Марксизм и современность

«Когда названия неправильны – суждения несоответственны. Когда суждения несоответственны – дела не исполняются» (Конфуций)

«Смешно было бы отделять марксистскую мысль от сегодняшних социальных реальностей. Марксизм – не просто научная доктрина, но исторический факт, чтобы оценить который, его необходимо охватить во всей полноте. Тогда становится ясно, что со времен зарождения, утверждения и разложения христианства не было в жизни человечества более значимого события.

Этот факт со всей очевидностью не ограничивается сферой классовой борьбы, он входит в сознание современного человека и при том независимо от отношения к марксизму конкретного человека. Не суть важно задаваться вопросом, сохраняют ли силу теории стоимости, прибавочной стоимости, накопления капитала. Вопрос, в сущности, пустой и даже недалекий. В НАУКЕ НИКОГДА НЕ БЫВАЕТ СОВЕРШЕНСТВА, ОНА ВЕРШИТСЯ НЕПРЕРЫВНО. Может ли наука быть чем-то иным, нежели постоянная ревизия самое себя, нежели непрестанный поиск все большего приближения к истине?

Может ли она обойтись без гипотезы и ошибки, без завтрашнего заблуждения, которое суть истина (степень приближения к истине) вчерашнего дня? Столь же второстепенна констатация того, что какие-то предвидения Маркса и Энгельса были не подтверждены историей, и, наоборот, произошло многое, непредусмотренное ими.

Слишком велики были Маркс и Энгельс, слишком умны, чтобы мнить себя непогрешимыми и претендовать на роль пророков. Последователи – верно, но не суть важно – не всегда были на высоте их мудрости. Непреложно одно: марксизм изменил образ мысли человека нашего времени. Ему мы обязаны обновлением и приращением сознания. В чем конкретно? После Маркса никто всерьез не отрицает роль экономики в истории. Даже для противников марксизма очевидна сегодня взаимосвязь экономического, психологического, социального и морального, причем в аспектах совершенно отличных от тех, что придавались им до Маркса. То же самое касается роли личности в истории, отношений личности с классами и обществом. Наконец, марксизм принес нам чувство, которое я бы назвал чувством истории: он заставил осознать, что мы живем в меняющемся мире, осветил наши возможности и пределы в борьбе. В НЕПРЕСТАННОМ ТВОРЕНИИ он учит нас находить место применению воли и способностей в развитии объективных процессов, желательных или неизбежных, в зависимости от случая. Таким образом он позволяет придать высокий смысл изолированным существованиям, сводя их, благодаря обретению сознательности, вдохновляющей и обогащающей духовную жизнь, в неизмеримую и непрерывную общественную жизнь, история которой – не более, чем бледное отражение.

Обретенная сознательность требует действия и с тех пор МЫСЛЬ И ДЕЙСТВИЕ НЕРАЗДЕЛИМЫ. И вот человек примирен с самим собой, как бы ни была тяжка его судьба. Он уже не чувствует себя игрушкой слепых и непонятных сил. С открытыми глазами встречает он любые трагедии, самые мрачные поражения, ему придает силы способность понимания, воля к действию и противодействию, чувство неразрывной связи с идущими сквозь время народными массами». (Серж В. Сила и пределы марксизма. – Альтернативы, №4, М., 1995 г.,с.138 – 139).

Уровень доступной современной генерации «ниспровергателей» марксизма–ленинизма критики – говорит сам за себя. Это – копеечная мудрость истолковывающих и интерпретирующих господ. И – не более того.

«Маркс–сатанист», «Ленин – немецкий шпион», «Ленин – сифилитик», «Ленин – … еврей» (можно подумать, что Маркс – гагауз) и т.д. и т.п. Но эти «развенчатели», «ниспровергатели», некрофилы и трупоеды «закопают» Маркса, Ленина лишь на следующий день после того, как закопают ту часть человечества, которая вырвалась из скрепов предыстории и пишет первые страницы истории. Аминь.

Одной из наиболее распространенных, распространяемых и насаждаемых лжей и клевет на марксизм есть та, согласно которой Маркс (и Энгельс, разумеется) усматривал в качестве определяющей всю человеческую деятельность – утилитарно-материальную мотивацию деятельности людей: стремление к материальному благополучию, к удобствам, к материальной же прибыли… Т.е.: были они дескать, идеологами и апологетами хрематистики. И, соответственно, что Маркс с полным небрежением относился к духовному и душевному миру человека, людей, общества. Словом, идеал Маркса – хорошо одетый, обутый, сытый и, желательно – имеющий жилище индивид…

Создав такую карикатуру на марксизм, эта нежить духовная затем принимается «ниспровергать», «опровергать» и «критиковать» его, а по существу – изголяться и глумится над, – ими же и придуманным, – «этим и таким» Марксом. «Экономическим детерминистом». «Экономическим утилитаристом». И пр., и пр., и пр.

С похожих же теоретических установок выплывала (выползала) и картинка того общества, того строя общественной жизни, который, якобы «был идеалом Маркса». Это – общество («социалистический рай»), в котором миллионы (десятки и сотни миллионов) людей всецело подчинены всесильной государственной (партийной) бюрократии; общество людей, добровольно обменявших свою самость, свою субъектность на равенство (понимаемое как уравнительство) людей, вполне удовлетворенных своим материальным благополучием, но в качестве цены за подобное состояние: добровольно отрекающихся от своей уникальности, оригинальности, неповторимости. От свободы. От творчества. От гуманизма. Добровольно избирающих статус никтожества… Ну, естественно, что за никтожествами необходим глаз да глаз. Присмотр да пригляд неусыпный и недреманный необходим. Вот он-то и обеспечивается привилегированным меньшинством: государственной, партийной, хозяйственной «элитой». «Лучшими». Или, как говорил в свое время Ф.М. Достоевский, «передовыми». Поскольку вышеозначенная теоретизирующая шушера Маркса «почитывала», а вот Гегеля сроду и отродясь в руки не брала, (не по зубам потому что), то она даже и не подозревает, какой блестящей иллюстрацией действия открытого Гегелем закона «иронии истории» сама в своих выморочных потугах является.

Основной целью Маркса, его важнейшим императивом было: физическая (экономическая), духовная, чувственная, креативная и творческая, – тотальная, – эмансипация КАЖДОГО, МНОГИХ и ВСЕХ; человека, людей, человечества от разрушения отчуждением, от порабощающих, от дегуманизирующих и расчеловечивающих его уз тотальной экономической зависимости; зависимости, ведущей прямиком к «профессиональному кретинизму». Именно потому философия Маркса, по-существу, в секуляризированной форме воспроизвела и средствами науки безупречно обосновала идеал целостного человека (человек – цель), идеал человека – субъектности (человека, действующего в режиме самодеятельности) – тот идеал, который в форме полного осуществления индивидуализма (разумеется, в форме голого долженствования) исповедовала западноевропейская передовая, включительно и религиозная, духовная традиция от времен Ренессанса и Реформации и до средины ХIХ века. Так вот, эта самая шутка истории над идиотами (ирония истории) в том состоит и заключается, что тот бред, который они приписывают и исступленно навязывают Марксу, есть даже не просто плод (выплодок) их собственного столь же убогого, сколь и горячечного воображения, но есть… теоретическая апология сущего в буржуазном обществе порядка вещей (и идей, разумеется). Именно там поведение, образ жизни, вся эта жизнь без остатка детерминируется и регламентируется исключительно материальной выгодой, алчностью, стяжанием, неодолимым стремлением к наживе, комфортом потребительства. Рост подобных потребностей искусственно поддерживается, всячески поощряется (а зачем же они тратят на рекламу такие колоссальные средства?!) и сдерживается исключительно чувством опасности и желанием избежать риска. Уровень достигнутого конформизма таков, что даже об индивидуализме (не говоря уж о субъектности) говорить не приходится. Люди гомогенизированы; они, выражаясь словами Маркса, превращены в «беспомощный человеческий товар», редуцированы, низвергнуты сущими (господствующими) общественными отношениями, институтами, идеологией к состоянию «определенным образом выдрессированной силы природы». Собственно, перед нами картинка тотально осуществленного и воплощенного отчуждения. Т.е. получается очень забавная ситуация: фактическая (реальная) картинка капитализма современного (средина – конец ХХ ст.) и теоретическая карикатура на марксизм («критика марксизма»)… СОВПАДАЮТ.

Еще более удивительным и непостижимым является то, что вся эта орава гробокопателей («профессиональных критиков» Маркса, Энгельса, Ленина) пытается нынче обвинять сторонников марксизма в «отдельных отступлениях» от учения. (Оно ж как припечет, так сразу вспоминают и о трудовом воспитании, и о моральном воспитании, и об интернациональном воспитании…). Они ж о том лишь смутное представление имеют, что человек, если его сознательно поместить в скотские условия жизни (существования, выживания), в животное не превращается. Он превращается в зверя. А озверевший человек – значительно хуже животного. Так что не будили бы господа лихо, пока оно тихо. Не сеяли бы зерна ненависти, зубы дракона так густо и обильно. Ведь не каждый год на них неурожайный бывает…

Одно из действительно драматических обстоятельств, которое крайне отрицательно сказалось на теоретических и практических судьбах марксизма, заключается в том, что в СССР была осуществлена своеобразная «приватизация» творческого наследия Маркса, Энгельса, Ленина и основная энергия и усилия обронзовелых от самоуважения, напыщенных и самодовольных нотариально заверенных марксистов и профессиональных коммунистов уходили не столько (да не просто «не столько», но на 99, 9%) на продуктивное опредмечевание-распредмечивание, – РАЗВИТИЕ, – данного учения, сколько в попытки доказательства всему остальному миру, что как-раз эти – то «профессиональные марксисты» и есть единственно состоятельными и легитимными наследниками и последователями Маркса. В вульгарное охранительство, губительное для «живой души» этого учения, в свисток, в имитационные практики «верности марксизму–ленинизму».

Уходили. И, надо отдать должное «наследникам»: наследили и нагадили они в марксизме основательно. Долго еще после них конюшни авгиевы чистить придется… Во-первых (все остальное: «во-вторых», «в-пятых», «в-десятых» -было уже следствием, функцией этого «во-первых») они не освоили, но ПРИСВОИЛИ (приватизировали) себе монопольное право на обладание брендом «коммунизм». Право на его научную теорию (марксизм-ленинизм), на его организационную структуру (коммунистическую партию), в особенности в той ее части, где за это участие в «борьбе за дело построения коммунизма», – заметьте, не за ДЕЛО, но в «борьбе за дело», – можно было огребать весьма осязаемые материальные блага, преимущества, льготы и преференции. Так сложился, закрепился и по-своему развивался, почти как сословный институт, институт «коммунистов по профессии». Как сонма номенклатурных партийных бонз, так и многочисленной обслуживающей партаппаратной челяди – тех же «коммунистов по профессии», только сортом пониже, должностью пожиже да калибром помельче. Так и была чисто ритуально приручена и фактически умертвлена к началу 80-х г.г. в СССР (марксизм-ленинизм в любой неволе, а уж тем более в «золотой клетке» не размножается) научная теория и методология действительного гуманизма. А уж нищета методологическая породила все остальные виды нищеты: моральной, культурной, экономической, политической и т.д. Ну, а уж практика контрреволюции не заставила себя долго ждать. И грянула «перестройка»...

Соотношение: «коммунизм – партия коммунистическая» сродни таковому «религия – церковь». Либо: «общество – государство». И если происходит их отождествление, либо и того более: их инверсия, то вполне срабатывают даже такие примитивные идеологические стереотипы, слоганы и лозунги, которые в начале 90-х подвигли трудящихся на практическое уничтожение ... собственной страны. А почему они ее уничтожали? А именно потому, что … трудящиеся. Были бы творящими [ся] – берегли бы страну, как зеницу ока. Впрочем, чем отличаются первые от вторых: об этом обстоятельно и несуетно в нашей работе «Творчість як спосіб здійснення гуманізму» (К., 2006 р.).

И в этом смысле даже опыт тяжелейших потерь последнего двадцатилетия должен восприниматься именно как отрицательный практический опыт и, соответственно – оцениваться и цениться. Ибо контрреволюция, ибо предыстория знают лишь одну, чисто деструктивную цель и задачу: «против кого» и «против чего». Революция коммунистическая, история, коммунизм как действительный гуманизм знают: «за что» и «за кого». И любые попытки помешать этому она рассматривает исключительно как досадные помехи на этом магистральном пути развития исторической необходимости. И вынужденно отвлекается на устранение этих помех (фашизм, расизм, колониализм, империализм и т.п.). В т.ч. и такой редакции (формы) контрреволюции, как «перестройка»…

Касаемо же собственно теоретических «перлов», появившихся на свет Божий в результате такого отношения к науке, так им несть числа. Назовем некоторые:

- о диктатуре пролетариата;

- о гегемонии рабочего класса;

- об «от каждого по потребностям…»;

- о государстве;

- о партии;

- … и. т.д. – без счету…:

Ну, к примеру, навскидку. Об «от каждого по способностям». Известная формула… Но ни К.Маркс (в «Критике Готской программы»), ни В.И. Ленин (в работе «Государство и революция») НЕ ГОВОРЯТ «от каждого …», но исключительно: «каждый по способностям». Улавливаете разницу? Принципиальнейшую! Не улавливаете? Развивайтесь…

«Способ материального производства». Исторически конкретный тип диалектического единства производительных сил и производственных отношений есть… способ экономической жизни. Ибо: производство непременно предполагает свое – иное – себя: потребление. И – наоборот…

Обобществление и национализация.

Общинный, общественный, обобществленный: вот ритм развития социальности. Коммунизм – обобществленность. Причем: сущая в форме практической всеобщности. Национализация – это первое отрицание. Застрять на нем, значит свести, редуцировать всю сердцевину дела коммунизма, – обобществление, – к элементарному огосударствлению, к бюрократизации. Т.е. … к буржуазности навыворот.

Абсолютное и относительное обнищание. Арифметика и алгебра механизма капиталистической эксплуатации человека в условиях динамичного развития науки, техники, технологии организации производства ets. В условиях объективного нарастания (повышения) уровня обобществления труда: становления всеобщего труда.

Пролетариат и рабочий класс. Пролетарий – носитель живого труда в условиях, когда последний низведен к товару среда всех товаров иных. Человек – товар. Человек – средство. Неважно, какого труда: физического, умственного, обслуживающего, управляющего… Пролетарий = раб. Можно этим гордится?!!!

Интеллигентность есть персонифицированный действительный гуманизм. И – не более. Но и: не менее…

А, между тем, их: высокой, отменной, безупречной философской культуры и уровня соответствующего специалистов «по марксизму-ленинизму» и было-то на весь Союз даже в то, в советское время – сотня, полторы. Не больше. И удел ихний (Э.В. Ильенкова, Г.С. Батищева, Г.А. Давыдовой и др.) – был весьма непростой. В лучшем случае – их просто «не замечали», либо старались отравить жизнь. В худшем – ломали. Ибо серость и посредственность не терпит рядом с собой нормального человека. Гения.

… Так они и сегодня сами собой остались. Из тех, кто еще жив… Еще 15 лет тому назад подобное утверждение могло бы быть (и было бы!) воспринято как чудовищная клевета и напраслина, как поклеп, намеренно возведенный на «корпус советских обществоведов, профессиональных философов, социологов, экономистов и т.п.».

… Великая штука – практика. Вот она-то нынче и расставила все (и всех) по СВОИМ местам. Завтра, если будет необходимость, особо зарвавшихся – рассадит…

… К сожалению, сегодня уже можно констатировать очевидный факт: многие из так называемых сторонников марксизма, а, на самом деле: марксистов-имитаторов, квази–марксистов, люмпен–марксистов сами были настолько инфицированы вирусом буржуазности, что вольно (либо же невольно) наполняли (а, фактически – подменяли) логику Маркса логикой экономических и философских понятий, описывающих… современное буржуазное общество. Для них социализм (как первая фаза, как начало действительного гуманизма-коммунизма) – это не такое общество, которое радикально (еще бы: на смену предыстории приходит история!) отличается от предыдущего, от капитализма, а, скорее – некая иноформа, некая модификация, архетип последнего. Не случайно же вовсе позволили мы невеждам и проходимцам вовлечь себя в изнуряющую гонку «догоняющего развития». Вот глянуть бы в ту рожу, чьей рукой было начертано и стало программным (директивным) положение: «догоним и перегоним Америку!»… Впрочем, сегодня уже понятно, чья (чьи) это были рожи. Всплыли и засветились в «перестройку». Вон, с экранов TV и со страниц уворованной прессы не слазят уже два десятилетия кряду. Гугнят, гугнят, гугнят…

А чего стоит процесс тотальной «бендеризации» нашего общества в 70–80 г.г.?

Ведь на чем держалось советское, возникшее, окрепшее и развивавшееся в условиях, мягко говоря непростых, мобилизационных, общество? Много на чем, но в первую очередь – на уверенности в завтрашнем дне, которую невозможно купить ни за какие деньги, поскольку она – следствие организации жизни общества как единого организма. В СССР действительно, можно было многое что купить за деньги, но практически ничего – за … большие и очень большие деньги. Потому, что существовал контроль (всякий: государственный, партийный, общественный) за мерой труда и потребления. Контроль, такой ненавистный для торгашни, ворья, спекулянтов, взяточников.

Вот почему с таким гиком, визгом и придыханьем они разрушили в первые годы мятежа в СССР все формы контроля. За мерой труда и потребления. За тем, чтобы эти меры коррелировались. Корреспондировались. Стремились к гармонии…

Однако подготовительную роботу к году 1991–му они начали значительно раньше. На 30 лет. Когда «сделали классикой» советской литературы – «Золотого теленка». А героем – О.И. Бендера…

Для этой публики, для этих «полумарксистов» (или марксоидов, или как там их еще можно назвать) социализм, это, – говоря словами Энгельса, – «капитализм, но без его недостатков». И что ж сегодня–то делать круглыми глаза, когда произошло очевидное уже даже для идиотов «влипание во власть» верхушки компартийного руководства? Да они глотки друг другу перегрызут, лишь бы, перевалить через планку в 3% на очередных «выборах в парламент».

Есть еще один занимательный поворот сюжета в критике марксизма, которым они (критики) пугают нынче детей и взрослых придурков. Это – проблема революционного насилия.

Современные, т.е. буржуазные, демократы в лице своих политических лидеров и теоретиков – апологетов демонстрируют искренние вполне приступы падучей всяких раз, когда речь заходит о революционном насилии и как из самоочевидности, исходят из того, что социалистическая революция и насилие, что социализм и насилие – это синонимы, это близнецы – братья.

Однако ст;ит подобным «знатокам» напомнить, что и сама мысль о революционном насилии и его практика без берегов – все это проза жизни именно… буржуазного общества. Вернее – буржуазного государства. Да что там насилие. «Завершенная форма буржуазного государства есть террор» /К. Маркс/. А вы говорите: «в Стамбуле кафе взорвали»… Сама мысль о социальной революции, совершаемой посредством насилия, отождествление социальной (коммунистической, разумеется) революции с насилием родилась отнюдь не в марксизме. Это – идея и практический императив, которыми последовательно и неукоснительно руководствовалось и продолжает руководствоваться именно буржуазное сознание, буржуазная идеология (ложное сознание), от своего шага первого до сегодняшних дней и до минуты своей последней. Может быть, белые и пушистые морпехи США в нынешнем Ираке, в нынешнем Афганистане и в пр. местах, которые ОНИ СЧИТАЮТ зоной СВОИХ интересов, лепестками роз осыпают посетителей багдадских и кабульских мечетей перед вечерним намазом? Посыпают.

Напалмом. Вакуумными, кассетными, «точными», «умными» и пр. бомбами. Белым фосфором. Именно насилием как первым и последним доводом руководствовались и продолжают руководствоваться «светильники мировой демократии» вот уже без малого три столетия. А, может, в Бейруте ныне чинимый разбой другой природы и происхождения? Т.е. дело не в насилии, а в том, кто к нему прибегает. Ежели империалисты – это «божья благодать». Ежели, не приведи Господи, красные: дабы учинить отпор разбою политическому – вой несусветный и визг поросячий на весь мир подымается. Впрочем, в режиме такой двойной бухгалтерии, такой четкой селективности эти господа действуют и поступают отнюдь не только применительно к теме «насилие».

«Сегодня, с высоты нового опыта, мы можем понять, что символическая репрессия, наложенная на классовый марксистский подход ... представляла собой симптом новой расстановки сил, готовящегося политического реванша богатых.

Поздний советский истеблишмент, объединявший партноменклатуру третьего-четвертого поколений, ВТАЙНЕ мерил себя мерками, идущими «с той стороны». «Отсталые» продолжали твердить о классах, не умея оживить свои штампы не то чтобы новейшим социально-политическим анализом, а хотя бы воспоминаниями о НАСТОЯЩЕЙ марксистской традиции. «Продвинутые» более или менее откровенно ЧУРАЛИСЬ этой традиции, боясь идентификации с людьми из пролетарского гетто, чуждыми «цивилизации».

ОДНАКО ТЕПЕРЬ ВСЕ МАСКИ СОРВАНЫ. Поколению, хлебнувшему либеральных «реформ», ПОРА ПОНЯТЬ, что новый «общечеловеческий» подход на самом деле вовсе не является гуманистически универсалистским. Он скрывает СОЦИАЛЬНЫЙ РАСИЗМ новых преуспевших, которые строят свою «цивилизацию» для ИЗБРАННЫХ. В высшей степени знаменательным является то, что в глазах новых «хозяев мира» неприспособленные изгои, недостойные приема в «цивилизованную семью», обрели этнически узнаваемый облик. Оказалось, что пролетарское гетто, как оппонент и антипод «цивилизованности», ГОВОРИТ НА ВЕЛИКОРУССКОМ ЯЗЫКЕ и несет черты русскости: классовый снобизм «новых буржуа» приобретает форму ОТКРОВЕННОЙ РУСОФОБИИ. Словом, эпоха, отказывающаяся мыслить в КЛАССОВЫХ терминах, мыслит в терминах СОЦИАЛ-РАСИЗМА.» (Панарин А. С. Стратегическая нестабильность в XXI веке, – М., 2003, стр.402-403).

Как-раз, – к слову, – именно для большевиков, для красных, для левых менее всего характерна априорная установка на насилие: оно по определению чуждо коммунистичности, красности, левизне – ведь это формы осуществления действительного гуманизма. Но мир уходящий не уходит – не прощаясь. Вовремя. По-английски. Он – огрызается. Он готов на любые реки и моря крови людской, он не остановится НИ ПЕРЕД КАКИМИ ЖЕРТВАМИ человеческими, (чужими, естественно), когда вопрос идет о его собственном выживании и существовании.

Он всегда первым развязывал и развязывает террор (белый, коричневый, оранжевый, черный ets.). И оч-чень обижается, когда нарывается, и получает по заслугам. Когда вызывает к жизни как ответную реакцию – террор красный. Когда получает свой Вьетнам, Ирак, Афганистан… Россию. СССР.

Однако же ж есть в этом сюжете: «насилие» – один крайне важный и принципиальный момент.

«Ликвидация буржуазии», «ликвидация кулачества», «ликвидация контрреволюции»…

Выражения, словосочетания, понятийные блоки, ставшие обыденными, затертыми от неумного и неуемного (кем, когда и где ни – попадя) употребления и использования. Ликвидация и физическое насилие (истребление, убийство) воспринимаются в подобных интерпретациях во всех случаях почти (а, может, и без «почти») как полные аналоги, как синонимы.

Вот и рисует горячечное воображение «стихийных революционеров», «стихийных марксистов» а, нередко – и воображение «профессиональных революционеров» при слове «ликвидация» одну-единственную картину и единую ассоциацию вызывает: «поставить к стенке», т.е. поступить примерно так, как обещал батько Боженко местной киевской буржуазии поступить с ней, когда обучал ее азам классовой борьбы в киевском оперном театре (вспомните сюжет из фильма А.П. Довженко «Щорс»)…

Ну, а сейчас, – тезисно и лапидарно: о «наследии наследивших наследников».

Сначала – о диктатуре пролетариата. Здесь оба термина: и «диктатура», и «пролетариат» являются нечеткими и «оплывшими». Иными словами, – захватанными и залапанными не в меру они оказались. Чьими руками? Ну, прежде всего – нотариально заверенных марксистов-ленинцев. Во-вторых, «коммунистами по профессии». В-третьих, несметными полчищами «агитаторов и пропагандистов» – ордой добровольных разносчиков и интерпретаторов (истолкователей) бессмертного учения. В – четвертых – факультативными и профессиональными антимарксистами. Сначала – опошлили, умертвили, а затем: зарабатывали кусочек хлебушка своим «служением» ему... А оно ведь давно и не нами сказано: «Когда названия (имена) неправильны – суждения несоответственны. Когда суждения несоответственны – дела не исполняются» (Конфуций).

И вовсе не следует удивляться тому факту нашего нынешнего бытия, что многие из тех, кто во времена оные посвящал этой проблематике несметное количество «теоретических работ», сегодня являются наиболее активными субъектами, – фигурантами, – контрреволюционных практик. Вот где простор для психиатрической науки. Вот где кунсткамера уникальных политических и идеологических уродов. Замаливающих со временно узурпированных информационных, – и мгновенно превращенных в дезинформационные, – медийных к прочих трибун «грехи теоретической молодости». Что уж говорить о серийной мелочи, о миллиметрах и сантиметрах марксистско-ленинской теории, если еще в начале, – во прыть-то, – мыслеблудия, чувствоблудия и рукоблудия под названием «перестройка» оперативно «прозрели» официальные советские «метры» указанного учения: ойзерманы, мамардашвили, розентали, спиркины, шинкаруки, степины, барулины и пр., и пр. «Прозрели», презрели и ... предали. С «чувством глубокого облегчения»...

...Диктатура. Власть политическая. И – ничего более. Или – менее. То есть – НИЧЕГО ИНОГО не означает это слово. Этот термин, это понятие.

В массовом понятии, – во мнении, в стереотипе, – диктатура означала, да и сейчас означает: насилие и ничего кроме насилия. В понимании В.И.Ленина диктатура (пролетариата) – меньше всего есть насилие: исключительно и равно в той мере, в какой к насилию вынуждает победивших трудящихся контрреволюция. Т.е.: читайте классиков. Только не местных, а настоящих.

Сложнее с пролетариатом. Сложилось так, что под это определение попал исключительно промышленный пролетариат (рабочий класс). Как, почему? Никто не знает.

...Отсюда: «гегемон, гегемон, гегемон». Догегемонились.

«Пролетариат и богатство – это противоположности. Как таковые, они образуют некоторое единое целое. Они оба порождены миром частной собственности. Весь вопрос в том, какое определенное положение каждый из этих двух элементов занимает внутри противоположности. Недостаточно объявить их двумя сторонами единого целого.

Частная собственность как частная собственность, как богатство вынуждена сохранять СВОЕ СОБСТВЕННОЕ СУЩЕСТВО-ВАНИЕ, а тем самым и существование своей противоположности – пролетариата. Это – ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ сторона антагонизма, удовлетворенная в себе самой частная собственность.

Напротив, пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность – частную собственность, – делающую его пролетариатом. Это – ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упраздненная и упраздняющая себя частная собственность.

Имущий класс и класс пролетариата представляют ОДНО И ТО ЖЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ САМООТЧУЖДЕНИЕ. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлетворенным и утвержденным, воспринимает отчуждение как свидетельство СВОЕГО СОБСТВЕННОГО МОГУЩЕСТВА и обладает в нем ВИДИМОСТЬЮ человеческого существования. Второй же класс чувствует себя в этом отчуждении уничтоженным, видит в нем свое бессилие и действительность нечеловеческого существования. Класс этот, употребляя выражение Гегеля, есть в рамках отверженности ВОЗМУЩЕНИЕ против этой отверженности, возмущение, которое в этом классе необходимо вызывается противоречием между его человеческой ПРИРОДОЙ и его жизненным положением, являющимся откровенным, решительным и всеобъемлющим ОТРИЦАНИЕМ этой самой природы.

Таким образом, в пределах одного антагонизма частный собственник представляет собой КОНСЕРВАТИВНУЮ сторону, пролетарий – РАЗРУШИТЕЛЬНУЮ. От первого исходит действие, направленное на сохранение антагонизма, от второго – действие, направленное на его уничтожение.

Правда, частная собственность в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению, но она делает это только путем не зависящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития, только путем порождения пролетариата КАК пролетариата – этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя упраздняющей. Пролетариат приводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой, точно так же, как он приводит в исполнение приговор, который наемный труд выносит самому себе, производя чужое богатство и собственную нищету. Одержав победу, ПРОЛЕТАРИАТ НИКОИМ ОБРАЗОМ НЕ СТАНОВИТСЯ АБСОЛЮТНОЙ СТОРОНОЙ ОЩЕСТВА, ибо ОН ОДЕРЖИВАЕТ ПОБЕДУ, ТОЛЬКО УПРАЗДНЯЯ СЕБЯ САМОГО и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность – частная собственность.

Если социалистические писатели признают за пролетариатом эту всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит от того, что они, как уверяет нас критическая критика, считают пролетариев БОГАМИ. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от ВИДИМОСТИ человеческого; так как в жизненных условиях пролетариата все жизненные условия современного буржуазного общества достигли высшей точки бесчеловечности; так как В ПРОЛЕТАРИАТЕ ЧЕЛОВЕК ПОТЕРЯЛ САМОГО СЕБЯ, однако вместе с тем не только обрел теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением НЕОТВРАТИМОЙ, не поддающейся никакому приукрашиванию, абсолютно властной НУЖДЫ, этого практического выражения НЕОБХОДИМОСТИ, – то ввиду всего этого пролетариат может и должен себя освободить. Но он не может освободить себя, не уничтожив своих собственных жизненных условий. Он не может уничтожить своих собственных жизненных условий, не уничтожив ВСЕХ бесчеловечных жизненных условий современного общества, сконцентрированных в его собственном положении. Он не напрасно проходит суровую, но закаляющую школу ТРУДА. Дело не в том, в чем в данный момент ВИДИТ свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, ЧТО ТАКОЕ ПРОЛЕТАРИАТ НА САМОМ ДЕЛЕ, и что он, сообразно этому своему БЫТИЮ, исторически вынужден будет делать. Его цели и его историческое дело самым ясным и непреложным образом предуказываются его собственным жизненным положением, равно как и всей организацией современного буржуазного общества». (К.Маркс и Ф. Энгельс. – Святое семейство.- Соч., т.2, стр.39-40.).

Лишь при том, – непременном, – условии, что пролетариат сразу же после завоевания политической власти начнет в корне, революционно менять характер, форму и содержание труда и тем самым: предметно осуществлять уничтожение себя как пролетариата, как класса; лишь такие коренные трансформации труда, лежащие в векторе превращения его в творчество, а пролетария – в НОРМАЛЬНОГО человека; лишь способность социума формировать КАЖДОГО человека с потенциалом ТВОРЦА и способность актуализировать этот потенциал, востребовать эту неисчерпаемую творческую энергию народа, способность вовлечь ВЕСЬ народ, все общество в процесс творчества и тем самым – превращение творчества в СПОСОБ БЫТИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО ГУМАНИЗМА – такой народ, такое общество могут быть квалифицированы как общество сущего в форме практической всеобщности КОММУНИЗМА.

Строго говоря, все сказанное есть лишь исполнение закона, открытого К.Марксом: «основательность исторического действия определяется той массой людей, чьим делом оно является».

Как относились Карл Маркс и Фридрих Энгельс, как относится, – аутентичный, а не дурно понятый, а тем более – фальсифицируемый намеренно и неумеренно, – марксизм к буржуазии и к пролетариату?

Плохо. Но: неодинаково плохо. С одной стороны, пролетариат в своем нечеловеческом существовании, – товар среди товаров прочих, – заслуживает всяческого сочувствия, а его такое положение – порицания. С другой, – как носитель общечеловеческой сущности, как созидатель культуры – он в подобном сочувствии с чьей бы то ни было стороны – не нуждается. Ибо: «Раб – господин своего господина. Господин – раб своего раба» (Гегель).

Разумеется, чисто эмоционально и вчера, и нынче, и завтра любой нормальный человек и морально, и психологически, и эстетически может относиться к такому положению дел – адекватно: с брезгливостью и презрением. С отвращением и ненавистью. Искренней и неподдельной. Как, впрочем, и следует относиться к капитализму, ибо это есть строй, при котором ОДНИ УМИРАЮТ ОТ ГОЛОДА, А ДРУГИЕ ПОДЫХАЮТ ОТ ОБЖОРСТВА.

Политическая (и экономическая) ликвидация буржуазии как класса уже хотя бы потому есть дело, несравненно более легкое, – по сравнению с ликвидацией пролетариата, – что она, буржуазия, составляет АБСОЛЮТНОЕ МЕНЬШИНСТВО общества. И, кстати сказать, чем выше уровень научно – технического, технологического развития общества, чем выше уровень реального (не действительного) обобществления производства, чем больше в живой труд инвестируется труда всеобщего – тем малочисленнее буржуазия.

Ликвидировать буржуазию как класс – это есть задача, которая по своей трудности и сложности, по своей важности и значению не идет ни в какое сравнение с задачей, встающей перед завоевавшим политическое, экономическое, идеологическое и т.п. господство пролетариатом на следующий день после ее решения: необходимость ЛИКВИДАЦИИ СЕБЯ КАК КЛАССА.

Об этом говорит К.Маркс. Об этом говорит Ф.Энгельс. Об этом говорит В.И.Ленин. И это есть АЛГЕБРА теории действительного гуманизма (научного коммунизма). К сожалению, очень многие, включая и тех, кто искренне вполне считает себя сторонником этого учения, этого практического движения, не имеют о нем … ни малейшего понятия (от «понимать»).

Вопрос о ликвидации КЛАССА зачастую (а в массовом сознании – сплошь) сводится к насильственному, репрессивному ВОЗДЕЙСТВИЮ. На представителей этого класса. И аргументация эта, повторяю, сродни той, к которой прибегает в дискуссии с классовым врагом батько Боженко в знаменитом фильме А.П.Довженко «Щорс». Помните сцену душевного разговора «батька» с киевской буржуазией в зале оперного театра?..

Что это за задача такая: ликвидация пролетариатом себя как класса? Будем разбираться. Опыт, практики вчерашнего и сегодняшнего дня свидетельствуют: дело уничтожения себя как класса и буржуазией, и пролетариатом – есть дело архинепростое. Дети, внучки, правнучки свергнутых в 1917-м и побежденных в открытом бою в 1918 – 1920 г.г. до сих пор носят в своей генетической памяти все: и замки, и имения, и доходные дома, и сахарные (вкупе со свечными) заводики, и банки, и порты, и металлургические заводы, и угольные копи в Юзовке, и балы в дворянских собраниях, и блеск юнкерских аксельбантов, и все сословные привилегии, и купальни Карловых Вар и Баден-Бадена... Носят. И ненависть неизбывную и густую, как кровь венозная – носят. И жажду реванша – носят.

И те, которые «свои». И бывшие «свои» – злыдота диаспорная, эмигрантское перекатиполе. Ну, и, вестимо – «сильные мира того» – в предчувствии своей участи неизбежной.

Однако же ж, оставим покамест в покое вопросы, связанные с субъектами, с источниками энергии, с детерминантами и мотивациями и т п. контрреволюции, попытки коей длятся уже без малого 90 лет: от выстрела «Авроры». И не только потому оставим, что скучное это занятие: рефлексии по поводу дела, обреченного на неудачу и заведомо не имеющего перспективы. Словом – мартышкиного труда.

А потому оставим, что более важным и неизмеримо более занятным есть вопрос: а почему же и К. Маркс, и Ф. Энгельс, и В.И. Ленин считали, были убеждены, в один голос утверждали, – они были убеждены, а мы подчас даже не подозреваем, – что неимоверно более сложной задачей по сравнению с делом ликвидации буржуазии, победы над буржуазией, подавления вооруженного и прочего сопротивления буржуазии ets. – есть задача уничтожения пролетариатом ... себя как класса, и, в особенности, уничтожение всего пролетарского в себе как в человеке.

Даже для вполне искренних (но недалеких покамест еще, либо же умом утомившихся) «марксистов-ленинцев», верующих в «социализм», верующих в Маркса, Энгельса, Ленина, для сонмов и сонмов «профессиональных революционеров», «коммунистов по профессии», – в начале этой и такой своей карьеры они бывают чисты своими помыслами и устремлениями как слеза ребенка, но затем, если ничего не меняют в себе, становятся законченными циниками и мерзавцами, – уж не говоря просто о «трудящихся массах», сплошь не отягощенных НАУЧНЫМ КОММУНИЗМОМ, этот вопрос, эта задача, эта цель, – мягко весьма выражаясь, – непонятна. В лучшем случае – парадоксальна.

А вот лозунг: «Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей, а обретут они весь мир» – кажется вполне доступным и понятным. (Они - то обретут весь мир, но только отнюдь НЕ КАК ПРОЛЕТАРИИ. И в этом все дело). Обывателю же достаточно уяснить, что «обретут». И, главное, запастись к тому времени достаточным количеством баулов и сумок образца «мечта оккупанта». Ну, чтобы было во что обретать. Когда начнут раздавать…

Не знаю, не скажу, своими глазами не видел, но вполне допускаю, что самые прыткие и ретивые из «коммунистов по профессии» вполне могли и примерно такой лозунг выдвинуть: «Даешь вечную диктатуру пролетариата!». А это уже – финита. Это – надолго. Ибо – беспросветно...

Ну, слово, термин, понятие «диктатура», положим, тоже захватано и затерто неслабо. Тоже искажено и демонизировано изрядно. Кем? Да все теми же придворными «теоретиками марксизма-ленинизма», многие из которых нынче громче всех вытягивают сольные партии в хоре антикоммунистическом. А оно всего-то и означает, – буквально, – «власть».

Политическая. Экономическая. Общественная. Любая. А вовсе не есть синоним «насилия», «тирании», «беззакония» и т.п. То есть – НЕ СВОДИТСЯ. Хотя, как то и надлежит власти государственной, включает в себя, когда это необходимо, элементы насилия. Похожая, к слову, ситуация и с термином «репрессия». Само по себе оно означает лишь то, что означает: «наказание». И без предиката «незаконная» не означает ничего заведомо предосудительного, не несет негативного смысла и содержания. Ну, примером, того, что его по полной программе использовала, и еще, с явно затухающим энтузиазмом использует контра в нашей стране, рассказывая идиотам страшилки о «37–38» годах.

Нас неизмеримо больше занимает и заботит слово «пролетариат». Грубо говоря, пролетарий – это раб. Раб в той фазе развития общества, базируемого на частной собственности на средства производства, которая называется капиталистической (буржуазной). Т.е. – в зрелой и последней, – фазе развития предыстории. Извиняюсь за обильное цитирование, но чтобы напиться – надобно пить из чистого и незамутненного источника. Из ПЕРВОИСТО–ЧНИКА. А не хлебать из более чем сомнительных сосудов из отравленным хлебовом, предлагаемым нынче антикоммунистами «по профессии» на каждом шагу. Итак, Ф. Энгельс.

«...Пролетарий, не имеющий решительно ничего, кроме своих рук, проедающий сегодня то, что он заработал вчера, зависящий от всевозможных случайностей, лишенный всякой гарантии, что он сможет добыть средства для удовлетворения своих самых насущных потребностей, – ибо всякий кризис, всякий каприз хозяина может лишить его куска хлеба, – этот пролетарий поставлен в самое возмутительное, самое нечеловеческое положение, которое только можно себе представить. Существование раба, по крайней мере, обеспечено личной выгодой его владельца; у крепостного все же есть кусок земли, который его кормит; оба они гарантированы, по меньшей мере, от голодной смерти; а пролетарий предоставлен исключительно самому себе и в то же время ему не дают так применить свои силы, чтобы он мог на них целиком рассчитывать. Все то, что пролетарий в состоянии сделать сам для улучшения своего положения, лишь капля в потоке тех случайностей, от которых он зависит и над которыми он ни малейшим образом не властен. Он – лишенный воли ОБЪЕКТ всевозможных комбинаций и стечений обстоятельств и может считать себя счастливым, если ему удается хотя бы некоторое время кое-как просуществовать. И само собой понятно, что его характер и образ жизни определяются этими обстоятельствами: либо он стремится удержаться на поверхности этого водоворота, спасти свое человеческое достоинство, – а это он может сделать, только выражая протест против буржуазии, против того класса, который эксплуатирует его так беспощадно и затем бросает на произвол судьбы, которая хочет удержать его в этом недостойном человека положении; либо он перестает бороться против положения, в которое поставлен, считая эту борьбу бесплодной, и лишь старается использовать насколько возможно отдельные благоприятные моменты. Копить ему незачем, так как того, что он может скопить, в лучшем случае хватит на несколько недель жизни, а если он останется без работы, то несколькими неделями дело не ограничится. Приобрести себе собственность надолго он не в состоянии, а если бы это ему удалось, он перестал бы быть рабочим, и другой стал бы на его место». (Ф. Энгельс, Положение рабочего класса в Англии.- Соч., т. 2., стр. 351).

Что есмь капитал? В чисто экономическом смысле, значении и отношении – самовозрастающая стоимость. В отношении социально-экономическом (политическом, духовном, юридическом, моральном и т.д.) – реальная возможность, – разумеется, санкционированная ВСЕМИ надстроечными институтами, средствами и формами, – ПРИСВАИВАТЬ ЧУЖОЙ ЖИВОЙ ТРУД. Реальная возможность ЭКСПЛУАТАЦИИ ПРОЛЕТАРИЯ. В буржуазной ее (эксплуатации) форме.

При каких условиях, при наличии каких детерминант такая возможность, такое право могут появиться? Ну, скажем так: многих.

Но главное из них – редукция, сведение этого живого труда (и, разумеется, его носителя – человека труда) к голому средству. К ТОВАРУ среди товаров прочих. К статусу пролетария. Да, ничего более (и не стоит излишне зарываться в этимологию этого слова: речь идет о выражаемой сущности) это понятие, эта вокабула, эта категория политической экономии НЕ ВЫРАЖАЕТ. Не означает.

Что значит быть товаром? Опять таки: много чего значит. Но самое главное: быть, оставаться РАБОМ. Но в условиях, когда на место личной зависимости полной (рабовладельчество), либо же личной зависимости ослабленной (феодализм), приходит зависимость внелиная. Зависимость ЭКОНОМИЧЕСКАЯ. Зависимость от голода и нищеты, которая привязывает пролетария к колеснице «благодетеля», собственника (частного) средств производства значительно прочнее и надежнее, нежели все прежние (предыдущие) типы личной зависимости. «Хочу – куплю, хочу – пройду мимо. Я – аргумент. Ты – функция. Словом, хозяин-барин...».

Ведь ты же «свободен». Юридически свободен. Свободен согласно не закону ОТКРЫТОМУ, который нельзя закрыть. Ты свободен согласно закону написанному, принятому, проголосованному. Закону юридическому. Неотьемлемому атрибуту государства. Билль (и не один) и даже целая конституция объявляет (и обеспечивает сугубо декларативно) твое «полное равенство» со всеми остальными. Ну, теми самыми, которые «рождаются свободными». Этот перл – из «Декларации прав человека»... (И что из того, что человек не рождается, а становится, а уж со свободой и вообще так примитивно обращаться недопустимо…).

Раб (чистый, классический, античный) – это и не человек вовсе. Res. Вещь. Вещь среди вещей всех иных. Орудие труда.

Есть орудие молчащее – соха. Есть орудие мычащее – вол. И есть орудие говорящее – раб. У хорошего хозяина (рабовладельца) инструмент всегда – справный. Ухоженный. Вол в стойле – сытый. Соха – укрыта под навесом и смазана... Это же касается и раба: необходимый минимум чисто морфологических нужд его удовлетворяется исключительно заботами и усилиями хозяина...

Кто подумает о пролетарии? «Суррогат общественности» (К.Маркс): государство? Держи карман шире. Да оно – государство буржуазное, (как все иные типы государства), – и создавалось – то прежде всего для выполнения этой ГЛАВНОЙ его функции, цели и задачи: держать раба (любого) в узде. Ибо что есть государство в СУЩНОСТИ своей? Да, разумеется, «комитет по управлению делами экономически господствующего класса». А если экономическое господство, то и любое иное – тоже. Ибо: у кого собственность, у того власть.

Но в самую первую голову, в самую первую очередь государство, – в сути своей, в замысле и осуществлении своем, в истоках своих, в предназначении своем, – это форма, в которой экономически господствующий класс организуется, консолидируется как «мы». Как крепко сжатый кулак, как железная пята. Зачем? Не «зачем», а «против кого» и «против чего». Это не власть «для». Это власть – «над». Против чего? Против классового, против социального протеста. Против кого? Против тех самых угнетаемых, тех самых рабов, тех самых трудящихся, которые созидают ВСЕ сущие на земле культурные ценности и блага и которых, – численно, – абсолютное большинство, но которые – как растопыренная ладонь руки. Которые разобщены. А посему, в протестах своих: легкоконформируемы, легкопассивируемы, легкоподавляемы. Не случайно вовсе одна из формул из незатейливого джентльменского набора «сильных мира сего»: «разделяй и властвуй». Ну, еще: «желаешь сделать человека рабом, сделай его невежественным»; «чтобы обезглавить -надобно возглавить» и т.п. в этом же духе...

«Многие фундаментальные образы удалось легко разрушить потому, что при смене поколений МЫ УТРАТИЛИ ПОНИ–МАНИЕ ИХ СМЫСЛА, выраженного неадекватной терминологией. Ведь многие вещи мы и не пытались понять, а лишь заучивали. И то, что мы заучивали из учебников истмата, очень легко «вывернулось» и соединилось с тем, что мы уже пятнадцать лет заучиваем из телевидения.

Сегодня встало, как камень из песка, противопоставление «диктатура пролетариата – демократия». Мол, советский строй, хотя бы при сталинизме, стоял на диктатуре пролетариата, и это было ужасно, а теперь у нас демократия, и мы на правильном пути. Вот остатки пролетариата уморим, тогда и пережитков диктатуры не останется.

Иногда, правда, уточняют, что то была диктатура не пролетариата, а большевиков. Но это мелочи... Ведь кто такие большевики, если, как говорят, были поголовно уничтожены все дворяне, буржуи, священники, «справные крестьяне»? Те же пролетарии города и деревни. Тут, правда, возникает неувязка с родословной наших нынешних демократов. Вдруг оказывается, что все они – чуть ли не из князей. Что это для них были «лакеи, юнкера и вальсы Шуберта, и хруст французской булки» – да проклятая диктатура пролетариата отняла. Но нас интересуют здесь не личные судьбы, а большие общественные явления.

Да, у нас демократия, которую многие так ждали. Ее признаки налицо: многопартийность, гражданские права и свободы, свободные выборы. Организуй любую партию. Вон, есть партия общественного цинизма и ее генеральный секретарь то и дело выступает по телевизору. Свобода слова? Выпускай любую газету, хоть сплошь из матерных слов. Можешь купить телестудию и перед камерой голым ходить, или Путина ругать. Свобода передвижения и неприкосновенность жилища полная. Чуть Гусинскому повестка к следователю – он в Гибралтар. А наши бомжи даже сочетают оба гражданских права: с часу ночи до шести утра они неприкосновенно живут в вагонах метро и одновременно передвигаются.

Денег у людей не хватает – газету выпускать, молока купить и т.д. Так ведь еще Елена Боннэр предупреждала, что за демократию нужно платить. Вот мы и платим, еще не расплатились. А то сегодня в Приморье замерзшие люди выходят с плакатами: «Хотим жить». На это им Греф резонно может ответить: «Ну и живите на здоровье, никто вас не убивает». Люди в таком мысленном диалоге, конечно, завопят: «Мы замерзаем. Мы не можем жить без отопления. А Греф столь же резонно им ответит: «Вы имеете полную свободу покупать тепло, или покупать себе дом на Канарах. Но вы не имеете права требовать тепла от государства. Это право вы имели, но сами его выплюнули, когда сидели у телевизоров 4 октября 1993 года».

Это желание жить – отрыжка диктатуры пролетариата. Жить – это уже отход от чистой демократии, это уже социал-демократия, получение социальных прав, а не гражданских. Об этом не договаривались. Никто, сдавая советский строй, не спросил: «А мы сохраняем право на хлеб и молоко?» Нет, просили только многопартийности и свободы выезда.

Чем же обернулась демократия и могло ли выйти иначе? Как это ни покажется архаичным, к этому вопросу лучше подойти не с классовым взглядом, а с примитивным делением на БЕДНЫХ И БОГАТЫХ. Классы на это деление накладываются, но не вполне. А у нас в России, где классы вообще не успели сложиться, а потом практически растворились в советском обществе, ничего к ним свести не удается. Между тем, демократия именно на делении «бедные – богатые» И ВОЗНИКЛА. Богатые ОБЪЕДИНИЛИСЬ В ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО – «РЕСПУ-БЛИКУ СОБСТВЕННИКОВ»- и учредили демократию КАК СПОСОБ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ ОТ БЕДНЫХ. От пролетариев, т.е. неимущих. Как написано в западных учебниках, демократия есть холодная гражданская война богатых против бедных, ВЕДУЩАЯСЯ ГОСУДАРСТВОМ. Как мы сами недавно видели, холодная война богатых даже более эффективна, нежели горячая. Хотя, конечно, в крайних случаях прибегают и к горячей – выпускают то Пиночета, то Ельцина.

Как же ведут свою войну богатые с помощью демократии? Соблазняют людей политическим равенством, которое путем промывания мозгов на время утверждают как наивысшую ценность – гораздо более ценную, нежели равенство социальное. Как дается политическое равенство? Равным разделением власти между гражданами. По принципу «один человек – один голос». Никаких королей или КПСС, обладающих особо весомым голосом, нет. Все равны, и Ротшильд, и нищий. Каждый свою частицу власти может осуществить через выборы. Вроде все логично и против этого никто не возражает. И как только это принимается и закрепляется Конституцией – ВСЕ! Мышеловка захлопнулась. Богатые просто скупают голоса бедных, будь – то безработные ткачихи Иванова, чукчи или черкесы. Свободный рынок –прежде ВСЕГО ДЛЯ ПОЛИТИКИ, а уж потом для осязаемых товаров.

Впрочем, если быть точнее, богатые первым делом «выгоняют» бедных с этого рынка. Конечно не насилием, упаси Боже. Только ласковым словом – спектаклями непрерывных скандалов, передачей «Куклы», демонстративным ничтожеством продажных политиков. В массовое сознание нагнетается мысль, что «политика – дело грязное», и на выборы лучше не ходить, не пачкаться. Таким образом достигается первое условие – на выборы парламента у нас порой НЕ ПРИХОДИТ 75% избирателей, почти все бедное большинство, а на выборы президента – половина. Как видим, безо всякого насилия и пока еще без преступных манипуляций с бюллетенями от выборов отсекается большинство бедных.

Это экономит богатым огромные деньги – выкупать голоса приходится у немногих. Нужное число тщательно рассчитывается, экономика должна быть экономной. Треть из идущих на выборы избирателей остается без оплаты – их оставляют для КПРФ. Подавитесь, козлы! Треть и так проголосует правильно – это сами богатые и их челядь. Значит, торговаться приходится только с третью идущих на выборы. Это по карману. Тем более, что многих подкупают «виртуальными ценностями». Мол, вот-вот войдем в наш общий европейский дом. Или запугивают «виртуальными ужасами». Бабушек – что Ельцин обидится и пенсии отнимет, верующих – что коммунисты снова храм Христа Спасителя взорвут. Социологи работают, знают, кого чем можно напугать.

Так возникает строй-мираж. Бедные в нем как бы исчезают, благополучная часть их как бы не замечает. Из бедности выхватываются гротескные фигуры, даются с комическими комментариями. Это обволакивается рекламой «сникерсов», становится частью несуществующего мира. Все путем, мужики. Опыт (например, Бразилии) показывает, что при наличии продажной художественной интеллигенции и наркотического телевидения вполне достижим такой порядок, при котором одна половина граждан не просто не видит, но уже почти не верит в существование второй половины, живущей вообще без регулярных доходов. Народ исчезает. У нас это сделать потруднее, потому что зимы холодные, но в целом к этому идет. Половина вымрет -другая и не заметит.

Иначе в данной модели демократии быть не могло. Ибо ДЕМОКРАТИЯ У НАС – ЭТО СНЯТИЕ ЗАПРЕТА НА ГЕНОЦИД БЕДНЫХ. Если хотите, снятие запрета на убийство ближнего. В этом ее главная СУТЬ, все остальное – мелочи. Более того, дальше все будет идти по нарастающей: быстрое вымирание и прежде всего – русских, ибо черкесы, чукчи и буряты на самом деле эту демократию не приняли и продолжают свою жизнь как народы. Им главное, чтобы дети у них рождались. А то, что они свои голоса-бюллетени продают абрамовичам и кобзонам, так они на эти бумажки ПЛЕВАТЬ ХОТЕЛИ.

Что же такое была у нас диктатура пролетариата? Главный ее смысл был в ЗАПРЕТЕ ИМЕННО НА ЭТУ ДЕМОКРАТИЮ. Жесткий запрет на убийство ближнего – для тех, кто сам этого запрета не понимает. Диктатура пролетариата вдруг появилась, и почти все ее возжелали, именно потому, что наши либералы после февраля 1917 года наглядно суть этой демократии всем показали. И русские, которые тогда почти поголовно были крестьянами (хотя бы и фабричными, или в «серых шинелях»), ОЧЕНЬ ХОРОШО ЭТУ СУТЬ ПОНЯЛИ. (Поняли в 1917-м, поймут и не позже 2017-го – пусть контра выморочная на сей счет никаких иллюзий не питает. – Б.Н.).

Термин «диктатура пролетариата» в России употреблялся как метафора. Сразу после Октября он понимался как власть АБСОЛЮТНОГО БОЛЬШИНСТВА, власть народа, которая сможет поэтому обойтись без насилия, именно поэтому отпускались под честное слово юнкера и генералы мятежные. По мере обострения обстановки упор делался на слове «диктатура», и метафора использовалась для оправдания насилия.

Главное, что у нас это понятие не имело классового смысла (независимо от риторики). Она воспринималась как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей, – тех, кому не страшно постоять за правду. Пролетариат был новым воплощением народа, несущим избавление. Н. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» писал: «Марксизм разложил понятие народа как целостного организма, разложил на классы с противоположными интересами. Но в мифе о пролетариате (с поправкой на то, что это именно Н.Бердяев прожил свою жизнь как МИФОЛОГИЗАТОР.- Б.Н.) по–новому восстановился миф о русском народе. Произошло как бы отождествление русского народа с пролетариатом, русского мессианизма с пролетарским мессианизмом».

В политическом смысле диктатура пролетариата означала, что у богатых ИЗЪЯТО ГЛАВНОЕ СРЕДСТВО ВЛАСТИ – ВОЗМОЖНОСТЬ НЕ ДОПУСКАТЬ К УЧАСТИЮ В ВЫБОРЕ ЖИЗНЕУСТРОЙСТВА или скупать голоса. Бедные действительно стали влиять на ход жизни – гораздо больше даже, чем того хотело советское государство. (И чем больше оно этого не хотело, тем меньше становилось советским. – Б.Н.). В социальном смысле она означала запрет на убийство бедных богатыми. Равный доступ к минимуму пищи, то есть право на жизнь, было утверждено как не подвергаемое обсуждению Откровение. Никаких голосований по этому вопросу не допускалось. Из этого и вытекали 34 млн. пайков во время «военного коммунизма» – для всех (ВСЕХ. – Б.Н.) горожан, и банкиров, и трубочистов. Из личных симпатий, злоупотребив своей властью, Ленин выхлопотал паек первой категории (как для молотобойца) для антикоммуниста академика Павлова и его жены.

Утвердив равенство в вопросах жизни и смерти, диктатура пролетариата была вынуждена наложить мораторий на равенство атомизированных голосов – на демократию для богатых. Иначе, как ни крути, убийство бедных было не остановить – хотя бы на 70 лет (ибо власть воров неизбежно перерастает, – трансформируется, – во власть убийц. – Б.Н.). КОГДА МЫ СТАЛИ ЗАЖИТОЧНЫ И УТРАТИЛИ ПАМЯТЬ О НАСТОЯЩЕЙ БЕДНОСТИ, МЫ ОТКАЗАЛИСЬ И ОТ ЭТОЙ ЗАЩИТЫ. Каждый про себя подумал, что бедным при Чубайсе станет не он, а сосед». (С.Кара-Мурза «Десять лет победы над СССР: итоги для побежденных». – в ж-ле «Что делать».- К., 2001, №23-24, с. 71-72.).

Это ж сколько воды утечет (слез, крови людской ets), это ж сколько времени пройдет, прежде чем на знаменах рабов, на знаменах угнетенных масс появится: «Proletarier aller Lander, vereunigt euch!»…

А вот это уже: солидарность. А это уже: консолидация против консолидации. Кулак против кулака, организованная сила против организованной силы. Разумеется, со вполне прогнозируемым и научно вполне вычисляемым конечным исходом, итогом и результатом...

А теперь о деле самом сложном: о самоуничтожении пролетариата. О превращении его, – пролетария, – из представителя класса в человека.

«Социалистическая революция началась, – сказал Ленин в начале 1918 года, – теперь все зависит от образования товарищеской дисциплины, а не казарменной, не от дисциплины капиталистов, а от дисциплины самих трудящихся масс». Создать новую товарищескую дисциплину труднее, чем увлечь массы против помещиков и капиталистов, но хотя эта задача труднее – в ней и только в ней ключ ко всем действительным успехам коммунизма.

Новое общество может подсчитывать свои успехи лишь по мере того, как его законы, не оставаясь в области внешних фактов и книжных фраз, входят в конкретную жизнь людей, становятся их личным достоянием, делом нравственного близкодействия. Чем больше сошлись общие принципы коммунизма с непосредственным чувством товарищества, тем более они реализованы, тем дальше мы от казенной дисциплины старого типа. И где это достигнуто, там общественное здравоохранение – не только польза, но и добро, а без этого условия лучший порядок, установленный законом, останется только абстракцией и может даже утратить свое полезное действие.

Ленин прекрасно понимал, что нашей революции предстоит решить громадную человеческую проблему, ибо коммунизм, по его словам, сказанным еще до Октября, «предполагает и не теперешнюю производительность труда, и не теперешнего обывателя, способного «зря» – вроде как бурсаки у Помяловского – портить склады общественного богатства и требовать невозможного». Трудно даже представить себе масштабы этой задачи. Образ бурсака, проявляющего свою личность бессмысленным расточением общественных средств, презирающего казенную науку, которой его обучают, и знающего тысячи хитростей для уклонения от нее, отравленного чувством мести к обществу, опасного в своем произволе, коварстве, ничтожном властолюбии, имеет всемирно-историческое значение. В его реальных подобиях мы узнаём радикально-злое Канта – кошмар образованных людей времен французской революции.

Но откуда взялся этот обыватель, стоящий на пути к лучшему обществу? Откуда он на протяжении всей истории, со всеми странными, ужасными, иррациональными чертами, которые возникают в ней на каждом шагу? Это длинная повесть. Читатель Помяловского знает, что бурсак был несчастным созданием казарменной дисциплины старого общества, нашедшей себе, казалось, законченный образец в серых стенах царского учебного заведения. Если это одичалое существо вырвется на свободу таким, каким его сделала старая бурса, многие ожидания, записанные в книгу общественного бытия кровью героев, реальные с точки зрения объективной исторической необходимости, могут превратиться в насмешку. Все лучшее на земле будет связано для него с воспоминанием о казенной долбежке, и потому отвратительно, достойно поругания. Тут полетит голова великого химика Лавуазье, не устоят на своих местах и статуи страсбургского собора. Исторически террор французской революции понятен, но люди, творившие кровавые безобразия вроде «сентябрьских убийств», бурсаки. Темный вандейский крестьянин, восставший против передового меньшинства, желающего силой вести его в царство Разума, – тоже бурсак. Солдат, сменивший революционный энтузиазм на культ императора, и множество других подобных явлений обманутой, искаженной народной энергии – все из того же мутного источника.

Чем глубже исторические сдвиги, тем опаснее эта примесь стихийных сил, зряшного отрицания, по известному выражению Ленина. Одержимые яростью уравнительного ничтожества, китайские хунвейбины не могут быть поняты без тысячелетней бурсы старой небесной империи. По поводу некоторых особенностей общественного движения в Китае середины прошлого века Маркс писал: «Тайпин – это, очевидно, дьявол in persona, каким его должна рисовать себе китайская фантазия. Но только в Китае и возможен такого рода дьявол. Он является порождением окаменелой общественной жизни». С тех пор как были написаны эти строки, история показала, что такая дьявольщина возможна и в самых цивилизованных странах. Но по существу Маркс остался прав: толпа озверелых бурсаков, способных на всякую дичь, росла и в Европе, и в Америке по мере того, как общественная жизнь эпохи позднего капитализма при всей ее кипящей подвижности принимала черты окаменелого казенного мира.

Октябрьская революция поставила человеческую проблему, которую отвлеченно решали все нравственные системы мира, на реальную историческую почву. Мечта казалась близкой, но достаточно обратиться к Ленину, чтобы увидеть, с какой осторожностью он говорит о возможностях и сроках. Ведь тот образец человека, который ничем не похож на бурсака Помяловского, существовал разве в тесной среде немногих товарищей-революционеров, да и здесь, в своем ближайшем окружении Ленин отметил присутствие многих обычных недостатков и опасных человеческих свойств. Что же касается решающих измерений, то есть большой массы людей, всегда оказывающей свое влияние на деятелей первого плана, то мечтать о легкой победе над возрождением привычек старой бурсы в какой-нибудь новой форме было наивно.

Первые шаги советского строя совершались в обстановке одичания масс, вызванного мировой войной. Война развращает людей, она создает условия, благоприятные для «босяцких и полубосяцких элементов». На революцию они смотрят «как на способ отделаться от старых пут, сорвав с нее, что можно». Борьба с этими «элементами разложения старого общества» – широко разлившейся махновщиной – большая страница революционного героизма. Эта борьба много сложнее, глубже и внутреннее, если можно так выразиться, чем простое установление твердого революционного порядка.

Дисциплина капитала, опьяневшего от успехов империализма, создала в мире атмосферу кризиса, который поставил под сомнение элементарные основы общественности. На почве растущей централизации экономической мощи ожили отсталые монархии от Берлина до Токио. Даже более передовые страны превращались, по словам Ленина, в «военно-каторжные тюрьмы для рабочих». И все это вызвало ответную волну отвращения к безличной, принудительной и лицемерной цивилизации. Подобно тому как это было в Европе накануне французской революции, в эпоху «бури и натиска», но более широко, на самом плебейском уровне, сила отпора приняла многие анархические черты.

Особенно невыносимо было угнетение масс государством, тесно связанным с организациями крупного капитала, в царской России. «Невероятная застарелость и устарелость царизма создала (при помощи ударов и тяжестей мучительнейшей войны) невероятную силу разрушения, направленную против него». Куда повернет эта сила в дальнейшем ходе революции? Будет ли она тем движущим началом, которое оживит и наполнит новые формы организации жизни, или эти формы станут казенной вывеской, скрывающей равнодушие и злобу обывателя, похожего на бурсака Помяловского? Не разнесет ли стихия по кирпичику фабрики и заводы, дворцы и библиотеки старого мира? В апреле 1918 года Ленин сказал: «Капитализм нам оставляет в наследство, особенно в отсталой стране, тьму таких привычек, где на все государственное, на все казенное смотрят, как на материал для того, чтобы злостно его попортить».

В старой России связанный с помещичьим землевладением и царской бюрократией крупный капитал властвовал над громадной массой разъединенного мелкобуржуазного населения. Возникшие в результате передела земли двадцать пять миллионов крестьянских дворов создали после революции новый атомный котел мелкой собственности. С этим фактом приходилось считаться во всех областях советского строительства. На I Всероссийском съезде по внешкольному образованию Ленин сказал: «Широкие массы мелкобуржуазных трудящихся, стремясь к знанию, ломая старое, ничего организующего, ничего организованного внести не могли». И винить их за это было бы исторически несправедливо – крестьянин, грабивший барскую библиотеку, привык отвечать на утеснения власти растаскиванием или даже бессмысленной порчей накопленного старыми классами общественного добра. Все это было не свое, а чужое, казенное, и вековая ненависть к «казне» создавала особенно дикие формы бунта против нее. Совместного усилия хватало часто для разгрома старого, но не хватало для организации новой товарищеской связи, для защиты народного имущества и добровольного общественного контроля.

В прежнем казенном мире даже простое преступление было примитивной формой протеста, вызывая сочувствие к осужденному. Но привычка к отрицательным действиям, по терминологии Бакунина и его друзей, имевшая глубокие корни в жизни народа, неизбежно должна была стать препятствием на пути к более высоким целям коммунизма. Она грозила остановить общественный подъем в рамках очень размашистой и народной, но все же только буржуазной революции. Ибо, как не раз объяснял Ленин, особенность буржуазной революции состоит именно в том, что ей достаточно отрицательных действий, то есть разрушения, ломки. Что касается приведения в порядок освобожденных от казенной обузы хаотических общественных сил, то об этом заботиться нечего – буржуазный порядок растет сам по себе, его создает принудительно закон рыночных отношений.

Социалистическая революция не может рассчитывать на успех без добровольной организации подавляющего большинства, и самая решительная, самая глубокая ломка старого миропорядка еще не служит гарантией от восстановления его в другой форме. Вот почему коммунистическое начало Октябрьской революции могло проявить себя только там, где на месте «российского бестолкового хаоса и нелепости», этой оборотной стороны традиционного деспотизма, возникали первые сознательные общественные связи для объединения миллионов людей.

В широком народном море было и то, и другое. Две формы развязанной массовой энергии еще раз столкнулись друг с другом в непримиримой противоположности. Именно здесь, а не в прямой схватке с военной силой помещиков и капиталистов прошел главный водораздел. С одной стороны -сплочение масс в духе пролетарской солидарности под руководством коммунистического рабочего авангарда, с другой – распад на центробежные силы при переходе от праздничного энтузиазма революции к обыденной жизни, борьба за раздел добычи и зависть всякой мелкой собственности к более крупной, не идущая дальше уравнительного коммунизма и взаимного озлобления.

Октябрьский подъем развязал нравственный узел, туго стянутый предшествующей историей, и сознательный авангард страны должен был снова связать его, но связать правильно. Это была задача не из легких, ибо известно еще со времен Добролюбова, что внешних турок победить легче, чем внутренних. Колчак и Деникин были внешние турки. Схватка с ними стоила громадных потерь, и все же этим аршином мерить другие задачи, стоящие перед народом, идущим к более высокой общественной организации, нельзя.

Самый опасный враг находится здесь, близко, среди нас, говорил Ленин, повторяя свои предупреждения настойчиво, неутомимо. Это не прежний, ясный во всем своем классовом облике белогвардеец, капиталист. Нет, это хуже – хуже именно своей неясностью, неуловимостью. Но это – «враг, погубивший все прежние революции». Столкнувшись с ним, «революция стоит перед какой-то пропастью, на которую все прежние революции натыкались и пятились назад».

Со всей присущей ему энергией мысли Ленин подчеркивал значение новых, особенных и непонятных с точки зрения книжного марксизма явлений классовой борьбы. Выбросив за границу два миллиона белогвардейцев, нужно было овладеть своими собственными силами и побуждениями, перегореть самим, добиться торжества «над собственной косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в наследство рабочему и крестьянину».

Слово эгоизм не раз встречается у Ленина, и несомненно, что в его словах о мелкобуржуазной стихии, неподдающейся разумной организации, моральный оттенок есть. Однако ленинская постановка вопроса не имеет ничего общего с тем осуждением эгоизма, которое превращает фразу о пережитках буржуазного общества в дисциплинарную мораль, направленную против интересов и влечений массы реальных лиц, образующих в совокупности народ. Напротив, адская кухня мелкобуржуазной стихии вовсе не исключает, в глазах Ленина, такое блюдо, как возрождение в какой-нибудь новой форме прежней казенной дисциплины, подавляющей личность во имя государственной пользы или во имя самых революционных, но слишком общих идей.

Можно не сомневаться в том, что маоизм – наглядный пример бесцельных усилий победить анархию экономической разобщенности деспотизмом, основанным на социальной демагогии. С исторической точки зрения такие карикатуры сами являются искажением общественной воли в духе обывателя, похожего на бурсака Помяловского. В каждом выходце из старой бурсы, как бы ни был он сам по себе ничтожен, сидит маленький Наполеон, не знающий другой указки, кроме своего произвола. В его бунтарстве таится страшная жажда власти, и деспотизм одного есть равнодействующая множества частных явлений искаженной общественной воли, стремящейся в любом отдельном случае к личной гегемонии вместо товарищеского сплочения.

«…Противники Октябрьской революции отказывают ей в «метафизической глубине». Они сводят ее духовное содержание к идеям пользы, техники и силы. Но это может быть справедливо только по отношению к мнимым друзьям революции и людям, лишенным школы революционной теории, способным заблуждаться и понимать ее более по-ницшеански, чем по-марксистски. Будущий историк общественного сознания покажет, какую отрицательную роль играло после Октября наметившееся еще в эпоху первой русской революции смешение большевизма с «боевизмом». Все известные нам формы преувеличения целесообразности и насилия по своему историческому месту относятся больше к современному типу буржуазной идеологии с ее культом дьявола, чем к нравственному миру Октябрьской революции. Это голос «маленького чумазого», которому никогда не бывает тепло, пока другому не холодно.

В период взятия власти Советами Октябрьская революция была наименее кровавой из всех, но вооруженное сопротивление реакционных сил, выстрелы террористов вызвали взаимное ожесточение и красный террор. Народное правительство России сделало попытку осуществить переход к новым общественным отношениям постепенно, без особой ломки. Однако противная сторона пустила в ход все, чтобы, по словам Ленина, «толкнуть нас на самое крайнее проявление отчаянной борьбы». Возможно сбылось то, что предсказывали Герцен, Чернышевский, Лавров еще в XIX веке, предупреждая, что время не терпит и лучше имущим классам уплатить свой вековой социальный долг без задержки. Большую роль сыграли также последствия затянувшейся войны. В таком глубоком кризисе, который переживала страна, варварские методы борьбы с варварством были неизбежны – или белый террор, или красный.

Спор о насилии – одна из обычных тем современной общественной мысли. В открытом насилии не нуждаются классовые силы, господство которых достаточно прочно и без него, ибо это господство опирается на экономическую власть, разобщение нации, привычку к подчинению традиционному порядку вещей и другие подобные факторы. Но спокойствие силы не дает сильному никакого морального права гордиться своим миролюбием, тем более что при первой необходимости он показывает зубы. Поэтому пропаганда буржуазного либерализма есть лицемерие, в лучшем случае – это наивность. Насилие само по себе отвратительно, однако решимость применить оружие в правом деле -признак мужества.

«Есть ли разница между убийством с целью грабежа и убийством насильника?»-спрашивал Ленин. И действительно, чем можно ответить на этот вопрос, требующий прямого выбора? Идеей мирного непротивления злу? Но даже сторонники этой теории завели у себя танки и самолеты, как только создали свое государство. Идеалом чистой науки? Но за последние десятилетия наука так запуталась в делах мира сего, что ею злоупотребляют не меньше, чем любой революционной идеей. Стоять же воплощенной укоризной над своей эпохой, придумывая для нее устрашающие определения, вроде «эпохи дезагрегации», «эпохи отчуждения», «эпохи страха», – это вообще не выход для серьезной мысли, это нравственная поза, не более.

…При известных обстоятельствах насилие есть неизбежная, хотя и тяжкая необходимость. Но только с обывательской точки зрения суть революции заключается в насилии. На деле это лишь одна из ее сторон, и далеко не главная. Вот мысль, которую Ленин настойчиво стремился утвердить в сознании коммунистов, своих сторонников, еще в те времена, когда вокруг бушевало пламя гражданской войны.

Можно ли обойтись без насилия? Такой путь есть. Он состоит в осуществлении на деле товарищеской дисциплины трудящихся масс вместо казенного подавления их самодеятельности, присущего старому обществу и вызывающего ответную реакцию безразличия, злобы, взаимного ожесточения. Исторически рабочий класс, по выражению Ленина, является классом-объединителем. Такова его общественная роль по отношению к громадному большинству населения, состоящему из различных социальных типов мелкого самостоятельного хозяина или зависимого от других «маленького человека» вообще». (М.Лифшиц. Нравственное значение Октябрьской революции).

О партии. О политической партии, а не о партии в преферанс, разумеется. Это там вполне допустимо: «изволите партеечку?..».

В нашем же случае «партеечек», сиречь квазипартий политических не счесть и при клонировании очередной никто, вестимо, изволения не испрашивает. Создают. Назначают себя, – думаю, нередко согласовывая с вашингтонским, и иными похожими, обкомами партии подобные назначения, – генсеками (председателями, секретарями еts., а затем... Правильно, а затем идут искать «той загал», интересы которого якобы собирается выражать, защищать, отстаивать оперативно спроворенная «политическая партия». Вон, в одной Украине по состоянию на 1.08.05 года их было зарегистрировано в Минюсте свыше 130. А до парламентских выборов 2006-го года (да еще принимая в расчет то обстоятельство, что ходить во власть они на этот раз будут исключительно по спискам партийным, – за пропорциональной системой, – их еще ой как густо нарастет... Так квазипартии порождают – , и воспроизводят – , квазивласть.

Обыватель с разинутой варежкой пустыми глазами смотрит в газету, смотрит в экран ТV и приученно бубнит: «демократия»...

А когда эти красавцы (и красавицы): жлобы-филистеры, моль социальная, живущая в складках любого (включая и социалистический) общественного строя, живущие по формуле: «только бульдозер и курица гребут от себя, а я же не бульдозер, и не курица...»; так вот, когда эта публика собирается вместе, она создает ТОЛПУ.

Разумеется, собраться и создаться ей более или менее мастерски, неприметно и уклюже помогает целая система манипулирования сознанием, чувствами и поведением обывателя, начиная со своевременно прибранных к рукам средств массовой коммуникации и заканчивая прошедшими соответствующий «вышкил» и проплаченными негодяями: как теми, кто «за кадром», так и с «матюгальниками» в руках. Вспомните, как безотказно и удачно получалось это в конце 80–х у литературных и политических проходимцев: драчей, яворивских, павлычек и прочих щербаков с коротичами. Впрочем, опыт и практика свидетельствуют: идиотизм и жлобство – это надолго. И – у многих, свидетельство чему – тот площадный шабаш, который удалось срежиссировать, проплатить и поставить в ноябре – декабре 2004-го цитрусам в Киеве. Банальную попытку государственного мятежа (внутри мятежа) сумели втюхать все той же публике как ... «революцію на майдані». Они оказались правы в одном: «Їх – багато». (Их – много). И глуповство, и наглость, и нягодяйство ихнее – беспредельны. И лечению поддаются – с большим трудом... . «Нас багато, нас треба лікувати». Не переживайте: жизнь вылечит. Уже активно лечит…

 Толпа – это агрегат, простая механическая совокупность абсолютно безразличных друг другу, рядоположенных (рядопоставленных), «однозаряженных», атомизированных индивидов, не желающих, не умеющих и не способных ВЗАИМОДЕЙСТВОВАТЬ как субьекты, как личности. Они – тупые, пассивные, ленивые объекты ВОЗДЕЙСТВИЯ. Чужого. Воздействия с недоступным ихнему пониманию замыслом и целью. Ну, и, разумеется – результатами.

Ведь по своему интеллектуальному происхождению и последующему психическому развитию он (жлоб, обыватель, филистер) кто? Правильно, МАРГИНАЛ. Полузнайка. «Полуинтеллигент». Получеловек. Лентяй, довольствующийся, – готовой, – копеечной мудростью истолковывающих (комментирующих) господ. «Что ему книга последняя скажет, то на душе его сверху и ляжет». Да хорошо бы – книга. Да хорошо бы – хорошая. Так ведь вполне достаточно и газетки. Или – урода, развязного подонка с глазами мороженого судака, денно и нощно бубнящего с экрана ТУ, устраивающего по команде своих хозяев, – кукловодов, – непрерывную череду «политических» ток-шоу.... В последнее время наш «объект» и вовсе не читает. В лучшем случае – почитывает. А вообще-то: почитает и предпочитает. Ну, как научили и учат... Вернее: как приучили и приучают.

«Результатом предательства либеральных совков стало кривое зеркало, в которое мы смотримся до сих пор. Это зеркало принесли наши кухонные либералы. Принесли –а сами уехали.

Август 2002 года. Я иду по Арбату и наталкиваюсь на толстую рыхлую девицу, скучающую при камере с эмблемой одного из самых либеральных телеканалов. Девица предлагает мне высказаться на камеру. Ее вопрос, почему русских так не любят за границей, вызывает у меня недоумение. Я русский, живу за границей давно, много ездил по Европе и страны, где русских не любят, не видел. Я объясняю девице, что это миф, что там, где русских знают, к ним относятся сложно. А вот не любят русских некоторые российские телеканалы – их надо и спрашивать почему. Девица недовольна.

А почему вы считаете, что это миф? – спрашивает она. – Кто этот миф создал?

Те, кто страдает от комплексов и задает такие вот вопросы, – ответил я. –Мы плохие, злые, отвратительные – вот что внушает ваш вопрос. Там, где нас знают, – а таких стран в Европе все больше, – нам многие симпатизируют, но многие нас боятся. И это нормально: сильных всегда боятся.

Рыхлая девица смотрела неодобрительно. Она как была убеждена, что нас все не любят, так и осталась при своих убеждениях. Потому что она выросла и живет перед кривым зеркалом, появление которого совпадает с концом хрущевской эры.

С уходом со сцены Хрущева, имевшего дерзость поставить ракеты прямо у янки под носом, в СССР стало модным публично издеваться над собой и самих себя считать недоделанными недотепами. Это была новая реальная идеология брежневской эпохи, которую можно описать с помощью крестьянской прибаутки: «Вань, ты чай пил? – Да что ты, где нам, дуракам, чай пить!». Прибаутку эту поняли так: где нам, совкам, научиться разводить кока-колу и шить джинсы! Масштабы и последствия этого явления не были правильно оценены нашими одряхлевшими партократами по причине их оторванности от реальной жизни.

До Брежнева у нас было зеркало героических будней советского народа, глядясь в которое каждый начинал искать место подвигу. Героическое зеркало сталинской эпохи десятилетиями показывало то Корчагина, то Мересьева. Не все вполне верили, некоторые потихоньку посмеивались в кулак, но это зеркало воспитало поколения героев.

Кривое зеркало либеральных совков начало показывать испуганных, закомплексованных слабаков. И воспитало поколения недовольных всем и вся невротиков. Наши доморощеные либералы поместили в это зеркало свое правдивое изображение, но стали показывать как наше, а не их отражение.

Особенностью кривого зеркала было его существование в виде системы городского фольклора разных жанров.

Главным жанром были сказки на тему «Вот как у нас всё плохо, а у них как всё хорошо». Сказки рассказывались на кухнях – это была кухонная либеральная мифология, которая набирала силу и стала наконец сильнее ветшающего коммунистического мифа, который никто не обновлял, на который все плевали и смеялись при этом.

Интересно в этом феномене нечто, что сегодня кажется почти невероятным и что никогда больше не повторится. Кухонный либерализм брежневской эпохи распространялся вне СМИ, как бы воздушно-капельным путем. Он был некое устойчивое, злобное и кривое мнение о том, что мы слабые, убогие, неполноценные, а вот они, за бугром, настоящие. Вершиной развития совкового либерализма стало само синтетическое понятие «совок», отчасти живое еще по сей день: все мы совки, и живем в совке, и все вокруг нас совковое.

1982 год, город Санта-Клара, центр провинции Лас Вильяс на Кубе. Университетский городок. Я разговариваю со своим другом Андрюшей, который ночью послушал «Голос Америки». Мы ровесники, нам по 25 лет, мы оба учим кубинцев русскому языку. Андрюша укоризненно пересказывает ночные новости вражеского голоса: наши военные использовали в Афганистане отравляющий газ. Андрюша называет это свинством. Я сочувственно киваю. Я тоже не согласен с газом, но подвергаю информацию «Голоса Америки» некоторому сомнению. Мол, откуда они знают, они что, сами этот газ нюхали?

Андрюша – типичный совковый либерал и американофил. Восторгался свободой у них и презирал рабство у нас. И бесконечно смотрелся в кривое зеркало, кривизна которого заключалась в установке, которую наши либералы переняли у либералов не наших. Установка простенькая: мы «бэдгайз» и всё у нас «бэд». И ГУЛАГи были только у нас, и газами только мы травим, и репрессии только у нас бывают. Живоглоты мы, живодеры.

Установка эта множилась и укоренялась в умах еще и потому, что нам не с кем было сравнить себя. Партократы заперли нас и самих себя в информационную тюрьму. Естественно, мы насмешливо относились к нашей нарочито тупой пропаганде, даже когда она сообщала чистую правду о мире. Когда телевизор рассказывал нам, что половина джунглей Вьетнама уничтожена американской химией, после которой рождаются сотни тысяч детей-уродов, мы посмеивались: вот, мол, пропаганда. Зато когда запрещенное американское радио раскрывало нам глаза на «зверства» нашей армии в Афганистане, мы благородно негодовали.

Почему кухонно-сарафанное радио оказалось сильнее всех советских СМИ? Потому что в советских СМИ были сосредоточены основные массы наших предателей. Они сознательно и с наслаждением осмеивали наши героические мифы, они виртуозно втирали очки высокопоставленным партократам: мол, все у нас в порядке, товарищи, наш коммунистический миф цветет и пахнет, как тело Ильича в Мавзолее. Мы содержим его в образцовом порядке, чистим, смазываем, подкрашиваем. Наши предатели сочиняли издевательские слоганы типа «советское – значит отличное» или «с чувством глубокого удовлетворения» и год за годом, как свиньи в хлеву, топтали сформировавшиеся в сталинскую эпоху табу. Они не знали наверняка, – ибо Фрейд был еще запрещен, – но чувствовали: без табу нет ни тотема, ни правды, ни Бога. Растопчем табу – все остальное развалится само.

Перестройку подготовили и осуществили наши писаки и говорилки. Перестройка была первым виртуальным продуктом революционного характера в истории России. Но отнюдь не последним». (Scan, OCR, SpellCheck: Zed Exmann, 2006 http://publ.lib. ru) «Хелемендик С. МЫ…их!»: «Славянский Дом»; Братислава; 2003 ISBN 80-85459-19).

Современная журналистика – это индустриализованный, т.е. поставленный на поток способ оглушения и сокрушения человеческого сознания и психики в целом. Представители «второй древнейшей» бесцеремонно выдирают кусок хлеба, – насаждают проституированное сознание, – у своих коллег из цеха «первой древнейшей». Газетки типа «ЗН», «ВВ», «УМ», «СН», «СВ» и телеканалы типа «5-го» – это не только очаги непрерывного духовного зомбирования и манипулирования человеческим сознанием и поведением, но, при определенных условиях – штабы по оперативному управлению и руководству поведением уличных (площадных) толп: кому куда выдвигаться, что блокировать, что осаждать, кого клеймить, кого славить... От блудодейства духовного и чувственного до такового практического – рукой подать. Если в голове – ложь, в сердце – рознь, на улицах – резня... Чем дальше от истины – тем ближе к крови. Не нами и не сегодня сказано, а – правда.

«Можно с уверенностью утверждать, что если бы радио и телевизор не были в каждом нашем доме, Россия никогда не проиграла бы эту странную и нами еще не понятую войну. Взрыв медиальных технологий, начавшийся с массовым внедрением телевидения, сыграл с нами злую шутку – мы не заметили этого взрыва, не поняли его. Пока они обкатывали у себя методики промывания мозгов с помощью телеэкрана, у нас год за годом тупо показывали Брежнева, четыре часа подряд читающего отчетный доклад засыпающему съезду КПСС. Пока Брежнев читал, пока наш эфир был засорен бессмысленными пародиями на пропаганду марксизма-ленинизма, наши враги день за днем, год за годом готовили армию либеральных совков в наших СМИ.

С чего начиналась перестройка? С революционных по откровенности и искренности телевизионных программ, которые стали вести никому не известные молодые люди. С разоблачительного «Огонька», всенародного покаяния на экранах кинотеатров. С антипартийной литературы и публицистики в толстых журналах, имевших миллионные тиражи. Каялись все, но никто не понимал в чем.

Почему разрушение советской империи началось именно так? Потому что мы отдали своим врагам в руки ключи от собственных мозгов. И враги наши этими ключами воспользовались отнюдь не для того, чтобы нам помочь или нас просветить, а для того, чтобы нас уничтожить. И это логично, на то они и враги. Немного странно другое – то, что враги стали нашими друзьями. Хотя странные дружбы тоже не редкость.

В манипуляции с мозгами советских людей заключалась историческая роль либеральных совков. Пока мы вместе с ними сладостно мурлыкали банальные заклинания о свободе, демократии и правах человека, пока мы искренне тянулись на Запад, уверенные в том, что они нам помогут «цивилизоваться» в их же собственных интересах, они деловито готовили взрыв нашего дома и раздел нашего имущества.

Справедливости ради скажем, либеральные совки, замурлыкавшие первыми, были в основном сами ослеплены и реальных целей наших врагов действительно не понимали. Они были первыми жертвами холодной войны, но жертвами активными и деятельными, обращавшими в свою веру массы.

Запомним механизм нашего умопомрачения, чтобы оно больше не повторялось. Мы купились на присущей людям, и особенно русским, вере в чудеса. Мы поверили в то, что есть новое, чудодейственное заграничное ноу-хау – с этой веры началась перестройка задолго до ее начала. Волшебное заграничное лекарство – рынок, многопартийность, приватизация. Проглотим три таблетки – и будем как они, богатые и свободные. Простую и сегодня понятную каждому думающему русскому вещь: ни их богатство, ни их свобода нам не подходят и не нужны – не говорил тогда почти никто. Этой простой истины тогда как будто никто даже не знал – мы на десятки лет оказались в изоляции от наших «учителей» и были склонны верить в то, что там у них текут молочные реки с кисельными берегами. Только сегодня до нас доходит, что они не так уж и богаты, что они совсем не свободны. Что их «свобода» это просто слоган – вроде нашей державности с соборностью или диктатуры пролетариата.

Между тем, наши враги просчитали, что сам по себе совковый либерализм не взорвет наш мир изнутри. А вот парад суверенитетов национальных номенклатур – взорвет. И такой парад устроили. Раздразнили, науськали «националистов» от Прибалтики до Средней Азии так сильно, что усмирить их без крови уже не получалось. Трусливый деревенский придурок Горби брать на себя подавление росших как грибы суверенитетов не посмел.

Запомним, что раздували националистические страсти на окраинах наши либерализированные московские СМИ, раздували изо всех сил – в этом их главное предательство, и не только по отношению к русским. «Освободившиеся от имперского гнета» народы СССР влачат сегодня нищенское, жалкое существование отчасти благодаря тем, кто их так азартно науськивал, особенно из Москвы.

Не совсем правильно утверждать, что либеральные совки, сосредоточенные в СМИ, разваливали Союз по указке из-за границы. Они разваливали страну сами по себе, исходя часто из светлых побуждений, творчески, сосредоточенно, с восторгом. Многие из них тайно или открыто жалеют теперь о содеянном: в том старом мире им жилось лучше, вольготней, безопасней.

Почему оказались бессильными все эти отделы пропаганды райкомов, обкомов и ЦК, Главлиты, КГБ – все те, кто должен был держать советские СМИ на узде? Потому что они тоже кишели либеральными совками, тоже были отравлены. Еще потому, что партократы, ответственные за идеологию, не владели искусством управления человеческим стадом с помощью электрической погонялки для скота под названием телевизор. Не умели телевизировать, не понимали элементарных азов.

Все это уже история, из которой нужно хотя бы попытаться извлечь уроки. Некоторые из запевал подрывного либерализма стали сегодня респектабельными дельцами СМИ, некоторые сгинули. Но как это часто бывает в истории, поразив нас мечом фальшивого дешевого мифа о свободе и демократии, распыленного через наши СМИ, наши Учителя, сами того не желая, передали нам свой меч в руки.

В наших СМИ за последние десять лет произошли процессы, имеющие необратимый характер – тому, что янки изобретали десятилетия, мы научились за считанные годы. У нас сегодня множество телеканалов, радиостанций, газет, имеющих конкретных владельцев, и у этих владельцев есть свои конкретные интересы. Всё, как у заокеанских учителей, только лучше, выше уровнем. Потому что мы и наши СМИ без предрассудков – мы действительно свободные, раскованные. Если кого-то мочим на экране, то остается мокрое место. Наша русская свобода круче их американской.

«И все эти СМИ работают на стоящее у власти проамериканское правительство!» – заявит наш патриот и будет прав. Наши СМИ так же, как у янки, работают на власть, генерируют власть, заменяют власть, когда надо. Но при этом наши СМИ перестали играть роль пятой колонны, стали эффективным инструментом власти в руках сильных и богатых. Наши СМИ становятся все более не зависимыми от их СМИ – судьба НТВ тому яркий пример. Начиналось как либеральное проамериканское телевидение в пользу подававшего тогда надежды Явлинского; продолжалось как канал Гусинского, игравшего в выборах 1999 года за Лужкова; оказалось, наконец, в руках «Газпрома» и сегодня добросовестно держит генеральную линию путинской партии. Похожая судьба у остальных телеканалов – и это хороший знак. Мы вытесняем их из своего информационного пространства.

Наши учителя-янки, как бы мы их ни ублажали во многих других вопросах, уже не имеют такого влияния в наших СМИ, которое у них было при Горбачеве. То есть ключи к нашим мозгам уже не в их руках, а в руках наших – все равно в данном случае кого: олигархов, бюрократов, бандитов. Эти наши с этими ключами только начинают разбираться, но учатся, и делают это так быстро, что Европа от нас уже безнадежно отстала.

Медиальный джин выпущен из бутылки заокеанскими учителями на наши бескрайние просторы, и это навсегда. Этот джин у нас приживется, научится пить водку и закусывать соленым огурцом. А теперь такой скромный вопрос. Кто будет в этом мире строить новые сильные системы политических мифов, кто будет придумывать все более эффективные способы телевизирования и виртуализации реальности? Будут это снова янки с их убогой фантазией, тусклыми шаблонами и страной, населенной телезрителями настолько тупыми, что смех им обязательно нужно включать, иначе они не будут знать, когда смеяться? Или, может быть, это будем мы, цивилизация великих мифов и гениальных мифотворцев?». (Хелемендик С. «МЫ…их!»).

...Что есмь «партия»? Даже этимологически: «часть». Чего часть? Чего угодно.

Что есмь партия политическая? Часть определенной массы народа. Либо – всего народа. Какая часть? Ну, видимо, – лучшая. Передовая. Прогрессивная. Активная. Сознательная. Продвинутая. По идее.

Понявшая что-то такое о жизни, об историческом процессе, о правде и кривде, добре и зле, справедливости и не, красоте и уродстве, истине и лжи и т.п., чего ПОКА ЕЩЕ не поняло большинство. Все остальные. Партия политическая (авангард) в сущности должна выполнить одну-единственную задачу: доразвить массу до своего (не забывая при этом о собственном развитии, разумеется) уровня, и – ИСЧЕЗНУТЬ. Отмереть. (Если все отличники, отличников НЕТУ). Совпасть, подтянув его к своему уровню, слиться с народом, с основной массой, с теми, чьей политической партией (частью) она вчера была.

Разумеется, касается это ОДНОЙ-ЕДИНСТВЕННОЙ политической партии. Той, которая базирует свои цели, идеалы, и, соответственно – выдвигает и ставит перед массами практические политические задачи, основываясь исключительно на НАУКЕ.

Так вышло, что от момента ее зарождения, от момента ее создания, – именно как политического авангарда пролетариата (1848 г.), такой партией должна была стать и быть партия КОММУНИСТИЧЕСКАЯ.

Так по сущности. А как – по существованию?

По – разному. А им же, – сущности и существованию, – еще и СОВПАСТЬ предстоит. И – образовать ДЕЙСТВИТЕ-ЛЬНОСТЬ. Социальную действительность. Действительное общество. Действительного человека. Действительную жизнь.

Действительную, а не реальную жизнь. Действительность, а не социальную реальность.

Когда «коммунисты по профессии» (революционеры из колбы) изнерадостно констатируют: «капитализм победил социализм», либо, в лучшем случае: «капитализм победил в бывшем СССР», то они опираются на исключительно плохо усвоенные (а не освоенные) и вовсе непереваренные первичные сведения о капитализме, полученные в советской средней, – и, в лучшем случае: высшей, школе. Согласно этим сведениям ихним, капитализм «побеждает» в любой ОБЪЯВИВШЕЙ себя таковой – осуществившей по западному сценарию и на ихние же деньги контрреволюционный мятеж бывшей союзной республике, не суть важно, где это происходит: в ЧССР, СФРЮ или в СССР, либо в любой иной отдельно взятой стране, где удалось временно узурпировать власть пятой колонне. Тут главное: не мешкая осуществить, – социалистическое и советское, кстати сказать, – право наций на самоопределение («разделяй и властвуй»), не мешкая поменять систему политической власти, – ввести институт парламентаризма и президентства, – («чтобы обезглавить, необходимо возглавить») и, предварительно оперативно прибрав к рукам все медия, осуществить качественную промывку мозгов контингента, изнывающего от гнета тоталитаризма и полного отсутствия демократии вкупе с правами человека и общечеловеческими ценностями («чтобы сделать человека рабом, его надобно сделать невежественным»). Финита.

Да, еще надо быстренько принять новую конституцию, нарисовать новый герб, сшить новый флаг, написать новый гимн и ввести новые деньги. Даже не «ввести», а: ВВЕЗТИ. Из Канады и Израиля…

Все, «независимость» и «капитализм» обеспечены. Обвальное дипломатическое признание этого геополитического новодела и уродца осуществляется за пару–троечку недель. В этой части «продвинутые» страны капитализма умеют быть сверхоперативными, когда необходимо.

Дальше: дерибан. Причем львиная доля бывшего национального достояния, добытого поколениями и поколениями трудового народа уходит (что естественно) в качестве приза победителю… ЗА БУГОР, определенная же его часть, – толика, – после лукавых юридических манипуляций под псевдо «разгосударствление», «приватизация» «акционирование» и т.п. – без счета, – бросается в виде кости, в виде мосла, в виде приза вонючей местной коллаборатуре, «диссиде», пятой колонне. Все, «демократия победила». Народ.

Просто. Незатейливо. Со вкусом.

Похмелье начинает приходить, наступает потом, со временем. Когда неправедно присвоенное, – уворованное, – промотано, проедено, прожито. Вот тогда наступает вторая серия фильма ужасов, а, вернее: трагифарсовой мыльницы под названием: «як ми мерзли на майдані за свободу». Два тижні.

В завершение выше приведенного философского этюда о партии политической – чужой рисунок. Однако же сходство – поразительное.

«Что есть политическая партия? Во-первых, это лекарство для государственного организма. После выздоровления лекарство не нужно. Это значит, по¬литическая партия после решения своих целей дол¬жна уничтожаться. Во-вторых, партия, это хищник, который сначала борется со своими врагами, посте¬пенно распространяясь на всю страну. Когда он съе¬дает всех врагов, и ему становится некого есть, он начинает поедать сам себя.

Любая партия, если ее не уничтожить, после вы¬полнения своей функции превращается в язву на теле государства. Поэтому любое общество под властью партии обречено.

…Все произойдет в два этапа.

Первый – борьба за власть, время суровых испы¬таний. Под партийные знамена стягиваются только воины духа, готовые на страдания и смерть ради идеи. Про таких у Некрасова сказано: «Ему судьба го¬товила путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь». Эти испытания выполняют роль очистительного огня, выжигая «соломенных» людей, «стальных» же сплавляя в монолит. Страдания выво¬дят из партийного организма «шлаки» – ищущих выгоды или просто случайных людей. Никакая сила, кроме организации из таких же «стальных» людей, не может противиться настоящей партии. Государство со всем своим карательным аппаратом по сравнению с этими людьми – ничто. Оно может убить некоторых членов такой организации, но никогда не сможет их победить. Непобедимость – их внутреннее и потому неустранимое качество. Как солома никогда не смо¬жет противостоять натиску стали, так и чиновники никогда не будут способны противостоять натиску воинов. Общество государства погибнет под натиском общества партии.

Второй этап – получение партией власти. Возни¬кают принципиально новые условия. Если борющая¬ся партия несла своим членам страдания, то победив¬шая несет привилегии. Разные условия стягивают и объединяют людей разных типов. На выгоду стягива¬ются обыватели, ищущие личных благ. Это объектив¬ный закон. В партию-победительницу, как мухи на мед, начинают слетаться карьеристы и приспособлен¬цы. Идея, за которую вчера умирали, при активном участии новых «партийцев» выхолащивается, обрас¬тает канцеляризмами и умирает.

Партия, пока живы старые борцы, сохраняет пер¬вичное «лицо», но из-за нарастающего потока карье¬ристов, устраивающих внутрипартийную драку за посты, быстро хиреет. Все начинает решать не бес¬корыстная преданность делу партии, а владение при¬емами бюрократической борьбы. Побеждает тот, кто умеет подставить товарища и лучше прогнуться перед начальником. Люди чести в такой борьбе всегда ока¬зываются побежденными. Верх наполняется негодяя¬ми. Укрепляя себя, они притягивают таких же него¬дяев. Если в борющейся партии уплотнения (группи¬ровки) возникали только вокруг идейных моментов, то в победившей партии группировки возникают по меркантильным поводам. Как раньше группы выдав¬ливали одиночек, проникших в партийные ряды с меркантильными целями, так теперь идет тот же процесс, но с обратным знаком – выдавливаются идейные одиночки. Между рядовыми членами партии и партбоссами встает стена непонимания. Рядовые партийцы, видя предательство идеи, или сами пуска¬ются во все тяжкие, или безрезультатно ищут прав¬ду, или идут на компромиссы, приспосабливаясь к новым условиям, или покидают партийные ряды Никакая идейная борьба в новых условиях больше невозможна Революционно-идеологическую элиту сменяет административно-хозяйственный актив. В лучшем случае места вождей занимают честные зав¬хозы. В худшем – воры. Но в конечном итоге политкомиссаров всегда сменяют политкоммерсанты. На «теле» партии возникает злокачественная опухоль, растущая вокруг тщеславия (тщетной славы) и стрем¬ления к выгоде. Новые «партийцы» никогда не верят в то, что говорят. Для них это просто выгодная ра¬бота. Двойная мораль разрушает ключевые и фунда¬ментальные узлы государства.

В книге «Сломанный меч империи» М. Калашни¬ков пишет: «Нет, мы не проиграли американцам. Нам всадили кинжал в спину свои же партийные бонзы. Для победы в полувековой холодной войне не хватило одной лишь «малости» - суровой, закаленной элиты. Нас убили «номенклатурно-комсомолъские черви». К сожалению, автор не понимает, что появление «червей» есть следствие системы. Партия-победительница их генерирует, а аппаратно-чиновничья борьба селекционирует. В ко¬нечном итоге во власть попадают только самые «яд¬реные» черви, прошедшие все круги ада». /Проект Россия. М., 2007, стр. 316–319/.

…Обглодала бывший СССР мировая злыдота, мир уходящий, предыстория – до кости. Обобрала до нитки. Напилась свежей крови. Подпиталась. Продлила чуть-чуть собственную агонию.

Однако же ж о «капитализм победил» либо, что есть то же самое: «социализм потерпел пражение»: накось – выкусь. Временный реванш предыстории у истории возможен исключительно как временный и локальный.

ВРЕМЕННЫЙ И ЛОКАЛЬНЫЙ. Только и исключительно «здесь и теперь». Либо: «там и тогда». Ибо: наша победоносная революция – Великая Октябрьская социалистическая случилась как революция ВСЕМИРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ. То есть, случившись в России, вызвав к жизни Россию советскую и социалистическую, а вскорости – СССР, она, – революция социалистическая, – уже не принадлежала и не принадлежит ни России советской, ни СССР. Вернее будет сказать так: она перестала принадлежать только лишь России советской и СССР. Она стала достоянием (актуальным и потенциальным) ВСЕГО МИРА. Она прорвала скрепы предыстории и перевернула (перевернула и написала) первые страницы истории. Последующие страницы этой захватывающей книги ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО ГУМАНИЗМА (действительного коммунизма) писали, по мере того, как становились на путь действительного социального, экономического, политического, духовного и т.д ОСВОБОЖДЕНИЯ из-под гнета предыстории, из-под гнета капитализма (разумеется, базируясь на принципах пролетарского и советского интернационализма) в составе качественно и количественно развивающегося социалистического содружества: МНР, ПНР, ВНР, ЧССР, НРБ, ГДР, СФРЮ, КНДР, КНР, СРР, СРВ, Камбоджа, Лаос, СССР, Куба… А сколько стран Азии, Африки, Латинской Америки осуществляли свой выбор, имея перед своими глазами пример стран социалистического содружества? Социалистический выбор. Однако практика тут же подтверждала истину: мало сделать выбор. Необходимо быть готовым к очень суровым и жестоким испытаниям, которые немедленно последуют вслед за таким выбором. Предыстория, к сожалению, не уходит «по–английски».

Это касается и представителей класса, и даже, на определенное время – целых стран и народов. В данном случае: стран Восточной Европы, Прибалтики, ets. Возжелавших халявы, предавших СССР и Россию, устремившихся «в Европу»…

«Мостами тогда захотели быть все – от Латвии до Молдовы. Но особенно хотели наши славянские братья. Создавались специальные фирмы и холдинги, проводились теоретические семинары. У нас тут такая инфраструктура, самозабвенно твердили многие, особенно почему-то чехи. Откуда у русских взяться такой инфрастурктуре? Мы поможем русским коллегам разобраться в сложной европейской среде!

Сегодня даже слепому видно, что русские коллеги разобрались с Европой сами намного быстрее, чем их чешские учителя успели сообразить, где Восток, а где Запад. Русские коллеги серьезно разобрались в том числе и с самой Чехией – купили у чехов все, что может пригодиться для жизни. Например, Карловы Вары или солидные куски Праги.

Прошли годы, наши славянские братья протрезвели, особенно после балканских войн, забыли о мечтах стать мостами и шумной гурьбой устремились на Запад. То есть в НАТО и Европейскую Унию, которую американцы уже который раз за последние сто лет упрямо пытаются переименовать в Соединенные штаты Европы. Наши братья-славяне начали косить под Запад, хотя представления о Западе у многих из них пребывают на уровне мечты прыщавого подростка об эротическом опыте Казановы. То есть много всего воображают, но ничего этого еще не пробовали.

Не все в России поверят, но наши славянские братья не знают о наших зажравшихся европейских братьях самых простых и элементарных вещей. Продвинутый московский девятикласник, читающий аналитическую прессу, следящий за мировыми ценами на энергоносители, мог бы открыть глаза сотням так называемых экспертов и обозревателей в Восточной Европе, которые постоянно что-то говорят и пишут о будущем процветании в рамках ЕУ. А молодой и амбициозный клерк из «Газпрома» мог бы консультировать правительства многих наших недавних союзников – всех сразу. Причем без специальной подготовки. Он просто объяснил бы им, откуда идет газ, течет нефть и что из всего этого проистекает.

Пока же в странах бывшего СЭВ воцарилась эйфория: мы уже на Западе, значит мы в раю. Эти богатые западные демократы с нами сейчас делиться начнут, потому что добрые они.

Наша народная мудрость давно подметила, что бесплатных обедов не бывает, что въезжать на чужом горбу в рай, а именно об этом мечтается нашим славянским братьям – занятие неблагодарное, гарантирующее большие разочарования. Так что радость по поводу слияния с Европой оставит наших братьев в самом недалеком будущем. С ними сливаются вовсе не затем, чтобы их подкормить, а с прямо противоположными намерениями. Обдерут их как липки.

Наши братья-славяне наивны, как мальчик из неприличного анекдота, которого дядя-педераст заманил к себе домой на шоколадку. После посещения дяди простодушный мальчик узнал, что от шоколадки, оказывается, болит задница. Разница в том, что нашим славянским братьям шоколадку никто не даст. Только покажут издалека. И только блестящую обертку. А вот задница болеть начнет скоро. (И болеть будет долго и сильно. И не ринется наша восстановленная страна на выручку, – в очередной раз, – к неблагодарным уродам. И получат они на этот раз свой эротический опыт – по полной программе. – Б.Н.).

Зачем на самом деле нужны наши славянские братья нашим зажравшимся братьям из Западной Европы?

Во-первых, затем, чтобы выкачать у них молодежь, пока еще прилично воспитанную, получившую хорошее образование на скромные средства своих родителей. То есть слизнуть человеческие сливки наших братьев-славян без войны и даже борьбы. Так, как это уже двести лет делают американцы, слизывая интеллектуальные сливки по всему миру.

Во-вторых, через земли, пока еще принадлежащие нашим славянским братьям, идут сырьевые артерии от нас, великодушных доноров, заботящихся о том, чтобы немецкому бюргеру всегда было чем заправить свой «мерседес». Логично, с точки зрения Германии и Франции, держать эти жизненно важные артерии под контролем, получать деньги за транзит.

В-третьих, в Европе осталось много всякого мусора, который наши славянские братья еще не успели купить. Особенно много устаревшей военной техники, которая сегодня не нужна совершенно никому, которую даже переплавить на железо невыгодно. Вот это все пусть славянские братья и купят. Раз хотят быть равноправными членами, пусть и ведут себя, как члены.

Наконец, самый главный интерес зажравшихся европейских братьев в присоединении к себе наших простодушных братьев-славян имеет характер стратегический. Это вопрос жизни и смерти для наших упитанных братьев. И этот вопрос их собственного выживания, который они создали себе сами своим либеральным разгильдяйством, они хотят отсунуть на восток. Туда, к нашим славянским братьям, будет вытесняться международная сволочь, которой уже сейчас кишит Западная Европа.

Как когда-то вытесняли евреев из Австро-Венгрии на восток, так будет Западная Европа выдавливать из себя снова на восток черно-желтых пришельцев, значительная часть которых – сволочь в чистом виде.

Упитанные братья из Западной Европы приготовили для простодушных славянских братьев такой вот простой обмен. Они с помощью своих больших зарплат как пылесосом вытянут к себе лучших славян – молодежь, специалистов, экспертов. И одновременно поганой метлой выметут на места этих лучших славян хотя бы часть своей сволочи. Это абсолютный и главный смысл расширения ЕУ, и на благотворительность это не очень похоже». (Хелемендик С. «МЫ…их!»).

…Одна из ошибок, – сколько их было и сколько еще предстоит, – социалистического созидания: ошибка, проистекающая в первую очередь из невладения материалистической диалектикой, состояла в попытках (зачастую очень настойчивых и последовательных) ДИКТАТА со стороны СССР в части выбора форм, путей, видов, типов и т.п. осуществления социалистических преобразований в той или иной стране. В попытках навязать алгоритмы (шаблоны, стереотипы, матрицы, образцы) таковых преобразований братским странам. Трудно сказать, чего было больше в таких попытках: великодушия и непосредственности, с которой наша страна готова была БЕСКОРЫСТНО делиться своим опытом (как и всем остальным, к слову) со всеми, кто вступал на путь истории, или же упомянутого выше диалектического невежества. А ведь хорошо известно, к чему приводит усердие не по уму, либо же настойчивое желание ковать счастье на головах несчастных…

Уж если в условиях предыстории странам удавалось, хотя и с трудом превеликим, сохранить то, что, собственно, и делает страну страной: традиции, язык, культуру, обычаи, психологию, историю и т.п., то как может (зачем? почему??) нивелироваться, игнорироваться, принижаться это в условиях созидания истории, созидания строя действительного гуманизма??? Любой страной, вступающей на путь социализма (коммунизма). Любой. Независимо от ее размеров, численности населения, местонахождения и т.п.

...На одном из заседаний Президиума ЦК КПУ (как сейчас помню, было это 4.02.03 г.) я спросил своих товарищей: «Ну вот, нынче, после обмена партбилетов, мы точно знаем численность нашей партии. И в ее составе рабочих – меньше 1/5. Их, тех самых «гегемонов», именем которых мы и до сих пор, и притом – вполне искренне, произнося как заклинание, освящаем каждый свой шаг, слово, поступок. Вдох и выдох. А, может, жестоко и трагично ошибаемся? Что ошибаемся – не беда. Только дурак учится на собственных ошибках, если их и до него – другие совершали. Ибо: его собственных будет – не соскучиться. Ибо, с другой стороны, человек, который бы не ошибался – это ошибка природы. Но, может быть – ошибаемся В ПРИНЦИПЕ?!

 Ведь КТО шел в «гегемоны», – еще тогда, в советское время? Неужели – лучшие из лучших? Не знаю, как где, но у меня в классе (в те, нынче уже далекие 60-е) это в своем большинстве были те, кто с трудом дошел до 8–го класса (кого «довели» педагоги наши сердобольные, пионерская и комсомольская организации), а дальше ситуация «разветвлялась»: ПТУ, или «на зону»... Следовательно, ПТУ (ну, не тюрьма же) и было основной кузницей рабочего класса в нашей стране. Не спорю, профессию рабочую они давали добротно. И, наверняка, во многих случаях – успевали исправить многое из того, в чем напортачили семья и школа... Но кто сказал, а тем более – доказал, что ПТУ давали настоящую коммунистическую закалку (подготовку, образование, воспитание)?!!

А, может, следовало, принимая в КПСС, руководствоваться не соотношением «на 5 рабочих – 1 служащий, инженер, учитель, агроном и т.п.», а – НАОБОРОТ? Другое дело, что мы умудрились так девальвировать и учителя, и агронома, и инженера… Наши парт. –, сов. –, комс. –, хоз. – и прочие бабуины привыкли забивать сваи интеллектом. Дозабивались… Почему прошла и так далеко зашла контрреволюция в нашей стране? Кто ее, страну КИНУЛ? Не «гвардия» ли «труда» – ШАХТЕРЫ Инты, Воркуты, Кемерова, Донецка, Павлограда, Краснограда… Кто громил парткомы и вывозил на тачках партбабуинов из кабинетов? (Правда, за последнее – спасибо). А кто нынче, будучи обнищенным и опущенным за последние 10-15 лет, готов сапог новоявленному пану-хаму лизать, лишь бы тот 100 баксов за сооружение «личного» бассейна «отстегнул»? Не «гегемон»???

Да он сегодня, в обмен на 20–летней давности «оппель–кадет», пойдет и будет мочить и громить коммунистов и их райкомы… У него же «при Совдепии» «оппеля» не было. В лучшем случае – «запорожец»…

Он что, может, день и ночь основоположников научного коммунизма штудирует, помня завет Маркса о том, что «не только научная теория должна стремиться к пролетариату, но и пролетариат должен стремиться к теории…»?!! И что «стать коммунистом можно, лишь освоив всю прежнюю настоящую культуру?!!».

…Еще никогда не получал я такую головомойку, такую трепку от своих товарищей, от своих дружбанов дорогих, надежных и проверенных за эти годы совместной борьбы с контрой – от моих коллег по Президиуму ЦК КПУ. Правда, до персонального дела не дошло, но – всыпали...

Да я и не огрызался. Их больше. Они – умные. Им – виднее. И я очень хотел бы, честно говоря, ошибаться в своих размышлениях и выводах. Однако же ж…

И вот, когда осуществлен политический переворот, когда отражен первый, как правило, самый ожесточенный и яростный натиск предыстории (гражданская война вкупе с интервенцией двунадесятиязыков), лишь тогда и начинается период собственно РЕВОЛЮЦИОННЫХ социалистических преобразований. Ибо – революция социалистическая (коммунистическая) – это вовсе не «против чего», либо «против кого». Это: «ЗА ЧТО». За действительный гуманизм, сущий в форме практической всеобщности.

Этот период, период собственно социалистических преобразований в нашей стране начался (после «гражданки», интервенции, разрухи, восстановления) где-то в средине 20-х г.г. То есть именно период 1925-1941 годов и был периодом наиболее результативного, продуктивного и плодотворного развития нашей страны. Периодом сотворения «русского чуда». «Советского чуда». СССР. Союза Советских Социалистических Республик. Пятнадцать лет. (К слову, уже в средине 30-х годов было ясно и очевидно: они полезут вновь. Вся предыстория лихорадочно и неустанно работала на это, а для исполнения сольной партии в этой мессе сатанинской, – фашистской, – была назначена Германия). Всего пятнадцать лет, за которые раскрепощенная творческая энергия народа, – всего народа, – которая предысторией держалась (и ныне держится там, где она продолжает собирать свою ужасную дань с человечества) под спудом, втуне, была забетонирована и заасфальтирована реальным и отьявленным АНТИГУМАНИЗМОМ – была ВЫСВОБОЖДЕНА!

Индустриализация. Коллективизация. Культурная революция. Казалось бы: затертые, заезженные слова...

Откуда они взялись, откуда появились в нашей стране, дотоле лапотной: машиностроение и энергетика, приборостроение и передовая наука, лучшая в мире, – профессиональная, средняя, средняя-специальная, высшая и совсем уж высокая, – школа; шедевры литературы, театра, музыки, кино. Тысячи новых городов и поселков. Полярные станции. Мощные, – самые мощные, как показала жизнь, в мире, – вооруженные силы? В конце концов, ОТКУДА ВЗЯЛСЯ НАРОД, который в 1941-1945 г. г. сокрушил, сломал и шею, и хребет, – нет, не немецкому, но: МИРОВОМУ, – фашизму?!! Откуда? От сырости?? От верблюда???

Или от целых табунов отечественных и забугорных верблюдов, вот уж два десятилетия кряду (плевались они, разумеется, все 70 лет после Великого Октября, однако же в период третьего наката контрреволюции – процесс бешенного слюноотделения идет особенно активно, интенсивно, неутомимо и целенаправленно) обплевывают ВСЕ НАШЕ, но особенно тщательно, аккуратно и качественно – именно названное пятнадцатилетие. И вовсе не удивительно, что этот международный, – с участием некоторых (бывших и сущих) соотечественников, – фестиваль (Fest) по малохудожественному искусству оплевывания нашей истории, нашей памяти и наших памятников, наших жертв, наших обретений, наших символов, наших героев, нашего народа осуществляется под кодовым названием «Операция: «Сталин».

Почему он? Потому, что эти пятнадцать лет и это имя – синонимы. Потому что в условиях, мягко говоря, мобилизационного развития страны он АДЕКВАТНО осуществлял управление ею. Не управлял, но осуществлял управление. Создавая условия для вовлечения в дело управления страной, в активную общественно-политическую жизнь десятков и десятков миллионов людей, ее, страну, составляющих.

Так кто ж это простит и забудет? Из лагеря «бывших людей». Из лагеря предыстории.

Кто простит массовый ленинский призыв в партию коммунистов, сделавший ее поистине интернациональной и всенародной? Кто простит осуществленное право общества трудящихся на социальную самозащиту: от партийных чисток до наиболее суровых форм борьбы с вредительством? Не нападали бы, не будили бы лиха – оно было бы тихо...

Кто простит страну, способную на бескорыстную и жертвенную помощь всему угнетенному миру, кто простит путь от сохи до спутника? Кто простит величие и гордость, благородство и спокойствие огромной страны? Кто спокойно переживет неодолимую притягательность опыта СССР? Контра вопит об «экспорте революции». Ложь. Очередная в бесконечном ряду. Маленький штришок к сюжету.

«Зимой 1944-го в Ливадийском дворце в Ялте Черчилль заговорил о входившей некогда в Российскую империю Финляндии – не намерен ли мистер Сталин добиваться включения ее в состав империи Советской. Сталин сказал: «Амбициозным финнам трудно ужиться в многонациональной семье наших дружных народов. Мы забрали у них часть необходимых нам земель накануне войны с Германией, и пусть финны теперь живут своим умом-разумом».

Осенью того же 1944-го наши танковые части вышли на южную границу Болгарии и их командующий Ротмистров позвонил в Ставку Верховного Главнокомандующего: «Товарищ Сталин, я в броске от исконной столицы православия – Константинополя. Позвольте сделать подарок русским верующим людям?» Сталин ответил: «Дух витает, где хощет. Москва давно -Третий Рим. Нам нет смысла враждовать с турками ни за православные святыни, ни даже за проливы Черного моря». На следующий день Ротмистров опять позвонил в Ставку: «Товарищ Сталин, я провел разведку – Константинополь не готов к обороне». Сталин разгневался: «Если вы еще раз поднимете эту тему, то будете понижены в звании и должности».

Летом 1945-го Сталину доложили: греческие коммунисты подняли восстание, поможем мы им деньгами и оружием – Эллада сделается социалистической республикой. Сталин отреагировал так: «Я люблю мифы древней Эллады и не вижу перспектив социализма в современной Греции».

В конце 1947-го – начале 1948-го руководитель социалистической Югославии Тито стал отворачиваться от СССР и заигрывать с США и прочими странами капитала. Это вызвало раскол в правящей партии – в югославском Союзе коммунистов. Почти половина членов его ЦК склонялась к смещению Тито со всех его постов – с помощью советских денег и войск. Разрешения на интервенцию Сталин не дал, молвив: «Маршал Тито со своей партизанской армией сковал в Югославии несколько гитлеровских дивизий, предназначенных к отправке на наш фронт. Его свержение нами будет морально не оправданным и потребует слишком много сил и средств». (Анисин Н.М. Звонок от Сталина. – М., 2005, стр. 247-248).

Нет, такое не прощают. Вот поэтому «верблюды» в человеческом обличье (у самих благородных животных я прошу прощения за сравнение с ними предысторических персонажей) и бросались, и продолжают бросаться с бешеной пеной у рта на красное знамя истории, вознесенное нашим народом над страной и миром. Бросались в 1918–1920 г. г. Бросались в 1941 – 1945 г.г. Набросились исподтишка, как гиены, в 1985-м году...

Чем закончится? А вы до сих пор еще не поняли? Не вычислили? Не догадались? Вы знаете, у вас очень запущенный случай. С интеллектом. Ничего не поделаешь: довольствуйтесь инвективами о «голодоморе 33-го», «репрессиях 37-го» и вообще «неправильно прожитых 70-ти г. г.». Вам этого достаточно. Вы очень утомились умом и чувствами...

Кстати сказать, нынешнее положение России очень напоминает в чем-то 30–е г.г. XX столетия.

И для народа России, и для ее нынешнего президента: Вл.Вл. Путина, в известном смысле наступил момент истины. И связан он, как это ни странно, с какой-то хлипкой датой (так бывает в истории), проходной датой: днем выборов президентских в России весной 2008-го года. Почему связан?

Потому, что как и Россия Советская (а затем СССР) ответила в 1917 – 1925 г.г. на основной вопрос, – онтологический вопрос, – быть ей, России (СССР) или не быть, а в 1925 – 1941 гг. озаботилась вопросом «каким быть СССР», так и в 2000-2006 гг. Россия, после «смены караула» в Кремле в известную новогоднюю ночь ответила на онтологический вопрос: быть ей или не быть? Ответила определенно вполне: БЫТЬ. А вот какой, – КАКОЙ, – ей, и ему: восстановленному дому нашему общему, злодейски порушенному контрой, БЫТЬ, будет решаться в т.ч. и на выборах в 2008-м году. Об этом весьма неплохо – Юрий Крупнов в своей работе «Спасти президента Путина. История одной очень вредной иллюзии».

 «Страна оказалась в историческом тупике. За последние полвека у нас накопились проблемы, каждая из которых все эти годы не решалась и даже толком не ставилась. И каждая может стать смертельной для России.

Демографическая проблема заключается в сломе режима воспроизводства, что ведет к вымиранию собственного населения. Пространственная проблема приговаривает одну седьмую часть суши к сбору наиболее активного населения в Москве и постепенному «уходу» с Дальнего Востока и из Арктики, по сути – к мерзости запустения. Проблема расселения, жилья и ЖКХ требует коренного изменения типа урбанизации, перехода от высокоэтажной скученной городской жизни к созданию малоэтажных новых городов. Промышленная проблема состоит в дальнейшем снижении доли станкостроения и машиностроения, высокотехнологического производства и высококвалифицированного труда в структуре экономики и экспорта, в процветании экономики «трубы». Энергетическая проблема указывает на невозможность обеспечить растущие потребности в сравнительно дешевой энергии с помощью стандартных решений. Социально-политическая и антропокультурная проблема состоит в необходимости нового общественного строя и новой социальности, построенных вокруг личности и защищающих творческий потенциал каждого человека как основную «производительную силу» наступившего века. Проблема мировой политики заключается в отсутствии версий справедливого мирового порядка, организованного на принципах диалога, а не конфликта.

…Любая из названных проблем является мировой, то есть требующей для своего разрешения предельного напряжения всех сил нашего государства вкупе с привлечением тех или иных международных коалиций.

Но никакой концентрации усилий Российского государства и общества на решении своих мировых проблем на сегодня нет.

Есть очевидная политическая воля президента России Владимира Путина. Но нет ее реализации правительственными и иными органами власти. Диагноз в предельно точном, что называется, «медицинском» смысле определил писатель и главный редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков: государственная недостаточность. Думается, что, прибегая к медицинским ассоциациям, можно сказать еще более четко – острая государственная недостаточность.

А последний год выявил совсем уж странную вещь. В момент, когда стране и государству катастрофически не хватает управленческой мощности, главным вопросом вдруг оказывается вопрос о третьем сроке, о замене первого лица, о преемнике, о том, кто придет на смену Путину.

Все это напоминает творческие потуги пассажиров заменить водителя в несущемся по горному серпантину лимузине со сбитым управлением просто потому, что каждые восемь километров его положено заменять.

В этой опасной ситуации приоритетным делом является спасение президента Путина от попыток его врагов и друзей под разными предлогами сделать из него частное лицо, то есть не дать ему продолжать быть президентом по истечении второго срока и отправить его в 2008 году «на покой», «на заслуженный отдых».

Спасение Путина необходимо в первую очередь стране и лично каждому из тех, кто понимает, каким уникальным шансом для социально-технологического и экономического прорыва, рывка России к мировому лидерству является действующий президент.

После успешно проведенного под председательством России саммита «Восьмерки» стало очевидным наличие у России лидера, способного не просто самому быть ведущим мировым политиком, но и вести Россию как мировую державу к мировому лидерству.

Мне лично кажется удивительным, что этот факт сегодня многими воспринимается как сомнительное допущение, требующее гигантских доказательств. Очевидно, за подобными сомнениями стоят бытовые высокомерие и амбиции, а не добросовестный анализ.

Никогда не забуду, как в 2001 году, когда самым популярным все еще оставался вопрос «Who is Mr. Putin?», один московский методолог с придыханием рассказывал мне об особых оккультных талантах Владимира Путина, которые позволят ему быстро совершить невозможное. Встретившись со мной недавно, сразу после саммита, тот же самый открыватель потусторонних сил поведал, что ничего путного из Путина не получится.

Быть оппозиционером или вечно умным, конечно, веселее, да и выгоднее. Но не за счет же страны.

Сегодня нельзя отрицать, что Путин за семь лет не только буквально выучился быть президентом, вырос до государственного деятеля мирового класса, но и приобрел трагическое мировоззрение, без которого невозможно историческое творчество. Путин после Беслана – это буквально другой человек. И другой руководитель.

Права британская «Таймс», которая в самый разгар саммита вынуждена была констатировать: «Стиль господина Путина, идущего на конфронтацию, отражает также его растущую самоуверенность на международной арене. Когда в 2000 году он стал президентом, многие его списали со счетов как серую, проходную фигуру. Сегодня он – один из наиболее влиятельных и популярных лидеров России со времен царя Петра Великого, основавшего Петербург в 1703 году. Полной противоположностью ему можно назвать больше половины остальных руководителей стран «Большой восьмерки». Господа Буш, Блэр, Ширак и Коидзуми – «хромые утки», чей срок пребывания у власти почти что истек».

Неужели нам и Путина следует всеми правдами и неправдами превратить в «хромую утку»? И в Путине ли сегодня дело?

В последний год у Путина появилась выраженная политическая воля и четкий курс – курс на развитие страны. Об этом было предельно ясно сказано им, в частности, на заседании Совбеза 20 июня, где речь шла о развитии страны в целом и высокотехнологических сфер в особенности. Вот его главные на том заседании Совбеза слова: «Хотел бы в заключение своего вступительного слова сказать: начиная с начала 90-х, в середине 90-х и практически вплоть до сегодняшнего дня мы в основном занимались латанием дыр и выживанием. У нас сейчас есть все возможности заглянуть в завтрашний день и сформулировать долгосрочную стратегию развития страны по всем критическим направлениям».

Политическая воля – вещь чрезвычайно редкая. Она – вовсе не резкость или безрассудная и неоправданная решительность, но прежде всего выделение и удержание приоритетов, главного. Причем воля еще должна быть именно политической, а не политиканской. Политика – это не присутствие на тусовках и не мелькание в рейтингах, а способность ставить цели развития в интересах большинства населения, работа на всеобщее благо. Политическая воля первого лица является ключевым общественным достоянием, своего рода главным золотым запасом страны.

Никого другого, кроме Путина, имеющего серьезный опыт управления государством и подлинную политическую волю, в России сейчас нет. Поэтому и проблема государственного управления заключается сегодня вовсе не в смене Путина, а в том, как создать систему реализации его политической воли.

Проблема не в Путине, а в отсутствии вокруг него кадров и системы исполнительных органов, способных реализовывать курс на развитие страны. Проблема в исполняемости даже типовых решений – одно из исследований двухгодичной давности показало, что на практике претворяются в жизнь не более 5 процентов указов и распоряжений президента.

Взять то же заседание Совбеза 20 июня. На нем Путин потребовал «прорыва» – в частности, существенно увеличить долю наукоемких производств в российской экономике.

Однако это никак не было воспринято подавляющей частью окружающих его исполнителей, прежде всего правительством. Вместо того чтобы сформулировать и поставить цели, показать, как именно и когда государство реализует требование президента, все силы ушли в традиционный пиар чиновников первые пару дней после события. А на третий день про «прорыв» все забыли и переключились на другие «темы дня». Не возникло никакой ясности: кто, как и когда совершит этот самый «прорыв».

Да, наша родовая черта – поразительная вера в то, что как-нибудь все само собой образуется и выстроится.

Вот только один пример. Министра образования и науки Андрея Фурсенко спросили: «Вы сказали, что через пару лет Россия совершит инновационный прорыв. На чем это основано?». Министр ответил буквально следующее: «Я думаю, что усиление, улучшение ситуации в инновационной сфере мы будем наблюдать уже в ближайшее время. Для этого, конечно, надо работать и совершенствоваться всю жизнь. Но сейчас уже видно, что ситуация здесь стала уже существенно лучше, чем она была, скажем, пару лет назад. А через пару лет она станет еще лучше».

Вот он – корень реальной проблемы и путинского одиночества. Министра спрашивают про рекламируемый им прорыв «через пару лет», а он отвечает про «всю жизнь» и про то, что ситуация «станет еще лучше».

Нелегко ответить на вопрос, который мне задал читатель Владимир Алексеев по поводу содержания статьи «Диктатура развития»: «Ну вот, президент повернулся лицом к стране и народу! Все умилились. А те, кто рядом с ним стоит, повернулись?.. Они прекрасно чувствуют себя в этой обстановке, зачем что-то менять. Если вы верите, что Путин на это способен, то у него должны быть в руках реальные рычаги воздействия на свое ближайшее окружение. Я таких рычагов не вижу. А вы?»

Рычаги и способные организовать развитие страны кадры – вот на сегодня самая важная повестка дня. Только через это возможно преодолеть опасный для страны разрыв между Путиным и политическим классом.

Вместо этого нам навязывают всякие чудесные комбинации и прочие «рокировочки».

Глеб Павловский, например, предлагает прямо какое-то размножение политических воль и политиков. В ходе июльской лекции участникам Движения «НАШИ» на Селигере он развивал мысль о том, что Путин после окончания второго срока должен непременно уйти и стать российским лидером, неформальным «отцом нации» вроде Дэн Сяопина, а новым президентом станет другой достойный человек. «Тогда у нас будет два реальных политика, а не один, как сейчас», – подытожил Павловский.

Столь быстрое производство «реальных политиков» методом Павловского вряд ли будет удачным. Однако дело даже не в этом.

Пусть появится такой «второй» Путин, но кто и как будет реализовывать политическую волю? И почему новые «реальные политики» должны появляться не через дела, а через слепое следование Конституции и участие в президентских выборах?

И вообще при чем здесь Путин? Не являются ли бесконечные страдания по Путину, третьему сроку и т.п. всего лишь формой отказа от собственной ответственности за будущее страны?

Показательным примером является вихляние позиции политолога Станислава Белковского, который два года назад достаточно точно описал ситуацию в серии статей «Одиночество Путина».

Тогда он смело обличал революционеров и требовал чуткости к, по его словам, «венценосному Путину»: «Отчего же теперь свободолюбцы зовут на помощь гниющее быдло? Ответ прост. Путин им очень не нравится. Чтобы свалить Путина, хороши любые пути: я, может, и сам не люблю привязчивого старика Путина, изъеденного удвоением ВВП и прочими технократическими червями. Но все же – нет для России бедствия страшнее, чем исчезновение царя».

Прошло два года. Теперь Белковский вещает прямо противоположное: «Наша миссия в том, чтобы дать Владимиру Владимировичу Путину свободу, свободу от этого абсолютно невыносимого для него бремени верховной власти России, бремени ответственности за эту гигантскую страну. Безусловно, свой уровень некомпетентности по принципу Питера Владимир Путин пробил еще на посту заместителя мэра Санкт-Петербурга».

Но что здесь по существу – кроме мятущейся души пламенного Троцкого наших дней? Кроме возможности обзывать людей «быдлом», а через два года приписывать это «сегодняшнему правящему классу»: «Идея ответственности перед страной чужда сегодняшнему правящему классу. Они живут как бы вне времени, вне истории. Только здесь и сейчас. Ни российского прошлого, ни российского будущего для них не существует. Цинизм абсолютного пренебрежения к собственному народу, который они почти официально называют быдлом, стал уже фирменным знаком этого режима».

Что здесь реального? И при чем здесь Путин?

Не являются ли господа вроде Белковского как раз частью того самого окружения, «сегодняшнего правящего класса», который в состоянии существовать, лишь паразитируя на проблемах Путина, народа, страны?

Разрыв между политической волей Путина и недееспособностью его окружения (в какие бы цвета и политические наряды оно ни рядилось), не случаен. И крайне опасен. Стране нужен прорыв, стране нужно развитие. А недееспособным чиновникам и, как ни парадоксально, революционерам всех мастей – стабильность, то есть продолжение своего нынешнего комфортного существования максимально долго, желательно – неограниченно.

Пятое послание президента Федеральному Собранию в мае 2004 года – вскоре после выборов Путина на второй срок – было уникально прежде всего тем, что слова с корневой основой «стабил-» прозвучали в нем одиннадцать (!) раз и почти каждый раз звучание этого сладкого слова прерывалось громкими аплодисментами. Президенту тогда внимал политический класс, который можно было бы смело обозначать как стабилитет. Самые первые и самые искренние аплодисменты выплеснулись из сердец собравшихся в зале сенаторов, депутатов, губернаторов, членов правительства после ключевой фразы: «никакого пересмотра фундаментальных принципов нашей политики не будет».

Органичной частью стабилитета является и так называемая оппозиция из «Другой России». Им точно так же позарез необходимо оставить все как есть, тогда они до бесконечности будут обличать «режим», «несвободу» и прочие «коррупции».

Всего через три месяца после «конституирования» стабилитета во время прослушивания президентского послания была захвачена бесланская школа номер один, и произошло непоправимое. Но на наш стабилитет это мало подействовало. Ему по-прежнему нужны неизменность того, добеслановского, курса, стабильность ради стабильности, стабильность, купленная любой ценой: даже ценой деградации страны.

Путин же после Беслана кардинально изменился. Он принял удар на себя, выдержал его. И мировосприятие президента стало трагическим. Наверное, именно поэтому наш стабилитет ждет не дождется, чтобы сменить Путина, отправить его куда-нибудь подальше – к примеру, в Дэн Сяопины. (Он, этот «стабилитет», делает все, чтобы трансформировать его в «стабилизец». Для России. А заодно – и для Вл.Вл. Путина. Полный и окончательный. – Б.Н.).

В начале июня, комментируя результаты опроса «Левада-центра», в соответствии с которыми почти 60% (!) населения хотели бы избрания Владимира Путина на третий срок, председатель Госдумы Борис Грызлов напрочь исключил такую возможность в 2008 году, так как «это противоречит действующей Конституции» и «менять Конституцию под конкретного человека – это неправильно». А отвечая на вопрос о возможности проведения референдума по третьему сроку президента, Грызлов строго заметил: «Я еще раз хочу выразить позицию большинства в парламенте: мы будем стоять на страже действующей Конституции».

Все это более чем странно. Такое впечатление, что третье (по Конституции после Путина и Миронова) лицо в государстве, высказываясь по столь важному вопросу, оказалось вдруг кем-то околдовано или чем-то зачаровано.

 Да, согласно пункту 3 статьи 81 Конституции Российской Федерации, «одно и то же лицо не может занимать должность Президента Российской Федерации более двух сроков подряд».

Однако в Конституции есть и другие не менее, а скорее более, важные положения. Например, что все решения должен принимать народ. Согласно статье 3, «1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. 2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. 3. Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы».

Более того, эти положения Конституции, в отличие от тех, что регулируют сроки президентства, являются настолько важными, что, согласно статье 135, «не могут быть пересмотрены Федеральным Собранием». А вот злополучная статья 81 «о сроках» вполне может Федеральным Собранием быть пересмотрена и поправлена, причем «поправки принимаются в порядке, предусмотренном для принятия федерального конституционного закона, и вступают в силу после их одобрения органами законодательной власти не менее чем двух третей субъектов Российской Федерации». А предложения о поправках и пересмотре положений Конституции Российской Федерации могут вносить, согласно статье 134, «Президент Российской Федерации, Совет Федерации, Государственная Дума, Правительство Российской Федерации, законодательные (представительные) органы субъектов Российской Федерации, а также группа численностью не менее одной пятой членов Совета Федерации или депутатов Государственной Думы».

Что же получается, если элементарно вчитаться в Конституцию?

А то, что референдум является высшим непосредственным выражением власти народа и в это положение невозможно вносить поправки через Федеральное Собрание. Зато вполне можно, а при необходимости и нужно, вносить поправки в статью о сроках президентства.

Но Грызлов и возглавляемое им большинство зачем-то объявляют Конституцию неизменяемой и берут на себя странную обязанность «стоять на страже действующей Конституции». То же самое Борис Вячеславович заявлял и в прошлом году как раз в день Конституции: «От имени нашей фракции могу ответственно заявить: Конституция меняться не будет».

Что же за священная корова такая – Конституция?

Тем более что сам же Грызлов, будучи министром внутренних дел России, всего три года назад, в сентябре 2003 года, запросто предложил отменить статью 22 Основного закона страны, в которой сказано, что гражданин России не может быть задержан без судебного решения на срок более двух суток: «1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. 2. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов».

Грызлов же считал необходимым увеличить срок предварительного задержания лиц, подозреваемых в причастности к терактам, до 30 суток. «За это время, – подчеркивал тогда министр внутренних дел, – мы можем установить личность подозреваемого, его причастность к деятельности преступных группировок. Это минимально необходимый срок».

Вот какая странность. Для практической работы органов внутренних дел, оказывается, существуют критически важные «минимально необходимые сроки». А для управления всей страной, да еще в момент, когда она находится в чрезвычайно ответственной ситуации, необходимый срок, получается, не то что назначать нельзя, но даже и обсуждать.

В 2003 году, по министру Грызлову, менять Конституцию необходимо и срочно. А в 2006 году – по спикеру Грызлову – менять Конституцию ни в коем случае нельзя.

Совсем уж странным представляется заявление Бориса Грызлова о том, что «менять Конституцию под конкретного человека – это неправильно».

Мало того что речь идет совсем не о том – ведь предлагается референдум о третьем сроке, то есть о возможности поправки к Конституции вовсе не «под конкретного человека», а под реализацию «высшего непосредственного выражения власти народа».

Но если даже согласиться с логически безупречным утверждением, что Владимир Владимирович Путин – конкретный человек, то столь же безупречным является и другое суждение: и Борис Вячеславович Грызлов – конкретный человек.

Однако оказывается, под себя, Грызлова-министра, и свое ведомство менять Конституцию Грызлов считает возможным, а под Путина-президента – нет.

Трудно отделаться от впечатления, что перед нами ситуация типичного произвола, когда под разговоры о правовом государстве и стабильности Конституции присваивается право «стоять на страже действующей Конституции» и по факту выступать против воли народа – «единственного источника власти в Российской Федерации», согласно так яростно защищаемой Конституции.

На всякий случай напомним главному законодателю пункт 4 статьи 81 Конституции: «Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону».

Вообще все эти мудреные разглагольствования на темы защиты Конституции, необходимости ее стабильности, ответственности правящего класса в виде ухода президента на покой и тому подобные материи являются преимущественно специально навязанными ложными вопросами, уводящими сознание в гибельные дебри и отвлекающими людей от реальных проблем, разрушающих идентификационные возможности их сознания.

Невольно вспоминаются идолы Фрэнсиса Бэкона – те «глубочайшие заблуждения человеческого ума», которыми «одержим дух» и которые «обманывают не в частных вопросах, как остальные заблуждения, затемняющие разум и расставляющие ему ловушки». Обман со стороны таких заблуждений «является результатом неправильного и искаженного предрасположения ума, которое заражает и извращает все восприятия интеллекта».

Конструирование таких идолов – ложных образов – ныне процветает.

Идоломейкеры чрезвычайно изощренны. При этом им, разумеется, абсолютно неинтересна реальность, реальные политика и политики. Один только наглядный пример.

Свалившееся нам благополучие от высоких цен на газ и нефть было с филигранной точностью использовано президентом Владимиром Путиным для перехвата лидерства в «Восьмерке» и постановки «амбициозной задачи» – добиться «лидерства в мировой энергетике».

Казалось бы, вот он, миг удачи для «мордоделов» всех мастей. Произведено точное мирополитическое действие первого руководителя страны – теперь оформляй его, тиражируй и собирай урожай. Ан нет!

Наши шаманы, выступающие под прикрытием «политологов» и «аналитиков» в штатском, как обычно, принялись вещать совсем про другое – про что-то свое, заокеанское.

Одни (прежде всего известный русский националист и православный фундаменталист Станислав Белковский) по инерции принялись разглагольствовать об опасности закрепления «сырьевой ориентации» России, наперебой пугать «петростейтом» и «венесуэлизацией» страны, даже разродились политтехнологическим «креативом» об «окончательном превращении России в евразийскую Нигерию» и обозвали инициативу Путина «проектом сырьевой колонии».

Другие (Глеб Павловский, Валерий Фадеев, Вячеслав Никонов), напротив, хором принялись хвастаться тем, что «Россия превратилась в настоящую энергетическую сверхдержаву».

Всех их с радостью поддержал орган глобального финансового центра «The Wall Street Journal», который 9 января опубликовал статью «Путин превращает Россию в энергетическую сверхдержаву». И это неудивительно. Концепт и термин «энергетическая сверхдержава» были изготовлены в одной из американский «фабрик мысли» и озвучены впервые Фионой Хилл, ведущим «россиеведом» Бруклинского института. Еще в начале 2002 года, когда цены на нефть были совсем другими, она опубликовала статью «Россия: энергетическая сверхдержава XXI века?»

Чтобы понять мотивы Хилл, следует иметь в виду одно обстоятельство. Вместе с Клиффордом Гэдди она является автором книги «Сибирское проклятие: как коммунистические плановики выставили Россию на мороз». А в докладе 2004 года «Энергетическая империя: нефть, газ и возрождение России», вылив ведра елея («Россия снова объявилась на глобальной стратегической и экономической карте. Она преобразовала себя из усопшей военной сверхдержавы в новую энергетическую сверхдержаву»), дает чрезвычайно ценный совет: любые инвестиции в иные, чем углеводородный, сектора экономики России являются «опасным соблазном» и «откровенно вредными», ибо «приведут к возможному ухудшению общего экономического здоровья России». То есть смысл изобретения в США идейной конструкции «Россия как энергетическая сверхдержава» состоит в том, чтобы убедить глупых русских не браться опять за всякое там планирование и не вкладывать сверхдоходы от нефти и газа в наукоемкую промышленность, а по-прежнему предоставлять Западу возможность использовать Россию как «сырьевой придаток», собственную бензоколонку.

 Зачем нашим заокеанским «стратегическим партнерам» нужно навязывать российскому населению фантазии про «энергетическую сверхдержаву» – понятно. Они, как правильно сформулировал министр геологии СССР в 1975 – 1989 годах, вице-президент РАЕН Евгений Козловский, реализуют «очередную провокацию, призыв к тому, чтобы Россия и дальше продавала нефть, не думая о будущих поколениях, не взвешивая свои истинные возможности».

Но вот зачем Белковскому и Павловскому вкупе с другими туземными «сверхдержавниками» тиражировать и пропагандировать продукцию Бруклинского института, да еще и приписывать ее, эту импортную продукцию, президенту Путину? Зачем Белковскому и Павловскому в особо циничной форме извращать реальный смысл той сверхзадачи, которую 22 декабря прошлого года поставил себе и стране на предновогоднем заседании Совбеза президент Путин?

Ведь он тогда ни разу не употребил выражения «энергетическая сверхдержава» или чего-то похожего на него и ясно заявил совсем о другом: стране нужно решить «амбициозную задачу» – добиться «лидерства в мировой энергетике». А для этого недостаточно «лишь наращивать объемы производства и экспорта энергоресурсов. Россия должна стать инициатором и „законодателем мод“ в энергетических инновациях, в новых технологиях, а также в поиске современных форм ресурсо- и недросбережения».

Любой нормальный человек, внимательно вслушавшись в слова Путина, поймет две очевидные вещи.

Во-первых, Путин, формулируя идею «лидерства в мировой энергетике», ни в коей мере не имеет в виду нынешнюю Россию, тем более не констатирует уже имеющуюся в наличии какую-либо сверхдержавность, а, наоборот, указывает, что такого лидерства надо еще добиваться и добиться. И добиться его явно нелегко и нескоро – поэтому говорится о том, что такое лидерство – «амбициозная задача», то есть не просто еще недостигнутое положение дел, но и крайне труднореализуемое дело.

Во-вторых, Путин исчерпывающим образом поясняет, что «лидерства в мировой энергетике» немыслимо добиться одним «лишь наращиванием объемов производства и экспорта энергоресурсов», что такое лидерство вовсе не есть следствие нынешней экономики «трубы».

Как из подобного, ясного как солнце, заявления вычитать то, что вычитали Белковский, Павловский и иже с ними, вообразить невозможно. Поэтому приходится делать вывод, что они не читали и не собирались все это читать.

И это более чем показательно. А зачем читать? Зачем помогать президенту своей страны и разъяснять хотя бы его позицию по энергетической проблеме? Это явно не их царское дело.

А вот брать на вооружение заокеанскую заготовку-идол про «энергетическую сверхдержаву», без всяких на то оснований приписывать ее Путину и упражняться потом в изничтожении или славословии Путина, который ничего подобного не говорил и не думал, – это, очевидно, дело интересное и явно выгодное.

И прямо заразное. Дальше уже все повторяют это как само собой разумеющееся. Вот, например, Вячеслав Игрунов: «Доклад президента воспринят как новая государственная стратегия. Последовавшие комментарии политолога Глеба Павловского, обычно хорошо осведомленного о веяниях в Кремле, способны устранить сомнения. После пятнадцати лет метаний Россия выбрала свой путь – путь „энергетической сверхдержавы“. Но если это так, то этот выбор вступает в противоречие с прошлогодним президентским посланием, в котором движение к инновационной экономике называется главным приоритетом страны».

Все-таки удивительно, как люди могут вот так взять и написать. Еще один пример для иллюстрации опасной ситуации в «экспертном» сообществе. Дмитрий Орлов, генеральный директор Агентства политических и экономических коммуникаций, в январе публикует статью, которая начинается так: «Энергетическая сверхдержава» – новая стратегия развития России, провозглашенная Владимиром Путиным в конце минувшего года».

Откуда они все это взяли?..

Но в итоге подали мяч Белковскому, который уже имеет определенную возможность заявлять о том, что «сегодня Путин предлагает нам концепцию сырьевой колонии». Так оно и есть, прав Белковский, если так прокомментировал Павловский.

И вот через полгода уже как бы естественным образом рождается антипутинский пафос Белковского на конференции «Другая Россия»: «Оказывается, как сказал нам Владимир Владимирович Путин, мы строим энергетическую империю. То есть, если называть вещи своими именами, здесь уже неоднократно об этом говорилось, сырьевую колонию. Большую евразийскую Нигерию, в которой все негативные процессы, все негативные тенденции в нашем развитии неожиданно и случайным, чудесным образом оказываются как бы позитивными. Сегодня Путин и его режим, эта правящая корпорация, предлагает нам концепцию сырьевой колонии. Те, кто согласен с этой концепцией, кто захочет жить в сырьевой колонии, в абсолютно отсталом придатке нецивилизованного мира, тот должен голосовать за Путина, его преемника, его формального наследника. Все, кто хочет видеть великую независимую свободную Россию, те, кто хочет жить в своей российской цивилизации, быть по-настоящему свободными в своей социокультурной среде, должны поддержать оппозицию единого оппозиционного кандидата. Все прочие идеологические, тем более личные разногласия между оппозиционерами надо отложить и оставить на потом. Они должны быть глубоко вторичными и второстепенными по сравнению с основополагающим выбором. Мы за сырьевую колонию или мы за великую, сильную, свободную, независимую Россию. Если за колонию, мы с Путиным, если за великую, сильную, свободную Россию – мы против него».

Вообще Белковский и Павловский благодаря вышеописанным и им подобным сюжетам вокруг Путина уже обеспечили себе место в истории. Они там останутся, как два неразлучных антагониста вроде Бобчинского и Добчинского, два идоломейкера, говорящие прямо противоположное, но про одно и то же, ими же самими выдуманное.

Чтобы нам не оказаться в истории накрепко увязанными с подобными идоломейкерами, следует вдумчиво повторять вслед за Фрэнсисом Бэконом: «Идолы и ложные понятия, которые уже пленили человеческий разум и глубоко в нем укрепились, так владеют умом людей, что затрудняют вход истине, но, если даже вход ей будет дозволен и предоставлен, они снова преградят путь при самом обновлении наук и будут ему препятствовать, если только люди, предостереженные, не вооружатся против них, насколько возможно».

Страна находится сегодня в ситуации, когда требуется сверхэффективное и мощное управление, а им-то и хотят поэкспериментировать, поиграть.

Приведу только два показателя, которые отражают крайне опасные тенденции.

Через тридцать лет население в России по оптимистическому (!) сценарию сократится на четверть. А в США – к 2030 году вырастет по сравнению с 2000 годом на треть: с 281 миллиона до 363. При этом вклад иммиграции в этой изначально иммигрантской по своей цивилизационной основе стране в такой рост не превышает трети. Остальное – за счет рождаемости: 2, 1 ребенка на женщину. А у нас – 1, 3 ребенка. У них уровень рождаемости даже чуть выше простого воспроизводства, в России же – почти в два раза ниже. Тот общеизвестный факт, что значительный вклад в высокую рождаемость в США вносит негритянское население, не меняет сути дела. Афроамериканский прирост составляет не более четверти от рождающихся. Да и потом, некорректно отделять небелых американцев от белых, поскольку и те и другие являются для США – страны, создававшейся на рабском привозном труде, – равно органическими.

Или жилье. Для того чтобы жить нормально и достойно, сегодня нужно строить примерно по 1 квадратному метру на человека в год. Американцы так и строят – и даже больше – около 370 миллионов квадратных метров. А мы едва вытягиваем половину от показателя 1989 года – чуть больше 40 миллионов квадратных метров, то есть менее трети квадратного метра на каждого жителя страны.

И все это в ситуации, когда созданные в СССР инфраструктурные, сырьевые, кадровые и иные запасы практически исчерпаны за двадцать лет растаскивания России.

Поэтому отсутствие прорыва по ключевым направлениям развития страны означает сегодня не просто «застой», а прямую деградацию и смерть страны. Следовательно, необходимо заниматься не конституционными и политиканскими играми, а идти к ясному осознанию критического состояния, делать соответствующие выводы и принимать адекватные решения.

У нас всего пара лет, чтобы переломить деградационную лавину практически во всех жизнеобразующих и странообразующих сферах деятельности. Если мы этого не сделаем, то навсегда останемся в категории стран непервого мира. Поэтому надо спасать президента Путина от всякого рода лукавых псевдопроблем со сроками и преемниками и помогать ему формировать и реализовывать курс на развитие.

Для развития необходим решительный план – желательно достаточно короткий по срокам. Нужен пятилетний план, своего рода пятилетка развития. И обратно – под пятилетку развития необходим готовый и дееспособный президент.

Сам план, разумеется, должен опираться на стратегии и доктрины развития по ключевым направлениям.

Что же это за направления, которые и должны быть представлены в пятилетке развития?

Капитально, минимум в три раза, затормозить снижение численности населения в ближайшие пять лет, чтобы через 10 лет – остановить его полностью и перейти к демографическому росту. Снизить за пять лет сверхсмертность в стране с 16 до 10 случаев на 1000 человек. В конечном счете выйти на 200 миллионов жителей России к середине века.

Создать конкурентоспособные на мировом рынке ядерные реакторы нового поколения. Это должны быть быстрые реакторы на основе замкнутого топливного цикла. Иначе та же Toshiba, которая недавно вошла в состав акционеров Westinghouse, станет монополистом в мире. И мы еще станем просить, чтобы они нам продавали свои реакторы, поскольку они будут в два раза дешевле, во столько же раз экономичнее в эксплуатации и эффективнее в плане выработки энергии.

Сохранить космодром «Свободный» и создать на его основе техноэкополис «Свободный» – это одновременно и станет основой российской программы развития космической деятельности и развития Дальнего Востока как высокотехнологического региона. С сохранения и решительного развития хай-тек следует начинать работу по созданию в Приамурье нового центра российского и мирового развития.

Русский автомобиль. Здесь, наверное, сильнее всего топчут наше достоинство. Уже стало модным повторять: не умеем мы делать автомобили. И вместо создания философии русского автомобиля и собственных лидирующих моделей мы превращаемся в зону чужих отверточных технологий.

На самом деле за этим стоит не выдуманное неумение русских делать авто, а глобальный процесс деиндустриализации. Сейчас уже в США появились идоломейкеры, которые на полном серьезе рассказывают, что и американцы не умеют делать автомобили, что теперь это лучше делают те же китайцы. И именно поэтому, мол, американский миллиардер Джордж Сорос намеревается инвестировать 200 миллионов долларов в совместное предприятие с китайской маркой Chery, которое займется выпуском автомобилей для североамериканского рынка и последующим их экспортом в США.

Автопром – всего лишь наиболее показательный пример. То же самое касается и авиапрома, и биотехнологий, и буквально всего. Нам сегодня нужно идти к новой национальной промышленной системе.

Необходимо создавать новые сферы промышленного развития и организовывать на территориях кластеры промышленного развития. Промышленность – главное, поскольку только развитая промышленность обеспечивает стратегическую и перспективную занятость, требует роста квалификации, усложнения труда, новых технологических укладов. В кластерах промышленного развития создаются лидирующие в мире продукты. Для этого должна быть выстроена триада развития: фундаментальная наука – проектное образование – авангардная или пионерная промышленность (туда же входит значительная часть инноватики, научно-исследовательских, а также опытно-конструкторских работ).

 Нужна новая российская школа. Как средняя, так и высшая школа в России должны стать лучшими в мире. Требуются проектные университеты, которые бы не выпускали своих студентов в никуда, а сами бы стимулировали промышленное и региональное развитие, интегрировали бы науку и промышленность вокруг образования.

Региональная и местная, районная политика. На подавляющей части территории страны мы не можем рассчитывать на нефть или чудесные торговые сверхприбыли. Тут работать надо – создавая производства и инфраструктуры с нуля, буквально «из ничего». Здесь необходимо принципиально по-новому восстанавливать село. Для этого придется иначе смотреть на градостроительство, объединять новые аграрные технологии и малоэтажное домостроение, делать ставку на усадебную урбанизацию.

Большая Россия. Мы окончательно «доедим» и бездарно потеряем наследство СССР, досоветской России и Руси, предадим те силы в бывших республиках СССР, которые не видят своего исторического движения вне России и русских, если не станем проводить новый интеграционный проект. Разумеется, новая Большая Россия будет собираться не силой, а интеграцией бывших советских республик вокруг реализации необходимых для обеспечения стабильности и процветания региона проектов и программ развития.

Наконец, мир. Весь мир. Мы сегодня стремительно провинциализируемся, вольно или невольно превращаемся в законченных эгоистов. А Россия – жертвенная страна. Это может кому-то нравиться или не нравиться, но это так. Россия никогда не жила ради самой себя, но всегда – для мира. Русские никогда не были эгоистами и потому стояли в цивилизационном авангарде. Если не будет организована система мирового развития глобального масштаба, то окончательно победит система столкновения цивилизаций, народов, блоков, государств, «война всех против всех» по Томасу Гоббсу.

Вот приоритетные направления развития, для реализации которых необходимо менять политический класс и систему управления страной в целом, а не президента.

Недееспособность и буквально вредительская сущность нынешней системы управления видна хотя бы на состоянии проблемы регионального развития.

На данный момент ключевые решения правительства и Минрегионразвития направлены на усиление неравномерности регионального развития и ускорение выезда населения из депрессивных регионов.

Это определяется заслушанной на заседании правительства 30 июня 2005 года «Стратегией социально-экономического развития регионов Российской Федерации», в которой делается ставка на принцип поляризованного (или «сфокусированного») развития – то есть на отказ от политики выравнивания уровня регионального развития и концентрации финансовых, административно-управленческих, человеческих и других ресурсов в «опорных регионах» («полюсах», «локомотивах» роста). Также разрабатывается ФЦП «Повышение пространственной мобильности населения», которая исходит из якобы недостаточной мобильности российского населения и по своим эффектам станет механизмом обезлюдения и опустошения Дальнего Востока, а также всех малых городов и сельских районов, составляющих более 90% российской территории.

 То есть в реальности одно – усиливается крайняя неравномерность социально-экономического и гуманитарного развития регионов, нарастает бегство населения в несколько благополучных регионов, а в действиях правительства –прямо противоположное. Реализация решений правительства в области регионального развития приведет к тому, что структура и характер расселения и пространственного развития станут еще более примитивными и региональная деградация резко обострится.

Неравномерность и без того постоянно напоминает о себе: душевое производство валового регионального продукта (ВРП) в десяти наиболее экономически развитых регионах России в 2005 году превышало среднестатистический уровень в 3, 8 (для сравнения: в 2000 году – 3, 2 раза, а в 1998-м – 2, 5 раза). Продолжается концентрация населения в немногих региональных центрах социально-экономического развития: Московском столичном регионе, Санкт-Петербурге, Тюменской области (ЯНАО и ХМАО), Краснодарском и Ставропольском краях. За последние 15 лет более 46 миллионов человек – треть российского населения – сменили место жительства в надежде принципиального улучшения и стабилизации своего положения.

Вследствие внутренних миграций Центральный федеральный округ вобрал почти две трети населения, а Сибирь и Дальний Восток, богатые минеральными, лесными и биологическими ресурсами и являющиеся преимущественно приграничными территориями, потеряли более 1, 2 миллиона жителей.

Разве это нужно стране? Нет. Разве этого хочет президент? Нет. Но делается все не по-президентски! То есть решения президента, как правило, не исполняются.

Разве это неисполнение можно называть «вертикалью власти»? Разве это не вопиющий пример государственной недостаточности? Разве так поднимешь страну?

…Пятилетку развития следует строить… на естественном желании лучших молодых людей, готовых в наибольшей степени включать бесконечный ресурс своей личности, решать самые главные проблемы страны и открыто и честно получать за это соответствующее вознаграждение финансами, недвижимостью, чинами.

Развитие России в XXI веке возможно исключительно через переход к обществу личностей, в открытом соревновании-сотрудничестве обустраивающих державу и через это – свои собственные роды и семьи.

Сама логика событий в стране и мире не оставляет альтернативы курсу на развитие страны. Идеологией такого курса должны стать не абстрактные мантры «про сроки», а идея и методология развития, существующие в виде целей развития страны.

У нас есть пять лет для того, чтобы собрать новую страну на базе тысячелетней традиции уникальной российской цивилизации. И для этого необходим сильный и готовый, состоявшийся президент.

Под готового президента нужна соответствующая социальная база. Нужен практически новый класс развития страны – сообщество людей с крупными идеями, проектами развития и с длинной волей, людей, не боящихся инвестировать свои силы и все иные ресурсы в долгосрочные проекты.

Политика развития страны невозможна без ярко представленной передовой группы, без авангарда, без своего рода класса или слоя развития, который можно было бы назвать первым сословием. Именно этот слой, собственно, и должен составить новый политический класс – политический класс развития.

Как определить, кто заслуживает высшего статуса и почета, выделения наибольших средств? Тот, кто выдвигает и реализует проекты развития страны.

У нас созданы все предпосылки для развития. Теперь нужен четкий план и соответствующая выдающаяся личность для его реализации. Это означает по факту следующее: пятилетка развития невозможна без Путина и его личного решения посвятить реализации такого курса как минимум следующие пять лет.

Под готового президента и со стороны этого президента нужен молодежный призыв – практическая возможность наиболее талантливым и мужественным дать себя реализовать на ключевых направлениях развития страны, на самых трудных «участках» работы. Только энергия молодости позволит осуществить решительное развитие, перевести страну в качественно новое состояние, осуществить прорыв и прийти к мировому лидерству.

 Потрясает то ли наивность, то ли лукавство нашего политбомонда, который каждый раз, когда обсуждают возможность третьего срока для Путина, кричит: как же так, Путин уже сто раз заявил про необходимость стабильности Конституции, а вы ему навязываете другое решение.

А вы что хотите, чтобы Путин отвечал: да, пойду на третий срок, поэтому переделайте, пожалуйста, под это Конституцию и т.п.?

Дело не в ответах Путина, а в том, чего хотят те, которые задают подобные вопросы. Зачем они их задают? Ответ очевиден: чтобы таким образом принудить Путина уйти. Другой задачи у конституционно озабоченных людей нет и быть не может.

Недопустимость третьего срока по нынешней Конституции – исключительно техническая проблема, которая не может и не должна быть главной.

Надуманность «проблемы третьего срока», в отличие от взрослых дядей, к счастью, хорошо понимают наши дети. Они скоро вырастут, и им нужны реальные перспективы, им нужна мировая держава, им нужна страна – мировой лидер. Им, наконец, нужен конкретный человек, с которым можно связать свои мечты о таком будущем.

Вряд ли об этом скажешь лучше московского школьника Эмрана Махмудова, нарисовавшего этим летом в городском лагере при школе №190 замечательный рисунок.

Этот рисунок предельно кратко и точно (пусть и с орфографической ошибкой – что ж, Эмран выучится и будет писать правильно, главное, что он думает правильно) задает программу действия для страны: «Путин чемпион – Россия вперёд – Путин вперёд – Россия лидер во всём».

Пора определяться. Нам нужна стабильность Конституции – или страна?

Нужно обеспечение комфорта обитателей Рублевки и ее окрестностей – или действия России как мировой державы, прорыв и выход к мировому лидерству?» (Ю. Крупнов. "Спасти президента Путина").

И еще.

«Самое главное в русской борьбе за власть – ее бесконечность, безграничность и непредсказуемость, дающие почти каждому какой-то шанс.

У тех же англичан, если ты родился в нижнем классе – «лоуер класс», – у тебя все будет низкое. И ростом ты будешь на полметра ниже членов королевской семьи, и говорить будешь на дебильном сленге, и потолок твоей борьбы за власть определен уже в момент зачатия. Светит тебе в качестве программы-максимум стать английским вахтером, если очень повезет – старшим вахтером. Вахтерами в лучшем случае станут твои дети и внуки – выхода из этой судьбы в самом демократическом государстве Европы нет и не может быть по определению. То есть у англичан в вопросах власти преобладает законченность, определенность, что в конечном итоге означает смерть народа и цивилизации. Вестниками этой кончины появились в Лондоне жизнерадостные чернокожие потомки угнетенных колониальных народов, неоколонизаторы Европы, приехавшие вернуть англичанам должок.

А вот у нас нет никакой законченности, определенности или хотя бы элементарной закономерности в вопросах власти. У нас любой подполковник может стать президентом, читай царем, нужно только постараться. И так было всегда. От Гришки Отрепьева до веселого старца Григория Распутина. От светлейшего князя Меншикова, бездомным пацаном продававшего пирожки, до корпевшего в НИИ Чубайса.

Русские живут душой, и душа их бескрайне широка. «Ндрав у меня такой, мне это не по ндраву» – таковы были аргументы, которыми объясняли свое буйное поведение русские купцы, в отличие от русских дворян иностранцами в собственной стране не бывшие. Русский «ндрав» стремится во всем дойти до края, до предела, и когда такой предел обнаруживается, русский лезет через него и прыгает в неизвестность с криком «Будь что будет!» на устах. Это наше свойство иностранцы пытались описывать словосочетанием «русский фанатизм мышления». Но русские не фанатики – просто их «ндрав» слишком силен, территория русской цивилизации слишком огромна, дойти до границы, до предела слишком трудно. И если уж дойдешь, то как же не перелезть?

Русские – самый миролюбивый народ на нашей планете, который любит мир хотя и платонически, зато возвышенно. На вопрос, почему миролюбивые русские постоянно воюют, есть другой вопрос: почему все люди всегда воюют? Ответив на него, мы объясним и всю воюющую историю России.

Русское миролюбие основано на ощущении собственной силы, оно есть продукт русской истории последних веков, убеждавшей русских, что они сильнее других. Сильному не обязательно драться, ему достаточно попросить. Миролюбие – часть нашего «ндрава», оно в крови, и тому есть одно, но бесспорное доказательство – огромная территория нашей цивилизации, населенная сотнями разных племен, ни одно из которых мы не вырезали, в отличие от империалистов и колонизаторов из Западной Европы и Америки. Даже когда вырезать можно было легко, комфортно и как будто безнаказанно, русским в голову не приходило такое решение. Почему бы было не вырезать татар, исконных неприятелей, «поганых, неверных магометан», веками русских угнетавших и вдруг оказавшихся окруженными русскими со всех сторон? Или хотя бы насильно окрестить, обрусить? Нет, татары обрусели сами настолько, насколько им это удалось. Татары сегодня часто не отличимы от русских, с русскими живут душа в душу, а русское население Поволжья, Урала, Сибири с удовольствием празднует вместе с татарами их народный праздник сабантуй.

Русские никого не держали и не держат силой. Это наглядно показала судьба СССР – разбежавшиеся из-под крыла России народы в считанные годы сбежались назад под это крыло. Ибо без русских им всем карачун. Если русские воины перестанут охранять границы таджиков –карачун таджикам. Если русские инженеры не вернутся в Казахстан – конец казахским заводам и фабрикам.

Все эти племена были подчинены России с помощью силы, но не оружия. Могли ли вообще горстки русских силой оружия завоевать и, тем более, удержать бесконечные просторы азиатской части России? Конечно, нет. Русские умели и умеют прийти и начать жить среди чужих, становясь своими. Свои среди чужих, они по вине придурка Горби стали в начале девяностых вдруг отовсюду гонимыми и чужими среди своих на Родине. По старинной русской традиции Родина приняла своих сыновей и дочерей хуже злобной мачехи. Миллионы их до сих пор мыкаются по России без гражданства.

Но даже в пятом поколении среднеазиатские русские не перестали быть русскими. Лучше, чем «Очарованный странник» Лескова, об этом не написано ничего. Остается только горько жалеть о том, что сказовая речь Лескова недоступна сегодняшней российской молодежи, а вот телевизионный сериал по «Очарованному страннику» никто не спешит делать. А зря.

Русские – народ харизматический в том смысле, что способность к сверхчеловеческим, сверхъестественным Усилиям заложена у русских в генах. Где еще в мире есть министерство чрезвычайных ситуаций? В какой еще стране можно прочитать в газетах гневные упреки в адрес казненных чеченцами русских солдат, которые, по мысли автора упреков, умирали недостаточно боевито, вяло, не мужественно. Их положили под дулами автоматов на землю, и палач-чеченец перерезал каждому по очереди горло. А могли бы броситься на врагов, вместо того чтобы лежать. Харизма буквально выпирает из текста отважного автора.

Русские – лучшие в мире воины: последняя в истории России чеченская война тому доказательство. Воевать в этой странной войне со всем миром за каспийскую нефть, в таких жестоких условиях и под таким продажным командованием, могут только русские. Русская боеспособность вытекает из описанных уже качеств русской цивилизации – из способности выживать как в одиночку, так и вместе. В свидетели приглашаю газету примерно трехлетней давности, в которой описана судьба скромного русского десантника, заброшенного судьбой в Гонг-Конг без копейки в кармане и устроившегося вышибалой в каком-то баре. Через несколько месяцев наш десантник создал свою личную мафию из местных китайцев и начал теснить зловещие «триады», подминая под себя торговлю наркотиками и «белым мясом».

Воин – это не совсем солдат, воин – существо не подневольное. И если лучшими солдатами Европы считались всегда немцы, то в воинской доблести с русскими не сравнится никто. «Тщетны россам все препоны». Звучит на фоне позорной чеченской кампании как насмешка, но русским воинам в Чечне приходится оплачивать своей кровью поставленное под вопрос слабыми политиками господство России на Кавказе.

Русские – народ высочайшего интеллекта. Банальности о науке, технике и литературе с балетом опустим. Не будем говорить и о том, что только в России еще не разучились читать, только в одной европейской столице, в Москве, в книжных магазинах в час пик стоит густая толпа читателей». (Хелемендик С. «МЫ…их!»).

… «В мире царит взаимодействие всего со всем и познавать кроме него – нечего» (Ф. Энгельс).

Эта формула – ключ к ответу на вопрос о путях и судьбах развития теории, – науки, – марксизма – ленинизма как учения о действительном гуманизме. О его развитии вчера. Нынче. Завтра.

… Что такое электроника? Это наука о плохих электрических контактах.

Что такое социальная философия? Это наука о плохих общественных отношениях.

Однако наука не просто устанавливает, – констатирует: «плохие». Она ищет, – и находит, – пути, средства, способы ets. их улучшения. И в этом – основное призвание науки.

Социальные взаимодействия = общественные отношения = человеческая деятельность. Следовательно, деятельность – способ существования социальной материи. Следовательно, какова деятельность, таковы человек, люди, общество.

Деятельность в своей эволюции: несвободная, отчужденная, самодеятельность (творчество).

И вот здесь я подвел тебя, читатель уважаемый, к возможности утвердительного ответа на основной вопрос, вытекающий из темы данной статьи: есть ли, существуют ли работы, которые могут рассматриваться сегодня не просто как развивающие (конкретизирующие, обогащающие, углубляющие и т.п.) ОТДЕЛЬНЫЕ вопросы, темы, сюжеты марксистско – ленинского учения, но такие, которые дают основания для утверждения о КАЧЕСТВЕННОМ, интегративном развитии этого учения в целом?

Есть. Я извиняюсь, – два раза, – ибо:

– во первых, это МОЯ работа;

– во вторых, она существует пока что ЛИШЬ в украиноязычном варианте.

Даю справку: (Новіков Б.В., Творчість як спосіб здійснення гуманізму. – К., «Парапан», 2005 р., 332 с.).

(Архив 2007 года)