Кладбище

«…и меня прикончит,
по рукоять вогнав клинок, тоска,
и будет выть, и рыскать сукой -  гончей
душа моя ребенка-старичка…»
                - /В. Катаев/

      …там, позади, остался целый пантеон, погост воспоминаний. Как  любое кладбище, он обладает странной притягательной силой, а среди его удивительных могил можно бродить всю жизнь.
     Вот первая из них, маленькая, словно здесь лежит ребенок. Это могила твоего Детства. На ее холмике рассыпаны разноцветные стекляшки. Приглядись – это обыкновенные бутылочные осколки. А когда-то они были Волшебными Стеклами. С их помощью ты преображал действительность, раскрашивал мир по своему усмотрению, - стоило только поднести их к глазам. Коллекция этих цветных зениц - хрусталиков была предметом твоей гордости и мучительно-недоброжелательной зависти сверстников. Повзрослев, ты их бросил. Остались сверстники и зависть. Зависть. Не детская, невинная, азартная, подталкивающая к открытиям, победам, познанию мира. Взрослая. Заставляющая мечтать не о мире, где у тебя игрушек и мороженого навалом, а о мире, в котором все это есть только у тебя одного. Предлагающая взять все это силой, взращивающая жадность, трусость, низость и подлость души. Та, которую можно объяснить, но не хочется. Потому что   нельзя оправдать. 

«Так долго вместе прожили, что вновь
второе января пришлось на вторник…»
И. Бродский

Так долго вместе прожили мы на
земле, что наконец-то ненароком,
докучный завершая променад,
мы дом придумали с камином, с водостоком
и жадной шайкою ворон
на крыше. Там, обнявшись, выйдем вон

туда, где трудно делать вид,
где нет детей и нет Артешки,
(измученное сердце так щемит,
и на душе бессмертной  тошно/,
где нет ни паспортов, ни виз,
но где есть верх, и где есть низ.


Так долго вместе проживем, что вновь
на девятнадцатое выпадет суббота
в апреле, и насупленная бровь
Творца разгладится. И даже если кто-то,
одиноким нравом крут,
процедит: -  Столько не живут!-

еще так долго проживем, что Бог
благословит нас, ухмыляясь добродушно
смешению кровеЕй, судеЕб, дорог,
ведя учет не поголовно, а подушно,
всех нас, лелеющих процесс
любви без клятв и зависти, а не с.

      Вот они лежат перед тобой, эти стекла. И разве не ловишь ты себя сейчас на страстном неуемном желании протянуть руку и снова, как тогда, в детстве, приложив к глазам одно из них, взглянуть на действительность и раскрасить ее как вздумается?! Но нет, не дотянуться. Можно лечь на спину в траву и сквозь полуоткрытые веки посмотреть в лицо Солнцу. Слезы не заставят себя ждать, они окрасят мир во все цвета радуги, он вдруг задрожит и поплывет, станет зыбким и неверным, т. е. таким, каким он есть на самом деле. Простым глазом всего не увидишь, и мир познается только сквозь призму слез. Будь то слезы радости или горя.               
      Вскоре ручейки слез проложат себе дорогу по твоим щекам и потекут в уши. И ты вынужден будешь встать, и вытереть лицо, и высморкаться, признавая тем самым свое поражение. Не дотянуться. Могила обнесена оградой под названием Время. Ты успел стать безнадежно взрослым, удручающе рассудительным и непристойно трезвым. Только почему же все-таки чем взрослее, рассудительней и трезвее ты становишься, тем чаще твоя память с упорностью и последовательностью маньяка все возвращается и возвращается к этому маленькому холмику, на котором рассыпаны обыкновенные бутылочные осколки, Волшебные Глаза твоего Детства?!
     Они подслеповато щурятся в твою все удаляющуюся взрослую спину, они виновато подмигивают твоему непреклонному затылку, как - бы извиняясь за то, что заставили тебя вспомнить о такой чепухе, древних пивных стекляшках.
     А ты все удаляешься и удаляешься, становишься все меньше и меньше. И вот ты уже совсем маленький…
     Странной, завораживающе притягательной силой обладает это кладбище воспоминаний. Среди его удивительных могил можно заблудиться, забыться, затеряться…
     …Мы редко вступаем в брак с предметом наших первых отроческих и даже юношеских воздыханий. Но он, этот «предмет» есть у каждого. Вот она эта могила. Здесь похоронена Любовь. Первая Любовь! Это было не взаимное предпочтение, не Первая Женщина, не привычка, не уважение. Наконец, это была даже не любовь. Все это и еще многое другое придет, уйдет и снова придет. Но все же это была Любовь. Слепая во многом, но Любовь! Освященная упорным многочасовым выстаиванием под ее окнами и надеждой – вот сейчас уж точно выйдет; первыми неуклюжими стихами, полными есенинско-бунинского декаденства и растерзанных в клочки страстей; фиолетовыми синяками-засосами на шее, которые выставлялись с гордостью орденоносца; постоянными муками ревности; школьными вечеринками с непременными «битлами» и даже с сентиментальным платочком и локоном в письме.
     Первая Любовь! Ее уже нет. Однако при каждом воспоминании о ней солнечный зайчик согревает щеку и душу, ласковый ветерок шевелит, перебирает, пересчитывает остатки волос и разглаживает морщины на лбу. И сладко-сладко щемит сердце…
      А на следующей табличке начертано страшное слово. Страшное не само по себе, а потому, что тоже обозначает могилу, захоронение. Причем не зарытую. До сих пор. Это слово – Самолюбие! Так или иначе, но тебе время от времени приходится тащиться к этому провалу и, тяжело (не облегченно!) вздохнув, сваливать в него очередную порцию собственного самоуважения. Такая жизнь. Ты давно уже понял, что роняя собственную достоимость, ничем почти не рискуешь, - окружающие, как правило, этого не замечают. Плохо лишь то, что со временем это превращается в рутину, обыденный ритуал. В привычку. В итоге частица за частицей теряешь себя. Хоронишь! Табличку, правда, можно сменить на другую. С надписью «Компромиссы» Какое ни есть, а все утешение.
     Любой знает, что умрет, но не каждому известно, что он уже умер.
     Собственную похоронную процессию человек создает сам. Кладбище воспоминаний (не случайно в основе – клад) тоже у каждого свое.  Где-нибудь, в квартале воспоминаний о будущем, есть уже место и для твоей могилы. Возможно, есть и надгробная плита из камня с проступающими, угадывающимися цифрами и надписью. Она терпеливо ожидает применения. Камень умеет ждать. Однако и он может не дождаться. Разве что – тела. Потому что душа твоя уже умерла и давно упокоилась в одной из могилок кладбища твоей жизни. Их много, ох, как много! Среди них можно бродить бесконечно, навещая дорогие и натыкаясь на давно забытые или незнакомые вовсе.