Хлеба нет, но полно кокаина

Хлеба нет, но полно кокаина

Бабка моя, Евдокия Дмитриевна Давыдкина, рассказывала, что после революции 1917 года, есть стало совсем нечего, зато кокаина было хоть отбавляй и многие были вынуждены им пользоваться, поскольку он снижал чувство голода и повышал работоспособность. К тому же он хорошо подавлял кашель, а кашель мучил, в те страшные годы всех поголовно, ведь топить печи было нечем и люди жестоко страдали от холода и простуд. Ну чем это закончилось – известно – сколько пламенных борцов революции умерло от сердечных приступов – мы знаем, а сколько умерло непламенных – никто не считал. Во всяком случае, та же бабка, рассказывала, что до 1920 года по улицам, особенно зимой, валялись трупы, на которые никто не обращал внимания – лежат и лежат.

Существовал даже термин «Занюханный», что обозначало весьма худощавого человека, особенно с ввалившимися щеками и глубоко утонувшими в глазницах глазами. У мамки, аж после войны, была очень худенькая подружка, так ее иначе, чем Нюшка-занюшка не называли, хотя кокаинисткой она не была. Бедняжка плакала, страдала, но что поделать – потолстеть в те годы, к тому же, в той среде, где она жила было невозможно. Бедность!

Моя бабка представляла собой именно такой типаж. На всех фотографиях, начиная со свадьбы 1924 года, можно было увидеть эдакий «скелетик в платочке», как я ее называл. Запомнилась она мне уже шестидесятилетней - необычайно худая, худее даже некоторых наших школьниц-малолеток, с ужасными руками. Эти руки пугали меня и я вздрагивал, когда она ко мне прикасалась. Казалось, что с них содрали кожу - настолько явственно проступали кости, вены и жилы. По ним можно было учить анатомию. Неприятное зрелище ожившего мертвеца. Наверное, поэтому я практически до двенадцати лет вздрагивал при виде скелетов. Я не то, чтобы боялся их, просто вид черепа или скелета, вызывал какой-то взрыв в моих внутренностях, точно меня ударило током. К шести-семи годам я как-то привык к ее рукам и они перестали вызывать у меня отвращение. Во всяком случае, я смотрел на руки бабки спокойно и гадливо не отворачивался.

Как я понял из ее рассказов, бабка пристрастилась к кокаину в голодомор 1921-1922 годов. А может быть и раньше, то есть совсем юной - 15-16 лет от роду. Про 1921 год она говорила совершенно точно, указывая на то, что перед НЭПом было уж очень голодно, даже голоднее, чем в 1917-1918 годах. Постоянно хотелось есть, а кокаин придавал силы, улучшал настроение, отгонял мысли о еде, да и вообще – грустные мысли о завтрашнем дне. Потому что ситуация выглядела совершенно безысходной, особенно для молодых.

Когда я ее спросил – а где же его продавали? То она ответила – а везде – в подворотнях, на улицах, на толкучках. Во времена НЭПа, да и после него, развелось множество коробейников - уличных торговцев - все они приторговывали кокаином, особенно папиросники, разносившие папиросы. Самая широкая торговля шла напротив Большого театра, но там кокаин был дороговат, поэтому бабка, приобретала его у своих, хотя и знала, что он разбавлен мелом. Зато он был значительно дешевле.
Чтобы носить кокаин использовали различного рода коробочки. Многие вытащили, из разграбляемых барских квартир, старинные табакерки и щеголяли ими. Но они были велики - на такое количество кокаина у большинства не хватало денег. Женщины из простого сословия насыпали кокаин в старый тюбик из-под губной помады или в металлические коробочки из-под лекарств. Кокаинистов-простолюдинов легко было узнать – в их среде трубочками не пользовались, дорожку не просыпали, а просто «набивали» нос. Поэтому их носы всегда были красные, воспаленные, зачастую в прыщах, и зудели, заставляя постоянно к ним притрагиваться. Также, очень сильно увеличивались ноздри.

А вот дальнейшая история с кокаином покрыта мраком. Бабка не упомянула, ни, что бросила его употреблять, ни, что, продолжала. Весь свой рассказ о кокаине она приурочила к голодомору и НЭПу. Я был еще мал и стеснялся напористо выспрашивать ее, поэтому история с кокаином так и повисла в воздухе. Единственно, что я знаю,  - в 1937 году, когда вышел закон об обязательной трудовой повинности, она устроилась работать в... Аптечный ларек на ВСХВ (нынешней ВДНХ), где проработала до осени 1941 года.