Куда не следует залетать у Сябров

Белоруссия - 1968год.  Опасный полёт.

Второй раз я был в Белоруссии в тот год, когда на западных рубежах Советского Союза происходили военные учения «Днепр». Наша изыскательская партия В.О. «Союзгипролесхоз» в то время базировалась в старинном белорусском городе Мозырь и жили мы в старой деревянной двухэтажной гостинице, неподалёку от такого же старого деревянного крытого колхозного рынка.  Начальником нашей изыскательской партии была симпатичная и очень энергичная женщина, несмотря на свою молодость, уже успела успешно отработать главным инженером в других изыскательских партиях.  Вместе с ней работал и её муж на должности лесовода будучи у нас и шофёром нашего УАЗ-ика. 
Своими старыми постройками послевоенный Мозырь был обязан, как не странно отсутствию крупных боевых действий на его территории во время Отечественной войны, и отсюда, сохранение в неприкосновенности всех  его ветхих строений. К примеру, белорусский город  Гомель после войны был весь в руинах и поэтому его полностью отстроили заново.
Техническим заданием нашей изыскательской партии было предусмотрено всестороннее обследование заболоченных территорий Гослесфонда Белоруссии, его лесной растительности и почвенного покрова для последующего научного анализа существующего состояния заболоченных лесных угодий и перспектив развития лесного хозяйства на этих землях.  Для сбора необходимого количества исходных данных приходилось посещать большое количество лесничеств по всей территории этой республики, путём многочисленных перелётов из одной области в другую, и проживания там какое-то время. Во время нашего нахождения в Мозыре пришлось арендовать на местном аэродроме маленький четырёхместный вертолёт (вместе с местом самого лётчика), для посещения отдельных далёких  точек, а также визуального осмотра недоступных иным путём заболоченных территорий. Недалеко от гостиницы, где мы жили, была возвышенность, покрытая редкой травой, свободная от всяческих городских строений, вот на неё и прилетал по утрам арендованный нами миниатюрный вертолёт с одним несущим винтом (его хвостовое оперение было раздвоенным) и двумя небольшими топливными баками по бокам.  Лётчиком на нём был коренастый мужчина с обветренным лицом лет за сорок, уже пенсионер, а до этого он летал на  больших пассажирских авиалайнерах. Летать с ним по заранее намеченным маршрутам, и приземляться в нужных местах для взятия почвенных образцов было поручено мне. 
Первое ощущение отрыва от земли, сидя в кресле, справа от лётчика, с картой на коленях, было естественно (и с непривычки) волнующим.  Вся земная поверхность, видная сквозь прозрачную переднюю стенку кабины под большим углом вниз, после нескольких минут грохота вертолётного двигателя, внезапно  (что даже немного дух захватило)  и с быстротой  уходит под свободно расставленные в кабине ноги вниз и назад.  И  сразу же вокруг обилие неба, а внизу уже в уменьшенном виде домики и улицы Мозыря. Летали мы обычно на высоте около двухсот метров (и не ниже ста). Первым делом мой лётчик связывался с аэродромом, сообщал о своём появлении в городском небе для получения разрешения на дальнейший полёт, и, получив его, направлял свою «стрекозу» уже в нужном нам  направлении (и в заранее оговоренном воздушном коридоре).   К чему я поначалу ни как не мог привыкнуть, так это сильный гул (как в тракторе) в кабине от работающего двигателя, и поэтому разговаривать с лётчиком не  было ни какой возможности. Оставались два варианта общения с ним, это кричать ему в ухо, что есть силы, или же писать нужную фразу на листе бумаги.  Переговорных наушников с лётчиком у меня не было (может быть по причине секретности его переговоров с авиабазой), и постепенно я научился общаться с ним характерными жестами, показывая нужный курс полёта на лежащей у меня на коленях крупномасштабной карте. 
У меня до того уже был достаточный опыт работы с топографическими картами и я  довольно хорошо в них ориентировался, что в этих полётах сослужило мне хорошую службу, и значительно облегчило работу нашему лётчику, который теперь всецело положился на меня, при прокладке предстоящего воздушного маршрута. При полётах на больших авиалайнерах там его обслуживал штатный штурман, здесь же его не было, и в новой для него лётной ситуации он выходил из положения просто: когда наш воздушный маршрут почти совпадал с крупными транспортными объектами (железной и автомобильной дорогой), или реками (в нашем случае, Припятью), то он спокойно летел параллельно им какое-то время. Когда же надо было лететь в сторону от характерных наземных объектов, тогда на выручку ему приходил я, со своей  топографической картой  (более крупного масштаба чем у него) и быстро включался в прокладывании дальнейшего курса к нужному месту, поэтому к своей новой роли штурмана я привык довольно быстро и даже весьма охотно. 
Выбирая очередное место для посадки в запланированном районе взятия почвенных проб (с разных глубин вырытого  мной шурфа) лётчик и я очень внимательно смотрели вниз, чтобы не было поблизости стада коров и людского присутствия. Когда мы летели над полями  и небольшими посёлками, то при звуке мотора нашего вертолёта все находящиеся внизу люди невольно поднимали верх свои головы и с удивлением провожали нас своим взглядом, настолько необычным было появление нашего вертолёта в этих сельских местах. А мальчишки, так те, задрав головы, бежали вслед, кричали и весело махали руками.  Часто наш вертолёт посещал такие глухие места, куда не могли проехать даже на вездеходе, не говоря о простых автомашинах. Особенно после весенних разливов, когда некоторые населённые пункты в бассейне Припяти были надолго отрезаны от остального мира. Когда мы однажды приземлились в одном таком месте и постарались сесть вдали от сельских домов, надеясь, что около нас никто потом не появиться, то сильно ошиблись. Как только мы приземлились, тот час же оттуда понеслась с радостными криками толпа мальчишек, и сразу же обступила наш вертолёт вокруг, словно мы инопланетные пришельцы.  У некоторых прибежавших девчонок при этом на руках были их младшие братишки.  Когда я ушёл в сторону с лопатой для отбора почвенных проб, к этому времени уже вокруг вертолёта собралось почти всё взрослое население  этой деревеньки (приковылял даже дед на деревянной култышке), и все молча  с нескрываемым любопытством разглядывали прилетевшую к ним диковинную винтокрылую машину. Тогда в этой глухомани они и  автомобилей «живьём» ни разу не видели.    Наш лётчик, выйдя из кабины, попросил всех отойти подальше, объясняя всем, что находиться близко от крутящегося  винта очень опасно для их жизни. Потом стал расспрашивать самых старших, как называется эта, окружённая со всех сторон вешней водой  местность, про  их жизнь  в дали от всех «благ цивилизаций», чем тут они питаются  и, потом уважительно отвечал на все их вопросы.  Когда я вернулся с почвенными образцами и залез в кабину, теперь для него очень ответственным стал момент включения мотора, когда вертолётные лопасти постепенно начинали вращаться всё сильнее и сильнее. Хотя он заранее предупредил всех  стоявших вокруг, чтобы они отошли подальше от вертолёта,  но стоявшие вокруг мальчишки не слушались и, озоруя, стали наклоняться телом вперёд, поддерживаемые тугой круговой воздушной подушкой  создаваемой  вращающимся винтом вертолёта, и тогда он стал громко кричать из кабины, чтобы все немедленно отошли (во избежание несчастного случая), и только тогда старшие селяне стали за руки оттаскивать своих озорников.
Было очень интересно, возвращаясь обратно домой лететь на небольшой высоте над полноводной Припятью, и видеть как государственные рыбаки вытаскивают свои большие сети с блестящей на солнце рыбой. Однажды нам «подфартило» с рыбой, которую мы только видели с  высоты нашего полёта. Новый участок, где я должен  был взять почвенные пробы  в тот раз находился неподалёку от реки Припяти и самой рыболовецкой артели. Уложив мешок с пробами грунта  и лопату на два задних сидения в кабине, я решил сбегать к рыбакам и купить у них немного рыбы. В качестве «авосек» я взял (признаюсь, от жадности) две пары больших резиновых болотных сапог с отворотами, которые всегда находились тоже на задних сидениях вместе с другими изыскательскими вещами.  Держа резиновые сапоги за связанные верху ушки, я быстро побежал к Припяти и, выбежав на песчаный речной берег, увидел  совсем рядом бригаду рыбаков в очередной раз выбирающих свои сети, которые, мне сказали, что они  видели пролетавший над ними наш вертолёт, севший потом за деревьями и поначалу подумали, что это вертолёт рыбнадзора и теперь поняли, что я с этого вертолёта.  После моего объяснения, что наш  вертолёт изыскателей из Москвы, и выслушав мою просьбу купить у них немного рыбы, они вежливо отвернули в сторону мои протянутые деньги, и единодушно, без лишних слов, радушно вставили (головой вниз) в мои четыре сапога четыре большущие рыбины. Они были такими большими, что их хвосты далеко торчали из сапог.  Я так был растроган таким щедрым подарком, что долго благодарил их, на что рыбаки великодушно сказали, что пусть это будет их подарком  москвичам, оказавшимся на гостеприимной белорусской земле.  В Мозыре, высадив меня на нашем безлюдном холме с четырьмя сапогами с торчащими из них рыбьими хвостами, наш лётчик обещал обязаптельно прийти вечером в нашу гостиницу на дегустацию такого щедрого подарка припятских рыбаков. Нести эти рыбины было очень неудобно. Четыре тяжёлых сапога расположились попарно на моих плечах с двух сторон моей головы. 
Верёвки, которыми были попарно связаны ушки резиновых сапог, сильно резали мои  незащищённые плечи. Я вынужден был идти очень медленно, оттого, что торчащие из сапог рыбьи хвосты колебались в такт каждого моего шага, и временами хлопали своими холодными плавниками по моему лицу и голове, заставляя периодически останавливаться, хорошо, что весь мой путь был под горку. Когда я шёл уже по городской улице, то все прохожие с большим удивлением смотрели на такое невиданное транспортирование огромных рыбин, и потом ещё долго оборачивались, не веря своему увиденному.    Наконец я появился в своей гостинице перед очами своей начальницы, в обрамлении четырёх рыбьих хвостов, и в рыбьей чешуе, усталый, но счастливый от такого неожиданного рыбацкого презента и возможности обрадовать своей такой ношей всех наших изыскателей.
Начальница, тут же оперативно велела снять с моих плеч сапоги с рыбой и отнести рыбу в гостиничный ресторан на первом этаже. Там ею потом был заказан большой праздничный ужин из этих рыбин: приготовить самые различные рыбные блюда, которые умеют делать в этом ресторане, а что  останется лишнее она великодушно разрешила взять сотрудникам ресторана себе.  Ужин выдался на славу, за обширным столом были наш лётчик с супругой, лесное начальство города Мозыря и другие «нужные»  в нашей командировке люди. Эта «рыбалка» надолго запомнилась мне, рыба оказалась необычайно вкусной и ароматной, её хватило не только на массу всяких вторых блюд, но и на большущую кастрюлю двойной ухи.
Теперь расскажу о непредвиденной ситуации произошедшей в нашем рабочем полёте, которая, слава Богу,  разрешилась для нас благополучно. В тот день нам надо было сделать облёт самых дальних участков припятских болот и визуально нанести  в наши пикетажные журналы все характерные особенности их рельефа и вид растительности на этой болотистой территории.  Но «гладко было на бумаге …», когда мы повернули от Припяти в сторону болотистой бескрайней равнины, на которой изредка росли маленькие берёзки и местами торчали сухие тонкие стволы уже погибших (не успевших  превратиться в большие) берёз. Записывая всё что было видно под нашим вертолётом и, продолжая дальнейший полёт, я стал отмечать появление на болотистой территории небольших блюдцевидных озёр, что тоже отметил в своём пикетажном журнале. Вокруг без конца и края расстилалась унылая болотистая территория, упираясь своей однообразной мрачностью в самый горизонт и обречённо продолжаясь далеко за ним.
Так мы летели какое-время, и вдруг увидели какое-то сооружение, возвышавшееся над этим гигантским, по своему размеру,  болотом. Подлетев ближе, мы поняли, что это рукотворный деревянный помост в виде большого креста, и, дополнительно к этому, теперь вдали показалась высокая (сплошная) треугольная вышка. Как мы вмиг оба «врубились», это была специальная наблюдательная вышка.  Лицо нашего лётчика, бывшее в обычном состоянии розовым, сразу же побелело. Он сразу понял, что мы неожиданно залетели на военный полигон, который на моей карте, составленной много раньше, не был обозначен, и быстро наклонил рулевой штурвал вниз и вбок, в сторону от этого зловещего креста, и на максимально низкой высоте, повернули в обратную сторону. Дальше мы некоторое время летели молча, понимая, что могло нас ожидать совсем рядом с прицельным крестом военного полигона, между прочим в это самое время на территории Белоруссии начинались военные учения «Днепр».
Потом, воспроизводя те события, я отметил большую высоту прицельного помоста, которая была наверняка рассчитана на весенний разлив реки Припять, превращавший всю эту болотистую территорию   в громадной  величины море, над которым одиноко продолжал бы возвышаться прицельный помост. Те блюдцевидные озерки, которые я в начале отмечал в своей пикетажке, были просто следами воронок от снарядов (или ракет), пущенных в направление этого прицельного креста.  Почти наверняка нас видели с высокой наблюдательной бронированной вышки, и могли без предупреждения сбить, но, надо полагать, при виде миниатюрной «стрекозы», непонятно как оказавшейся на их «подведомственной» территории, решили пощадить бестолковых лётчика и его пассажира. А может быть, эти военные запросили Мозырский аэропорт и получили там все разрешительные на наш полёт сведения, поняв, что мы просто случайно сбились с намеченного рабочего курса.
Когда наш вертолётик наконец перелетел из этого злополучного обширного болота в соседний густой хвойный лес, то мы увидели внизу узкую автодорогу, и привычно привязались к ней, чтобы по ней в дальнейшем выйти на большую транспортную магистраль, а там и в Мозырь.   Я отметил, что эта прямая асфальтовая дорога была без боковых полос безопасности и растущие в лесу деревья с двух сторон почти вплотную подходили к полотну этой самой дороги, что характерно для автодорог военного назначения. 
Надо было понимать, что и дальнейший наш обратный полёт теперь опять не запланировано продолжал быть теперь уже над территорией расположения какой-то военной части, при этом военном  полигоне. И точно, через некоторое время, справа от этой дороги появилась многократно огороженная территория, на которой были видны закрытые люками ракетные шахты, одна ракета лежала рядом с открытой шахтой, людей вокруг не было видно.  И опять мы «из огня, да в полымя», но,  слава Богу, нас благополучно пронесло и тут. Когда мы, подлетали к Мозырю, то между собой договорились ни кому не говорить о наших злоключениях в этот, каким-то образом даже  счастливый  для нас день. 
Близкое знакомство с доброжелательным и симпатичным лётчиком-пенсионером сослужило в дальнейшем добрую службу в нашей работе по сбору информации о лесных насаждениях в интересующих нас лесничествах. Когда нашей начальнице надо было получить соответствующие материалы по Могилёвскому лесхозу, тогда наш вертолётчик отвёл меня на Мозырьский аэродром, подвёл меня к самолёту, летевшему в Минск, и после нескольких его коротких фраз, меня усадили в нём в переднее кресло (которое традиционно зарезервировано за самим летевшим экипажем), и это не всё, В Минском аэропорту потом меня также оперативно (и конфиденциально) отвели к самолёту, летевшему теперь в Могилёв. После одного дня пребывания в Могилёвском лесхозе, где мне скопировали нужные мне материалы, я появился в Могилёвском аэропорту, и дождавшись того самого (с тем же бортовым номером) самолёта, на котором прилетел в Могилёв, вылетел в Минск, где, тоже дождавшись нужного мне рейса, также на переднем сидении прилетел обратно в Мозырь. Приведённый мною один этот эпизод в нашей изыскательской работе, говорит о крепкой дружбе и необыкновенной взаимовыручке в среде лётного состава тогда в Советском Союзе (не знаю, сохранилась ли такая традиция сегодня). Ведь, по просьбе лётчика маленького вертолёта были задействованы экипажи двух рейсов больших авиалайнеров, наверняка его  имя знали все экипажи Белорусских авиалиний; как он сам говорил нам - он совсем недавно вышел на пенсию, после чего устроился вертолётчиком в Мозырьском аэропорту, а до этого работал на всех типах реактивных и турбореактивных пассажирских самолётах и летал на них по всей нашей громадной стране. 
В конце этого небольшого рассказа следует  сказать, что мне потом долго вспоминались те «невинные блюдцевидные озерки» на той бескрайней и обширнейшей болотной территории в пойме Белорусской реки Припять.