Желания, которые сбылись

- Я бы взял себе Максима.
- Неужели, он более грешен?
- Я подобным не ведаю! - Удивленно воскликнул Сатана, разводя руками. - Да и не я сотворил грехи. Я лишь только Искуситель.
- И то, верно. - Согласился Другой. - Так почему Максима?
- Не люблю спортсменов. Обычно, они отличаются от всех прочих беспредельной глупостью.
- А с чего ты вообще взял, что я с двумя не справлюсь?
- Ничего подобного я и не думал. Попросту, договор гласит о распределении душ. Если ты еще помнишь, кто ставил на нем печати. - Люцифер скакнул бровями вверх, будто бы заигрывая, но уже через секунду лицо его приобрело прежние строго деловые черты. Он направил свой взгляд куда-то в потолок и размышляюще протянул. - В конце концов, он ведь ничего не значит, не так ли?
- Каждая душа для Господа значима. - Парировал Другой.
- Из уст Выдумщика подобное слышу не в первой. Но…
- Я не выдумщик. Я Творец. И это разница более чем весомая.
- Выдумщик или Творец - я лично узреть разрыв в понятиях не способен. И попросил бы впредь от темы не отходить. - На секунду молчание заполонило комнату. Свечи в дальнем ее конце, что стояли близ высоких книжных полок, затрепетали своими фитилями, демонстрируя недовольство Хозяина. - Так ты отдашь мне его?
- Максим - твой, спортсмен - мой. Так выходит?
- Примерно.
- Подобный ответ меня не устраивает. Давай ты очертишь его несколько точнее.
- Да. Выходит именно так. - Дьявол уже было собрался вставать, как вдруг вспомнил нечто крайне важное и снова вернулся в прежнюю позу. - Кстати, пока я не ушел. Как на счет моего возращения?
Теперь уже лицо его Собеседника озарилось легким злорадством. Как властелин положения, Он надменно глянул на своего бывшего помощника и с тенью небрежности, оповестил того. - Если ты не помнишь, подобный вопрос уже звучал в сей комнате и я в своих соображениях оставался непреклонным.
- То есть, поделать вовсе ничего нельзя?
- Условия прежние. - Другой голос зазвучал с привкусом сладостной издевки. - Ты должен всего-навсего прожить одну полноценную жизнь на земле. Прожить ее достойно и по итогам попасть в рай. На общих условиях. Иначе, ведь, как известно, нельзя.
- Легко говорить тому, кто ни разу там внизу не бывал. - В говоре Люцифера имелась претензия. - Впрочем, более твоего времени отнимать не буду.
- До встречи.
- До следующей души. - Ехидно подметил Сатана, вставая с креслообразного стула, обшитого красной тканью. Он гордо прошагал до массивной двери и, уважительно махнув рукой, удалился.
* * *
Несколькими днями ранее.
Рабочий день пятницы неуклонно приближался к концу, отчего улицы шумного города с каждой секундой все более становились похожими на муравейник. Люди, одетые в соответствии с осенней прохладой, старались как можно быстрее, выбравшись из душных рабочих помещений, занять место в скрипучем автобусе и оказаться дома перед злосчастным, как сами они считали, телевизором.
Солнце покидало приделы шумного города, представляя его жителям нечастую возможность сомкнуть глаза в порыве долгожданного сна, лежа на мягкой кровати своей неубранной спальни. Впрочем, никто не стремился придаваться подобному отдыху сразу же после окончания трудового дня и ярким тому доказательством служил Максим Лерой.
Юрист, после своего очередного судебного заседания, что началось в десять часов утра, а окончилось ближе к четырем и весьма измотало опытного работника правовой фирмы, направил свою персону в один из фешенебельных ресторанов столицы. Какой-то посторонний субъект мог бы с уверенностью заявить, будто Максим проделал все это, дабы расслабиться в умиротворяющей обстановке привычно-бежевого зала, уютно заставленного множеством красочно сервированных столиков.
Но, на самом же деле, ситуация складывалась таким образом, что молодой человек всего-навсего был наполнен нетерпеливым ожиданием. И объектом этого процесса служила вовсе не юная девица из приличной семьи, воспитанная в лучших традициях советского общества, а старый его университетский товарищ Антон.
Тот был обременен весьма нелегким прошлым, проведенным в детских коллективах, что стало таковым из-за непривычной фамилии мальчишки - Слуга. Все окружающие - так было в школе и высшем учебном заведении, естественно - частенько посмеивались над товарищем, делая самые разные предположения, касательно происхождения его фамилии. Однако, в действе этом Максим никакого участия не принимал, на чем изначально и строилась дружба одногрупников.
Первое учебное полугодие, именуемое в народе семестром, соученики окончили равно хорошо, поскольку оба осознавали важность положительного старта в новом месте. Впоследствии же, юриспруденция - ведь Максим и Антон учились в правовом ВУЗе - стала для второго несколько отягощающим элементом его жизнедеятельности, поскольку съедала неимоверное количество времени и памяти, а это молодого человека определенно не устраивало. Тем более, что он с детства занимался велоспортом, так ему нравящимся и горячо им любимым, а путь к получению диплома являлся не чем иным, как успокоительными каплями для родителей.
Они, конечно, одобряли порывы сына к спорту, но образование считали отнюдь не менее важным, чем физическую культуру и зачастую ненавистно для юноши ставили учебу на первое место. Парень же, явно желающий занимать свое время походами в специально оборудованный зал так удачно расположенный в нескольких кварталах от жилища, поначалу даже пытался противиться родительскому напору, но вскоре понял всю тонкость своего положения и вполне логично предположил, что лучше будет закончить университет.
Максим же имел несколько иной подход к юриспруденции - он называл эту науку своим увлечением, а в последствии - делом всей жизни. Началось все, когда в руки двенадцатилетнему парнишке попала литература западного автора художественного содержания, что описывала незаурядную жизнь американских юристов, со всеми ее интригами и перипетиями. Мальчишка, не обделенный фантазией, решился связать свою жизнь с фемидой во чтобы это ему не стало, заранее приняв решение следовать заманчивым хитросплетениям юриспруденции. Славно отучившись в университете он понес свой красный диплом сразу же в несколько юридических фирм большого калибра, но везде ему ответили отказом, мотивируя это крайней неопытностью молодого специалиста.
И, пока Антон тренировался, наматывая круги на велосипеде, Максим лишь только начинал работать в совсем крошечною юридической конторе. Дела обоих шли в гору темпами более, чем удобоваримыми, поскольку талантливый человек, особенно, умеющий применить свою незаурядность, не умрет в безызвестности.
Вскоре, велосипедист обрел впечатляющую известность в кругах приближенных к спорту, а юрист стал грозой судебных залов и вывел предприятие, где работал, на качественно новый уровень. Судьба, казалось, предоставила себя в лучшем виде и людям совершенно не было на что жаловаться.
Все еще молодой, но уже преуспевающий адвокат имел в своем распоряжении приличную квартиру в центре города - трехкомнатную, в доме довоенном оттенка голубого, с высокими потолками и прелестно отделанной гостиной. Так же к его имуществу следовало отнести громоздкий загородный дом с фасадом, заполненным статуями древнегреческих богов, что по нынешним скромным меркам, называют особняком. Три иностранных автомобиля также не миновали собственничества, став частью имущества Максима.
Антон, откровенно говоря, похвастаться подобным разнообразием не мог, но жизнью так же был доволен. Его арсенал факторов хвастовства был куда более ограничен, но личные награды не знали предела, как и признание широкой общественности. Парень уразумел привкус славы, но вовремя от него отвернулся, направив поток молодой энергичности в русло самосовершенствования.
Максим, обременив себя задумчивостью, сонно поглядывал куда-то вдаль безоконного подвального зала. Пред его глазами плотной кладкой выстроилась стена, выкрашенная золотистой краской, с редкими гравюрами, изобличающими страшный человеческий грех - чревоугодие; как и любой другой ресторан. Само же помещение являло собой заполненный столами прямоугольник, который освещали несколько хрустальных люстр персикового стекла, имитирующих нежные подсвечники эпохи ренессанса. В этой геометрической фигуре была всего одна двухстворчатая дверь массивного характера, что несколько нарушало общую стилистику комнаты, или же предавало ей некую изюминку - посетители точно определить не могли.
Углы зала были заняты вполне уместными ложе-диванчиками, что ограждались тонкой бежевой - в цвет скатертям - тюлью, близ окончаний которой свисали золотистые рюшки. Сами сидения представляли собой бархатную полосу, нередко обсиживаемую посетителями, любящими уют и спокойствие. К таким относился и Максим.
Вдруг его внимание оторвалось от разглядывания фигуры уже присаживающейся за соседний столик девушки и переключилось на молодого человека отменного телосложения несколько поодаль. Он держался ровно, словно бы сзади его позвоночник выравнивал деревянный брусок; походка мужчины казалась уверенной, несколько гордой, но движения надменными вовсе не были - в них чувствовалась некая развязность.
Юрист тут же узнал своего одногруппника Антона и приветственно махнул его ищущим глазам. Те сразу же зафиксировали движение, и стать велосипедиста через какие-то секунды рухнула на шуршащую ткань диванчика.
- Привет. - Радостно начал спортсмен. - Прости, что опоздал. Только с тренировки.
- Ничего. - Снисходительно утвердил Максим, пожав руку вновь прибывшему. - Я совсем недолго жду, несколько минут всего.
В этот момент официантка, чей коричневый передник - один из элементов здешней формы - показался из-за шторки, тихо вымолвила:
- Простите. Ваш кофе.
Максим мило улыбнулся и, кивнув, спросил у своего старого товарища:
- Закажешь себе что-нибудь?
Тот без какой бы-то ни было задумчивости ответил:
- Пожалуй. Какой-нибудь некрепко заваренный чай. На ваше усмотрение.
Миловидная официантка учтиво хлопнула глазами и, оставив одно меню, отправилась принимать другие заказы у только что пришедших. Наступила тишина, подобная затишью перед бурей, но бурей исключительно благостного характера с последствиями теребящими память и неуклонное, врастающее в нее прошлое. Максим, воспользовавшись ситуацией, достал из внутреннего кармана пиджака пачку дорогих сигарил и убедительно-привычно начал дымить, выпуская серые клубы приятного вишневого аромата; глаза его обыскивали друга, пытаясь обнаружить явные отличия нынешнего Антона Слуги от тогдашнего, но перед ним сидела вовсе не подделка, а самый настоящий его сокурсник. Одет он был просто и ненавязчиво, но и разнобоя в белье не наблюдалось: обычные джинсы сменялись голубой в черную полоску рубашкой и напрочь расстегнутым кардиганом.
- Как дела? - Подал голос Антон, меняя позу. - Давно ведь не виделись. Можно и поболтать.
- Дела сложновато. Суматоха, по большей части. Всегда оно так. - Начал отвечать Максим. - Дел по горло, разнообразия шагов не миновать, но вот беда: мы, то бежим от скуки, то от нехватки времени бежим.
Лица обеих посетила понимающая улыбка, а где-то внутри вновь загорелся огонек предельного согласия друг с другом. Антон сказал:
- Мои дела, в общем-то, аналогичны. По большей части… - Зазвенел телефон, прервавший словесный поток молодого человека. Он напряг брови, демонстрируя замешательство и вопросительно посмотрел на Макса. Тот хлопнул рукой по левому карману темно-синих брюк, потом - по правому и, обнаружив там аппарат, засуетившись достал его.
- Максим Лерой слушает. - Сказал юрист, прислонив трубку к уху. В ответ раздался мужской голос несколько хриплого содержания. Он оповестил о чем-то молодого юриста и, окончив, распрощался. В общем, разговор тянулся меньше минуты. Под конец лицо сидящего исказилось, причем, дважды. Сначала на нем отобразилась радость, а после к человеку будто бы пришло осознание какой-то ужасающей истины.
- Все в порядке? - Поинтересовался Антон.
- Сложно каким-либо образом обозвать мою ситуацию. - Максим все так же находился в ступоре. - Только что звонил клиент. Представитель весьма немалой компании, что возит в Украину автомобили - Фольцвагены. У них есть договоренность с немцами, все условности улажены.
- То есть, не серые дилеры? - Уточнил велосипедист.
- В том-то и дело, что нет. - Максим сделал два добрых глотка. - Их юридический отдел - пародия какая-то, а не специалисты - не справлялся. И компания нашу фирму наняла, а подобными вопросами я занимаюсь. В чем суть - сообщить не могу, сам знаешь. Но, условия изменились. Поначалу мне попросту, как впрочем, и всегда, предлагали заранее условленные деньги вне зависимости от исхода дела. Деньги хорошие, но рекорды не бьют, а вот проблема глобальная - с государством нелады. Я, подумав, согласился.
- Согласился с нашим государством судиться? - Удивление Антон не скрывал. - А выиграть-то возможно такое?
- Вполне. Почему бы нет? Это все стереотипы, что держава сильнее всех прочих. Надо хорошего юриста иметь - как я, например. - Слова Максима звучали ни без гордости. - Так вот, нынче мне позвонили и оповестили, мол, если выиграю, то половину денег заберу себе от выигрыша.
- Сумма, надо полагать, не маленькая?
- До конца жизни хватит. - Заключил юрист, тяжело вздыхая.
Официантка наконец-то принесла заказ, осведомившись, ничего ли более не хотят посетители. Услышав отрицательный ответ, она ушла прочь, оставляя за собой тонкий аромат цветочной свежести.
Беседа друзей завернула куда-то за угол и совершенно унеслась из виду. Плутая городскими улицами, она изредка откапывала какие-то частицы прошлого, подробно их изучая. От ее глаза не укрылись почти совершенно забытые сотоварищи, глупые шутки и давно стертые в пыль интриги. Старые знакомые, обладая неограниченным объемом времени, способны полностью воссоздать картину раннего своего бытия - во всей красе.
Разговор впоследствии описал несколько виражей вокруг некогда присутствующих в жизнях молодых людей девушек и канул в озеро настоящего. Оказалось, что друзья не виделись уже более года, хотя изредка названивали один второму, поздравляя с днем рождения или новым годом. Подобное положение дел молодые люди считали удручающим, но каждый глубоко в мыслях прекрасно понимал, что после этой встречи долго еще товарищи видеться не будут - хоть они совершенно и не против.
Антон повествовал о своей нелегкой, но весьма сытой жизни - постоянные тренировки изнуряли, собирая последние силы у спортсмена; времени от этого не прибавлялось и выходило таким образом, что мужчина хотел элементарно нормально выспаться, не говоря уже о каких-то других надуманно-важных делах.
Потребности же Макса не сильно отличались от товарищеских, хотя социально он стоял несколькими ступенями выше. Он также безудержно хотел спать, зачастую засыпая в моменты самые неподходящие. Хотел сходить в кинотеатр на какой-то, недавно вышедший боевик. Хотел купить себе новые рубашки и подстричься. Хотел отдохнуть, выехав на пикник с лучшими друзьями, конечно, которых забрала работа.
- На все это нужно время. - Подытожил юрист. Голос его стал более развязанным, как и язык. Поскольку друзья, хоть Антон и был спортсменом - решились на отчаянный шаг - заказали себе немного выпить. - А у нас с тобой его нет вовсе.
- Давай тост за свободное время. За то, чтобы оно у нас появилось. - Предложил Антон, подняв свою рюмку. На фоне всеобщего балагана, который некоторое время назад образовался в помещении, звон стекла оказался почти неслышен. Люди самого разного возраста и внешнего облика наполнили зал - за ближайшим столом сидели две молоденькие девушки, походившие еще на студенток, но из семей более чем обеспеченных. За другим столом находился мужчина за пятьдесят, дорого одетый, в очках с широкой оправой и перстнем на среднем пальце правой руки. Далее можно было наблюдать обширную семью из четырех человек - родители и двое детишек зашли в ресторан поужинать.
Музыку, чтобы заглушить шум кипящих разговоров, сделали погромче. Окон в зале и в помине не существовало, отчего посетители совершенно забывали о нынешнем часе и в порывах своей болтовни, просиживали за столиками куда более запланированного. Кто-то заказывал себе все больше еды, кто-то желал тратиться только на выпивку. Чей-то ребенок - маленький еще совсем мальчик - во всю рыдал, ведь его одного оставили за столом недалекие родные.
Максим и Антон, расплатившись за все выпитое - а сумма составила немало - решили, что подходит время расходиться. Они, выйдя из уже душного надоевшего помещения, были рады вдохнуть несколько облачков свежего воздуха прохлады.  Друзья на всякий случай сверили свои номера телефонов, после чего, по-товарищески обнялись:
- До встречи. - Сказал Антон.
- До встречи. - Расстояние между соучениками все увеличивалось, шагов друг друга они совершенно уже не слышались, ну душе остался некий осадок ностальгической окраски, но головы их были заполнены совершенно другими своими бытовыми вопросами.
* * *
Не смотря на весьма нетрезвое состояние, Максим успешно влез в свое автомобиль - Рендж Ровер - и безостановочно добрался до облюбленного загородного дома, где проживал на данный момент. Юрист выполз из машины, предварительно припарковав ту у здания, и зашагал к своему жилищу. Оно представляло из себя грубый костел католической церкви с явно отделенной колокольней; было выдержано в готическом стиле, отсвечивало своими мозаичными окнами и попросту поражало тонкостью вкуса.
Быстрыми широкими шагами Максим прорезал газон и добрался до входной двери - практически дубовых ворот. Он, сняв сковывающую одежду, натянул на себя домашний спортивный костюм и расположился на скамейчатом диване гостиной. Юрист уже было потянулся за пультом от телевизора, как вдруг глаза его остановились на небольшом шаре, пародирующем бильярдный, где вместо цифры был темный экран - если такой шарик потрусить, загадав нечто или спросив, он давал ответ. Гадательный шар.
Правовик взял его; перебирая пьяные мысли, он наткнулся на ранее уже обдуманное: «Отчего же так тяжело? Времени совсем нет, уж. Душу бы продал за спокойствие».  Тем временем в его правой руке трясся круглый. Через секунду Максим Лерой остановился это рукотрясение и с улыбкой поглядел на экранчик, ожидая какого-то сигнала. «Быть может». - Высветилась надпись из четких красноватых буков. Глаза юриста округлились - ранее он никогда еще подобных слов не наблюдал на лицевой стороне шара.
Он принялся вновь его трясти, мысленно интересуясь, в чем же, собственно дело? «Только что вы продали душу за свободу, о которой так мечтали». - Буквы стали куда меньше. Юрист замер, предполагая, что пьян совершенно и все происходящее ему сниться или же мерещиться, что он на самом деле спит в душном ресторане или подвержен галлюцинации.
Но это все было не так.
* * *
Спустя месяц.
- Как же это вы так умудрились-то? - Вопрошал доктор, стоя над белоснежной койкой Антона Слуги. В голосе его слышалось сожаление, завернутое в оберточную бумагу спокойствия. - Позвоночник не так уж и просто сломать. А вы… Да еще и на тренировке. Но это ничего. Операция успешно прошла, жить будете. Вот оно - главное-то.
На этих словах речь врача оборвалась. Он понимающе улыбнулся - и прискорбно и утешающе. После чего, налив в стакан на тумбе немного воды, удалился из комнаты, оставив велосипедиста в отчаянном, но практически бездвижном одиночестве.
Тот бегал глазами по всей палате, изучая свое временное жилище: дощатый пол, деревянная оконная рама с где-нигде потрескавшимся стеклом, облупленный подоконник и сдертые некогда голубые обои. Кровать пациента была выдержана в лучших постсоветских традициях, как и прочая мебель в помещении, включая лампочку, лишенную люстры, что свисала с потолка.
Впрочем, все окружающее никак Антона не огорчало. Его лицо кривило гримасы боли и омывалось бренными слезами по причине совершенно другой. Только сегодня, собираясь на тренировку, велосипедист предчувствовал что-то неладное, что-то мучившее все его существо, но, увы, совершенно не мог предположить, что произойдет именно и произойдет ли что-то вообще. Уже вечером он оказался лежащим на операционном столе городской клиники, где ему проделывали нечто более чем важное - чинили позвоночник.
Неудачное падение (можно подумать, удачные бывают) привело к неутолимой боли в области спины, которая в свою очередь вызвала крики, которым нет равных, обморок и надломанную душу. Доктора утверждали, будто бы Антон выжить сможет, но ходить, скорее всего - нет.
Это молодого человека огорчало более всего. Подобное не могло оставить равнодушным никого, даже человека самого скупого на эмоции. Когда ты рождаешься без движения, ты статично живешь и глупо умираешь. Но, полжизни отходив, так сложно вторую ее половину отсиживать, казалось парню.
Он был готов совершенно расплакаться, измочив своими слезами всю подушку, словно какая-нибудь четырнадцатилетняя особа, которую только бросил ее первый парень. Но подобного не произошло. Свое положение Антон принял гордо, как и полагает маститому спортсмену. Бывшему спортсмену.
Ведь и речи не могло быть о том, что бы пострадавший продолжал тренироваться - как же подобное-то с не шевелящимися ногами? Но, ставя все на спорт, почти невозможно отказаться уже от своей судьбы. Только таким вот нелицеприятным способом, которые вызывают обстоятельства дела - простая физическая невозможность.
Антон в своей голове мотал одну за другой идеи, разочарования и былые подвиги. Он размышлял над грехами человека, над своими промахами и удачами. Раздумья молодого человека никоим образом не желали произвести единственный верный вывод, к которому данная ситуация располагала. Бывший велосипедист не понимал, за что Господь так с ним обошелся?
Поскольку часов отныне было вдоволь, пациент мог спокойной обдумывать все нюансы бытия, располагая, как здравым смыслом, так и эмоциями, которые его переполняли. Чем далее и более углублялся он в дебри своего сознания, тем картинка ситуации казалась ему проще и яснее.
Теперь у Антона Слуги было предельно много свободного времени. Желание исполнилось.
* * *
Несколькими неделями ранее.
Тишина, царящая в холле напоминала берег далекого океана, когда где-то шумит колышущаяся вода и горланят птицы, но атмосфера хранит в себе хрустальную таинственность. Помещение пустовало, что лишь только предавало ему спокойствия - такого настораживающего предвестника скорой грозы. Из-за огромной до самого потолка двери слышался глухой голос, ровно о чем-то извещающий. За ним последовала несколько секундная пауза и двери суда с лязгом и грохотом раскрылись в холл; оттуда повалила толпа народу.
Шум неимоверной силы тут же наполнил помещение. Отовсюду слышались отрывки хвалебных фраз:
- Вы - наш спаситель!
- Непостижимо! Как вам это удалось?!
- Еще никто с таким блеском!..
В самом центре круговорота из репортеров, бизнесменов и государственных чиновников шел Максим Лерой - тот самый молодой, перспективный, но уже весьма успешный и авторитетный адвокат. Лицо его окутывала радость, руки несли черный кейс, а барабанные перепонки колыхались в порывах речи окружающих.
- Прокомментируйте, пожалуйста, свою победу. - Раздался голос журналиста с диктофоном.
- Без комментариев. Вы сами все слышали. - Ответил кратко юрист.
- Какова по вашему будет реакция широкой общественности на приговор?
- Широкая общественность - это вы. - Снова сказал Максим. Хоть его и переполняли положительные эмоции, молодой человек был вовсе не настроен на долгие разговоры  прессой, потому что очень уж устал, сидя на заседании. Единственно, что было тогда ему интересно - это получить свои деньги о отправиться поскорее к себе домой.
Так все и произошло. Через несколько дней на банковском счете Максима Леройа оказалась весьма приличная, а для кого-то и запредельная сумма денег. Он посчитал совершенно верным и надобным уехать из страны на некоторое время, пополнив свою кредитку и набрав в поездку самые нужные вещи. И дело вовсе было не в вероятном страхе перед проигравшими чиновниками или государством, а лишь в том, что молодой человек совершенно устал и желал как только можно скорее оказаться на теплом пляже страны необъятного юга.
Для своей поездки мужчина выбрал Италию. Страна эта славилась своей Ривьерой не меньше, чем площадью Пьяцца Бра, но нравы юриста оказались совершенно не простыми и возжелал он хоть и теплые края, но не самые исторически безопасные - Максим отравился на Сицилию. Нельзя сказать, что побывать там было его давней мечтой, но нечто внутри сподвигло мужчину сделать выбор именно в пользу этого острова в Средиземном море.
Отдых не оказался развратным или компрометирующим, поскольку сложно было представить нечто подобное в той стране - он скорее вышел попросту качественным и достаточно культурным. Лерой посетил несколько исторических памятников, даже съездил однажды насладиться атмосферой близ действующего вулкана Этна.
Пока молодой человек прохлаждался в Италии голова его никак не могла освободиться от ряда мыслей, касающихся его будущего. Сумма обвалившаяся на сотрудника юридической компании оказалось необъятно большой и вопрос о том, реально ли ее вообще растратить за всю жизнь стал возникать все чаще. То, что работать скорее всего Максим более не будет - хотя бы в сфере юриспруденции - это он предполагал, ведь в свое дело он влюблен никогда не был, не смотря на хорошие оценки в университете и всяческие старания. Да и сама работа утратила свое изначальное предназначение - кормить; она бы только лишь забирал время.
Максим, поразмыслив, пришел к выводу, что деньги лучше всего будет разместить в банке или же вложить в какой-то бизнес, но более детально о подобном следовало подумать на родине, вернувшись из импровизированного отпуска. Идея на счет работы, а вернее отсутствия ее в дальнейшем все более укоренялась в мозгу молодого юриста и в скором времени он согласился с ней совершенно.
* * *
Много лет спустя
Туманная серость дня будто бы специально мешала солнцу увеселить общую картину своим присутствием. Все ожидали, что вот-вот хлынет ливень и в воздухе окажутся заранее приготовленные стержни металлических зонтов, чьи верхушки обтянуты тканью. Но пока ничего не происходило; лишь только ветер, посвистывая, гонял сорвавшуюся жухлую листву по сухой рассыпчатой земле.
Люди, омраченные случившимся, вышагивали в сторону подготовленного места. Лица их демонстрировали скорбь - иногда искусственную, иногда настоящую. Все были одеты исключительно в черные цвета, совершенно без каких-либо излишеств и украшений; общую обстановку немого траура нарушал маленький мальчик, идущий рядом с мамой - он все время что-то напевал себе под нос, размахивая руками и вовсе не понимая всю важность происходящего.
Среди этих темных клонов шел и Максим. В руках его потчевал букет желтых тюльпанов, обернутый в зеленую сеточку, на шее красовался черный блестящий даже без яркого светила галстук, а во взгляде плавало непонимание.
Если бы кто-то из первых страниц поглядел на этого мужчину, что являл собою часть толпы… Его было не узнать: губы Максима превратились в две сухие полосы, обремененные отшелушенной кожей, нос его скрючился, словно поганка, припавшая к земле от больно тяжелой шапки, глаза будто бы стали меньше, а волосы выцвели до совершенно неузнаваемой белизны.
Бывший юрист передвигался с трудом - каждое движение производил он медленно, будто выверяя, стоит ли вообще в ту сторону шагать. Возраст бил нещадно и понимание этого пришло к пожилому человеку еще до того, как его стали всерьез именовать пожилым; но, увы, поделать ничего со временем нельзя и оно все так же, как и ранее, летело вперед, заставляя морщины все чаще наведывать лицо Макса Леройя.
Когда все люди собрались близ выкопанной могилы и постамента, где находился отталкивающий деревянный прямоугольник, началась церемония. Первым делом священник провел панихиду, бубня что-то своим влажным гнусавым голосом и размахивая руками над черным гробом умершего. После этого скорбящие сумели попрощаться в последний раз со своим товарищем, хорошим другом и любимым человеком.
Подойдя к гробу, что был уже изрядно обрамлен разношерстными цветами - и бутоны роз виднелись на фоне всеобщей серости, и пестрые цвета астр, и загадочные лепестки гвоздик, Максим на секунду закрыл свои глаза - сильное его натуру пронзило удивление. Мужчина вовсе не узнал лежащего в ящике человека: тот был неумолимо стар, как бывают стары только лишь больные своим прошлым. Бывший юрист неуверенно положил тюльпаны к гробу и, подождав еще с полсекунды, отошел в сторону.
Пока прочие скорбящие повторяли друг за другом одно и тоже, Максим одном движением достал из кармана пиджака пачку сигарил. В воздухе уже через минуту образовался вишневый дурман, привлекающий к себе внимание окружающих - люди непонимающе оглядывались на человека, запивающего свою скорбь удушливой серой массой.
Антон, как впоследствии узнал Макс, на тренировке образом весьма обыденным получил травму - делая очередное движение, он попросту упал, сломав позвоночник. Оказалось, что дела куда более обстоят сложнее, чем врачи изначально предполагали, отчего пришлось делать операцию. Всю оставшуюся жизнь бывший велосипедист ездил на коляске.
Частенько его проведывали разные врачи, интересуясь состояние здоровья и духа пациента. Однажды, приезжал даже известный американский профессор. Он сказал, будто бы, если бы они не сделали операцию, он мог бы помочь, Антон бы ходил. Тогда несчастный парень стал проклинать всех и вся. Он был обескуражен.
Такого и врагу не пожелаешь, думал Максим. Ни жены, ни детей у бывшего спортсмена не было. У него даже не было будущего - ни светлого, ни темного. Только былое время, усыпанное медалями за первые места во всяческих национальных и международных соревнованиях.
Пока Макс, растрачивая свои деньги, нежился на теплых пляжах, останавливал взгляд на высоких шпилях древних мечетей и щурился от палящего солнца пустыни, Антон сидел в инвалидном кресле, смотря из окна на серый двор своего бешеного детства. Дни он проводил в одиночестве, сутками находился в глубинных водоворотах своих чувств, часами раздумывал о прошлом. О друзьях, которых не было, о жизни, которой он так хотел и реальности, настолько явно предстоящей перед ним.
Курящий в очередной раз набрал в рот горького дыма, умело орудую мыслями в голове и наткнулся на понимание вещи весьма простой: он даже толком припомнить свою последнюю встречу с умершим не может. Этот человек, лежащий сейчас в гробу. Что еще несколько дней дышал. Этот человек, чье умершее тело чудным образом обнаружил почтальон, разносивший пенсии. Человек, который ушел на тот свет просто так - от старости. Когда органы изнашиваются, сердце бьется все медленнее, а организм куда больше прежнего поддается влиянию окружающих факторов - ты просто садишься и вдруг засыпаешь. Как и Антон.
Максим Лерой припоминал размытый силуэт еще молодого и амбициозного велосипедиста, понемногу удаляющегося из вида в городской суматохе множество лет назад; тот момент был последним разом, как юрист видел своего университетского товарища живым. После этого он более не имел чести встречаться с ним или даже разговаривать по телефону.
Да и о смерти Антона мужчина узнал практически случайно - вернувшись в столицу, он вдруг почувствовал себя не важно; погодные перепады и резкие смены климата никогда еще хорошо не сказывались на людях пожилого возраста. У человека уже не молодого поднялось давление и он, предполагая последствия подобного самочувствия, тут же отправился в больницу.
Шофер привез его к зданию в ту же секунду, как к тому самому обитому бежевой плиткой зданию подъехала машина, отдаленно напоминающая автомобиль работников морга. Двое людей вышли оттуда и, открыв заднее отделение, начали умело доставать носилки, несколько провисшие под тяжестью тела, лежащего на них.
Быть может, совершенно Максим бы не обратил внимания на нечто подобное, повидав на своем веку немало, но белая простыня, чей угол был несколько откинут назад, приоткрыла сухое лицо старика, так явно и больно намекнувшее собой на Антона. В голове бывшего юриста все перевернулось, он схватился рукой за сердце и аккуратно, медленно присел на ступеньки, что волнами образовывали дорогу ко входу больницы.
Впоследствии же оказалось, что тело покойного старика привезли в морг, откуда оно непременно поступило бы в крематорий и за государственные деньги было бы сожжено, после чего похоронено без свидетелей в глиняном горшке. Подобного Максим допустить не мог и, только он вышел из больницы - а случилось это совсем скоро, так как ничего серьезного со здоровьем его не намечалось происходить - сразу же начал заниматься достойными похоронами товарища.
Денег у него было много и жадность не сдавливала его, отчего в скором времени подготовка к церемонии была окончена и, собственно, страницей ранее церемония эта уже началась. Пожаловали на нее все, кто когда-либо знали Антона; ведь последнее время он мало с кем общался - пришлось потратить время, чтобы отыскать его мало-мальки знакомых и приятелей.
Все они были омрачены не столько смертью своего друга, сколько его жизнью. Все они узнали из уст Макса, что произошло с велосипедистом тогда и как он в этом мире обитал до своего последнего дня.
Работники кладбища, дождавшись, пока все возложат цветы, подняли гроб на ремнях и принялись медленно опускать его в яму. Немую тишину пронзил грубый стук дерева о влажную землю; затем крышку гроба стали забрасывать крохами черного грунта - поначалу это делали скорбящие, руководствуясь старой традицией, а затем уже и работники кладбища.
По окончанию похорон все отправились в заранее заказанный ресторан, дабы сидя за столом проводить товарища или попросту бесплатно поесть и крепко выпить в конце рабочей неделе. Каждый преследовал свои цели, голова каждого была занята мыслями субъективными: прошлое и будущее смешивалось, сливалось в одно целое, добра и зла не существовало, а ценности ежесекундно менялись, поддаваясь не дюжим жизненным обстоятельствам.
Максим докуривал сигарилу, провожая тяжелым взглядом хвост черной толпы. Он внутренне был далек от кладбищ и могил, от неудач и промахов. Он был готов лишь только побеждать, не глядя на возраст, разбив свое любимое зеркало в серебристой раме, забыв о себе. Амбиции его все еще были немереными, душа - широка, а ум безграничен.
Максим еще не знал, что умрет через два года.
* * *
Сразу же после смерти.
Всеобъемлющая темнота начала понемногу рассеиваться, предоставляя взгляду свет небывалой яркости - будто солнце совсем рядом одаряет мир своими лучами, отчего сетчатка глаза неестественно заскрипела, словно плохо смазанная дверь, в голове Максима.
Проморгавшись, бывший юрист начал оглядываться, но ничего кроме монотонно-блестящей белизны вокруг не обнаружил.  Тогда, руководствуясь наплывом самых разнообразных соображений, он глянул на себя и с удивлением заметил, что вовсе не является тем сморщенным стариком, которым еще недавно предстоял на земле - он был похож на мужчину весьма молодого, в хорошей форме, времен своей работы.
Совершенно голый Максим встал, опираясь руками о белый пол из непонятной материи и снова принялся оглядываться, но тщетно. Мужчина растерялся. Верно, впервые за всю свою жизнь он совершенно не знал, что предстоит сделать и чего ожидать. Идти куда-либо не выходило, так как пелена света была не пробивной. Стоять на месте - глупость. Но он стоял. Как вдруг:
- Приветствую.
Бывший юрист вздрогнул. Торс его замер на мгновенье, после чего он сделал моментальный оборот и чуть было не вскрикнул от удивления. Сзади него стоял достаточно большой письменный стол из дуба, украшенный резьбой и драгоценными камнями. На нем стояли лишь только весы - такие, какими ранее пользовались купцы еще до бумажных денег. За столом сидел человек среднего телосложения, был он стар, но не убог, с бородой, что на общем фоне белого являлась практически незаметной; взглядом он изучал Максима. На мужчине была ряса. Он вымолвил:
- Меня звать Петр. Именно тот, о котором вы подумали.
Слов не мог найти подсудимый. Почему, подсудимый? Он, то бишь Максим Лерой, прекрасно понял, что сейчас он находится близ входа в рай, чьими ключами обладает не кто иной, как сидящий на кресле с высокой мягкой спинкой Святой Петр. Последний прищурился и поманил подсудимого к себе.
- Сейчас мы с вами решим, куда стоит вам направиться. Туда ли? - Апостол, улыбаясь, указал вниз. - Или туда. - Теперь рука его возвысилась к месте, где по идее должно быть небо.
Наступила пауза. Максим дышал медленно, будто боясь нарушить священную тишину, но следовало послушаться первого папу римского, если верить католикам, и подойти ближе, что он и сделал.
- Справа добрые твои дела. - Сказал Перт, указывая на правое полушарие весов. Оно в свою очередь, словно отвечая мужчине, перевесило пустую емкость. - А слева грехи.
Левая чаша одномоментно рухнула до самого стола и в конечном итоге совершенно слетела, расплескав грехи Максима по всей округе. Черные пятна, крайне похожие на серу, заполнили пространство, испуская гадкий запах. Самочувствие молодого парня итак было не идеальным, но Петр не желал молчать и еще более усугубил положение подсудимого, задумчиво произнеся:
- Давненько я такого не видел.
- Но я же не грешил никогда толком! - Вырвалось у нагого.
- А сделочку с Сатаной кто заключил? - Ехидно поинтересовался Святой.
- Да какую сделку?! Глупости, Боже мой!
- Лучше Господа всуе не поминать. Тем более, здесь. - Теперь уже в тоне Апостола светилась назидательность. - Вы, молодой человек, когда свое желание загадывали, когда душу были готовы продать за времечко свободное - тогда думать надо было.
* * *
Через всю последующую вечность.
Антон, как ему казалось, уже немереное количество времени провел в раю. Эта блеклая святость его натуру утомила донельзя, нагоняя в голову мысли разнообразного характера. Память начинала понемногу отходить на второй план, а предыдущая жизнь забываться. Ничего родного или близкого тут у мужчины не было - только он сам.
В раю у каждого было предназначение. Работа. Бывший велосипедист занимался тем, что объезжал все жилища в округе на громоздкой машине и откачивал человеческие отходы из выгребных ям. И дело вовсе не в том, что Господь не имел возможности каким-то иным образом утилизировать все это дерьмо, не мог проложить канализацию - просто, это являлось наказанием. Наказанием для тех, кто не ценит того, что имеет. Для тех, кто просит лишнего. Для таких, как Антон.
Изо дня в день он вставал как можно раньше и тут же начинал свое нелегкое дело. Яму за ямой миновал он ежечасно, в благодарность получая только лишь бурлящую мелодию и редкостные запахи житейских отходов.
Дома у Антона не было, как не было и возможности ходить - жить приходилось в машине. Среди запахов. Среди впечатлений. Никогда ему не улыбалась удача спуститься на матовую землю райского полотна с желанием пройтись, погулять. Никогда.
Все более казнил себя некогда спортсмен за свои желания. За свои мотивы и побуждения. Он, имел бы возможность, так распял свое тело на кресте, искупая тем самым грехи всего человечества во второй раз за всю историю. А ведь грехов нынче поболее.
Когда к концу подходил еще один день в раю, он снова и снова направлялся в уже привычную комнату, где сливал все скопленное за день и снова ложился, если так можно сказать, спать, ожидая наступление очередного утра.
Изредка, находясь в той самой комнате отходов, Антон замирал на буквально секунду, после чего почти что невозмутимо продолжал сливать дерьмо. Ему казалось, что, кроме запаха грязи и отходов комнату на секунду наполнял аромат совершенно другой. В помещение откуда-то снизу пробивался дым табачных листьев, наполненный запахом вишни, и совершенно необъяснимо в голове Антона Слуги возникал все еще не забытый, но весьма размытый образ Максима Леройя.
* * *
Изредка.
- Как договаривались. - Промолвил Сатана. - Один дерьмо собирает, другой - разбрасывает.
- Как договаривались. - Согласился Он.

29.01.11