Золотарь

Раиса Елагина
ЗОЛОТАРЬ

– А еще… Я хотел вам сказать, что Валерия Геннадьевна вела дневник. Личный. И некоторые вещи в нем слишком подробно описывала…
 – Что?!
– Да… Посмотрите, вот он… Я не стал включать его в протокол, к ее смерти он никакого отношения не имеет…

На стол перед ним легла общая тетрадь, и даже если бы ему не сказали, что это ЕЕ тетрадь, он бы все равно так подумал – уж слишком стильная она была, не просто там клеенчатый верх, потрепанная потертая бумага – как бы не так! – ажурные прорези на корешках листов под тонкое плетение пластиковой проволоки переплета, глянцевая поверхность добротного картона, яркий броский  рисунок – силуэт роскошного автомобиля и оскал острых зубов подготовившейся к схватке черной пантеры. Он прикоснулся к тетради, открыл наугад –легкий, кружевной бисер ее почерка ровными строчками заполнял страницу. На миг ему показалось, что тетрадь источает тонкий аромат ее духов.
– Но если вы прикажите, оформим дополнительно…
– Оставьте, я посмотрю.
– Все предварительные результаты дознания указывают только  на то, что это был никем непредвиденный несчастный случай. Так называемая классическая  «неосторожность потерпевшей».
Праздник снимали на видеокамеру, там, на пленке четко видно, что она сама споткнулась и упала в воду… Дело можно закрыть… Виноватых нет.
– Виноватые все равно будут. Служба техники безопасности их найдет, комиссия по охране труда. Но это все уже не по нашему ведомству.
– А можно личный вопрос…
– Конечно.
– Этот случай… Он может послужить причиной снятия с  должности Твердохлеба?
– Причиной – нет. А поводом – да. А почему вы этот вопрос  называете личным?
– Да вот невесту хотел через Твердохлеба на работу устроить…
– А почему обязательно к Твердохлебу? Какое у нее образование?
– Бухгалтерское.
– Тем более… Хотите помогу – будет работать на «Нефтехиме»?
– Конечно!
– Ну что ж, тогда до понедельника…

*    *    *

Из дневника

"...В нашем классе учился мальчик по фамилии Золотарев, и в него было влюблено полкласса девчонок, и все мы в тайне примеряли к себе его звучную фамилию – "Золотарева", и казалась она нам ужасно красивой, вся отсвечивающая золотом и богатством. А наша учительница русского языка и литературы над нами все время посмеивалась. И вот на выпускном вечере вдруг сказала, уже после шумного застолья, тогда, когда мы, девчонки, перед танцами остались в классе одни прихорашиваться, что фамилия нашего героя происходит вовсе не от слова золото, а от кое-каких иных вещей, к золоту никакого отношения не имеющего, ну разве иногда так, слегка по цвету... И что есть это слово очень понятно описанное в любом толковом словаре... И так и не объяснила, что это за слово... Помню, через день после выпускного я вспомнила про словарь и туда заглянула... Помню, как я удивилась, когда узнала, что это слово значит... И навсегда потеряла интерес к этому мальчику... И кто б подумал, что волею судьбы жизнь заставит меня работать там и с тем, откуда это слово взяло свои корни.
По должности я – завлаб, иначе – заведующая лабораторией. Но обычно, называя свою профессию,  я останавливаюсь и не уточняю, что же это за лаборатория. Как правило, народ удовлетворен и вглубь дебрей не лезет. И мне это нравится, поскольку лаборатория моя называется лабораторией сточных вод. Все то, что истекает в унитаз, трубы и коллектора городской канализации, рано или поздно проистекает сюда, на городские очистные сооружения, где я и работаю вот уже тринадцать лет.
В принципе, моя работа ничего особенного из себя не представляет. К нам привозят для анализа сточную жидкость с разных мест города, и время от времени мы черпаем свои пробы из специальных колодцев до своих очистных сооружений и после них. Потом, пройдя через множество пробирок и мензурок, жидкость возвращается обратно в унитаз, а мы же заполняем бланки результатов анализов. Заполненные столбики латинских букв, обозначающих различные химические соединения, и колонки цифр с характеристиками полученных значений передаются нами дальше по инстанциям в нашу бравую инспекцию водных ресурсов. А там уж господа инспектора решают, как быть с результатами анализов, кого казнить, а кого – помиловать. Но впрочем, и от меня кое-что на этом свете зависит, и потому в моем служебном кабинете установлен единственный на все очистные сооружения прямой телефон связи с нашим директором. Звонит он не часто, но каждый такой звонок пахнет истинно золотарной жижей.
Честно говоря, мне б хотелось, чтоб этого телефона не было. И звонков по нему – тоже, поскольку меньше знаешь, крепче спишь. Но, увы, место у меня такое, служилое, не без изъяна. Хотя опять-таки, как посмотреть: есть тут и обратная сторона. Премию мне директор начисляет всегда от и до, по максимуму. Путевки мне от работы дают самые лучшие. Квартира у меня  в центре города, на набережной, подальше от места работы. И хотя дама я формально одинокая, на деле же есть у меня весьма постоянный друг и покровитель, человек влиятельный и в нашем городе очень известный, с коим мы дружим накоротко уже шесть лет. И как мне не грустно сознавать, дружба эта основывается исключительно на моей должности. С другой стороны так что ж теперь, только поэтому от всего отказываться? И, положив на лабораторные весы все житейские нюансы, я все же прихожу к выводу, что дружба эта меня весьма устраивает.
Дама я практичная и размеренная, чужого не возьму, но и своему мимо проплыть не дам. А потому езжу на девятой модели личных "Жигулей", зубы чищу "Аквафрешом", стираюсь "Ариелем", курю сигареты "Давыдофф" и на утро к кофе предпочитаю бутерброды с балычком.
Честно говоря, я не всегда замечаю дни, когда дают зарплату.
Иногда я ее и вовсе по паре месяцев забываю получить, и тогда мне звонит наш главный бухгалтер, и напоминает, что мне неплохо бы заказать для себя с депонента денежку. И потому я однажды очень удивилась, когда через месяц работы от меня ушла одна молоденькая лаборанточка, поскольку, видите ли, она еще восемь месяцев до первой зарплаты ждать не собирается.
Я вызвала в свой кабинет свою замшу, Дарью Ивановну, и поинтересовалась, за какой месяц нам зарплату дают. На что она ответила, что начали выдавать аванс за сентябрь. Поскольку за окном доцветала сирень, я поняла, что окончательно оторвалась от простой народной жизни и почувствовала легкие угрызения совести.
Я попросила Дарью Ивановну заварить нам чай, дабы посплетничать за коробочкой шоколадных конфет.
В отличие от меня грешной, Дарья Ивановна человек хрустальной честности, но весьма приземленный, и вполне осведомленный обо всех наших производственных дрязгах. Муж Дарьи Ивановны работает в нашем управлении начальником отдела труда и заработной платы, что по нашему понятию огромная величина, так как пока еще в стране денежные знаки не отменены, и народу премии лишними не бывают. К тому же он бывает на всех директорских планерках, и знает многое из того, что нам, техническому персоналу, знать необязательно.
– Ой, Валерия Геннадьевна, вы что-то совсем закружились...– затараторила Дарья Ивановна. – У нас тут такие события... Такие события... Стачечный комитет работает уже две недели, народ петиции главе администрации и губернатору сочиняет, грозит забастовку устроить, если в течение месяца нам зарплату всю не выплатят!
Я подсунула Дарье Ивановне остатки вчерашнего торта и подлила чая.
– Ой, Валерия Геннадьевна, какой у вас тортик! Домашний?
– Ну, не я пекла, угостили...
–  Вкусный-то какой! Рецепт не брали? Я б прямо с получки такой для Витеньки испекла...
– Да вы же знаете, что я не пеку...
– Ах да, забыла... Да, и знаете новость? Наш Сергей Сергеич чтоб с работягами расплатиться и место свое не потерять, бандитов нанял. Московских. Прямо из Солнцева. С наших должников деньги вышибать.
– Что-что?!
- Бандитов нанял... Честное слово! Завтра должны приехать. Я откуда знаю – вчера наши профкомовские в управлении и на турбазе на ушах стояли. Директорский домик для них готовили и финский. И это, провизию заказывали. Я от любопытства прямо умираю. Хоть бы глазком на них посмотреть, а то ведь только в газетах обо всем этом читаем... Городишко у нас маленький, меленький, тишь да благодать, ничего интересного... А тут – москвичи!
И, как назло, на самом интересном месте разговора зазвонил директорский телефон. Дарья Ивановна на цыпочках вышла из моего кабинета, а я взяла трубку.
– Коробова?
– Здравствуйте, Сергей Сергеевич...
– Срочно ко мне в управление. Машина есть или прислать дежурку?
–  Спасибо Сергей Сергеевич, я на своей...
– Молодец, бензин компенсирую...

*   *   *

Через двадцать минут я была уже в его кабинете. Наш генеральный, Сергей Сергеевич, мужчина видный. Будь я на месте его супруги, то уже вся бы из ревности извелась. У него глубоко посаженные серые глаза, волевой подбородок, темные волосы с благородной сединой, и он чем-то неуловимо похож на артиста Ланового. А еще он очень высокий и до сих пор спортивный мужчина, поговаривают, что в студенческие годы он всерьез занимался волейболом.
– Валерия, ты у нас дама молодая и понятливая...
Я сидела на стуле у стены, а Сергей Сергеевич курил, стряхивая пепел в черепушку – пепельницу ему такую для прикола кто-то подарил, а она в его кабинете прижилась.
– Словом, я тебе даю спецзадание. Ко мне приезжают москвичи, очень хорошие мои знакомые... Мужчины активные, веселые... Я так думаю, что ты с ними накоротко сойдешься. А мне нужно, чтоб они под кое-каким присмотром были... Понятно?
– Н-не совсем...
- Поживешь недельку-другую рядом с ними на турбазе. И постарайся с ними сдружиться, чтоб я в курсе событий был. Теперь понято?
– Теперь понятно.
– Режим посещения работы – свободный, по обстоятельствам... Но – что б без эксцессов... Ясно?
– Конечно, Сергей Сергеевич...
– Отзваниваться ежедневно...
– Понятно... "

*   *   *

В квартире Маргариты Дмитриевны Эйстрах царил вполне приличный беспорядок, вызванный неожиданными сборами. В зале паковались с полдюжины пузатых сумок и чемоданов, створки  шкафов были раскрыты настежь, хозяйка мурлыкала себе под нос какую-то бравурную мелодию довоенных лет и раскладывала стопочками пляжные полотенца и купальники. В работе ей  помогали три юных воздушных особы – ее темноволосая двенадцатилетняя дочка Динка и две десятилетние двойняшки-племянницы: Наташа и Надя.
Племянницы были похожи на ангелоподобных девочек, которые рисовались на модных в пятидесятые годы открытках с пожеланиями любви и счастья – голубоглазые блондиночки с локонами вьющихся волос и приятными ямочками на розовых щеках. Крошка Ру – итальянская левретка средних размеров, в меру своего беспокойного собачьего характера курсировал между походными баулами, с интересом засовывая нос во все углы и постоянно попадая кому-нибудь под ноги.
Из всех присутствующих в зале только Александр Раницкий сохранял относительное спокойствие  – он примостился в кресле-качалке, и вертя в руках телевизионную программу передач, несмело выражал сомнения в необходимости проводимых сборов.
– Раницкий, не хнычь, я все равно уеду.
– Мари, я не хнычу, а просто возражаю. Куда тебя несет? С какими-то малоизвестными типами... Иногородними, страшного вида...
– Ой, нашел страшных... Так и скажи: люблю и ревную, а потому отпускать не желаю. Типы, между прочим, вполне приличные – один кандидат экономических наук, это господин Карский, а второй – юридических, господин Юматов. Морально устойчивые, семейные, и жутко положительные. А я, что б тебе спалось спокойнее, одна не поеду. Возьму Крошку Ру, Динку, Наташку, Надюшку и в такой веселой компании двину в сторону Волги.
– Стой-стой... Это тихий ужас, такую толпу детей с собой взять! Вас же ни в одну гостиницу не пустят...
– А мы и не в гостиницу. А мы на турбазу. Неужели я упущу возможность вывезти на отдых за чужой счет трех детей и собаку?
Раницкий рассмеялся. Нет, все-таки Мари – уникальное создание природы! Это не женщина, это гаврош в юбке, вернее в коротких летних бриджах. Это существо, которое переиначивает абсолютно все на свете с ног на голову. Но самое смешное, что потом оказывается, что хотя на голове ходить нельзя, но чуть-чуть постоять полезно.
Племянницы имели манеру высказывать вслух одновременно одни и те же мысли. Вот и теперь девчонки в два голоса выдали:
– Дядя Саша, а вы разве не поедите с нами? Вы разве не знаете, как хорошо отдыхать на Волге? Надо только таблетки от комаров не забыть взять...
– А еще – удочки! – включилась в разговор Динка. – Мама знаете, как рыбу ловит? Одну за другой! Вот увидите!
Раницкий, который всего полтора месяца назад перебрался жить к Рите и только-только вошел во вкус вновь обретенной семейной жизни, вовсе не жаждал остаться один в душном городе на целых две недели.
– Ну ладно, уговорили…  Мари, тогда возьми и меня для комплекта! И мой старый рыдван на колесах для прикола! Вдруг пригодиться куда-нибудь проехаться...
Она на миг с любопытством оторвалась от сборов – перспектива поездки всей веселой компанией во вместительном, словно специально созданном для вольготной загородной жизни Сашкином автомобиле, недавно совершенно случайно перепавшем ему от каких-то подмосковных родственников, показалась ей очень заманчивой.
– А тебе что, отпуск дадут?
В редакции Приволжского информационного агентства, где
Александр Янович трудился в должности технического редактора и заведовал всей компьютерной частью, уже давно наступила пора
летних отпусков.
- Дадут, дадут... К моему Юрию Борисовичу как, прямо сейчас поедем?
Юрий Борисович занимал пост главного редактора агентства, и возможный отпуск Раницкого находился целиком и полностью в его власти.
–  А что, это мысль. Только давай сначала с ним созвонимся...

Юрий Борисович пофырчал в трубку, но согласился – только попросил подвезти заявление на отпуск.
–  Вот видишь? Все получилось! Так что можешь брать меня и мой рыдван на колесах в полное пользование на целых две недели...
–  Ну, ежели с рыдваном на колесах... – Мари  подошла к телефону и стала звонить. – Алло... Николай Петрович? Маргарита Дмитриевна... Николай Петрович, вы не возражаете, если я поеду на авто с личным водителем? Мы как, сможем его разместить? Без проблем?... Ага... Какой? Минуточку... – она прикрыла трубку ладонью. –  Саш, а какой у тебя автомобиль? Ага...
В трубку:
– "Вольво"... Ну, такой, типа бочки, сарая, рыдвана, рояля... С этим, большим салоном... Нет, белый... Ага... Ну что ж, встретимся в  управлении... Да, до завтра... До свидания.
К концу ее монолога Раницкий согнулся со смеха.

– Мари, ну ты просто светская львица и вредина из новых русских... "Алло... На авто с личным водителем..." –  передразнил он ее. –  Два месяца в хвост и гриву пользуешься этим авто, и не можешь запомнить марку! Ты мне лучше скажи, куда мы едем, и чем ты там будешь заниматься?
– Повторяем для непонятливых: едем на Волгу. Название города тебе все равно ничего не даст... Заниматься будем, кто чем –  кто отдыхом, кто детьми, кто собакой. А я буду работать. Мой любимый бухучет и финансовый анализ...
– Как тебя эти москвичи нашли?
– Да к нашим в выставочный центр зачем-то ездили, и заодно  меня решили найти – Берестов похвалил.
Господин Берестов был владельцем телефонной справочной службы, которому Маргарита Дмитриевна несколько месяцев назад готовила анализ финансово-хозяйственной деятельности.
Александр относился к нему резко отрицательно – не мог простить Берестову смерти своей двоюродной сестры, которая работала в его телефонной службе, хотя как раз Берестов в этой смерти был совершенно не виноват.
– Вот шутка!
- Ага... Битый час на профессиональные темы общались. Я поставила им совершенно несуразные условия – отдых на природе в кругу семьи и собаки, ежевечерние шашлыки с красным вином, 20 долларов в час и проценты от взысканных сумм.
– И они на все согласились?
– Ага.
– Значит, ты мало запросила.
– Конечно. У москвичей такие услуги пятьдесят долларов в час.
Раницкий присвистнул.
– А что ты хочешь – провинция... Так, девчата – а теперь на кухню, дружно готовим ужин: чистим картошку на пюре и режем салат... Динка, ты там командуй...
– А клубнику будем есть? – опять в два голоса поинтересовались племянницы.
– Обязательно... Только надо ее помыть, перебрать и обобрать с нее хвостики... И съесть на десерт, после ужина!
– Ура!!! – в три голоса прокричали дети и умчались на кухню.
Крошка Ру повертел по сторонам головой и решил составить им компанию.
Рита и Александр остались в комнате одни. Раницкий не преминул воспользоваться моментом – поднялся с кресла, подошел к Рите и нежно приобнял ее, прильнув щекой к щеке. Несколько минут они стояли не шелохнувшись, но вот она рассмеялась, взъерошила его русые волосы и чмокнула в нос. Он поймал ее губы и в который раз за последние месяцы удивился, что и в этом возрасте можно чувствовать себя по-мальчишески влюбленным. Но предстоящая поездка все равно казалась ему авантюрой. И он тихо шепнул ей на ушко:
– Только пообещай мне, что на этот раз трупов не будет.
И она так же тихо ответила:
– А если я пообещаю, а они будут?
– У нас с собой трое детей! Все рано пообещай.
Она виновато шмыгнула носом.
– Хорошо. Трупов не будет. Только финансовые нарушения, подлоги и взятки, ладно?
Он рассмеялся:
–  Ну, ты не можешь без преступлений!
На что она философски вздохнула:
– Какая страна, такие и финансы... Кстати, если ты надумал ехать, то почему не собираешь свой знаменитый рюкзак?
– Ой, и три минуты отдохнуть нельзя... – Раницкий вышел на лоджию и вернулся с рюкзаком, затем решительно подошел к шкафу и стал доставать стопку нижнего белья. –  Ты мне расскажешь что-нибудь о своих работодателях?
–  Да я их совсем не знаю. Фирма у них называется очень заумно: "Росжилкомхоз-Финанс". Они специализируются на работе с предприятиями водопроводно-канализационного хозяйства – проведение расчетов, зачетов по энергоресурсам –  газ, теплоэнергия, электроэнергия, взыскание дебиторской задолженности. Типичные посреднические финансовые услуги. Иногда представляют интересы заказчика в арбитражном суде. Сейчас они заключили  договор с одним провинциальным водоканалом на взыскание дебиторской задолженности. Ну а мне, как всегда –  финансовое состояние, оценка бизнеса, анализ платежеспособности, задолженности и предложения по ее взысканию... Знаешь, что в этой истории мне уже кажется  странным: местные обычно гораздо лучше любых приезжих разбираются в своих финансовых потоках. И если они приглашают чужаков, да еще московских, то тут одно из двух: либо у местных квалификация низкая –  туши свет, либо там такие  взаимоотношения, что только чужими руками жар можно разгрести... А если своими тронешь –  останешься без рук...
–  Вот-вот... И тебе обязательно надо туда засунуть свой любопытный нос!
–  Ага... Но мужики тебе однозначно должны понравиться: господин Юматов такой кругленький солидный колобок, с небольшими залысинами, черными волосами, живыми черными глазами, седенькой бородкой –  ему чуть за пятьдесят, он знает три языка, и его руководители фирмы частенько приглашают на переговоры с иностранцами в качестве переводчика. Господин Карский наш ровесник, поджарый спортивный высокий, чем-то похож на тебя, у него такие породистые усы, он курит трубку, носит роговые очки –  у него близорукость, и поэтому глаза такие огромные-огромные, карие, а ресницы –  как из рекламного ролика, в три сантиметра длиной...
–  Так, немедленно замолчи, а то я сейчас начну ревновать к господину Карскому... И кто же из них Николай Петрович?
–  Конечно Юматов... А Карского зовут... Эдуард Генрихович!
–  О господи! Не выговоришь без пол-литра...
–  Ну, ты уже прямо как Скоробогатов...
–  Кстати, и как только Павел согласился тебя на две недели отпустить?
–  Очень просто –  в "Авиапроме" сейчас двухнедельная остановка производства, планово-предупредительный ремонт, он будет полностью занят технарями и ему не до меня с моими финансами –  это первое. А второе и самое главное –  у нас ведь пока процедура наблюдения, прав с гулькин нос, одни обязанности... Что могли, то и сделали, если Павел сейчас пробьет внешнее управление – тогда другое дело, у нас с ним уже и кое-какие по этому поводу планы есть. По-моему, он специально меня куда подальше сплавить хочет, чтоб я прежде времени никому глаза не намозолила...
–  Так-так, я смотрю, Скоробогатов потихоньку превращает тебя в некого троянского коня?
–  Да брось ты чушь говорить! Просто у Павла голова золотая, он уж если делает –  так сто ходов вперед просчитано... И потом, если я могу подзаработать, почему же не попробовать?

*   *   *
                Из дневника

"...Хорошие знакомые Сергея Сергеевича прикатили в среду.
Встречать их Сергей Сергеевич уехал лично –  на своей черной "Волге" с ооошными номерами (посвященные люди знают, что три "ооо" в номере в качестве букв обозначают машину, принадлежащую руководителю государственного предприятия) в областной центр в аэропорт встречать своих знакомых москвичей.
От нашего города до областного центра полтора часа езды – дольше, чем перелет туда на самолете из Москвы. Но наш Сергей Сергеевич и его водители люди к таким поездкам привычные, нас в областное управление ЖКХ чуть ли не каждую неделю отчитываться гоняют. Наш директор обычно назад сине-зеленый из области приезжает. И не мудрено: за зарплату с него спрашивают, за бесперебойную подачу воды тоже, и за налоги... А все эти показатели у нас –  хуже не придумаешь. Так моя замша говорит, а у нее-то муж в таких вещах наверняка разбирается.
Наши управленческие от любопытства  –  как знаменитые Солнцевские бандиты выглядят –  на ушах стояли, да и я не выдержала, прихватила папку с данными по анализам за последние две недели и давай инициативу проявлять, к начальнику управления нашего канализационного хозяйства на прием рваться, благо среда –  день свободных вопросов.
Его секретарша Ирочка, пышка круглобокая, тут же давай канючить:
– Валерия Геннадьевна, Федор Васильич занят... Энергетики у него, вчерашнюю аварию на "Кленовой" подстанции разбирают... Слыхали, наверное, среди ночи аварийную бригаду поднимали – двигатель погорел, все дерьмо из коллектора на стенки полезло... Денисовские слесаря, говорят, там чуть ли не ныряли... К этим, двигателям... А сегодня скандалить пришли –  им же Федор Васильич сдуру, чтоб они ныряли, зарплату пообещал... Там сейчас такое...
Про вчерашнюю аварию я уже была от кое-кого наслышана. Надо сказать, что когда сточные воды, именуемые в простонародье дерьмом, текут себе потихонечку по землице сверху –  по улочкам, газончикам, тротуарчикам или даже по ливневке, и в конце концов попадают далее в какой-нибудь пруд или не дай господи в реку, а тем паче в Волгу – скандал начинается еще тот, ибо сброс неочищенных сточных вод является с точки зрения природоохранной прокуратуры и модной ныне экологической полиции величайшим преступлением, наказуемым астрономическими штрафами.
Я тут же звякнула из приемной начальнику инспекции водных ресурсов Сечкину –  узнать, как там его инспектора, прикинули размер возможных штрафов, или нет, инспектора, конечно же все на свете проспали, Сечкин тоже видать лишь после моего звонка спохватился, но бравым голосом пообещал все за пять минут сделать. А я, ну не пропадать же времени зазря, уткнулась в данные анализов.
Конечно, по-хорошему я их все наизусть знать должна. Но если все в жизни делать по-хорошему, а тем более в моей должности, то из лаборатории можно вообще сутками не выходить –  всегда найдешь из-за чего расстроиться и задержаться на работе. А я женщина молодая, интересная, и от личной жизни в угоду всей этой галиматье отказываться не собираюсь. И так не часто удается...
Так вот, листаю я анализы, и чувствую, что как-то так не очень-то хорошо у меня на душе становиться. А если честно – то и совсем погано. Просто мерзко. Даже руки задрожали. И тогда я встала со стула и направилась прямехонько к двери, за которой у Федора Васильевича разбор вчерашних полетов шел.
–  Валерия Геннадьевна, туда нельзя... Нельзя!.. – закричала мне в след Ирочка. Но меня бы от этого поступка только угроза расстрела могла удержать...

*   *   *

–  Валерия, я же Ирине сказал, чтоб она ко мне никого не пускала! Мужицкий тут у нас разговор!
Федор Васильевич смотрел на меня яростными буравчиками своих по-цыгански черных глаз. Про себя мы его все так и зовем – Цыган, и вовсе не из-за фамилии – Цыганов, а из-за его жгучей цыганской внешности –  брови черные, вразлет, волос тоже черный, густой, вьющийся, лицо смуглявое, фигура ладная, гибкая и стройная... Красавец-мужик у нас Федор Васильевич, и на женщин падкий, и, говорят на деньги своим возлюбленным не жадный... Впрочем, при его-то левых доходах чего б не жадным быть –  домину себе Цыганов отгрохал в четыре этажа, земли у него –  гектары, и за домом –  ферма, чернобурок с песцами он разводит... Жрут его лисички требуху, которую ему исправно бывшие председатели колхозов, а теперь нынешние фермеры возят, а вот за что возят – промолчу, а то худо будет...
Я разом увидела, что за столом у него все три наших энергетика, с Иваном Боровиковым во главе, бригадир аварийный Денисов и слесарь кансети Епанчин, тот, что нынче в стачечном комитете состоит. Лица у всех злые, красные, руки напряженные – у кого в кулаки сложены, у кого сцеплены, а  Епанчин уже и ручку шариковую пополам при мне со злобы сломал.
– Федор Васильич, у меня тут такое... Ваша вчерашняя станция за игрушку сойдет... Залповый ночью прошел! Прошляпили мы...
–  Что?! –Федор Васильевич даже с кресла поднялся. Глянул на мужиков, и тут же в руки себя взял: –  Да брось ты, Геннадьевна, паниковать, небось перепутала что-нибудь...
Тут до меня дошло, какую дурочку я спорола, я улыбнулась криво:
–  Федор Васильич, я это... Кажется прошлогодние данные взяла...
–  Ну ты, Геннадьевна, даешь стране угля! Так бы и сказала, что ждешь-недождешься, когда Сергей Сергеич москвичей привезет... И как соврать для приличия не знаешь... – съязвил Боровиков, наш главный энергетик.
Мужики, только что злые, рассмеялись.
Наверное, я покраснела.
Но тут  Федор Васильич выдал:
–  Ладно, мужики, перекур! Дайте мне с Геннадьевной наедине пошептаться...
Наш главный энергетик Боровиков хихикнул:
– Да мы не прочь и поглядеть на красивый секс...
  -  Иван, ты мне сейчас дотреплешься... –  огрызнулся Цыганов. – Я тебе тут некрасивый секс устрою со всеми твоими подчиненными вместе!
– Первый раз что ли! – отпарировал ему Боровиков. – Все, Блин  Клинтон, только через ёпрст решаете и все другие буквы алфавита!
Мужики загалдели враз и стали выходить из кабинета. Цыганов дождался, пока мы остались вдвоем.
–  Валерка, ты совсем с ума сошла, такие вещи при всех говорить...
– Федя, прости ради бога дуру старую, но ведь и правда у нас  хреново... Смотри! –  и я протянула ему папку.
Цыганов в наших канализационных делах настоящий профи, ему ничего два раза объяснять не надо. Он глянул на цифры и посерел.
– Этого еще не хватало! Так, папку мне –  я ее первым делом Сергею Сергеичу суну... Лети к своим девчонкам, пусть пробы
каждые полчаса берут! А я Сечкинских бездельников сейчас пинками на "Нефтехим" загоню... И чтоб у всех зубы – на замке, понятно?
Я чертыхнулась про себя –  моя запланированная встреча с москвичами накрылась медным тазом, но работа есть работа, не все Дарье Ивановне доверить можно, и я со вздохом поехала назад, в свою лабораторию, по пути мрачно размышляя о последствиях вчерашнего залпового сброса.
Мы с Цыгановым поняли друг друга без слов –  наш "Нефтехим" наверняка втихаря мыл свои вонючие цистерны, и пользуясь перестроечной неразберихой, вместо того, чтобы провести очистку всей своей дряни на локальных сооружениях, шуганул ее в городскую канализацию. Наша система очистки на такое свинство была не рассчитана – ну и мы соответственно спустили в матушку-Волгу та-а-кое... И если где-нибудь в Балаково или Саратове водоповодчики разберутся, что они из Волги в качестве питьевой воды черпают... И мне стало грустно-прегрустно."

*    *    *

Шесть часов езды в стареньком "Вольво" Раницкого большой девичьей компании Рита вспоминала потом как настоящий веселый праздник.
Мари уселась на свое любимое место – рядом с водителем, Крошка Ру, впервые за свою недолгую собачью жизнь попавший в длительную поездку, оказался на редкость удобным спутником – всю дорогу он в основном пролежал на Ритиных коленях, свернувшись калачиком, и лишь только на остановках привставал, с любопытством выглядывая в окно.
Александр, который боялся, что Крошка Ру окажется в машине все тем же беспокойным куском ртути, что так непредсказуемо носится по квартире или же на вольном просторе, начнет метаться по салону, и не дай бог помешает водителю, был приятно удивлен его поведением. Мало того, обычно шебутливый леврет, любивший делать вид, что при команде "ко мне" у него слух не срабатывает, выведенный на минуточку из автомобиля здесь, среди чужих полей, лесов, дорог, поселков, опасливо жался к знакомым колесам и почти порыкивал, не желая отходить от машины, ставшей для него частичкой дома.
Три юных девицы оккупировали заднее сидение. Всю дорогу они щебетали, изредка переходя на песни, все более из Пугачевского репертуара.
Часа через три путешествия они решили перекусить – устроить маленький пикник на обочине, выбрали живописную полянку и съехали к ней по проселочной дороге. Девчонки под чутки руководством Мари извлекли из багажника сумки с провизией, термос с кипятком и бутыли с водой, кусок мыла для мытья рук, полотенца, скатерки и салфетки, огромный плед, на котором все это стелилось, раскладывалось и сервировалось...
Веселая компания из двух взрослых, трех детей и собаки расположились на пледе вокруг импровизированного стола и принялась благополучно уничтожать вареную в мундире молодую картошку, пока еще парниковые помидоры и огурцы, нарезку копченой колбаски и грудинки, фаршированные половинки вареных яиц, ломтики масляно сияющего сыра.
Крошка Ру честно грыз предложенную ему для пропитания мозговую косточку и не совал свой длинный нос в салфетки с человеческой снедью.
Через полчаса приступ голода был благополучно снят.
– Сашка, и ты еще сомневался, ехать или нет! –  смеялась Мари, протягивая ему чашку с дымящимся кофе. – И когда бы еще мы так весело с тобой отдохнули!
Александр взял чашку и подумал про себя, что Мари права – их поездка, которую он немножко побаивался, пока действительно больше похожа на яркую отпускную прогулку, чем на командировку. Впрочем, что не отнять у Риты – всякое дело она умеет повернуть такой стороной, что оно перестает быть унылым и скучным – напротив, тебе кажется, что ты втянут в увлекательное приключение или азартную игру... Вот и теперь – они с Ритой растянувшись на пледе гоняют кофеи, а девчонки наперегонки уже убрали скатерть с провизией и аккуратно составляют сумки в багажник машины...
Он допил кофе и перевернулся на спину, подставляя лицо теплым солнечным лучам. Веки сомкнулись сами собой и алое марево поплыло перед его внутренним взором.
– Девчата, кто там за штурмана? Ну-ка, срочно рассчитайте,  сколько нам еще ехать! – скомандовала Мари.
Александр улыбнулся. Какая разница, сколько? Если можно вот так полежать на земле, ощущая через тонкий покров пледа упругую зелень травы, и после затяжной холодной весны, тесноты редакционных помещений и духоты общественного транспорта вдохнуть полной грудью свежесть летнего воздуха, напоенного запахами цветущих лип? Он поймал Ритину руку и тихонько погладил ее пальцы, и тут же шальная мысль – да почему же шальная? Самая естественная человеческая мысль окатила его волной желания...
Наверное, она поняла его без слов, потому что воровато – чтоб девчонки не видели – чмокнула его в щеку и тихо шепнула на ушко – "Ты до вечера доживешь-дотерпишь?"
– Ми-а-у, – дурачась потянул он. –  Очень постараюсь... –  и поймал своими губами ее насмешливый рот. И тут же почувствовал, как мокрый собачий нос ткнулся в его шею. Такой романтический момент был начисто испорчен пронырливым Крошкой Ру.
–  Ру, паршивец, разве тебя сюда звали? – возмутился Раницкий, приподнимаясь с пледа.
Мари уже сидела, обхватив руками колени и заходясь от смеха.
– Сашка, чудак, мяукать не надо было!
Крошка Ру растерянно переводил свой честный собачий взгляд с хозяйки на хозяина. "Ничего не понимаю! – говорили его глаза. – Я же своими ушами слышал кошку... Куда вы ее дели, а? Разве можно так быстро спрятать эту дрянь? И почему ею тут не пахнет? Я же слышал! Или мне почудилось?"
– Ну ладно, поехали дальше... – вздохнул Александр.
Он помог Рите стряхнуть с пледа прилипшие к нему стебли травы и какие-то мелкие пожухлые листья и веточки, сложить его в большой полиэтиленовый пакет, который они по-дружески на пару понесли к машине.
Девчонки, расположившись на заднем сидении, уткнулись кто куда – Динка в атлас, Наташка в калькулятор, а Надя в тетрадку со столбцами цифр.
– Ну, мадмуазель штурманши, что вы тут нам насчитали?
– Если поедем по главной трассе, то еще триста пятнадцать километров, а если через Ивантеевку – двести семьдесят четыре... –ответила Динка. – Через Ивантеевку ближе.
– Ближе – это еще не значит быстрее, – вздохнул Раницкий. – На трассе мы со скоростью и больше ста километров можем поехать, а по проселочным дорогам и сорок может получиться.
– Тогда едем по трассе, – согласилась Динка. –  А мы-то тут старались, считали...
– Не смертельно, – успокоила ее Мари. – И считали вы совсем не зря. Когда-нибудь в вузе вам будут рассказывать про знаменитого математика Лобачевского – он доказал, что прямая не всегда самое кратчайшее расстояние между двумя точками...
– Ну-ну, – рассмеялся Раницкий, – почти живой пример... – и сел за руль. – Так, как там у нас, все на месте, все в порядке?
Мари пристегнула ремень, обняла прижавшегося к ней Крошку Ру. Ей нравился бесшумный мягкий ход Сашкиного "Вольво", который он так навязчиво называл сараем, но всякий раз, когда машина с места, как бы ни с чего, набирала скорость, ее вжимало в сиденье и невольно охватывало такое чувство, что она не в автомобиле, а в самолете, который вот-вот взлетит.
– Карский и Юматов летят самолетом. Так что у нас есть еще один вариант – махнуть в областной центр в аэропорт и ехать за ними в качестве почетного эскорта...
– И я узнаю об этом наверняка за полчаса до приземления самолета... – съязвил Раницкий.
– Не-а... За три. Но я думаю, что нам не стоит рисоваться в аэропорту, лучше сразу поехать на турбазу...
–   А ты знаешь, где это?
– Тут у меня схемка набросана... – Мари достала из бардачка  ежедневник. – Думаю, найдем...

*    *    *

                Из дневника

"В лабораторию я вернулась вся на взводе, влетела в свой кабинет и вызвала к себе Дарью Ивановну.
Она вплыла неторопливо и с порога стала тараторить о вчерашних закрутках клубничного варенья, которого они с мужем наварили полтора ведра.
Я оборвала ее на полуслове:
– Дарья Ивановна, вы сегодня утром данные ночных анализов смотрели?
Она замялась.
– Так... Можете не врать, не смотрели... Кто их видел?
Дарья Ивановна почувствовала неладное.
– Уткина... У нее ночная смена была...
– Она вам смену сдала?
Дарья Ивановна опять замялась.
– Говорите сразу – она у вас отпросилась, или вы опоздали?
– Опоздала... – прошептала моя замша.
– Так... Пишите мне объяснительные – обе, за Уткиной сейчас пошлешь на дом, и обе объяснительных мне на стол...
– Да что случилось-то, Валерия Геннадьевна? Вы бы хоть сказали... – проканючила замша.
– Что, что! Мы этой ночью залповый сброс "Нефтехима" проспали... Как ты думаешь, что наши очистные сооружения сегодня ночью в Волгу сбросили?
Лицо замши стало землисто-серым, а губы мелко задрожали.
– Валерия Геннадьевна, что же теперь будет?
Я посмотрела на нее и пожала плечами".

*   *   *

В отличие от других пассажиров, мирно и скромно занявших свои места в салоне самолета, только что вырулившем на взлетную полосу аэропорта "Домодедово", двое весьма представительных мужчин тихо переругивались, расположившись на соседних сидениях. Ругались они интеллигентнейшим образом, и ругались уже с полчаса – с того самого момента, как встретились в здании аэровокзала. Один из них, с седеньком бородкой, более солидный, тихо нападал на своего более молодого спутника, чьи глаза из-за увеличивающих линз роговых очков казались особенно большими и беззащитными:
– Послушай, Эдуард, и когда только я научу тебя не раздавать авансы, не имея на руках результата! Как ты мог подписать фьючер на такую сумму!
– Николай Петрович, у нас с тобой в работе сегодня договоров на десять таких сумм!
– Все правильно, в работе! А где гарантия, что хоть один из них сработает? Это у нас в Москве можно еще что-то прогнозировать, но провинция – мир особый, там вопросы решают совсем не так, как ты представляешь... А если у нас с тобой через три недели не будет нужной суммы, как ты объяснишь срыв контракта?
– Коля, да мне вся страна должна! От Сахалина до Калининграда! В пять раз больше, чем мною подписано...
– И ты думаешь, что найдется какой-то осел, который твои исполнительные листы за деньги примет? – бородач нехорошо рассмеялся. – Эдик, нет таких ослов! Написано – "у.е.", условные единицы, доллары то бишь, так вот эти самые зелененькие с тебя и стребуют... И если их у тебя не будет, то УЕДЯТ за эти самые у.е. Не поздоровиться не только тебе и мне... – бородач вздохнул и облизнул пересохшие губы. – Ты это хоть понимаешь?
Его более молодой спутник молчал.
– Понимаешь? Всех наших с тобой потрохов расплатиться не хватит!
– Ну что ж, значит, из этой командировки мы должны будем выжать абсолютно все, что только можно. Других вариантов нет.
Он посмотрел в окно иллюминатора – самолет оторвался от земли и быстро набирал высоту. На миг ему показалась, что это не у самолета, а у него из-под ног уходит земля. Действительно, как же это так получилось, что он просчитался? Так и хочется процитировать отца: "Эдуард, когда ты только поймешь, что у тебя действия опережают мысли, что ты за любую работу хватаешься не думая: сначала делаешь, а потом разбираешься, что у тебя получилось... Пойми – это стиль авантюриста, а не педантичного и расчетливого экономиста..." – так что же, опять дурацкий детский прокол? Пожалуй, Юматов прав – сто раз прав, его сделка, такая привлекательная на первый взгляд, может обернуться финансовой катастрофой для всей организации... Он прикрыл глаза, и быстро стал прикидывать запасные варианты. Что у него на подходе? Зачет по энергетике в Екатеринбурге, поставка коагулянта в Ростов, флокулянты для Нижнего Новгорода... И даже если все они будут платить вовремя... Даже если они будут платить вовремя, педантичные немцы из "ГРЮНЕВЕЛЬТ" пустят его по миру... Он поежился. Да, спасти их может только работа с этим совсем незнакомым Сергеем Сергеевичем.
Юматов молчал.
"Уж лучше бы орал матом, – со вздохом подумал Карский. –  Сколько там неплатежей, тридцать миллиардов? Наша доля – до тридцати  процентов от собранного... Вот только сколько удастся собрать?"
Бортпроводница повезла вдоль прохода столик с напитками и бутербродами.
– Вам? –  вежливая дежурная улыбка фальшиво застыла на ее устах.
"Плоховато тебя, девочка, учили твои наниматели... Улыбаться искренне не умеешь, а впрочем, черт с ней, с твоей улыбкой..."
– Двойную порцию коньяка и бутерброды с балыком.
– Семга, осетр?
–  Давайте оба...
Юматов удивленно вскинул брови – обычно Карский в дороге не пил. Но промолчал –  ему и самому вдруг захотелось выпить.
–  Виски с содовой , –  кивнул он стюардессе.
– Что-нибудь закусить?
–  Да, пожалуйста... Бутерброд с черной икрой и салатик... Лучше морской, с мидиями...
Он усмехнулся. Если б ему десять лет назад кто-нибудь сказал, что на местных авиалиниях он сможет заказывать себе виски с содовой! О, он обозвал бы этого человека умалишенным... Вот и как реагировать на очередную Эдиковскую дурь? А если выгорит нынешний договор и контракт будет осуществим? А если за две недели взлетит доллар, и немцы сами выплатят неустойку? И тогда подпись Карского окажется не немыслимым проигрышем, а счастливым лотерейным билетом? Мало ли он знает людей, на кого финансовое благополучие сваливалось, как на других сваливается в метель зимний снег?
Салат подавали в одноразовых пластиковых коробочках с такой же одноразовой вилкой.
У кого-то из пассажиров запищал пейджер.
Юматов улыбнулся: прогресс шагает по планете! Стоит ли прежде времени плакать по голове! В конце концов, кто пьет шампанское? Тот, кто рискует! И его взбодрила знакомая дрожь входящего в азарт игрока.

*    *    *
Из дневника

"Уткина рыдала. Дарья Ивановна тоже. Пока еще мне удавалось сохранять события сегодняшней ночи в полном неведении от других сотрудниц лаборатории –  и это было самое главное. В таком деле, чем уже круг посвященных, тем легче принять любые меры.
Каждую из них я внимательно выслушала и у каждой взяла объяснительную. Если верить их версиям, то Уткина обратила внимание на резкое повышение ПДК – предельно допустимых концентраций, и даже сделала соответствующий звонок в центральную диспетчерскую, но, похоже, дежурный диспетчер выслушал ее в пол-уха (что впрочем, вполне объяснимо из-за аварии на "Кленовой" –  наверняка у диспетчера просто мозги не сработали, какой важности информацию ему выдала Уткина), а она с чувством исполненного долга подшила результаты в папочку и занесла в журнал. Утром, вопреки инструкции, по которой она обязана была при таких обстоятельствах сдать смену лично либо мне, либо моей замше, мадам Уткина умчалась отвозить ребенка в лагерь.
Конечно, кое-какие смягчающие обстоятельства у нее были – Дарья Ивановна из-за клубничного варенья проспала, а я же на работу вышла к девяти, поскольку была существенно занята.
Впрочем, в отличие от Дарьи Ивановны я о своих задержках всегда ставлю в известность кого-нибудь из своей лаборатории –  как правило, ту же Дарью Ивановну, и тут я вспомнила, что сегодня утром Дарью Ивановну по моей просьбе так и не нашли, и мне пришлось о своей возможной задержке говорить лаборантке Светочке.
Но эти смягчающие обстоятельства могли бы быть признанными смягчающими в обычный день, но никак не сегодня. И потому я отложила в сторону их объяснительные и сказала:
– Так, мои дорогие. Идете на рабочие места, как ни в чем не бывало. Пробы брать –  в усиленном режиме, по инструкции.  Инспекция водных ресурсов уже должна быть на "Нефтехиме"... Так что ждем пробы. О случившимся –  не звука. В журналы без моего ведома ничего не вносить –  я уже начальству все доложила, ждем Сергея Сергеевича, как он скажет, так и будет... Малейшая ваша глупость – и уволю вас по таким статьям КЗоТа, что во всей стране работу себе не найдете... Все понятно?
–  Да... "

*    *    *

Сергей Сергеевич Твердохлеб, генеральный директор местного водоканала, гневно расхаживал по своему кабинету, словно загнанный в угол злобный хищный зверь.
Проныра Цыганов умудрился еще при въезде черной "Волги" во двор предприятия подскочить к генеральному и шепнуть тому на ухо:
–  Сергеевич, не вели казнить, вели миловать, но у нас жуткое ЧП, в петлю  впору....
Тот помрачнел –  ночная авария хоть и была устранена, но последствия ее могли быть разные, и потому среагировал сразу:
–  Что-то по "Кленовой" не так?
–  Да нет, гораздо хуже – залповый сброс прос.али...
Обычно сдержанный Сергей Сергеевич грязно матернулся, но тут же взял себя в руки:
–  Кто в курсе?
–  Похоже, кроме наших никто...
– Черт, а у меня москвичи... Так, зови Сечкина, Валерию, начальника диспетчерской службы –  и чтоб все у меня в кабинете были через пятнадцать минут, а я сейчас по тихой с москвичами решу –  вечером с ними на турбазе за чашкой пива начнем вопросы обговаривать... –  и тут же натянул на лицо благодушную улыбку, оборачиваясь к представительным мужчинам, вышедшим из машины.
Юматов сразу понял, что в сложном хозяйстве Твердохлеба случилось нечто непредвиденное, и потому с интересом стал ждать, как развернуться события – передаст ли их Сергей Сергеевич своим подручным, или напротив, не станет рулить местные проблемы. По его жизненному опыту выходило, что если Твердохлеб переключится на работу –  то либо он такой человек, жизненное кредо которого основано на принципе трех "НИ": "Никому никогда ничего не доверять", либо случай и впрямь совершенно особый.
Они поднялись на второй этаж желтого трехэтажного особняка купеческой застройки начала века по ажурной чугунной лестнице, прошли по просторному коридору и оказались в ухоженной приемной. За столом, уставленным тремя телефонами, из которых один представлял собой факс, а второй – середины прошлого десятилетия селектор, сидела приятной внешности женщина средних лет – ладная, стройная и ухоженная, с глазами цвета лесного ореха и аккуратно уложенными светло-каштановыми волосами средней длины –  именно тот тип женщин, что так неотразимо и безотказно проникал в самое сердце коренастого, но любвеобильного Николая Петровича. Он невольно скользнул взглядом по ее рукам – длинные ногти, хороший маникюр, что странно в провинциальной глубинке, и обручальное кольцо на правой руке...
–  Татьяна, Говорову ко мне, Сойкина и главбуха... Прямо сейчас. Подойдут –  пусть сразу проходят. Договорились? – Сергей Сергеевич не смог удержать улыбки, кивнув секретарше.
Юматов про себя хмыкнул –  ну что ж, что собственно и требовалось доказать: Твердохлеб не из тех, что позволит через чур сильно злословить о своей личной жизни. Он человек приличий, и это хорошо... Сейчас он их сплавит подчиненным –  что ж, тоже неплохо... Значит, основная часть разговора состоится сегодня вечером, а до вечера уже можно будет составить себе примерный план действий...
Генеральный провел Карского и Юматова в свой кабинет, и уселся не за своим столом, что было бы вполне нормально, а провел их к столу заседаний, что тоже было хорошим знаком – он не подчеркивает своего превосходства, напротив, ему нужна их помощь.
– Прошу... Вы, наверное, слегка устали с дороги? –  вежливо поинтересовался он.
Карский поспешил:
– Да нет, не очень... Можно и поработать...
Юматов ткнул его под столом ногою –  похоже, не очень вежливо, и тут же поправил:
–  Но отдохнуть и разместиться было бы лучше... К тому же, мы ждем еще одного нашего сотрудника.
–  Да, я помню, речь шла об отдельном домике на целую семью... Ваши люди умеют совмещать работу и отдых!
–  Так это же неплохо...
В дверь со стуком вошли две женщины средних лет и верткий курносый в веснушках молодой парень. Одна из женщин – более строгой внешности, в очках и деловом костюме, села поближе к генеральному, вторая – яркая искусственная блондинка, изобильно украшенная золотом - рядом с ней, парень примостился в конце стола.
–  Знакомьтесь: главный бухгалтер Ольга Михайловна, начальник абонентского отдела Марина Викторовна, и Георгий – наш профсоюзный деятель, все вопросы по вашему размещению – в его ведоме... А это наши московские гости –  господа Карский Эдуард Генрихович и Николай Петрович Юматов. Просьба любить и  жаловать... Значит, так. Ольга Михайловна, Марина Викторовна – от этих людей у меня нет секретов. Все документы, которые они у вас спросят –  выдавать по первому требованию. Понятно?
–  Подлинники? –  поинтересовалась главбух.
–  Нам достаточно ксерокопий, –  успокоил ее Карский. – Списки дебиторов, данные по работе с ними, общие данные по объемам предоставленных услуг, процент потерь, процент реализации, состав групп потребителей...
Лица женщин из вежливо-заинтересованных стали отстраненными.
Карский понял, что либо всех этих данных нет, либо учет по ним ведется так своеобразно, что дамам придется немало поработать, чтоб ответить на заданные им вопросы.
– Впрочем, можно будет просто посмотреть, как у вас налажен учет, а выборки сделают наши специалисты...
– Дебиторов можете взять и у меня, мои экземпляры... – Сергей  Сергеевич протянул Карскому толстую подшивку каких-то таблиц. –  Для начала... А Марина Викторовна вам по абонентам все расскажет сама... Георгий, берешь гостей, мою "Волгу" –  и вперед на турбазу, разместишь в моем домике, финский – еще для их  специалистов... Вопросы есть?
Все промолчали.
– Тогда – до вечера... Отужинаем вместе, – Сергей Сергеевич обменялся с москвичами рукопожатиями.
В приемной Юматов отметил напряженно ожидавших их выхода несколько водоканальских специалистов –  двое мужчин и одну женщину, лет тридцати с небольшим, ухоженную рыжеволосую красавицу, по изобилию и качеству золотых украшений вполне способную поспорить с начальницей абонентского отдела. Он усмехнулся – никак начальница лаборатории сточных вод? За несколько  лет работы с водопроводчиками он уже по мелочам был способен угадать занимаемую человеком должность. Вот этот, длинный, с умученным лицом и нервным тиком левого глаза –  явно диспетчер, кто еще в водоканале может быть так задерган? А этот, с яркой цыганской внешностью – либо начальник водосети, либо кансети –  но только не технолог и не начальник головных сооружений водопроводных комплексов  –  у тех по должностям на перстень с бриллиантом не наворуешь... Нет, скорее кансеть, если дамочка из сточных вод... Похоже, у ребят действительно крупные проблемы...
"Коль угадать бы, из какого сора, взрастают денежки, не ведая стыда…"
Он усмехнулся, и пошел вслед за хитроглазым юрким Валерием.

*   *   *

В кабинете генерального на стульях вдоль стены расселись вызванные  им специалисты – Цыганов, Валерия Геннадьевна и начальник диспетчерской службы.
– Сечкин где?
–  На "Нефтехиме", дежурка за ним ушла...
–  Ну, докладывайте... Кто смелый? Смелых нет? Тогда по  должностям –  начинай Петр Иванович...
Петр Иванович вздрогнул всем телом и поникшим голосом начал:
–  Ну, вы же знаете, что мы сегодня всю ночь аварией на "Кленовой" занимались...
–  Ну и что? Если у нас авария на канализации, то уже как – можно и питьевую воду в город не качать?
Диспетчер проговорил еще тише:
– Увлеклись, Сергей Сергеевич... Пока людей поднимали, гараж, снабжение...
Генеральный обернулся к Валерии:
– Когда ваши засекли сброс?
– Первый анализ –  в 3.20 ночи был готов... В 3.45 согласно инструкции Уткина отзвонилась в Центральную диспетчерскую.
–  Диспетчерская?
- Ну да, был среди ночи такой звоночек...
Твердохлеб перевел свой тяжелый, из-подлобья взгляд на настороженное лицо начальницы лаборатории.
Коробова продолжила:
 – Повторный  анализ плохой пошел в 5.20. Тут же мои опять позвонили диспетчерам...
По поводу второго звонка Валерия Геннадьевна отчаянно врала – шла ва-банк, прикрывая свою службу и спасая свою шкуру. Она рассчитала, что Петр Иванович не сможет опровергнуть поступивший первый звонок, после которого диспетчерская не приняла нужных мер, и потому о наличии второго звонка ей поверят больше, чем диспетчерам.
–  Диспетчерская?
Петр Иванович нервно дернулся, словно бы кивнул.
Валерия Геннадьевна в душе возликовала: пронесло! Сверхчестный Петр Иванович сам засунул голову в петлю! Сейчас Сергей Сергеевич из диспетчеров лепешку сделает... Коровью.
–  Звонок был. Ваша реакция? Подняли инспекцию водных ресурсов, позвонили дежурному в администрацию, в  санэпидемстанцию, экологам, в прокуратуру?
–  Сплоховали, Сергей Сергеевич... "Кленовой" занимались...
–  Та-а-к...
И это "та-а-к" ничего хорошего не предвещало.
– А что ваша лаборатория? Был первый звонок –  реакции от диспетерской никакой, почему не подняли с постели вас, Марина Геннадьевна, почему не звонили Цыганову, главному инженеру, мне, наконец?!
Марина Геннадьевна облизнула пересохшие губы, поднялась со стула, подошла к столу генерального и протянула ему лист бумаги:
– Сергей Сергеевич, я своим разбор полетов уже устроила... Вот представления на выговора – всем снизу до верху, кто по моей лаборатории провинился... Я, как только узнала, тут же к Цыганову примчалась – вон, Ирину с порога смела, чтоб в кабинет влететь... Звонила вам – да вы уже за москвичами уехали, вот и пришлось по инстанциям идти... Сплоховали мои б..., бошки бы им безмозглые всем пооткручивать...
"Во сука баба, как лихо выкрутилась! – невольно восхитился ею про себя Цыганов. – Сама небось все на свете проспала со своим хахалем, а теперь на своих бабоньках отыгралась! Умеет же, стерва, жить! А Сергей Сергеевич тоже хорош, это пока он мягкий и ласковый, а как дальше завернется – непременно чья-то голова с плеч слетит... Вот только кого он решит сдать, кем прикроется?"
– С выговорами разберемся, сейчас-то что делать?
Марина Геннадьевна вернулась на свой стул и на несколько минут в кабинете повисла напряженная тишина.
– Сколько нам экологи за сброс насчитают? – вроде бы думал вслух генеральный.
– Да хер бы с ними, со штрафами, – не выдержал молчавший до этих пор Цыганов. – Тут не то что без должностей останемся – как бы сухари сушить не пришлось...

*   *   *
Водоканальскую турбазу по схемке, которую Мари извлекла из своей походной сумочки, Раницкий на удивление нашел без труда  – а впрочем, чему удивляться, если вдоль тянущегося на несколько километров между двумя деревеньками живописного волжского берега располагался один-единственный массив туристических домиков?
"Вольво" притормозил в сотне метров, не доезжая до ворот турбазы.
– Боюсь, мы приехали прежде всех остальных действующих лиц... – вздохнула Мари. – Ты гнал машину, как на ралли... Но это было так здорово! – она улыбнулась Александру. – Мне самой не хотелось  тебя останавливать...
– Тогда может отъедем куда-нибудь ближе к берегу, и часок-другой поживем дикарями? – предложил Раницкий.
Он уже выжал педаль газа и медленно тронулся с места, как перед ними резко тормознула черная "Волга", в номере которой значились три буквы "ооо". Из машины выглянул подтянутый мужчина лет сорока спортивного телосложения в роговых очках:
– Маргарита Дмитриевна, вы похоже нас обогнали?
– Саша, тормози! Все в порядке, это Карский...

*    *    *
     Из дневника

"Не хочу вспоминать о том, что пришлось пережить сегодня в кабинете Сергея Сергеевича. Давно у меня так мерзопакостно на душе не было. С тех пор, как народу стали внушать всякие экологические мысли, и кое-какие хитромудрые люди на экологической теме себе карьеру сделали, меня от всего экологического воротит. Природоохранную прокуратуру я ненавижу всеми фибрами души. На мой взгляд, ее специально придумали, чтоб безработных руководителей бывших оборонных предприятий и бывших лихих офицеров Советской армии чем-то занять. Это же надо такое узаконить: за одно и то же масляное пятно на асфальте, предприятие можно хоть триста шестьдесят пять дней в году штрафовать! Да ладно, если бы только одно предприятие, но ведь и любого руководителя, если он вроде бы за этот асфальт по должности ответственность несет, на сто минималок можно штрафануть! Вот, нашего начальника снабжения в прошлом году еще штрафанули за мусор на территории складов –до сих пор платит и материться бедолага...

Я знаю, Сергей Сергеевич сейчас начнет что-то мудрить. В принципе, все может само собой утихнуть – как мы проспали, так и все остальные могут проспать – Волга – она река большая, в ней что только не раствориться благополучно... Но весь ужас в том, что неизвестно, проспят другие или нет, и на каком уровне тревогу кто поднимет... А виноваты – самыми первыми – будем мы. И кому какое дело, что наши очистные сооружения на последнем издыхании живут, и если б наш хитрющий Цыганов четыре года назад не украл бы в одном водоканале пять отростков эйхорнии, то кто б его знал, как бы мы теперь жили...
Хотя эйхорния по некоторым своим качествам вполне может сойти за заморское чудо, про себя я ее зову "настоящий мусорный цветок". Зимой в нашем климате она запросто может загнуться, но на зиму наши трудяги прячут определенное количество ростков в теплых закрытых помещениях, где еще проистекает сточная вода. Зато летом наши отстойники можно принять за цветущую клумбу – вон из окна моего кабинета виден там, где прежде был круг бурой вонючей жижи, нежно-фиолетовый ковер цветов. Эйхорния – естественный фильтр, который позволяет нашей сточной жидкости более-менее очищаться до приемлемых нормативов. Растет она летом быстро, и время от времени целые грузовики ее стеблей приходится вывозить со станции аэрации. Наш предприимчивый Цыганов на пару с начальником гаража тут же смекнули ее местным фермерам продавать на корм всякой скотине, и за четыре года каждый отгрохал себе по особнячку, а Цыганов еще и ферму для лисичек устроил.

Как подсказывает мне мой житейский опыт, именно из-за этой чертовой эйхорнии у Цыганова и начгара с шефом поначалу разлад пошел, а потом они вдруг все трое друзья не разлей вода стали, а два года назад наш генеральный за счет водоканала себе две служебных машины к своей черной "Волге" прикупил: белую  "Волгу" (на ней обычно его супруга с дочкой целый день по городу мотаются) и пятидверную "Ниву" – со своими лучшими друзьями на охоту ездить. Хотя с другой стороны и у нас бывают проблемы – такая в нашем городе весной и осенью иной раз грязь стоит, что даже "Уазики" застревают, и потому служебная "Нива" – вещь вполне оправданная.
Стою я у окна, эйхорнией цветущей любуюсь, и вдруг слышу – телефон звонит. И сразу у меня настроение еще хуже стало – беру трубку и думаю, ну все, началось.
– Валерия Геннадьевна? Это вас ваша коллега беспокоит, Марьина Татьяна Ивановна... Вспомнили, мы с вами на "Акватеке" в Екатеринбурге вместе были?..
– Да-да, Татьяна Ивановна...
– У вас там как, все в порядке?
– Да, живем потихонечку...
– Я не об этом... Наши на водозаборе тревогу подняли – похоже нефтяное пятно идет... Вы не в курсе, в вашем районе никаких аварий не было? А то, может танкер какой-то что слил...
"Началось! – с ужасом подумала я. – Что говорить? Надо срочно связаться с генеральным..." – и тогда я проделала хорошо известный всем руководителям трюк.
– Алло! Татьяна Ивановна! Алло! Вы куда исчезаете? – я подула в трубку. – Алло! Вас не слышно! Алло! Алло! – и осторожно нажала на рычажок.
Сколько у меня времени, пока она перенаберет номер? Это же межгород...  Выглянула в лабораторию:
– Девчата! Я есть только для генерального, инспекции и Цыганова! Понятно? Дарья Ивановна, быстро ко мне! С данными...
Мы уткнулись в данные очередных анализов. Увы! По нефтепродуктам ничего хорошего не получалось... Я подняла  трубку прямого директорского телефона – на той стороне длинные гудки. Стала звонить Цыганову, но трубку подняла Ирочка и  сказала, что вся администрация в клубе – туда неожиданно явились представители стачкома скандалить...
Я взяла данные анализов и почти побежала к машине – ехать в управление."

*    *    *

Твердохлеб сумел сорвать планы стачечного комитета – им не удалось поднять скандал по невыплаченной заработной плате в приемной генерального директора. К разговору со стачкомом он готовился: он точно знал и сумму задолженности по заработной плате, и те чуть ли не в десятки раз большие суммы злостных должников водоканала.
В актовый зал он вошел в окружении пяти начальников управлений и двух замов – для солидности. Прошел к трибуне, спокойным взглядом обвел зал – напряженные лица двенадцати стачкомовцев и с полсотни любопытствующих. Оглянулся на свою группу поддержки – пришедших с ним управленцев, и спокойным уверенным голосом, звучащим властно и низко, проговорил:

– Все вы знаете, что наше производство – это непрерывный цикл, это жизнь нашего города, которая не должна быть остановлена ни на секунду. Напомню для тех, кто не знал и для тех, кто забыл: согласно действующему законодательству забастовка на предприятиях нашего типа запрещена. Я знаю, как нам всем сейчас тяжело. Поэтому мы принимаем все мыслимые и немыслимые меры, чтобы выплатить вам заработную плату. Сегодня я был на приеме у губернатора: нам выделяют средства для выплаты одного фонда заработной платы. Уже завтра вы все порадуете деньгами своих близких.
Он старался не замечать гула голосов и возгласов: "А остальные когда? Мужики, нас тут опять дурят! Ребята, чего мы его слушаем? Пора выходить к администрации!", и продолжил все тем же размеренным голосом:
– Я хочу вам всем напомнить, что на сегодня водоканалу должен деньги весь наш город. Мы пригласили специалистов из Москвы, чтобы они помогли нам юридически грамотно, как можно скорее,  собрать долги у наших должников и планируем направить все полученные деньги на выплату заработной платы. Вы должны понять: администрацию водоканала волнует ваша жизнь и мы стремимся сделать все, что бы она стала лучше. А сейчас, я прошу покинуть зал рабочих, которые не входят в стачечный комитет.
Стало на удивление тихо и несколько человек потянулось к выходу.
Сергей Сергеевич все еще был в напряжении – сумел он переломить ситуацию или нет? Он настороженным взглядом следил за людьми, покидавшими зал. Наконец он понял, что перед ним остались только стачкомовцы и профсоюзные боссы, если так можно назвать двух безобидных заслуженных пенсионеров – таких заслуженных, что их чествовали несколько раз в год – то как участников и инвалидов войны, то как старейших сотрудников предприятия, то как заслуженных работников жилищно-коммунального хозяйства.
Он помолчал немного, несколько минут, дожидаясь, пока в зале не воцарится полная тишина, такая, в которой стал слышен шум проезжающей за окном случайной машины.
– А теперь я хочу сказать, что в городе осталось всего пять крупных работающих предприятий, и одно из них – водоканал. У меня иногда складывается впечатление, что люди забывают о том, где они работают и где они живут. Как руководитель и как человек, который такой же житель этого города, как и вы, я не могу допустить срыва водоснабжения города. И хочу напомнить – да, мы не часто получаем деньги. Но наша заработная плата далеко не самая низкая из тех, которые начисляются на других предприятиях. У каждого человека есть возможность подработать по совместительству или заняться дачей. И ситуация не настолько плоха и безнадежна, как пытаются ее некоторые изобразить.
Поэтому, уважаемые члены стачечного комитета и сотрудники профкома, ответственность за возможный срыв водоснабжения в первую очередь ляжет на вас. Я не просто так был на приеме у губернатора и не просто так на приеме присутствовали люди, отвечающие за безопасность губернии.  Вы меня поняли?! – он посмотрел в глаза каждому стачкомовцу и с удовлетворением отметил, как у мужиков менялось выражение лиц. – Да, нам помогут. Нам помогут деньгами, нам прислали в помощь специалистов. Но это не значит, что мы можем позволить себе не работать или устаивать на работе разборки. Так что  ответственность за работу предприятия с этого момента несете в первую очередь вы!
Твердохлеб выждал паузу. В зале все еще висела тишина. Он понял, что победил – в очередной раз за свою сорокашестилетнюю жизнь. Улыбнулся одобряюще:
– Давайте работать! А начальников управлений и замов я прошу остаться...

*    *    *

– Знаете, где лучше всего платят за энергетику? – Карский сидел на мягком кожаном кресле за низким журнальным столиком в гостиной директорского домика, рядом с ним на таких же стильных креслах расположились Юматов и Маргарита Дмитриевна.

Москвичи не хотели терять времени – они только и сделали, что бросили сумки в спальных комнатах, и тут же пригласили Мари
посмотреть переданные им Сергеем Сергеевичем таблицы.

Мари порадовалась, что с ее выводком девчат есть кому возиться –Раницкий занялся размещением шумного семейства в выделенном им гостевом финском домике.

Эти два дома стояли на отшибе турбазы – особняком, спрятавшись за рощицей стройных белых берез и поросли низкого ивняка. К ним вела гравиевая дорожка, хорошо укатанная, по которой с легкостью проехал Сашкин "Вольво", чья низкая посадка при бездорожье
всегда ввергала Раницкого в постылое предвкушение возможной пробуксовки. Между домиками была небольшая площадка, на
которой с легкостью могли бы разместиться пять-шесть
легковушек. "Волга" с шиком притормозила у коренастого дома из красного поделочного кирпича – директорского, как потом понял Раницкий. Дом был скроен скорее всего в армянском стиле – на его плоской крыше были видны установленные для принятия
солнечных ванн шезлонги. Финский отличался от своего соседа
готическими формами и крутой, крытой настоящей черепицей,
крышей.

Рите из своего кресла был виден кусочек крыльца перед входной дверью гостевого домика. Честно говоря, ей было бы гораздо
приятнее рассматривать этот дворец и распаковывать дорожные сумки. Но работа есть работа – ничего не поделаешь, придется
отвлечься от прелестей волжской турбазы и окунуться в мир цифр. Она заинтересованно посмотрела на Карского:

– И где же?

– В Молдавии. Там водоканалы и директора естественных
монополий – газовики и энергетики, заключили негласные договора с бандитами на сбор средств. Оплачивается 98 % оказанных услуг! Зарплату не платят и бензин не покупают, а за электроэнергию – до копейки отдают!

– А если не отдадут?

Карский пожал плечами:

– На погосте места свободные всегда есть...

– Суровый метод...

– Зато действенный. А мне моих личных денег российские
энергетики должны больше десяти миллиардов!

– Вы богач!

– Если бы! Я их не вижу, и понятия не имею, когда смогу собрать... Так я к чему молдаван вспомнил: вот здесь, –  он потряс стопкой
переданных ему Твердохлебом таблиц, – тридцать миллиардов
долгов! Вот только как их взять...

Мари на миг задумалась.

– Долги бывают и безнадежными... Все говорят: да, должны, но не заплатим и платить не будем – мы почти банкроты... Что хотите с нами делайте, но денег не будет...

В разговор вступил Юматов:

– Это как посмотреть... Иногда и через суд очень неплохо вопросы решаются...

Карский его невежливо перебил:

– Можно ли через суд решать – это мы поймем дня через два, не раньше, после того как в абонентском посидим... Давайте лучше должников смотреть...

Они уткнулись в документы, передавая просмотренные таблицы
по кругу. Мари достала калькулятор, ручку и лист бумаги, наскоро делая какие-то выписки.

– Ну, как впечатление? – почти ехидно поинтересовался у Риты Юматов, забирая у нее последнюю таблицу.

– Мрачное...

– Вот и у меня. Когда мы сюда ехали, я не видел дебиторку... Долги области и города можно сразу забыть – эта губерния по моим
данным полный банкрот, что бы тут не случилось, они не смогут в ближайшие год-два заплатить за питьевую воду...

– Но ведь тогда... Тут же от долгов ничего не остается!

– А, по-моему, вы оба через-чур пессимистично настроены...
Маргарита Дмитриевна, вы не возражаете, если я раскурю трубку?

– Ради бога, Эдуард Генрихович, только пройдите к камину –  там  должна быть хорошая вытяжка...

Карский улыбнулся и прошел к камину. Здесь, на белой полке –
камин был сделан в стиле кантри, без изразцов, он разложил кисет с табаком, достал трубку и стал тщательно набивать чубук темно-коричневым табаком, так похожим на хорошую чайную заварку. Немного погодя он чиркнул фасонной шведской спичкой – коробок у него был тоже с какой-то  претензией, больше похожий на
записную книжку.

– А я бы обратил ваше внимание на несколько стоящих сумм...
Птицефабрика, отделение железной дороги, кирпичный завод...
Думаю, если грамотно пообщаться с директорами...

– Я выпишу для начала названия предприятий... Начнем сегодня за ужинам задавать Сергею Сергеевичу вопросы. –  Юматов подвинул к себе таблицы.

– Ну что, первую прикидку можно считать законченной? –
подытожила Мари.

Мужчины переглянулись.

– Похоже...

После ее ухода Юматов  достал их сумки нотбук и занялся
подготовкой договоров. Эдуард, что называется, "не слезал с
телефона", он набирал на своем сотовом бесчисленные комбинации цифр, методично обзванивая возможных потребителей кур и яиц, уточнял потребность в аккумуляторах, возможность продажи за
наличку крупной партии выделанной кожи, желающих использовать железнодорожный тариф местной железной дороги и возможность обмена кирпича на продукты. Другими словами, он делил шкуру неубитого медведя,  пытаясь уже сегодня найти варианты реализации продукции здешних водокональских должников.
Карский  задействовал все известные ему  московские и иные каналы. Он вел быстрые жаргонные переговоры с людьми, уточняя возможность получения ныне дефицитных "живых денег", и прикидывая суммы вероятных потерь из-за срочности продаж.
Получалось неплохо,  в случае успеха он мог совершенно спокойно выполнить свои обязательства перед немецкими партнерами. Это успокаивало. Он представил на миг, ту бурю действий и эмоций, что вызвали его короткие тревожные звонки – с две сотни людей по всей стране, от Сахалина до Калининграда начнут торопливо искать нужные ему деньги через своих постоянных клиентов.


*   *   *
                Из дневника

"В управление я приехала в самый раз – весь народ стал выходить из актового зала на улицу. Сергей Сергеевич шел последним.
Увидел меня и сразу понял, что я неспроста примчалась.
– Коробова, зайдите ко мне в кабинет, – властно кивнул он мне.
Мне пришлось плестись за ним, проклиная все на свете – свою короткую жизнь, чертову работу и тот давящий страх, что накрепко засел в моей душе.
Когда-то здание управление казалось мне обителью небожителей, а кабинет Сергея Сергеевича земной юдолью божества, было время, когда я входила сюда с благоговением, было время, когда я эти стены превращались для меня в стены самой лучшей, самой  надежной, самой родной в мире крепости, теперь же этот кабинет представлялся мне камерой пыток.
– Что, новости есть? – спросил он.
Я сбивчиво стала рассказывать ему о звонке Марьиной. Он понял все с первых слов. Помрачнел, насупился, нервно забарабанил пальцами по столу.
– Та-а-ак... – потянул он. И задумался.
На его скуластом лице стали перекатываться желваки. У нашего
Сергея Сергеевича появление желваков – признак наивысшего гнева. Несколько минут он молчал, а потом взял трубку и попросил секретаря вызвать к нему в кабинет Сечкина и Цыганова. Меня он отправил за дверь –  значит, разговор предстоял неприятный, мужской, и слышать его мне было ни к чему.
–  Валерия, не забудь, что ты сегодня на турбазе ночуешь, – почти крикнул он мне во след."

*    *    *

Крошка Ру был в панике – за всю свою собачью жизнь он еще ни разу не покидал так надолго уютную хозяйскую квартиру со своим любимым креслом. Теперь же, мало того, что пришлось полдня провести на хозяйкиных коленях в мчащемся неизвестно куда пропахшем синтетикой, железом и бензином автомобиле, но и останавливаться-то тоже пришлось в каком-то непонятном доме, переполненном запахами множества неизвестных чужих людей. Он жался к знакомым вещам и своей второй хозяйке – Динке.
Девчонки с шумом делили постельное белье и спальни – они выбрали себе комнату побольше, с тремя узкими деревянными кроватями и теперь раскладывали по шкафам свои вещи.
Раницкий с интересом разгуливал по домику – в нем кроме  гостиной, двух санузлов и душевой, оказалось еще четыре спальни, в одной из которых стояла широченная кровать, сделанная под импортные. Он почему-то вспомнил, что где-то читал или слышал, что даже в одноместных номерах французских гостиниц стоят непременно двуспальные кровати. Несколько минут в нем боролись чувства ложной скромности и целесообразности. В конце концов,  победил здравый смысл и он разместил свои вещи в комнате с широкой кроватью, решив оставить Рите выбор – пусть сама  решает, куда ей приткнуться – под бок к возлюбленному или же разыгрывать привыкшую к независимости феминистку.

Решив эту сложную задачу, он заглянул в комнату к девчонкам  и нашел, что те вполне сносно разместились. А потому, недолго  думая, предложил:
– Ну что, мелочь беспузая, идем осваивать местность?
Двойняшки переглянулись, а Динка засмеялась:
– Идем, идем!
Крошка Ру, уловил в их интонациях возможность прогулки, тут же радостными скачками стал носиться по комнате.
–  Ру! Тише пожалуйста! Тебя мы тоже возьмем с собой, но только на поводке! – попытался успокоить его Раницкий.
– Купальники одеваем? – поинтересовалась Динка.
– Это с мамой решайте! Я вас из воды вылавливать не собираюсь!
Было почти полпятого вечера, когда веселая компания, состоявшая из трех девиц, собаки и поджарого русоволосого мужчины средних лет покинула гостеприимные комнаты. Они закрыли на ключ входную дверь финского домика, ключ спрятали под коврик на крыльце и весело зашагали в сторону Волги. Миновали березовую рощицу и оказались на пологом берегу, вдоль которого расположились волейбольная площадка, теннисный корт, два стола для пинг-понга и какие-то спортивные снаряды – турники, металлические лесенки для накачки рук и даже гимнастическое бревно. На волейбольной площадке несколько человек вкруг перекидывали мяч, а за одним из столов кучковалась молодежь – игра шла двое надвое, игроки азартно подбадривались болельщиками. Сразу за спортивной площадкой начинался  песчаный пляж.

Волга здесь была широкой, и с берега взору открывались несколько покрытых зеленью тополей островов. Пляж как бы образовывал лагуну – он и располагался полукругом, и в метрах пятидесяти от него тянулся длинный остров, поросший осокой и тополями.
Верх по течению за пляжем начинались заросли камышей, на стыке камышей и пляжа тянулись деревянные мосточки,  оккупированные мальчишками-рыболовами, что пытались ловить  рыбу простенькими бамбуковыми удочками. Раницкий сразу вспомнил, что по настоянию Риты он прихватил пару спиннингов и складную пластиковую удочку с длинным оранжево-зеленым поплавком. Внизу пляжа была видна лодочная стоянка – несколько весельных "Форелек", водные двухместные велосипеды-катамаранчики, крашенные в два ярких цвета – желтый и красный, несколько моторных лодок и небольшой белоснежный катер. Возле катера стояли четверо мужчин – встречавший их начальник турбазы, загорелый крепыш и двое в нелепых здесь деловых  костюмах. Начальник турбазы негромко и как-то ненастойчиво возражал:
– Слушай, Федор Васильевич, не положено без моториста катер брать...
– Перестань канючить, Иван Иваныч... Приказ генерального... Что я, после своих "Гулянки" и "Амура" с управлением не справлюсь? Не смеши, у меня даже права при себе...
– Ну, под твою личную ответственность...
Мужчины в костюмах зашли на катер и через пару минут тот тихим послушным ходом стал удаляться от берега.
Динка спустила Крошку Ру с поводка – и пес с радостным заливистым лаем стал носиться по песку. Александр подобрал короткую палочку – кусок тополиной ветки,  и, подразнив ею собаку, швырнул ее в воду.
Крошка Ру развернулся чуть ли не юзом и помчался вслед за брошенной палкой. За свою короткую собачью жизнь воду он видел только в своей миске, в ванне, где его мыли либо под текущей   струей, либо под душем, или в качестве придорожных луж. А  потому он смело стрелой  летел по песку прямо к водной глади и, не снижая скорости, попытался промчаться по плескавшейся  небольшими волнами волжской воде. То ли из-за скорости, то ли по каким-то другим непонятным причинам, но он сумел отскочить от берега метра на два, прежде чем всем телом, с головой и даже домиками ушей погрузился в воду.
– А-а-ах! – ахнули дружно двойняшки, и наперебой закричали:  – Крошка Ру утонул! Утонул!
Динка молча бросилась к воде – спасть бедолагу.
Раницкий, почувствовал себя неловко, крикнул ей: "Дина, погоди, сейчас я его вытащу!" – и стал быстро стягивать футболку и джинсы, чтобы броситься на помощь нерадивой собаке.
На миг собачья морда с вытаращенными от ужаса круглыми глазами показалась над водой – пес хлебнул воздуха открытой пастью и снова погрузился в воду.
"Черт побери, но ведь все нормальные собаки умеют плавать от рождения! Что же с ним случилось?" – думал Александр, подбегая к берегу. Он старался не потерять из виду то место, где под водой отчаянно барахтался перепуганный Крошка Ру. Но видно, природа взяла свое – пес умудрился развернуться к берегу, и еще раз вынырнуть – теперь он уже не уходил с головой  под воду, напротив, словно вставший столбиком у норки сурок,  он, казалось, стоял на задних лапах, отчаянно выталкивая наверх почти полтуловища и колотя воду резкими движениями вытянутых вперед передних лап.
Раницкий с трудом подавил улыбку – казалось, что это не собака, а крошечный пароход бьет по воде лопастями старинных колес. Крошка Ру медленно, но верно стал двигаться к берегу. Александр вбежал в воду – спуск оказался пологий, и метра полтора вода не  поднималась выше колен. Место, где так отчаянно барахтался пес, едва доходило Раницкому до пояса. Он осторожно схватил собаку на руки – с того веселыми струйками стала стекать вода, и вернулся на берег.
Поставленный на пляжный песок, Крошка Ру, как и полагается собаке, тщательно отряхнул воду и тут же стал радостно прыгать вокруг Александра, норовя благодарно лизнуть тому лицо.
Девчонки, только что галдевшие от ужаса, радостно смеялись.
– Ну что, мои дорогие, следите за своим сокровищем, а я теперь пойду плавать – все равно весь мокрый...
Вода была еще прохладной, и кожа остро ощущало ее игольчатую стихию, но вот плоть через несколько минут смирилась с холодом, и все тело Раницкого наполнила бодрящая свежесть. Пару раз он нырял, полностью погружаясь в воду, крупными мужскими саженками проплыл две трети расстояния, отделявшего пляж от острова, и, перевернувшись на спину, замер, качаясь на мелких волнах.
Оранжевое послеполуденное солнце било ему в глаза – он зажмурился и подумал о том, как мало иногда нужно человеку для счастья – достаточно всего-навсего теплого солнечного луча...

*   *   *

Представителей инспекции водных ресурсов на территорию "Нефтехима" для отбора проб сточной жидкости не пустили. Не пустили нагло, сославшись на приказ местного начальства. Но для приличия к ним из проходной вышел главный энергетик, который проводил водоканальцев к колодцу, расположенному за территорией завода, и даже дал им на подмогу двух работяг – поднимать люк.
Уже через полчаса отобранные пробы были доставлены в лабораторию сточных вод. Еще через час анализы подтвердили, что все показатели в норме, превышений ПДК нет, о чем тут же было доложено самому генеральному.
Сергей Сергеевич задумался. Его насторожило то, что инспекция не смогла попасть на территорию завода. С другой стороны – спать надо было меньше, сброс по времени мог идти и несколько часов – после драки кулаками не машут... Он вздохнул, и приказал секретарю вызвать к нему начальника водопроводного комплекса и его заведующую лабораторией.
Они подъехали через полчаса. Твердохлеб помнил, что у него еще впереди ужин с москвичами, и потому был краток.
– От наших соседей снизу по Волге поступила информация – превышение по нефтепродуктам на водозаборе. Как у нас дела обстоят?

– Сергей Сергеевич, все в норме!
– Тогда приказ: с этой минуты быть настороже. Источник  загрязнения не известен – вполне может такое быть, что нефть идет пятнами... Нас пока не задело – но это ничего не значит. Быть  наготове при ухудшении анализов прекратить водозабор и вести водоснабжение за счет резервуаров... Если загубим фильтры – головы не снесем все. Понятно?
– Да...
- Если совсем неблагополучно – можете и среди ночи меня  поднять, я буду на турбазе или дома. Дежурного водителя оставлю на ночь, скажу, чтоб рацию не отключал – вызовите через диспетчерскую... Администрацию, санэпидемстанцию и природоохранную прокуратуру без моего ведома не пугать. Ясно?
– Конечно, Сергей Сергеевич...
Завлабша кашлянула.
– Сергей Сергеевич, может количество дежурных в лаборатории увеличить?
– Пока не стоит – в случае чего ночью поднимем. А сами в ночь останьтесь. Договорились?
– Да, конечно...
– А пока все, возвращайтесь на сооружения...

*   *   *

Катер уверено пересекал водное пространство, оставляя за собой турбазу и бревенчатые деревенские дома. Цыганов отошел от руля и передал его Евсееву – человеку, заведующему всей водоканальской автотехникой, в просторечье – завгару.
– Давай, Димуля, рули... Как мы теперь – в гараж или еще какое место знаешь?
– Да лучше ко мне домой.
Свой новый дом Евсеев построил почти на волжском берегу – он был завзятый рыболов, и потому считал особенно удобным, когда и машина, и лодка, находятся всегда под рукой.
– Неужели у тебя дома бочка мазута есть?
– У меня много чего есть... Вот только на своей лодчонке я ее не повезу...
– Сколько в ней литров?
– Под сотню...
Цыганов матернулся.
– Пупки не надорвем?
- Ну если дураки – на пупках таскать, надорвем... А если, как умные, катить будем, то ничего не случиться...
- Димыч, а что если не спешить? Ты-то дома, а мне бы хоть переодеться...
– Ну и давай... Успеем, пока светло все равно спешить не стоит...
– Сергей Сергеевич просил часиков до девяти управиться...
– Ну, давай до девяти и попробуем...

*   *   *

Рабочий день Твердохлеб закончил, как обычно – выслушал доклад центральной диспетчерской, по которому получалось, что особых происшествий сегодня в сложном водоканальском хозяйстве не было: бензина на три дня, солярки на неделю, Волга чистая –  мутность меньше единицы, коагуляция не ведется, хотя запас коагулянта на два месяца, инспекция водных ресурсов выписала два штрафных счета за вчерашние текучки, от населения сегодня поступило пятнадцать звонков – десять из-за трех сломанных колонок, колонки будут починены за ночь, ну и так всякая подобная мелочь.
Он уточнил по текучкам, по замене двигателей после аварии на "Кленовой", по работе станции аэрации, отпустил диспетчера и  вышел из кабинета. Теперь ему предстояла почти часовая поездка к турбазе и ужин в кругу москвичей. Во дворе его ждала белая   "Волга", возле которой дежурила начальница абонентского отдела.
– Все, как вы велели, Сергей Сергеевич – все с собой, вся во всеоружии...
Он улыбнулся женщине:
– Ну что ж, Марина Викторовна, присаживайся, поехали у москвичей уму-разуму учиться, как нужно деньги с должников собирать...

*   *   *

Мари вернулась в финский домик в седьмом часу, выслушала сбивчивый рассказ трех девиц о несчастном Крошке Ру, который  почти было решил завершить свою короткую собачью жизнь сложным процессом утопления, но к счастью вовремя одумался.

Она посмеялась вместе со всеми, потрепала леврета по холке и стала собираться на ужин в столовую, где им еще днем выделили столик. Крошку Ру оставили охранять финский домик, пообещав ему за работу принести целую миску всего съедобного. Он не  выразил особого восторга по поводу предстоящего одиночества в чужом месте, но все же смирился с превратностями собачьей жизни и облюбовал себе в гостиной кресло, покрытое пледом. Как только за хозяевами закрылась дверь, пес стянул плед со спинки, смял из него нечто похожее на большое птичье гнездо, и благополучно  зарылся в мягких складках.
Мари понравилась ухоженная, вылизанная территория турбазы, где все дышало порядком и заботой об отдыхающих  – похоже, неделя-другая жизни в таком месте пойдет девчонкам только на пользу.
Навстречу их компании попался Иван Иванович, начальник турбазы, у которого Мари тут же стала выспрашивать о правилах пользования лодками. Тот пояснил, что весельные "форельки" они могут брать без проблем, а вот моторки тут все частные, кроме служебного директорского катера – а на том с разрешения Сергея Сергеевича можно будет при случае и прокатить гостей по  волжским просторам.
"Завтра-послезавтра уговорю Сашку поехать на утренней зорьке  рыбку удить. В холодильнике есть пара эмалированных кастрюль и какой-то умник оставил полпачки соли... Так что, если с уловом  повезет, на первый случай засолить хватит..."
Они отстояли в небольшой очереди на раздаче, получили свои порции гречневой каши с гуляшом и салатом, чай, полстакана сметаны и шумной веселой компанией заняли свой столик.
"Не знаю, как там у Риты получиться с работой, но похоже, что отдых будет вполне приличный," – подумал Раницкий, доедая  третью порции густой сметаны, от которой двойняшки дружно отказались.  С его места открывался вид на лодочную стоянку, куда только что вернулся белоснежный директорский катер. Он смотрел на покачивающиеся лодки, и думал о том, что, пожалуй, согласился бы посидеть полдня где-нибудь в камышах, ловя на блесну  пахнущих болотной тиной щук и красноперых юрких окуньков.
Интересно, есть здесь коптильня или нет? Что может быть лучше бидона  бочкового пивка и тарелки копченой рыбы? И хорошего интересного разговора в доброй компании?
– Мари, а тебе не кажется, что неплохо бы было разузнать на тему пивка и рыбки к нему?
Та улыбнулась. Раз речь зашла о пиве – то, похоже, что Сашка смирился с вынужденным отпуском.
– Давай завтра с утра начнешь развивать бурную деятельность по части рыбы и пива, – предложила  она.

После ужина шумной компанией они заглянули в домик и покормили Крошку Ру – пес на отсутствие аппетита жаловаться не стал, и за полторы минуты подтвердил свое шутливое,  хотя и завоеванное на последней собачьей выставке в честной борьбе звание чемпиона по обжорству среди представителей всех четверолапых пород, где он с легкостью превзошел в скорости уничтожения пищи мастифа, бельгийскую овчарку, пит-буля и  русскую борзую.
Девчонки остались смотреть телевизор, а Рита с Александром взяли собаку и вышли прогуляться.
Мари, из-за сегодняшней работы лишенная возможности рассмотреть территорию базы, с удовольствием прошлась по пляжу к мосточкам. Крошка Ру побоялся пробежать по скрипучим доскам вслед за хозяйкой. Та же покачивалась, стоя на шатком строении, и любовалась закатом.
"Как жаль, что я не догадалась прихватить из столовой хлеб – было бы так приятно покормить рыб... Их тут наверняка больше, чем достаточно... Пройтись что ли к лодкам, присмотреть что-нибудь себе для предстоящих речных прогулок?"
Раницкий не возражал спуститься вниз по пляжу к лодочной стоянке. Крошка Ру неторопливо семенил вдоль берега. Наученный дневным происшествием он осторожно нюхал воду и иногда взрыкивал на набегающую волну. Вода пахла то тиной, то прохладой, то скользкой рыбой. Леврет дошел до лодок и чихнул от острого запаха бензина. Это запах напомнил ему оставшийся далеко на юге родной город. Пес подошел поближе, с интересом разглядывая лодочное хозяйство. Белый директорский катер стоял самым последним у специального причала. Любопытный Крошка Ру прошел пару раз вдоль катера, с шумом втягивая в себя воздух – кроме бензина, от катера пахло еще чем-то острым и противным. И этот химический запах был псу совершенно незнаком. Крошка Ру опасливо гавкнул на катер, посмотрел на хозяев – те о чем-то увлеченно спорили, и грустно зевнул – он не умел говорить, и ни с кем не мог поделиться своим неожиданным открытием.

*   *   *

Ужин для генерального директора, Карского, Юматова и двух дам – Валерии Геннадьевны и Марины Викторовны – состоялся в гостиной директорского домика. Здесь, как по мановению волшебной палочки, появился огромный стол, который был  уставлен скромными волжскими яствами: жареная сомятина, блюдо ярких красных раков, меж клешнями которых торчали пучки  зелени, рыба копченая – щучки и окуньки, рыба валяная – сом и  лещи, рыба сушеная – вобла, таранька, чухонька, стерляжья ушица для затравки. Для тех же, кто рыбное изобилие не воспринимал, были шашлычки – только что с  угольев, полдесятка салатов, блюда колбасной, ветчинной и буженинной нарезки. Совсем для снобов присутствовали украшенные маслинами, секторами лимонов и кубиками ананасов бутерброды-канапе с красной, черной икоркой и тремя видами балыков. Хватало и выпивки, на столе разместились разнокалиберные бутылки всех форм и размеров: "Смирновская" водка трех сортов – простая белая, можжевеловая и рябиновая, несколько бутылок сухого вина, бутылка коньяка "КВ" и прочая  мелочь – минеральная вода, кока-кола, спрайт.

Карский, привыкший к тому, что даже снятые за казенный счет для проведения деловых встреч и многолюдных конференций  столичные рестораны стремятся не утруждать себя изобилием блюд, был неприятно удивлен той роскошью, которую мог  позволить себе провинциальный князек.
"А впрочем, что я психую – рыба почти вся из Волги, шашлыки опять-таки от местных хрюшек..." – пытался урезонить он самого себя.
Их обслуживала статная дама лет сорока пяти – дородная, ярко крашенная блондинка, с уложенной в сложную прическу копной волос, бесшумная и молчаливая, с застывшей на лице строгой полуулыбкой.
Первый тост был за хозяином застолья. Твердохлеб поднял хрустальный стакан водки и предложил выпить по традиции за  встречу. Он осушил свой стакан залпом – но было видно, что то напряжение, в котором он находился весь день, не давало ему возможности и сейчас, после стакана водки, расслабиться и потерять над собой контроль холодного ясного ума. За этот сложный день он не успел пообедать – организм не принимал пищу, только стаканы крепко заваренного чая в серебряных подстаканниках сегодня носила в его кабинет верная Татьяна, и  потому он с особым удовольствием принялся за уху.

Около часа разговор был совершенно неделовой – стороны обменивались ничего не значащими замечаниями, словно пристреливались к друг другу. Женщины пили водку и пытались улыбаться, практически только поддакивая генеральному. Но вот основная часть трапезы подошла к концу, и на столе появились  бутылки пива – "Старый мельник", "Золотая бочка" и "Сокол", было такое впечатление, что пиво закупалось ящиками, к пиву на  ненамного поредевший стол добавились дежурные заморские  крабовые палочки, креветки, соленые орешки, крекеры и чипсы. Курить дозволялось тут же, за столом, смолили и обе приглашенные дамы – наблюдательный Юматов отметил, что обе курили очень  дорогие сигареты – "Давыдофф" и "Вог".
И вот здесь-то, за пивом, Твердохлеб наконец-то вернулся к тому основному, из-за чего и появились в провинции столичные гости.
Он ловко потрошил красную раковую шейку и говорил своим  низким, властным голосом:
– Ну-с, дорогие гости, жизнь, конечно, вещь иногда приятная, но для того, чтоб приятного в ней было хоть немного, приходится куда больше потрудиться... Я вам уже говорил о наших проблемах – живых денег катастрофически не хватает... Удушил проклятый бартер. Даже этот стол – он кивнул перед собой – либо натуральное хозяйство, либо бартер...
– Даже коньяк? – не удержался Карский.
– Конечно... Воплощенный платеж местного супермаркета. Поэтому для меня сейчас вопрос жизни и смерти – это где найти деньги, достаточные для выплаты всей задолженности по зарплате.
Юматов уточнил сроки задолженности и сумму. По его беглым прикидкам, стоимость двух роскошных домов – гостевого и директорского, построенных судя по использованным импортным материалам совсем недавно, вполне перекрывала искомые деньги. Впрочем, он тут же поправил себя, что это не Подмосковье, а потому цены должны быть пониже.
Словно отвечая на его немой вопрос, генеральный со вздохом обвел взглядом гостиную:
– До чего мы дожились: со строителей за долги абсолютно нечего взять, так заставляем отрабатывать... Я за эти дома ни копейки не заплатил – только им долги закрыл... Так хоть что-то вещественное осталось, правда?
Юматов вежливо согласился:
– Даже по московским меркам отличная работа...
– А я так считаю: раз я работаю с утра до ночи до седьмого пота, то отдохнуть имею полное моральное право... И в своем отдыхе скромничать не обязан!
Казалось, что Твердохлеб ставит точку в каком-то давнем споре с кем-то, кто сегодня незримо стоит за его столом – безмолвный и опасный.
– Без полноценного отдыха хорошо работать невозможно... Я по себе знаю – как не обманывай организм, как не напрягай – но если ты два дня не спишь, то потом все равно сляжешь и доспишь то, что сам у себя украл... – Юматов вежливо улыбался кончиками губ. Голос его звучал вполне одобрительно. – Так что, Сергей Сергеевич, работа работой, а отдых отдыхом... Но, скажу откровенно, когда удается совмещать и то и другое – это высший пилотаж... Мы тут с Эдуардом Генриховичем уже сделали кое-какие прикидки... Кстати, наши условия сотрудничества вам известны?
– Да, я помню...
– Работаем мы только после заключения договоров... Я уже подготовил пять проектов... Завтра с утра могу вам их  предоставить...
– Нет проблем. За вами приедет машина и отвезет ко мне в управление. С восьми утра будет дежурить здесь, на площадке "Нива". Водителя я предупрежу, что он теперь в вашем распоряжении.
– Отлично! – Юматов улыбнулся. – Хотелось бы только уточнить  некоторые моменты...
– Все вопросы – к Марине Викторовне, хоть сейчас...
Марина Викторовна, по случаю неожиданного банкета приодевшая роскошное черное платье, несколько напряглась – она по интонациям Сергея Сергеевича пыталась уловить, что можно говорить, а что – не желательно.
Но Твердохлеб словно не заметил ее быстрый вопрошающий взгляд.
– Не думаю, что нужна такая спешка, – Юматов умышленно сделал в разговоре шаг назад. Для себя он уже решил, что попытается  переговорить на интересующие его темы с яркой, и похоже вполне доступной блондинкой, в более интимной обстановке. – Просто по первым прикидкам про бюджетников приходиться забыть...
– Это почему же? – удивился Твердохлеб. – Тогда для чего я вас пригласил?
– Скажите, кто владелец вашего водоканала? Ваша форма собственности?
– Муниципальная... Все принадлежит городу.
– Тогда скажите, что будет с директором муниципального предприятия, который подаст в суд на своих учредителей, выиграет дело, и положит на расчетный счет, с которого его учредители получают свою заработную плату, исполнительный лист?
Вопрос Юматова звучал мягко и доброжелательно. Он тут же, не дожидаясь ответа, продолжил:
– Для меня, как для юриста, не представляет никакого труда  проделать для вас всю эту операцию... Никакого! Даже если местные судьи начнут чудить – есть возможность подать апелляцию в Казань, на Казань есть своя управа – Москва, а в Москве у меня проблем не будет... Весь вопрос только в том, что пока я буду судиться... Да вы меня поняли, верно?
Еще бы! Твердохлеб судорожно глотнул воздух и припал губами к стакану с пивом. Конечно, он понял. Пока Юматов будет судиться, подпись генерального директора, который оформил бы Юматову доверенность на ведение дел, стала иной.
"Мог бы при дамах и промолчать... Впрочем, я сам сглупил, что привез сюда баб... Как он ловко повернул! Все правильно, стоит только слегка мне возникнуть – неважно, в каком виде, как на мое место тут же будет назначен более покладистый руководитель... И неважно, что он в водоканальских проблемах будет разбираться как поросенок в апельсинах... Важно, что он не пойдет на конфликт с властями... Власть существует не для того чтоб с ней конфликтовали... Она существует, чтоб ее поддерживали...
Губернатор, тот прямо намекнул, что вопрос о моей дальнейшей работе напрямую связан с тем, как я без его помощи улажу зарплатный конфликт. Без всякой помощи, исключительно за счет внутренних резервов..."
– Я думаю, более быстрый и безболезненный путь – это все-таки предприятия... – продолжил Юматов. – Больше шансов на быстрые деньги...
– Кого вы имеете в виду?
– Птицефабрику, железную дорогу... Еще кое-кого.
Твердохлеб и Марина Викторовна быстро переглянулись, Марина Викторовна тут же опустила взгляд и стала усиленно чистить воблу. Юматов заметил, как ярко вспыхнули ее глаза – взгляд был довольный, почти счастливый.
"Почему? Ей самой не разрешают трогать этих должников? Или и там есть подводные камни? И этот путь – прямиком в пропасть?"
– Но у нас в работе железное правило – один договор мы делаем открытый... Не называя должников, поскольку иногда случаются забавные вещи...
– Какие же?
– Ошибки бухгалтерского учета, например. Начинаешь делать выверку, и вдруг выясняется, что вы не числите за предприятием долг, а он весьма и весьма солидный...
– Это вряд ли... Но попробуйте, не жалко...

Карский, весь вечер помалкивавший, по этим словам генерального понял, что официальная часть ужина завершена. И точно: откуда-то появился музыкальный центр, и стало можно наконец-то размять затекшие от длительного сидения тела в быстрых танцевальных ритмах.
Любвеобильный Юматов так и увивался возле строгой Марины Викторовны. Пару раз он выходил с ней на крыльцо – вдохнуть свежего воздуха, хотя в кондиционируемом помещении гостиной было куда прохладнее, нежели под сенью старой ивы. Здесь, на крыльце директорского домика, в кажущемся уединении, он делал яркой и явно развратной блондинке недвусмысленные намеки, которые та как бы не отвергала. Он подумывал о том, что они с Карским вполне могут разойтись по разным спальням, и потому нет проблем организовать необходимое для тесного интимного общения пространство.
Карский же нещадно дымил, покусывая мундштук своей знаменитой трубки. Он стоял у камина и травил Валерии Геннадьевне дежурные анекдоты. Сергей Сергеевич на время  вышел из гостиной куда-то на второй этаж. Дородная блондинка быстро убирала стол – при этом большинство "долгоиграющих" блюд типа нарезок или копченой рыбы перекочевывало в тут же стоящий холодильник "LG", что бы дорогим гостям было чем занять завтрашний день.
Но вот вернулся Твердохлеб, и вежливо стал прощаться – он решил ночевать дома. Вдруг выяснилось, что Марину Викторовну  поджидает приехавший за ней на семейной "Волге" супруг. Валерия, которую Карский за весь вечер так и не удосужился соблазнить на более близкие взаимоотношения, попросила москвичей проводить ее до закрепленного за нею домика. Юматов про себя рассмеялся – надо же так лопухнуться, из двух дам выбрать недоступную! – ответил за двоих:
– Конечно, Валерия Геннадьевна, мы с удовольствием немножко прогуляемся...
От директорского домика отъехали две "Волги" – черная Твердохлеба и серая Марины Викторовны, где-то пару раз застенчиво крикнула кукушка, легкий ветер заиграл листвой. Валерия Геннадьевна в сопровождении москвичей направилась к массиву легких летних домиков. Она остановилась у самого крайнего, стоящего на отшибе, натянуто улыбнулась:
– А вот и моя резиденция... Хотите заглянуть?
Карский молчал, а Юматов же сразу оценил оторванность домика от других строений, незамужнюю долю неспроста приглашенной Твердохлебом дамы, которой по должности было совершенно нечего делать в сегодняшней компании, и ее назойливый интерес к своему молодому коллеге.
– Ах, милая Валерия Геннадьевна, боюсь, что это будет полным перебором... Мы и так сегодня встали в пять утра, чтоб оказаться на этих гостеприимных берегах... А вот завтрашний вечер я бы согласился провести в узком кругу где-нибудь возле костерка на природе... Нас, горожан, летом особенно тянет на волю, верно, Эдуард?
Тот улыбнулся:
– Конечно... А у вас нет случайно гитары – Николай Петрович чудесно поет под Антонова...
– Сегодня нет, но до завтрашнего вечера я непременно ее найду…
– Тогда берите шестиструнку, договорились?
И они наконец-то распрощались.
Юматов не спешил возвращаться в директорский дом – он глазами показал Эдуарду, что хочет пройтись вдоль Волги. По узкой тропинке они прошлись за мостками вдоль камышей и вышли к протоке. Здесь они спустились к воде по обрывистому берегу.
– Ну как? – тихо спросил Юматов,
– Подождем до завтра... Пока еще рано делать выводы, но мне кажется, что нас ждет полный облом...

*   *   *

Муж Марины Викторовны занимал скромную должность стрелка в водоканальской военизированной охране. Это позволяло ему в свободное от дежурств время подрабатывать частным извозом и ремонтом чужих автомобилей. Он давно уже понял, что жизнь высокого водоканальского начальства полна неприятных неожиданностей, и в отличие от властолюбивой супруги предпочитал безбедное, почти патриархальное существование.
– Как тебе солнцевские бандиты? Небось трех слов связать не  могут? Только гнутые пальцы в стороны расставляют?
– Да нет, косят под нормальных чинуш... Ничего такого...
– А у нас в охране слухи ходят, что наш водоканал москвичи купить решили... И даже уже фамилии называют тех руководителей, которых они в первую очередь снимут.
– Ну что у нас за пакостный народ, до чего ж языки у людей  длинные и поганые! Так и рады сплетню пустить позаковыристее... И кого же они уже сняли?
– Как – кого? Главбухшу, тебя, Сечкина, Цыганова... Начальника службы безопасности...
– Вот сволочи! Размечтались... Я б каждого сплетника на главной площади публично вешала... Что б люди знали, что можно говорить, а что нет. Ты завтра дежуришь?
– Да... Говорят, завтра в банк за большими деньгами поедем. Зарплату октябрьскую полностью дадут.
– Надо будет сразу на все деньги доллары прикупить...  Слух  прошел, что  доллар опять вверх поедет...
– При нашем правительстве это наверно, единственный способ хоть как-то свои денежки спасти... – поддержал ее супруг.

*    *    *

Телефонный звонок центральной диспетчерской разбудил Сергея Сергеевича в четыре утра. Он чертыхнулся, протягивая руку за трубкой.
Голос дежурного диспетчера звучал глухо, перемеживаясь телефонным треском, слышно его было плоховато, но Твердохлеб быстро понял, в чем дело: пробы волжской воды, которые отбирались водопроводной лабораторией, показывали значительное содержание нефтепродуктов. Он коротко сказал, что прямо сейчас выедет в управление, и отдал распоряжение диспетчеру оповестить до его приезда санэпидемстанцию, природоохранную прокуратуру и дежурного в администрации, поднять с турбазы директорский катер и направить его к пристани головных сооружений, чтоб в случае необходимости была возможность пройтись по Волге к водозабору и территории подводных дюкеров нефтепровода, убедился, что начальник головных сооружений и начальница лаборатории на рабочих местах, велел поднять главного инженера и положил трубку.
К девяти утра стало ясно, что пробы воды становятся все хуже, господа нефтяники в свою вотчину никого допускать не собираются, от санэпидемстанции прибыла расфранченная фифа, нашему забору троюродный плетень в должностной иерархии, с  которой и до этого случая у Сергея Сергеевича бывали крайне  неприятные стычки, а из природоохранной прокуратуры выделили желторотого юнца – студента-практиканта юридической факультета областного университета. Прямой телефон главы местной  администрации не отвечал, а секретарша дежурным голосом сообщала, что шеф на совещании.

Поднаторевшему в административных делах Сергею Сергеевичу стало ясно, что всесильные нефтяники уже нажали все возможные клавиши, чтобы проблема качества волжской воды оставалась  исключительно проблемой местного водоканала, и никого более. С другой стороны, принятые администрацией и прочими органами меры позволяли Сергею Сергеевичу никуда дальше нос не совать, не звонить ни в областное управление ЖКХ, ни дежурному из приемной губернатора – мальчик-студент есть? – Есть. Фифа расфранченная есть? – Есть. Так с лица не воду пить, а протоколы необходимые и они подпишут.
Из чувства порядочности он все-таки сделал несколько звонков знакомым директорам тех водоканалов, к кому могли дойти нефтяные пятна – те чертыхались, благодарили за предупреждение и переводили речь на другое, личное  – а не мог бы Сергей Сергеевич дать пару вагончиков коагулянта взаймы? Или поменять трубу сотку на трехсотку? Или дать цементный векселек? На что Твердохлеб мягко и вежливо, но совершенно непоколебимо отвечал неизменным отказом.
В полдесятого Твердохлеб обсудил с главным инженером и начальником головных сооружений, что нужно сделать, чтобы сохранить качество питьевой воды, подаваемой в город, нашили приемлемое техническое решение, оформили и подписали соответствующие акты и протоколы. Сергей Сергеевич  перепоручил главному инженеру контроль за подачей воды, а сам переключился на прочие проблемы, самыми главными из которых на сегодня у него были заработная плата и приезжие москвичи. Банк обещал выдать деньги сразу после обеда, а москвичи уже полчаса скучали в приемной.
Твердохлеб велел секретарше пригласить к нему в кабинет москвичей. Он радушно обменялся с гостями рукопожатиями, предложил кофе. Юматов с Карским переглянулись и согласились.
За кофе разговор состоялся спокойный и обстоятельный: Сергей Сергеевич бегло просмотрел договора, передал их секретарю – чтоб та собрала визы юристконсульта и начальницы абонентского отдела, пообещав незамедлительно подписать, если подчиненные не обнаружат каких-либо упущенных им моментов, и поинтересовался планами москвичей на выходные.
Юматову не понравилось, что Сергей Сергеевич не обсуждает договора  – по всему получалось, что они его не интересуют. Это было плохо и странно. Он ожидал от генерального директора  большего содействия  – по крайней мере, хотя бы какой-то дополнительной информации о должниках, но тот старательно уходил от прямого разговора о предстоящей работе на общие темы и все предлагал на выходные выехать в волжские протоки на  рыбалку.
Николай Петрович не был ни рыболовом, ни охотником  – так уж сложилось, что к своим пятидесяти годкам бывший следователь районной прокуратуры другими хобби, кроме как написание диссертации и изучения иностранных языков, не обзавелся.
Карский, хоть иногда и посиживал с удочкой, рыбалке предпочитал "тихую" охоту –  сбор грибов, и потому тоже не находил в предложениях генерального ничего привлекательного. Разговор упорно заходил в тупик, от которого спасло только возвращение с договорами  секретарши.
Сергей Сергеевич довольно хмыкнул, обнаружив необходимые визы без замечаний, и оставил напротив своей фамилии  размашистые автографы.
– Минут через десять получите ваши экземпляры с печатями, – Твердохлеб не скрывал обаятельной лучезарной улыбки. – На обед рекомендую съездить на турбазу  – там к двум часам для вас будет готов стол... "Нива", как я и обещал, будет в вашем распоряжении... Ну, и как договаривались  – все мои сотрудники. У меня тут небольшие проблемы... Думаю, что лучше всего переговорить о первых результатах в пятницу вечером. На турбазе.
Москвичи поняли, что аудиенция завершена, и вежливо откланялись.

Твердохлеб посмотрел на часы – одиннадцать. Пожалуй, надо вызвать Ольгу Михайловну – пусть принесет платежки... До обеда он еще успеет и почту расписать. А с обеда выходить не стоит – лучше отоспаться, и приехать часикам к восьми вечера в диспетчерскую – уточнить, как дела обстоят. Да, в восемь, если понадобиться, он сменит главного инженера. Пусть тот пока  порулит...
Интересно, какой умник додумался назвать их единственную диспетчерскую центральной? Прямо как где-то в большом городе, той же Москве или Питере... А с другой стороны, почему же не центральная? В центре всех событий и служб... Он нажал кнопку вызова начальника диспетчерской.
– Слушаю, Сергей Сергеевич...
– Что с Сечкиным? Почему до сих пор нет актов по "Нефтехиму"?
– Сергей Сергеевич...
По неуверенному мнущемуся голосу диспетчера Твердохлеб уже понял, что случилось с актами.

– Накладочка у нас с Сечкиным... Не вышел он на работу... Не в форме...
– Кадры в курсе?
– А как же!  С его супругой созвонилась, она пообещала больничный предоставить...
– С Сечкиным мне все ясно...
Действительно, куда яснее? Сечкин относился к той нередкой так называемой категории "неприкасаемых" сотрудников, чьи промахи и некомпетентность было принято упорно не замечать и тут же перекладывать на замов и помов  – его супруга приходилась родной дочерью одного из заместителей главы администрации города, а потому любое действо спивавшегося от безнаказанности и лени начальника инспекции  водных ресурсов признавалось нормальным.
Сергей Сергеевич вздохнул. Пожалуй, надо придумать бедолаге какую-то новую должность. С пышным названием и абсолютно никчемную, но с хорошим окладом. Что б и тому приятно, и водоканалу безбедно. Люди, типа Сечкина, жизненно необходимы любому предприятию – само их присутствие помогает ощущать, что ты не безразличен власти, что ты ею опекаем... Не забыть бы дать соответствующее указания отделу труда и заработной платы...
– Что с анализами?
– Пока без ухудшения, на том же уровне...
Трубку Твердохлеб положил без предупреждения.

*   *   *
                Из дневника

"Сегодня ночью случилось ЧП  – нефтяное пятно в районе нашего водозабора. Страшно сказать, но меня это обрадовало –  пропущенный нами залповый сброс потерял актуальность –  есть на что свалить. А что по датам не очень совпадает – так ведь есть  ветер, течение, да и мало ли чего... Словом, не было бы счастья, да несчастье помогло. У нас и раньше было три-четыре таких случая – но бог миловал, обходилось. В городе по-моему, наших проблем никто не замечает – ни сегодня, ни в те разы. Иной раз так и кажется – до тех пор, пока на неделю в трубах не исчезнет вода, ни у одного жителя не возникнет вопрос: а откуда она там появляется? На прошлой профессиональной конференции что проводилась для водоканальских спецов в Москве, помню, меня охватило чувство жгучей зависти: в каком-то мелком немецком городе, не то Галле, не то Штецине, которые числом жителей в три раза меньше нашего райцентра, на реконструкцию канализационного хозяйства господа буржуи спустили восемьдесят шесть миллионов немецких марок! Живут же люди...
Впрочем, зачем себе душу травить чужими марками? Сегодня вечером москвичи обещались петь песни под гитару  – что весьма забавно. Я в компаниях никогда не пою – не умею, но люблю послушать других. По-моему, сегодня вечером господин "N" станет признаваться мне в пылкой любви. А мой возлюбленный в последнее время ходит сине-зеленый и порыкивает. Наверное, у него на работе крупные нелады. Или дома – как же, дочка в экономический поступает! Наверняка нужно все связи задействовать, вот он и бесится... Да, пожалуй, не стоит  пренебрегать неожиданным отдыхом..."

*   *   *

Маргарита Дмитриевна уже полдня разбиралась в подшивках балансов и расшифровках дебиторской задолженности. И чем больше она вникала в цифры, тем тоскливее становилось у нее на душе. На обед она съездила вместе с Карским и Юматовым на турбазу, наскоро навестила своих – те позагорали, поели и собирались предаться полуденному сну – пресыщенный кислородом воздух пьянил и располагал к отдыху.
За обильным обедом москвичи осторожно радовались быстро подписанным договорам. Мари тут же списала для себя названия предприятий-должников. Карский предлагал Юматову уже после обеда взять у Марины Викторовны координаты директоров предприятий и начать их методичный объезд. Юматов не возражал  – ему казалось, что полтора рабочих дня – вполне достаточное время для пяти встреч. Мари, нанятая скорее в качестве внештатного аудитора, чем денежного вышибалы, в рамках прежних договоренностей пообещала уже к субботе как следует перетрясти водоканальскую бухгалтерию.
После обеда Рита снова вернулась к бухгалтерским документам.
И опять ее охватило безотчетное чувство тревоги.
"Странно, – думала она, – вроде бы все в порядке – главбухша и начальница абонентского отдела безукоризненно вежливы, на любой вопрос стараются ответить от и до, а у меня такое чувство, что они обе что-то недоговаривают. И не просто не договаривают – дурят меня, что они знают нечто такое, что позволяет им ощущать надо мной чувство непреходящего превосходства... Почему? Что я делаю не так? Какие вопросы я им не задала?"
Официально рабочий день в водоканале оканчивался в пять –  но Маргарита Дмитриевна и главбух задержались до семи, до тех пор, пока за Ритой не подъехала уже ставшая знакомой "Нива" с  москвичами. Она распрощалась с Ольгой Михайловной и села в машину. Лица Юматова и Карского ей однозначно не понравились  – те хоть и молчали всю дорогу до турбазы, но чувствовалось, что и их вторая половина дня радовала гораздо меньше первой.
"Нива" довезла их до знакомых домиков, и тут же развернулась, возвращаясь в город. Мари посмотрела на часы и поняла, что она уже опоздала на ужин. Юматов словно прочитал ее мысли:
– Маргарита Дмитриевна, у меня тут маленькая идея возникла...  Кулинарная. У нас вчера некое небольшое возлияние за знакомство состоялось... Что будет, если мы нарушим традицию и ужинать отправимся куда-нибудь на природу, пригласив на кружку пива вас с Александром Яновичем? Согласитесь – романтично, вечер, закатное солнце...
– Соглашайтесь-соглашайтесь, – ободряюще улыбнулся Карский. –Николай Петрович вам такие анекдоты расскажет – не пожалеете!
Рита уловила в его словах неясную пока просьбу. Вымучено улыбнулась:
– Хорошо, я попробую уговорить мужа...

*   *   *
Из дневника

"Весь вечер я напрасно прождала москвичей в столовой – на ужин они не пришли. Что ж, им вполне могло хватить остатков  вчерашней роскоши... Жалко только, что пришлось выслушивать разглагольствования Ивана Ивановича, заведующего нашей турбазой. Все вокруг словно взбесились – он стал выспрашивать меня, а правда ли, что маленький черный мужчина с бородкой и есть главарь знаменитой солнцевской группировки? И знаю ли я, за какую сумму они собираются купить наш водоканал? Делать людям, что ли нечего, как сочинять небылицы? И кто только эти сплетни распускает?"

*   *   *

Присмотренный Юматовым вчерашним вечером бережок идеально подошел для вечернего застолья. Вместо скатерти был использован один из пледов, прихваченный запасливым Николаем Петровичем из своей спальной комнаты, бутылки пива и снедь мужчины так же принесли из холодильника директорского домика.
Раницкий с умением истинного волжанина взялся чистить длинную узкую чухоньку. Он налил в свою кружку "Старого мельника" и с удовольствием глотнул пивка, о котором они только вчера мечтали с Ритой.
Москвичи и Маргарита Дмитриевна налегали на бутерброды и жареную сомятину. Но вот Юматов вытер бородку салфеткой, извлеченной из маленького пакетика одноразовых дорожных бумажных платочков, и тихим голосом произнес:
– Да уж, а нам за вторую половину дня похвастаться нечем... Объехали железную дорогу, "Нефтехим" и кирпичный завод с нулевым результатом.
– Вас не пустили на территорию, вы не с кем не переговорили? – уточнила Мари понятие "нулевой результат".
– Да нет, мы всюду встречались с людьми. На железной дороге – с главным бухгалтером, на кирпичном заводе  – с директором, а на "Нефтехиме" с замом по финансам... И знаете, что любопытно? Они все не признают перед водоканалом никаких долгов!
– Как вы сказали? Никаких долгов? – Мари показалось, что она   ослышалась.
– Никаких!
– Вот это да! – Мари схватила свой блокнот, в котором весь день делала для себя выписки. – Вот это да... –  Она лихорадочно листала страницы.
Правильно! Вот почему такими вежливыми были главбухша и Марина Геннадьевна! Они обе знали, что переданные для взыскания москвичам долги  – спорные, а скорее всего просто липовые... Ну конечно! На каждом из перечисленных Юматовым предприятии суммы одной и той же задолженности висели свыше трех лет... При отсутствии признанных сторонами актов сверки такие долги не взыщет ни один арбитражный суд!
Рита еще раз перепроверила цифры  – увы! Так и есть... Она посмотрела на Карского и Юматова, отметила нужные цифры и протянула им блокнот.
Карский присвистнул, Юматов промолчал, но его черные брови сомкнулись на переносице. Потом он спросил:
– А у вас есть данные по кожзаводу и заводу свинцовых аккумуляторов?
– Сейчас посмотрю...
Мари открыла нужную страницу и наконец поняла, почему ей так не нравились эти цифры: долги предприятий, заработанные ими в течение последнего квартала, в несколько раз превышали их  годовое водопотребление.
–   Похоже, и здесь липа, – она пояснила, почему.
Москвичи удрученно молчали. Наконец, Карский не выдержал, и сказал вслух то, что не решились произнести Рита и Юматов:
– Так что ж получается, нас пригласили в качестве фокусников, обязанных из воздуха раздобыть деньги?
Юматов задумчиво протянул:
–  По условиям общего договора, Твердохлеб в любом случае должен оплатить командировочные...
Карский хмыкнул:
– Видал я такие командировочные в гробу и белых тапочках! Я  поставил на уши пятнадцать человек в поисках реальных  покупателей на эти долги и эту продукцию, а в результате мне грозит слава пустобреха, который торгует воздухом! Три дня работы псу под хвост! Коля, мы с тобой теряем не деньги – мы  теряем время, за которое их можно заработать в другом месте!
– Подожди с эмоциями... А если поискать деньги в авансах подрядчикам?
Мари пожала плечами:
– Я еще не все долги успела просмотреть... Завтра к вечеру наверное, все окончательно прояснится...
Раницкий пил пиво и помалкивал. Он всегда считал, что большие деньги  – большие проблемы, и почти был готов с утра пораньше в субботу сесть за руль "Вольво" и поехать в сторону родного Саратова. Ну, проездили три бака бензина, не смертельно. Когда б еще на природу так лихо выбрались всем семейством? А еще бы лучше, уехать в понедельник, прихватив выходные...
Юматов напряженно думал. Как могло случиться, что Твердохлеб обвел их с Карским вокруг пальца? Впервые за много лет работы с водоканалами он попадал в такую глупую историю. В конце концов, уехать можно и в воскресенье – все равно в Москве в выходные делать нечего. А до воскресенья нужно найти какое-то решение. Совершенно нестандартное, чтоб утереть Твердохлебу его гордый насмешливый нос.
Карский тоже думал. Он думал о том, что зря не настоял на поездке в областной центр – там, в управлении ЖКХ или соответствующих отделах областной администрации сидят жадные до дармовых  денег чиновники, которые наверняка весьма своеобразно, исключительно исходя из соображений личной карманной выгоды, кроят бюджетные деньги. Твердохлеб не похож на человека, знающего тонкие составляющие бюджетных решений. Конечно, судиться с властями – последнее дело. Но кто сказал, что с властями невозможно договориться? Весь вопрос в суммах и пропорциях... Только и всего. И почему только его мозги так устроены, что запоминают цифры и данные избирательно, зачастую вопреки его желанию? Раз пять ему называли сумму, а он ее так и не запомнил... Он в очередной раз сделал неслышный комплимент своей памяти и спросил Риту:
– Какая у них задолженность по зарплате?
Она назвала сумму.
Карский прибавил к ней сумму необходимого ему заработка, сумму накладных расходов – возможный чиновничий интерес, сравнил полученную цифру с областными долгами  – так, мелочь, десятая часть... Наверняка вопрос совершенно решаемый...  Нестандартными методами.
– Ребята, давайте жить в соответствии со знаменитой русской пословицей – утро вечера мудренее... Я предлагаю выпить пива – просто так, без тостов...
"Кажется, Эдик что-то придумал..." – Юматов попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученная и грустная.
– Я не возражаю... По-моему, пора перейти к неофициальной части ужина. Вот, помнится, в Голландии был со мной случай...

*   *   *

Москвичи проводили Риту и Раницкого к гостевому домику – и, разложив по местам прихваченные для ужина атрибуты, зарядившись табаком, снова вышли на улицу. Они прошлись по рощице, наконец остановились у старой поваленной березы, ствол которой вполне мог служить скамейкой, присели покурить.
–   Похоже, ты что-то надумал?
Вопрос Юматов задал почти шепотом.
– Ну да... Хочу поработать с бюджетными долгами. Через область. Махнуть бы завтра туда... А еще лучше – в Москву. Быть не может, чтоб не нашлось общих знакомых, ты же знаешь, как решаются такие вопросы...
Юматов насмешливо хмыкнул.
–  Опять на подвиги потянуло?
– Разве это подвиги – помочь ближнему рассчитаться с долгами?

Они помолчали, но вот Юматов затушил окурок и бросил его наземь.
– Пожалуй, мыслишь ты верно...
– Поездка в Москву – если бестолково – за мой счет... Хочу с утра попросить Раницкого отвезти меня в область...
– Давай, действуй. Успеешь обернуться до понедельника?
– Попробую.
– А я останусь. У меня тут тоже кое-какие мыслишки возникли. Слишком небедно здешнее руководство живет...
– Коля, ты с этим поосторожнее... Путь опасный... Не дай бог на чей-то хвост наступишь...
– Да уж постараемся держаться от гадючьих хвостов подальше... Не привыкать. Буду в пятницу вечером развлекать нашего клиента.
– Как тебе наша бухгалтерша?
– Ты знаешь, неплохо. Цепкая дамочка, вдруг и впрямь что-нибудь накопает?
Карский улыбнулся.
– А мне жалко, что она здесь не одна...
Юматов раскатисто рассмеялся:
– А я-то думал, что я один на белом свете грешник!
– Не списывай меня со счетов, я тоже еще на кое-что гожусь! – подколол его Эдуард. – Думаешь, не вижу, как ты местным дамочкам глазки строишь!
–  Исключительно в деловых целях! – возразил ему Юматов.
– Так я тебе и поверил, старый ловелас! Ты лучше скажи, как твой сотовый  – дозвонюсь, если понадобиться?
– Конечно... Все сработает, как часы.

*   *   *

...Мари проснулась среди ночи и резким движением села на постели, обхватив руками ноги.
Она опять что-то упустила. Но что? Что она могла забыть? Такое чувство, словно ищешь хорошо знакомую вещь – помнишь, как она выглядит, где должна лежать, можешь описать ее до мельчайших деталей – но не можешь вспомнить одно-единственное слово – то, которым искомая вещь называется, и потому никак не можешь объяснить окружающим, что же именно ты ищешь...
Вода... А без воды и не туды и не сюды... Толочь воду в ступе... Сколько воды утекло... Не плюй в колодец, пригодиться воды напиться… Нельзя дважды войти в одну и ту же реку...
Так что же она забыла? Что?

*   *   *
                Из дневника

"Сегодня утром наши солнцевские бандиты разделились – Карский укатил куда-то с водителем на белом "Вольво". Интересно, почему все гангстеры предпочитают транспорт белого цвета? Впрочем, странно, что у них "Вольво" а не "Мерседес" или джип – те более стильные машины... Зато Юматов с утра появился у моего домика, постучал в дверь и стал нудно извиняться за вчерашний вечер – мол, дорогая Валерия Геннадьевна, прости-пойми, не все в наших руках, люди мы подневольные, служилые и прочую чушь...
Любопытно, кому он служит? Денежным знакам, что ли? Но – не суть, важно, что этот вечер он клятвенно обещал посветить исключительно моей персоне. Предложил довезти меня до рабочего места на директорской "Ниве". Я отказалась – моя девятка может мне понадобиться среди дня, стоит ли из-за минутной прихоти лишать себя свободы передвижения? Конечно, вслух я пояснила свой отказ совершенно иначе – мол, не стоит к нашим нарождающимся отношениям привлекать излишнее внимание, на что Юматов сообщил, что он человек почти что свободный, а посему на всякое внимание ему – апчхи! – но мое мнение, он, как истинный джентльмен, чтит и уважает.
Вот зануда! С другой стороны, поскольку мой суженный-ряженный выходные проводит исключительно в кругу своей семьи, то перспектива пофлиртовать с заезжим москвичом не так уж и плоха...
Да, кстати – вчера давали зарплату. Сегодня наш Цыганов будет злой, как сто чертей – слесаря и машинисты однозначно перепьются, что-нибудь да учудят. У нас как зарплата – так стихийное бедствие для некоторых служб. Хорошо, что в моей лаборатории одни бабоньки – у этих другая проблема, целый день будут предвкушать, на что они пойдут деньги тратить, или начнут ныть – кому долги отдавать... Это как в анекдоте – "Что ты сделаешь, если выиграешь в лото миллион? " – "Как – что? Раздам долги!" – "А остальные?"  – "А остальные подождут!"
Кстати, мне бы тоже было неплохо прибарахлиться – уже лето, а где мой новый купальник? Срочно надо заняться своей персоной!"

*   *   *

Юматов задался целью о расчетах с водоканалом переговорить лично с директорами кожзавода и завода свинцовых аккумуляторов.
Марина Викторовна, начальник абонентского отдела, вежливо пояснила ему, что эти руководители славятся крайне своеобразными характерами и практически никогда не общаются с представителями водоканала лично. И потому при всем желании оказать господину Юматову содействие в таких встречах она не в состоянии – разве что предоставить ему их служебные телефоны да имена.
Николай Петрович еще раз нехорошо про себя усмехнулся – получалось, что ему вежливо, но верно передавали роль эдакого бульдозера – там, где пехота не пройдет...

Он елейным голосом поблагодарил Марину Викторовну за содействие и под диктовку суровой дамы записал необходимую ему информацию.
Они с Ритой сидели в крошечной комнатке, выделенной им для работы в самом управлении. Рита с головой ушла в цифры, ворочая пухлые папки отчетности и расшифровок по счетам. Юматов не отходил от телефонного аппарата – он сотый раз накручивал  допотопные диски, пытаясь через защитные укрепления, создаваемые личными секретарями, главными бухгалтерами и какими-то непонятными замами и помами прорваться на уровень первых лиц. Часам к одиннадцати ему повезло: его пообещали до обеда принять на кожзаводе, и он уехал на вымученную встречу. Они договорились с Ритой пообедать врозь в городе – Юматов хотел взять измором директора завода аккумуляторов – приехать к тому после кожзавода и пытаться решать вопрос на месте.

*   *   *

Кабинет директора кожзавода оказался просторным помещением, отделанным стильно и современно: высокие потолки, кремовые стены, хрустальные светильники, итальянская мебель под мрамор, стильные кожаные кресла и тут же кожаный деловой уголок с низким журнальным столиком – для приватных бесед, пластиковые окна, кондиционер, уголок с импортным фонтанчиком и крупными, в человеческий рост, растениями.
Александр Арамович, восседавший за кабинетным столом, оказался высоким колоритным армянином лет за пятьдесят, его живые черные глаза резко контрастировали с благородной сединой волос. Он поздоровался с Юматовым за руку, говорил раскатисто, и почти без акцента:
– Не могу сказать, что рад вас видеть по поводу своих долгов за  водоснабжение, но присаживайтесь, Николай Петрович, я уважаю настойчивых людей...
Александр Арамович был наслышан о заезжих москвичах, якобы знаменитых московских мафиози, и решил встретиться с Юматовым исключительно из чувства любопытства.
– Сразу предупреждаю – с долгами я не согласен, а потому платить ничего не собираюсь...
– Я наслышан о вашем настрое от подчиненных и других людей, – Николай Петрович все еще не надумал, как ему удобнее построить разговор. – Наслышан. Но мне никто не объяснил, почему вами принято такое решение – долги не признавать и не платить...
Директор рассмеялся, обнажая ряд ровных, удивительно хорошо сохранившихся для его возраста, зубов.
– Все очень просто: это чужие долги.
– Как – чужие?
– В прошлом месяце на водопроводной сети произошла авария... За территорией нашего завода, на спорном участке – мы тут между собой никак договориться не можем – чья это труба, водоканала, жилищников или завода... Водоканал рассчитал, сколько воды утекло за две недели, пока они там возились, а счет предъявил нам – себе, водоканалу, выставлять невыгодно, жилищникам – а что с них взять? Те им и так не платят, ну а наш завод работает вполне исправно, вдруг с перепугу надумаем что-то заплатить...
После его объяснения Юматов сразу понял, насколько сложно узаконить такого рода долг. Что ж, похоже, что денег и тут не предвидится...
Он поинтересовался у словоохотливого армянина, как часто у них с водоканалом случаются такого рода недоразумения и каким образом они разрешаются. Тот, все так же посмеиваясь, пояснил, что раза три в год – точно, и решаются всегда одинаково – все мы люди, все в одном городе живем, у всех у нас проблемы, все друг к другу обращаемся... Опять-таки, в одной компании на охоту ездим и в сауну париться идем... Ну, повисит по документам полгода бешенная сумма долгов, а там глядишь, после очередного застолья вдруг ее и нет... Так все и решается... Да, кстати у него тут скоро обед с одним хорошим другом – коммерческий директор обувной фабрики, кстати, из Москвы, не желает ли Николай Петрович познакомиться? И пообедать? Мир тесен – это только кажется, что страна большая, но Александр Арамович совершенно уверен, что где-то раньше господина Юматова встречал... Совершенно...
Юматов пожал плечами – не напоминать же господину Нахапетяну, что пятнадцать лет назад была у них короткая встреча по вопросу его несанкционированной советским государством хозяйственной деятельности... Дело сочинских цеховиков... Впрочем, к чему воспоминания? Тем более что гражданин Нахапетян проходил там как случайный эпизодический свидетель... Николай Петрович подумал, и решил согласиться пообедать вместе – вдруг еще что любопытное в приватной беседе всплывет?

*   *   *

Полдня Карский совершенно бесполезно потратил на попытку проникнуть в несколько намеченных им административных зданий – пропускная система срабатывала четко, в недрах чиновничьих  муравейников не было лиц, заинтересованных во встрече с назойливым москвичом.
Раницкий чертыхался про себя – из поездки он сделал вывод, что совершенно не рад внезапной роли персонального водителя. Он вынужден был то часами просиживать в раскаленном салоне, поджидая московского дельца, то сломя голову мчаться  на другой конец города. От тоски спасали лишь радио и газеты – он не  обращал внимания на кричащие заголовки о возможной продаже "Нефтехима" новым владельцам – крупной московской холдинговой компании "Интер-Азия",  а неторопливо разгадывал кроссворды и слушал по радио парад хитов.

Обедать Карский потащил его в ресторан. Раницкий, давно понявший, как ненадежна и шатка возможность заработков в этой глубинке у москвичей, про себя удивился широкому жесту Эдуарда – сам он вполне мог обойтись парой сосисок с булочками и бутылкой минералки, но отказываться не стал.
Ресторан назывался громко: "Европа", но кормили здесь почти как при социализме комплексными обедами, только цены у этих комплексов составляли четверть зарплаты Раницкого.
Эдуард Генрихович поморщился, глядя в  меню, и тут же договорился с официанткой о некомплексном обеде. Он заказал каждому по мясному салату, окрошке и куску печени с гарниром. Просто, но сытно. И по тому, как учтиво общалась с ним официантка, и как охотно она улетучилась исполнять его заказ, Раницкий понял, что Эдуард не выпендривается – он так живет. Давно. Может быть, всегда. Он почувствовал едкую горечь  взыгравшего самолюбия – нет, он не завидовал ни работе Карского, ни его доходам, ни его проблемам – просто в очередной раз он  подумал о том, что жизнь почему-то не заладилось, и ему не получается быть в ней хозяином – даже таким замотанным и проблемным, как Карский. Жизнь определила для него место прислуги, наемного водителя, и пусть случайно, пусть ненадолго – но так и есть, не хозяин, слуга, и это злило. И радовало, что лицо Карского не было особенно довольным.
Эдуард поковырялся в салате, с аппетитом уничтожил окрошку и задумчиво застыл над куском печени, вяло шинкуя его ресторанным ножом на узенькие полоски.
– Ну что, Александр Янович, план номер раз не сработал,  переходим к плану номер два…
– Что за план? – вежливо поинтересовался Раницкий.
Сытный обед несколько приподнял его настроение, и Александр решил не лезть в дебри размышлений, а просто отдохнуть в прохладе под неназойливый шумок кондиционера.
– Еду в Москву…
Через час они были в местном аэропорту, где Карский  совсем просто, без очереди купил билет на московский рейс, отдал Раницкому деньги (в компенсацию затрат на бензин и на амортизацию автомобиля, как пояснил Эдуард), и уже в полчетвертого оказался в родном заведении, что скромно  примостилось в Нагорном переулке.
Распространяться своим сослуживцам о возникших проблемах он не стал – сразу прошел к шефу, который принял его без очереди, выслушал и тут же уткнулся в свои телефонные талмуды. Через три звонка для Карского стала ясна программа проведения выходных –два важных деятеля с поволжских берегов интересовавшего его областного центра согласились с ним встретиться – депутат Государственной Думы и серьезный чин из Министерства нефти и газа.
Кабинет шефа Эдуард Генрихович покинул почти окрыленный: ему показалось, что в конце тоннеля забрезжила слабая полоска света.
Раницкий из аэропорта сделал небольшой крюк – заехал на местный рынок. Здесь он  купил пять кило привозной черешни и килограмм ранних среднеазиатских абрикос. У него в голове возникало множество идей фантастических трат, но пока он не решался поддаться соблазну, ему хотелось посоветоваться с Ритой.
Причина его эйфорического состояния объяснялась достаточно легко –сумма, так запросто выданная ему Эдуардом, представляла две зарплаты технического редактора Александра Яновича Раницкого.

*   *   *

Обещанный Твердохлебом москвичам совместный ужин в пятницу благополучно сорвался – Сергея Сергеевича неожиданно вызвали в областное управление ЖКХ – история с нефтяными пятнами  получила продолжение, еще несколько провинциальных городов пожаловалось на плохое качество воды, и в управлении ЖКХ наконец-то, в пятницу вечером ближе к шести, забили тревогу.
Впрочем, сорвался ужин скорее всего только для Твердохлеба – заведующая столовой получила указание накрыть скромный стол персон на восемь-десять в директорском домике.

Юматова развлекали Валерия Геннадьевна, заведующий турбазой Иван Иванович, Марина Викторовна, к званому столу было приглашено и все шумное семейство Маргариты Дмитриевны – разумеется, за исключением Крошки Ру.
Ужин был приготовлен в сельском стиле: отварной картофель, капустный салат и овощной, жареные грибочки – шампиньоны, огромные свиные отбивные – каждая размером в добрую мужицкую ладонь, жареные лещи и домашние колбаски по-селянски – вроде бы и немного, но сытно и от души.
Детей из-за стола – ангелоподобных Надюшку с Наташкой и смугляночку Динку – отправили пораньше на танцплощадку, где массовик-затейник устраивал вечернее шоу.
Иван Иваныч, далекий от экономических проблем, оказался настоящей душой компании – даже хитроватая Марина Викторовна стала рассказывать забавные шутливые анекдоты и отплясывать цыганочку.
Рита воспользовалась моментом – договорилась с Иван Ивановичем взять на целый день лодку и отъехать на острова. Юматов от поездки отказался, сославшись на какие-то новые бумажные дела, которые ему необходимо было завершить за выходные.
Но вот и они все решили пройтись на танцплощадку. Сразу на крыльце к Марине Викторовне подошел супруг, Юматов прихватил под руку Валерию Геннадьевну, и вся компании зашагала к Волге.

*   *   *               

Из дневника

"Вчера вечером Юматов взялся за мной ухаживать. Мы с ним совсем немного побыли на танцплощадке – он сам предложил мне спуститься к Волге.
Кстати, он вовсе недурно целуется. Честно говоря, со своим суженным-ряженным я изрядно подзабыла, как это делается. Что значит многолетняя привычка! Все притупляется...
Вечер был весьма неплох, если не считать комаров. И телефонного звонка сотового, который раздался вдруг в десять ночи.
Господин Юматов страшно извинился и полностью исчез. То есть, все мои ночные планы обратились в дым. Ужасно! Начинаешь комплексовать – что не так, хотя я прекрасно понимаю, что у него действительно могли быть какие-то необязательные для посторонних ушей разговоры.
Да, еще: обо всем производственном он молчит, как партизан на допросе – ни звука! Ни о том, куда исчез его друг Карский, ни о своих впечатлениях о нашем предприятии... Не человек – могила. Диву даюсь – я привыкла, что деловые мужчины с радостью скатываются на обсуждение своих проблем... А здесь – полный ноль. И на выходные ничего не обещал... Что ж, буду сегодня весь день загорать на пляже – и у меня может быть отдых..."

*   *   *

Ранним утром полусонные девчонки и Раницкий поставили в присмотренную Маргаритой Дмитриевной лодку баулы с провизией, пледами и смиренно заняли местечки. Рита с Крошкой Ру на руках  и зачехленными удилищами под мышкой, прыгнула в лодку последней.
Они немножко попререкались с Александром по такому простому вопросу как кто из них сядет за весла: Раницкий полагал это занятие исконно мужским, Рита считала его вполне для себя  приемлемым – в качестве утренней разминки. Крошка Ру, переданный Ритой Динке на руки, заслышав хозяйский спор, заволновался, стал возмущаться звонким писклявым лаем и вырываться на днище юркой "Форельки", что было чревато любыми последствиями для всей веселой компании. Динка громко заверещала и на всякий случай сообщила всем присутствующим, что она вполне может выпустить на пол непоседливого леврета, две милых племянницы ее поддержали не менее тонкими визгливыми голосами:

– Тетя Рита, а Крошка Ру сейчас за борт выпадет! – кричала Надюшка.
– Дядя Саша, я сейчас вместо Крошки Ру упаду в воду! – перебивала ее более боязливая Наташа.
Семейный спор пришлось срочно перевести в тональность сплошной любезности – Крошка Ру тут же успокоился и нежно прижался к Динке.
В конце концов, победил здравый смысл: они поделили весла, чтоб и Маргарита Дмитриевна смогла почувствовать привлекательную весельную тяжесть, пока лодка отходит от берега, и весла работают в ритме шестов, а потом, на удалении, где уже нужно было грести, весла со скрипом поместились в уключины и жилистые руки Раницкого уверено совершали гребок за гребком.
Еще вчера Рита присмотрела парочку островков вверх по течению, разделенных неглубокими протоками. И теперь их лодчонка отчаянно продвигалась вдоль берега подальше от турбазы.
Александр греб с полчаса, пока лодка не поравнялась с зарослями рогоза, что обрамлял остров с нижней стороны. Еще немного усилий – и крошечная песчаная бухточка открылась взору путешественников. Раницкий передал весла Рите и спрыгнул за борт – вода оказалась не глубокой, ему по грудь, он медленно зашагал по песчаному дну, потянул за собой на веревке лодчонку.
Через несколько минут вся компания уже высаживалась на острове – Александр загнал "Форельку" почти целиком на песок, обмотал веревку на всякий случай вокруг ствола молодого, но уже вполне высокого тополя, и взялся выгружать баулы.
Девчонки наперегонки с Крошкой Ру, умудрившегося за всю дорогу ни разу не намочить лап, умчались исследовать остров. Он оказался небольшим – метров сто на пятьдесят, с парочкой замечательных полянок, обустроенным местечком для шашлыков – несколько заботливо привезенных кирпичей обрамляли ямку для костра, с массивными бревнами, вполне пригодными для использования в качестве скамеек.
Они наскоро позавтракали тут же, на полянке у темного пепелища старого костра, и занялись кто чем – Раницкий решил подремать, девчонки отправились загорать и резаться в карты, в Крошке Ру проснулся дух исследователя и охотника – он нырял в кусты, и челноком обшаривал островок, Рита же достала удочки, ведро и  отправилась рыбачить.
Она выбрала длинную пластиковую удочку с продолговатым двухцветным поплавком – ярко-оранжевый верх и болотно-зеленый низ, проверила грузила, крючок – маленький, на рыбную мелочь, отломила от хлебной краюшки кусочек мякиша, скатала его в аппетитный шарик, насадила на крючок и ловко закинула наживку в воду. Не прошло и минуты, как по осторожному покачиванию поплавка стало понятно, что началась поклевка. Но вот поплавок вздрогнул и решительно стал погружаться в воду – Рита ловко подсекла леску и резким движением вытянула из воды  поблескивающую глянцевыми болотными бочками красноперку. Через несколько секунд рыбешка оказалась в ведре. С азартом истинного рыболова Рита тут же сменила наживку и снова забросила удочку в воду.
От рыбалки ее оторвал Раницкий – тот отоспался, и почувствовал некое томление духа и тела, требовавшее действий. Он с  удивлением обнаружил, что на такую нехитрую приманку, как кусок столовского хлеба, Мари уже наловила три десятка рыбешек.
– Если хочешь ловить рыбу – возьми в чехле удочку, – предложила ему Рита.
– Не-а... Не хочу. Ты мне лучше скажи, что ты собираешься с этой мелочью делать?
– Есть два варианта: съесть сразу, сегодня запечь на угольях, или отвезти в домик, засолить. И посушить перед отъездом или прямо соленую повезти сушиться домой.
– Это уже три варианта, я еще считать не разучился, хоть и не бухгалтер... – подкольнул ее Александр. – А ты так и будешь всю жизнь мыслить вариантами?
Она рассмеялась.
– Перестань вредничать, раз не хочешь ловить рыбу, то лучше займись костром...
– Рано еще... – он подошел к ней поближе и осторожно обнял за плечи, и так же бережно и осторожно спрятал свое лицо в копне русых волос.
Несколько минут они стояли не шелохнувшись, прильнув друг к другу. Идиллию нарушила дернувшаяся у Риты в руках удочка – но рыба сорвалась, и в воздухе засвистел опустевший без наживки крючок.
– Так, похоже, рыбалка благополучно завершена... – прошептала Рита.
– Ага, – согласился Александр. – Плохо, что мы тут не одни...
– Оставим на полчаса или часок девчонок, съездим на соседний островок... – Рита кивнула на остров, что находился метрах в тридцати от того, на котором они сейчас были. – Там, похоже, никого...

– А ты не боишься эту лихую компанию оставить без присмотра?
– Рассчитываю на твой здравый смысл...
Раницкий рассмеялся и взял удочки:
– Официальная версия – поехали ловить больших лещей...
Через пять минут лодка отчалила от берега, оставив на песке  преисполненного недоумением Крошку Ру. Пес не решался броситься вплавь за хозяевами и растеряно оборачивался на девчачью компанию, как ни в чем не бывало режущуюся в карты.
...Этот островок оказался совсем крошкой – несколько юных тополей, кустами вылезшие из песка, которые позволяли чувствовать себя защищенными от нечаянных взглядов каких-то случайных в этом безлюдье лодочников,  и заросли осоки.

Александр бросил плед на траву, и шумно повалился наземь, увлекая за собой Риту. Лоскутки купальника и плавки благополучно повисли на стеблях осоки. Два нагих тела соприкоснулись, дабы как можно скорее слиться в единое целое. Он с наслаждением ощутил, как его чересла погрузились в жадное, охочее до их визитов, лоно.
Рита счастливо рассмеялась.
– Ты что? – тихо спросил он.
– Да так, вспомнила "Тысячу и одну ночь"... Цитирую: "...и она обняла ногами его талию..." – Рита бесшумным движением повторила жест арабской красавицы. – Так лучше? – шепнула она ему на ухо.
– Ага... – он поймал ртом ее улыбчивые губы и несколько минут они молчали, поглощенные друг другом.
Но вот молчание сменилось тихим восторженным постаныванием, завершившимся коротким довольным вскриком.
Еще несколько минут они не решались разомкнуть соприкосновение своих тел, наслаждаясь истомой насыщенной близости. Но вот слабым движением он покинул гостеприимное лоно, и, совершенно довольный прильнул к ней всем телом.
Спешить не хотелось, два счастливых островитянина грели свои нагие тела в лучах июньского солнца, нехотя прикидывая, сколько времени им еще можно умыкнуть для уединения.
Идиллию нарушил шум лодочного мотора – Александр приподнялся, и увидел, как небольшая лодка причаливает к бухточке покинутого ими острова.
– Рита, у девчонок гости... Похоже, семейная пара...
Она уже успела надеть купальник.

– Возвращаемся в темпе спринта...
– Ага...

*   *   *

Здесь действовали известные всем волжанам законы – на  территорию уже занятого острова можно заходить лишь с разрешения первопроходцев.
Крошка Ру посчитал вновь приехавших наглыми грабителями, посмевшими покушаться на неприкосновенность хозяйских ценностей – он выбежал на бережок, широко расставил ноги в бойцовой стойке, нервно напружинил все три с полтиной килограмма своего веса и яростно залаял, скаля мелкие острые зубы.
– Ой, проспали... – вздохнула женщина, увидев на острове отчаянно шумевшего пса. – Занято...
Раницкий быстрыми взмахами весел гнал лодку к знакомому берегу.
– Это ваше "чудовище" так шумит? – женщина обернулась к Рите.
– Наше, наше...
– А можно, мы тихонечко, с той стороны пристроимся отдыхать?
Мужчине, что замер у мотора, было за пятьдесят, и выглядел он совершенно заурядно – тихим, домашним семьянином, женщина была под стать ему – без претензий на спокойном, кругловатом  лице.
Рита вопросительно посмотрела на Александра – тот пожал плечами, что могло означать лишь одно – "да ради бога", и обернулась к приезжим:
– Ну, если мы не помешаем друг другу – у меня компания шумная...
– Да мы сюда каждые выходные ездим... Как-нибудь уживемся... Мы с той стороны тогда остановимся... – моторка, заурчав, стала тихо отходить вдоль острова.
"Форелька" причалила к берегу.
– Ру, успокойся, можно, я разрешаю...
Пес недовольно фыркнул : "Вот и работай на вас, благодарности ни в жизнь не дождешься!" –  и  убежал к девчонкам.
Те уже бросили карты и старательно нанизывали на шампура мясо для шашлыков.
– Эй, мелюзга, вы куда спешите? Сначала делают костер, уголья, а только потом занимаются мясом... – остановил их Раницкий. –   Ну-ка бегом за деревяшками для костра!
Мари поняла, что изготовление будущих шашлыков под надежным присмотром Раницкого, и заняла освободившийся после утреннего Сашиного сна плед – оттащила его в тенек и, совершенно довольная жизнью,  растянулась подремать.
– Мари, да ты никак соня?
– Не мешай и не отвлекай... У твоего пледа смена почетного спящего караула...  Впрочем, если хочешь, я подвинусь...
– Нет уж, нет уж! А вдруг наши куклы спалят пол-острова? Я лучше займусь их воспитанием...
– Ну-ну... – она зажмурила глаза, чувствуя, как ее обволакивает мягкая дрема.

*   *   *

Она проснулась от сочного запаха свежеиспеченного мяса.
Приподнялась на пледе – три русых головы и одна темноволосая склонились над покрытыми сизым пеплом угольями, четыре носа забавно морщились, пытаясь по запаху определить, – готовы ли долгожданные шашлыки?
Она потянулась и встала на ноги.
– Эй, ребятня, как стрепня?
– Вставай, соня, обед проспишь! Мы уже тут стол почти накрыли – одни шашлыки остались...
– О-о-ох, – лениво зевнула Рита. – А про рыбу вы забыли?
– Я не представляю, как такую мелочь готовить, – возразил Александр.
– Очень просто –  вариант номер один... Где ведро? Сейчас я все  сама сделаю... – Рита подошла к костру.
Через несколько минут веселая компания принялась за обед.
Аппетит на свежем воздухе разыгрался нешуточный – не прошло и пятнадцати минут, как импровизированный стол опустел.
– Вот теперь самое время заняться рыбкой...
Рита вернулась к костру и осторожно извлекла из золы рыбешек, запеченных прямо не потрошеными в чешуе. Чешуя снималась вместе со шкуркой, косточки и содержимое желудков легко отделялись от нежного белого мяса, оказавшегося сладковатым на вкус. Они присаливали мясо и ели рыбу, заедая ее ароматным пшеничным хлебом.
– Как вкусно!.. – наперебой восхищались девчонки.
– Надо же, никогда не думал, что с удовольствием буду есть такую мелочь... – удивлялся Александр. – Послушай, Мари, а тебе не кажется, что тут чего-то не хватает?
 – По-моему не чего-то, а кого-то... Крошки Ру нет.
– Вот-вот... Мы тут обедаем, а про бедного пса все забыли...
– Так уж и забыли! Небось оставили пару кусочков почерствее... Ладно, отдыхайте, труженики – я тут сама все уберу и поищу собаку...
Убирать, собственно говоря, было нечего – собрать в сумку стаканы, тарелки и шампура. На три минуты работы. Мыть посуду Рита не стала – так, слегка ополоснула волжской водой – все равно придется перемывать на турбазе с мылом.
Она придирчивым взглядом окинула полянку – все чисто, никаких следов застолья, посмотрела на тлеющие уголья и тут же залила их на всякий случай водой, окинула взглядом растянувшиеся на песочке тела девчонок – те о чем-то шептались, дружно подставив лучам уже слегка загоревшие спинки. Александр сидел на бревнышке, зевал, но упорно делал вид, что поглощен чтением какой-то книжицы.
"Ну что ж, пора искать собаку... "
Она посмотрела по сторонам – и решительно направилась в ту сторону острова, где по ее расчетам должна была остановиться супружеская пара.
Она шла по тропинке, среди низких колючих кустов боярышника, как до нее донеслось сквозь темно-зеленую пелену листвы:
– Ну мы же с тобой договорились: я даю тебе косточки и плов, а ты не суешь свой длинный нос в мою сковородку... И что я после такой солидной договоренности вижу?
Голос женщины звучал совершенно неподкупно и строго –настоящий бухгалтерский голос.
Рита улыбнулась – обжорка Крошка Ру не дождался шашлыков, и решил подкормиться с чужого стола... Кусты расступились в стороны, тропинка уперлась в маленькую полянку, на которой дымился крошечный костерчик. Возле костра хлопотала женщина – она на сковородке разогревала какую-то еду, ее спутника нигде поблизости не было видно.
– Ру, а не пора ли тебе домой? – ехидно поинтересовалась мнением леврета Мари.
– Гав! – отозвался тот.

Лай был звонкий, но никак не радостный – констатирующий лай: "Мол, я понял, мадам, что вы за мной пришли, но смею вас заверить, что здесь для меня есть весьма важное занятие – дегустация жаркого, а потому прошу особенно не торопить..."
– Еще раз здравствуйте... Ваша собака меня пасет – ни на шаг не отходит... Он всегда такой назойливый?
– Да нет... Наверное, вы ему просто понравились. Давайте, познакомимся: меня зовут Рита, его –  Крошка Ру.
– Забавное имя для собаки...
– Это из сказки про Винни-Пуха... Там были Кенга – кенгуру и ее сынишка – Крошка Ру...
– А я-то не пойму, что мне это напоминает! – женщина улыбнулась. –А меня зовут Светлана...
– Сейчас я его заберу... Ру! На руки!
Пес вздохнул и послушно подошел к хозяйке.
– Я кому сказала: на руки!
Крошка Ру подпрыгнул – Рита подхватила его и он действительно оказался у нее на руках.
– Здорово! – снова улыбнулась Светлана. – Первый раз вижу собаку, выполняющую такую своеобразную команду.
И снова Риту поразил ее строгий голос.
– А можно вас спросить... Вы, случайно, не главный бухгалтер по профессии?
– А как вы догадались?
– Не могу объяснить...
- Я действительно всю жизнь работаю бухгалтером, и лет пятнадцать – главным... Раньше трудилась в водоканале, а год назад ушла в коммерческую фирму...
– А почему ушли? Многие бухгалтера наоборот мечтают работать на госпредприятии...
– До микроинфаркта доработалась... Плюнула на все, и решила беречь здоровье... И знаете, не прогадала – и денежнее, и спокойнее... Фирма строительная – то дачи строим, то квартиры ремонтируем... Все на предоплате, тишь да благодать! Ни тебе поставщиков, ни подрядчиков, ни реализаторов, ни штрафных –счетов, ни сечения, ни превышения, ни сбросов...
– Как... Как вы сказали?! Сбросов?! – вот оно, то забытое слово, что так ее мучило! Сбросы! Ну конечно, когда она разбирала авиапромовские счета, ей на глаза против строчки "водоканал" попали две цифры – за воду и услуги канализации, и отдельный счет  – сбросы! Она тогда не присматривалась к ним – нужды не было... Сбросы! Вот что от нее ускользнуло!

 – Светлана, я почти ваша коллега – работаю замом бухгалтера на одном крупном предприятии... Только у меня картина другая – из коммерции в оборонку... Вы не объясните мне про сбросы, я в коммерции с таким понятием не сталкивалась – там все коммунальные платежи входили в аренду...
– До перестройки бухгалтером не работали?
– Нет...
– Тогда понятно... Ничего сложного – у каждого предприятия свой особый состав сточных вод – все зависит от производственного цикла, кто что в городскую канализацию сливает... Существуют специальные нормативы по различным видам элементов, которые не должны быть превышены... Но, как правило, практически у каждого предприятия либо время от времени, либо постоянно, есть превышения по тем или иным показателям: у молкомбината – по жирам, у нефтяников – по нефтепродуктам, у гальваников – по тяжелым металлам... Пробы сточных вод отбираются инспекцией водных ресурсов, их состав контролируется лабораторией сточных вод... А в результате должны выставляться особые счета: по  нормативу и за превышения норматива... Вот и все. Разноска счетов идет для предприятий за счет прибыли... Водоканал, практически штрафует своих абонентов, а его в свою очередь, может оштрафовать санэпидемстанция или природоохранная прокуратура...
Но Рита ее уже практически не слушала. Стоки! Превышение норматива! Она же вообще таких счетов не видела! Что это –  ее провели в очередной раз за нос... Или... Или эти счета вообще не выставляются? Просто не выписываются по взаимному согласию действующих сторон?
– Как интересно... Надо же, какие тонкости! А я и не знала... Даже не посмотрела – что у меня там, норматив или превышение...
– Хотите, я вам подскажу – если у вас металлы, вам нужно провести кое-какие дополнительные мероприятия по очистке – и превышений практически не будет!
– Да, конечно...

*   *   *

На турбазу они вернулись совсем вечером – еле-еле на ужин успели. Сдали Ивану Ивановичу "Форельку", почти бегом шли к домику – относили вещи, и последними зашли в опустевший зал турбазовской столовой.

– Мари-и-и, – тихонечко потянул Раницкий, – очнись! По-моему ты сейчас начнешь жевать вместо чебурека масляную салфетку!
Рита с любопытством посмотрела на руку – действительно, оказывается чебурек ею благополучно съеден, в руке – скомканная бумажная салфетка, которую она упорно пытается поднести ко рту.
– Прямо по пословице – мимо рта не пронесешь...  – она улыбнулась.
– Мадам, судя по вашему глубокомысленному виду, в вашей голове родилась очередная финансовая утопия...
– Ага... Целых три. И теперь я думаю – куда исчез Юматов? Было бы крайне любопытно проверить мои утопии примерами из его практики...  И вообще, я хочу в домик. К своим цифрам.
– Приехали! Мари, еще суббота не кончилась...
– Не смертельно, впереди воскресный день...
– Понятно... И куда прикажешь податься бедному еврею?
Мари громко фыркнула – выражение "бедный еврей" у нее ассоциировалось со щуплой сутулой фигуркой седовласого старичка с грустно поникшим крупным крючковатым носом и пегими от седины космами бровей, и этот печальный персонаж никак не походил на русоволосого здоровяка Раницкого. Она выразительно наморщила нос:
– Бедному еврею... Надо податься за пропитанием для семейства – рыбку половить, например...
– Одному? – Раницкий возмущенно хмыкнул.
Тут хор трех девичьих голосов дружно предложил Александру свою помощь и поддержку. За следующие пять минут девичьего гама он понял, что его милые малолетние спутницы не намерены завтра на рыбалке оставить "дядю Сашу" без внимания даже на пять минут.
Рита с трудом сдерживала улыбку, наблюдая за лицом Раницкого, помрачневшим от предвкушения испорченного выходного.
– Оля-ля! Боюсь, что при такой постановке вопроса рыбу мы завтра не увидим... – наконец-то остановила Рита девчонок. – По-моему, от вашего писка рыба с перепуга домчится до самой Москвы... Так что я принимаю волевое решение: вся девичья команда остается завтра на пляже песок разгребать! А Александр Янович поедет ловить рыбу исключительно в мужской компании!
– С Крошкой Ру?
– Да нет же, с Иваном Ивановичем!

*   *   *
Воскресным вечером на турбазу после своей московской отлучки вернулся Карский. Два неполных дня, проведенных им в Москве, вернули ему подрастраченный столичный лоск – элегантный костюм-тройка благородного мышиного цвета, белая сорочка, белый галстук, краешек белого носового платка, импозантно выглядывающий из кармана пиджака и в довершении картины – белые носки и любимые темно-рыжие испанские туфли из телячьей кожи, словно подобранные к любимой трубке.
– С ума сойти, в нашу скромную обитель – столичный денди собственной персоной! – подкольнул его Юматов.
– Угу... Как совещаться будем – вдвоем, втроем и где?
– Бог мой – с порога и такие заявочки! Раницкий, кстати, рыбку коптит. Собственноручно пойманную. Так что званый ужин нам обеспечен.
– Это неплохо...
– Но, судя по тебе, день был проведен вполне официально...
– Конечно... Званый обед на две персоны в ресторане "Пекин". Китайская кухня во всем разнообразии...
– Ну, в таком случае, извиняйте за приглашение, считайте, что вы можете и без наших скромных разносолов обойтись...
– Ладно-ладно в бутылку лезть! Я же не виноват, что у господина депутата пристрастие к юго-восточной кухне...
– Понятно... – весь вид Юматова выражал крайнюю степень недоверия. – И с чего бы у наших депутатов такие экзотические вкусы?
– Память о прошлом... Он же десять лет с Кореей работал... Какое-то производство... Что-то с телевизионной техникой связанное.
– Ну что ж, давай преображайся в дачно-спортивное и соседку кликнем покурить на природе...
– Понял-понял, не тупой, трижды просьба не повторять...
Однако курить им сначала пришлось в компании друг друга на поваленной березе: Рита и Крошка Ру ушли к коптильне, где Иван Иванович, Раницкий и еще пара рыболовов занимались сложным процессом копчения.
Кисло-сладкий запах ежевичных листьев смешивался с терпким ароматом торна и прикоптившейся рыбы, вкуснейший дым медленно полз по земле, аппетитно дразня обоняние скромного леврета.
"Какое безобразие – дышать таким воздухом и не иметь возможности во все это вонзить зубы!" – страдал Крошка Ру. – "Ах, если бы мне было можно вот туда, сквозь эти черные металлические стенки пролезть своим милым носиком... Ох, как бы мне было вкусно! Аж слюнки потекли... Но – увы! Здесь так жарко... Эти противные угли... И такой прочный металл... Но ведь необязательно есть рыбу сейчас – когда-нибудь ее вынут оттуда или нет? Ну конечно, вынут! И вот тогда-то..." – он преданно посмотрел на Риту, оживленно разговаривавшую о чем-то с Александром – голоса веселые, довольные, так что, похоже, вечер будет приятный... Пес лег на землю, с наслаждением втягивая в себя напоенный чудесными съедобными запахами воздух.
– Раницкий, похоже, твои джинсы так пропахнут дымом, что я однажды обознаюсь и начну их грызть вместо копченой рыбы...
– Хотел бы я посмотреть на такую милую картину!
– Вы еще долго?
– Да мы только приступили... Думаю, совсем к вечеру только управимся...
– Понятно. Ужин по графику, а после ужина – так называемый "полужинник"...
– Это еще что такое?
– Ну говорят же – полдник, почему бы полуженик не изобрести?
– Мари, оставь в покое великий русский язык! И без тебя полно желающих его обогатить в кавычках... Давай лучше подумаем, что к рыбке прибавить... По-моему, с пивом будет напряженно...
– Сейчас уточню у Ивана Ивановича и, если не повезет, срочно соберу экспедицию в сторону Малой Елани – там на главной улице магазин допоздна работает...
– О! Смотри – твои московские начальники... В полном составе!  Похоже, так и жаждут, чтоб ты их загрузила пивной проблемой...
– Мне кажется, что тут нас уже заметили! – Карский обменялся с Раницким рукопожатием. – И, похоже, тут кое чего не хватает...
– Эдик, ты когда научишься выражать свои мысли точно? Не хватает пива! И, как я понимаю, нас с тобой сейчас за ним командируют...
– Да-да, под моим чутким руководством... – вмешалась в разговор Мари.
– А мы и не возражаем... – ответил за двоих Юматов. – Где сумки? Я готов!
Раницкий по части дальних походов проявлял разумную леность, и потому лишь поинтересовался:

– А как же разговор с  Иваном  Ивановичем? По части пива?
Рита поняла Юматовское рвение совершенно правильно:
– Саша, народ хочет работать! Он наотдыхался за выходные и ему за счастье пройти два километра до деревни в поисках пивка и трудовых ощущений! А вот Крошку Ру я оставлю тебе на воспитание!

*   *   *

...Они втроем вышли за территорию турбазы и быстрым шагом – Рита в принципе не умела ходить медленно – пошли по проселочной дороге в сторону Малой Елани. И, конечно же, на ходу они обсуждали предстоящую работу.
По словам Карского получалось, что ему дали определенные наметки, но без гарантий, и возможность расчетов выявится только к концу недели. Учитывая медлительность финансистов, оформляющих платежи, три недели могли показаться еще вполне оптимальным сроком. Конечно, вариант для работы, но не блеск. Не получалось красивого кавалерийского натиска и въезда на белом коне генералиссимуса в поверженный стремительным штурмом город. Получалась длительная изматывающая душу осада, перемеживающаяся несмелыми атаками пехоты и яростной артиллерийской канонадой. Тоска!
Мари мгновенно уловила слабые стороны привезенного Карским варианта.
– А теперь мне можно высказать вслух кое-какие мысли?
– Да, конечно...
– Вы ведь давно работаете с водоканалами?
– Шесть лет, – сказал Юматов.
– Четыре года, – отозвался Карский.
– Тогда поясните мне порядок расчетов по сточным водам,  превышениям предельно допустимых нормативов и по прочим  таким вещам...
Юматов с любопытством посмотрел на Риту:
– А почему вас вдруг это заинтересовало?
– Хорошо, начну с конца... Для понятности. Может быть такое, что в водоканале плохо налажен учет да и сама работа по выставлению предприятиям счетов за превышение норматива по сбросам? Положено водоканалу по этим статьям деньги получать, а он их не берет? Не считает нужным? По каким-нибудь причинам внутреннего характера?

Юматов задумался: то, что сейчас сказала им Рита, вполне могло иметь место.
– Вот я подозреваю – но доказать не могу, что можно выставить вполне приличные счета за превышение норматива и "Нефтехиму", и кожзаводу, и заводу аккумуляторов... И что сумма будет вполне соразмерная с тем, что нам нужно насобирать на зарплату... Но я пока не знаю, насколько мои подсчеты и предположения верны...
Карский и Юматов переглянулись.
– А вы знаете, Маргарита Дмитриевна, мне очень нравиться ваша идея... – Карский даже споткнулся. – И я поясню, почему... Слишком нагло себя ведут руководители местных  предприятий. Такое чувство, что действительно они решили для себя все проблемы...
– Интересно только, на каком уровне эти проблемы решены... –  задумчиво потянул Юматов. – Если на уровне генерального  директора – то дохлый номер встревать, а если на уровне исполнителей...  Послушай, Эдик, ты у нас по части водоканальских дел дока, как выглядит вся цепочка работы по выставлению этих счетов?

Эдуард пожал плечами, мол то же мне, нашли тайну,  и стал рассказывать:
-Сначала берутся пробы сточной жидкости. Должен быть акт отбора, подтверждающий что проба взята из оговоренного места –  совершенно определенного канализационного колодца. Потом проба доставляется в специализированную лабораторию. Здесь делаются  соответствующие анализы, оформляются результаты, все фиксируется в журнале, результат передается в инспекцию, где  инспектор сверяет данные с установленными нормативами, а в случае превышения норматива делает расчет штрафных санкций и выставляет соответствующий счет. Вот и вся технология.

Юматов молчал, обдумывая услышанное. Рита не выдержала, и стала как бы думать вслух:
- В таком случае на каждом участке технологической цепочки может идти сбой. Все зависит от степени контроля, насколько он жесткий. Смотрите: первое – не тот колодец. Второе – жидкость для пробы заменяется прямо в машине. Третье – намеренно делаются ошибки  при выполнении анализов. Четвертое – при получении плохих анализов инспектор «забывает» выставить нужный счет. Пятое – начальство намеренно не подписывает уже готовый счет. Шестое – ошибки бухгалтера… Липовая проводка по снятию сумм.

Юматов вздохнул:
–  Да, картинка хоть куда. И к твоим вариантам еще штук семь можно добавить…  Что же получается, полная бесконтрольность и никаких препон?
- Да нет, что вы! Если задаться целью, на каждом уровне можно установить тройную-четверную систему контроля. Те же пробы шифровать и давать для обработки в лаборатория по номерам, и несколько раз в неделю устраивать контрольные проверки.
– Это как?
– Проба делиться на две части, одна сразу в работу, вторая – через день, после анализы сопоставляются: насколько они схожи… Потом сквозная нумерация штрафных счетов, сопоставление  данных лаборатории и инспекции, и еще несколько моментов. Нет, я думаю, что при желании организовать отличную систему  контроля совсем несложно. 
Юматов подумал о том, что им здорово повезло с Ритой, если бы не ее бухгалтерская въедливость и дотошность, то вряд ли они с Эдуардом додумались до проверки штрафных счетов, потыкались бы по пустым долгам, и уехали в свою Москву не солоно хлебавши, а так… А так еще есть надежда, что не зря они приехали в эту глубинку.
- Эдуард, мы сможем хотя бы примерно прикинуть суммы не выставленных штрафных счетов?
– Сложно... Должны быть акты отбора проб инспекции водных ресурсов, соответствующие анализы независимых лабораторий... Да еще все должно быть подписано нарушившей стороной... Но ты знаешь, это мысль… Там очень специфическая система расчетов, штрафы могут быть такие фантастические! Помниться, я однажды слышал про такой случай, когда согласно методике какой-то кондитерской фабрике можно было выставить штраф в двадцать раз превышающий стоимость всех ее активов…
– А пробы разве обязательно должен брать водоканал? –поинтересовалась Рита.
– Не знаю... Вроде бы обязательно...
Рита помечтала вслух:
– Поймать бы их с поличными... "Нефтехим" например... Они же наверняка что-то лишнее сбрасывают в канализацию... Вот, скажем, готовятся к приезду владельцев, наводят в хозяйстве лоск... И чего только не намывают со своего оборудования! А их тут раз – и за руку. Господа: платите денежку! И побольше, и побольше... Вот размечталась, да?
- А может, это и не мечты... А программа к действию, а, Эдик? –  по-своему поддержал ее Юматов.
Карский на миг задумался.
– Так что ж получается, я завтра ангажирую Александра Яновича, с утра мы едем в область, а вы...
– А мы будем пахать здесь, – дополнила его рассуждения Рита.

*   *   *

                Из дневника

"Вот и закончилось воскресенье. Если бы Иван Иванович не взялся коптить рыбу, я бы, наверное, с тоски померла. А так было чем заняться – вечер в тихой компании. Москвичи от нас отделились, даже за пивом ушли в деревню Малую Елань пешком – а могли бы взять у Ивана Ивановича и машину, и катер, да и вообще за пивом послать нашего инструктора по спорту... Иван Иваныч так и делает, когда пиво там или выпивка нужны – отправляет гонца и подчиненных, и хорош! А эти, москвичи, все сами кучкуются... Так  интересно, что они будут делать, где деньги раздобудут на зарплату?
Кстати, завтра ко мне должен заехать мой суженный-ряженный.
Надо будет его порасспрашивать, какие по городу слухи ходят – а вдруг нам управление ЖКХ деньжат подбросит, и тогда этим заносчивым москвичам здесь будет нечего делать...
Иногда я с ужасом думаю – отбери у меня работу, и что тогда останется? Получается так, что на работе у меня жизнь, рядом  люди, которые от меня зависят или от которых и у меня тоже есть какая-то зависимость, а без работы... Без нее начинается пустота и страх. Может, из-за того, что у меня нет семьи? Иногда на меня  нахлынывает такая острая печаль – плакать хочется, а почему – не могу понять, дом – полная чаша, есть постоянный мужчина –  "мой суженный-ряженный", есть родители, подруги... Или лучше не   забивать себе лишним голову? Как жаль, что у меня начисто  отсутствует торгашеская жилка – посмотреть на нашего Цыганова или Ивана Ивановича – ну все люди успевают делать, и на работе показаться и слева подкалымить... Взять даже копченую сегодняшнюю рыбу – наверняка Иван Иванович супругу уже подрядил в город ее завезти на перепродажу..."

*   *   *

Несколько лет назад Юматов работал следователем прокуратуры.
И вот теперь старые навыки и старые связи вполне могли пригодиться. Ранним утром в понедельник из "Нивы" генерального директора водоканала вышел лет пятидесяти респектабельный  холеный мужчина, одетый в деловой костюм, с седой бородкой и  живыми черными глазами.
Через двадцать минут он покинул водоканальский двор. А еще через полчаса от местного автовокзала в сторону остановки  городского транспорта шел добродушный бомж преклонного  возраста, седой полноватый старикан, страдавший отдышкой, в этот жаркий день напяливший на голову засаленный картуз, с  котомкой непонятного вида через плечо.
Старикан с трудом залез в автобус, что шел в сторону "Нефтехима". Ему удалось сесть на одинарное кресло у окна и благополучно без билета доехать до заводского забора. Здесь он прошелся вдоль массивного железобетонного строения, и, недолго думая, свернул в сторону жилых домов. Минут через двадцать он удовлетворенно хмыкнул, обнаружив простенький магазин-подвальчик с торговлей в разлив, где за стойкой скучала пышнотелая продавщица. Бомж был пока единственным посетителем подвальчика. За горсть мелочи он купил кружку разливного пива и пристроился к угловому столику. Коротать время в тишине ему удалось недолго – в подвальчик потянулись завсегдатаи – несколько мужчин еще более неопределенной внешности, чем старикан-бомж, компания из шести молодых накаченных подростков лет семнадцати – загорелых, с перстнями на пальцах и золотыми цепями на крепких шеях, виновато оглядывающийся по сторонам мужичонка средних лет, в деловом костюме и с дипломатом, пара мужиков в годах –плотных, даже толстых, одетых в джинсы и черные рубашки, и еще какая-то публика.
Посетители разошлись по столам-стойкам и принялись общаться за пивными кружками, наполненными прозрачным янтарным хмелем, увенчанным крепкой белой пеной, и нещадно куря –курить здесь не возбранялось, и простенькие пепельницы, вырезанные из пивных банок украшали стойки.
Через час в накуренном мареве бомж нашел нужное ему сообщество собутыльников – трех мужчин, каждый из которых был одет в рабочие брючата неопределенного цвета и блекло-оранжевые жилеты, что должны были обозначать для проезжих  автомобилистов знак "Внимание! Спецработы!". Жилеты мужики из-за жаркой погоды надевали прямо на загорелые торсы.
Бомж выудил из безразмерной котомки пару сушеных рыбешек размером чуть меньше ладошки и пристроился к мужикам. Минут через десять они уже дружно делили бомжовскую воблу, а самый младший Петюня был послан за очередными кружками пива для теплой компании, где уже текла неторопливая мужская беседа.
Бомж искал работу. Простую, немудреную – чтоб кайлом помахать или задвижки покрутить. По его словам получалось, что приехал он из Казахстана, бросив в райцентре с трудом нажитый угол, который ни за какие деньги не удалось продать – местные сговорились не покупать – зачем тратить деньги, если хозяин и так уедет, все равно даром достанется. И вот теперь приехал к сестре, сюда, на Волгу, и ищет местечко, куда можно приткнуться доработать до пенсии.
Мужики работали на "Нефтехиме" в службе главного энергетика слесарями и с удовольствием стали посвящать бомжа в  подробности своей служилой жизни.
 
– Если где и работать, так только у нас, – говорил сизоносый Михайлыч, тот, что постарше, – зарплата почти вовремя – ну  больше месяца задержки не бывает, и приличная – раза в три  больше, чем у жилищников или водоканальских слесарей, да и  спокойнее... Почти вся работа плановая, сплошной капремонт...   Робу дают, инструмент дают, на работу автобусом возят, а если на аварию и в ночь приходиться задержаться – так еще и покормят... –Михайлыч глянул на часы и хмыкнул. – Так, ребята, отбой, пора на объект...
– Ты б это, мил друг, мужичков послал, а сам бы чуток задержался, дело у меня есть... – попросил Михайлыча бомж. Он запустил руку в свою котомку и оттуда раздалось приятное стеклянное постукивание. – Чуток, а?
Михайлыч лишь на миг задумался. Там, в колодце, где сейчас  нужно будет ревизовать задвижку – пока до нее руки дойдут! –  мужики и без него разберутся, ничего не случится, если он на  полчасика задержится...
– Мне бы работенку с общежитием найти... –  гнусавил бомж, подливая в пивную кружку Михайловича водку, бутылку которой он только что извлек из своей безразмерной котомки. – У сеструхи семья большая – со свекровью живет, мне туда никак...
Михайлыч добрым взглядом проследил, как хрустально прозрачная жидкость осветляет пиво, сдул и без того осевшую пену и с  наслаждением прикоснулся губами к напитку. Хлебнул и довольно крякнул – получилось замечательно, то, чего ему так долго не  хватало после вчерашнего выходного... Теперь он был готов любить все человечество, и этого забавного круглобокого мужичка. Так что тот хотел узнать про общагу? Надо ему от души все сказать...
– Тогда иди в ЖЭУ, к коммунальщикам, или в водоканал – у нас с общагой туго, вряд ли дадут... А у тех проще – зарплаты по году нет, они кого угодно принять готовы и общагу дать, лишь бы лямку тянули... – Михайлыч придвинул к старичку кружку, показывая   глазами – "Добавь!".
Мужичок оказался сметливый – отошел с кружками к стойке и вернулся обратно уже с полными, и снова вынул из котомки рыбу – на сей раз копченого окуня, а к нему еще и краюху хлеба.
– Да как же без зарплаты-то год жить? – удивлялся бомж, подливая в пиво водку. – Сдохнешь с голода!
– Так уж и сдохнешь! Подработаешь! – руки Михаловича ловко разделывали окуня. – Вон, как ребята делают: "Бабусь, тебе колонку починить? Плати миллион, тогда и сделаем!" И пока бабулька деньги не даст – им трава не расти, хоть всемирный потоп начнись!
– А где же бабка такие деньги возьмет?
– А с соседями сложиться...
– А если на слесарей властям пожалуется?
– Ну и будет без воды сидеть... Да что бабулькам – тут директорам такие условия ставятся, куда там! Деньги на бочку – и ни одной аварийной работы!
– Да быть не может, чтоб весь город так жил!
– Ну, разве с самого большого начальства никто деньги требовать не будет, там все за бесплатно сделают...
– А если пойду таки в водоканал, а меня на воду не поставят, и попаду я на работу в канализацию? – полюбопытствовал бомж. – Там-то деньги откуда?
– Тоже способы есть. – Михайлович снова подвинул бомжу пивную кружку. Тот плеснул в нее водку. – И ха-арошие способы! Ты к ним в инспекцию в слесаря иди... Пробы брать... Мы знаешь, сколько им отваливаем, чтоб они дерьмо на пробы не из нашего колодца брали, а из соседнего – городской больницы? Раньше больница наша была, а после перестройки ее городу отдали... А больница, она что, после нефти оборудование не промывает... Ты понял?
– Не-а...
– А ладно, мужик, потом как-нибудь поймешь...
– Ты это, Михайлыч, на посошок... А к кому лучше – в ЖЭУ или в водоканал?
- В ЖЭУ – там спокойнее... Зарплата меньше, но подкалымить  можно побольше... И легче – там ты да напарник, не то что вся  бригада... Ты это, давай я у своих поинтересуюсь – а вдруг у нас какое место объявиться? Наш "Нефтехим" в очередной раз  перепродают, как новые хозяева появятся, так и начнут все службы шерстить – где добавить, где убавить... Хочешь?
– Хочу...

*   *   *

Белый "Вольво" накручивал очередные круги по проспектам и улицам областного центра. Карский, уже изрядно  проинструктированный в Москве, время от времени исчезал из  машины. Иногда он просил Раницкого притормозить возле  цветочных магазинов, и надолго исчезал за стеклянными дверьми, возвращаясь назад в машину с умопомрачительными букетами.
Несколько раз он забегал в супермаркеты, оттуда возвращался  держа в руках плотные полиэтиленовые пакеты, из которых иногда доносилось тонкое позвякивание стекла.  А однажды даже заскочил в магазин бытовой техники и вышел оттуда с огромной коробкой. Эдуард не посчитал нужным сказать Раницкому, что именно он купил, но тот по надписи на стенке коробки, которая невзначай  выглянула из пакета, понял, что это стильная кофеварка.
На сей раз двери административных зданий приветливо  открывались перед Карским – он был желанным жданным гостем, которого радушно встречали хозяева и хозяйки солидных кабинетов.
Карскому очень удачно удалось от имени московского депутата  вручить маленький пакетик и большой букет из крапчатых  заморских лилий, сиреневых ирисов и лимонных гвоздик в  качестве подарка к дню рождения одной весьма важной даме, занимавшей пост не то зама, не то первого помощника главного финансиста города.
Дама представляла собой тридцатипятилетнюю особу, курносую, круглолицую, пышную – не меньше пятьдесят четвертого размера, с копной крашенных рыжих волос, уложенных в замысловатую прическу, на треть состоявшую из лака, на треть из начеса и на треть из игривых дворянских локонов. По случаю дня рождения на ней был ярко-красный воздушный шифоновый костюм – просторная кружевная блуза и длинная пышная юбка.
– Дорогая Нинель Васильевна, примите пожалуйста скромный знак внимания от Петра Павловича… – Карский вручил букет и маленький, в два спичечных коробка, празднично заколотый миниатюрным бантиком пакетик из золоченной фольги. – И, если не возражаете, от меня лично… – он протянул ей коробку с кофеваркой. – Петр Павлович говорит, что ему в Москве очень не хватает вашей помощи… Мечтает там увидеть вас в качестве своей помощницы…
Нинель Васильевна кокетливо заулыбалась:
– Как мило с его стороны помнить о моем дне рождении… Как он там устроился?
– Да можно сказать неплохо… Хотя, как вы понимаете, по московским меркам  возможно и  невозможное…
- Простите, я не запомнила ваше имя…
- Эдуард Генрихович. Карский.
- Вы выпьете со мной?
– С удовольствием…
– Минуточку… – она нажала кнопку вызова секретаря, и небрежно бросила вошедшей в кабинет пожилой женщине: – У меня московские гости…
Та понимающе кивнула, и через несколько минут вернулась с подносом, на котором стояли бутылка коньяка, бутылка красного вина, две рюмки тонкого стекла средних размеров, блюдце с тонко нарезанными кружочками лимона, блюдо с двумя десятками  разнообразнейших корабликов бутербродов-канапе – корпус из кусочка хлеба и тонкой прослойки масла, мачта в виде  пластикового копья, на которое нанизаны флажки из кусочков фруктов, овощей или цельных маслин, и паруса из копченой колбасы,  буженины или белорыбицы.
- Эдуард Генрихович, что будете пить – вино, коньяк?
- Коньяк…
Нинель Васильевна предпочитала красное вино. Они звонко чокнулись рюмками.
- За ваше здоровье…
Карский закусил коньяк бутербродом.
- Вы знаете, Нинель Васильевна, так приятно в провинции  встретить настоящего специалиста по бюджетному планированию и расчетам… Такие люди и в Москве на вес золота. – Он набрал в легкие побольше воздуха и перешел на совершенно задушевный тон – теперь успех задуманного им мероприятия целиком и полностью зависел от  правильно найденной интонации. –  Петр Павлович  просил меня от его имени предложить вам одну работу…
- Он звонил мне сегодня утром, поздравлял с днем рождения и рекомендовал вас…
Карский поперхнулся бутербродом, и принялся рассматривать крошечный кубик ананаса, насаженный на пластмассовое копье, дабы не выдать счастливого блеска глаз. Депутат-волжанин оказался человеком слова, похоже не даром он провел два выходных в Москве…
–  Приятно работать с людьми, которые  это умеют делать по-настоящему… Вы знаете, дело вполне простое и даже, я бы сказал, благородное. Что может быть лучше, чем выплата сотрудникам заработной платы? Тем более, когда это такая  серьезная организация, как водоканал… Пусть даже и провинциальный, – Карский назвал город.
- Зарплата – это святое. Наш долг помогать людям, правильно?
Теперь они смотрели в газа друг друга, и им обоим казалось, что они достигли полного взаимопонимания.
- Разумеется…
–   Давайте встретимся завтра, и обсудим вашу проблему…
- Нинель Васильевна, может быть вы бы хотели встретиться в менее официальной обстановке?  Я не знаю город, но мне бы хотелось пообедать с вами где-нибудь в приятном месте… Если вам эта идея нравиться, то может подскажите, где? Я на машине, с водителем… Могу заехать за вами, куда укажите…
– Право, вы ставите меня в неловкое положение… – она кокетливо опустила взгляд на свою правую руку – ее пальцы украшало три кольца, одно с бриллиантом, другое с изумрудом, но третье было широкое обручальное без причуд.
Карский одарил ее совершенно лучезарной улыбкой.
– Ах, Нинель Васильевна, на западе заключение девяноста девяти процентов контрактов обговаривается в ресторанах, за приемом пищи… Я думаю, иногда было бы неплохо нам, россиянам, перенять зарубежные традиции. Просто для доставления самим себе удовольствия – жизнь идет, почему бы ее не разнообразить  к лучшему?
– А вы умеете быть убедительным… Хорошо, завтра в двенадцать в кафе «У Антонио». Мечтаю отведать настоящей итальянской кухни… А машину поставьте на платной стоянке, вот там, – она кивнула в окно, – я сама подойду…
– Чудесно… Машина – белый «Вольво», фургон…
Несколько минут после ухода галантного москвича Нинель Васильевна просидела в своем кресле неподвижно. Потом встрепенулась, достала из ящика стола шоколадку, плеснула в рюмку вино, до краев, даже чуть пролила, осушила ее залпом, отломила от шоколадки кусочек  и стала его грызть.

При ее комплекции шоколад считался продуктом крайне нежелательным, но ей было так тошно на душе, что хотелось хоть чем-то себя утешить.
Вот и еще один мужчина пройдет мимо ее жизни. Муж. Муж! Она усмехнулась. Кто б знал, как ей осточертел этот нигде не работающий пьяница и шантажист, для которого она превратилась в единственный источник доходов. Бог не дал ей детей – он дал ей этот крест, мужа, который придется по жизни нести до гробовой доски. 
Она вздохнула, и наконец решилась открыть маленький пакетик из золотой фольги, завязанный крошечным белым с золоченной полосой по краям, бантом, переданный ей приезжим москвичом от Петра Павловича. В пакетике была ювелирная коробочка из алого велюра, в которой оказалась массивная золотая цепочка и небольшой православный крест, украшенный мелкими бриллиантами.
Она погладила подушечками пальцев крестик и громко, по бабьему зарыдала. Если бы эту сцену увидел профессиональный психолог, он бы не задумываясь сказал, что у этой надменной, внешне самоуверенной, властной,  богато одетой, ухоженной женщины  острый дефицит положительных человеческих эмоций.
- Так он помнит…  Он действительно меня помнит… – она  прижала крест к щеке и стала торопливо набирать телефонный  номер.
- Алло… Петр Павлович?
– Да…
– Это я, Нина…
– У меня совещание…
– Я поняла… Только два слова… Спасибо за подарок… Он чудесный… Я помогу твоему москвичу…
–  Хорошо, перезвоните пожалуйста завтра, после четырех. Буду ждать вашего звонка.
Телефонную трубку на том конце положили.

*    *    *

«Черт побери, что он там вручил ей от моего имени? Ах да. Он сказал: «Можно, я как бы от вас подарю ей крошечную цепочку с  крестиком? Вы не возражаете?»,  и я согласился… Ну и слава богу, что вручил… Когда б я собрался что-нибудь сделать для Ниночки? А так, хоть баба порадовалась… А может действительно, забрать ее в Москву от этой пьяни мужа?»

Он задумался. Нет, пожалуй пока он на такой шаг не готов. А вот то, что москвич дошел до его знакомой, это хорошо. Значит, скоро ему можно будет рассчитывать на свой доходец от этой встречи. Приятная мысль. Что ж, значит надо быть в курсе дел, Нина – она баба обязательная, завтра непременно позвонит и все скажет… Ну  разумеется то, что можно сказать…

*    *    *

Звонок сотового застал Карского на выходе из административного здания.
– Алло, Эдик… Это я, Юматов… Слушай, я сейчас на вокзале, сажусь в автобус и еду в сторону областного центра… Встречай меня на автовокзале. Это срочно, откладывать нельзя… Как понял?
– Нормально понял… Диктуй номер рейса и время…
Через несколько часов они сидели на скамейке в скверике у автовокзала. Карский набивал табаком трубку, Юматов пускал колечками дым из своей сигареты.
– Похоже, теперь моя очередь мчаться на сутки в Москву… Нужно будет поднять кое-какие старые связи…  Вы с Ритой сможете сделать расчет по штрафным санкциям?
Карский задумался.
- Не хочу тебя обманывать – вряд ли. Там есть определенная специфика…
- Хорошо. Ты можешь здесь найти таких людей?
- Попробую…
- Не попробую, а найди. От этого все зависит… Люди должны быть совершенно официальные. Заплати им за консультацию. Мы выдадим им исходные данные. Но не скажем, откуда они взяты. Ты меня понял?
- Нет. Ты что-то совсем в конспирацию ударился…
- Так надо…  Потом объясню. У меня сейчас вся деятельность пойдет на грани фола.
 «Удивил! Да я сто лет так живу…»

*    *    *
Из дневника

«Сегодня приезжал мой суженный-ряженный. Таким я его еще не видела – весь на взводе. Сразу стал плакаться на  институтских рвачей, которые затребовали от него какую-то несусветную сумму за поступление дочки в вуз. Он матерился и обещал всех рвачей пересажать. Я его слушала и поддакивала, а про себя думала, что я бы такую девочку учиться взяла только в том случае, если бы меня за это золотом и бриллиантами обсыпали – ведь ни для кого не  секрет, что дочка моего  суженного-ряженного по своим умственным способностям даже во вспомогательной школе для умственно-отсталых детей учиться не могла. 
Честно говоря, почему у меня нет детей – зная историю его  единственной дочки, я от него рожать побоялась. А родить от другого, значит его потерять. Грустный выбор…
Он приехал ко мне уже подвыпивший. Вообще он в последнее время много пьет. И у меня достал из холодильника бутылку  «Смирновской», сам открыл и сам же за вечер почти всю выпил.
Боже мой, как только его жена терпит! Какое счастье, что мы встречаемся с ним раза два в неделю…
Он дал мне несколько своих обычных указаний и стал спрашивать, что у нас делают солнцевские бандиты. Я ему честно сказала, что понятия не имею – они только и делают на турбазе, что пиво пьют, и при мне о своей работе вообще не говорят. И что если его эти люди интересуют, то пусть Твердохлеба попросит с ними познакомить. Он хмыкнул и сказал, что Твердохлеба не сегодня-завтра снимут, поскольку зарплату работягам он не нашел, и солнцевские бандиты ему тут не помогли и не помогут, и что на место нашего генерального уже и человек найден.
Меня это здорово задело. Если что и есть у меня в жизни толкового – так это моя работа, и мне совсем не все равно, кто у нас  директором будет. Поэтому я поинтересовалась, а не подскажет ли он мне, кто в этом кресле сидеть будет. На что мой суженный-ряженный сказал, что это большая политическая тайна, и выдавать ее мне он не собирается – доживу и увижу. И чтоб я за себя не  переживала, поскольку пока мы вместе, и он при должности, он меня не оставит.
Ну что ж, и на том спасибо…
Перед уходом он мне, как всегда, вручил пачку денег. Я, тоже  как всегда, поцеловала его в щечку и сказала «спасибо», хотя мы оба знаем, что в этой пачке и мой труд заложен.
И почему только мужчины так любят делать вид, что все в жизни только от них незаменимых зависит?
Я убралась на кухне, налила себе кофе – мой суженный-ряженый не то что кофе, чай не пьет, говорит, на нервы действует, и стала про себя думать, чтоб такое приятное себе устроить – купить шубу из чернобурок, поменять машину на иномарку или махнуть на все рукой, заказать загранпаспорт и уехать в отпуск куда-нибудь к буржуям на отдых?  Сижу, смотрю на его пачку и думаю, что для других такая сумма – предел мечтаний, и вдруг как начала реветь…
Господи, ну что же мне так муторно на душе?»

*    *    *

Важная дама оказалась человеком слова.
После звонка в Москву несмотря на свой день рождения, Нинель Васильевна вызвала начальника отдела бюджетного планирования и запросила сведения, которые прежде никогда ее не интересовали. Начальник слегка удивился, но виду не показал и все требуемые документы через полчаса принес.
В перерывах между поздравительными визитами подчиненных, сослуживцев, и коллег по работе из прочих  ведомственных организаций, важная дама знакомилась с бумагами. Она с удивлением обнаружила, как много денег областной бюджет задолжал  маленькому водоканалу – раз в пять больше, чем любой другой аналогичной организации. Явно у этого директора не было никакого взаимопонимания с руководством управления ЖКХ.
Нинель Васильевна внимательно посмотрела прогноз предстоящих поступлений и план платежей, и довольно хмыкнула – в прогнозе поступлений была небольшая ошибка, и она вполне могла включить в план предстоящих перечислений сумму, равную пяти миллиардам рублей.
Она задумалась ненадолго. Конечно, Петр Павлович хороший человек, но стоит ли так из-за него рисковать? Молодой москвич не назвал ей  нужную ему сумму, что если попытаться поторговаться? Заплатить не пять, а два? Начальство собралось на рыбалку, вряд ли кто-то будет дотошно сверять реестры перечислений… Или вообще сделать две платежки  по миллиарду? Одну за больницы, другую за школы?
Она снова позвонила начальнику отдела бюджетного планирования и велела забрать документы. И поймала себя на любопытной мысли, что вся ее работа построена не на том, что б заплатить людям за выполненную организациями работу, а на том, чтоб как можно дольше эти платежи оттягивать. Несколько минут она сидела за столом неподвижно, но вот встрепенулась, вызвала секретаря.
Велела ей взять кофеварку и приготовить кофе. Та ушла выполнять указание начальницы.

Нинель Васильевна достала из своей сумочки  коробочку из алого велюра и подошла к деловой стенке, что стояла в ее кабинете напротив окна. Она открыла дверцу платяного шкафа,  на которой висело узкое  продолговатое зеркало овальной формы, вынула цепочку и крестик и примерила подарок.
Крестик идеально подходил к ее кольцам, а золото приятно выделялось на красном шифоне. Право подарок был ей весьма и весьма к лицу. Она еще раз оглядела себя в зеркале, и решила, что на сегодняшний банкет, который она устраивает на тридцать персон,  непременно наденет этот крестик.
…И еще она подумала, что два миллиарда на абсолютно законную зарплату не так-то уж и много. Можно дать и три. Не разорится областное управление ЖКХ, если заплатит маленькую толику своих долгов провинциальному водоканалу. И в конце концов даже приятно сделать руководителю управления ЖКХ маленькую гадость – рабочий день на исходе, а от ЖКХ так никто и не приехал поздравить ее с днем рождения. В Москве о ней помнят, а у себя в областном центре, на соседней улице – нет! Вот пусть и поплатятся за свое невнимание к ее скромной персоне…
И даже если вдруг шеф  докопается до ее художеств – за школы и больницы он ничего не скажет, ее епархия, а по поводу  ЖКХ она так ему и объяснит: наказала за отсутствие внимания. И он только посмеется и ее похвалит.  И еще кое-кого этим миллиардом подколет…

*    *    *

...Рита уткнулась в цифры, испытывая азарт картежника, который вот-вот должен сорвать банк. Неважно, что начальница абонентского отдела и главбухша чуть ли не по-кошачьи фырчали, услышав от Мари просьбу предоставить данные по сбросам, неважно, что в ход пошли все уловки и отговорки, неважно, что цифры даны самые потешные – оказывается, предобрые  водоканальцы расчеты по сбросам умудрялись включать в данные бухучета через раз – важно, что даже эти куцые обрывочные цифры резко меняли общую картину неплатежей.
Мари весь день провела в маленькой комнатке, перелопачивая гору цифр. Она даже не поехала обедать – наскоро перекусила ряженкой со сдобной булочкой, и снова уткнулась в свои вычисления. К вечеру она уже точно могла сказать, как можно  сделать расчеты по долгам "Нефтехима", завода аккумуляторов и кожзавода. Суммы получались вполне и вполне приличные, достаточные для того, чтобы покрыть зарплатные долги.
Оставалась сущая "безделица" – найти те рычаги, от воздействия которых Серегей Сергеевич Твердохлеб посчитал бы нужным изменить водоканальскую традицию и наконец-то выставил  предприятиям все положенные счета.
Рита посмотрела на часы – полпятого. Вот и еще один рабочий день позади…  Интересно, во сколько за ней приедет Юматов? Тьфу ты, он же звонил и говорил, что махнул в область! Как же она забыла…  А что он сказал про «Ниву»? Он сказал, что машина будет в гараже – пусть мол, водитель займется техобслуживанием… Как же она теперь доберется до турбазы? Впрочем, тоже мне паникерша, нашла повод для испуга, рабочий день еще не кончился, надо просто зайти к Ольге Михайловне – она подскажет, что нужно сделать…
Ольга Михайловна была в кабинете одна. Она сидела за компьютером и при появлении в кабинете Маргариты Дмитриевны как-то воровато щелкнула мышкой.
«Ха! А ей не чуждо все человеческое – она в карты играет! Интересно, в преферанс или раскладывает пасьянсы? Как жаль, что у меня здесь нет компьютера! Завтра можно было бы набрать отчет о проделанной работе…»
– Ольга Михайловна, подскажите, пожалуйста, как мне сегодня добраться до турбазы – «Нива» в гараже на техобслуживании…
– Не проблема, сейчас решим… – та стала набирать телефонный номер. – Алло, а мне начальника гаража… Евсеев? Привет, Ольга Михайловна, главбух… Слушай, у меня тут наша москвичка  интересуется, как ей на турбазу добраться, говорит, что «Нива» на ремонте… Что, к девяти  только сделаете? Ну и на чем ей  прикажешь ехать? А… Ну сейчас, попробую… – она положила трубку и снова набрала номер. – Валера? Это Ольга Михайловна… Подбери нашу москвичку на турбазу, а? Сможешь? Ну вот и славно… Спасибо…
Рита про себя усмехнулась. Москвичка! Надо же, как ее  окрестили… Ну и пусть думают, что она москвичка. Впрочем, а чему удивляться – работает в компании с москвичами, и номера на Сашкином «Вольво» тоже московские. Машина-то куплена московскими родственниками, Сашка на ней по доверенности катается. 
– Ну что, Маргарита Дмитриевна, поедете с Валерией Геннадьевной – она вас на турбазу завезет. Не возражаете?
– Что вы! Спасибо, а то я приуныла…
– Как у вас дела? Соберете нам что-нибудь на зарплату?
– А как же! Что-нибудь к концу недели непременно соберем…  Ольга Михайловна, а у вас случайно пишущей машинки не будет, мне бы отчет напечатать…
– А что, у коммерсантов тоже отчеты бывают?
– Насчет коммерсантов не знаю, а у бухгалтеров обязательно…
– А вы у Иван Ивановича спросите, там на турбазе две машинки  числятся, может и даст какую-нибудь…

*   *   *

– Коля? Привет, Карский на проводе… – «хотя черт возьми, какие провода у сотовых телефонов?» – Слушай, давай-ка не будем распыляться – оставь в покое своего армянского друга, лучше всем миром навалиться на химиков… Что? Так их покупают наши хорошие знакомые? Тем более надо людей посвятить в суть  проблемы, чтоб кота в мешке не купили… Они еще и благодарны нам с тобой будут… Я что звоню  – моя любимая сделала расчеты, нам химиков с тобой по ушки хватит… Ай, какой ты недогадливый, а то ты не знаешь, кто тут моя любимая женщина… Ну-ну, бывай...

*   *   *

В среду утром в аэропорту областного центра Карский встречал Юматова. Они шли мимо цветущих клумб к зданию аэровокзала, за которым на автомобильной стоянке их ждал Раницкий, и перебрасывались короткими фразами.
– Операция назначена на сегодня, на вторую половину дня… Я поднял всех людей, задействовал все связи… Пробы будут готовы уже утром, и завтра с результатами анализов на руках можно будет навещать директора «Нефтехима». Надо будет сегодня Риту, Раницкого и детей отправить домой – у нас тут начинаются грубые мужские игры… А сейчас я должен несколько адресов объехать... У тебя-то как?
- Еду на очередное свидание с важной дамой… Пока еще не знаю, что она мне скажет. Хитрая штучка… Из тех, что до последнего ничего не обещают. Был вчера вечером у Твердохлеба, запасся слезливыми письмами и актами сверок… Я думаю, дай бог из пятнадцати миллиардов долгов хотя бы два выбить…
- Тоже дело… Главное типичное, простое, нескользкое…

– Вот-вот… Только без скользких дел мы деньги не соберем…
– К сожалению, это правда… 
– Тебя подвезти?
– Не стоит, слишком у нас машина получается заметная… Ты во сколько освободишься?
– Где-то в полвторого – в два. А что? Буду нужен?
– Пока еще не решил… Ладно, если что, созвонимся. Нашел людей для расчета штрафных санкций?
– Да. Одну помощницу-консультантку здешнего депутата областной думы от экологической фракции… Пенсионерка. Бывшая начальница инспекции водных ресурсов из подмосковного города Мытищи.
– Отлично! Лучше не придумаешь, молодец!
– Ну что ж, тогда пока, до вечера…

*   *   *

В среду вечером обитатели финского домика сдали кастелянше постели и ключи, попрощались с гостеприимным Иваном Ивановичем, всей компанией разместились в просторном белом  «Вольво» и выехали за ворота турбазы.
Три девицы, расположившиеся на заднем сидении машины немножко взгрустнули,  но вот затянули песню, и заулыбались.  Голос Раницкого еле прорывался сквозь хор девичьих голосов:
- И все равно я не понимаю, почему мы так спешно уезжаем?  Неужели нельзя было прихватить еще дней пять?
- Откуда я знаю… Просто там дело приняло непредвиденный оборот, а потому нам оставаться совершенно незачем. И потом,  я же тебе обещала, что трупов не будет, вот мы и едем домой, пока их нет…
– М-да… Ночевать только где будем?  Я и так целый день за рулем, а до дома семьсот километров…
– Карский заказал нам номер в «Серебряном венце». Так что едем на этот раз через областной центр, ужинаем в ресторане, спим в люксе…
- С ума сойти! Откуда у нас с тобой такие деньги?
- Да не переживай, все за его счет…
- Я сейчас начну жутким образом ревновать тебя к господину
Карскому.   О чем вы шептались с ним у машины, пока я носил вещи?

– Он дал мне все свои московские телефоны и велел сразу же, как только ты начнешь через чур ревновать,  вызывать его ко мне домой для последующего совместного переезда в Москву.
– Что-что?! Куда?!
– В Москву! Он мне сделал предложение выйти за него замуж!
Раницкий поблагодарил Господа Бога, за то,  что во время этого разговора  машина скучно торчала в небольшой очереди перед
закрытым шлагбаумом у железнодорожного переезда, иначе у него был бы шанс попасть в аварию. Его настолько возмутило такое вероломство, что он не мог найти подходящих слов возмущения. 
Несколько минут он рассматривал борт стоявшего перед ним «Камаза», пока не решился перевести взгляд на Риту. Крошка Ру столбиком сидел у нее на коленях, с интересом высовывая нос в приоткрытое окно, Рита с безразличным лицом рассматривала тот же «Камаз», что только что тщательно изучал Раницкий. Но вот почувствовала его взгляд, повернула голову… Он несмело ей улыбнулся, и ее глаза тут же заискрились от смеха:
– Чудак человек! Я же тебя разыгрываю… Неужели ты всерьез думаешь, что я такое сокровище, без которого москвичи жить не смогут?
Она запустила руку в его шевелюру и взъерошила его русые волосы.
- Не знаю… За ушком почеши… Ну пожалуйста…
- Ты почти как Крошка Ру, у вас с ним вкусы одинаковые…
- Угу…
- Ты еще дуешься?
–   На тебя подуешься… А кто мне будет тогда за ушками чесать?
Неторопливо прогромыхал длинный товарный состав, прошмыгнул фирменный скорый поезд и стрелка шлагбаума, медленно вздрогнув, стала подниматься вверх.
- Кстати, насчет гостиницы… Давай там заночуем. Ребята заплатили мне только почасовые – они еще не закончили работу для Твердохлеба, неизвестно, сколько денег они сумеют собрать… Хоть ночь поживем за чужой счет не бедными пролетариями  умственного труда, а солидными российскими буржуями.
-  Так я и думал, что ничего особенного ты не заработаешь!
- Ну и что? Если бы мы сидели дома, разве было бы лучше?
- Да нет конечно… А куда мы денем собаку?
- В сумку спрячем…
- Его спрячешь! Он всю гостиницу на ноги поднимет… Нет уж дорогая, ужинать будем частями – покормим для начала наших  девиц и собаку, потом отправим их всех четверых гулять или спать, а сами, так и быть, займемся светской жизнью, я согласен скормить твоей персоне чем-нибудь изысканное и напоить тебя хорошим вином…
- А ты?
- А я за рулем, мне нельзя.  Рита, у меня там в бардачке план города, посмотри пожалуйста, на какой улице находится твой «Серебряный венец»…

*   *   *

Солнце уже перевалило к закату, когда к  проходной «Нефтехима» подъехала юркая пассажирская  «Газель». Из машины вышли трое мужчин и вошли в здание, здесь они вежливо поинтересовались у дежурившего охранника, как им пройти к генеральному директору.
Тот предложил им созвониться с секретаршей. Секретарша, как ей по должности и было положено, объяснила звонившему, что Аркадий Андреевич будет только завтра, а сегодня его обязанности исполняет технический директор.
Через несколько минут в кабинете технического директора раздался назойливый звонок внутреннего телефона. Звонили с проходной. Звонивший пышно представился сотрудником областного комитета экологии, посещающим «Нефтехим» с комиссией  по личному  заданию представителя президента по области.

Технический директор за долгие годы своей работы привык, что обласканный нежным вниманием и особой, отеческой  снисходительностью властей, «Нефтихим»,  любимое дитя, опора и надежда всей местной химической промышленности,  время от времени вынужден терпеть светские визиты праздных чиновников, чертыхнулся, и дал команду комиссию пропустить.
Еще через пять минут он принимал непрошеных визитеров в своем кабинете. Звонивший ему с проходной, представительный мужчина двухметрового роста, действительно оказался сотрудником областного комитета экологии. Зато корочки, предъявленные двумя другими членами комиссии и то мерзкое, написанное на клетчатом листочке, небрежно вырванном из какой-то допотопной тетради, подметное письмо, послужившее якобы поводом для визита официальных лиц, повергли технического директора в глубочайшее уныние.
В течение получаса их беседа имела бурный эмоциональный  характер. Надо отдать должное техническому директору – он сделал все возможное, чтобы визит представительной комиссии завершился в его кабинете. Увы! Приехавшие были непреклонны, а их аргументы разили то шелестом купюр, вносимых в государственную казну в виде крупного административного  штрафа, то скандалом в центральной прессе, то срывом переговоров по продаже «Нефтехима», то даже вонью тюремной параши. 
Технический директор чертыхнулся, и сделал единственно правильное в сложившихся обстоятельствах действо, он сказал себе: «На все воля божья, что будет, то и будет», и подчинился требованием приезжих.
На проходную поступила команда пропустить еще трех визитеров, секретарша генерального директора спешно собирала по начальственным и неначальственным кабинетам пустые двухлитровые пластмассовые пит-бутыли от прохладительных напитков, служба главного энергетика была поставлена на уши, а бригада слесарей под командованием Михайловича при помощи молотка, зубила, кайла и всем известной матери, спешно разбирала кучу металлолома, наваленную за пять лет рыночной экономики на чугунный люк канализационного колодца.
Технический директор с тоской проводил взглядом простое оцинкованное ведро с намотанным на его дужку куском кабельной проволоки, что со звучным громыханием исчезло в чреве колодца, и судорожным движением положил под язык таблетку валидола.

*   *   *

Твердохлеб по-хозяйски, без стука вошел в директорский дом, обменялся с москвичами рукопожатиями, вальяжно бухнулся в широкое кресло:
 – Что ребята, с деньгами ничего не выходит? Сотрудников своих потихоньку по домам распускаете?
- Да нет Сергеевич, как раз кое что получается… – Юматов отложил в сторону отчет, оставленный Ритой для него и Карского. – Просто люди сделали свою работу и нет необходимости больше их здесь держать.
- Зря вы их отпустили, поторопились. У нас в пятницу  официальное открытие летнего сезона на турбазе, будет хороший веселый праздник – День Нептуна…

Москвичи переглянулись, Эдуард подошел к камину и стал набивать табаком трубку, Николай тоже достал сигареты, протянул пачку Твердохлебу:
- Угощайтесь…
- Спасибо, накурился до тошноты… У меня сегодня опять делегация по поводу зарплаты была. Рабочим нужен результат. А его пока нет. Я сегодня был в области – мне опять отказали в платежах… – Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза,  перед его внутренним взором все еще стояли искаженные злобой лица стачкомовцев. – Еле-еле уговорил работяг дотерпеть до понедельника, не портить праздник…
В гостиной повисло тяжелое молчание.
За несколько лет совместной работы с Карским Николай Петрович имел возможность миллион раз убедиться в правильности золотого правила финансиста: «Никогда не говори об ожидаемых платежах, всегда говори только уже о реально перечисленных суммах…». Вот и теперь, с одной стороны хотелось бы обнадежить Твердохлеба, а с другой…
- Как я объясню людям, почему у меня нет денег? Вот уже пятьдесят четыре года каждый божий день, без остановок, без перерывов, водоканал подает в город питьевую воду… Каждый божий день в жару, в мороз, слякоть, слесаря лезут в воду, чтобы устранить аварии.. Каждый божий день на насосных дежурят операторы… Грузчики на своем горбу таскают хлор и коагулянт… Вы знаете, что я чувствую, когда железная дорога срывает график поставки вагонов, и хлора остается на несколько часов работы?
Люди свое отработали, почему мне нечем им платить?
Карскому захотелось грязно выматериться и сказать Твердохлебу, что нехер покупать под свою задницу три машины и отстраивать в постперестроечные времена турбазу, что нечего оказывать на три фонда месячной зарплаты шефскую помощь некоторым организациям, что нельзя плохо жить с областным начальством, ибо там, в области решают, кому жить, а кому существовать, что ни к чему строить на очистных сооружениях и в гараже два административных корпуса по пять этажей каждый, да еще и обставлять их евромебелью, если не хватает денег на ремонт  электродвигателей… И много еще чего ему хотелось сказать, но по правилам игры делать этого было никак нельзя.  Его наняли не для того, чтобы он занимался экономическим ликбезом и безжалостно выкалывал правдой-маткой глаза. Его наняли добывать деньги.
- Сергей Сергеевич, а почему вы так странно выставляете счета «Нефтехиму»?
–  Чем же это странно? Ну болтается у нас там одна крупная сумма, которую они не признают и признавать не будут… Я их позицию знаю, и потому вас «Нефтехимом» не озадачивал. Они даже счет на эту сумму не берут…
- Я не про эти долги, хотя они тоже интересные… Я про сверх нормативы. Вы их не вообще не выставляете «Нефтехиму».
Твердохлеб вздрогнул всем телом.
- Там все нормально. Мы их постоянно контролируем – нет  никаких отклонений от норм…
- Странно… Отклонений нет, а нефтяные пятна в районе водозабора у дюкеров «Нефтехима» есть… – Карский  с удивлением отметил, что у Твердохлеба на лбу выступила испарина. – Впрочем, меня не это интересует. А если мы сможем взять деньги с «Нефтехима»?
–  Ну запретить вам это сделать я тоже не могу…
И снова в гостиной повисло тяжелое молчание. Карский докурил трубку и стал вытряхивать из чубука пепел. Наконец он оторвался от этого захватывающего занятия:
- Сергей Сергеевич, вам действительно в области отказали в  перечислении средств?
- Да…
- Совсем?
- Да!
- Так вот, я хочу вас предупредить, что бы вы знали… Если к вам  на расчетный счет в ближайшие два дня придет три миллиарда денег от области, то это наша работа. И она должна быть оплачена в соответствии с договором.

*   *   *

Аркадий Андреевич, генеральный директор ОАО «Нефтехим», знал, что его ждут неприятности из-за вчерашнего посещения предприятия нежданной комиссий. Но он не предполагал, в какую форму они выльются, и потому был особенно лют.
А посему утренняя планерка оказалась исключительно бурной и шумной.  Впервые за несколько лет он позволил себе кричать и  даже топать ногами. Он пообещал влепить строгий выговор техническому директору и понизить его  в должности до самой пенсии, влетело начальнику службы безопасности, в немилость впали дежурившие на проходной стрелки вооруженной охраны  и даже секретарше досталось за чрезмерную исполнительность.
Разбор вчерашнего визита нежданной комиссии занял непредвиденно много времени, и потому весь его рабочий день  пошел насмарку – он так и не прошел в цех, как прежде планировал, не принял главного бухгалтера, и даже отказался от встречи с приехавшими из другого города поставщиками – велел перенести ее на вечер.
После того, как злополучная утренняя планерка все-таки завершилась, Аркадий Андреевич, осторожно массируя левую сторону груди зашел в комнату отдыха,  смежную с кабинетом.  Здесь он посмотрел в зеркало на свое серое лицо, подошел к холодильнику, достал бутылку водки и хлебнул прямо из горлышка.  Сердце вроде бы чуть-чуть отпустило. Он вздохнул,  закусил соленым огурцом  и так и замер у открытого холодильника. Его охватило тоскливое бессилие: можно было как угодно унижать и топтать подчиненных, но суть дела от этого не менялась, на белом свете существовала своя истина,  которой было плевать на его крики и истерики, на дрожь и ужас его вышколенных подчиненных, на круговую поруку продажных чиновников и на безмозглое молчание идиотов-акционеров.  И истина эта была в том, что износившиеся за тридцать лет оборудование «Нефтехима» не выдерживало никаких ГОСТов и СНИПов по предварительной очистке сточных вод, что нитка нефтепровода имела несколько скрытых течей, о которых все знали, но которые не устранялись, поскольку на это не было сил и средств,  что «Нефтехим» имел незаконную, воровскую врезку к газопроводу, что тарифы на электроэнергию для предприятия, благодаря нетрадиционному решению вопросов, были установлены в два раза ниже, чем для населения, проживающего в сельской местности,  а цифры на табло  водомера, отмечающие потребление воды, двадцать семь дней в месяц крутились в обратную сторону.
Аркадий Андреевич недовольно крякнул, мотнул головой, отгоняя назойливые, гадкие мысли, и вылил в свое горло остатки водки. Огурцов в холодильнике больше не было, зато лежал волне приличный кусок таллиннской полукопченой колбасы, он  машинально вгрызся зубами в пахнувший дымом и воспоминаниями голодного детства глянцевый полумесяц. И наконец почувствовал: отпустило. Достал из кармана упаковку «Антиполицая», положил в рот прохладную пилюлю, и вернулся в кабинет.
Здесь его ждал новый неприятный сюрприз: на столе секретарша оставила записку: «Вам звонил из Москвы Марков, перезвонит в течение получаса».

Марков занимал должность одного из замов министра в министерстве, официально курировавшем «Нефтехим». Марков и Аркадий Андреевич по жизни были враги, и его звонок был сродни звуку боевой тревоги.
Генеральный директор ОАО  «Нефтехим» был из не трусливых, а потому  тут же перенабрал телефон Маркова и нетерпеливо ждал, когда же на том конце возьмут трубку.
- Валерий Павлович, здравствуйте, это Аркадий Андреевич,  «Нефтехим»… Вы мне звонили…
- Аркаша, дорогой,  добрый день… Слушай, голубчик, там у вас  мои знакомые ребятки работают,  просили очень к тебе на прием попасть… Славные такие парни, уважь старика, прими… Очень тебе их рекомендую, ребята порядочные, надежные…  Можешь к ним от моего имени за помощью обратиться, если у вас там   интересы общие найдутся… Договорились?
- Принять обещаю, а помочь – смотря что попросят…
- Так запиши фамилии… – он продиктовал. – Хорошие парни,  честное слово… –  и  положил  трубку.
Теперь Аркадий Андреевич был на сто процентов уверен, что  вчерашние визитеры и сегодняшние хорошие парни от господина Маркова звенья одной цепи. Он машинально рисовал рядом с двумя написанными им фамилиями бесчисленные, бесконечно накладывающиеся друг на друга замкнутые круги. Потом на миг он отвлекся и пририсовал к мохнатому кругу осторожные несмелые лучики. И вдруг понял, чьи фамилии он только что записал: нанятых настырным несгибаемым Твердохлебом Солнцевских бандитов.

*    *    *

Пятидверная «Нива» Твердохлеба стояла в полуквартале от проходной «Нефтехима». Водитель уже привык к причудам  москвичей и не обращал на них никакого внимания. С таким же  успехом и безразличием он мог бы возить бревна или трубы.  Сегодня москвичи сидели на заднем сидении и о чем-то негромко разговаривали, слов водитель не разбирал.
- Й-ес! Получилось… – Юматов сложил сотовый и сунул его  в карман. – Итак,  переходим к решающей стадии… Эдька, сплюнь три раза через левое плечо… Дерева у нас тут нет постучать?
- Откуда в машине дерево? Разве что моя трубка…
Он извлек из кармана свое сокровище и нежно три раза стукнул по чубуку.
– Ну что, идем?
– Давай для приличия хотя бы десять минут выждем…
– Ты не забывай – это «Нефтехим», тут территория квадратными километрами меряется… Он сейчас из кабинета выйдет, и до вечера исчезнет…
– Ну что ж, тогда давай без приличий – пошли…

*    *    *

По накалу страстей сцена, разыгравшаяся в кабинете генерального директора «Нефтехима», вполне могла сравниться с какой-нибудь известной шекспировской комедией, с одной только разницей  –   великий английский драматург не был знаком с экологией.
– Я думаю, мы поймем друг друга.
- А я думаю – нет! То, что вы сюда попали – случайность чистой  воды. Если бы не звонок нашего общего знакомого, – Аркадий  Андреевич насмешливо сощурил глаза, – да вас бы к проходной не подпустили, не то что за турникет дозволили пройти.
- Если б не звонок нашего общего знакомого, вы бы имели большие неприятности, поскольку мне бы пришлось войти сюда в очень неинтересной для вас компании… Впрочем, лучше  посмотрите эти документы…– Юматов протянул директору папку.
- И вы думаете, что я испугаюсь каких-то бумаг?
- Бумаг вы не испугаетесь. Но можете испугаться их некоторых последствий.
– Что это? Я не понимаю…
– Бросьте, Аркадий Андреевич! Впрочем, я объясню. Здесь
анализы сточной жидкости, взятой из колодцев «Нефтехима» и сделанные независимой аккредитованной лабораторий... Пробы отобраны по всем правилам – вот акты, протоколы, в присутствии представителей всех заинтересованных ведомств.  Контрольные пробы хранятся как положено – у вас и у нас… И расчет к ним – сколько следует заплатить штрафных санкций. Ма-аленькая циферка. Всего-навсего восемьдесят шесть миллиардов. Впрочем, по желанию загрязнителя можем и повторить забор проб и сделать новые анализы и расчеты… Не думаю, что они будут лучше этих… Сколько лет назад вы дали команду исключить из технологического цикла локальные очистные сооружения?
Генеральный директор «Нефтехима» молчал. Он пытался оценить ситуацию.
– Что вы от меня хотите?

– Что может хотеть один человек от другого? Денег конечно… Нам ведь с вами не детей крестить, верно?
– Сколько вы хотите?
–  Ну конечно же не восемьдесят шесть миллиардов, а немножко меньше – всего пять.
– Ну и какие гарантии, что это будет разовая сделка, что через месяц вы снова не появитесь в этом кабинете и не попросите еще пять миллиардов?
– Конечно, теоретически до тех пор, пока вы не начнете заниматься первичной очисткой сточных вод – никаких. А если по существу, я человек некровожадный, и понимаю, что в один сезон овцу дважды не стригут.
– Это обнадеживает. Но мне надо подумать. Такие суммы одним махом не платятся.
– У вас на расчетном счете сегодня двадцать миллиардов. А я прошу всего пять.
– И каким образом будет оформлен этот платеж?
-  Вы любите классику? Помните, как господин Бендер собирал деньги для бедных несчастных голодающих детей Поволжья? Я  тоже ставлю перед собой благородные цели – я собираю деньги на зарплату для бедных сотрудников водоканала… Вы всего-навсего заплатите денежки за неправильный расчет потребления воды… Ну ошиблись водоканальцы, выставили вам счетов меньше, чем положено… Мелкое дело, тем более что заплатите не штраф – а  отнесете все на себестоимость… Вы же последнее время только и делаете, что свое оборудование до блеска моете, верно? Так что все объяснимо…
– Предположим, я соглашусь на ваши условия. И даже захочу заплатить не пять миллиардов, а скажем… Семь.
- Мне кажется, мы начали понимать друг друга с полуслова… Вы  перешли на язык деловых людей. Ваши пожелания?
- Водку будете? Хорошая, «Абсолют» с лимоном…
Москвичи переглянулись. Карский удивленно вскинул брови, мол «Что это он вдруг?», Юматов чуть заметно ему кивнул: «Всё нормально, зреет клиент...», и ответил вслух:
– «Абсолют» будем. С закуской только…
– Я сейчас распоряжусь…
Аркадий Андреевич вызвал секретаршу, коротко дал указания, и некоторое время после ее ухода молчал, монотонно барабаня пальцами по столу.

*    *    *
«Так вот каких людей нанял эта сволота Твердохлеб! А Марков? Хорош тварь! Свое же предприятие грабить… Однако как грамотно ребята гнут свою линию – не подкопаешься… Что же делать? Что же делать? Ладно, главное – не паниковать. Пока речь идет всего лишь о деньгах, хотя и о больших деньгах… Надо выиграть время и разузнать, чьи это люди. Нажать на все рычаги. Потянуть по возможности. И еще… Да, конечно, нужно подумать и о себе…»
– Когда вы хотите получить деньги?

– Завтра…

– Так сколько вы хотите, семь миллиардов хватит? Могу вам калькулятор дать, чтоб считать было удобнее… – Аркадий Андреевич передал со своего стола Юматову калькулятор, при этом он набрал на нем несколько цифр.
Юматов посмотрел на табло индикатора – свою сговорчивость господин генеральный директор оценивал очень недешево, но относительно терпимо. Он передал калькулятор Карскому:
- Эдуард Генрихович, посчитайте пожалуйста, у вас, как у  профессионального экономиста, это должно лучше получиться…
Карский взял калькулятор, удивленно вскинул брови, его пальцы несколько раз торопливо пробежались по клавишам счетного  устройства.
- По моим подсчетам, ваше предложение совершенно правомерно. Семь миллиардов – очень хорошая сумма для оплаты некоторых дополнительных услуг водоснабжения… Счет вам завтра в десять привезет Сергей Сергеевич Твердохлеб. И расплатитесь вы с ним сразу, здесь же, в Вашем кабинете. При нашем участии – моем и господина Юматова. Векселями сбербанка. И вам, и нам так будет гораздо спокойнее. А ваши дополнительные пожелания мы учтем. И исполним. Тоже завтра…
–Не торопитесь…  Я ничего не обещаю, до завтра мне еще нужно подумать …
- Я уверен, что вы примете единственно правильное в этой ситуации решение, – Юматов не хотел, чтобы последнее слово в разговоре оставалось за директором «Нефтехима». – Я даю вам время сегодня до десяти вечера. Вы назовете мне телефон, по  которому я должен позвонить, чтобы узнать ваше решение.


*   *   *

Карский сел в «Ниву», и только тут, в машине посмотрел на часы – переговоры с Аркадием Андреевичем заняли чуть меньше трех часов.
«Хорошо поговорили!» – вздохнул он про себя, и обернулся к  Николаю:
– Почему он хотел взять до завтра тайм-аут?
– Ну это же естественно. Он будет наводить справки о нас с тобой, советоваться со своими хозяевами…
– А если он не все-таки не согласится?
– Согласится. Лучше потерять небольшую сумму чужих денег и при этом хорошо нажиться самому, чем потерять работу и иметьнеприятности с кое-какими государственными органами… Ну что, возвращаемся на турбазу?

– Да, конечно… Дай только позвоню в область – ушли деньги, или нет…
– А с турбазы чего не хочешь?
– Слышимость хуже…
Он набрал номер и услышал знакомый голос Нинели Васильевны.
Он сумел поговорить с ней минут пять, источая любезность и радушие. Николай Петрович курил, усиленно делая вид, что его не интересует этот звонок. Но вот Карский сложил сотовый, сунул его в карман.
– Ну что?
– Она подписала платежки…
 
*   *   *

В большом официальном кабинете одного из двух старинных административных зданий, что с конца прошлого века стояли на главной площади районного центра, трое мужчин вели неторопливый разговор. Один из гостей был местным «серым кардиналом», чья должность нисколько не соответствовала его фактическим возможностям, другой из них, владелец кабинета, был одним из руководителей местных правоохранительных органов, третьим в компании оказался генеральный директор «Нефтехима».
Серый кардинал повернулся к Аркадию Андреевичу:
- Значит, у них есть неопровержимые улики?
- Что значит – у них? Да, они догадались взять пробы, сделать анализы…  Только эти улики существуют всегда, независимо от них или от нашего желания… Весь вопрос только в том, чтоб они никому на глаза не попадались. А для того, чтоб их не было, нужно выложить десять миллионов долларов на новое технологическое оборудование и годик поработать над его установкой! Ты же прекрасно знаешь, на какой пороховой бочке сидит «Нефтехим»…
Из-за чего стал вопрос о его очередной продаже: мы-то своим хозяевам об этой проблеме говорим чистую правду, вот они и посчитали, что чем в «Нефтехим» бабки вгонять, выгоднее его сплавить…
– Тогда кто? Об этом считанное число людей не то что знает, а только догадываться может, – возразил хозяин кабинета.
– Послушай, а что твоя фифа на турбазе делает? Говорят, она во всю москвичам глазки строит. Думаешь, она проболтаться не могла?
– Она что, сумасшедшая голову в петлю совать? На саму себя доносить?
- Кто эту бабскую натуру поймет… –  серый кардинал обречено махнул рукой.
Генеральный директор «Нефтехима» произнес задумчиво:
– Ладно, главный вопрос: кто эти люди? Если они из органов, то платить бесполезно – только сами на себя компромат выдадим… Если же частные деятели – то чьи? Можно ли с их хозяевами договориться сумму скостить?
– Ты через своих на них досье сможешь поднять? – Серый кардинал обернулся к хозяину кабинета. –  Аркадий, дай их визитки…
Два прямоугольных кусочка картона легли на стол.
- Времени мало, но попробую… Но Твердохлеб-то каков! Нашел сволочей на наши головы…
– Напомнил… Если я заплачу эти деньги, Твердохлеб выдаст всю зарплату и его уже будет невозможно снять с должности…
Серый кардинал криво усмехнулся:
– Снять – да, а освободить – запросто. Мы повышение ему предложим. Как особо успешному, продающему большие надежды руководителю. Муниципальные тепловые сети.  Сколько там  зарплату не выдают? Тринадцать месяцев? А у него положительный опыт работы будет – так мы его туда, на  прорыв и поставим. Пусть надежды оправдывает!

*   *   *

Ровно в десять вечера Юматов позвонил по телефонному номеру, продиктованному ему сегодня утром Аркадием Андреевичем. Он разобрал в двусложном «Алле!» знакомый голос, и, не представляясь и не уточняя имени незримого собеседника, спросил:
– Ну что, надумали?
Некоторое время на том конце в трубке раздавалось угрюмое сопение. Но вот оно затихло.
– Надумал… – наконец отозвалось в трубке.
Юматов довольно хмыкнул и сложил сотовый.
– Согласился? – спросил Карский, чувствуя, как пересохло у него во рту.
– А то! Там где пехота не пройдет… Ну что, побеспокоим  господина Твердохлеба или пусть спит спокойно?
В соседнем гостевом домике Твердохлеб сегодня принимал каких-то немцев, что много лет назад поставили местному водоканалу технологическое оборудование, а теперь прибыли с визитом показной дальновидной вежливости – официально вроде бы проверить работу фирменного оборудования, на деле же попытаться что-нибудь дополнительно продать. Явно немцы не подозревали о плачевном финансовом положении Твердохлеба и с непривычной русскому человеку раскованностью по детски  радовались жизни.
– Черт его знает, что лучше… Ну давай, пройдем  на веранду – похоже мужики там курят, смотришь и отзовем его в сторону…
Как ни странно, их затея удалась – Твердохлеб провел дурашливо покрикивающих гостей в домик, а сам на миг отошел к своей служебной «Волге», негромко дал водителю какое-то указание.
Москвичи переглянулись и подошли к Твердохлебу.
- Сергей Сергеевич, можно вас на минутку отвлечь от гостей?
- Да, пожалуйста…
– Мы нашли для  вас деньги. Завтра на ваш расчетный счет поступит три миллиарда денег из области в оплату задолженности школ, больниц и жилищных организаций,  и завтра же вы получите на семь миллиардов векселей сбербанка. Так что вы полностью сможете рассчитаться с вашими рабочими и с нами.
– Этого не может быть! Как вам это удалось?..
– Маленькие профессиональные тайны…  Но вам придется тоже немного поработать. Нужно выставить на семь миллионов счет за водоснабжение «Нефтехиму» и завтра в десять в торжественной обстановке в кабинете Андрея Аркадъевича обменять его на векселя.
- Вы сумасшедшие! Я не могу выставить счет «Нефтему» – если я это сделаю, мне в этом городе не жить…
– Это еще большой вопрос. Вы для чего нас нанимали? Вы знаете сколько стоит час моего рабочего времени?    Вы что думаете, две недели работы в вашей дыре ничего не стоят? Мы не мальчики, и прежде чем такие суммы взимать, все вопросы с  заинтересованными лицами обговариваем. А вот если вы этого не сделаете, то вам жить придется до конца дней за решеткой, потому что люди очень не любят, когда их денежные ожидания не сбываются. И виноватых в таком наказывают.
- И все равно мне нужно подумать.
- Думайте. До завтрашнего утра. А если вы не надумаете, то эти документики мои люди в Москве завтра передадут в соответствующие инстанции. Возьмите себе на память копии – быть может, глядя на них, вам будет легче думаться…

*   *   *

«Когда б вы знали из какого сора, взрастают денежки не ведая стыда…» – на миг Карскому  показалось, что он произнес эти слова вслух, и он быстрым взглядом окинул салон самолета. Но нет, явно никто его не слышал, все пассажиры были заняты исключительно своими персонами, а господин Юматов даже похрапывал,
откинувшись в соседнем кресле.
«Когда б вы знали из какого сора, взрастают денежки не ведая стыда… Забавно. Во всем самолете только два человека знают,
какая сумма покоиться в этой папке, – Карский погладил упругие пластиковые бока, – только два человека… Черт побери, а ведь это больше,  чем  полмиллиона баксов! Смешно… Или не смешно? »
В неприметной конторской файловой папке в одном из прозрачных пластиковых вкладышей нашли свое пристанище три сбербанковских векселя с оплатой по предъявлению, каждый на сумму один миллиард рублей. Конечно, следовало учесть еще налоги и накладные расходы, но улов все равно был приятный.
Эдуард прикрыл глаза. Как там говорила мадам Балакирева,
преподававшая им в Плехановке  банковское дело? Кажется, так:
«Пока вы не научитесь относиться к деньгам как к бумаге, на которой написаны абстрактные суммы, вы никогда не сможете стать настоящими банкирами…»
Наверное, вредная старая карга говорила чистую правду – человек, который любит деньги, их цвет, фактуру, запах, сущность, любит то, что они способны привнеси в его жизнь, любит сам процесс их добывания и приумножения – он не банкир. Он не сухарь. Он не романтик. Он прагматик и делец, и чуть-чуть, в пределах разумного риска, игрок. Вот и все.
Бог мой, никогда не быть ему банкиром! Он слишком азартен для этой юдоли… Ну и что? Может просто поставить перед собой цель взять и  заработать за год миллион долларов? Не украсть, не прикарманить, не смошенничать, а именно заработать? Не слишком ли круто он загибает? А что, если сейчас выгорит фьючер… Если заняться его энергетическими долгами… Если провернуть еще какую-нибудь забавную комбинацию на грани фола… О!
Он неудачно повернулся и задел локтем сидевшего рядом Николая. Тот мгновенно перестал храпеть и открыл глаза.
– Что, на посадку уже пошли?
– Дрыхни, еще полчаса лететь…
– Так что тогда толкаешься?
– Да нечаянно получилось…
– Ну  вот, весь сон сбил… – Николай сладко потянулся и уселся поудобнее. – Эдик, ты никогда не увлекался значением слов великого и могучего русского языка?
– Нет… А что?
– Да так, эрудицию твою хотел проверить…
– Ну проверяй, мне даже интересно.
– Хорошо. Как ты думаешь, что обозначает слово «золотарь»?
– Наверное, что-то с золотом связанное, скажем золотых дел мастер, или там человек, который профессионально наносит на что-нибудь позолоту… Может быть, сусальное золото делает…
– Не-а, парень, не угадал – бах-бах и мимо… Говночист, человек, который отхожие места чистит, ездит на кляче  в телеге со специальной бочкой и длинным шестом, к которому прикреплено поганое ведро…
– Что это тебя в дебри русской словесности потянуло?
– Да так, слово уж больно на первый взгляд красивое… Мы же с тобой за двух золотарей сработали, верно?
– Ах, вот ты о чем! – и Карский добродушно рассмеялся.

*   *   *

Из дневника

«Солнцевские бандиты сегодня, наконец, уехали. А после обеда стали давать деньги. Выдали семь зарплат – с ума сойти можно. Наши мужики-начальники позеленели и Христом богом просили Сергея Сергеевича хоть несколько бригад оставить на понедельник, чтоб народ от счастья не перепился и не устроил с перепоя каких-нибудь аварий.
Твердохлеб почему-то ходит совершенно унылый, словно эти зарплаты выданы за счет его личных сбережений.
А мне позвонил суженный-ряженный, и грубым голосом сообщил, что сегодня ночевать будет у меня. Мне так не понравился его тон, что я чуть его подальше не послала, но вовремя спохватилась.
Кое-как договорились увидеться завтра с утра. Конечно, отказывать ему не хорошо, но мне тоже иногда хочется праздника, хочется вспомнить, что мне всего тридцать лет, что я в общем-то красивая женщина, на которую заглядываются местные мужчины, и которая не хочет себе отказать в некоторых маленьких удовольствиях, что случаются только раз в год.
У нас сегодня наш местный, можно сказать профессиональный праздник – день Нептуна. Сегодня наша турбаза официально открывается для всего предприятия (две недели заезды были ремонтные, урезанные). Праздники эти устраиваются вот уже пять лет подряд, и каждый год Владыку вод играет наш главный инженер, его супругу морскую царицу – я, а народ в свите – черти, русалки, водяные и болотные кикиморы, все время меняется.
В этом году наш заведующий турбазой Иван Иванович и начальники четырех самых больших подразделений  – водопроводного комплекса, водопроводной сети, канализационной сети и гаража, будут сдавать Нептуну потешный экзамен, и если у них не получиться правильно ответить на все вопросы, черти сбросят их прямо в одежде с мостков в воду. Вопросы специально составляются так, чтоб правильно ответить на них было невозможно, поскольку церемония купания начальства для наших работяг единственное зрелище, вызывающее чувство полного оргазма. Разговоры и пересуды о том, кого после какого вопроса –окунули, кто как летел, визжал или ругался, будут идти до следующего лета. Работяги глядя на своих мокрых начальников, проникаются чувством, что они – такие же рабочие люди, а вовсе не боги, и их тоже при случае жизнь может хорошенько обмочить.
После шумного полета начальства в воду начинается веселое
всеобщее купание и традиционная совместная трапеза. 
Наш Сергей Сергеевич – единственный человек, сохраняющий на буйном пиру  полную серьезность. Но этому тоже есть простое объяснение: на праздник Нептуна непременно приезжают приглашенные – большое районное или областное начальство, и Твердохлеб, играющий роль хлебосольного крепкого радушного хозяина, не может быть смешным.
Ладно, пойду готовиться к празднику…»

*   *   *

По случаю предстоящего праздника Иван Иванович еще раз прошел по всей территории турбазы, тщательно инспектируя каждый закоулок. Он удовлетворенно хмыкнул, глядя на политые клумбы, посыпанные песочком дорожки, вымытые крылечки гостевых домиков. Проверил место для оркестра, клуб, раздевалки, кухню, столовую… Осмотрел места стоянки лодок и катамаранов – свита Нептуна должна была пожаловать с соседнего острова, доморощенные артисты вот-вот могли покинуть клубные раздевалки и занять местную флотилию.
Особенно внимательно он осматривал мостки и принесенные на них стулья и скамейки – вроде бы все нормально, сцена для
будущего действа готова…
Каждое открытие сезона превращалось для него в своеобразную экзаменационную сессию, а праздник Нептуна по эмоциональной напряженности был сродни защите диплома. Здесь нужно было учесть все до мелочей – до ковровой дорожки перед креслами высоких приглашенных гостей, сорта минеральной воды к столу, наличия одноразовых стаканчиков и открывалок, качество скатертей на столовских столах и свежесть оконных занавесок…  Главное, что погода не подкачала – день солнечный и погожий, настроение у людей прекрасное – столько денег получили, ну а остальное, как говориться, бог не выдаст, свинья не съест… Он  увидел, как из клуба вышла пестрая процессия и направилась к лодкам. Отметил, что в этом году у Нептуна борода не зеленая, а голубая, и подлиннее прошлогодней, новый трезубец в руках – местные кузнецы постарались, а у морской царицы чудесные бирюзовые волосы до пят, накидка из рыбацкой сети и  прехорошенькая корона, должно быть из чешской бижутерии.
На перемазанных сажей лицах чертей забавно выделялись белки глаз, у главного черта рога были натуральные коровьи, остальные чертенята обошлись бумажными подделками. Прочая нечисть тоже была чудо как хороша, он улыбнулся артистам и зашагал к воротам – встречать гостей.

*   *   *    

– Ты знаешь, Крошка Ру, это совершенно нечестно: полная квартира народу, а как с собакой гулять, так кроме меня некому!  Впрочем, тебе моих страданий не понять, для тебя главное на воздух выползти…. Мороженое что ли себе купить, хоть чем-то себя порадовать… Пошли, перейдем улицу…
Увы! В жизни  Маргариты Дмитриевны, как и в жизни любого собачника, случались моменты, когда интересы четвероногого питомца совершенно не совпадали с пожеланиями его хозяев. Вот и теперь, у нее дома недочитанным остался прелюбопытный детектив, через пять минут по телевизору должна была начаться «Смехопанорама», а Крошке Ру было жизненно необходимо пройтись по улице. И увы, как всегда в таких случаях, хозяйскими интересами пришлось пренебречь.
Она выбрала себе пачку эскимо с орехами, расплатилась с  продавщицей и задумалась, в какую сторону лучше прогуляться – вернуться на аллею или пройтись к небольшому скверику, что затерялся в глубинке улицы между двумя рядами частных домишек.
Крошка Ру бесцеремонно рвался с поводка – ему не терпелось размять косточки.
«Нет, никуда не хочу идти, вернусь-ка я на аллейку, спущу с поводка побегать собаку, а сама, как старенькая прабабушка, посижу на скамейку и пожую мороженное… Тихо, мирно, и очень молчаливо.»
Выполнить свой план Маргарите Дмитриевне удалось почти  полностью, разве что за исключением последнего пункта:  совершенно счастливый Крошка Ру, спущенный с поводка, кругами носился между тополиных стволов, она сама в гордом одиночестве оккупировала скамеечку и успешно приступила к уничтожениюмороженного, как на аллейке появилась высокая женщина леттридцати, в легком летнем костюме нежно-салатового цвета скрошечной белой сумочкой в руках.
Эту женщину Маргарита Дмитриевна знала: она работала операционисткой в банке и как раз обслуживала Ритин счет.
- Ой, Маргарита Дмитриевна, здравствуйте! Как хорошо, что я вас увидела! А то прямо хоть домой звони!
- Здравствуй, Наташа… А что случилось-то?
- Да вам на расчетный счет уже два дня как деньги пришли, а подтверждения все еще нет!
– Подожди-подожди, какие деньги?
– Ну такие, семьдесят миллионов…
– Сколько?!
– Семьдесят… Давайте в банк пройдем, у меня обеденный перерыв через пятнадцать минут кончается, и вы сами выписку возьмете…
 «Получилось. Значит, у них все получилось… Но все равно какая-то несусветная сумма…»
Не перестаю на вас, аудиторов удивляться, вот коммерсанты всегда точно знают, от кого у них деньги и сколько, а у вас и у  оценщиков постоянно какие-то непонятные деньги возникают…
- Что же тут непонятного – у коммерсантов товар, сколько отдал, за то и заплатили, а у нас сфера услуг: то клиенту очень надо, то ему совсем не надо, то он согласен, то не согласен, то он думает, то он раздумал, то передумал, а то вдруг ему загорелось…
-  Так вы зайдете?
 -  Обязательно!..

*   *   *

Он приехал на этот остров, как всегда один. Загнал катер поближе к берегу, почти на песок, а сам подошел к любимому обрывчику. В это раннее воскресное утро от воды еще тянуло ночной прохладой.  На востоке только начали бледной несмелой полоской розоветь облака, предвещая появление небесного светила.
В три приема он вынул из катера вещи – пару спиннингов, кормушку для рыб, садок, сачок, еще какие-то снасти, сверток с пледом, сумку с термосом и едой…
Два спиннинга примостились  на врытых в песок тополиных рогатинах, чуткие колокольчики в тревожном ожидании замерли на лесках.
Он достал было складной стульчик, но передумал, взял плед и брезгливо отметил на песке следы мелких собачьих лап, снова заглянул в сумку, вынул пухлую газету, предусмотрительно расстелил ее на песке, и лишь потом разложил плед. С наслаждением растянулся на ворсистой поверхности, прикрыл глаза и вслепую вынул из кармана куртки толстую общую тетрадь. Потянулся и нехотя открыл глаза. Оскаленные зубы большой хищной кошки, смотревшей на него с обложки, его не испугали, он только усмехнулся «Эх, киска, хоть ты и пантера, но что твои зубы супротив «Калашникова»!», и открыл тетрадь.
Он читал не отрываясь, запоем, не обращая внимания на мелкое подергивание натянутой лески и мелодичное позванивание колокольчиков. Но вот дочитал последнюю исписанную страницу и закрыл тетрадь.
Черной пантеры больше нет. Умерла. Хребет сломала его черная пантера, ударилась в воде об топляк – мертвый, плывущий подводой кусок бревна. Судьба такая у его черной пантеры. Ярко пожить, ярко погулять, и рано навсегда в бездну сгинуть. Как там она его называла? Надо же, суженный-ряженный… Интересно, есть ли еще дневники? Надо будет сегодня же заехать на квартиру и все там тщательно обыскать, зайти в гараж… У него есть все нужные ключи. Слава богу, не догадались его орлы  квартиру опечатать… Вот черт, кто мог подумать, что она будет такое доверять бумаге! Дурочка… Дурочка, которую завтра похоронят… И кончаться все шубы, бриллианты, духи, дезодоранты… Господи, как же судьба распорядилась! Как…Интересно, читал этот гладкий мальчик, начальник группы дневник? Конечно же читал, читал, замирая от любопытства…
Интересно, успел он себе ксерокопии снять или нет? И что теперь с этим мальчиком делать? Зачем ему подчиненный, который заглянул в замочную скважину? 
Он собрал спиннинги, подумал немного и прошел вглубь острова, к месту пепелища, туда, где обычно отдыхающие и рыболовы жгли костры. За несколько минут он собрал хворост, сложил шалашик и стал вкладывать внутрь шалаша в специально оставленный сбоку проем тщательно скомканные листы, вырванные по одному из тетради. Когда у него в руках остались только глянцевые корочки картонной обложки,   он щелкнул зажигалкой и языки пламени радостно обняли исписанные мелким почерком листы. Чуть погодя костер разошелся по-настоящему, и он бросил ненасытному пламени обложку. Пантера огрызнулась, поморщившись, как живая, и исчезла в безжалостном огнище. Противно завоняло жженой пластмассой – то проволока, что скрепляла переплет, нещадно чадила, ежась на красных углях в адских муках.
…И долго еще он сидел над угольями, покрывающимися налетами невесомо-серебристой, словно дымка утренней паутины, золы,  взирая на умирающее пламя неподвижным страшным взглядом. Ему совсем не нужен был этот огонь для себя – он не собирался кипятить воду, варить уху или жарить шашлыки, он всего лишь хотел скормить оранжевому дьяволу неизвестно зачем и для чего исписанную глупой женщиной тетрадь. Дьявол принял его жертвоприношение и теперь корчился в голодной агонии…  Ну что ж, пора сократить его мучения. Он вернулся к катеру, нашел ведро и подошел к Волге, чтоб зачерпнуть воду. Необыкновенно красивая в страшном переливчатом сиянии всех цветов радуги волна окатила его ноги. Он наклонился, опустил руки, ощущая пальцами еле уловимую масляную поверхность, обернулся к катеру – нет, это не следы его мотора, и напряженно посмотрел вдаль, пытаясь определить масштабы бедствия. Радужное сияние показалось ему бесконечным, до горизонта.
 «Нефтехим!» Дюкеры! Только не паникуй, все по порядку…»
Все верно, по порядку: залить костер, собрать и погрузить в катер вещи, и поехать… Туда, в город, к зданию, где по его единому слову поднимут служебную машину и служебный катер…
Он еще раз с тоскливой, неясной надеждой посмотрел на воду А может, он все-таки ошибся, и ничего особенного не произошло? И тут до него донесся вой тревожной сирены – противный, раздражающий, убивающий все несмелые сомнения в нелепости и нереальности страшных радужных пятен – то был вой сирены на водоканальской туристической базе. Твердохлеб спешно собирал нужных ему специалистов.
«Ну вот и все. Доигрались…»