторожно запер дверь, зажёг три свечи в тяжёлом подсвечнике и обошёл все свои комнаты  (а их было пять), тщательно осматривая каждый угол, но нигде ничего не нашёл. Он поставил подсвечник на стол и лёг в постель, не гася его. Внезапно возле его горла очутился кинжал и тихий голос произнёс:
       - Молчи. Не шевелись. И скажи, как отсюда можно выбраться.
       - Неудачная мысль, - спокойно ответил шут. Внезапно он едва уловимым движением выбил кинжал из угрожавшей ему руки и успел схватить метнувшуюся в сторону тень. Одолев её, он связал ей руки и ноги, потом завернул её в простыню - ведь на ней была только алмазная набедренная повязка и больше ничего.
       Конечно, он сразу узнал свою гостью - это было приобретение барона Карраса. "Теперь никто бы не стал сомневаться, что она проснулась," - усмехнулся про себя Лорри, рассматривая свои исцарапанные во время борьбы с пленницей руки. Она смотрела на него большими тёмными глазами и молчала. Вид у неё был совсем юный, почти детский, но вместе с тем - полный тайны и очарования.
      - Не бойся, - сказал ей Лорри, и его губы улыбнулись сами собой. - Я тебя не выдам, обещаю. И не причиню тебе зла. Знаешь ли ты, в каком веке живёшь?
      - В пятнадцатом от Рождества Христова, - отозвалась девочка, серьёзно взглянув на него. - Год тысяча четыреста сорок седьмой, шестое июня уже наступило. Что дальше? Да, сознаюсь, никакую тысячу лет я не спала. Просто у нашего племени такой обычай выдавать замуж неимущих девушек и сирот. Я уже десятая, которую отвезли в саркофаге. Одни из нас поехали на восток, другие на запад, в Европу, как я. Я заранее выучила ваш язык. Я знала, что стану женой христианского барона, и меня тоже сделают христианкой. Но я никак не думала, что европейские бароны так грубы и глупы. Я древнего рода и полагала, что со мной будут вежливы. А он, - её губы задрожали, - он разбудил меня тем, что пытался сорвать мою набедренную повязку, хотя на ней есть замок, и ключ от него - в одном из моих колец. Я должна была передать ему этот ключ в день свадьбы.
      - Свадьбы? - удивился Лорри. - Он не собирался жениться.
      - Он, конечно, заплатил за меня, - гордо сказала девочка, - но никто не взял бы его денег, если бы он не обещал, что женится на мне.
      Опечалившись, она добавила:
      - Его люди дали клятву.
      - Обман за обман, - заметил Лорри. - Ты тоже не спала в саркофаге тысячу лет.
      - Но я знатного рода! - в её глазах блеснули слёзы. - Древнего рода! Во мне царская кровь. Мы не дикари. У нас своя культура, свои традиции. Да, мне всего пятнадцать лет, но я не ожидала, что христиане так ведут себя. И наш обман невинен по сравнению с вашим. Вы в самом деле варвары! Вы жестокие, злые! Я хочу домой.
      Она заплакала.
      - Слёзы нам не нужны, - Лорри подошёл к ней ближе. - Сегодня и так целый день шёл дождь. Не стал бы я добавлять в него слёзы, даже если бы мне заплатили за это. Когда сыро за окном, это ещё полбеды, но сырость в сердце... Это вредно. Я развяжу тебя, а ты не будешь драться, ладно?
      - Я не дралась! - она возмутилась. - Я защищалась. Я не какой-нибудь мальчишка. А потом, ты всё равно спрятал кинжал. Но если ты всё-таки выдашь меня барону, я снова стану защищаться.
      - Не выдам, - он развязал ей руки и ноги. - Во что бы тебя одеть? Возьми пока что мою рубашку.
      И он подал ей крахмальную рубашку снежной белизны. Она нырнула за полог кровати и вышла оттуда уже одетая.
       - Как твоё имя? - спросил он с улыбкой.
       - Таэтэ'й, - ответила она. - Солнечное Облако.
       - Тающая тайна, - он рассмеялся. - Тень. Так оно и есть. Ты такая. А меня зовут Лоренс. Лорри. Я шут барона, чьи проблемы, как я и предполагал, начались с твоим пробуждением. Не будите спящую женщину, даже если она ещё просто девочка. Ведь и так - tinnokria reas - она скоро проснётся. И вместе с ней, конечно, проснутся неприятности. Я предупреждал его.
      - Ты шут? - удивилась Таэтэй. - Но ты красивый для шута. Хотя... весёлый, это правда. Барон не простит тебе, Лоренс, что ты спрятал меня.
      - Разве он узнает? - Лорри еле заметно подмигнул ей, и она в ответ улыбнулась ему такой пленительно щедрой улыбкой, что он почувствовал себя богатым.
      - Ты хочешь спать, а я выспалась, - сказала вслед за тем Таэтэй с некоторой заботой, которая не могла не тронуть его. - Правда, я голодна, но я потерплю до утра. Ложись и спи. Я не буду мешать тебе.
      - Нет, - он улыбнулся. - Вот хлеб, сыр, десертное вино - не надо ждать утра. И не пытайся никуда уйти, иначе тебя поймают, Солнечное Облако. Уходить нужно позже - поняла? Когда все будут уверены, что ты уже давно ушла. В этом вся радость побега, а иначе убегать нет никакого удовольствия. Правда?
      - Да, - она улыбнулась. - Благодарю тебя, ты очень добр. Ты христианин? Значит, ты настоящий христианин!
      - Злые и незлые люди есть везде, - он улёгся в постель. - Я пытаюсь не быть плохим, но хорош ли я, будет судить Господь.
      Он уснул быстро и спокойно, а когда проснулся, то увидел, что Таэтэй не приснилась ему, как он было подумал, а есть на самом деле и даже спит на одной из его вышитых золотом кушеток. Хлеб и сыр были съедены, вино - едва пригублено.
       Лорри оделся в обычный костюм шута и осторожно тронул её за плечо. Она проснулась и потянулась, точно котёнок.
       - Доброе утро, Лорри, - сказала она ласково. - Ты хороший человек.
       Лорри улыбнулся ей, потом сказал:
       - Спрячься, Таэтэй, потому что я ухожу. Лучше всего - за полог моей кровати. Там тебя никто не найдёт, даже искать не станут.
      - Спасибо, - она тут же нырнула за полог. - А когда ты вернёшься?
      - Когда выясню, насколько барон сердит на тебя, - ответил он и ушёл, заперев дверь снаружи.

                3         

     Барон был очень не в духе. Завтрак слегка утешил его, но всё же он оставался крайне озлобленным и раздражённым.
     - Здравствуй, хозяин! - приветствовал его Лорри, звеня бубенцами. Он пользовался своим правом безнаказанно называть барона на "ты", когда это было ему угодно. - Ты мрачен, как Саул, а я весел, как Давид, явившийся играть тебе на арфе. Боюсь, ты метнёшь в меня копьё в самый разгар моей игры. Но что с твоим лицом? Ты сражался ночью с дикими котами?
     - Я сражался со спящей тварью, - процедил Каррас, не глядя на своего шута. - Но в ней сидят тысячи демонов, если не миллионы. С ней было невозможно справиться. Едва она проснулась, как начала царапаться и кусаться, потом стащила мой кинжал и была такова. Её до сих пор не нашли.
     - Как велик мой хозяин! - воскликнул шут, воздевая руки к потолку. - Он будит женщин от летаргии одним своим прикосновением.
      - Я ещё не так к ней прикоснусь, - проворчал барон, - если отыщу эту мумию. Но, чёрт возьми, её набедренная повязка хуже всякого пояса верности. Это какой-то кошмар. Его невозможно снять.
      - Ваша светлость, - шут подсел к столу и с аппетитом принялся уничтожать остатки завтрака. - Я полагаю, к этому замку был ключ, и будь вы нежнее с девушкой, вы получили бы право доступа к блаженству.
      - Блаженство?! - барон взъярился. - Чёрта с два! С этой тигрицей можно блаженствовать только если ты сам тигр. Ей место в зверинце!
      - Но вы обещали жениться на ней, - напомнил Лорри. - А нарушенное обещание вызывает гнев не только у женщин, но и у столь доблестных воинов, как вы.
      - Жениться? - Каррас рассмеялся. - Да, я велел сказать жрецам, что женюсь на ней. Но я не могу жениться на самом деле и неведомо на ком. Сдаётся мне, я зря так нелепо раскошелился.
      - Я говорил тебе, хозяин, - отозвался шут. - Если женщина требует денег, ещё не проснувшись, то, разумеется, с её пробуждением начнутся большие хлопоты. Но тебе следует радоваться: ведь раз она сбежала, никаких затруднений у тебя уже не будет.
      - Затруднение как раз в том, что её не могут найти, - мрачно возразил барон. - Болваны! Как они ищут?
      - Так пусть не ищут, - Лорри развёл руками. - Забудь про неё и увидишь: жизнь по-прежнему начнёт тебе улыбаться.
      - По-твоему выходит, что я бросил деньги на ветер? - сердито спросил Каррас.
      - Деньги для этого и существуют, - ответил шут. - Неужели хоть раз ты не отдал их ветру? Хорошая взятка погоде. Но она мошенничает, и дождь льёт вовсю. Сегодня впервые за два дня я увидел солнце.
      - Ты считаешь, я зря купил девчонку? - устав от иносказаний своего шута, прямо спросил Каррас.
      - А когда ты хоть что-нибудь покупал не зря? - Лорри принял позу древнегреческого философа, решающего очередную задачу бытия и сознания. - Все услаждения плоти напрасны, а на услаждение духа ты тратишь гроши.
      - Хорошая охота всегда услаждала мой дух, - проворчал барон. - И каждая немало мне стоит.
      - Но при ней услажадется не дух, а страсть, - возразил Лорри. - В твоём случае. Другие, быть может, на охоте наблюдают природу, и это действительно лечит душу, но ты' на охоте только травишь зверя - и с таким выражением лица, что, окажись я на месте животного, я и не вздумал бы убегать и прятаться, потому что умер бы от ужаса. Поймав или подстрелив добычу, ты тут же ешь, пьёшь крепкие вина и ругаешься так, что деревья начинают качаться против ветра, а вода в ближайших реках сопротивляется собственному течению. Если это называется усладой духа, то я не шут, а глупец, причём, абсолютный.
      - Разве шут и глупец не одно и то же? - спросил барон, смеясь.
      - Если бы это было одно и то же, ты не стал бы слушать моих советов, - заметил Лорри, - а ты слушаешь их. Но мудрые люди не советуются с дураками, а ты - вершина мудрости после нашего короля. Значит, я шут, а не дурак.
      - Логично, - согласился барон. - Что ты посоветуешь мне сделать с этой мерзавкой, когда её поймают?
      Шут задумался, потом важно ответил:
      - Лучше всего было бы выдать её замуж за меня.
      Барон захохотал.
      - Отличная мысль! - воскликнул он. - Это очень меня позабавит. Молодец, Лорри! Эта тварь не достойна меня. Она достойна, разве что, быть женой моего шута.
      - Верно, - подхватил Лорри. - Но уговор: не забирать её у меня потом назад!
      - И не подумаю, - сказал барон. - Я что, не найду себе другую, более сговорчивую? Мне не нужно, чтобы каждый день меня царапали и кусали. Я уже не так молод для подобных забав.
      - Удивительно, - откликнулся шут. - Я ещё весьма не стар годами, но, видимо, постарел внутри: тоже стал немолод для того, чтобы меня так истязали. И даже в детстве не был молод: терпеть не мог, когда меня царапал и кусал наш невоспитанный кот. А ты, хозяин, увидев девушку из саркофага, не ответишь ли ей на её с тобой обращение таким же диким и неестественным поведением, какое она себе позволила?
      - Какой толк? - барон поморщился. - Гораздо забавнее будет просто выдать её за тебя и посмотреть, что из этого получится.
      - Мудро, - согласился шут. - Ты впервые недаром потратил деньги. Ты решил пустить в рост приобретённое, а это уже немало.
      - Девчонка ещё не найдена, - напомнил ему барон.
      - Сегодняшний день обещает удачу, - сказал Лорри. - Знаешь почему? Потому что светит солнце, и на небе солнечные облака.

                4

      Лорри вернулся к себе. Таэтэй по-прежнему сидела за его кроватью, но полог откинула. Она о чём-то размышляла, но приход шута вывел её из задумчивости. Она улыбнулась ему:
       - Никто не приходил меня искать, Лорри. Мне стало душно за пологом, и я его откинула.
       - Таэтэй, - сказал Лорри. - Иди сюда. Мне нужно поговорить с тобой.
       Он повёл её в самую дальнюю из своих комнат, чтобы никто не мог даже случайно подслушать их. Там было тихо, прохладно и сумрачно. В глазах Таэтэй появился страх, сменившийся сильным беспокойством.
       - Не надо бояться сумрачных комнат, - молвил Лорри, поймав её взгляд. - Логичнее бояться людей, но поверь: шуты исключение. Во всяком случае, в этих стенах. Я виделся с бароном. У него было плохое настроение, но теперь оно улучшилось. Он сказал мне, что не возьмёт тебя замуж. тогда я рискнул сказать ему, что сам готов жениться на тебе. Это его позабавило. Сомневаюсь, впрочем, что это позабавит тебя. Но это единственный способ выбраться отсюда и вернуть тебя на родину.
      - Ты вернёшь меня на родину? - лицо Таэтэй просветлело. - И для этого нужно выёти за тебя замуж? Хорошо. Правда, ты шут, но это даже лучше... Главное, ты не барон.
      - Я виконт, человек богатый, - ответил шут. - Моё состояние немногим меньше, чем у барона, и дела в моих поместьях идут хорошо. Я тоже королевской крови - правда, этой династии уже не существует.
      - Как? - глаза Таэтэй расширились. - И ты позволил сделать себя шутом?!
      - Барон как ближайший друг моего покойного отчима предложил мне своё отеческое крыло, - смеясь, ответил Лорри. - Я согласился. Положение шута, Таэтэй, гораздо выгоднее прочих. Мне нравится моя служба... Но дело не в этом. Земли барона соседствуют с моими, и пока я при бароне, мои земли в безопасности, потому что Каррас в милости у короля. Я могу отказаться быть его шутом, но это лишит мои города и моих людей необходимого для них покровительства в дни междуусобиц и войн, а мне бы этого не хотелось.
      - Понимаю, - глубоко задумавшись, сказала Таэтэй. - Да, нелегко вам жить. У нас в племени всё гораздо проще. А главное, веселее. Здесь такая тоска, - произнесла она с отвращением.
      - Тебе не будет плохо, - ответил Лорри. - А если что покажется не так, потерпи: скоро будешь дома.
      - Ладно, - Таэтэй доверчиво улыбнулась ему.
      - Тогда пойдём к барону, - сказал шут. - Покажемся ему. Он уже присмирел и не тронет тебя. Об одном прошу: говори с ним на своём родном языке, чтобы он ничего не понял. И даже не подавай виду, что наш язык тебе знаком.
      - Хорошо, - согласилась Таэтэй. - А он не разозлится, когда увидит меня?
      - Нет, - Лорри улыбнулся ей. - Впрочем, даже если рассердится, не огорчайся: это его нормальное состояние. Я всё улажу. Да, тебя надо переодеть. Вернее, к рубашке добавить ещё что-нибудь. Хотя бы вот эту материю.
      Он обернул материю вокруг Таэтэй, и получилось что-то вроде юбки.
      Затем они отправились к барону.
      Увидев их, Каррас пришёл в изумление.
       - Что?! - воскликнул он. - Ты нашёл её? Где?
       - Она пряталась на люстре в пиршественном зале, - сказал шут. - Я спустил люстру вниз и снял  отттуда свою невесту.
       - Люстра? - барон пришёл в ещё большее изумление. - Как девчонка туда попала? Взлетела, что ли?
В пиршественном зале двадцатифутовые стены, а люстра ещё выше, так как потолок сводчатый.
       - Как она попала туда, я не знаю, - ответил Лорри. - Вероятно, предатель ветер, которому вы обычно платите, занёс её туда. Она ничего не может рассказать мне, только говорит что-то на своём языке. Нашего она не знает.
       - Ну что, - хищно сказал барон, вставая навстречу Таэтэй. - Вернулась-таки? Ну теперь выйдешь замуж за моего шута вместо меня: это тебе будет хороший урок на тему, как надо себя вести со своим хозяином.
       - Ты мне не хозяин, - ответила Таэтэй на языке заркхов. - Ты гнусный раб.
       - Что она сказала? - спросил барон. - Хотя... ты ведь не понимаешь.
       - Нет! - воскликнул шут. - На меня снизошёл дар познания языков, хозяин. Она сейчас сказала: "Вы очень добры. Нельзя ли мне поесть?"
       - Ты правда хочешь есть? - спросил барон Таэтэй. Она неохотно кивнула головой.
       - А ты прав, - барон рассмеялся. - Она действительно голодна, чертовка. Отведи её к поварам, Лоренс, пусть накормят.
       - Как это неромантично, хозяин, - патетически вскричал Лорри. - Мою невесту - и к поварам! Пусть нам подадут сюда второй завтрак.
       - СЮДА? - переспросил барон.
       - Ну, можно ко мне, - скромно сказал шут.
       - Да уж, к тебе, - согласился барон. - Не могу её спокойно видеть. Когда ваше венчание?
       - Когда вы позволите, тогда и будет, - ответил шут. - Хоть сегодня.
       - Сегодня? Пожалуйста, - барон пожал плечами. - Затеем славную пирушку.
       Глаза его заблестели.
       - Люблю свадьбы! Где ещё так повеселишься? Разве что на охоте или на карнавале. Вели от моего имени сшить ей платья. И пусть её прежде всего окрестят.
       Вскоре Таэтэй была окрещена в усадебном храме, получив имя Таис. Сразу же после этого её обвенчали с Лорри. Уже к вечеру были готовы два великолепных платья: белое и розовое, а также другие принадлежности гардероба для юной невесты.
       Едва она оделась в белое с помощью служанки, как барон позвал их к себе: в парадном зале был накрыт стол, и сидели гости барона. Вино лилось рекой, все поздравляли молодых, всё ревело, хохотало, стенало. Лорри, как всегда, с философским достоинством переводил грубые шутки на изящный язык и восхищал гостей, жонглируя игрой слов с такой изысканностью, что пьяная знать едва не выла от восхищения. Ему завидовали. Он замечал, что Таэтэй многим нравится, но ей не нравился никто и ничто. Она не ела, не пила и сидела, сцепив зубы и почти закрыв глаза, чтобы не видеть окружившие её пьяные и потные и красные лица, полные животного восторга и бесконечного цинизма. Ей казалось, что она в аду.
      Наконец все настолько опьянели, что Лорри удалось осторожно увести Таэтэй к себе. Там она с облегчением сняла неудобное тесное платье и прочие "тряпки", которые, по её мнению были совершенно не нужны женщине, и осталась в одной лёгкой сорочке. Настроение её сразу улучшилось. Она смиренно подала Лорри кольцо и сказала:
      - Это ключ от моей набедренной повязки. Я отдаю его тебе, как обещала жрецам.
      - Зачем оно мне? - Лорри рассмеялся. - Ты скоро будешь дома.
      - Я всё-таки сниму её, - сказала Таэтэй. Он с любопытством смотрел, как она вынула из кольца маленькую пружинку и ушла с ней за тяжёлую оконную штору, а вернулась уже с алмазной повязкой в руках.
      - Неудобно, - пояснила она. - Это ведь для красоты и для безопасности, вот и всё, а удобства никакого. Без неё гораздо легче. Какие противные гости у этого противного барона! И скоро ли мы поедем к тебе домой?
      - Завтра с утра, - ответил Лорри. - Барон позволил мне. Ложись спать.
      - Постой, - Таэтэй вдруг задумалась. - Но ведь я уже христианка. И на мне обручальное кольцо. И у меня другое имя. Ты мне муж, я не должна оставлять тебя.
      - Ты будешь считаться моей потерявшейся женой, - сказал Лорри. - Через два года я попрошу у церкви дать мне свободу - и мне её дадут, зная, что тебя действительно нигде нет. Не поедут же они искать тебя среди твоего народа. Мне сейчас двадцать пять лет, через два года будет двадцать семь: я буду ещё молод, так что мы с тобой ничего не теряем.
      Таэтэй задумалась снова. Бежавших жён-христианок было достаточно в племени заркхов. Они жили отдельно от племени, и заркх, пожелавший взять в жёны одну из них, должен был принимать их новую веру... "Иначе, - говорили жрецы, - не будет мира в семье".
       И вдруг она спросила совсем не то, о чём думала; этот вопрос словно вырвался из глубины её сознания, поэтому прозвучал неожиданно:
       - Лорри, ты меня совсем не любишь?
       Лорри с изумлением взглянул на неё, и она тоже посмотрела на него в некоторой растерянности, точно удивившись собственным словам.
       - Не знаю, - медленно ответил он, помолчав. - Я совершенно не думал об этом. Я просто спасал тебя. Ведь ты говорила, что хочешь домой, а не замуж.
       - Но ведь меня везли сюда для женитьбы, - наивно возразила Таэтэй. - И я стала твоей женой по христианскому закону. Ведь это не игрушки, Лорри. Я уважаю ту веру и те законы, которые приняла. Я не хотела замуж, да и сейчас не хочу. Но я теперь ТВОЯ ЖЕНА, и мне нельзя возвращаться назад.
       - Если ты не хочешь возвращаться назад, - начал немного сбитый с толку Лорри, - ты останешься здесь.
       - Ах, всё не то, - она чуть не заплакала. - Я должна тебя любить и, может, я люблю - не знаю. Я должна остаться здесь, но мне здесь не нравится. А возвращаться домой тоже как-то странно. У меня ведь там не осталось ни родных, ни подруг; я ведь сирота, а подруги повыходили замуж, и им стало не до меня... В общем, я больше ничего не понимаю.
       - Я тоже, - признался Лорри. - А раз так, ложись спать, и мы всё постепенно поймём.
       - Здесь одна кровать, - Таэтэй снова задумалась. - Но если я лягу к тебе, у нас будет ребёнок, и если я вдруг захочу вернуться домой, меня отделят даже от сбежавших жён-христианок: меня будут считать падшей женщиной...
       - Ты не падшая, - заверил её Лорри. - Ты просто нудная! И способна вывести из себя даже самого доброго и кроткого человека. Ложись на мою кровать; увидишь, всё будет в порядке...
       - Нам нельзя лежать рядом, - горячо воскликнула Таэтэй. - Это я хорошо знаю.
       - Я постелю себе на кушетке, - сказал Лорри. - Никогда не думал, что солнечные облака способны так утомлять. Ложись куда хочешь, только дай мне отдохнуть. Я не поклонник бесед от полуночи до рассвета - это не мой стиль жизни.
      Таэтэй осторожно забралась на его кровать с краю, горестно вздохнула, свернулась клубком, и крепкий сон унёс её прочь от всех неразрешимых вопросов. Лорри прикрыл её одеялом и с тоской покосился на свои кушетки. Их было три, они выглядели очень красиво, но он знал, что спать на них - жёстко и неудобно. Он не решился выполнить своё обещание лечь на кушетке и, мысленно попросив у Таэтэй за это прощения, лёг на другой край своей кровати. Мысли его тут же стали радостными и лёгкими, и он очень скоро уснул. Все вопросы он любил решать с утра, на свежую голову.

                5

       Утром он будит Таэтэй. Она просыпается и тут же вскакивает, всплёскивая руками:
       - Ты тоже спал здесь?! Теперь у меня непременно будет ребёнок!
       - Вряд ли, - отвечает с улыбкой Лорри. - Если бы всё было так просто, жизнь потеряла бы вкус для многих людей. Не бойся, ребёнка у тебя пока не будет.
       - Ты уверен? - она сомневается.
       - Уверен, - говорит он. - Иначе зачем ты так боялась за свою набедренную повязку?
       - Мне сказали: пока она на мне, у меня не будет детей, - она посмотрела на него красивыми тёмно-дымчатыми глазами. - Но я ведь спала без неё и рядом с тобой.
       - У вас целомудренное племя, - заметил с уважением Лорри, стараясь удержать новую улыбку, всегда готовую появиться на его насмешливых губах. - Ты настоящее Солнечное Облако: знаешь только то, что знают облака, и ничего больше.
       - Но облака ничего не знают, - сказала Таэтэй. - Они просто красивые.
       - Я о том же, - согласился Лорри. - Ты тоже ничего не знаешь, и ты красивая. Одевайся; мы позавтракаем и поедем в одно из моих ближайших и лучших имений. Барон будет три дня пьянствовать со своими гостями, и я ему не понадоблюсь: у них в это время другие забавы.
       - Мне сшили ужасно неудобные платься, - сказала Таэтэй. - Но я с удовольствием с тобой поеду. У тебя в имении мне сошьют то, что я захочу?
       - Конечно, - отозвался он.
       Она улыбнулась ему впервые со вчерашнего дня. Он вызвал служанку, и та помогла Таэтэй одеться. Им подали завтрак. Они быстро справились с ним, и уже через полчаса ехали куда-то на юго-запад в великолепной карете. В изысканной одежде Лорри выглядел настоящим принцем и совсем не походил на шута. Шёлковое розовое платье тоже чрезвычайно шло Таэтэй, и они всю дорогу с удовольствием смотрели друг на друга.
       Спустя часа два карета подкатила к весёлому на вид замку; для неё тут же опустился мост через ров с водой. Слуги с почтением и радостью встретили своего господина, поклонились госпоже и поздравили их обоих. Лорри привёл Таэтэй в богатые покои. С Таэтэй тут же сняли мерку, чтобы сшить ей платья, которые ей хотелось: не тесные, удобные, с короткими рукавами, из лёгкой материи - и в то же время такие, чтобы она могла без посторонней помощи надевать их.
       Потом они отправились гулять в глубину огромного пышного сада, разбитого вокруг замка. Там, переливаясь в солнечных лучах, звенели ручьи и птицы; аромат трав и цветов густо наполнял воздух. Сердце Таэтэй впервые с минуты её пробуждения от двухнедельного сна наполнилось блаженной радостью. Она протянула руки к солнцу и засмеялась.
       - Можно я сниму это платье? - спросила она весело. - Мне так жарко в нём, Лорри.
       - Снимай, - Лорри улыбнулся. - Делай что хочешь.
       Таэтэй стащила с себя всё, кроме сорочки, совершенно счастливая бросилась в первый же ручей и улеглась на его дне. Вода едва покрывала её, но она была чрезвычайно довольна, в упоении болтая ногами и наслаждаясь запахом цветов.
       Из ручья она выбралась совершенно мокрая и смеющаяся. Лорри увидел, как чудесно засветился её взгляд, как вся она стала воздушно-дождевой от радости. Она улеглась на траву рядом с ним.
       - Как у тебя здесь хорошо, Лорри! И как я не хочу обратно к барону!
       - Так живи здесь, - он взял её за руку.
       - Без тебя? Нет, - она заглянула ему в глаза. - Я не смогу. Я лучше подожду, когда ты перестанешь быть шутом. А почему ты до сих пор не был женат? Ты же такой красивый.
       - Я ждал тебя, - он засмеялся.
       - А если серьёзно? - она передвинулась под солнечные лучи, в один из переплётов кружевной тени.
       - Я до сих пор не был ни в кого влюблён, - сказал Лорри.
       - А сейчас ты влюблён в меня?
       - Я тебя не очень хорошо знаю, - мягко ответил Лорри. - Пока я просто размышляю о тебе и смотрю на тебя.
       - А вот я влюблена в тебя, - призналась Таэтэй. - Я даже ЛЮБЛЮ тебя. По-настоящему. Вчера я ещё не знала этого, а сегодня уже знаю. Я не могу без тебя жить. И никогда не смогу. Ты так хорошо улыбаешься...
       И, вздохнув полной грудью, она задремала.
       Лорри смотрел на неё какое-то время, потом с улыбкой покачал головой и, поднявшись на ноги, подошёл к ручью. Ему было хорошо и спокойно. "Она слишком молода, - подумал он. - Её просто надо отвезти домой... Впрочем, не знаю. Она не хочет меня покидать. Даже говорит, что любит. Но она ведь ещё ребёнок; сегодня любит меня, завтра полюбит кого-нибудь ещё. Можно ли верить её чувствам? Если бы я полюбил её, она бы уже не смогла уйти от меня. Но я пока что не могу её полюбить, как полагается мужу. А смогу ли? Не знаю..."
      Он не мог дать себе окончательного ответа на такой непростой вопрос, но решил не ломать голову: ведь жизнь сама даст ответы на все вопросы. Так происходит всегда, и переживать не о чем.


      На следующий день Таэтэй уже бегала в лёгком платье по всему саду и гонялась за бабочками, как светлая тень. Её смех звенел в саду, и Лорри, в ленивом покое дремавший под солнцем, слушал его вместе с журчанием ручья и щебетом птиц. Они ночевали в разных комнатах, но Таэтэй заснула быстро, а ему странно не хватало её присутствия, и из-за этого он довольно долго ворочался с боку на бок.
      После обеда они поехали на прогулку в парк. Для этого им подали осёдланных лошадей и опустили мост.
      Проезжая по мосту, Таэтэй сказала:
      - Должно быть, страшно упасть в этот ров, Лорри, - ведь из него не выбраться! Он окружён высокими стенами, и они очень гладкие.
      - Конечно, из него не выбраться, - согласился Лорри. - Но если идёт война, что же делать? Я не зову к себе своих врагов, они приходят сами. Да и вообще, это не часто бывает.
      ... Парк, огромный, тенистый, с узкими аллеями скорее походил на лес. Сюда не так сильно проникали лучи солнца, но птицы заливались вовсю. Пересвиты, щёлканье, переливы всевозможных птичьих голосов наполняли парк.
      - О! Белка, белка! - восторженно вскрикнула Таэтэй, указывая на сосну, по которой быстро взбиралась белка. - Какая красавица! Я ещё не видела живых белок - ведь наше племя живёт среди скал и песков. Там только черепахи, ящерицы, змеи и скорпионы. Конечно, есть какие-то птички и зверюшки, но они такие мелкие и осторожные, что я их почти никогда не видела.
     Они сошли с лошадей на солнечной пушистой от цветов поляне и уселись в траве. Тут Лорри решил задать давно интересовавший его вопрос:
     - Ты спала две недели, Таэтэй, - сказал он, - и не задохнулась в саркофаге. Как тебе это удалось?
     - Саркофаг сделан из особого камня, который хорошо пропускает воздух, - сказала Таэтэй. - Но если бы меня закопали в землю, я, наверно, всё-таки бы умерла. Вообще, я не очень хорошо знаю обо всём этом; это тайна наших жрецов. Меня готовили к этому заранее. Сначала я два года учила ваш язык, потом друзья попрощались со мной. На меня надели браслеты, кольца, алмазный набедренник и завернули в кисейную ткань; потом дали какой-то напиток - и под пение жрецов, уже засыпающую, меня перенесли в саркофаг. Дальше я ничего не помню. Только своё пробуждение и этого мерзкого барона. Мои алмазы невозможно снять. Они нанизаны на очень крепкие волокна одного пустынного растения. Такое волокно можно только распилить пилой.
      - Красивая исторя, - признался Лорри. - Даже я очарован, а меня очаровать трудно.
      - А разочаровать? - спросила Таэтэй.
      - Тоже, - ответил он.
      - А поцеловать тебя можно? - спросила Таэтэй.
      - Можно, - милостиво согласился он, не скрывая лёгкой иронии. - Только не очень крепко.
      Таэтэй осторожно поцеловала его, потом коварно спросила:
       - А обнять?
       - Пожалуйста, - он рассмеялся.
       Она обняла его и поинтересовалась:
       - Что нужно делать дальше?
       Тут уже коварно улыбнулся он:
        - Угадай.
        Таэтэй погрузилась в размышления, потом нерешительно спросила:
         - Надо, наверно, поцеловать тебя ещё раз.
         Он засмеялся:
         - Сколько хочешь, мне не жалко.
         Она крепко поцеловала его, но его губы никак не ответили на это прикосновение.
         - ТЫ должен поцеловать меня, - вдруг уверенно произнесла Таэтэй. - И обнять должен тоже ТЫ.
         - И не мечтай, - мягко отозвался Лорри, взяв её за руки. - Я не буду этого делать до тех пор, пока не влюблён в тебя.
         - Нет, ты должен! - она даже ударила кулаком по траве. - Я чувствую.
         - А я не чувствую, - ответил он. - Что же теперь делать?
         - Ты бесчувственный, - сказала Таэтэй и, закрыв лицо руками, горько заплакала.
         Лорри подумал, что удел шута - не всегда быть на высоте. Ему стало не по себе, затем сердце его сжалось и он осторожно обнял Таэтэй.
         - Довольно слёз, - сказал он ласково. - Прости, я, наверно, в чём-то неправ. Я, конечно, могу тебя обнимать и целовать, но неужели тебе это нужно, пока я не влюблён в тебя?
        Таэтэй высвободилась из его объятий, встала и гордо выпрямилась.
         - Мне не нужно подачек от шутов, - ответила она, и эти слова точно хлестнули его по лицу. - Да, я тебя люблю, но пока ты меня не полюбишь, мне нечего делать рядом с тобой. Прощай.
        И она бросилась бежать. Он бросился за ней следом, но не сумел догнать её, и сколько ни звал, она не откликнулась.
        Его сердце облилось кровью. Он почувствовал себя преступником, которому нет ни оправдания, ни помилования. Множество мыслей сразу одолело его: "А вдруг её поймают? Обидят? Вдруг она погибнет? Куда она пойдёт? Боже, барон был прав: я глуп. Господь дал мне жену, которая меня любит. Какая разница, сколько ей лет? Всё-таки уже не двенадцать - и то хорошо. Я в неё не влюблён? Вздор. Ведь понятно же, что вот-вот полюблю - и навеки. Я знаю себя... Так что же я?"
       - Господи, верни её! Пожалуйста... - с трудом произнёс он вслух.
       Возвращаясь в замок, он приказал не поднимать мост и послал людей на поиски Таэтэй (официально теперь Таис де Ротенхард), уверенный про себя, что её, конечно, не найдут. Никто не найдёт её, пока она сама не захочет вернуться.


       Вечером началась гроза. Быстро стемнело. Тьма поглотила всё, кроме пылающих на мосту сильно просмолённых факелов, которых не мог погасить сильный, почти тропический ливень. Ветер швырял в слюдяные окна капли дождя, грохотал гром, яркие молнии сверкающими ветвистыми деревьями прореза'ли тяжёлые тучи.
       Виконт Лоренс де Ротенхард не спал. Все его мысли сосредоточились на той, которую он сегодня так глупо потерял, но у него уже не было сил ругать себя. Он мог только одно - молиться. И он молился: "Помоги ей, Господи, где бы она ни была; верни мне её!" Он сидел на полу возле неразложенной постели. Наконец слёзы, которых он так давно не знал, навернулись ему на глаза, и он поник головой. "Если бы на мне были сейчас бубенцы, они бы зазвенели", - как в тумане подумал он, вытирая глаза рукавом.
      Внезапно ставни распахнулись, и Лори не поверил своим глазам: в распахнутое настежь окно влезла совершенно мокрая Таэтэй. Вода сочилась с неё, как с русалки. "Плющ, - сказал он себе. - Она забралась по плющу". Вид у неё был гордый и независимый, но увидев его лицо, она вдруг потеряла всю свою самоуверенность и бросилась к нему. Он вскочил и подхватил её на руки. Она разрыдалась. Он крепко поцеловал её и вымолвил:
      - Боже! Какое счастье, что ты вернулась! Господи, слава Тебе!
      Они целовали друг друга с такой жадностью, словно не виделись ту самую тысячу лет, которую Таэтэй так и не проспала в своём саркофаге.
     Всхлипывая, она сказала:
     - Прости, я сегодня обидела тебя.
     - Это я обидел тебя, - ответил Лорри. - Ты сказала мне правду, и я сразу всё понял. Прости меня. Видишь, я стал умнее. Я не ел и не спал без тебя, я не жил без тебя.
     Её лицо озарилось царски щедрой улыбкой.
     - Правда? Это значит, ты меня любишь! Я тоже не жила без тебя. Я не видела, куда иду и зачем. Мне было так тяжело на сердце, что я не смогла уйти далеко. Я говорила себе, что надо смириться, и решила любить тебя молча, про себя, и не ждать ответа - только бы оставаться рядом с тобой, видеть твою улыбку, слышать твой голос. Видишь, я ничего не знаю, но всё понимаю, всё чувствую.
     Он крепко стиснул её в руках - так, что она засмеялась. Потом закрыл ставни и спросил:
     - Ты голодна?
     - Да. - призналась она. - И ты тоже. Давай поужинаем.
     - Давай, - согласился он. - Переоденься в сухое, иначе заболеешь. Сейчас нам принесут ужин.
     Они с аппетитом поели, после чего погасили свечи и легли в постель.Лорри всегда спал в светлом трико, потому что мог понадобиться и ночью, но в своём имении он торжественно придавал трико забвению. Перед сном Лорри вызвал к себе своего главного оруженосца и передал свой приказ: прекратить поиски госпожи Таис и поднять мост, ибо его молодая жена вернулась.
      Заперев за оруженосцем дверь, он вернулся к Таэтэй - и ни один император так щедро не одаривал золотом своих слуг, как они одарили любовью друг друга в ту ночь. Таэтэй уснула счастливой, любимой, необходимой, единственной на свете, и Лорри уснул во власти тех же самых чувств, твёрдо зная - он любим, он необходим, он счастлив.

                6

     Теперь всё улыбалось им и вокруг них, всё пело всё цвело. На следующее утро солнце вновь воссияло над миром, и весь день прошёл сказочном упоении для обоих.
      Таэтэй так светилась от счастья, что её золотистая кожа казалась прозрачной. Она была очень оживлена и весела, как, впрочем, и Лорри, который дарил ей самые красивые цветы и играл для неё на флейте - искусство, в то время обязательное для состоятельных шутов. Но, музыкальный с рождения, он, конечно, играл не только лучше шутов, но даже лучше придворных музыкантов короля. Это с уверенностью утверждал старый музыкант, приятель барона Карраса. Он проникся таким уважением к Лорри, что называл его даже в присутствии барона не иначе как "господин виконт", против чего, впрочем, барон не возражал. Напротив, он искренне поддерживал своего приятеля, вовсеуслышание утверждая:
      - Да, этот парень истинный виконт. В нём королевская кровь! Да он мне почти что сын, даром, что шут: красив, молод, талантлив - ни у кого нет такого же!
     Даже то, что надо было теперь возвращаться к барону, уже совсем не пугало Таэтэй. Она была уверена, что с Лорри ей везде будет хорошо и прекрасно - "даже в пасти льва".
     Лорри не испытывал недобрых чувств к барону, хотя искренне считал его дикарём, самодуром, грубияном и прожигателем жизни. Он видел, что барон действительно почитает его как сына и друга - насколько умеет это делать. "Дикарь" был гораздо более груб и нетерпим со своими женщинами и множеством родных, но незаконных детей, чем со своим шутом. Если его он решался называть только "подлецом" и "мерзавцем", то для родни существовала такая крепкая ругань, какой, казалось, на свете и быть не может. Если Лорри заболевал (это случалось очень редко), барон по-настоящему терял покой, посылал за лучшими врачами и сам, к изумлению прислуги, переселялся в комнату шута, объясняя свой поступок неизменной угрюмой фразой:
      - Может, подать что нужно будет - мало ли!
      Лорри сознавал, что при всём своём отличии от барона, при всей разнице их вкусов и характеров, они духовно привязаны друг к другу, и барон будет без него грустить и тосковать в безоглядном глухом одиночестве - и Бог знает, почему он, Лорри, не мог этого допустить, и ему нестерпимо было даже думать об этом.
      Он знал, что Таэтэй поймёт его со временем, а объяснять ей сейчас всю тонкость и сложность их отношений с "хозяином" было бы ненужным трудом. Он просил её об одном: не судить барона строго за его врождённую дикость и помнить, что барон считает его скорее своим другом, нежели шутом - оскорбляет только "по-родственному" и никогда не унижает, как иногда своих гостей, людей в большинстве своём почти таких же грубых и стихийных, как их приятель.
      Таэтэй выслушала просьбу Лорри и ответила, что барон ей совсем не важен, и она готова всё от него терпеть, только бы не разлучаться с Лорри.


     Барон встретил своего шута обычным ворчанием:
     - Ну, куда запропостился? Я на тебя страшно зол! Помнишь, давал тебе кошель с деньгами? ТЕБЕ давал! А ты раздал золото нищим! Сколько раз говорить тебе, подлец, чтобы ты не раздаривал всякой швали моё добро?! Собачий ты сын после этого!
     Лорри уселся в кресло перед бароном.
     - Хозяин, - возразил он. - Ты неправ. Собачьи сыновья подают гораздо меньше.
     - Что ты там мелешь?! - огрызнулся барон.
     - Сейчас сами увидите, - ответил Лорри. - Орфо! Поди сюда!
     К нему подбежала большая, косматая и мосластая собака барона. Лорри вынул из-за пазухи золотой и доверительно попросил:
     - Орфо, подай барону Каррасу!
     Орфо подбежал к барону с золотым в зубах, положил монету ему на колени и сел, виляя хвостом.
     - Видишь, хозяин, - сказал шут. - Собачий сын может подать только один золотой, тогда как сын человеческий - целый кошель! Между мной и Орфо большая разница.
      - Никакой между вами разницы, - ехидно возразил барон. - Если бы ты дал ему вместо одного золотого весь кошель, он бы и принёс мне его, стало быть, "подал" бы не меньше тебя.
      - Это легко проверить, - Лорри улыбнулся и вынул из-за пазухи кошель. - Орфо! Видишь это? Подай барону.
      Орфо взял зубами кошель, но Лорри не отдал его. Между ним и собакой, убеждённой, что с ней играют, завязалась борьба. Немного повозившись с Орфо, Лорри уступил ему. Пёс подбежал со своей добычей к барону, но когда тот захотел взять у него кошель, Орфо, уверенный в том, что с ним всё ещё играют, кошеля не отдал, а убежал с ним в дальний угол.
      - Видишь, - Лорри сокрушённо развёл руками. - Собачий сын скорее подохнет, но не отдаст тебе кошеля, как это сделал бы я, сын человеческий. Так что между нами всё-таки большая разница!
      Барон рассмеялся.
      - А ты хитёр! - заметил он не без одобрения. - Ладно, оставим это. Лучше расскажи, как дела в твоём имении?
      - В ближнем - хорошо, а в дальних я не успел побывать, - ответил Лорри.
      - Как жена?
      - Я жертва великой любви, - Лорри продолжительно вздохнул. - Что делать!
      - И она не пыталась выцарапать тебе глаза?
      - Наоборот, - возразил Лорри, - она мне их открыла. Я познал любвь и счастье.
      - Умеешь ты, - молвил барон, - ладить с такими недотрогами. А я вот нет.
      - Это придёт, - коротко заметил шут.
      - Придёт! - барон захохотал. - Это уже ушло, чёрт тебя дери. В четырнадцать лет я ещё был рыцарем. А в шестнадцать стал мужчиной и понял всю цену этим дурацким нежностям. Она у тебя которая? Третья? Пятая?
      - Первая, - ответил Лорри.
      - Первая?! - барон захохотал ещё громче. - Первая! В двадцать пять лет!
      - До двадцати пяти я был рыцарем, - ответил шут. - Ты до четырнадцати, хозяин, а я до двадцати пяти.
      - И что же, вы оба счастливы? - желчно осведомился барон.
      - Что такое счастье? - Лорри задумался. - Это невидимка. Мы не видим, когда оно приходит и когда уходит. Но мы всегда ждём его. И знаешь, почему? Потому что оно незримо, а того, чего не видишь, всегда ожидаешь. Сейчас оно, может быть, с нами, а завтра, возможно, уйдёт от нас.
     Барон промолчал. Закрыв глаза, он вдруг спросил:
     - Лорри... Как ты переносишь меня?
     Этот вопрос поразил Лорри - барон никогда ещё не спроашивал у него ничего подобного. Но он и глазом не моргнул. Переспросил с улыбкой:
     - Я? Но я ещё не переносил вас, хозяин. Должно быть, вы тяжёлый, но можно попробовать.
     - Знаю, что тяжёлый, - сумрачно отозвался барон. - Слушай, Лоренс: ты вот уже семь лет у меня шутом. Ты всем хорош, но ты дворянин и теперь женат. Оставь-ка меня. Я заведу себе кого-нибудь другого.
     - Другого?! - Лорри возмутился. - Ты, может, и заведёшь, а где я возьму другого барона?
     - Да их полно, как кур нерезанных, - усмехнулся Каррас. - Хоть оптом, хоть в розницу.
     - Есть оптом, есть и в розницу, - согласился шут. - Но Каррас на витрине лавки. Как мне торговаться за то, что не продаётся?
     Барон засмеялся.
     - Ладно, торговец. Всё думаешь, что я без тебя не обойдусь?
     - Даже не думаю, - ответил шут, - а знаю. Не обойдёшься.
     - Да поди ты! - пренебрежительно уронил барон, что у него означало верх растроганности. - Вот возьму тебя в понедельник на охоту и буду так ругаться, что ты будешь рад удрать от меня в своё имение.
     - Охота! - мечтательно вздохнул Лорри. - Деревья. Кусты. Коряги. Барон орёт в сторону реки: "Куда течёшь, дура проклятая?!" и стреляет наугад. Попадает в ворону. "Осёл тебе в горло! - кричит его светлость. - Куда летишь, не видишь, что дичь настоящая прёт?!" И правда, дичь прёт вовсю. Прямо из барона. Рога трубят. Собаки воют. Олени стучат копытами. Маралы сталкиваются носами: рога у них давно отшибло выстрелами. Бабы бегут по кромке леса в родную деревню. Барон гонится за ними до самой околицы. Бабы прячутся. Барон опять громогласно вопиет: "Дуры бессчётные! Что, у вас мужья лучше меня, что ли?!" - и едет отдохнуть и закусить к ближайшему чахлому ельнику. Мечта, а не охота! Просто мечта.
     Барон давно уже хохотал, слушая своего шута.
     - Похоже, Лорри, - похвалил он, переводя дух. - Похоже на меня. Точно так я себя и веду. Так поедешь со мной на охоту? Не едь, если не хочешь, но я был бы рад, если бы ты сопровожал меня.
     - Еду, - засмеялся Лорри.
     - Тогда выпьем, - барон с торжеством извлёк откуда-то бутылку вина. - Итальянское. Десять лет выдержки. Эти скоты, мои гости, почти всё выпили. Ну, я-то нам с тобой оставил самое лучшее.
     И он поставил на стол два чистых бокала. 

                7

      Таэтэй живётся у барона не так уж плохо. Правда, замок его мрачен и тоже окружён неприступным рвом с водой, но сад красив и ухожен. Барон никогда не заглядывает туда. А там, в небольшом озерце, скрытая от чужих глаз, Таэтэй плавает, когда жарко. Она не любит встречаться с придворными барона. Их хищные взгляды тревожат её, даже когда они почтительно склоняются перед ней. Впрочем, на дерзости они не решаются, зная, как привязан барон к своему шуту. Ни одна женщина, кроме Таэтэй и старой экономки, не может чувствовать себя защищённой в замке Карраса. Поэтому женская прислуга немногочисленна и всегда готова отразить нападение. Все, от прачки до кухарки, носят в руках что-нибудь тяжёлое, когда покидают кухню или прачечную, а с восьми вечера никому не отпирают дверей своих комнат. Лорри - их вечный заступник перед вельможами, поэтому женщины его любят. Эта любовь распространяется и на Таэтэй. Её балуют сластями, отлично выглаженными платьями и приветливыми улыбками.
      Таэтэй хорошо; она счастлива. Но сердце её разрывается при мысли о предстоящей охоте, на которую Лорри не решается её взять. Целых два дня она не увидит его! Таэтэй заранее переживает эту разлуку, но молчит. Лорри видит, что она неотступно думает об этом и старается её отвлечь. Они вместе гуляют в саду и даже, если барон отдыхает, вместе купаются в озере. Он учит Таэтэй играть на флейте.
      Но роковой понедельник всё-таки наступает...


      Рог трубит. Гости барона, ловчие, сокольничие, егеря скачут на разгорячённых лошадях. Сегодня второй - и последний день охоты. У Лорри тоже ружьё, и отличное, но охота мало его привлекает; он почти не пользуется им. Они скачут по лесным тропам и широким лугам, медленно продвигаясь кружным путём обратно в сторону замка. Собачьи своры бегут впереди и сбоку от всадников. Лес оканчивается, перед всадниками простирается луг. Вдруг зоркий взгялд барона замечает женщину в тёмном, одиноко идущую лугом. Его глаза вспыхивают. Он резко направляет коня вперёд и чуть в сторону и вскоре далеко опережает своих спутников.
      - Я догоню вас! - кричит он. - Поезжайте на север, к Чёрному ручью и ждите меня там!
      Спутники послушно едут дальше, но Лорри, почуяв недоброе, скачет вслед за хозяином.
      Барон между тем уже догнал женщину и повалил её на траву. Это молодая монахиня. Она в параксизме ужаса, поэтому даже не кричит, хотя дрожит всем телом.
      - Хозяин, - говорит шут, появляясь рядом. - Не трогай её. Тебе мало твоей дурной славы? Смотри, будь она золотом, а твоя добродетель чугуном, золотая чаша перевесила бы чугунные слитки с огромной разницей.
      - Прочь! - грозно рычит барон. - Я сказал тебе, где ждать меня!
      И он одним рывком разрывает на женщине платье. Но Лорри бросается в траву и заслоняет собой женщину.
      - Вон отсюда! - свирепеет барон, замахиваясь хлыстом. - Оглох?!
      - Это монахиня из монастыря, - железным голосом говорит шут. - Может, это будущий ангел. Ты что, хочешь, представ пред Господом, услышать обличения святой души, которая будет у Вышнего Престола свидетельствовать против тебя?
      Барон боится Бога больше, чем любит Его, и мысли о Божьем суде - его самые настойчивые мысли. Он опускает кнут и приходит в себя окончательно.
       - Простите, сестра, - угрюмо говорит он монахине. - Не сразу признал, кто вы есть. Идите с Богом.
       Монахиня, дрожа, встаёт с помощью Лорри. Лицо её залито слезами. Лорри накидывает на неё свой плащ - тёплый и длинный, и она заворачивается в него.
      - Благодарю вас, - шепчет она.
      - Далеко ли вы идёте? - спрашивает Лорри.
      - На послушание, - плача, отвечает женщина. - Учить деревенских детей Закону Божьему по просьбе барона Карраса.
       Барон слегка розовеет.
       - Простите, - ещё раз отчётливо отчеканивает он. - Барон Каррас - это я.
       - Вы! - монахиня отшатывается. - Господи, помоги мне!
       - Просьба эта не моя, - угрюмо говорит барон, опуская глаза и теребя хлыст. - Это меня попросил деревенский священник... Он ходатайствовал, я подписал. Против Закона Божьего ничего не имею, то есть даже наоборот... крестьяне хотят... пускай...
      Он окончательно сбивается. В его лексиконе так немного приличных слов, что он не знает, что говорить дальше. 
      - Возьми в седло, - приказывает он шуту.
      - Не возражаете, сестра? - спрашивает Лорри, показывая на своего коня. - В замке переоденетесь и пойдёте в деревню - так вам будет быстрее.
      - Хорошо, - еле слышно говорит сестра. - Спасибо вам. О, Господи!
      И она снова плачет.
      Лорри подсаживает её на коня впереди себя и тихо говорит ей:
      - Не плачьте. Всё это, разумеется, очень неприятно, но Господь сохранил вас от худшего.
      Она поспешно кивает головой.
      - Поеду вперёд, - говорит Каррас, не глядя на них. - Предупрежу, чтобы вели себя прилично, когда вы появитесь. К Чёрному ручью, Лорри!
      Он вскакивает на своего жеребца и стремительно уезжает.
      - Позвольте, сестра, узнать ваше имя? - почтительно спрашивает Лорри, пуская коня лёгкой рысью.
      - Сестра Елена, - тихонько отвечает монахиня. - Благодарю, что спасли меня. Господь вас не оставит, брат мой. А как зовут вас?
      - Лоренс, - он улыбается. - Я шут барона, хотя и не разделяю его забав.
      - Вы БЛАГОДЕТЕЛЬ барона, - уверенно уточняет сестра Елена. - Прости его, Господи. Благодаря вашему заступничеству сегодня не совершился ужасный грех. Я ведь тоже грешна, и не знаю, как бы перенесла ЭТО.
      Они довольно быстро подъезжают к Чёрному ручью. Их встречают молча и все почтительно кланяются сестре Елене. Дальше едут до вечера. Монахиня по-прежнему в седле у Лорри. Она уже заколола на себе его плащ какими-то заколками из своего узелка и теперь выглядит вполне прилично.
      И вот - последний привал перед возвращением в замок - до него уже не больше полутора миль. Охота располагается на небольшой открытой возвышенности, поросшей вереском. Все пьют и едят, но Лорри сыт. Он только угощает монахиню, чтобы ей не ходить самой за пищей к диким гостям барона. Она с благодарностью принимает из его рук хлеб, мясо и красное вино.
      Все уже почти готовы продолжать путь; встали и идут к своим лошадям.
      Внезапно раздаётся выстрел. Лорри чувствует, как резкая боль обжигает ему левый бок, и медленно падает. Сознание он пока что не теряет, ему просто невыносимо больно. Он стискивает зубы, чтобы не закричать. Пот выступает на его лице каплями, из раны обильно сочится кровь.
      Барон, белый, как бумага, кидается к нему.
      - Лорри!
      Он склоняется над ним. Лорри смотрит на него и через силу улыбается:
      - Всё в порядке, хозяин. Меня только слегка поцарапало.
      Тут же он резко бледнеет и теряет сознание.
       - Дьяволы! - кричит барон, в бешенстве оборачиваясь к своим гостям. - Кто стрелял?! Вздёрну всех на первом же суку! Подлецы! Скоты! Убийцы! Всех похороню, если хоть что с ним случится!..
      - Не кричите, - вдруг холодно и твёрдо говорит ему сестра Елена. - Здесь не стреляли. Я слышала, выстрел донёсся оттуда, - она показала в сторону ближайшего леса.
      Несколько гостей и слуг барона тут же подтвердили её слова.
      - А теперь помогите мне, - она подошла к Лорри. - Разорвите на нём рубашку, барон (мои руки слабее ваших). А я осмотрю и перевяжу рану.
      Барон повиновался, бормоча проклятия по адресу неизвестного стрелка.
      Сестра Елена осмотрела рану и сказала:
      - Рвите рубашку на полосы. Надо остановить кровь. Пуля задела ребро.
      Барон немедленно послушался, и монахиня стала быстро, крепко и умело перевязывать рану.
      - Нужны носилки, - сказала она, закончив перевязку.
      - Носилки сюда! - рявкнул барон. - Егерь! Скачи в замок, поднимай на ноги врачей. Пусть ожидают в холле. И стражу мою сюда! Много стражи!
      Один из егерей поскакал в замок выполнять приказ, другой с помощью слуг разложил складные носилки, и барон осторожно уложил на них Лорри.
      - Только живи, только живи, - бормотал он. - Всё тебе отдам, состояние завещаю, будешь богаче короля, только живи. О, Господи! Говорил же я тебе: оставь меня грешного - беда тебе со мной будет. Сестра, - он повернулся к сестре Елене, и она с изумлением увидела слёзы на его глазах. - Молитесь за него, чтобы жил. Пусть я умру, пусть все умрут - но он должен жить! Я понесу носилки впереди, а вы сзади, ладно? Только вам доверяю: этим всем не доверяю никому.
      Он безнадёжно махнул рукой в сторону своих слуг и гостей. Затем впрягся в носилки и вместе с сестрой Еленой осторожно, но быстро понёс их, стремясь как можно скорее попасть в свой замок.

                8
       
       Врачи похвалили умелую перевязку, остановившую кровотечение. От ребра откололся кончик, его извлекли на операции, а повреждённое ребро обработали так, чтобы оно не царапало раненого изнутри. Пулю извлекли, рану обработали и зашили, затем заново сделали перевязку, сказав барону, что внутренние органы не задеты, и что вскоре его шут будет совершенно здоров.
       - Сами вы шуты, - сказал в ответ барон. - А он - виконт де Ротенхард. Впрочем, благодарю за работу.
       Он щедро наградил врачей и, как обычно, отправился к Лорри, чтобы занять место возле его ложа. Лорри всё ещё лежал без сознания. Сестра Елена молилась у его изголовья, и с ней вместе плачущая Таэтэй.
      Барон склонился над Лорри, вглядываясь в его черты, в насмешливые губы ( улыбнутся ли они когда-нибудь ещё?), в тени от ресниц на щеках. Светлые волосы Лорри золотили солнечные лучи, проникающие в стрельчатые окна.
      Каррас сел в кресло с другой стороны от молящихся. Он послал в лес многочисленную стражу, не надеясь, впрочем, что таинственный стрелок будет найден. "Девчонку тогда не нашли, так куда им найти добычу похитрее, да ещё за пределами замка", - думал он, утешаясь лёгким вином (когда его шут болел, он не пил ничего крепкого).
       Таэтэй обернулась, увидела его, и глаза её гневно вспыхнули.
        - Не смотри на меня, - сказал барон, поймав её взгляд. - Не я стрелял. Сказал: опусти глаза! Сова. Ещё сглазишь. А вы, сестра, подите в деревню, устройтесь, отдохните. Ему сиделка не нужна - я сам буду при нём, пока он не выздоровеет.
       - Вы останетесь здесь на ночь, ваша светлость? - сдержанно спросила сестра Елена.
       - Да, - ответил барон. - Всегда так делал.
       - Надеюсь, вы не тронете жену столь дорогого для вас человека? - спросила сестра.
       - Кого я трону! - барон махнул рукой. - Да ни одна баба в мире не стоит обручального кольца на его пальце - простите, сестра, к вам это не относится.
       - Мой вам совет, - сказала сестра Елена. - Уважайте эту девушку, если уважаете её супруга, потому что в очах Господа они едины.
       Она вышла.
       Всю ночь Каррас и Таэтэй просидели у постели Лорри, то и дело подозрительно поглядывая друг на друга. Под утро барон задремал, и Таэтэй тоже уснула.

 
     Утром Лорри пришёл в себя и открыл глаза. Первым делом он улыбнулся солнцу, заливавшему покои потоком лучей, потом увидел спящих и шёпотом окликнул:
     - Таэтэй!
     Таэтэй тут же проснулась и, улыбнувшись ему с любовью и нежностью, подбежала и осторожно поцеловала его.
      - Тебе лучше? - прошептала она.
      - Лучше, - ответил он. - Ты устала, я это вижу. И плакала. Не обращай внимания на барона, ложись и спи.
      Таэтэй забралась в постель прямо в платье и тут же снова крепко уснула. Зато проснулся барон.
       - Лоренс! - воскликнул он, сам не свой от радости. - Ты пришёл в себя! Ты живой! Ты улыбаешься!
       - Тише, хозяин, - сказал Лорри. - Таэтэй спит. Да и тебе не мешало бы вздремнуть: наверно, снова сидел возле меня всю ночь.
       - Нет, я не устал, - барон махнул рукой. - Не беспокойся, я буду говорить тихо. Рад я, Лорри, что ты жив. Не знаю, правда, кто тебя подстрелил. Послал стражу, да кого они там найдут! Он ведь, висельник, тебе ребро отколол выстрелом. Немного, конечно; ребро почти целое, а всё же повесил бы я этого стрелка при первой возможности. Ну что, может вином тебя угостить?
       - Не с утра, - Лорри засмеялся. - Узнать бы, что мне можно есть? Честно говоря, есть хочется.
       - Сейчас всё будет, - сказал барон, поспешно выходя из комнаты, чтобы посоветоваться с врачами.         
        ... Три дня Лорри держали на хлебе, вине и крепком мясном бульоне, после чего его рацион питания был расширен. Все эти дни Таэтэй и барон почти не разговаривали друг с другом. Впрочем, они друг другу и не мешали. Таэтэй делила трапезу с ним и Лорри и спала на своём обычном месте. Барон спал на жёсткой походной перине возле их кровати. Лорри это было даже удобнее: он не решался просить Таэтэй обо всём, в чём нуждался, но Карраса нечего было стесняться. Тот всегда был у него под рукой и помогал ему с радостью. Он даже любил, если Лорри будил его ночью и просил о самых необходимых услугах - ему было одно удовольствие их оказывать. Лорри это видел, понимал и про себя очень ценил. Каррасу важно было одно: его Лорри поправлялся, и любая просьба с его стороны была тому лишним подтверждением.
      Днём барон жил теперь у себя, но в течение дня навещал Лорри и к ночи переходил к нему. Почти всегда он оказывался нужен, и это его неизменно радовало.
      Через неделю Лорри мог вставать уже без его помощи.
       Всю эту неделю сестра Елена бывала у больного и подружилась с Таэтэй. Женщина умная и проницательная, она очень быстро постигла то, чего не могла понять Таэтэй: отношения между бароном и его шутом. Ей стало ясно, почему шут так дорог барону, и почему такой цельный и чистый человек как Лорри не бросает своего дикого и взбалмашного "хозяина", а, напротив, очень внимателен к нему.
      - Ваш муж настоящий христианин, - объясняла она Таэтэй. - И он единственный, кто умееет объяснить барону именно так, как следует, когда и в чём тот неправ. Это мужская дружба - очень странная дружба между людьми совершенно разными и по возрасту, и по характеру, и по вкусам - но мне сдаётся, в этих отношениях существует некое божественное предначертание. Если господин Лоренс покинет барона Карраса, тот погибнет в грехах и одиночестве, ибо все остальные люди говорят на чужом для него языке, и сами его не понимают.
      Таэтэй слушала с глубоким вниманием. Постепенно ей стало открываться до сих пор незамечаемое ею одиночество барона и всё великое значение Лорри в жизни последнего. Она перестала сердиться на барона, простила его и, чтобы стать ещё более милосердной, стала ходить в деревню и слушать Закон Божий, преподаваемый детям сестрой Еленой. Она слушала его вместе с детьми, усердно читала Библию и спрашивала у священника то, что не поняла. Так постепенно она стала понимать и чувствовать очень многое.
     Однажды она самовольно вторглась в покои барона и, не дав ему разразиться бранью в свой адрес, быстро спросила:
     - Ваша светлость, нашли ли того, кто стрелял?
     - Нет, - угрюмо глядя на неё, ответил барон.
     Таэтэй подошла ещё ближе и протянула барону листок бумаги.
      - Нарисуйте, пожалуйста, как располагались люди и лошади на том привале, где подстрелили Лоренса, - попросила она. - И где был сам Лорри. Если вы, конечно, это помните. Тогда я скажу вам, в кого хотели попасть: в вас, в Лорри или в кого-то ещё.
      - Помнить я всё помню, - сказал барон, пристально глядя на неё. - И я нарисую, а ты, может, и в самом деле скажешь, в кого хотели попасть, да кто тебе поверит? Ну хорошо. Вот, рисую...
      И он, старательно припоминая, кто и где из двадцати человек находился в момент выстрела изобразил довольно точную схему расположения людей относительно друг друга в тот день на последнем привале. Особыми точками он отметил самого себя и Лорри.
     Затем провёл стрелку с северо-запада:
     - Стреляли отсюда.
     Таэтэй взглянула на схему и ахнула.
      - Что, - спросил барон. - Хотели попасть в меня?
      - Нет, в Лорри, - ответила Таэтэй. - И только в него. Смотрите сами.
      И барон вдруг отчётливо увидел, что на изображённой им схеме Лорри стоит в некотором отдалении от всех остальных, и пуля летит прямо к нему. Ни барона, ни прочих она не могла даже задеть; лошади же были привязаны гораздо правее направления стрелки.
      - Чёрт! - прошептал барон. - Да, его хотели убить и едва не убили. Именно его. Но кто? Не знаю, кто бы мог так ненавидеть его. Ступай. А голова у тебя работает. Не расстраивайся, его поймают. А Лорри я больше не возьму на охоту.
      Барон задумался. Он велел усилить охрану замка и выставил на мосту стражу.
      "Кто бы мог так ненавидеть Лорри? - думал он. - И за что? Войны есть войны; все мы потом миримся, но Лорри почти и не воевал ни с кем. Даже у меня врагов мало, это с моим-то нравом... А уж у него?.."
      Когда Лорри явился к нему в костюме шута, барон первым делом спросил:
      - Лоренс, у тебя есть враги?
      - Я сам себе враг, - заметил Лорри. - Особенно, когда отправляюсь с тобой на охоту.
      - И всё? - улыбнувшись, спросил барон.
      - И всё, - ответил Лорри. - Врагов обычно ищут среди друзей. Но у меня один друг - это ты, хозяин.
      - Чушь, - барон махнул рукой. - С кем-то же ты дружишь по-настоящему? А то нашёл себе друга - старого дикого кабана!
      Он захохотал.
      - У меня вот много приятелей - такие же кабаны, как я. А у тебя должны быть твои ровесники.
      - Чего нет, того нет, - развёл руками шут. - С соседями я в мире, но ни с кем не дружу, кроме тебя. ведь другу понадобится моё внимание, но всё оно уходит на тебя, хозяин: когда же мне дружить?
      - Это верно, - Каррас задумался. - Дружить тебе было некогда. Впрочем, кто же тебя держал и держит теперь? Ты всегда был свободен.
      - С тобой, хозяин, слово "свобода" забывается само собой, - ответил шут. - Я бываю в своих имениях набегами, как варвар, а всё остальное время изволю забавлять тебя. Разумеется, никто не ищет дружбы с шутом барона Карраса. Если кто и хотел бы дружить, то с виконтом, а не со шпильманом.
      - В самом деле, - уронил барон. - Так перестань быть шутом и стань просто моим гостем.
      - Хозяин, - удивился шут. - Если я стану для тебя виконтом, я уже не спущу тебе ни "собачьего сына", ни "подлеца", ни ещё что-нибудь. Мы с тобой будем постоянно драться на дуэли и смешить народ, кроме того, я буду не дворянин, если не вызову на поединок почти всех твоих гостей - все они чем-нибудь да успели оскорбить меня.
       Барон смутился.
       - Ты прав, - согласился он. - Но ведь это не они собирались убить тебя - там, на охоте.
       - Меня? - теперь Лорри удивился по-настоящему. - Я полагал, выстрел случаен.         
       - Случайными, - молвил барон, - бывают бастарды и щенки. Твоя девчонка приходила ко мне, заставила меня нарисовать план - где кто находился во время последнего привала, в момент выстрела, и смотри - стреляли в тебя.
     Барон показал ему бумагу со своим чертежом.
     Лорри задумался, потом улыбнулся.
     - Когда приходила Таэтэй?
     - Три дня назад, - проворчал барон. - Что и говорить, голова у неё варит. Сказала, что этот висельник, наверно, заявится сюда. Я усилил стражу. Кто это может быть, прах его дери?
     - Это ТВОЙ враг, хозяин, - сказал вдруг Лорри. - Он очень хитёр и умён. Он знает, что будет с тобой, если я погибну. Он специально стрелял не в тебя, чтобы жизнь стала для тебя отравой. Он знал: выстрелив В МЕНЯ, он постепенно убьёт ТЕБЯ. Именно ПОСТЕПЕННО. Он хочет очень больших твоих страданий, а что надо сделать, чтобы ты по-настоящему страдал? Только одно: всего лишь по-настоящему убить твоего шута.
      Барон побледнел; хотел придти в ярость но не смог. Он почувствовал, что дышать ему становится тяжело, медленно опустился в кресло и откинул назад голову.
      - Врача? - быстро спросил Лорри.
      Каррас сделал отрицательный жест рукой. Лорри подал ему воды, и барон до дна осушил графин.
      - Минутная слабость, - пробормотал он. - Пустяки. Лоренс, ты уверен в том, что ты только что сказал?
      - Уверен, - ответил Лорри.
      - Ты знаешь всех моих друзей и гостей, - сказал барон. - Не все они были на охоте. Кто из отсутствовавших оказался этим умником?
      Лорри задумался.
      - Никто, - ответил он через некоторое время. - Его не бывает среди гостей. Хозяин, ты с кем-нибудь   
 ссорился недавно?
      - Я постоянно ссорюсь, - ответил барон. - Потом мирюсь. Враги-то у меня, конечно, есть, но они глупы, как пробки. Я знаю: если что, они-то бы уж целились В МЕНЯ. Хотя они и стрелки-то никакие, так что вообще ни в кого не попали бы. Они на охоте постоянно мазали с шести футов от оленя! Ты мне объясни, КАК можно не попасть в оленя с шести футов?! И как можно попасть в человека с сорока? (В тебя стреляли с не меньшего расстояния). Для этого надо очень хорошо стрелять - лучше, чем я.
     - Что ж, - весело сказал Лорри. - Меня трудно убить, поэтому давай радоваться, хозяин: вот я живой и ты тоже.
     - Радоваться? - барон недоверчиво посмотрел на Лорри. - Чему же радоваться, если ты сегодня живой, а завтра, может, нет?
     - Все живы у Господа, - ответил Лорри.
     - Знаю, - отмахнулся барон. - Ты не привязан ко мне так же, как я к тебе, ты просто терпишь меня.
     - Я не из тех, кто долго терпит, - спокойно ответил Лорри. - Если бы я ПРОСТО ТЕРПЕЛ, то не вытерпел бы и трёх дней, а я с тобой семь лет. Значит, дело не в этом.
     - Не терпишь, так жалеешь, - возразил барон.
     - Жалеют бастардов и щенков, - ответил ему Лорри его же словами, что заставило барона рассмеяться. - Вы же, хозяин, хоть и кабан (то есть, настоящее животное), но рождены в законном браке. Вы богаты. Я богат и тоже законорожденный. У вас даже есть преимущество передо мной - ваши приятели. Так что жалеть следует не мне вас, а вам меня.
     - Стану я жалеть женатого парня, который к тому же ещё и счастлив, - воскликнул барон, смеясь.
     - В чём же дело? Женим вас, и будем квиты, - отозвался шут.
     - На ком? - полюбопытствовал барон. - Честно говоря, иногда скучаю без женщин. Но они не хотят жить с таким хамом, как я. Будто сами золотые. Дуры, одно слово. Хотя бы те же матери моих незаконных детей. Денег требуют, а жить со мной ни одна не хочет.
     - Женщине можно жить с вами, - заметил Лорри,  - но только в двух случаях: когда вы лежите в расслаблении и не в силах треснуть жену за какой-нибудь промах, или если женщина совершенно нечувствительна ни к ругани, ни к изменам, ни к побоям - то есть, её душа от всего этого не страдает. Таких женщин можно найти, но, полагаю, они вам всё-таки не подойдут.
     - Почему? - удивился барон, невольно пленённый образом совершенно нечувствительной женщины.
     - Потому что это либо трупы, либо деревянные куклы, - сказал Лорри.
     Барон разочаровался.
     - А живых таких не бывает? - уныло спросил он.
     - Знаю только одну, - сказал шут. - Правда, она относительно красива и не очень молода, но зато бездетна, терпелива и очень сильна. Немного устав от вас, она двинет вам в ухо в ответ за все нанесённые ей обиды, причём так сильно, что у вас надолго пропадёт охота её обижать. У неё умерло трое мужей - по характеру они были такие же, как вы, хозяин. Даже, мне сдаётся, они были раза в три круче, и вы для неё будете своего рода отдохновением.
     - От чего они умерли? - не без опаски спросил барон.
     - Один утонул, другой спился, а третий, кажется, попал под копыта дворянского шестерика, который летел на полном ходу. Обо всех троих она плакала, говоря, что любила их, а они, все трое, очень ценили её, пока были живы.
     - Как зовут эту славную женщину? - с нескрываемым уважением спросил барон.
     - Её зовут Кэтрин, и она проживает в вашей деревне, - ответил шут.
     - Я пошлю за нею, - решительно молвил барон. - Взгляну на неё. Если она такова, как ты говоришь, я женюсь на ней. Пора жениться - ведь мне уже скоро шестьдесят, а ей?
     - Сорок, - ответил Лорри. - Взгляните на неё; может, она вам приглянется. Женщина хозяйственная, толковая, неразговорчивая и спокойная, как слон.
     - Хорошо бы её сюда, - сказал барон мечтательно. - Ну и двинет лишний раз: мне поделом. Распорядись, Лорри, чтобы её привели ко мне. Но...
     Он вдруг потемнел лицом, затем так взглянул на Лорри, что у шута невольно заныло сердце.
     - Лорри, - струдом продолжал Каррас. - Я не умею хорошо говорить... но если тебя убьют, мне кажется, я не выдержу. Я сам убью себя, если с тобой что-то случится, потому что жить и знать, что ты мёртв, невыносимо для меня. Если я хоть что -нибудь для тебя значу, прошу: будь осторожен!
     - Хозяин, - Лорри хлопнул его по плечу. - Не хорони меня и себя раньше времени. Не разыгрывай драм. Не впадай в уныние - это тяжкий грех. Лучше с весёлым сердцем ожидай свою невесту. Я буду осторожен, обещаю тебе.
     "И себе тоже", - добавил он мысленно.
      
                7

      Кэтрин привели к барону этим же вечером. Она смиренно поклонилась ему и встала неподвижно. Карраса приятно поразила её внешность. Она была очень высока ростом - чуть ли не выше его светлости - и весьма широка во всех своих объёмах, кроме разве что талии, бывшей чуть поуже. На широком лице синели спокойные маленькие, но проницательные глаза, черты лица казались грубы, но, в общем, не лишены женственности; свои длинные тёмно-рыжие волосы Кэтрин скромно повязала косынкой. От всего её существа веяло загадочной мощью и уверенностью.
     - Кэтрин, - обратился к ней барон, оставшись с ней наедине. - Думаю, мы с вами поладим. В сущности, я собираюсь жениться на вас, но одна ночь любви перед свадьбой, думаю, ничего для вас не значит?
     - Как угодно, - спокойно ответила Кэтрин. - Я согласна.
     Такая лаконичность покорила барона. Они вместе отужинали, причём Кэтрин время от времени неторопливо замечала:
      - Рыбу чуть подрумянить бы... И картофель с чего мокрый? Должен быть сухой - жареный или варёный, всё равно. Не обижайтесь, ваша светлость: если замуж возьмёте, стану надзирать за кухней; дозволите?
      - Дозволю, - милостиво сказал барон. Чем больше он смотрел на эту огромную женщину, деловитую и спокойную, чем дольше её слушал, тем сильнее она ему нравилась.
      На следующее утро Лорри, зашедший его навестить, застал барона совершенно счастливым, с небольшим синяком под глазом.
      - Доброе утро, ваша светлость, - приветствовал его Лорри. - Ну как ваша бесценная невеста?
      - Каменная женщина, - с упоением сказал барон. - Тараном не прошибёшь. Женюсь сегодня же!
      - А отчего у тебя, хозяин, синяк под глазом? - рассмеялся Лорри.
      - Врезала она мне, - радостно сообщил барон. - Девять раз за ночь я кидался в её обьятия со словами любви - и она была благосклонна, а на десятый раз - как даст в глаз! Вполсилы, знаешь, любя.
Потому что я не сразу уразумел её желания отдохнуть. И то верно: пора уже было спать, шестой час утра шёл. А в девять она поднялась - и на кухню, за завтраком надзирать отправилась. Поцеловала меня - и пошла.
      Барон широко улыбнулся, и в глазах его появилось нечто романтическое.
      - Кэтрин... - мечтательно произнёс он. - Чем тебя наградить, Лорри, за такую женщину? Вот что значит рубить дерево по себе! Как ты меня изучил! Понял, что мне надо.
      Он с чувством пожал Лорри руку и спросил:
      - Какие бы цветы ей подарить сегодня к венчанию? Надо самые лучшие, но только - чтобы ей подходили. Ты разбираешься в цветах, Лорри. Поможешь мне?
      - Помогу, - засмеялся Лорри. - Но - после завтрака. Я чувствую, Кэтрин женщина строгая и любит во всём порядок.
      - Да, - подхватил барон. - Именно что порядок любит! Эх, хороша. Я прикажу её завтрака и тебе отнести - попробуй. И твоя жена пусть попробует.
      - Благодарю, - сказал шут. - С удовольствием.
      Завтрак действительно оказался наредкость изысканным и вкусным. После него Каррас и шут отправились в сад за цветами.
      - Розы? - задумчиво спрашивал сам себя барон. - Но какие?
      - Нет, не розы, - возразил шут. - Большой женщине - большие цветы. Видишь вон те, с моё лицо величиной? Это, конечно, не розы, но не хуже роз, и аромат у них отменный. Срежь два белых, под цвет её свадебного наряда, два синих, под цвет глаз и два розовых под цвет губ. А седьмой цветок... Что ж, пусть будет ещё один розовый, только чуть темнее - вон тот, видишь?
      - Вижу, - весело отозвался барон и аккуратно сре'зал цветы, которые указал ему Лорри. - Спасибо, Лоренс.
      Букет получился великолепный: от него веяло свежим торжеством простоты, любви и искренности. Цветы аккуратно поставили в воду - до свадьбы.
      На свадьбу его светлость пригласил только самых благоразумных друзей, которые не имели привычки швыряться говяжьими костями в самые торжественные минуты. Лорри и Таэтэй были также приглашены. Барон был первым мужчиной, подарившим Кэтрин цветы, и она чрезвычайно расчувствовалась, принимая их от него. Увидев её, вытирающую платочком скупые слёзы восторга, Каррас невольно растрогался сам. На свадьбе Лорри, как обычно, шутил и играл на флейте - для услаждения слуха невесты - простые народные песенки и мелодии.
      Слегка улыбаясь, она внимательно слушала их, потом сказала шуту с одобрением:
      - Хорошо играете, ваша милость! Утешно звучит.
      А Таэтэй с удивлением смотрела в просветлевшее лицо барона, который благосклонно улыбнулся  ей и, потупив глаза, дружески протянул ей маленькую розу. Она поблагодарила его.
      Барон был в этот день так любезен, что даже танцевал с Таэтэй, после чего шепнул своему шуту:
      - Она у тебя что надо. Всё ей прощаю! И дай вам Бог!
      Свадебное пиршество завершилось довольно рано, и все разошлись спать.
    

      Женитьба сильно повлияла на характер барона. Он стал гораздо менее груб, совсем уже не дик и сиял улыбкой, едва видел знакомое лицо, будь то даже лицо простого слуги. Его романтическое настроение постепенно передалось всему замку. К тому же, завтраки, обеды и ужины волшебным образом стали гораздо вкусней и изысканней, чем были до сих пор, что, конечно, отразилось на общем расположении духа.
     Однажды ночью Таэтэй и Лорри, готовившиеся уже было уснуть, вдруг услышали над собой голос:
     - Ну-ка, живы ли вы?
     Оба с изумлением открыли глаза и приподняли полог над кроватью. В лучах луны над ними возвышалась Кэтрин в белой рубашке и говорила:
     - Живы! Барон мой сам стесняется, вот и просил посмотреть. Вы себе спите, доброй вам ночи. Доложу барону, что всё в порядке.
     - Простите, - сказал Лорри первое, что пришло в голову, - мы не одеты...
     - Да кто же ночью одевается, - Кэтрин улыбнулась. - Не стесняйтесь. Я только глянула, живы или нет. Всё!
     И она ушла. Оба рассмеялись.
     - Славная женщина, - молвил Лорри.
     - Добрая, - задумчиво прибавила Таэтэй.
     Кэтрин действительно была доброй. Узнав, что барон беспокоится о своём шуте, Кэтрин стала не раз заглядывать и в сад, когда молодые люди гуляли там или купались в озере. Она старалась не попадаться им на глаза; её задача была только узнать - всё ли в порядке, и даже не по велению барона, а потому что она сама считала такую проверку необходимой. Раз её муж беспокоится об этих людях, значит, для этого есть повод, рассуждала Кэтрин. Впрочем, Лорри и Таэтэй сами по себе нравились ей, и она от всего сердца желала, чтобы с ними ничего не случилось.

                10

       Начало августа. Время, драгоценное для Таэтэй. Она живёт, как в сказке. Ей очень нравится читать. Лорри учит её французскому, и она успешно учится. Её занимает поэзия. В библиотеке барона Карраса есть Гомер и Плутарх - по ним Таэтэй изучает - опять же с помощью Лорри - греческий и латынь. Эти языки чем-то похожи на язык её народа. Её удивительные наряды не по моде никого не смущают - вероятно, потому, что очень ей к лицу. Она счастлива.
      Особенно много радости приносит ей озерцо в саду. Дитя пустыни, всего лишь раз в своей жизни видевшее оазис, она теперь наслаждается постоянной близостью воды. Лето продолжает оставаться чрезвычайно жарким и сухим, и Таэтэй часто плещется в озере.
      Вот и сегодня жарко. Озеро ярко синеет в зарослях кустов; пахнет водой, травой и цветами. Таэтэй с удовольствием плывёт вдоль берега. Сколько цветов на этом берегу! Куст жасмина чуть склонился к воде. Немного правее него - бордовые розы, похожие на бархатные драпировки в их с Лоренсом спальне, - у них густой цвет, густой аромат...
      Тень на воде. Наверно, снова Кэтрин пришла в сад. Таэтэй поднимает глаза, чтобы поздороваться с Кэтрин, но вдруг, отпрянув, вскрикивает.
      Человек, весь в чёрном и в ослепительно белой маске смотрит на неё. Маска гипсовая - слепок с чьего-то мёртвого лица - и поражает своим застывшим жутким выражением. Из белого глаза маски по щеке сочатся нарисованные чёрные слёзы. В руках у человека секира; её острое лезвие сверкает на солнце. И самое ужасное: он молчит. Совершенно безмолвен и неподвижен.
      - Что тебе надо? - отплыв от него на достаточно безопасное расстояние, спрашивает Таэтэй.
      Ни слова в ответ. Он смотрит на неё. В гипсовых глазах - два отверстия для зрачков; они почти не видны, но их достаточно, чтобы она явственно ощущала его взгляд. Он внимательно и безмолвно следит за Таэтэй.
      Когда она выбирается на берег подальше от него, он вдруг тоже исчезает. Её одолевает мучительный страх. Как теперь пройти по тропинке между высокими кустами? Ведь за этими кустами он, наверняка, и поджидает её.
      Она снова в отчаянии прыгает в воду и, подняв голову, вновь видит его - именно там, где ожидала увидеть - на тропинке между кустами. Как хорошо, что она не рискнула вернуться по этой тропинке в замок! Он стоит в той же позе, только на этот раз протягивает длинную руку и манит её к себе тонким чёрным пальцем, держа секиру наготове.
      Нервы Таэтэй не выдерживают и она кричит - так пронзительно и с таким ужасом, что сбегается стража. Человек в маске исчезает. Таэтэй не решается выйти из воды, пока стража прочёсывает кусты на берегу. Маски нигде нет. Тогда она поспешно одевается и словно на крыльях летит к замку.
      Через несколько минут барону уже всё известно.
     -  Как выглядела маска? - сурово спрашивает он.
     - Как мёртвое лицо, - отвечает Таэтэй. Она вся дрожит. Лорри прижимает её к себе.
     - Посмертная маска, - догадывается он.
     - Чья? - недоумевает барон. - Это может показаться странным, но я ещё никого в жизни не убил. Разумеется, войны не в счёт.
     - Хозяин, - Лорри улыбается. - Ты гадаешь на кофейной гуще своего прошлого. Для начала я спрошу тебя: нет ли в замке посмертных масок?
     - Есть, - барон встрепенулся. - Моего деда и моей матери. Я понимаю, к чему ты клонишь, Лорри. Идём, покажу.
     Лорри и Таэтэй идут за Каррасом.
     - Вот, - говорит Каррас, приведя их в небольшую комнату, межную с его кабинетом. - Обе мои маски на месте, и никто их не брал.
     - Но я узнала, - вдруг говорит Таэтэй. - Это она. Вот!
     Она указывает на маску матери барона, леди Каррас.
     - Ты не ошибаешься, Таис? - хмуро спрашивает барон.
     - Нет, - Таэтэй качает головой. - Эта маска просто врезалась мне в память. Я ни за что не спутала бы её с другой.
     - У кого-нибудь была копия? - спрашивает Лорри.
     Барон вдруг бледнеет, словно видит перед собой призрак.
     - Ступай пока к Кэтрин, Таэтэй, - тихо говорит Лорри. Она послушно уходит. Барон и его шут остаются одни.
     - Лорри, - медленно говорит барон. - Садись, и я тоже сяду. Ты, конечно, уже понял, что мне есть, что' тебе рассказать. Всё это странная история. И очень давняя, вот в чём дело. Когда мне исполнилось немного за двадцать лет, моя мать, леди Каррас, усыновила новорожденного ребёнка, нашего дальнего родственника - он осиротел. Она умерла, завещав ему хорошее поместье. Мне было за сорок, а ему двадцать, когда я узнал, что его поместье и доходы сильно потрёпаны в междуусобицах; словом, что ему грозит полное разорение. Я никогда не был с ним ни близок, ни дружен, но тут счёл необходимым помочь ему. Я пригласил его к себе в шуты - как тебя, чтобы со временем его наградить. Ведь ты знаешь, я никому не даю денег просто так - не привык. Он согласился. Он был ничего себе свиду. Конечно, не как ты, но по-своему он меня вполне устраивал, да и шутить умел неплохо. Словом, он оказался неглуп. Но я не чувствовал к нему ни малейшей привязанности, а он - я это чувствовал - едва терпел мои выходки и мой характер. Однажды он прямо сказал мне, что презирает меня. За что, не помню. Кажется, я что-то праздновал с гостями, а ты знаешь, какие мы, когда празднуем. Я ударил его и сказал:
    - Пока ты шут, не смей со мной так говорить!
    Его глаза вспыхнули недобрым огнём, но он промолчал. А ночью я проснулся от скрипнувшей под ним половицей - он шёл к моей постели с кинжалом, чтобы убить меня. Должно быть, сам Господь разбудил меня тогда - ведь я обычно сплю очень крепко. Можешь ли ты себе представить - он хотел убить безоружного спящего человека! И так и не понял, до чего это было бы подло и бесчестно. Я, разумеется, отразил его удар и оглушил его, после чего позвал стражу. Через два дня, всё как следует оформив, я подарил ему новое доходное поместье и выгнал вон: разумеется, с деньгами. Всё-таки он приходился мне сводным братом, его любила моя мать, к тому же, он действительно год прослужил мне верой и правдой; словом, я не мог обойтись с ним иначе. Через месяц я узнал, что он умер. Так вот, Лоренс: это был единственный человек, хранивший копию посмертной маски леди Каррас. Но кто бы мог мстить за него и почему? Он был неженат, бездетен, да и умер как-то случайно, уж не помню отчего. Кажется, застудил голову и сильно запустил свою болезнь, но при чём тут я? Поместье, которое я дал ему, было хорошим, а разбитый нос при моём характере - увечье небольшое. После этого случая я зарёкся заводить шутов. Но вскоре подружился с твоим отчимом и увидел тебя. Тебе тогда было четырнадцать лет, помнишь? Я уронил яблоко, а ты поднял его и протянул мне своё - чистое. И как ты мне при этом улыбнулся!
     Барон, весь уйдя в воспоминания, задумчиво улыбнулся сам.
     - Хозяин, ты меня растрогал, - признался Лорри. - Мне остаётся только сесть к тебе на колени и заплакать на твоей широкой груди, вспоминая беззаботную юность.
     Барон засмеялся.
     - Ты умеешь плакать? Не представляю себе этого.
     - Ты тоже умеешь плакать, - Лорри весело заглянул ему в глаза. - Я это знаю, но тоже не представляю себе. Сестра Елена как лицо духовное сподобилась увидеть такое чудо, а я, грешный, - нет.
     - Ей показалось, - барон опустил голову. - Я не так глуп, чтобы лить слёзы из-за твоего сломанного ребра.
     - Ты не лил слёз, - возразил Лорри. - Они, как и подобает слезам закалённого воина, только слегка блеснули в твоих мужественных глазах, и вовсе не из-за ребра, а из-за того, что ты думал, будто я смертельно ранен.
     - Верно, - согласился барон. - Это истина. Я так и не заплакал. Но, боюсь, мне это ещё предстоит... Лорри, я не знаю, кто этот человек в маске. Я просто знаю, откуда сама маска.
     - Маска, по всей видимости, отттуда же, откуда и человек, - заметил Лорри. - Вы же не были на его похоронах? Сдаётся мне, хозяин, ваш сводный брат вовсе не умирал, а, скажем, просто уезжал куда-нибудь, намеренно распустив слух о своей гибели. И недавно вернулся обратно... Как его имя?
     - Уильям Рэйчер, - ответил барон. - Ты полагаешь, он жив и мстит мне? Но за что? За какой-то разбитый нос?
     - За то, что он не мог разбить его вам в ответ, - сказал Лорри.
     - Мог, - удивился барон. - Я даже ждал, что он так поступит. По мне куда лучше, когда без кинжалов, а так, напрямик...
     - Фактически он мог, - согласился Лорри. - Но не стал. Почему? Он знал, что вы сильнее, и он получит за свой удар ещё сдачи - и это вместо того, чтобы остаться отомщённым! Убить же вас кинжалом было проще всего. Но я думаю, он в большей степени мстит вовсе не за разбитый нос, а за слова: "Пока ты шут, не смей..." Он не чувствовал себя шутом, хотя и согласился на эту роль. Но играл он бессознательно, пока не услышал: ТЫ ШУТ. А ведь он был зависим от вас, и вы оба это понимали.
     - Ну и что? - спросил барон. - Я намеревался сделать его независимым и всегда почитал за дворянина, коим он являлся и по рождению, и по воспитанию.
     - О нет, хозяин, - Лорри снова улыбнулся. - Разыграем сцену? Наденьте мою шапку с бубенцами и представьте себе, что вы - мой шут, а я - ваш господин.   
     Барон с интересом взглянул на него, натянул на голову предложенную ему шапку и сказал:
     - Ну, представил.
     - А теперь повернитесь к зеркалу, вглядитесь в своё отражение и представьте, что вы почти разорены и зависите только от меня, несмотря на своё древнее дворянство. Представили? А теперь слушайте.
     И Лорри произнёс властным голосом виконта, каким порой говорил со своими провинившимися слугами:
     - ПОКА ТЫ ШУТ, НЕ СМЕЙ ТАК СО МНОЙ ГОВОРИТЬ!
     Барона пробила дрожь. Он некоторое время неподвижно стоял перед зеркалом, затем стащил с себя шапку и обернулся.
      - Ну как? - спросил Лорри. - Я имею в виду ваши ощущения.
      - Не слабые, - медленно произнёс Каррас. - Да, весьма не слабые. Держи свою шапку и больше не порть мне настроение.
      - Хозяин, - молвил шут, надевая шапку. - Почему же я испортил вам настроение?
      - Потому что я всё понял, - ответил барон. - ОЧЕНЬ ЯСНО понял. Такую обиду нельзя забыть. Если он жив, как ты предполагаешь, он убьёт нас обоих. Я и не знал, Лорри, что ты умеешь так надменно говорить.
      - Я всего лишь был зеркалом и отразил твоё поведение, - заметил шут. - Понравилось оно тебе?
      - Кому же такое понравится? - барон мрачно поник головой и тут же вскинулся, как раненый зверь:
      - Но, чёрт возьми, я не собирался оскорблять его! Как же это получилось?
      - Само собой, - ответил Лорри.
      - А ты, - Каррас схватил его за руку. - ТЫ презираешь меня?
      - Нет, - ответил Лорри. - ВАС - нет, но многие ваши слова и дела не могу не презирать.
      - Вот, - сказал барон. - В этом-то и суть. Не презирать человека! Я в этом слаб, а ты силён. Я мало кого уважаю; ты уважаешь многих. Одно дело не уважать слов или поступков, другое дело - душу, да! Значит, я виновен, и приговор мне подписан.
      - Хозяин, - мягко отвечал Лорри. - Тот, кто отвечает на оскорбление, - прав, но кто мстит за него, не может выносить приговоры. Господь судит всех, а нам запрещено судить друг друга, и тот, кто хочет для тебя медленной смерти, ошибается. Почему он не вызовет вас на дуэль? Он превратил свою чёрную страсть и гордыню в благородное отмщение, но он обманывает самого себя. Он потакает своим преступным желаниям - извращённо-утончённым. Он не судья, чтобы подписывать приговоры. Это палач, не по должности, но по духу. И обида на тебя для него только предлог, чтобы с тобой покончить.
      - Лорри, - тихо сказал барон. - Что бы ни случилось со мной, завещание в моём кабинете, в известном тебе тайнике. Там кое-что моим незаконнорожденным детям вместе с их матерями; всё остальное состояние поделено между тобой и Кэтрин.
      - Благодарю, хозяин, - сказал Лорри. - Но к чему мне такое богатство? Это шесть замков и три города; про деревни и драгоценности я уже не говорю. На что мне всё это? У меня у самого восемь поместий и огромный доход; куда мне четырнадцать?
      - Нищим раздашь, - рассмеялся барон. - Это твоё любимое занятие. Добро лишним не бывает. У тебя будут дети, внуки. Не разубеждай меня.
      - Хорошо, - Лорри рассмеялся. - Буду иметь в виду. Но ты мрачно настроен, хозяин. Это повергает меня в печаль. Стань бодрее! Скажи мне: где имение, которое ты подарил прежнему шуту?
      - Это замок Блэкхорз, - ответил барон. - Граничит с моим западным лесом. Рядом большое торговое село Блэкхорз. Но что толку там искать? Теперь я тоже уверен в том, что Эдди уже здесь.
      - Эдди? - переспросил шут. - Почему "Эдди", раз он Уильям Рэйчер?
      - Потому что, - важно ответил барон, - его полное имя: Уильям Адамс Рэйчер фон Каррас. "Эдди" - от "Адамса". Так леди Каррас привыкла называть его.
      - Так, - Лорри задумался. - А как твоё полное имя?
      - Реджинальд Алан Герберт фон Каррас.
      - На этих "фонах", - заметил Лорри, - моё честное простое "Лоренс де Ротенхард" как-то не звучит.
      Барон рассмеялся:
      - Что толку в наших "фонах"! Сам видишь, какие дела творятся. Один фон на другой фон: и полное смешение красок.
      - Да, - могласился Лорри. - Вы, как художники, столкнувшиеся мольбертами. Знаешь что, хозяин? Я всё же считаю нелишним побывать в Блэкхорзе. Но это завтра. А сегодня: вот, что я тебе скажу. Нам надо чутко спать сегодня ночью и, возможно ожидать ЕГО. Кстати, пусть стража осмотрит подвалы. Думаю, это не лишний шаг.
      - А, что они найдут, - барон махнул рукой. - Я нанял бездарей - хоть меняй всю стражу. ТЫ бы нашёл. Но тебя я не пущу ни в какие подвалы. Вообще не знаю, как с тобой быть, чтобы оградить тебя от опасности? Разве что спрятать тебя в каком-нибудь моём застенке?
      - Нет, хозяин, благодарю, - Лорри улыбнулся. - В застенках теряешь чувство юмора, а это моё главное достояние.
      
                11

      Ночь. Таэтэй не спит, хотя возле дверей стоит стража. Лорри тоже не может уснуть. У него под рукой кривая турецкая сабля и кинжал на всякий случай.
      Не спит и барон Каррас. Кэтрин погружена в сон, а Каррас всё ворочается с боку на бок. У его дверей тоже стража, но он не слишком ей доверяет. Эти стражники сегодня осмотрели подвалы и чердаки замка, но решительно ничего не нашли. Глупцы! Вот Лорри непременно бы что-нибудь нашёл, но барон боится малейшей роковой случайности, которая может погубить его шута. Он рассуждает сам с собой почти до самого рассвета, затем его постепенно охватывает здоровый крепкий сон.
      Лорри и Таэтэй тоже постепенно засыпают. Засыпает и стража. Барон прав - они ненадёжны. Не спят только караульные в саду, около моста и вокруг замка.
      Тем временем дверь в покои Лорри тихонько приоткрывается. Чья-то рука бесшумно кладёт на стол какое-то письмо, затем лицо, скрытое плотной вуалью, склоняется над спящими. Как следует разглядев их лица, ночная тень исчезает.
      Наутро Лорри находит на столе письмо:
                "Шуту от шута или виконту от барона N.
      Здравствуй, Лорри! Лично против тебя я ничего не имею, но, к сожалению, ты моё единственное орудие пытки для любителя шутов. Я не убил тебя сегодня, потому что всегда успею это сделать. Меня  очень интересует, за что этот стреляный кабан  так любит тебя? Ведь ты ему никто. И почему ТЫ дружишь с ним? Ведь ты виконт, к тому же, богат - стало быть, живёшь у Карраса не по принуждению. Неужели он ещё ни разу не ударил тебя? Помяни моё слово: это непременно случится. Не веришь? Увидишь сам. Ваша нелепая дружба дорого обойдётся вам обоим. Мне странна её неестественность. Я не нуждаюсь в наследстве, я хочу исключительно одного: насладиться местью. Мою память нельзя ни купить, ни продать.
                Почти всё знающий о тебе У. Р."
     Вскоре в покои ворвался взбешённый барон. Глаза его были налиты кровью и метали молнии; он был вне себя от ярости.
     - Как ты мог?! - крикнул он, швыряя на стол какое-то смятое письмо. - Ну, подлец, сейчас ты раскаешься, что родился на свет. Я больше не верю тебе! Ни одному твоему слову!
     Он взмахнул кнутом, который держал в руках, и тяжёлый удар обрушился на стену - Лорри успел увернуться. Проснувшаяся Таэтэй громко завизжала и спряталась за кроватью.
     - Убирайся из моего замка! - кричал барон, обрушивая стол на голову Лорри, но тот, ещё раз увернувшись, избежал и этого удара. - Поди ко всем чертям! И я принимал тебя за достойного человека! Гнусный враль и мошенник! Тварь!
     - Тварь Божья, - вежливо поправил Лорри, одновременно выбивая кнут из руки Карраса. Затем он одним сильным ударом, нанесённым сбоку, обмотал кнут вокруг барона и, свалив своего "хозяина" на пол, прижал его дубовой доской от стола - такой массивной, что барон совершенно не смог двигаться, тем более, что шут уселся сверху. Каррас смотрел на него с ненавистью.
     - Хозяин, - миролюбиво начал Лорри, - ты неправ...
     - Пошёл ко всем чертям, продажный пёс! - рявкнул барон, пытаясь освободиться. - Щенок! Недоносок! Жалкий червяк! Последний...
     Тут Лорри заткнул ему рот одним концом простыни, а сверху обмотал другим концом, чтобы барон не смог выплюнуть кляп.
      - Ты неправ, - повторил Лорри. Потом поднял с пола смятое письмо и с изумлением узнал свой собственный почерк.
      "Хозяин! - говорилось в письме. - Простите за невинную шутку. Я заранее знал о вашем прежнем шуте и о его поместье. И я очень ловко разыграл всё сам. Не правда ли, игра удалась? Мне казалось, мы живём немного скучно. Когда меня подстрелили, я решил воспользоваться этим и сделать нашу жизнь более разнообразной. Разумеется, копию маски леди Каррас я достал в Блэкхорзе: никто не помешал мне её взять.      
                Это была просто шутка.
                Лоренс.
                P. S.
      
      Разумеется, я служу у тебя только из-за твоего богатства, которое, как ты верно подметил, НЕ БЫВАЕТ ЛИШНИМ".
      - Да, задумчиво сказал Лорри. - Всё сходится. Кроме одного: я не писал этого, и то, что здесь написано, ложь.
      Барон яростно промычал что-то в ответ.
      - Ты мне не веришь, - Лорри покачал головой. - Потому что мой почерк великолепно подделан. Но не будь ослом, хозяин: тебе следовало бы лучше знать меня. Я ведь тоже получил письмо. Позволь, Я зачитаю тебе.
      Он прочёл письмо, которое нашёл утром на своём столе и показал его барону.
      - Эдди здесь, - задумчиво молвил он. - А ты, вместо того, чтобы сразу кидаться на меня, мог бы сперва пораскинуть мозгами. Как ты не понял его плана? Он хотел, чтобы ты избил меня, - и это едва не случилось. Он знал, что рано или поздно ты простишь мне мою мнимую шутку и поддельное письмо, но был уверен, что я не прощу тебе твоих ударов. Хотя я бы простил. Ты мог избить меня очень сильно - я бы всё равно, вероятно, простил, но ты ведь мог убить меня - и терзаться этим всю жизнь. Разве ты не понимаешь, чего он хочет? Вед ты бы простил меня, даже если бы всё написанное оказалось правдой, - но я, по его расчёту, либо возненавидел бы тебя, либо был бы искалечен или мёртв.
      По мере того, как Лорри говорил, ярость барона постепенно улетучивалась. В конце концов он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Лорри слез с него, убрал доску и развязал своего "хозяина". Барон медленно встал. На своего шута он не смотрел. Он медленно опустился на кровать, где уже снова сидела Таэтэй, и закрыл лицо руками.
      - Ты всё ещё мне не веришь? - спросил Лорри, садясь рядом.
      - Верю, - безучастно откликнулся барон. - Но я повёл себя хуже последнего скота, поэтому - грош цена моей вере. Я поднял на тебя руку впервые за семь лет. НА ТЕБЯ... Только не улыбайся, Лорри. Я сейчас боюсь твоей улыбки; она для меня слишком хороша. Потому что я люблю тебя.
      Он поник головой.
      - Взаимно, хозяин, - ответил Лорри. - Ты начал говорить великие слова. Откуда они в тебе? Не попадайся больше на эту удочку, иначе твой сводный брат выпотрошит нас обоих, как рыбу, и сварит из нас суп. Он хочет управлять нашими душами - не слишком ли рано он начинает? Мы с тобой ещё не в аду и не в Раю, а он не Бог и не ангел падший, чтобы брать на себя столь высокие обязанности. Давай не будем больше помогать ему.
     Лорри сжал руку Карраса. Тот слегка улыбнулся.
     - А ты молодец. Как ты меня уложил! Глупо просить у тебя прощения; я прошу о другом. Будь милостив и пожалей старого скота - то есть, меня. Пожалей! Пусть я пропаду на месте, если ещё раз дам себя провести. Ты можешь больше не уважать меня, но не переставай щадить.
     - Хозяин, - Лорри рассмеялся. - Я уважал и всегда буду уважать в тебе человека. Но скота уважать не за что. Когда ты скот, я не могу уважать тебя, когда ты человек, я не могу НЕ уважать тебя. Но я знаю: у тебя душа не скота, а человека: душу твою я всегда уважаю.
     - Лорри, - тихо сказал Каррас. - Я ни за что бы не поверил в этот подлог, если бы почерк был не твой.
     - Все мы порой ошибаемся, - подтвердил Лорри. - Но вспомни: я никогда не писал тебе писем, находясь в твоём замке.
     - Верно, - барон снова поник головой. - Я не подумал об этом.
     - Мало того, - продолжал Лорри. - Я никогда так странно не шутил. Такой относительный юмор не в моём вкусе.
     - Да, - ещё тише произнёс барон.
     - И последнее, - сказал шут. - На письмах и на записках, которые ты получал от меня, всегда стояла моя печать - помнишь?
     - Да, - еле слышно ответил барон. Он вспомнил маленькую маленькую золотую печать Лорри в виде подковы с пятью гвоздиками, расположенными особым образом. Конечно, Рэйчер не мог скопировать её так быстро, хотя и смог каким-то образом завладеть письмами Лорри, чтобы как следует изучить его почерк. Вероятно, он их выкрал из бюро Карраса. Но когда? Каким образом? Впрочем, не всё ли равно - ведь ещё более удивительно то, что он смог подслушать их вчерашнюю беседу.
     - Измени печать, - шепнул барон очень тихо, чтобы даже Таэтэй не услышала. - Закажи себе другую эмблему.
     - Он узнает о любой новой эмблеме, - шепнул в ответ Лорри. - Не знаю, как, но есть риск, что он сможет узнать всё, что захочет. Вот что: мои послания будут кратки, потому что читать придётся вторую букву каждого слова, а слова будут написаны в одну строку, чтобы он не догадался.
     - Например? - с интересом спросил барон.
     Лорри быстро написал на клочке бумаги: "Свой осенний мёд сварил опять повар Орфей. Мяса - один окорок. Мечта!"
     - Читай вторую букву каждого слова, - шепнул он, подавая записку барону.
     - "Всё в порядке", - медленно прочитал барон и рассмеялся. - Отлично, Лорри! Но вдруг он подделает и мой почерк?
     - Где он его возьмёт? - Лорри тоже засмеялся. - Когда и кому вы изволили писать в последний раз?
     - Его величеству... три года назад, - вспомнил барон. - Поздравлял с Днём Ангела. И то, писал не я, а мой писец. Как и завещание. У меня ведь у самого почерк дурацкий, да и пишу я с ошибками.
     - Такое не подделаешь, - Лорри улыбнулся. - Я думаю, хозяин, мы поймаем его раньше, чем он переймёт твою манеру писать.
     - Да, - согласился барон. - Ладно, пойду завтракать. Новый стол вам сейчас принесут. А ЭТО я велю сжечь.
     Он брезгливо ткнул ногой кнут.
     - За что? - удивился Лорри. - Он мне отлично помог справиться с вашей светлостью. Я лучше спрячу его и буду беречь на сердце.
     - Хорошо, - барон рассмеялся. - Как-то у тебя скромно в покоях, Лоренс. И кровать узковата. Вам сегодня же принесут новые кресла, сменят гардины и поставят нормальную кровать в соседней комнате: а то спите Бог знает на чём. Разве это ширина - пять футов? Восемь нужно! Тогда я понимаю, это можно будет назвать широкой кроватью - как раз для двух человек.
    - Восемь футов ширины?! - вырвалось у Таэтэй. - Да это, самое малое, для четверых.
    - Как знать, Таис, - сказал барон. - Может, нам с Кэтрин захочется у вас переночевать. Ладно, отдыхайте. И забудьте про сегодняшнее утро.
    - Уже забыли, - ответил Лорри.

                10

      После завтрака Лорри решил втайне от барона осмотреть главный подвал замка. Он велел Таэтэй быть постоянно на глазах у стражи, а сам, осторожно спустившись вниз по лестнице, очутился в холодном сыром помещении: сводчатом и мрочном, с узкими коридорами и извилистыми переходами. Его бо'льшую часть занимали бесконечные ряды бутылок и бочек с винами, сыры, колбасы и окорока, подвешенные к потолку. Лорри, уподобившись тени, бесшумно двигался вперёд, внимательно оглядывая тускло озарённые стены и пол. Их освещало лишь одно маленькое окошко. Одна из булыжных кладок вдруг привлекла к себе внимание Лорри и возбудила его подозрение - она показалось ему не такой ровной, как остальные. Он подошёл к ней ближе и стал тихонько вынимать булыжник за булыжником, пока не разобрал часть стены, и ему не открылся подземный ход: весьма большой.
     "Эдди пошёл погулять, - подумал Лорри. - Наши с ним имена похожи своей легкомысленностью, но мы оба не дураки. Интересно, если я полезу внутрь, обнаружу ли я там что-нибудь полезное? Меня ждут либо отрубленная голова (разумеется, моя), либо свет в конце тоннеля. Стоит ли рисковать? Стоит, потому что я вооружён и сегодня уже спасал свою жизнь: в общем, тренировался.
     Он осторожно вошёл в подземный ход - тесный, пахнущий землёй и сыростью - и двинулся вперёд, чувствуя, что пол под ногами почти отвесно идёт вниз, но в земле прорублены ступени.
      "Я сейчас, вероятно, прохожу под замковым рвом", - спустившись вниз по ступеням, сообразил Лорри. Но тут впереди послышалось движение, и он притаился за выступом в стене. Некто с факелом молча шёл ему навстречу. Кроме факела Лорри увидел в руках у незнакомца секиру, а на лице - маску, плкакчущую чёрными слезами.
      "Впечатляет", - подумал он. Человек был такого же роста и почти такого же сложения, как и Лорри. Он прошёл мимо шута, ничего не заподозрив, и стал подниматься по земляной лестнице. Через несколько секунд Лорри услышал возглас удивления и досады - незнакомец заметил разобранную стену. Лорри услышал, как он поспешно возвращается назад. Он шёл и глухо говорил в тёмное пространство:
      - Это мог быть только ты, Лорри. Только ты мог обнаружить мой ход. Но ход ведёт всего лишь в лес; это не главная моя дорога сюда. Главной дороги даже тебе не найти, так что не трудись напрасно.
      - Здравствуй, - сказал Лорри, выходя к нему из-за своего укрытия. - Привет тебе и почтение. Предлагаю честный поединок. Может, тебе повезёт, и ты убьёшь меня.
      - А, Лорри, - отозвался Рэйчер, останавливаясь. - Ты ловко увернулся сегодня от кнута, надо отдать тебе должное. Не хуже, чем всякий жалкий бродячий акробат. Не спрашивай, откуда я это знаю: я видел. Видел, что вы и переписываться решили иначе, но ка'к, я не понял. Впрочем, это неважно - пойму со временем. Стало быть, ты хочешь упростить мне задачу. Изволь. Будем драться, но при условии, что я погашу факел. В полной темноте я лучше ориентируюсь. Что у тебя за оружие? Ах, ятаган. Что ж, они с секирой вполне подходят друг другу: одна мала и проворна, другая велика и непобедима. Прямо Давид и Голиаф.
      - Голиаф был побеждён, - с улыбкой напомнил Лорри.
      - В тебе есть обаяние, - глухо сказала маска, пристально глядя на него. - Я в твои годы не был таким. Зачем ты служишь старику?
      - Я не служу старику, - искренне возразил Лорри. - Я ДРУЖУ С БАРОНОМ.
      Маска мрачно рассмеялась:
      - Один друг чуть не убивает кнутом другого - ах, как это трогательно! Пожалей свою маленькую жену, виконт, иначе она скоро овдовеет. Оставь барона. Отрекись от него. Тогда я пощажу тебя.
      - Он заменяет мне покойного отчима, - Лорри смахнул с глаз воображаемую слезу. - Я всего лишь честно выполняю свой сыновний долг. Что ты имеешь против этого, Эдди?
      - Я тебе не Эдди, приятель, - строго ответил Рэйчер. - Так меня называла только леди Каррас; память о ней драгоценна для меня.
      - Поэтому ты разрисовал слезами её посмертную маску? - спросил Лорри. - Да ещё процарапал в гипсе отверстия, чтобы смотреть и дышать? Не хотел бы я быть драгоценным для тебя, Эдди-Уильям, чтобы с моей посмертной маской не случилось того же. Это же кощунство.
     - В двадцать пять лет я рассуждал так же, - молвил Рэйчер. - А в тридцать семь поумнел и стал думать иначе. Это не кощунство, а знак моего отмщения. Насчёт себя и меня не беспокойся: то, что драгоценно для твоего барона, никогда не будет драгоценно для меня. При всём этом ты мне нравишься. Я бы очень не хотел тебя убивать.
     - Я тоже не хотел бы крови, - сказал Лорри. - Но ты не нравишься мне, Уильям Адамс, потому что я не видел твоего лица, а без него вид у тебя крайне непривлекательный.
     - Сожалею. Открыть тебе своё лицо я пока не могу, - уронил Уильям. - А когда открою, полагаю, ты уже не сможешь его увидеть.
     - Напрасно разубеждать человека, который почти двадцать лет готовился к мести, - сказал Лорри. - Но всё же зря ты это делаешь. Допустим, тебя унизили. Вызови барона на дуэль, за чем дело стало? Сведи с ним счёты.
     - Он может убить меня, и я останусь неотомщённым, - произнесла маска. - Это мне не подходит. А потом, он всё-таки сын леди Каррас. Я хочу, чтобы он умер сам, лишась твоей защиты. Почему такой, как ты, не мой, а его друг - его, этого вепря, зверя, негодяя?
     - Я знаю его более десяти лет, - ответил Лорри, - а тебя всего лишь несколько минут. Но уже могу сказать: ты человек злопамятный и утончённо-одержимый. Такие люди никому не могут быть друзьями. Они неблагодарны.
     - А твой барон? - вскинулся Рэйчер. - Он - благодарный?!
     - Да, - торжественно сказал Лорри. - Он - благодарный.
     - Тогда он получит сегодня твою голову, - глухо пообещал Рэйчер. - В знак благодарности от своего сводного брата. Готовься к смерти!
     И он быстро погасил факел. Наступила полная тьма. Лорри едва успел уловить, где секира со свистом рассекает воздух, и вовремя подставить ятаган, как стальное лезвие обрушилось на его клинок, и удар высек голубые искры. Он отскочил наугад и сделал выпад - мимо. Секира со свистом пронеслась возле его уха. Он отпрянул и, каким-то шестым чувством уловив движение противника, нанёс ему удар снизу и вправо. Послышался вскрик, и секира упала к ногам Лорри.
     - Ты ранен? - спросил Лорри в темноту.
     - Да, приятель, - ответила в темноте маска. - Но в плен ты меня не возьмёшь. Прощай. Ты достойный  соперник.
     И Рэйчер исчез. Лорри услышал скрип железной двери где-то впереди и понял, что раненый уже далеко впереди, и его не догнать без факела. Нужно было сообщить барону о подземном ходе и постараться найти другие ходы. Особенно "главную дорогу", про которую говорил Рэйчер. Лорри поднял свой трофей - секиру - и понёс её к выходу из подвала.

      
    - Лорри! - барон Каррас был очень взволнован. - Не смей больше этого делать! Не лезь ни в какие подвалы!
    - Да что же это, - он совершенно расстроился. - Ты меня совсем не слушаешься. Кэтрин, что это? Хоть ты вразуми его!
    - А я думаю, - заметила Кэтрин, - его милость справятся. Они вас сегодня уложили, сами хвастались. Так с другими они ещё ловчее будут. Зря рисковать не станут. Мужчина ведь, не ребёнок.
    - А! - Каррас с досадой махнул рукой. - Будь у тебя сын, ты, небось, не послала бы его ни в какие подвалы.
    - Его милость справятся, - спокойно настаивала Кэтрин. - Если вас победили, так им теперь никто не страшен. Вы бы послали стражу в подвал-то, может, она что и обнаружит в этом подземном ходе.    
     - Уже послал, - ответил барон, постепенно успокаиваясь. - Лоренс, пока не ходи туда. Я знаю, ты ловок и силён, но я с ума сойду, если с тобой что-нибудь случится. Я сам спущусь туда и узнаю, что и как.
     Барон действительно спустился в подвал и провёл там довольно много времени.
     Вернувшись к ужину, он сообщил Лорри:
     - Железная дверь ведёт в ответвление подземного хода, но оба выхода в лесу, и никакой зацепки. Хоть бы там землянка какая-нибудь была - нет, ничего. Мои люди, правда, нашли на траве следы крови, которые потом оборвались. Да и собаки почему-то не взяли следа. Должно быть, его ждала там карета. Куда ты ранил его?
     - Не знаю, хозяин, - ответил Лорри. - Кажется, попал по руке - по левой. Но не могу утверждать: ведь было совершенно темно.
     - Да, там темно, как в аду, - проворчал барон. - Куда ты суёшься: драться в этой кротовой норе с подонком?! Да ещё предлагаешь ему вызвать меня на дуэль. Будто не знаешь, что я скверно владею шпагой!
     - Зато вы владеете кнутом, - заметил шут. - Дуэль на кнутах! Экзотика! Он бы не отказался, но победили бы вы.
     - Так же, как ты меня сегодня? - барон покачал головой. - Он наверняка, как и ты, ловчее меня.
     - Я точно знал, что он не захочет дуэли, - сказал Лорри. - Иначе я и не заговаривал бы с ним об этом.
     - Захочет, не захочет, - Каррас налил себе вина. - Какая разница. Всё равно он охотник, а мы для него дичь. Выпей, Лорри!
     - Благодарю, - Лорри подсел к барону с бокалом. - Знаешь, что я думаю, хозяин? Он теперь нескоро покажется, потому что ранен. Давай за это время сделаем вид, что я умер?
     - Сделаем вид?! - с изумлением спросил барон. - Как это?
     - Распусти слух, что я умер, - сказал Лорри. - И похорони меня так, чтобы он видел.
     - Как это "похорони меня"? - с ужасом спросил барон. - Что же мне, живьём тебя закопать?!
     - Закапывать не надо, - успокоил его Лорри. - Положи меня как своего любимого шута в подвале (якобы, ты не хочешь предавать меня земле), а я выберусь оттуда и буду действовать. Не беспокойся: у меня созрел целый план...
      И он шёпотом подробно изложил своё план барону.
      - Отлично, - похвалил барон, выслушав его.
      Таэтэй и Кэтрин также узнали о затее Лорри этим же вечером. Сестра Елена, приглашённая в замок, тоже была во всё посвещена, обещала в случае чего помогать и никому ничего не рассказывать.

                13
               
      Через два дня бледного осунувшегося Лорри со следами побоев на лице и так же "разукрашенную" Таэтэй отпевали вместе и со всей пышностью. Барон бормотал проклятия и плакал, потому что пришлось натереть глаза луком. Все остальные, особенно женщины, кроме Кэтрин и сестры Елены, плакали по-настоящему. Лорри все любили, и всем было его жаль. К тому же, все были напуганы: прошёл слух, что барон Каррас в припадке дикой ярости забил до смерти своего шута и его жену. Конечно, это обстоятельство, в котором никто не сомневался, вызвало ужас у всех слуг замка.
     После отпевания, на глазах у всех гробы отнесли в подвал. Барон хотел там воздвигнуть прозрачную кисейно-слюдяную гробницу для случайно убитого им шута, а Таэтэй похоронить рядом, под каменной плитой подвального пола.
     - При жизни были вместе, - с тоской оглядывая траурные лица своих слуг, говорил барон, - ну так пусть и сейчас вместе остаются. Расходитесь по местам, дурачьё: нашли себе зрелище! Только тоску на меня наводите. Смотрю на ваши рожи и думаю: кто из вас следующий?
     Ошарашенные такими резкими словами барона, все очень быстро разошлись, и Каррас вздохнул с облегчением.
     Ночью в подвале вспыхнул пожар, и оба тела сгорели. Останки похоронили в саду барона и поставили два памятника с душераздирающими надписями. На одном памятнике было написано: "Здесь покоится зверски замученный виконт Лоренс де Ротенхард, заменявший сына барону Каррасу. Родной, прости, что я погубил тебя. Твой навеки опечаленный барон". Надпись на втором памятнике гласила: "Не умерла, но спит зверски убитая Таис де Ротенхард. Tinnokria reas. Resurgam (Скоро проснётся. Воскресну)".
      Барон Каррас не мог спокойно видеть эти памятники. Человек  впечатлительный и суеверный, он не выносил подобных "наглядностей", как он выражался, поэтому в сад его теперь всегда сопровождала Кэтрин, которая демонстративно осыпа'ла могилы цветами, а барон стоял, едва живой, отвернувшись и зажмурившись.
      - Не могу видеть это всё, - признавался он вечерами живым и здоровым Лорри и Таэтэй в маленькой чердачной комнатке, о существовании которой почти никто не знал. - Что за тексты ты велел высечь на этих памятниках, Лорри! Когда я, старый дурак, их из любопытства прочёл, мне просто жить расхотелось. Такая нелепая чушь, что я теперь вижу по ночам кошмары. Пожалел бы хоть меня. Я, как прочёл, рыдать начал. Сижу на траве и давлюсь слезами. Насилу меня Кэтрин успокоила. "Это ж, говорит, мол, неправда; чего рыдаешь? Поди лучше вина ему отнеси!" Я вот и отнёс вам вина. Выпил с вами - и легче стало. Помилуй меня, Господи, смотреть теперь на эти твои "наглядности".
      - Вот она, великая сила искусства! - торжествовал Лорри. - Очень хорошо, что ты плакал по-настоящему - ОН наверняка это видел. Хозяин, а ты блестяще входишь в роль, прямо сходу вживаешься в неё, стоит только написать для тебя несколько строк. Ты редкой души человек. Но действуй дальше, иначе Эдди отыщет нас здесь: он не настолько глуп, чтобы рано или поздно не открыть эту дверь.
      Спустя ещё неделю барон поразил своих друзей и слуг, купив за бесценок, как утверждали, двух молодых арапов - чёрных, как ночь, и фантастически безобразных: с кольцами в широких носах, в белых парусиновых штанах и рубахах, с длинными спутанными чёрными волосами. Он приставил их прислуживать Кэтрин, но сам не говорил с ними, кроме как ранним утром и поздним вечером. В это время суток арапы таинственным образом менялись в глухом чулане без окон - они погружались в какой-то чан с приятно пахнущей водой и белели на глазах друг у друга. Перед этим они снимали свои волосы и носы, отклеивали толстые губы и превращались в Лорри и Таэтэй. Назавтра они вновь гримировались, окунались в другой чан - и чернели на весь день. Кроме того, Лорри съедал какую-то странную пилюлю, и глаза его за десять минут становились очень тёмными. Некий алхимик, давший барону все эти волшебные составы, был щедро награждён.
     Барон снова стал весел - настолько, чтобы собирать гостей. Гости собирались, и кто-нибудь из них - новые знакомые - непременно спрашивали хозяина, что за арапы прислуживают за столом.
     - Зулусы, - отвечал барон кратко и даже с некоторым ожесточением в голосе, как будто давно испытывал к зулусам глубокую неприязнь. Это слово было подсказано ему Лорри, знавшему из всех чернокожих африканских жителей только про племя зулусов.
     - И как они вам достались? - любопытствовали гости.
     - Дёшево, - мрачно отвечал барон. - Купил для интереса. Жене прислуживают.
     - Рожи мне их надоели, - тут же искренне жаловался он. - Разве можно жить с такими рожами? Но они вынуждены!
     - Да, - с некоторым недоумением соглашались гости. - Все мы вынуждены обходиться теми лицами, что дал нам Господь.
     - Алхимик их им дал, - кратко отвечал на это барон, что воспринималось гостями как удачная шутка, и все хохотали, говоря друг другу, как тонок и своеобразен стал юмор барона.
     Вечерами Каррас горько жаловался Лорри:
     - И надолго вся эта комедия? Мне худо, Лоренс, когда я тебя таким вижу. И жена твоя... Я красавицу купил, а теперь ходят тут две обезьяны - да что там, хуже. Только вечерами и гляжу на тебя и на Таис. Лишь теперь оценил, до чего вы оба красивы.
     - Терпи, хозяин, - смеялся Лорри. - Враг должен проявить себя. Уже сентябрь - его рана должна была зажить. Мне тоже не очень весело слоняться в таком виде по твоим покоям, хотя Таэтэй это забавляет.
     Таэтэ рассмеялась.
      - Да, - призналась она чистосердечно. - Я никогда ещё так не веселилась. Это не надолго, ваша светлость.
      - Надеюсь, - молвил барон, смягчившись. - Главное, чтобы с мужем твоим было всё в порядке. Вся прислуга теперь боится меня - убийцей называют. А тот музыкант, мой приятель, - помнишь, Лорри, который обращался к тебе "господин виконт" - он теперь даже не пускает меня к себе, а при встречах и не смотрит на меня. Он не может мне простить, что я "убил" тебя. Славный человек; жаль, что он считает меня таким подонком. Надеюсь, когда ты опять станешь самим собой, он изменит своё отношение ко мне.
      - Конечно, - сказал Лорри. - Не печалься, хозяин: я всем скажу, что ты пожертвовал ради меня своим добрым именем. После этого у тебя станет ещё больше друзей, чем сейчас, не говоря уж о том, что и музыкант вернётся.
      И всё же во время очередной пьянки барон слегка проболтался.
      - Я понял, что не хочу держать арапов, - заявил он, ударяя тяжёлой кружкой с пивом по столу. - Вид у них ни к чёрту. Вот когда Лорри был нормальным... - тут он получил незаметный пинок по ноге от своего "зулуса". - То есть, - тотчас поправился он, - я хочу сказать, что когда был Лорри, всё шло гораздо веселее, а чёрные люди пусть себе живут в иных землях, там им самое место.
      Эти слова и заминка барона, видимо, не ускользнули от кого-то из гостей, потому что следующим утром Кэтрин обнаружила, что подставные могилы "осквернены": они были перекопаны, гробы открыты, но неприглядные останки в них, искусно сделанные из глины старым могильщиком-умельцем, видавшим на своём веку сожжённых людей, были совершенно нетронуты. Вероятно, они показались осквернителю могил убедительными. Могильщик действительно очень потрудился над своим заказом, даже вставил муляжам настоящие челюсти из своей частной коллекции, а сами муляжи покрасил в чёрный цвет. Рядом с мнимыми останками Лорри в гробу лежала одежда шута и виконта: её положили туда. Гробы были задрапированы изнутри шёлком и атласом. Всё это было нетронуто, только с останков были сорваны бархатные покрывала - вероятно, чтобы убедиться, не пусты ли гробы. Впрочем, могильщик сделал лицо Лорри достаточно узнаваемым по просьбе последнего, и барон, взглянув на такую "наглядность", едва не упал в обморок. Придя в себя, он попросил избавить его в дальнейшем от вида подобных предметов.
      Тем не менее, факт осквернения "могил" глубоко его взволновал. Он велел привести могилы в порядок и отдал распоряжение страже отныне нести возле них караул, а сам бросился к своему "зулусу", который уже проснулся и даже успел принять свой обычный африканский облик.
       - Лорри! - зашептал Каррас. - Сегодня ночью ОН вскрыл ваши захоронения. Но меня могли слышать только гости. Ты видел их. Правда из них новых только трое: и все графы. Граф Элтон, граф Лэж и граф Мэдли. Но ни один не похож на Эдди ни сложением, ни ростом, ни лицом. Ты говорил, он остался стройным и хорошо сложенным - эти, конечно, совсем не то.
      - Хозяин, - сказал Лорри. - Сегодня у тебя ночевали десять человек, но трое из них - которых ты назвал - уехали к себе, потому что их поместья близко. Думаю, это всё же один из них. Раз он усомнился в нашей смерти, он должен быть где-то поблизости. Пошли меня сегодня колоть дрова, а я попытаюсь раузнать что-нибудь.
     - Ты вспотеешь, и краска потечёт, - заметил барон.
     - С этой краской можно даже купаться, - рассмеялся Лорри. - Она очень въедливая. Если я вспотею, это даже лучше - убедительней выглядит.
     - Ладно, иди колоть дрова, - сказал барон, - а за Таис присмотрит Кэтрин. Ей нельзя проверок проходить - грудь её выдаст, хоть она и стягивает её полотенцем.
     Он усмехнулся:
     - Вам бы в театр обоим. Лицедеи! Будь осторожен с топором.
     - Буду, - обещал Лорри и, предупредив Таэтэй, отправился колоть дрова на задний двор.
     Колоть дрова пришлось так долго, что Лорри действительно вспотел и даже снял рубаху. Тотчас он заметил, что неподалёку от него стоит молчаливая фигура и внимательно за ним наблюдает. Он обернулся и, точно желая отдохнуть, уселся на поленницу. Это дало ему возможность внимательней разглядеть своего соглядатая. Он очень скоро узнал в нём графа Лэжа.
      "Эдди! - молнеиносно подумал Лорри, низко кланяясь графу и улыбаясь при этом широкой и бездумной улыбкой дикаря. - Точно он... Стал высоким, выше, чем был - особые сапоги... Плечи стали шире... это легко сделать - каучуковые накладки... Плохо сложен? Поэтому и плохо, что стал выше ростом. Руки стали слишком коротки для ног, плечи слишком широки для торса и бёдер. Лицо! Усы, борода и брови, чтобы взгляд не выдал его. Всё это накладное. Он идёт сюда. Надо быть соторожнее".
     Делая вид, что не замечает подходящего графа, Лорри снова принялся колоть дрова.
     Граф остановил его. Он удивлённо посмотрел на него, затем опять широко улыбнулся. Граф не стал улыбаться в ответ. Он пристально и долго смотрел ему в лицо, затем провёл рукой по блестящему от пота голому плечу "зулуса" и посмотрел на свою ладонь - не окрасилась ли она. После этого, внимательно глядя на "зулуса", граф Лэж с силой потянул его за нос, однако нос держался надёжно и наощупь был самы настоящий - тёплый и довольно мягкий. К тому же, "зулус" вскрикнул от боли, и глаза его наполнились животным страхом. Он заговорил тонким голосом:
     - Господин хотеть бить мой? Не надо мой бить, господин.
     - Ты видел шута? - сурово спросил его граф.
     - Мой не видеть шут, мой не знать шут! - испуганно сказал "зулус".
     - Вот не думал, - сквозь зубы поцедил граф, - что старого кабана потянет на экзотику. Держи монету, черномазый.
     Лорри просиял дикарской улыбкой.
     - Мой говорить: спасибо, господин! Мой может колоть дерево господину.
     - Сам ты дерево, - сказал граф. - Чёрт, неужели всё это не фарс и Реджинальд правда его угрохал?
     - Мой не дерево, - с достоинством сказал "зулус". - Мой - арап!
     Граф Лэж махнул рукой, после чего спросил, чётко произнося слова, как у полуглухого:
     - Хозяин у себя?
     - Хозяин, - закивал Лорри. - Дома хозяин.
     Граф ушёл.
     "Эдди, я перехитрил тебя", - подумал "зулус".

                14

      - Так значит Эдди - граф Лэж? - с изумлением повторял барон Каррас. - Хорошо, возьмём его, как только он появится. Я бы в жизни его не узнал. Ты уверен, что это он, Лорри?
      - Да, - ответил Лорри. - Я узнал его взгляд. Нельзя упустить его, хозяин.
      - Не упустим, будь спокоен, - ответил барон.
      За стенами замка бушевала непогода, тонко свистел ветер и слышно было, как неистово стучит по карнизу окна дождь. 
      - Не понимаю, как можно восемнадцать лет таить обиду, - помолчав, молвил барон, обращаясь больше к самому себе, чем к Лорри. - Это же целая жизнь... Я не смог бы. Конечно, помнил бы. Отворачивался при встрече, не подавал бы руки, был бы груб. Но мстить не стал бы - ни за слово, ни за удар. Когда он ранил тебя, я готов был убить его, но сейчас ты здоров, и я даже не сержусь. И если бы, прости Господи, тебя не стало, я всё равно не бегал бы за ним. К чему? Этим тебя было бы не вернуть.
      - Ты прав, - согласился Лорри. - Но ситуация сейчас иная - не ты бегаешь за ним, а он за тобой. И не потому что он так плох, а потому что хочет доказать тебе, что он достоин привязанности и внимания не меньше, чем другие.
      - Сперва он говорит, что презирает меня, - пожал плечами барон, - а после этого хочет внимания и привязанности от презренного для него человека? Да как это может быть?
      - Очень просто. Он хочет доказать вам, что ВЫ достойны его презрения, когда ОН, тем временем, достоин вашего внимания и почитания.
      - Почему для него это важно? - с удивлением осведомился барон.
      - Потому что в его понимании таким образом была бы восстановлена справедливость, - объяснил Лорри, - и всё в мире стало бы на свои места.
      - Я плевал бы на всё это, - признался барон, - если бы речь не шла о твоей жизни. Не по мне вся эта психология. Только ради тебя я разыгрываю эти дурацкие комедии вместо того, чтобы рыбачить или ездить на охоту.
      - Ещё съездим вместе, - зкасмеялся Лорри. - Так значит Лэж обещал быть на неделе?
      - Да, - сказал барон. - Но пока он не окажется у меня в застенке, ты даже не думай появляться перед ним, как живой, да и как мёртвый тоже - он, я чувствую, в призраков не верит. Оставайся зулусом до последнего.
      - Разумеется, - сказал Лорри. - Ибо мне жаль ваших денег и своего труда. Я сниму свою маску только, когда пойму, что он уже не опасен. Что в Блэкхорзе?
      - Моя стража была там, - ответил Каррас. - Всё в запустении, и никаких следов Эдди. Я и не сомневался, что он живёт в другом месте, да и ты так думаешь. Кстати, маски леди Каррас в замке не оказалось; впрочем, мы стобой тоже знали это заранее. А вот поместье графа Лэжа я не видел. Мои приятели хвалят этот замок. Говорят он сам руководил его строительством.
      Лорри прислушался:
      - Как стонет ветер, хозяин! Прямо плачет, и я уверен - оттого, что ты больше не бросаешь на него деньги. Оказывается, природа корыстнее, чем я думал.
      - Мерзкая погода, - согласился барон. - Ну вам-то в моём чулане тепло, если не душно. Впрочем, я вывел вентиляцию наружу.
      - Здесь хорошо, - заметил Лорри. - И Таэтэй довольна.
      Он немного покривил душой. Таэтэй уже наскучил весь этот спктакль. Ей не очень нравился тесный чулан, она сильно грустила по своим свободным прогулкам, по саду и свежему воздуху, хотя и понимала, что опасность ещё грозит Лорри. Только ради своего мужа она мысленно и вслух соглашалась жертвовать своими развлечениями и ходить в непривлекательном образе безобразного арапа. Но она чувствовала, что ждёт ребёнка, и её тревожило то, что будет дальше. Чтобы Лорри не волновался, она молчала об этом.


       Графа Лэжа стражники барона захватили при его следующем визите к барону Каррасу. Но Лэж вырвался, бросился на чердак - и там исчез. Весь чердак был тщательно осмотрен стражниками. Они выяснили, что, вырвавшись от них, граф бежал на крышу. Часовые, охранявшие крышу, как раз в это время крепко спали, утомясь от безделья, и куда делся с тщательно осмотренной крыши Рэйчер осталось неизвестным.
      Барон был в гневе. Он осы'пал стражников самой крепкой бранью.
      - Мерзавцы! - кричал он уже слегка поостыв. - Негодяи! Дармоеды и подлецы! Всех выгоню вон! Вы упустили того, кого нельзя было упускать. И что теперь будет?! Я спрашиваю, что будет со мной, чёрт вас дери?!
      Он хотел сказать "с Лорри", но вовремя спохватился и упомянул себя вместо своего шута.
      В замок графа Лэжа была спешно послана конная стража из лучших, тщательно отобранных самим Каррасом людей, но там часовые крикнули посланным, что граф Лэж спешно уехал за границу и не опустили моста. Стража вернулась к барону ни с чем.
      Лорри был раздосадован этой неудачей не меньше барона, но не показал этого, да и досада его прошла очень быстро. Он сказал только:
      - Что ж, подождём - что он придумает на этот раз?
      Таэтэй глубоко возмутило то, что стража не смогла справиться с одним-единственным человеком. Ей так хотелось, чтобы опасность исчезла, и она снова смогла бы гулять в саду и дышать ароматом трав и цветов! Но её никуда не отпускали даже под охраной. Она всерьёз затосковала. Барон смягчился и сказал, что, пожалуй, отпустит её погулять на одной из башен замка - но только с личной охраной, и когда уже стемнеет, ибо Таэтэй заявила, что хочет дышать свежим воздухом не в обличии дикаря, а в своём собственном.
     Её заставили надеть плащ с копюшоном, и Лорри пошёл вместе с ней в образе "зулуса". Прогулка завершилась благополучно, и довольная Таэтэй вернулась в свою "тюрьму" в гораздо лучшем настроении, чем была до сих пор. Лорри предложил ей временно пожить в его замке Ротенхард - там ей не грозила бы никакая опасность. Она уже было согласилась, но потом вдруг, подумав, что придётся жить вдали от Лорри, одной, дала решительный отказ. Тогда решено было гулять каждый вечер. Лорри сопровождал Таэтэй, и всё шло благополучно. Рэйчер никак себя не проявлял.


    Барон Каррас болен - где-то подхватил простуду. Лорри, сидевший возле его постели всю ночь вместе с Кэтрин, теперь спит. Спит и барон, измученный ночной температурой и навязчивым кашлем, спит и утомившаяся Кэтрин. Таэтэй, скучая, бродит по богатым покоям, пропитанным запахами лекарственных отваров и микстур. В окна заманчиво бьют лучи солнца. Конец сентября, но воздух всё ещё очень тёплый. Небо высокое, синее - и на нём солнечные облака.
    Таэтэй с невероятной силой тянет на воздух. Вчера вечером она не гуляла, потому что Лорри не мог оставить барона, а её, с одной только стражей боялся отпускать. Сегодня вечером они, конечно, пойдут гулять вместе, но как ей хочется подышать чистым осенним воздухом именно сейчас! И чтобы солнечные лучи охватили её всю... И Таэтэй не выдерживает. "Я непременно убегу от опасности, - думает она. - А погулять десять минут - это очень мало; со мной ничего не может случиться". Она надевает плащ с копюшоном и поднимается на крышу.
      Там солнечно, жарко и пусто. Это круглая башенная крыша. У замка четыре башни - на все стороны света, для удобства обстрела неприятеля, который при желании и ловкости может перекинуть через ров самодельный сборный мост и перебежать по нему; даже пронести по этому мосту таран, чтобы ударить им в тыловые или чёрные ворота замка. В военные дни все четыре башенных крыши замка заполнены лучшими лучниками, стрелками из ружей и теми, кто льёт кипящее масло и смолу на головы врагам. Но сейчас на огромной площадке тихо. Двое часовых, как всегда мирно, дремлют в тени у башенных зубцов. Таэтэй не боится, что они проснутся и узнают её. Барон объявил всей стражзе, что она - племянница Кэтрин. Лицо её постоянно скрыто копюшоном, и её не узнают. Но теперь Таэтэй становится жарко. Она решается снять плащ и усаживается на него. Затем ложится, чтобы как следует погреться на солнышке. И вот - уже спит.
       Ей снится пустыня. Лорри несёт её на руках куда-то через пески, и ей почему-то тревожно. Она силится понять, куда они идут и зачем. Вероятно, он хочет вернуть её домой, в племя заркхов. Она уже видит, как навстречу им движется всё племя во главе со старейшинами. Почему-то все страшно шумят. Кажется, они сердятся. Или просто взволнованы?
     Она просыпается и ничего не может понять. Над ней почему-то качается небо с солнечными облаками, а где-то внизу шумит стража. Через несколько секунд до неё доходит: её действительно несут на руках. Но это вовсе не Лорри, а совсем другой человек. Она осторожно смотрит вниз - каким образом он идёт прямо по воздуху? И невольно замирает: он идёт не по воздуху, а по канату, протянутому от зубца замковой башни к ближайшему высокому дереву на той стороне рва. Стража уже там и поджидает их.
     - Рэйчер, - только и может произнести она.
     - Да, - отвечает он. - Сейчас я брошу вас в ров. Умеете входить в воду руками вперёд, чтобы не разбиться? Вы умеете плавать, это мне известно, но не разобьётесь ли о воду, вот, что я хочу знать?
     - Нет, не разобьюсь, - отвечает Таэтэй. - А зачем бросать меня?
     - Я беру вас в плен, - спокойно поясняет Рэйчер. - Впрочем, я немного ошибся. Они боятся подстрелить вас вместо меня, поэтому собираются поступить совсем уж неразумно. Я вижу, один из ружейных стрелков снизу сейчас перебьёт пулей канат, не сообразив даже, умеете ли вы плавать? Какие опрометчивые люди! Что ж, мы с вами полетим в ров вместе, Таэтэй.
     Действительно, тут же раздаётся несколько одновременных выстрелов из ружья, канат обрывается, и оба летят в чёрный ров. Таэтэй входит в воду ровно, как нож, и, тут же вынырнув, плывёт к стражникам, спускающим ей лестницы и протягивающим длинные багры. Но Рэйчер плывёт быстрее. Не обращая внимания на град стрел, он догоняет и хватает её. Она отбивается. Несколько воинов, освободившись от доспехов, бросаются ей на помощь. Но они не успевают.
      - Не приближаться! - кричит им Рэйчер, приставив к горлу Таэтэй нож, а ей приказывает:
      - Наберите воздуху, нам придётся нырять.
      Чувствуя острое лезвие у своего горла, Таэтэй слушается, и он увлекает её за собой в глубину, где вместе с ней заплывает в какую-то дыру в булыжной стене, окаймляющей ров. Сперва они плывут по какому-то тоннелю, потом ползут, потом выбираются на сухое место. Темно и ничего не видно. Рэйчер очень быстро связывает Таэтэй руки за спиной и убирает нож. Он открывает люк в потолке этой норы:
      - Вылезайте.
      Он поднимает её и выталкивает наружу. Она тут же вскакивает на ноги и мчится прочь, но он, торопливо замаскивровав мхом и травой свой люк, быстро догоняет её и хватает за руку.
      - Не тратьте силы, - спокойно советует он. - От меня нельзя убежать. Я не причиню вам зла. Я не обижу вас. С женщинами я учтив; даже барон Каррас старший подтвердил бы вам это. Идёмте. Мне не хотелось бы вытаскивать свой нож ещё раз.
      Таэтэй, горько плача, идёт рядом с ним. Они оба мокрые и достаточно грязные. Но в лесу их ожидает карета, запряжённая тройкой лошадей, и кучер.
      - В замок, - коротко бросает Рэйчер, вталкивая Таэтэй в карету и усаживаясь ряджом с ней.
      В замке Рэйчер просит молчаливую служанку помочь Таэтэй вымыться. Сам он моется тоже. Он уже переодет во всё сухое и чистое, когда к нему приводят вымытую и завёрнутую в покрывало Таэтэй.
      Он жесто велит всем удалиться, срезает верёвку с её рук и говорит:
      - В соседней комнате на кушетке лежит халат. Он чистый и удобный. Надевайте его; полагаю, он вам подойдёт.
      Таэтэй отправляется надевать халат. Она решает пока что не спорить со своим захватчиком.
       Через некоторое время он стучится в не запирающуюся изнутри дверь и входит.
        - Можно? - спрашивает он вежливо. - Эта комната пока что ваши покои. Захотите гулять - пожалуйста: сад в вашем распоряжении. Но покинуть пределы сада вам никто не даст. Моя стража очень отличается от стражи моего сводного брата; не в пример ему я очень тщательно подбираю людей. В услужении у вас будет Эльза, та, что помогала вам мыться. Это женщина почтенная, старательная и глухонемая.
       - Что вы хотите от меня? - спросила Таэтэй.
       - От вас? Решительно ничего. Я хочу, чтобы Лорри пришёл за вами.
       - Лорри? - она тотчас сдеалал удивлённый вид. - Но он же мёртв.
       - Но вас же хоронили вместе, - в тон ей произнёс Рэйчер. - И не похоронили. Поэтому полагаю, что он жив. Думаю, вы даже знаете, где он, но это неважно. Он придёт за вами сюда и погибнет здесь, а после этого я лично привезу вас в замок барона: вы очень милы, но МНЕ вы ни к чему.
       Таэтэй разрыдалась. Ей стало невыносимо горько и больно, что она по своему бесконечному легкомыслию так подвела Лорри, и что они теперь, возможно, никогда больше не увидятся.
      - Не плачьте, - молвил Рэйчер. - В конце концов, может, он и не приедет за вами. Тогда придётся через месяц вернуть вас обратно и придумать ещё что-нибудь, чтобы выманить его из укрытия на свет.
      Таэтэй пристально посмотрела на него. Перед ней стоял стройный, подтянутый человек чуть выше среднего роста. Ему было около сорока лет. Усов и бороды он не носил, был бледен, темноволос, с карими большими глазами. Он мог даже казаться красивым, если бы не слишком мрачное выражение лица и беспокойный взгляд.
     Таэтэй твёрдо сказала:
      - Лорри умер. Вы можете не верить, что он мёртв, но это так. Нас отпевали вместе, потому что так захотел барон. Я сначала испугалась вас, но теперь мне всё равно. Я хочу одного: чтобы барон прислал мне сюда платья и украшения, которые я привыкла носить. Если будете писать ему, напишите и об этом, прошу вас. Я привязана к своим вещам, как будто это живые существа.
      - Ты сама напишешь, - сказал Рэйчер. - Прямо сейчас, если тебе угодно. Нужно, чтобы не сомневались, что я украл тебя, и ты жива. Ты начнёшь письмо, а я его закончу. Перо, чернила и бумага, как видишь, на столе.
       Таэтэй села и написала:
        "Ваша светлость! Я жива и со мной всё в порядке. Меня похитил Уильям Рэйчер. Вероятно, он продержит меня здесь, у себя какое-то время, поэтому передайте ему как-нибудь для меня ВСЕ мои платья и украшения, которыми я так горжусь.
      Ещё я обещала сестре Елене написать перевод из Гомера. Вот он:
                Слишком сознаю краткость круга жизни.
                Вялотекущая  младость сюиминутна обычно.
                Слышали  мою отповедь?
                Между убийственным  мятным  запахом
                Тонут друзей голоса.
      По-моему, перевод вышел не очень удачный. Но эти слова вполне выражают мою скорбь о том, что я утратила. Таэтэй".
       - Всё, - сказала она, вставая.
       Рэйчер взял в руки письмо и слегка улыбнулся:
       - В слове "сиюминутна" ошибка. Буква "ю" в данном случае стоит после "и", а не наоборот. И конец стихотворения ты написала высыхающим пером. Может, перепишешь?
      - Незачем, - безразлично сказала Таэтэй. - Сестра Елена знает, что я пишу с ошибками.
      - Ладно, - сказал Рэйчер. - Дальше буду писать я.
      И он вышел из покоев, заперев дверь снаружи.   
    
                15

     Когда барону Каррасу доложили, что' произошло, он, позабыв о своей болезни, встал и поспешил к Лорри.
     Его шуту тоже уже было всё известно. Он сидел на постели, разложенной прямо на чистом полу, с опущенной головой, неподвижный и настолько беззащитный, что у Карраса защемило сердце. Он молча опустился на постель рядом с Лорри и тяжело вздохнул. Лорри не пошевелился.
    "Если бы он был сейчас в шутовской одежде, бубенцы бы зазвенели", - неясно, как сквозь туман, подумал барон.
    -  Лорри... - позвал он шёпотом.
    Лорри не двигался, и барону постепенно стало страшно. Ему показалось, что вот-вот Лорри кинет ему в лицо свой "зулусский" парик и холодно скажет: "Что, наигрались мной и той, которую я люблю? Разыгрывайте теперь шута сами. И прощайте". А потому он уйдёт. Уйдёт навсегда.
     Недостаток слов всегда очень огрочал барона. Он был обилен на чувства, но скуп на слова. Теперь это несоответствие словно раздирало его душу на части. Он был бессилен, не мог ничего сказать, не мог сделать ничего нужного.
     "Господи, помоги мне", - в тоске подумал барон.
     И вдруг он понял: Лорри надо отвести в его старые покои, где он всегда был весел, где мог спокойно болеть и выздоравливать. Просто надо не отходить от него - и он поправится.
     Он встал, молча и уверенно взял Лорри за плечи, заставил встать и повёл его прямо к двери. "Я доставлю тебя, доставлю, только живи", - думал он. Его привёл в себя голос Лорри. Лорри улыбался, хотя боль наполняла его глаза до краёв, и спрашивал:
     - Хозяин, куда ты ведёшь меня?
     - Сам не знаю, - ответил барон. - ОТСЮДА увожу. Здесь ничего хорошего. Тоска одна.
     - Не надо, - уговаривал Лорри. - Так ты выдашь нашу тайну. А потом, мне здесь нравится.
     Он рассмеялся и добавил:
     - Вашей светлости не подобает водить за руки шута. Не надо покидать этой комнаты, иначе весь замок будет хохотать над нами; мы будем странно выглядеть.
     - Да пусть весь мир хохочет, - возразил барон. - Мне плевать.
     - Пойдём обратно, - попросил Лорри. - И сядем рядом.
     Каррас отпустил его руку, и когда Лорри сел на свою постель, вновь опустился с ним рядом.
     - Я понимаю, тебе сейчас не до меня, - сказал он.
     - Я же не Кэтрин, - согласился Лорри. - Ей всегда до вас, а я иногда отвлекаюсь. Бывает!
     - Да поди ты, - ответил барон. - Я что, не понимаю? Я люблю тебя, ты мне сын. И любить тебя мне никто не запретит.
     Лорри посмотрел барону в глаза, и улыбка застыла на его губах. Он приник лбом к плечу Карраса и беззвучно заплакал. Он плакал, не сдерживая себя, а барон молча гладил его светлые волосы и шептал, глядя в пространство:
     - Держись, Лорри. Только держись... Держись...
     Наконец Лорри решительно вытер слёзы и весело сказал:
     - Всё в порядке, хозяин! Ты ведь не совсем здоров. Ты сам знаешь, что я не забываю о тебе. Только я вроде тебя: не всегда умею это показать. Я бы тоже погладил тебя по голове, но заранее уверен - сейчас тебе это не надо. Поэтому глажу мысленно. А теперь слушай: ведь тел не нашли?
     - Нет, - ответил барон.
     - Значит, они живы, - сказал Лорри.
     - Только делись неизвестно куда, - заметил барон.
     - Это не самое страшное, - Лорри задумался. - Нас по-прежнему должно быть двое - я имею в виду негров. Пусть Рэйчер, если он жив, думает, что негры ни при чём.
     - Поищу подходящего, - сказал Каррас.
     Открылась дверь и вошла Кэтрин.
     - Ваша светлость, - обратилась она к мужу. - Вам письмо. Доброе утро, господин Лоренс.
     - Ну уж и доброе! - огрызнулся барон. - Ты бы слова выбирала!
     - Баронесса права, - возразил Лорри. - Утро в самом деле доброе несмотря ни на что. От кого письмо?
     Каррас прочёл надпись на послании и вдруг взволнованно крикнул:
     - Кто? Кто принёс?!
     - Говорят, какой-то мальчишка. Передал начальнику стражи и убежал.
     - От Рэйчера? - спросил Лорри у барона.
     - Да, - проворчал тот. - Я первый прочитаю, ты лучше пока не смотри.
     Он распечатал письмо, прочёл то, что написала Таэтэй, затем - зловещее продолжение Рэйчера.
     "Привет и почтение вашей светлости, - говорилось в письме. - Как видите, Таэтэй жива, что заставляет меня предполагать, что виконт де Ротенхард также здравствует. Вы устроили неплохой спектакль, но если виконт не приедет за своей супругой в ближайшую неделю, я убью девушку, мне терять нечего. Сообщите это виконту. Во вторник за ним преиедет моя карета и привезёт его исключительно одного. Пусть будет осторожен при переходе через мой мост: в этот удивительный мост я вложил всё своё чувство юмора. У. Р.".
      Лицо барона Каррас медленно налилось кровью, но он ничего не сказал, только молча протянул письмо Лорри.
     Лорри прочёл его и рассмеялся.
     - ОНА жива! - произнёс он с таким чувством уверенности и счастья, что барон удивился.
     - Почему ты так убеждён в этом?
     - Она написала:"Лорри, я люблю тебя" - и нарочно сделала для этого ошибку, а в слове "мою" мне пришлось читать не вторую, а третью букву, потому что другого подходящего слова с "ю" она не нашла.
     - Это же перевод из Гомера, - неуверенно сказал барон.
     - А вы прочитайте сами, - предложил Лорри, - каждую вторую букву этого перевода. Он вышел странный, но довольно красивый.
     Барон перечитал перевод и рассмеялся:
     - Верно. Рэйчер не знал о твоей выдумке, а она знала и запомнила. Но почему "запахом тонут друзей голоса" написано бледными чернилами? Её что, хотят утопить?
     - Нет, - Лорри снова засмеялся. - Это знак, что остальная часть письма, начиная с этих слов не имеет отношения к предыдущим словам. Итак, слова "я люблю тебя" означают, что она жива, что она не боится за свою жизнь и за мою тоже не очень, а значит, у неё есть основания для этого. Кроме того, ей ничего особенного неизвестно, иначе она предупредила бы меня. Но она пишет просто о том, что меня любит. И ей действительно надо передать все её вещи - ни одной не забыть. Платья, алмазная повязка, браслеты и кольца - вот т всё её имущество. Я уверен, она что-то задумала, но что именно, я не знаю.
     Барон Каррас задумался:
     - И каким же образом передать ей эти вещи? Развесить на канате или бросить в ров?
     Лорри хлопнул его по плечу:
     - Хорошо шутишь, хозяин! Мы оставим их в саквояже в саду у могил. Рэйчер заберёт их.
     - А когда... ты поедешь к нему? - упавшим голосом спросил барон.
     - Во вторник, - Лорри пожал плечами. - Я не знаю, где он обосновался; лучше подождать его кареты.
     - Чёрт! - не выдержал Каррас. - Думаешь, я пущу тебя без охраны?
     - Не думаю, а знаю, - сказал Лорри. - У тебя, хозяин, нет выбора. Надеюсь, Господь даст мне ума пройти его весёлый мост без помех. Об одном прошу тебя: пусть для меня сделают крепкий обруч в мой полный рост, с учётом поднятых рук. Я сам объясню кузнецу, каким должен быть этот обруч.
     - Зачем он тебе? - с удивлением спросил барон.
    - Долго объяснять. Главное, Таэтэй жива, а остальное приложится.
    - Хорошо, - молвил барон. - Мы тебя измерим, и кузнец сделает обруч.
    - Отлично, - Лорри улыбнулся. - Теперь мне нужен завтрак и второй "зулус".
    Видя, что шут его окончательно исцелился, барон немедленно отдал все необходимые приказания и вскоре сам привёл к Лорри "второго зулуса": сына кухарки, ростом и цветом глаз похожего на Таэтэй.
     - Как твоё имя? - спросил Лорри.
     - Джон, - ответил мальчик.
     - Ты завтракал?
     - Ещё нет, ваша милость.
     - Позавтракаем вместе? И я покажу тебе, что' ты должен делать.
     Джон был в восторге, что станет "зулусом". После скучной кухни весь этот маскарад показался ему великим развлечением.
                16

       Таэтэй спокойна. В ней уже нет ни горя, ни печали. Если всё пойдёт так, как она задумала, всё будет в порядке. Она не беспокоится ни о чём. Беспокойство не проникает больше в её душу: она не позволяет ему этого. Она с любовью думает о Лорри: конечно, он тоже всё понял, взял себя в руки и, вероятно, очень скоро будет здесь. Значит, теперь нет больше ничего страшного ни для неё, ни для него.
      Она подолгу гуляет в саду. Сад сам по себе прекрасен, отвлекает её и не даёт ей ни тосковать, ни грустить. Ей прислали все её вещи и украшения; каким способом Рэйчер забрал их, она не знает. Но главное, её украшения у неё и на ней.
      Стражи у Рэйчера немного, но она, не в пример страже барона, очень бдительна. Своего хозяина Таэтэй видит редко. Он мало думает о ней. Завтрак, обед и ужин ей приносят в отведённые ей покои. Таэтэй всегда отдаёт еде должное. Ей спокойно, поэтому всё остальное - еда, сон и прогулки ей только на пользу.
    Однажды днём Рэйчер заходит к ней и торжественно объявляет:
    - Если Лорри жив, он приедет за вами сегодня. Я уже послал за ним карету.
    - Я очень сомневаюсь, что кто-либо приедет за мной, - отвечает Таэтэй. - Знаете, мне здесь немного скучно. Может, вы хотя бы пообедаете со мной?
     - Пожалуй, - соглашается он. - Пообедаем вместе. Мне следует подкрепиться перед встречей с ним.
     Во время обеда Рэйчер молчалив. Он совершенно поглощён своими мыслями. Пользуясь этим, Таэтэй незаметно нажимает на изумруд в одном из своих колец; камешек чуть приподнимается, и из золотого гнезда в бокал с вином сыплется бесцветный порошок. Он тут же бесшумно растворяется, и его совсем не видно. Рэйчер выпивает вино и смотрит на часы.
     - Скоро он прибудет, совсем скоро, - говорит он взволнованно. - Я никуда не уйду. Я буду ждать его здесь, в ваших покоях.
     Он пододвигает к окну одно из больших кресел садится в него и погружается в пристальное созерцание своего моста, где вот-вот должен появиться его противник. Но происходит то, чего он никак не ожидает: незаметный сон подкрадывается к нему и сковывает накрепко. Только Таэтэй знает: теперь этого человека нельзя разбудить, пока он не проснётся сам. На это она и рассчитывала. Она садится в другое кресло и сама принимается следить за мостом и за дорогой, ведущей к мосту по ту сторону рва.


    Всю неделю Лорри упражнялся в весьма странном для всех, кто мог видеть его, трюке. Он чертил в парадном зале мелом полосу на полу (в это время никто не мог входить туда, кроме барона) и брал сделанный для него железный обруч. Затем, встав внутрь обруча, он брался обеими руками за поручни в верхней дуге, ногами крепко уприрался в нижнюю дугу и, ловко приведя обруч в движение, катился по зале, причём так искусно, что обруч проходил прямо по меловой линии, а она обычно имела форму круга.
     Барон Каррас был от души восхищён таким новым акробатическим аттракционом и с удовольствием смотрел, как "Лорри ходит колесом", недоумевая, впрочем, при этом:
      - Зачем ты ездишь точно по линии? Хочешь научиться так же держаться на канате?
      - Нет, - хозяин, смеялся Лорри. - Что-что, а ходить колесом и даже просто так по канату я не стремлюсь. Во мне нет таланта канатоходца, хотя я люблю высоту и не боюсь её. Я потом расскажу тебе, зачем делаю это. Пока что замечу одно: я играл так в детстве, поэтому не удивляйся, что я так строго следую белой линии - я давно этому научился.
      Когда во вторник за ним приехела карета, он взял с собой только небольшой кинжал, обруч и ведро воды.
     Барон был весьма озадачен таким подбором оружия.
     "В своём ли он уме? - размышлял он, наблюдая за Лорри. - А то, может, слегка не в себе от отчаяния? Он что же, собирается облить Эдди водой, накинуть на него обруч, а после - ткнуть его кинжалом или дать ему пустым ведром по голове?" Ни до чего толком не додумавшись, он крепко стиснул на прощание руку Лорри и, постеснявшись обнять его при страже, которая уже знала, что шут барона "воскрес", сказал только:
      - Удачи тебе!
      Его чувства выдавала только сильная бледность, залившая его лицо изнутри, как снятое молоко. Лорри, не стесняясь, крепко обнял его в ответ  и засмеялся:
      - Я вернусь, хозяин. Молись за меня! И выпей хорошего красного вина.
      С этими словами он вскочил в карету, и вскоре замок барона Карраса скрылся из глаз.
      ... Спустя часа три, возница остановил карету и сказал ему:
      - Вылезайте, приехали. По мосту вы должны пройти сами; так велел передать мой хозяин.
      - Постой, приятель, - молвил Лорри, выгружая из кареты ведро с водой и обруч. Он щедро облил водой задние колёса кареты, после чего крикнул:
      - Теперь трогай!
      Карета покатила по мосту, оставляя за собой отчётливые следы: две мокрых чёрных полосы от колёс. Лорри окинул быстрым внимательным взглядом то, что его окружало. Позади него был лес, впереди - мост через ров и большой красивый замок. На вид мост был самый обыкновенный, выложенный булыжником, и страха не внушал.
      Тем не менее, бдительности терять не следовало. Лорри бросил пустое ведро и, встав внутрь своего обруча, покатился вслед за каретой по одной из оставленных ею мокрых чёрных полос. "Где проедет два колеса, Господи, - твердил он про себя, - дай проехать и одному!"
      Каждую минуту он ожидал подвоха, но всё обошлось благополучно. Чёрная полоса на булыжном мосту заменила ему его тренировочную меловую полосу в зале Карраса. Он благополучно проехал весь мост и съехал с моста на двор. Потом сказал страже, аккуратно положив обруч на землю:
      - Я виконт Лоренс де Ротенхард. Ваш хозяин был столь любезен, что прислал за мной свой собственный экипаж. Вероятно, он ожидает меня. Не так ли?
      - Так, - ответил начальник стражи. - Он назвал вас своим врагом, но велел нам не вмешиваться в вашу беседу, сударь, даже если между вами начнётся дуэль. По его приказу дворец сегодня полностью освобождён от стражи. Поднимайтесь по главной леснице на третий этаж. Хозяин ожидает вас в покоях, двери которых из красного дерева. Остальные двери палисандровые и дубовые.
     Лорри кивнул, дав понять начальнику стражи, что ему всё ясно, и спокойно вошёл в замок. Поднимаясь по лестнице, он заранее вынул кинжал из ножен. Очутившись перед дверями из красного дерева, он осторожно постучал. Двери открылись немедленно; на пороге стояла взволнованная Таэтэй. Она бросилась Лорри на шею и засмеялась.
     - Родная моя! - он обнял её и поцеловал. - Разве ты одна?
     - Я усыпила его, - тихонько призналась Таэтэй. - В одном из моих колец был состав, усыпляющий человека ровно на сутки.
     - Вот как, - изумлённо проговорил Лорри. Потом он с облегчением рассмеялся:
     - До чего я счастлив тебя видеть! И слышать тоже. Знала бы ты, как я не хотел сражаться с ним, Таэтэй. Я бы, конечно, сразился, и, очень может быть, победил бы его. Но возможность кому-то из нас с ним умереть мне всегда не нравилась. Значит, вот он, спит в кресле. А у тебя случайно нет в твоих драгоценностях чего-нибудь такого, что позволило бы нам незаметно вынести его отсюда? Пока он опасен, он должен находиться в плену, но как же доставить его к барону?
     - Ты даже не спрашиваешь, как я тут жила, - смеясь, укорила его Таэтэй.
     - Тебе не было тут плохо, - уверенно отозвался Лорри. - У тебя цветущий вид. В любом случае, я спросил бы тебя о многом, если бы нам удалось уйти отсюда живыми.
     - Разумеется, мы уйдём, - молвила Таэтэй. - Но как, я ещё не придумала. Может, придумаешь ты? Смотри: вот в этом перстне порошок. Если поджечь его и бросить перстень за окно, начнётся пожар. В  этом вот кольце с опалом другой состав - если поджечь его, он одурманит человека, он будет тихий и как будто очень сильно пьяный, но недолго. У меня сегодня не было доступа к огню, и я могла воспользоваться только одним средством.
     - Отлично, - сказал Лорри. - Давай соединим оба этих состава и посмотрим, что из этого выйдет.
     Таэтэй отдала ему перстень и кольцо. Он взял их, достал огниво, и, чуть приподняв камешки из золотых гнёзд, поджёг оба порошка. Потому он выбросил кольца в открытое окно на лежащие внизу доски, привезённые для какой-то надобности. Раздался довольно сильный взрыв; доски охватил пожар. Стража засуетилась. Все сбежались и принялись, заливать огонь, спрашивая друг у друга, как это могло случиться? Лорри следил за стражниками из окна около десяти минут - пока не заметил, что их поведение и движения стали несколько странными. Одни из них повалились на землю и уснули, другие стали пошатываться, третьи хохотать - казалось, вся стража вдоволь напилась крепкого вина. Некоторые самые сознательные воины добросовестно лили себе воду на голову, чтобы протрезветь, но у них ничего не получалось.
      - Пора, Таэтэй, - сказал Лорри. - Я понесу Рэйчера, а ты не бери с собой ничего, кроме украшений.
      Он взвалил спящего Рэйчера себе на плечи, и они выбрались из замка. Таэтэй сказала одному из стражников:
      - Немедленно сюда коня! Твой хозяин едет охотиться.
      - Охотиться? Тогда надо поднять запасной мост, - с бессмысленной улыбкой отозвался стражник и, подойдя к мосту, дёрнул за одну из цепей. Раздался странный мерный шум, и из рва с водой, точно сам по себе поднялся железный узкий мост.
      - По нашему булыжному мосту, - с глубокомысленной значительностью в голосе вымолвил стражник, - кони не ездят, и человеку пройти нельзя; только экипаж проезжает, уж не знаю, как. Если ступить ногой на любой булыжник, провалишься в ров, потому что булыжники эти разойдутся в разные стороны.
     Он пошёл за жеребцом своего хозяина и вскоре привёл его. Лорри вскочил на коня и втащил за собой спящего Рэйчера, уложив его поперёк седла,а Таэтэй кое-как уселась впереди.
      - Спасибо, друг, - сказал Лорри стражнику.
      - А почему хозяин не сидит, а лежит? - удивился стражник. - Что-то не то... да, не то. Лучше опущу-ка я мост обратно, вот что!
      И он опять потянул за одну из цепей булыжного моста. Железный мост стал медленно опускаться обратно в ров, но Лорри погнал коня вскач, и тот вылетел на высокий противоволожный берег в самый последний момент, когда любое промедление было бы гибельно.
      - Слава тебе, Господи! - воскликнул Лорри. - Мы спасены.
      И конь поскакал по направлению к замку барона Карраса, унося на себе трёх человек.

                17

      Барон был счастлив видеть Лорри, который вернулся с победой. Когда он узнал, что всё было бы сложнее, не окажись у Таэтэй её колец, и не прояви она отчаянной решимости усыпить врага, его благосклонность к Таэтэй очень сильно возрасла. Все втроём они спустились в подвал замка вслед за стражей, несущей Рэйчера, и Лорри сам проверил, насколько прочно заковали в цепи спящего. Стражник обыскал одежду Рэйчера, нашёл два кинжала, яд и нож. Всё это было отдано барону.
      - Что я буду делать с Эдди? - слегка растерянно спрашивал барон у Лорри. - Не казнить же его! Как-то вроде не за что, и не хочется. И держать его тут всю жизнь тоже не хочется. А выпускать нельзя... Что с ним делать, Лоренс?
      Лорри задумался, потом ответил:
      - Хозяин, тебе следует спрашивать об этом не меня, а сестру Елену. Думаю, она откроет тебе эту тайну.
      Барон вызвал к себе сестру Елену и всё ей рассказал.
      - Лорри говорит, - добавил он, - вы, наверно, знаете, что мне с ним делать.
      - Знаю, - ответила сестра Елена. - Надо сказать ему: "Прости, я когда-то обидел тебя". А потом будет видно.
      - То есть, надо перед ним извиниться? - сумрачно уточнил барон.
      - А вам и тяжело, - сестра Елена мягко улыбнулась. - Заставьте себя, ваша светлость, ради собственной души, не просто извиниться, а произнести дословно: "Прости, я когда-то обидел тебя". Пять слов, являющихся одновременно истиной и покаянием.
     Барон почесал в затылке.
     - Спасибо, сестра, - сказал он. - Не знаю, будет ли толк, но сделаю.
     Этим же вечером весь замок праздновал "возвращение с того света" Лорри и Таэтэй. Узнав, что барон вовсе не убивал своего шута и его жену, а, напротив, спасал их, все слуги и друзья Карраса искренне умилились и стали очень ласково смотреть на своего грубого неотёснанного приятеля. Друг-музыкант не просто вернулся к нему, а с чувством пожал ему руку. Барон сидел сияющий, а Лорри рассказывал всем, как они вместе с Таэтэй были "зулусами" и, как спасая её, он проехал через мост внутри обруча по следу каретного колеса и нашёл своего врага спящим.
     Гости слушали с восхищением, затаив дыхание, а после сказали, что не помнят в своей жизни более интересного увлекательного вечера.


     На следующий день барон Каррас посетил своего пленника.
     Тот сидел на охапке сена, опустив голову. Услышав шаги, он поднял её, а узнав барона, презрительно рассмеялся.
      - Здравствуй, Реджинальд, - сказал он. - Ну, что ты собираешься со мной делать? Сечь кнутом, топить, вешать? Как видишь, я весь твой. Меня перехитрили - и ловко, надо сказать. Что ж, я готов к смерти.
      - Прости, я когда-то обидел тебя, - вдруг неожиданно сказал барон и умолк, не зная, что говорить дальше.
      Рэйчер широко раскрыл глаза и несколько минут молчал в полной растерянности. Потом спросил:
      - Ты что, боишься меня? Это, пожалуй, оправдано. Если за мной постоянно не следить, я действительно могу ещё натворить бед.
      - Я знаю, - ответил барон. - Поэтому ты и в цепях.
      Помолчав, он с тоской повторил, как заклинание:
      - Прости, я когда-то обидел тебя.
      - Трус, - сказал Рэйчер.
      - Сам ты трус! - рявкнул барон. - Трус и негодяй! И ещё глухой. В третий раз повторяю тебе: прости, я когда-то обидел тебя.
      - И что я должен ответить тебе на это? - с насмешливым любопытством спросил Рэйчер, заинтересованный упорством барона.
      Барон задумался, потом опустил глаза.
      - Скажи что-нибудь, он пожал плечами. - Ну, скажем, "прощаю". Или "не прощаю".
      Рэйчер в изумлении посмотрел на него и спросил после паузы:
      - Тебе что, действительно нужно знать, прощаю я тебя или нет?
      - Разумеется, - ответил барон. - Затем и пришёл. Знаю, ты меня презираешь, слышал... Но прощаешь или нет?
      - Кого в самом деле презирают, тому не мстят, - ответил Рэйчер. - Я не знаю, прощаю я тебя или нет. Не могу сказать. Ведь ты со своей стороны, конечно, всё равно меня не простишь?
      - Почему "конечно"? - снова рявкнул барон. - Как раз я-то и не сержусь на тебя. Совсем! Давно всё простил. Ты же мне брат: одна мать воспитывала. Ну, ирод, долго ещё будешь издеваться? Говори, прощаешь или нет?
      - Я не верю тебе, - Рэйчер покачал головой. - Ты всё время ругаешься. Я не могу прощать тебя или не прощать.
      - Да пёс тебя возьми! - вскричал барон. - Все жилы вымотал! Что, не знаешь меня, забыл? Я постоянно ругаюсь, характер у меня анафемский. Я окаянная душа, скотина и грубиян! Но к тебе это никак не относится. Ну, прощаешь?
      Рэйчер хотел улыбнуться, но вместо этого вдруг отвернулся к стене и произнёс еле слышно:
      - Прощаю.
      От этого долгожданного слова барон смутился, как от чего-то совсем неожиданного. Он почувствовал себя растроганным, несмело приблизился к Рэйчеру и тронул его за плечо:
      - Да ладно. Дело-то простое. Давай руку, если простил. И сейчас тебя освободят.
      Рэйчер стиснул его руку, но тут же выпустил её и забился всем телом о стену, к которой был прикован.
      - Какого чёрта! - твердил он в глухом отчаянии. - Восемнадцать лет я рыл подземные ходы и строил новые за'мки - всё это, чтобы отомстить тебе. И вдруг теперь простил. И ты простил меня. Зачем тогда я швырнул на ветер эти восемнадцать лет?! Чтобы теперь просто простить?! Почему ты раньше не сказал "прости"?!
      - Вот тебе на, - барон вцепился ему в плечи. - Да ты не прыгай! Ты же распустил слух, что умер. Где и когда мне было говорить тебе "прости"?! А в молитвах я всегда говорил: пусть Уильям, если он в Раю, простит меня, Господи, - вдохновенно солгал он. - Что и кому я мог ещё сказать?
      - Правда. Я же "умер", - Рэйчер задумался. - Но считал себя живым. Как это глупо. Оставь меня пока, Реджинальд, и не освобождай. Я хочу быть один.
      - Как тебе угодно, - вздохнул барон и ушёл.
      Через некоторое время к узнику осторожно спустился Лорри, но не в своём шутовском трико, а в богатой одежде виконта. Рэйчер, увидев его и узнав, резко отпрянул в глубь ниши, насколько позволяли цепи, как бы непроизвольно желая спрятаться от своего гостя. Но Лорри подошёл ближе и сказал:
      - Приветствую вас, барон! Здесь слишком мрачно, не правда ли? Я бы на вашем месте давно потребовал освобождения. Пойдём отсюда. Ты хотел убить меня, но нам с тобой нечего больше делить: ты брат моего друга, а я теперь его сын и больше не шут - он сам так захотел.
     - Восемнадцать лет... - тихо произнёс Рэйчер. - Лорри, восемнадцать лет я думал о том, как поражу его в самое сердце. А теперь мы простили друг друга. Но целых восемнадцать лет... Зачем тогда они прожиты? Зачем?
     - Ты построил неприступные замки, - ответил Лорри. - Ты вырыл подземные ходы, которые очень нам всем пригодятся в случае войны. Ты трудился и с пользой проводил время, так что теперь можешь отдохнуть. Ты знаешь своего брата: он искренен во всём и со всеми. Ты, вероятно, успел немного узнать и меня: я такой же. Почему ТЫ пытаешься быть другим? Ведь ты тоже искренен. Забудь о том, что прошло восемнадцать лет. Пойдём отсюда.
    - Да, - сказал Рэйчер. - Пойдём. Освободи меня и предоставь мне возможность умереть.
    Лорри покачал головой.
    - Ваша светлость гневит Небо, - заметил он. - Не нужно драм - зачем это? Обещайте не убивать себя до завтра, тогда я освобожу вас.
    - Обещаю, - угрюмо ответил Рэйчер. - А что будет завтра?
    - Завтра? Случится чудо, - уверенно ответил Лорри.
    - Чудо? - Рэйчер приблизился к нему и заглянул ему в глаза. - Ты в самом деле уверен, что оно случится?
     - В самом деле, - Лорри отомкнул его наручники, и цепи со звоном упали на пол. - Господь посылал мне в последнее время много чудес, и я готов поделиться с тобой самым забавным из них: радостной и спокойной жизнью.
     - Никогда до сих пор я не знал ни радости, ни покоя, - еле слышно отозвался Рэйчер. - Только в детстве, рядом с леди Каррас... Она в самом деле была мне матерью. Я теперь сам не свой, виконт. И не знаю, что мне делать.
     - Ляг, отдохни, - предложил Лорри. - И молись. Тебе сейчас это нужно.
     Они поднялись наверх, и Рэйчер прошёл в сопровождении Лорри в покои, приготовленные специально для него. Там их встретил старший барон Каррас.
      - Ну вот, - сказал он, дружелюбно глядя на младшего барона Карраса. - Это твои комнаты. Живи у меня, сколько хочешь.
      - Благодарю, - Рэйчер не глядя ни на кого, опустился на кровать. - Прости, Реджинальд, я очень устал.
      - Спи, тебя никто не потревожит, - ответил барон и, выходя, шепнул Лорри:
      - Присматривай за ним.
      Рэйчер лёг и заснул, но к вечеру проснулся в жару и бреду. Началась нервная горячка. Его лечили со всей заботой и усердием. В себя он пришёл только через восемнадцать дней после того, как заболел, словно каждый день расплачивался своим здоровьем за прожитые в мстительной тоске восемнадцать лет. Очнулся он соверешнно другим человеком. Душа его совершенно успокоилась. Он впервые в своей жизни искренне улыбнулся и брату, и Лорри, и врачам, лечившим его. Ему ответили улыбками. С этого дня он стал выздоравливать: спокойный, молчаливый, совсем иной, чем был до сих пор.
      Он больше не думал о смерти: ни о своей, ни о чужой - и не желал никому зла. Врачи настаивали на кругосветном путешествии. Он, наконец, пришёл к брату:
       - Реджинальд, я уезжаю. Пришёл простится. Благодарю тебя за всё.
       - Приезжай в гости, когда вернёшься, - ответил барон. - Я буду всегда рад тебе.
       - Не так, как Лоренсу, - улыбнулся Рэйчер.
       - Так, не так, - заворчал барон, пожимая ему руку. - Да у меня нет родни, кроме вас с Лоренсом: ну, ещё Кэтрин. Итого: три человека. А к родне я теперь одинаков - мне все до'роги.
       - До встречи, Лорри, - говорил, спустя несколько минут Рэйчер, стоя перед молодым виконтом и его женой. - До встречи, Таис. Может, это и правда интересно - повидать другие страны.
       - Когда узнаешь это наверняка, скажи мне, - засмеялся Лорри. - До встречи! Кстати, я понял, какой из придуманных тобой путей к замку ты назвал "главной дорогой". Конечно, канат, не так ли?
       - Да, этой дорогой я гордился, - ответил Рэйчер. - У вас скоро будет ребёнок. Если я не вернусь к его рождению, отдайте ему это.
       И он снял с шеи бриллиантовый кулон на золотой цепочке.
       - Это подарок леди Каррас, - сказал он тихо. - Храните его, и я буду знать, что вы помните обо мне, а мне это очень важно.
       - Благодарю, - Лорри пожал ему руку. - Пусть Господь хранит тебя в твоём путешествии. Нам жаль, что мы не можем сопровождать тебя.
       - Ничего, в следующий раз отправимся вместе, - отозвался Рэйчер и вдруг тихо добавил:
       - Я рад, что ты жив Лорри. И, пока ты жив, я всегда буду этому рад.
       И он ушёл.


       Вернулся Рэйчер через полгода, летом. Он узнал, что наследство барона Карраса-старшего поделено последним на три равных части, а у Лорри и Таэтэй родился сын.
       Барон Каррас был очень доволен.
       - Это мой внук, - говорил он с гордостью, угощая брата вином. - Славный парень родился, весь в Лорри. Они постоянно гостят у меня, никак мне их не загнать в их родовые имения надолго. Очень хорошо, что ты приехал; я уж начал скучать по тебе. И погода, смотри, сегодня отличная: солнце и облака. Как после грозы.
       - После грозы легче дышать, - засмеялся Рэйчер. - Весь мир обретает новые краски. И всё на свете становится новым, лучше прежнего.
       - Да, - уверенно добавил он. - Гораздо лучше прежнего!

                К О Н Е Ц

      март 2004 г. - конец 26. 03.2004.