Простите нас, люди

22 июня.
Этот день и 9 Мая мы начинаем с того, что всем семейством идем на местное кладбище к Деду, помянуть его и всех тех, кто ушел вместе с ним туда, откуда возврата уже нет.

…В душе тлеет печаль с примесью горечи – жить бы да жить еще мог, если бы не этот осколок, смертельным эхом отозвавшимся через тридцать лет после войны.
По традиции пошел проведать своих друзей и знакомых, тех, кого убила еще одна война – но уже с собственным народом, та война, которую развязал Иуда Ельцин.
Немало моих однокашников полегло за эти годы.
Кого скосила паленая водка, кого – автоматные очереди.
Хреновая смерть, невеселая, не нужная…

И почему-то впервые обратил внимание на то, что вокруг очень много заброшенных могил.
Могил фронтовиков.
Их распознать просто – выцветшие звезды на металлических, чаще – на деревянных памятниках, когда-то выкрашенных в дебильный темно-синий цвет.

Кое-как разбираю фамилии.
И понимаю, что почти половина фронтовиков просто забыты родными; этих людей я знаю, почти все мои ровесники, многих встречаю, со многими созваниваюсь.
Что – недосуг?
Так ведь кладбище не в ста верстах, десять минут на машине, чуть более – пешком, напрямки если…

Подозвал брата, объяснил, чего хочу.
Тот вернулся минут через двадцать, привез шесть корзин гвоздик.
И мы всем семейством медленно прошли по всему пустому кладбищу, и, стараясь никого не пропустить, неважно, фронтовик или нет, на каждую могилку – по гвоздике.
С простыми и тихими словами:
– Простите нас, люди…

Младший мирно спал в машине – притомился.
А вот старший и средний…
Как всегда, рядом с отцом и тестем, с седовласыми, торжественно красивыми в своей парадной форме.

Сперва, ничего не понимая, просто сопровождали.
Потом, получив скупые объяснения, немного отстали, стараясь что-то осмыслить.

Мы с братом, идя по соседнему ряду, невольно оглянулись – кладбище большое, не мудрено и заблудиться.
Те, не перекинувшись ни одним словом, догнали дедов, взяли из корзинок по охапке гвоздик и, перейдя на крайний ряд, стали делать то же самое.

Брат одобрительно кашлянул, взглянул на меня – глаза его, обычно серые, просветлели до небесной голубизны.
И мы молча пошли дальше по кладбищу.

…Ладно, сыны, то, что вы сейчас сделали – я оценил.
Главное, подумалось, что сами до всего доперли, сами своими сердчишками почуяли чужую боль и могильное одиночество…

…И в машине они, против обыкновения, сидели молча и сумрачно смотрели на дорогу.
Видя то, что вряд ли посторонний увидит…
***
Память наша до безобразия коротка.
Может, потому и преследуют наш народ из века в век всевозможные несчастья и беды… как возмездие за эту черствость и равнодушие?
***
P.S. Написал.
Но против обыкновения облегчение не наступило.
Муторно на душе… и зло.

© Ромыч