Мой дед. Видал такой кулак у еврея?

Брат моей бабки, Давыдкин Александр Дмитриевич, был нрава крутого, вспыльчивого и при этом, к сожалению, его противников, обладал тяжелым кулаком и сильным ударом. Поэтому в спорах он постоянно оказывался по-бедителем, а его оппоненты - в больнице.
При этому «пыльном» характере, обладал какой-то, прямо-таки, гени-альной способностью к механике. Никакие механизмы не были сложны для него. Руки его обладали потрясающей точностью и чувствительностью. Он был амбидекстр, то есть абсолютно хорошо действовал обоими руками. А такие люди всегда отличаются какими-то особыми качествами. Бабка рас-сказывала, что собирая забор, надо было заколачивать много гвоздей. Так вот, Александр Дмитриевич, со словами: «надо отдохнуть» - перекладывал тяжелый молоток из правой руки в левую и продолжал работать. Поэтому и драться с ним было сложно - неизвестно какой рукой он нанесет сокруши-тельный удар. В быту он ремонтировал и грубые ходики и миниатюрные жен-ские часы. Изготавливал крабовые замки и замки с падающим ключом. Придумывал хитроумнейшие приспособления не позволяющие открыть дверь, как например, паркетину которую надо было надавить, поворачивая ключ. По отдельности и друг за другом ни замок, ни паркетина дверь не от-крывали. И много-много других интересных вещей сделал он своими руками. Начав работу простым слесарем, он быстро вышел в рабочие высшей квалификации, стал зарабатывать неплохо, но тут началась война.
Война смешала все планы и перед дедом замаячила перспектива по-пасть на немецкий фронт со всеми вытекающими последствиями. Ясно было, что его способности не помогут избежать мобилизации. Война, едва на-чавшись, уже подходила к концу с полным нашим поражением. Немцы стре-мительно приближались к Москве и, испугавшееся донельзя, советское пра-вительство бросало в качестве живого щита любого, в ком могла завязнуть пуля. Молодого, старого, умного, дурака - какая разница, главное, чтобы умирая, тот получил одну-две, немецких пули, тем самым сократив враже-ский боеприпас и на минуту задержав наступление фашистских войск. Ги-бель деда была практически неизбежной.
Но перед войной Александр Дмитриевич, женился на Сунцовой Анаста-сии, родом из далекой Якутии. Приехав в Москву на съезд народов Сибири и Дальнего Востока, она каким-то образом познакомилась с дедом (подробно-сти остались неизвестны где и как они встретились, в общем-то далекие друг от друга люди), влюбилась (естественно!) и осталась в Москве навсегда. Потом, уже разойдясь с ним, она стала членом какого-то Совета по на-циональностям и тихо-мирно дослужилась до персональной пенсии. Умерла она в очень преклонном возрасте. Но дело не в этом. Не желая отдавать своего мужа на немецкую бойню, она направила его к какой-то знакомой шаманке, которая заговорила его от «стрелы-пули» и от «тропы военной». На фронт дед все-таки попал, но в войска ПВО, то есть зенитчиком и всю войну охранял небо над Горьковским автозаводом. А поскольку фронт туда не дошел, то ни «пули» ни «тропы военной» он не познал. Помогла добрая шаманка.
Было в его характере еще одно качество - женолюбие. Причем неуемное. Женщины были его основной страстью. Женщин он любил, влюблялся серьезно и на всю жизнь. Но, встретив очередную женщину, влюблялся в нее, не прекращая любить предыдущую. Только официально он был женат пять раз, а количество его подруг и любовниц не поддается счету. До самой смерти, сохраняв атлетическую фигуру и отличные физические качества, он любил спорт, особенно бег и лыжи.  Даже выйдя на пенсию, в возрасте 63 лет, он нашел себе сорокалетнюю подругу, с которой ходил летом в походы, а зимой катался на лыжах. Но, к сожалению, эта идиллия длилась недолго. Буквально через три года, он заболел и умер. Что стало причиной смерти такого богатыря? Неизвестно! Мать считала, что его довела до смерти мо-лодая подруга и лыжи. Но мне в это верится с трудом. Учитывая его «сверх-секретную» работу в Курчатовском атомном институте и уход на пенсию, то есть, тот факт, что курчатнику он стал не нужен, а знал он очень и очень много, поскольку, в отличие, от инженеров своими руками собирал и ремон-тировал ядерные реакторы. И я, зная его способности, уверен, что такой ре-актор он мог собрать в собственном подвале, коли захотел бы. Так вот я думаю, что его, попросту говоря, убрали.
От своей первой, красавицы, жены Анны, дед имел сына Бориса, кото-рому в наследство достались такие же умелые руки и такая же, бесшабаш-ная, голова. Уже, после войны, он собрал себе мотоцикл из немецких об-ломков, на котором гонял по послевоенной Москве, пугая ее обитателей, в те годы больше привыкших к лошадям, чем к машинам. Моя мать, почему-то называла его дурачком. Почем - не знаю. О его судьбе ничего, кроме мото-цикла, мне не рассказывала. Он жил со сводной сестрой матери Ниной в одном доме, но с ней почти не общался.

 
Примечательным событием в его жизни было то, что он бросил пить и курить в один день. Правда, этот день был не самым лучшим в его жизни. Но - по-порядку. Надравшись как-то водки, он, как всегда, с кем-то поспорил. Спор кончился, естественно, дракой, точнее избиением, потому что проти-востоять Александру Дмитриевичу могли лишь единицы. Избиение привело к тому, что противник оказался в больнице в весьма тяжелом состоянии, а Александр Дмитриевич - в ментовке, также в весьма  тяжелом состоянии, поскольку ему шили достаточный срок за тяжкие телесные повреждения. Но, слава Богу, все обошлось. Дед работал в Курчатнике (Институт Атомной энергии) и был там на очень хорошем счету, как слесарь высочайшей ква-лификации, поэтому дело замяли, но Александра Дмитриевича, для отстра-стки, помочили из шланга дюжие мусора. Проспавшись, дед сказал, что он живет как собака, ведет себя как свинья и катится под гору. «Сегодня - за-мяли, а завтра – посадят» - решил он и бросил пить. А так, как у него выпивка всегда связывалась с курением, то в этот же самый день он бросил курить. И, прожив еще 25 лет после этого, он так ни разу не выпил и не закурил.
И еще одно. Внешне, лопоухий, с большими темными глазами, он, дей-ствительно, чем-то был похож на еврея. В компаниях его часто называли «жидом», что приводило к двум ответам. Если компания была «своя», то есть чисто мужская или из близких людей, то он вставал из-за стола, вынимал из штанов свой член (который по свидетельству очевидцев был у него внуши-тельного размера) и начинал им размахивать над столом, чтобы все убедились, что он не относится к «обрезанным». Ну, а если, это было сде-лать неудобно или, нагрузившись, ему было лень вставать из-за стола, то он бил «в репу», вопрошая: «Видал такой кулак у еврея?»

 

Мать моя его не любила, поэтому, когда он умер, на похороны не пошла (апеллируя к тому, что не хочет видеть его молодой подруги) и я не в курсах на каком кладбище он похоронен и сохранилась ли его могила вовсе. Но - земля наш общий «вечный» дом и не важно, где он похоронен, а главное, что он жил и мы его помним. Мир праху.
К сожалению, из-за мамкиной неприязни, я был у деда только один раз, Но помню, что его квартира произвела на меня какое-то фантастическое впечатление. Как будто бы я попал в гости к волшебнику. Чего такого не-обычного у него не было. Помню какой-то необыкновенный глобус с лупою и подсветкой (не изнутри, а снаружи). Какие-то необыкновенные резные шкафчики, откуда мой дед доставал всякие странные предметы. Но что по-разило меня до глубины моей детской души, так это бинокль. До той поры настоящий полевой бинокль я видел только в кино. Я здесь я мог подержать его в руках и посмотреть через него в окно на главное здание Курчатовского института. Фантастическое впечатление для второклассника. Я несколько раз просился снова к деду, но мать отказывала мне, а тут дед и помер. Не стало волшебника, не стало и сказки.
Пока не забыл, скажу, что он жил в доме, на площади Курчатова рядом с главным входом в институт, там, где впоследствии поставят так называемую «Говорящую голову» - памятник Курчатову. Дом этот выходил полукругом на площадь и имел на первом этаже небольшой кинотеатр «Восток». А дед жил, вроде как нга третьем этаже с угла, окнами на будущий памятник. На площади Курчатова было тогда троллейбусное кольцо с конечной 44 маршрута.