Встреча на высшем уровне. Часть 2

Только что прошел дождь, и на чистом бледно-голубом небе стояла радуга. Все цвета  ее были так ярко и отчетливо прорисованы, что хотелось смотреть и смотреть, не отводя глаз. Была видна и вторая радуга, но гораздо меньше и бледнее первой.
     И сидевший за столом Старший, и только что подошедший Гость, оба  молча смотрели на радугу, любовались.  Еще в вышине робко проступил бледный месяц, постепенно он делался все светлей и уверенней, а радуга таяла: краски выцветали, а ее концы, которые сначала упирались в далекие, к самому горизонту уходящие крыши и зелень, теперь были едва видны...
      - Кроме нас здесь никто и не бывает, - сказал Гость, оглядываясь на опрокинутую вывеску кафе. - А где же  "самый младший из джентльменов"? Или его сегодня не будет?
      - Должен был уже подойти, - Старший долго молча смотрел на Гостя, на его лице разгладились морщины, и оно казалось моложе, исчезла всегдашняя усмешка, глаза светились, - перед Гостем был радостно взволнованный человек.
       - Пока мы вдвоем, - сказал он,- хочу тебе сказать, как я рад, и горд, и счастлив, что ты соглашаешься встречаться со мною, несчастным изгоем...  Поверь, такой радости мне просто не с чем сравнить в прошлом.
      Гость, улыбаясь, кивнул и промолчал. Достав из сумки бутылки и стаканы, Старший, наполнив один стакан, пододвинул Гостю, сказал: "Хванчкара", другой налил для себя: "Коньяк".
      - "Самый младший из джентльменов", эта мошка, эта вчерашняя килька, меняется на глазах.
      - Я в него вглядывался прошлый раз и, думаю, в нем что-то есть. Пока примитив, но в перспективе может измениться. Кстати, как его зовут?
      - Как-то по-дурацки, не могу запомнить: Митек, Витек... А! Славик.  Прошлый раз, как ни дрожал, а выбирал, к кому прилепиться, к святому или к грешному. Муравьишка между двух слонов.
      - Да, по-своему оценивал нас, и сильно колебался. Но остановился на тебе. Пока ты победитель.
     - Я его подобрал именно как мошку, абсолютный ноль. Думал, возиться не придется, сразу примет все мои условия. Как бы не так! Сначала, только увидев меня, весь трясся от страха, а теперь осмелел, возражать не боится. И смелый такой, чертенок: читает Шекспира ( я заставил) и, представь,  повторяет за Гамлетом: " Мне жизнь моя дешевле, чем булавка".
Оба усмехнулись.
     - Ты скучаешь, а он хоть чем-то тебе интересен. Наверное, около тебя он отдохнул от своей прежней жизни, отъелся, перестал всего бояться. (Не забывай: каждый человек чего-нибудь боится).  Он так молод, душа перестала черстветь от трудностей жизни. Вот он и обретает голос. Ведь ты его слушаешь?
      - Ну, как тебе известно, существует добрая традиция просто проклинать меня, совсем не удостаивая диалога. Так что, да, я его слушаю. Иногда приводит забавные доводы. Конечно, никаким адвокатом дьявола ему не быть. Но перспективы не исключены с этой килькой, тут ты прав. Хотя, честно говоря, иной раз мне хочется его просто вдохнуть, выплюнуть и забыть навсегда. Но пока  себя сдерживаю... А вот и "самый младший из джентльменов", как говорит Диккенс.
       Быстрые шаги, и на площадку стремительно вошел Младший и с улыбкой поклонился, прижимая руку у груди.
      - Садись и расскажи, где ты был?- и Старший  наполнил третий стакан.
      - Извините за опоздание, - все так же улыбаясь, начал рассказывать Младший, - я мотался по центру и увидел, как один парень старается
заработать  - танцует  прямо на асфальте на руках, подпрыгивает на спине, как-то весь вращается - ну, замечательно!  И ему бросают деньги. Я немножко занимался гимнастикой, захотелось к нему присоединиться. И у нас получился вполне нормальный парный номер, но с элементом соревнования - кто кого?
      - Ну и кто же кого, надеюсь, ты его? - спросил Старший.
Младший заулыбался: - Я бы мог, если бы подключил свои новые возможности. (И поклонился Старшему). - Но я его пожалел, сознательно уступил победу. Но он все равно мне половину денег всучил.  Вот, - и  вынул из кармана несколько скомканных купюр.   
      Старший резко шевельнулся.
      - Пожалел? Ну, теперь осознай, во что это тебе обошлось. Попробуй, пройдись на руках.
Младший посерьезнел. Быстро встал, откинулся назад  всем корпусом  - и упал.
      - Видишь? А утром еще мог свободно ходить на руках, как на ногах, правда? Это ты расплатился за свою благотворительную акцию, за "пожалел". Учти на будущее.
Младший был явно обескуражен. Он походил взад вперед, потом снова сел за стол, но от его оживления ничего не осталось, в лице проступило упрямое, даже жесткое выражение.  Гость, попивая из стакана, наблюдал за ними.  Через несколько минут за столом кипел спор.
     - К прежней жизни я не вернусь!  Сказал ведь: я остаюсь!
     - Чего же ты хочешь, оставаясь со мной?  Меня раздражать?
     - А говорить  Вам, что думаю, правду обо всем.
     - Думаешь, я не знаю всей правды? Это ты, ты сам  с ней абсолютно не знаком, слышишь, абсолютно!  И, пожалуйста, не начинай дрожать,  меня это заводит.
     - Не собираюсь! (А у самого губы уже не слушались, подергивались от волнения). - Я остался потому, что Вы  очень мне нравитесь, просто притягиваете! Как магнитом притягиваете, понимаете?  Но я с Вами не согласен!
     - Не кричи, пожалуйста, - глаза Старшего уже вспыхивали, он едва сдерживался. Гость вмешался:
     - Славик, успокойся. Мы оба тебя слушаем.
 Услышав свое имя, Младший удивленно, расширенными глазами уставился на Гостя, потом смущенно забормотал извинения. Но перевел взгляд на Старшего (тот неуступчиво смотрел в сторону) и продолжал:
       - Вы бы знали, как я Вам благодарен! Вы одним только словом избавили меня от трусости: сказали "Смелый парень". А я трус, всю жизнь всего боялся, просто не всегда это показывал. (Младший горячился и все повышал голос). - Я знаю, я для Вас мошка, вы говорили, Вам стоит только пальцем шевельнуть и меня вообще не будет, -  он махнул рукой. - Но мне все равно!  Теперь  "Мне жизнь моя дешевле, чем булавка"!
      - Да я же тебе не угрожаю. Немножко начинаешь мне надоедать, но, думаю, до конца еще далеко.
      - До какого конца? До конца чего? - Младший испуганно уставился на Старшего.
      - Ну, ты тут разливался : "дешевле, чем булавка".  За базар отвечать придется.
 Гость опять вмешался:
       - Вы оба отвлекаетесь.  Давайте успокоимся, - и наполнил вином стаканы.
      - Конечно, Вы сильнее всех и каждого, - уже спокойнее  говорил Младший, - но  зачем Вы людей искушаете? Разве нельзя обойтись без этого?
      - Здравствуйте! А как же без этого я узнаю, кто передо мной, честный и порядочный человек или нет?
      - Вы умеете понравиться, расположить к себе, а потом искушаете, - уже повторялся Младший. Видимо, эта мысль крепко засела у него в голове, но развить ее дальше у него не получалось.
     - Я видел, я наблюдал, - уже дрожащим голосом говорил он, - вызываете к себе доверие, а потом нарочно искушаете.
     - Да что же в этом такого плохого,  что искушаю? В этом нет  никакого насилия. Я искушаю, а вы не искушайтесь, и все будет прекрасно. И давай-ка  пока прекратим этот разговор, ты уже чуть не плачешь. Отдохнем.  Боюсь, мы  утомили нашего дорогого высокого гостя.
   Сказав это, Старший отодвинулся от стола, спрятал лицо в ладони и посидел так с минуту. А когда поднял голову и встряхнулся, оказалось, что на даче как раз окончился сильный дождь, опять выглянуло солнце,  цветы  уже подняли головки и на них блестят капли, и на террасе человек средних лет взвешивает, что лучше: после такого обеда просто  подремать в кресле или пойти пройтись вокруг озера и заодно проводить своего молодого приятеля до электрички.   
    Гость засмеялся от удовольствия и сказал:
     - Ты  неподражаем. Очень хорошо.
Уже серьезно Старший говорил:
     - И вот представь, что этот славный дядька, у которого ты только что отобедал, вдруг  у тебя на глазах роняет толстый кошелек. (Он достал из кармана кошелек, открыл, показал пачку  пятитысячных купюр). Вопрос: ты, но не сегодняшний ты, а такой, каким ты недавно  был, отдашь кошелек хозяину? Отдашь?
Младший сделал гримасу и отрицательно покачал головой.
     - Ну, вот ты и попался, и прямо в лапы дьявола. А кто виноват? Дьявол?
Нет, голубчик. Ты сам виноват. Отвечает за поступок тот, кто совершил поступок. А на меня ты просто хочешь свалить вину: зачем, мол, меня искушали? Вот так вы, люди, и поступаете, валите все на дьявола.  Только то, что касается наказания  - а его  не избежать! - исходит   от меня.
     Старший протянул руку  и крепко ударил  ладонью по столу, а Младший быстро зажмурился, боясь снова увидеть вместо человеческой руки страшную лапу, покрытую блестящими черными волосами, - такое однажды было здесь,  за этим же столом, когда  сидели, разговаривали...
     - Вот и вся схема. Все просто, - говорил Старший. - О чем ты тут можешь спорить?  О какой правде печешься? 
     - Ну, Вы так привлекаете человека своими хорошими сторонами, - опять неуверенно начал Младший.
     - О-о! Только не это! Нет у меня никаких хороших сторон, как нет и плохих. Есть только возможности: поступить так или иначе. Этим - подчеркиваю, единственно этим  - я похож на любого из вас. У меня больше возможностей, чем у людей, но сейчас это к делу не относится. Давай ход только своим честным побуждениям, чти заповеди, не отступай от них  и, ручаюсь тебе, с дьяволом никогда не пересечешься.  И запомни: никакой правды, помимо того, что я сейчас тебе сказал, не существует.
       Все долго молчали. Потом  Младший встал и сказал:
     - Пойду поброжу по лестницам. Здание-то  пустое, никого.
После его ухода Гость оживленно заговорил: - Вот сегодня этот юноша, что называется,  раскрылся. Вид значительно лучше, держится хорошо - просто. Совсем не глуп и не пассивен. Но, главное, что я увидел, - это бунтарь по натуре.
    - Просто спорщик, - вяло отозвался Старший.
    - Присмотрись получше. Остался  при тебе - спорит с тобой, пошел бы за мной - спорил бы со мной. Не исключаю вашего глубинного сходства - оба бунтари по своей природе.
     - Мне, конечно, должно льстить духовное родство с этой мошкой, очень тебе благодарен.
     -  И  еще важно -  начался процесс приобщения его к чему-то несравненно большему, чем его прежняя тусклая жизнь.
      - Хороша же была жизнь, если даже общение с дьяволом обогащает его сознание.
      - И последнее. Предвижу, что вы научитесь дорожить друг другом. Интересный тандем. Позволь мне наблюдать.
      - Готов на дружбу с любой мошкой, только бы ты впредь  не оставлял меня своим вниманием. Готов на все.
Младший неожиданно вернулся. И весело предложил:
      - Я подумал, может, я покажу вам, как мы с тем парнем на Тверской танцевали.
       - На Тверской? А машины?
       - А мы в переулочке, что выходит на улицу, в Камергерском.
       - Конечно, покажи, - сказали они в один голос.
Младший мигом оказался на спине, он опирался на руки, держа все тело то на одной, то на другой, а ноги выделывали в воздухе что-то веселое и замысловатое. За столом  шел тихий разговор.
Гость: - Большинство людей и не подозревает, что их жизнь погружена в нечто большее, во всеобъмлющую жизнь  всего мира, вселенной. А их  собственная маленькая жизнь  управляется не ими, людьми, или, мошками, как ты говоришь, а могучими таинственными силами.
Старший: Тут помогает религия, - позволяет понять: не все зависит от тебя, но все зависит  от воли божьей. Да, согласен  это приобщение к большему, чем бытовое примитивное восприятие жизни.

      Младший последний раз подпрыгнул, встал на обе руки и вскочил на ноги. На площадке он был один. На столе - стакан вина. Ага, ему оставили. И давно они ушли? И вообще, смотрели его танец? Нет? А он, дурак, так старался!  Жалко, если им совсем  не  понравилось. Хотя, возможно, там, на асфальте, у него лучше получалось: присутствие того парня задавало ритм. Жалко. Он отпивал "Хванчкару", высыхающая рубашка начинала холодить спину и грудь. И успокаивал себя: "Забыл я, что ли, с кем имею дело? Кого я хотел удивить? Да есть ли на свете такое, чего бы они  не знали наизусть? Ведь они только на минутку, ради уловления меня, изображают из себя людей - аах!" -  он вскрикнул и содрогнулся, как от сильного удара током. И сказал себе: "Стоп. О том, кто они, думать строго запрещено. Не буду, не буду."
       Его клонило в сон. Положил голову на руки и подумал: "А в вино-то мне что-то подмешали, не иначе" и  стал вспоминать, как сегодня выглядел Гость, - почему-то стеснялся Младший  его прямо разглядывать, предпочитал  украдкой. "Бейсболка на голове, козырек низко на глаза, щеки побрил, бородку оставил. Как он умеет смотреть! Прямо-таки гонит на тебя волны тепла." И вдруг вспомнилось что-то давнее: на уроке истории учительница говорила о греческих богах, если их встречали смертные, то   узнавали,  по тому,  что от богов исходило тепло.  "Ничего себе, сравнил!" - испугался Младший, ожидая нового удара током.  "Вот бы научиться такой взгляд посылать... Хотя на кого мне так смотреть? Не попадались мне такие люди. Если бы я за ним пошел, пришлось бы в церковь ходить. А я даже запаха ладана не выношу... Думаю, между этими двумя идет борьба за меня. Ведь еще в первую встречу говорилось: один олицетворяет добро, другой зло. Вот эти силы и борются. А почему я не чувствую, не замечаю этого? Подковерная борьба? Я остался с тем, кто есть зло? Забавно. А интересно, как они  приходят и уходят - не по лестницам же... Ладно, это  потом узнаем.   
      Он  совсем расслабился и в полудреме стал мечтать: а если бросить это, такое влекущее, но и опасное знакомство, к чему оно может привести, - и думать не хочется.  Отыскать того парня-гимнаста, он предлагал вдвоем отправиться бродить по городам и весям  (интересно, "веси" - это  что такое?), говорил: "Сделаем отличный парный номер, ты очень гибкий (это я всегда за собой знал, - гибкий и легкий), сможем неплохо заработать".
...Раннее утро, прохладно, не московский воздух. Поезд ушел. Они сидят на пустом перроне,  рассматривают карту этого города, прикидывают, где здесь можно выступить. Буфетчица выглядывает в окно, зовет: "Ребята, идите, кофе готово". На душе легко, хорошо...
    И сразу чей-то разумный голос сказал:  "Ну, и сколько же времени вы сможете так путешествовать? Месяц, два. Потом осень, на улицах никто ради вашего танца не будет задерживаться, все будут спешить домой, в кино, в гости... Милиция тоже не даст особо развернуться, будь уверен. И с приятелем  не все ясно: что-то уж очень внимательно твои мускулы щупал. Не окажется ли он голубым? Как ты к этому отнесешься? (Младший быстро встряхнулся, сказал : "Тьфу!" и опять впал в дремоту).
  ...Теперь он сидел на даче у Шефа (так про себя звал Старшего). Только что пообедали, как всегда, с хорошим вином. (Младшего радовало, что теперь он, сколько ни пил - совсем не пьянел). Ему было пора ехать в Москву, и Старший пошел переодеться, чтобы пройтись с ним до станции. Неожиданно Младший  заметил на полу толстый кожаный кошелек.  Поднял, дождался, когда Старший вернулся, и подал ему. Тот  поблагодарил и сунул кошелек в карман...
     Наконец он окончательно проснулся. Было уже довольно темно. Огляделся, сделал несколько движений руками, встал. Проверил задний карман - хвостик был там. И пошел к лестнице. Эпизод с кошельком сегодня повторился дважды - при Госте и сейчас, во сне. "Да ради бога, пусть забавляется на мой счет, на то он и тот, кто он есть. Но он же обо мне и заботится, верно?"- и ускорил шаги.
     Однако события дня на этом не кончились. Теперь Младший сидел на бульваре, следил за опавшими листьями, - их шевелил ветер, и терпеливо слушал, что ему говорил Гость, - о родном доме, о родителях, об учебе...
    - Разве ты не любишь учиться? Этому трудно поверить.
    - Учиться само по себе ничего, неплохо, конечно, но я ненавижу, когда меня берутся учить, попутно лезут в душу, воспитывают.
    -  Но так или иначе, после школы ты же  поступил в институт.
    -  В старших классах я почти ничего не делал, зато много читал. Отсюда и институт. Понимаете, я тыщу раз слышал, что у меня нет характера, плохой характер - мне на это плевать.
     -  Думаю, у тебя как раз есть характер. Ты и вправду хочешь стать адвокатом  дьявола? Это же очень тяжело. Начать с того, что придется порвать все связи...
     -  Да нет у меня никаких связей, - прервал Гостя Младший. - Я в них не нуждаюсь вообще. Вот Старший - единственный, с кем я готов быть всегда рядом, я спорю, конечно, но по большому счету - согласен во всем.
     - Значит, не боишься?
     - Иногда душа вздрагивает, но, думаю,  к этому привыкну. И вообще, "Мне жизнь моя дешевле, чем булавка".
     - Гамлет так говорит, но тебе-то зачем так  говорить? Жизнью надо дорожить, и тебе предстоит еще это понять.
     - А можно я Вас спрошу?
     - Конечно.
     - Верно ли я понимаю, что вы оба за меня сейчас боретесь?  Я не силен в таких темах, но ведь существует столкновение добра и зла? Оно должно совершаться в какой-то конкретной точке, и я оказался такой точкой, да?
      - Борьба за тебя идет. Но осуществляем ее не мы, а - ты, один ты. Пойми, человек сам решает, что подавить в себе, чему дать расцвести. Это очень сложный и медленный процесс, на него может уйти вся человеческая жизнь целиком.
       - А кто же вы оба? Только не сердитесь на меня  за такой вопрос.
Гость засмеялся и ответил: - Мы это мы. И он, и я - мы не можем измениться, такими нас создал Бог. Но вот люди созданы иначе, они могут меняться и меняются в ходе жизни. Постигнешь эти премудрости потом.
      - Нет, мне кажется, я понимаю,- сказал Младший.
      - Хорошо, если так. Но будь готов ко многому, - сказал Гость.
И словно подводя итог их беседе, порыв ветра взметнул и куда-то умчал сухие листья.      

      Но и на этом не кончились события дня. Младший, не дожидаясь лифта, взлетел на третий этаж гостиницы, где жил со Старшим, по привычке стукнул в дверь их номера и вошел. Старший сидел перед компьютером. Он поднял глаза на Младшего, и тот замер на месте. Хорошо знакомое лицо Старшего -  крутой лоб, глаза с веселым прищуром, твердый подбородок с ямочкой - изменилось до неузнаваемости. Он смотрел на Младшего, и тот, едва двигая губами, выговорил еще на лестнице заготовленные слова: "Добрый вечер", хотя уже понимал, что ничего доброго и хорошего в этом вечере нет и не  будет.
       Сейчас лицо Старшего являло собой просто неподвижную маску, и одного взгляда было довольно, чтобы понять: оно и всегда было только маской, накладкой с чертами человеческого лица, скрывающей что-то совсем иное. И  у Младшего  защемило сердце от жалости, от сознания утраты  того, что уже привык считать своим близким.
       А в прорези неподвижной маски смотрели глаза Старшего. И что это были за глаза! Вроде бы их взгляд был устремлен  на  Младшего, но, цепенея от страха, он понимал: не взгляд устремлен на него, а это он сам смотрит, вернее, ему позволено заглянуть в какую-то ужасную бездну, где ничто не связано с человеком, где царит одно зло. Младший испытывал то же, что случается испытать в кошмарном сне: леденящий ужас перед лицом чего-то могущественного, неодолимого, безжалостного.
       - "Вот оно!" - мелькнуло в голове, но назвать, обозначить , что за "оно" он бы не мог. Только весь похолодел, чувствуя на себе этот страшный космический поток,  стремящийся из нацеленных на него глаз Старшего, и вдруг вспомнил  Гостя и  его слова, сказанные при прощании: "Будь готов ко многому". Это позволило Младшему перевести дыхание и подумать: "Выходит, он знал, что Старшему пришло время показать себя вне человеческого облика".
   ...  Враждебный и не только ему, но всему человеческому, взгляд из прорезей маски, подобия такого знакомого, обычно дружественного лица...
      По  ногам  Младшего давно текла горячая струйка и стекала в ботинки. В номере стояла тишина, но ему показалось, почудилось, что задан вопрос: "Все еще хочешь остаться?" И едва шевеля губами, а, может быть, и просто мысленно, он произнес то, что повторял не раз в эти два месяца:  "Хочу остаться".

 Старший сидел за компьютером. Не глядя на вошедшего, он спокойно ответил:
     - А, пришел? Добрый вечер. Иди переоденься.