Птица, которая носила на спине город

Если это дождь сбивает меня с толку, то я хочу чтобы он прекратился. Я хочу, чтобы мои действия, хоть что-то связывало с мыслями. Я хочу понять, как долго мою голову будет держать потолок и крошить известь на мои идеально уложенные волосы? Неужели он не понимает, что изуродовать совершенство невозможно! Неужели я никогда не придумаю ответ на самый главный вопрос: что будет, когда прилетит большая птица, и отнесет меня на своей спине, на которой давно раскинулся город, в страну Дураков? И пока я буду путешествовать, изменится ли мир?
Тук, тук! Кто там? Это не дождь, он кончился и не может барабанить по стеклу. Это гигантский клюв стучится в мое окно. Птица, птица, это ты перевозишь людей на своей спине туда, откуда нет возврата? И где же ты была столько времени, пока я тут, каждый день укладывала волосы? Я столько писем тебе отправила почтой. Хоть одно-то, наверное, дошло, раз ты нашла время навестить меня в этот поздний летний час. Ну что ж, птица, не торопи меня, я еще не все вещи собрала! Тетрадка для записей лежит на столе, но нужно чем-то писать, мне хватит и огрызка карандаша, только точилку нужно взять обязательно.
А ты больше, чем я себе представляла. И ты ошибаешься, если думаешь, что я испугалась. Захватив тетрадь, карандаш, и точилку, проведя рукой по волосам, чтобы убедиться, цела ли прическа, я открыла окно и впустила кончик твоего крыла, чтобы по нему забраться на твою необъятную спину. Твои перья, огромная птица, такие мягкие, что жители твоего города, должно быть, ходят босиком. Я, пожалуй, тоже разуюсь. Ты же, не против, большая птица?
С тетрадкой в руках, карандашом и точилкой в кармане, я подошла к воротам города, который птица несла на своей спине. Над моей головой пролетали звезды, гнездившиеся в ночном небе, сплошь перепаханном туманными облаками. Надеюсь, горожане, приютят меня на время полета до страны Дураков, которой нет, и не будет ни на одной карте, и только большая птица знает дорогу туда.
- Прошу прощения, - позвала я, сопроводив крик деликатным стуком. Никто не отозвался, может быть, все уже легли спать? Как – никак ночь на дворе.
- Прошу прощения, - снова позвала я, - мне предстоит долгий путь, вы не позволите мне войти? Слышите меня?
Я постучала снова и ворота чуть скрипнули. На смотровой башне послышалась возня, и зажегся свет. Я подошла так, чтобы встать под самой башней и, задрав голову, позвать того, кто откликнется на мою просьбу.
- Откуда вы? – опередил меня низкий мужской голос, сверху.
- Я оттуда, где меня уже нет и никто не ищет, - прокричала я, приложив ладонь ко рту, чтобы лучше было слышно.
- Неужели никто? – удивился голос.
- Совершенно, - донесся мой крик, - а теперь, вы впустите меня?
- Боюсь, не имею права не впустить того, кого никто не ищет там, где его нет, - отозвался голос. Его обещание не заставило долго ждать и, было исполнено в кратчайшие минуты: ворота нехотя отворились и, я оказалась на пороге города, который больше напоминал улицу песочных замков. Я зашла внутрь и почувствовала, что мои ноги больше не наслаждаются мягкостью птичьей спины – дороги здесь были самые настоящие, вымощенные из камня. А домики тоже были построены из камня, просто выкрашены в песочный цвет. На углу каждого дома стоял большой фонарь на толстой черной ножке и освещал маленькие островки города темно-синей ночью. Я встала под один из этих фонарей и стала рассматривать город.
Дома были совсем невысокие, в два – три этажа, стена каждого дома была разделена от стены другого двориком или мостом. Этот мост соединял каменные дороги, в то время как под мостом на ветру развивались серо – голубые птичьи перья. Сам город был плотно окружен кольцом из каменной стены, и только две смотровые башни у ворот возвышались на фоне низкорослых «песочных» домишек с двустворчатыми овальными окнами. Здесь было так спокойно и, зевнув, я поняла, что меня клонит в сон. Тогда я положила тетрадь на землю и, обвив фонарный столб руками, сделала вокруг него несколько витков. Стоило мне отвлечься, как на кусочке вымощенной дороги, покрытой фонарным светом, появилась чья-то миниатюрная тень. Она была вытянута, как и положено тени, но все равно не отличалась размерами тени взрослого человека. Я обернулась и увидела девчонку, лет двенадцати, которая бессовестно держала в руках мою тетрадь и уже приготовилась открыть ее, прямо на моих глазах. 
- Положи на место, немедленно, - требовательно крикнула я ей, на что девочка не отреагировала ни единым мускулом.
- Они пустые, - разочарованно вздохнула она, пролистав тетрадь с начала до конца. – Зачем тебе тетрадь, если в ней ничего не написано?
- Это пока, - объяснила я, выдергивая собственность из ее маленьких цепких ручонок, - скоро ее листки полностью покроются буквами и тогда она перестанет быть пустой.
- Ты сказала простой? – переспросила девочка.
- Нет, я сказала – пустой, - повторила я, сворачивая тетрадь трубочкой.
- Нет же, - настаивал ребенок, - ты сказала простой.
- Да что ты так пристала к этому слову. Пустой, простой, - недовольно ворчала я, - какая разница.
- Разница есть, - возразила девочка. – Пустой, это такой, где ничегошеньки нет. И если пустой, то когда-то обязательно был полный. А простой – это обычный, такой же, как и все. Значит, когда в тетради появятся буквы, то она станет не простой, она станет волшебной.
- Может быть, - пожала я плечами, - только ты этого уже не узнаешь. Когда эта тетрадь станет полной, я буду уже далеко отсюда, в стране Дураков.
- Никогда про такую страну не слышала, - удивилась девочка и шмыгнула носом.
- Я раньше тоже, - шепотом призналась я, наклонившись к ее уху. – А когда мне сказали, что это моя историческая родина, я поняла, что только большая птица, на спине у которой раскинулся город, может отнести меня туда.
- Я и про птицу такую не знаю, - удивилась девочка и поправила ленту, которая держала ее косичку.
- Как же! – рассмеялась я. – Так, ты же живешь не ней!
- Нет, - спокойно отрицала она, - я живу в самом обычном городе.
- Тогда, что же это у вас под мостом, как не птичьи перья?
- Река.
- Разве река такая?
- Конечно такая, как и все реки.
- А что тогда вода, по-твоему?
- Вода? Ну, ты даешь, - улыбнулась девочка, - такая большая и такие глупые вопросы задаешь. Вода – это жидкость такая, которую пьют, которой моются и стирают белье.
- Вот, значит как, - согласилась я. – А что за стеной вашего города, ты знаешь?
- Ничего, - ответила девочка, - только небо сверху, а внизу река, на которой стоит наш город.
- А откуда тогда я пришла, если за стеной ничего нет? – допытывала я.
- По реке, наверное, как и все незнакомцы приходят из неоткуда.
- Хорошо, - сказала я, -  пусть так. Но почему тогда ваш город все время движется? Куда-то летит?
- Ты что, совсем глупая? – рассмеялась девочка, - а что же ему еще делать, на месте что ли стоять?
- И то верно, - я не стала возражать и, запихнув подмышку, свернутую в трубочку тетрадь, кивнула девочке на прощанье и засеменила к центру города. Миновав мост через птичьи перья, которые местные прозвали рекой, я дошла до дома с вывеской «Кондитерская», завернула у сапожной мастерской, прошла вдоль улицы, на которой погасли почти все фонари, кроме одного и присела именно рядом с ним, поближе к свету.
Я открыла тетрадь, достала карандаш и написала: «Странно, люди и не подозревают о том, что живут в городе, который несет на спине большая птица. Странно, люди живут в городе, который все время движется куда-то. Тогда, сами они стоят на месте. Странно.» Так я и записала в тетради, слово в слово. Стоило мне оторвать карандаш от листа, под который я подложила коленку, чтобы лучше писалось, надо мной нависло чье-то тело. От неожиданности жуть пробежала по коже. Тело принадлежало пожилой женщине в шляпе-котелке, которую она насадила на пучок седых волос. Старушка держала в руках поводок, на конце которого, как и водится, должна быть прикреплена собака. Но ее там не было.
- Что вам угодно? – вежливо поинтересовалась я, поднявшись с колен.
- Совершенно ничего, - отступив назад, ответила старушка.
- Вы, верно, давно живете в этом городе? – спросила я.
- Я потеряла песика, - потеребив пустым поводком у моего лица, посетовала старушка.
- Очень жаль, - сочувственно склонила я голову, поправив прическу. Моя новая знакомая, видно, не желала отвечать на мой вопрос или, может, она глуховата и не расслышала. Тогда мне бы следовало спросить ее заново, но я не стала.
- А как выглядел ваш пес? – вместо этого участливо спросила я.
- Маленький такой, мохнатый, - описала старушка.
- А какого цвета?
- Я не знаю, - ответила она.
- Как же? – удивилась я. – Это же ваша собака, вы не можете не знать, как она выглядит.
- Как раз могу, - сокрушенно призналась старушка, - я на нее ни разу не смотрела.
- Так, если вы на нее ни разу не смотрели, откуда вы знаете, что она у вас была?
Старушка промямлила что-то в ответ и, шаркая потертыми сандалиями, оставила меня одну на темной улице, освещаемой одним единственным фонарем, держа путь в прохладу ночных улиц города, который несла на своей спине большая птица.
«Странно, - заиграли новые слова в моей тетради, - если есть поводок, то обязательно должна быть собака. А когда есть поводок и нет собаки, разве это жизнь?» Знак вопроса вместо точки. Что – то промелькнуло в темноте, может быть, собака ищет свою старушку? Все не так просто, как кажется. Все гораздо проще. За углом послышался треск, видно, у одного из сломанных фонарей. Я поспешила туда, где проблесками вспыхивал искусственных свет.
На другой стороне улицы, где вымощенная камнем дорога, была особенно корявой, долговязый, угловатый мужчина средних лет пытался привести в чувство сломанный фонарь. Он заметил меня и улыбнулся, а я ему вот, нет. Потому что вспомнила, что оставила тетрадь на той стороне и эти мысли отвлекали меня от улыбок. Но, не смотря на это, я не торопилась вернуться и забрать ее, уж слишком заинтересовал меня долговязый господин.
- Не могу уснуть, - заговорил мужчина, - когда на улице такая темень.
- А, что, кроме вас некому починить? – спросила я.
- Кроме меня в городе нет электриков, - объяснил мужчина. – К тому же, мне немного совестно. Ведь это я их сломал.
- Но зачем? – визгливо удивился мой голос, и я, вслед за ним.
- Мне показалось, сломать то, что только ты один в состоянии починить, даст мне повод гордиться собой, - заключил долговязый господин.
- Я, кажется, начинаю понимать, - обрадовалась я. – Вы сломали все, - я запнулась, - почти все фонари на улице, чтобы починить их и получить профессиональное удовлетворение!
- Нет, - сглотнул смешок электрик, - какая ерунда. Я и не хотел их чинить. Просто мой дом стоит на этой улице, а я страсть, как  не люблю темень. Вот, выгляну, иной раз в окно ночью, особенно когда не спится и страх берет, ни зги не видно. Видишь, вон тот фонарь, что так ясно светит? Я его специально не стал ломать, потому что там дом Стефании, и когда она выглянет из окна, я не увижу ее лица.
- Подождите, - остановила я долговязого господина, - тогда зачем вам все это нужно?
- Так и не поняла? – печально вздохнул он. – Чтобы жители города вспомнили обо мне. Я думал, не я один боюсь темноты. Думал, они испугаются, когда повыглядывают ночью из своих окон, подумают, что нужно попросить электрика починить фонари. Каждый станет по очереди приходить ко мне с этой просьбой, и я, каждый день буду обещать, что все сделаю. Но когда придет Стефания, я ничего не буду обещать, пойду и сделаю свою работу.
- Это для того, чтобы о вас вспомнили? – догадалась я.
- Нет, же, - нахмурился электрик, и застыл в мечтательной позе, - чтобы Стефания меня заметила.
- В этом нет никакого смысла! – возмутилась я.
- Почему это? – удивился мужчина.
- Потому что, - развела я руками. - Вон тот фонарь, который единственный горит на этой улице, не позволит Стефании придти к вам и попросить о помощи, потому что ее дом ночью ярко освещается, а остальные ей, наверняка, не важны.
- Это твои слова, как раз, лишены смысла, - возразил долговязый господин. – Если я сломаю фонарь у дома Стефании, я не смогу любоваться на нее по ночам, потому что не разгляжу ее лица.
- Хорошо, - кивнула я, - пусть так. Только опять неувязка выходит. Горожане знают, что вы единственный электрик в городе, значит, вы единственный могли сломать фонари. И тогда, они пришли бы к вам с обвинениями, а не с просьбами о помощи.
- Да! – радостно закивал собеседник. – Все, кроме Стефании, потому что ее дом ночью ярко освещается, а остальные, ей наверняка не важны.
- Это не честно, - разозлилась я, - вы воспользовались словами, которые я только что сказала. Вы воспользовались ими, имея ввиду совсем не то, что имела ввиду я.
- Ничего подобного, - исключил мужчина, - но, даже если бы это было так. Закона запрещающего использовать разным людям одни и те же слова не существует, а значит, я никакого преступления не совершил.
- Вы невероятный дурак! – пятясь назад, обиженно поведала я электрику, приглаживая, чуть растрепавшиеся прядки волос. – Поэтому Стефания к вам никогда не придет. Вы дурак еще и потому, что у вас не хватило смелости справиться с темнотой. Вам обязательно нужно ее рассеять, только что в этом хорошего? А вы знаете, что в темноте прячутся пороки, господин электрик? Наверное, нет. Потому что вы хотите все осветить, раздеть пороки и показать всю эту пакость людям! Знаете, что я вам скажу? Бросьте чинить ваши фонари, пройдитесь вдоль темноты и порадуйтесь тому, что она скрывает от вас то, что вам видеть не следует.
И я ушла. Разозлил меня электрик. Может быть, он тоже летит в страну Дураков? Я задрала голову к небу, а оно такое глубокое, такое звездное, такое тихое и пахнет ветром. А ветер пахнет ночным небом, потому что только у ветра крылья такие большие и сильные, что даже большая птица ни за что с ним не сравнится и, не сможет, как он до неба достать.
Стефания, вот о ком я думала, пока заносила новые пометки в тетрадь, подобранную в том самом месте, где я ее оставила. Как, интересно, она выглядит и что ест на ужин? Вот ее дом, погрязший в оранжевом электрическом свете, совсем обычный дом в один этаж, с деревянной дверью и маленьким круглым окошком над ней.
- Кто там? – сонно вопросил женский голос, в ответ на мой стук по ту сторону порога.
- Вас зовут Стефания? – проверила я.
- Да, - подтвердил голос, - а вас?
- Откройте мне, пожалуйста, и я вам скажу.
Стефания оказалась на удивление сговорчивой и расторопной. За скрежетом дверной задвижки, последовало ее появление на пороге. На ней была льняная сорочка и домашние тапочки. У нее были короткие желтые волосы, безликие светло-серые глаза и узкое овальное лицо.
- Что вы обычно едите на ужин? – спросила я у нее. 
- Дайте подумать, - почесав локти, протянула она. – Обычно на ужин я ем салат.
- Это славно! – улыбнулась я, -  почему-то я так и думала, что это будет салат.
- Так как вас зовут? – зевнув, спросила Стефания.
- Это совершенно не важно, - отмахнулась я. – Скажите, а вы заметили, что фонарь работает по ночам только у вашего дома?
- Разве? – оглядываясь, Стефания вышла на улицу, ровно на один шаг. – Да, похоже, что так. И что из этого?
- А то! – воскликнула я. – Что один электрик, мучаясь от любви к вам, решил сломать все фонари на этой улице и оставил один светить у вашего дома, только для того, чтобы различать ваше лицо в темноте, когда вы ночью выгляните в окно.
- Каков дурак, - сердито хихикнула Стефания.
- Вот и я тоже самое ему сказала, - обрадовалась я, что мысли Стефании оказались схожими с моими.
- Конечно дурак, - нахмурилась Стефания, - я же никогда ночью не выглядываю в окно. Какой смысл смотреть на пустую улицу?
- Вы сказали пустую или простую? – переспросила я.
- Я сказала пустую, а какая разница?
- Большая! – возразила я, - Пустая – это такая улица, где никого нет. И если она сейчас пустая, то когда-то обязательно была полная. А простая – это обычная, такая же, как и все улицы. Значит, когда на ней появятся люди, то она станет не простой, она станет волшебной.
- Откуда вы? – неожиданно спросила Стефания.
- О, - охотно ответила я, - я оттуда, где меня уже нет и никто не ищет.
Только успела я договорить, как расстояние от неба до верхушек башен у ворот стало стремительно увеличиваться, и скорость, с которой большая птица, несла на своей спине город, стала еще больше. Стефания грозно посмотрела на меня своими бездушными бледно-серыми глазами и хлопнула дверью перед самым моим носом.
- Фу, как не красиво! - крикнула я ей сквозь закрытую дверь.
Там, за углом все еще мигал фонарь, который чинил электрик. Сломать всегда проще, чем починить. Что-то желтое моргнуло на втором этаже сонного «песочного» дома - его хозяева включили свет. А потом эта зараза перекинулось на следующее здание, там тоже загорелся свет, он вспыхивал везде – в каждом доме, в каждом двустворчатом овальном окне воспламенялись лампы и лампочки. Недосмотрев сны, люди высовывались из своих двустворчатых овальных окон, разбрасывались бранными словами, отсылая их тому, кто сломал все фонари с толстой черной ножкой на этой улице. А небо все отдалялось и отдалялась – птица садилась на посадку. Я открыла тетрадь, чтобы черкануть несколько важных слов, но не смогла этого сделать – острый хвостик грифеля карандаша сломался, не успела я поднести его к листку. Я торопливо стала шарить рукой в кармане в поисках точилки, но ее там не было. Должно быть, я обронила ее, пока искала:  в тот самый момент, когда жители города, который птица носила на спине, закричали в один голос: «Землетрясение!».
Если это крики сбивают меня с толку, то я хочу, чтобы все они заткнулись. Хочу, чтобы большая птица, наконец, высадила меня в стране Дураков, там, где мне и место. Где место всем этим людям.
Со всех ног, не чувствуя ступней, я побежала по выложенной камнем дороге, я бежала прочь с улицы где погасли все, кроме одного фонари, завернула у сапожной мастерской, мимо дома с надписью «Кондитерская», через мост под которым шелестели на ветру птичьи перья, прозванные местными рекой, потому что удобнее думать, что именно это река и не разбираться, как обстоят дела на самом деле.
Странно, все эти люди живут в городе на спине большой птицы, которая несет их по небу, почти не прерываясь на отдых и вот  теперь, когда она решила высадить меня и отдохнуть, они запаниковали и стали кричать «Землетрясение!». Кричите, а я буду бежать, к воротам вашего «песочного» города. Кричите, мои мысли и без ваших криков запутались в макраме.  И, даже если ваш город разрушится, когда мы приземлимся, мне не будет жаль вас. Потому что вы не долетели до страны Дураков. Потому что электрик не смог справиться с темнотой, потому что старушка ищет потерявшегося пса, которого у нее не было, потому что девочка думает, что все незнакомцы приходят из неоткуда, потому что, пусть Стефания и любит поужинать салатом, она не видит смысла смотреть на пустую улицу.
- Прошу прощения, - крикнула я не спящему человеку не смотровой башне, - вы не могли бы открыть мне ворота?
- Зачем? – отозвался в ответ голос. – Вас же никто не ищет, там, где вас нет!
- Да,- ответила я, - но скоро я окажусь там, где меня непременно все станут искать, если я там не появлюсь.
И ворота отворились. Мои ноги снова ласкали птичьи перья вместо холодных каменных дорог. Большая птица, куда ты меня принесла? Я спустилась по твоему крылу, так же как и поднялась, туда, откуда и сбежала. А почему эти люди не сойдут вместе со мной, ты их не отпустишь, Большая птица, которая носит на спине город? Почему ты отпустила только меня, и позволила спуститься по твоему крылу обратно в свою комнату?
Вот мой стол, я сяду за него, возьму тетрадь, которую совсем недавно плотно прижимала к груди, открою ее и наполню словами, сделаю волшебной. И все же, птица, которая носит на спине город, выполнила мое желание. Теперь я знаю, почему страны Дураков нет, и никогда не будет ни на одной карте, и только Большая птица знает дорогу туда. И я, немного тоскуя по смелой Большой птице, все еще слегка не в своем уме, как и те сумасшедшие, не пожелавшие сойти на землю,  выгляну в окно, соприкасаясь с запахом ветра и утренним светом, скажу:
  - Как хорошо дома.

                Август 2010г.