Спокойных дней не будет - часть 25

Но часок затянулся сначала на полтора, потом стрелка часов подобралась к двум часам, а Илья так и не выразил желания покинуть гостеприимное заведение, отбирающее время и деньги у пришедших испытать судьбу. Соня маялась между играющими, наблюдая за рулеткой или за ловкими руками, раздающими карты. От нечего делать она пыталась запомнить движения крупье, но пальцы мелькали слишком быстро, и в глазах у нее начинало рябить. Второй стакан апельсинового сока подходил к концу, и кубики льда в нем поблескивали на дне, как маленькое скопление айсбергов.
- Хотите выпить?
Высокий мужчина, слегка наклонившись к ней, вежливо улыбался и не отводил внимательных глаз. Она заметила золотую булавку для галстука, темно-синий костюм и отражающие свет ламп стильные ботинки. Обычный охотник за любовными приключениями. Она была слишком расстроена необходимостью терять здесь время и потому даже не стала задерживать безразличный взгляд на его лице.
- Нет, спасибо.
И сразу отвернулась, тем самым давая понять, что на формальный разговор она не купится. А уж на неформальный - тем более.
Поглощенный игрой, Илья так же, как и два часа назад, снова и снова ждал, когда рулетка решит судьбу его фишек. Соня все отчаяннее скучала, разглядывая от нечего делать разновозрастных мужчин, пришедших сюда по зову сердца, кошелька или престижа, и пытаясь угадать по сделанным ставкам и костюмам, какое положение в обществе они занимают. Азарт игроков, просаживающих за вечер сотни и тысячи долларов, был ей непонятен. Разве не смертная скука следить за бегающим шариком, за руками крупье или за вышедшими картами? Одно и тоже из часа в час, из вечера в вечер. У кого-то здесь проходила жизнь, у кого-то - репетиция большой игры с фортуной. Богатые красотки, пытающиеся перещеголять друг друга нарядами, знали давно и наизусть всех соперниц, охочих до мужского внимания. Некоторые из них были обременены счетами в банках и наличной валютой, щедрой горстью выданной мужем или спонсором. Порой женщины и сами становились не менее азартными специалистами по вопросу перекачивания денег из чужого кармана в свой. Или обратно, как повезет.
Соня никогда не садилась ни за игровой стол, ни к блестящему автомату. Она не зарабатывала денег и не имела склонности их тратить. Деньги всегда существовали в ее мире как неотъемлемая часть, и любое подчеркнутое внимание к ним было ей чуждо. Илья, насколько она знала, тоже был нечастым гостем в казино. Возможно, у него просто не было на это времени. Хотя десятки не менее загруженных его коллег и конкурентов проводили за игровыми столами целые ночи, говоря об игре как об отдыхе и переключении сознания. Видимо, Илья умел отдыхать по-другому. К сожалению, она даже знала, где и как. Его слабостью были красивые женщины. Им он отдавал целые ночи, на них тратил деньги и силы. Наверное, своего рода азарт игрока толкал его в объятия шикарных красоток. Желание приобретать, обладать, пользоваться. И переключаться, и снимать стресс. Соня не была уверена, что его хобби - меньшее из двух зол с точки зрения человеческих слабостей. В ее мироощущении меньшим злом была игра. Хотя для нормального мужчины быть бабником было куда естественней, чем сходить с ума от карт или рулетки. К тому же, с женщиной она могла бы посоревноваться, с дамой пик или рулеткой - никогда.
Но теперь Илья сидел за столом в пол-оборота к ней и даже ни разу не взглянул в ее сторону, как будто пришел один. Она понимала, что переговоры, ради которых они оба оказались в чужом городе, были весьма и весьма сложными. Результат их остался для нее тайной. Она видела, что брат доволен, и это наполняло ее сердце тихой радостью, что она, возможно, тоже в чем-то поспособствовала его успеху и процветанию. Но в чем был этот успех, она не знала и узнавать не собиралась. Это его дела и его бизнес. У нее к этому человеку был совсем другой интерес.
Она подошла к его стулу и положила руку ему на плечо, наклонилась, обдав его запахом нагретого августовского сада.
- Милый, может быть, уже поедем?
- Соня, не мешай, - мотнул головой он.
- Разве еще не достаточно? Ты ведь в выигрыше.
- Соня! - Он стиснул тонкие пальцы, вспорхнувшие к нему на плечо, с такой силой, что обручальное кольцо впилось ей в руку, а от боли на глазах выступили невольные слезы. - Никогда не говори мне под руку во время игры и во время выпивки. Я сам знаю, когда и что мне заканчивать. И выйди из-за спины.
Его ледяная вежливость и это не рассчитавшее силы пожатие были обиднее, чем если бы он прикрикнул на нее или бросил один из своих ядовитых взглядов. Он остался сидеть с прямой спиной, и его затылок источал равнодушие и презрение к окружающим.
- Хорошо, - тихо согласилась она и отступила, как вышколенная горничная.
Почему-то ей подумалось, что он сознательно захотел причинить ей боль. Иногда в нем прорывалась эта странная, внезапная жестокость. Прорывалась и длилась буквально несколько секунд. Соня даже поначалу пыталась связать ее с какими-то внешними событиями, потом пошла в своих рассуждениях дальше и искала причину в его эмоциональном состоянии. Вот он раздражен, а вот доволен. Но это быстрое стремление причинить боль и тут же отпустить, словно ничего не произошло, не укладывалось ни в какие рамки. Во всяком случае, прямой связи она не находила. Зато иногда находила на предплечье или на бедре следы его твердых пальцев. И с какой-то мазохистской обреченностью начинала понимать, что привыкает к этой его грубости, как к язвительному и недоверчивому "неужели?", вынуждающему оправдываться и преданно заглядывать в глаза.
"Господи, да что я сказала?" На среднем пальце правой руки появилась ссадина. Она осмотрела больное место, потрогала ранку языком и переодела кольцо на другую руку. "Вот и развелась", - подумала с горькой усмешкой. "И что в результате? Боль и унижение".
- Может быть, я могу принести вам хотя бы сок?
Тот же голос, сияющие ботинки, идеальные стрелки на брюках. Ей не хотелось поднимать голову и выглядеть воспитанной девочкой.
- Нет, спасибо.
- Просто сок, - повторил обладатель дорогих ботинок.
И тут же, как из-под земли, рядом вырос Павел.
- Дама со мной.
- Не уверен, - парировал насмешливый голос. - Я думаю, вон с тем господином.
- Вас это не касается. Ни с вами пришла и уйдет ни с вами.
- Не лезь, - впервые Соня обратилась при посторонних к телохранителю на "ты" и с вызовом взглянула в его невозмутимое лицо. - Я никуда не собираюсь уходить. Занимайся им. - Она кивнула в сторону Ильи и бросила незнакомцу: - Пойдемте в бар, я действительно выпила бы еще сока.
И первая пошла между игровых столов к бару. Павел почти уже последовал за ней, но в присутствии хозяина не смог самостоятельно сделать выбор и поменять приоритеты. По протоколу он охранял Илью, а за его сестрой присматривал только по особому распоряжению. Этим вечером такого распоряжения не поступало.
Соня взяла со стойки стакан и обернулась на проходящую престарелую красотку в тяжелом вечернем макияже и в не менее тяжелых мехах. И тут же вспомнила Марину, протестующую по поводу жестокой участи безвинно убиваемых зверушек. Меховое манто из чернобурки было пусть и не самым модным в сезоне, зато, безусловно, красивым и изысканным. Богатый мех посверкивал в свете ламп тысячами ворсинок.
Она всегда была неравнодушна к мехам и мысленно примерила серебристую шкурку к своему платью. Сочетание было благородным, особенно вместе с комплектом из белого золота, купленным вчера. По возвращении в Москву надо бы навестить парочку салонов и подобрать себе обновку. Все лучше, чем сидеть за игровым столом, избавляясь от денег.
- Еще скотч со льдом, - сказал рядом уже знакомый голос.
Она краем глаза заметила холеную руку, лежащую на стойке рядом с пустым стаканом. Идеально белый манжет был схвачен золотой запонкой. Соня наконец-то подняла голову и посмотрела на своего соседа слева, но в этот момент он отвернулся, и она заметила лишь волнистые каштановые волосы, довольно длинные, но подстриженные в аккуратную линию сзади. В этот момент справа двое мужчин громко и фамильярно приветствовали друг друга, и она отвлеклась, так и не успев взглянуть ему в лицо.
- Почему вы не играете? - спросил ее спутник, завладев новым стаканом скотча.
- Не люблю.
Она снова посмотрела на его руку без обручального кольца. Даже если оно на нем когда-то и было, то следа не оставило.
- Боитесь проиграть?
- Боюсь выиграть, - усмехнулась она. - Придется думать, куда девать деньги.
- Я думал, женщина всегда знает, куда их девать.
- Значит, я порчу вам статистику.
Она замолчала, обхватив обеими руками запотевший от холода стакан.
- И ничего больше не объясните?
- Вам нужна теория?
- А у вас есть на этот счет теория? Интересно было бы послушать.
- Извольте. - Она пожала плечами, не решаясь открыто посмотреть на своего случайного собеседника. - Я не выиграю столько, чтобы был интерес тратить, и не проиграю столько, чтобы можно было сожалеть и переживать. А если нет эмоций, то и играть не стоит. К тому же, думать, куда девать несчастные сто-двести баксов - это скучно.
- Да у вас позиция! - уважительно сказал он. - Может, стоило бы назвать ее вашим именем? Кстати, я его все еще не знаю.
- Это не существенно.
- Хм, вы здесь инкогнито?
- Имя ничего вам не скажет.
- Боюсь, мое тоже ничего вам не скажет. Но люди обмениваются именами в знак доброжелательного отношения друг другу. Позвольте представиться, меня зовут...
- Пойдемте. Он освободился и зовет вас, - сказал за ее спиной Павел. - Пора ехать.
- Вы специально обучены подкрадываться тихо или это врожденное качество? - раздраженно обернулась она, вернувшись к вежливому обращению на "вы".
- Идемте же!
Он взял ее под локоть, не ответив на вопрос, и потянул со стула. Но прежде чем Соня успела возмутиться бесцеремонности Павла, в дверях бара появился Илья и направился в сторону стойки. Соня оставила сок и, не успев взглянуть на своего собеседника и так и не расслышав его имени, послушно двинулась к брату. Илья улыбнулся ей одними губами и недобрым взглядом посмотрел мимо на оставшегося за стойкой мужчину.
- Кто он? - спросил он у Сони и перевел глаза на Павла, как будто заранее не доверял ее ответу.
- Не знаю, - сказала Соня.
- Не знаю, - повторил за ней Павел.
- Ну, так узнай! - раздраженно бросил он подчиненному и взял Соню под руку. - Надеюсь, больше это не повторится.
- Твоя игра? - с недоумением спросила она, забыв про человека, так и оставшегося безымянным за спиной.
- Твои заигрывания с посторонними. - Он снова был холоден и вежлив, хоть и улыбался. - Стоило мне отвернуться...
- Ты отвернулся на два часа тридцать семь минут.
Она коротко взглянула на часы и, высвободив руку, пошла к выходу.
Шелковая подкладка шубы приятно холодила обнаженную спину и плечи. Водитель предупредительно открыл дверцу, и Соня села на заднее сидение, обиженно поджав губы. Его ревность на этот раз показалась ей оскорбительной и неуместной. Она почти три часа провела в этом отвратительном заведении, где каждая минута - ни уму, ни сердцу. Но стоило ей перекинуться парой слов с человеком "не нашего круга", как он готов заподозрить ее Бог знает в чем.
- Может, снимешь шубу? - спросил Илья в открытую дверь со своей стороны.
- Мне удобно.
Он сел рядом с ней, придвинулся близко, хотел взять ее под руку, но она крепко прижала локоть к боку и сунула ладони в рукава, чтобы избежать любых физических контактов. Он не стал трогать ее, резонно рассудив, что времени до Москвы достаточно, чтобы урегулировать конфликт.
- Ты узнал? - тихо спросил Илья, когда Павел наклонился в приоткрытое окно.
- Да, - ответил он. - Его зовут...
- Не сейчас. Расскажешь в Москве. А лучше напиши.
Соня демонстративно отвернулась к окну, трогая пальцем болезненную ссадину на пальце. Жаль, что она не узнала, как зовут того человека. В условиях полного равнодушия к ней брата беседа с незнакомцем показалась ей просто бальзамом на раны.
За окном проплывали прямые, как чертежи, улицы северной столицы. Выходные закончились. На их счету была сонная дорога, важный ужин, с которым она блестяще справилась, семь залов Эрмитажа в гордом одиночестве, если не считать вечного надзирателя за спиной, и обиженное молчание по дороге обратно. Она склонила голову набок и уткнулась подбородком в воротник, закрыла глаза в надежде уснуть и проспать всю ночь, пока машина не остановится возле дома.
Спустя полчаса Илья снова придвинулся к сестре, легонько подтолкнул ее в бок.
- Соня, ты же не спишь.
Но она не отреагировала, задышала ровнее.
- Соня...
Он просунул пальцы под воротник шубы и погладил ее щеку, шею.
- Ты была такая хорошая девочка, а я даже не успел поблагодарить тебя.
"Еще как поблагодарил!" Она снова тронула ранку на пальце, покрутила обручальное кольцо на левой руке. Он него не укрылось это шевеление в рукавах, и он удвоил усилия, чтобы разбудить ее.
- Как случилось, что мы провели вместе две ночи, и ничего не было?
Он бережно развел полы ее шубы, словно это была легкая ткань пеньюара, и уставился на платье, словно не ожидал увидеть на ней одежды.
- Не мешай мне спать, - не открывая глаз, устало сказала Соня.
Он отодвинулся, снял с себя пальто и перекинул через спинку переднего сидения.
- Сними шубу, - снова потребовал он. - И можешь лечь, как в прошлый раз.
- Я не хочу ложиться. И раздеваться не хочу.
- Зато я хочу.
Соня подняла голову и вопросительно посмотрела на него. И тут же поняла, о чем он говорит. Она покачала головой и нахохлилась, как воробей, забившись в свой угол, но Илья снова придвинулся, поднес руку к ее затылку, распуская волосы, пахнущие яблоком, поднял упрямую голову за подбородок и поцеловал. Она не нашла в себе сил сопротивляться дольше, всхлипнула, порывисто обняла его за шею, позволила властной руке беспрепятственно гулять по ее платью. Но стоило ему оторваться от ее губ, как она пожаловалась, будто обиженный ребенок:
- Посмотри, что ты сделал.
И подняла к его лицу руку. Он, не раздумывая, прижал ее пальцы к губам, другой рукой пытаясь избавить ее плечи от шубы.
- Нет, прошу тебя, не надо, - зашептала Соня. - Давай поспим, а когда попадем в Москву, то сразу поедем на Патриаршие.
- Будет почти утро.
- Но у нас останется пара часов друг для друга, - возразила она.
- А сейчас?
- А сейчас я не хочу. То есть, хочу. Но не так, не наспех.
- Ты права, - соглашаясь, он так и не убрал руку с ее бедра, нежно и настойчиво поглаживая сквозь платье. - Там я смогу раздеть тебя.
- У тебя уже была такая возможность.
- И я ее упустил.
- Но когда я проснулась...
- Да, знаю. Но все же...
Она, нахмурившись, в недоумении смотрела ему в лицо. Он убрал руку и хотел отвернуться, но она удержала его за плечо. То, о чем он хотел промолчать, она прочитала в его почти виноватом взгляде.
- Это он нес меня по лестнице? Он меня раздевал, а ты смотрел?
- Все было не так!
- Он трогал меня, как какую-то шлюху? - Она понизила голос до змеиного шипения. - Он делал это для тебя и раньше? И в этот раз ты тоже распорядился...
- Я не мог тебя разбудить...
- Отодвинься от меня. - Соня указала на противоположный угол салона. - Меня тошнит от вас обоих. Один другого стоит. Извращенцы!
Она была в тихой ярости, оттолкнула его руку, втиснулась в угол, подтянула к себе колени, глядя исподлобья, не слушая слова и то, что за ними стоит.
- Соня!
- Не лезь ко мне! Странно, что ты не подложил меня одному из своих дорогих гостей. Или всем сразу. Или ты кому-то одному отдаешь предпочтение?
- Прекрати!
Он почему-то не сопротивлялся, не кричал на нее и не попытался влепить ей пощечину за такую дерзость.
- И сам мог бы присоединиться к этой оргии, - все больше заводилась она, сверкая глазами из угла, как затравленный зверь. - Ты ведь не брезгуешь продажными девицами.
- Мои моральные качества мы обсуждать не будем, - устало сказал он, возвращаясь на свое место.
- А один из них точно был не прочь!..
Соня вовсе не собиралась останавливаться в своем праведном гневе, раскручивая скандал, как крышечку на бутылке с газировкой.
- Довольно! Закончим этот разговор. - Он прямо на глазах терял силы. - Ты ведь знаешь, что я...
- Да пошел ты!
Она замолчала, переводя дух. Ей надо было высказаться прямо сейчас, чтобы не прокручивать пленку разговора в голове долгими неделями и сожалеть о невысказанном.
- К тебе цепляется вся грязь! - Тут она вспомнила двух девиц в метро и продолжила свою обвинительную речь. - А ты всегда пытаешься переложить проблему на мои плечи. Все во мне тебе не так! А я, между прочим, все это время терпела заигрывания твоих гостей.
- Как я понимаю, - медленно начал он, - вся твоя пламенная тирада сводится к одной единственной мысли: я - сволочь, а ты - ангел.
"Не дай тебе Бог ответить на эту реплику!" - сейчас же про себя почти взмолился он. "Я не хочу скандала. Никакого скандала. Промолчи, отвернись, заплачь. Только ничего не говори!"
- Да, именно так, - подтвердила она, не вняв его немым мольбам. - Кто еще, скажи на милость, станет терпеть твои выходки?
- Я и вижу, как ты терпишь! - вдруг взорвался до сей минуты непривычно сдержанный Илья. - Это ты готова уйти с первым же встречным, стоит мне отвернуться. Тебе нет дела до того, кто этот человек. Ты даже имени его не потрудилась узнать! Здоровый молодой самец, и ты готова потерять голову.
Он в ярости стукнул кулаком по двери, и кузов обиженно отозвался глухим металлическим звуком. Соня от неожиданности распахнула глаза и в удивлении приоткрыла рот, став похожей на немецкую куклу времен застоя.
- Я же разговаривала, просто разговаривала! Тебе не в чем обвинить меня!
- Я видел своими глазами, как вы ворковали в баре.
Он хрустнул пальцами и на мгновенье закрыл глаза, отгоняя от себя эту картину. И только тогда Соня сквозь свою обиду смогла разглядеть рядом с собой уставшего и измученного человека.
- Илья, ты не мог ничего такого видеть, потому что ничего не было. Он просто спросил, почему я не играю.
- Но ты пошла с ним.
- Куда я пошла?
Он снова перевернул ситуацию с точностью до наоборот. Он обвинял ее во всех смертных грехах, и она неубедительно оправдывалась, уже позабыв про то, что несколько минут назад нападала, испытывая отвращение при одной мысли, что ее касались чужие руки, а он наблюдал за этой процедурой. Ее затошнило при воспоминании, как в каком-то фильме хозяин отдавал свою неверную подружку охранникам, чтобы они могли вдоволь потешиться перед тем, как пристрелить ее. Неужели этот человек тоже способен на подобное?
- Господи! Я хочу отсюда выйти. Остановите машину.
Она вцепилась в водительское кресло, но Илья грубо оторвал ее пальцы от спинки и толкнул обратно на место.
- Ничего, едем дальше, - бросил он обернувшемуся водителю и, понизив голос, потребовал. - Хватит уже истерик!
- Ты ревнуешь? - после напряженной паузы спросила она, как ему показалось, чуть спокойнее. - Ревнуешь меня к первому встречному? К уличным котам? Машинам? Коллегам по работе? Милиционерам и сантехникам?
- Бред!
- Но почему? - удивилась она, как будто он ответил утвердительно.
- Я не ревную. Выброси это из головы.
- Я ведь не даю тебе повода!
- Ты сама - это повод, - с ненавистью к своей слабости сказал он. - Со всеми твоими мужьями, любовниками, поклонниками...
- Я не понимаю, - прошептала она. - При чем тут Коля? Все эти месяцы...
Она хотела сказать, что уже несколько недель верна не мужу, а ему. А Коля беспробудно пьет и не в состоянии даже поддерживать разговор на самую простую тему, не говоря уже сексе, для перехода к которому требуется хотя бы связать три слова. Но этих слов, вроде "я тебя хочу" или "давай ляжем вместе", ни с одной из сторон не поступало.
- Если в твоей жизни есть он, то может быть и другой, и третий.
- Другой муж? - переспросила она, не столько не поняв, о чем речь, сколько напоминая, что он сам может занять место мужа.
- Тот, кто будет ближе всех к тебе... Но довольно уже, - вдруг прервал сам себя Илья и резко выпрямился. - Кажется, ты собиралась спать.
- Да.
Разговор прервался так же неожиданно, как и начался, и оба разочарованные и измученные отвернулись каждый к своему окну.
Он жалел о том, что сказал ей только половину правды. Не стоило заговаривать об этом вовсе, но уж если завел речь... Хотя она бы расстроилась, потребовала бы принять меры, немедленно идти к врачу. А ему нечего было возразить, ведь больше его жизнью никто всерьез не интересовался.
Уже два месяца он работал, как робот, чувствуя, что порой вмешательство механика ему бы не помешало. Но об этом прискорбном состоянии его организма не знал никто, кроме него самого. Ее сочувствие, слезы или любая другая реакция подействовали бы на него как дополнительная агрессивная среда. А он не мог позволить себе расслабиться ни на минуту.
Он покосился со своего места на сестру, не решаясь возобновить разговор.
Она наконец-то сняла шубу и накрылась ею, расслабившись на сидении и устроив голову не на подголовнике, а ниже, на спинке. Было видно, что она пытается принять удобную позу для сна, чтобы только не дотрагиваться до своего соседа. Но Илья, молча преодолев ее упрямое сопротивление, уложил к себе на колени, принялся настойчиво, а потом и нежно гладить по волосам, как засыпающую кошку. Она смирилась со своей участью, тяжело вздохнула то ли из-за своих безрадостных мыслей, то ли в ожидании сна и закрыла глаза.
Конфликт, конечно, не был исчерпан. В последнее время она поняла, что возмутиться сразу куда эффективнее, чем носить и лелеять в себе обиду, облекая ее в одежды злобы, ненависти, а потом и нервного срыва. Она училась решать проблемы сегодня и сейчас, а не тогда, когда температура отношений дойдет до точки кипения, и скандал выплеснется на участников, как вода из переполненного чайника.
Сон почти час не шел к ней, хотя машина плыла по приличной дороге, чуть покачиваясь на неровностях, и в салоне было тихо. Тяжелая рука на ее виске давно уже замерла, погрузив пальцы в шелковистые кудри и согревая своим теплом. Соня скосила глаза наверх, но увидела над собой только обивку потолка. Ей ничего не оставалось, как потревожить эту уснувшую руку. Она мучительно хотела увидеть его. Просто увидеть.
Она повернула голову, и горячая ладонь сползла по ее щеке. Она повернулась еще и прикоснулась губами к этой руке. Илья быстро открыл глаза и вопросительным взглядом поискал что-то в ее лице.
- Что? - произнес он одними губами, словно боялся разбудить ее или себя.
Она выбралась из-под его руки, села, придвинулась совсем близко, повернувшись лицом к заднему стеклу, положила руки на спинку сидения рядом с его плечом и, глядя на прилепившиеся к стеклу два огня идущего позади внедорожника, спросила так же тихо:
- Почему ты сделал это?
Она почти физически ощутила ненавистные чужие прикосновения, представила себе огромную кровать в оставшейся далеко спальне и себя на этой кровати под взглядами двух мужчин.
- Я думал, мы закончили.
- Я не могу спать. Скажи мне правду, и мы больше не вернемся к этому.
- Правду? - с недоброй усмешкой повысил голос он, и шофер бросил быстрый взгляд в зеркало заднего обзора. - Только учти, мне не нужен разбор полетов. Я скажу, и на этом закончим. Обещаешь?
Она покладисто кивнула, все еще глядя мимо него на убегающую назад дорогу.
- Уже на самом подъезде к городу меня был приступ, - обыденным тоном сказал он и, не дожидаясь реакции, тут же потянул ее за руку вниз. - А теперь ложись и спи.
Она медленно отклеила взгляд от дороги и повернула к нему бледное лицо. Он не смог прочесть в глубине ее отчужденных зрачков ни страха, ни сомнения, ничего, что сказало бы о ее истинных переживаниях. Соня без слов смотрела ему в глаза, и он все-таки пожалел о том, что сказал правду. То, что он увидел, не было сопереживанием или злостью. Он видел только непонимание. И это непонимание с ее стороны и какое-то немыслимое равнодушие было хуже всего, что он мог себе представить. Казалось, она не поверила ему, однако убеждать ее в своей искренности он не собирался.
- Ложись, - повторил Илья, чтобы только избавиться от ее немигающего взгляда. - Еще долго до Москвы.
Она выпустила спинку сидения, уронила руки вниз и, сгорбившись, наклонилась над его коленями, словно собиралась ложиться. Наверное, произнеся слово "приступ", он втайне, как всякий живой человек, нуждающийся в исцеляющем внимании самого близкого, ждал ее нежности и сострадания.
Сонина голова склонилась еще ниже, и пряди распущенных волос поползли по его коленям, по кожаной обивке сидения, как потревоженные змеи. Он хотел бы сказать ей, как ему странно видеть ее равнодушной, но вместо этого остался сидеть, как парализованный.
Он спохватился только тогда, когда вдруг понял, что положение ее тела неуловимо изменилось, а рубашка на нем почему-то оказалась расстегнутой. Сколько прошло времени с момента окончания разговора, он не знал. Сонина ладонь лежала у него на груди под рубашкой, но темные блестящие пряди волос покрывали и ее опущенное лицо, и эту неподвижную горячую руку.
- Соня, что ты? - спросил он, но ответа не получил.
Живое тепло перетекало к нему под кожу, и что-то пульсировало в самом средоточии ее ладони, выравнивая ритмы его сердца, как кардиостимулятор. Стоило ему вспомнить о последнем приступе, как в груди защемило. Но она заставила его отвлечься от этого ощущения, на мгновение запустив в него пять острых ноготков и снова расслабив пальцы. И у него появилось странное чувство, что она колдует над ним, как индейский шаман, впуская в его сердце поток своей энергии, как будто это было возможно - поделиться жизнью. Ее странное прикосновение сводило его с ума, но это состояние не было связано ни с вожделением, ни с болью. Он попробовал переключить мысли на ее покорно склоненное над ним тело и захотел пожелать ее, но не смог. Никаких сексуальных позывов не было, хотя он и сменил одну за другой несколько самых соблазнительных картин. Черт возьми, что же происходит с ним? Управляет она его телом, что ли? Он подумал на грани абсурда, что вместе со своим теплом ей удалось заместить его сознание, подменить его волю своей, и теперь она станет управлять им, как умелый и бессовестный кукловод, дергая за ниточки.
Она словно прислушивалась к тому, что творилось под ее рукой, как врач слушает хрипы в легких, недоступные уху любителя поговорить о медицине, потом незаметно поменяла ритм дыхания, и он, сам того не желая, последовал за ней. Стал дышать глубже и уверенней, расправил плечи, чтобы было удобнее.
Внезапно она отодвинулась и отняла руку, словно ее что-то оттолкнуло, и, помедлив, принялась деловито застегивать на нем рубашку. Он замер, прислушиваясь к себе, но в это время Соня подняла голову и посмотрела на него безразличным и усталым взглядом, в котором не было ни капли сострадания.
- Если хочешь, можешь лечь, - невыразительным голосом сказала она. - Теперь моя очередь спать сидя.
- Нет, я потом не разогнусь. - Он все еще недоумевал по поводу произошедшего, но уже мог рассуждать на трезвую голову. - Старость, знаешь ли.
- Тогда я лягу, если не возражаешь.
Она не стала замечать его иронии относительно своего возраста и уютно улеглась головой к нему на колени, поддернула на оголившемся плече шубу.
- Спасибо тебе, - неизвестно к чему сказал он, и она слегка махнула рукой под шубой "не за что" и подложила ладонь под щеку.
И почти сразу он так отчаянно захотел ее, как будто где-то в мозгу включили большую красную кнопку, и на вспыхнувшем мониторе прямо перед глазами замелькали непристойные картинки из тех, что они уже успели реализовать во время своих редких ночей и тех, в которых им только предстояло сыграть свои роли.
"Если это не сон, то я схожу с ума", - подумал он. Если бы он не был тем, кем он был, - немолодым человеком, изрядно потрепанным жизнью и бизнесом, владельцем полутора десятков компаний, входящих в огромную, живущую по своим писаным и неписаным законам империю, едущим с едва ли ни самых важных переговоров в своей жизни, он бы остановил машину, выставил на улицу шофера и любил бы эту красивую ведьму, пока она не запросит пощады или он сам не свалится бы с инфарктом. А может плюнуть на все, остановиться у ближайшего кафе, попросить водителя прогуляться, поужинать... Он больше не желал и не мог управлять собой. Впереди на обочине, будто специально для него, засветились огни стоящих машин и яркие фонари. Наверное, кафе при бензоколонке или автосервисе.
- Остановите там, - обратился он к водителю, указав вперед.
- Хорошо, - покладисто кивнул тот.
И Илья перевел жадные глаза на безмятежно спящую сестру.
- Соня! - Он осторожно тронул ее за плечо. - Соня, ты спишь?
И не сразу поверил, что она действительно спит, как младенец, согревая дыханием его колено и ничего не зная о его любовных сомнениях и переживаниях. Огни на обочине приблизились, уже можно было различить надпись "кафе" и угловатые громады забрызганных по самую крышу фур, заночевавших на стоянке.
- Соня, - в последний раз без особой надежды попросил он. - Девочка, просыпайся...
Она не пошевелилась и на этот раз, и Илья с растерянным видом посмотрел по сторонам, словно искал поддержки у кого-то невидимого, чье мнение было значимым и очень нужным сейчас. Но этот невидимый кто-то надменно молчал, Соня спала, а машина плавно сбрасывала газ и уже тормозила у придорожного кафе.
- Нет, пожалуй, поехали дальше, - со вздохом отказался от своей идеи Илья и откинулся на спинку сидения, отвернувшись от приветливо подмигнувшей вывески.
- Как скажете, - без раздражения откликнулся водитель, и Мерседес мягко прошуршал по щебенке и вырулил на дорогу.
При въезде в Москву их остановили на посту ГАИ. Полосатая палочка коротко вскинулась вверх и снова вяло повисла у него на запястье. Водитель опустил стекло, привычным жестом протянул документы и не сдержал зевок в предвкушении скорого окончания пути. Лейтенант долго и придирчиво листал страницы потертого бумажника туда и обратно, потом посветил фонариком в салон и с не терпящей возражений чиновничьей вежливостью попросил всех выйти из машины.
- Зачем? - полушепотом спросил Илья, покосившись на спящую сестру.
- Никуда не денешься, проверка, - вздохнул видавший виды водитель и, кряхтя, выбрался на свежий воздух.
Илье стоило немалого труда разбудить Соню и вывести ее на мороз, завернув в шубу, как в одеяло. Лейтенант открыл двери и принялся светить в салон, попросил открыть багажник.
Соня, дрожа, как осиновый лист, стояла в одних туфлях на мокром от подтаявшего снега асфальте и без особого успеха пыталась открыть глаза и понять, что происходит. Илья обнимал ее за плечи и мрачно наблюдал за ходом проверки, которая затягивалась, потому что лейтенант зачем-то попросил поднять заднее сидение, а заодно потребовал открыть капот, чтобы сверить номера и пробить машину на угон. "Придумывает себе занятие, чтобы не уснуть, что ли? Или денег мало заработал?"
- Блин, делать нечего в железе копаться, - зло сказал себе под нос замерзающий на ветру после теплой машины Илья и, сдержав недовольство, обратился к блюстителю дорожного порядка: - Дай я хоть девушку в тепло отведу.
- Идите в будку, - благородно согласился тот и скептически осмотрел еле стоящую на ногах девушку с головы до ног. - После большого праздника?
- Она не пьет, - угадал его мысль Илья и плотнее запахнул на ней шубу.
В будке под удивленным взглядом дежурного Соня прислонилась лбом к плечу Ильи и снова закрыла глаза.
- И сколько нам тут торчать?
Илья не выдержал, обернулся к стеклу, на секунду выпустив сестру из объятий. В тот же миг шуба съехала с ее плеч, а вслед за ней и сама Соня стала как-то странно оседать на пол, словно ноги не держали ее.
- Соня?!
Он еле успел подхватить ее и усадил в подставленное дежурным пластиковое кресло. Она подняла на него извиняющиеся глаза больной собаки и тщетно попробовала изобразить бодрую улыбку.
- Ничего, ничего. Сейчас пройдет. Просто голова закружилась.
- Да ты больна, моя дорогая!
К его изумлению, у нее были ледяные руки и пылающий жаром лоб.
- Господи, только этого не хватало! Как тебя угораздило заболеть?
Он присел перед ней на корточки, придерживая одной рукой полы ее шубы, а другой постарался согреть ее безжизненные ладони.
- Нет, я не больна, - еле слышно возразила она и потрясла головой, отгоняя слабость. - Просто хочу спать.
- У тебя температура. Потерпи немного, сейчас приедем, и я вызову врача.
- Ночь на дворе. Какой врач?
- Ничего, Шульга вытащит свою задницу из койки и приедет как миленький, - презрительно сказал Илья и встретился с ее осуждающим взглядом.
- Он такой же человек, как мы. Почему он должен ради чьей-то прихоти просыпаться посреди ночи? Я приму лекарство и лягу спать, а утром все наладится. Мне нельзя болеть сейчас, мне позарез нужно на работу.
- Ничего не наладится. Придумала тоже! И никуда ты не пойдешь. С такой температурой неделю, как минимум, проведешь в постели!
- Илюша, мне надо, - жалобно сказала она и посмотрела на него полными слез глазами. - Очень надо.
- Глупости!
Он не хотел слушать этот ночной бред про неотложные дела на работе. Нет такой работы, ради которой она должна была гробить свое здоровье. Ей вообще нечего делать на работе, тем более, в таком состоянии.
- Мы приедем домой, и я уложу тебя в постель! - Он не уговаривал, а отдавал приказы. - Будешь болеть столько, сколько скажет врач. И не морочь мне голову своей работой. Слышать ничего не хочу!
Она была бледна, как смерть, только на скулах горели алые пятна, а под глазами залегли фиолетовые тени.
- Куда домой? - вдруг с нервным смешком спросила она и размазала слезу по щеке. - К тебе или ко мне?
Он не мог отвезти ее ни в квартиру на Чистопрудном бульваре, ни в загородный дом, потому что тогда пришлось бы объясняться с женой. Врать без острой необходимости он не любил, а придумать на ходу правдоподобную историю было не слишком легко. Впрочем, ехать к Соне в квартиру, где Коля на правах мужа спросит, как они оказались в одной машине в пять утра, было ничуть не лучше. Тем более, что он понятия не имел, что она сказала мужу, когда уезжала в пятницу из Москвы.
- Все нормально. Можете ехать, - сказал вошедший с мороза розовощекий лейтенант, но Илья не обратил на него никакого внимания.
- Мы сейчас поедем на Патриаршие, и ты останешься там до того момента, пока доктор не убедится, что ты выздоровела. Утром позвонишь на работу и Николаю, скажешь, что заболела и задержалась в другом городе. А я найду тебе сиделку, чтобы за тобой смотреть.
- Нет, отвези меня домой, - вдруг заупрямилась она. - Я все равно пойду в офис. Мне нельзя сейчас болеть.
- Еще чего! Мне придется запереть тебя в квартире и приставить охрану, если будешь чудить.
- Снова этого пса? - Она вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками. - О Господи, да за что же мне это наказание!
- Что ты, Соня?
Он не ожидал такой реакции на свои почти невинные слова и в растерянности обернулся, ища понимания у присутствующих, но они без слов смотрели на плачущую Соню и не спешили поддержать его.
- Домой, мне надо домой! - всхлипывала она, и он попытался отнять ее руки от лица.
- Слушайте, что здесь происходит? - наконец не выдержал лейтенант. - Балаган какой-то. Заберите ее в машину, отвезите домой, и дело с концом.
- Советов мне не хватало! - огрызнулся Илья и насильно поднял сестру из кресла. - Пойдем, девочка. Все будет хорошо. Не реви.
Она, как ребенок, размазывала слезы по лицу и едва переставляла ноги в направлении двери. Он довел ее до машины, попросил у изумленного водителя аспирин и заставил ее принять сразу две таблетки. Она вынужденно согласилась, но плакать не перестала, продолжая как в тумане твердить, что ей очень надо утром на работу. Через несколько минут уговоров и пререканий он понял, что с ней лучше не спорить. Просто прижал ее к груди и поддакивал на каждое прорывающееся сквозь рыдания слово. Она постепенно успокоилась и даже не стала сопротивляться, когда он привез ее в квартиру на Патриарших и тут же вызвонил доктора, подняв его из теплой постели.
Доктор взбежал по лестнице и позвонил в дверь через полчаса, бодрый и свежий, словно на часах было одиннадцать утра. Соня, вцепившись мертвой хваткой в руку Ильи, лежала под двумя одеялами на синих шелковых простынях и невидящим взглядом сверлила стену. Илья с трудом высвободил затекшие пальцы из ее руки и пошел открывать дверь.
Доктор Павел Валентинович Шульга, маленький подвижный человечек, похожий на доброго гнома без колпака, зато в дорогих очках, лечил всю их семью последние три года, и Илья был им доволен, насколько человек, не привыкший болеть и проявлять слабость ни в чем, мог быть доволен доктором, видящим проблемы пациента насквозь.
- Я здорова, - нервно сказала Соня, увидев доктора на пороге комнаты, и попыталась сесть в кровати. - Что вы переполошились все? Со мной все хорошо.
- Конечно, голубушка Софья Ильинична, - подтвердил гость и, пригладив чеховскую бородку, полез в свой коричневой кожи саквояж.
- Тогда оставьте меня в покое. Дайте же поспать, наконец! Мне через три часа на работу.
- Ну-ну, - забормотал тот, пересаживаясь к ней на кровать с видом голубя, начинающего брачные заигрывания. - Маловато для здорового сна только три часа. Вы же не маршал Жуков. Вам бы надо хорошенько выспаться, деточка, а работа подождет. Не волк, знаете ли.
- Да вы все сговорились, что ли? - вскрикнула Соня и натянула повыше одеяло, как отгородилась стеной. - Илья! Ну, как ты мог!..
Она не закончила свою возмущенную мысль и снова заплакала, уткнувшись лицом в синий шелк. Илья набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, и сделал движение к ней, но опытный доктор остановил его быстрым взмахом руки и сам принялся увещевать расстроенную пациентку.
- Ну? - спросил затосковавший в неведении Илья, когда осмотр подошел к концу, нужный укол был сделан, и Павел Валентинович бережно укладывал обессилевшую Соню, как хрустальную вазу, на большую подушку. - Что с ней?
Доктор потер высокий, весь в морщинах, лоб и указал ему глазами на дверь. Они вышли в коридор, и Илья с изумлением услышал от этого в высшей степени опытного и всегда уверенного в себе человека, что тот затрудняется поставить диагноз, поскольку никаких объективных признаков болезни в молодой женщине им не обнаружено. Однако... Он поправил очки и внимательно посмотрел на Илью, словно надеялся заранее понять, поверит тот ему или нет.
- Полагаю, переутомление. Внезапная температура, слабость... Она очень похудела за те полгода, что я ее не видел. Похоже на развивающуюся анемию. Это какие-то новомодные диеты?
- Нет, насколько я знаю, она не мается этой дурью, - ответил Илья. - И с чего бы взяться анемии?
- Надо сдать анализы, провести обследование, тогда картина прояснится. Пока, как я понял, у нее ничего не болит. Или она на что-нибудь жаловалась в последнее время?
- Да она вообще не жалуется! Просто Маргарет Тэтчер!
- И, тем не менее, она находится в истерическом состоянии.
- Не понимаю, причем здесь ее истерика?
- Невроз, Илья Ефимович, - развел руками доктор и легонько поклонился, словно отдавал дань сообразительности собеседника. - Нервный срыв, говоря человеческим языком. Похоже, она слишком много работает. И нет ли каких-нибудь личных проблем? Ребенок еще маленький... Ссоры в семье... Здесь все могло сыграть против нее.
- Нет у нее проблем в семье! - уверенно сказал Илья и прикусил язык.
Разве все, что случилось за эти полгода с того момента, как они стали любовниками, не проблемы? Именно так, проблемы в семье. Все эти эмоции, комплексы, их бесконечные мелкие и крупные ссоры на ровном месте не из-за чего. Да пусть даже по объективной причине! Все это заставляло Соню переживать, мучиться, не спать ночами. И сегодня в машине им опять удалось поругаться, хотя после таких прекрасных, спокойных и в высшей степени продуктивных выходных он был ей благодарен, как никогда.
Чертовщина какая-то! Вместо секса - легкое и сонное покачивание на заднем сидении арендованной машины. Вместо общения - вежливые улыбки высоких и высокомерных гостей и ее целомудренно опущенные долу глаза. Вместо нежности - острая боль в груди и чужие руки, снимающие с нее белое шерстяное платье. Вместо радости - слезы и непонимание. И еще узкая ладонь, лежащая у него на груди. Куда отнести эту бессловесную щедрость, которой она одарила его, он не знал. И вся эта странная кутерьма с вечера пятницы по утро понедельника, когда он и видел-то ее всего несколько часов, да и то в основном спящей, называлась уик-эндом с любимой женщиной. Все, кроме переговоров, получилось совсем не так, как он думал, но жалеть об этом было бы неправильно. Просто закончились еще одни, не последние, как хотелось бы надеяться, выходные. Через три часа он выйдет из этого дома и отправится в офис внедрять в жизнь субботние договоренности, обносить великой финансовой стеной свою империю, продумывать шахматные ходы на месяцы и годы вперед, строить фундамент новой жизни, которая была пока еще только в проекте. Но об этом проекте, пусть в самых общих чертах касающихся их отношений, Соня была проинформирована. Отступать было некуда, да он и не собирался отступать.
Илья утешал себя тем, что настанет время, когда он сам будет входить по вечерам в ее спальню, а не тот человек, кто пока еще числится ее мужем. Когда никакие "авралы на работе" или "ужины с коллегами" не будут с ее стороны достаточно убедительным аргументом, чтобы отказаться от встречи с ним. Она будет растить дочь и ждать его приезда из командировки, выхода из кабинета или окончания долгих телефонных переговоров. Она станет его безраздельной собственностью, и он будет точно знать, что в данный момент происходит существенного в ее жизни: легкая ангина или просмотр нового фильма с Брюсом Уиллисом.
- Так что вы посоветуете, Павел Валентинович?
- Я пришлю утром сестру, пусть возьмет все анализы. Проведем обследование, тогда и посмотрим. А теперь она уже, наверное, спит. И вам бы не помешало, Илья Ефимович. Поберегите сердце.
Доктор взялся за ручку входной двери, когда Илья положил ему в нагрудный карман пиджака плату за ночной вызов и с благодарностью пожал протянутую маленькую сухую руку.
"И мне бы не помешало!" - мысленно подтвердил Илья, возвращаясь в спальню. "Все равно делать-то теперь нечего. Можно и вздремнуть".
Ему показалось, что он только на пару часов прилег рядом с забывшейся тяжелым сном Соней, но когда она заворочалась, он открыл глаза и первым делом взглянул на часы. И не поверил собственным глазам. Было пять минут двенадцатого. И не было сомнений в том, что он проспал все утро понедельника вместе с обычной для начала недели встречей глав департаментов, текущими делами, телефонными звонками, договорами и срочными факсами.
Он проспал все утро, а мобильный, оставшийся в коридоре в кармане пальто, не смог докричаться до него, и внутренние, "биологические", как модно называть эту годами сформированную привычку, инстинкт, безупречно будивший его каждый день почти три десятка лет, не сработал. Голая Сонина спина с трогательно выпирающей лопаткой была совсем близко. Запах яблоневого сада растекался по синей подушке и тревожил совсем не те чувства, которые должен испытывать человек, катастрофически опоздавший на работу. Он придвинулся, обжигаясь горячей близостью ее тела под одеялом, протиснул руку под округлый локоть и заскользил вверх по ночной рубашке, задержался на груди.
- Я хотела встать, - сказала она, не оборачиваясь, и подтащила его руку к своему лицу. - Но у меня кружится голова, и все плывет перед глазами. Павел Валентинович сказал тебе, что со мной?
- Он сказал, что ты устала. Тебе нужно отлежаться, а потом - в отпуск как минимум на неделю. К морю. А то, может, отправлю тебя куда-нибудь в Рио или в круиз по Амазонке.
- Ты забыл, что я ненавижу самолеты?
- Я пока не научился двигать материки, - сказал он ей в затылок и нагнул голову, чтобы потрогать губами изгиб ее шеи.
- И не надо. Отправь меня на наш остров. На тот, ненастоящий.
Он знал, что стоит ему задержаться в постели еще хотя бы на минуту, и его опоздание станет не катастрофическим, а фатальным. Она почувствовала эту нервозность и выпустила его руку.
- Иди. Почему-то мне кажется, что ты опаздываешь.
- Не то слово!
- Тогда чего ты ждешь?
Чего? Он неохотно, но все-таки вынужден был сознаться себе, чего ждет, и оттого разозлился. Но подняться и уйти все равно не мог. Она должна была обернуться и удержать его, и тогда все встало бы на свои месте. Он бы опоздал на работу не потому, что проспал, а потому что целых три дня ждал, что они останутся наедине. И, когда это наконец-то случилось, он, как здоровый самец, не смог противостоять своему инстинкту. Он нисколько не стыдился того, что инстинкт этот частенько двигал им, когда он менял постоянных и проверенных любовниц на кратковременных и сомнительных подружек, а потом и тех и других на совсем уже сиюминутных статисток, окруженных ореолом загадочности единственной ночи. И весь этот кордебалет он готовился променять на Соню. Но не прямо сейчас, а потом, когда-нибудь, в будущем. А сейчас он просто хотел, чтобы она обернулась и позвала его вернуться в ушедшие выходные хотя бы на несколько минут.
- Сейчас пойду.
Вопреки этим правильным словам, Илья придвинулся так тесно, что почувствовал изгиб ее спины и потерялся в рассыпанных волосах, как птенец в высокой траве.
- Ладно, давай встанем вместе.
Вместо ответного желания, которое должно было воспламенить мизерное пространство между ними, от изголовья вниз через всю постель пролегла пропасть. Соня отодвинулась к краю, четко обозначив свои намерения. Она явно не горела страстью, не собиралась потакать его утренним инстинктам и никак не проявила собственных.
- Встанем? - Сначала он удивился ее рассудительной холодности, а потом вдруг вспомнил ночную торговлю из-за ее работы, странный диагноз доктора и собственное разочарование, и не смог сдержаться. - Этот вопрос закрыт. Ты никуда сегодня не едешь!
- Ошибаешься. - Она словно чертила твердую линию остро заточенным карандашом по бумаге. - Я сама могу решить, что мне делать.
- Пойдешь против меня? - веселым голосом спросил он, еще не оценив степень серьезности ее заявления.
- Да, пойду. А что?
Карандаш скрипнул и сломался в конце строки. Она не стала завершать линию жирной точкой. И потому вопрос получился с вызовом, как когда-то в темноте сицилийской ночи, когда их взгляды встретились над неровным пламенем свечи. "И что ты сделаешь?" - жестко спросила она. "Лишишь меня финансовой поддержки?"
- У тебя ничего не выйдет. - Он не посчитал нужным остаться в рамках ночного перемирия и смягчить свой прежний приказ. - Придет сестра, чтобы взять анализы. И человек, который будет сидеть с тобой, пока ты болеешь. А тебе придется беспрекословно выполнять все рекомендации доктора.
- К рекомендациям можно прислушиваться. И не выполнять их.
- А тебе придется, - криво улыбнулся он.
- Военно-полицейский режим. Комфортабельная тюрьма. В этом ты мастер!
Она даже представить себе не могла, как близка к истине.
- Лучше пожить неделю в комфортабельной тюрьме, чем полгода в полной анархии и психушке, - нехорошим голосом сказал Илья и откинул одеяло со своей стороны.
Драгоценного утреннего времени было потеряно много в ущерб многочисленным делам, бизнесу, партнерским отношениям, финансовым обязательствам. И все зря. Он подумал, что интересно было бы подсчитать, сколько на самом деле стоит час его рабочего времени, и какие личные убытки понес он, а какие компания, пока здесь, на этой кровати он выпрашивал у своей любовницы немного тепла и участия.
За все утро Соня ни разу даже не посмотрела в его сторону, не говоря уже о прикосновениях, которых он так ждал. Она не только не была настроена на близость, она даже не пыталась сглаживать углы и манипулировать им.
Илья в разговорах с сестрой давно отвык контролировать свои слова и эмоции, забывая, что у нее бывает иное мнение по общим для них вопросам и есть интересы, лежащие за гранью их отношений. Впрочем, эту грань он с недавних пор успешно нарушал, прочитывая отчеты и рассматривая фотографии, где она поздно вечером садилась в машину на фоне магазина, выходила с группой коллег из кафе или разговаривала с апоплексически румяным толстяком на бензоколонке, который слишком близко подогнал свою "девятку" к водительской дверце ее машины и ушел пить кофе.
Илья уже перестал даже глубоко внутри себя называть эту ежедневную слежку паранойей, потому что привык не доверять людям, от которых по той или иной причине зависел. И даже если эти фотографии, из которых уже набрался бы приличный фотоальбом, говорили о том, что его зависимость от нее росла день ото дня, он утешал себя тем, что в один прекрасный момент сможет этот процесс безболезненно для обоих закончить. Просто ему нужно было убедиться, что она не лжет. Может быть, еще всего пару недель или месяц его человек станет присматривать за ней, а потом он решительно положит этому наружному наблюдению конец. Но с начала осени прошло уже три месяца, а отчеты в аккуратных черных папках ложились на его рабочий стол с прежней регулярностью. Чаще, чем о любовных отношениях Розы с мелким предпринимателем, скандалах, связанных с дочерью, работе департаментов, выписках из банков и подобных делах. И каждый раз он убеждался, что даже втайне от него она не шла против его интересов. Она была безупречна все эти месяцы, кроме сегодняшнего утра.
- Ошибаешься, лучше уж в психушке.
Она сидела на кровати со своей стороны, обхватив себя руками за плечи, и они оба являли яркую картину взаимной обиды и тотального непонимания.
- Ну, так и отправляйся, - ни с того ни с сего согласился он и выразительно взмахнул рукой. - Только не жди потом, что я приду тебя оттуда вызволять и буду нянчиться с тобой, как с младенцем.
- Не будешь? - вдруг спросила она и обернулась.
Илья понял, что она смотрит на него, потому что звук ее голоса полетел в его сторону и ударил в спину, как брошенный неверной рукой камень, и тоже обернулся. Между ними колыхнулось и замерло переливающееся темно-синее пространство, похожее на вечернее море. Он не мог рассмотреть ее с другого берега. Что-то мешало, застилало глаза. Он нахмурился, отгоняя пелену, пытаясь сфокусировать на Соне взгляд, вернее, даже не взгляд, а мысль. Ему не удалось понять, о чем она спросила, и что за интонация исказила ее голос почти до неузнаваемости.
- О чем это ты?
- Ты обманул меня, - с глухой угрозой сказала она и посмотрела на свою руку, сжавшую в кулаке край простыни. - Никакого предложения не планировалось. Ты хотел выгадать время и был уверен, что эта влюбленная дура проглотит такую жирную наживку. А она знала, что верить ни одному слову нельзя, но все равно попалась. Знаешь, сколько по исследованиям ученых длится средняя любовная связь? Три-четыре месяца. Девять-двенадцать половых актов. И все! Влюбленные разбегаются и начинают все сначала с другими партнерами.
- Нашу кошечку потянуло на свежую сметанку? - издевательским тоном спросил он и поднялся со своего места. - Есть кто-то на примете? Белый и пушистый?
- Я всегда останусь твоей сестрой, потому что с этим уже ничего не сделать. Ну, а любовницей твоей я могу быть по мере необходимости. - Она не услышала оскорбления, а если даже и услышала, то предпочла не отвечать. - Твоей необходимости, разумеется. Какой смысл жениться, если ты и так можешь получить все, что захочешь. Женятся только на недоступных. Вот Николай, к примеру. Ты ведь не дал бы ему трахать меня просто так, он и женился, как в омут бросился. И все годы, когда я была не под тобой, а лишь иногда появлялась на твоем горизонте, ты и хотел меня, и думал обо мне, и даже по-своему переживал за меня. Но стоило мне однажды лечь...
Он медленно обошел вокруг кровати, застегивая брюки, и остановился перед Соней. Она смотрела на него снизу вверх, и в этом взгляде не было ни грана покорности. Так смотрит хищник, стоящий перед человеком на четырех лапах, но в любую минуту готовый к смертельному прыжку вверх и вперед.
- Да, зачем тебе жениться? - задумчиво повторила она и вопросительно склонила голову на бок.
- Действительно, зачем, - на редкость покладисто согласился Илья. - Как ты сказала, я могу получить все, что захочу? - Она недоверчиво прищурилась в попытке разгадать следующий ход. - Тогда ложись.
- Ты что, с ума сошел? - вдруг перепугалась она.
Но он толкнул ее в плечо, и она оказалась лежащей перед ним на кровати. Слишком беззащитной от неожиданности и потрясенной его цинизмом.
- Ты сказала про двенадцать раз. Так вот, сегодня, похоже, двенадцатый. Ничего, что это растянулось на полгода?
- Не трогай меня!
Он навис над ней, как грозящая обрушиться скала, упершись руками в постель по обе стороны от ее плеч.
- Никто не собирается тебя трогать! Кажется, ты просила свободы. Я могу себе позволить побыть великодушным тираном. Не будет этого двенадцатого раза. Одиннадцать - сколько угодно, получите и распишитесь! Только я тебе напомню, детка. Я, как брошенная собака, выпрашивал каждый из них, унижался, ждал, требовал. И что получил в результате?
- Это было больше, чем одиннадцать. - Она в уме посчитала, выходило больше. - Точно больше.
Черт возьми! Да как она смеет подсчитывать! Как будто он щедро не оплатил каждый из этих разов, как будто не авансировал ее на сто, тысячу лет вперед! Он отлично знал, что с годами обесценивается все, даже секс. Особенно секс. Из месяца в месяц, с каждым разом становится менее ярким, каким-то линялым, как белье после отбеливателя, которое так любят демонстрировать рекламодатели средств для стирки. Но нет, не с ней. С ней все было как в первый раз, хотя и это не совсем верное сравнение. Просто каждый раз был уникальным, не похожим на другой. И он тоже мог бы напрячься и вспомнить, и даже подсчитать, если нужно. А она говорит это таким тоном, словно жена под исполняющим супружеский долг мужем.
- Уж прости, что осквернял тебя своими недостойными желаниями! Твою непорочность, верность мужу, детские мечты. Нужно было остаться героем твоих романтических грез, правда?
- Оставь в покое мое детство!
- А мне нужна была живая женщина. Ты своими утонченно-изысканными мозгами в состоянии понять эту прозу жизни?
- Ты что, ничего не слышишь? - Она уперла напряженные ладони ему в грудь, ограничив пространство между ними. - Я говорила о том...
- Что я, сволочь, которая не дает тебе жить. Тебе будет легче, если я соглашусь подтвердить эту тонкую мысль? Да, я собственник. И был период, когда я действительно хотел жениться на тебе, пусть тебе и казалось иначе.
- А теперь? - упавшим голосом спросила она. - Ты ведь женишься?
- А теперь время твоего сумасбродства вышло, красавица. Ты сама назвала сроки, я тебя за язык не тянул.
- Это значит, что ты бросаешь меня?
- Да, - отрезал он. - То и значит.
- Нет! Я не согласна.
- Не в первый раз, заметь. Ты всегда не согласна со мной. Ты даже не в состоянии увидеть, что я не просто тиран, что я забочусь о тебе.
- Тогда ты не можешь оставить меня сейчас!
- Это еще почему? Ты что, беременна?
Расширенные от гнева глаза полоснули его по лицу, и он вдруг трусливо отступил, понимая, что сказал нечто в высшей степени жестокое и оскорбительное, вышедшее за границы данных ему полномочий.
- Нет, я не беременна. - Она с завидной легкостью овладела ситуацией и села на кровати, откинув волосы за спину. - И никогда не буду беременной. Но это даже к лучшему, потому что если бы я могла, то разогнала бы вокруг тебя всех шлюх, завела бы от тебя ребенка, шантажировала бы тебя этим ребенком, привязала бы к себе на веки вечные и женила бы на себе. Но тебе несказанно повезло. У меня больше не будет детей, и Белла не твоя дочь. Так что ты просто счастливчик. И последнего раза у нас тоже не будет, потому что все уже было. В одиннадцатый или двадцать пятый раз. Было и закончилось.
- Ошибаешься!
Он бросил ее на кровать, как тряпичную куклу. Она не стала вырываться, изображая оскорбленную невинность, и не стала обнимать, воспламеняясь его страстью. Оба напоминали людей, которым объявили, что наступает конец света. Один стремился взять от жизни все, другой равнодушно взирал на мир, который готовился умереть вместе с ним. У каждого была своя цель. Неминуемо было только то, что от них не зависело, - конец существованию, наполненному ошибками, проигрышами и поисками смысла жизни. Или достижениями, успехом и сумасшедшими надеждами.
Хотя Илья все еще продолжал надеяться, сжимая в объятиях ее равнодушное тело. У него было такое же гадкое ощущение от происходящего, как у мальчишки, который на совершеннолетие получил в подарок большую куклу Барби, а не полуголую танцовщицу, выскочившую из двухметрового торта. Красивая, но искусственная кукла оставалась холодной до самого конца и не подала признаков жизни до того момента, когда он ушел в ванную, громко хлопнув дверью.
Через десять минут, вытерев мокрые волосы и затянув пояс халата, Илья вышел из душа и, помедлив, решил-таки вернуться в спальню, чувствуя себя если и не виноватым, то уж точно несколько зарвавшимся. Обижаться на девчонку было ниже его достоинства, тем более что и сам он не сдержался и наговорил ей всякого разного. Но едва он переступил порог спальни, как к этому чувству прибавилась ничем не сдерживаемая ярость. На аккуратно застеленной кровати лежал вырванный из ежедневника листок, на котором поперек ровным девичьим почерком было подсчитано двузначное число их встреч с жирной точкой в конце. Он смял лист в ладони и швырнул его в окно, но легкий бумажный шарик не долетел и упал на пол по другую сторону кровати.
"Черт с тобой, дрянь такая! Хочешь попробовать независимости - на здоровье! Только впредь ты сама станешь добиваться меня, а не наоборот. А я еще очень подумаю, спать с тобой или нет!" Это была неприкрытая ложь себе самому, потому что он уже чувствовал, что каждая минута, отдаляющая его от Сони, ляжет тяжким грузом на чашу весов его желания. Не успела она уйти, наплевав на слова врача и его распоряжение, а он уже хотел вернуть ее в эту спальню снова. И на этот раз все было бы иначе.
Он оделся, пнул бумажный шарик, который закатился под кровать до прихода домработницы, и отправился на кухню готовить себе кофе. Но дымящийся кофе так остался нетронутым, а мысли непрерывно крутились вокруг последних событий, и минут через пятнадцать он не выдержал и набрал знакомый номер, не слишком надеясь, что Соня возьмет трубку. Но она взяла, и даже ответила очень спокойным и любезным тоном, словно была его секретаршей, повидавшей все и вся.
- Что ты творишь? - сразу возмутился он, но тут же сбавил обороты. - Сейчас должны прийти из клиники. Хоть бы анализы сдала, а уж потом сбегала, как мартовская кошка.
- Не волнуйся за меня. Со мной все хорошо, - констатировал ее равнодушный голос, и он невольно глянул на светящийся дисплей, будто не поверил, что дозвонился по нужному телефону. - Я просто немного устала. Через неделю праздники, фирма дает нам каникулы, так что куплю тур, съезжу куда-нибудь к морю.
- Соня, где ты? - Его напрягало ее спокойствие куда больше, чем если бы она стала кричать. - Что там за голоса?
- Я в парикмахерском салоне, - ответила она и сказала кому-то в сторону. - Нет, еще немного, пожалуйста. Да, вот так будет в самый раз.
- Что ты там делаешь? - опешил он, ожидая любого ответа, кроме этого.
- Стригусь. А что, по-твоему, еще делают в парикмахерских?
- Ты собираешься состричь волосы? - Он не верил своим ушам. - Ты в своем уме? Где этот салон? Я приеду за тобой, только ничего не предпринимай до моего приезда. Что за идиотская идея!
- Поздно, - усмехнулась она. - От тебя теперь ничего не зависит.
- Как это не зависит? Еще как зависит! Ты знаешь, что твои волосы...
- Не морочь мне голову, - устало сказала она и вздохнула. - Мы только что расстались.
- Дура! - заорал он в отчаянии. - Какая же ты дура, Сонька!
Он схватил телефон двумя руками и, держа перед собой, как микрофон, твердил, что все это чистый бред, временное помешательство, что надо все забыть, отдохнуть, прийти в себя и начать сначала. Но, когда он замолчал и прислушался к ее аргументации, из трубки рвалось глухое молчание. А сама дура без сожаления и даже с каким-то мазохистским злорадством наблюдала в большое зеркало, как длинные черные пряди водяными змеями соскальзывают на пол.