Кедыки или сон в летнюю ночь

               
Представьте, будто вы заснули
И перед вами сны мелькнули.
И вот, плохому представленью,
Как бы пустому сновиденью,
Вы окажите снисхождение.
               
Вильям Шекспир.




    У костра сидели двое. Багряное последствие заката медленно растворялось в наступающей летней ночи. Было одновременно тепло и прохладно-свежо. С реки тянуло гниющими водорослями, мидиями и сталой водой. Изредка подавала сигнал опаздывающая к вечерней поверке лягушка.
    Длинный, так и будем его называть, был высок, худ до невероятности и от этого казался ещё выше, скуласто-зубаст и пыхал здоровьем и силой. Подбросив в костер дров, он закурил и метнул пустую, смятую в кулаке сигаретную пачку наработанным движением кисти точно в середину костра. Та, зацепившись за ветку, ярко вспыхнула. Длинный удовлетворительно закрыл глаза.
    - Трехочковый, сынок!.. Видел этого.. Олега. В церкви который. В Преображенской. Племянника крестить буду. Так, что-то, как-то,.. противно. Не люблю чё-то я попов. Знаю, потому что, многих из этих ребят. Так-то, сынок, не люблю!
    - Да! Точно! – подтвердил сынок. Это был Бородатый увалень, с заплывшими от удали и пьянства глазами. – Не надо на ночь глядя про волков в овечьих шкурах. Ну, - он поднял на уровень груди стограммовую аптечную мерку. – за неподкупного Тони Блэра! За принципиальность и твердолобство его! Представь, – он махом осушил стопочку – все ему говорят: «Тони, зачем ты с Джорджем напал на Ирак? А как же аксиома: «нет выше ценности как жизнь человеческая?» А он им на это: «Мне» - говорит - «дорогие лорды, пэры, рыцари и сэры, думаете» - говорит – «не жалко людей убивать? Жалко. Но я выше вас всех и на мне будет проклятие это потому, что я считаю свой поступок ПРАВИЛЬНЫМ!» Понял, какой мужик? Все ему: «Зачем???» А он им стоически: «Так надо!!!»
    Бородатый поспешно наполнил стопочки. Длинный растянулся и молча, положив руки за голову, растворился в ночном вечном небе, только предостерег пророчески:
    - Не части!
    - Согласен! Потом выпьем. Я так налил, чтобы потом не наливать, - скороговоркой успокоил Бородатый и неожиданно вылил содержимое стопочки прямо в бороду. Длинный смотрел в небо и ничего не заметил.
    - Правильно, - мягко, с наукой одобрил он – зачем нажираться? Тебе же сейчас  не плохо?
    - Та, нет! Друг, все будет хорошо. Все под контролем!, душа моя! Сейчас сети снимем, юшку сварим, выпьем, поговорим. Ай, хорошо! Милый сон обнимет нас, а на зорьке блесну побросаем, может подстрелим пару – тройку уток на шурпу! Ой, ХО-РО-ШО!
   - Не каркай! – оборвал Длинный. – Я вот думаю: не много я за винтовку заплатил?
Бородатый вонзился долгим, проникающим взглядом в резиновые носки своих кед и раздумчиво зарассуждал:  « Нет, не дорого. Вот, к примеру, хоть бы кеды мои взять. Вроде бы кеды как кеды, что об них говорить. Ан нет, дружок, ты послушай., если бы они не продавались по цене 120$ за пару, то и говорить бы было нечего, а так не то, что говорить-вопиить нужно! Стоит посреди матушки-Европы наша Украина. Стоит как нищенка, опустив глаза и подобрав одежды. Вся в туберкулёзе, коррупции и суициде. Вокруг свет неоновых фонарей мутно отражается в блеске ровно-белых зубов всех как один зубатых пенсионеров ЕС, а у неё-то, у нищенки, и внуки-то беззубые женятся!»
- Да-а-а,- протянул Длинный- зубки, в натуре, подгуляли у населения. Через одного без забора ходят. Кому выставили, забор-то, у кого ангидрид или мулька сожрали. Вот бабы…
- Друг, погоди, дай расскажу про кеды. Про баб потом. Про баб- особь статья!
Так вот, в центре серединной Украины, подобрав под себя грязные ноги в дырявых носках, раскинулся наш замерзающий, голодающий, воняющий грязью и распадом Будьпроклятград, а в центре этой источающей, изрыгающей безнадёжность и отчаяние дыры стоит магазин «Адидас», а внутри магазина, как раз посередине, стоят вот такие кеды и цена их- пощёчная цена!. Стоят и с высоты своего наплевательства смотрят в источающе- изрыгающую дыру. Но оставим морально- этические сомнения и посмотрим на вопрос с практической стороны, не затмевая практический расчёт душевными терзаниями…
-Подбрось дров, видишь- вода кипеть перестала.- перебил его Длинный. Языки пламени лизнули сухостой и Длинный прохрипел, поворачиваясь спиной к костру.
-Спину погрею.. Давай бухти дальше.. про терзания!
-Терзания и сомнения позади!- объявил рассказчик.- Впереди только удивление и восторг. Радость и возлияния. Да! Радость и возлияния переполняют моё тело и душу.
Заполненность души и сердца моего опережает, но не безнадёжно телесные радости и посему есть тост. За Дженифер Лопес! За дивную жопу её и ангельское сердце поднимаю я свой не кубок.
Рыбаки запрокинулись, сжались, распрямились, громко понюхали густой ночной воздух. Бородатый вдохновенно продолжил.
-Жалко, что нет её сейчас с нами. Я бы её обаял, я бы её улестил, разжалобил и овладел. Овладел бы самкой с лицом ангела и жопой Дженифер Лопес! Самая красивая, мудрая, добрая стояла на своих круглых коленках у моих чресл!
- Мудрая не стояла бы.- опроверг Длинный.- Значит никакая она не мудрая, а просто- ****ь. Так, всё, вода закипает, пошли сеть снимем!
- Давай по сотенной на ход ноги!- предложил Бородатый, одевая кеды.
Рыбаки выпили и захватив вёсла двинулись прочь от уютного костра в сторону недружелюбной ночной реки. Вскоре послышался плеск воды и скрип уключины, как стон ночной птицы зазвучал по реке. Вскоре и он затих. Какое-то время было тихо. Затем, откуда-то донёсся сначала тихий, но посекундно нарастающий стон ночной уключины. Вот уже и плеск воды предваряет стон, а вот уже видать остроносый силуэт лодки с Бородатым на вёслах и Длинным на корме. Оба силуэта недвижимо застыли в ночном промозглом тумане. Слаборазличимое пятно очертилось силуэтами, которые, в свою очередь, всё увеличиваясь и нарастая, обрели, наконец, черты наших рыбаков. Длинный был чернее древнейше-древеснейшего угля-антрацита. Он был высок и недоступен в своём молчаливом презрении. Проникновенен и устремлён был взгляд его. Но это был не взгляд в будущее, нет, это был взгляд древнего Соломона, аналитический и монументальный, а, значит, безсуетный был тот взгляд. Он был продолжением вечно текущей и вечно изменяющейся реки и река источала и отзеркаливала мудрость этих глаз. Величину момента, похоже, понимал и Бородатый. Он безмолвствовал. Причём безмолвствовал подозрительно и виновато. Скоро лодка ткнулась носом в берег и тайна ночного безмолвия разрешилась. Созерцательно-мудрый взгляд превратился в суетный и гневный. Правда о случившемся на ночной реке заклокотала  хриплым монологом Длинного. Только он ступил на берег, как над рекой пронеслось:
-Будь же ты проклят, сука! Я знал. Знал! Ну, теперь всё! Больше ко мне и на расстояние плевка не подходи. Я знал! Ты утром ещё поддал, потом, сука, на рынке вино пил. Бутылку с тобой как приехали на речку выжрали и ещё ты со своими «на ход ноги». Ладно. Я поддержал. Я думал ты человек! А оно, сука, чекушку в лодку пронесло и гложет её из горлышка, будь ты проклят! «Радость и возлияния»? Заполнил тело, не отстало оно от радостной души? Наверстал? Справился?
Длинный размахнулся, но передумал и махнул рукой.
-Ладно, утром, благо не за горами, поговорим и посчитаем убытки. Что с тобой, вафлей, базарить? Пошли спать.
Длинный угрюмо двинулся к мерцающему не вдалеке костру. Бородатый, приглядимся к нему поближе и увидим, что и приглядываться не нужно, что бы убедиться, что тот пьян как Ерофеев. Он с трудом выбрался из лодки, угодив при этом по колено в чёрную воду. Пока он дошёл до костра, Длинный успел подбросить дров и умащивался на ночлег. Бородатый подошёл, и, шатаясь проговорил:
-Сколько я тебе должен?
-Завтра, дружок,  всё завтра..- проскрипел Длинный, засыпая.
  Бородатый постоял ещё немного, беззвучно шевеля губами и пуская слюни. Порылся в карманах, оглядел бессмысленным взглядом тёмные деревья со всех сторон обступившие лагерь и пораженчески ткнулся носом в землю, поближе к пылающему костру.
Предутренний туман лёг на реку и рыбаки захрапели. Вернее захрапел один Бородатый. Приснилось ему будто плывут они с Длинным на лодке и он, Бородатый, рассказывает:
-Прекрасная, удивительная Лопес! Ты, брат, посуди сам: есть у тёлки всё. Ну, то есть- всё!- при этом Бородатый разводит руки и глаза в стороны,- Живи и радуйся!
Но нет, кротость и справедливость- имя ей. Собрала она вокруг себя всех своих агентов, режиссёров и грузчиков- всю свою прислугу, команду, значит. Обступили её, дивную, со всех сторон и никому не обидно, что не спереди ему место выпало, а наоборот- лучшие места сзади были заняты ещё с вечера. Все довольны. Хорошо. Обвела тут она их всех своим чувственным испано-язычным взглядом и говорит:
«Не могу,- говорит, - «знаться более с Луи Витоном и Андре Таном и с ними которые! Не могу»,- говорит,- «носить дорогую одежду шкуродёров от моды, когда люди в Африке голодные ходят!» И тут же прокляла и наложила анафему на всё модное и дорогое. О жертвенность! Дивная, дивная Лопес! Повернулась она и – прочь в свои апартаменты! Залетела, голубка, плачет, руки заламывает, одежды царские с себя срывает и облекается в чёрную рубищу до колен. А для бабы шмотка- сам знаешь, что есть шмотка для бабы! А рубища- то 18$ стоит. Об этом её грузчики потом объявили. О самопожертвованница!  Всякие там Бритни, Пэрисы, Кейты и Моссы пальцами показывают, шепчутся, смеются, предлагают выбрать поносить что-нибудь из своего гардероба. А она - нет! Проснётся, перепёлочка, к обеду, 700$ в виде ночных кремов смоет с себя под душем, оденет рубище и – богиня! Древнегреческая Маат имя ей! Вот тебе пример величия духа! В Голливуде- рубище за 18$, а в Будьбпроклятграде кедыки-120 тех  же самых нетленных. Правда- хороши! Не кеды- сама забота о человеке. Я такого ещё не видел?! Сколько носков ни одену- всё в пору.
Прямо загадка! Под конец,  на все ранее одёванные носки, одел толстенные шерстяные, как валенки, ей богу!, так впрыгнул не развязывая шнурков! Так если бы большие были! Я босую ногу к подошве прикладывал, проверял! Инкогнито Шуз, а не Кедыки!
Лодка тихо скользила вдоль камыша всё ближе подплывая к плотной молочной непрозрачной субстанции. Ярко светила полная луна и на реке отчётливо проступила  эта непонятная дымка, это туманное образование которое уходило высоко в ночное  небо. Прямо в луну. Бородатый подумал о том, что не хватает только волчьего воя, как  с берега завыли. Бородатый вздрогнул и посмотрел на Длинного. Тот сидел, как сидел. Молчал и не двигался. «Заснул?»- подумал Бородатый и сказал громко:
-Не веришь, что не большие? Хочешь сниму и ногу к подошве приложу?- Бородатый тронул за плечо Длинного - давай поспорим?!
Тронул и отшатнулся. На корме сидела нищенка, вся в струпьях и без люстрации.
Она откинула капюшон и глянула прямо в зрачки Бородатого. Тот увидел, что глаза у неё совсем разные: - левый сине-жёлтый, а правый жёлто-синий.
- Сынку, циды мову, з ненькою балакаешь!
Нэ час тепер для суперечок. Треба объеднатись, щоб подолати. Крапка. А сукня за 18$ не у Лопес а у Анжелины Джоли, а кедыки твои…- она посмотрела вниз и дико захохотала. Бородатый глянул и заиндевел. В днище лодки, прямо у его ног, зияла дыра, а из неё изрыгаясь и пульсируя заползала огненная лава. Бородатый вскочил и хотел было панически заметаться, но не заметался, а не взирая на престарелую неньку расстегнул штаны и превозмогая дикое жжение начал мочиться на пылающие кеды. Мочиться и кричать страшное:
-А-а-а-а!!!
…У костра стоял Длинный и поливал кипятком из котелка пылающие в кострище инкогнито Шузы своего друга…
Когда они возвращались с рыбалки, Бородатый предсмертно попросил, облизывая губы.
-Останови возле кафе.- и добавил обречённо- мне надо в кафе.
Длинный глянул на чёрные, обволдыренные ноги друга и остановился.
-Сиди, я сам принесу. Куда ты такой? Сто?
- Сто пятьдесят!- опровергнул Бородатый, благодарно вздыхая- И запить.
Через пол часа, когда они въезжали в город, Бородатый сказал, придя в себя.
- Так сколько я тебе должен?
Длинный вздохнул, вспомнив об утопленном ружье, снастях и якоре.
- Ладно, Серёга, я тебя за это кипятком потушил, да и проклял раз сто. В расчёте, друг! Пьяный, обосцавшийся, обгоревший, проклятый и без рыбы. Хватит с тебя!
Они въехали в город.